Глава 3 пьяная ночь краткое содержание.  Некрасов Н.А

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПРОЛОГ

На столбовой дороге в Пустопорожней волости встречаются семь мужиков: Роман, Демьян, Лука, Пров, старик Пахом, братья Иван и Митродор Губины. Родом они из соседних деревень: Неурожайки, Заплатова, Дырявина, Разутова, Знобишина, Горелова и Неелова. Мужики спорят о том, кому на Руси хорошо, вольготно живется. Роман считает, что помещику, Демьян - чиновнику, а Лука - попу. Старик Пахом утверждает, что лучше всего живет министр, братья Губины - купец, а Пров думает, что царь.

Начинает темнеть. Мужики понимают, что, увлекшись спором, прошли тридцать верст и теперь возвращаться домой поздно. Они решают заночевать в лесу, разводят на полянке костер и снова начинают спорить, а затем даже драться. От их шума разбегается все лесное зверье, а из гнезда пеночки выпадает птенчик, которого подбирает Пахом. Пеночка-мать подлетает к костру и просит человеческим голосом отпустить ее птенца. За это она исполнит любое желание крестьян.

Мужики решают пойти дальше и выяснить, кто из них прав. Пеночка рассказывает, где можно найти скатерть-самобранку, которая будет их кормить и поить в дороге. Мужики находят скатерть-самобранку и усаживаются пировать. Они договариваются не возвращаться домой, пока не выяснят, кому лучше всех живется на Руси.

Глава I. Поп

Вскоре путешественники встречают попа и рассказывают священнику, что ищут «кому живется весело, вольготно на Руси». Они просят служителя церкви честно ответить: доволен ли он своей судьбой?

Поп отвечает, что свой крест несет со смирением. Если мужики считают, что счастливая жизнь - это покой, почет и богатство, то ничего подобного у него нет. Люди не выбирают время своей смерти. Вот и зовут попа к умирающему хоть под проливным дождем, хоть в лютый мороз. Да и сердце иной раз не выдерживает вдовьих и сиротских слез.

Ни о каком почете и речи нет. О попах сочиняют всякие байки, смеются над ними и считают встречу со священником плохой приметой. И богатство у попов теперь не то. Прежде, когда знатные люди жили в своих родовых поместьях, доходы у священников были неплохие. Помещики делали богатые подарки, крестились и венчались в приходской церкви. Здесь их отпевали и хоронили. Таковы были традиции. А сейчас дворяне живут в столицах да «заграницах», там и все церковные обряды справляют. А с бедных крестьян много денег не возьмешь.

Мужики уважительно раскланиваются с попом и отправляются дальше.

ГЛАВА II. Сельская ярмарка

Путники проходят несколько пустых деревень и спрашивают: куда все люди подевались? Оказывается, что в соседнем селе ярмарка. Мужики решают идти туда. На ярмарке гуляет много нарядных людей, торгуют всем: от плугов и лошадей до платков и книжек. Товара много, но еще больше питейных заведений.

Возле лавки плачет старик Вавила. Он пропил все деньги, а обещал внучке козловые ботиночки. К деду подходит Павлуша Веретенников и покупает обувку для девочки. Обрадованный старик хватает ботиночки и спешит домой. Веретенников известен в округе. Он любит петь и слушать русские песни.

ГЛАВА III. Пьяная ночь

После ярмарки по дороге встречаются пьяные. Кто бредет, кто ползет, а кто и вовсе в канаве валяется. Повсюду слышны стоны и бесконечные пьяные разговоры. У дорожного столба с крестьянами беседует Веретенников. Он слушает и записывает песни, пословицы, а затем начинает укорять крестьян, что те много пьют.

В спор с Веретенниковым вступает хорошо подвыпивший мужик по имени Яким. Он говорит, что у простого народа накопилось много обид на помещиков и чиновников. Если бы не пили, то быть большой беде, а так весь гнев растворяется в водке. Нет мужикам меры во хмелю, а есть ли мера в горе, в тяжелом труде?

Веретенников соглашается с такими рассуждениями и даже выпивает вместе с крестьянами. Тут путники слышат красивую молодецкую песню и решают поискать в толпе счастливцев.

ГЛАВА IV. Счастливые

Ходят мужики и покрикивают: «Выходи счастливые! Мы водочки нальем!» Столпился народ. Стали путники расспрашивать о том, кто и как счастлив. Одним наливают, над другими только посмеиваются. Но вывод из рассказов такой: мужицкое счастье в том, что ел иногда досыта, а Бог защитил в трудную минуту.

Мужикам советуют найти Ермилу Гирина, которого вся округа знает. Один раз хитрый купец Алтынников решил отобрать у него мельницу. Сговорился с судейскими, да и заявил, что надобно Ермиле немедленно выплатить тысячу рублей. У Гирина не было таких денег, но он пошел на торжище и попросил честной народ скинуться. Мужики откликнулись на просьбу, и выкупил Ермила мельницу, а потом все деньги народу вернул. Семь лет он был бурмистром. За то время ни одной копеечки себе не присвоил. Только выгородил один раз своего младшего брата из рекрутов, так потом перед всем народом каялся и с должности ушел.

Странники соглашаются искать Гирина, но местный поп говорит, что Ермил сидит в остроге. Тут на дороге появляется тройка, а в ней барин.

ГЛАВА V. Помещик

Мужики останавливают тройку, в которой едет помещик Гаврила Афанасьевич Оболт-Оболдуев, расспрашивают, как тому живется. Помещик со слезами начинает вспоминать былое. Прежде ему принадлежала вся округа, он держал целый полк прислуги и давал праздники с танцами, театральными представлениями и охотой. Теперь же «порвалась цепь великая». У помещиков есть земля, но нет крестьян, которые бы ее обрабатывали.

Гаврила Афанасьевич не привык трудиться. Не дворянское это дело - хозяйством заниматься. Он умеет только гулять, охотиться, да из казны воровать. Теперь его родовое гнездо продано за долги, все разворовывается, а мужики днем и ночью пьют. Оболт-Оболдуев заливается слезами, и путники ему сочувствуют. После этой встречи они понимают, что нужно искать счастье не среди богачей, а в «Непоротой губернии, Непотрошеной волости...».

КРЕСТЬЯНКА

ПРОЛОГ

Странники решают поискать счастливых людей среди женщин. В одном селе им советуют найти Матрену Тимофеевну Корчагину по прозвищу «губернаторша». Вскоре мужики находят эту красивую осанистую женщину лет тридцати семи. Но Корчагина не хочет разговаривать: страда, нужно срочно убирать хлеб. Тогда путники предлагают свою помощь в поле в обмен на рассказ о счастье. Матрена соглашается.

Глава I. До замужества

Детство Корчагиной проходит в непьющей дружной семь, в обстановке любви родителей и брата. Веселая и проворная Матрена много работает, но и погулять любит. Сватается к ней чужак - печник Филипп. Играют свадьбу. Теперь Корчагина понимает: только и была счастлива она в детстве и девичестве.

Глава II. Песни

Привозит Филипп молодую жену в свою большую семью. Нелегко там Матрене. Свекровь, свекор и золовки житья ей не дают, постоянно попрекают. Все происходит в точности, как в песнях поется. Корчагина терпит. Потом рождается ее первенец Демушка - как солнышко в окошке.

Господский управляющий пристает к молодой женщине. Матрена, как может, его избегает. Управляющий угрожает, что отдаст Филиппа в солдаты. Тогда женщина идет за советом к деду Савелию, отцу свекра, которому исполнилось сто лет.

Глава III. Савелий, богатырь святорусский

Савелий похож на огромного медведя. Он долгое время отбывал каторгу за убийство. Хитрый немец-управляющий высасывал из крепостных все соки. Когда он велел копать четырем голодным крестьянам колодец, те столкнули управляющего в яму и засыпали землей. Среди этих убийц был и Савелий.

ГЛАВА IV. Демушка

Советы старика не пригодились. Управляющий, который не давал Матрене проходу, внезапно умер. Но тут случилась другая беда. Молодая мать была вынуждена оставлять Демушку под присмотром деда. Однажды тот заснул, а ребенка заели свиньи.

Приезжают доктор и судейские, делают вскрытие, допрашивают Матрену. Ее обвиняют в намеренном убийстве ребенка, в сговоре со стариком. У бедной женщины от горя едва не мутится рассудок. А Савелий уходит в монастырь замаливать свой грех.

ГЛАВА V. Волчица

Через четыре года дед возвращается, и Матрена его прощает. Когда старшему сыну Корчагиной Федотушке исполняется восемь лет, мальчика отдают в подпаски. Однажды волчице удается украсть овцу. Федот гонится за ней и вырывает уже мертвую добычу. Волчица страшно худая, она оставляет за собой кровавый след: посекла сосцы о траву. Хищница обреченно смотрит на Федота и воет. Мальчику становится жаль волчицу и ее детенышей. Он оставляет голодному зверю тушу овцы. За это сельчане хотят высечь ребенка, но Матрена принимает наказание за сына.

ГЛАВА VI. Трудный год

Наступает голодный год, в который Матрена беременна. Вдруг приходит известие, что ее мужа забирают в солдаты. Старший сын из их семьи уже служит, поэтому второго забирать не должны, но помещику плевать на законы. Матрена приходит в ужас, перед ней возникают картины нищеты и бесправия, ведь ее единственного кормильца и защитника не будет рядом.

ГЛАВА VII. Губернаторша

Женщина идет пешком в город и к утру прибывает к губернаторскому дому. Она просит у швейцара устроить ей свидание с губернатором. За два целковых швейцар соглашается и впускает Матрену в дом. В это время из покоев выходит губернаторша. Матрена падает ей в ноги и проваливается в беспамятство.

Когда Корчагина приходит в себя, то видит, что родила мальчика. Добрая бездетная губернаторша возится с ней и с ребенком, пока Матрена не выздоравливает. Вместе с мужем, которого освободили от службы, крестьянка возвращается домой. С той поры она не устает молиться за здравие губернаторши.

Глава VIII. Бабья притча

Матрена завершает свой рассказ обращением к странникам: не ищите счастливых людей среди женщин. Ключи от счастья женского Господь уронил в море, их проглотила рыба. С тех пор ищут те ключи, да никак не найдут.

ПОСЛЕДЫШ

Глава I

I

Путники приходят на берег Волги к деревне Вахлаки. Там раскинуты прекрасные луга и в разгаре сенокос. Вдруг звучит музыка, к берегу пристают лодки. Это прибыл старый князь Утятин. Он осматривает покос и ругается, а крестьяне кланяются и просят прощения. Дивятся мужики: все как при крепостном праве. За разъяснениями они обращаются к местному бурмистру Власу.

II

Влас дает пояснения. Князь страшно рассердился, когда узнал, что крестьянам дали волю, и хватил его удар. После этого стал Утятин чудить. Не хочет верить, что нет теперь у него над крестьянами власти. Даже сыновей пообещал проклясть и лишить наследства, если те будут говорить такую глупость. Вот и попросили наследники крестьян, чтобы они при барине делали вид, будто все по-старому. А за это им лучшие луга пожалуют.

III

Князь садится завтракать, на что собираются поглазеть крестьяне. Один из них, самый большой лодырь и пьяница, давно вызвался разыгрывать перед князем бурмистра вместо непокорного Власа. Так и стелется перед Утятиным, а народ еле смех сдерживает. Один, правда, не справляется с собой и хохочет. Князь синеет от гнева, велит пороть бунтовщика. Выручает одна бойкая крестьянка, которая говорит барину, что засмеялся ее сын-дурачок.

Князь всех прощает и отплывает на лодке. Вскоре крестьяне узнают, что Утятин умер по дороге домой.

ПИР - НА ВЕСЬ МИР

Посвящается Сергею Петровичу Боткину

Вступление

Крестьяне радуются смерти князя. Они гуляют и поют песни, а бывший слуга барона Синегузина Викентий рассказывает удивительную историю.

Про холопа примерного - Якова Верного

Жил один очень жестокий и жадный помещик Поливанов, был у него верный холоп Яков. Много терпел мужик от барина. Но отнялись у Поливанова ноги, и верный Яков стал для инвалида незаменимым человеком. Барин не нарадуется холопом, зовет его родным братом.

Задумал как-то любимый племянник Якова жениться, просит у барина в жены девушку, которую Поливанов для себя присмотрел. Барин за такую дерзость отдает соперника в солдаты, а Яков с горя уходит в запой. Поливанову без помощника плохо, но холоп через две недели возвращается к работе. Опять барин доволен слугой.

Но новая беда уже на гряде. По дороге к сестре барина Яков неожиданно сворачивает в овраг, выпрягает лошадей, а сам вешается на вожжах. Всю ночь барин отгоняет палкой ворон от бедного тела слуги.

После этого рассказа мужики заспорили о том, кто более грешен на Руси: помещики, крестьяне или разбойники? И богомолец Ионушка рассказывает такую историю.

О двух великих грешниках

Промышляла как-то разбойничья шайка во главе с атаманом Кудеяром. Много безвинных душ сгубил разбойник, а пришло время - стал каяться. И к Гробу Господнему ходил, и в монастыре схиму принял - все не отпускают грехи, мучает совесть. Поселился Кудеяр в лесу под столетним дубом, где приснился ему святой угодник, который указал путь к спасению. Будет прощен душегуб, когда тем ножом, что людей убивал, срежет этот дуб.

Стал Кудеяр ножом дуб в три обхвата пилить. Дело идет медленно, ведь грешник уже в солидном возрасте и слабый. Однажды к дубу подъезжает помещик Глуховский и начинает насмехаеться над стариком. Он сколько хочет холопов бьет, пытает и вешает, а спит спокойно. Тут Кудеяр впадает в страшный гнев и убивает помещика. Сразу же падает дуб, и все грехи разбойнику тотчас прощаются.

После этой повести крестьянин Игнатий Прохоров начинает спорить и доказывать, что самый тяжкий грех - крестьянский. Вот его рассказ.

Крестьянской грех

За военные заслуги получает адмирал от государыни восемь тысяч душ крепостных. Перед смертью он зовет старосту Глеба и вручает ему ларец, а в нем - вольная для всех крестьян. После смерти адмирала наследник начал донимать Глеба: денег ему дает, вольную, только бы получить заветный ларец. И дрогнул Глеб, согласился отдать важные документы. Так наследник сжег все бумаги, а восемь тысяч душ остались в крепости. Крестьяне, выслушав Игнатия, соглашаются, что этот грех - самый тяжкий.

В это время на дороге появляется воз. На нем едет в город за пенсией отставной солдат. Он печалится, что нужно добраться аж до Петербурга, а «железка» очень дорогая. Крестьяне предлагают служивому спеть и сыграть на ложках. Солдат поет о своей тяжелой доле, о том, как несправедливо ему начислили пенсию. Он почти не может ходить, а его раны посчитали «незначительными». Крестьяне сбрасываются по копеечке и собирают солдату рублик.

ЭПИЛОГ

Гриша Добросклонов

У местного дьячка Добросклонова есть сын Гриша, который учится в семинарии. Парень наделен прекрасными качествами: умный, добрый, трудолюбивый и честный. Он сочиняет песни и собирается поступать в университет, мечтает улучшить жизнь народа.

Возвращаясь с крестьянского гуляния, Григорий сочиняет новую песню: «Рать подымается — неисчислимая! Сила в ней скажется несокрушимая!» Он обязательно выучит односельчан ее петь.

В прологе рассказывается о тех событиях, что происходят в самой поэме. Т.е. о том, как семеро крестьян из деревень Заплатово, Неурожайко, Дырявино, Знобишино, Разутово, Неелово, Горелово завели спор на тему «Кому живется вес ело, вольготно на Руси?». Этот острый социальный вопрос Николай Алексеевич неспроста отдает на рассмотрение неграмотному и невежественному классу, коими и считались крестьяне в конце XIX века, это весьма смелый шаг - вверить поиски справедливости, а по-человечески - счастья, простым мужикам. Ведь каждый из них судит по-своему «кому более вольготно» помещик, чиновник, поп, купец, вельможный боярин, министр государев или царь. В произведение поэт включил такие сказочные условности, как вещая птица, скатерть-самобранка. И мужики, бросив свои дела, отправляются в нелегкий путь поиска справедливости да счастья.

Глава I Поп.

На пути крестьянам встречаются разные странники: мастеровые, нищие, такой же, как и они крестьянин-лапотник, ямщики, да солдаты. Но вопросов о счастье мужики им не задают: « Солдаты шилом бреются, Солдаты дымом греются, Какое счастье тут? ». Ближе к вечеру мужики встретили попа. Из его жалобных речей выясняется, что «разорились помещики», намекая на отмену крепостного права Александром II Освободителем в 1861 году. Идеал счастья попа - это «покой, богатство, честь». Но в настоящей жизни этого у него не стало, в связи с обнищанием помещиков да крестьян и богатому сытому образу жизни попа наступил конец.

Глава II Сельская ярмарка.

В этой главе мужики отправляются в торговое село Кузьминское, чтобы там расспросить о счастье народ. Они слышат разное: кто-то что-то покупает, продает, а кто-то и вовсе прогуляв все сбережения не может купить подарки родным. Русский люд умеет отдыхать, а потому гуляет с размахом, будто последний день живет. Наглядевшись вдоволь, мужики отправляются в путь.

Глава III. Пьяная ночь.

На ярмарке мужики познакомились с новым в поэме персонажем - Павлушей Веретенниковым. Он-то и вещает нашим «героям» об ужасной черте русского человека - пьянстве. Яким Нагой, в свою очередь, контраргументирует высказыванием, что горе приходится заливать вином. Поэт вообще создал Якима Нагого как воплощение пахаря- труженника, который способен к размышлениям.

Глава IV. Счастливые.

В этой главе образ героя Ермилы Гирина окрашивается новыми красками. Главный акцент делается на сцену с купцом Алтынниковым, по поводу покупки мельницы. Для «победы» над купцом, Гирину как можно быстрее необходима 1000 рублей. Ермила принимает решение о том, чтобы просить помощи у народа ссудить ему эту сумму. И в базарный день на торговой площади осуществляет задуманное. Крестьяне, проникшись положением Гирина, «дают, кто чем богат». Эта история как ра з- таки и соотнесена с поисками счастья человека. Путники внимательно выслушав историю, захотели с ним встретиться, но этому не суждено было сбыться, т.к. Ермила сидит в остроге. А в народе о нем идет добрая слава защитников крестьянских интересов.

Глава V. Помещик.

Пятая глава поэмы посвящена рассказу помещика Оболт-Оболдуева о своей жизни. Ключевыми словами описания прошлой жизни являются: «дышала грудь помещичья свободно и легко»: «Кого хочу - помилую, Кого хочу-казню. Закон - мое желание! Кулак - моя полиция! ». Сейчас же все изменилось, крестьяне отдают предпочтение воровству, как более простому и легкому делу, чем работе. В процессе рассказа, помещик понимает, насколько никчемна его жизнь: « ...Чему учился я? Что видел я вокруг? Коптил я небо Божие, Носил ливрею царскую, Сорил казну народную И думал век так жить». Глава оканчивается слезами помещиками и его ощущением себя глубоко несчастным человеком.

ЧАСТЬ II . ПОСЛЕДЫШ

Посвящена истории князя Утятина. Он до сих пор не может поверить, что реформа по освобождению крестьян навсегда лишила его помещичьих привилегий. Княжеские сыны просят крестьянский народ хотя бы внешне сохранить прежние формы отношения «помещик-крестьянин». В тексте это отображается словами: «Помалкивайте, кланяйте сь, да не перечьте хворому, мы вас вознаградим». Крестьяне вроде бы выражают согласие: «шутили мы, дурачились... » . В конце второй части становятся явным факт слабого самосознания крестьян.

ЧАСТЬ III. КРЕСТЬЯНКА.

Третья часть поэмы автор составил из пролога и восьми глав. Повествование происходит от лица Матрены Тимофеевны, которую все вокруг считают счастливицей, хотя самой Матрене так не кажется. Она рассказывает мужикам о своей жизни. В ее исповедь включены истории святорусского богатыря Савелия, которую он рассказывает самостоятельно. Жизнь Матрены Тимофеевны наполнена трагизмом. Ее история начинается в далеком прошлом, в то время, когда об отмене крепостного права смели только мечтать. Узнавая те ситуации, в которых оказывалась Матрена Тимофеевна, трудно поверить в ту дикость людскую, через которую пришлось ей пройти. Первенца Матрена оставила на деда Савелия. Тот не уследил за малышом и дитё съели свиньи.

Полиция, игнорируя ее горе, не посчитав это оправданием, обвинила в сговоре с каторжником. Лекарь на глазах Матрены производит вскрытие маленького тела, горе матери не знает границ, и все время она проводит на могиле сына. Дед Савелий, чувствуя свою вину, уходит в леса, а затем на покаяние в «Песочный монастырь». На этом ее беды не закончились: вскоре, она хоронит и своих родителей. Рожает Матрена ежегодно. Родители мужа - свекор со свекровью - не любят ее и пытаются сжить со свету. Мужа внеочередно забрали в рекруты на 25 лет. Матрена работает одна за всех. Не выдержав натиска, она просит помощи у губернаторши. В ожидании, она теряет сознание, а придя в себя, узнает, что родила сына.

Губернаторша делает максимально возможное для Матрены. Мужа возвращают домой. В итоге своей исповеди, Матрена говорит мужикам: «Не дело между бабами счастливую искать!». Старушка, в том же селении, дала очень точную характеристику женской доли: «Ключи от счастья женского, От нашей вольной волюшки Заброшены, потеряны У Бога самого! »

IV ЧАСТЬ. ПИР НА ВЕСЬ МИР

Некрасов включил в свою заключительную часть поэмы вступление и пять глав. По сюжету, четвертая часть продолжает вторую: смерть князя Утятина повлекла за собой празднование крестьянского люда, обсуждение вопросов о лугах, что обещали сыновьям князя. В тексте это отражено словами: «В день смерти князя старого Крестьяне не предвидели, Что не луга наемные, А тяжбу наживут». «Наши» мужики из семи деревень присутствуют на пиру в качестве гостей: слушают песни, рассказы о Кудеяре, о Якове, о старосте Глебе. Но всему рано или поздно приходит конец и «Уснув, остались под ивой наши странники» . Песни Гриши Добросклонова отражают мысли о народе самого Николая Алексеевича Некрасова. Состоит из вступления и пяти глав.

Сюжетно четвертая часть продолжает вторую часть: умер князь Утятин, и крестьяне устроили пир на весь мир, обсуждая вопрос о лугах, обещанных сыновьями князя («В день смерти князя старого //Крестьяне не предвидели, // Что не луга наемные, //А тяжбу наживут»). Странники присутствуют как гости: они слушают песни, рассказы о Якове, о Кудеяре, о старосте Глебе. Но вот великий пир кончился. «Уснув, остались под ивой наши странники». А автор тем временем рассказывает о Грише Добросклонове. Гриша Добросклонов поет песни, в которых отражаются думы о народе самого Некрасова: «Ты и убогая, Ты и обильная, Ты и могучая, Ты и бессильная, Матушка Русь! ..» заключают произведение строки, которые выражают общий глубинный смысл всей поэмы: «Быть бы нашим странникам под родною крышею, если б знать могли они, что творилось с Гришею » . Этими строчками автор отвечает на вопрос, коим озаглавил свое произведение. Хорошо на Руси живется интеллигенту-демократу Грише Добросклонову. Который являет собой революционера-демократа, который готов бороться за народное счастье. Чувство, побудившее Некрасова написать поэму, не что иное, как чувство настоящей искренней любви к русскому народу. Этим фактом и обуславливается незаконченность поэмы.

Федор Михайлович Достоевский в своих очерках отзывался о Некрасове: «...Любовь к народу была у Некрасова как бы исходом его собственной скорби по себе самом. В служении сердцем своим и талантом своим народу он находил свое очищение перед самим собой. Народ был настоящею внутреннею потребностью его не для одних стихов. В любви к нему о н находил свое оправдание. Чувствами своими к народу он возвышал дух свой. < .. > Он преклонялся перед правдою народною.. .» .Эти слова выражают потребность Некрасова в любви народа, которая и послужила источником вдохновения для его поэзии.

Краткий пересказ "Кому на Руси жить хорошо" в сокращении подготовил Олег Ников для читательского дневника.

Краткое содержание

В каком году — рассчитывай,

В какой земле — угадывай,

На столбовой дороженьке

С оголись семь мужиков:

Семь временнообязанных,

Подтянутой губернии,

Уезда Терпигорева,

Пустопорожней волости,

Из смежных деревень:

Заплатова, Дырявина,

Разутова, Знобишина,

Горелова, Неелова —

Неурожайка тож,

Сошлися — и заспорили:

Кому живется весело,

Вольготно на Руси?

По мнению Романа, — помещику, Демьян уверен, что чиновнику, Лука сказал, что попу. Братья Губины, Иван и Митродор, настаивают на том, что лучше всего живется «купчине толстопузому». «Старик Пахом потужился и молвил, в землю глядючи: вельможному боярину, министру государеву». А Пров убежден, что такая жизнь у царя.

Каждый из них вышел из дому по своим делам, и пора бы вернуться обратно, но затеяли они спор. Наступает вечер, а мужики не перестают спорить. Дурандиха спрашивает, куда они идут на ночь глядя. Пахом замечает, что они от дома «верст тридцать отошли». «Под лесом при дороженьке» разложили костер, выпили, закусили и, продолжая спор «кому жить весело, вольготно на Руси?», подрались. Проснулся от шума лес: выскочил заяц, галчата «подняли противный, резкий писк», у пеночки из гнезда упал «с испугу птенчик крохотный», пеночка ищет его, старая кукушка «проснулась и надумала кому-то куковать», прилетают семь филинов, «приспел» ворон, к костру пришла корова с колокольчиком и мычит, над крестьянами летает сова, лисица «подкралась к мужикам». Никто не может понять, о чем так шумят мужики. У костра Пахом находит птенчика пеночки. Он сетует, что им бы крылышки, они бы облетели «все царство»; Пров замечает, что был бы хлеб, они бы ногами обошли «Русь-матушку»; остальные добавили, что к хлебу хорошо бы водочки, огурчиков, «холодного кваску». Птичка пеночка просит, чтобы мужики освободили птенчика. За это она обещает рассказать, как они смогут найти «скатерть само- бранную», которая «чинить, стирать, просушивать» им будет. Мужики отпускают птенчика. Пеночка предупреждает их:

«Смотрите, чур, одно!

Съестного сколько вынесет

Утроба — то и спрашивай,

А водки можно требовать

В день ровно по ведру.

Коли вы больше спросите,

И раз и два — исполнится

По вашему желанию,

А в третий быть беде!»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Странники видят старые и новые деревни.

Не любо и на старые,

Больней того на новые

Деревни им глядеть.

Ой, избы, избы новые!

Нарядны вы, да строит вас

Не лишняя копеечка,

А кровная беда!..

По дороге мужикам встречаются крестьяне, «мастеровые, нищие, солдаты, ямщики». Жизнь их убогая. Вечером странники встречают попа. Лука успокаивает его: «Мы не грабители».

(Лука — мужик присадистый

С широкой бородищею,

Упрям, речист и глуп.

Лука похож на мельницу:

Одним не птица мельница,

Что, как ни машет крыльями,

Небось не полетит.)

Мужики интересуются: «Сладка ли жизнь поповская?» Поп отвечает:

«В чем счастие, по-вашему?

Покой, богатство, честь…»

Покоя у него нет, так как поповскому сынку грамота достается трудно, а священство поповича и того дороже. Он должен идти к умирающему в любое время суток, в любую погоду, в любую глушь, видеть слезы родственников и слушать предсмертные стоны и хрипы умирающего. Далее поп рассказывает, «каков попу почет». Люди называют попов «породой жеребячьею», боятся встречи с ними, слагают про них «сказки балагурные и песни непристойные и всякую хулу». От людских языков страдают «мать-попадья степенная» и «попова дочь безвинная».

Тем временем небо устилают тучи, «быть сильному дождю».

Поп предлагает крестьянам выслушать, «откудова богачество поповское идет». В былые времена жили помещики, которые «плодилися и множились» и попам «давали жить». Все семейные праздники не обходились без священнослужителей. Теперь «перевелись помещики», а с бедноты взять нечего.

Деревни наши бедные,

А в них крестьяне хворые

Да женщины печальницы,

Кормилицы, поилицы,

Рабыни, богомолицы

И труженицы вечные,

Господь, прибавь им сил!

Напутствуешь усопшего…

..А тут к тебе С

таруха, мать покойника,

Глянь, тянется с костлявою,

Мозолистой рукой.

Душа переворотится,

Как звякнут в этой рученьке

Два медных пятака!..

Поп уезжает, а мужики набросились на Луку с упреками:

Ну, вот тебе хваленое,

Поповское житье!

Сельская ярмонка

Странники сетуют на «мокрую, холодную весну». Запасы кончаются, скотине в поле есть нечего. «Лишь на Николу вешнего» скот вдоволь наелся травы. Проходя деревню, странники замечают, что в ней нет никого. Странники интересуются у мужика, который купает коня в реке, где народ из деревни, и слышат, что все «на ярмонке» в селе Кузьминское. На ярмарке народ торгуется, пьет, гуляет. В Кузьминском есть две церкви, «одна старообрядская, другая православная», училище — дом, «забитый наглухо», изба «с изображеньем фельдшера, пускающего кровь», гостиница, лавки. Странники приходят на площадь, где идет торговля. Кого тут только нет! «Хмельно, горласто, празднично, пестро, красно кругом!» Странники любуются товарами. Видят мужика, который пропил деньги и плачет, так как обещал внучке привезти гостинцы. Собравшийся народ жалеет его, но никто ему не помогает: если дать денег, «так сам ни с чем останешься». Павлуша Веретенников, которого звали «барином», купил для внучки мужика ботиночки. Тот даже не поблагодарил его. Крестьяне «так рады, словно каждого он подарил рублем!»

Среди прочего на ярмарке имеется лавочка, торгующая второсортным чтивом, а также портретиками генералов. Автор задается вопросом, наступит ли то время, когда крестьяне поймут, «что розь портрет портретику, что книга книге розь», когда народ «Белинского и Гоголя с базара понесет».

Вот вам бы их портретики

Повесить в ваших горенках,

В балагане идет представление: «комедия не мудрая, однако и не глупая, хожалому, квартальному не в бровь, а прямо в глаз!» Речь Петрушки, героя комедии, прерывает «слово меткое» из народа. После представления некоторые из зрителей братаются с актерами, подносят им хмельного, выпивают с ними, дают денег. К вечеру странники покидают «бурливое село».

Пьяная ночь

После ярмарки все расходятся по домам, «народ идет и падает». Трезвые странники видят, как пьяный мужик закапывает свою поддевку, говоря при этом, что хоронит матушку. Два крестьянина выясняют отношения, вцелившись друг другу в бороды. С руганью бабы в канаве пытаются определить, у кого дома хуже. Веретенников замечает, что крестьяне «умны», но «пьют до одурения». На что мужик, которого зовут Яким, возражает, что крестьяне заняты работой, лишь изредка позволяя «бедной крестьянской душе» повеселиться, что «на семью пьющую непьющая семья», что, когда кончается работа, «гляди, стоят три дольщика: Бог, царь и господин!»

Вино валит крестьянина,

А горе не валит его?

Работа не валит?

Мужик справляется с любой бедой; когда он трудится, то не думает, что надорвется.

У каждого крестьянина

Душа что туча черная —

Гневна, грозна, — и надо бы

Громам греметь оттудова,

Кровавым лить дождям,

А все вином кончается.

Веретенников узнает от мужиков историю пахаря Якима Нагого, который «до смерти работает, до полусмерти пьет». Находясь в Питере, он вздумал тягаться с купцом и «угодил в тюрьму», а затем вернулся домой. Он накупил сыну картиночек и, развесив их по стенам, «сам не меньше мальчика любил на них смотреть». За жизнь Яким насобирал «целковых тридцать пять». Но в деревне случился пожар. Яким стал спасать картинки, а деньги сплавились в комок, и скупщики предлагали за него одиннадцать рублей. Спасенные и новые картинки Яким повесил на стенах в новой избе.

Вгляделся барин в пахаря:

Грудь впалая; как вдавленный

Живот; у глаз, у рта

Излучины, как трещины

На высохшей земле;

И сам на землю-матушку

Похож он: шея бурая,

Как пласт, сохой отрезанный.

Кирпичное лицо,

Рука — кора древесная,

А волосы — песок.

По мнению Якима, раз народ пьет — значит, силу чувствует.

Дорогой мужики поют песню, под которую расплакалась «молодушка одна», признавшаяся, что муж у нее ревнивый: напьется и храпит на возу, сторожит ее. Хочет спрыгнуть с воза, но ей это не удается: муж «привстал — и бабу за косу». Мужики грустят о своих женах, а потом разворачивают «скатерть самобранную». Подкрепившись, Роман остается у ведра с водкой, а остальные отправляются «в толпу — искать счастливого».

Счастливые

Раздобыв при помощи скатерти-самобранки ведро водки, странники в праздничную толпу бросают клич, есть ли среди присутствующих те, кто считают себя счастливыми. Тому, кто признается, обещают водки.

Тощий уволенный дьячок спешит поведать о своем счастье, которое заключается в «благодушестве» и вере в Царствие Небесное. Водки ему не дают.

Появляется старуха и хвастается, что у нее на огороде богатый урожай: «реп до тысячи». Но над ней лишь посмеялись.

Приходит «солдат с медалями». Он счастлив тем, что был в двадцати сражениях, а остался жив, был бит палками, но выжил, голодал, но не умер. Странники дают ему водки.

«Каменотес олончанин» повествует о своем счастье: в день наколачивает щебенки «на пять серебром», что свидетельствует о большой силе, которой он обладает.

«Мужик с одышкою, расслабленный, худой» рассказывает о том, что тоже был каменщиком и тоже хвастался своей силой, «Бог и наказал». Подрядчик нахваливал его, а он-то сдуру радовался, за четверых работал. После тоге как каменщик поднял ношу «в четырнадцать пудов» на второй этаж, он зачах и больше работать не смог. Отправился на родину умирать. Дорогой в вагоне разразилась эпидемия, люди умирали, и трупы их выгружали на станциях. Каменщик в бреду видел, что режет петухов, думал, что умрет, но добрался домой. По его мнению, в этом и есть счастье.

Дворовый человек рассказывает: «У князя Переметьева я был любимый раб», его жена была «раба любимая», его дочка училась французскому и другим языкам вместе с барышней и сидела в присутствии госпожи. Он получил «болезнь благородную, какая только водится у первых лиц в империи», — подагру, которую можно получить, если тридцать лет пить разные спиртные напитки. Сам он лизал тарелки, допивал из рюмок напитки. Мужики прогоняют его.

Подходит «крестьянин-белорус» и говорит, что его счастье в хлебушке, что он «с мякиною, с кострикою ячменный хлеб жевал», от которого «схватит животы». Теперь он ест хлеба «досыта у Губонина».

Мужик со свороченной скулой рассказывает, что он с товарищами промышлял охотой на медведей. Медведи заломали троих товарищей, а ему удалось остаться живым. Ему дали водки.

Для нищих счастье в больших подаяниях.

Эй, счастие мужицкое!

Дырявое с заплатами,

Горбатое с мозолями,

Проваливай домой!

Крестьянин Федосей советует мужикам расспросить Ермилу Гирина. «Сиротскую держал Ермило мельницу на Унже». Мельницу по суду решают продать. Ермило торгуется с купцом Алтынниковым («купец его копейкою, а тот его рублем!») и выигрывает торг. Подьячие потребовали внести сразу третью часть стоимости мельницы — около тысячи рублей. Столько денег у Гирина не оказалось, а их нужно было внести в течение часа. На торговой площади он рассказал людям обо всем и попросил одолжить ему денег, пообещав, что в следующую пятницу все вернет. Набралось больше, чем нужно было. Таким образом мельница стала его. Деньги он, как и обещал, вернул всем, кто к нему подходил. Никто не спросил лишнего. У него остался один рубль, который он, не найдя владельца, отдал слепцам. Странникам интересно, почему люди поверили Ермиле, и слышат в ответ, что правдою он добился доверия. Ер- мило служил писарем в вотчине князя Юрлова. Отличался справедливостью, был внимателен к каждому. За пять лет о нем многие узнали. Его выгнали. Новый писарь был хапугой и прохвостом. Когда старый князь умер, приехал молодой князь и велел крестьянам избрать бурмистра. Выбрали Ермилу, который все решал по справедливости.

В семь лет мирской копеечки

Под ноготь не зажал,

В семь лет не тронул правого,

Не попустил виновному,

Душой не покривил…

«Попик седенький» прервал рассказчика, и тому пришлось вспомнить случай, когда Ермило из рекрутчины меньшого брата Митрия «повыгородил», отправив вместо него сына крестьянки Ненилы Власьевны, а после каялся перед народом и просил, чтобы его судили. А перед крестьянкой упал на колени. Сына Ненилы Власьевны вернули, Митрия забрали в рекруты, а на самого Ермилу наложили штраф. После этого Ермило «от должности уволился», взял в аренду мельницу, где «порядок строгий вел».

«Седоволосый поп» говорит, что Ермило сейчас в остроге. Поднялся бунт в имении «помещика Обрубкова, Испуганной губернии, уезда Недыханьева, деревня Столбняки», для подавления которого понадобились правительственные войска. Чтобы обойтись без кровопролития, решили обратиться к Ермиле, полагая, что народ его послушает. В этот момент рассказчика прерывают вопли пьяного лакея, обладателя «благородной болезни», которого уличили в воровстве, а потому секут. Странники пытаются узнать о Ермиле, но мужик, который начал рассказывать о бунте, уход я, обещает, что расскажет в другой раз.

Странники встречают помещика.

Какой-то барин кругленький,

Усатенький, пузатенький,

С сигарочкой во рту.

Помещик, Оболт-Оболдуев, едет в коляске.

Помещик был румяненький,

Осанистый, присадистый,

Шестидесяти лет;

Усы седые, длинные,

Ухватки молодецкие,

Венгерка с бранденбурами,

Широкие штаны.

Он принимает странников за грабителей, выхватывает пистолет. Узнав, с какой целью они путешествуют, от души смеется.

Скажи ж ты нам по-божески,

Сладка ли жизнь помещичья?

Ты как — вольготно, счастливо,

Помещичек, живешь?

Покинув коляску, Оболт-Оболдуев приказывает лакею подать подушку, ковер и рюмку хересу. Он усаживается и рассказывает историю своего рода. Самый древний предок его по отцу «волками и лисицами… тешил государыню», а на именины государыни его медведь «ободрал». Странники говорят, что «с медведями немало их шатается прохвостов и теперь». Помещик: «Молчать!» Самый древний предок его по матери — князь Щепин, который вместе с Васькой Гусевым «пытался поджечь Москву, казну пограбить думали, да их казнили смертию». Помещик вспоминает былые времена, когда жили «как у Христа за пазухой», «знали… почет», природа «покорствовала». Он рассказывает о роскошных пирах, богатых застольях, собственных актерах. С особым чувством говорит об охоте. Сетует, что кончилась его власть:

Кого хочу — помилую,

Кого хочу — казню.

Закон — мое желание!

Кулак — моя полиция!

Помещик прерывает свою речь, зовет слугу, замечая при этом, что «нельзя же и без строгости», но что он «карал — любя». Он уверяет странников, что был добрым и что по праздникам в его дом для молитвы допускались крестьяне. Гаврило Афанасьевич, услышав «похоронный звон», замечает, что «звонят не по крестьянину! По жизни по помещичьей звонят!» Теперь помещичьи дома разбирают на кирпичи, сады рубят на дрова, крестьяне воруют лес, а вместо усадеб «распложаются питейные дома».

Поят народ распущенный,

Зовут на службы земские,

Сажают, учат грамоте, —

Нужна ему она!

Помещик говорит, что он «не крестьянин-лапотник», а «Божиею милостью российский дворянин».

Сословья благородные

У нас труду не учатся.

У нас чиновник плохонький,

И тот полов не выметет,

Не станет печь топить…

Он жалуется странникам, что его призывают трудиться, а он, прожив в деревне сорок лет, не может отличить ячменного колоса от ржаного.

Выслушав помещика, крестьяне сочувствуют ему.

КРЕСТЬЯНКА

(Из третьей части)

Странники решают, что должны они спрашивать

о счастье не только мужиков, но и баб. Они отправляются в село Клин, где живет Корчагина Матрена Тимофеевна, которую все прозвали «губернаторшей».

«Ой, поле многохлебное!

Теперь и не подумаешь,

Как много люди божии

Побились над тобой,

Покамест ты оделося

Тяжелым, ровным колосом

И стало перед пахарем,

Как войско пред царем!

Не столько росы теплые,

Как пот с лица крестьянского

Увлажили тебя!..»

Странники не радуются, глядя на поля пшеницы, которая кормит «по выбору», им нравится смотреть на рожь, которая «кормит всех». В селе Клин жизнь убогая. Странники доходят до господского дома, и лакей объясняет, что «помещик за границею, а управитель при смерти». По усадьбе слоняются «голодные дворовые», которых барин покинул «на произвол судьбы». Местные мужики ловят в реке рыбу, жалуясь при этом, что прежде рыбы было значительно больше. Беременная женщина ждет, когда те наловят хотя бы «пяточек» на уху.

Дворовые и крестьяне тащат кто что может. Один из дворовых злится на странников, которые отказываются купить у него заграничные книги.

Странники слышат, как красивым басом поет песню «цевец Ново-Архангельской». В песне были «нерусские слова», «а горе в них такое же, как в русской песне, слышалось, без берегу, без дна». Идет стадо коров, а также «толпа жнецов и жниц». Встречают Матрену Тимофеевну, женщину «лет тридцати осьми», и рассказывают, почему они ее разыскали. Но женщина говорит, что ей нужно жать рожь. Странники обещают ей помочь. Они достают «скатерть самобранную». «Высоко месяц стал», когда Матрена стала «странникам всю душу открывать».

До замужества

Родилась она в хорошей и непьющей семье.

За батюшкой, за матушкой

Как у Христа за пазухой,

Жила я…

Жила весело, хотя работы было много. Спустя некоторое время «выискался суженый»:

На горе — чужанин!

Филипп Корчагин — питерщик,

По мастерству печник.

Отец пообещал выдать дочку замуж. Корчагин уговаривает Матрену выйти за него, обещает, что не будет обижать ее. Та соглашается.

Матрена поет песню о девушке, оказавшейся в доме мужа, где живет злая родня. Странники поют хором.

Матрена живет в доме свекрови и свекра. Семья у них «большущая, сварливая», в которой «любить-голу- бить некому, а есть кому журить!» Филипп отправился на заработки, а ей советовал ни во что не вмешиваться и терпеть.

Как велено, так сделано:

Ходила с гневом на сердце,

А лишнего не молвила

Словечка никому.

Зимой пришел Филиппушка,

Привез платочек шелковый

Да прокатил на саночках

В Екатеринин день,

И горя словно не было!..

Между молодыми всегда были «лады». Странники интересуются^ у Матрены Тимофеевны, бил ли ее муж. Та им отвечает, что лишь однажды, когда муж попросил дать своей приехавшей сестре башмаки, а она замешкалась.

На Благовещенье муж Матрены Тимофеевны ушел на заработки, а на Казанскую она родила сына, Демушку.

Ей «стал крепко докучать» управляющий Абрам Гордеич Ситников, и пришлось ей обратиться за советом к дедушке.

Из всей семейки мужниной

Один Савелий, дедушка,

Родитель свекра – батюшки,

Жалел меня…

Матрена Тимофеевна интересуется у странников, хотят ли они услышать историю жизни Савелия. Те отвечают согласием.

Савелий, богатырь святорусский

Дед Савелий «на медведя смахивал», около двадцати лет не стригся, имел бороду, говорили, что ему было сто лет. Жил он «в особой горнице», куда не пускал никого из семейства своего сына, который называл его «клейменым, каторжным». На это он отвечал: «Клейменый, да не раб».

Матрена поинтересовалась у Савелия, за что его так родной сын называет. В годы его молодости крестьяне были тоже крепостными. Деревня их находилась в глухих местах. «Не правили мы барщины, оброков не платили мы, а так, когда рассудится, в три года раз пошлем». Помещик Шалашников пробовал пробраться к ним звериными тропами, «да лыжи повернул». После этого он приказывает крестьянам явиться к нему, но они не идут. Дважды приезжает полиция и уезжает с данью, а когда приехала в третий раз, то уехала ни с чем. Тогда крестьянке отправились к Шалашникову в губернский город, где тот стоял с полком. Когда помещик узнал, что оброку нет, то велел крестьян пороть. Пороли так сильно, что крестьянам пришлось «онучи распороть», где были спрятаны деньги, и поднести полшапки «лобанчиков». После этого помещик даже выпил с крестьянами. Те пошли домой, а дорогой два старика радуются, что несут в подкладке зашитые сторублевые бумажки.

Отменно драл Шалашников,

А не ахти великие

Доходы получил.

Вскоре Шалашникова убили под Варной. Его наследник прислал к ним немца, Христиана Христианыча Фогеля, сумевшего войти в доверие к крестьянам. Он им сказал, что если не могут платить, то пусть работают. Крестьяне, как их просит немец, окапывают канавками болото, вырубают деревья в намеченных местах. Получилась просека, дорога.

И тут настала каторга

Корежскому крестьянину —

/ До нитки разорил!

А драл… как сам Шалашников!

Да тот был прост: накинется

Со всей воинской силою,

Подумаешь: убьет!

А деньги сунь, отвалится,

Ни дать ни взять раздувшийся

В собачьем ухе клещ.

У немца хватка — мертвая:

Пока не пустит по миру,

Не отойдя, сосет!

В течение восемнадцати лет крестьяне терпели. Построили фабрику. Немец велел крестьянам рыть колодец. Среди них был и Савелий. Когда крестьяне, проработав до полудня, решили отдохнуть, пришел Фогель и начал их «по-своему, не торопясь, пилить». Тогда спихнули его в яму. Савелий крикнул: «Наддай!» После этого немца живьем закопали. Так Савелий попал на каторгу, бежал, его поймали.

Лет двадцать строгой каторги.

Лет двадцать поселения.

Я денег прикопил,

По манифесту царскому

Попал опять на родину,

Пристроил эту горенку…

Свекровь недовольна, что из-за сына Матрена мало работает, и требует, чтобы она оставила его у дедушки. Матрена жнет вместе со всеми рожь. Появляется дед и просит прощения за то, что «заснул старик на солнышке, скормил свиньям Демидушку придурковатый дед!» Матрена плачет.

Господь прогневался,

Наслал гостей непрошеных,

Неправедных судей!

Приезжают становой, доктор, полиция, чтобы обвинить Матрену и Савелия в преднамеренном убийстве ребенка. Лекарь делает вскрытие, а Матрена умоляет не делать этого.

Из тонкой из пеленочки

Повыкатили Демушку

И стали тело белое

Терзать и пластовать.

Матрена посылает проклятья. Ее объявляют сумасшедшей. Когда у членов семьи спрашивают, замечали ли они за ней «помешательство», те отвечают, что «не примечали». Савелий замечает, что, когда ее позвали к начальству, она не взяла с собой «ни целковика, ни новины (домотканый холст)».

Увидев дедушку у гроба сына, Матрена гонит его, называя «клейменым, каторжным». Старик говорит, что после острога окаменел он, а Демушка растопил его сердце. Дед Савелий ее утешает, говорит, что ее сын в раю. Матрена восклицает: «Неужли ни Бог, ни царь не вступится?..» Савелий отвечает: «Высоко Бог, далеко царь», а потому им остается терпеть, так как она «крепостная женщина».

После того как Матрена похоронила сына, прошло двадцать лет. Не сразу она «оправилась». Работать она не могла, за что свекор решил «поучить» ее вожжами. Поклонившись ему в ноги, она попросила, чтобы он убил ее. Тогда тот успокоился.

Днями и ночами Матрена плачет на могиле своего Демушки. К зиме Филипп возвращается с заработков. Дед Савелий ушел в леса, где оплакивал смерть мальчика. «А осенью ушел на покаяние в Песочный монастырь». Каждый год у Матрены рождается по ребенку. Ей некогда «ни думать, ни печалиться, дай Бог с работой справиться да лоб перекрестить». Через три года у нее умирают родители. На могиле сына она встречает деда Савелия, пришедшего помолиться за «Дему бедного, за все страдное русское крестьянство». Дед вскоре умирает, а перед смертью говорит:

Мужчинам три дороженьки:

Кабак, острог да каторга,

А бабам на Руси

Три петли: шелку белого,

Вторая — шелку красного,

А третья — шелку черного,

Любую выбирай!

Похоронили его рядом с Демушкой. Было ему на ту пору сто семь лет.

Спустя четыре года в селе появляется странница-богомолка. Она произносит речи о спасении души, по праздникам будит крестьян к заутрени, следит, чтобы по постным дням матери не кормили грудных детей. Те слезами обливаются, когда слышат, как плачут их дети. Матрена не послушалась богомолки. Ее сыну, Федоту, исполнилось восемь лет, когда его отправили стеречь овец. Мальчика обвиняют в том, что он не доглядел овцу. Из слов Федота становится известно, что, когда он сидел на пригорке, появилась огромная отощавшая волчица «щённая: у ней сосцы волочились, кровавым следом». Ей удалось схватить овцу и бежать. Но Федот преследовал ее и вырвал мертвую овцу. Мальчику стало жалко волчицу, и он отдал ей овцу. За это Федота собираются выпороть.

Матрена просит милости у помещика, и тот решает «подпаска малолетнего по младости, по глупости простить… а бабу дерзкую примерно наказать». Матрена приходит к спящему Федотушке, который хотя и «слабенек родился», так как во время беременности она сильно тосковала по Демушке, но был умным мальчиком.

Всю ночь над ним сидела я,

Я пастушка любезного

До солнца подняла,

Сама, обула в лапотки,

Перекрестила; шапочку,

Рожок и кнут дала.

В тихом месте на речке Матрена плачет о своей судьбе, вспоминая своих родителей.

Ночь — слезами обливаюся,

День — как травка пристилаюся…

Я потупленную голову,

Сердце гневное ношу!..

Трудный год

По словам Матрены, волчица явилась неспроста, так как в скором времени в село пришла бесхлебица. Свекровь Матрены Тимофеевны признается соседкам, что во всем виновата ее невестка, которая «рубаху чистую надела в Рождество». Если бы Матрена была одинокой женщиной, то голодные крестьяне убили бы ее кольями. Но «за мужем, за заступником» она «дешево отделалась».

После одной беды пришла другая: рекрутчина. Семья была спокойна, так как в рекрутах был старший брат мужа. Матрена была беременна Лиодорушкой. Свекр идет на сходку и возвращается с известием: «Теперь меньшого дай!»

Теперь уж я не дольщица

Участку деревенскому,

Хоромному строеньицу,

Одежде и скоту.

Теперь одно богачество:

Три озера наплакано

Горючих слез, засеяно

Три полосы бедой!

Матрена не знает, как ей с детьми жить без мужа, которого не по очереди берут в рекруты. Когда все спят, она одевается и выходит из избы.

Губернаторша

По дороге Матрена молится Божьей Матери и спрашивает у нее: «Чем Бога прогневила я?»

Молиться в ночь морозную

Под звездным небом Божиим

Люблю я с той поры.

С трудом беременная Матрена Тимофеевна добирается до города к губернатору. Она дает швейцару «целковенькой», но тот не пропускает ее, а отсылает, чтобы она пришла через два часа. Матрена видит, как у поваренка вырвался из рук селезень и тот бросился за ним.

А он как закричит!

Такой был крик, что за душу

Хватил — чуть не упала я,

Так под ножом кричат!

Когда селезня поймали, Матрена, убегая, думает: «Утихнет серый селезень под поварским ножом!» Она снова появляется перед губернаторским домом, где швейцар берет с нее еще «целковенькой», а потом в своей «каморочке» поит ее чаем. Матрена бросается в ноги к губернаторше. Ей становится плохо. Придя в себя, она узнает, что родила сына. Губернаторша, Елена Александровна, не имевшая детей, выслушала роженицу, позаботилась о ребенке, сама его крестила и имя ему выбирала, а затем послала в село нарочного, чтобы во всем разобрались. Мужа спасли. Хвалебная песня губернаторше.

Бабья притча

Странники пьют за здоровье губернаторши. С той поры Матрену «прозвали губернаторшей». У нее пять сыновей. «Крестьянские порядки нескончаемы — уж взяли одного!» «…Дважды погорели мы… Бог сибирской язвою нас трижды посетил».

Не горы с места сдвинулись,

Упали на головушку,

Не Бог стрелой громовою

Во гневе грудь пронзил,

По мне — тиха, невидима —

Прошла гроза душевная,

Покажешь ли ее?

По матери поруганной,

Как по змее растоптанной,

Кровь первенца прошла,

По мне обиды смертные

Прошли неотплаченные,

И плеть по мне прошла!

Матрена Тимофеевна говорит, что бесполезно странникам «между бабами счастливую искать».

Матрена Тимофеевна вспоминает слова святой богомол ицы:

Ключи от счастья женского,

От нашей вольной волюшки Заброшены, потеряны У Бога самого!

Ключи те постоянно ищут «отцы-пустынножители, и жены непорочные, и книжники-начетчики».

Да вряд они и сыщутся…

ПОСЛЕДЫШ

(Из второй части)

По пути странники видят сенокос. Странники пришли на Волгу, где на лугах стоят стоги с сеном и разместились крестьянские семьи. Они соскучились по работе.

Берут у семи баб косы и косят. С реки доносится музыка. Мужик, которого зовут Влас, сообщает, что в лодке помещик. Причаливают три лодки, в которых сидят старый помещик, приживалки, челядь, три барчонка, две барыни, два усатых барина.

Старый помещик придирается к одной скирде и требует, чтобы сено пересушили. Ему всячески угождают. Помещик со своей свитой отправляется завтракать. Странники расспрашивают Власа, оказавшегося бурмистром, о помещике, недоумевая, что это он так распоряжается в то время, как крепостное право уже отменено. Странники достают «скатерть самобранную», а Влас начинает рассказывать.

Влас говорит, что их помещик, Утятин-князь, «особенный». После ссоры с губернатором его хватил удар — отнялась левая половина тела.

Пропал ни за копеечку!

Известно, не корысть,

А спесь его подрезала,

Соринку он терял.

Пахом вспоминает, что, будучи в остроге по подозрению, видел мужика.

За конокрадство, кажется,

Судился, звали Сидором,

Так из острога барину

Он посылал оброк!

Влас продолжает рассказ. Явились сыновья с женами. Когда барин выздоровел, сыновья сообщили ему, что крепостное право отменено. Тот называет их предателями. Они, боясь остаться без наследства, решают, что будут потакать ему. Сыновья уговаривают крестьян, чтобы те делали вид, что крепостное право не отменено. Один из крестьян, Ипат, заявляет: «Балуйтесь вы! А я князей Утятиных холоп — и весь тут сказ!» С умилением Ипат предается воспоминаниям, как князь запрягал его в телегу, как выкупал в проруби и давал водки, как посадил его на козлы играть на скрипке, как он упал и его переехали сани, а князь уехал, как князь вернулся за ним и он был ему благодарен. Сыновья за молчание готовы дать хорошие «посулы». Все соглашаются разыгрывать комедию.

Поехали к посреднику:

Смеется! «Дело доброе,

Да и луга хорошие,

Дурачьтесь, Бог простит!

Нет на Руси, вы знаете,

Помалчивать да кланяться

Запрета никому!»

Влас не желал быть бурмистром: «Да быть шутом гороховым, признаться, не хотелося». Им вызвался быть Клим Лавин, «и пьяница, и на руку нечист. Работать не работает», говорит, что «с работы как ни мучайся, не будешь ты богат, а будешь ты горбат!» Бурмистром оставляют Власа, а старому барину говорят, что им стал Клим, у которого «совесть глиняна». Возвращаются прежние порядки. Глядя, как старый князь распоряжается в своей вотчине, крестьяне смеются над ним.

Клим читает крестьянам приказы; из одного следует, что у вдовы Терентьевой развалился дом и она вынуждена просить подаяния, а потому должна она выйти замуж за Гаврилу Жохова и дом следует поправить. Вдове уже под семьдесят, а Гаврила — шестилетний ребенок. В другом приказе говорится, что пастухам следует «унимать коров», чтобы они не будили барина. Из следующего приказа явствовало, что у сторожа «собака непочтительна», залаяла на барина, а потому сторожа нужно прогнать и назначить Еремку. А он глухонемой от рождения.

Агап Петров отказывается подчиняться старым порядкам. Старый барин застает его за воровством леса, а тот называет помещика шутом гороховым. Крестьянских душ владение Покончено. Последыш ты!

Последыш ты! По милости

Мужицкой нашей глупости

Сегодня ты начальствуешь,

А завтра мы Последышу

Пинка — и кончен бал!

Тут Утятина хватил второй удар. Из нового приказа следовало, что Агапа следует наказать «за дерзость беспримерную». Агапа начинают уговаривать всем миром. Клим пьет с ним сутки и затем приводит на барский двор. Старый князь сидит на крыльце. Перед Агапом на конюшне ставят штоф вина и просят погромче кричать. Мужик кричит так, что помещик над ним сжалился. Пьяного Агапа отнесли домой. Ему не суждено было жить долго, так как вскоре «Клим бессовестный сгубил его, анафема, винищем!»

За столом сидят господа: старый князь, по сторонам две молодые барыни, три мальчика, их нянюшка, «Последыша сыны», угодливая челядь: учительницы, бедные дворянки; лакеи следят, чтобы мухи ему не докучали, отовсюду ему поддакивают. Барский бурмистр на вопрос барина, скоро ли закончен будет сенокос, говорит о «господском сроке». Утятин смеется: «Господский срок — вся жизнь раба!» Бурмистр говорит: «Все ваше, все господское!»

Вам на роду написано

Блюсти крестьянство глупое,

А нам работать, слушаться,

Молиться за господ!

Один мужик смеется. Утятин требует наказания. Бурмистр обращается к странникам, просит кого-нибудь из них признаться, но те лишь кивают друг на друга. Сыновья Последыша говорят, что смеялся «мужик богатый… Питерщик». «Порядки наши чудные ему пока в диковину». Утятин успокаивается лишь после того, как бурмистрова кума просит его, чтобы он простил ее сына, который засмеялся, так как он — мальчишка несмышленый.

Утятин ни в чем себе не отказывает: пьет шампанское без меры, «красивых снох пощипывает»; слышна музыка и пение, девицы пляшут; он осмеивает своих сыновей и их жен, которые у него на глазах танцуют. Под песню «белокурой барыни» Последыш засыпает, и его переносят в ладью. Клим говорит:

Не знай про волю новую,

Умри, как жил, помещиком,

Под песни наши рабские,

Под музыку холопскую —

Да только поскорей!

Дай отдохнуть крестьянину!

Все узнают, что после еды с барином случился новый удар, вследствие чего он умер. Крестьяне радуются, но напрасно, так как «со смертию Последыша пропала ласка барская».

Сыновья помещика «с крестьянами тягаются доднесь». Влас был в Питере, теперь живет в Москве, пытается вступиться за крестьян, но ему не удается.

ПИР — НА ВЕСЬ МИР

(Из второй части)

Посвящается Сергею Петровичу Боткину

Вступление

Клим Яковлич организовал в деревне пир. «Влас – староста» послал своего сына за приходским дьячком Трифоном, с которым пришли и его сыновья-семинаристы — Саввушка и Гриша.

Простые парни, добрые,

Косили, жали, сеяли

И пили водку в праздники

С крестьянством наравне.

Когда скончался князь, крестьяне не подозревали, что им предстоит решать, как им быть с поемными лугами.

И, выпив по стаканчику,

Первей всего заспорили:

Как им с лугами быть?

Решают «луга поемные сдать старосте — на подати: все взвешено, рассчитано, как раз — оброк и подати, с залишком».

После этого «галденье непрерывное и песни начались». Спрашивают Власа, согласен ли он с таким решением. Влас «болел за всю вахлачину», он честно нес свою службу, но теперь он думал, как жить «без барщины… без подати… без палки… правда ль, Господи?»

1. Горькое время — горькие песни

— Кушай тюрю, Яша!

Молочка-то нет!

«Где ж коровка наша?»

— Увели, мой свет!

Барин для приплоду Взял ее домой.

Славно жить народу На Руси святой!

«Где же наши куры?» —

Девчонки орут.

— Не орите, дуры!

Съел их земский суд;

Взял еще подводу

Да сулил постой…

Славно жить народу

На Руси святой!

Разломило спину,

А квашня не ждет!

Баба Катерину

Вспомнила — ревет:

В дворне больше году

Дочка… нет родной!

Славно жить народу

На Руси святой!

Чуть из ребятишек,

Глядь — и нет детей:

Царь возьмет мальчишек,

Барин — дочерей!

Одному уроду

Вековать с семьей.

Славно жить народу

На Руси святой!

Барщинная

Беден, нечесан Калинушка,

Нечем ему щеголять,

Только расписана спинушка,

Да за рубахой не знать.

С лаптя до ворота

Шкура вся вспорота,

Пузснет с мякины живот.

Верченый, крученый,

Сеченый, мученый,

Еле Калина бредет.

В ноги кабатчику стукнется,

Горе потопит в вине,

Только в субботу аукнется

С барской конюшни жене~.

Крестьяне вспоминают старые порядки.

День — каторга, а ночь?

-Л молчанку напивалися,

В молчанку целовалися,

В молчанку драка шла.

Один из мужиков рассказывает, что их барышня Гертруда Александровна приказала наказывать того, «кто скажет слово крепкое… а мужику не лаяться — едино, что молчать». Когда крестьяне «отпраздновали волю», то так сильно ругались, что поп обиделся.

Викентий Александрович, по кличке «Выездной», рассказывает про «оказию», которая у них произошла.

Про холопа примерного — Якова верного

Помещик Поливанов, который «деревушку на взятки купил» и отличался жестокостью, выдавая дочь замуж, поссорился с зятем, а потому велел высечь его, а дотом выгнал его с дочерью, ничем не одарив.

В зубы холопа примерного,

Якова верного,

Походя дул каблуком.

Яков был вернее пса, угождал своему барину, и чем тяжелее хозяин его наказывал, тем милее был тот для него. У барина заболели ноги. Он постоянно зовет своего слугу, чтобы тот ему прислуживал.

Племянник Якова решил жениться на девушке Ари- ше и обращается за позволением к барину. Несмотря на то что за племянника просит Яков, тот отдает Гришу в солдаты, так как относительно девушки у него свои намерения. Яков запил и исчез. Помещику не по себе, он привык к своему верному слуге. Спустя две недели Яков появляется. Слуга везет Поливанова к сестре через лес и сворачивает в глухое место, где перекидывает вожжи через сук и вешается, говоря барину, что не будет марать руки убийством. Барин зовет людей на помощь, проводит в Чертовом овраге всю ночь. Его находит охотник. Дома Поливанов причитает: «Грешен я, грешен! Казните меня!»

Мужики решают, кто более грешен — «кабатчики», «помещики» или, как сказал Игнатий Прохоров, «мужики». «Его послушать надо бы», но мужики не дали ему слова сказать. «Еремин, брат купеческий, скупавший у крестьян что ни попало», говорит, что всех грешней «разбойники». Клим Лавин дерется с ним и побеждает. Вдруг в разговор вступает Ионушка.

2. Странники и богомольцы

Ионушка говорит, что странники и богомольцы бывают разные.

народной совести:

Уставилось решение,

Что больше тут злосчастья,

Чем лжи, — им подают.

Случается, что «странница окажется воровкой», «есть мастера великие подлаживаться к барыням».

Иной добра не делает,

И зла за ним не видится,

Иного не поймешь. ^

Ионушка рассказывает историю про юродивого Фо- мушку, который «живет по-божески». Он звал людей спасаться в леса, был арестован и свезен в острог, но с телеги кричал крестьянам: «…били вас палками, розгами, кнутьями, будете биты железными прутьями!» Наутро пришла разбираться воинская команда. Учинила допросы, усмирение, так что слова Фомушки почти оправдались.

После этого Ионушка рассказывает еще одну историю о Божьей посланнице Евфросиньюшке. Она появляется в холерные годы и «хоронит, лечит, возится с больными».

Если в семье оказывается странник, то хозяева следят за ним, «не стибрил бы чего», а женщины долгими зимними вечерами слушают истории, которых много у «убогого и робкого»: как турки монахов афонских в море топили.

Кто видывал, как слушает

Своих захожих странников

Крестьянская семья,

Поймет, что ни работою,

Ни вечною заботою,

Ни игом рабства долгого,

Ни кабакам самим

Еще народу русскому

Пределы не поставлены:

Пред ним широкий путь!

Такая почва добрая —

Душа народа русского…

О сеятель! приди!..

Иона Ляпушкин был богомольцем и странником. Крестьяне спорили, кто первым приютит его, навстречу ему выносили иконы. Иона шел с теми, чья икона ему больше понравится, нередко за самой бедной. Иона рассказывает притчу о двух великих грешниках.

О двух великих грешниках

Быль эта очень древняя. Узнал о ней Иона от отца Питирима в Соловках. Атаманом двенадцати разбойников был Кудеяр. Промышляли они в лесу, грабили, кровь людскую проливали. Кудеяр вывез из-под Киева девицу-красу.

Неожиданно предводителю разбойников стали мерещиться убитые им люди. Он «голову снес полюбовнице и есаула засек», а потом «старцем в одежде монашеской» вернулся в родные края, где неустанно молит Господа отпустить ему грехи. Возникает ангел, который, указывая на огромный дуб, говорит Кудеяру, что грехи ему Господь отпустит, если он тем же ножом, что людей убивал, срежет дерево.

Кудеяр стал исполнять Божье повеление. Мимо проезжает пан Глуховский, он интересуется, чем тот занимается. О самом пане Кудеяр слыхал много страшного, а потому поведал ему о себе.

Пан усмехнулся: «Спасения

Я уж не чаю давно,

В мире я чту только женщину,

Золото, честь и вино.

Жить надо, старче, по-моему:

Сколько холопов гублю,

Мучу, пытаю и вешаю,

А поглядел бы, как сплю!»

Кудеяр набрасывается на Глуховского и в сердце вонзает ему нож. Сразу же после этого дуб падает. Таким образом с отшельника «скатилося… бремя грехов».

3. Старое и новое

Иона уплывает на пароме. Снова крестьяне заводят разговор о грехах. Влас говорит, что «велик дворянский грех». Игнат Прохоров рассказывает о крестьянском грехе.

Крестьянский грех

Государыня пожаловала одному адмиралу за службу, за битву с турками под Очаковом восемь тысяч душ крестьян. Находясь при смерти, адмирал отдает старосте, которого звали Глебом, ларец. В этом ларце находится завещание, по которому все его крестьяне получают вольную.

В имение приехал дальний родственник адмирала, узнал от старосты про завещание, насулил ему «горы золота». А потом завещание сожгли.

Крестьяне соглашаются с Игнатом, что это великий грех. Странники поют песню.

Голодная

Стоит мужик —

Колышется,

Идет мужик —

Не дышится!

С коры его

Распучило,

Тоска-беда

Измучила.

Темней лица

Стеклянного

Не видано

У пьяного.

Идет — пыхтит,

Идет — и спит,

Прибрел туда,

Где рожь шумит.

Как идол стал

На полосу,

«Дозрей, дозрей,

Рожь -матушка!

Я пахарь твой,

Панкратушка!

Ковригу съем

Гора горой,

Ватрушку съем

Со стол большой!

Все съем один,

Управлюсь сам.

Хоть мать, хоть сын

Проси — не дам!»

Сын дьячка Григорий подходит к землякам, которые смотрят невесело. Гриша Добросклонов говорит о свободе крестьян и о том, что «Глеба нового не будет на Руси». Дьячок, отец, «рыдал над Гришею: “Создаст же Бог головушку! Недаром порывается в Москву, в новорситет!”» Влас желает ему золота, серебра, умную и здоровую жену. Тот отвечает, что всего этого ему не надо, так как он хочет другого:

Чтоб землякам моим

И каждому крестьянину

Жилось вольготно-весело

На всей святой Руси!

Когда стало светать, среди нищих крестьяне увидели «избитого человека», на которого набрасываются с криками «бей его!», «Егорка Шутов — бить его!». Четырнадцать деревень его «прогнали, как сквозь строй!»

Едет воз с сеном, на котором сидит солдат Овсянников с племянницей Устиньюшкой. Кормился он райком, да инструмент сломался. Овсянников купил «три желтенькие ложечки», «по времени слова придумал новые,и ложки в ход пошли». Староста просит его спеть. Солдат поет песню.

Солдатская

Тошен свет,

Правды нет,

Жизнь тошна,

Боль сильна.

Пули немецкие,

Пули турецкие,

Пули французские,

Палочки русские!..

Клим сравнивает Овсянникова с колодой, на которой он со времен своей молодости колет дрова, говоря, что «та не столь изранена». Полного пенсиона солдат не получил, так как помощник лекаря признал его раны второразрядными. Овсянникову пришлось снова обратиться с прошением. «Вершками раны смерили и оценили каждую чуть-чуть не в медный грош».

4. Доброе время — добрые песни

Пир закончился к утру. Народ расходится по домам. Качаясь, Савва с Гришею ведут отца домой. Поют песню.

Доля народа,

Счастье его,

Свет и свобода

Прежде всего!

Мы же немного

Просим у Бога:

Честное дело

Делать умело

Силы нам дай!

Жизнь трудовая —

Другу прямая

К сердцу дорога,

Прочь от порога,

Трус и лентяй!

То ли не рай?

Доля народа,

Счастье его,

Свет и свобода

Прежде всего!

Очень бедно жил Трифон. Дети укладывают отца спать. Савва берется за чтение книги. Гриша уходит в поля, в луга. У него худое лицо, потому что в семинарии семинаристы недоедали из-за «хапуги-эконома». Он был любимым сыном у своей ныне покойной матери, Домны, которая «всю жизнь о соли думала». Крестьянки поют песню, которая называется «Соленая». В ней говорится, что мать дает сыну кусок хлеба, а тот просит посыпать его солью. Мать посыпает мукой, но сын «скривил роток». Слезы капают на кусок хлеба.

Хватилась мать —

Сынка спасла.-

Знать, солона

Слеза была!..

Часто Гриша вспоминал эту песню, грустил о матери, любовь к которой слилась в его душе с любовью ко всем крестьянам, за которых он готов умереть.

Средь мира дольного

Для сердца вольного

Есть два пути.

Взвесь силу гордую,

Взвесь волю твердую, —

Каким идти?

Одна просторная

Дорога — торная,

Страстей раба,

По ней громадная,

К соблазну жадная

Идет толпа.

О жизни искренней,

О цели выспренней

Там мысль смешна.

Кипит там вечная

Бесчеловечная

Вражда-война

За блага бренные…

Там души пленные

Полны греха.

На вид блестящая,

Там жизнь мертвящая

К добру глуха.

Другая — тесная

Дорога, честная,

По ней идут

Лишь души сильные,

Любвеобильные,

На бой, на труд.

За обойденного,

За угнетенного —

Стань в их ряды.

Иди к униженным,

Иди к обиженным —

Там нужен ты.

Как ни темна вахлачина,

Как ни забита барщиной

И рабством — и она,

Благословясь, поставила

В Григорье Добросклонове.

Такого посланца.

Ему судьба готовила

Путь славный, имя громкое

Народного заступника,

Чахотку и Сибирь.

В другой своей песне Григорий верит, что, несмотря на то что на долю его страны выпало много страданий, она не погибнет, так как «сбирается с силами русский народ и учится быть гражданином».

Увидев бурлака, который после работы, звеня медью в кармане, идет в кабак, Григорий поет следующую песню:

Ты и убогая,

Ты и обильная,

Ты и могучая,

Ты и бессильная,

Матушка Русь!

В рабстве спасенное

Сердце свободное —

Золото, золото

Сердце народное!

Сила народная,

Сила могучая —

Совесть спокойная,

Правда живучая!

Сила с неправдою

Не уживаются,

Жертва неправдою

Не вызывается, —

Русь не шелохнется,

Русь — как убитая!

А загорелась в ней

Искра сокрытая, —

Встали — небужены,

Вышли — непрошены,

Жита по зернышку

Горы наногиены!

Рать подымается —

Неисчислимая!

Сила в ней скажется

Несокрушимая!

Ты и убогая,

Ты и обильная,

Ты и забитая,

Ты и всесильная,

Матушка Русь!

Своими песнями Гриша горд, так как «пел он воплощение счастия народного!»

«Не все между мужчинами

Отыскивать счастливого,

Пощупаем-ка баб!» -

Решили наши странники

И стали баб опрашивать.

В селе Наготине

Сказали, как отрезали:

«У нас такой не водится,

А есть в селе Клину:

Корова холмогорская,

Не баба! доброумнее

И глаже – бабы нет.

Спросите вы Корчагину

Матрену Тимофеевну,

Она же: губернаторша…»

Подумали – пошли.

Уж налились колосики.

Стоят столбы точеные,

Головки золоченые,

Задумчиво и ласково

Шумят. Пора чудесная!

Нет веселей, наряднее,

Богаче нет поры!

«Ой, поле многохлебное!

Теперь и не подумаешь,

Как много люди Божии

Побились над тобой,

Покамест ты оделося

Тяжелым, ровным колосом

И стало перед пахарем,

Как войско пред царем!

Не столько росы теплые,

Как пот с лица крестьянского

Увлажили тебя!..»

Довольны наши странники,

То рожью, то пшеницею,

То ячменем идут.

Пшеница их не радует:

Ты тем перед крестьянином,

Пшеница, провинилася,

Что кормишь ты по выбору ,

Зато не налюбуются

На рожь, что кормит всех .

Поспел горох! Накинулись,

Как саранча на полосу:

Горох, что девку красную,

Кто ни пройдет – щипнет!

Теперь горох у всякого -

У старого, у малого,

Рассыпался горох

На семьдесят дорог!

Вся овощь огородная

Поспела; дети носятся

Кто с репой, кто с морковкою,

Подсолнечник лущат,

А бабы свеклу дергают,

Такая свекла добрая!

Точь-в-точь сапожки красные,

Лежит на полосе.

Шли долго ли, коротко ли,

Шли близко ли, далеко ли,

Вот наконец и Клин.

Селенье незавидное:

Что ни изба – с подпоркою,

Как нищий с костылем,

А с крыш солома скормлена

Скоту. Стоят, как остовы,

Убогие дома.

Ненастной, поздней осенью

Так смотрят гнезда галочьи,

Когда галчата вылетят

И ветер придорожные

Березы обнажит…

Народ в полях – работает.

Заметив за селением

Усадьбу на пригорочке,

Пошли пока – глядеть.

Огромный дом, широкий двор,

Пруд, ивами обсаженный,

Посереди двора.

Над домом башня высится,

Балконом окруженная,

Над башней шпиль торчит.

В воротах с ними встретился

Лакей, какой-то буркою

Прикрытый: «Вам кого?

Помещик за границею,

А управитель при смерти!..» -

И спину показал.

Крестьяне наши прыснули:

По всей спине дворового

Был нарисован лев.

«Ну, штука!» Долго спорили,

Что за наряд диковинный,

Пока Пахом догадливый

Загадки не решил:

«Холуй хитер: стащит ковер,

В ковре дыру проделает,

В дыру просунет голову

Да и гуляет так!..»

Как прусаки Прусак – рыжий таракан. Крестьяне «вымораживали» тараканов – не топили комнаты несколько дней. слоняются

По нетопленой горнице,

Когда их вымораживать

Надумает мужик.

В усадьбе той слонялися

Голодные дворовые,

Покинутые барином

На произвол судьбы.

Все старые, все хворые

И как в цыганском таборе

Одеты. По пруду

Тащили бредень пятеро.

«Бог на помочь! Как ловится?..»

– Всего один карась!

А было их до пропасти,

Да крепко навалились мы,

Теперь – свищи в кулак!

– Хоть бы пяточек вынули! -

Проговорила бледная

Беременная женщина,

Усердно раздувавшая

Костер на берегу.

«Точеные-то столбики

С балкону, что ли, умница?» -

Спросили мужики.

– С балкону!

«То-то высохли!

А ты не дуй! Сгорят они

Скорее, чем карасиков

Изловят на уху!»

– Жду – не дождусь. Измаялся

На черством хлебе Митенька,

Эх, горе – не житье! -

И тут она погладила

Полунагого мальчика

(Сидел в тазу заржавленном

Курносый мальчуган).

«А что? ему, чай, холодно, -

Сказал сурово Провушка, -

В железном-то тазу?»

И в руки взять ребеночка

Хотел. Дитя заплакало.

А мать кричит: – Не тронь его!

Не видишь? Он катается!

Ну, ну! пошел! Колясочка

Ведь это у него!..

Что шаг, то натыкалися

Крестьяне на диковину:

Особая и странная

Работа всюду шла.

Один дворовый мучился

У двери: ручки медные

Отвинчивал; другой

Нес изразцы какие-то.

«Наковырял, Егорушка?» -

Окликнули с пруда.

В саду ребята яблоню

Качали. – Мало, дяденька!

Теперь они осталися

Уж только наверху,

А было их до пропасти!

«Да что в них проку? зелены!»

– Мы рады и таким!

Бродили долго по́ саду:

«Затей-то! горы, пропасти!

И пруд опять… Чай, лебеди

Гуляли по пруду?..

Беседка… стойте! с надписью!..»

Демьян, крестьянин грамотный,

Читает по складам.

«Эй, врешь!» Хохочут странники…

Опять – и то же самое

Читает им Демьян.

(Насилу догадалися,

Что надпись переправлена:

Затерты две-три литеры.

Из слова благородного

Такая вышла дрянь!)

Заметив любознательность

Крестьян, дворовый седенький

К ним с книгой подошел:

– Купите! – Как ни тужился,

Мудреного заглавия

Не одолел Демьян:

«Садись-ка ты помещиком

Под липой на скамеечку

Да сам ее читай!»

– А тоже грамотеями

Считаетесь! – с досадою

Дворовый прошипел. -

На что вам книги умные?

Вам вывески питейные

Да слово «воспрещается»,

Что на столбах встречается,

«Дорожки так загажены,

Что срам! У девок каменных

Отшибены носы!

Пропали фрукты-ягоды,

Пропали гуси-лебеди

У холуя в зобу!

Что церкви без священника,

Угодам без крестьянина,

То саду без помещика! -

Решили мужики. -

Помещик прочно строился,

Такую даль загадывал,

А вот…» (Смеются шестеро,

Седьмой повесил нос.)

Вдруг с вышины откуда-то

Как грянет песня! Головы

Задрали мужики:

Вкруг башни по балкончику

Похаживал в подряснике

Какой-то человек

И пел… В вечернем воздухе,

Как колокол серебряный,

Гудел громовый бас…

Гудел – и прямо за сердце

Хватал он наших странников:

Не русские слова,

А горе в них такое же,

Как в русской песне, слышалось,

Без берегу, без дна.

Такие звуки плавные.

Рыдающие… «Умница,

Какой мужчина там?» -

Спросил Роман у женщины,

Уже кормившей Митеньку

Горяченькой ухой.

– Певец Ново-Архангельской,

Его из Малороссии

Сманили господа.

Свезти его в Италию

Сулились, да уехали…

А он бы рад-радехонек -

Какая уж Италия? -

Обратно в Конотоп,

Ему здесь делать нечего…

Собаки дом покинули

(Озлилась круто женщина),

Кому здесь дело есть?

Да у него ни спереди,

– Не то еще услышите,

Как до утра пробудете:

Отсюда версты три

Так вот они затеяли

По-своему здороваться

На утренней заре.

На башню как подымется

Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли

Жи-вешь, о-тец И-пат?»

Так стекла затрещат!

А тот ему, оттуда-то:

– Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко!

Жду вод-ку пить! – «И-ду!..»

«Иду»-то это в воздухе

Час целый откликается…

Такие жеребцы!..

Домой скотина гонится,

Дорога запылилася,

Запахло молоком.

Вздохнула мать Митюхина:

– Хоть бы одна коровушка

На барский двор вошла! -

«Чу! песня за деревнею,

Прощай, горю̒шка бедная!

Идем встречать народ».

Легко вздохнули странники:

Им после дворни ноющей

Красива показалася

Здоровая, поющая

Толпа жнецов и жниц, -

Все дело девки красили

(Толпа без красных девушек,

Что рожь без васильков).

«Путь добрый! А которая

Матрена Тимофеевна?»

– Что нужно, молодцы? -

Матрена Тимофеевна

Осанистая женщина,

Широкая и плотная,

Лет тридцати осьми.

Красива; волос с проседью,

Глаза большие, строгие,

Ресницы богатейшие,

Сурова и смугла.

На ней рубаха белая,

Да сарафан коротенький,

Да серп через плечо.

– Что нужно вам, молодчики?

Помалчивали странники,

Покамест бабы прочие

Не поушли вперед,

Потом поклон отвесили:

«Мы люди чужестранные,

У нас забота есть,

Такая ли заботушка,

Что из домов повыжила,

С работой раздружила нас,

Отбила от еды.

Мы мужики степенные,

Из временнообязанных,

Подтянутой губернии,

Уезда Терпигорева,

Пустопорожней волости,

Из смежных деревень:

Несытова, Неелова,

Заплатова, Дырявина,

Горелок, Голодухина -

Неурожайка тож.

Идя путем-дорогою,

Сошлись мы невзначай,

Сошлись мы – и заспорили:

Кому живется счастливо,

Вольготно на Руси?

Роман сказал: помещику,

Демьян сказал: чиновнику,

Лука сказал: попу,

Купчине толстопузому, -

Сказали братья Губины,

Иван и Митродор.

Пахом сказал: светлейшему,

Вельможному боярину,

Министру государеву,

А Пров сказал: царю…

Мужик что бык: втемяшится

В башку какая блажь -

Колом ее оттудова

Не выбьешь! Как ни спорили,

Не согласились мы!

Поспоривши, повздорили,

Повздоривши, подралися.

Подравшися, удумали

Не расходиться врозь,

В домишки не ворочаться,

Не видеться ни с женами,

Ни с малыми ребятами,

Ни с стариками старыми,

Покуда спору нашему

Решенья не найдем,

Покуда не доведаем

Как ни на есть – доподлинно:

Кому жить любо-весело,

Вольготно на Руси?..

Попа уж мы доведали,

Доведали помещика,

Да прямо мы к тебе!

Чем нам искать чиновника,

Купца, министра царского,

Царя (еще допустит ли

Нас, мужичонков, царь?) -

Освободи нас, выручи!

Молва идет всесветная,

Что ты вольготно, счастливо

Живешь… Скажи по-божески

В чем счастие твое?»

Не то чтоб удивилася

Матрена Тимофеевна,

А как-то закручинилась,

Задумалась она…

– Не дело вы затеяли!

Теперь пора рабочая,

Досуг ли толковать?..

«Полцарства мы промеряли,

Никто нам не отказывал!» -

Просили мужики.

– У нас уж колос сыпется,

Рук не хватает, милые…

«А мы на что, кума?

Давай серпы! Все семеро

Как станем завтра – к вечеру

Всю рожь твою сожнем!»

Смекнула Тимофеевна,

Что дело подходящее.

– Согласна, – говорит, -

Такие-то вы бравые,

Нажнете, не заметите,

Снопов по десяти.

«А ты нам душу выложи!»

– Не скрою ничего!

Покуда Тимофеевна

С хозяйством управлялася,

Крестьяне место знатное

Избрали за избой:

Тут рига, конопляники,

Два стога здоровенные,

Богатый огород.

И дуб тут рос – дубов краса.

Под ним присели странники:

«Эй, скатерть самобраная,

Попотчуй мужиков».

И скатерть развернулася,

Откудова ни взялися

Две дюжие руки,

Ведро вина поставили,

Горой наклали хлебушка

И спрятались опять…

Гогочут братья Губины:

Такую редьку схапали

На огороде – страсть!

Уж звезды рассажалися

По небу темно-синему,

Высоко месяц стал.

Когда пришла хозяюшка

И стала нашим странникам

«Всю душу открывать…»

Глава I. До замужества

– Мне счастье в девках выпало:

У нас была хорошая,

Непьющая семья.

За батюшкой, за матушкой,

Как у Христа за пазухой,

Жила я, молодцы.

Отец, поднявшись до́ свету,

Будил дочурку ласкою,

А брат веселой песенкой;

Покамест одевается,

Поет: «Вставай, сестра!

По избам обряжаются,

В часовенках спасаются -

Пора вставать, пора!

Пастух уж со скотиною

Угнался; за малиною

Ушли подружки в бор,

В полях трудятся пахари,

В лесу стучит топор!»

Управится с горшочками,

Все вымоет, все выскребет,

Посадит хлебы в печь -

Идет родная матушка,

Не будит – пуще кутает:

«Спи, милая, касатушка,

Спи, силу запасай!

В чужой семье – недолог сон!

Уложат спать позднехонько!

Придут будить до солнышка,

Лукошко припасут,

На донце бросят корочку:

Сгложи ее – да полное

Лукошко набери!..»

Да не в лесу родилася,

Не пеньям я молилася,

Не много я спала.

В день Симеона батюшка

Сажал меня на бурушку

И вывел из младенчества Обычай.

По пятому годку,

А на седьмом за бурушкой

Сама я в стадо бегала,

Отцу носила завтракать,

Утяточек пасла.

Потом грибы да ягоды,

Потом: «Бери-ка грабельки

Да сено вороши!»

Так к делу приобыкла я…

И добрая работница,

И петь-плясать охотница

Я смолоду была.

День в поле проработаешь,

Грязна домой воротишься,

А банька-то на что?

Спасибо жаркой баенке,

Березовому веничку,

Студеному ключу, -

Опять бела, свежехонька,

За прялицей с подружками

До полночи поешь!

На парней я не вешалась,

Наянов обрывала я,

А тихому шепну:

«Я личиком разгарчива,

А матушка догадлива,

Не тронь! уйди!..» – уйдет…

Да как я их ни бегала,

А выискался суженой,

На горе – чужанин!

Филипп Корчагин – питерщик,

По мастерству печник.

Родительница плакала:

«Как рыбка в море синее

Юркнешь ты! как соловушко

Из гнездышка порхнешь!

Чужая-то сторонушка

Не сахаром посыпана,

Не медом полита!

Там холодно, там голодно.

Там холеную доченьку

Обвеют ветры буйные,

Обграют черны вороны,

Облают псы косматые

И люди засмеют!..»

А батюшка со сватами

Подвыпил. Закручинилась,

Всю ночь я не спала…

Ах! что ты, парень, в девице

Нашел во мне хорошего?

Где высмотрел меня?

О святках ли, как с горок я

С ребятами, с подругами

Каталась, смеючись?

Ошибся ты, отецкий сын!

С игры, с катанья, с беганья,

С морозу разгорелося

У девушки лицо!

На тихой ли беседушке?

Я там была нарядная,

Дородства и пригожества

Понакопила за зиму,

Цвела, как маков цвет!

А ты бы поглядел меня,

Как лен треплю, как снопики

На риге молочу…

В дому ли во родительском?..

Ах! кабы знать! Послала бы

Я в город братца-сокола:

«Мил братец! шелку, гарусу

Купи – семи цветов,

Да гарнитуру синего!»

Я по углам бы вышила

Москву, царя с царицею,

Да Киев, да Царьград,

А посередке – солнышко,

И эту занавесочку

В окошке бы повесила,

Авось ты загляделся бы,

Меня бы промигал!..

Всю ночку я продумала…

«Оставь, – я парню молвила, -

Я в подневолье с волюшки,

Бог видит, не пойду!»

– Такую даль мы ехали!

Иди! – сказал Филиппушка. -

Не стану обижать! -

Тужила, горько плакала,

А дело девка делала:

На суженого искоса

Поглядывала втай.

Пригож-румян, широк-могуч,

Рус волосом, тих говором -

Пал на̒ сердце Филипп!

«Ты стань-ка, добрый молодец,

Против меня прямехонько,

Стань на одной доске!

Гляди мне в очи ясные,

Гляди в лицо румяное,

Подумывай, смекай:

Чтоб жить со мной – не каяться,

А мне с тобой не плакаться…

Я вся тут такова!»

– Небось не буду каяться,

Небось не будешь плакаться! -

Филиппушка сказал.

Пока мы торговалися,

Филиппу я: «Уйди ты прочь!»,

А он: – Иди со мной! -

Известно: – Ненаглядная,

Хорошая… пригожая… -

«Ай!..» – вдруг рванулась я…

– Чего ты? Эка силища! -

Не удержи – не видеть бы

Вовек ему Матренушки,

Да удержал Филипп!

Пока мы торговалися,

Должно быть, так я думаю,

Тогда и было счастьице…

А больше вряд когда!

Я помню, ночка звездная,

Такая же хорошая,

Как и теперь, была…

Вздохнула Тимофеевна,

Ко стогу приклонилася,

Пропела про себя:

«Ты скажи, за что,

Молодой купец,

Полюбил меня,

Дочь крестьянскую?

Я не в серебре,

Я не в золоте,

Жемчугами я

Не увешана!»

– Чисто серебро -

Чистота твоя,

Красно золото -

Красота твоя,

Бел-крупен жемчуг -

Из очей твоих

Слезы катятся…

Велел родимый батюшка,

Благословила матушка,

Поставили родители

К дубовому столу,

С краями чары налили:

«Бери поднос, гостей-чужан

С поклоном обноси!»

Впервой я поклонилася -

Вздрогну̒ли ноги резвые;

Второй я поклонилася -

Поблекло бело личико;

Я в третий поклонилася,

И волюшка Во время последней вечеринки, или порученья, с невесты снимали волю, т.е. ленту, которую носят девицы до замужества. скатилася

С девичьей головы…

«Так, значит, свадьба? Следует, -

Сказал один из Губиных, -

Поздравить молодых».

«Давай! Начни с хозяюшки».

«Пьешь водку, Тимофеевна?»

– Старухе – да не пить?..

Глава II. Песни

У суда стоять -

Ломит ноженьки,

Под венцом стоять -

Голова болит,

Голова болит,

Вспоминается

Песня старая,

Песня грозная.

На широкий двор

Гости въехали,

Молоду жену

Муж домой привез,

А роденька-то

Как набросится!

Деверек ее -

Расточихою,

А золовушка -

Щеголихою,

Свекор-батюшка -

Тот медведицей,

А свекровушка -

Людоедицей,

Кто неряхою,

Кто непряхою…

Все, что в песенке

Той певалося,

Все со мной теперь

То и сталося!

Чай, певали вы?

Чай, вы знаете?..

«Начинай, кума!

Нам подхватывать…»

Клонит голову на подушечку,

Свекор-батюшка по сеничкам похаживает,

Сердитый по новым погуливает.

Странники ( хором )

Снохе спать не дает:

Спится мне, младенькой, дремлется,

Клонит голову на подушечку,

Свекровь-матушка по сеничкам

похаживает,

Сердитая по новым погуливает.

Странники ( хором )

Стучит, гремит, стучит, гремит,

Снохе спать не дает:

Встань, встань, встань, ты – сонливая!

Встань, встань, встань, ты – дремливая!

Сонливая, дремливая, неурядливая!

– Семья была большущая,

Сварливая… попала я

С девичьей холи в ад!

В работу муж отправился,

Молчать, терпеть советовал:

Не плюй на раскаленное

Железо – зашипит!

Осталась я с золовками,

Со свекром, со свекровушкой,

Любить-голубить некому,

А есть кому журить!

На старшую золовушку,

На Марфу богомольную,

Работай, как раба;

За свекором приглядывай,

Сплошаешь – у кабатчика

Пропажу выкупай.

И встань и сядь с приметою,

Не то свекровь обидится;

А где их все-то знать?

Приметы есть хорошие,

А есть и бедокурные.

Случилось так: свекровь

Надула в уши свекору,

Что рожь добрее родится

Из краденых семян.

Поехал ночью Тихоныч,

Поймали, – полумертвого

Подкинули в сарай…

Как велено, так сделано:

Ходила с гневом на сердце,

А лишнего не молвила

Словечка никому.

Зимой пришел Филиппушка,

Привез платочек шелковый

Да прокатил на саночках

В Екатеринин день Первое катание на санках. ,

И горя словно не было!

Запела, как певала я

В родительском дому.

Мы были однолеточки,

Не трогай нас – нам весело,

Всегда у нас лады.

То правда, что и мужа-то

Такого, как Филиппушка,

Со свечкой поискать…

«Уж будто не колачивал?»

Замялась Тимофеевна:

Промолвила она.

«За что?» – спросили странники.

– Уж будто вы не знаете,

Как ссоры деревенские

Выходят? К муженьку

Сестра гостить приехала,

У ней коты Коты – женская теплая обувь. разбилися.

«Дай башмаки Оленушке,

Жена!» – сказал Филипп.

А я не вдруг ответила.

Корчагу подымала я,

Такая тяга: вымолвить

Я слова не могла.

Филипп Ильич прогневался,

Пождал, пока поставила

Корчагу на шесток,

Да хлоп меня в висок!

«Ну, благо ты приехала,

И так походишь!» – молвила

Другая, незамужняя

Филиппова сестра.

Филипп подбавил женушке.

«Давненько не видались мы,

А знать бы – так не ехать бы!» -

Сказала тут свекровь.

Еще подбавил Филюшка…

И всё тут! Не годилось бы

Не скрою ничего!

«Ну, женщины! с такими-то

Змеями подколодными

И мертвый плеть возьмет!»

Хозяйка не ответила.

Крестьяне, ради случаю,

По новой чарке выпили

И хором песню грянули

Про шелковую плеточку.

Про мужнину родню.

Мой постылый муж

Подымается:

За шелкову плеть

Принимается.

Плетка свистнула,

Кровь пробрызнула…

Ах! лели! лели!

Кровь пробрызнула…

Свекру-батюшке

Поклонилася:

Свекор-батюшка,

Отними меня

От лиха мужа,

Змея лютого!

Свекор-батюшка

Велит больше бить,

Велит кровь пролить…

Плетка свистнула,

Кровь пробрызнула…

Ах! лели! лели!

Кровь пробрызнула…

Свекровь-матушке

Поклонилася:

Свекровь-матушка,

Отними меня

От лиха мужа,

Змея лютого!

Свекровь-матушка

Велит больше бить,

Велит кровь пролить…

Плетка свистнула,

Кровь пробрызнула…

Ах! лели! лели!

Кровь пробрызнула…

– Филипп на Благовещенье

Ушел, а на Казанскую

Я сына родила.

Как писаный был Демушка!

Краса взята у солнышка,

У снегу белизна,

У маку губы алые,

Бровь черная у соболя,

У соболя сибирского,

У сокола глаза!

Весь гнев с души красавец мой

Согнал улыбкой ангельской,

Как солнышко весеннее

Сгоняет снег с полей…

Не стала я тревожиться,

Что ни велят – работаю,

Как ни бранят – молчу.

Да тут беда подсунулась:

Абрам Гордеич Ситников,

Господский управляющий,

Стал крепко докучать:

«Ты писаная кралечка,

Ты наливная ягодка…»

– Отстань, бесстыдник! ягодка,

Да бору не того! -

Укланяла золовушку,

Сама нейду на барщину,

Так в избу прикатит!

В сарае, в риге спрячуся -

Свекровь оттуда вытащит:

«Эй, не шути с огнем!»

– Гони его, родимая,

По шее! – «А не хочешь ты

Солдаткой быть?» Я к дедушке:

«Что делать? Научи!»

Из всей семейки мужниной

Один Савелий, дедушка,

Родитель свекра-батюшки,

Жалел меня… Рассказывать

Про деда, молодцы?

«Вали всю подноготную!

Накинем по два снопика», -

Сказали мужики.

– Ну то-то! речь особая.

Грех промолчать про дедушку.

Счастливец тоже был…

Глава III. Савелий, богатырь святорусский

С большущей сивой гривою,

Чай, двадцать лет не стриженной,

С большущей бородой,

Дед на медведя смахивал,

Особенно как из лесу,

Согнувшись, выходил.

Дугой спина у дедушки.

Сначала все боялась я,

Как в низенькую горенку

Входил он: ну распрямится?

Пробьет дыру медведице

В светелке головой!

Да распрямиться дедушка

Не мог: ему уж стукнуло,

По сказкам, сто годов,

Дед жил в особой горнице,

Семейки недолюбливал,

В свой угол не пускал;

А та сердилась, лаялась,

Его «клейменым, каторжным»

Честил родной сынок.

Савелий не рассердится.

Уйдет в свою светелочку,

Читает святцы, крестится,

Да вдруг и скажет весело:

«Клейменый, да не раб!..»

А крепко досадят ему -

Подшутит: «Поглядите-тко,

К нам сваты!» Незамужняя

Золовушка – к окну:

Ан вместо сватов – нищие!

Из оловянной пуговки

Дед вылепил двугривенный,

Подбросил на полу -

Попался свекор-батюшка!

Не пьяный из питейного -

Побитый приплелся!

Сидят, молчат за ужином:

У свекра бровь рассечена,

У деда, словно радуга,

Усмешка на лице.

С весны до поздней осени

Дед брал грибы да ягоды,

Силочки становил

На глухарей, на рябчиков.

А зиму разговаривал

На печке сам с собой.

Имел слова любимые,

И выпускал их дедушка

По слову через час.

…………………………………

«Погибшие… пропащие…»

…………………………………

«Эх вы, Аники-воины! Аника-воин – популярный в ту пору фольклорный персонаж, хваставший непомерной силой.

Со стариками, с бабами

Вам только воевать!»

…………………………………

«Недотерпеть – пропасть,

Перетерпеть – пропасть!..»

…………………………………

«Эх, доля святорусского

Богатыря сермяжного! Сермяга – грубое некрашеное сукно, обычно изготавливалось дома. Так же называлась и одежда из подобного сукна.

Всю жизнь его дерут,

Раздумается временем

О смерти – муки адские

В ту-светной жизни ждут».

…………………………………

«Надумалась Корёжина Корёжина – место, в котором проходила жизнь Савелия в молодые годы. ,

Наддай! наддай! наддай!..»

…………………………………

И много! да забыла я…

Как свекор развоюется,

Бежала я к нему.

Запремся. Я работаю,

А Дема, словно яблочко

В вершине старой яблони,

У деда на плече

Сидит румяный, свеженький…

Вот раз и говорю:

«За что тебя, Савельюшка,

Зовут клейменым, каторжным?»

– Я каторжником был. -

«Ты, дедушка?»

– Я, внученька!

Я в землю немца Фогеля

Христьяна Христианыча

Живого закопал…

«И полно! шутишь, дедушка!»

– Нет, не шучу. Послушай-ка! -

И все мне рассказал.

– Во времена досюльные

Мы были тоже барские,

Да только ни помещиков,

Ни немцев-управителей

Не знали мы тогда.

Не правили мы барщины,

Оброков не платили мы,

А так, когда рассудится,

В три года раз пошлем.

«Да как же так, Савельюшка?»

– А были благодатные

Такие времена.

Недаром есть пословица,

Что нашей-то сторонушки

Три года черт искал.

Кругом леса дремучие,

Кругом болота топкие.

Ни конному проехать к нам,

Ни пешему пройти!

Помещик наш Шалашников

Через тропы звериные

С полком своим – военный был -

К нам доступиться пробовал,

Да лыжи повернул!

К нам земская полиция

Не попадала по́ году, -

Вот были времена!

А ныне – барин под боком,

Дорога скатерть-скатертью…

Тьфу! прах ее возьми!..

Нас только и тревожили

Медведи… да с медведями

Справлялись мы легко.

С ножищем да с рогатиной

Я сам страшней сохатого,

По заповедным тропочкам

Иду: «Мой лес!» – кричу.

Раз только испугался я,

Как наступил на сонную

Медведицу в лесу.

И то бежать не бросился,

А так всадил рогатину,

Что словно как на вертеле

Цыпленок – завертелася

И часу не жила!

Спина в то время хрустнула,

Побаливала изредка,

Покуда молод был,

А к старости согнулася.

Не правда ли, Матренушка,

На очеп Деревенский колодец. я похож? -

«Ты начал, так досказывай!

– По времени Шалашников

Удумал штуку новую,

Приходит к нам приказ:

«Явиться!» Не явились мы,

Притихли, не шелохнемся

В болотине своей.

Была засу̒ха сильная,

Наехала полиция,

Мы дань ей – медом, рыбою!

Наехала опять,

Грозит с конвоем выправить,

Мы – шкурами звериными!

А в третий – мы ничем!

Обули лапти старые,

Надели шапки рваные,

Худые армяки -

И тронулась Корёжина!..

Пришли… (В губернском городе

Стоял с полком Шалашников.)

«Оброк!» – Оброку нет!

Хлеба не уродилися,

Снеточки не ловилися… -

«Оброк!» – Оброку нет! -

Не стал и разговаривать:

«Эй, перемена первая!» -

И начал нас пороть.

Туга мошна корёжская!

Да стоек и Шалашников:

Уж языки мешалися,

Мозги уж потрясалися

В головушках – дерет!

Укрепа богатырская,

Не розги!.. Делать нечего!

Кричим: постой, дай срок!

Онучи распороли мы

И барину «лобанчиков» Лобанчики – монеты.

Полшапки поднесли.

Утих боец Шалашников!

Такого-то горчайшего

Поднес нам травнику,

Сам выпил с нами, чокнулся

С Корёгой покоренною:

«Ну, благо вы сдались!

А то – вот Бог! – решился я

Содрать с вас шкуру начисто…

На барабан напялил бы

И подарил полку!

Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!

(Хохочет – рад придумочке.)

Вот был бы барабан!»

Идем домой понурые…

Два старика кряжистые

Смеются… Ай, кряжи!

Бумажки сторублевые

Домой под подоплекою

Нетронуты несут!

Как уперлись: мы нищие -

Так тем и отбоярились!

Подумал я тогда:

«Ну, ладно ж! черти сивые,

Вперед не доведется вам

Смеяться надо мной!»

И прочим стало совестно,

На церковь побожилися:

«Вперед не посрамимся мы,

Под розгами умрем!»

Понравились помещику

Корёжские лобанчики,

Что год – зовет… дерет…

Отменно драл Шалашников,

А не ахти великие

Доходы получал:

Сдавались люди слабые,

А сильные за вотчину

Стояли хорошо.

Я тоже перетерпливал,

Помалчивал, подумывал:

«Как ни дери, собачий сын,

А всей души не вышибешь,

Оставишь что-нибудь!

Как примет дань Шалашников,

Уйдем – и за заставою

Поделим барыши:

«Что денег-то осталося!

Дурак же ты, Шалашников!»

И тешилась над барином

Корёга в свой черед!

Вот были люди гордые!

А нынче дай затрещину -

Исправнику, помещику

Тащат последний грош!

Зато купцами жили мы…

Подходит лето красное,

Ждем грамоты… Пришла…

А в ней уведомление,

Что господин Шалашников

Под Варною Варна – в 1828 г., во время Русско-турецкой войны шли кровопролитные бои за крепость Варна. Ныне – крупный болгарский город. убит.

Жалеть не пожалели мы,

А пала дума на сердце:

«Приходит благоденствию

Крестьянскому конец!»

И точно: небывалое

Наследник средство выдумал:

К нам немца подослал.

Через леса дремучие,

Через болота топкие

Пешком пришел, шельмец!

Один как перст: фуражечка

Да тросточка, а в тросточке

Для уженья снаряд.

И был сначала тихонький:

«Платите сколько можете».

– Не можем ничего! -

«Я барина уведомлю».

– Уведомь!.. – Тем и кончилось.

Стал жить да поживать;

Питался больше рыбою;

Сидит на речке с удочкой

Да сам себя то по носу,

То по лбу – бац да бац!

Смеялись мы: – Не любишь ты

Корёжского комарика…

Не любишь, немчура?.. -

Катается по бережку,

Как в бане на полке…

С ребятами, с дево́чками

Сдружился, бродит по лесу…

Недаром он бродил!

«Коли платить не можете,

Работайте!» – А в чем твоя

Работа? – «Окопать

Канавками желательно

Болото…» Окопали мы…

«Теперь рубите лес…»

– Ну, хорошо! – Рубили мы,

А немчура показывал,

Где надобно рубить.

Глядим: выходит просека!

Как просеку прочистили,

К болоту поперечины

Велел по ней возить.

Ну, словом: спохватились мы,

Как уж дорогу сделали,

Что немец нас поймал!

Поехал в город парочкой!

Глядим, везет из города

Коробки, тюфяки;

Откудова ни взялися

У немца босоногого

Детишки и жена.

Повел хлеб-соль с исправником

И с прочей земской властию,

Гостишек полон двор!

И тут настала каторга Каторга – один из самых тяжелых видов тюремного заключения, связанный с работой на рудниках или на строительстве в труднодоступных местах.

Корёжскому крестьянину -

До нитки разорил!

А драл… как сам Шалашников!

Да тот был прост; накинется

Со всей воинской силою,

Подумаешь: убьет!

А деньги сунь, отвалится,

Ни дать ни взять раздувшийся

В собачьем ухе клещ.

У немца – хватка мертвая:

Пока не пустит по миру,

Не отойдя сосет!

«Как вы терпели, дедушка?»

– А потому терпели мы,

Что мы – богатыри.

В том богатырство русское.

Ты думаешь, Матренушка,

Мужик – не богатырь?

И жизнь его не ратная,

И смерть ему не писана

В бою – а богатырь!

Цепями руки кручены,

Железом ноги кованы,

Спина… леса дремучие

Прошли по ней – сломалися.

А грудь? Илья-пророк

По ней гремит – катается

На колеснице огненной…

Все терпит богатырь!

И гнется, да не ломится,

Не ломится, не валится…

Ужли не богатырь?

«Ты шутишь шутки, дедушка! -

Сказала я. – Такого-то

Богатыря могучего,

Чай, мыши заедят!»

– Не знаю я, Матренушка.

Покамест тягу страшную

Поднять-то поднял он,

Да в землю сам ушел по грудь

С натуги! По лицу его

Не слезы – кровь течет!

Не знаю, не придумаю,

Что будет? Богу ведомо!

А про себя скажу:

Как выли вьюги зимние,

Как ныли кости старые,

Лежал я на печи;

Полеживал, подумывал:

Куда ты, сила, делася?

На что ты пригодилася? -

Под розгами, под палками

По мелочам ушла!

«А что же немец, дедушка?»

– А немец как ни властвовал,

Да наши топоры

Лежали – до поры!

Осьмнадцать лет терпели мы.

Застроил немец фабрику,

Велел колодец рыть.

Вдевятером копали мы,

До полдня проработали,

Позавтракать хотим.

Приходит немец: «Только-то?..»

И начал нас по-своему,

Не торопясь, пилить.

Стояли мы голодные,

А немец нас поругивал

Да в яму землю мокрую

Пошвыривал ногой.

Была уж яма добрая…

Случилось, я легонечко

Толкнул его плечом,

Потом другой толкнул его,

И третий… Мы посгрудились…

До ямы два шага…

Мы слова не промолвили,

Друг другу не глядели мы

В глаза… а всей гурьбой

Христьяна Христианыча

Поталкивали бережно

Всё к яме… всё на край…

И немец в яму бухнулся,

Кричит: «Веревку! лестницу!»

Мы девятью лопатами

Ответили ему.

«Наддай!» – я слово выронил, -

Под слово люди русские

Работают дружней.

«Наддай! наддай!» Так наддали,

Что ямы словно не было -

Сровнялася с землей!

Тут мы переглянулися…

Кабак… острог в Буй-городе.

Там я учился грамоте,

Пока решили нас.

Решенье вышло: каторга

И плети предварительно;

Не выдрали – помазали,

Плохое там дранье!

Потом… бежал я с каторги…

Поймали! не погладили

И тут по голове.

Заводские начальники

По всей Сибири славятся -

Собаку съели драть.

Да нас дирал Шалашников

Больней – я не поморщился

С заводского дранья.

Тот мастер был – умел пороть!

Он так мне шкуру выделал,

Что носится сто лет.

А жизнь была нелегкая.

Лет двадцать строгой каторги,

Лет двадцать поселения.

Я денег прикопил,

По манифесту царскому

Попал опять на родину,

Пристроил эту горенку

И здесь давно живу.

Покуда были денежки,

Любили деда, холили,

Теперь в глаза плюют!

Эх вы, Аники-воины!

Со стариками, с бабами

Вам только воевать…

«Ну, что ж? – сказали странники. -

Досказывай, хозяюшка,

Свое житье-бытье!»

– Невесело досказывать.

Одной беды Бог миловал:

Холерой умер Ситников, -

Другая подошла.

«Наддай!» – сказали странники

(Им слово полюбилося)

И выпили винца…

ГЛАВА IV. ДЕМУШКА

– Зажгло грозою дерево,

А было соловьиное

На дереве гнездо.

Горит и стонет дерево,

Горят и стонут птенчики:

«Ой, матушка! где ты?

А ты бы нас похолила,

Пока не оперились мы:

Как крылья отрастим,

В долины, в рощи тихие

Мы сами улетим!»

Дотла сгорело дерево,

Дотла сгорели птенчики,

Тут прилетела мать.

Ни дерева… ни гнездышка…

Ни птенчиков!.. Поет-зовет…

Поет, рыдает, кружится,

Так быстро, быстро кружится,

Что крылышки свистят!..

Настала ночь, весь мир затих,

Одна рыдала пташечка,

Да мертвых не докликалась

До белого утра!..

Носила я Демидушку

По поженкам… лелеяла…

Да взъелася свекровь,

Как зыкнула, как рыкнула:

«Оставь его у дедушки,

Не много с ним нажнешь!»

Запугана, заругана,

Перечить не посмела я,

Оставила дитя.

Такая рожь богатая

В тот год у нас родилася,

Мы землю не ленясь

Удобрили, ухолили, -

Трудненько было пахарю,

Да весело жнее!

Снопами нагружала я

Телегу со стропилами

И пела, молодцы.

(Телега нагружается

Всегда с веселой песнею,

А сани с горькой думою:

Телега хлеб домой везет,

А сани – на базар!)

Вдруг стоны я услышала:

Ползком ползет Савелий-дед,

Бледнешенек как смерть:

«Прости, прости, Матренушка! -

И повалился в ноженьки. -

Мой грех – недоглядел!..»

Ой ласточка! ой глупая!

Не вей гнезда под берегом,

Под берегом крутым!

Что день – то прибавляется

Вода в реке: зальет она

Детенышей твоих.

Ой бедная молодушка!

Сноха в дому последняя,

Последняя раба!

Стерпи грозу великую,

Прими побои лишние,

А с глазу неразумного

Младенца не спускай!..

Заснул старик на солнышке,

Скормил свиньям Демидушку

Придурковатый дед!..

Я клубышком каталася,

Я червышком свивалася,

Звала, будила Демушку -

Да поздно было звать!..

Чу! конь стучит копытами,

Чу, сбруя золоченая

Звенит… еще беда!

Ребята испугалися,

По избам разбежалися,

У окон заметалися

Старухи, старики.

Бежит деревней староста,

Стучит в окошки палочкой.

Бежит в поля, луга.

Собрал народ: идут – кряхтят!

Беда! Господь прогневался,

Наслал гостей непрошеных,

Неправедных судей!

Знать, деньги издержалися,

Сапожки притопталися,

Знать, голод разобрал!..

Молитвы Иисусовой

Не сотворив, уселися

У земского стола,

Налой и крест поставили,

Привел наш поп, отец Иван

К присяге понятых.

Допрашивали дедушку,

Потом за мной десятника

Прислали. Становой

По горнице похаживал,

Как зверь в лесу порыкивал…

«Эй! женка! состояла ты

С крестьянином Савелием

В сожительстве? Винись!»

Я шепотком ответила:

– Обидно, барин, шутите!

Жена я мужу честная,

А старику Савелию

Сто лет… Чай, знаешь сам? -

Как в стойле конь подкованный

Затопал; о кленовый стол

Ударил кулаком:

«Молчать! Не по согласью ли

С крестьянином Савелием

Убила ты дитя?..»

Владычица! что вздумали!

Чуть мироеда этого

Не назвала я нехристем,

Вся закипела я…

Да лекаря увидела:

Ножи, ланцеты, ножницы

Натачивал он тут.

Вздрогнула я, одумалась.

– Нет, – говорю, – я Демушку

Любила, берегла… -

«А зельем не поила ты?

А мышьяку не сыпала?»

– Нет! сохрани Господь!.. -

И тут я покорилася,

Я в ноги поклонилася:

– Будь жалостлив, будь добр!

Вели без поругания

Честному погребению

Ребеночка предать!

Я мать ему!.. – Упросишь ли?

В груди у них нет душеньки,

В глазах у них нет совести,

На шее – нет креста!

Из тонкой из пеленочки

Повыкатали Демушку

И стали тело белое

Терзать и пластовать.

Тут свету я невзвидела, -

Металась и кричала я:

– Злодеи! палачи!..

Падите мои слезоньки

Не на землю, не на воду,

Не на Господень храм!

Падите прямо на̒ сердце

Злодею моему!

Ты дай же, Боже Господи!

Чтоб тлен пришел на платьице,

Безумье на головушку

Злодея моего!

Жену ему неумную

Пошли, детей-юродивых!

Прими, услыши, Господи,

Молитвы, слезы матери,

Злодея накажи!.. -

«Никак, она помешана? -

Сказал начальник сотскому. -

Что ж ты не упредил?

Эй! не дури! связать велю!..»

Присела я на лавочку.

Ослабла, вся дрожу.

Дрожу, гляжу на лекаря:

Рукавчики засучены,

Грудь фартуком завешана,

В одной руке – широкий нож,

В другой ручник – и кровь на нем,

А на носу очки!

Так тихо стало в горнице…

Начальничек помалчивал,

Поскрипывал пером,

Поп трубочкой попыхивал,

Не шелохнувшись, хмурые

Стояли мужики.

– Ножом в сердцах читаете, -

Сказал священник лекарю,

Когда злодей у Демушки

Сердечко распластал.

Тут я опять рванулася…

«Ну, так и есть – помешана!

Связать ее!» – десятнику

Начальник закричал.

Стал понятых опрашивать:

«В крестьянке Тимофеевой

И прежде помешательство

Вы примечали?»

Спросили свекра, деверя,

Свекровушку, золовушку:

– Не примечали, нет! -

Спросили деда старого:

– Не примечал! ровна была…

Одно: к начальству кликнули,

Пошла… а ни целковика Целковик – серебряный рубль. ,

Ни новины Новина – небеленый холст домашней выделки. , пропащая,

С собой и не взяла!

Заплакал н а ̒ взрыд дедушка.

Начальничек нахмурился,

Ни слова не сказал.

И тут я спохватилася!

Прогневался Бог: разуму

Лишил! была готовая

В коробке новина!

Да поздно было каяться.

В моих глазах по косточкам

Изрезал лекарь Демушку,

Циновочкой прикрыл.

Я словно деревянная

Вдруг стала: загляделась я,

Как лекарь руки мыл,

Как водку пил. Священнику

Сказал: «Прошу покорнейше!»

А поп ему: – Что просите?

Без прутика, без кнутика

Все ходим, люди грешные,

На этот водопой!

Крестьяне настоялися,

Крестьяне надрожалися.

(Откуда только бралися

У коршуна налетного

Корыстные дела?)

Без церкви намолилися,

Без образа накланялись!

Как вихорь налетал -

Рвал бороды начальничек,

Как лютый зверь наскакивал -

Ломал перстни злаченые…

Потом он кушать стал.

Пил-ел, с попом беседовал.

Я слышала, как шепотом

Поп плакался ему:

– У нас народ – всё голь да пьянь,

За свадебку, за исповедь

Должают по годам.

Несут гроши последние

В кабак! А благочинному

Одни грехи тащат! -

Наташа, Глаша, Дарьюшка…

Чу! пляска! чу! гармония!..

И вдруг затихло все…

Заснула, видно, что ли, я?..

Легко вдруг стало: чудилось,

Что кто-то наклоняется

И шепчет надо мной:

«Усни, многокручинная!

Усни, многострадальная!»

И крестит… С рук скатилися

Веревки… Я не помнила

Потом уж ничего…

Очнулась я. Темно кругом,

Гляжу в окно – глухая ночь!

Да где же я? да что со мной?

Не помню, хоть убей!

Я выбралась на улицу -

Пуста. На небо глянула -

Ни месяца, ни звезд.

Сплошная туча черная

Висела над деревнею.

Темны дома крестьянские,

Одна пристройка дедова

Сияла, как чертог.

Вошла – и все я вспомнила:

Свечами воску ярого

Обставлен, среди горенки

Дубовый стол стоял,

На нем гробочек крохотный

Прикрыт камчатной скатертью,

Икона в головах…

«Ой плотнички-работнички!

Какой вы дом построили

Сыночку моему?

Окошки не прорублены,

Стеколышки не вставлены,

Ни печи, ни скамьи!

Пуховой нет перинушки…

Ой, жестко будет Демушке.

Ой, страшно будет спать!..

«Уйди!..» – вдруг закричала я,

Увидела я дедушку:

В очках, с раскрытой книгою

Стоял он перед гробиком,

Над Демою читал.

Я старика столетнего

Звала клейменым, каторжным.

Гневна, грозна, кричала я:

«Уйди! убил ты Демушку!

Будь проклят ты… уйди!..»

Старик ни с места. Крестится.

Читает… Уходилась я,

Тут дедко подошел:

– Зимой тебе, Матренушка,

Я жизнь свою рассказывал.

Да рассказал не все:

Леса у нас угрюмые,

Озера нелюдимые,

Народ у нас дикарь.

Суровы наши промыслы:

Дави тетерю петлею,

Медведя режь рогатиной,

Сплошаешь – сам пропал!

А господин Шалашников

С своей воинской силою?

А немец-душегуб?

Потом острог да каторга…

Окаменел я, внученька,

Лютее зверя был.

Сто лет зима бессменная

Стояла. Растопил ее

Твой Дема-богатырь!

Однажды я качал его,

Вдруг улыбнулся Демушка…

И я ему в ответ!

Со мною чудо сталося:

Третьеводни прицелился

Я в белку: на суку

Качалась белка… лапочкой,

Как кошка, умывалася…

Не выпалил: живи!

Брожу по рощам, по лугу,

Любуюсь каждым цветиком.

Иду домой, опять

Смеюсь, играю с Демушкой…

Бог видит, как я милого

Младенца полюбил!

И я же, по грехам моим,

Сгубил дитя невинное…

Кори, казни меня!

А с Богом спорить нечего,

Стань! помолись за Демушку!

Бог знает, что творит:

Сладка ли жизнь крестьянина?

И долго, долго дедушка

О горькой доле пахаря

С тоскою говорил…

Случись купцы московские,

Вельможи государевы,

Сам царь случись: не надо бы

Ладнее говорить!

– Теперь в раю твой Демушка,

Легко ему, светло ему… -

Заплакал старый дед.

«Я не ропщу, – сказала я, -

Что Бог прибрал младенчика,

А больно то, зачем они

Ругалися над ним?

Зачем, как черны вороны,

На части тело белое

Терзали?.. Неужли

Ни Бог, ни царь не вступится?..»

– Высоко Бог, далёко царь…

«Нужды нет: я дойду!»

– Ах! что ты? что ты, внученька?..

Терпи, многокручинная!

Терпи, многострадальная!

Нам правды не найти. -

«Да почему же, дедушка?»

– Ты – крепостная женщина! -

Савельюшка сказал.

Я долго, горько думала…

Гром грянул, окна дрогнули,

И я вздрогнула… К гробику

Подвел меня старик:

– Молись, чтоб к лику ангелов

Господь причислил Демушку! -

И дал мне в руки дедушка

Горящую свечу.

Всю ночь до свету белого

Молилась я, а дедушка

Над Демою читал…

ГЛАВА V. ВОЛЧИЦА

Уж двадцать лет, как Демушка

Дерновым одеялечком

Прикрыт, – все жаль сердечного!

Молюсь о нем, в рот яблока

До Спаса не беру Примета: если мать умершего младенца станет есть яблоки до Спаса (когда они поспевают), то Бог, в наказание, не даст на том свете ее умершему младенцу «яблочка поиграть». .

Не скоро я оправилась.

Ни с кем не говорила я,

А старика Савелия

Я видеть не могла.

Работать не работала.

Надумал свекор-батюшка

Вожжами поучить,

Так я ему ответила:

«Убей!» Я в ноги кланялась:

«Убей! один конец!»

Повесил вожжи батюшка.

На Деминой могилочке

Я день и ночь жила.

Платочком обметала я

Могилку, чтобы травушкой

Скорее поросла,

Молилась за покойничка,

Тужила по родителям:

Забыли дочь свою!

Собак моих боитеся?

Семьи моей стыдитеся?

«Ах, нет, родная, нет!

Собак твоих не боязно,

Семьи твоей не совестно,

А ехать сорок верст

Свои беды рассказывать,

Твои беды выспрашивать -

Жаль бурушку гонять!

Давно бы мы приехали,

Да ту мы думу думали:

Приедем – ты расплачешься,

Уедем – заревешь!»

Пришла зима: кручиною

Я с мужем поделилася,

В Савельевой пристроечке

Тужили мы вдвоем. -

«Что ж, умер, что ли, дедушка?»

– Нет. Он в своей каморочке

Шесть дней лежал безвыходно,

Потом ушел в леса,

Так пел, так плакал дедушка,

Что лес стонал! А осенью

Ушел на покаяние

В Песочный монастырь.

У батюшки, у матушки

С Филиппом побывала я,

За дело принялась.

Три года, так считаю я,

Неделя за неделею,

Одним порядком шли,

Что год, то дети: некогда

Ни думать, ни печалиться,

Дай Бог с работой справиться

Да лоб перекрестить.

Поешь – когда останется

От старших да от деточек,

Уснешь – когда больна…

А на четвертый новое

Подкралось горе лютое -

К кому оно привяжется,

До смерти не избыть!

Впереди летит – ясным соколом,

Позади летит – черным вороном,

Впереди летит – не укатится,

Позади летит – не останется…

Лишилась я родителей…

Слыхали ночи темные,

Слыхали ветры буйные

Сиротскую печаль,

А вам нет ну̒жды сказывать…

На Демину могилочку

Поплакать я пошла.

Гляжу: могилка прибрана,

На деревянном крестике

Складная золоченая

Икона. Перед ней

Я старца распростертого

Увидела. «Савельюшка!

Откуда ты взялся?»

– Пришел я из Песочного…

Молюсь за Дему бедного,

За все страдное русское

Крестьянство я молюсь!

Еще молюсь (не образу

Теперь Савелий кланялся),

Чтоб сердце гневной матери

Смягчил Господь… Прости! -

«Давно простила, дедушка!»

Вздохнул Савелий… – Внученька!

А внученька! – «Что, дедушка?»

– По-прежнему взгляни! -

Взглянула я по-прежнему.

Савельюшка засматривал

Мне в очи; спину старую

Пытался разогнуть.

Совсем стал белый дедушка.

Я обняла старинушку,

И долго у креста

Сидели мы и плакали.

Я деду горе новое

Поведала свое…

Недолго прожил дедушка.

По осени у старого

Какая-то глубокая

На шее рана сделалась,

Он трудно умирал:

Сто дней не ел; хирел да сох,

Сам над собой подтрунивал:

– Не правда ли, Матренушка,

На комара корёжского

Костлявый я похож? -

То добрый был, сговорчивый,

То злился, привередничал,

Пугал нас: – Не паши,

Не сей, крестьянин! Сгорбившись

За пряжей, за полотнами,

Крестьянка, не сиди!

Как вы ни бейтесь, глупые

Что на роду написано,

Того не миновать!

Мужчинам три дороженьки:

Кабак, острог да каторга.

А бабам на Руси

Три петли: шелку белого,

Вторая – шелку красного,

А третья – шелку черного,

Любую выбирай!..

В любую полезай… -

Так засмеялся дедушка,

Что все в каморке вздрогнули, -

И к ночи умер он.

Как приказал – исполнили:

Зарыли рядом с Демою…

Он жил сто семь годов.

Четыре года тихие,

Как близнецы похожие,

Прошли потом… Всему

Я покорилась: первая

С постели Тимофеевна,

Последняя – в постель;

За всех, про всех работаю, -

С свекрови, свекра пьяного,

С золовушки бракованной Если младшая сестра выйдет замуж ранее старшей, то первая называется бракованной.

Снимаю сапоги…

Лишь деточек не трогайте!

За них горой стояла я…

Случилось, молодцы,

Зашла к нам богомолочка;

Сладкоречивой странницы

Заслушивались мы;

Спасаться, жить по-божески

Учила нас угодница,

По праздникам к заутрене

Будила… а потом

Потребовала странница,

Чтоб грудью не кормили мы

Детей по постным дням.

Село переполошилось!

Голодные младенчики

По середам, по пятницам

Кричат! Иная мать

Сама над сыном плачущим

Слезами заливается:

И Бога-то ей боязно,

И дитятка-то жаль!

Я только не послушалась,

Судила я по-своему:

Коли терпеть, так матери,

Я перед Богом грешница,

А не дитя мое!

Да, видно, Бог прогневался.

Как восемь лет исполнилось

Сыночку моему,

В подпаски свекор сдал его.

Однажды жду Федотушку -

Скотина уж пригналася,

На улицу иду.

Там видимо-невидимо

Народу! Я прислушалась

И бросилась в толпу.

Гляжу, Федота бледного

Силантий держит за ухо.

«Что держишь ты его?»

– Посечь хотим маненичко:

Овечками прикармливать

Надумал он волков! -

Я вырвала Федотушку,

Да с ног Силантья-старосту

И сбила невзначай.

Случилось дело дивное:

Пастух ушел; Федотушка

При стаде был один.

«Сижу я, – так рассказывал

Сынок мой, – на пригорочке,

Откуда ни возьмись -

Волчица преогромная

И хвать овечку Марьину!

Пустился я за ней,

Кричу, кнутищем хлопаю,

Свищу, Валетку уськаю…

Я бегать молодец,

Да где бы окаянную

Нагнать, кабы не щенная:

У ней сосцы волочились,

Кровавым следом, матушка.

За нею я гнался!

Пошла потише серая,

Идет, идет – оглянется,

А я как припущу!

И села… Я кнутом ее:

«Отдай овцу, проклятая!»

Не отдает, сидит…

Я не сробел: «Так вырву же,

Хоть умереть!..» И бросился,

И вырвал… Ничего -

Не укусила серая!

Сама едва живехонька.

Зубами только щелкает

Да дышит тяжело.

Под ней река кровавая,

Сосцы травой изрезаны,

Все ребра на счету.

Глядит, поднявши голову,

Мне в очи… и завыла вдруг!

Завыла, как заплакала.

Пощупал я овцу:

Овца была уж мертвая…

Волчица так ли жалобно

Глядела, выла… Матушка!

Я бросил ей овцу!..»

Так вот что с парнем сталося.

Пришел в село да, глупенький,

Все сам и рассказал,

За то и сечь надумали.

Да благо подоспела я…

Силантий осерчал,

Кричит: «Чего толкаешься?

Самой под розги хочется?»

А Марья, та свое:

«Дай, пусть проучат глупого!»

И рвет из рук Федотушку.

Федот как лист дрожит.

Трубят рога охотничьи,

Помещик возвращается

С охоты. Я к нему:

«Не выдай! Будь заступником!»

– В чем дело? – Кликнул старосту

И мигом порешил:

– Подпаска малолетнего

По младости, по глупости

Простить… а бабу дерзкую

Примерно наказать! -

«Ай, барин!» Я подпрыгнула:

«Освободил Федотушку!

Иди домой, Федот!»

– Исполним повеленное! -

Сказал мирянам староста. -

Эй! погоди плясать!

Соседка тут подсунулась:

«А ты бы в ноги старосте…»

«Иди домой, Федот!»

Я мальчика погладила:

«Смотри, коли оглянешься,

Я осержусь… Иди!»

Из песни слово выкинуть,

Так песня вся нарушится

Легла я, молодцы…

………………………………….

В Федотову каморочку,

Как кошка, я прокралася:

Спит мальчик, бредит, мечется;

Одна ручонка свесилась,

Другая на глазу

Лежит, в кулак зажатая:

«Ты плакал, что ли, бедненький?

Спи. Ничего. Я тут!»

Тужила я по Демушке,

Как им была беременна, -

Слабенек родился,

Однако вышел умница:

На фабрике Алферова

Трубу такую вывели

С родителем, что страсть!

Всю ночь над ним сидела я,

Я пастушка любезного

До солнца подняла,

Сама обула в лапотки,

Перекрестила; шапочку,

Рожок и кнут дала.

Проснулась вся семеюшка,

Да я не показалась ей,

На пожню не пошла.

Я пошла на речку быструю,

Избрала я место тихое

У ракитова куста.

Села я на серый камушек,

Подперла рукой головушку,

Зарыдала, сирота!

Громко я звала родителя:

Ты приди, заступник батюшка!

Посмотри на дочь любимую…

Понапрасну я звала.

Нет великой оборонушки!

Рано гостья бесподсудная,

Бесплемянная, безродная,

Смерть родного унесла!

Громко кликала я матушку.

Отзывались ветры буйные,

Откликались горы дальние,

А родная не пришла!

День денна моя печальница,

В ночь – ночная богомолица!

Никогда тебя, желанная,

Не увижу я теперь!

Ты ушла в бесповоротную,

Незнакомую дороженьку,

Куда ветер не доносится,

Не дорыскивает зверь…

Нет великой оборонушки!

Кабы знали вы да ведали,

На кого вы дочь покинули,

Что без вас я выношу?

Ночь – слезами обливаюся,

День – как травка пристилаюся…

Я потупленную голову,

Сердце гневное ношу!..

ГЛАВА VI. ТРУДНЫЙ ГОД

В тот год необычайная

Звезда играла на небе;

Одни судили так:

Господь по небу шествует,

И ангелы его

Метут метлою огненной Комета.

Перед стопами Божьими

В небесном поле путь;

Другие то же думали,

Да только на антихриста,

И чуяли беду.

Сбылось: пришла бесхлебица!

Брат брату не уламывал

Куска! Был страшный год…

Волчицу ту Федотову

Я вспомнила – голодную,

Похожа с ребятишками

Я на нее была!

Да тут еще свекровушка

Приметой прислужилася.

Соседкам наплела,

Что я беду накликала,

А чем? Рубаху чистую

Надела в Рождество Примета: не надевай чистую рубаху в Рождество, не то жди неурожая. (Есть у Даля.) .

За мужем, за заступником,

Я дешево отделалась;

А женщину одну

Никак за то же самое

Убили насмерть кольями.

С голодным не шути!..

Одной бедой не кончилось:

Чуть справились с бесхлебицей -

Рекрутчина пришла.

Да я не беспокоилась:

Уж за семью Филиппову

В солдаты брат ушел.

Сижу одна, работаю,

И муж и оба деверя

Уехали с утра;

На сходку свекор-батюшка

Отправился, а женщины

К соседкам разбрелись.

Мне крепко нездоровилось,

Была я Лиодорушкой

Беременна: последние

Дохаживала дни.

Управившись с ребятами,

В большой избе под шубою

На печку я легла.

Вернулись бабы к вечеру,

Нет только свекра-батюшки,

Ждут ужинать его.

Пришел: «Ох-ох! умаялся,

А дело не поправилось,

Пропали мы, жена!

Где видано, где слыхано:

Давно ли взяли старшего,

Теперь меньшого дай!

Я по годам высчитывал,

Я миру в ноги кланялся,

Да мир у нас какой?

Просил бурмистра: божится,

Что жаль, да делать нечего!

И писаря просил,

Да правды из мошенника

И топором не вырубишь,

Что тени из стены!

Задарен… все задарены…

Сказать бы губернатору,

Так он бы задал им!

Всего и попросить-то бы,

Чтоб он по нашей волости

Очередные росписи

Проверить повелел.

Да сунься-ка!..» Заплакали

Свекровушка, золовушка,

А я… То было холодно,

Теперь огнем горю!

Горю… Бог весть что думаю…

Не дума… бред… Голодные

Стоят сиротки-деточки

Передо мной… Неласково

Глядит на них семья,

Они в дому шумливые,

На улице драчливые,

Обжоры за столом…

И стали их пощипывать,

В головку поколачивать…

Молчи, солдатка-мать!

…………………………………

Теперь уж я не дольщица

Участку деревенскому,

Хоромному строеньицу,

Одеже и скоту.

Теперь одно богачество:

Три озера наплакано

Горючих слез, засеяно

Три полосы бедой!

…………………………………

Теперь, как виноватая,

Стою перед соседями:

Простите! я была

Спесива, непоклончива,

Не чаяла я, глупая,

Остаться сиротой…

Простите, люди добрые,

Учите уму-разуму,

Как жить самой? Как деточек

Поить, кормить, растить?..

…………………………………

Послала деток по миру:

Просите, детки, ласкою,

Не смейте воровать!

А дети в слезы: «Холодно!

На нас одежа рваная.

С крылечка на крылечко-то

Устанем мы ступать,

Под окнами натопчемся,

Иззябнем… У богатого

Нам боязно просить.

«Бог даст!» – ответят бедные…

Ни с чем домой воротимся -

Ты станешь нас бранить!..»

………………………………….

Собрала ужин; матушку

Зову, золовок, деверя,

Сама стою голодная

У двери, как раба.

Свекровь кричит: «Лукавая!

В постель скорей торопишься?»

А деверь говорит:

«Не много ты работала!

Весь день за деревиночкой

Стояла: дожидалася,

Как солнышко зайдет!»

………………………………….

Получше нарядилась я,

Пошла я в церковь Божию,

Смех слышу за собой!

………………………………….

Хорошо не одевайся,

Добела не умывайся,

У соседок очи зорки,

Востры языки!

Ходи улицей потише,

Носи голову пониже,

Коли весело – не смейся,

Не поплачь с тоски!..

………………………………….

Пришла зима бессменная,

Поля, луга зеленые

Попрятались под снег.

На белом, снежном саване

Ни талой нет талиночки -

Нет у солдатки-матери

Во всем миру дружка!

С кем думушку подумати?

С кем словом перемолвиться?

Как справиться с убожеством?

Куда обиду сбыть?

В леса – леса повяли бы,

В луга – луга сгорели бы!

Во быструю реку?

Вода бы остоялася!

Носи, солдатка бедная,

С собой ее по гроб!

…………………………………

Нет мужа, нет заступника!

Чу, барабан! Солдатики

Идут… Остановилися…

Построились в ряды.

«Живей!» Филиппа вывели

На середину площади:

«Эй! перемена первая!» -

Шалашников кричит.

Упал Филипп: – Помилуйте! -

«А ты попробуй! слюбится!

Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!

Укрепа богатырская,

Не розги у меня!..»

И тут я с печи спрыгнула,

Обулась. Долго слушала, -

Все тихо, спит семья!

Чуть-чуть я дверью скрипнула

И вышла. Ночь морозная…

Из Домниной избы,

Где парни деревенские

И девки собиралися,

Гремела песня складная.

Любимая моя…

На горе стоит елочка,

Под горою светелочка,

Во светелочке Машенька.

Приходил к ней батюшка,

Будил ее, побуживал:

Ты, Машенька, пойдем домой!

Ты, Ефимовна, пойдем домой!

Я нейду и не слушаю:

Ночь темна и немесячна,

Реки быстры, перевозов нет,

Леса темны, караулов нет…

На горе стоит елочка,

Под горою светелочка,

Во светелочке Машенька.

Приходила к ней матушка,

Будила, побуживала:

Машенька, пойдем домой!

Ефимовна, пойдем домой!

Я нейду и не слушаю:

Ночь темна и немесячна,

Реки быстры, перевозов нет.

Леса темны, караулов нет…

На горе стоит елочка,

Под горою светелочка,

Во светелочке Машенька.

Приходил к ней Петр,

Петр сударь Петрович,

Будил ее, побуживал:

Машенька, пойдем домой!

Душа Ефимовна, пойдем домой!

Я иду, сударь, и слушаю:

Ночь светла и месячна,

Реки тихи, перевозы есть,

Леса темны, караулы есть.

ГЛАВА VII. ГУБЕРНАТОРША

Почти бегом бежала я

Через деревню, – чудилось,

Что с песней парни гонятся

И девицы за мной.

За Клином огляделась я:

Равнина белоснежная,

Да небо с ясным месяцем,

Да я, да тень моя…

Не жутко и не боязно

Вдруг стало, – словно радостью

Так и взмывало грудь…

Спасибо ветру зимнему!

Он, как водой студеною,

Больную напоил:

Обвеял буйну голову,

Рассеял думы черные,

Рассудок воротил.

Упала на колени я:

«Открой мне, Матерь Божия,

Чем Бога прогневила я?

Владычица! во мне

Нет косточки неломаной,

Нет жилочки нетянутой,

Кровинки нет непорченой, -

Терплю и не ропщу!

Всю силу, Богом данную,

В работу полагаю я,

Всю в деточек любовь!

Ты видишь всё, Владычица.

Ты можешь всё, Заступница!

Спаси рабу свою!..»

Молиться в ночь морозную

Под звездным небом Божиим

Люблю я с той поры.

Беда пристигнет – вспомните

И женам посоветуйте:

Усердней не помолишься

Нигде и никогда.

Чем больше я молилася,

Тем легче становилося,

И силы прибавлялося,

Чем чаще я касалася

До белой, снежной скатерти

Горящей головой…

Потом – в дорогу тронулась.

Знакомая дороженька!

Езжала я по ней.

Поедешь ранним вечером,

Так утром вместе с солнышком

Поспеешь на базар.

Всю ночь я шла, не встретила

Живой души. Под городом

Обозы начались.

Высокие, высокие

Возы сенца крестьянского,

Жалела я коней:

Свои кормы законные

Везут с двора, сердечные,

Чтоб после голодать.

И так-то все, я думала:

Рабочий конь солому ест.

А пустопляс – овес!

Нужда с кулем тащилася, -

Мучица, чай, не лишняя,

Да подати не ждут!

С посада подгородного

Торговцы-колотырники

Бежали к мужикам;

Божба, обман, ругательство!

Ударили к заутрене,

Как в город я вошла.

Ищу соборной площади,

Я знала: губернаторский

Дворец на площади.

Темна, пуста площадочка,

Перед дворцом начальника

Шагает часовой.

«Скажи, служивый, рано ли

Начальник просыпается?»

– Не знаю. Ты иди!

Нам говорить не велено! -

(Дала ему двугривенный).

На то у губернатора

Особый есть швейцар. -

«А где он? как назвать его?»

– Макаром Федосеичем…

На лестницу поди! -

Пошла, да двери заперты.

Присела я, задумалась,

Уж начало светать.

Пришел фонарщик с лестницей,

Два тусклые фонарика

На площади задул.

– Эй! что ты тут расселася?

Вскочила, испугалась я:

В дверях стоял в халатике

Плешивый человек.

Скоренько я целковенький

Макару Федосеичу

С поклоном подала:

«Такая есть великая

Нужда до губернатора,

Хоть умереть – дойти!»

– Пускать-то вас не велено,

Да… ничего!.. толкнись-ка ты

Так… через два часа…

Ушла. Бреду тихохонько…

Стоит из меди кованный,

Точь-в-точь Савелий дедушка,

Мужик на площади.

«Чей памятник?» – Сусанина. -

Я перед ним помешкала.

На рынок побрела.

Там крепко испугалась я,

Чего? Вы не поверите,

Коли сказать теперь:

У поваренка вырвался

Матерый серый селезень,

Стал парень догонять его,

А он как закричит!

Такой был крик, что за душу

Хватил – чуть не упала я,

Так под ножом кричат!

Поймали! шею вытянул

И зашипел с угрозою,

Как будто думал повара,

Бедняга, испугать.

Я прочь бежала, думала:

Утихнет серый селезень

Под поварским ножом!

Теперь дворец начальника

С балконом, с башней, с лестницей,

Ковром богатым устланной,

Весь стал передо мной.

На окна поглядела я:

Завешаны. «В котором-то

Твоя опочиваленка?

Ты сладко ль спишь, желанный мой,

Какие видишь сны?..»

Сторонкой, не по коврику,

Прокралась я в швейцарскую.

– Раненько ты, кума!

Опять я испугалася,

Макара Федосеича

Я не узнала: выбрился,

Надел ливрею шитую,

Взял в руки булаву,

Как не бывало лысины.

Смеется: – Что ты вздрогнула? -

«Устала я, родной!»

– А ты не трусь! Бог милостив!

Ты дай еще целковенький,

Увидишь – удружу! -

Дала еще целковенький.

– Пойдем в мою каморочку,

Попьешь пока чайку! -

Каморочка под лестницей:

Кровать да печь железная,

Шандал да самовар.

В углу лампадка теплится.

А по стене картиночки.

– Вот он! – сказал Макар. -

Его превосходительство! -

И щелкнул пальцем бравого

Военного в звездах.

«Да добрый ли?» – спросила я.

– Как стих найдет! Сегодня вот

Я тоже добр, а временем -

Как пес, бываю зол.

«Скучаешь, видно, дяденька?»

– Нет, тут статья особая,

Не скука тут – война!

И сам, и люди вечером

Уйдут, а к Федосеичу

В каморку враг: поборемся!

Борюсь я десять лет.

Как выпьешь рюмку лишнюю,

Махорки как накуришься,

Как эта печь накалится

Да свечка нагорит -

Так тут устой… -

Я вспомнила

Про богатырство дедово:

«Ты, дядюшка, – сказала я, -

Должно быть, богатырь».

– Не богатырь я, милая,

А силой тот не хвастайся,

Кто сна не поборал! -

В каморку постучалися.

Макар ушел… Сидела я,

Ждала, ждала, соскучилась.

Приотворила дверь.

К крыльцу карету подали.

«Сам едет?» – Губернаторша! -

Ответил мне Макар

И бросился на лестницу.

По лестнице спускалася

В собольей шубе барыня,

Чиновничек при ней.

Не знала я, что делала

(Да, видно, надоумила

Владычица!)… Как брошусь я

Ей в ноги: «Заступись!

Обманом, не по-божески

Кормильца и родителя

У деточек берут!»

– Откуда ты, голубушка?

Впопад ли я ответила -

Не знаю… Мука смертная

Под сердце подошла…

Очнулась я, молодчики,

В богатой, светлой горнице.

Под пологом лежу;

Против меня – кормилица,

Нарядная, в кокошнике,

С ребеночком сидит:

«Чье дитятко, красавица?»

– Твое! – Поцаловала я

Рожоное дитя…

Как в ноги губернаторше

Я пала, как заплакала,

Как стала говорить,

Сказалась усталь долгая,

Истома непомерная,

Упередилось времечко -

Пришла моя пора!

Спасибо губернаторше,

Елене Александровне,

Я столько благодарна ей,

Как матери родной!

Сама крестила мальчика

И имя Лиодорушка -

Младенцу избрала…

«А что же с мужем сталося?»

– Послали в Клин нарочного,

Всю истину доведали, -

Филиппушку спасли.

Елена Александровна

Ко мне его, голубчика,

Сама – дай Бог ей счастие!

За ручку подвела.

Добра была, умна была,

Красивая, здоровая.

А деток не дал Бог!

Пока у ней гостила я,

Все время с Лиодорушкой

Носилась, как с родным.

Весна уж начиналася,

Березка распускалася,

Как мы домой пошли…

Хорошо, светло

В мире Божием!

Хорошо, легко,

Ясно н а ̒ сердце.

Мы идем, идем -

Остановимся,

На леса, луга

Полюбуемся.

Полюбуемся

Да послушаем,

Как шумят-бегут

Воды вешние,

Как поет-звенит

Жавороночек!

Мы стоим, глядим…

Очи встретятся -

Усмехнемся мы,

Усмехнется нам

Лиодорушка.

А увидим мы

Старца нищего -

Подадим ему

Мы копеечку:

«Не за нас молись, -

Скажем старому, -

Ты молись, старик,

За Еленушку,

За красавицу

Александровну!»

А увидим мы

Церковь Божию -

Перед церковью

Долго крестимся:

«Дай ей, Господи,

Радость-счастие.

Доброй душеньке

Александровне!»

Зеленеет лес,

Зеленеет луг,

Где низиночка -

Там и зеркало!

Хорошо, светло

В мире Божием,

Хорошо, легко,

Ясно на̒ сердце.

По водам плыву

Белым лебедем,

По степям бегу

Перепелочкой.

Прилетела в дом

Сизым голубем…

Поклонился мне

Свекор-батюшка,

Поклонилася

Мать-свекровушка,

Деверья, зятья

Поклонилися,

Поклонилися,

Повинилися!

Вы садитесь-ка,

Вы не кланяйтесь,

Вы послушайте.

Что скажу я вам:

Тому кланяться,

Кто сильней меня, -

Кто добрей меня,

Тому славу петь.

Кому славу петь?

Губернаторше!

Доброй душеньке

Александровне!

Глава VIII. БАБЬЯ ПРИТЧА

Замолкла Тимофеевна.

Конечно, наши странники

Не пропустили случая

За здравье губернаторши

По чарке осушить.

И видя, что хозяюшка

Ко стогу приклонилася,

– Сами знаете:

Ославили счастливицей,

Прозвали губернаторшей

Ращу детей… На радость ли?

Вам тоже надо знать.

Пять сыновей! Крестьянские

Порядки нескончаемы, -

Уж взяли одного!

Красивыми ресницами

Моргнула Тимофеевна,

Поспешно приклонилася

Ко стогу головой.

Крестьяне мялись, мешкали.

Шептались. «Ну, хозяюшка!

Что скажешь нам еще?»

– А то, что вы затеяли

Не дело – между бабами

Счастливую искать!..

«Да все ли рассказала ты?»

– Чего же вам еще?

Не то ли вам рассказывать,

Что дважды погорели мы,

Что Бог сибирской язвою Сибирская язва – опасное инфекционное заболевание, которому бывают подвержены как животные, так и люди.

Нас трижды посетил?

Потуги лошадиные

Несли мы; погуляла я,

Как мерин, в бороне!..

Ногами я не топтана,

Веревками не вязана,

Иголками не колота…

Чего же вам еще?

Сулилась душу выложить,

Да, видно, не сумела я, -

Простите, молодцы!

Не горы с места сдвинулись,

Упали на головушку,

Не Бог стрелой громовою

Во гневе грудь пронзил,

По мне – тиха, невидима -

Прошла гроза душевная,

Покажешь ли ее?

По матери поруганной,

Как по змее растоптанной,

Кровь первенца прошла,

По мне обиды смертные

Прошли неотплаченные,

И плеть по мне прошла!

Я только не отведала -

Спасибо! умер Ситников -

Стыда неискупимого,

Последнего стыда!

А вы – за счастьем сунулись!

Обидно, молодцы!

Идите вы к чиновнику,

К вельможному боярину,

Идите вы к царю,

А женщин вы не трогайте, -

Вот Бог! ни с чем проходите

До гробовой доски!

К нам на ночь попросилася

Одна старушка Божия:

Вся жизнь убогой старицы -

Убийство плоти, пост;

У гроба Иисусова

Молилась, на Афонские

Всходила высоты,

В Иордань-реке купалася…

И та святая старица

Рассказывала мне:

«Ключи от счастья женского,

От нашей вольной волюшки

Заброшены, потеряны

У Бога самого!

Отцы-пустынножители,

И жены непорочные,

И книжники-начетчики

Их ищут – не найдут!

Пропали! думать надобно,

Сглотнула рыба их…

В веригах, изможденные,

Голодные, холодные,

Прошли Господни ратники

Пустыни, города, -

И у волхвов выспрашивать

И по звездам высчитывать

Пытались – нет ключей!

Весь Божий мир изведали,

В горах, в подземных пропастях

Искали… Наконец

Нашли ключи сподвижники!

Ключи неоценимые,

А всё – не те ключи!

Пришлись они – великое

Избранным людям Божиим

То было торжество, -

Пришлись к рабам-невольникам:

Темницы растворилися,

По миру вздох прошел,

Такой ли громкий, радостный!..

А к нашей женской волюшке

Всё нет и нет ключей!

Великие сподвижники

И по сей день стараются -

На дно морей спускаются,

Под небо подымаются, -

Всё нет и нет ключей!

Да вряд они и сыщутся…

Какою рыбой сглонуты

Ключи те заповедные,

В каких морях та рыбина

Гуляет – Бог забыл!..»

Русь – это страна, в которой даже бедность имеет свои прелести. Ведь бедняки, который являются раб силой помещиков того времени имеют время поразмышлять и увидеть то, что никогда не увидит зажиревший помещик.

Когда-то на самой обычной дороге, где был перекресток, случайно сошлись мужики, которых было целых семь. Эти мужики - самые обычные бедные мужчины, которых свела сама судьба. Мужики совсем недавно вышли из крепостных, теперь они временнообязанные. Они, как оказалось, жили совсем недалеко друг от друга. Их деревне были смежные – деревня Заплатова, Разутова, Дырявина, Знобишина, а также, Горелова, Неелова и Неурожайка. Названия деревень весьма своеобразны, но в какой-то степени, они отражают своих хозяев.

Мужики – люди простые, и на разговор – охотные. Именно потому, вместо того, чтобы просто продолжать свой долгий путь, они решают поговорить. Спорят они о том, кто из богатых и знатных людей живет лучше. Помещик, чиновник, аль боярин или купец, а может – даже государь батюшка? Каждый из них имеет свое собственное мнения, которое они лелеют, и не хотят соглашаться друг с другом. Спор разгорается вс сильнее, но есть тем не менее, хочется. Без еды нельзя прожить, даже если тебе плохо и грустно. Когда они спорили, то сами того не замечая, шли, но не в ту сторону. Внезапно они все же это заметили, но было поздно. Мужики дали мазу в целых тридцать верст.

Домой было поздно возвращаться, а потому решили продолжить спор тут же на дороге в окружении дикой природе. Они быстренько разводят костер, чтобы согреться, ведь уже вечер. Водка – им в помощь. Спор, как всегда бывает у простых мужиков, перерастает в потасовку. Драка заканчивается, но это не дает никого результата. Как всегда бывает, решение находиться тут же неожиданно. Один из компании мужиков, видит птичку и ловит ее, мать птички, чтобы освободить птенчика своего, рассказывает им о скатерте-самобранке. После всего, мужики на своей дороге встречают многих людей, которые не обладают, увы, тем счастьем, которое ищут мужики. Но они не отчаиваются найти счастливого человека.

Читать краткое содержание Кому на Руси жить хорошо Некрасова по главам

Часть 1. Пролог

Встретились на дороге семь временнобязанных мужчин. Стали спорить кто живет забавно, очень свободно на Руси. Пока спорили, наступил вечер, они сходили за водкой, зажгли костер и снова принялись спорить. Спор перешел в драку, в то время Пахом поймал маленького птенчика. Прилетает мама-птичка и просит отпустит ее дитя взамен на рассказ о том, где достать скатерть-самобранку. Товарищи принимают решение идти куда глаза глядят, пока не выяснят, кому на Руси жить хорошо.

Глава 1. Поп

Мужчины идут в поход. Проходят степи, поля, заброшенные дома, встречают и богатых и бедных. Спросили у встретившегося солдата про то, счастливо ли ему живется, в ответ воин сказал, что бреется шилом и греется дымом. Проходили мимо попа. Приняли решение спросить, как ему живется на Руси. Поп утверждает, что счастье не в благополучии, роскоши и спокойствии. И доказывает, что спокойствия у него нет, ночью и днем могут вызвать к умирающему, что сын не может выучится грамоте, что видит он часто всхлипы со слезами у гробов.

Утверждает поп, что рассеялись помещики по родной земле и от этого нет теперь, как ранее бывало богатства у попа. В былые времена он присутствовал на свадьбах у богатых людей и зарабатывал на этом, а теперь все разъехались. Поведал о том, что придет бывало в крестьянскую семью хоронить кормильца, а с них и взять нечего. Поехал поп далее своею дорогою.

Глава 2. Сельская Ярмарка

Везде где идут мужики, видят они скупое жилье. Паломник моет лошадь в речке, у него спрашивают мужики, куда пропали люди с села. Он отвечает, что ярмарка сегодня в деревне Кузьминской. Мужики, придя на ярмарку, наблюдают как танцует, гуляет, выпивает честной народ. И смотрят на то, как один старичок просит народ о помощи. Обещал внучке подарок привезти, да двух гривен нет у него.

Тут появляется барин, так называют юношу в красной рубахе, и покупает внучке старика ботиночки. На ярмарке можно найти все, что душе угодно: книги Гоголя, Белинского, портреты и так далее. Путешественники смотрят представление с участием Петрушки, народ подает актерам выпивку и много денег.

Глава 3. Пьяная ночь

Возвращаясь домой после праздника, люди от пьянства падали в канавы, бабы дрались, жалуясь на жизнь. Веретенников тот, что купил башмачки внучке, шел рассуждая о том, что русские народ хороший и умный, но пьянство все портит, являясь большим минусом для людей. Мужчины поведали Веретенникову о Нагом Якиме. Парень этот жил в Питере и после ссоры с торговцем попал в тюрьму. Как-то подарил он сыну картинок разных, повесели по стенам и любовался он на них более, чем сын. Однажды случился пожар, так он вместо того, чтобы деньги спасать, начал картинки собирать.

Деньги его расплавились и за них потом только одиннадцать рублей давали торговцы, а картинки теперь в новом доме висят на стенах. Яким сказал, что мужики не врут и высказался о том, что наступит грусть и печальным будет народ, если пить перестанет. Далее молодые люди стали песню напевать, да так хорошо пели, что одна девушка, проходящая мимо, слез даже не удержала. Пожалилась она, что муж у нее очень ревнивый и сидит она дома как на привязи. Мужики после рассказа стали вспоминать своих жен, поняли, что скучают по ним решили побыстрее узнать, кому хорошо живется на Руси.

Глава 4. Счастливые

Путешественники, проходя мимо праздного толпы, ищут счастливых людей в ней, обещая им налить выпить. Первым пришел к ним дьяк, ведая о том, что счастье не в роскоши и богатстве, а в вере в Бога. Рассказал о том, что он верит и этим он счастлив. Следом старуха про свое счастье толк ведет, репка в ее огороде вымахала огромная и аппетитная. В ответ она слышит насмешки и совет идти домой. После солдат повествует историю о том, что после двадцати сражений он остался жив, что пережил голод и не помер, что этим он счастлив. Получает стакан водки и уходит. Камнетес орудует большим молотком, сил у него немерено.

В ответ худощавый мужик высмеивает его, советуя не хвастаться силой иначе Бог заберет силу то. Подрядчик хвастает, что предметы весом в четырнадцать пудов он носил с легкостью на второй этаж, но последнее время растерял силищу и собрался помирать в родном городе. Пришел к ним дворянин, рассказал о том, что жил он при госпоже, питался с ними очень хорошо, пивал он напитки из чужих стаканов и заработал странную болезнь. Ошибался он несколько раз в диагнозе, но в конце концов оказалось, что это подагра. Странники выгоняют его, чтобы не пил с ними вино. Затем Белорус поведал о том, что счастье в хлебе. Нищие видят счастье в большом подаянии. Водка заканчивается, а действительно счастливого не нашли, советуют им счастья искать у Ермилы Гирина, который управляет мельницей. Ермилу присуждают продать ее, выигрывает торги, но денег у него нет.

Пошел он просит у народа на площади взаймы, насобирал денег, и мельница стала его собственностью. На следующий день он вернул всем добрым людям, которые помогли ему в трудную минуту, им их деньги. Путешественники дивились тому, что народ поверил на слова Ермиле и помог. Люди добрые рассказывали, что Ермила был писарем у полковника. Работал он честно, но его прогнали. Когда полковник умер и пришло время выбирать бурмистра, все единогласно выбрали Ермила. Кто-то поведал, что Ермила не верно судил сына крестьянки Ненилы Власьевны.

Печалился сильно Ермила, что мог подвести крестьянку. Велел, чтобы его судил народ, молодому человеку присудили штраф. Уволился он с работы и взял в аренду мельницу, определил на ней свой порядок. Советовали путешественникам пойти к Гирину, но народ сказывал, что он в остроге. И тут все прерывается потому, на обочине секут лакея за воровство. Странники спросили продолжения рассказа, в ответ услышали обещание продолжить при следующей встрече.

Глава 5. Помещик

Странники встречают помещика, который принимает их за воров и даже грозит пистолетом. Оболт Оболдуев разобравшись в людях, завел рассказ о древности рода своего, о том, что служа государю имел жалование в два рубля. Вспоминает богатые разной пищей пиры, прислуг, который у него было целый полк. Жалеет о потерянной неограниченной власти. Поведал помещик каким он был добрым, как в доме его люди молились, как творилась духовная чистота в его доме. А теперь сады их вырубили, дома по кирпичикам разобрали, лес разворовали, от былой жизни не осталось и следа. Помещик жалуется, что не создан он для такой жизни, прожив в селе сорок лет не сумеет он отличить ячмень от ржи, а требуют того, чтобы трудился он. Помещик рыдает, народ ему сочувствует.

Часть 2. Последыш

Странники, идя мимо сенокосу, решают немного покосить, заскучали по работе. Седовласый мужик Влас гонит баб с полей, просит не мешать помещику. В реке в лодках помещики ловят рыбку. Причалили и пошли сенокос обходить. Странники стали мужика расспрашивать о помещике. Оказалось, что сыновья в сговоре с народом специально потакают барину для того, чтобы не лишил он их наследства. Сыновья упрашивают всех подыграть им. Один мужик Ипат не подыгрывая служит, за спасение которое даровал ему барин. Со временем все привыкают к обману и так и живут. Только мужик Агап Петров не желал играть в эти игры. Утятина схватил второй удар, но снова он очнулся и приказал прилюдно выпороть Агапа. Сыновья поставили вино в конюшне и просили громко кричать, чтобы князю до крыльца было слышно. Но вскоре Агап помер, говорят от вина княжеского. Народ стоит перед крыльцом и играет комедию, один богатый мужик не выдерживает и громко смеется. Спасает ситуацию крестьянка, падает в ноги князю, утверждая, что смеялся ее глупый маленький сын. Как только Утятин помер, весь народ свободно вздохнул.

Часть 3. Крестьянка

О счастье спросить посылают в соседнее село к Матрене Тимофеевне. В деревне голод и беднота. Кто-то в реке поймал маленькую рыбку и рассказывает о том, что когда-то рыба ловилась крупнее.

Воровство процветает, тащат кто что унести. Путешественники находят Матрену Тимофеевну. Та твердит, что нет у нее времени разглагольствовать, надо рожь убирать. Странники помогают ей, во время работы Тимофеевна начинает охотно рассказывать о своей жизни.

Глава 1. До замужества

У девушки в молодости была крепкая семья. В родительском доме жила она не зная бед, времени хватало веселиться и работать. Однажды появился Филипп Корчагин, и отец пообещал отдать в жены дочь. Матрена долго упиралась, но в итоге согласилась.

Глава 2. Песни

Далее рассказ уже о жизни в доме свекра и свекрови, который прерывается грустными песнями. Один раз поколотили ее за медлительность. Муж уезжает на работу, а у нее рождается ребенок. Нарекает она его Демушкой. Бранить стали родители мужа часто, но она все терпит. Только отец свекра, старичок Савелий, жалел невестку.

Глава 3. Савелий, богатырь святорусский

Жил он в горнице, семью не любил и в свой дом не пускал. Рассказывал он Матрене про жизнь свою. В молодости жид он в крепостной семье. Село было глухое, по зарослям и болотами надо туда добираться. Помещик в селе был Шалашников, только до села добраться он не мог, и крестьяне даже по вызову к нему не ходили. Оброку не платили, полиции в дань дарили рыбу и мед. Пошли они к барину, жалились, что оброку нет. Пригрозив поркой, помещик все-таки получил свою дань. Через некоторое время приходит оповещение, что Шалашников убит.

Пришел шельмец вместо помещика. Приказал рубить деревья, если денег нет. Когда рабочие опомнились, поняли, что прорубили дорогу в село. Немец обокрал их до последней копейки. Фогель построил фабрику и приказал рыть канаву. Крестьяне сели в обед отдохнуть, немец пошел их ругать стал за безделье. Они столкнули его в ров и живым закопали. Попал на каторгу, спустя двадцать лет сбежал оттуда. Во времена каторги накопил денег, построил избу и теперь там и живет.

Глава 4. Демушка

Сноха бранила дивчину за то, что та мало работает. Стала она оставлять сыночка дедушке. Дед прибежал на поле, рассказал о том, что недосмотрел и свиньям скормил Демушку. Мало горя матери, так еще и полиция стала часто приезжать, подозревали, что специально она убила ребенка. Похоронили ребеночка в закрытом гробу, долго она его оплакивала. А Савелий все ее успокаивал.

Глава 5. Вотчина

Как помер дите, так и работа встала. Свекор решил проучить и побить невесту. Та стала умолять убить ее, отец сжалился. Круглыми сутками мать оплакивала на могиле сына. Зимой муж вернулся. Дед ушел от горя с начало в лес, потом в монастырь. После Матрена рожала каждый год. И опять наступила череда бед. Родители померли у Тимофеевны. Дед вернулся с монастыря, просил прощения у матери, говорил, что молился за Демушку. Но долго так и не прожил, очень тяжело помер. Перед смертью рассказывал о трех путях жизни у женщин и о двух путях - у мужчин. Спустя четыре года стала в село приходит богомолка.

Все про верования какие-то говорила, советовала не кормить грудным молоком деток по постным дням. Тимофеевна не слушала, потом пожалела, говорит Бог ее покарал. Когда ее ребенку, Федоту, было восемь лет от роду, стал пасти он овец. И как-то пришли жаловаться на него. Говорят, что скормил он овцу волчице. Мать стала Федота расспрашивать. Ребенок поведал, что не успел он глазом моргнуть, как откуда не возьмись, появилась волчица и схватила овцу. Побежал он в след, догнал, но овца мертва была. Волчица завыла, было видно, что где-то в норе у нее детки. Пожалел он ее и отдал мертвую овцу. Пытались выпороть Фетода, да мать все наказание на себя приняла.

Глава 6. Трудный год

Матрена Тимофеевна поведала, что волчица тогда непросто так повидалась сыну ее. Считает, что это был предвестник голодухи. Свекровь все сплетни по деревни про Матрену разносила. Рассказывала, что голод накаркала невестка потому, что умела такими вещами заниматься. Говорила, что муж ее защищает. А так если б не сын ее, давно бы как прежде кольями бы забили до смерти за такое.

После голодовки стали ребят по деревням на службу забирать. Забрали сначала брата ее мужа, она была спокойна, что в тяжелые времена муж с ней будет. Но в не очереди забрали и мужа. Жизнь становится невыносимой, свекровь и свекор начинают еще больше глумится над ней.

Картинка или рисунок Кому на Руси жить хорошо

Другие пересказы для читательского дневника

• Краткое содержание Булгаков Стальное горло

  Герой произведения – выпускник медицинского университета. Ему 24 года, все это время он жил в шумном городе. А теперь его направили в Никольское, где он должен был руководить местной больницей. Такая перспектива пугала

• Краткое содержание Дети синего фламинго Крапивина

  Повесть Дети синего фламинго – это рассказ о приключениях, в которых побывал самый обычный мальчик из нашего времени. Обманным путем его заманивают на остров, которого нет ни на одной карте

• Краткое содержание Астафьев Белогрудка

  Не большая деревня, состоящая всего из трех домов, Зуяты, расположена между двух озер. За ней – утесистый откос, который зарос густым лесом, где, не боясь людей, обитают птицы и звери. Здесь же поселяется и куница с белой грудкой

• Краткое содержание Приключения Незнайки и его друзей Носова

  Сказка Николая Носова повествует о маленьком чудесном городке, который населяют крохотные человечки. Из-за своего маленького роста они получили ласковое название - коротышки

• Краткое содержание Пушкин Пир во время чумы

  Проходит праздничная трапеза. За столом сидят люди и пируют. Один с них обращается к председателю и говорит об их друге Джексоне. Джексон ранее также сидел и пировал за этим столом, но теперь его стул пуст. Джексон умер

Главная » Упражнения » Глава 3 пьяная ночь краткое содержание.  Некрасов Н.А