"Раненый целитель" Ролло Мэй. Ролло Мэй

К.Г. Юнгом известным и гениальным швейцарским ученым, прародителем аналитической психологии, было обнаружено, что в психике каждого человека есть некие универсальные «коллективные» содержания - архетипы. В тот или иной период жизни у человека могут проявляться разные переживания и чувства, которые можно осмыслить с помощью архетипов. Юнг сравнивал архетипические структуры с общечеловеческой символикой мифов и волшебных сказок. Таким образом, содержание трудностей и переживаний клиента можно порой сравнить с культурными сюжетами мифов, древнейших сказаний и творчества. И это наделяет историю каждого конкретного клиента определенным индивидуальным и одновременно коллективным смыслом, соединяя ее с общечеловеческой историей жизни.

Что такое архетип раненного целителя и почему понимание его смысла и содержания бывает так важно для психолога? Для меня метафорой архетипа раненого целителя является понимание того, что внутри каждого человека (и не только психолога) есть две части: раненая и исцеляющая, причем одна не может существовать без другой. Первое, что транслирует аналитик клиенту - это то, что не нужно стыдиться или стесняться собственной раненой части и испытывать вину. В терапии происходит процесс взращивания целительской части, а также принятие раненой части клиента. Лондонский аналитик Мартин Шмидт описывая архетип раненного целителя в своей лекции (сентябрь 2012) говорит о том, что чтобы терапевт был эффективным ему важно оставаться в контакте со своими ранеными частями; в противном случае есть опасность злоупотребления собственной властью: когда терапевт идентифицируется с мудрым, сильным, здоровым и активным, то это может погрузить клиентов в ощущение себя слабыми, больными, пассивными и глупыми. Потеряв контакт со своей раненой частью, психолог ощущает себя скорее богом, возвышаясь над клиентом. Контакт с собственной раненостью - это, по сути, контакт с собственной человечностью, позиция равенства в терапевтических отношениях, которая позволяет проявить сопереживание и понимание по отношению к клиенту. Когда человек обращается к психологу, он хочет определенных жизненных и личностных изменений, но самым важным оказывается понимание и способность принять ситуацию клиента, его переживания и чувства. Только из этой глубокой и искренней позиции возможна истинная трансформация.

«Подлинные «раненые целители» среди аналитиков; это терапевты, в которых архетип не расщеплен. Они, так сказать, сами постоянно анализируются и просвещаются их же пациентами. Такой аналитик снова и снова распознает, как трудности пациента констеллируются в его собственные проблемы, и наоборот, и поэтому он открыто работает не только над пациентом, но и над самим собой. Он всегда остается как пациентом, так и целителем» (Гуггенбюль-Крайг). Такое понимание процесса терапии развенчивает многие иллюзии, которые до сих пор существуют о профессии психолога, по крайней мере, в России. Например, что психолог - это некий сверх человек, который всегда находится в приподнятом состоянии духа, располагает к себе всех без исключения людей и знает ответы на все вопросы. Во многом принятие своей ранености способствует активации части способной исцелять. Принятие другого невозможно без принятия себя, нужно открыто смотреть в свою душу и жизненную историю, чтобы открыть доступ ко всем потайным сторонам и ресурсам истории клиента. Только встав на позицию клиента и работая из собственной человеческой глубины, можно достигнуть хороших результатов в психологической работе. Аналитик не только помогает, но иногда учиться чему-то у своих клиентов. Каждый клиент - это человек, желающий разрешить свои трудности, но и одновременно обладающий необходимыми ресурсами, силой и возможностями. Адлер утверждает (1956), что быть раненым также означает активировать в себе целительную силу, что не будучи раненым, человек никогда бы не встретился с этой целительной силой, цель раны - помочь нам осознать целительную силу в себе.

МОСКОВСКИЙ ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ, 1997, №2

РАНЕНЫЙ ЦЕЛИТЕЛЬ*

РОЛЛО МЭЙ

Как выразился однажды Кьеркегор, «бесконечности невозможно

достичь иначе, как только через отчаяние». В данном малоизвестном

комментарии Ролло Мэй вспоминает некоторых великих исторических

персонажей и выдающихся психотерапевтов – целителей и творцов, – находившихся в бедственном положении и сумевших с честью из него выйти.

В частности, эти идеи начали приходить мне в голову, когда в НьюЙорке я проводил собеседования со студентами – кандидатами на прохождение обучения в области аналитической психотерапии. Я был членом комиссии, курировавшей две группы, и проводил интервью в этих группах. Я спрашивал себя: «Как формируется хороший психотерапевт? Какие конкретные качества личности позволят предположить, что перед нами человек, который сумеет действительно помогать другим людям в довольно длительном процессе психоанализа?» Для меня было абсолютно ясно, что это не приспособление (adjustement) – не адаптация, которую мы с таким восторгом и наивностью обсуждали во времена моего обучения в аспирантуре.

РАНЕНЫЙ ЦЕЛИТЕЛЬ

Одним из них был Гарри Стэк Салливен, единственный психиатр из родившихся в Америке, который смог внести вклад в создание новой системы, достаточно мощной, чтобы повлиять не только на психиатрию, но и на психологию, социологию и множество других областей знания. Салливен, один из моих учителей, – мы все его глубоко уважаем – был алкоголиком и имел латентные гомосексуальные контакты. Однажды он сделал предложение Кларе Томпсон, но проснувшись рано утром на следующий день после обильной выпивки, взял свои слова назад. Он совершенно не мог находиться в группе более чем из двух-трех человек. Профессор Отто Кляйнберг из Колумбийского университета рассказывает историю о своем участии в форуме Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) – в ассоциации психического здоровья, которую Салливен помогал основывать.

Эта ассоциация проводила встречу в Париже, после которой Кляйнберг увидел Салливена, угрюмо сидевшего в углу. Отто подошел и спросил, в чем дело. Салливен ответил: «Всегда одно и то же – я постоянно у всех вызываю враждебные чувства». На что Кляйнберг возразил: «Но ты не вызываешь враждебных чувств у меня». Салливен сказал: «Ах, ты, я не переживаю из-за тебя – ты не в счет». Вероятно, в юности Салливен пару лет болел шизофренией, но – мне не следует говорить «но» – и он достиг глубокого понимания того, что происходит в душе страдающего человека. Он определяет психические проблемы как то, что возникает и разрешается в межличностных отношениях.

Другой великий психотерапевт, которого я знал и под чьим руководством работал, была Фрида Фромм-Райхман. Она была прототипом психиатра в книге и одноименном фильме «Я никогда не обещала тебе сада роз». В кинокартине ее сыграла Мими Андерсон. Фрида была человеком, производившем самое неблагоприятное впечатление. Ее рост был 4 фута 10 дюймов (147 см. – М.Л.), с людьми она чувствовала себя неловко.

Некоторое время она была замужем за Эрихом Фроммом, – отсюда Фромм в ее фамилии – и тогда же в Нью-Йорке между психологами и психиатрами ходила злая шутка, что настоящее название первой книги Фромма было «Бегство от Фриды»1. Однажды она возглавляла комиссию, проводившую презентацию в Американской психиатрической ассоциации, – сообществе, членом которого я являюсь. Мы уже заняли свои места, когда Фрида Фромм-Райхман стала подниматься по ступеням в президиум и во всю длину распласталась перед нами на сцене. Я говорю лишь то, что говорю, и не вкладываю в свои слова особого значения. Эта женщина, всегда имевшая проблемы во взаимоотношениях с людьми, испытала удивительное прозрение, как вы, должно быть, знаете, если видели фильм или читали книгу. В действительности она умерла от одиночества. Бубер, когда был в Америке, приезжал повидаться с ней. Они были старыми друзьями, и он Имеется в виду книга Э.Фромма «Бегство от свободы» (Escape from Freedom). – Прим. ред.

Р. МЭЙ описывает ее как человека, исполненного чувства безнадежного одиночества.

Теперь позвольте мне привести вам третий пример – Аби Маслоу. Он не был психотерапевтом, но одним из великих психологов. У Маслоу было несчастное детство. Он происходил из иммигрантской семьи, жившей в трущобах; боялся отца и был далек от матери. В Нью-Йорке иммигранты живут в гетто, и Аби бывал бит окрестными итальянскими и ирландскими мальчишками (он был евреем). Было очень тягостно, и, тем не менее, человек, перенесший такой ужасный опыт, ввел в психологию систему высших человеческих переживаний.

Любопытно, что каждый из перечисленных людей был велик именно в своем самом слабом месте. Трудно представить, что Гарри Стэк Салливен, который никогда не мог наладить отношения с другими, создал систему психиатрии как интерперсональной биологии; а Аби, испытавший адские минуты в своей жизни и сумевший уравновесить их, – если здесь возможно использовать технический термин –...создал затем противоположную этому концепцию высших переживаний и роста человеческого потенциала.

Я хочу предложить вам теорию – это теория раненого целителя. Я предполагаю, что мы исцеляем других с помощью наших собственных ран.

Психологи, становящиеся психотерапевтами или психиатрами, поскольку это происходит, должны, подобно младенцам и детям, стать терапевтами прежде всего для своих собственных семей. Это довольно хорошо установлено многочисленными исследованиями. Я предлагаю развить эту идею дальше и предполагаю, что понимание, приходящее к нам через наше личное страдание и личные проблемы, приводит нас к развитию эмпатии и творческих способностей в отношениях с людьми – и к состраданию...

В Англии, в Кембриджском университете, было проведено исследование гениальных людей – великих писателей, великих художников и т.п. – выяснилось, что 18 из 47 были госпитализированы в психиатрические больницы, и либо проводился курс лечения литием, либо назначался электрошок2. Все без исключения исследуемые были широко известными людьми. Гендель – его музыка рождалась из великого страдания. Байрон – можно было бы подумать, что он писал обо всем, кроме страдания, однако у него был маниакально-депрессивный психоз. Анна Секстон, которая, полагаю, позже совершила самоубийство, также страдала маниакальнодепрессивным психозом. Вирджиния Вульф, я точно знаю, покончила с собой, страдая от депрессии. У Роберта Лоуэлла, американского поэта, также был маниакально-депрессивный психоз. Итак, я хочу подчеркнуть, что есть некоторые глубоко позитивные стороны перечисленных расстройств. Эта исследовательница изучала людей с маниакальнодепрессивным психозом, но существуют и другие болезни. Я хочу расширить свою предыдущую формулировку, добавив, что есть позитивные стороны во всех болезнях, во всех без исключения заболеваниях – психичесПодробнее см. Jamison К. Touched by Fire: Manic-Depressive Illness and the Artistic Temperament. N.Y.: Free Press, 1993.

РАНЕНЫЙ ЦЕЛИТЕЛЬ

Джером Каган, профессор Гарвардского университета, провел длительное и тщательное исследование человеческого творчества и вывел заключение, что главная способность художника, то, что он называет «творческой свободой», не присуща человеку-творцу от рождения. Возможна некоторая предрасположенность, однако творчество само по себе не является врожденным качеством. «Путь творчества, – пишет Каган, – проходит через боль взрослого одиночества, через устранение физического недостатка».

Женщина, пережившая концентрационный лагерь, – она прошла через Аушвитц (Освенцим – М.Л.) – также провела исследование в Сейбрукском университете. Она опрашивала тех, кто выжил в немецких лагерях смерти и, странным образом, в ответах опрошенных обнаружилось много общего.

Легко было предположить, что бывшие заключенные, испытав предел возможного для человека кошмара, окажутся сломленными людьми. Я вспоминаю одного из моих нью-йоркских пациентов, с которым я проводил психоаналитическую терапию, – он был бывшим заключенным концлагеря. Когда я узнал, где он побывал, то подумал: «Как только человек сумел выжить в подобных условиях?» Но он не только выжил – он обладал повышенной продуктивностью и творческим потенциалом. Исследование дра Эджер из Сейбрукского института показало, что люди, пережившие в прошлом бедственные события, могли и действительно, как оказывалось впоследствии, действовали как обычные люди и даже были способны действовать более эффективно по сравнению с обычными людьми. Описываемые механизмы совладания могли предотвратить потенциально опасные последствия пагубного опыта, но они же могли преобразовать этот опыт в переживания, становящиеся основой будущего роста. Исследователь резюмирует: «Те заключенные, у которых было несчастное, одинокое детство, могли лучше приспособиться к условиям концлагеря, тогда как многие из тех, кто был воспитан богатыми любящими родителями, умирали одними из первых».

Я много размышлял обо всем этом, как и мои коллеги из Сейбрукского института. Вывод из этих размышлений таков: многие выдающиеся личности сформировались благодаря трагическим ситуациям раннего детства. Исследования детства выдающихся людей зримо показывают – эти люди не получили ничего из того, что, как предполагается, должен получить растущий в нашей культуре ребенок. И, тем не менее, несмотря на или же, наоборот, благодаря подобным условиям, эти дети не только выжили, но и, неся в себе травматический, заслуживающий одного сожаления детский опыт, смогли достичь высочайших успехов.

В Беркли было проведено еще одно лонгитюдное исследование развития человека. Группа психологов отслеживала выбранных людей от рождения до 30 лет: 166 мужчин и женщин под наблюдением достигли взрослого возраста, и поразительно, насколько предположения исследователей не совпали с действительностью. Ошибка составляла две трети от всех Р. МЭЙ случаев, главным образом, из-за того, что было переоценено разрушительное влияние ранних детских трудностей. Психологи также не смогли предвидеть – следующее замечание будет интересно для всех нас – не сумели предсказать негативное влияние ничем не омраченного и успешного детства: низкое значение на условной шкале проблем и стресса не побуждало к развитию психологической силы и компетенции.

Британский врач Джером Пикеринг написал книгу «Творческая болезнь» с подзаголовком «Болезнь в жизни и умах Чарльза Дарвина, Флоренции Найтингейл, Мэри Бейкер Эдди, Зигмунда Фрейда, Марселя Пруста и Элизабет Баретт Броунинг». Эти люди вошли в книгу, но можно было бы добавить еще имена Моцарта, Шопена, Бетховена. Все эти писатели и музыканты были больны, подчеркивает автор, каждый из них страдал от жестокого заболевания и преобразовал его в творчество, внеся вклад в нашу культуру. Пикеринг говорит о своем собственном бедренном артрите как о «союзнике», который «укладывает в постель, когда боль становится мучительной». Лежа в кровати, Пикеринг не мог присутствовать на встречах своего комитета, не мог лечить пациентов и принимать посетителей.

Он заключает: «Это идеальные условия для творческой работы – свобода от визитов без приглашения, свобода от обычных рутинных домашних обязанностей».

Теперь у вас накопилось достаточно вопросов обо всем сказанном, и у меня самого, конечно, было и остается много вопросов. Отто Ранк, фактически, написал целую книгу об этом – «Искусство и художник»... В работе Ранка преодоление невроза и создание произведения искусства синонимичны.

Я пытаюсь подвергнуть сомнению само понимание здоровья в нашей культуре. Мы оберегаем людей в повседневной жизни, поскольку считаем, что человек живет сравнительно небольшое время. Мы всячески стараемся изобрести способы, продлевающие жизнь, словно смерть и болезнь – наши последние враги.

Т.С.Эллиот в своих «Четырех квартетах» написал:

Болезнь – наше единственное здоровье.

Это страшно значимо – если суметь уловить. Когда Эллиот пишет «наш и адамов грех», он ссылается на истину, что мы все, в конце концов, дети мифологического Адама. Произнесенное слово неблагозвучно – первородный грех, а сердцевина идеи: жизнь – это не вопрос продолжительности жизни. Проблема не в том, сколько дней еще приплюсовать. Многие предпочли бы умереть, когда нет больше дел. Но строфа Эллиота несет в себе другое послание... болезнь, страдание означают совсем не то, что большинство людей нашей фаустовской цивилизации привыкли приписыРАНЕНЫЙ ЦЕЛИТЕЛЬ вать им.

Из отчуждения болезнь может стать связующим звеном между нами и другими людьми на новом и более глубоком уровне. Это заметно в сострадании. Творчество – это одно из проявлений верных взаимоотношений между земным и бесконечным внутри нас. Мы можем увидеть еще один дар, который, безусловно, был у Фромм-Райхман, у Аби Маслоу и у Гарри Стэка Салливена – дар сострадания, способность сочувствовать другим, умение понимать их проблемы – вот качества настоящего психотерапевта.

Я надеюсь, что опыт вырождения и хаоса непродолжителен, он же зачастую может быть использован на пути изменения, преобразования нас самих, восхождения на более высокий уровень. Как говорил К.-Г.Юнг: «Боги возвращаются в наших болезнях».

Перевод М.Ю.Локтаева

Безумно нравится статья Ролло Мэя "Раненый целитель", решила привести ее здесь всю. Ролло Мэй - американский психолог, один из ведущих представителей экзистенциального направления гуманистической психологии.

Как однажды сказал Кьеркегор: "достичь бесконечности можно только через отчаяние". В этой малоизвестной статье Р. Мей вспоминает некоторых великих терапевтов и деятелей искусства, их бедственное прошлое, а также их триумфальное появление среди творцов и целителей.

Адаптация всегда существует рядом с вопросом - адаптация к чему? Адаптация к психотическому миру, в котором мы совершенно очевидно живём? Адаптация к обществам, таким Фаустовским и бесчувственным? И когда я продолжаю думать об этом, то начинаю осознавать, что двое самых великих терапевтов, которых я когда - либо знал, были плохо адаптированными людьми.

Одним из них был Гарри Стэк Салливан, который был единственным психиатром, родившимся в Америке, чтобы создать такую новую систему, которая была бы в силах повлиять не только на психиатрию, но и психологию, социологию и другие науки. Салливан, который был одним из моих учителей (мы все очень почитали его), был алкоголиком и латентным гомосексуалистом. Однажды он сделал предложение Клару Томсону, будучи пьяным, а на утро встал очень рано, чтобы пойти и отменить его. Он никогда не мог справиться с группой больше 2-3-х человек. Профессор Клинберг, который работал в Колумбийском университете, рассказывает историю, произошедшую во Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), а именно в ассоциации психического здоровья, которую помогал основать Салливан. Участники ассоциации встречались в Париже, и после встречи Клинберг увидел Салливана, очень мрачно сидевшего в углу. Он подошёл и спросил, в чём дело. Салливан сказал: "Всегда одно и то же. Я всегда борюсь со всеми". На что Клинберг ответил: "Но Вы не боретесь со мной!". "О, насчёт Вас мне всё равно. Вы не в счёт". Складывается впечатление, что в течение нескольких лет в старшем подростковом возрасте Салливан страдал шизофренией. Но у него было - и я не должен был говорить "но" - у него была потрясающая проницательность по отношению к людям, их проблемам и что вообще с ними происходит. Он описывал психические проблемы как то, что возникает и излечивается в сфере межличностных отношений.

Другим великим психотерапевтом, которого я знал и под чьим руководством работал была Фрида Фромм - Райхман. Она была прототипом психиатра из книги и фильма "Я никогда не обещала сад из роз". Её играла Мими Андерсон. Фрида была очень беспристрастной личностью. Она была 4 фута ростом, некоторое время была замужем за Эриком Фроммом, поэтому у неё фамилия Фромм. В Нью-Йорке в психиатрических и психологических кругах говорили в качестве очень искажённой шутки, что на самом деле название первой книги Фромма было "Сбеги от Фриды". Однажды она была председателем (человеком, который делает доклад) в Американской Психиатрической Ассоциации, общество, членом которого был я. Мы все сидели на возвышении и Фрида Фромм - Райхманн поднялась по ступенькам и упала "всем своим ростом" на возвышение, где мы сидели. Теперь я уже не знаю значения всех этих вещей, но то, что я пытаюсь сказать, это то, что у этой женщины всегда были проблемы во взаимоотношениях. И при этом у неё была удивительная проницательность по отношению к людям, как вы знаете, если смотрели фильм или читали книгу. Она действительно умерла в одиночестве. Бибер, когда был в её краях, поехал навестить её. Вроде бы они были старыми друзьями, и он описал её как человека, наполненного отчаянным одиночеством.

Теперь возьмём третий пример - Абрахам Маслоу. Он не был психотерапевтом, но он был одним из величайших психологов.
Он вышел из семьи эмигрантов, был отчуждён от своей матери и боялся отца. В Нью-Йорке люди часто жили в кварталах, где поселялись люди одной нации, и Аба (он был евреем) часто избивали итальянские и ирландские мальчишки, что жили поблизости. Он был дистрофичен.
Этот человек, у которого было столько адского опыта, стал тем, кто внёс понятие "пикового переживания" в психологию.
Теперь очень любопытно то, что каждый из перечисленных гениев стал стал великим именно в том, в чём была его самая слабая точка. Очень трудно поверить, что Гарри Стак Салливан, человек, который никогда не мог общаться с другими, основал такую психиатрическую систему, как психиатрия межличностной биологии.
А Аб, у которого было так много адского опыта, компенсируясь, если вы позволите использовать здесь этот технический термин, основал школу совсем противоположную, а именно школу пик - переживания и движение, занимающееся человеческими возможностями.

Я хочу вам предложить теорию. Это теория раненого целителя. Я хочу предположить, что мы лечим других людей с помощью своих собственных ран. Психологи, которые становятся психотерапевтами, так же, как и психиатры - это люди, которые будучи детьми должны были стать терапевтами собственных семей. Это довольно хорошо установлено различными учениями. И я предлагаю развить эту идею и предположить,что та проницательность, которая приходит к нам благодаря собственной борьбе с нашими проблемами, и приводит нас к тому, чтобы мы развили эмпатию и креативность по отношению к другим… и сострадание…..

В Англии, в Кембридже было проведено такое исследование, в котором изучали гениев: великих писателей, художников и т.д. И из 47 человек, которых отобрала для исследования эта женщина, 18 госпитализировались в психиатрическую клинику или же по отношению к ним применяли литий или электрошок. Это были люди, которых Вы хорошо знаете. Гендель - его музыка выросла из величайшего страдания. Байрон, который считал, что только то и делает, что страдает, но на самом деле он был маниакально - депрессивным. Энн Секстон, которая, я думаю, позже покончила жизнь самоубийством, тоже была маниакально - депрессивна. Вирджиния Вульф, которая, я знаю, покончила жизнь самоубийством, тоже очень страдала от депрессий. Роберт Лоуэл, американский поэт, был маниакально - депрессивным.

Теперь я хочу обратить ваше внимание на то, что в нарушениях настроения есть очень позитивный аспект. Эта женщина, проводившая исследование, изучала биполярное расстройство, но есть и другие типы нарушений. Я бы даже расширил это до того, что сказал, что есть нечто позитивное во всех болезнях, будь то физические или психические. Можно сказать, что определённая форма борьбы абсолютно необходима для того, чтобы привести нас к той глубине, из которой возникает креативность.
Джером Каган, профессор из Гарварда, провёл длительное исследование креативности и пришёл к тому, что основная сила художника (творца вообще), т.е. то, что он называл "творческая свобода", не является врождённой. Возможно, она чем-то подготовлена, но сама креативность не врождённа. "Креативность, - говорит Каган, - замешана на боли подросткового одиночества, на изоляции и физической неполноценности".

Женщина, которая прошла через концентрационные лагеря, так же сделала исследование в институте Сайбрука. Она выжила в Освенцеме. Она изучала тех, кто выжил в немецких лагерях смерти, и интересно то, что они обнаружили одинаковые вещи. Мы ожидали, что эти бывшие заключённые, пройдя через весь этот беспредел и ужас, окажутся абсолютно разрушенными людьми. Я помню, как один из них ходил ко мне на психоанализ в Нью-Йорке. Я слушал о том, через что он прошёл и думал: "Как человек может пережить всё это?" Но он не только пережил всё это, он стал невероятно творческим и продуктивным человеком. То, что выясняла доктор Эйджер в институте Сайбрука, было следующим: "Люди, которые пострадали от пагубных событий в прошлом, могут и реально фунуционируют на среднем уровне или на уровне выше среднего". Механизм, помогающий справляться с этим, в состоянии предотвратить возможные вредные эффекты пагубного опыта, но пережившие всё это также могут трансформировать свой опыт в то, что будет способствовать росту. Эйджер также добавляет: "Заключённые, у которых было бедное неизбалованное детство лучше всего адаптированы к концлагерям, в то время как большинство из тех, чьи родители были богатыми и позволяющими, умирали в первую очередь".

Я очень много думал обо всём этом, так же как и мои коллеги из Института Сайбрука. Они заметили, что многие из очень уважаемых нами людей прошли через самые страшные ситуации в раннем детстве.
Исследование того, как прошло детство выдающихся людей открывает нам тот факт, что они не совсем получили того "выращивания", заботы, про которые считается в нашей культуре, что именно они приводят детей к психическому здоровью.
Получается, что несмотря на это или благодаря таким условиям, эти дети не только выжили, но и очень многого достигли, причём многие после того, как у них было самое плачевное и травматичное детство.
Так же здесь, в Беркли, было сделано исследование развития человека в течение долгого времени. Группа психологов наблюдала за людьми с рождения до 30 лет. Они наблюдали за 166 мужчинами и женщинами и были шокированы неточностью своих ожиданий. Они ошиблись в 2-х из 3-х случаев, в основном из-за того, что переоценили разрушающий эффект проблем раннего возраста. Также они не смогли предвидеть, и, по-моему, это интересно всем нам, каковы последствия "гладкого" и успешного детства. Речь идёт о том, что определённая степень стресса и количество провоцирующих, "вызывающих" ситуаций заставляет возрастать, укрепляет психологическую силу и компетенцию.

Был ещё один британский врач, его звали Джордж Пикеринг, который написал книгу "творческая болезнь", она имела ещё одно название, а именно "Болезнь в жизнях и головах Чарльза Дарвина, Флоренс Найтингейл, Мэри Бейкер Эди, Зигмунда Фрейда, Марселя Пруста и Элизабет Барретт Броунинг". Эти люди были указаны на обложке, но Пикеринг ещё добавил Моцарта, Шопена, Бетховена. Все эти люди были писателями и музыкантами, страдавшими теми или иными заболеваниями. Он отмечает, что каждый из них страдал тяжёлой болезнью и конструктивно обходился с этим в творчестве, соответствуя при этом нашей культуре. Пикеринг говорит о своих собственных бёдрах, поражённых артритом и называет свою болезнь "союзником". "Я уложил их в постель, когда они стали болеть", - сказал он. Лёжа в кровати, этот учёный не мог больше посещать собрания комитета, встречаться с пациентами или развлекать гостей. Он добавляет: "Это идеальные условия для творческой работы, свобода от вторжения других, свобода от обычных бытовых обязанностей".
Теперь у вас возникло множество вопросов относительно того, что я говорю. И, конечно же, множество вопросов было и остаётся у меня. Об этих идеях Отто Ранк написал целую книгу "Искусство и художник". В этой работе Ранка преодоление невроза и создание искусства понимаются как вещи, абсолютно идентичные.

То, что я делаю сегодня, так это стараюсь бросить вызов всему пониманию здоровья в нашей культуре. Мы оставляем людей жить день за днём, т.к. считаем, что жизнь - это просто сумма дней, которые нам даны. Мы боремся за то, чтобы изобрести способы жить дольше, как будто бы смерть и болезнь - это наши самые страшные враги. У Т.С. Элиота были такие строки в "Четырёх четвертях":

Всё наше здравие - болезнь,
Коль няньке дохлой доверяться,
Твердящей нам всю ту же песнь,
Что в мир иной пора нам собираться,
И во спасение должна болезнь усугубляться.

Всё это потрясающе важные вещи, если вы можете в них поверить. Когда он говорит: "Наше, в том числе и проклятье Адама", он обращается к тому факту, что все мы ужасные дети Адама. Всё это названо словами, которые больше не ласкают наш слух, имеется в виду "первородный грех". Идея в том, что не так важно, как долго ты живёшь, дело в том, сколько дней ты можешь себе добавить. Многие люди предпочитают уйти, умереть, когда их работа завершена, но в этом опровержении говорится о том, что расстройство и болезнь значат нечто совсем другое, чем то, как это понимается в нашей Фаустовской цивилизации.

Если отчуждение - это болезнь, то и оно тоже могло бы стать тем, что соединило бы нас с новыми другими на новом, более глубоком, уровне. Мы видим это в сострадании. Креативность - это один из продуктов правильных отношений между природой и бесконечностью внутри нас. Мы видим ещё один талант, которым, безусловно, обладала Фромм - Райхманн, который был у Аба Маслоу и Гарри Стака Салливана - у них был талант сострадания, умение чувствовать других людей, умение понимать их проблемы - вот ещё одно качество, которым должен обладать хороший психотерапевт. Период дегенерации и хаос, я надеюсь, не вечны, но ведь он часто может быть использован как способ реформации и реорганизации нас на новом уровне. Как сказал К. Г. Юнг "Боги возвращаются к нам в наших болезнях".

на фото: Ролло Мэй, Гарри Стэк Салливан, Фрида Фромм - Райхман, Абрахам Маслоу

Главная » Полезно знать » "Раненый целитель" Ролло Мэй. Ролло Мэй