“Поэт – издалека заводит речь,. Поэта – далеко заводит речь”

Многозначность лексики – неисчерпаемый источник обновления значений слов, необычного, неожиданного их переосмысления. Под пером художника в каждом слове, как писал Н. В. Гоголь, характеризуя язык А. С. Пушкина, обнаруживается "бездна пространства; каждое слово необъятно, как поэт" . Если же принять во внимание, что многозначные слова составляют большую часть словарного состава русского языка, то без преувеличения можно сказать, что способность слов к многозначности порождает всю образную энергию речи.

Остановимся на использовании многозначных слов как средства экспрессии в их прямых значениях. Ограничив таким образом изучение стилистических функций многозначных слов, мы можем одновременно говорить и об омонимах, так как употребление многозначных слов и омонимов в художественной речи, несмотря на принципиальное различие многозначности и омонимии, часто дает одинаковый стилистический результат.

Если слово имеет несколько значений, выразительные возможности его увеличиваются. Писатели и публицисты находят в многозначности источник яркой эмоциональности, даже не прибегая к метафоризации. Например, в тексте может быть неоднократно употреблено многозначное слово, которое, однако, выступает в различных значениях (Поэт – издалека заводит речь. / Поэта – далеко заводит речь (М. Цветаева); Из зоны радиации в зону бюрократии (заголовок очерка В. Миролевича)).

Словесная игра, основанная на столкновении в тексте различных значений многозначных слов, может придать речи форму парадокса (греч. paradoxos – "странный, неожиданный"), т.е. высказывания, смысл которого расходится с общепринятым, противоречит (иногда только внешне) здравому смыслу (Единица – вздор , / единица – ноль (В. Маяковский)).

Наряду с многозначными словами в словесную игру часто вовлекаются омонимы . При омонимии между словами устанавливается лишь звуковое тождество, а смысловые ассоциации отсутствуют, поэтому столкновение омонимов всегда неожиданно, что создает большие стилистические возможности для их обыгрывания. Кроме того, употребление омонимов в одной фразе, подчеркивая значения созвучных слов, придает речи экспрессию (Миру нужен мир! (лозунг); Каков ни есть, а хочет есть (погов.); Фунт сахара и фунт стерлингов (заголовок статьи)).

Как средство своеобразной звуковой игры используются омонимические рифмы . Их мастерски применял В. Я. Брюсов:

Ты белых лебедей кормила,

Откинув тяжесть черных кос...

Я рядом плыл; сошлись кормила;

Закатный луч был странно кос.

Вдруг лебедей метнулась пара...

Не знаю, чья была вина...

Закат замлел за дымкой пара,

Алея, как поток вина...

На многозначных словах и омонимах строятся шутки, каламбуры, например:

Дети – цветы жизни. Не давайте им, однако, распускаться; Женщины подобны диссертациям: они нуждаются в защите (Э. Кроткий); Требуется человек, хорошо владеющий языком, для наклеивания марок; Два одиноких фотографа срочно снимут ванную комнату (из "Литературной газеты"),

В каламбурах совмещаются прямое и переносное значения слова, в результате чего происходит неожиданный смысловой сдвиг. Мысль, выраженная в каламбурной форме, выглядит ярче, острее; писатель обращает внимание на обыгрываемое слово.

Каламбуры нередко строятся на основе различных звуковых совпадений. Это могут быть собственно омонимы (Трамвай представлял собой поле брани (Э. Кроткий)), омоформы (Может быть/ – старая – /и не нуждалась в няньке, / может быть, и мысль ей моя казалась пошла, / только / лошадь/рванулась, /встала па ноги, /ржанула/ и пошла (В. Маяковский)), омофоны ("Искра" играет с искрой (заголовок спортивного обозрения)), наконец, совпадение в звучании слова и нескольких слов (Над ним одним все нимбы , нимбы. / Побольше терниев над ним бы (К. Симонов)).

Каламбуры могут быть использованы писателями как средство осмеяния персонажей, которые не обращают внимания в речи на столкновение разных значений многозначных слов (На половине покойника сидеть не разрешается (М. Булгаков)). На каламбуре построены иронические ответы на письма читателей в "Литературной газете" (У вас такой странный юмор, что без подсказки я не пойму, в каких местах надо смеяться. – Только в специально отведенных ), шутки, помещаемые на 16-й странице (Он совершал такое, что перед ним бледнели его коллеги; Нет такой избитой темы, которую нельзя было бы ударить еще раз ; Как жаль, что способность делиться осталась лишь преимуществом простейших ).

Не следует забывать о возможности двупланового осмысления многозначных слов и слов, имеющих омонимы, хотя контекст обычно уточняет их значение. Нельзя допускать близкого соседства полисемичных слов, так как их столкновение порождает неуместный комизм (Водопроводная система часто выходит из строя, а у ремонтников нет никакой системы; Повышенный расход электроэнергии связан со значительными расходами ). Еще хуже, если при употреблении многозначного слова возникает двусмысленность высказывания. См., например: Люди увидели в нем доброго руководителя – слово добрый может иметь и значение "хороший", и значение "делающий добро другим, отзывчивый". Двусмысленно и такое предложение: В кустах Можайского района прошли профсоюзные собрания. Используя слово куст, автор имел в виду, конечно, групповое объединение предприятий, однако получился каламбур.

М. Горький, редактируя рукописи начинающих авторов, обращал особое внимание на неудачное использование многозначных слов. Например, о предложении "Дробью рассыпался пулемет" он иронически заметил: "Простодушный читатель может задуматься как же это – стреляет пулями,

Случайная игра слов в результате омофонии встречается даже у поэтов-классиков. Отмечено несколько случаев омофонии в произведениях А. С. Пушкина (Слыхали ль вы за рощей глас ночной / Певца любви, певца своей печали ?). Недоброжелательные критики сознательно вырывают из контекста отдельные словосочетания, чтобы подчеркнуть возможность их двоякого толкования. Например: Души прекрасные порывы... (душить порывы?); С огнём Прометея... (согнём Прометея?). Невольные каламбуры найдены у М. Ю. Лермонтова (С свинцом в груди лежал недвижим я ), В. Я. Брюсова (И шаг твой землю тяготил ).

Омофония может возникнуть при переводе произведения на другой язык. Так, в переводе одного стихотворения оказалась строчка: Можно ли быть равнодушным ко злу ? Внимательное отношение к слову позволит избежать подобных ошибок.

Гоголь Н. В. Собр. соч.: в 6 т. М, 1950. Т. 6. С. 38.
Русские писатели о языке (XVIII–XX вв.) / под ред. Б. В. Томашевского, Ю. Д. Левина. Л., 1954. С. 704.
Подробнее см.: Виноградов С. И. О социальном аспекте лексической нормы (общественная оценка аббревиации и аббревиатур в 20-х – начале 30-х годов) // Литературная норма в лексике и фразеологии. М., 1983. С. 82–83.
Горький М. Собр. соч.: в 30 т. Т. 24. С. 414.

Труд окончен, и песня допета,
И душа целый день налегке,
И поэт отзовётся поэту
На подвластном лишь им языке...

Мастер о литературном труде другого Мастера, как правило, высказывается предельно заинтересованно и точно. Великий писатель, за редчайшим исключением, по определению должен быть и гениальным читателем. Ему ведомы тайны ремесла поэта, прозаика, драматурга, он отзывается на те еле уловимые вибрации, которые обычный читательский слух подчас не способен уловить.

Поэтому на своих уроках из года в год я знакомлю ребят с теми сокровищами писательской (читательской) мысли, которые мне давно или недавно самому довелось открыть. «Мой Пушкин» и «Пушкин и Пугачёв» Марины Цветаевой; речь Ф. М. Достоевского «Пушкин»; статьи о Пушкине Анны Ахматовой; «Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина» и «Письма к Ивану Сергеевичу Тургеневу» Аполлона Григорьева; «Лекции Владимира Набокова по русской литературе» о творчестве Чехова, Достоевского, Гоголя, Горького, Толстого и Тургенева; высказывания Александра Сергеевича Пушкина о комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума», о творчестве других авторов; критический этюд И. А. Гончарова «Мильон терзаний» и его же «Отзыв о драме “Гроза” Островского»; «Лермонтов – гений сверхчеловечества» Д. Мережковского; статьи Ивана Алексеевича Бунина «О Чехове», «Освобождение Толстого», «Третий Толстой», «Инония и Китеж»; статьи Александра Твардовского «О Бунине», «Пушкин», «О Блоке»; «О стихотворениях Ф. Тютчева» Афанасия Фета; «Памяти Леонида Андреева» Александра Блока; статьи о Пушкине, Тютчеве, Фете, Блоке, Баратынском Валерия Брюсова – вот далеко не полный список опытов медленного и вдумчивого прочтения литературных произведений, оставленных нам нашими писателями-классиками.

Разумеется, в рамках одной статьи невозможно даже вскользь коснуться каждого из перечисленных произведений. Моя задача куда скромнее: показать, как “работает” на наших уроках гениальная статья Марины Ивановны Цветаевой «Мой Пушкин». Употребляя слово “наших”, я имею в виду не известную фигуру отстранения от своей персоны, а то, что уроки литературы являются плодом коллективного творчества учителя и учеников, уроками со-творчества.

Начатая в конце 1936 года в эмиграции и опубликованная в Париже в 1937 году («Современные записки», № 64), эта небольшая (около 40 страниц) статья впервые звучит на уроках литературы ещё в пятом классе и сопровождает нас вплоть до выпускного, одиннадцатого.

Впрочем, о жанровой специфике этого произведения надо сказать особо. Сама Марина Ивановна Цветаева называла его прозой. “...Засела за переписку своей прозы – Мой Пушкин, – писала Цветаева 2 января 1937 года. – Мой Пушкин – это Пушкин моего детства: тайных чтений головой в шкафу, гимназических хрестоматий моего брата, которой я сразу завладела, и т. д. Получается очень ЖИВАЯ вещь...”

Скажу больше. «Мой Пушкин» Марины Цветаевой – это едва ли не самая личностная, интимная, исповедальная проза (или статья?) о Пушкине, о роли его судьбы, его личности, его творчества в становлении другого поэта, другой личности, другой судьбы. А одна из фраз статьи, как мне кажется, является ключевой в понимании того, насколько исключительно важно для Цветаевой было всё, что связано с жизнью, творчеством, с личностью Александра Сергеевича Пушкина: “...не было бы пушкинской Татьяны – не было бы меня”.

И вообще, это прозаическое произведение Марины Ивановны Цветаевой богато афористически точными, лаконичными фразами, одна из которых является не только квинтэссенцией статьи, но и жизненным кредо поэта: “Да, что знаешь в детстве – знаешь всю жизнь, но и: чего не знаешь в детстве – не знаешь на всю жизнь”.

Это как у Мандельштама в одном из первых стихотворений:

По сути, вся остальная – после детства – жизнь (по Цветаевой) лишь обретение возможности называть словами то, что знает уже ребёнок. “Это я сейчас говорю, но ЗНАЛА уже тогда, тогда знала, а сейчас научилась говорить”, – пишет поэт о том, как в возрасте шести лет впервые познакомилась с Чудом – романом в стихах «Евгений Онегин».

Вмешательство взрослых в детский читательский опыт посредством всевозможных вопросов приводит, по мнению Цветаевой, вовсе не к прояснению смысла стихотворения, “ибо в стихах, как в чувствах, только вопрос порождает непонятность, выводя явление из его состояния данности. Когда мать не спрашивала – я отлично понимала, то есть и понимать не думала, а просто – видела. Но, к счастью, мать не всегда спрашивала, и некоторые стихи оставались понятными”.

Едва ли не самой яркой иллюстрацией к этому утверждению Цветаевой является тот эпизод статьи, где рассказывается о том, как “семилетний варвар (как она называет себя. – С. Ш.) понял умнейшего мужа России” куда более правильно, чем “в четырежды его старшие воспитанники Пражского университета”. Речь идёт о стихотворении А. С. Пушкина «Делибаш», в частности, о том, каково лексическое значение иноязычного слова делибаш. Кто или что это – черкесское знамя или же сам черкес? Кто или что из них “вьётся”?

Согласитесь, есть о чём задуматься, идя на урок, на котором мы собираемся обучать наших учеников всевозможным формальным приёмам разбора лирических произведений наших поэтов. Да, конечно, Цветаева-читатель, тем более читатель–ребёнок–будущий поэт, – случай особый, и всё же, всё же, всё же...

Оставляя за скобками произведения А. С. Пушкина, изучаемые в начальной школе (хотя и здесь есть предмет для серьёзного разговора), обратимся к стихотворениям «Бесы» и «Няне», которые традиционно входят в программу 5-го класса. Как пройти мимо тех фрагментов статьи «Мой Пушкин», в которых говорится именно об этих пушкинских шедеврах! Вот как у Цветаевой о «Бесах»: “Но самое любимое из страшных, самое по-родному страшное и по-страшному родное были – «Бесы». «Мчатся тучи, вьются тучи – Невидимкою луна...»

Всё страшно – с самого начала: луны не видно, а она есть, луна – невидимка, луна в шапке-невидимке, чтобы всё видеть и чтобы её не видели. Странное стихотворение (состояние), где сразу можно быть (нельзя не быть) всем: луной, ездоком, шарахающимся конём и – о, сладкое обмирание – ИМИ (бесами. – С. Ш.)!” И далее: “Страх и жалость (ещё гнев, ещё тоска, ещё защита) были главные страсти моего детства, и там, где им пищи не было, – меня не было”.

Снова потрясающий афоризм, ёмкое цветаевское высказывание!

Да и “самое по-родному страшное и по-страшному родное” – из того же ряда!

Разговор о пушкинском стихотворении не со снобистски-стиховедческой отстранённой позиции, а со-страдание, со-чувствие, со-бытие с персонажами «Бесов», с их гениальным автором – как этого не хватает на уроках литературы, особенно в младших классах!

Как внимательно обычно слушают пятиклассники, ребята, сравнительно недавно начавшие читать Пушкина, этот фрагмент статьи: “«Сквозь волнистые туманы пробирается луна...» – опять пробирается, как кошка, как воровка, как огромная волчица в стадо спящих баранов (бараны... туманы...). «На печальные поляны льёт печальный свет она...» О, Господи, как печально, как дважды печально, как безысходно, безнадёжно печально, как навсегда припечатано – печалью, точно Пушкин этим повторением печаль луною как печатью к поляне припечатал”.

И стихотворение «Няне» в читательской памяти Цветаевой – оттуда, “родом из детства”: “Подруга дней моих суровых – Голубка дряхлая моя!.. ГОЛУБКА я слово знала, так отец всегда называл мою мать – («А не думаешь ли, голубка? – А не полагаешь ли, голубка? – А Бог с ними, голубка!») – кроме как голубка не называл никак”. А чуть ниже Марина Цветаева делится ещё более сокровенным из своей детской (взрослой) памяти: “Но любимое во всём стихотворении место было – «Горюешь будто на часах», причём «на часах», конечно, не вызывало во мне образа часового, которого я никогда не видела, а именно часов, которые всегда видела, везде видела... Соответствующих часовых видений множество. Сидит няня и горюет, а над ней – часы. Либо горюет и вяжет и всё время смотрит на часы. Либо – так горюет, что даже часы остановились”.

И завершающим аккордом этого фрагмента статьи звучат слова: “Из знаемого же с детства: Пушкин из всех женщин на свете больше всего любил свою няню, которая была НЕ женщина. Из «К няне» Пушкина я на всю жизнь узнала, что старую женщину – потому-то и родная – можно любить больше, чем молодую, – потому что молодая и даже потому что – любимая. Такой нежности слов у Пушкина не нашлось ни к одной”.

А если уж обогащать словарный запас ребят, выяснять лексическое значение слов, то слово нежность должно быть повёрнуто различными гранями на уроке, на котором звучат бессмертные строки поэта, обращённые к его нянюшке – Арине Родионовне Яковлевой.

В седьмом классе при изучении «Полтавы» у нас будет повод обратиться к цветаевской статье, но настоящее пиршество для учителя и ученика начнётся в восьмом и девятом классах, когда на уроках словесности к нам придут Пугачёв и Онегин.

С «Капитанской дочкой» у Марины Цветаевой вообще особые отношения. Недаром же ей посвящена не менее гениальная, чем «Мой Пушкин», статья «Пушкин и Пугачёв». Но это предмет для отдельного разговора. И сама Цветаева об этой своей статье в прозе «Мой Пушкин» пишет: “Но о себе и Вожатом, о Пушкине и Пугачёве скажу отдельно, потому что Вожатый заведёт нас далёко, может быть, ещё дальше, чем подпоручика Гринёва, в самые дебри добра и зла...”

Однако и в статье «Мой Пушкин» о Пугачёве и Гринёве сказано образно, точно и лаконично: “Сказав волк, я назвала Вожатого. Назвав Вожатого – я назвала Пугачёва: волка, на этот раз ягнёнка пощадившего, волка, в тёмный лес ягнёнка поволокшего – любить”.

В этом же фрагменте своей прозы Марина Ивановна признаётся: “...Вожатого я любила больше всех родных и незнакомых, больше всех любимых собак, больше всех закаченных в подвал мячей и потерянных перочинных ножиков, больше всего моего тайного красного шкафа, где он был – главная тайна... И если я полным голосом могла сказать, что в тайном шкафу жил – Пушкин, то сейчас только шёпотом могу сказать: в тайном шкафу жил... Вожатый”.

Вот это слово – Вожатый, произнесённое Цветаевой именно в статье «Мой Пушкин» “в полный голос” вслед за автором «Капитанской дочки», станет на наших уроках главным именем назывным (или почти собственным?), которым мы будем нарекать его, Пугачёва, – возможно, самого обаятельного злодея из всех, с которыми нам довелось познакомиться на уроках литературы.

Девятый класс... Стихотворения Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...», «К морю», поэма «Цыганы», урок, посвящённый последним месяцам жизни Пушкина. Об этом едва ли не половина цветаевской статьи! Но –

Теперь мы в сад перелетим,
Где встретилась Татьяна с ним.

Именно этот фрагмент самый мой любимый в статье «Мой Пушкин». Благодаря ему во многом сформировалось моё собственное представление о “моей Цветаевой”, да и о “моём Пушкине Цветаевой”: “Скамейка. На скамейке – Татьяна. Потом приходит Онегин, но не садится, а она встаёт. Оба стоят. И говорит только он, всё время, долго, а она не говорит ни слова. И тут я понимаю, что рыжий кот, Августа Ивановна, куклы не любовь, что это – любовь: когда скамейка, на скамейке – она, потом приходит он и всё время говорит, а она не говорит ни слова”.

Своеобразной кульминацией урока, посвящённого четвёртой главе романа «Евгений Онегин», в которой Татьяна выслушивает ответ Онегина на её письмо, может стать ещё одна выдержка из цветаевской статьи: “Скамейка, на которой они не сидели, оказалась предопределяющей. Я ни тогда, ни потом, никогда не любила, когда целовались, всегда – когда расставались. Никогда – когда садились, всегда – расходились. Моя первая любовная сцена была нелюбовная: он не любил (это я поняла), потому и не сел, любила она, потому и встала, они ни минуты не были вместе, ничего вместе не делали, делали совершенно обратное: он говорил, она молчала, он не любил, она любила, он ушёл, она осталась, так что если поднять занавес – она одна стоит, а может быть, опять сидит, потому что стояла она только потому, что он стоял, а потом рухнула и так будет сидеть вечно. Татьяна на той скамейке сидит вечно”.

Да и кульминация всего романа – восьмая глава, сцена последнего свидания-объяснения Онегина и Татьяны, по-моему, немыслима без пронзительнейшего цветаевского: “У кого из народов – такая любовная героиня: смелая и достойная, влюблённая – и непреклонная, ясновидящая – и любящая.

Ведь в отповеди Татьяны – ни тени мстительности. Потому и получается полнота возмездия, потому-то Онегин и стоит «как громом поражённый».

Все козыри были у неё в руках, чтобы отмстить и свести его с ума, все козыри – чтобы унизить, втоптать в землю той скамьи, сравнять с паркетом той залы, она всё это уничтожила одной только обмолвкой: «Я вас люблю – к чему лукавить?»

К чему лукавить? Да к тому, чтобы торжествовать! А торжествовать – к чему? А вот на это, действительно, нет ответа для Татьяны – внятного, и опять она стоит, в зачарованном кругу залы, как тогда – в зачарованном кругу сада, – в зачарованном кругу своего любовного одиночества, тогда – непонадобившаяся, сейчас – вожделенная, и тогда и ныне – любящая и любимой быть не могущая...

Все козыри были у неё на руках, но она – не играла”.

Разумеется, этот эпизод цветаевской статьи, с одной стороны, нам не может не понадобиться, когда мы будем в одиннадцатом классе говорить о любовной лирике этой замечательной поэтессы “серебряного века”. Фраза “любовное одиночество” станет ключевой на наших уроках. Ну а своеобразный мостик от Татьяны Лариной к заглавной героине романа Л. Н. Толстого «Анна Каренина» снова поможет перекинуть нам именно статья «Мой Пушкин»: “Да, да, девушки, признавайтесь – первые, и потом слушайте отповеди, и потом выходите замуж за почётных раненых, и потом слушайте признания и не снисходите до них – и вы будете в тысячу раз счастливее нашей другой героини, той, у которой от исполнения всех желаний другого не осталось, как лечь на рельсы.

Между полнотой желания и исполнением желаний, между полнотой страдания и пустотой счастья мой выбор был сделан отродясь – и дородясь”.

И если уж речь у нас зашла о мостиках между разными писателями, между произведениями, изучающимися в разных классах, только от этого фрагмента статьи Цветаевой мы выстроим “мостик” и к статье Достоевского «Пушкин», в частности, к тому фрагменту этой уникальной речи, произнесённой на открытии в Москве памятника Пушкину за полгода до смерти великого писателя, автора «Преступления и наказания», где Достоевский говорит об ответе Татьяны Онегину и называет этот эпизод романа А. С. Пушкина “апофеозой” Татьяны, ибо “какое же может быть счастье, если оно основано на чужом несчастии?” Вспомним мы последний из процитированных эпизодов статьи Цветаевой и тогда, когда будем в одиннадцатом классе беседовать о стихотворении А. А. Ахматовой «Я не любви твоей прошу...».

Об уникальности детского читательского опыта, феномене детского восприятия мира, разумеется, писала не только Цветаева. Об этом же (правда, с другими примерами, иными словами) писали и Д. С. Мережковский в статье «Лермонтов – гений сверхчеловечества», и А. И. Герцен в книге «Былое и думы». Вот как об этом – у редактора «Колокола»: “...«Ребячество» с двумя-тремя годами юности – самая полная, самая изящная, самая наша часть жизни, да и чуть ли не самая важная, она незаметно определяет всё будущее”.

Если мы хотим понимать наших учеников и быть понятыми ими, мы обязаны доверять детскому взгляду на литературные произведения. А своеобразными мостиками между нами и ребятами, между нами (учителями и учениками) и литературными произведениями могут и должны быть такие произведения, как «Мой Пушкин» Марины Цветаевой.

Разумеется, мне и в голову никогда не приходило отказываться от статей В. Г. Белинского, Д. И. Писарева, Н. А. Добролюбова, других наших великих критиков. Но у их знаменитых статей своё место на наших уроках, место чрезвычайно важное, ничем другим не заменимое, но не единственное и не исключительное.

Слово в языке может иметь не одно, а несколько значений (многозначное ). Вот перед нами стихотворение М. Цветаевой «Поэт». Оно начинается так:

Поэт - издалека заводит речь. Поэта - далеко заводит речь.

Заметьте: в каждой строке почти одни и те же слова, но смысл они передают очень разный.

Достигается эта разница главным образом с помощью различия значений глагола заводить. В первой строке он значит «начинать», а во второй - «ведя, направить куда-нибудь очень далеко, не туда, куда надо».

Многозначность отличается от омонимии тем, что разные значения одного слова сохраняют некоторую общность - это обнаружится, если мы попытаемся истолковать значения. Например, в разных значениях глагола заводить присутствует смысл «движение». Вот толкования этих разных значений (по словарю Ожегова): «Заводить (завести). 1. Ведя (т. е. заставляя двигаться), доставлять куда- нибудь мимоходом, по пути. Заводить детей в школу. 2. Ведя, направлять куда-нибудь очень далеко, не туда, куда следует. Заводить в болото. Такие рассуждения могут далеко завести. 3. Оттаскивая (здесь также, правда в «скрытом виде» присутствует смысл «движение») в сторону конец чего-нибудь, ставить. Заводить невод. 4. Приводить в движение, пускать в ход (механизм). Заводить часы. Заводить мотор».

Значения слова бывают прямые и переносные. Конкретность, реальность - вот важный отличительный признак прямого значения.

Говоря ровная дорога, мы представляем себе дорогу без рытвин и ухабов, гладкую (конкретный зрительный образ), а хваля чей-нибудь характер и называя его ровным, имеем в виду качества, которые нельзя ни увидеть, ни потрогать рукой. Представление свойства «ровный» в этом случае отвлечено от конкретных предметов и перенесено на обозначение чего-то более абстрактного (поэтому и называют: переносное значение).

Разность значений слова проявляется в его сочетаемости: в одном значении у слова одно окружение, в другом - иное. Если значение конкретно, вещно, то и от смысла единиц, сочетающихся с данным словом, требуется вещность: железный гвоздь, железная подкова. То же слово в переносном, отвлеченном значении сочетается со словами, которые имеют абстрактный смысл: железная воля, железный характер.

Многозначное слово часто и синтаксически ведет себя по-разному - в зависимости от того, в каком значении оно употребляется. Например, когда глагол идти используется в его прямом смысле, то обычно указывают направление движения: иду домой, идут из леса. Если же говорят о часах, то указание места бессмыс

ленно (нельзя сказать «Мои часы идут домой»), зато важно отметить, как часы идут: хорошо, плохо, точно и т. д. В значении «быть к лицу» этот глагол должен иметь обязательное дополнение в дательном падеже без предлога: Платье вам идет\ в значении «расходоваться» идти употребляется с дополнением в винительном падеже с предлогом на: На костюм идет три метра и т. д.

В разных значениях слово нередко имеет разных «родственников». Если мы говорим о глухом человеке, то этот его физический недостаток называется глухотой; если же речь идет о глухом согласном звуке, то употребляют другое название свойства - глухость. А этому прилагательному в значении, проявляющемся в сочетаниях глухая стена, глухой лес, нельзя поставить в соответствие ни то, ни другое существительное: не говорят «глухота стены», «глухота леса», говорят лесная глушь.

Слово в языке может иметь не одно, а несколько значений. Вот перед нами стихотворение М. Цветаевой «Поэт». Оно начинается так:

Поэт - издалека заводит речь.

Поэта - далеко заводит речь.

Заметьте: в каждой строке почти одни и те же слова, но смысл они передают очень разный. Достигается эта разница главным образом с помощью различия значений глагола заводить. В первой строке он значит «начинать», а во второй - «ведя, направить куда-нибудь очеиь далеко, не туда, куда надо».

Многозначность отличается от омонимии (см. Омонимы) тем, что разные значения одного слова сохраняют некоторую общность - это обнаружится, если мы попытаемся истолковать значения. Например, в разных значениях глагола заводить присутствует смысл «движение». Вот толкования этих разных значений (по словарю Ожегова): «Заводить (завести). 1. Ведя (т. е. заставляя двигаться), доставлять куда-нибудь мимоходом, по пути. Заводить детей в школу. 2. Ведя, направлять куда-нибудь очень далеко, не туда, куда следует. Заводить в болото. Такие рассуждения могут далеко завести. 3. Оттаскивая (здесь также, правда в «скрытом виде» присутствует смысл «движение») в сторону конец чего-нибудь, ставить. Заводить невод. 4. Приводить в движение, пускать в ход (механизм). Заводить часы. Заводить мотор».

Многозначное слово часто и синтаксически ведет себя по-разному - в зависимости от того, в каком значении оно употребляется. Например, когда глагол идти используется в его прямом смысле, то обычно указывают направление движения: иду домой, идут из леса. Если же говорят о часах, то указание места бессмысленно (нельзя сказать «Мои часы идут домой»), зато важно отметить, как часы идут хорошо, плохо, точно и т. д. В значении «быть к лицу» этот глагол должен иметь обязательное дополнение в дательном падеже без предлога: Платье вам идет-, в значении «расходоваться» идти употребляется с дополнением в винительном падеже с предлогом на: На костюм идет три метра и т. д.

В разных значениях слово нередко имеет разных «родственников». Если мы говорим о глухом человеке, то этот его физический недостаток называется глухотой; если же речь идет о глухом согласном звуке, то употребляют другое название свойства - глухость А этому прилагательному в значении, проявляющемся в сочетаниях глухая стена, глухой лес, нельзя поставить в соответствие ни то, ни другое существительное: не говорят «глухота стены», «глухота леса», говорят лесная глушь.

Если в мире есть вещи, достойные названия “чуда”,
то слово, бесспорно, первая и самая чудесная из них.

Л.Успенский

Тема. Омонимия.

От различных лексических значений многозначного слова следует чётко отграничивать слова, находящиеся между собой в омонимичных отношениях. Семантическими вариантами одного и того же слова являются только такие образования, которые с точки зрения современного языкового сознания выступают перед нами как родственные, тесно и непосредственно друг с другом связанные значения, из которых одно представляет собой основное, исходное, а другое или другие – вторичные, производные (бой часов; бой – битое стекло; слушать музыку, слушать дело в суде…).

Слова, одинаково звучащие, но никак не связанные между собой по смыслу, называются омонимами , а само явление совпадения в одном звучании совершенно разных по значению слов носит название омонимии .
Омонимы, как и разные значения одного слова, используются, обыгрываются в речи.
Но возможности омонимии в этом отношении гораздо слабее, чем возможности полисемии.

I. Понятие об омонимах

Скажи “родник” –
И вот возник,
Бежит в зелёной чаще
Весёлый ключ журчащий.
Мы и родник зовём ключом
(ключ от дверей тут ни при чём).

(А.Л.Барто).

В каждом случае полисемии сохраняется тождество слова, т.е. слово остаётся самим собой, тем же словом. Говоря о тождестве многозначного слова, мы имеем в виду единство слова при всём его смысловом (семантическом) многообразии. Сколько бы ни было значений у слова, между всеми значениями должно сохраняться что-то общее.
Однако, в русском языке (как и в других языках) есть немало одинаково звучащих слов, не имеющих ничего общего в значении.
Например, один и тот же звуковой комплекс повторяется в трёх предложениях:

Университетский клуб производит набор студентов в хор.
Новый клуб выстроен по проекту молодого архитектора.
Из окна вырвался клуб дыма.

Хотя в первых двух примерах слово клуб употреблено в разных значениях (1) клуб – организация, клуб – здание такой организации, мы всё же понимаем, что в этих случаях мы имеем дело с одним и тем же словом, а в последнем примере – это совсем другое, чужое слово, совершенно не похожее по смыслу на два первых. Итак, клуб (организация, помещение) и клуб (дыма) – омонимы .

– В чём состоит различие многозначности слова от омонимии?

Источник: _______________________________________________________________________________________________

– Что такое омонимы? Составьте словосочетания с указанными словами, подтверждающие, что данные слова являются омонимами:

брак, глава, свет, среда, горы, бродить, настоять, ключевой, правый, худой, залив, уход.

Примеры : __________________________________________________________________________________________________

– Приведите примеры загадок, скороговорок, стихов с омонимами.

Источник : _________________________________________________________________________________________________.

II. Типы омонимов

1.ОМОФОНЫ . Разные слова могут звучать одинаково, благодаря действию фонетических (звуковых) закономерностей. Омофоны или фонетические омонимы – совпадение звучания слов, благодаря действию фонетических закономерностей.

Примеры:

1. мог-мок;
2. луг-лук;
3. поласкать-полоскать;
4. разредил-разрядил.

2. ОМОФОРМЫ. Или грамматические омонимы – совпадение звучания в 1-2(3) грамматических формах.

Примеры:

1. дуло (пистолета) – дуло (из окна);
2. печь (в доме) – печь (пироги);
3. мой (местоимение) – мой руки (повелительное наклонение глагола).

3. ЛЕКСИЧЕСКИЕ ОМОНИМЫ ИЛИ СОБСТВЕННО ОМОНИМЫ . Омонимы – слова совпадающие по звучанию и форме, но не содержащие никаких общих элементов смысла. Омонимы слова – двойники.

Примеры:

1. ключ (от двери) – ключ (родник);
2. домино (игра) – домино (костюм)

4. ОМОГРАФЫ. Совпадение только на письме, в звучащей же речи различаются ударением.

Примеры:

– Продолжите ряд омографов.

Источник: ___________________________________________________________________________________________________.

– Чем отличаются омофоны от омоформ?

Источник : __________________________________________________________________________________________________.

– Можно ли вне контекста правильно написать следующие слова прим…рять – прим…рять, ст…рожил – ст…рожил, плач(?) – плач(?), с…деть – с…деть? Как называется это явление омонимии? Составьте с этими парами слов словосочетания, вставляя пропущенные буквы.

Главная » Полезно знать » “Поэт – издалека заводит речь,. Поэта – далеко заводит речь”