Почему ключевский плохой историк.
28 января 1841 (село Воскресеновка Пензенской губернии, Российская империя) - 25 мая 1911 (Москва, Российская империя)
Василий Осипович Ключевский – виднейший русский историк либерального направления, «легенда» отечественной исторической науки, ординарный профессор Московского университета, ординарный академик Императорской Санкт-Петербургской Академии наук (сверх штата) по истории и древностям русским (1900), председатель Императорского Общества истории и древностей российских при Московском университете, тайный советник.
В.О. Ключевский
О В.О.Ключевском написано так много, что, кажется, совершенно невозможно вставить и слова в грандиозный мемориал, воздвигнутый легендарному историку в мемуарах современников, научных монографиях коллег-историков, популярных статьях энциклопедий и справочников. Практически к каждому юбилею Ключевского выходили целые сборники биографических, аналитических, историко-публицистических материалов, посвящённых разбору той или иной стороны его творчества, научных концепций, педагогической и административной деятельности в стенах Московского университета. Ведь во многом благодаря его стараниям, российская историческая наука уже во второй половине XIX века вышла на совершенно новый качественный уровень, впоследствии обеспечивший появление трудов, заложивших основы современной философии и методологии исторического познания.
Между тем, в научно-популярной литературе о В.О.Ключевском, а особенно в современных публикациях на Интернет-ресурсах, даны лишь общие сведения о биографии знаменитого историка. Весьма разноречиво представлены и характеристики личности В.О.Ключевского, который, безусловно, являлся одним из самых выдающихся, неординарных и замечательных людей своей эпохи, кумиром не одного поколения студентов и преподавателей Московского университета.
Отчасти это невнимание можно объяснить тем, что основные биографические труды о Ключевском (М.В. Нечкина, Р.А.Киреева, Л.В. Черепнин) создавались в 70-е годы XX века, когда в классической советской историографии «путь историка» понимался преимущественно как процесс подготовки его научных работ и творческих свершений. К тому же в условиях господства марксистско-ленинской идеологии и пропаганды преимуществ советского образа жизни нельзя было открыто сказать, что и при «проклятом царизме» человек из низов имел возможность стать великим учёным, тайным советником, пользоваться личным расположением и глубоким уважением императора и членов царской семьи. Это в какой-то мере нивелировало завоевания Октябрьской революции, в числе которых, как известно, декларировалось завоевание народом тех самых «равных» возможностей. Кроме того, В.О.Ключевский во всех советских учебниках и справочной литературе был однозначно причислен к представителям «либерально-буржуазной» историографии – т.е. к классово чуждым элементам. Изучать частную жизнь, реконструировать малоизвестные грани биографии такого «героя» никому из марксистских историков и в голову бы не пришло.
В постсоветское время считалось, что фактографическая сторона биографии Ключевского достаточно изучена, и поэтому не имеет смысла к ней возвращаться. Ещё бы: в жизни историка нет скандальных любовных похождений, интриг по службе, острых конфликтов с коллегами, т.е. никакой «клубнички», которая могла бы заинтересовать среднестатистического читателя журнала «Караван историй». Отчасти это верно, но в результате сегодня широкой общественности известны лишь исторические анекдоты о «скрытности» и «излишней скромности» профессора Ключевского, его злобно-ироничные афоризмы, да противоречивые высказывания, «надёрганные» авторами различных околонаучных публикаций из личных писем и воспоминаний современников.
Однако современный взгляд на личность, частную жизнь и коммуникации историка, процесс его научного и вненаучного творчества подразумевает самоценность этих объектов исследования как части «историографического быта» и мира русской культуры в целом. В конечном итоге жизнь каждого человека складывается из взаимоотношений в семье, дружеских и любовных связей, дома, привычек, бытовых мелочей. А то, что кто-то из нас в результате попадает или не попадает в историю как историк, писатель или политик – случайность на фоне всё тех же «бытовых мелочей»…
В данной статье мы хотели бы обозначить основные вехи не только творческой, но и личной биографии В.О. Ключевского, рассказать о нём, как о человеке, проделавшем весьма трудный и тернистый путь от сына провинциального священнослужителя, нищего сироты к вершинам славы первого историка России.
В.О.Ключевский: триумф и трагедия «разночинца»
Детские и юношеские годы
В.О. Ключевский
В.О. Ключевский родился 16 (28) января 1841 года в селе Воскресенском (Воскресеновка) под Пензой, в бедной семье приходского священника. Жизнь будущего историка началась с большого несчастья – в августе 1850 года, когда Василию ещё не было десяти лет, его отец трагически погиб. Он отправился на рынок за покупками, а на обратном пути попал в сильную грозу. Лошади испугались и понесли. Отец Осип, не справившись с управлением, очевидно, упал с воза, от удара о землю потерял сознание и захлебнулся потоками воды. Не дождавшись его возвращения, семья организовала поиск. Девятилетний Василий первым увидел мёртвого отца, лежащего в грязи на дороге. От сильного потрясения мальчик начал заикаться.
После смерти кормильца семья Ключевских переехала в Пензу, где поступила на содержание Пензенской епархии. Из сострадания к неимущей вдове, которая осталась с тремя детьми, один из друзей мужа отдал ей для проживания маленький домик. «Был ли кто беднее нас с тобой в то время, когда остались мы сиротами на руках матери», - писал впоследствии Ключевский сестре, вспоминая голодные годы своего детства и отрочества.
В духовном училище, куда его отдали учиться, Ключевский заикался так сильно, что тяготил этим преподавателей, не успевал по многим основным предметам. Как сироту, его держали в учебном заведении лишь из жалости. Со дня на день мог встать вопрос об отчислении ученика по причине профнепригодности: школа готовила церковнослужителей, а заика не годился ни в священники, ни в пономари. В создавшихся условиях Ключевский мог и вовсе не получить никакого образования – у его матери не было средств на обучение в гимназии или приглашение репетиторов. Тогда вдовая попадья слезно умолила заняться с мальчиком одного из учеников старшего отделения. История не сохранила имени этого одарённого юноши, который сумел из робкого заики сделать блестящего оратора, впоследствии собиравшего на свои лекции многотысячную студенческую аудиторию. По предположениям самого известного биографа В.О.Ключевского М. В. Нечкиной, им мог быть семинарист Василий Покровский – старший брат одноклассника Ключевского Степана Покровского. Не будучи профессиональным логопедом, он интуитивно нашёл способы борьбы с заиканием, так что оно почти исчезло. В числе приёмов преодоления недостатка был такой: медленно и отчётливо выговаривать концы слов, даже если ударение на них не падало. Ключевский не преодолел заикания до конца, но совершил чудо - непроизвольно возникавшим в речи маленьким паузам он сумел придать вид смысловых художественных пауз, дававших его словам своеобразный и обаятельный колорит. Впоследствии недостаток превратился в характерную индивидуальную чёрточку, придавшую особую притягательность речи историка. Современные психологи и имиджмейкеры намеренно используют подобные приёмы для привлечения внимания слушателей, придания «харизматичности» образу того или иного оратора, политика, общественного деятеля.
В.О. Ключевский
Долгая и упорная борьба с природным недостатком также содействовала прекрасной дикции лектора Ключевского. Он «отчеканивал» каждое предложение и «особенно окончания произносимых им слов так, что для внимательного слушателя не мог пропасть ни один звук, ни одна интонация негромко, но необыкновенно ясно звучащего голоса,» - писал об историке его ученик профессор А. И. Яковлев.
По окончании уездного духовного училища в 1856 году В.О.Ключевский поступил в семинарию. Он должен был стать священником – таково было условие епархии, взявшей на содержание его семью. Но в 1860 году, бросив учёбу в семинарии на последнем курсе, молодой человек готовится к поступлению в Московский университет. Отчаянно смелое решение девятнадцатилетнего юноши определило в дальнейшем всю его судьбу. На наш взгляд, оно свидетельствует не столько о настойчивости Ключевского или цельности его натуры, сколько о присущей ему уже в юном возрасте интуиции, о которой говорили впоследствии многие его современники. Уже тогда Ключевский интуитивно понимает (или догадывается) о своём личном предназначении, идёт наперекор судьбе, чтобы занять именно то место в жизни, которое позволит полностью реализовать его стремления и способности.
Надо думать, что судьбоносное решение об уходе из Пензенской семинарии далось будущему историку нелегко. С момента подачи заявления семинарист лишался стипендии. Для крайне стеснённого в средствах Ключевского потеря даже этих небольших денег была весьма ощутима, однако обстоятельства вынуждали его руководствоваться принципом «или всё - или ничего». Сразу после окончания семинарии поступать в университет он не мог, потому что обязан был бы принять духовное звание и находиться в нем не менее четырёх лет. Стало быть, оставить семинарию нужно было как можно скорее.
Дерзкий поступок Ключевского взорвал размеренную семинарскую жизнь. Духовное начальство возражало против отчисления успешного ученика, фактически уже получившего образование за счёт епархии. Своё прошение об увольнении Ключевский мотивировал стеснёнными домашними обстоятельствами и слабостью здоровья, но всем в семинарии, от директора до истопника, было очевидно, что это лишь формальная отговорка. Семинарское правление написало доклад пензенскому архиерею, преосвященному Варлааму, но тот неожиданно наложил положительную резолюцию: «Ключевский не совершил еще курса учения и, следовательно, если он не желает быть в духовном звании, то его и можно уволить беспрепятственно». Лояльность официального документа не совсем соответствовала истинному мнению архиерея. Ключевский впоследствии вспоминал, что на декабрьском экзамене в семинарии Варлаам назвал его дураком.
Денег на дорогу в Москву дал дядя И.В.Европейцев (муж сестры матери), поощрявший в племяннике желание учиться в университете. Зная, что молодой человек испытывает огромную благодарность, но одновременно и душевное неудобство от дядиной благотворительности, Европейцев решил немного схитрить. Он подарил племяннику «на память» молитвенник с напутствием обращаться к этой книге в трудные минуты жизни. Между страниц была вложена крупная ассигнация, которую Ключевский нашёл уже в Москве. В одном из первых писем домой он писал: «Я уехал в Москву, крепко надеясь на Бога, а потом на вас и на себя, не рассчитывая слишком много на чужой карман, что бы там со мной ни случилось».
По мнению некоторых биографов, комплекс личной вины перед матерью и младшими сёстрами, оставленными в Пензе, преследовал знаменитого историка на протяжении долгих лет. Как свидетельствуют материалы личной переписки Ключевского, с сёстрами Василий Осипович сохранил самые тёплые отношения: всегда стремился им помогать, опекать, участвовать в их судьбе. Так, благодаря помощи брата, старшая сестра Елизавета Осиповна (в замужестве – Вирганская) смогла воспитать и дать образование семерым своим детям, а после смерти младшей сестры Ключевский принял двух её детей (Е.П. и П.П. Корневых) в свою семью и воспитал их.
Начало пути
В 1861 году В.О.Ключевский поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Ему выпало трудное время: в столицах кипели почти революционные страсти, вызванные манифестом 19 февраля 1861 года об освобождении крестьян. Либерализация буквально всех сторон общественной жизни, модные идеи Чернышевского о «народной революции», которые буквально носились в воздухе, смущали молодые умы.
В годы учёбы Ключевский старался держаться в стороне от политических споров в студенческой среде. Скорее всего, у него просто не было ни времени, ни желания заниматься политикой: он приехал в Москву учиться и, кроме того, нужно было зарабатывать деньги уроками, чтобы содержать себя и помогать семье.
По мнению советских биографов, Ключевский одно время посещал историко-философский кружок Н.А. Ишутина, но эта версия не подтверждается ныне изученными материалами личного архива историка. В них есть указание на тот факт, что Ключевский был репетитором некоего гимназиста Ишутина. Однако это «репетиторство» могло иметь место ещё до поступления Ключевского в Московский университет. Н.А. Ишутин и Д.В.Каракозов являлись уроженцами Сердобска (Пензенская губерния); в 1850-е годы они обучались в 1-ой Пензенской мужской гимназии, а семинарист Ключевский в тот же период активно подрабатывал частными уроками. Возможно, Ключевский возобновил знакомство с земляками в Москве, но каких-либо достоверных сведений об его участии в Ишутинском кружке исследователями не обнаружено.
Московская жизнь, очевидно, вызывала интерес, но одновременно порождала в душе молодого провинциала настороженность и недоверие. До отъезда из Пензы он нигде не более не бывал, вращался в основном в духовной среде, что, безусловно, затрудняло «адаптацию» Ключевского к столичной реальности. «Провинциальность» и подсознательное неприятие бытовых излишеств, считающихся нормой в большом городе, остались с В.О.Ключевским на всю его жизнь.
Бывшему семинаристу, вне сомнения, пришлось пережить и серьёзную внутреннюю борьбу, когда он двигался от религиозных традиций, усвоенных в семинарии и семье, к научно-позитивистским. Ключевский прошёл этот путь, изучая труды основоположников позитивизма (Конта, Миля, Спенсера), материалиста Людвига Фейербаха, в концепции которого его более всего привлёк преобладающий интерес философа к этике и религиозной проблеме.
Как свидетельствуют дневники и некоторые личные записи Ключевского, результатом внутреннего «перерождения» будущего историка стало его постоянное стремление дистанцироваться от окружающего мира, сохраняя в нём своё личное пространство, недоступное для посторонних глаз. Отсюда – не раз отмеченный современниками показной сарказм, язвительный скептицизм Ключевского, его желание лицедействовать на публике, убеждая окружающих в собственной «сложности» и «закрытости».
В 1864-1865 годах Ключевский завершил курс обучения в университете защитой кандидатского сочинения «Сказания иностранцев о Московском государстве». Проблема была поставлена под влиянием профессора Ф.И. Буслаева. Кандидатское сочинение получило очень высокую оценку, и Ключевский был оставлен при кафедре стипендиатом для подготовки к профессорскому званию.
Работа над магистерской диссертацией «Жития святых как исторический источник» затянулась на шесть лет. Поскольку Василий Осипович не мог оставаться стипендиатом, по просьбе его учителя и наставника С.М. Соловьева он получил место репетитора в Александровском военном училище. Здесь он проработал с 1867 года шестнадцать лет. С 1871 года он заменил С.М.Соловьева в преподавании курса новой всеобщей истории в этом училище.
Семья и личная жизнь
В 1869 году В.О.Ключевский вступил в брак с Анисьей Михайловной Бородиной. Это решение стало настоящим сюрпризом, как для родственников, так и для самой невесты. Ключевский первоначально ухаживал за младшими сёстрами Бородиными – Анной и Надеждой, но сделал предложение Анисье, которая была на три года его старше (на момент свадьбы ей исполнилось уже тридцать два). В таком возрасте девица считалась «вековушей» и практически не могла рассчитывать на замужество.
Борис и Анисья Михайловна Ключевские, вероятно, со своими собаками, названными В.О. Ключевским Грош и Копейка. Не ранее 1909 г.
Ни для кого не секрет, что в среде творческой интеллигенции долговременные брачные союзы, как правило, основаны на отношениях единомышленников. Супруга учёного, писателя, известного публициста обычно выступает в качестве бессменного секретаря, критика, а то и незримого для публики генератора идей своей творческой «половины». Об отношениях супругов Ключевских мало что известно, но, скорее всего, они были очень далеки от творческого союза.
В переписке 1864 года Ключевский ласково называл свою невесту «Никсочка», «поверенная души моей». Но, что примечательно, в дальнейшем не зафиксировано какой-либо переписки между супругами. Даже во время отъездов Василия Осиповича из дому он, как правило, просил других своих адресатов передавать Анисье Михайловне сведения о себе. В тоже время Ключевский на протяжении долгих лет вёл оживлённую дружескую переписку с сестрой жены - Надеждой Михайловной Бородиной. А черновики давних писем к другой своей свояченице, Анне Михайловне, по свидетельству сына, Василий Осипович бережно хранил и прятал среди «пензенских бумаг».
Скорее всего, взаимоотношения супругов Ключевских строились исключительно в личной, семейно- бытовой плоскости, оставаясь таковыми протяжении всей жизни.
Домашним секретарём В.О.Ключевского, его собеседником и помощником в работе был единственный сын Борис. Для Анисьи Михайловны, хотя она часто присутствовала на публичных лекциях мужа, сфера научных интересов знаменитого историка оставалась чуждой и во многом непонятной. Как вспоминал П.Н.Милюков, во время его посещений дома Ключевских, Анисья Михайловна лишь исполняла обязанности радушной хозяйки: разливала чай, угощала гостей, никак не участвуя в общей беседе. Сам Василий Осипович, часто бывавший на различных неофициальных приёмах и журфиксах, супругу с собой никогда не брал. Возможно, у Анисии Михайловны отсутствовала склонность к светскому времяпрепровождению, но, скорее всего, Василий Осипович и его жена не хотели причинять себе лишних забот и ставить друг друга в неудобную ситуацию. Госпожу Ключевскую нельзя было представить себе на официальном банкете или в обществе учёных коллег её мужа, спорящих в прокуренном домашнем кабинете.
Известны случаи, когда незнакомые посетители принимали Анисью Михайловну за прислугу в профессорском доме: даже внешне она напоминала обычную мещанку-домохозяйку или попадью. Супруга историка слыла домоседкой, вела дом и хозяйство, решая все практические вопросы жизни семьи. Сам Ключевский, как и всякий увлечённый своими идеями человек, в житейских мелочах был беспомощнее ребёнка.
Всю жизнь А.М.Ключевская оставалась глубоко верующим человеком. В разговорах с друзьями Василий Осипович нередко иронизировал по поводу пристрастия супруги к «спортивным» походам в храм Христа Спасителя, который находился далеко от их дома, хотя рядом была другая маленькая церковь. В одном из таких «походов» Анисии Михайловне стало плохо, и когда её привезли домой, она скончалась.
Тем не менее, в целом складывается впечатление, что в течение многих лет совместной жизни супруги Ключевские сохраняли глубокую личную привязанность и почти что зависимость друг от друга. Василий Осипович очень тяжело переживал смерть своей «половинки». Ученик Ключевского С.Б. Веселовский в эти дни в письме товарищу писал, что после смерти жены старый Василий Осипович (ему было уже 69 лет) и его сын Борис «остались осиротевшими, беспомощными, как малые дети».
И когда в декабре 1909 года появился долгожданный четвёртый том «Курса русской истории», перед текстом на отдельной странице была надпись: «Памяти Анисии Михайловны Ключевской († 21 марта 1909 г.)».
Кроме сына Бориса (1879-1944), в семье Ключевских жила на положении воспитанницы племянница Василия Осиповича – Елизавета Корнева (? –09.01.1906). Когда у Лизы появился жених, В.О. Ключевскому он не понравился, и опекун начал препятствовать их отношениям. Несмотря на неодобрение всей семьи, Лиза ушла из дома, спешно вышла замуж и вскоре после свадьбы умерла «от чахотки». Особенно тяжело смерть племянницы переживал Василий Осипович, который любил её, как свою родную дочь.
Профессор Ключевский
В 1872 году В.О. Ключевский успешно защитил магистерскую диссертацию. В том же году он занял кафедру истории в Московской духовной академии и занимал её 36 лет (до 1906 года). В те же годы Ключевский начинает преподавать на Высших женских курсах. С 1879 года - читает лекции в Московском университете. В то же время он заканчивает докторскую диссертацию «Боярская дума Древней Руси» и в 1882 году защищает её на университетской кафедре. С этого времени Ключевский становится профессором четырёх учебных заведений.
Его лекции пользовались огромной популярностью среди студенческой молодёжи. Не только студенты историки и филологи, для которых, собственно, и читался курс русской истории, были его слушателями. Математики, физики, химики, медики - все стремились прорваться на лекции Ключевского. По свидетельствам современников, они буквально опустошали аудитории на других факультетах; многие студенты приходили в университет с раннего утра, чтобы занять место и ждать «желанного часа». Слушателей привлекало не столько содержание лекций, сколько афористичность, живость подачи Ключевским даже уже известного материала. Демократичность образа самого профессора, столь нетипичная для университетской среды, также не могла не вызвать симпатий учащейся молодёжи: все хотели слушать «своего» историка.
Советские биографы пытались объяснить необыкновенный успех лекционного курса В.О.Ключевского в 1880-е годы его стремлением «угодить» революционно настроенной студенческой аудитории. По мнению М.В. Нечкиной, в первой же своей лекции, прочитанной 5 декабря 1879 года, Ключевский выдвинул лозунг свободы:
«Текст именно этой лекции, к сожалению, не дошел до нас, но сохранились воспоминания слушателей. Ключевский, пишет один из них, «полагал, что реформы Петра не дали желаемых результатов; чтобы Россия могла стать богатой и могучей, нужна была свобода. Её не видела Россия XVIII века. Отсюда, так заключал Василий Осипович, и государственная ее немощь.»
Нечкина М.В. «Лекционное мастерство В.О. Ключевского»
В других лекциях Ключевский иронично отзывался об императрицах Елизавете Петровне, Екатерине II, красочно характеризовал эпоху дворцовых переворотов:
«По известным нам причинам... - записывал лекцию университетский слушатель Ключевского 1882 года, - после Петра русский престол стал игрушкою для искателей приключений, для случайных людей, часто неожиданно для самих себя вступавших на него... Много чудес перебывало на русском престоле со смерти Петра Великого, - бывали на нем... и бездетные вдовы и незамужние матери семейств, но не было ещё скомороха; вероятно, игра случая направлена была к тому, чтобы дополнить этот пробел нашей истории. Скоморох явился».
Речь шла о Петре III. Так с университетской кафедры ещё никто не говорил о доме Романовых.
Из всего этого советскими историками делался вывод об антимонархической и антидворянской позиции историка, едва ли не роднившей его с революционерами-цареубийцами С.Перовской, Желябовым и другими радикалами, желавшими во что бы то ни стало изменить существующий порядок. Однако историк В.О.Ключевский ни о чём подобном даже не помышлял. Его «либерализм» чётко укладывался в рамки дозволенного в эпоху государственных реформ 1860-70-х годов. «Исторические портреты» царей, императоров и других выдающихся правителей древности, созданные В.О.Ключевским – лишь дань исторической достоверности, попытка объективно представить монархов как обычных людей, которым не чужды любые человеческие слабости.
Маститый учёный В.О.Ключевский избирался деканом историко-филологического факультета Московского университета, проректором, председателем Общества истории и древностей Российских. Он был назначен учителем сына Александра III великого князя Георгия, не раз приглашался на прогулки с царской семьёй, вёл беседы с государем и императрицей Марией Фёдоровной. Однако в 1893-1894 годах Ключевский, несмотря на личное расположение к нему императора, категорически отказался написать книгу об Александре III. Скорее всего, это не было ни капризом историка, ни проявлением его оппозиционности к власти. Ключевский не видел за собой таланта льстивого публициста, а для историка писать о ещё здравствующем или только что почившем «очередном» императоре – просто неинтересно.
В 1894 году ему, как председателю Общества истории и древностей российских, пришлось произнести речь «Памяти в бозе почившего государя императора Александра III». Либерально мыслящий историк в этой речи по-человечески искренне сожалел о смерти государя, с которым при жизни часто общался. За эту речь Ключевский был освистан студентами, усмотревшими в поведении любимого профессора не скорбь по усопшему, а непростительный конформизм.
В середине 1890-х годов Ключевский продолжает исследовательскую работу, выпускает «Краткое пособие по новой истории», третье издание «Боярской думы Древней Руси». Шесть его учеников защищают диссертации.
В 1900 году Ключевского избирают в Императорскую Академию наук. С 1901 года он по правилам подаёт в отставку, но остается преподавать в университете и Духовной академии.
В 1900-1910 годы он стал читать курс лекций в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, где его слушателями были многие выдающиеся художники. Ф.И. Шаляпин в своих воспоминаниях написал, что Ключевский помог ему уяснить образ Бориса Годунова перед бенефисом в Большом театре в 1903 году. В воспоминаниях знаменитого певца о знаменитом историке также неоднократно говорится об артистичности Ключевского, его незаурядном таланте привлекать к себе внимание зрителя и слушателя, способности «вжиться в роль» и полностью раскрыть характер избранного персонажа.
С 1902 года Василий Осипович готовит к изданию главное детище своей жизни - «Курс русской истории». Эта работа прерывалась только в 1905 году выездами в Петербург для участия в комиссиях по закону о печати и статусу Государственной думы. Либеральная позиция Ключевского осложнила его отношения с руководством Духовной академии. В 1906 году Ключевский подал в отставку и был уволен, несмотря на протесты студентов.
По уверениям историков-кадетов П.Н.Милюкова и А. Кизеветтера, в конце жизни В.О.Ключевский стоял на тех же либерально-конституционных позициях, что и Партия народной свободы. В 1905 году на совещании в Петергофе он не поддержал идею «дворянской» конституции будущих «октябристов», и согласился баллотироваться в Государственную Думу депутатом от Сергиева Посада. На самом деле, несмотря на все реверансы со стороны лидеров едва народившихся политических партий, политика В.О.Ключевского не интересовала вовсе.
По поводу «партийной принадлежности» Ключевского не раз возникали довольно ожесточённые споры в среде советских историков. М.В. Нечкина однозначно (вслед за Милюковым) считала Ключевского идейным и фактическим членом Партии народной свободы (кд). Однако академик Ю.В. Готье, лично знавший историка в те годы, утверждал, что баллотироваться в Думу от этой партии «старика» едва ли не насильно заставил его сын Борис, и «делать из Ключевского кадетскую фигуру невозможно».
В той же полемике с Нечкиной прозвучала и такая фраза Ю.В. Готье: «Ключевский был в отношении характера и общественной деятельности настоящая "мокрая курица". Я ему так и говорил. Воля у него была только в его произведениях, а в жизни у него никакой воли не было… Ключевский всегда был у кого-нибудь под башмаком.»
Вопрос о фактическом участии или неучастии историка в делах кадетской партии на сегодняшний день утратил свою актуальность. Его депутатство в Государственной Думе не состоялось, но, в отличие от П.Н.Милюкова и Ко, для Ключевского это не имело значения: учёному всегда было чем заняться и где реализовать свой ораторский талант.
«Курс русской истории» и историческая концепция В.О.Ключевского
Наряду со специальным курсом «Истории сословий в России» (1887), исследованиями, посвящёнными социальной тематике («Происхождение крепостного права в России», «Подушная подать и отмена холопства в России», «Состав представительства на земских соборах древней Руси»), истории культуры XVIII и XIX вв. и др., Ключевский создал главный труд своей жизни – «Курс русской истории» (1987-1989. T.I - 5). Именно в нём представлена концепция исторического развития России по В.О.Ключевскому.
Большинство историков-современников считало, что В.О.Ключевский, как ученик С.М.Соловьёва, лишь продолжает развивать концепцию государственной (юридической) школы в русской историографии в новых условиях. Помимо влияния государственной школы, доказывалось воздействие на взгляды Ключевского других его университетских учителей - Ф.И. Буслаева, С.В. Ешевского и деятелей 1860-х гг. - А.П. Щапова, Н.А. Ишутина и т.п.
В своё время советская историография сделала и вовсе необоснованную попытку «развести» взгляды С.М.Соловьёва как «апологета самодержавия» и В.О.Ключевского, стоявшего на либерально-демократических позициях (М.В.Нечкина). Ряд историков (В.И. Пичета, П.П. Смирнов) основную ценность трудов Ключевского увидели в попытке дать историю общества и народа в её зависимости от экономических и политических условий.
В современных исследованиях преобладает взгляд на В.О.Ключевского не только как на продолжателя историко-методологических традиций государственной (юридической) школы (К.Д. Кавелин, Б.Н.Чичерин, Т.Н.Грановский, С.М.Соловьев), но и создателя нового, наиболее перспективного её направления, основанного на «социологическом» методе.
В отличие от первого поколения «государственников», Ключевский считал необходимым ввести в качестве самостоятельных сил исторического развития социальные и экономические факторы. Исторический процесс в его представлении есть результат непрерывного взаимодействия всех факторов (географических, демографических, экономических, политических, социальных). Задача историка в этом процессе сводится не к построению глобальных исторических схем, а к постоянному выявлению конкретного взаимоотношения всех вышеперечисленных факторов в каждый конкретный момент развития.
На практике «социологический метод» означал для В.О. Ключевского тщательное исследование степени и характера хозяйственного развития страны, тесно связанных с природно-географической средой, а также - детальный анализ социальной стратификации общества на каждом этапе развития и тех взаимоотношений, которые возникают при этом внутри отдельных социальных групп (он часто называл их классами). В результате исторический процесс принимал у В.О. Ключевского более объемные и динамичные формы, чем у его предшественников или современников типа В.И. Сергеевича.
Своё понимание общего хода русской истории В.О. Ключевский наиболее сжато представил в периодизации, в которой он выделил четыре качественно различных этапа:
VIII-XIII вв. - Русь Днепровская, городовая, торговая;
XIII - середина XV в. - Русь Верхневолжская, удельно-княжеская, вольно-земледельческая;
середина XV - второе десятилетие XVII в. - Русь Великая, Московская, царско-боярская, военно-землевладельческая;
начало XVII - середина XIX в. - период всероссийский, императорско-дворянский, период крепостного, земледельческо¬го и фабрично-заводского хозяйства.
Уже в докторской диссертации «Боярская дума Древней Руси», явившейся, по сути, развёрнутым социальным портретом боярского сословия, наиболее ярко проявилась та новизна, которую В.О. Ключевский внёс в традиции государственной школы.
В условиях резко обозначившегося на рубеже XIX - ХХ веков расхождения интересов самодержавного государства и общества Ключевский пересмотрел взгляды своего учителя Соловьёва на весь двухвековый отрезок новой истории страны, перечеркнув тем самым результаты последних семнадцати томов его «Истории России» и построенную на них политическую программу отечественного предреформенного либерализма. На этих основаниях ряд исследователей (в частности - А. Шаханов) делает вывод о невозможности отнесения Ключевского к государственной школе в русской историографии.
Но это не так. Ключевский лишь объявляет «новую историю», актуализирует социологическую направленность исторического исследования. По сути, он сделал то, что более всего импонировало запросам молодого поколения историков 1880-х годов: объявляет отказ от предлагаемых извне схем или целей, как западнических, так и славянофильских. Студенты хотели изучать русскую историю как научную проблему, и «социологический метод» Ключевского дал им такую возможность. Учеников и последователей Ключевского (П.Милюкова, Ю. Готье, А. Кизеветтера, М. Богословского, Н. А. Рожкова, С. Бахрушина, А. И. Яковлева, Я. Л. Барскова) часто называют «неогосударственниками», т.к. они в своих построениях использовали всё тот же многофакторный подход государственной школы, расширяя и дополняя его культурными, социологическими, психологическими и прочими факторами.
В «Курсе русской истории» Ключевский дал уже целостное изложение русской истории на основе своего социологического метода. Как ни одно из исторических произведений государственной школы, «Курс» В.О. Ключевского вышел далеко за рамки чисто учебного издания, превратившись в факт не только научной, но и общественной жизни страны. Расширенное понимание многофакторности исторического процесса в сочетании с традиционными постулатами государственной школы позволили довести до логического предела ту концепцию русского исторического процесса, которая была заложена С.М. Соловьёвым. В этом смысле труд В.О. Ключевского стал рубежным для развития всей исторической науки в России: он завершил традицию века XIX и одновременно предвосхитил новаторские поиски, которые нёс с собой век XX.
Оценка личности В.О.Ключевского в воспоминаниях современников
Фигура В.О. Ключевского уже при его жизни была окружена ореолом «мифов», разного рода анекдотов и априорных суждений. И в наши дни сохраняется проблема клишированного восприятия личности историка, что, как правило, основано на субъективных отрицательных характеристиках П. Н. Милюкова и язвительных афоризмах самого Ключевского, которые широко доступны читателю.
П.Н.Милюков, как известно, рассорился с В.О.Ключевским ещё в процессе подготовки своей магистерской диссертации о реформах Петра I. Диссертация была восторженно встречена научной общественностью, но В.О.Ключевский, пользуясь своим непререкаемым авторитетом, склонил учёный совет университета не присуждать за неё докторской степени. Он посоветовал Милюкову написать другую диссертацию, заметив, что «наука от этого только выиграет». Будущий лидер кадетов смертельно обиделся и впоследствии, не вдаваясь в подробности и истинные причины такого отношения учителя к его работе, свёл всё к сложности характера, эгоизму и «загадочности» В.О.Ключевского, а проще говоря – к зависти. Самому Ключевскому всё в жизни давалось нелегко, и он не терпел чужого быстрого успеха.
В письме от 29 июля 1890 года Милюков пишет, что Ключевскому «тяжело и скучно жить на свете. Славы большей, чем он достиг, он получить не сможет. Жить любовью к науке - вряд ли он может при его скептицизме... Теперь он признан, обеспечен; каждое слово его ловят с жадностью; но он устал, а главное, он не верит в науку: нет огня, нет жизни, страсти к ученой работе - и уже поэтому, нет школы и учеников» .
В конфликте с Милюковым, очевидно, на научном поприще столкнулись два недюжинных самолюбия. Только Ключевский всё-таки больше любил науку, чем себя в науке. Его школа и его ученики развили идеи и многократно приумножили заслуги учёного – это бесспорный факт. Старшее поколение коллег-историков, как известно, поддержало в этом противостоянии именно Ключевского. И не только потому, что у него на тот момент уже были имя и слава. Без Ключевского не было бы Милюкова как историка, и что особенно грустно осознавать – без конфликта со всемогущим Ключевским, возможно, не случилось бы Милюкова как политика. Конечно, нашлись бы другие люди, желающие раскачивать здание российской государственности, но не присоединись к ним Милюков – от этого выиграла бы не только историческая наука, но и история России в целом.
Нередко воспоминания о Ключевском как учёном или лекторе плавно перетекают в психологический анализ или характеристики его личности. Видимо, его персона была настолько ярким событием в жизни современников, что эту тему никак нельзя было обойти. Чрезмерную колкость, замкнутость характера, дистанцированность учёного замечали многие современники. Но необходимо понимать, что разные люди могли быть допущены Ключевским к себе на разное же расстояние. Каждый, кто писал о Ключевском, так или иначе, прямо или в контексте, указывал на свою степень приближённости к личному пространству учёного. Этим и были обусловлены различные, часто прямо противоположные, трактовки его поведения и особенностей характера.
Современники Ключевского (в их числе С. Б. Веселовский, В. А. Маклаков, А. Е. Пресняков) в своих мемуарах решительно опровергают миф о его «сложности и загадочности», «эгоизме», «фиглярстве», постоянном желании «играть на публику», пытаются защитить историка от скорых и поверхностных характеристик.
Василий Осипович был человеком тонкого психологического склада, наделявшим личной эмоциональной окраской все явления жизни, отношение к людям и даже свои лекции. Его психику П. Н. Милюков сравнивает с очень чувствительным измерительным аппаратом, находящимся в постоянном колебании. По мнению Милюкова, такому человеку, как его учитель, достаточно трудно было устанавливать даже обыкновенные житейские отношения.
Если обратиться к дневникам историка разных лет, то, прежде всего исследователю бросается в глаза глубокая саморефлексия, стремление вознести свои внутренние переживания над суетой будничной жизни. Нередко встречаются записи, свидетельствующие о непонимании современниками, как казалось самому Ключевскому, его внутреннего мира. Он замыкается, ищет откровений в самом себе, в природе, подальше от суеты современного общества, ценностей и образа жизни которого он, по большому счёту, до конца не понимает и не принимает.
Нельзя не признать, что поколения сельского духовенства, впитав привычки простой и непритязательной, малообеспеченной жизни, оставили особую печать на внешности Ключевского и его быте. Как пишет М.В. Нечкина:
«…Уже давно мог бы он гордо нести свою славу, чувствовать себя знаменитым, любимым, незаменимым, но нет и тени высокой самооценки в его поведении, даже напротив - подчеркнутое игнорирование славы. От аплодисментов он «хмуро и досадливо отмахивался».
В московском доме Ключевских царила традиционная для старой столицы обстановка: посетителю бросались в глаза старомодные «домотканые половички» и тому подобные «мещанские элементы». На многочисленные просьбы жены и сына по улучшению быта, например, такие, как покупка новой мебели, Василий Осипович соглашался крайне неохотно.
Приходивших к нему посетителей Ключевский, как правило, принимал в столовой. Лишь когда находился в благодушном настроении, приглашал за стол. Иногда в гости к Василию Осиповичу приходили его коллеги, профессора. В таких случаях «он заказывал небольшой графин чистой водки, селедочку, огурцов, потом появлялась белуга», хотя вообще Ключевский был очень бережлив. (Богословский, М. М. «Из воспоминаний о В. О. Ключевском»).
На лекции в университет Ключевский ездил только на дешёвых извозчиках («ваньках»), принципиально избегая щёгольских пролёток московских «лихачей». По дороге профессор нередко вёл с «ваньками» - вчерашними деревенскими парнями и мужиками - оживлённые беседы. По своим делам Ключевский передвигался на «убогой московской конке», причём «забирался на империал». Конка, как вспоминает один из его учеников А. И. Яковлев, отличалась тогда бесконечными простоями чуть ли не на каждом разъезде. В Троице-Сергиеву лавру для преподавания в Духовной Академии Ключевский ездил дважды в неделю по железной дороге, но всегда в третьем классе, в толпе богомольцев.
И. А. Артоболевский рассказывал: «Известная богачка Морозова, с сыном которой когда-то занимался Ключевский, предлагала ему «в качестве презента» коляску и «двух дышловых лошадей». «И все-таки я отказался... Помилуйте, разве мне это к лицу?.. Разве не смешон был бы я в такой коляске?! Ворона в павлиньих перьях...»
Ещё один знаменитый анекдот о профессорской шубе, приведённый в монографии М.В. Нечкиной:
«Знаменитый профессор, давно уже не стесненный нехваткой денег, ходил в старенькой, поношенной шубе. «Что же шубы-то новой, Василий Осипович, себе не заведете? Вон потерлась вся», - замечали приятели. - «По роже и шуба», - лаконично отвечал Ключевский.»
Пресловутая «бережливость» профессора, несомненно, свидетельствовала вовсе не о его природной скупости, низкой самооценке или желании эпатировать окружающих. Напротив, она говорит лишь о его внутренней, духовной свободе. Ключевский привык делать так, как ему удобно, и изменять своим привычкам в угоду внешним условностям не собирался.
Перейдя рубеж своего пятидесятилетия, Ключевский полностью сохранил невероятную трудоспособность. Она поражала его более молодых учеников. Один из них вспоминает, как, проработав долгие часы вместе с молодёжью поздним вечером и ночью, Ключевский появлялся утром на кафедре свежим и полным сил, в то время как ученики еле стояли на ногах.
Конечно, он иногда прихварывал, жаловался то на воспаление горла, то на простуду, его начали раздражать сквозняки, продувавшие лекционный зал на курсах Герье, бывало, что болели зубы. Но он называл свое здоровье железным и был прав. Не очень-то соблюдая правила гигиены (работал ночами, не щадя глаз), он создал про неё оригинальный афоризм: «Гигиена учит, как быть цепной собакой собственного здоровья». О работе было другое изречение: «Кто не способен работать по 16 часов в сутки, тот не имел права родиться и должен быть устранен из жизни, как узурпатор бытия». (Оба афоризма относятся к 1890-м годам.)
Память Ключевского, как у всякого несостоявшегося священнослужителя, была поразительна. Однажды, поднимаясь на кафедру для доклада на каком-то публичном научном торжестве, он споткнулся о ступеньку и выронил листки своих записок. Они веером разлетелись по полу, их порядок был в корне нарушен. Листки ещё раз перемешали при сборе бросившиеся на помощь профессору слушатели. Все взволновались за судьбу доклада. Только жена Ключевского Анисья Михайловна, сидевшая в первых рядах, сохраняла полное спокойствие: «Прочтёт, прочтёт, он всё наизусть помнит», - невозмутимо успокаивала она соседей. Так и вышло.
Очень отчётливый «бисерный», пожалуй, даже мельче бисера, почерк, записи остро отточенным карандашом долго свидетельствовали о хорошем зрении историка. Читать его архивные рукописи мешает не почерк - он безупречен, а стёршийся от времени карандаш. Лишь в последние годы жизни почерк Ключевского стал более крупным, с преимущественным употреблением пера и чернил. «Уметь разборчиво писать - первое правило вежливости», - гласит один из афоризмов историка. На письменном столе у него не было какой-нибудь массивной чернильницы на мраморной доске, а стоял пятикопеечный пузырек чернил, куда он макал перо, как некогда в семинарские годы.
В воспоминаниях, посвящённых историку, совершенно не обсуждается вопрос, был ли он счастлив в браке. Эта пикантная сторона частной жизни, либо намеренно умалчивалась его знакомыми, либо была скрыта от посторонних глаз. В итоге взаимоотношения Ключевского с супругой, отражённые лишь переписке с родственницами или в чрезвычайно редких воспоминаниях друзей семьи, остаются не вполне определёнными.
Неспроста на этом фоне выделяется мемуарная тема, характеризующая отношение Ключевского к представительницам прекрасного пола. Уважаемый профессор, сохраняя имидж благонадёжного семьянина, умудрился стяжать себе славу галантного кавалера и дамского угодника.
Мария Голубцова – дочь друга Ключевского, преподавателя Духовной Академии, А. П. Голубцова, – вспоминает такую «забавную сценку». Василий Осипович, придя к Пасхе, не прочь был с ней «похристосоваться». Но маленькая девочка ему бесцеремонно отказала. «Первая женщина, которая отказалась меня поцеловать!» – сказал, смеясь, Василий Осипович её отцу. Даже на прогулке в горах с князем Георгием и всей его «блестящей компанией», Ключевский не преминул привлечь к своей персоне женское внимание. Огорчённый, что ему в спутницы дали старую-престарую фрейлину, он надумал отомстить: Ключевский эпатировал компанию тем, что, сорвав росший над самым обрывом эдельвейс, преподнёс его своей даме. «На обратной дороге все меня окружили, и уж самые молодые барышни шли со мной», – сообщал довольный своей выходкой профессор.
Ключевский преподавал на Высших женских курсах, и здесь пожилого профессора преследовала масса восторженных поклонниц, которые буквально боготворили его. В университете, даже во времена запрета на посещение университетских лекций девицами, его женская аудитория постоянно росла. Хозяйки самых знаменитых московских салонов нередко соперничали друг с другом, желая видеть Ключевского на всех своих вечерах.
В отношении историка к женщинам было что-то рыцарское и в то же время отстранённое – он готов был служить им и любоваться ими, но, скорее всего, бескорыстно: только как галантный кавалер.
Одной из немногих женщин, с которой Ключевский в течение долгих лет поддерживал доверительные, даже дружеские отношения, была уже упомянутая нами сестра жены – Надежда Михайловна. Василий Осипович охотно приглашал свояченицу в гости, вёл с ней переписку, стал крёстным отцом её воспитанницы. Разные характеры этих людей, скорее всего, объединяло пристрастие к остроумному юмору и интеллектуальной иронии. В. О. Ключевский сделал Надежде Михайловне бесценный подарок – отдал свою «чёрную книжку» с собранием афоризмов. Почти все афоризмы, ныне приписываемые историку, известны и памятны лишь благодаря этой книжке. В ней содержится много посвящений женщине и, возможно, поэтому после смерти Ключевского мемуаристы невольно заостряли внимание именно на теме его «внесемейных» отношений с прекрасным полом.
Говоря о внешности Ключевского, многие современники отмечали, что он «по своей наружности был незавидный… несолидный». Со знаменитой фотографии 1890 года на нас смотрит типичный «разночинец»: не слишком заботящийся о своей внешности пожилой, усталый, немного ироничный человек с внешностью приходского попа или дьякона. Скромные запросы и привычки, аскетический внешний вид Ключевского, с одной стороны – выделяли его из среды университетской профессуры, с другой – были типичны для разночинных московских обывателей или приезжих провинциалов. Но стоило Василию Осиповичу с кем-то завязать разговор, и «в нём моментально является какая-то непонятная магнетическая сила , заставляющая, как-то поневоле, полюбить его». Он никому не подражал и, ни на кого не походил, «он создан был во всем оригиналом» . (Воспоминания священника А. Рождественского. Воспоминания о В. О. Ключевском // Василий Осипович Ключевский. Биографический очерк… С. 423.)
Особа Ключевского была интересна также и благодаря его незаурядному чувству юмора: «Он сверкал как фейерверк блестками остроумия» . Как известно, яркие образы лекций Ключевского были приготовлены им заранее и даже повторялись из года в год, что отмечали его студенты и коллеги. Но, в то же время, их всегда освежала «быстрая и точная, как выстрел» импровизация. При этом «прелесть его острот состояла в том, что в каждой из них, наряду с совершенно неожиданным сопоставлением понятий, всегда таилась очень тонкая мысль». (Богословский, М. М. «Из воспоминаний о В. О. Ключевском».)
Острый язык Ключевского не щадил никого, отсюда пошла его репутация «неисправимого скептика, не признающего никаких святынь». На первый взгляд он легко мог показаться эгоистичным и злым. Но впечатление это, конечно, было неверным – оправдывали его П. Н. Милюков и А. Н. Савин: «Маска Мефистофеля» была призвана не пускать посторонних в святая святых его чувствительной души. Попав в новую и разнородную социальную среду, Ключевскому пришлось выработать привычку носить эту маску, как «защитную скорлупу», быть может, вводя тем самым в заблуждение многих своих коллег и современников. Возможно, с помощью этой «скорлупы» историк пытался отвоёвывать своё право на внутреннюю свободу.
Общался Ключевский практически со всей научной, творческой и политической элитой своего времени. Он бывал и на официальных приёмах, и на неформальных журфиксах, и просто любил ходить в гости к коллегам и знакомым. Всегда оставлял впечатление интересного собеседника, приятного гостя, галантного кавалера. Но самыми задушевными друзьями, по воспоминаниям близких, для Ключевского оставались простые люди, в основном духовного сословия. Например, у него часто можно было застать помощника библиотекаря Духовной Академии – иеромонаха Рафаила. Иеромонах был большой оригинал и очень добрый человек (у него в келье постоянно жили племянники или семинаристы). Отец Рафаил знал учёные труды только по названиям и цвету корешков книг, к тому же был на редкость некрасив, но любил похвастаться своей учёностью и былой красотой. Ключевский вечно шутил над ним и особенно любил спрашивать, почему тот не женился. На что ему был ответ: «Да знаешь, брат, как кончил семинарию, так к нам невест, невест, страсть. А я, бывало, убегу в огород, лягу меж гряд, да и лежу, а меня-то ищут. Я ведь тогда красив был». – «Следы былой красоты и теперь заметны», – с доброй иронией соглашался Ключевский.
Приезжая на праздники в Сергиев Посад, профессор любил, наравне с посадскими парнями и девушками, принять участие в народных гуляниях, покататься на карусели.
Очевидно, в таком общении именитый историк искал столь привычной ему с детства простоты, которой так не хватало чопорной академической среде и столичному обществу. Здесь Ключевский мог чувствовать себя свободно, не одевать «масок», не играть «в учёного профессора», быть самим собой.
Значение личности В.О.Ключевского
Значение личности В. О. Ключевского для его современников было огромным. Его высоко ставили как историка-профессионала, ценили как незаурядного, талантливого человека. Многие ученики и последователи видели в нём источник нравственности, поучительности, доброты, искромётного юмора.
Но тех, кто общался с В.О.Ключевским в неформальной обстановке, часто отталкивала в нём его чрезмерная, (подчас неоправданная) экономность, скрупулёзность в мелочах, непритязательная, «мещанская» домашняя обстановка, острый язык и в то же время – нерасточительность в эмоциях, сдержанность, замкнутость характера.
Незаурядный талант исследователя и аналитика, смелость в суждениях и выводах, присущие В.О. Ключевскому, вряд ли позволили бы ему сделать успешную карьеру священнослужителя. Применив все эти качества на научном поприще, провинциальный попович фактически поймал за хвост «птицу удачи», за которой приехал из Пензы в Москву. Он стал самым знаменитым историком России, маститым учёным, академиком, «генералом» от науки, личностью всероссийского и даже мирового масштаба. Тем не менее, В.О.Ключевский не чувствовал себя триумфатором. Прожив практически всю сознательную жизнь в отрыве от взрастившей его среды, он по-прежнему пытался сохранить верность себе настоящему хотя бы в семейном укладе, быте, привычках. У одних современников это вызывало недоумение и насмешки над «чудачествами» профессора Ключевского, других заставило говорить о его «противоречивости», «сложности», «эгоизме».
В этом глобальном противоречии разума и сердца, на наш взгляд, заключались триумф и трагедия многих знаменитых людей России, вышедших из среды «разночинцев» и вступивших в общество, где всё ещё, по большому счёту, преобладали традиции дворянской культуры. Ключевский оказался в этом плане знаковой фигурой.
В.О. Ключевский
Невзрачный на вид, похожий на дьячка провинциальной церкви человек в старой шубе и с пятнами на официальном вицмундире, на рубеже XIX-XX веков являлся «лицом» Московского университета, ординарным академиком Императорской Санкт-Петербургской Академии наук, учителем царских детей.
Этот факт в значительной мере свидетельствует о смене внешних приоритетов и демократизации не только российского общества, но и отечественной науки в целом.
Как учёный В.О. Ключевский не совершил глобального переворота в теории или методологии исторической науки. По большому счёту, он лишь развил и вывел на новый качественный уровень идеи «государственной» исторической школы Московского университета. Но сам образ профессора Ключевского сломал все существовавшие доселе стереотипы облика знаменитого учёного, успешного лектора и вообще «образованного человека», как носителя дворянской культуры. Интуитивно не желая адаптироваться, подстраиваться под внешние условности хотя бы в быту и поведении, историк Ключевский способствовал внесению в столичную академическую среду моды на демократичность, свободу личностного самовыражения и главное – духовную свободу, без которой невозможно формирование общественной «прослойки», называемой интеллигенцией.
Студенты любили профессора Ключевского вовсе не за его потёртую шубу или умение артистично рассказывать исторические анекдоты. Они видели перед собой человека, на их глазах повернувшего время, своим примером уничтожившего пропасть между историей Отечества как инструментом воспитания верноподданнического патриотизма и историей как предметом познания, доступным каждому исследователю.
В течение сорока лет распалённых общественных страстей историк умел «подобрать ключ» к любой - духовной, университетской, военной - аудитории, всюду увлекая и пленяя, никогда и ни в чём не возбудив подозрительности власти и разных начальств.
Именно поэтому, на наш взгляд, В.О.Ключевский – учёный, артист, художник, мастер - был возведён не только современниками, но и потомками на высокий пьедестал корифея отечественной исторической науки. Подобно Н.М.Карамзину в начале XIX века, в начале века XX он подарил соотечественникам ту историю, которую они хотели знать именно в этот момент, подведя тем самым черту под всей предшествующей историографией и заглянув в далёкое будущее.
Умер В.О.Ключевский 12 (25) мая 1911 года в Москве, похоронен на кладбище Донского монастыря.
Память и потомки
Меморизация культурного пространства в Москве, связанного с именем Ключевского, активно развивалась уже в первые годы после его кончины. Через несколько дней после смерти В. О. Ключевского, в мае 1911 года, в Московскую городскую думу поступило заявление гласного Н. А. Шамина о «необходимости увековечения памяти знаменитого русского историка В. О. Ключевского». По результатам заседаний Думы было постановлено с 1912 года учредить в Московском Императорском университете стипендию «в память о В. О. Ключевском». Именная стипендия Ключевского была также учреждена Московскими высшими женскими курсами, где преподавал историк.
В то же время Московским университетом был объявлен конкурс на предоставление воспоминаний о В.О. Ключевском.
Борис Ключевский в детстве
В доме на Житной улице, где жил Василий Осипович в последние годы, его сын, Борис Ключевский, планировал открыть музей. Здесь оставалась библиотека, личный архив В.О. Ключевского, его личные вещи, портрет кисти художника В.О. Шервуда. Сын следил за проведением ежегодных панихид в память о своем отце, собирая его учеников и всех, кому была дорога память о нём. Таким образом, дом В. О. Ключевского и после его смерти продолжал играть роль центра, объединяющего московских историков.
В 1918 году московский дом историка подвергся обыскам, основная часть архива была эвакуирована в Петроград, к одному из учеников Ключевского, историку литературы Я.Л.Барскому. Впоследствии Борису Ключевскому удалось добыть «охранную грамоту» на библиотеку отца и с большими трудностями вернуть от Барского основную часть рукописей, но в 1920-е годы библиотека и архив историка были изъяты и помещены в государственные архивохранилища.
Тогда же в среде оставшихся в Москве учеников Ключевского особую актуальность приобрела проблема постановки памятника великому историку. К тому времени не существовало даже памятника на его могиле в Донском монастыре. Поводом к различным разговорам отчасти стало негативное отношение учеников к единственному здравствующему потомку Ключевского.
Борис Васильевич Ключевский, по его словам, окончил два факультета Московского университета, но научная деятельность его не привлекала. Долгие годы он исполнял роль домашнего секретаря своего знаменитого отца, увлекался спортом и усовершенствованием велосипеда.
Из рассказов самого Б. Ключевского М.В. Нечкиной известен такой эпизод: в молодости Борис изобрёл какую-то особенную «гайку» для велосипеда и очень ею гордился. Катая её на ладони, В.О. Ключевский, со своим обычным сарказмом, говорил гостям: «Время-то какое пришло! Чтобы такую гайку изобрести, надо два факультета кончить – исторический и юридический…» (Нечкина М.В. Указ.соч., с.318).
Очевидно, Василий Осипович гораздо больше времени уделял общению с учениками, чем с собственным сыном. Увлечения отпрыска не вызывали у историка ни понимания, ни одобрения. По воспоминаниям очевидцев (в частности на это указывает Ю. В. Готье), в последние годы жизни отношения Ключевского с Борисом оставляли желать лучшего. Василию Осиповичу не нравилось увлечение сына политикой, а также его открытое сожительство то ли с домработницей, то ли с горничной, проживавшей в их доме. Друзья и знакомые В.О. Ключевского – В.А. Маклаков и А.Н. Савин – также полагали, что молодой человек оказывает сильное давление на престарелого, ослабевшего от болезней Василия Осиповича.
Тем не менее, при жизни В.О.Ключевского Борис много помогал ему в работе, а после смерти учёного собрал и сохранил его архив, активно участвовал в публикации научного наследия отца, занимался изданием и переизданием его книг.
В 1920-е годы коллеги и ученики Ключевского обвинили «наследника» в том, что могила его родителей находится в запустении: нет ни памятника, ни ограды. Скорее всего, у Бориса Васильевича просто не было средств на установку достойного памятника, а события революции и Гражданской войны мало способствовали заботам живых людей о почивших предках.
Усилиями университетской общественности был создан «Комитет по вопросу об увековечении памяти В. О. Ключевского», который поставил своей целью установку памятника историку на одной из центральных улиц Москвы. Однако Комитет ограничился лишь созданием в 1928 году общего памятника-надгробия на могиле супругов Ключевских (кладбище Донского монастыря). После «академического дела» (1929-30 гг.) начались гонения и высылки историков «старой школы». В.О.Ключевский был причислен к «либерально-буржуазному» направлению историографии, и ставить ему отдельный памятник в центре Москвы сочли нецелесообразным.
Width="300">
Сын историка Борис Ключевский уже в первой половине 1920-х годов порвал все связи с научным сообществом. По словам навестившей его в 1924 году М.В. Нечкиной, он служил помощником юрисконсульта «в каком-то автомобильном отделе» и, наконец-то, занимался своим любимым делом – ремонтом автомобилей. Затем сын Ключевского был автотехником, переводчиком, мелким совслущажим ВАТО. В 1933 году – репрессирован и осуждён к ссылке в Алма-Ату. Точная дата его смерти неизвестна (около 1944 года). Тем не менее, Б.В. Ключевскому удалось сохранить основную и очень важную часть архива его отца. Эти материалы в 1945 году приобрела Комиссия по истории исторических наук при отделении Института истории и философии АН СССР у «вдовы сына историка». Музей В.О.Ключевского в Москве так и не был им создан, воспоминания об отце тоже не были написаны…
Лишь в 1991 году, к 150-летию со дня рождения Ключевского, в Пензе был открыт музей, получивший имя великого историка. И сегодня памятники В.О. Ключевскому существуют только на его родине, в селе Воскресеновка (Пензенская область) и в Пензе, куда семья Ключевских переехала после смерти отца. Примечательно, что инициативы по увековечению памяти историка, как правило, исходили не от государства или научной общественности, а от местных властей и энтузиастов-краеведов.
Елена Широкова
Для подготовки данной работы были использованы материалы сайтов:
http://www.history.perm.ru/
Мировоззренческие портреты. Ключевский В.О. Библиофонд
Литература:
Богомазова О.В.Частная жизнь известного историка (по материалам воспоминаний о В.О.Ключевском)// Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 23 (161). История. Вып. 33. С. 151–159.
История и историки в пространстве национальной и мировой культуры XVIII–XXI веков: сборник статей / под ред. Н. Н. Алеврас, Н. В. Гришиной, Ю. В. Красновой. – Челябинск: Энциклопедия, 2011;
Мир историка: историографический сборник / под ред.В.П. Корзун, С.П. Бычкова. – Вып. 7. – Омск: Изд-во Ом. гос.ун-та, 2011;
Нечкина М.В. Василий Осипович Ключевский (1841-1911).История жизни и творчества, М.: «Наука», 1974;
Шаханов А.Н. Борьба с «объективизмом» и «космополитизмом» в советской исторической науке. «Русская историография» Н.Л.Рубинштейна// История и историки, 2004. - №1 – С.186-207.
Libmonster ID: RU-10558
Внимательное исследование отношений Ключевского с его учениками должно представлять интерес в связи с вечным вопросом: что же такое история - наука или искусство? В русской историографии Ключевский, несомненно, является главным противником тех, кто хотел бы стать на одну из сторон в этом споре: ученый, который всю жизнь был приверженцем идеи научной истории (в ее социологической позитивистской разновидности середины XIX в.), в то же время являлся художником, лекции которого представляли собой значительное событие в культурной жизни и оставляли у слушателей незабываемое эстетическое впечатление и чей "Курс русской истории" с момента его опубликования в начале нашего века сразу же стал одним из памятников современной русской литературы 1 . Что же Ключевский передал своим ученикам - науку или искусство, метод или вдохновение, схематическое построение или логически последовательное видение исторического развития России, или все вместе взятое? Эти вопросы почти полностью игнорировались в советской историографической литературе. С ними я и решил обратиться к ученикам Ключевского.
Вначале два предупреждения: во-первых, я не ставил перед собой задачи проследить происхождение концепций четырех периодов русской истории, выделенных Ключевским. Его взгляды на социально-экономическую структуру Киевской Руси, происхождение крепостного права, земские соборы в XVI и XVII вв., периоды закрепощения и раскрепощения и толкование других проблем, особенно созданная им общая схема периодизации, - все это так или иначе оказало огромное влияние как на его ближайших учеников, так и на более широкие круги и последующие поколения отечественных и зарубежных историков. Достаточно заглянуть в широко используемый на Западе учебник Н. В. Рязановского, чтобы заметить это влияние 2 . Все, что я сделал, это изучил, что сами ученики Ключевского говорят о своих отношениях с учителем - прежде
ЭММОНС Теренс - профессор Стэнфордского университета (Калифорния, США).
1 М. В. Нечкина сделала обзор мемуарной литературы и откликов общественности на "Курс" Ключевского в написанной ею объемной биографии историка (Нечкина М. В. Василий Осипович Ключевский: история жизни и творчества. М. 1974). Книга изобилует подробностями, но, к сожалению, в ней отсутствует критический анализ манеры изложения материала Ключевским. Четыре тома "Курса" были впервые опубликованы в 1904 - 1910 гг., после чего он неоднократно переиздавался. Последнее советское издание, включающее и неоконченный 5-й том, относится к 1956 - 1959 гг. (Ключевский В. О. Сочинения. В 8-ми тт.). В настоящее время выходит новое издание.
2 Riasanovsky N. V. A History of Russia. N. Y. 1984.
всего в воспоминаниях и во вступительных статьях к основным научным работам; время от времени требовалось обратиться и к самим работам.
Во-вторых, словом "ученики" я не определяю многие тысячи людей, посещавших лекции Ключевского на всем протяжении его преподавательской деятельности в нескольких учебных заведениях, или сотни, возможно, тысячи студентов, которые более чем за 30 лет "прослушали" его курс, обучаясь на историко-филологическом факультете Московского университета. Я имею в виду, в определенной степени субъективно, тех выпускников, которые были "оставлены при кафедре" для написания диссертации и подготовки к преподавательской деятельности в университете и защитили магистерские диссертации при Ключевском. Их было шесть: П. Н. Милюков (17 мая 1892 г.), М. К. Любавский (22 мая 1894 г.), Н. А. Рожков (19 мая 1900 г.), М. М. Богословский (2 ноября 1902 г.), А. А. Кизеветтер (19 декабря 1903 г.), Ю. В. Готье (3 декабря 1906 г.) 3 . Докторскую диссертацию только один из них - Любавский - защитил при Ключевском (28 мая 1901 г.). При этом я отнюдь не берусь утверждать, что Ключевский оказал на этих историков, чье профессиональное и интеллектуальное становление (как, впрочем, и самого Ключевского) происходило под влиянием многоязычной исторической, социологической и философской литературы, исключительное или даже доминирующее влияние. Многие другие, ставшие известными историками (М. Н. Покровский, А. И. Яковлев, В. И. Пичета, С. В. Бахрушин, С. К. Богоявленский, В. А. Рязановский, М. М. Карпович и Г. В. Вернадский) обоснованно считали себя учениками Ключевского, но они либо не защитили диссертации в университете, либо защитили их после ухода Ключевского в отставку.
Широко распространено мнение, что Ключевский вдохновлял, но не учел: он воодушевлял искусством своих лекций, своими оригинальными и точными высказываниями на лекциях, но его modus operandi 4 был недосягаем для студентов: лекциями были даже его семинары; он ставил своих студентов перед совершившимся фактом. Во всем этом Ключевский представляет разительный контраст с П. Г. Виноградовым, который на семинарах по древней и средневековой истории Европы активно обсуждал со студентами проблемы профессии историка, вовлекал их в практическую работу с источниками, показывая, как их критиковать и как ими пользоваться.
В основе этого мнения, по-видимому, лежат воспоминания Милюкова (1859 - 1943), который был первым "аспирантом" Ключевского и учился в Московском университете тогда, когда Ключевский принял там кафедру русской истории (после смерти С. М. Соловьева в 1879 г.). "Он обладал удивительной проницательностью, - писал Милюков, - однако ее источник был недоступен кому-либо из нас. Ключевский смотрел на русскую историю, так сказать, внутренним оком... Эта интуиция была выше наших возможностей и мы не могли идти по стопам своего учителя". И далее: "Профессор накладывал свою стройную законченную систему на нашу tabula rasa 5 . Его пример показывал, что русская история также может являться предметом научного исследования; однако дверь, ведущая в эту систему, осталась для нас закрытой. Поэтому я в основном работал с П. Г. Виноградовым; с Ключевским работать было невозможно" 6 .
Эти воспоминания следует дополнить рассказом Милюкова о его
3 Из них Богословский, Кизеветтер и Готье защитились после официального ухода Ключевского с кафедры в 1901 г.; однако он еще несколько лет продолжал присутствовать при защите диссертаций и, как известно, читал лекции почти до своей смерти в 1911 году.
4 Способ действий (лат.).
5 Чистая доска (лат.).
6 Милюков П. Н. Воспоминания (1856 - 1917). Т. 1. Нью-Йорк. 1955, с. 89 - 94.
первой встрече с Ключевским, где проблема влияния учителя на ученика предстает в несколько ином свете: "Если Ключевский покорил нас сразу, то, конечно, не потому только, что он красиво и эффектно рассказывал исторические анекдоты. Мы искали и нашли в нем прежде всего мыслителя и исследователя, взгляды и приемы которого отвечали нашим запросам.
В чем состояли эти запросы? На это и теперь, спустя тридцать лет с лишним, отвечают первые две лекции "Курса русской истории" В. О. Ключевского. Несмотря на некоторые позднейшие наслоения фразеологии и мысли, существенное содержание методологических взглядов Ключевского на изучение русской истории осталось здесь то же самое, каким мы знали его тогда и каким оно сложилось под непосредственным влиянием тогдашних запросов нашего поколения к методологии и к философии истории". Эти потребности, или запросы, по словам Милюкова, включают в себя отказ от предлагаемых извне схем или целей, как западнических, так и славянофильских; студенты хотели изучать русскую историю "как изучали всякую, с точки зрения общей научной проблемы - внутренней органической эволюции человеческого общежития" 7 .
Милюков подводит итог относительно значения Ключевского для своего поколения студентов в воспоминаниях о Кизеветтере: "Нас объединяло, прежде всего, преклонение перед общим нашим учителем В. О. Ключевским, талант и знания которого нам представлялись недосягаемыми вершинами. Его построение русской истории сразу сделалось нашей путеводной нитью в том лабиринте, каким оставалась для нас та же русская история в руках предшественников Ключевского. Ключевский был для нас настоящим Колумбом, открывшим путь в неизведанные страны... В дружеском общении нашего кружка, связанного приятием новых задач и методов, рекомендуемых университетскими преподавателями (кроме Ключевского, здесь необходимо упомянуть также П. Г. Виноградова), вырабатывались общие взгляды на историю как на науку и намечались темы, подходящие для очередных научных работ. Все это, вместе взятое, и сообщило впоследствии общий характер московской исторической школе" 8 .
И разумеется, в своей первой большой работе - магистерской диссертации о государственных финансах и управлении при Петре I - Милюков упоминает о своем интеллектуальном долге Ключевскому, "университетские чтения которого в весьма значительной степени определили самое содержание моих воззрений по данному вопросу" 9 . Здесь он, конечно, имел в виду критическое мнение Ключевского о петровских реформах в силу их импровизационного характера и тяжелых последствий - вопросы, которые Ключевский ставил в своих лекциях гораздо более остро, чем Соловьев 10 . Здесь же Милюков пишет о том, что считает себя во многом обязанным Ключевскому - не только в истолковании периода правления Петра I, но и в отношении общей концепции историографии: "[Историческая] наука, как мы понимаем ее современные задачи, ставит на очередь изучение материальной стороны исторического процесса, изучение истории экономической и финансовой, истории социальной, истории учреждений: все - отделы, которые по отно-
7 Милюков П. Н. В. О. Ключевский. В кн.: В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания. М. 1912, с. 188, 189.
8 Милюков П. Н. Два русских историка (С. Ф. Платонов и А. А. Кизеветтер). - Современные записки, 1933, N 51, с. 323.
9 Милюков П. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. СПб. 1905, с. XIII.
10 О толковании историками царствования Петра I см.: Riasanovsky N. The Image of Peter the Great in Russian History and Thought. N. Y. 1985, esp. pp. 166 - 176.
шению к русской истории, еще предстоит создать совокупными усилиями многих работников" 11 .
Это заявление носит черты явного сходства с теми словами, которыми Ключевский начал свою докторскую диссертацию о Боярской думе, впервые опубликованную в журнале "Русская мысль" в 1880 - 1881 гг.: "В истории наших древних учреждений остаются в тени общественные классы и интересы, которые за ними скрывались и через них действовали. Рассмотрев внимательно лицевую сторону старого государственного здания и окинув беглым взглядом его внутреннее расположение, мы не изучили достаточно ни его оснований, ни строительного материала, ни скрытых внутренних связей, которыми скреплены были его части; а когда мы изучим все это, тогда, может быть, и процесс образования нашего государственного порядка и историческое значение поддерживавших его правительственных учреждений предстанут перед нами несколько в ином виде, чем как представляются теперь" 12 .
Как отмечали некоторые исследователи работ Ключевского, для своего времени это был беспрецедентный манифест "новой истории". Социологическая направленность его подхода прослеживалась в следующих характерных строках: "В предлагаемом опыте боярская дума рассматривается в связи с классами и интересами, господствовавшими в древнерусском обществе" 13 .
В связи с этим привлекает внимание то, что Ключевский не упоминается в теоретико-социологическом вступлении к ранним изданиям крупной работы Милюкова "Очерки по истории русской культуры", которые начали выходить в 1896 году. Однако это не покажется удивительным, если учесть, что теоретические позиции Милюкова были достаточно четко определены еще до появления Ключевского в университете; что социология Ключевского основывалась на хорошо известных тогда сочинениях и, во всяком случае, его теоретические "лекции" не были напечатаны, а Милюков уже не был студентом в том единственном, 1884/85 учебном году, когда Ключевский читал весь курс по "методологии" 14 . Размышления Милюкова в его вступлении к "Очеркам" об отражении в особенностях развития России всеобщих социологических законов носят черты разительного сходства с замечаниями о теоретическом значении изучения местной (то есть национальной) истории, сделанными Ключевским в первой лекции его "Курса", впервые опубликованной в 1904 году 15 .
Милюков действительно ссылается на Ключевского во вступлении к "юбилейному изданию" "Очерков" (Париж. 1937), где после обширного изложения своей пересмотренной и дополненной социологии он пишет, что имеющаяся в "Очерках" тенденция отдавать преимущество особенностям русского исторического процесса, а не общим чертам
11 Милюков П. Государственное хозяйство, с. XI.
12 Ключевский В. О. Боярская дума древней Руси. Опыт истории правительственного учреждения в связи с историей общества. - Русская мысль, 1880, N 1, с. 48. В изданной в виде книги докторской диссертации Ключевского это высказывание, как и приводимое ниже, отсутствует.
13 Там же, с. 40.
14 До последнего времени "Методология" была единственным неопубликованным циклом лекций Ключевского (копии записей вольнослушателей имеются в ряде библиотек). Теперь он вошел в новое издание "Сочинений" Ключевского (Т. 6. М. 1989). О спецкурсах Ключевского см.: Нечкина М. В. Ук. соч., гл. 6.
15 См. Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Ч. 1. Изд. 3-е. СПб. 1898, с. 12; Ключевский В. О. Сочинения. Т. 1. М. 1956, с. 25 - 26. Оба историка поддержали, так сказать, теорию контрастов, в соответствии с которой специфика российской истории (по отношению к Европе) делает ее особенно обнадеживающим материалом для изучения "историком-социологом" (Ключевский В. О. Соч. Т. 1, с. 25 - 26). Вопрос научной правомерности изучения русской истории, по всей вероятности, тесно связан с этими рассуждениями.
сходства с общеевропейским, восходит, возможно, к Ключевскому 16 . В целом это лучшее произведение Милюкова представляет собой дополнение к "Курсу" Ключевского, внося в него размышления о культурном и интеллектуальном развитии (но, разумеется, лишь с московского периода и дальше), в значительной мере отсутствовавшие в "Курсе" Ключевского 17 .
Опубликованные заметки Любавского (1860 - 1936) о его учителе менее пространны, чем воспоминания Милюкова, и в основном представляют собой речи - по случаю назначения Ключевского почетным членом Московского университета в 1911 г. и по случаю его кончины. Несмотря на комплиментарный характер этих выступлений, ясно, что Любавский рассматривал свою деятельность как непосредственное продолжение деятельности Ключевского или, точнее, представлял ее себе в рамках тематики, предложенной учителем. Он с одобрением цитирует предисловие к юбилейному сборнику 1909 г. в честь Ключевского (вполне возможно, что это предисловие и написано самим Любавским): "Мы шли в глубь отдельных вопросов, изучая смутное время, преобразования Петра, литовскую Русь, историю русской верховной власти и государственного тягла, судьбы русской деревни, прошлое русского города, от южной окраины московского государства через замосковный край или на далекий поморский север с его мужицкими мирами, - над чем бы мы ни работали, мы всегда исходили из вашего "Курса" и возвращались к нему, как к тому целому, отдельные части которого мы изучали" 18 .
Статья Любавского о Соловьеве и Ключевском, в которой он подчеркнул преемственность дела двух великих историков и то, что Ключевский существенным образом "расширил тематику", заданную его учителем, от истории юридических форм и государственных учреждений к их социальному и экономическому наполнению, вероятно, может являться парафразой отношения Любавского - как он его видел - к своему учителю Ключевскому 19 . В монографии о Литовско-Русском государстве (основанной, как и большинство работ Ключевского, на материалах Московского архива Министерства юстиции, а у Любавского, в частности, на Литовской метрике) и исторической географии (или роли географического фактора в развитии России), Любавский отчетливо сознает себя продолжателем дела Ключевского.
В работе Любавского по истории Литовской Руси видят частичное возвращение к более юридическому и политико-институционному подходу, свойственному государственной школе 20 , однако в целом работа носит следы поразительного сходства с трудом Ключевского "Боярская дума". Здесь мы видим то же внимание к социальному наполнению учреждений; или, точнее, тот же подход к социально-политическим "реалиям" через изучение учреждений. Даже название докторской диссертации Любавского очень похоже на название докторской диссертации Ключевского: "Литовско-русский сейм. Опыт по истории учреждения в связи с внутренним строем и внешнею жизнью государства". Во вступ-
16 Милюков П. Очерки по истории русской культуры. Т. 1. Париж. 1937, с. 29.
17 См. Готье Ю. В. Университет. - Вестник Московского университета, серия 8, История, 1982, N 4, с. 23.
18 Сборник статей, посвященных Василию Осиповичу Ключевскому его учениками, друзьями и почитателями ко дню тридцатилетия его профессорской деятельности в Московском университете. М. 1909, с. II-III.
19 Любавский М. К. Соловьев и Ключевский. В кн.: В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания. Это замечание высказывает Д. Аткинсон в неопубликованной семинарской работе.
20 В этом "возвращении к легализму" М. Карпович видел тенденцию, характерную для тогдашнего молодого поколения историков (Karpovich М. Klyuchevski and Recent Trends in Russian Historiography. - Slavonic and East European Review, 1943, vol. 21, p. 37).
лении автор пишет, что в законах статута 1566 г. о "Великом вальном сойме" "выражен, можно сказать, наиболее общий итог социально-политической истории этого государства за время его самостоятельного существования" 21 .
Взгляд Любавского на смысл своих исследований имеет преимущественно сугубо академический характер, однако его особо Пристальное внимание к истории политической децентрализации и "сословному представительству" в западной России восходит к вопросам, поставленным Ключевским: "А не было ли в нашем прошедшем таких общественных отношений, которые еще могли бы быть восстановлены и послужить интересам настоящего, и есть ли в настоящем обществе силы, элементы, способные понести на себе всю тяжесть общественной самодеятельности, не затрудняя, а облегчая деятельность правительства в интересах народного блага" 22 .
Перед Ключевским этот вопрос - о будущей политической эволюции страны - был поставлен на повестку дня освобождением крестьян и другими "великими реформами" 1860-х годов; но он был уместен и в конце XIX - начале XX в., когда писал Любавский, и "актуальность" его исследований о причинах политической децентрализации и институционных ограничениях царской власти в одной из частей Российской империи кажется не случайной.
В 1915 г. Любавский подошел к опубликованию своего общего курса русской истории, который, по его замыслу, должен был дополнить "Курс" Ключевского: "Мой собственный курс был в некоторых случаях расширением и дополнением этого курса, а с другой стороны кратко касался того, что у Ключевского изложено с особою полнотою и обстоятельностью. Само собою разумеется, что помимо этих отличий состав и содержание моего курса определились в зависимости от разных точек зрения на некоторые стороны русского исторического процесса" 23 .
Представляется значительной роль Ключевского и в том, что Рожков (1868 - 1927) вел упорные искания в области обществоведения, ставшие главными в его работе после магистерской диссертации о сельском хозяйстве XVI в.: Ключевский и Конт способствовали формированию у Рожкова социологического видения истории 24 . В некотором смысле "экономический материализм" Рожкова, его своеобразный, но последовательный монизм, основанный на сочетании позитивизма Конта и марксизма, являлся продолжением, в следующем поколении, интереса Ключевского к исследованию "исторических законов" 25 , который не удалось реализовать его учителю из-за особого склада ума и пристрастия к прикладным исследованиям.
В отличие от более поздних работ диссертация Рожкова, представляющая собой исследование экономического кризиса конца XVI в., была чем-то вроде широко задуманной "экономической истории", хорошо вписывающейся в наследие Ключевского: в ней идет речь о климатических условиях и почвах, демографическом факторе, торговле и отношениях собственности, а также о сельском хозяйстве в узком смысле. Эта работа была основана на архивных документах, и выяснение в ней материальных условий, сопутствовавших процессу закрепощения, рас-
21 Любавский М. К. Литовско-русский сейм. М. 1900, с. 1.
22 Ключевский В. О. Боярская дума, с. 50.
23 Любавский М. К. Лекции по древней русской истории до конца XVI века. М. 1918, предисловие. В своих лекциях он особенно возражал против определения Ключевским Киевской Руси как государства, основанного на торговле (с. 64 - 69).
24 Рожков Н. А. Автобиография. - Каторга и ссылка, 1927, N 32, с. 161 - 165.
25 Это замечание сделано Г. П. Федотовым (Федотов Г. П. Россия Ключевского. - Современные записки, 1932, т. 50, с. 353 - 354).
ценивалось как подтверждение теории Ключевского о зарождении крепостного права 26 .
В последующем Рожков вышел за рамки стандартного исторического исследования, однако, в работе "Город и деревня в русской истории" (1902 г.) - блестящем кратком (на 84 страницах) очерке экономической истории России, - несмотря на ее новаторский, последовательно материалистический или экономико-детерминистский подход, была сохранена основная периодизация Ключевского. К его четырем периодам (киевский, удельных княжеств, московский, дореформенный имперский) Рожков добавил пятый - пореформенный 27 . Демографическим изменениям Рожков отвел при этом важное место, вероятно, также под влиянием Ключевского.
Если Рожков был более, чем другие ученики Ключевского, склонен к теоретическим исследованиям, то Богословский (1867 - 1929) интересовался теорией, возможно, менее остальных. В статье для мемориальной книги о Ключевском (1912 г.) Богословский, как и Любавский, делает упор на преемственности между Ключевским и Соловьевым. Он с одобрением вспоминает замечание Ключевского: "Я - ученик Соловьева, вот все, чем я могу гордиться как ученый" 28 . Богословский достаточно ясно дает понять, что он относится к Ключевскому так же, как Ключевский к Соловьеву. В 1911 г., после того как Кизеветтер и многие другие профессора и преподаватели ушли в отставку в связи с делом Л. А. Кассо, Богословский получил кафедру русской истории. По этому поводу он писал: "Раз я остался, я совершенно правильно поступил, заняв пустую за уходом Кизеветтера кафедру, и очень хорошо сделал. Если бы я ее не занял, был бы на нее посажен Довнар- Запольский или кто-либо хуже и расплодил бы здесь свою школу. Я же сохранил для московской кафедры традиции главы нашей школы В. О. Ключевского, сберег их в чистоте и этим имею право гордиться" 29 .
Богословский подчеркивает нелюбовь Ключевского к абстрактному мышлению ("Как топливо для огня, для его мысли всегда нужен был конкретный, реальный, фактический материал. Фактами как бы заменялись для него логические понятия"), строго индуктивный характер его рассуждений, а также его способность скрупулезно анализировать архивные документы ("поистине соловьевская трудоспособность"). В заключение он пишет: "Вот почему он органически был неспособен задаваться задачей вывести весь ход русской истории из какого-либо единого отвлеченного начала".
Тем не менее Богословский признает, что Ключевский отдавал предпочтение определенным группам фактов - политическим, экономическим и в особенности общественным; соответственно - его особенно интересовала история "общественных классов": "Если бы нужно было определить главную, господствующую склонность Ключевского, как историка, я бы назвал его историком общественных классов". Больше всего интересовала его история политической элиты: "И в "Боярской думе", и в курсе он подробно изучает эволюцию высших правящих слоев, торговую аристократию Днепровской Руси, землевладельческую дружину и монастырское общество Верхневолжской, титулованное московское боярство XV-XVII веков и пришедшее ему на смену пестрое по составу мелкопоместное дворянство XVIII и XIX столетий, производящее через гвардию дворцовые перевороты" 30 .
26 Рожков Н. Сельское хозяйство московской Руси в XVI в. М. 1899.
27 Рожков Н. А. Город и деревня в русской истории. СПб. 1913, с. 6 - 7.
28 Богословский М. М. В. О. Ключевский как ученый. В кн.: В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания, с. 31.
29 Цит. по: Черепнин Л. В. Отечественные историки XVIII-XX вв. М. 1984, с, 111.
30 Богословский М. М. Ук. соч., с. 35 - 40.
Подобно Милюкову и некоторым другим ученикам Ключевского, Богословский сравнивает своего учителя с Виноградовым: в отличие от последнего сила Ключевского была не в семинарах, на которых он был "догматиком", излагавшим свои заранее подготовленные выводы и никогда не ставившим знак вопроса в конце своих критических комментариев; Ключевский чувствовал себя свободно в лекционном зале, где слушатель должен был пассивно воспринимать его выводы, а не в лаборатории, где студент изучал методы путем самостоятельной работы под руководством преподавателя. Тем не менее именно Ключевский предложил Богословскому тему для дипломной работы: "Писцовые книги, их происхождение, состав и значение в ряду источников истории Московского государства. XV, XVI, XVII вв." 31 .
Как дипломную работу Богословского, так и последующие магистерскую и докторскую его диссертации ("Областная реформа Петра Великого", 1902 г., и "Земское самоуправление на Русском севере в XVII в.", 1909 - 1912 гг.), а также оставшийся незавершенным главный труд "Петр I. Материалы для биографии" (тт. 1 - 5. М. 1940 - 1948) характеризуют объемность и кропотливые поиски в ранее не использованных и плохо организованных архивах. Его дипломную работу предваряет эпиграф: "В науке приятно быть и простым чернорабочим" 32 .
Магистерская диссертация, по-видимому, продолжает стремление сопоставить замысел петровских реформ с его реальным воплощением - линию, характерную для истерической науки конца XIX в., уходящую через Милюкова к Ключевскому. В докторской же диссертации Богословского, как и в работе Любавского о Литовско-Русском государстве, прослеживается линия, берущая начало в тематике, разработанной Ключевским во вступлении к "Боярской думе": прецеденты и альтернативы самодержавия, или, точнее, бюрократического абсолютизма, в допетровском прошлом России. В исследовании Богословским органов самоуправления на русском Севере, сохранившихся, по его мнению, без изменений до середины XVII в., задача определена в рамках, также установленных во вступлении к "Боярской думе" (которые, несомненно, присутствовали и в первой диссертации): отталкиваясь от законоположений о земских учреждениях московской Руси, добраться до скрытой за ними реальности, узнать, каким образом они претворялись в действительности и до какой степени стали реальностью.
Элемент современности в исследовании Богословского дает себя почувствовать в его выводе: "Вся государственная структура во главе с земским собором, имея в своем основании самоуправляющиеся уезды и волости, была построена на принципе "земского самоуправления"; она полностью соответствует этому принципу, и земский собор во главе уездных и городских органов самоуправления имеет под собой необходимое основание. Народное представительство в центре явилось неизбежным завершением местной уездной и слободской автономии" 33 .
Склонность к новаторским архивным изысканиям и современный интерес к политическим учреждениям древней Руси связывали Богословского с его учителем, равно как и его неизменное внимание к истории политической элиты, которое он перенес и на исследование дворянства XVIII века.
Среди учеников Ключевского самым горячим его поклонником и, видимо, самым любимым был Кизеветтер (1866 - 1933) 34 . "Было бы не-
31 Черепнин Л. В. Ук. соч., с. 98 - 99. Текст, цитируемый Черепниным, является воспоминанием Богословского о Виноградове, относящимся к 1927 г. (см. Богословский М. М. Историография, мемуаристика, эпистолярия. М. 1987, с. 80).
32 Цит. по: Черепнин Л. В. Ук. соч., с. 99.
33 Богословский М. М. Земское самоуправление. Т. 2, с. 260.
34 Ключевский поддержал кандидатуру Кизеветтера (а не Богословского) для замещения кафедры русской истории в 1911 году (Ключевский В. О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М. 1968, с. 216 - 217).
достаточно сказать, - писал он в некрологе на смерть учителя, - что Ключевский двинул вперед или реформировал науку русской истории. Мы будем гораздо ближе к истине, сказав, что он эту науку создал". Для Кизеветтера Ключевский был олицетворением ученого и поэта, сочетания, необходимого для действительно великого историка: "Ученый и поэт, великий систематик- схематизатор и чуткий изобразитель конкретных явлений жизни, первоклассный мастер широких обобщений и несравненный аналитик, ценивший и любивший детальные и микроскопические наблюдения, - таким был Ключевский, как историк" 35 .
Принято считать, что среди учеников Ключевского Кизеветтер лучше всех владел литературным стилем и лекторским искусством. Даже сдержанный Милюков признавал, что Кизеветтер обладал особым талантом 36 . В статье 1912 г. Кизеветтер писал прежде всего о даре Ключевского как преподавателя и особенно подробно характеризовал природу его лекторского мастерства, с помощью которого "как-то неуловимо, но тем не менее необыкновенно сильно подчеркивалась... конкретная основа его сложных и тонких научных обобщений" 37 . Внимание Кизеветтера к лекторскому мастерству Ключевского было столь велико, что он заимствовал у своего учителя некоторые необычные речевые обороты 38 . В любом случае, по словам Милюкова, этот талант Кизеветтера сочетался с любовью к подробному историческому анализу и копанию в архивах 39 .
Монография Кизеветтера о русском городе в XVIII в., в особенности его диссертация "Посадская община в России XVIII столетия" (1903 г.), характеризуют его как последователя Ключевского и в этом отношении: он использовал архивные материалы (главным образом архива Министерства юстиции) и ставил перед собой цель выявить общественно-экономические и политические реалии, скрытые за этим учреждением (посадской общиной). Основным содержанием работы являются отношения с государством, а не социальная история - русского города в XVIII столетии. Исследование Кизеветтера по праву считалось первым исследованием "третьего сословия" России XVIII века.
Подобно своим коллегам Милюкову и Богословскому, Кизеветтер подчеркивал трагическую пропасть, разделявшую планы абсолютистского государства XVIII в. и лежавшую под ним "московскую" реальность, и выносил им обвинительный приговор: "Вся правительственная политика XVIII в. по отношению к посадскому самоуправлению может быть охарактеризована, как попытка достигнуть совершенно недостижимой цели: осуществлении высших культурных задач внутренней политики на старой основе тягла. В результате высшие культурные задачи осуществления не получали, а посадское тягло становилось несноснее, чем прежде, и в сознании посадского населения отлагался только один вывод: что попечительные заботы правительства стоят очень дорого, что жить стало тяжелее, и отнюдь не лучше" 40 . В связи с этим вспоминается фраза, которой Ключевский охарактеризовал "новый период" русской истории: "Государство пухло, а народ хирел" 41 .
Вывод из этого наблюдения, сделанный Кизеветтером, свидетельствует о том, в какой большой мере его работа об исторических корнях самоуправления в России отвечала требованиям современности: "Истори-
35 Кизеветтер А. А. Памяти В. О. Ключевского. - Русская мысль, 1911, N 6, с. 135, 139.
36 Милюков П. Н. Два русских историка, с. 324.
37 Кизеветтер А. А. В. О. Ключевский как преподаватель. В кн.: В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания, с. 167.
38 Готье свидетельствует об этом на основании собственных наблюдений (Got"e Iu. V. Time of Troubles. Princeton. 1988).
39 Милюков П. Н. Два русских историка, с. 323 - 325.
40 Кизеветтер А. А. Исторические очерки. М. 1912, с. 271.
41 Ключевский В. О. Соч. Т. 3. М. 1957, с. 12.
ческое изучение минувших эпох в развитии нашего самоуправления приводит,., к тому же заключению, что и наблюдения над современной нам действительностью: для удовлетворения самых насущих потребностей и нужд нашей родины приходится желать, прежде всего, одного - чтобы навстречу началам истинной общественной самодеятельности широко и свободно распахнулись все двери и все окна государственного здания России" 42 .
Готье (1873 - 1943) оставил два упоминания о Ключевском за 1891 - 1895 гг., когда был студентом 43 . В целом Готье подтверждает мнение о Ключевском как о сдержанном и строгом преподавателе, семинары которого были скорее лекциями и который читал свой общий курс из года в год практически без изменений, "заставляя полюбить историю родной страны" 44 . Как и другие, Готье сравнивает Ключевского с Виноградовым, чьи семинары "научили меня, как надо работать". Кроме того, Готье полагает, что наибольшее влияние на его формирование как историка оказал семинар Милюкова, проводившийся "совершенно в виноградовском, стиле". Именно под влиянием Милюкова Готье выбрал темой дипломной работы защиту южных границ Московского государства в XVI в., и в процессе ее подготовки часто встречался с Милюковым. Оценивая влияние, которое оказали на него оба его учителя, Готье пишет: Ключевский "зажег в моей душе особый интерес к русской истории, а на семинаре Милюкова я пополнил свои первые научные знания" 45 .
Однако, по словам Готье, влияние Ключевского было отнюдь не просто вдохновляющим, он отвергает мнение, что Ключевский был "великим человеком, но не педагогом", рассказывает, как попытался получить подробные рекомендации по отбору литературы для подготовки к магистерским экзаменам и в конце концов Ключевский посоветовал ему "поработать самостоятельно". Позже Готье понял, что со стороны Ключевского это было отнюдь не безразличием к будущим профессиональным историкам: "Во всем этом нельзя не видеть сознательных приемов своеобразной ученой педагогии, выработанной многолетней практикой, долгими думами сильного и оригинального ума" 46 .
Главные труды Готье, его магистерская и докторская диссертации точно следуют образцу Ключевского, знакомому по работам других его учеников. Работа Готье "Замосковный край в XVII веке. Опыт исследования по истории экономического быта московской Руси" (,М. 1906) большей частью основана на писцовых книгах, подобно первой диссертации Рожкова и второй Богословского. Она представляет собой исследование по экономической истории ("историю экономических условий"), характерное для школы Ключевского: работа содержит анализ административных структур ("областное деление", по Любавскому), географии населения и отношений земельной собственности - в качестве дополнения к строго "экономическому" вопросу о сельскохозяйственной продукции. Если Рожков исследовал социально- экономическое основание Смутного времени, то Готье изучил его общественно- экономические последствия.
Исследование Готье "История областного управления в России от Петра I до Екатерины II" (М. 1913), первый том которого представлял собой докторскую диссертацию, является характерной попыткой выявить не только административные положения и структуры, но и их функционирование и общественные реалии. Как и Кизеветтер, в работе "Посад-
42 Кизеветтер А. А. Исторические очерки, с. 273.
43 Готье Ю. В. В. О. Ключевский как руководитель начинающих ученых. В кн.: В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания, с. 177 - 182; его же. Университет.
44 Готье Ю. В. Университет, с. 21.
45 Там же, с. 23.
46 Готье Ю. В. В. О. Ключевский, с. 182.
екая община", Готье рассматривает весь опыт послепетровского областного управления в XVIII в. в свете назревания екатерининских реформ. (Второй том этого исследования, законченный в 1922 г., но опубликованный только в 1941 г., в большей мере посвящен исторической обстановке и результатам реформы 1775 года.)
Будучи самым молодым в этой группе учеников Ключевского, Готье считал себя продолжателем дела не только учителя, но и своих старших товарищей. По его словам, идею магистерской диссертации он почерпнул в работе Рожкова по экономике XVI в., а вторая диссертация была задумана как продолжение исследования Богословского об областных реформах Петра. Другая отличительная черта работ Готье, по его свидетельству, состоит в том, что центральное место в них занимала история политической элиты - дворянства. В своем дневнике он характеризует "Замосковный край" "в основном как историю дворянства XVII в. в главных его чертах" и историю областного управления XVIII в., являвшуюся "ни чем иным, как повседневной историей дворянства от Петра I до Екатерины II - в период, когда оно, в сущности, завоевало все" 47 .
Таким образом, самый младший из первого поколения учеников Ключевского намеревался завершить разработку тематики, определенной его учителем 48 . По-видимому, интерес Готье к роли дворянства в истории России сродни интересу Ключевского 49: это зачарованность не дворянина, который с помощью образования приобщился к европейской культуре, исторически являвшейся, по словам Ключевского, "сословной монополией господ"; но дворянство не выполнило своей роли: получив доступ к просвещению и став привилегированным сословием к концу XVIII в., оно, удовлетворенное своими привилегиями, так и не смогло стать настоящим первым сословием, замедлив, таким образом, превращение России в современное европейское государство 50 .
Здесь возникает вопрос о социальном происхождении учеников Ключевского. Так или иначе, следует иметь в виду, что все они, как и сам Ключевский, были скромного происхождения. Четверо из них - определенно из простой среды: Любавский, как и Ключевский, был семинаристом (то есть принадлежал к духовному сословию), отец Богословского также был семинаристом; Рожков являлся сыном провинциального школьного учителя, то есть происходил из мелкой, или "демократической", интеллигенции; Готье - из семьи книготорговцев (его прадед, французский буржуа переселился в Россию при Екатерине). Правда, Милюков вышел по линии отца из скромной чиновничьей семьи (его мать родилась в более аристократической дворянской семье), а любимый ученик Ключевского Кизеветтер был сыном тайного советника, то есть происходил из верхнего слоя служилого дворянства.
По статистике, социальное происхождение в целом профессуры Московского университета, в частности на историко-филологическом факультете, было более высоким. Особенно обращает на себя внимание отсутствие среди учеников Ключевского лиц из поместного дворянства 51 .
Что касается политических и идеологических взглядов учеников Ключевского, то они были разнородными, начиная с Рожкова - одно время члена фракции большевиков - и заканчивая очень умеренным конституционным монархистом Любавским. Между ними располагались,
47 Gotje Iu. V. Op. cit.
48 Богословский М. М. В. О. Ключевский как ученый, с. 38.
49 Нечкина также отмечает непреодолимое влечение Ключевского к истории "первого сословия".
50 Ключевский В. О. Соч. Т. 3, с. 10 сл.
51 В 1906 - 1908 гг. из 22 членов историко-филологического факультета 8 были дворянского происхождения, 8 - духовного, 3 - из чиновничьей, 1 - из купеческой среды, 1 - из военных и 1 иностранец. На этом факультете было меньше дворян к больше выходцев из духовенства, чем на других факультетах; всего в университете было 43% дворян и 13% - из духовенства (данные М. фон Хагена).
вероятно, столь же умеренные приверженцы конституционной монархии, некогда октябрист Богословский, несколько левее - кадет Готье (по политическим убеждениям он тесно смыкался с П. Б. Струве) 52 , радикальный демократ и лидер партии кадетов Милюков и его соратник по партии Кизеветтер. "Поповичи" были наиболее консервативными, а "выходец из третьего сословия", что неудивительно, - отъявленным радикалом, за которым следовали отпрыски служилого дворянства. Наиболее европейским или наднациональным мировоззрением обладали, вероятно, каждый по-своему, Милюков 53 и Рожков, за ними шел Кизеветтер, остальные же по мировоззрению были скорее националистами. Однако ни одного из них нельзя назвать славянофилом или народником, по крайней мере, в смысле идеализации русского крестьянства.
По мнению ряда авторитетных советских историографов, "школы Ключевского" не существовало по той простой причине, что ему не хватало связной теории истории. Он якобы не только неправильно представлял себе природу общественного класса и не сумел осознать главную движущую силу истории - классовую борьбу; у него вообще не было какой-либо монистической концепции истории: несмотря на его склонность к "экономическому материализму" (читай: главенству экономического фактора без учета диалектики), он был в конечном счете эклектиком. Итак, нет теории - нет метода - нет школы.
Такое мнение чрезвычайно красочно, хотя и не слишком уважительно высказал Покровский, являвшийся ведущей фигурой в первом поколении советских марксистских историков и, видимо, так никогда и не простивший Ключевскому своего провала на магистерском зкзаімене: "Принято говорить о "школе" Ключевского. Если какой-нибудь ученый органически не мог иметь школы, то это именно автор "Боярской думы", единственный метод которого заключался в том, что в старое время называли "дивинацией". Благодаря своей художественной фантазии Ключевский по нескольким строкам старой грамоты мог воскресить целую картину быта, по одному образчику восстановить целую систему отношений. Но научить, как это делается, он мог столь же мало, сколь мало Шаляпин может выучить петь так, как сам поет. Для этого нужно иметь голос Шаляпина, а для того нужно было иметь художественное воображение Ключевского" 54 . В принципе тот же аргумент был использован ученицей Покровского Нечкиной. "Трагедия" Ключевского состояла в том, писала она 60 лет тому назад, что он не поднялся до марксизма 55 , и этой точки зрения она придерживалась во всех последующих работах.
Если все-таки допустить, что история является земным занятием 56 , не имеющим ничего общего с метафизикой или открытием "законов", то Покровский, Нечкина и их сторонники в лучшем случае пришли к своему заключению исходя из ложных посылок. Действительно, было бы, вероятно, разумным избегать термина "школа Ключевского" (или даже "московская школа": преимущество здесь состоит в том, что корни ее уходят к Соловьеву, учителю Ключевского) хотя бы потому, что влияние и того и другого на русскую историографию конца XIX - начала XX в. было всеобъемлющим. Это становится очевидным, если обратиться к работам таких выдающихся представителей "петербургской школы", как С. Ф. Платонов или А. С. Лаппо- Данилевский.
52 См. Pipes R. Struve: Liberal on the Right, 1905 - 1944. Cambridge (Mass.). 1980.
53 Cm. Riha T. A Russian European: Paul Miliukov in Russian Politics. Noire Dame (Ind.). 1968.
54 Покровский М. Н. Марксизм и особенности исторического развития России. Л. 1925, с. 76.
55 Нечкина М. В. В. О. Ключевский. В кн.: Русская историческая литература в классовом освещении. Т. 2. М. 1930, с. 345.
56 Veyne P. Comment on ecrit l"histoire. P. 1978, p. 99 etc.
И все же некоторые устойчивые черты исторической науки в том виде, в каком она существовала в Московском университете и за его пределами в течение двух последних десятилетий XIX и двух-трех первых десятилетий XX в., говорят о влиянии Ключевского. Некоторые из этих характерных черт отмечены Нечкиной: постановка крупных вопросов, значительный хронологический охват, четкая проблематика; внимание изучению политических форм и отношений, проникающему, однако, в их социальную и экономическую подоплеку; широкое использование архивов и представление новых "фактов". Нечкина также отмечает общую тенденцию, свойственную ученикам Ключевского, продвигать границу хронологии в XVIII век 57 .
Эти особенности хорошо подмечены, хотя далеко не исчерпывают метод Ключевского. Рассматривая юридические и делопроизводственные записи в качестве источников сведений о широком круге социальных и экономических структур и процессов, "школа" Ключевского за одно поколение настолько расширила тематику исторического исследования, определение "событийного", что все это преобразило облик русской историографии 58 . Некоторые из работ его учеников поражают современностью понимания "событийного", опередив почти на целое поколение достижения школы "Анналов". Ученики Ключевского в основном разделяли позитивистский взгляд на историю как на накопление документов, что уже исключало возможность смелых культурно- антропологических и социально-психологических попыток толковать историю (предпринятых лучшими приверженцами "Анналов"), но им все-таки удалось расширить тематику, а огромный интерес к документам придает их работам непреходящую ценность.
Что бы ни говорили советские историографы о "кризисе буржуазной историографии", два последних десятилетия XIX и начало XX в. (до первой мировой войны) были периодом значительного движения вперед - ведь до этого прогресс большей частью определялся расширением круга изучаемых вопросов: наблюдалась тенденция более широкого охвата тех сторон человеческой деятельности, которые считаются событийными, а не более глубокого их исследования или усовершенствования метафизического подхода, - процесс, представляющий собой горизонтальное, а не вертикальное развитие исторической науки.
Судя по рассказам учеников Ключевского, его роль во всем этом была основополагающей. Покровский и другие поняли все неверно: то, чему учил Ключевский, не было "методом" с маленькой буквы - это было общим достижением науки, которому можно было научиться у других; не было это и "Теорией" с большой буквы - метафизикой. Это было наглядным показом, частично в монографиях и, большей частью, в его курсе, широты охвата тематики и значительного числа явлений - экономических, социальных, политических, демографических, географических, которые могли бы послужить для построения рациональных толкований истории; одним словом, тот самый "эклектизм", который Нечкина назвала его "трагедией".
Во вступлении к своему "Курсу" Ключевский объясняет этот "эклектизм" в абстрактных социологических выражениях: "Бесконечное разнообразие союзов, из которых слагается человеческое общество, происходит от того, что основные элементы общежития в разных местах и в разные времена являются не в одинаковом подборе, приходят в раз-
57 См. Нечкина М. В. Василий Осипович Ключевский, с. 375.
58 С этой точки зрения "школа" должна включать ряд видных московских историков, присоединившихся к ней после ухода Ключевского в отставку (то есть приблизительно в период между 1905 и 1917 гг.), и, вероятно, С. Ф. Платонова, который своей крупной работой о Смутном времени во многом обязан Ключевскому (см. Пичета В. И. Введение в русскую историю. М. 1923, гл. 17 - 18; Цамутали А. Н. Борьба направлений в русской историографии в период империализма. Л. 1986, гл. 2).
личные сочетания, а разнообразие этих сочетаний создается в свою очередь не только количеством и подбором составных частей, большею или меньшею сложностью людских союзов, но и различным отношением одних и тех же элементов, например, преобладанием одного из них над другими. В этом разнообразии, коренная причина которого в бесконечных изменениях взаимодействия исторических сил, самое важное то, что элементы общежития в различных сочетаниях и положениях обнаруживают неодинаковые свойства и действия, повертываются перед наблюдателем различными сторонами своей природы. Благодаря тому даже в однородных союзах одни и те же элементы стоят и действуют неодинаково" 59 .
"Здесь, - пишет Нечкина, - полнейший отказ от исторического мовизма, во- первых, а, во-вторых, здесь отказ от философии истории вообще" 60 . В первом случае она права; мы могли бы согласиться с нею и во втором, если бы только разделяли ее точку зрения на "философию истории". Аналитический эклектизм Ключевского сочетался с настойчивостью в использовании архивных материалов 61 , также подкрепленной наглядным примером. Это и были две составляющие его "учения", оказавшие наибольшее влияние на его учеников и сформировавшие отличительные черты его "школы". Ни явная несостоятельность некоторых мнений Ключевского, ни логические противоречия его периодизации не могут помешать оценить по достоинству значение его подхода к прошлому России для последующего поколения русских историков.
Второй отличительной чертой "школы Ключевского" было крайне критическое отношение к бюрократически-абсолютистскому государству и его способности проводить реформы, направленные на благо страны. В значительной мере эта тенденция, наметившаяся в историографии в последние десятилетия XIX и в первые годы XX в., явилась отражением падающего авторитета самодержавия; она широко проявилась в русском образованном обществе в период "контрреформ" Александра III и в первое десятилетие царствования Николая II, что в совокупности привело к революции 1905 года. В академической историографии линия преемственности прямо восходит к Ключевскому и идет от него (судя по тому, что мы знаем о годах его формирования) к "реализму" 1860-х годов; как и многое другое в России конца XIX в., все это начинается в сумятице эпохи реформ. (Вопрос об антидворянском уклоне, также являвшемся отличительной чертой "школы", есть явление того же порядка.)
Еще одна отличительная черта, прослеживаемая в работах учеников Ключевского и имеющая непосредственное отношение к вышесказанному, также свидетельствует о современности мышления этих ученых. Это огромное внимание к исследованию традиций децентрализации и самоуправления в русской истории. Эта проблема наряду с анализом способности самодержавия проводить реформы заняла значительное место в обильной литературе по теории и истории русских политических институтов, изданной в 1905 и последующие годы. Вполне возможно, что ученые рассматривали тогда свои объемистые монографии как вклад в общественное движение. Здесь также можно провести ли-
59 Ключевский В. О. Соч. Т. 1, с. 23 - 24.
60 Нечкина М. В. В. О. Ключевский, с. 311.
61 Ряд авторов поднимает вопрос о том, являлся ли Ключевский мастером архивных изысканий; наиболее рьяные из "их утверждают даже, что он прекратил поиски в архивах после защиты магистерской диссертации, то есть в 1872 г"-перед тем, как начал работу над докторской диссертацией "Боярская дума" (Kliuchevskii"s Russia: Critical Studies. - Canadian-American Slavic Studies, vol. 20, N 3 - 4, Fall - Winter 1986). Трудно согласиться с этим утверждением, зная о том единодушии и благоговении, с каким ученики Ключевского отзывались о блестящем знании им источников по истории древней Руси (правда, к концу XIX в. многие из них были опубликованы).
нию вспять к Ключевскому, например, его программным декларациям; в частности во вступлениях к "Боярской думе" и "Курсу". Конечно; гражданственностью ученики Ключевского обязаны отнюдь не только своему учителю. Подобные взгляды были характерны для многих русских ученых в те годы. Однако элемент современности в поиске методов и обобщениях московских историков обозначен более четко, чем в работах их петербургских современников, пытавшихся примкнуть к номиналистской традиции, идущей от К. Н. Бестужева-Рюмина (1829 - 1897) 62 .
Интересно, что, судя по свидетельствам Милюкова, Кизеветтера и Готье, методы исследования обсуждались этими учениками Ключевского и являлись результатом совместных усилий. В этом отношении группа студентов, объединившихся вокруг Милюкова в период его преподавательской деятельности в конце 1880-х - начале 1890-х годов в Московском университете, представляла собой главный форум "школы Ключевского". Вероятно, своим своеобразием она во многом обязана усилиям Милюкова, политическая и идеологическая активность которого в эти годы достигла высокого уровня (что и привело к его удалению из университета в январе 1895 года) 63 .
И наконец, возникает вопрос, каким образом теоретические и социологические взгляды Ключевского оказали влияние на его учеников, если эти взгляды вообще оказали на них какое-либо влияние? Начнем с выяснения того, каким образом эти взгляды повлияли на практическую деятельность самого Ключевского. Такие разнящиеся с идеологической точки зрения исследователи его творчества, как Федотов и Нечкина, отрицают какую-либо связь между его взглядами и практической деятельностью, по крайней мере какую-либо связь положительного характера.
Федотов, эмигрантский историк русской религиозной мысли, писал, что Ключевский, "конечно", "не был социологом, не был теоретиком вообще", но, как человек своего времени (имеются в виду 1860-е и 1870-е годы), чувствовал необходимость "оправдывать свою историческую работу перед судом Социологии" и в этом состояло значение теоретического вступления к его "Курсу". По словам Федотова, "историк в Ключевском был терроризирован социологией, и делал вид, что принимает ее социальный заказ. Только ученик его, Рожков, уже на почве марксизма, сделал опыт "социологического" построения русской истории". Отрицательной стороной отношения Ключевского к "социологии", по мнению Федотова, явилось то, что оно лишило Ключевского возможности сколько-нибудь адекватно подойти к личности и, следовательно, к духовной культуре в русской истории 64 .
Нечкина, характеризуя курс Ключевского по методологии (1884 - 1885 гг.), делает следующее заключение: "Пожалуй, самой драматической чертой эклектической методологии Ключевского является то, что она оказалась практически ненужной ему самому... Методологическая
62 Бестужев-Рюмин отверг идею законов, применимых исключительно к истории, и, как правило, с подозрением относился к широким обобщениям, постоянно критикуя труд Соловьева и с той и с другой точки зрения. В результате он поощрял археографические изыскания своих учеников (Рубинштейн Н. Л. Русская историография. М. 1941, с. 411 - 414).
63 Возможно, рамки дискуссий были определены на ежемесячных заседаниях дискуссионных кружков Виноградова, на которые приглашались историки, юристы и экономисты. Заседания, проходившие регулярно в 90-х годах XIX в. и прекратившиеся после 1898 г. (с учреждением официального Исторического общества университета), обычно посвящались обсуждению новых работ по европейской истории и общественным наукам. Милюков, Любавский, Богословский и Кизеветтер принадлежали к числу молодых ученых (приват-доцентов), считавшихся членами кружка (Богословский М. М. Историография, мемуаристика, эпистолярия, с. 85 - 87).
64 Федотов Г. П. Ук. соч., с. 352 - 355.
концепция оказалась мертвой в его же собственном творчестве, не послужила ему в практике исследовательской работы" 65 .
Эти выводы являются ложными. Они сводятся к точке зрения Покровского, что "метод" Ключевского был не чем иным, как божественным озарением и в конце концов представлял собой нечто вроде не поддающегося анализу "искусства", совокупности ярких образов и неожиданных связей - вот любопытное заключение, выведенное Нечкиной. Возможно, что в конечном счете у нее как ученого, прекрасно разбиравшегося в творчестве Ключевского, негативное восприятие его теоретических исканий объясняется не только (а может быть, и не столько) тем, что он так и "не дорос до марксизма", сколько тем, что его неяркие, неуклюжие теоретические построения казались ей какими-то недостойными столь великого художника, каким был он.
Верно то, что Ключевский не очень умело облекал свои теоретические методологические взгляды в абстрактные термины. Это очевидно при чтении его лекций по методологии или отрывка из теоретического введения к основному "Курсу": заимствованная (в значительной мере у Б. Н. Чичерина) терминология и высокопарный стиль, особенно по сравнению с обычным для Ключевского повествовательным слогом. Отчасти это было вызвано необходимостью быть кратким во вступлении к основному "Курсу". Однако, как отмечал Милюков, теоретические взгляды Ключевского были лучше всего изложены в его основной работе, в контексте конкретных исторических проблем.
С. И. Тхоржевский, автор лучшего исследования теоретических взглядов Ключевского, считал, что они заключали в себе хорошо разработанную и связную политическую философию, социологию права и социологию мысли, нашедшие отражение и в главном его труде. Уже в подзаголовке "Боярской думы" сказано, что это не политическая и не экономическая история или история общественных классов, но "история общества", история нации как исторической совокупности. С этой точки зрения Тхоржевский прав, отведя вопрос о примате экономики или политики, государства или народа, идей или материальных условий (послуживший основанием для того, чтобы назвать Ключевского эклектиком), как не имеющий отношения к делу 66 .
Две попытки Ключевского выразить свои теоретические взгляды с помощью абстрактных формулировок были не просто данью тирании "Социологии", господствовавшей среди русской интеллигенции в годы, когда происходило формирование Ключевского как историка 67 . Во вступлении к "Курсу", опубликованном в 1904 г., когда Ключевскому было уже за 60, он безапелляционно утверждает, что рассматривает свою историю русского общества как вклад в подготовку науки об обществе. Его теоретические построения в этой работе свидетельствуют о нерушимой верности данному замыслу и показывают, при сравнении с его курсом методологии, как эволюционировали его теоретические взгляды на протяжении длительного времени их применения к историческим материалам. Имеющиеся там довольно неуклюжие рассуждения об "исторических силах", "человеческих союзах" и "составляющих общественной жизни" были не банальным желанием изложить заимствованные концепции исторического анализа, но попыткой обобщить на точном языке науки результаты многолетних серьезных размышлений о том, каким образом действует машина истории.
65 НечкинаМ. В. Василий Осипович Ключевский, с. 263.
66 Тхоржевский С. И. В. О. Ключевский как социолог и политический мыслитель. - Дела и дни, 1921, кн. 2. О Чичерине, чей курс в Московском университете Ключевский прослушал в начале 1860-х годов, см.: Walicki A. Legal Philosophies of Russian Liberalism. Oxford. 1987.
67 См. Шкуринов П. С. Позитивизм в России XIX века. М. 1980.
Социологические концепции и общая идея возможной науки об обществе каким-то образом помогли Ключевскому, ученому явно недогматического склада, значительно расширить рамки "событийного", унаследованные им от его учителей, сосредоточиться на историческом процессе, а не истории форм и институтов как таковых, и рассматривать сложные проблемы объяснения исторических событий чрезвычайно тонко и оригинально. Ключевский не был социологом; он не обогатил социологическую теорию. Он был историк, чьи работы, написанные хорошим литературным языком, чрезвычайно выразительным и лаконичным, обладали социологической перспективой.
Ни один из учеников Ключевского не оставил каких-либо упоминаний о том, что на него оказали влияние именно теоретические воззрения Ключевского. Более того, по всей вероятности, ни один из них не слушал его лекции по методологии, и к тому времени, когда был опубликован первый том его "Курса" с теоретическим вступлением, все они были уже зрелыми учеными. Только двое учеников, Милюков и Рожков, проявили устойчивый интерес к социологической теории. Как отмечает Федотов, Рожков был единственным учеником Ключевского, который стал работать над безусловно "социологическим толкованием русской истории", можно сказать, по-своему реализуя намерение учителя создать науку об обществе. Милюков пришел к Ключевскому с уже сформировавшимися собственными позитивистскими взглядами на социологию и нашел, что взгляды Ключевского в основном совместимы с его собственными. Представляется вероятным, что Ключевский сильно повлиял на формирование ранних взглядов Рожкова на социологические императивы, действующие в изучении истории. Что касается остальных учеников Ключевского, то ответ на вопрос о его влиянии на их теоретические взгляды может быть найден путем анализа содержания их работ.
Деятельность Ключевского и его учеников является лишь частью - хотя и очень важной - истории расцвета русской науки конца XIX - начала XX века. Речь идет, помимо прочего, о значительном вкладе русских исследователей в мировую историографию древнего мира, средневековой Европы, Франции XVIII в. и Французской революции. Общая отличительная черта их работ - расширение границ проблематики социальной и экономической истории. Раннее обращение русских историков к социальной и экономической истории имело, вероятно, общие интеллектуально-идеологические истоки, сформировавшиеся в 60-е и 70-е годы XIX века 68 ; его питало быстрое преобразование общества, в котором жили эти ученые.
68 О русских ученых в области всеобщей истории, в частности, Виноградове, Ростовцеве и Лучицком, работы которых явились составной частью общего движения науки, см.: Бузескул В. Всеобщая история и ее представители в России в XIX и начале XX века. В 2-х тт. Л. 1929 - 1931. Происхождению и развитию идеи "науки об обществе" посвящена книга: Vucinich A. Social Thought in Tsarist Russia. Chicago. 1976.
Автор(ы) публикации - Т. ЭММОНС:
Т. ЭММОНС → другие работы, поиск: .Лекции по русской истории:
1. Научная задача изучения местной истории. Исторический процесс. История Культуры или цивилизации. Историческая социология. Две точки зрения в Историческом изучении - культурно-историческая и социологическая. Методологическое удобство и дидактическая целесообразность второй из них в Изучении местной истории. Схема социально-исторического процесса. Значение Местных и временных сочетаний общественных элементов в историческом изучении. Методологические удобства изучения русской истории с этой точки зрения.
2. План курса. Колонизация страны как основной Факт русской истории. Периоды русской истории как главные моменты колонизации. Господствующие факты каждого периода. Видимая неполнота плана. Исторические Факты и так называемые идеи. Различное происхождение и взаимодействие тех и Других. Когда идея становится историческим фактом? Существо и методологическое Значение фактов политических и экономических. Практическая цель изучения Отечественной истории.
3. Форма поверхности европейской России. Климат. Геологическое происхождение Равнины. Почва. Ботанические пояса. Рельеф равнины. Почвенные воды и атмосферные Осадки. Речные бассейны.
4. Влияние природы страны на историю её народа. Схема отношения человека к Природе. Значение почвенных и ботанических полос и речной сети русской равнины. Значение окско-волжского междуречья как узла колонизационного, Народнохозяйственного и политического. Лес, степь и реки: значение их в русской Истории и отношение к ним русского человека. Можно ли по современным Впечатлениям судить о действии природы страны на настроение древнего человека? Некоторые угрожающие явления в природе равнины.
5. Начальная летопись как основной источник для изучения первого периода нашей Истории. Летописное дело в древней Руси; первичные летописи и летописные своды. Древнейшие списки начальной летописи. Следы древнего киевского летописца в Начальном летописном своде. Кто этот летописец? Главные составные части Начальной летописи. Как они соединены в цельный свод. Хронологический план Свода. Нестор и Сильвестр.
6. Историко-критический разбор начальной летописи. Её значение для дальнейшего Русского летописания, ошибочность хронологической основы свода и происхождение Ошибки. Обработка составных частей свода его составителем. Неполнота древнейших Списков начальной летописи. Идея славянского единства, положенная в её основу. Отношение к летописи изучающего. Летописи 12 века. Исторические воззрения Летописца.
7. Главные факты первого периода русской истории. Два взгляда на её начало. Народы, Обитавшие в южной России до восточных славян, и их отношение к русской истории. Какие факты можно признавать начальными в истории народа? Предание начальной Летописи о расселении славян с Дуная. Иордан о размещении славян в VI в. Военный союз восточных славян на Карпатах. Расселение восточных славян по Русской равнине, его время и признаки. Обособление восточного славянства как Следствие расселения.
9. Политические следствия расселения восточных славян по русской равнине. Печенеги в южнорусских степях. Русские торговые города вооружаются. Варяги; Вопрос об их происхождении и времени появления на Руси. Образование городовых Областей и их отношение к племенам. Варяжские княжества. Сказание о призвании Князей; его историческая основа. Поведение скандинавских викингов 9 веке. В Западной Европе. Образование великого княжества киевского как первой формы Русского государства. Значение Киева в образовании государства. Обзор Изученного.
10. Деятельность первых киевских князей. Объединение восточных славянских племён Под властью киевского князя. Устройство управления. Налоги; повозы и полюдья. Связь управления с торговым оборотом. Внешняя деятельность киевских князей. Договоры и торговые сношения Руси с Византией. Значение этих договоров и Сношении в истории русского права. Внешние затруднения и опасности русской Торговли. Оборона степных границ. Русская земля в половине 11 века. Население и Пределы. Значение великого князя киевского. Княжеская дружина: её политическая и Экономическая близость к купечеству больших городов. Варяжский элемент в составе Этого купечества. Рабовладение как первоначальная основа сословного деления. Варяжский элемент в составе дружины. Разновременные значения слова Русь. Превращение племён в сословия.
11. Порядок княжеского владения русской землёй после Ярослава. Неясность порядка до Ярослава. Раздел земли между сыновьями Ярослава и его основание. Дальнейшие Перемены в распорядке наделов. Очередь старшинства во владении как основа Порядка. Его схема. Происхождение очередного порядка. Практическое его действие. Условия, его расстраивавшие: ряды и усобицы князей; мысль об отчине; выделение Князей-изгоев; личные доблести князей; вмешательство волостных городов. Значение Очередного порядка.
12. Следствие очередного порядка и условий, ему противодействовавших. Политическое раздробление русской земли в XII в. Усиление старших волостных Городов; их веча и ряды с князьями. Элементы земского единства Руси в XII в. Действие княжеских отношений на общественное настроение и сознание; общеземское Значение княжеских дружин; значение Киева для князей и народа; обобщение бытовых Форм и интересов, политический строй русской земли в XII в. Пробуждение чувства Народного единства - завершительный факт периода.
13. Русское гражданское общество XI и XII вв. Русская правда как его отражение. Два взгляда на этот памятник. Особенности русской правды, указывающие на её Происхождение. Необходимость переработанного свода местных юридических обычаев Для церковного судьи XI и XII вв. Значение кодификации в ряду основных форм Права. Византийская кодификация и её влияние на русскую. Церковно-судное Происхождение правды. Денежный счёт правды и время её составления. Источники Правды. Закон русский. Княжеское законодательство. Судебные приговоры князей. Законодательные проекты духовенства. Пособия. Которыми они пользовались.
14. Предстоящие вопросы о составлении русской правды. Следы частичной кодификации в древнерусской юридической письменности. Сведение и переработка частично Составленных статей. Составление и состав русской правды; взаимное отношение Основных её редакций. Отношение правды к действовавшему праву. Гражданский Порядок по русской правде. Предварительная заметка о значении памятников права для исторического изучения гражданского общества. Раздельная черта между Уголовным и гражданским правом по русской правде. Система наказаний. Древняя Основа правды и позднейшие наслоения. Сравнительная оценка имущества и личности Человека. Двоякое деление общества. Имущественные сделки и обязательства. Русская правда - кодекс капитала.
15. Церковные уставы первых христианских князей Руси. Церковное ведомство по Уставу Владимира святого. Пространство церковного суда и совместный Церковно-мирской суд по уставу Ярослава. Перемены в понятии преступления, в Области вменения и в системе наказаний. Денежный счёт Ярославова устава: время Его составления. Первоначальная основа устава. Законодательные полномочия Церкви. Ход церковной кодификации. Следы её приемов в уставе Ярослава. Отношение Устава к русской правде. Влияние церкви на политический порядок. Общественный Склад и гражданский быт. Устройство христианской семьи.
16. Главные явления 2 периода русской истории. Условии расстраивавшие Общественный порядок и благосостояние киевской Руси. Быт высшего общества. Успехи гражданственности и просвещения. Положении низших классов; успехи Рабовладения и порабощения. Половецкие нападения. Признаки запустения Днепровской Руси. Двусторонний отлив населения оттуда. Признаки отлива на запад. Взгляд на дальнейшую судьбу юго-западной Руси и вопрос о происхождении Малорусского племени. Признаки отлива населения на северо-восток. Значение этого Отлива и коренной факт периода.
17. Этнографические следствия русской колонизации верхнего Поволжья. Вопрос о Происхождении великорусского племени. Исчезнувшие инородцы окско-волжского Междуречья и их следы. Отношение русских поселенцев к финским туземцам следы Финского влияния на антропологический тип великоросса. На образование говоров Великорусского наречия, на народный поверья Великороссии и на состав Великорусского общества. Влияние природы верхнего Поволжья на народное хозяйство Великороссии и на племенной характер великоросса.
18. Политические следствия русской колонизации верхнего Поволжья. Князь Андрей Боголюбский и его отношение к киевской Руси: попытка превратить патриархальную Власть великого князя в государственную. Образ действия Андрея в ростовской Земле: его отношения к ближайшим родичам. К старшим городам и старшей дружине. Княжеская и социальная усобица в ростовской земле по смерти князя Андрея. Суждение владимирского летописца об этой усобице. Преобладание верхневолжской Руси над днепровской при Всеволоде 3. Действие политических успехов князей Андрея и Всеволода на настроение суздальского общества. Перечень изученных Фактов.
19. Взгляд на положение русской земли в 13 и 14 веках. Удельный порядок Княжеского владения в потомстве Всеволода III. Княжеский удел. Главные признаки Удельного порядка. Его происхождение. Мысль о раздельном наследственном владении среди южных князей. Превращение русских областных князей в служебных под Литовской властью. Сила родового предания среди Ярославичей старших линий: Отношения между Верхнеокскими и рязанскими князьями в конце XV в. Основные черты Удельного порядка, причины его успешного развития в потомстве Всеволода III. Отсутствие препятствий для этого порядка в суздальской области.
20 . Замечание о значении удельных веков в русской истории. Следствия удельного Порядка княжеского владения. Вопросы, предстоящие при их изучении. Ход удельного дробления. Обеднение удельных князей. Их взаимное отчуждение. Значение удельного Князя. Юридическое его отношение к частным вотчинникам в его уделе. Сопоставление удельных отношений с феодальными. Состав общества в удельном Княжестве. Упадок земского сознания и гражданского чувства среди удельных Князей. Выводы.
21 . Москва начинает собирать удельную Русь. Первые известия о городе Москве. Первоначальное пространство московского кремля. Экономические выгоды географического положения города Москвы. Город Москва - узловой пункт разносторонних путей. Следы ранней населенности московского края. Москва - этнографический центр Великороссии. Река Москва - транзитный путь. Политические следствия географического положения города Москвы. Москва - младший удел. Влияние этого на внешние отношения и внутреннюю деятельность московских князей политические и национальные успехи московских князей до половины XV в. I. Расширение территории княжества. II. Приобретение великокняжеского стола. III. Следствия этого успеха: приостановка татарских нашествий; московский союз князей. IV. Перенесение митрополичьей кафедры в Москве значение этой перемены для московских князей. Выводы.
22 . Взаимные отношения московских князей. - Порядок наследования. - Видимое юридическое безразличие движимого имущества и удельных владений. Отношение московского княжеского порядка наследования к юридическому обычаю древней Руси. - Отношение московских князей по родству и владению. - Усиление старшего наследника. - Форма подчинения ему младших удельных князей. - Влияние татарского ига на княжеские отношения. - Установление преемства московской великокняжеской власти в прямой нисходящей линии. - Встреча фамильных стремлений московских князей с народными нуждами Великороссии. - Значение московской усобицы при Василии Темном. - Характер московских князей
23 . Вольные городские общины. - Новгород Великий. - Его местоположение; стороны и концы. Область Новгорода; пятины и волости. - Условия и развитие новгородской вольности. - Договорные отношения Новгорода с князьями. - Управление. - Вече и его отношение к князьям. - Посадник и тысяцкий. - Суд. - Совет господ. - Областное управление. - Пригороды и их отношение к главному городу. - Заключение.
24 . Классы новгородского общества. - Новгородское боярство и его происхождение. - Житьи люди. - Купцы и черные люди. - Холопы, смерды и половники. - Земцы; происхождение и значение этого класса. - Основание сословного деления новгородского общества. - Политический быт Новгорода. - Происхождение и борьба партий княжеских и социальных. Характер и значение новгородских усобиц. - Особенности псковского политического строя и быта. - Различный характер псковского и новгородского политического порядка. - Недостатки новгородского политического быта. - Общая причина падения вольности Новгорода. - Предсказания
25 . Главные явления III периода русской истории. - Положение Русской земли в половине XV в. - Границы Московского княжества. Перемена в дальнейшем ходе собирания Руси Москвой. - Территориальные приобретения Ивана III и его преемника. - Политическое объединение Великороссии - основной факт III периода. - Ближайшие следствия этого факта. - Перемена во внешнем положении Московского княжества и во внешней политике его великих князей. Мысль о народном русском государстве и ее выражение во внешней политике Ивана III
26 . Внутренние следствия основного факта III периода. - Рост политического самосознания московского государя. - Софья Палеолог и ее значение в Москве. - Новые титулы. - Новая генеалогия и сказание о короновании Владимира Мономаха. - Вотчина и государство. - Колебания между обеими формами правления. - Порядок престолонаследия. - Расширение власти великого князя. - Запоздалость и вред удельного владения. - Нерешительное отношение к нему Ивана III и его преемников. - Состав верховной власти московского государя. - Перемена во взгляде московского общества на своего государя. - Выводы
27 . Московское боярство. - Перемена в его составе с половины XV в. - Условия и правила распорядка боярских фамилий. - Политическое настроение боярства в новом его составе. - Определение московского боярства как класса. - Местничество. - Местническое отечество. - Местнический счет простой и сложный. - Законодательные ограничения местничества. - Идея местничества. -Когда оно сложилось в систему. Значение его как политической гарантии для боярства. - Недостатки его в этом отношении
28 . Отношение боярства в новом его составе к своему государю. - Отношение московских бояр к великому князю в удельные века. - Перемена в этих отношениях с Ивана III. - Столкновения. - Неясность причины разлада. - Беседы Берсеня с Максимом Греком. - Боярское правление. - Переписка царя Ивана с князем Курбским. Суждения князя Курбского. - Возражения царя. - Характер переписки. - Династическое происхождение разлада.
29 . Обстоятельства, подготовившие учреждение опричнины. - Необычный отъезд царя из Москвы и его послания в столицу. - Возвращение царя. - Указ об опричнине. - Жизнь царя в Александровской слободе. - Отношение опричнины к земщине. - Назначение опричнины. - Противоречие в строе Московского государства. - Мысль о смене боярства дворянством. - Бесцельность опричнины. - Суждение о ней современников
30 . Характеристика царя Ивана Грозного
31 . Состав удельного общества. - Состав московского служивого класса. - Элементы служилые. - Элементы неслужилые; горожане-землевладельцы, приказные, служилые по прибору. - Иноземцы. - Количественное отношение составных элементов по племенному происхождению. - Лестница чинов. Численность военно-служилого класса. - Внешнее положение государства. - Войны на северо-западе. - Борьба с Крымом и ногаями. - Оборона северо-восточных границ. - Береговая служба. - Линии оборонительных укреплений. - Сторожевая и станичная служба. - Тяжесть борьбы. - Вопрос о хозяйственном и военном устройстве служилого класса и поместная система
32 . Поместное земледелие. - Мнения о происхождении поместного права. - Происхождение поместного землевладения. - Поместная система. - Ее правила. - Поместные и денежные оклады. - Поместное верстание. - Пожитки.
33 . Ближайшие следствия поместной системы. - I. Влияние поместного принципа на вотчинное землевладение. Мобилизация вотчин в XVI в. - II. Поместная система как средство искусственного развития частного землевладения. - III. Образование уездных дворянских обществ. - IV. Появление служилого земледельческого пролетариата. - V. Неблагоприятное влияние поместного землевладения на города. - VI. Влияние поместной системы на судьбу крестьян.
34 . Вопрос о монастырских вотчинах. - Распространение монастырей. - Монастыри в северо-восточной России. - Пустынные монастыри. - Монастыри-колонии. - Колонизаторская деятельность Троицкого Сергиева монастыря. - Значение пустынных монастырей. - Древнерусский месяцеслов. - Древнерусская агиография. - Состав и характер древнерусского жития. - Мирские монастыри. - Основатели пустынных монастырей. - Странничество и поселение отшельника в пустыне. - Пустынный общежительный монастырь
35 . Способы земельного обогащения монастырей. - Земли жалованные. - Вклады по душе и для пострижения. - Купли и другие сделки. - Вредные следствия монастырского землевладения для самого монашества. - Монастырские кормы. - Упадок монастырской дисциплины. - Неудобства монастырского землевладения для служилых людей и государства. - Вопрос о монастырских вотчинах. - Нил Сорский и Иосиф Волоцкий. - Собор 1503 г. - Литературная полемика по вопросу. - Законодательные попытки сдержать земельное обогащение монастырей
36 . Связь монастырского землевладения с крепостным правом. - Крестьяне в XV и XVI вв. - Виды сельских поселений. Отношение жилой пашни к пустоте. Разряды землевладельцев. - Отношения крестьян: 1) к землевладельцам, 2) к государству. - Общественное устройство крестьян. - Вопрос о сельской общине. - Крестьянин в своем земледельческом хозяйстве. - Подмога, ссуда, льготы. - Крестьянские участки. - Повинности. - Заключение.
37 . Мнение о прикреплении крестьян в конце XVI в. - Закон 1597 г. о беглых крестьянах и предполагаемый указ об общем прикреплении крестьян. - Порядные конца XVI и начала XVII в. - Хозяйственные условия, подготовлявшие крепостную неволю крестьян. - Поземельное прикрепление черных и дворцовых крестьян. - Рост ссуды и усиление личной зависимости крестьян владельческих. - Крестьянские свозы и побеги и законодательные меры против них. - Положение владельческого крестьянства в начале XVII в. - Выводы
38 . Обзор пройденного. - Управление в Московском государстве XV-XVI вв. - Неблагоприятные условия его устройства. Общий взгляд на его устройство и характер. - Управление удельного княжества. - Бояре веденные и боярская дума. - Наместники и волостели. - Значение кормлений. - Перемены в центральном управлении Московского государства с половины XV в. - Приказы и боярская дума. - Характер их деятельности
39 . Перемены в областном управлении. - Нормировка кормлений. - Доклад и судные мужи. - Губное управление. - Его состав. - Ведомство и процесс. - Характер и значение. - Два вопроса. - Отношение губного управления к кормленщикам. - Земская реформа. - Ее причины. - Введение земских учреждений. - Ведомство и ответственность земных властей. Верное управление. - Характер и значение реформы
40 . Управление и общество. - Дробность и сословный характер местного самоуправления. Неудача всесословного начала. - Необходимость объединения местных учреждений. - Земские соборы. - Сказание о соборе 1550 г. - Разбор сказания. Состав соборов 1566 и 1598 гг. - Служилые и торгово-промышленные люди в их составе. - Земской собор и земля. Значение соборного представителя. - Порядок соборных совещаний. - Значение крестоцелования. - Связь соборов с местными мирами. - Происхождение и значение земских соборов. - Мысль о всеземском соборе. - Московское государство в конце XVI в
41 . Взгляд на IV период русской истории. - Главные факты периода. - Взаимные противоречия в соотношении этих фактов. - Влияние внешней политики на внутреннюю жизнь государства. - Ход дел в IV периоде в связи с этим влиянием. - Государство и политическое сознание общества. - Начало Смуты. - Конец династии. Царь Федор и Борис Годунов. - Поводы к Смуте. Самозванство
42 . Последовательное вхождение в Смуту всех классов общества. - Царь Борис и бояре. - Лжедмитрий I и бояре. - Царь Василий и большое боярство. - Подкрестная запись царя Василия и ее значение. - Среднее боярство и столичное дворянство. - Договор 4 февраля 1610 г. и московский договор 17 августа 1610 г. - Их сравнение. - Провинциальное дворянство и земский приговор 30 июня 1611 г. - Участие низших классов в Смуте
43 . Причины Смуты. - Династическая ее причина: вотчинно-династический взгляд на государство. - Взгляд на выборного царя. - Причина социально-политическая: тягловый строй государства. - Общественная рознь. - Значение самозванства в ходе Смуты. - Выводы. - Второе ополчение и очищение Москвы от поляков. - Избрание Михаила. - Причины его успеха
44 . Ближайшие следствия Смуты. - Новые политические понятия. - Их проявления в Смуту. - Перемена в составе правительственного класса. - Расстройство местничества. - Новая постановка верховной власти. - Царь и боярство. - Боярская дума и земской собор. - Упрощение верховной власти. - Боярская попытка 1681 г. Перемена в составе и значении земского собора. - Разорение. - Настроение общества после смуты.
45 . Внешнее положение Московского государства после Смуты. - Задачи внешней политики при новой династии. - Западная Русь со времени соединения Литвы с Польшей. - Перемены в управлении и в сословных отношениях. - Города и магдебургское право. - Люблинская уния. - Ее следствия. - Заселение степной Украины. - Происхождение казачества. - Малороссийское казачество. - Запорожье
46 . Нравственный характер малороссийского казачества. - Казаки становятся за веру и народность. - Рознь в казачестве. - Малороссийский вопрос. - Вопросы балтийский и восточный. - Европейские отношения Московского государства. - Значение внешней политики Москвы в XVII в
47 . Колебания во внутренней жизни Московского государства XVII в. - Два ряда нововведений. - Направление законодательства и потребность в новом своде законов. - Московский мятеж 1648 г. и его отношение к Уложению. - Приговор 16 июля 1648 г. о составлении Уложения и исполнение приговора. - Письменные источники Уложения. - Участие соборных выборных в его составлении. - Приемы составления. Значение Уложения. - Новые идеи. - Новоуказанные статьи
48 . Затруднения правительства. - Централизация местного управления; воеводы и губные старосты. - Судьба земских учреждений. - Окружные разряды. Сосредоточение центрального управления. Окружные разряды. - Сосредоточение центрального управления. - Приказы Счетных и Тайных дел. - Сосредоточение общества. - Основные и переходные классы. - Образование сословий. - Служилые люди. - Посадское население; возврат закладников в посадское тягло
49 . Крестьяне на землях частных владельцев. - Условия их положения. - Холопство в древней Руси. - Происхождение холопства кабального. - Апрельский указ 1597 г. - Задворные люди. - Появление крепостной крестьянской записи. - Ее происхождение. - Ее условия. - Крепостные крестьяне по Уложению 1649 г. - Крестьянские животы. - Податная ответственность за крепостных крестьян. - Отличие крепостного крестьянства от холопства в эпоху Уложения
50 . Господа и крепостные. - Крепостное право и земский собор. - Общественный состав земского собора в XVII в. - Численный состав его. - Выборы. - Ход дел на соборах. - Политический характер соборов. - Условия их непрочности. - Мысль о земском соборе в торговых классах. - Распадение соборного представительства. Что сделал земской собор XVII в. - Обзор сказанного
51 . Связь явлений. - Войско и финансы. - Окладные налоги: косвенные; прямые - деньги данные и оборочные, ямские, полоняничные, стрелецкие. - Писцовые книги. - Неокладные сборы. - Опыты и реформы. - Соляная пошлина и табачная монополия. - Медные кредитные знаки и московский бунт 1662 г. - Живущая четверть. - Подводное тягло и переписные книги. - Сословная разверстка прямых налогов. - Финансы и земство. - Распространение тягла на задворных людей. Распределение народного труда между государственными силами. - Чрезвычайные налоги. - Роспись доходов и расходов 1680 г.
52 . Недовольство положением дел в государстве. - Его причины. - Его проявления. Народные мятежи. - Отражение недовольства в памятниках письменности. - Кн. И.А. Хворостинин. - Патриарх Никон. - Григ. Котошихин. - Юрий Крижанич.
53 . Западное влияние. - Его начало. - Почему оно началось XVII в. - Встреча двух иноземных влияний и их различие. - Два направления в умственной жизни русского общества. - Постепенность западного влияния. - Полки иноземного строя. - Заводы. - Помыслы о флоте. - Мысль о народном хозяйстве. - Новая немецкая слобода. - Европейский комфорт. - Театр. - Мысль о научном знании. - Первые проводники его. - Научные труды киевских ученых в Москве. Начатки школьного образования. - С. Полоцкий
54 . Начало реакции западному влиянию. - Протест против новой науки. - Церковный раскол. - Повесть о его начале. - Как обе стороны объясняют его происхождение. - Сила религиозных обрядов и текстов. - Психологическая его основа. - Русь и Византия. - Затмение идеи вселенской церкви. - Предание и наука. Национально-церковное самомнение. - Государственные нововведения. - Патриарх Никон
55 . Положение русской церкви при вступлении Никона на патриарший престол. - Его идея вселенской церкви. - Его новшества. - Чем Никон содействовал церковному расколу? - Латинобоязнь. - Признания первых старообрядцев. - Обзор сказанного. - Народно-психологический состав старообрядства. - Раскол и просвещение. - Содействие раскола западному влиянию
56 . Царь Алексей Михайлович. - Ф.М. Ртищев
57 . А.Л. Ордин-Нащокин
58 . Князь В.В. Голицын. - Подготовка и программа реформы
59 . Жизнь Петра Великого до начала Северной войны. - Младенчество. - Придворный учитель. - Учение. - События 1682 г. - Петр в Преображенском. - Потешные. - Вторичная школа. - Нравственный рост Петра. - Правление царицы Натальи. - Компания Петра. - Значение потех. Поездка за границу. - Возвращение
60 . Петр Великий, его наружность, привычки, образ жизни и мыслей, характер
61 . Внешняя политика и реформа Петра Великого. - Задачи внешней политики. - Международные отношения в Европе. - Начало Северной войны. - Ход войны. - Ее влияние на реформу. - Ход и связь реформ. - Порядок изучения. - Военная реформа. - Формировка регулярной армии. - Балтийский флот. - Военный бюджет
62 . Значение военной реформы. - Положение дворянства. - Дворянство столичное. - Троякое значение дворянства до реформы. - Дворянские смотры и разборы. - Малоуспешность этих мер. - Обязательное обучение дворянства. - Порядок отбывания службы. - Разделение службы. - Перемена в генеалогическом составе дворянства. - Значение изложенных выше перемен. Сближение поместий и вотчин. - Указ о единонаследии. - Действие указа
63 . Крестьяне и первая ревизия. - Состав общества по Уложению. Вербовка и наборы. - Подушная перепись. - Расквартирование полков. - Упрощение общественного состава. - Подушная перепись и крепостное право. - Народнохозяйственное значение подушной переписи
64 . Промышленность и торговля. - План и приемы деятельности Петра в этой области. - I. Вызов иностранных мастеров и фабрикантов. - II. Посылка русских людей за границу. - III. Законодательная пропаганда. - IV. Промышленные компании, льготы, ссуды и субсидии. - Увлечения, неудачи и успехи. - Торговля и пути сообщения
65 . Финансы. - Затруднения. - Меры для их устранения. - Новые налоги; доносители и прибыльщики. - Прибыли. - Монастырский приказ. - Монополии. Подушная подать. - Ее значение. Бюджет 1724 г. - Итоги финансовой реформы. Помехи реформе.
66 . Преобразование управления. - Порядок изучения. - Боярская Дума и приказы. - Реформа 1699 г. - Воеводские товарищи. - Московская ратуша и Курбатов. - Подготовка губернской реформы. - Губернское деление 1708 г. - Управление губернией. - Неудача губернской реформы. - Учреждение Сената. - Происхождение и значение Сената. - Фискалы. - Коллегии
67 . Преобразование Сената. - Сенат и генерал-прокурор. - Новые перемены в местном управлении. - Комиссары от земли. - Магистраты. - Начала новых учреждений. - Различие основ центрального и областного управления. - Регламенты. Новое управление на деле. - Разбои
69 . Русское общество в минуту смерти Петра Великого. - Международное положение России. - Впечатление смерти Петра в народе. - Отношение народа к Петру. - Легенда о царе-самозванце. - Легенда о царе-антихристе. - Значение обеих легенд для реформы. - Перемена в составе высших классов. - Образовательные их средства. Заграничное обучение. - Газета. - Театр. - Народное просвещение. - Школы и преподавание. - Гимназия Глюка. - Начальные школы. - Книги; ассамблеи; учебник светского обхождения. - Правящий класс и его отношение к реформе
70 . Эпоха 1725-1762 гг. - Престолонаследие после Петра I. - Воцарение Екатерины I. - Воцарение Петра II. - Дальнейшие смены на престоле. - Гвардия и дворянство. - Политическое настроение высшего класса - верховный тайный совет. - Князь Д.М. Голицын. - Верховники 1730 г
71 . Брожение среди дворянства, вызванное избранием герцогини Анны на престол. - Шляхетские проекты. - Новый план князя Д. Голицына. - Крушение. - Его причины. - Связь дела. 1730 г. с прошедшим. - Императрица Анна и ее двор. - Внешняя политика. - Движение против немцев
72 . Значение эпохи дворцовых переворотов. - Отношение правительств после Петра I к его реформе. - Бессилие этих правительств. - Крестьянский вопрос. - Обер-прокурор Анисим Маслов. - Дворянство и крепостное право. - Служебные льготы дворянства: учебный ценз и срок службы. - Укрепление дворянского землевладения: отмена единонаследия; дворянский заемный банк; указ о беглых; расширение крепостного права; сословная очистка дворянского землевладения. - Отмена обязательной службы дворянства. - Третья формация крепостного права. - Практика права
75 . Основной факт эпохи. - Императрица Екатерина Вторая. - Ее происхождение. - Двор Елизаветы. - Положение Екатерины при дворе. - Образ действий Екатерины. - Ее занятия. - Испытания и успехи. - Граф А.П. Бестужев-Рюмин. - Екатерина при императоре Петре 3 Третьем. - Характер
79 . Судьба центрального управления по смерти Петра 1. - Преобразование областного управления. - Губернии. - Губернские учреждения, административные и финансовые. - Губернские судебные учреждения. - Противоречия в строе губернских учреждений. - Жалованные грамоты дворянству и городам. - Значение губернских учреждений 1775 г.
81 . Влияние крепостного права на умственную и нравственную жизнь русского общества. - Культурные запросы дворянского общества. - Программа дворянского образования. - Академия наук и университет. - Казенные и частные учебные заведения. - Домашнее воспитание. - Нравы дворянского общества. - Влияние французской литературы. - Проводники французской литературы. - Результаты влияния просветительной литературы. - Типические представители образованного дворянского общества. - Значение царствования императрицы Екатерины II. - Увеличение материальных средств. Усиление социальной розни. - Дворянство и общество
85 . Царствование Николая 1. Задачи. - Начало царствования Николая 1 Первого. - Кодификация. - Собственная канцелярия. - Губернское управление. - Рост бюрократии. Крестьянский вопрос. - Устройство государственных крестьян. - Законодательство о крестьянах. - Его значение
86 . Очерк важнейших реформ Александра 2 Второго. - Крепостное население. - Помещичье хозяйство. - Настроение крестьян. - Вступление на престол Александра 2. - Подготовка крестьянской реформы. - Секретный комитет по крестьянским делам. - Губернские комитеты. - Проекты реформы. - Редакционные комиссии. - Основные черты Положения 19 февраля 1861 года. - Поземельное устройство крестьян. - Крестьянские повинности и выкуп земли. - Ссуда. - Выкупные платежи. - Земская реформа. - Заключение
Один из крупнейших представителей отечественной исторической науки второй половины XIX - начала XX века Василий Осипович Ключевский родился 16 января 1841 года в селе Воскресенское Пензенского уезда.
Один из крупнейших представителей отечественной исторической науки второй половины XIX - начала XX века Василий Осипович Ключевский родился 16 января 1841 года в селе Воскресенское Пензенского уезда. Его отец, бедный сельский священник и законоучитель, стал его первым учителем. Он обучал сына правильно и быстро читать, писать и петь по нотам.
После смерти отца в 1850 году семья переехала в Пензу. Несмотря на полунищенское существование, Василий Ключевский продолжил образование, окончив в Пензе церковно-приходское и уездное училища, а затем поступил в пензенскую духовную семинарию. Чтобы заработать хоть немного денег, он давал частные уроки, приобретая педагогический опыт.
Но стать священнослужителем Ключевский отказался, и в 1861 году в возрасте 20 лет он поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Учился Василий Осипович увлеченно, занимался сравнительной филологией, римской словесностью, и, конечно же, русской историей, которой увлекался еще со школьной скамьи. Много читал, прекрасно знал труды всех русских историков, работал с источниками, был в курсе всех исторических новинок, публикуемых в журналах. На последних курсах занимался русской историей под руководством С.М.Соловьева, и для выпускного сочинения выбрал тему, связанную с историей Московской Руси XV - XVII веков. За сочинение «Сказание иностранцев о Московском государстве» он был награжден золотой медалью. По окончании университета в 1865 году со степенью кандидата он был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию по кафедре русской истории.
В 1872 году Ключевский защитил магистерскую диссертацию на тему «Древнерусские жития святых как исторический источник». Он проделал титанический труд по изучению текстов не менее пяти тысяч житийных списков. Исследуя списки, Василий Осипович ставил перед собой чисто источниковедческие задачи: датировка списков и определение древнейшего из них, место возникновение данного списка, определение точности отражения в нем событий и фактов. В ходе работы над диссертацией Ключевским было написано еще шесть самостоятельных работ. Блестящая защита диссертации стала признанием Ключевского не только учеными-историками, но и многочисленной публикой. Его диссертацию называли «источниковедческим шедевром, непревзойденным образцом анализа повествовательных памятников». Получив степень магистра, Василий Осипович получил право на преподавание в высших учебных заведениях. Он стал преподавать в Александровском военном училище, где читал курс всеобщей истории в течение 17 лет, в Московской духовной академии, на Высших женских курсах, в Училище живописи, ваяния и зодчества, читая русскую историю. А в 1879 году Ключевский становится преподавателем Московского университета, заменив в чтении курса русской истории умершего историка, своего учителя С.М.Соловьева.
Читая курсы, Василий Осипович работал над собственной исторической концепцией, чему способствовала и работа над докторской диссертацией, которую он посвятил изучению Боярской думы. По мнению историка, Боярская дума была «правительственной пружиной, все приводившей в движение, оставаясь невидимой перед обществом, которым она управляла». Ключевский по крупицам собирал необходимые данные из самых разных источников - в архивах, частных коллекциях, в опубликованных документах, в работах специалистов. Его исследование охватывало весь период существования Боярской думы от Киевской Руси с Х века до начала XVIII столетия, когда она прекратила свою деятельность и была заменена Правительственным Сенатом. Защита докторской диссертации состоялась 29 сентября 1882 года. Длилась она почти четыре часа и прошла блестяще. Газета «Голос» на следующий день писала: «Впечатление, произведенное диспутом г. Ключевского, было близко к восторженному энтузиазму. Знание предмета, меткость ответов, исполненный достоинства тон возражений, все это свидетельствовало, что мы имеем дело не с восходящим, а уже взошедшим светилом русской науки».
Читая лекции, Ключевский в течение всей жизни непрерывно совершенствовал свой общий курс русской истории, но не ограничивался только им. Он создал целостную систему курсов - в центре общий курс истории и пять специальных курсов вокруг него. Наибольшую известность получил специальный курс «История сословий в России».
Несмотря на большую исследовательскую работу и педагогическую нагрузку, историк безвозмездно выступал с речами и публичными лекциями, активно сотрудничал с научными обществами: Московским археологическим обществом, Обществом любителей российской словесности, Обществом истории и древностей российских, председателем которого он был избран в 1893 году. Отмечая значительный вклад Ключевского в развитие исторической науки, Российская академия наук в 1900 году избрала его академиком сверх штата по разряду истории и древностям русским, а в 1908 году он стал почетным академиком по разряду изящной словесности Отделения русского языка и словесности.
Ключевскому довелось участвовать в ряде государственных мероприятий. В 1905 году он входил в комиссию, которая вырабатывала проект по ослаблению цензуры. Он был приглашен на «Петергофские совещания» по поводу выработки проекта Государственной думы, на которых решительно выступал против выборов по сословному принципу.
Главным творческим достижением ученого был «Курс русской истории», над которым он работал до конца жизни, хотя основное содержание и концепция сложились у него в 70 - 80-е годы, в период расцвета его творчества. Большое внимание в «Курсе русской истории» уделяется времени и реформам Петра I, усилению крепостного гнета при Екатерине II. Последние разделы курса посвящены царствованиям Павла I, Александра I и Николая I. На анализе царствования Николая I «Курс русской истории» заканчивается.
Формирование мировоззрения Ключевского происходило под влиянием научных интересов и концепций ряда его предшественников. Ключевский, как и Соловьев, основным фактором русской истории считал колонизацию. Исходя из этого, он делит русскую историю на периоды в первую очередь в зависимости от передвижения основной массы населения и от географических условий, оказывающих сильное действие на ход исторической жизни. Однако при этом он обратил большее внимание, чем его предшественники, на экономические процессы. Принципиальная новизна его периодизации заключалась в том, что он вводил в нее еще два критерия - политического (проблема власти и общества) и экономического. В итоге у Ключевского получилось четыре периода:
Первый период - с VIII по XIII века. «Русь Днепровская, городовая, торговая».
Второй период - с XIII до середины ХVвека. «Русь Верхневолжская, удельно-княжеская, вольноземледельческая».
Третий период - с половины XV до второго десятилетия XVII века. «Русь Великая, царско-боярская, военно-земледельческая».
Четвертый период - с начала XVII до половины XIX века. «Всероссийский, императорско-дворянский, период крепостного хозяйства, земледельческого и фабрично-заводского».
Характеризуя каждый период, Ключевский писал:
«1-й период длился приблизительно с VIII до XIII в., когда масса русского населения сосредотачивалась на среднем и верхнем Днепре с притоками. Русь была тогда политически разбита на отдельные обособленные области; во главе каждой стоял большой город как политический и хозяйственный центр. Господствующий политический факт периода - политическое дробление земли под руководством города. Господствующим фактом экономической жизни является внешняя торговля с вызванными ею лесными промыслами, звероловством и бортничеством.
2-й период длится с XIII до середины XV в. Главная масса русского населения среди общего разброда и разрыва передвинулась на верхнюю Волгу с притоками. Эта масса остается раздробленной, но не на городовые области, а на княжеские уделы, что представляет собой уже другую форму политического быта. Отсюда господствующий политический факт периода - удельное дробление верхневолжской Руси под властью князей. Господствующий экономический факт - вольный крестьянский земледельческий труд на алеунском суглинке (название почвы).
3-й период с половины XV в. до второго десятилетия XVII в., когда главная масса русского населения растекается из области верхней Волги на юг и восток по донскому и средневолжскому чернозему, образуя особую ветвь народа - Великороссию, которая вместе с местным населением расширяется за пределы верхнего Поволжья. Господствующий политический факт периода - государственное объединение Великороссии под властью московского государя, который правит своим государством с помощью боярской аристократии, образовавшейся из бывших удельных князей и удельных бояр. Господствующий факт экономической жизни - тот же сельскохозяйственный труд на старом суглинке и на новозанятом средневолжском и донском черноземе посредством вольного крестьянского труда; но его воля начинает уже стесняться по мере сосредоточения землевладения в руках служилого сословия, военного класса, вербуемого государством для внешней обороны.
Последний, 4-й период с начала XVII до половины XIX в. Русский народ распространяется по всей равнине от морей Балтийского и Белого до Черного, до Кавказского хребта, Каспия и Урала. Политически все почти части русской народности соединяются под одной властью: к Великороссии примыкает одна за другой Малороссия, Белороссия и Новороссия, образуя Всероссийскую империю. Но эта собирающая всероссийская власть действует уже с помощью не боярской аристократии, а военно-служилого класса, сформированного государством в предшествующий период, - дворянства. Это политическое собирание и объединение частей Русской земли и есть господствующий политический факт периода. Основным фактом экономической жизни остается земледельческий труд, окончательно ставший крепостным, к которому присоединяется обрабатывающая промышленность, фабричная и заводская.
«Курс русской истории» Василия Осиповича Ключевского получил всемирную известность. Он переведен на многие языки, и по признанию зарубежных историков, этот труд послужил базой и главным источником для изучения русской истории во всем мире.
В течение всей своей творческой жизни ученый занимался разработкой вопросов историографии и источниковедения. При чрезмерной занятости Ключевский находил возможность общаться с художественными, литературными и театральными кругами Москвы. Ученым написано немало историко-философских работ, посвященных классикам русской литературы: Лермонтову, Гоголю, Чехову, Достоевскому, Гончарову. Он помогал Федору Ивановичу Шаляпину создавать сценические образы Ивана Грозного, а когда Василий Осипович читал лекции о Петровской эпохе в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, художник Валентин Серов создал под впечатлением услышанного свой известный эскиз «Петр I».
Научно-педагогическая деятельность Василия Осиповича Ключевского продолжалась почти 50 лет. За это время он опубликовал большое количество крупных исследований, статей, учебников и учебных пособий. Последняя лекция им была прочитана 29 октября 1910 года. Даже находясь в больнице, ученый продолжал работать. Говорят, что он работал и в день смерти, последовавшей 12 мая 1911 года. Ключевский был похоронен в Москве на кладбище Донского монастыря.
В знак признания заслуг ученого в год его 150-летия со дня рождения Международный центр по малым планетам присвоил его имя одной из планет. Теперь малая планета № 4560 называется Ключевский.
Литература:
Историки России XVIII - XX веков. Вып. 1. - М., 1995.
Энциклопедический словарь юного историка. - М., 1998.
Источник в интернете:
http://www.home-edu.ru/user/uatml/00000754/histbibil/kluchevskiy/kluchevsk.htm?page=print
Леонид Пастернак сказал тогда, что эта смерть для русской культуры сопоставима по значимости со смертью Льва Толстого. В юности он слушал лекции Ключевского. А в 1909 году писал картину «Ключевский на лекции в Училище живописи, ваяния и зодчества».
Среди слушателей художник изобразил своего старшего сына - Бориса Пастернака, который впоследствии вспоминал: «Отец… обращался ко мне с просьбой занять портретируемого, чтобы у модели не застывало и не мертвело лицо. Так однажды я развлекал историка В.О. Ключевского».
Поклонников у Ключевского было - как у модного тенора. И среди них - члены императорской фамилии. Историк чувствовал себя свободно в доме генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича, читал здесь для высокопоставленных гостей нечто вроде домашних лекций. В 1904 году по распоряжению министра финансов графа Витте лекции эти были изданы на правах рукописи. Всего в 20 экземплярах, для избранных. Автор не получил ни одного. Зато этот акт неуважения заставил его заняться наконец подготовкой к публикации своего «Курса русской истории», объявив все прочие издания «недобросовестной макулатурой».
Разрешение сложных вопросов
Вот невысокая сухощавая фигура поднимается на кафедру Большой словесной аудитории Московского университета. В руках неизменный портфель. Обычно лекции читали сидя. Ключевский же стоял на ступеньках кафедры, опираясь на её боковую часть. («Я так и умру, как моллюск, приросший к кафедре» , - говорил он.) Аудитория встречает его аплодисментами и обращается в слух…
«Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет - идите княжить и владеть нами» - с такими словами, если верить легенде, новгородцы обратились когда-то к варягам... Карамзин удивлялся: «Славяне добровольно уничтожают своё древнее народное правление и требуют государей от варягов, которые были их неприятелями». Кто-то вслед за Ломоносовым считал, что никаких варягов не было, а сам Рюрик был чистокровным славянином.
Ключевский разрешает «варяжский вопрос» с восхитительной простотой. Заморские князья с дружиною были обычными секьюрити , которых новгородцы наняли для защиты от внешних врагов. Однако, «почувствовав свою силу, наёмники превратились во властителей» . Так область Новгорода оказалась варяжским княжеством, а варяжский бродяга-кондотьер Рюрик стал родоначальником русской династии.
Коллективизм, вроде бы изначально присущий русскому человеку, Ключевский опровергает напрочь: «Великоросс боролся с природой в одиночку, в глуши леса с топором в руке. Поэтому он лучше работает один, когда на него никто не смотрит, и с трудом привыкает к дружному действию общими силами» .
Князь Николай Трубецкой назвал свой манифест евразийства без обиняков: «Наследие Чингисхана». Там сказано, что Россия унаследовала грандиозное сооружение, созданное монголом. Самое интересное в этой политической мифологии вовсе не то, что Россия заняла территорию, которую когда-то завоевал Чингисхан. Это как раз очевидно. Самое интересное то, что Россия наследовала дух, который позволил приобрести эту территорию.
Татарское иго Ключевский воспринимает как явление скорее положительное. По его мнению, ордынские ханы, довольствуясь данью, не навязывали Руси каких-либо своих порядков. Они даже плохо вникали в порядок, там действовавший. Да и трудно было вникнуть, потому что в отношениях между князьями нельзя было усмотреть никакого порядка! И если бы князья были предоставлены самим себе, они разнесли бы свою Русь на бессвязные, вечно враждующие между собой удельные лоскутья. Власть хана давала призрак единства, говорит Ключевский, она была «грубым татарским ножом, разрезавшим узлы» , в какие русские князья умели запутывать дела своей земли.
Русская Правда - нечто вроде нашего первого гражданско-уголовного кодекса - вызывает у Ключевского удивление, переходящее в растерянность. Он называет её «кодексом капитала», поскольку безопасность капитала закон ценил дороже и обеспечивал заботливее личной свободы человека. Гривна (слиток серебра) служила единственной понятной мерой всего, включая чувство чести и жизнь человека.
За убийство взималась пеня в пользу князя и вознаграждение в пользу родственников убитого - головничество (отсюда, кстати, и слово «уголовник», то есть убийца). Убийство княжего мужа или члена старшей княжеской дружины стоило 80 гривен. Убийство простого свободного человека - 40 гривен. В 20 гривен оценивались тяжкие увечья и убийство женщины... «Русская Правда как будто говорит преступнику: бей, воруй сколько хочешь, только за всё плати исправно по таксе» , - печально заключает Ключевский. Вслед за Ключевским удивлялся Русской Правде Михаил Зощенко (см. раздел «Деньги» в его «Голубой книге»).
К пафосной теории, согласно которой великий князь московский во всей поднебесной - один православный государь, а Москва - третий и последний Рим, Ключевский относится скептически. Это «пародия вместо новой песни» , говорит он. И сильно сомневается в том, что инок Филофей, автор этой теории, «высказывал только свои личные мысли» .
Между Печориным и Ставрогиным
Но лекции Ключевского и сама его личность не у всех вызывали безоглядный восторг. Не все могли перенести ту дозу скепсиса, иронии, которую этот «типический великоросс» привносил в историю. Александра Керенского, например, сильно раздражали «саркастические комментарии», которыми историк сопровождал описания событий и деятелей. Других он «подавлял своим талантом и научной проницательностью». Павел Милюков, считавшийся первым (хронологически) учеником Ключевского, жаловался на его «причудливый, неровный характер».
Характер у Ключевского действительно был причудливым. Если бы Печорин предстал вдруг перед нами не поручиком, а профессором истории, обременённым семьёй, то это и был бы Ключевский. Ну кто, кроме остепенившегося Печорина, может сказать: «Семейные ссоры - штатный ремонт ветшающей семейной любви» . Или вот такое: «Любовь женщины даёт мужчине минутные наслаждения и кладёт на него вечные обязательства, по крайней мере - пожизненные неприятности» . «Хорошая женщина, выходя замуж, обещает счастье, дурная - ждёт его» .
В молодости Ключевский был влюблён в одну девушку. А потом вдруг женился на её старшей сестре. И записал в дневник: «Я впервые почувствовал прелесть зла, сознательного, намеренного зла. Мне пришлось отведать всю сладость самодовольствия при виде слёз, злости, отчаяния, которые сам вызвал» . Это даже уже не Печорин, это (почти) Ставрогин!
Тем не менее брак этот оказался удачным. По крайней мере тыл - обстановка, располагающая к учёным занятиям, - был у Ключевского на протяжении всех сорока лет семейной жизни. Однако его знаменитые афоризмы свидетельствуют о каком-то вечном мужском беспокойстве: «Любовниц мы любим по инстинкту, жёны нас любят по апостолу. Следовательно, для гармонии жизни надобно иметь и жену, и любовницу…»; «Только в математике две половины составляют одно целое. В жизни полоумный муж и полоумная жена в сложности дают двух сумасшедших и никогда не составят одного полного умного» . Неплохо сказано. А для серьёзного профессора так вовсе замечательно!
Ключевский и к Истории относился как к женщине. «А моя История, моя хорошенькая девочка История!.. - писал приятелю. - Знаешь ли, какая миленькая девочка эта История? Только немножко чересчур серьёзна, не всегда поддаётся влюблённым объятиям» . Что ж, его-то объятиям История поддавалась и тогда, когда из «миленькой девочки» превращалась в мудрую матрону, в наставницу жизни, которая «ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков» .
Участь русского народа он тоже сравнивал с незадавшейся женской участью: «…Мне жаль тебя, русская мысль, и тебя, русский народ! Ты являешься каким-то голым существом после тысячелетней жизни, без имени, без наследия, без будущности, без опыта. Ты, как бесприданная фривольная невеста, осуждена на позорную участь сидеть у моря и ждать благодетельного жениха, который бы взял тебя в свои руки, а не то ты принуждена будешь отдаться первому покупщику, который, разрядив и оборвав тебя со всех сторон, бросит тебя потом, как ненужную, истасканную тряпку...» Страшная картина! И, кажется, адекватная.
О крещении Руси
Странно, но в своём курсе Ключевский - сын священника, преподаватель духовной академии - упоминает о Крещении Руси лишь в придаточных предложениях, через запятую. Он как будто не придаёт этому событию особого значения. Может быть, он принимает крещение как нечто само собой разумеющееся, не нуждающееся в объяснении… А может, причиной тому - разочарование в официальной церкви, заставившее Ключевского в своё время бросить духовную семинарию.
Ключевский высоко ставит преподобного Сергия Радонежского: «…это не только назидательная, отрадная страница нашей истории, но и светлая черта нашего нравственного народного содержания» . Но о церкви высказывается с поразительной резкостью. Церковное богослужение называет «рядом плохо инсценированных и ещё хуже исполняемых оперно-исторических воспоминаний…» ; о священниках - со злой иронией: «Духовенство всегда учило паству не познавать и любить Бога, а только бояться чертей, которых оно же и расплодило со своими попадьями» . И более того: «Евангелие стало полицейским уставом» …
Непрост, очень непрост был профессор, утверждавший: «Мы потому плохо знаем историю, что очень её любим» . Это означает, по-видимому, лишь то, что любовь застит свет любящему, заставляет идеализировать предмет поклонения в ущерб фактам. Сам он предпочитал смотреть на вещи трезво, порой с жестокой трезвостью. И часто - с иронией. «Хитрый - читаешь - будто хвалит, а вникнешь - обругал» , - говорил Лев Толстой про Ключевского.
По узкому хребту
Пробираясь по узкому хребту истины, втиснутой между разными правдами, вёл он заворожённых слушателей по запутанному лабиринту истории. Особый эффект производил, например, финал лекции, посвящённой Андрею Боголюбскому: «Войска Боголюбского взяли Киев и вернулись на север, как рассказывает северный летописец, «с честию и славою великой» … Эти слова Ключевский произносил громко, торжественно. Затем выдерживал паузу и многозначительным шёпотом добавлял: «…«и с проклятием», как рассказывает летописец южный » («The medium is the message», - сказал бы Маршалл Маклюэн).
Да, Ключевский был насмешлив и ироничен. Но порой его переполняли совсем другие чувства. Определённый тип исторических лиц вызывал у него большое сочувствие. Так, страницы, которые историк посвятил второму сыну Ивана Грозного царевичу Фёдору, невозможно читать без слёз. Фёдор вечно улыбался, этой грустной улыбкой, как бы молившей о жалости и пощаде, царевич оборонялся от капризного отцовского гнева. И с этой «невольной автоматической гримасой» он ступил на престол - после того, как царь «печально удачным ударом железного костыля» положил на месте старшего сына Ивана.
Тут надо объяснить: монастырь Сергия изначально был особный. То есть у каждого была своя келья, еда, одежда, свои средства к существованию. Что это значит практически? Вот пример: Сергий всё, что имел, раздавал, так что иногда ему просто нечего было есть. Однажды с голоду он нанялся к одному из иноков собственного монастыря. Весь день пристраивал к его келье крыльцо, а вечером получил за работу решето гнилых сухарей. Это по-братски?
Если не восхищение, то уж точно симпатию испытывал Ключевский к тому, кого называли Лжедмитрием. «На престоле московских государей он был небывалым явлением. Богато одарённый, с бойким умом, легко разрешавшим в Боярской думе самые трудные вопросы, с живым, даже пылким темпераментом, в опасные минуты доводившим его храбрость до удальства, податливый на увлечения, он был мастер говорить, обнаруживал и довольно разнообразные знания» .
Лжедмитрий «нарушал заветные обычаи московской старины - не спал после обеда, не ходил в баню, со всеми обращался просто, обходительно, не по-царски» … Чуждался жестокости, вникал во всё, каждый день бывал в Боярской думе, сам обучал ратных людей.
Держался Лжедмитрий как законный, природный царь, вполне уверенный в своём царственном происхождении. И - «был убеждён, что и вся земля смотрит на него точно так же» . Он созвал Земский собор для рассмотрения дела князей Шуйских, которые распространяли слухи о его самозванстве. Ключевский считает, что это был первый Земский собор, «приблизившийся к типу народно-представительского, с выборными от всех чинов или сословий» !
Собор вынес Шуйским смертный приговор, но Лжедмитрий заменил его недолгой ссылкой, а затем возвратил Шуйским боярство. «Царь, сознававший себя обманщиком, укравшим власть, едва ли поступил бы так рискованно и доверчиво» , - заключает историк. Ну а потом заговорщики во главе с тем же Шуйским повели народ на Кремль и убили Лжедмитрия.
Кстати, Ключевский помогал Фёдору Шаляпину в работе над образом Бориса Годунова. А сам изображал Василия Шуйского настолько впечатляюще, что у Шаляпина мурашки бежали по коже.
Уроки для наследника престола
На южном склоне Месхетского хребта в местечке под названием Абастуман Ключевский провёл два учебных года. Его позвали давать уроки истории великому князю Георгию Александровичу, которому из-за туберкулёза врачи прописали холодный горный воздух. «Преподавание - одно из средств воспитания, а в воспитании всего важнее знать, с кем имеешь дело и как его лучше сделать» , - помечает он в дневнике (июнь 1893 года). Что ж, в этом случае историк имел дело с наследником престола и строил свой курс соответствующим образом, рассказывая, что Россия воспринимала с Запада и как сама действовала на Запад. Ученик ему нравился: «Считают нелюдимом. А самом деле только застенчив, и его лаской можно взять в руки. Реалист . Наблюдателен и любознателен…»
Жизнь в Абастумане была замкнута в тесный кружок, «как на необитаемом острову» , по выражению Ключевского. По вечерам историк доставал изящную, умещавшуюся на ладони книжечку, обтянутую в чёрный шёлк, с золотым обрезом страниц, и развлекал обитателей Абастумана афоризмами: «История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков»; «Христы редко являются как кометы, но Иуды не переводятся, как комары»; «И москаль, и хохол хитрые люди... Но тот и другой притворяются по-своему: первый любит притворяться дураком, а второй умным» . И в развитие: «Русский ум ярче всего сказывается в глупостях» . Все смеялись.
Но вряд ли читал он здесь, например, это: «Чтобы править людьми, нужно считать себя умнее всех, то есть часть признавать больше целого , а так как это глупость, то править людьми могут только дураки». Или вот это: «Государству служат худшие люди, а лучшие - только худшими своими свойствами» . И, конечно, не говорил о том, что государство пухнет, а народ хиреет… Всё-таки его слушал наследник престола.
За абастуманский курс Ключевский получил орден Святого Станислава первой степени и чин тайного советника (его не имел даже придворный историк Карамзин!). Однако уроки его пропали втуне - великий князь Георгий умер в 1889 году.
Ловушки либерализма
У Ключевского была устойчивая слава либерала. Но в 1894 году он, на свою беду, произнёс речь «Памяти в бозе почившего государя императора Александра III» - о том, что покойный царь «увеличил количество добра в нравственном обороте человечества» . Студенты устроили любимому профессору обструкцию: как только он поднялся на кафедру, раздался свист, крики «Долой!», «Позор!», «Лукавый царедворец» и т.п. Ключевский был белее бумаги, начать лекцию ему так и не дали… Но не мог же он в надгробном слове повторить то, что писал в дневнике: «Русские цари - мертвецы в живой обстановке» !
Кровавое воскресенье 1905 года Ключевский назвал «нашим вторым Порт-Артуром» . А спустя неделю, в Татьянин день, произнёс с кафедры вещие слова: «Николай - последний царь. Алексей царствовать не будет» …
Несмотря на это, в июле он был приглашён на чрезвычайно секретное совещание, которое царь собрал в Петергофе. Решалась судьба нашей первой - булыгинской - Государственной думы. Бурно обсуждали не столько само учреждение Думы, сколько «ключ к господству над Думой» - избирательный закон. Ключевский выступил против сословности выборов, которая «может быть истолкована в смысле защиты интересов дворянства» .
Кроме того, Ключевский сливал Милюкову информацию обо всех перипетиях этого тайного совещания. А когда Милюков был в очередной раз препровождён в «Кресты» - «за возмутительную пропаганду», - Ключевский хлопотал о нём перед генералом Треповым. Милюкова вскоре выпустили. Ключевский вступил в руководимую им кадетскую партию (не зря её называли профессорской!) и даже баллотировался от этой партии в Думу по Сергиеву Посаду. Правда, неудачно.
Так и не сложилась политическая карьера Ключевского. Что, может быть, и к лучшему - для политика он был всё-таки слишком ироничен и наблюдателен.
«Где нет тропы, надо часто оглядываться назад, чтобы прямо идти вперед» , - призывал Ключевский. И в то же время, будучи парадоксалистом, предостерегал: «В истории мы узнаем больше фактов и меньше понимаем смысл явлений» .
