Античные государства Северного Причерноморья, оставаясь рабовладельческими, претерпевали серьезные изменения в экономическом, политическом, культурном и этническом развитии, хотя степень этих изменений для Боспора, Ольвии, Херсонеса и других городов и была неодинаковой. Наиболее чувствительно эти изменения сказались в первой половине I в. до н. э., что дает возможность считать это время за одну из важных граней в истории античных северо-причерноморских городов. К этому времени сильно изменились торговые связи, произошло ослабление самой торговли, претерпело некоторое изменение ремесленное производство, усилилась роль сельскохозяйственного производства в городах. Наиболее серьезные и резкие изменения наблюдаются в соотношении политических сил. Сильное скифское государство в Крыму после поражения, нанесенного ему войсками Диофанта, ослабело и в течение большей части I в. до н. э. нам ничего не известно о его политической роли. Ведущей силой в Северном Причерноморье стали многочисленные и могучие сарматские племена, которые оказывали огромное политическое и культурное влияние на античные города. Сарматы проникали в среду населения античных городов, изменяя состав населений, что особенно характерно для Боспорского царства. Это влияние сарматских племен принято называть «сарматизацией».

Херсонес с конца II в. до н. э. потерял свою политическую самостоятельность, Ольвпя, разгромленная в середине I в. до н. э. гетами, пришла в упадок. Боспорское царство, подчинившись Митридату, было втянуто в борьбу с Римом. Рим, хотя и не оказал сколько-нибудь серьезного экономического и культурного влияния на античные города Северного Причерноморья, явился здесь новой внешнеполитической силой, сумевшей на время подчинить своей политике ряд городов, особенно западных (Херсонес, Ольвия). I в. до н. э. характеризуется возрастанием военных столкновений.

Та обстановка, которая создалась на Боспоре в последний период вой­ны Митридата с Римом, была так тяжела и губительна для экономической жизни городов, а далеко заходившая связь Митридата с «варварскими» племенами, соседившими с Ольвией, Херсоиесом и Боспором, оказалась столь угрожающей коренным интересам торговых слоев населения последних, что все это обусловило переход верхушки рабовладельческой аристократии боспорских городов на сторону Рима. Политика Рима в отношении Боспора определялась стратегическими интересами. Рим стремился здесь обеспечить безопасность тыла своих владений. Система военно-опорных баз Рима на Востоке нуждалась в сырьевых и продовольственных ресурсах, в первую очередь, конечно, в хлебе. В этой связи включение Боспора в число зависимых периферийных областей вполне соответствовало интересам Рима.

К концу I в. до н. э. Боспору удалось возродить обширные торговые связи с внешними рынками и восстановить широкий торговый обмен с со­седними племенами. Но внутренняя политическая жизнь Боспора после смерти Митридата долго еще оставалась напряженной.

Сын Митридата, Фарнак, сначала поддержанный Римом, воспользовавшись междоусобной борьбой Помпея с Цезарем, присоединил к своему царству Фанагорию, которая была объявлена римскими властями автономным городом за то, что первой подняла восстание против Митридата. Затем Фарнак попытался вернуть себе владения отца в Малой Азии. Оставив на Боспоре для управления делами своего приближенного Асандра, Фарнак двинулся через Кавказ в Малую Азию, где и повел наступление на римлян, сначала успешное, но в конце концов закончившееся полным поражением, нанесенным ему Цезарем в битве при Зеле в 47 г. до н. э. Между тем Асандр, в отсутствие Фарнака, объявил себя боспорским царем. Фарнак, бежавший после поражения в Малой Азии в Крым, тщетно пытался восстановить свое положение на Боспоре с помощью скифов и сарматов. В бою с войском Асандра он был убит. Римское правительство вынуждено было утвердить правителем Боспора Асандра, который пробыл у власти около 30 лет (47-17 гг. до п. э.), сначала с титулом архонта, а потом и царя. В официальных надписях он называл себя «другом римлян», чем подчеркивалась его зависимость от Рима. Однако и это время Боспорское государство вновь укрепляло свое внешнеполитическое положение, отбивая натиск сарматов, с каковой целью Асандром в Крыму был построен большой вал.

После смерти Асандра эти успехи были в значительной степени временно утеряны вследствие ожесточенной борьбы претендентов на боспорский престол в последние годы I в. до н. э. В этой борьбе большую роль играли на одной стороне сарматские и меотские племена, на другой - римляне.

Однако Боспор не был превращен в римскую провинцию. Римские императоры понимали, что Боспор в случае конфликта с Римом мог опереться на причерноморские племена и с помощью их создать серьезные затруднения империи. Поэтому в отношении Боспора Рим придерживался осторожной политики, предоставляя боспорской знати известную самостоятельность. Но все попытки окончательно сбросить политическую опеку Рима и восстановить полную независимость Боспорскому царству не удавались. Например, в 40-х годах I в. н. э., когда боспорский правитель Митридат задумал освободиться от римской зависимости, опираясь на союз с царем Шираков Зорсином и другими племенами, римские когорты под командованием Гая Юлия Аквилы выступили против него. Митридат был изгнан, и его место занял заслуживший доверие и расположение Рима Котис.

В I в. н. э. на Боспоре царствовала династия, ведшая свое начало, вероятно, от Асандра и Аспурга; она продержалась у власти до IV в. н. э. Негреческие имена царей этой династии (Савромат, Рискупорид и др.) указывают на местное, очевидно сарматское, их происхождение. Они были выходцами из местной знати. В этот период Боспор снова стал экономически сильным государством и время I-II и отчасти III в. н. э. явилось периодом нового экономического и культурного расцвета Боспора. К этому времени владения Боспора не только охватили территорию, входившую в его состав в IV-III вв. до н. э., но и были расширены, например, за счет присоединения к Боспору Херсонеса, оставшегося после смерти Митридата под протекторатом Боспора. В надписи I в. н. э. указывается, что Аспург (начало I в. н. э.) царствует над всем Боспором, Феодосией и что он «подчинил скифов и тавров», став благодаря этому хозяином значительной части Крыма.

Экономический расцвет Боспора базировался, как и в эпоху Спарто-кидов, на обширном экспорте хлеба. Спрос на хлеб и другие виды провианта и сырья предъявлялся теперь в первую очередь малоазиатскими городами, а также римскими гарнизонами, расквартированными в области Пон­та. Торговые связи с Малой Азией в римское время приобрели очень важное значение. Надписи первых веков нашей эры показывают, что на Боспоре — проживали граждане Синопы, Амастрии, Гераклеи, Амиса и других городов, ведших на Боспоре главным образом торговую деятельность.

Кроме хлебного экспорта, большую роль в боспорской торговле играл вывоз рыбных продуктов. Многочисленные пункты рыбной ловли находились на восточном побережье Меотиды и в проливе. Археологические раскопки боспорского города Тиритаки показали, что в I-III вв.н. э. он был крупнейшим рыбопромышленным пунктом Боспора. На территории Тиритаки обнаружено около 60 цистерн, служивших для засолки рыбы. При исследовании цистерн встречены различные орудия рыболовства: каменные и глиняные грузила от неводов, костяные иглы для плетения сетей, бронзовые рыболовные крючья; рядом с цистернами расположены огромные глиняные сосуды (пифосы), куда складывалась соленая рыба.

Такие же засолочные цистерны но в меньшем количестве, открыты в на территории боспорского г. Мирмекия.

Раскопки Тиритаки и Мирмекия показали также широкое развитие местного виноделия в первые века нашей эры. В обоих пунктах обнаружен ряд больших виноделен со всем их оборудованием. Выжимание виноградного сока производилось на специальных давильных площадках, с которых сок стекал в резервуары через каменные сливы. Первая операция состояла в том, что виноград давили ногами, окончательно же сок выжимался с помощью рычажных прессов.

Особенно важно открытие виноделен I -II вв. н. э. в Пантикапее, поскольку это свидетельствует о внедрении сельскохозяйственной деятельности в среде населения самой столицы Боспора.

Попрежнему на Боспор ввозились высокосортные вина, оливковое масло, предметы украшений, ценные ткани и покрытая красным лаком керамическая посуда. Она шла теперь из Пергама и расположенных поблизости от него ремесленных центров, а также с острова Самоса. В большом количестве стала ввозиться стеклянная посуда, главным образом из Египта, а отчасти и из Сирии. Однако это не значит, что эти предметы не производились на Боспоре. Новейшими исследованиями советских археологов доказывается, что в крупных боспорских городах процветало изготовление глиняной посуды различных форм, оружия, дорогих украшений, статуй, высокого уровня достигла деревообработка. Ранее, например, считалось, что красиолаковая посуда и рельефные чашки были только привозными, теперь же доказано, что они изготовлялись и на Боспоре. Во время недавних раскопок в Фанагории обнаружены керамические печи I-IV вв. В юго-восточной части города, на его окраине, вскрыты остатки большого керамического производства. Здесь же найдены формы для отливки металлических украшений.

Экономическое процветание Боспора не могло не отразиться на облике его городов. Многочисленные мастера строительного дела, ремесленники, ювелиры, скульпторы, живописцы обслуживали разбогатевшие слои босиорского населения. Снова сооружались богатые здания и подземные погребальные камеры-склепы, украшенные нередко бтенной росписью. Живопись склепов этого времени и многочисленные надгробия, украшенные рельефами, дают богатый материал для изучения социального строя, быта, религиозных верований и художественных вкусов боспорского населения.

Из пантикапейских склепов этого времени особенно известен так называемый склеп Деметры, открытый в 1895 г. в Керчи. Склеп этот, построенный в I в. п. э., представляет собой подземную погребальную камеру, сложенную из тесаных камней и перекрытую полуцилиндрическим сводом.

Оштукатуренный потолок склепа был украшен изображениями лавровых гирлянд с сидящими на них птицами, букетов маков, перевязанных лентами, гранатов и лепестков цветов.

Центральное место в росписи потолка занимал круглый медальон в виде венка. В медальоне была помещена исполненная с большим художественным мастерством голова богини Деметры. В верхней части стены, против входа, изображена сцена увоза дочери Деметры Персефоны богом подземного царства Плутоном, а по обе стороны входа в склеп - фигуры Калипсо и Гермеса, являвшихся, по представлению древних греков, проводниками душ умерших в загробном царстве. В склепе были найдены два деревянных саркофага с останками умерших, золотые перстни, бронзовый канделябр, стеклянные сосуды с рельефными украшениями; на стене склепа висела лошадиная уздечка. Наличие части конской сбруи в числе предметов погребального инвентаря очень показательно, оно свидетельствует о варваризации культуры боспорской столицы.

Другой склеп, открытый в 1876 г. и относящийся также к I в. н. э., замечателен изображенной в нем бытовой сценой. Надпись на стене показывает, что в склепе был погребен Анфестерий, сын Гегесиппа. Главная композиция росписи представляет сидящую в высоком кресле женщину, по обеим сторонам которой стоят маленькие фигурки прислужниц. Слева изображена войлочная палатка (юрта) с сидящими в ней двумя человеческими фигурами. К юрте прислонено очень длинное копье, упирающееся одним концом в дерево, на котором висит горит с вложенным в него луком. К женщине справа подъезжает всадник, на нем кожаные штаны, кафтан с нашитыми бляшками, в правой руке он держит длинный меч.

Навстречу ему идет мальчик с сосудом в руках. За первым всадником, по другую сторону ниши, изображен второй всадник, ведущий рядом на поводу оседланную лошадь и держащий в правой руке длинное копье. Картина в целом воспроизводит сцену из кочевого быта: хозяин со слугой возвращаются к своей юрте. Повидимому, владельцем склепа был обосновавшийся в Пантикапее выходец из зажиточного слоя варварского населения, быть может не порвавший еще полностью связей с кочевнической средой и ее бытом.

Обширная торговля и производство Боспора находились в руках сравнительно небольшой группы рабовладельческой знати. Судовладельцы-купцы являлись па Боспоре крупнейшими собственниками. Из одной надписи известно, что в Горгиппии имелось объединение судовладельцев-купцов.

В надписи указывается, что боспорский царь Савромат II (174/5- 210 гг. н. э.) сделал пожертвование на предпринятые этим объединением ремонтные работы по восстановлению храма Посейдона и на сооружение его статуи. Из этого документа видно, что боспорский царь был лицом, близким к купеческому объединению, а на руководящие должности объединения избирались высшие государственные деятели, в том числе и военачальники. Многие из них одновременно были и крупными землевладельцами. Все они составляли господствующий класс, служивший опорой боспорской монархии. Боспорские цари первых столетий нашей эры мало чем отличались по своему положению от своих предшественников Спартокидов. Они были первыми в государстве купцами и наиболее крупными землевладельцами.

Боспорское государство в первые столетия нашей эры располагало «значительным как пешим, так и конным войском, однако это не было наемное войско. В нем обязаны были служить все свободные граждане. Не случайно на пантикапейских надгробиях часто один и тот же умерший изображался то в виде воина, то в семейном кругу, то за мирными занятиями. Так Стратоник, живший в I в. н. э., представлен у стола с книгами (он был, скорее всего, писателем), а рядом, на том же надгробии - вооруженным всадником. Вооружение боспорцев (копье, меч, лук со стрелами, металлические шлем, панцырь) и тактика были сарматского образца. Большую роль играла тяжеловооруженная панцырная конница. Вообще значение коня в жизни населения боспорских городов в это время возрастает, что видно по росписям погребальных склепов и захоронениям коней вместе с умершими. Высший командный состав комплектовался из боспорской знати; таковы новарх (начальник флота), стратег, хилиарх, лохаг (начальники крупных отрядов). Во главе всего войска стоял боспорский царь.

Ряд надписей сообщает о победах, одержанных боспорскими царями в I-II вв. над «варварами». Роспись некоторых пантикапейских склепов и рельефы на надгробных стелах содержат интересные сцены, рисующие военизацию быта боспорцев и их борьбу с соседними племенами, все более усиливавшими напор на Боспорское царство.

В этом отношении особенно интересен расписной склеп II в. н. э., открытый на окраине Керчи в 1872 г. Он украшен разнообразными изображениями декоративного характера в виде гирлянд, цветов, деревьев, птиц и зверей, но основное место в росписи склепа занимают военные сцены. Одна из сцен изображает схватку конного воина, в лице которого, повидимому, представлен погребенный в склепе, с пешим воином. В другой сцене на фоне степного ландшафта представлено боевое столкновение отряда боспорцев, состоящего из двух тяжеловооруженных пехотинцев и скачу­щего впереди них всадника, с группой конных сарматских воинов. Навстречу боспорцам мчится всадник с непокрытой головой, сбоку у него подвешен к поясу длинный меч. Всадник на ходу натягивает лук, чтобы стрелой уничтожить противника. Однако его сзади настигает боспорский конный воин с копьем наперевес. Художник, желая показать превосходство боспорцев в этой кровавой схватке, изобразил убитых врагов. Один сраженный воин лежит под ногами лошади конного боспорца, другой, обезглавленный и истекающий кровью,- возле своей лошади, пораженной в левый бок копьем, сломавшимся от удара. Бойцы обеих сторон изображены с весьма реалистической передачей костюмов и вооружения. Конные воины-боспорцы одеты в панцырные рубашки, поверх которых накинут короткий развевающийся плащ, на голове конусообразный шлем, в руках длинное копье; пешие воины, кроме того, снабжены щитами.

В конце II- начале III в. н. э. Боспор являлся еще достаточно прочным в военно-политическом отношении государством. Об этом свидетельствует хотя бы надпись царя Савромата II, гласящая о победе, одержанной над сираками и скифами, о присвоении Таврики «по договору» и об освобождении от пиратов моря в районах, прилегающих к Понту и Вифинии, что указывает на большой масштаб действий боспорского флота. О широкой политической деятельности боспорских правителей можно заключить и по тому, что царю Рискупориду II (211-228 гг.) купцами малоазийских городов Прусы и Амастрии были воздвигнуты «за благодеяния» статуи, причем в посвятительных надписях Рискупорид II назван «царем Боспора и всех окрестных народов».

Новым в социально-экономической жизни Боспора являются неодно­кратные случаи освобождения рабов, засвидетельствованные надписями. Наибольшее количество актов о рабах, отпущенных на волю (манумиссии), падает на I в. н. э. Единичные акты относятся ко II и III столетиям. Эти случаи, конечно, ни в какой мере не означали устранения рабства. Однако, очевидно, на Боспоре в этот период начали складываться отношения иного рода - первые предвестники будущих феодальных отношений.

Надпись середины II в. из Фанагории документально устанавливает, что боспорские храмы получали доходы путем эксплуатации зависимых земледельцев, принадлежавших к местному населению.

К числу интересных явлений в социальной жизни Боспора рассматриваемого периода относится распространение особых религиозных союзов (фиасов), объединявших людей господствующего класса в целях взаимной их консолидации и совместной защиты имущественных интересов. Эти общества группировались чаще всего вокруг культа безымянного, так называемого всевышнего бога, что свидетельствует о существовании на Боспоре монотеизма еще до появления христианства. ФиаСы возглавлялись жрецом, выполнявшим культовые обряды, казначеем и целым штатом выборных должностных лиц, в обязанности которых входили заботы о воспитании и обучении детей членов общества. Это была форма сплочения сил господствующих слоев населения в период начавшегося разложения рабовладельческой системы.

Несмотря на то, что Боспор в I-III вв. н. э. постоянно вел борьбу с окружавшими племенами, его культура мало-помалу приняла сарматский характер. Сарматское вооружение, костюм, полихромная инкрустация в ювелирном искусстве, изменения в скульптуре и живописи, переходящих к простым геометрическим плоскостным формам,- все это элементы местной сарматской культуры, которые стали в III в.н.э. господствующими, хотя и в соединении с элементами греческой культуры.

Очень яркую картину состояния культуры Боспора в I-III вв. н, э., когда последняя приобретала все более негреческий, местный характер, раскрывают раскопки развалин сильно укрепленного боспорского г. Илурата (в 17 км юго-западнее Керчи). Это была крепость, небольшая по занимаемой ею территории, но отличающаяся исключительной мощью своих оборонительных сооружений - стен, башен и передовых укреплений. Крепость была построена в I в. н. э. одним из боспорских царей. В случае проникновения войск противника за линию оборонительного вала, пересекавшего Керченский полуостров от Черного до Азовского моря (от вала до Илурата около 12 км), крепость должна была препятствовать приближению неприятеля к Пантикапею.

Располагавшийся внутри крепости небольшой городок, разделенный на кварталы улицами и переулками, был заселен гарнизоном. Жители, обитавшие тут, вели свое хозяйство, занимались хлебопашеством, скотоводством, но за предоставленное им право пользоваться земельными угодьями они обязаны были нести тяжелую военную службу. Основная часть населения состояла из эллинизованных в большей или меньшей степени сарматов, а отчасти и скифов, что нашло соответствующее отражение в культурном облике внутригородских жилых кварталов. Четко распланированные каменные дома с черепичными кровлями, прямые улицы, система водостоков и т. д.- все это, несомненно, восходит к эллинистическим традициям градостроительства и городской культуры. Но внутри жилищ поражает обилие «варварской» посуды, изготовленной без применения гончарного круга. Среди предметов домашнего обихода встречаются предметы, связанные с явно негреческими, скифо-сарматскими религиозными верованиями. В одном из помещений открыто очень своеобразное «варварское святилище», в котором на каменном жертвеннике лежал отрубленный человеческий череп - свидетельство иногда совершавшихся здесь человеческих жертвоприношений. Вероятно, в жертву был принесен плененный в бою враг. Все это показывает, что во II-III вв.н. э. в боспорских поселениях, расположенных несколько поодаль от крупных центров, заселенных главным образом коренными жителями, местные обычаи, верования и другие элементы скифо-сарматской культуры продолжали жить и развиваться под внешней оболочкой «эллинизации». Больше того, в рассматриваемое время местная «варварская» культура все более выступает на передний план, притом не только в таких малых городах, как Илурат, Тиритака и другие, но и в столице Боспорского государства.

Изменение бытового уклада и искусства на Боспоре отразилось в ин­вентаре богатых пантикапейских погребений. Примером может служить обнаруженное в 1837 г. в окрестностях Керчи курганное погребение боспорского царя Рискупорида III. В мраморном саркофаге, где лежал скелет умершего, а также около саркофага оказалось много драгоценных вещей. Лицо царя было покрыто золотой маской, голову украшала золотая диадема в виде венка из дубовых листьев, на руках были золотые массивные запястья, украшенные сирийскими гранатами. В гробнице находилась также конская сбруя с серебряными золочеными бляхами с сердоликами. В числе ценных металлических сосудов оказалось серебряное блюдо, украшенное по краям и в середине лавровыми венками, исполненными гравировкой. На блюде имеется надпись, указывающая на принадлежность его царю Рискупориду, а монограмма, расположенная в центре, свидетельствует, что блюдо было подарком от римского императора Каракаллы.

Этнический состав Боспора в римский период отли­чался особенной пестротой. Здесь жили представители всех окрестных племен. Имеется надпись, сообщающая о наличии в штате государственных чиновников Боспора аланских переводчиков, которые нужны были боспорскому правительству для сношения с аланами. Известно, что с I в. н. э. на Боспоре в значительном количестве проживали еврейские переселенцы, имевшие в крупных городах свои молельни и оставившие след в виде серии надгробий с символами иудейской религии.

Официальным языком Боспорского царства оставался греческий язык, но, судя по надписям, он утратил свою былую чистоту и правильность, особенно на периферии Боспора, в Танаисе. Особый интерес представляет распространение на Боспоре во II-III вв. н. э. графических знаков. Эти тамгообразные знаки, начертанные на стенах пантикопейских склепов или на предметах обихода, встречаются в сочетании с текстами греческих надписей. Подобные же «загадочные знаки» встречаются и в других местностях Северного Причерноморья, где обитали сарматские племена. На некоторых плитах знаки составляют целые строчки, содержащие, может быть, связный текст. Другими словами, несомненно, что у сарматских штемен складывалась своя письменность, независимая от греческой.

Другие города Северного Причерноморья в начале нашей эры переживали подъем, хотя и не в таких масштабах, как Боспор.

Вошедший со времени Митридата Евпатора в состав Боспорского царства Херсонес не мог примириться с создавшимся положением и не раз в течение последующего времени предпринимал попытки восстановить утраченную свободу, т. е. возвратить себе права и привилегии автономного города-государства. Так, в 46 г. до н. э. из Херсонеса отправилось посольство в римский сенат к диктатору Рима Юлию Цезарю с ходатайством о восстановлении свободы города. Ходатайство увенчалось успехом, однако возвращенной свободой Херсонес, повидимому, не смог воспользоваться.

При Августе Херсонес снова был объявлен римлянами свободным городом. Но и эта свобода носила чисто формальный характер. Фактически Херсонес продолжал находиться в зависимости от Рима и особенно от Боспора. Между Херсонесом и Боспором был заключен договор, в силу которого на обязанности последнего лежала защита Херсонеса от набегов соседних племен.

Когда крымские скифы стали особенно угрожать Херсонесу, Рим (при правлении Нерона) отправил туда из порта Томи (теперь г. Констанца) на кораблях войска, входившие в состав армии, расквартированной в провинции Нижней Мёзии. Прибытие римских войск принудило скифов прекратить осаду Херсонеса. Тогда же римское правительство сочло необходимым занять своими постоянными гарнизонами и другие важнейшие пункты и гавани в Крыму, среди которых следует отметить Харакс, расположенный на Ай-Тодорском мысу и укрепленный двумя линиями стен.

Экономическая жизнь Херсонеса, после ее упадка во II и I вв. до п. э., стала вновь оживляться. Главными отраслями хозяйственной деятельности населения городской округи попрежнему оставались земледелие, виноградарство и скотоводство. Херсонес возобновил хлебную торговлю, которая, однако, не могла быть особенно значительной, так как хлеб должен был идти прежде всего на довольствие стоявших в Крыму римских гарнизонов. Широко был развит в Херсонесе рыбный промысел. Во время раскопок в городе открыт ряд больших цистерн с остатками соленой рыбы, аналогичных боспорским. Торговал Херсонес, как и раньше, преимущественно с греческими городами южного черноморского побережья, в первую очередь с Гераклеей, откуда он получал растительное масло, ткани, керамические изделия и пр. Гончарное производство, впрочем, было поставлено широко и в самом Херсонесе.

Разрушенная в середине I в. до н. э. гетами Ольвия сравнительно скоро была восстановлена, чему способствовала и заинтересованность скифов, для которых Ольвия была важным центром транзитной торговли с греками и центром местного ремесленного производства. Однако восстановленная Ольвия была значительно меньше города IV-II вв. до н. э. и занимала только южную часть прежней городской территории.

После гетского разгрома в Ольвию усилился приток окружающих племен, что способствовало варваризации городского населения, особенно сказавшейся в первые века нашей эры.

Греческий ритор Дион Хрисостом (Златоуст), посетивший Ольвию спустя 150 лет после гетского разгрома, говорит, что еще в его время город имел невзрачные постройки, тесно расположённые на небольшом пространстве, огражденном низкой и непрочной стеной. Раскопками последних лет открыта упоминаемая Дионом стена, сооруженная наспех из камней от разрушенных зданий. Жилища, состоящие из одного поме­щения, были вплотную пристроены к городской стене вдоль всего ее протяжения. Предполагают, что некоторое время после гетского разгрома Ольвия находилась под властью или протекторатом скифских царей. К этому времени (середина I в. н. э.) относятся ольвийские монеты, на которых имеются имена и портреты скифских царей Фарзоя и Инин-симея.

Во II в. н. э. Ольвию снова теснили тавро-скифы. Город старался обезо­пасить себя сначала дипломатическим путем и «дарами», а затем обратился за помощью к римской власти. В средине II в. н. э. в Ольвию были посланы римские войска из состава армии, стоявшей в Нижней Мёзии; тавро-скифы были оттеснены и заключили с Ольвией выгодный для нее договор, гарантированный заложниками. В начале III в. н. э. поли­тическая зависимость Ольвии от Рима усилилась, что нашло свое выражение в официальном присоединении города к провинции Нижней Мёзии.

В I-II вв. н. э. экономическая жизнь Ольвии постепенно стала восстанавливаться; снова были завязаны торговые сношения с причерноморскими городами и окрестным местным населением, обитавшем по Бугу и Днепру. Но это была далеко не прежняя богатая и цветущая Ольвия, а сравнительно небольшой торговый город.

Цитадель, в которой находился гарнизон и где в казармах в периоды своего пребывания в Ольвии размещались римские войска, занимала южную часть верхнего города. На территории цитадели были сооружены новые сторожевые башни, близ стен построено двухэтажное здание казарм. В нижнем городе находились главным образом жилые дома с необходимыми хозяйственными пристройками. Здесь сохранились остатки здания пекарни в виде полуподвальных каменных помещений.

В Ольвии в этот период проживало очень много негреческого населения - фракийцев и сарматов. Изучение собственных имен в дошедших да нас ольвийских надписях показывает, что начиная со II в. до н. э. количество негреческих имен начинает заметно увеличиваться. Этническая смешанность населения в первые века нашей эры достигла столь значительных размеров, что Ольвию этого времени с полным правом можно назвать греко-местным городом.

Соседняя с Ольвией Тира в середине I в. до н. э. точно также сделалась-жертвой опустошительного нашествия гетов. Но в то же время как Ольвия после разгрома довольно скоро оправилась, Тира, повидимому, целое столетие пролежала в развалинах. Лишь в 57 г. н. э. Тира снова начинает упоминаться в числе причерноморских городов. Есть основание предполагать, что городская жизнь была здесь возобновлена при поддержке Рима. На это указывает политика энергичного наместника Мёзии Тиберия Плавтия Сильвапа, укрепившего положение провинции и организовавшего в ней снабжение Рима хлебом. Восстановление города подтверждают монеты с портретами римских императоров и именем Тиры.

От конца II и начала III в. н. э. сохранилось несколько надписей, относящихся к числу официальных документов Тиры. Они дают известное представление о государственном устройстве городской общины. Первая надпись, относящаяся ко времени Коммода (181 г. н. э.), является почетным декретом в честь некоего Коккея. За какие заслуги он был отмечен, остается неизвестным, так как надпись сохранилась не полностью. Но из нее следует, что город управлялся народным собранием и советом, что исполнительным органом служила коллегия из четырех архонтов. Интересно, что среди имен архонтов и влиятельных граждан, подписавших этот документ, есть греческие, римские и варварские. Очевидно, здесь, как и в Ольвии, при восстановлении города после гетского разгрома обитало много представителей местных племен.

Другая надпись, относящаяся к 201 г. н. э., еще более интересна. Она излагает письма римских императоров Селтимия Севера и Каракаллы к римской администрации провинции Мёзии. В письмах речь идет об утверждении императорами за гражданами Тиры права беспошлинного ввоза товаров для собственного потребления и для торговли.

Приблизительно с середины III в. н. э. начался период экономического и политического упадка городов Боспорского царства и других городов в Северном Причерноморье. Упадок этот был тесно связан с общим кризисом, в полосу которого в то время вступил рабовладельческий мир Средиземноморья. Ослаблению причерноморских городов способствовали также усилившиеся передвижения местных племен, сопровождавшиеся вторжением некоторых новых варварских племен, в частности готов. Первые набеги на южные причерноморские области, совершавшиеся через Боспор Киммерийский, относятся ко времени Рискупорида IV (239/40-261/2 гг.). Набеги эти сильно затрудняли нормальные торговые сношения через Черное море.

У слабеющего Боспорского царства не хватало теперь сил для защиты своих границ, и оно вынуждено было вступать в договорные отношения с нападающими племенами и представлять суда для их военных предприятий на море. Торговля начала быстро сокращаться, подрываемая, в частности, сильно развившимся пиратством. Жизнь в боснорских городах стала неспокойной и во многих поселениях начала постепенно замирать. Любопытно, что к этому времени относятся многие клады, обнаруженные археологами: население прятало свои сбережения.

Показателем экономического упадка Боспора служит его монета, которая, начиная с конца II в. н. э., подвергалась систематической «порче», что выражалось в постепенном уменьшении содержания золота и затем и замене его серебром и медью. В результате прежние золотые статеры постепенно обратились в биллоновые, а к концу III в. - в медные, и цена их стала ничтожной. В 332 г. чеканка боспорских монет вовсе прекратилась.

Боспор в III-IV вв. все же ожесточенно оборонял свои границы. Надписи начала III в. н. э. из Танаиса дают яркую картину попыток боспорцев укрепить этот город. Здесь восстанавливались стены и башни. Такое же строительство проводилось и в других городах, особенно азиатской части Боспора. Боспор иногда наносил сильные удары своим противникам, как, например, известная по надписи победа царя Тейрана (275-279 гг.). Однако уже незадолго до этого Танаис, повидимому, был утеряй. За экономическим и политическим упадком последовало ослабление и военной мощи Боспора. Окончательный удар Боспору нанесли полчища гуннов-кочевников во второй половине IV в. п. э., опустошившие боспорские города.

Причиной гибели Боспорского государства было его внутреннее ослабление, кризис рабовладельческой основы, соединенный с сильным напором кочевых племен.

В III-IV в. н.э. история Ольвии также окончилась. Что послужило причиной запустения города, пока остается неизвестным. Можно лишь предполагать, что движение племен, принявшее интенсивный характер в 3 в. н. э., коснулось также и Ольвии, и она погибла, испытав участь многих других причерноморских городов. Не более продолжительной была и жизнь Тиры.

В III в. н. э., еще раньше Ольвии, город запустел, вероятно после какого-либо нападения на него со стороны передвигавшихся в степях Северного Причерноморья племен.

Культурные сообщества эпохи раннего железа на территории юга Восточной Европы находились под значительным влиянием античных государств Северного Причерноморья, возникших в ходе «Великой греческой колонизации» и в своей массе просуществовавших примерно с VI в. до н.э. по III-IV вв. н.э.

ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОН

Как известно, греческая колонизация Причерноморья была лишь одним из трех направлений этого процесса, тогда как двумя другими были заселение Западного и Южного Средиземноморья.

Основными факторами древнегреческой колонизации явились: торговые интересы и связи греков; возможность создания аграрных поселений в новых местах обитания; возможность получения дополнительного источника рабской силы; политическая эмиграция; внешнеполитические причины, в частности для малоазийских греков - лидийская и персидская угрозы.

Истоками древнегреческой колонизации Северного Причерноморья (равно как и остальных вышеназванных территорий) были в первую очередь ионийские города: вне конкуренции оказался малоазийский Милет, жители которого основали большинство крупных северопричерноморских городов (Ольвия, Пантикапей, Феодосия, Тира и др.). Но и другие ионийские города выводили свои колонии в Северное Причерноморье: так, жители малоазийского города Теоса основали Фанагорию. Принимали участие в этом процессе также эолийские и дорийские греки: соответственно жители лесбосского города Митилены основали Гермонассу, а жители южнопричерноморской Гераклеи Понтийской - Херсонес Таврический. Будучи политически независимыми от своих метрополий, греческие колонии, как правило, были тесно связаны с ними в экономическом и культурном отношении.

Ко времени основания греческих поселений в Причерноморье греки уже имели некоторые знания об этом районе. Этому способствовали эпизодические посещения греческими купцами и мореходами черноморских берегов в предшествующую эпоху, в к. II - н. I тыс. до н.э. Связанные с ними весьма смутные сведения о Причерноморье нашли отражение еще в догомеровском греческом эпосе (отрывки из которого донесли до нас гораздо более поздние античные авторы) и затем, в VIII в. до н.э., в знаменитых поэмах Гомера.

Так, с Причерноморьем связаны легенды об аргонавтах и амазонках, об Ифигении в Тавриде, а также гомеровский рассказ о плаваниях Одиссея, заброшенного и в этот далекий край, который представлял собой, по словам главного героя, «киммериян печальную область, покрытую вечно влажным туманом и мглой облаков» (Одиссея, песнь XI. стрк. 14-15. Пер. В.А. Жуковского).

Лишь после освоения греками южного побережья Черного моря в VII в. до н.э. начинают устанавливаться их регулярные торговые связи и с его северным побережьем, где организуются торговые станции (эмпории), некоторые из которых перерастали в постоянные поселения. Первым из ныне известных северопричерноморских греческих поселений было поселение Борисфен или Борисфенида в Северо-Западном Причерноморье у впадения в море Южного Буга на острове (в древности, вероятно, полуострове) Березань. Борисфенида была основана милетянами в середине VII в. до н.э. (на что указывают, в частности, находки древнегреческой керамики, украшенной в архаическом родосско-ионийском, так называемом декоративном стиле), процветала до начала VI в. до н.э., а затем, после образования Ольвийского полиса (см. ниже), вошла в его состав и просуществовала вместе с ним до III в. н.э. Здесь исследовано и само поселение, и его некрополь.

Недавние сборы археологического материала в районе Таганрога позволили говорить о том, что и здесь уже на рубеже VII-VI вв. до н.э. возникло некое поселение (есть версия, что именно оно упоминается в древнегреческих письменных источниках под названием Кремны).

Впоследствии, в VI в. до н.э., идет интенсивный процесс основания крупных колоний в Северном Причерноморье. Именно в этот период начали свое существование такие большие центры, как Ольвия, Пантикапей, Нимфей и, возможно, Херсонес. Вслед за тем некоторые из этих колоний осуществляли так называемую «вторичную колонизацию», примерами которой могут быть Танаис на Нижнем Дону, основанный боспорскими греками, или Прекрасная Гавань (Калос Лимен) в Западном Крыму, основанная херсонеситами.

В целом же на всем протяжении существования античной цивилизации Северного Причерноморья четко выделяются три важнейших центра экономической, политической и культурной жизни, к которым так или иначе тяготели все остальные колонии региона. Это, во-первых, Ольвийский полис (демократическое государство), который возник во второй четверти VI в. до н.э. в Северо-Западном Причерноморье и включал в себя Ольвию Понтийскую (в устье Южного Буга) и округу из трехсот малых поселений. Во-вторых, это Херсонесское демократическое государство в Западном Крыму со столицей в Херсонесе Таврическом (на территории современного г. Севастополя), основанном в конце V или, по последним данным, в конце VI в. до н.э. В-третьих, это Боспорское государство, размешавшееся в Восточном Крыму, на Таманском полуострове и в устье Дона. Это государство, представлявшее собой своеобразную греко-варварскую монархию, окончательно сформировалось в IV в. до н.э. на базе существовавшего еше в V в. до н.э. военного союза независимых полисов во главе с Пантикапеем (современный г. Керчь). Данный город, основанный в первой половине VI в. до н.э., и стал в IV в. до н.э. столицей Боспора.
На протяжении своей истории северопричерноморские античные государства претерпевали различные политические изменения.

Раздельное независимое существование античных государств региона продолжалось до конца II в. до н.э. Затем, в конце II - первой трети I в. до н.э., состоялось кратковременное объединение ряда северопричерноморских государств в рамках понтийской державы Митридата VI Евпатора. В свою очередь, после поражения и гибели этого бескомпромиссного врага римлян в Северном Причерноморье наступила эпоха римского влияния (с середины I в. до н.э.), а затем и прямого римского присутствия (с середины I в. н.э.), продолжавшегося до середины III в. Начавшийся политический и экономический кризис Римской империи и античной цивилизации в целом сопровождался массированными вторжениями различных средне- и восточноевропейских племен. Эти процессы, в особенности нападения «варваров» (в частности, готов), привели к существенному ослаблению и трансформации античной цивилизации Северного Причерноморья. Одним из факторов, существенно влиявших на ее дальнейшую судьбу, стало господство гуннов, пришедших в северопричерноморские степи в 70-е гг. IV в. н.э., и последующие нашествия других азиатских кочевников.

Херсонес относительно благополучно пережил кризис и крушение античной цивилизации и затем долгое время развивался в качестве средневекового Херсона (Корсунь древнерусских летописей). В ряде городов Боспорского государства в Средневековье также продолжалась жизнь, связанная с культурой Византии и прочих государственных образований, существовавших в эту эпоху в Северном Причерноморье.

ОСНОВНЫЕ ПАМЯТНИКИ АНТИЧНОЙ КУЛЬТУРЫ В СЕВЕРНОМ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ

Поселения. Фортификация и планировка городов
Основными типами античных поселений в данном регионе являются города, сельские поселения (в том числе хорошо укрепленные усадьбы), а с середины I в. н.э. - еше и римские военные лагеря, наиболее значительным из которых был Харакс.

Северопричерноморские античные города были основательно защищены как естественными преградами, так и крепостными стенами из камня и сырцового кирпича.

Так, в Ольвии, в период с V по III в. до н.э. были сооружены и неоднократно перестраивались (в целях усовершенствования) мощные стены, ворота фланкировались башнями.

В Херсонесе в крепостном комплексе, функционировавшем с IV в. до н.э., выделяется «башня Зенона», существовавшая с III в. до н.э. по начало II тыс. н.э. и достигшая в результате перестроек огромных размеров.

Мощные крепостные стены, возведенные в V в. до н.э., окружали акрополь Пантикапея. Достаточно хорошо были укреплены и другие города Боспора - так, толщина крепостных стен Танаиса составляла 3-5 м.

Появление римлян и последующее римское военное присутствие в северопричерноморских городах сказалось, помимо прочего, в совершенствовании старых укреплений и в появлении новых. Так, в Херсонесе были значительно реконструированы оборонительные сооружения и цитадель. В Ольвии была построена цитадель в верхнем городе со стенами до 3 м толщиной, с башнями и рвом.

Планировка северопричерноморских городов чаше была правильной квартально-прямоугольной, с перпендикулярными улицами. Таков в первую очередь Херсонес; элементы прямоугольной системы прослеживаются и в Ольвии, Фанагории, Горгиппии. Были и города с нерегулярным расположением улиц. Таков, например, Пантикапей, располагавшийся на вершине, на склонах и у подножия горы Митридат.

Важнейшими частями северопричерноморского города, как и в метрополиях, являлись акрополь - религиозный и общественный пентр, а также убежище на случай опасности, и агора - торговая площадь и место народных собраний граждан. Акрополь хорошо изучен, в частности, в Пантикапее, где он находился в самой возвышенной части города. Агора наиболее четко прослежена в ходе раскопок в Ольвии, тогда как ярко выраженный акрополь здесь отсутствовал.

Ольвийская агора, появившаяся в конце VI в. до н.э., была вымошена черепками и ограничена торговыми и складскими помещениями (ее площадь достигает 1,5 га). В IV-III вв. до н.э. на агоре построены два общественных здания - дикастерий (здание суда) и гимнасий с водопроводом, банными помещениями и уборной. К одьвийской агоре примыкал теменос Аполлона Дельфиния - культовый участок, где первоначально во второй половине VI в. до н.э. была посажена священная роща и установлен жертвенник, а затем в V и в IV вв. до н.э. последовательно строились соответствующие храмы этого божества. Помимо теменоса Аполлона Дельфиния в Ольвии не позднее середины VI в. до н.э. возник еще один, более древний теменос - с культом Аполлона Врача, которому был посвящен храм. Кроме того, в Ольвии строились и храмы Зевса - ранний, на рубеже VI-V вв. до н.э., и более поздний - в III в. до н.э.

Большинство античных построек в Северном Причерноморье - каменные или сырцовые на каменном цоколе. Основной строительный камень - местный известняк; помимо того, использовался песчаник или, реже, ракушечник. Известны каменоломни, в частности у городища «Чайка» под Евпаторией. Для облицовки применяли крымский и кавказский розоватый и серый мрамор, а для создания храмовых колонн и антаблементов могли использовать высококачественный средиземноморский белый мрамор.

Частные жилища первоначально представляли собой землянки и полуземлянки с центральным столбом и конусом крыши (либо скатом). Их стенки могли выкладываться камнями, могли быть сырцовыми или плетнево-глинобитными, крыши- шатровыми либо одно- и двускатными, крытыми камышом или соломой.

С конца VI в. до н.э. в северопричерноморских колониях преобладают наземные дома, порой двухэтажные. Они стояли на каменном цоколе; кроме того, в Ольвии вместо цоколя из камня часто применяли слоевой фундамент из плотно утрамбованных чередующихся прослоек золы и лёсса.

Полы наземных домов были глинобитными либо из утрамбованной известковой крошки на глиняной подушке, реже - каменными или деревянными. В парадных комнатах полы могли украшаться мозаикой.

Стены наземных домов были сырцовыми или каменными. Каменные стены клались либо «насухо» из правильно отесанных плотно подогнанных блоков, либо с растворами на глиняной основе; практиковалось и сочетание облицовок из крупных каменных блоков с каменно-глиняной забутовкой между ними. В районах, бедных камнем, продолжали строить глинобитные дома и дома из сырцового кирпича. В эпоху эллинизма и в особенности в римскую эпоху все чаще используется известковый раствор, многие дома сооружаются из обожженного кирпича, причем горизонтальные полосы из такого кирпича порой чередуются с каменной кладкой. Стены комнат часто штукатурились, причем штукатурка иногда окрашивалась в красный, желтый, синий или серый цвета или же украшалась росписью. Со временем так стали украшать и фасады домов.

Колонны и балки перекрытия были деревянными или каменными, а крыши крылись керамической черепицей. На краях карниза могли прикрепляться рельефные терракотовые антефиксы, украшенные мотивами пальметты или головы Медузы.

Архитектура античных городов:
1 - реконструкция акрополя Пантикапея; 2 - реконструкция застройки Херсонеса Таврического

Античные общественные сооружения и склепы в Северном Причерноморье:
1 - агора в Ольвии с общественными зданиями {реконструкция); 2 - театр в Херсонесе (реконструкция); 3 - план и разрез склепа в Царском кургане в районе Пантикапея

В плане дома прямоугольные - как однокамерные, так и многокамерные. В многокамерных (в ранний период обычно трехкамерных) домах все помещения обычно группировались вокруг внутреннего дворика, куда выходили окна, тогда как внешняя стена была глухой. Постепенно план дома усложняется и внутренний двор часто превращается в открытый центральный зал дома, окруженный колоннами (так называемый перистиль). При богатых домах часто имелись колодцы или же цистерны для сбора дождевой воды во дворах, а также подвалы, иногда - собственные купальни или бани; ярким примером является баня в Херсонесе эллинистического периода, с мозаичной галечной вымосткой на полу, представляющей двух купальщиц, стоящих у большой чаши с садящей на ней голубкой.

Известны также укрепленные дома башенного типа и целые сельские усадьбы с комнатами, башнями, подвалами, колодцами и т.д.

Раскопки в Северном Причерноморье выявили и различные общественные здания и сооружения. Прежде всего это каменные храмы. Они прямоугольные в плане, выполнены как в ионийском (Пантикапей VI в. до н.э., Херсонес III в. до н.э.), так и в дорийском ордере (Мирмекий IV в. до н.э.). Это могли быть как храмы с двусторонним оформлением колоннами у входов - так называемые храмы в антах (например, один из храмов Аполлона Дельфиния в Ольвии), так и полностью окруженные колоннами, т.е. периптерного типа (например, храм в Пантикапее). Известны также круглые храмы, окруженные колоннами - толосы (например, храм, раскопанный на Таманском полуострове).

Античное домостроительство в Северном Причерноморье:
1 - многокомнатный дом в Ольвии {реконструкция); 2 - сельская укрепленная усадьба {реконструкция); 3, 4 - ранние полуземлянки в Ольвии {реконструкция); 5 - реконструкция стенной росписи; 6 - мозаика со сценой купания на полу дома в Херсонесе

Раскопаны и остатки иных общественных зданий, как, например, вышеупомянутых дикастерия и гимнасия на агоре Ольвии, героона в Фанагории, монетного двора в Херсонесе. В Херсонесе обнаружен и театр, построенный, по последним данным, в конце IV в. до н.э. и действовавший до начала IV в. н.э., когда в христианскую эпоху он был закрыт. В Ольвии и Пантикапее, судя по упоминаниям в письменных источниках (в том числе и в надписи, найденной в Ольвии), также были театры, но они пока не найдены. Наконец, в Хараксе, Херсонесе и Пантикапее исследована такая инновация римского времени, как термы - семейно-общественные бани, сочетавшие свою основную гигиеническую функцию с функцией центров общения и спорта.

К общественным сооружениям можно отнести и водопроводы, несущие воду из природных источников. Таковые обнаружены, например, в Херсонесе, Пантикапее и Хараксе. Они состоят из глиняных труб и могут завершаться водохранилищем, как в Херсонесе, откуда вода подавалась далее в город, или бассейном, как в Хараксе.

Погребения

Античные некрополи размещались в основном вблизи поселений. Как и в метрополиях, это могли быть и бескурганные, и подкурганные захоронения. До V в. до н.э. в Северном Причерноморье нет греческих курганов, но потом они появляются, и в конечном счете их становится здесь значительно больше, чем в метрополиях. Господствует трупоположение. Несколько реже встречается захоронение кремированных остатков, причем само сожжение могло производиться как на месте погребения, так и на стороне - в специально отведенных местах, вне некрополя.

Погребальные памятники северопричерноморской античности имеют свои особенности в сравнении с остальными зонами античной цивилизации.

С одной стороны, несомненна их связь с обрядовыми нормами метрополии. Так, над могилами ставятся плиты с именами погребенных, надгробия с героизированными рельефными изображениями умерших или их статуи. Часто используются деревянные гробы, а также деревянные или каменные саркофаги - чаще в виде ящиков на ножках с двускатной крышкой. Особенно замечательны в IV-III вв. до н.э. в Боспорском государстве великолепные саркофаги с архитектурным декором в виде фасадов храмов или с эпическими сценами. Практикуются и такие чисто греческие обычаи, как захоронение детей в амфорах и иных крупных сосудах; включение в состав заупокойного инвентаря сосудов, использованных при омовении покойного, монет, предназначенных для уплаты Харону (перевозчику в загробный мир), предметов палестрического характера (стригилей, сосудиков для масла). Кроме того, в состав погребальных даров входили украшения (женщинам), игрушки (детям), оружие (воинам), сосуды, светильники, терракотовые статуэтки и др. В монументальных склепах устанавливались специальные жертвенные столы для принесения даров умершему.

С другой стороны, во всех некрополях отразилось значительное влияние «варварской» среды, в которой оказались греки: это и определенные конструкции могил, и разнообразные подсыпки, красная краска, мел, разбитые зеркала, определенные виды оружия, ножи, точила, лепные курильницы. В особенности это характерно для полиэтничного Боспорского государства, населенного помимо греков синдами, меотами, скифами, сарматами и иными народами.

В целом же северопричерноморские античные погребальные сооружения различны. Обычно хоронили в ямах или фамильных склепах.

Ямы были вырыты в земле или вырублены в скале. Склепы, пик популярности которых приходится на два периода - IV-III вв. до н.э. и I-III вв. н.э., сооружались из камня или сырца и были прямоугольными или квадратными в плане; исключение составляет самый ранний греческий склеп в Северном Причерноморье - округлый склеп Золотого кургана начала IV в. до н.э. Склепы могли быть относительно небольшими, перекрытыми каменными плитами, лежащими горизонтально или поставленными двускатно-наклонно, могли быть и очень крупными, перекрытыми ложноуступчатым или полуциркульным сводом. Часто над склепом возводился земляной курган, иногда с окружающей его каменной опорной стеной - крепидой. Наиболее велики курганные насыпи над склепами в некрополе Пантикапея, где они достигают 10-17 м в высоту. Вообще монументальные боспорские склепы являются архитектурными шедеврами. Они, как правило, состоят из коридора-дромоса и одной или двух прямоугольных в плане погребальных камер; стены дромоса и камер сооружались из крупных каменных блоков и перекрывались уступчатым сводом.

Один из наиболее ярких в архитектурном отношении погребальных памятников северопричерноморской античности - так называемый Царский курган конца IV в. до н.э. под Керчью. Данный курган достигал в высоту 17 м и перекрывал квадратный каменный склеп площадью 4,4×4,2 м, максимальной высотой 9 м, с уступчатым сводом, составленным белокаменными концентрическими кругами. К склепу вел дромос длиной 36 м и высотой до 7 м с каменными стенами и каменным уступчатым сводом. Само же погребение оказалось полностью ограбленным.

ЭКОНОМИКА И ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ ПО АРХЕОЛОГИЧЕСКИМ ДАННЫМ

В античном обществе Северного Причерноморья, как и в метрополиях, основу экономики составляло земледелие. Раскопки на территории так называемой хоры - сельскохозяйственной окрути полисов - выявили систему организации земледелия, которая в колониях была аналогична системе метрополий. Так, на территории ближайшей хоры Херсонеса на Гераклейском полуострове исследованы размежеванные радами камней прямоугольные земельные наделы площадью по 26,5 га, что соответствует размерам клеров - сельских наделов - в самой Элладе. Есть здесь, впрочем, и наделы меньшей площади - по 4 га.
Набор злаков не изменяется за все время существования северопричерноморских античных государств. Основные культуры - пшеница, ячмень, просо и бобовые. Их зерна обнаружены в ходе раскопок. Рожь до начала нашей эры росла как сорняк пшеницы, но с первых веков н.э. на Нижнем Дону и в Крыму она выращивалась уже как самостоятельный злак. Овес считался у греков сорняком, у римлян - сельскохозяйственной культурой.

Греки принесли в этот регион привычные им методы обработки почвы и орудия труда. В одних случаях тому имеются прямые археологические доказательства, в других- исследователи судят по данным письменных источников или по аналогии с экономикой метрополий. Предполагается, что практиковалось двуполье (чередование посевной и паровой площади), позднее - трехполье (чередование яровых, озимых культур и пара); есть данные, что в усадьбах Херсонеса пахотная земля делилась на две части. Местами знали искусственное орошение, о чем свидетельствует находка канала у с. Айвазовское. Применялись также: террасирование, о чем, в частности, свидетельствуют остатки подпорных стен, укреплявших почвенный слой в херсонесских усадьбах; возможно удобрение навозом и перепревшей соломой. Вспашка производилась деревянным ралом с железным наральником (с использованием волов?), о чем, в частности, говорят многочисленные находки железных наральников и изображения рала на монетах Боспора. Обнаружены колотушки и железные мотыги, применявшиеся для разбивания комков земли, а также железные серпы и косы. Вероятно, молотьба велась с помощью волов, лошадей, мулов, которых гоняли по кругу. В ходе раскопок поселений выявлены специальные ямы для хранения зерна - грушевидной формы с каменными крышками-плитами. Зерно также хранилось в пифосах и крупных амфорах, его толкли деревянными пестами в каменных ступах, перемалывали в муку каменными жерновами (все эти предметы обнаружены в ходе раскопок). Более древние жернова представляли собой овальный камень, одна из сторон которого была плоско стесана, и по ней водили камнем меньших размеров. Поздние жернова, появившиеся в эпоху эллинизма, - это классические ручные мельницы, состоящие из двух плит - нижней, неподвижной и верхней, приводимой в движение рычагом, вставленным в специальные углубления на ее поверхности; в верхней плите имелось также конусовидное отверстие для подсыпки зерна. Хлеб пекли не только в очагах, но и в специальных купольных печах, одна из которых найдена при раскопках пекарни в Ольвии.

Античные керамические сосуды:
1 - пифос; 2 - тарная амфора; 3 - столовая амфора; 4 - кратер; 5 - канфар; 6 - лекиф; 7 - киаф; 8- краснолаковый сосуд с рельефным орнаментом; 9 - гидрия; 10- светильник; 11 - ойнохоя; 12- ритон; 13- «мегарская» чаша; 14- чернолаковая чернофигурная пелика; 15 - чернолаковый краснофигурный килик с разверткой росписи

Обязательной частью земельных наделов были огороды и сады. Не случайно одна из греческих колоний на Таманском полуострове именовалась «Кепы» («Сады»). Письменные источники свидетельствуют о том, что древние греки культивировали лук, чеснок, капусту, яблоки, груши, айву, миндаль, смоковницу, каштаны и т.д. Дикорастущие сорта они превращали в садовые путем прививок, а также выводили новые сорта. Обнаружены садовые железные ножи.

Есть бесспорные следы развития виноградарства и виноделия - это остатки виноградных плантажей, изображения виноградарских ножей на надгробиях, виноградной лозы на монетах (Нимфей, с V в. до н.э.). О том же говорят и находки самих виноградарских железных ножей, и следы массового местного производства пифосов, в которых вино хранилось, и остродонных амфор, в которых его транспортировали. Наличие виноделен подтверждается находками каменных площадок для ножного выдавливания сока, каменных плит-тарапанов, служивших основаниями для прессов, и, наконец, каменных цистерн, в которые стекал сок.

О большой роли животноводства в северопричерноморских колониях свидетельствуют такие археологические показатели, как масса костных остатков на поселениях и в погребениях, специальные загоны и помещения для скота на территории поселений и предметы домашнего инвентаря для приготовления сыра и других молочных продуктов. На первом месте было разведение мелкого рогатого скота, дававшего мясо, молоко и шерсть. Следующим по важности был крупный рогатый скот - тягловая сила, источник молока, мяса и кожи, шедшей на обувь и доспехи. Активно разводили лошадей, использовавшихся прежде всего как транспортное средство и в военном деле. Кроме того, разводили свиней, а также собак.

Большой размах имело рыболовство, чему есть как письменные, так и археологические свидетельства. Рыбный импорт из северопричерноморского региона очень ценился в греческих метрополиях, а затем и в Римской империи. Археологами исследованы рыбозасолочные цистерны, сложенные из камня и врытые в землю. На дне крупнейшей херсонесской цистерны такого рода, вмещавшей более 50 т рыбы, обнаружена рыбная масса толщиной до 1 м. Найдены также пифосы с остатками рыбы, масса бронзовых и железных крючков, поплавков, каменных и глиняных грузил, обнаружены остатки сгоревших сетей. Обнаружено множество костей промысловых рыб (в основном это камбала, осетр, севрюга, сазан, кефаль), дельфинов, раковин моллюсков.

Керамическое производство в северопричерноморских античных колониях достигло высочайшего уровня и существовало как в городах, так и в сельских поселениях. Остатки керамических производств весьма многочисленны. Обнаружены гончарные мастерские, керамический брак, сводчатые двухъярусные печи для обжига керамики, а в Херсонесе, Пантикапее и предположительно в Фанагории - даже специальные ремесленные кварталы («керамики»).

Из глины производились стройматериалы, различные сосуды (столовая и кухонная посуда, тара для жидких и сыпучих продуктов, светильники курильницы), а также терракотовые статуэтки, жертвенники, грузила, пряслица и др.

Керамическими стройматериалами и архитектурными деталями были в первую очередь черепица и кирпичи, облицовочные плитки и трубы для водопровода и парового отопления. Из глины также производили акротерии, антефиксы, симы - терракотовые детали кровли и верхних частей зданий, украшенные рельефными изображениями.

Хотя северопричерноморские греки и производили лепную лощеную посуду для домашнего обихода, все же большинство керамических сосудов сделаны ими на гончарном круге. Вообще гончарная керамика появилась в Северном Причерноморье именно с момента основания здесь греческих поселений: во-первых, это керамика, в большом объеме ввозившаяся из метрополий начиная с VII в. до н.э. и до конца античности; во-вторых, это сосуды, производившиеся на месте. Керамика сделана очень тщательно, из хорошо отмученной глины, качественно обожжена в гончарных печах; еще до обжига поверхность ряда сосудов заглаживалась и покрывалась дополнительно жидкой глиной, в результате чего создавался так называемый ангоб. Вместе с тем отличительными чертами античной керамики местного производства на фоне общегреческой керамической традиции являются такие черты, как долговременное переживание здесь форм и орнаментов, уже давно вышедших из моды в метрополиях, а также подражание сосудам скифских и сарматских форм с одновременным применением античного декора.

Виды сосудов были чрезвычайно разнообразны. Наиболее многочисленны остродонные узкогорлые двуручные амфоры - тара для перевозки или хранения вина, масла, сыпучих веществ и др. Огромные пифосы - керамические бочки - как уже говорилось, были зерно-, вино- и рыбохранилищами. Для кухонных нужд использовались горшки, сковороды, кувшины, миски. Разнообразные столовые сосуды были представлены блюдами, плоскодонными широкогорлыми амфорами, кратерами, пеликами, гидриями, ойнохоями, киликами и т.д. В туалетных целях использовались лекифы - сосуды для благовоний и масел.

Многие виды сосудов богато и тонко орнаментировались. Помимо привозной керамики уже в VI в. до н.э. в античных колониях Северного Причерноморья появляется художественная расписная посуда местного изготовления, подражающая импортной. Это амфорки, ойнохои, килики, блюда, причем их роспись производилась темной или красной краской по светлому ангобу и повторяла роспись ионийской керамики, задававшей некогда моду, воспроизводя характерные для нее простые геометрические мотивы (пояски, полоски, концентрические круги, волнистые линии, зигзаги и т.д.). В эллинистическое время, к которому относится наивысший подъем в производстве местной художественной керамики, расписная посуда распространилась очень широко, ее украшал растительный (реже - геометрический) орнамент, наносимый красной, либо голубой, либо черной краской по светлому фону или же белой краской по темному фону. И в первые
река нашей эры, когда в других частях античного мира роспись керамики стала непопулярной, в Северном Причерноморье продолжали производить сосуды такого рода, расписываемые преимущественно белой краской по темному фону.

Хорошо известна и керамика, покрытая черным или красным лаком. Чернолаковая посуда распространилась в северопричерноморских колониях практически с самого начала своего возникновения, причем это были не только привозные сосуды, но и подражающие им местные. Среди чернолаковых были сосуды как сплошь покрытые лаком, так и неполностью лакированные - с сюжетными росписями. Чернолаковые расписные сосуды в VI - начале V в. до н.э. были чернофигурными: на такой вазе фигуры персонажей изображались с помощью черного лака, а детали лица, мускулатуры, одежды при этом прочерчивались резцом. Фон композиции составляли нелакированные стенки сосуда - как правило, оранжево-красного цвета. Чернофигурные вазы были вытеснены краснофигурными, популярными в V-IV вв. до н.э. На красных стенках этих ваз на глаз или по трафаретам контурными линиями черного лака очерчивались изображаемые фигуры, после чего черным лаком заливался весь окружающий фигуры фон, тогда как сами фигуры оставлялись красными. Детали лица, мускулатуры, одежды при этом наносились тонкими линиями черного лака, концентрированного или разбавленного до светло-коричневого состояния.

С середины IV в. до н.э. вместо краснофигурной сюжетной росписи практикуется растительный орнамент - одновременно расписной (с помощью белой краски) и налепной (с использованием разжиженной желтой глины).

В известном смысле продолжением традиции краснофигурных сосудов с сюжетными росписями, но без применения лака можно считать вазы с полихромной сюжетной росписью, которые массово изготавливались на Боспоре и в Ольвии в III-II вв. до н.э. Соответствующие фигуры и орнаменты наносились разноцветными красками или буро-красной краской поверх раскрашенных в темный цвет стенок сосуда. Подражая в сюжетном отношении краснофигурным росписям, данные изображения отличаются от их графической манеры живописной игрой цвета.

Во второй половине II в. до н.э. в Северном Причерноморье появляется краснолаковая обиходная столовая посуда с гладкими стенками, которая с I в. до н.э. окончательно сменяет чернолаковую в данном регионе и господствует здесь до конца античной эпохи.

Наряду с ней еще с рубежа III-II вв. до н.э. здесь распространяются лаковые парадные сосуды с рельефными украшениями. В первую очередь это так называемые «мегарские» чаши III-I вв. до н.э. - полусферические сосуды, украшенные снаружи растительным или геометрическим орнаментом в подражание дорогим металлическим чашам с рельефными изображениями. Чаши делались путем оттискивания в специальных формах -негативах, на которые предварительно штампами наносился орнамент (такие формы найдены, в частности, в Пантикапее и Мирмекии). Рельефный орнамент на краснолаковых сосудах иных типов мог создаваться и посредством налепов и вдавлений.

Археологические источники демонстрируют высокий уровень северопричерноморской античной металлургии — как черной, так и цветной. Большинство орудий труда, предметов вооружения, многие строительные детали, почти все скобяные изделия делались из железа и стали. Анализ соответствующих шлаков показал, что использовалась различная руда - как горная (для Ольвии - криворожская, для городов Боспора - керченская), так и болотная (для Херсонеса). Руда обогащалась (с использованием извести), промывалась (найдены бассейны для промывки), затем железо восстанавливалось из руды сыродутным способом, после чего горновая крица повторно нагревалась, затем осуществлялась ее проковка, а в результате появлялось сырье для изготовления предметов. Остатки помещений для обработки железной руды открыты, в частности, на Березани, в Пантикапее, а сыродутные печи - на Нижнем Днепре (Ягорлыцкое поселение), на Азиатском Боспоре (Раевское городище) и в других местах. Найдены городские и сельские кузницы. Основным приемом кузнечной обработки была ковка, но также использовалась термическая обработка, закалка стали, цементация, сваривание железа со сталью для получения лезвий повышенной твердости. Готовые изделия подвергались холодной обработке.

Из меди и бронзы производили орудия труда, оружие (наконечники стрел, панцири, шлемы, кнемиды (поножи), а в раннее время - мечи и кинжалы), узду, элементы одежды, украшения, стригали, замки, зеркала, бритвы, ключи, сосуды. Бронза была свинцово-оловянистой. В римское время в Северном Причерноморье к меди стали добавлять цинк, тем самым получая латунь. Из свинца делали гири, грузила, пряслица. Основной метод цветной металлообработки - отливка в формах. Найдены плавильные печи (высокие цилиндрические, в них через глиняные сопла мехами подавался воздух), керамические тигли (для плавления небольших порций). В формы металл лили с помощью керамических льячек. Формы могли быть жесткие (негативное изображение вырезалось в керамике, в камне; двусторонние, реже - односторонние), могли быть и из мягких материалов - из глины или формовочной земли. Для более сложных изделий обычно применяли литье по утрачиваемой восковой модели. После литья иногда осуществлялась клепка, тиснение, штамповка, пайка, позолота. Бронзолитейные мастерские античных городов региона производили различные сложные изделия для местных степных племен: зеркала, уздечные бляхи, колчанные крючки и др.

Уже в VI в. до н.э. в северопричерноморских городах зародилась торевтика - художественная обработка металлов. Золото поступало в Северное Причерноморье скорее всего из Фракии, Малой Азии, Закавказья, серебро - в первую очередь из Афин. Методы обработки: плавка в тиглях, отливка в жесткие и пластические формы (обнаружены в ходе раскопок), ковка, волочение проволоки (золотой или серебряной), пайка, штамповка, тиснение (найдены бронзовые штемпели с рельефными изображениями). С III в. до н.э. практиковалось золочение серебряных и бронзовых изделий с помощью их покрытия ртутным раствором золота. С рубежа III-II вв. до н.э. распространяется инкрустация металлических изделий камнями, цветным стеклом, эмалью (полихромный стиль). Этот стиль достигает своего апогея на рубеже эр.

В изготовлении художественных изделий из металла создатели античной культуры Северного Причерноморья достигли высочайшего мастерства. Это во многом был ответ на запросы местной варварской знати (скифской, меотской, сарматской), и не случайно находки такого рода (см., например, выше, раздел «Скифская культура») связаны не только с собственно греческими памятниками, но и с погребениями варварской знати.

В первые века н.э. в Северном Причерноморье появляется собственное стеклоделие. При раскопках ряда городов обнаружены отходы стеклянного производства, а у с. Заветное в Юго-Западном Крыму выявлен целый комплекс обжигательных печей, использовавшихся для производства стекла.

Римляне принесли в Северное Причерноморье традицию изготовления оконного стекла.

Как самостоятельные ремесла существовали костерезное дело, кожевенное дело, ткачество, прядение, о чем свидетельствуют находки соответствующих отходов и таких изделий, как многочисленные ткацкие грузики для оттягивания нитей на станках, пряслица веретён, остатки мебели, игрушечные модели деревянных повозок и др.

Северопричерноморские античные колонии вели интенсивную торговлю по нескольким направлениям: 1) с окружающими «варварами»; 2) в пределах конкретного города и государства; 3) с греческими государствами Средиземноморья и Причерноморья (прежде всего со своими метрополиями). Из Северного Причерноморья вывозили хлеб (особенно интенсивным был экспорт зерна из Боспорского государства в Аттику), скот, кожу, засоленную рыбу, рабов; ввозили вино, оливковое масло, керамику, оружие, ювелирные изделия и другие предметы роскоши.

Производился активный выпуск монет (из серебра, меди, реже - из золота). В течение всей античной эпохи свою монету выпускали 4 северопричерноморских города: Ольвия, Херсонес, Пантикапей и Тира. Эпизодически чеканили монету Керкикитида, Феодосия, Нимфей, Фанагория, Горгиппия и др. Монетные кружки первоначально отливались в формах, а затем на них путем чеканки штемпелями наносились изображения и легенды. Изображения на монетах в типологическом и стилистическом отношениях претерпевают те же изменения, что и во всем античном мире. При этом в период римского влияния местная монетная система ориентируется на римскую систему (подражания в весе, портреты римских императоров и т.д.)

Особое место в монетном деле занимает Ольвия: в начале истории этого полиса здесь ходила крупная круглая медная монета («ольвийские ассы»), которая не чеканилась, а полностью отливалась в двусторонних формах. Также в Ольвии в ранний период отливались совершенно оригинальные монеты в виде бронзовых дельфинчиков и стрелок. Но в IV-III вв. до н.э. крупные литые медные монеты постепенно вытесняются более удобными небольшими чеканенными монетами из серебра и золота, а позднее и из меди, в результате чего монетное дело Ольвии приобретает вполне обычный для греческих полисов облик.

Античные орудия труда и другие изделия:
1 - меч прямой; 2 - меч-махайра; 3 - бронзовый стригиль; 4 - боевой топор; 5 - лук греческого типа; 6 - меч-гладиус; 7 - наконечник копья римского типа; 8 - наконечник пилума; 9 - молоток; 10 - фрагменты пилы; 11 - топор-тесло; 12 - виноградарский нож; 13 - керамический грузик для ткацкого станка; 14 - керамическое пряслице (1, 2, 4, 6-12 - железо)

Наряду с местной монетой при раскопках северопричерноморских памятников обнаружена и привозная, имевшая хождение во внешней торговле: в VI-IV вв. до н.э. это были в основном электровые статеры малоазийского города Кизика; с конца IV в. до н.э. - по большей части золотые статеры Филиппа II Македонского, Александра III Македонского, а с середины III в. до н.э. - еще и Лисимаха Фракийского; с рубежа эр, т.е. в период римского влияния, - серебряные денарии.

Как свидетельствуют погребальный инвентарь и различного рода изображения, северопричерноморские греки придерживались традиционных античных типов вооружения в сочетании с заимствованными ими варварскими формами. Это длинновтульчатые копья с железным наконечником - метательные и ударные. Это такие мечи, как ксифос - двулезвийный остроконечный, рубящий и колющий; махайра - искривленный однолезвийный рубящий; короткий скифский акинак; на Боспоре, кроме того, - еще и длинный меч синдо-меотского типа без металлической гарды. Наконец, это пращи и луки - как длинные греческие, так и короткие скифские, позднее большие сарматские.

Пришедшие в Северное Причерноморье римляне использовали иные виды наступательного вооружения - меч-гладиус и метательное копье-пилум.

Для обороны использовали деревянные щиты с обтяжкой из кожи или металлических пластин, позднее с металлическими сердцевинами-умбонами; бронзовые панцири-кирасы и панцири из железных чешуек; бронзовые шлемы различных типов - аттические, коринфские и т.д., позднее также железные шлемы; бронзовые поножи и т.д.

ИСКУССТВО И РЕЛИГИЯ ПО АРХЕОЛОГИЧЕСКИМ ДАННЫМ

Высокого уровня в Северном Причерноморье достигла монументальная живопись. Обнаружены росписи стен жилых зданий и погребальных склепов, причем среди последних в первую очередь выделяются великолепные росписи склепов Боспорского государства, где в IV-III вв. до н.э. начинается расцвет склеповой живописи, продолжающийся и в начале нашей эры.

Росписи первоначально осуществлялись без грунта, клеевыми красками (темперой), затем художники перешли к акварельной фресковой живописи и к восковым краскам, предварительно разогреваемым и наносимым на подогретый слой грунта (техника энкаустики). Росписи могли быть как сюжетными, так и бессюжетными.

Персонажи сюжетных росписей весьма разнообразны: это боги, люди, животные, растения. Используются различные геометрические детали. Многообразны и сами сюжеты - это пейзажи, мифологические сцены, жанровые и батальные сцены и т.д.

Так, например, боспорский Стасовский склеп II в. н.э. содержит роспись со сценой борьбы боспорцев с сарматами, с фигурами зверей в густой траве среди деревьев. Особенно замечательна с точки зрения художественных достоинств роспись склепа Деметры I в. н.э. на Боспоре, сооруженного в естественном холме. Эта роспись воспроизводит миф о похищении Коры-Персефоны (дочери Деметры) Аидом (Плутоном) и представляет нашим глазам на одном из люнетов (боковых частей потолка) Плутона на колеснице, похищающего Кору, а в центре плафона - огромный головной портрет печальной Деметры.

Характерной чертой монументальной живописи была ее неразрывная связь с конструктивной основой (так называемая тектоничность).

В частности, была широко распространена многоцветная раскраска различных частей стены, при которой определенный цвет соответствует определенному структурному участку - цоколю, собственно стенным участкам и карнизу (так называемая структурная система). Начиная с рубежа эр в Северном Причерноморье к структурному стилю добавился восходящий к нему стиль цветного инкрустирования стен пластинами из цветного камня, металла или стекла, при котором сложный орнамент формировался за счет вписывания пластин одной геометрической формы в пластины другой геометрической формы. Немного ранее здесь стал очень популярным цветочный стиль, предусматривавший включение плафона в единую зону росписи со стенами и их украшение многочисленными растительно-цветочными мотивами.

Интересны и мозаичные изображения, создававшиеся с помощью разноцветных галечных камней, укреплявшихся на известковом растворе - например, вышеупомянутое изображение на полу купальни эллинистического периода в Херсонесе.

В памятниках античных государств Северного Причерноморья известна как привозная, так и местная скульптура {круглая и рельеф). Привозная монументальная скульптура была в основном мраморной, причем известны произведения, созданные в мастерских знаменитых греческих скульпторов Праксителя и Скопаса (о чем свидетельствуют их имена на базах статуй). В Ольвии найдена мраморная копия знаменитой хрисоэлефантинной скульптуры Афины Парфенос работы Фидия. Обнаружены также римские копии более ранних греческих скульптур.

Вместе с тем в IV-II вв. до н.э. наблюдается расцвет местной монументальной скульптуры. Это как круглая скульптура - изображения богов, портреты местных жителей и т.д., так и рельефы на мраморных фризах храмов, на которых помимо изображений религиозных процессий демонстрировались растительные и зооморфные мотивы. Местные черты проявляются порой в излишней детализации, порой в некотором нарушении пропорций и в статичности персонажа (например, рельеф III в. до н.э. с городища «Чайка» под Евпаторией, изображающий отдыхающего Геракла).

Примерно с V в. до н.э. и до III в. н.э. широко распространена местная надгробная скульптура, в которой особенно сильно сказываются черты северопричерноморской античности. Основным ее видом были стелы - каменные доски с именем умершего, часто увенчанные карнизом из растительных мотивов или фронтоном храмового типа с акротерием на вершине.

Верхняя половина стелы могла быть оформлена в виде неглубокой ниши с рельефным раскрашенным изображением, а под этой нишей вырезались эпитафии. Рельефы воспроизводили портреты умерших, порой индивидуально, порой в многофигурных сценах символического прощания или загробного пира, порой в героизированном виде или, напротив, в реалистической обстановке земной жизни покойного. Такие стелы были особенно популярны в Боспорском государстве в III-II вв. до н.э.
В период римского присутствия в местной скульптуре проявляется значительное влияние римского портретного стиля.

Местные мастера порой использовали импортируемый мрамор, на что указывают находки неоконченных скульптур из этого материала. Но основным материалом для местной монументальной скульптуры был известняк.

Почти во всех городах найдены привозные или местные терракотовые статуэтки, оттискивавшиеся в специальных керамических формах и затем раскрашивавшиеся. Судя по находкам этих форм, деятельность местных мастеров начинается уже в VI в. до н.э., достигает расцвета в III в. до н.э. - I в. н.э. и продолжается до самого конца античной эпохи. Вместе с тем постоянно продолжался импорт терракоты из метрополий. Излюбленными персонажами терракот, освящавшими или просто украшавшими жилища самых разных социальных слоев, были Деметра, Кора, Афродита, Кибела, Дионис, а также дети, танцующие женщины и т.д.

Религиозные культы находят непосредственное археологическое отражение не только в храмовой архитектуре, но и в изображениях богов на монетах, в монументальной скульптуре (ставилась в храмах и на улицах), в терракоте, в рельефах и надписях на каменных плитах - например, с посвящениями богу внемлющему в Ольвии. Из метрополий в Северное Причерноморье был перенесен культ греческих богов - в первую очередь Аполлона в разных его ипостасях (Дельфиния, Врача, Защитника). Популярны также Кора, Деметра, Гестия. Первоначально в данном регионе был типичный греческий пантеон, однако постепенно здесь формируются специфические черты культовой системы колоний. К этим особенностям относится прежде всего почитание Ахилла Понтарха и богини Девы, в основе которого лежат варварские культы, переработанные греческими поселенцами. Это происходит как в силу тесного контакта с местным варварским миром, так и под влиянием общей тенденции религиозного синкретизма, возникшей в эллинистический период. Затем, в период сарматизации региона, везде и особенно в Боспорском государстве распространяются синкретические культы, наиболее характерным из которых был культ Верховного бога (иначе - Высочайшего, Внемлющего, Благодетеля и Спасителя) на Боспоре. Он сформировался на базе синкретизации культа Зевса в его ипостаси спасителя, фракийского божества Сабазия и местного бога-всадника. Культ Верховного бога был особенно популярен в Танаисе. Известен и культ Верховной богини, восходящий к местному хтоническому культу богини-матери, богини животворных сил природы.

Упадок и гибель античной культуры Северного Причерноморья, как и финал раннего железного века в степи, лесостепи и лесной зоне Восточной Европы и Сибири в общем совпадают с новой эпохой - эпохой Великого переселения народов и крушения всей античной цивилизации. Эти два события коренным образом изменили этнокультурную обстановку в значительной части степной и лесостепной зоны и косвенно повлияли на процессы развития древних обществ лесной зоны.

Заселение Причерноморья греками было одним из направлений широкого расселения греков по берегам Средиземноморского бассейна, которое получило название «Великой греческой колонизации» (VIII- VI вв. до н. э.). Этот процесс расселения греков был обусловлен экономическим и социальным развитием греческого общества. К. Маркс так определяет причины греческой колонизации: «В древних государствах, в Греции и Риме, вынужденная эмиграция принимавшая форму периодического основания колоний, составляла постоянное звено общественного строя. Вся система этих государств основывалась на определенном ограничении численности населения, пределы которой нельзя было превысить, не подвергая опасности самих условий существования античной цивилизации... Недостаточное развитие производительных сил ставило права гражданства в зависимость от определенного количественного соотношения, которое нельзя было нарушать. Единственным спасением была вынужденная эмиграция» (Маркс К., 1957, с. 567, 568). Эмиграции греков за пределы их родины содействовала и острая социальная борьба в греческих полисах, в ходе которой побежденным нередко не оставалось другого выхода, кроме вынужденной эмиграции.

Освоение грекамн-колонистами периферии античного мира имело большое значение и для развивавшегося в передовых городах Греции ремесленного производства. Не случайно ведущую роль в «Великой колонизации» играли крупные ремесленные и торговые центры - Милет, Коринф, Фокея, Мегара и др. Уже в VI в. до н. э. в Греции чувствовалась потребность в привозе извне жизненно необходимых товаров: хлеба, рыбы, скота, металлов, леса, а также рабов. Эти товары поступали из вновь основанных городов, которые вели интенсивную торговлю с варварским миром.

Основание новых городов обычно производилось по официальному решению городских властей метрополии, но могло быть и частной инициативой. Вновь основанный город сразу же становился совершенно независимым по отношению к своей метрополии. Это обстоятельство следует учитывать, употребляя термины «колонизация», «колония», в применении к процессу расселения греков по периферии античного мира, термины, которые не совсем точно отражают сущность этого процесса (Блаватский В. Д., 1954в; Гайдукевич В. Ф., 1955; Сокольский П. И., Шелов Д. Б., 1959; Доманский Я. В., 1965), хотя отказываться от этих общепринятых условных терминов, вероятно, не стоит. Связи между метрополией и основанными ею городами могли сохраняться в виде политического союза, в котором обе стороны выступают как равные и суверенные партнеры. Впрочем, нередко политическая связь между метрополией и колонией совсем порывалась и между ними могли существовать даже враждебные отношения. Чаще всего метрополии и основанные ими города были связаны экономическими узами и единством культа (Graham 1964).

Ко времени основания греческих поселений к Причерноморье греки уже имели некоторые знания об этом районе. Этому способствовали эпизодические посещения ими черноморских берегов в предшествующую эпоху, что нашло отражение в мифах, часть которых, несомненно, относится еще ко II тысячелетию до н. э. Следы знакомства греков с северным побережьем Черного моря сохранились и в гомеровском эпосе: некоторые исследователи относят к берегам Северного Причерноморья часть плаваний героя Одиссея.

Вопрос о характере греческой колонизации Северного Причерноморья решался исследователями не однозначно. В дореволюционной науке господствовало мнение о торговом характере колонизации. Согласно этой точке зрения торговые интересы греков играли главную, если не исключительную, роль в основании греческих колоний, которые стали прежде всего торговыми центрами, обеспечивавшими коммерческие связи между Средиземноморьем и варварами припонтийских степей (Латышев В. В., 1887, 1888; Штерн Э. Р., 19006; Stern Е., 1909; Minns Е., 1913; Ростовцев М. И., 19186; Bostovtzeff М., 1922). Эта точка зрения нашла отражение в работах многих советских ученых 30-40-х годов (Жебелев С. А., 1953, с. 74 сл. и 121; Тюменев А. И., 1949; Белов Г. Д., 1948а, и др.). Некоторому преувеличению роли торговли в процессе колонизации отдали дань дал?е те исследователи, которые указывали на очень раннее существование в северочерноморских городах собственного ремесленного производства и земледелия (например: Гайдукевич В. Ф., 1949а). Развитием теории торговой колонизации явилась концепция «двустороннего характера колонизации», согласно которой обязательными предпосылками колонизации были не только социально-экономические процессы в греческой метрополии, но и достижение северопричерноморскими племенами определенного уровня развития, позволившего им вступить в торговые контакты с греками-переселепцами (Иессен А. А., 1947; Каллистов Д. П., 1949; Колобова К. М., 1949).

В качестве реакции на преувеличение роли торговли в процессе колонизации возникло мнение об исключительно земледельческом характере первых греческих поселений в Северном Причерноморье

9

Карта 1. Северное Причерноморье в античную эпоху. Расселение скифских племен по Б. А. Рыбакову

(Лапин В. В., 1966). Большинство советских ученых, отвергая крайности обеих точек зрения, признает более сложный характер колонизации, значительную роль в которой играли как торговые интересы и связи греков, так и возможность создания аграрных поселений в новых местах обитания (Блаватский В. Д., 19536; 1954в; 1961а; Гайдукевич В. Ф., 1955; Доманский Я. В., 1955; 1965; Сокольский II. И., Шелов Д. Б., 1959). Обычно колонизация Северного Причерноморья представляется в следующем виде; от редких эпизодических поездок греческих купцов и мореходов к регулярным торговым связям, от организации торговых станций - эмпориев - к основанию колоний (Блаватский В. Д., 1950а; 1954в; 19596; 1961а). Существование эмпориев согласно этим представлениям кажется настолько обычным и обязательным, что возникло даже понятие специального эмпориального периода в истории античных государств Северного Причерноморья. Однако в настоящее время сомнения в правомерности выделения такого периода, высказывав шиеся уже давно (Лапин В. В., 1966), разделяются все большим числом исследований. В Северном Причерноморье, обнаружено небольшое число греческих вещей, относящихся к VII и началу VI вв. до н. э. Их проникновение в скифские степи ранее считалось бесспорным свидетельством доколонизационной тор говли греков в Северном Причерноморье (Книпович Т. Н., 1935а; Иессен А. А., 1947). Сейчас этот тезис также подвергается сомнению (Доманский Я. В., 1970).

В греческой колонизации Причерноморья очень большую роль играл Милет, являвшийся крупным ремесленным центром. Торговые интересы побуждали его искать новые рынки сбыта. Милетская аристократия, представители которой являлись одновременно и купцами, и судовладельцами, и хозяевами ремесленных эргастериев, даже получила название «вечных мореходов». Но не меньшее значение для колонизационной деятельности милетцев имела чрезвычайно острая внутренняя социальная борьба, не раз вынуждавшая побежденную партию искать спасения в вынужденной эмиграции (Жебелев С. А., 1953, с. 57 сл.; Доманский Я. В., 1965). Чаще всего греки основывали свои поселения па территориях в

10

какой-то мере уже обжитых местным населением (). Об этом говорят хотя и немногочисленные, но регулярные находки орудий и керамики догреческого времени в большинстве античных городов Причерноморья. При этом греки-колонисты должны входить в какие-то взаимоотношения с местным населением. Можно думать, что эти отношения должны были быть на первых порах в большинстве случаев мирными, иначе трудно объяснить, как могли малочисленные пришельцы обосноваться и удержаться среди враждебного им населения. Некоторая часть варварского населения, особенно племенная знать, была заинтересована в развитии торговли с греками и, видимо, сначала не препятствовала им организовывать свои поселки. Так, Стефан Византийский сохранил предание, что местный царек уступил милетцам землю для основания Пантикапея. Возникновение греческого полиса часто могло сопровождаться вытеснением или порабощением какой-то части местного населения, что неминуемо должно было приводить к конфликтам. Страбон (XI, 2, 5) говорит, что на Боспоре Киммерийском скифы вытеснили киммерийцев, а скифов изгнали греки, основавшие там Пантикапей и другие города. Может быть, эта вторая версия основания Пантикапея отражает следующий этап во взаимоотношениях греков Боспора с окружающим населением. Тот факт, что греки при основании города стремились выбрать наиболее удобное в стратегическом отношении место и что вновь образованные города очень скоро опоясывались оборонительными стенами, свидетельствует о том, что взаимоотношения между обитателями греческих городов и окружающим их негреческим населением не всегда были дружескими.

Самое раннее греческое поселение возникло во второй половине VII в. до н. э. на острове Березань около устья Днепро-Бугского лимана. Оно, видимо, носило название Борисфениды (Пападимитриу С. Д., 1910; Болтенко М. Ф., 1930; 1949; 1960; Пудельман Д. И., 1939; 1946; Слав"т Л. М.. 1956; Блават-ский В. Д., 1961а; Карышковский П. О., 1967а; Виноградов Ю. Г., 1976), и хроника Евсевия (II, 88) относит его основание к 645 г. до н. э. Позднее, в начале или первой половине VI в. до н. э., милетцы основали на правом берегу того же лимана город Ольвию. Греческое поселение на острове Березань вошло в округу Ольвии, оно, по-видимому, играло нанервых порах роль эмпория Ольвии, но затем постепенно захирело (Виноградов Ю. Г., 1976). Видимо, еще в VI в. до н. э. милетцы па правом берегу Днестровского лимана основали Тиру, однако ранние археологические слои Тиры пока не открыты. На противоположном берегу лимана, вероятно, тоже еще в VI в. до н. э. возник город Никоний.

Большая группа греческих городов возникла на берегах Киммерийского Боспора - Керченского пролива. Внервой половине VI в. до н. э. на западном берегу пролива, на месте современной Керчи, милетцами был основан Пантикапей. Название «Пантикапей» не греческое, оно расшифровывается из иранских корней как «рыбный путь» (Абаев В. И., 1949, 1958; Блаватский В. Д., 1964в). К югу от Пантикапея на Керченском полуострове около середины VI в. появились города Тиритака, Нимфей, Киммерик и другие. Дальше на запад но побережью Крыма милетцы основали Феодосию. В северной части Керченского полуострова также возник целый ряд поселений, из которых наиболее известен городок Мирмекий вблизи Пантикапея. На противоположном берегу Киммерийского Боспора, на островах, находящихся в дельте Кубани и слившихся позднее в Таманский полуостров, также возникли многочисленные города. Милетцами здесь был основан в первой половине VI в. до н. э. город Кепы; возможно, они приняли участие и в основании других городов, например, Гермонассы, заселенной в основном митиленцами. Самый крупный город азиатской стороны Боспора - Фанагория был основан выходцами из Теоса не позже середины VI в. Несколько южнее, на месте современной Анапы, на земле синдов, вероятно, находился город Синда или Синдская гавань, позднее переименованный в Горгиппию.

Из крупных городов позднее других появился Херсонес Таврический, основанный выходцами из Гераклеи Поитийской во второй половине V в. до н. э. на территории современного Севастополя. Некоторые из основанных греками городов в свою очередь приняли участие в создании новых поселений. Результатом такой позднейшей вторичной колонизации был, например, Танаис, крупный торговый центр, возникший в устье Дона в начале III в. до н. э. по инициативе боспорских греков. Впрочем, значительной вторичной «внутренней» колонизации в Северном Причерноморье не было.

Объединение северного черноморского и азовского побережий в географических пределах от устья Дуная до Гагринского хребта Большого Кавказа в единую область, называемую Северным Причерноморьем, условно. В пределах этой обширной области могут быть выделены три района, значительно отличавшиеся друг от друга: 1 - северо-западный, в который, кроме Ольвии, Никония, Тиры и их округи, должны войти также Истрия и, может быть, другие западнопонтийские города до мыса Калиакра; 2 - Таврический с центром в Херсонесе, охватывающий Южный и Западный Крым; 3 - северо-восточный, включающий в себя Восточный Крым (от Феодосии включительно), Приазовье, и северокавказское побережье Черного моря до выхода к морю Гагринского хребта (Шелов Д. Б., 19676, Брашинский И. Б., 1970).

Античные государства на территории Северного Причерноморья существовали в течение почти тысячи лет. Естественно стремление исследователей создать периодизацию истории этих государств, выделить определяющие поворотные моменты в их развитии (Блаватский В. Д., 1950а, 19596; Суров Е. Г., 1955) Л Однако создать единую периодизацию, отражающую синхронные изменения разных сторон экономической, социальной, политической жизни всех северочерноморских государств, до сих пор не удалось. С точки зрения политической истории Северного Причерноморья рациональнее всего разделить ее на четыре периода: 1 - период независимого раздельного существования античных государств этого региона, длившийся с момента их возникновения до конца II в. до н. э.; 2 - кратковременный период объединения всех причерноморских государств в

11

рамках понтийской державы Митридата Евпатора; 3 - период римского влияния, сказывавшегося в той или иной степени на всех северочерноморских городах, продолжавшийся примерно с середины I в. до н. э. до середины III в. н. э., до разгрома античных государств Причерноморья союзом варварских племён, возглавляемых готами; 4 - период окончательного упадка и гибели античных государств - вторая половина III-IV в. до н.э. И эта периодизация, конечно, чрезвычайно условна, но она представляет известные удобства для рассмотрения в пределах ее этапов истории всех северочерноморских государственных образований.

Из трех античных городов северо-западного понтийского района, располагавшихся на современной территории СССР - Ольвии, Никонии и Тиры,- набольшее значение имела Ольвия, рано ставшая важным производственным и торговым центром. К концу VI в. до н. э. Ольвия оформляется в типичный греческий полис со всеми присущими ему социальными и политическими институтами. Ольвиополиты владели значительной сельскохозяйственной округой. Ольвия была рабовладельческой демократической республикой, власть в которой официально принадлежала всему населению, объединенному в гражданскую общину: Разумеется, гражданскими правами пользовались только свободнорожденные ольвиополиты. Основные производители - рабы, иноземцы, негреки и все женщины - в гражданскую общину не входили. Практически власть сосредоточивалась в руках небольшой группы городской рабовладельческой знати, которая через различные органы управления навязывала свою волю остальным согражданам. Верховным органом власти юридически было народное собрание граждан, ведавшее всеми важнейшими государственными делами. Дела для рассмотрения в народном собрании подготавливал специальный совет, состоявший из выборных членов и заседавший в храме Зевса. Bce законы и декреты обычно составлялись от имени совета и народа, т. е. народного собраний (Латышев В. В., 1887; Гайдукевич В. Ф., 1955). Исполнительная власть осуществлялась коллегиями выборных магистратов, важнейшей из которых была коллегия пяти архонтов во главе с первым архонтом. Архонты могли созывать народное собрание, они ведали внешними сношениями города, наблюдали за государственными финансами, за выпуском монеты. Финансовыми делами занимались и другие коллегии: коллегия семи, коллегия девяти. Шесть стратегов управляли военными делами, Агораномы осуществляли полицейские функции, следили за порядком в городе, в частности, па агоре, за торговлей на рынке, за правильностью мер и весов, Некоторые должности были временными, так в периоды острой нехватки продовольствия создавалась коллегия сито па нов, ведавшая закупкой и распределением хлеба (Латышев В. В., 1887; Блаватская Т. В., 1948; НО.).

Политическую историю Ольвии в домитридатовскую эпоху письменные источники освещают очень плохо. Надписи и археологические материалы рисуют нам картину оживленных торговых сношений Ольвии со многими городами Средиземноморья и Причерноморья (Бондар М. М., 1954а; 19546; 1957; 1961; Леви Е. И., 1958а; Каришковсъкий П. О., 1959а; Карышковский П. О., 19616; 1964; 1965а; Брашинский И. Б., 1960; 1963а; 19636; 1967; 1968в; 1968г; НО). Можно предполагать, что Ольвия поддерживала с этими городами и какие-то политические связи; По археологическим находкам восстанавливаются обширные торговые связи Ольвии с варварскими племенами, прежде всего, с населением Побужья, Приднепровья и прилегающих областей (Бондарь II. II., 1955; Бондар М. М., 1956 а,б; Онайко II. А., 1960, 1962, 1966 а,б, 1970а) ^Особенно активны эти связи были в V-III вв. до н. э., когда воздействие транзитной торговли Ольвии может быть прослежено до отдаленнейших районов Поволжья и Приуральп (Граков Б. М., 1947; Шелов Д. Б., 19696). Это широкое развитие торговли с населением степей и лесостепей предполагает наличие в основном мирных отношений ольвийского полиса и окружающего варварского населения. Об этом же свидетельствует и обилие неукрепленных сельских поселений вокруг города. Правда, к середине V в. до н. э. число этих поселений резко сокращается, что может быть связано с активизацией скифов-кочевников в северо-западном Причерноморье, но уже в IV в. до н. э. вновь возникает большое число поселений в хоре Ольвии. О мирных взаимоотношениях Ольвии со скифами говорит и история скифского царя Скила, рассказанная Геродотом (IV, 78, 79).

До сих пор не выясненным остается вопрос об отношении Ольвии к первому Афинскому морскому союзу, поставленный еще В. В. Латышевым (Латышев В. В., 1887). Одни исследователи признают возможным или вероятным включение Ольвии (и других северочерноморских городов) в этот союз (Карышковский П. О., 1960а), другие такую возможность отрицают (Шепелев С. А., 1953, с. 181 сл.; Брашинский И. Б., 1955; 1963а). В 331 г. до н. э. Ольвия оказалась объектом завоевательной политики наместника Александра Македонского во Фракии Зопириотта, предпринявшего поход против Скифии (Латышев В. В., 1887; Жебелев С. А., 1953, с. 41 сл.; Suceveanu А., 1966; Iliescu V., 1971). Зопирион подошел к Ольвии, по-видимому, находившейся в союзных отношениях со скифами, и осадил ее. Ольвиополиты были вынуждены предпринять чрезвычайные меры: дать права гражданства проживающим в городе иностранцам, объявить кассацию долгов и даже отпустить на волю рабов, о чем сообщает Макробий (Sat. I, II, 33). Хотя Зопириону и не удалось взять Олт.вию, а затем, по сообщению Юстина (XII, 2; 16; XXXVII, 3,1), он был уничтожен со всей его армией скифами, осада стоила ольвиополитам многих усилий и привела к некоторому упадку города (Леви Е. И., 1956; Славин Л. М., 1959а). Вероятно, с укреплением государственно-правовых институтов Ольвии после отражения Зопириона связано возобновление тесных договорных отношений между Ольвией и ее метрополией Милетом, отразившееся в специальном договоре об исополитии, т. е. о взаимном даровании гражданских прав милетцам в Ольвии и ольвиополитам в Милете (Жебелев С. А., 1953, с. 38 сл.).

С III в. до н. э. положение Ольвии ухудшается: Более сильные экономически боспорские торговцы частично вытесняют ольвийских купцов из некото-

12

рых районов Причерноморья (Славин Л. М., 1959а), хотя это вытеснение вряд ли имело такой полный характер, как это иногда представлялось исследователям ранее (Онайко Н. А., 1970а). Важнее было резкое изменение военно-политической обстановки в степях. Постепенное продвижение на запад сарматских племен, создание скифского государства в Крыму с центром в Неаполе на Салгире, активизация военной деятельности скифов и стремление их к морскому побережью и приморским центрам создали новую ситуацию в Причерноморье. Мирные торговые сношения в эту эпоху вое чаще прерываются военными столкновениями между скифскими н другими местными племенами, с одной стороны, и античными государствами - с другой (Гайдукевич В. Ф., 1955).

Одновременно с возрастанием силы и активности местных племен происходит постепенное экономическое и политическое ослабление античных государств Северного Понта, вызванные не только наступлением варваров, но и изменением экономической ситуации и общим кризисом полисной системы. Одним из ярких проявлений этого кризиса было усиление классовых противоречий, выделение богатой городской плутократии, противостоящей всему остальному населению и держащей в своих руках всю экономическую жизнь полиса (Шафранская Н. В., 1951).

Кризисное состояние ольвийского полиса отражает почетный декрет в честь ольвийского гражданина Протогена (IPE, Р, 32), относящийся ко второй половине III или к началу II в. до н. э. (Латышев В. В., 1887; Слюсаренко Ф.. 1925; Шафранская Н. В., 1951: Книпович Т. И., 1966; Каришковський П. I., 1968): город постоянно находится под угрозой нападения варварских племен, их вожди являются к стенам города и требуют себе даров или дани; Ольвия не имеет сил для отпора и вынуждена откупаться золотом. Но городская казна пуста, и приходится обращаться к частным пожертвованиям Протогена и подобных ему богачей. Дело доходит до того, что городские власти закладывают ипоземцу-ростовщику священные сосуды из храмов, и только вмешательство Протогена, уплатившего залог, спасает городские святыни. Тревожное военное состояние вызывает отлив населения - иностранцы и часть граждан покидают город. Городские рабы и соседние миксэллины переходят на сторону варваров. Город не имеет сил даже на то, чтобы восстановить обветшавшие стены и башни, починить и оснастить корабли. И здесь на помощь приходит Протогеи. Протоген был, по-видимому, очень богатым человеком: помощь, которую он оказывал городу, требовала огромных средств. Весьма характерно, что в декрете везде говорится о нем как о первом, но не единственном благодетеле Ольвии. Стало быть существовала целая группа чрезвычайно богатых граждан, которые могли в известной мере покрывать городские расходы из личных средств и в полную зависимость от которых и попала Ольвия. Впрочем, ольвиополиты пользовались некоторыми финансовыми услугами, оказываемыми городу и богатыми иноземцами, например, херсонесцами (НО, № 28, 29).

Дальнейшее ослабление Ольвии привело к тому, что она попала под власть скифов. Это произошло около середины II в. до н. э. при скифском царе Скилуре. Признание Ольвией верховной власти этого царя засвидетельствовано чеканкой в городе наряду с городской монетой и монеты с именем, титулом и портретом Скилура (Латышев В. В., 1887; Орешников А. В., 1890; 1915; Зограф А. Н., 1951; Сальников А. Г., 1960; Фролова II. А., 1964). Вероятно, этим объясняется и наименованием Ольвии «скифским городом» в одной эпитафии II в. до н. э. (IPE, I 2 , 226). Но нет никаких данных для суждения о том, каково было положение Ольвии под властью Скилура и как долго осуществлялось ее подчинение скифскому царю. Иногда полагают, что Ольвия недолго находилась под властью Скилура, а затем между ними установились союзные отношения (Фролова Н. А., 1964), но скорее можно думать, что освобождение города из-под скифского господства произошло уже в конце II в. до н. э. в связи с поражением скифов в борьбе с Митридатом Евиатором.

История Никония и Тиры домитридатовского времени практически нам совершенно не известна. Никоний возник, видимо, в середине или во второй половине VI в. до н. э. В период своего первого расцвета (V-IV вв. до н. э.) он имел с Истрией тесные связи (Синицын М. С., 1966; Загинайло А. Г., 1966; Секерская Н. М., 1976). В середине IV в. Никоний был разрушен. Восстановленный в конце столетия, он вновь подвергся разгрому в конце III или в начале II в. до н. эуУверенно сопоставить эти разрушения с какими-либо известными нам политическими событиями нельзя, связь первого разрушения с передвижением скифов царя Атея (Синицын М. С., 1966) весьма предположительна.

Тира была сначала сравнительно небольшим поселением земледельческого характера и лишь с IV в. до н. э. приобрела значение торгового центра (Златковская Т. Д., 1959; Фурманская А. И., 1963а). По-видимому, Тира с самого начала была организована как типичный греческий полис, обладающий всеми органами городского самоуправления - народным собранием, советом, архоптатом и т. д, Об этом говорят как эпиграфические документы (Карышковский П. О., 1959г; Фурманская А. И., 1960а), так и автономная чеканка городской серебряной, медной и даже золотой монеты, начиная со второй половины IV в. до п. э. (Зограф А. II., 1957). Вопрос о вхождении Тиры в Афинский морской союз весьма проблематичен (Врашинский И. Б., 1963а). В раннеэллинистическое время Тира переживает эпоху расцвета, а затем вступает в период кризиса (Фурманская А. И., 1963а), который завершается, по-видимому, включением Тиры в состав державы Митридата Евпатора (Шелов Д. Б., 1962).

История Боспора сравнительно хорошо освещается литературными и эпиграфическими источниками. Ио и в ней достаточно темных мест. Одним из них является самый ранний период истории боспорских городов, до установления на Боспоре династии Спартокидов. Греческие города, возникшие в VI в. до н.э. на обоих берегах Керченского пролива, первоначально существовали, видимо, как независимые и самостоятельные полисы. Свидетельством этого может служить автономная монетная чеканка некоторых из них. Паптикапей. самый значительный и мощный из

13

античных центров этого района, начал выпускать свою монету еще во второй половине VI в. до н. э., другие города - в V в. до н. э. (Зограф А. Н., 1951; Шелов Д. В., 195Ga; Shelov D. В., 1978). Но в 480 г. до н. э. города, расположенные на берегах Боспора Киммерийского, объединились в одно государство, получившее название Боспора. По сообщению Диодора (XII, 31, 1), в течение 42 лет Боспор управлялся Археанактидами. Относительно Археанактидов единого мнения в науке нет. Их существование то вообще отрицалось (Жебелев С. А., 1953, с. 21 сл; ср. Шкорпил В. В., 1917а), то они признавались милетским аристократическим родом (Жебелев С. А., 1953, с. 70, 163; Каллистов Д. П., 1949; Гайдукевич В. Ф., 1949а; 1955), то митиленским (Латышев В. В., 1909; Блаватский В. Д., 1954 в; Blavatsky V., 1976). По-видимому, в состав вновь созданного государства Археанактидов вошли основные города на азиатской стороне Киммерийского Боспора, а на европейском берегу - Пантикапей и прилегающие к нему небольшие городки Мирмекий и Тиритака. Западной границей государства, вероятно, служил вал, тянувшийся от поселка Аршинцево (древняя Тиритака) на север (Шмидт Р. В., 1941; Гриневич К. Э., 1946, 1947; Блаватский В. Д., 1954а, в; Сокольский Н. И., 1957). Что касается характера власти Археанактидов, то об этом можно высказать только более или менее правдоподобные догадки. Видя в Археанактидах аристократический род, почти все исследователи предполагают, что они получили наследственную власть, используя один из полисных институтов, скорее всего архонтат, и официально считались, как позднее и Спартокиды, архонтами Боспора. Иногда приравнивают их власть к раннегреческой тирании (Блаватская Т. В., 1959; Gajdukevic V. F., 1971). Можно думать, что отдельные города, подчиненные власти Археанактидов, сохранили какие-то элементы полисной автономии. Что заставило первоначально независимые города объединиться в единый государственный организм? На первое место почти всегда выдвигается необходимость обеспечения совместной защиты от возможного нападения окружающих варварских племен (Гайдукевич В.Ф., 1949а, с. 44 сл.; Жебелев С. А., 1953, с. 166; Блаватский В. Д., 1954в, с. 39) 1/Иногда в этом объединении усматривают также влияние международной обстановки начала V в. до н. э. (Гайдукевич В. Ф., 1949а; Каллистов Д. П., 1949, с. 193 сл.). Несомненно, объединение это диктовалось и экономическими интересами боспорских городов (Жебелев С. А., 1953, с. 166; Блаватский В. Д., 1954в, 19596; Блаватская Т. В., 1959). Во всяком случае, тесные экономические связи между отдельными городами Боспора прослеживаются по нумизматическому материалу в эпоху, предшествующую их объединению под властью Археанактидов (Шелов Д. Б., 1956а; Shelov D. В., 1978). Высказывалось даже предположение, что само объединение произошло значительно ранее 480 года, времени прихода к власти Археанактидов (Блаватская Т. В., 1959), но данных, подтверждающих эту гипотезу, пока нет.

В 438 г. до н. э. власть на Боспоре переходит в руки династии Спартокидов. Диодор, сообщающий об этом (XII, 31,1), не говорит, каким путем совер

шился этот переход. Новые правители не были чистыми греками (см. впрочем иное мнение: Блаватская Т. В., 1959; Болтунова А. И., 1964а), имена родоначальника династии Спартока и некоторых его преемников - фракийские. Вопрос о том, кем был но происхождению Спарток - фракийцем, скифом или меотом,- решается по-разному различными учеными (Rostovtzeff М., 1922; Жебелев С. А., 1953, с. 167; Блаватский В. Д., 19486; 1954в; Гайдукевич В. Ф., 1949 а; 1955; Артамонов М. И., 1949; Werner О., 1955 и др.). Возможно, Спартокиды были выходцами из местной племенной знати, тесно связанной с греческими купцами и рабовладельцами общностью торговых и иных интересов. Приход к власти местной по происхождению династии должен был способствовать укреплению связей между этими двумя различными но этнической принадлежности группами господствующего класса Боспора.

С конца V в. до н. э. становится заметным стремление Спартокидов к территориальному расширению государства. Первым объектом их экспансии стал Нимфей, находившийся до этого в какой-то зависимости от Афин. Был ли он членом Афинского морского союза или афинский контроль над ним осуществлялся иным путем, сказать трудно (Жебелев С. А., 1935; Каллистов Д. П., 1949; 1950; Брашинский II. Б., 1955, 1963а; Шелов Д. Б., 1956а; Блаватская Т. В., 1959; Gajdukevic V. F., 1971), но особые интересы Афин в Нимфее сомнению не подлежат. Вероятно, афинский протекторат над Нимфеем установился еще около 440 г., со времени экспедиции Перикла в Понт Евксинский. Хотя флот Перикла вряд ли посетил порты Северного Причерноморья (Брашинский И. Б., 1958; 1963а), пребывание афинской эскадры на Черном море должно было отразиться на положении северочерноморских городов и может быть, вызвало то напряжение в отношениях между Афинами и Боспором, которое характерно, по мнению некоторых исследователей (Берзин Э. О., 1958; Блаватская Т. В., 1959), для второй половины V в. до н. э. Переход Нимфея в руки боспорских Спартокидов произошел в самом конце V в. до н. э. Обстоятельства этого перехода нам неизвестны.

Вслед за Нимфеем пришла очередь Феодосии. Ее присоединение к Боспору позволило бы Спартокидам не только устранить торгового конкурента, но и овладеть превосходной феодосийской гаванью. С завоеванием Феодосии и ее округи вся территория Восточного Крыма оказалась бы в руках Спартокидов и,граница государства на западе проходила бы по самой узкой части Керченского полуострова. Возможно, что в борьбе против Феодосии некоторую роль играли и политические мотивы: сохранилось предание, что в Феодосии жили какие-то боспорские изгнанники (Жебелев С. А., 1953, с. 168 сл.). Войну против Феодосии начал преемник Спартока I - Сатир I. Но феодосийцы оказали упорное сопротивление, на помощь им пришла Гераклея Понтийская, вероятно, опасавшаяся экспансии Боспора, угрожавшей только что основанной гераклейской колонии - Херсонесу.

борьба затянулась на многие годы. В ходе этой борьбы умер Сатир I и лишь его сыну Левкону I (389-349 гг.), вероятно, в 80-х годах IV в., удалось

14

подчинить Феодосию. Город был лишен самостоятельности, он потерял право чеканить собственную монету, а Левкон стал носить титул архонта Боспора и Феодосии. В дальнейшем, в IV и III вв. до н. э. феодосийцы, пользуясь различными военными затруднениями Спартокидов, несколько раз пытались вернуть себе независимость, но безуспешно (Шелов Д. Б., 1950).

При Левконе I происходит и значительное расширение Боспорского государства на востоке. Раньше всего была присоединена к Боспору Синдика, область очень сильно эллинизованпая и находившаяся в тесной связи с Боспором еще в V в. до н. э. (Блаватская Т. Б., 1959; Анфимов 11. В., 1963; Крушкол Ю. С., 1971). Рассказ Полнена (VIII, 59) о синдском царе Гекатее и царице Тиргатао позволяет предполагать, что овладение Синдикой произошло в результате длительной дипломатической борьбы, интриг и военных столкновений (Берзин Э. О., 1958; Блаватская Т. В., 1959; Устинова В. А., 1966). Затем Левкои подчиняет и другие меотские племена Прикубанья и восточного Приазовья. Как происходило это подчинение, мы не знаем, и о присоединении их земель к Боспору узнаем только из титулатуры Левкона, именуемого «архонтом Боспора и Феодосии, царем синдов, торетов, дандариев и псессов» (КБН, 6, 1037, 1038). Сын Левкона I Перисад I добавляет в свой титул названия племен фатеев и досхов или именуется просто царем всех меотов (КБН, 9-11, 971, 972, 1015, 1039, 1040). Видимо, в третьей четверти IV в. до н. э. процесс формирования территории Боспора был в основном завершен.

В это государство вошли как эллинские города побережья, так и обширные территории, занимаемые варварскими племенами. В этом отношении Боспор напоминал возникшие позднее эллинистические государства. На Боспоре черты эллинизма проявились несколько раньше, чем во многих других районах античного мира (Жебелев С. А., 1953, с. 126 сл.; Блаватский В. Д., 19596; Blawatsky W. D., 1961).

Во главе Боспорского государства на протяжении более 300 лет стояли правители из династии Спартокидов. В V и IV вв. до н. э. правитель Боспора обычно делил власть со своим братом или со взрослыми сыновьями, которым поручались важнейшие должности или управление отдельными частями государства (Брашинский И. Б., 1965в). В это время Спартокиды носят титул архонтов по отношению к греческим городам и титул «царствующих» над подчиненными им варварскими племенами. С начала III в. до н. э. Спартокиды именуют себя царями по отношению ко всем своим подданным. Боспорские правители обладали всеми прерогативами верховной власти, они сосредоточивали в своих руках управление государством, были предводителями войск, состоявших из наемников или ополчения, распоряжались царскими землями с находившимся на них деревнями, вероятно, осуществляли судебную власть и жреческие функции (Гайдукевич, В. Ф., 1955; Gajdnkevic V. F., 1971). Боспорские города сохраняли некоторые внешние элементы полисной автономии (Болтунова А. И., 1950, Колобова К. М., 1953). Уступкой полисным традициям была и чеканка боспорской монеты от имени общины пантикапейцев, а не от имени боспорских царей. Но вся реальная власть сосредоточивалась в руках правителей. Племена, входившие в состав государства Спартокидов, или по крайней мере, часть из них, по-видимому, тоже пользовались некоторой автономией: сохраняли своих собственных царьков или вождей, свой племенной строй и обычаи, хотя и обязаны были платить Спартокидам дань, поставлять им воинские контингенты и подчиняться их верховному руководству.

После смерти Левкона I в 349 г. до н. э. власть на Боспоре перешла к двум его сыновьям Спартаку II и Перисаду I, которые правили некоторое время совместно (Фармаковский Б. В., 1927). После смерти Спартака Перисад стал единственным правителем. Время его правления было временем наивысшего расцвета и могущества Боспорского государства. Страбон (VII, 4,4) сообщает, что Перисад был даже признан богом. После смерти Перисада в 309 г. до н. э. на Боспоре начались жестокие междоусобицы, о которых повествует Диодор (XX, 22-24). Младший сын Перисада Евмел начал борьбу против своего старшего брата Сатнра II, унаследовавшего престол. Где-то в Прикубанье на берегу реки Фат произошло большое сражение (Блаватский В. Д., 19466), в котором войска Сатира одержали победу, но вскоре сам он был смертельно ранен. Тогда против Емела выступил второй брат Притаи, но Евмел победил его и захватил власть. Евмел очистил Черное море от пиратов, помогал грекам южнопонтийских и западнопонтийских городов, присоединил к Боспору новые земли и даже вынашивал план объединения под своей властью всех побережий Понта. Планам этим не суждено было осуществиться: Евмел погиб, процарствовав всего пять лет.

Наследник Евмела Спарток III (304-284 гг. до н. э.) был первым боспорским правителем, который стал именоваться царем по отношению не только к подчиненным племенам, но и к городам Боспора. Это, как и начавшаяся несколько позже чеканка царской монеты, свидетельствует об укреплении на Боспоре царской власти. С другой стороны, уже в конце III -начале II вв. до н. э. проявляются некоторые признаки усиления городской автономии, связанного, видимо, с ослаблением последних Спартокидов.

В первой половине III в. до н. э. в жизни Боспора стали сказываться некоторые новые явления, вызванные изменением общей обстановки как в Северном Причерноморье, так и в Средиземноморье. Афины, бывшие раньше основным потребителем боспорского хлеба и поставщиком импортируемых товаров, приходят в упадок. Выдвигаются новые центры - Родос, Пергам, Делос, Александрия и др. и возникают новые направления в мировой торговле. Меняется и ориентация торговых связей Боспора - место Афин, Фасоса, Гераклеи занимают теперь Родос, Кос, Пергам, Синопа, Египет. Сокращается боспорский хлебный экспорт, уступая первое место вывозу скота, рыбы, рабов. Изменения в экономике и некоторые неблагоприятные внешние обстоятельства не могли пройти совершенно безболезненно, в разных областях экономической и политической жизни Боспора в III и II вв. до н. э. наблюдаются кризисные явления. В частности, денежный кризис

15

III в. до н. э. выразился в полном прекращении чеканки золотой и серебряной монеты и заполнении денежного рынка обесцененной и деградированной пантикапейской медью (Зограф А. Н., 1951; Шелов Д. Б., 1956а; Брабич В. М., 1956; Карышковский П. О., 19606; 19616; Фролова II. А., 1970; Голенко К. В., 1972).

Из истории Боспорского царства в III-II вв. до н. э. мы знаем лишь отдельные эпизоды. В это время усиливается активность варваров в Северном Причерноморье. Из сообщений Страбона (VII, 4, 6) и Лукиана Самосатского (Токсарид, 44) известно об уплате Боспором дани варварским царям. Вероятно, это были принудительные «дары». Сохранились указания, что царь Левкон II в середине III в. до н. э. довольно неудачно вел войну против Гераклеи Понтийской. В ходе этой войны гераклеоты высаживали десанты на берегах Боспора, среди приближенных Левкона был открыт заговор, войска отказывались ему повиноваться (Шелов Д. Б., 1950), впрочем, некоторые исследователи относят эти события еще ко времени Левкона I. Внутри самой династии Спартокидов в III-II вв. до н. э. шла борьба за власть (Gajdukevic V. F., 1971). Один из боспорских правителей конца III в., носивший необычное для Спартокидов имя Гигиэнонт и почему-то довольствовавшийся только титулом архонта, может быть, совсем не принадлежал к правящей династии (Орешников А. В., 1901; 1913; Шкорпил В. В., 1911). Эти разрозненные факты свидетельствуют о значительной неустойчивости в политической жизни Боспора III-II вв. до н. э., являвшейся отражением нараставших социальных противоречий внутри государства и напряженного положения на его границах. Создание скифского государства в Крыму, установление гегемонии сарматских племен в степях Причерноморья должны были способствовать росту освободительной борьбы угнетенных слоев населения Боспора. Дальнейшее развитие этих процессов привело в конце II в. до н. э. к краху династии Спартокидов и к утере Боспором своей политической самостоятельности.

Херсонес Таврический был основан значительно позже большинства греческих городов Северного Причерноморья дорийцами из Гераклеи Понтийской в стране, населенной сравнительно отсталыми племенами тавров, менее подготовленными к установлению тесных контактов с греками, чем другие автохтонные обитатели Северного Причерноморья. Все это отразилось на истории и государственном устройстве Херсонеса.

У Псевдо-Скимна (822-827) сохранилось известие, что Херсонес был основан выходцами из Гераклеи Понтийской совместно с жителями Делоса по совету дельфийского оракула. Это событие должно было иметь место в 422-421 гг. до н. э. (Тюменев А. И., 1938). Участие делосцев в колонизации никак не отразилось на дальнейшем развитии херсонесской истории и культуры, хотя некоторые связи Херсонеса с Делосом и Дельфами прослеживаются и позднее (Тюменев А. И., 1938; Гайдукевич В. Ф., 1955). Напротив, Гераклея Понтийская всегда рассматривалась херсонеситами как их метрополия, с которой Херсонес постоянно поддерживал самые тесные отношения (Белов Г. Д., 1948а). Херсонес занимал очень выгодное положение на морских торговых путях, являясь самым близким к южному берегу Понта городом северного побережья. Все корабли, которые шли с южного берега Черного моря или из Греции в Северное Причерноморье, пересекая Понт Евксинский, должны были обязательно останавливаться в гавани Херсонеса. Но преимущества такого расположения города сказались не сразу, так как греки стали регулярно использовать прямой путь через Черное море между Синопой и Херсонесом не ранее начала IV в. до н. э. (Максимова М. И., 1954а, 1956; Беренбейм Д. Я., 1958; иное мнение - Гайдукевич В. Ф., 1969). Торговым городом Херсонес назван в перипле Псевдо-Скилака (68).

На протяжении всей своей истории Херсонес оставался демократической рабовладельческой республикой. Высшим органом республики были народное собрание и совет. Исполнительная власть находилась в руках нескольких коллегий. Главной была, по-видимому, коллегия архонтов во главе с первым архонтом. Коллегия стратегов ведала военными делами, коллегия номофилаков следила за соблюдением законов и т. д. Действовали также коллегии астиномов и агораномов, наблюдавшие за торговлей, чеканкой монеты, правильностью мер веса и объема. В первые века существования Херсонеса в городе существовала должность «царя», имевшая сакральный характер: «царь» был эпонимом - его именем назывался год. Позднее эту должность упразднили, функции эпонима были приданы главному божеству Херсонеса, богине Деве, которая стала именоваться «царствующей» (Латышев В. В., 1884; Белов Г. Д., 1948а; Гайдукевич В. Ф., 1955). Как правило, руководящая роль во всех городских органах власти принадлежала крупнейшим землевладельцам и рабовладельцам. Часто одни и те же лица выбирались многократно на разные должности. Так, из надписи III в. до н. э. мы узнаем, что некий Агасикл, сын Ктесия, был и стратегом, и жрецом, и агораномом, и гимнасиархом, руководил строительством оборонительных стен и устройством рынка, заботился о гарнизоне города и производил размежевку виноградников (IPE, I 2 , 418). Внутри Херсонесского государства происходила ожесточенпая классовая борьба между рабами и рабовладельцами. Но и в среде свободного полноправного населения велась борьба между отдельными группами., Отзвуки этой борьбы дошли до нас в некоторых херсонесских надписях и прежде всего - в знаменитой херсонесской присяге конца IV - начала III в. до н. э. (IPE, I 2 , 401; Латышев В. В., 1909; Жебелев С. А., 1953; Леви Е. И., 1947; Белов Г. Д., 1948а; Тюменев И. А., 1955; Щеглов А. Н., 19766). Каждый херсонесский гражданин клялся, что будет охранять демократический строй Херсонеса, не предаст врагам ни города, ни его владений, будет служить народу, не будет замышлять чего-нибудь против Херсонеса или его граждан, не разгласит государственную тайну, доведет до сведения должностных лиц о существовании заговора и т. д. Введение этой присяги было, по-видимому, экстраординарной мерой, принятой после какой-то попытки осуществить государственный переворот. Время IV в. до н. э. было периодом быстрого роста территории Херсонесского государства. В пору своего расцвета в IV-III вв. Херсонес вла

16

дел обширными землями Гераклейского полуострова и Западного Крыма.

Херсонес с самого начала существовал в окружении весьма воинственных и обычно враждебных ему племен - тавров и скифов (Тюменев А. И., 1949; 1950а). Городу неоднократно приходилось обороняться от их нападений, и в свою очередь херсонесцы, расширяя свои владения, вторгались в пределы соседних племен. Свидетелями этих бурных событий являются городские стены с признаками неоднократных починок и ремонтов, дополнительными укреплениями и пр. (Гриневич К. Э., 1926; 19276), многочисленные крепости и укрепленные усадьбы в Северо-Западном Крыму и на Гераклейском полуострове со следами осад и пожарищ, клады херсонесских монет, запрятанные в разных местах в моменты военной опасности, и т. д. (Щеглов А. Н., 19766). Есть и прямые эпиграфические свидетельства нападений варваров на Херсонес (IPE, I 2 , 343). В борьбе против скифов херсонесцы, вероятно, стремились использовать враждебные отношения между отдельными скифскими племенами или между скифами и другими варварами. Об этом позволяет судить рассказ Полиена (VIII, 56) о помощи, оказанной Херсонесу сарматской царицей Амагой во время нападения на город скифов. Хотя рассказ этот облечен в легендарную форму, в нем, несомненно, отразились воспоминания о каких-то реальных событиях III в. до н. э. (Ростовцев М. И., 1915).

После образования скифского государства со столицей в Неаполе в III в. до н. э. нажим скифов на Херсонес особенно усилился. По-видимому, к середине II в. до н. э. все владения Херсонеса в Северо-Западном Крыму были захвачены скифами и на местах разрушенных поселений были созданы скифские крепости (Дашевская О. Д., 1971; Щеглов А. Н., 19766). Скифские укрепленные поселения возникают в непосредственной близости к самому городу (Высотская Т. Н., 1972). Недостаточность собственных сил для отражения скифов заставила херсонесцев искать поддержки вовне. В 179 г. до н. э. был заключен договор между Херсонесом и царем Понта Фарнаком I, содержащий обязательство Фарнака помогать херсопесцам (IPE, I 2 , 402). Новый нажим скифов на Херсонес в конце II в. до н. э. побудил херсоиесцев обратиться за помощью к царю Митридату VI Евпатору, внуку Фарнака I. Это обращение положило начало новому этапу в политической истории Северного Причерыоморья.\/Заинтересованный в распространении своего влияния на северный берег Понта, Митридат послал в 110 г. до н. э. в Херсонес войска под командованием Диофанта. О событиях, происшедших в Крыму в течение нескольких ближайших лет, мы знаем главным образом из почетного декрета херсонеситов в честь Диофанта (IPE, I 2 , 352). Войска Диофанта вместе с херсонеситами разгромили скифов царя Палака и избавили Херсонес от скифской угрозы. Но после возвращения Диофанта в Понт скифы предприняли новое наступление и потребовалась еще одна экспедиция под руководством Диофанта. На этот раз скифам был нанесен сокрушительный удар, вновь были взяты и важнейшие центры Крымской Скифии - Неаполь и Хабеи. После окончания этого похода Диофант направился на Боспор (где он уже побывал с какой-то дипломатической миссией во время первой экспедиции) и устроил, по словам декрета, «тамошние дела прекрасно и выгодно для царя Митридата». Страбон (VII, 4, 4) сообщает, что боспорский царь Перисад добровольно передал Митридату власть над Боспором.

Все усиливающийся напор варваров, обострение социальных противоречий внутри государства заставляли боспорских рабовладельцев искать опору в сильной власти. Однако передача власти Митридату лишь ускорила развитие назревшего социального конфликтам Во время пребывания Диофанта на Боспоре в 107 г. до н. э. там произошло восстание, руководимое неким Савмаком, скифом, воспитанным при дворе Перисада. Восставшие захватили Пантикапей и Феодосию, убили царя Перисада, а Диофанту пришлось бежать на корабле в Херсонес (Жебелев С. А., 1953; Молев Е. А., 1974, 1976). Характер восстания Савмака не совсем ясен. Источники говорят о нем как о восстании скифов. Некоторые исследователи видят в нем восстание рабов, подобное восстаниям, известным во II и I вв. до н. э. в других местах античного мира. Но, вероятно, социальная база этого движения была значительно шире: в нем могли принять участие и свободная беднота, и полузависимые земледельцы скифского происхождения. Во всяком случае, несомненна этническая окраска этого восстания, вполне понятная в условиях Боспора, где основная масса эксплуатируемого населения состояла из меотов и скифов, тогда как рабовладельческая знать была главным образом греческой (Жебелев С. А., 1953; Гайдукевич В. Ф., 1949а; 1962; 1967; 1968; Струве В. В., 1950; Голенко К. В 1951; 1963; Lurie S., 1959; Казакевич Э. Л., 1963; Колобова К. М., 1967; Gajdukevic V. F., 1971; Молев Е. А., 1974; 1976). Для подавления восстания Митридат Евпатор послал на Боспор Диофанта, который овладел боспорскими городами и расправился с повстанцами. Савмак был захвачен в плен и отправлен к царю Митридату. Как ранее Херсонес, Боспорское государство утеряло самостоятельность и оказалось объединенным с Понтийским царством под властью Митридата, который держал на Боспоре своего наместника. По-видимому, еще в конце II в. до н. э. власти Митридата подчинились Ольвия (Ростовцев М. И., 1907; Wilhelm А., 1936; Жебелев С. А., 1953; Зограф А. Н., 1940; Карышковский П. О., 1965а) и Тира (Шелов Д. Б., 1962). Северное Причерноморье было призвано сыграть большую роль в упорной борьбе Митридата против Рима. Отсюда поступали продукты питания и сырье для понтийских войск, отсюда черпались людские резервы. Поэтому Митридат чем дальше, тем больше ориентируется на аристократию варварских племен Северного Причерноморья, заключая с ней военные союзы (Каллистов Д. П., 1938а, б).

Античные города Северного Причерноморья, вошедшие в состав державы Митридата, сохранили свое внутреннее полисное устройство и обладали известной автономией. Согласно свидетельству Аппиана (Митр. 67) во время первой войны Митридата с Римом Боспор попытался отложиться от Митридата. Подавив эту попытку силой около 80 г. до н. э., Митридат назначил на Боспор наместником своего сына Махара, подчинив ему и Херсонес (Ше-

17

лов Д. Е., 1978). Когда Митридат потерпел поражение в борьбе с римлянами, Махар поспешил перейти на сторону римлян. Вытесненный из своих малоазийских владений Митридат прибыл в Северное Причерноморье, вновь подчинил себе Боспор и Херс-онес (Махар при этом погиб) и попытался сделать эти страны основной базой своей дальнейшей борьбы против Рима. Однако подготовка новой войны против Рима, резкое увеличение поборов и реквизиций, набор в царскую армию рабов и пр., а также расстройство торговли, связанное с блокадой черноморских портов римлянами, вызвали недовольство городов Северного Причерноморья и в 63 г. до н. э. Фанагория, а вслед за ней и другие города поднимают восстание. Когда к этому движению присоединилась армия, возглавляемая сыном Митридата Фарнаком, понтийский царь понял, что он обречен, и покончил с собой (Аппиан, Митр., 107-111).

Римляне признали царем Боспора Фарнака, подчинив ему и Херсонес, при этом Фарнак получил титул «друга и союзника римлян», дававшийся обычно вассальным по отношению к Риму государям. Фанагория, первая поднявшая восстание против Митридата, получила автономию. Но закрепить свое влияние в Причерноморье, римлянам было нелегко. В середине I в. до н. э. им пришлось вести борьбу против фракийских племен. На Дунае в это время сложился сильный племенной союз гетов, которые под руководством своего вождя Беребисты прошли опустошительным походом вдоль западного берега Понта (Блаватская Т. В., 1952; Златковская Т. Д., 1955; Vulpe R., 1968; Daicoviciu Н., 1972; Crisan I. H., 1977). Одной из жертв этого похода стала Ольвия, которую геты захватили и полностью разрушили.

Затруднения римлян в Западном Причерноморье и обострение внутриполитической борьбы в самом Риме побудили Фарнака попытаться силой вернуть себе все владения своего отца. Он подчинил себе Фанагорию, через Колхиду вторгся в Малую Азию и захватил часть прежних владений Митридата Евпатора (Каллистов Д. П., 1938а; Голубцова Е. С., 1951; Цветаева Г. А., 1965). Разбитый войсками Юлия Цезаря при Зеле в 47 г. до н. э. Фарнак возвратился на Боспор, но оставленный им в качестве наместника некий Асандр отложился от Фарнака и объявил себя независимым правителем Боспора. В борьбе с Асандром Фарнак погиб. Не доверяя Асаидру, Цезарь послал на Боспор в качестве царя пергамца Митридата, побочного сына Митридата Евпатора, но Митридат не смог овладеть Боспором, был убит и правителем Боспора остался Асандр.

Херсонес, со времени Митридата Евпатора подчинявшийся правителям Боспора (Страбон, VII, 4, 3), тяготился боспорской опекой и пытался освободиться от нее, опираясь на римлян. Одно из херсонесских посольств в Рим к Цезарю в 46 г. до н. э. увенчалось успехом и город получил желанную независимость от Боспора (IPE, I 2 , 691; Ростовцев М. И., 1917), однако после гибели Цезаря вновь оказался в зависимости от своего сильного соседа (IPE, I 2 , 354, 419, 573). В 25 или 24 г. до н. э. в Херсонесе было введено новое летоисчисление (Бертье-Делагард А. Л., 1893б; Карышковский П. Я., 1961а; Анохин В. А., 1963), что было, безусловно, связано с какими-то важными событиями, вероятно, в области боспорско-херсонесских отношений.

Асандр, удержавший власть над Боспором вопреки воле Цезаря, в первые три года своего правления довольствовался скромным титулом архонта, но после смерти Цезаря принял царский титул и получил на это согласие Рима. Чтобы укрепить свои права на престол, он женился на Динамии, дочери свергнутого им Фарнака и внучке Митридата Евпатора. После смерти Асандра в 17 г. до н. э. правительницей стала Динамия, но римляне, воспользовавшись появлением на Боспоре нового претендента на престол некоего Скрибония, вновь посылают на Боспор своего ставленника, понтийского царя Полемона. Несмотря на упорное сопротивление боспорцев, Полемону удалось занять престол, после чего он по решению Августа вступает в брак с той же Динамией. По-видимому, в это время происходит переименование Пантикапея в Кесарию, а Фанагории - в Агриппию (Орешников А. В., 1915; Зограф А. Я., 1951). Но совместное правление Полемона и Динамии длилось недолго, вскоре произошел разрыв. Полемон женился на родственнице императора Августа (Орешников А. В., 1902; Бертье-Делагард А. Л., 1911; Ростовцев М. И., 1914а; Голубцова Е. С., 1951; Gajdukevic V. F., 1971). Боспорское население не могло примириться с римской марионеткой на престоле, и Полемону пришлось вести борьбу против своих подданных, во главе которых, по-видимому, встала Динамия. Одним из эпизодов этой борьбы был разгром Полемоном непокорного Танаиса (Жебелев С. А., 1953, с. 195 сл.; Болтунова А. И., 1969; Шелов Д. Б., 1969а). В 8 г. до н. э. Полемон был убит аспургианами, одним из племен Азиатского Боспора, и власть, видимо, опять перешла к Динамии. Впрочем, история Боспора конца I в. до н. э. и начала I в. н. э. известна нам очень плохо. Около 10 г. н. э. к власти приходит Аспург, сын Динамии и Асандра, связанный каким-то образом с племенем аспургиан (Бертье-Делагард А. Л., 1911; Ростовцев М. Я., 1914а; Rostovtzejj М., 1919; Каллистов Д. П., 1940; Зограф А. Я., 1951; Голубцова Е.С., 1951; Gajdukevic V. F., 1971). Аспург стал основателем новой династии, правившей Боспором в течение почти четырех веков. Он принял царский титул в 14 р. н. э. с согласия римского императора Тиберия (Блаватская Т. В., 1965 г.).

Политическое положение Боспора при Аспурге значительно укрепилось. Аспург владел всей территорией царства, включая Феодосию и Танаис. Херсонес формально не принадлежал к числу его владений, но фактически зависел от него (см. IPE, I 2 , 573). Предполагают, что Аспург носил второе, тронное, имя Рескупорида, являясь первым правителем с этим именем на Боспоре (Бурачков П. О., 1884; Бертье-Делагард А. Л., 1911; Гайдукевич В. Ф., 1949а и др.), но это маловероятно (Голубцова Е. С., 1951; Фролова Я. Л., 1976; Блаватский В. Д., 1976).

После смерти Аспурга в 38 г. н. э. Калигула попытался посадить на боспорский престол очередного римского ставленника - фракийского царевича Полемона, но сын Аспурга Митридат не пустил его на Боспор и объявил себя царем (Дион Кассий LIX, 12; LX, 8). Митридат имел намерение совсем освободиться от римской зависимости, но его план был

18

выдан римлянам его братом Котием. Император Клавдий объявил Митридата низложенным, отдал боспорский престол Котию и прислал ему в помощь римские войска. Согласно рассказу Тацита (Летопись, XII, 15-21) после продолжительной и упорной вооруженной борьбы, которая протекала на азиатской стороне Боспора и в которой принимали участие отряды сарматских племен аорсов и сираков, Митридат был разбит и отправлен в Рим, а Котий I утвердился на боспорском престоле. Даже полное подчинение Котия I римской политике, особенно ярко проявившееся в проримской типологии боспорских монет при этом царе (Орешников А. В., 1921; Зограф А. Н., 1951; Харко Л. Я., 1950; Карышковский П. О., 1953; Фролова Н. А., 1976) не могло удовлетворить императора Нерона, который задумал превратить Боспор в римскую провинцию. Поводом для прямой военной интервенции Рима послужило новое усиление скифского наступления на античные города Причерноморья.

К середине I в. н. э. скифы (или, как их теперь обычно называют, тавроскифы) значительно усилили свою активность в Северном Причерноморье. Особенно сильный нажим с их стороны испытывала Ольвия. Этот город, как свидетельствует Дион Хрисостом (XXXVI, 2, 48), был вновь отстроен после гетского разгрома по инициативе соседних скифских племен, заинтересованных в возобновлении торговли с греками. Однако отныне Ольвия была второстепенным центром и не достигла прежнего экономического расцвета (Гайдукевич В. Ф., 1955; Славин Л. М., 1959а). Во второй половине I в. н. э. Ольвия вынуждена была признать себя зависимой от варварских, скорее всего сарматских, царей Фарзоя и Иненсимея, власть которых над городом засвидетельствована тем, что они чеканили в Ольвии свою монету (Орешников А. В., 1890; 1915; Зограф А. Н., 1951; Розанова II. П., 1956; Сальников А. Г., 1960). Впрочем, к концу I в. н. э. Ольвия уже освободилась от их власти. Скифская угроза была вполне реальной и для Херсонеса. Херсонес в I в. н. э. продолжал оставаться рабовладельческой республикой, но в нем (как и в Ольвии) очень усиливаются позиции аристократии: вся власть в городе сосредоточивается в руках немногих семей, члены которых из поколения в поколение занимают высшие административные должности (Гриневич К. Э., 1947; Белов Г. Д., 1948а; Гайдукевич В. Ф., 1955; Стржелецкий С. Ф., 19596; Шелов Д. Б., 1975). Аристократия придерживалась римской ориентации, рассчитывая, что военная сила Римской империи обеспечит защиту Херсонеса от скифов, будет способствовать сохранению рабовладельческих порядков в самом Херсонесском государстве и сможет противостоять притязаниям боспорских царей, опекой которых Херсонес тяготился. Внутри самого Херсонеса шла острая политическая борьба, получившая отражение в почетном декрете в честь гражданина, избавившего город от угрозы тирании (IPE, I 2 , 355). Осажденные тавроскифами херсонесцы обратились за военной помощью в Рим. Воспользовавшись их просьбой, Нерон направляет в 63 г. большую экспедицию в Крым во главе с легатом провинции Мезии Тиберием Плавтием Сильваном Элианом. Римляне заставили скифов снять осаду, после чего в Северном Причерноморье были размещены римские гарнизоны из солдат I Италийского, V Македонского и XI Клавдиева легионов, насчитывающие в общей сложности 3 тысячи воинов. Херсонес стал главным опорным пунктом римлян в Северном Причерноморье. На мысу Ай-Тодор римляне создали мощную крепость Харакс. На Херсонесский порт базировалась часть римской эскадры из 40 кораблей, несущая патрульную службу в Черном море (Ростовцев М. Я., 1900; 1911; Bostovtzeff М., 1902; Дьяков В. Н., 1930; 1940; 1941; 1942; Репников Н. И., 1941; Блаватский В. Д., 1951г; Pippidi D. М., 1955; Conduracki Е., 1958; Gajdukevic V. F., 1971). Обострение борьбы с даками на Дунае в 80-х годах I в. вызвало ослабление позиций римлян в Северном Причерноморье, хотя вряд ли римские войска были совсем выведены из этого района, как это обычно предполагают (Ростовцев М. Я., 1900; Белов Г. Д., 1948а; Гайдукевич В. Ф., 1955; Gajdukevic V. F., 1971; ср. Дьяков В. Н., 1942; Шелов Д. Б., 1975). II в. н. э. был временем относительной стабильности и спокойствия в Северном Причерноморье, временем известного подъема и экономического расцвета северочерноморских античных государств. Наиболее активной действующей силой, враждебной им, были в это время тавроскифы. Они постоянно угрожали не т"олько Херсонесу, но и Ольвии. Испытывая постоянную опасность со стороны соседних племен, Ольвия вела сложную дипломатическую игру, посылая к вождям этих племен послов и задабривая их подарками. Следы этих переговоров и посольств сохранились в ряде ольвийских надписей II в. н. э. (IPE, I 2 , 39, 54; НО, 42). В таких условиях господствующей верхушке Ольвии наилучшим выходом должно было казаться подчинение Риму и получение римской военной помощи.

Римляне, еще в 50-х годах I в. н. э. подчинившие себе Тиру и в начале II в. подавившие сопротивление даков Децебалла, теперь прочно закрепились в Нижнем Подунавье и Поднестровье (Златковская Т. Д., 1951; Кругликова II. Т., 1955а; Зограф А. Н., 1957). Может быть, еще во времена Траяна или Адриана римский гарнизон был размещен и в Ольвии (Ростовцев М. Я., 1915, Гайдукевич В. Ф., 1955). Во всяком случае, когда при Антонине Пие опасность для Ольвии со стороны скифов резко усилилась, император послал из Нижней Мезии войска, которые вместе с ольвиополитами не только отразили нападение на город, но и вынудили тавро-скифов заключить мир и выдать заложников. С этого времени в Ольвии постоянно находился римский гарнизон. Несколько позднее Ольвия была включена в состав провинции Нижней Мезии (Латышев В. В., 1887; Гайдукевич В. Ф., 1955).

Для Херсонеса тавроскифская угроза была еще более актуальной, недаром херсонеситы постоянно совершенствовали городские укрепления (IPE, I 2 , 438; Соломоник Э. Я., 1961, 1964). По-видимому, скифы удерживали за собой ранее захваченные херсонесские владения в северо-западном Крыму (Щеглов А. Н., 1966; Дашевская О. Д., 1971). В борьбе против тавроскифов Херсонес мог опереться либо на помощь Боспора, либо на прямую поддержку римлян. Римские власти стремились возложить на Боспор значительную часть военных тягот, связанных

19

с обороной городов Крыма от тавроскифов. Именно так надо понимать сообщение Флегонта из Тралл о том, что император Адриан подчинил Херсонес бос-порскому царю Котию II (SC, I, 2, с. 512). Интересами обороны города от скифов было продиктовано двукратное посольство знатного херсонесита Аристона, сына Аттины, к боспорскому царю Риметалку (131-153 гг.) для заключения союза (IPE, I 2 , 423). Херсонес очень тяготился протекторатом Боспора и стремился стать в прямую зависимость от Рима. Тот же Аристон был послан в Рим с ходатайством о свободе Херсонеса. Но его миссия не увенчалась успехом, и только ходатайство перед императором Антонином Пием, предпринятое метрополией Херсонеса Гераклеей Понтийской, привело к освобождению города от боспорской зависимости (IPE, I 2 , 362, 363). Это событие дало начало новому периоду истории Херсонеса - периоду элевтерии (свободы), получившему яркое отражение в типологии херсонесских монет (Бертье-Делагард A. Л., 1906; Орешников А. В., 1915; 1918; 1922; Зограф А. II., 1951; Анохин В. А., 1963).

То обстоятельство, что Боспор в течение долгого времени должен был оказывать поддержку Херсонесу против скифов, приводило к боспоро-скифским вооруженным столкновениям, хотя обстановка на боспоро-скифской границе была, вероятно, и без того достаточно напряженной, о чем свидетельствует строительство и реконструкция крепостей на западной границе Боспора (Гайдукевич В. Ф., 19586; Доватур А. И., 1961). Боспорские надписи повествуют о войнах, которые пришлось вести против скифов Савромату I (93-123 гг.) в самом начале II в. н. э. и Котию II в 123 г. Но особенно энергичную военную политику вел Савромат II (174-210 гг. н. э.). Из одной надписи 193 г., найденной в Танаисе, известно, что Савромат II одержал победу над скифами и присоединил к боспорским владениям Таврику (КБН, 1237). Ему удалось, видимо, в какой-то степени подчинить себе и скифские владения в Крыму. По крайней мере его сын п наследник Рескупорид III (210-226) именуется в одной из надписей не только царем Боспора, но и царем тавроскифов (КБН, 1008).

На восточных границах Боспорского царства ощущалось некоторое давление сарматских племен. Вероятно, их вторжением объясняется единовременная гибель многих боспорских крепостей на Таманском полуострове в начале II в. н. э. (Сокольский Н. И., 19676). Передвижение во II в. аланских племен в пределах Боспорского государства засвидетельствовано и на Дону (Шелов Д. Б., 1974). Известное по многочисленным надписям усиленное строительство оборонительных сооружений в Танаисе на протяжении всего II и первой половины III в. показывает, что боспорское правительство хорошо сознавало грозящую государству опасность (КБН, 1241-1244, 1246-1252, 1257; Болтунова А. И., 1968; Шелов Д. Б., 1972а). Упомянутая танаисская надпись 193 года говорит и о какой-то победе Савромата II над сираками. Возможно, именно столкновения Савромата с тавроскифами и сираками нашло отражение в некоторых претенциозных типах савроматских медных монет, напоминающих о победах боспорского царя (Зограф А. Н., 1938; 1951).

Боспорское царство в первые века нашей эры занимало всю ту территорию, которая принадлежала ему в период расцвета при Спартокидах. Боспорское государство было монархией, во главе которой стояли цари из династии, ведшей свое происхождение от Аспурга. Вступление на престол каждого нового представителя династии подлежало утверждению римского императора. Вассальность боспорских царей по отношению к римским императорам проявлялась и в обязательном использовании ими помимо собственных имен еще и римских династических имен Тибериев Юлиев, и в помещении портретов членов римского императорского дома на золотых боспорскпх монетах, и в учреждении на Боспоре культа императоров, первосвященниками которого были боспорские цари (Гайдукевич В. Ф., 1949а; Зограф А. Н., 1951). Но практически политика Боспорского царства была обычно достаточно самостоятельна как во внутренних делах, так и в сфере внешних сношений.

Вся полнота верховной власти на Боспоре была сосредоточена в руках царя. Боспорские владыки присвоили себе пышные восточные титулы - царь великий, царь царей и т. п.; существовало и обожествление боспорских династов. Царские портреты, а также изображения царя в виде всадника-победителя помещаются на боспорской золотой и медной монетах. Вокруг царя группировалась придворная знать - аристополиты (КБН, 36), из которой царь выбирал и назначал всех важнейших государственных сановников. Отдельные области государства или отдельные города были подчинены власти наместников (КБН, 36, 40, 64, 697, 982, 1000, 1115, 1119 и др.) Правда, понятие городской общины продолжало существовать, например, в Фанагории или в Горгиппии (КБН, 982, 983, 1118), но практически традиции полисного самоуправления в первые века нашей эры уже полностью изжиты. Одним из важнейших должностных лиц центрального аппарата управления был ό έπί τής βασινείας (функции которого не совсем ясны) (см. КБН, с. 65 сл. и 654 - комментарии к № 58 и 1120). Известны и другие должностные лица в администрации Боспора. Но при боспорском дворе было много должностей, связанных не с государственным аппаратом, а с жизнью самого боспорского царя и его семьи. Таковы придворные должности управляющего двором, начальника царской сокровищницы, управляющего царской конюшни, постельничих и т. п. (КБН, 49, 78, 98, 709, 711, 942, 1243 и др.). Царь возглавлял боспорскую армию, состоявшую в основном из ополчения граждан и из вспомогательных отрядов союзных племен.

Характерной чертой общественной жизни Боспора первых веков нашей эры было существование многих религиозных союзов - фиасов пли синодов, объединявших почитателей того или иного божества, особенно часто безымянного «Бога высочайшего» (θεός ϋψιστος). Эти союзы включали в себя довольно широкие слои населения, в том числе и господствующую аристократию, игравшую в фиасах руководящую роль. Фиасы имели не только религиозное, но и общественное значение, являясь своеобразной формой социальной организации рабовладельческого класса. Они заботились о воспитании молодежи,

оказывали помощь своим членам, возможно, выполняли какие-то функции в военной организации гражданства (Помяловский И. В., 1888; Schürer E., 1897; Ziebarth E., 1896; Poland F., 1909; Новосадский H. П., 1928; Колобова К. М., 1933а; Жебелев С. А., 1953, с. 215; Книпович Т. H., 1949а; Salac A., 1955; Gajdukevic V. F., 1971; Шелов Д. Б., 1972а).

Военное присутствие римлян в Северном Причерноморье было усилено в середине II в. Кроме гарнизонов в Тире, Ольвии, Херсонесе и Хараксе римляне держали небольшие воинские контингенты и в ряде других мест, в том числе на южном побережье Крыма, в некоторых пунктах внутри Скифии (Высотская Т. Н., 1971, 1972). Можно думать, что римские воинские соединения были расквартированы и па территории Боспорского царства, об этом могут свидетельствовать некоторые надгробия (КБН, 666, 691, 726).Значение римских укреплений и гарнизонов в Северном Причерноморье в общей системе обороны Империи выяснено еще недостаточно. В них видели звенья особого Таврического лимеса, обращенного против варварских племен Причерноморья (Дьяков В. H., 1930; 1942), или базы для борьбы с пиратством (Репников Н. П., 1941). Но можно полагать, что роль римских отрядов на Боспоре и в Крыму вообще сводилась не столько к военным, сколько к политическим функциям. Несмотря на присутствие римских гарнизонов, государства и города Северного Причерноморья, как свидетельствуют эпиграфические памятники и чеканка монет, продолжали считаться свободными и независимыми. Рим стремился только держать под своим контролем общую военную и политическую ситуацию в Крыму, предоставляя городам полную самостоятельность во внутренних делах. Тем более практически независимым в своей политике было Боспорское царство, хотя боспорские цари и признавали суверенитет римских императоров. Из реальных обязательств Боспора перед римскими императорами важнейшим, вероятно, было участие боспорских вспомогательных контингентов в римских войсках.

В III в. н. э, античные государства Северного Причерноморья вступают в период общего экономического и социально-политического упадка. В них прослеживаются те же процессы кризиса рабовладельческой системы, что и в других областях античного мира - отпуск рабов на волю (Марти Ю. Ю., 1935; Гайдукевич В. Ф., 1949а; Белов Г. Д., 1948а; Наделъ Б. И., 1958, 1961а; Gajdukevic V. F., 1971), использование труда зависимого населения, прикрепленного-к земле (пелатов) (КБН, 976), общая натурализация хозяйства и сокращение объема торговли (Кругликова И. Т., 1966а), рустификация городов (Блаватский В. Д., 1951а; 1964в; Кругликова И. Т., 1966а). Одновременно усиливался нажим варваров извне. В начале III в. н. э. в Северном Причерноморье появляются племена, называвшиеся античными авторами готами. Собственно готы, племена германской языковой группы, пришедшие с берегов Балтийского моря, только возглавили большие объединения племен, куда входили различные этнические группы, не только германские, но и сарматоаланские и иные. Уже с начала III в. завязывается длительная борьба готов с римлянами на Дунае (Ременников А. М., 1954). Вероятно, какие-то племена этого союза в конце первой трети III в. напали на Ольвию и разорили ее. Хотя эпиграфические, монетные и археологические находки и свидетельствуют о наличии какой-то жизни в Ольвии на протяжении второй половины III и IV вв. н. э. и даже о временном присутствии в Ольвии римских воинских подразделений, жизнь эта теплится очень слабо, Ольвия последнего периода своего существования (до конца IV в.) является скорее военно-стратегическим пунктом, чем городским центром (Зограф А. Н., 1930; 1951; Славин Л. М., 1959а).

В первой половине III в. варвары переходят в наступление и на восточных границах античного Причерноморья. В 30-х годах III в. варварские племена, двигавшиеся на Боспор с востока или юго-востока, разгромили Горгиппию (Кругликова И. Т., 1965; 1966а). В конце 40-х годов был полностью уничтожен Танаис вместе со всеми окружающими поселками (Шелов Д. Б., 1972а). В середине III в. Боспор уже не имел сил, чтобы отражать натиск варварских племен. Римские гарнизоны были выведены из Крыма для усиления дунайских армий. В этих условиях боспорские правители были вынуждены пойти на какое-то соглашение с вождями подступающих к Боспору племен боранов и герулов, входивших скорее всего в готский союз. Впрочем, на самом боспорском престоле в это время появляются лица, не принадлежавшие к традиционной боспорской династии. Они были тесно связаны с варварскими племенами, если только сами не были вождями этих племен. Таким узурпатором был царь Фарсанз, чеканивший на Боспоре монету в 253-254 гг. (Зограф А. Н., 1951) и, вероятно, царь Хедосбий, известный только по одной надписи (КБН, 846) и не успевший даже начать выпуск собственной монеты. В 50-70-х годах III в. отряды боранов, остготов, герулов, пользуясь боспорскими гаванями как базами, на судах боспорского флота совершали грабительские пиратские набеги на многие греческие прибрежные города. (Гайдукевич В. Ф., 1949а; Ременников А. М., 1954). За два десятилетия набегов варвары разграбили и разорили города Причерноморья, Пропонтиды и Эгейского моря, в их числе такие крупные центры, как Афины, Коринф, Эфес, Кизик, Калхедон, Синопу, Гераклею и многие другие. Для боспорской экономики эти походы должны были быть весьма неблагоприятными, так как были разрушены или разорены все торговые центры, с которыми Боспор еще продолжал поддерживать экономические связи.

Варвары произвели значительные опустошения и на самом Боспоре. В 60-70-х годах III в. прекращают существовать многие небольшие поселки и малые города европейской части Боспора, в крупных городах происходят разрушения и наблюдаются явные признаки упадка (Гайдукевич В. Ф., 1949а; Кругликова И. Т., 1956а; 1963а; 1965; 1966а; Блаватский В. Д., 1964в). В последней четверти III и в начале IV в., по-видимому, происходит некоторая стабилизация экономического и политического положения на Боспоре. Надписи свидетельствуют, что Боспор по-прежнему поддерживает связи с Римской империей, а боспорские цари признают протекторат римских императоров. Впрочем, вполне возможно, что боспорские цари Фофорс (286-308 гг.) и Радам-

21

сад (308-322 гг.) не принадлежали к боспорской династии Тибериев Юлиев. В 30-х или в начале 40-х годов IV в. н. э. при царе Рескупориде VI прекращается чеканка монеты на Боспоре, осуществлявшаяся непрерывно в течение 900 лет (Зограф А. Н., 1951; Голенко К. В., 1960а; Фролова Н. А., 1975), но государство продолжало существовать еще несколько десятков лет. В частности, Аммиан Марцеллин (XXII, 7, 10) сообщает, что в 362 г. император Юлиан принимал в Константинополе послов с Боспора. Очевидно, прекращение боспорской чеканки было следствием не политической катастрофы, а глубокого экономического упадка, сделавшего выпуск монет невозможным, а денежное обращение в значительной степени ненужным. Впрочем, боспорские монеты, выпущенные в конце III и в первые десятилетия IV в. н. э. продолжали использоваться на боспорских рынках и после прекращения чеканки. Они в большом количестве встречаются в кладах эпохи гуннского нашествия (Голенко К. В., 1960а; 19606; Голенко К. В., Сокольский Н. И., 1968).

Вторжение гуннов нанесло последний удар Боспорскому государству. Кочевые орды гуннов, ворвавшиеся в Восточную Европу из степей Центральной Азии, как смерч прошли по Северному Причерноморью, оставляя за собой лишь пожарища и развалины. В своем движении гунны увлекали за собой другие племена и народности, в том числе и сармато-аланское население Причерноморья. Готы были сметены этим гунно-аланским потоком и отброшены далеко на Запад, только горстка их уцелела в горах Крыма. Об опустошительном характере гуннского нашествия, об истреблении гуннами встречавшегося на их пути населения хорошо известно из свидетельств древних авторов. Правда, эти свидетельства относятся в основном к более западным районам, но нет никаких оснований предполагать, что гунны в Северном Причерноморье вели себя иначе. Раскопки городов и поселений Боспора рисуют достаточно ясную и впечатляющую картину полного разгрома всех населенных пунктов в 70-х годах IV в. Слои пожарищ, останки погибших жителей, монетные клады подтверждают представление о гуннском нашествии на Боспор как об общей катастрофе (Гайдукевич В. Ф., 1949а; Сокольский Н. И., 1963а; Блаватский В. Д., 1964в; Кругликова И. Т., 1966а; Голенко К. В., Сокольский Н. И., 1968, с. 75). Гунны явились на Боспор из степей Приазовья. Одна их орда проследовала через Таманский полуостров, переправилась через Керченский пролив в самом узком его месте у косы Чушка и затем прошла по европейской части Боспора. Весь этот путь отмечен пожарищами и следами разрушений (Сокольский Н. И., 1968). Боспорские города были окончательно уничтожены, а государство перестало существовать. И хотя на пепелищах некоторых боспорских городов (Пантикапея, Тиритаки, Танаиса и др.) в конце IV в. вновь возрождается жизнь и восстанавливаются кое-какие традиции античной культуры, все же гуннский погром следует считать той исторической вехой, которая завершает собой тысячелетнее развитие античных государств в Северном Причерноморье.

Херсонес в позднеантичное время продолжал сохранять относительно тесную связь с Римом. Когда римские гарнизоны в середине III в. были выведены из Крыма, в Херсонесе все же оставался римский воинский контингент, как можно судить по надгробию солдата XI Клавдиева легиона второй половины III в. (IPE, I 2 , 550). В конце III и в начале IV вв. Херсонес принимает участие в некоторых военных акциях римлян. У Константина Багрянородного (53) сохранилось известие о борьбе Херсонеса против Боспора во времена Диоклетиана. Хотя рассказ облечен в легендарную форму и принимать его целиком на веру нельзя, все же в основе его, вероятно, лежат реальные факты из области херсонесско-римских и херсонесско-боспорских отношений (Гайдукевич В. Ф., 1949а; Надель Б. И., 19616; Харматта Я., 1967; Кругликова И. Т., 1966а; Gajdukevic V. F., 1971; Анохин В. А., 19776). Позднее херсонесцы успешно сражались против готов на Дунае, за что получили от императора Константина ряд привилегий. Надписи свидетельствуют о том, что в Херсонесе в течение почти всего IV в. н. э. продолжал находиться римский гарнизон, что жители усиленно возводили и обновляли городские укрепления (IPE, I 2 , 449, 450). Херсонес избежал ужасов гуннского погрома, но археологические раскопки говорят о том, что в IV-V вв. Херсонес находился в значительном упадке (Белов Г. Д., 1948а). Собственная монетная чеканка Херсонеса прекратилась еще во второй половине III в. н. э. и в городе обращалась привозная монета, чеканившаяся в восточных провинциях Римской империи (Гилевич А. М., 1968; Анохин В. А., 19776). Почти тысячелетнее существование античных рабовладельческих государств в Северном Причерноморье имело большое значение как для истории народов нашей страны, так и для истории всего древнего мира.

В результате возникновения на северных берегах Черного моря греческих городов и благодаря постоянным контактам, которые поддерживали эти города с рабовладельческими государствами всего Средиземноморья, Северное Причерноморье оказалось тесно связанным с античным древним миром и само смогло сыграть в его судьбе значительную роль.

Существование античных государств в Северном Причерноморье способствовало ускорению распада родоплеменных и вызреванию классовых отношений у скифов, сарматов и других обитателей южнорусских степей. Благодаря античным городам, население Северного Причерноморья познакомилось с передовой греческой культурой и искусством, что привело не только к возникновению здесь своеобразного варианта античной культуры, но и способствовало дальнейшему расцвету собственных культур древних народов Причерноморья. Греки принесли в Северное Причерноморье свои технические навыки, высокое мастерство, особенно в области архитектуры, ремесла, искусства и т. д.

Существование античных государств в Северном Причерноморье не прошло бесследно и для дальнейшей истории нашей страны. Как ни значителен был упадок античной культуры в IV в. н. э., как ни жесток был разгром, учиненный гуннами, традиции древней культуры не были полностью уничтожены и забыты. Известно, какую роль сыграл в развитии древнерусского государства и русской культуры

22

раннесредневековый Крым, в частности город Корсунь (Херсонес), куда ездил креститься киевский князь Владимир и откуда Киевская Русь, несомненно, почерпнула некоторые представления о традициях античной культуры. Восточный Крым вошел в состав древнерусского Тмутараканского княжества, города которого являлись возрожденными центрами погибшего за несколько столетий до того Боспорского государства. Сама столица княжества Тмутаракань возникла на месте боспорского города Гермонассы на Таманском полуострове. Культурные связи между средневековыми городами Причерноморья и предшествовавшими им античными центрами еще мало изучены, но не подлежит сомнению, что такие связи существовали в разных областях, примеры чему дает история Херсонеса - Корсуня, Пантикапея - Корчева, Феодосии - Кафы и других городов (Якобсон А. Л., 1963; 1978).

Источники и история исследования

Особенностью античных государств Северного Причерноморья (как и всех вообще античных государств) по сравнению с обществами с господством первобытно-обацинного строя является возможность использования для их характеристики не только археологических материалов, но и иных категорий источников: нарративных, эпиграфических, нумизматических. Нарративные источники - это сообщения древнегреческих и латинских авторов, в той или иной связи касавшихся событий, происходивших на территории этих государств и соседних «варварских» народов. К сожалению, до нас практически не дошли сочинения тех историков, которые жили и творили здесь, хотя одна из херсонесских надписей, например, упоминает о местном историке Сириске (IPE, I 2 , № 344).

Северное Причерноморье (и греческие государства, и особенно местные народы) привлекало внимание многих античных авторов: историков, философов, географов, поэтов и т. д. В. В. Латышев (с рядом сотрудников) собрал в виде единого свода практически все сведения о Северном Причерноморье, содержащиеся в античной литературе («Scythica et Caucasica». Известия древних писателей, греческих и латинских о Скифии и Кавказе - в дальнейшем - SC). Только незначительная часть сообщений античных авторов основывается на личном знакомстве их с городами Северного Причерноморья. (О развитии античной литературной традиции о Северном Причерноморье см.: Ростовцев М. И., 1925). Так, в Ольвии бывал «отец истории» Геродот. Однако в центре внимания его была Скифия (подробнее см.: Рыбаков В. А., 1979), и он дает только некоторые сведения об этом городе (в связи с историей скифов), а о Херсонесе и Боспоре даже не упоминает. Бывал в Ольвии на рубеже I-II вв. и известный ритор Дион Хрисостом, в «Борисфенитской речи» которого содержатся ценные сведения о городе того времени. Однако большинство сообщений о Северном Причерноморье, имеющихся в античной литературе, основано не на личном знании автора, а на книжной традиции. В результате этого, например, в сообщениях авторов римского времени часто появляются сведения, восходящие еще к периоду первого знакомства греков с этими странами.

Иногда в одном и том же произведении соседствуют свидетельства разного времени: современные автору и более ранние. Источниковедческий анализ этих сообщений почти всегда чрезвычайно затруднен как отрывочностью сведений, так и отсутствием многих посредствующих звеньев в развитии античной письменной традиции. Исключением из этого правила являются только места, касающиеся Боспорского царства, в речах афинских ораторов IV в. до н. э. Исократа, Эсхина и Демосфена, поскольку они одновременны описываемым в них событиям и порождены конкретными обстоятельствами, не имеющими никакой связи с литературной традицией.

Мы не будем подробно анализировать античную традицию, поскольку во всех разделах первой части данного тома содержится сводка сведений античных авторов относительно каждого из центров Северного Причерноморья. Отметим только, что эта традиция весьма многообразна по своему составу. Она включает произведения различного жанра. О Северном Причерноморье писали и историки (помимо Геродота необходимо упомянуть Полибия, Диодора, Помпея Трога, Аппиана, Плутарха, Тацита, Диона Кассия, авторов Scriptores Historiae Augustae, Аммиана Марцелина и др.), географы (Эратосфен, Страбон, Клавдий Помпоний Мела, Клавдий Птолемей и др.), авторы более практических географических руководств по плаванию в этих местах - «периплов» (Псевдо-Скилак, Псевдо-Скимн, Арриан и др.). Не прошел мимо Северного Причерноморья и энциклопедист Плиний Старший в своем замечательном произведении «Естественная история» (Скржинская М. В., 1977). Чрезвычайно интересные сведения содержатся и в некоторых специальных произведениях, таких как «О воздухе, водах и местностях» Псевдо-Гиппократа или «Военные хитрости» Полнена. Отрывочные сообщения о городах на северных берегах Понта содержатся еще у очень многих авторов (Ростовцев М. И., 1925).

Второй важной категорией источников являются эпиграфические, т. е. надписи, вырезанные на каменных плитах, находимые в различных местах Северного Причерноморья. Первый полный свод надписей был опубликован В. В. Латышевым (IPE, т. I, 1885, 1916 (2-ое издание); т. II, 1890; т. IV, 1901) 1 . Основная масса надписей - на греческом языке, небольшая часть - на латинском. В отличие от данных письменной традиции, эти источники, как правило, одновременны с отраженными в них событиями и исходят от непосредственных их участников. По своему содержанию надписи могут быть разделены на три основных типа: 1 - государственные декреты; 2 - посвятительные надписи; 3 - надгробные надписи. Особое значение для изучения политической (а иногда и экономической) истории имеют надписи первого типа; вторая категория наиболее важна для изучения истории религиозных воззрений. В этих надписях основное место занимают посвящения божествам. Однако они интересны и для политической истории, поскольку делались не только индивидуально, но и магистратами (или их коллегиями). Надгробные надписи дают значительный

1 Более поздиие находки публиковались в ИАК, ВДИ, СА, НЭ, НО, НЭПХ, КБН и др. изданиях.

23

просопографический материал и позволяют изучать, например, этнический состав населения и его динамику. Необходимо также упомянуть еще строительные надписи (содержащие сведения о строительстве или ремонте общественных сооружений или городских стен), различные надписи религиозных союзов (фиасов), списки победителей спортивных состязаний, документы об отпуске рабов на волю (манумиссии) и т. д. В большинстве случаев надписи сообщают о таких событиях, которые не нашли отражения в сочинениях историков, что особенно повышает их значение. Сложность анализа этой категории источников определяется тем, что часто не известны события, породившие, например, тот или иной декрет, многие надписи к тому же фрагментарны. На территории Средиземноморья были обнаружены надписи, связанные своим содержанием с греческими городами Северного Причерноморья. Большую часть их собрал, перевел и прокомментировал Б. Н. Граков (Граков Б. Н., 19396).

Важное значение для истории экономики, особенно внешней торговли государств Северного Причерноморья имеют клейма на амфорах и черепицах (Придик Е. М., 1917; 1941; Граков Б. П., 1929; Шелов Д. Б., 19566; 19666; 1975; Брашинский И. Б., 1961а; 19616; 1963в; 1964; 1965а; 1976а; Brashins-ky J. В., 1973). Для истории культуры важны граффити - надписи, процарапанные на различных предметах домашнего обихода (Толстой И. И., 1953; ГАХ) и дипинти - надписи, нанесенные краской (Шелов Д. Б., 1978).

Чрезвычайно важным источником по политической, экономической н культурной истории всех государств Северного Причерноморья являются монеты, как чеканенные на месте, так и поступившие сюда из других античных центров (Бурачков П. О., 1884; Зограф А. Н., 1951; 1957; Шелов Д. Б., 1956а; Анохин В. А., 1977; Frolova N. А., 1979) 2 .

История археологического изучения каждого из отдельных центров Северного Причерноморья, подробно освещается в соответствующих разделах данного тома. В силу этого здесь мы отметим только самые основные факты, характеризующие развитие археологических исследований в Северном Причерноморье в целом. Изучение античных древностей Причерноморья началось в конце XVIII в. после присоединения Крыма. Первый этап исследований характеризуется общим знакомством с нумизматикой, сбором имеющихся на поверхности земли древних предметов, составлением планов городищ, попытками идентификации их с древними городами, известными по письменным источникам (Паллас П. С., 1795; Сумароков П., 1800; 1803; МуравьевАпостол И. М., 1823; Koehler Н.К.Е., 1805; Коерреп Р., 1823; Dubois de Montpereux F., 1843; см. также Герц К. К., 1876; Бузескул В. П., 1924, 1927).

Хотя эпизодические раскопки производились уже в конце XVIII в., первые сколько-нибудь серьезные (по своей методике) археологические исследования начались в XIX в. Они производились П. Дюбрюксом, И. А. Стемпковским, И. П. Бларамбергом (Стемпковский И. А., 1826; 1827; Бларамберг И. П., 1848; 1889). В это же время были созданы первые на юге музеи: в Феодосии (1811 г.), Одессе (1825 г.), Керчи (1826). Основным объектом раскопок в это время являлись курганы. Своего рода итогом первых этапов изучения археологии античного Северного Причерноморья были сводные монографии, посвященные Боспору: «Древности Босфора Киммерийского, хранящиеся в музее Эрмитажа» (ДБК) и монография А. Б. Ашика, проводившего в течение ряда лет раскопки на Керченском и Таманском полуострове, к сожалению, часто без должной фиксации (Ашик А. Б., 1845; 1848; 1851). Важное значение имело создание в 1859 г. Императорской Археологической комиссии, на которую было возложено руководство всеми раскопками на территории России.

Следующий значительный этап в изучении античных центров Северного Причерноморья приходится на конец XIX - начало XX в. Он в первую очередь связан с именами крупнейших русских ученых В. В. Латышева (1855-1921) и Б. В. Фармаковского (1870-1928). В. В. Латышев был крупнейшим эпиграфистом своего времени, первым издателем свода надписей Причерноморья, создателем ряда замечательных трудов по истории Херсонеса, Ольвии, Боспорского царства (Латышев В. В., 1884; 1887; 1893; 1909), написанных в первую очередь на базе эпиграфических источников и не утративших своего значения до сего времени. Б. В. Фармаковский создал научную методику раскопок античного города и методику использования археологических материалов как исторического источника. Хотя раскопки Херсонеса велись уже с 1888 г. (руководитель К. К. Косцюшко-Валюжинич), а в Пантикапее в 90-х годах в течение трех сезонов также исследовались городские слои (по инициативе К. Е. Думберга), только после того как Б. В. Фармаковский с 1900 г. стал осуществлять систематические раскопки Ольвии можно говорить о начале подлинного изучения города Северного Причерноморья античной эпохи. Большое значение имели труды и ряда других русских ученых того времени, в первую очередь М. И. Ростовцева, Е. М. Придика, П. О. Бурачкова, А. В. Орешникова и др.

Великая Октябрьская социалистическая революция стала важнейшим рубежом в истории человечества. Она озпачала также начало нового этапа в развитии всех общественных наук, в том числе и археологии. Уже в 1919 г. по декрету, подписанному В. И. Лениным, была упразднена Археологическая комиссия и создана Российская (позднее - Государственная) Академия истории материальной культуры, входившая в состав Наркомпроса. В 1937 г. она была преобразована в Институт истории материальной культуры (с 1960 - Институт археологии АН СССР). Особенно важной была задача овладения учеными марксистским исследовательским методом.

Важнейшими центрами формирования марксистской исторической методологии в применении к исследованию древних обществ являлись Государственная Академия истории материальной культуры (ГАИМК) и Российская Ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИОН). Важнейшими особенностями этих двух

2 Библиографические указатели советской литературы по нумизматике см.: Н. Э., т. II, М., 1960; т. III, М., 1962; т. X, М., 1971.

24

учреждений было сотрудничество в них молодых историков марксистов и археологов с учеными старшего поколения, стремившимися освоить марксистское мировоззрение. Второй особенностью было тесное сотрудничество в рамках единого исследовательского организма археологов и историков, что помогало археологам преодолевать традиции буржуазной археологии с ее преимущественно вещеведческим подходом. Для рождающейся советской археологии важнейшей задачей была разработка методики социологической интерпретации археологических материалов с тем, чтобы использовать их для создания подлинной истории, как истории трудящихся масс, истории развития производительных сил и производственных отношений, истории общества в целом.

Прошедшие в начале 30-х годов дискуссии привели к окончательному решению вопроса о формационном определении античного общества; оно стало рассматриваться как рабовладельческое. Значительную роль в создании марксистского антиковедения сыграли С. А. Жебелев и, особенно, А. И. Тюменев. В методике полевых работ, разработанной Б. В. Фармаковским, имелся уже готовый инструмент исторической интерпретации археологических материалов. Однако необходимо было разработать другие стороны археологической методики: анализ массового материала, изучение технической базы античного общества по материальным остаткам, выявление возможностей археологических источников для понимания социальной истории античного общества и т. д. Практическое воплощение это находило в преимущественном интересе к исследованию городов и сельских поселений и стремлении в первую очередь выявить следы производственной деятельности, разработать общие схемы экономического развития, попытаться определить характер социальной структуры и т. д.

Именно в это время были созданы первые работы, посвященные анализу отдельных видов ремесла в античных городах Северного Причерноморья и предприняты первые попытки археологического исследования сельских поселений, что было порождено стремлением изучить характер сельского хозяйства - основной отрасли экономики античного общества. Были сделаны первые попытки охарактеризовать в целом экономику отдельных государств Северного Причерноморья, в частности Боспора (Жебелев С. А., 1953, с. 82 сл.).

Особенно активно развивалась античная археология после окончания Великой Отечественной войны, на время прервавшей исследования античных памятников Северного Причерноморья. Большое значение имела организация сектора античной археологии (1944), руководителем которого с момента основания до 1970 г. был выдающийся советский исследователь античности В. Д. Блаватский (организационным центром археологов-антиковедов Ленинграда является группа античной археологии ЛОИА). Важнейшей особенностью этого периода является постоянно растущий размах археологических исследований, в которых, помимо Института археологии АН СССР, активное участие принимает Институт археологии АН УССР, ряд музеев (в том числе крупнейшие - Государственный Эрмитаж, ГМИИ, ГИМ), большое число университетов и т. д.

Второй важнейшей особенностью этого периода является активное изучение всех видов памятников: городов, сельских поселений различных типов, могильников и т. д. Особо активно исследуются сельские поселения, ранее почти не изучавшиеся. Значительное внимание уделяется изучению экономики. В ряде монографических работ (В. Д. Блаватский, В. Ф. Гайдукевич, И. Т. Кругликова, С. Ф. Стржелецкий, Е. Г. Суров, В. И. Цалкин) исследовалось как сельское хозяйство в целом, так и отдельные его отрасли. Не меньше внимания уделяется и изучению ремесленного производства. (Т. М. Арсеньева, Г. Д. Белов, В. Д. Блаватский, Т. Н. Высотская, И. Б. Зеест, В. И. Кадеев, Е. Г. Кастанаяп, М. М. Кобылина, И. Т. Кругликова, И. Д. Марченко, Н. И. Сокольский, Н. П. Сорокина и др.),а также характеру экономических связей центров Северного Причерноморья, как со Средиземноморьем, так и с местными племенами (Т. В. Блаватская, И. Б. Брашинский, И. Б. Зеест, Н. А. Онайко, Д. Б. Шелов, И. Г. Шургая и др.). Несмотря на недостаток источников, исследуются проблемы социальной структуры общества (В. Д. Блаватский, В. Ф. Гайдукевич, В. И. Кадеев и др.). Чрезвычайно активно изучается культура античных центров Северного Причерноморья, особенно в связи с проблемами взаимоотношения с культурой местного населения, как находившегося в составе античных государств, так и независимого от них.

Большими успехами характеризуется и исследование монетного чекана и денежного обращения (А. Н. Зограф, П. О. Карышковский, Д. Б. Шелов, В. А. Анохин, Н. А. Фролова, К. В. Голенко и др.), активно изучаются как вновь открытые надписи, так и ранее уже известные (А. И. Болтунова, Т. В. Блаватская, Т. Н. Книпович, Э. И. Соломоник и др.), много внимания уделяется исследованиям в области керамической эпиграфики (И. Б. Брашинский, Б. Н. Граков, В. И. Цехмистренко, Д. Б. Шелов и др.).

Важную роль в развитии античной археологии сыграли, проведенные в послевоенные годы научные конференции, на которых обсуждались наиболее сложные и дискуссионные проблемы истории и археологии античного Причерноморья (1956 г.- «Процесс исторического развития античных государств Северного Причерноморья»; 1960 г.-«Античный город», 1977 г.- «Проблемы греческой колонизации Северного и Восточного Причерноморья»; 1979 - «Демографическая ситуация в Причерноморье в период Великой греческой колонизации»).

Подъем археологических исследований, расширение базы, источников, углубленное изучение ряда частных проблем позволили перейти к созданию ряда обобщающих трудов, посвящённых как истории отдельных государств или городских центров Причерноморья (Г. Д. Белов, В. Д. Блаватский, В. Ф. Гайдукевич, М. М. Кобылина, Д. Б. Шелов), так и всего региона в целом (в первую очередь ряд монографий В. Д. Блаватского).

Проблема периодизации истории Северного Причерноморья еще не нашла общепринятого решения.

25

Периодизация С. А. Жебелева (Жебелев С. А., 1953, с. 358) почти полностью скалькирована с периодизации материковой Греции с одним только отличием: I в. до н. э. он выделяет в особый период, называя его понтийским. Периодизация, предложенная В. Д. Блаватским (Блаватский В. Д., 19596), основывается, в первую очередь, на характере исторического развития Боспорского царства. Исследователи Ольвии и Херсонеса предлагают для этих центров свою периодизацию.

Методы естественных и технических наук в античной археологии. В полевой практике чаще других используются различные методы геофизической разведки. Электроразведка впервые была применена по инициативе И. Т. Кругликовой в 1957 г. при исследовании сельских поселений Боспора (Франтов Г. С., Пинкевич А. А., 1966, с. 63), затем в 60-х гг. в северо-западном Крыму (Шилик К. К., 1975, 1967; Щеглов А. Н., Шилик К. К., 1965; Дудкин В. П., 1971). Хорошие результаты электроразведка дает главным образом на однослойных памятниках, позволяя получать планы строительных остатков до начала раскопок (Щеглов А. II., 1977). Также применялась магниторазведка, позволяющая обнаружить и картировать те места на памятниках, где происходил сильный нагрев: производственные печи, домашние очаги, следы пожаров.

Геоакустическая разведка применялась при исследовании затопленных памятников, например, в Ольвии (Шилик К. К., Федоров Б. Г., 1968). Для развития подводных исследований много сделал В. Д. Блаватский, возглавлявший подводно-археологическую экспедицию (Блаватский В. Д., 1961а,б; 1962а,б; 1964; 1965; Блаватский В. Д., Кузищин В. П., 1959, 1961; Блаватский В. Д., Кошеленко Г. А., 1963; Блаватский В. Д., Петерс Б. Г., 1967; 1969а,б; Петерс Б. Г., 1963, 1965; ПетерсБ.Г., Смирнов И. В., 1961). Позднее подводные исследования проводились в Херсонесе и Ольвии (Кадеев В. II., 1965, 1969в; Вишневский В. И. и др., 1969). Для реконструкции древней топографии, древнего уровня моря и водоснабжения применяются с середины 60-х годов геолого-геоморфологические методы исследования.

При камеральной обработке материалов применяются методы палеонтологические, палеозоологические и палеоботанические. Широко применяется определение состава дикой и домашней териофауны (Пидопличко И. Г., 1940; Топачевский В. А., 1956; Ei6iKOBa В. I., 1958; Цалкин В. И., 1960), а также орнитофауны (Вошственсъки М. А., 1958, 1967) по костным остаткам. Столь же широко изучается ихтиофауна (Тихий М. II., 1917; Марти В. Ю., 1941а,б; Цалкин В. П., 1960, 1969; Бурдак В. Д., Щеглов А. Н., 1966; Щеглов А. II., 1969а; Житнева Л. Д., 1967). Имеются работы о фауне моллюсков (Книпович Н. М., 1922; Линдголъм В. А., 1927). Определение состава растительности ведется по макроостаткам (древесина, уголь), по пыльце и по остаткам семяп (Щеглов А. Н., 1961г; Янушевич 3. В., 1970; Левковская Г. М., 1970; Маслов С. П., Филин В. О., 1976). Изучение состава фауны и флоры, а также результаты геолого-геоморфологических исследований в поле позволяют делать выводы палеогеографического характера (Левковская Г. М., 1970; Маслов С. П., Филин В. О., 1976).

Широко применяется петрография. С ее помощью изучаются камень и керамика, глины, строительные растворы, руды и шлаки (Значко-Яворский И. Л. и др., 1959; Петрунь В. Ф., 1964, 1965а,б, 1966, 1967; Круг О. Ю., Четвериков С. Д., 1961; Богданова-Березовская И. В. и др., 1964; Круг О. Ю., 1965; Кадеев В. П., Шумейко С. П., 1967). Химико-технологические методы исследования керамики дают возможность определять источники сырья и уточнять технологию производства (Кулъская О. А., 1940), рентгенография, спектральные анализы применяются при изучении состава древнего металла (Кадеев В. И. и др., 1963; Богданова-Березовская И. В., 1969).

В последние годы начинают внедряться математические методы обработки массового археологического материала (Каменецкий И. С., 1965, 1970; Алексеева Е. М., 1970а,б; Деопик Д. В., Карапетъянц А. М., 1970).

Название северного побережья Черного и Азовского морей в исторической литературе. Значительная часть принадлежала Киевской Руси; с кон. 18 в. в Новороссии … Большой Энциклопедический словарь

Северное Причерноморье в I-II вв. н. э. - Социально экономический и политический строй В рассматриваемый период на территории Северного Причерноморья наблюдается дальнейшая эволюция рабовладельческого способа производства. Здесь этот процесс осложняется тем, что Северное Причерноморье… … Всемирная история. Энциклопедия

Название северного побережья Чёрного и Азовского морей в исторической литературе. Значительная часть Северного Причерноморья входила в состав Древнерусского государства; с конца XVIII в. в Новороссии. * * * СЕВЕРНОЕ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ СЕВЕРНОЕ… … Энциклопедический словарь

I.6.10. Северное Причерноморье - ⇑ I.6. Малая Азия и Причерноморье ок. 3000 2000 до Р.Х. ямная культура (неолит энеолит). ок. 2000 1300 до Р.Х. катакомбная культура (бронза). ок. 1300 800 до Р.Х. срубная культура (железо). I.6.10.1. Киммерийцы … Правители Мира

- … Википедия

Приазовье географическая область вокруг Азовского моря, разделённая между Россией и Украиной. Гипертрофируется привязка термина только к Украине. Тогда явно усечённая область указывается на Юго Востоке Украины (территория юга Донецкой и… … Википедия

Название северного побережья Чёрного моря и прилегающих к нему районов, главным образом применительно ко времени греческой и римской колонизации (VI в. до н. э. II в. н. э.) и эпохе Великого переселения народов (IV VII вв.). Наряду с… … Художественная энциклопедия

Румыния, Болгария, Турция; 1878 г … Википедия

Эта статья или раздел нуждается в переработке. Пожалуйста, улучшите статью в соответствии с правилами написания статей … Википедия

Генуэзская крепость в Судаке (реконструкция). Генуэзские колонии в Северном Причерноморье укреплённые торговые центры генуэзских купцов в XIII XV веках … Википедия

Книги

• Цивилизации. Теория, история, диалог, будущее. Том 3. Северное Причерноморье - пространство взаимодействия цивилизаций , Б. Н. Кузык, Ю. В. Яковец. Наряду с локальными цивилизациями существуют и пространства их взаимодействия. Наиболее ярким примером такого пространства является Северное Причерноморье - поле взаимодействия цивилизаций и…
• Северное Причерноморье в эпоху античности и средневековья , . Сборник научных статей посвящен истории и культуре Северного Причерноморья в эпоху античности и средневековья. В него вошли статьи ряда ведущих антиковедов России, Украины и Германии. Впервые…

Сапрыкин С. Ю.

Греческие полисы Причерноморья (эпоха архаики и ранней классики)

В экономической, политической, культурной истории античного Причерноморья выделяются четыре основных района: Северный, Восточный, Западный и Южный, причем каждый имел свои особенности. Ранее всего древние греки пришли на южные берега Черного моря, чуть позднее осели на левобережном Понте. Это было связано с путями, по которым древнегреческие мореходы проникали в Понт Эвксинский и плавали в его водах. В те далекие времена корабли старались держаться берега и не заходить далеко в открытое море, поэтому, выходя из пролива Босфор, греческие судоводители следовали либо на восток вдоль анатолийского побережья в сторону Пафлагонии и Колхиды, либо на запад, к Фракии, и далее на север. Прямой маршрут через Черное море от мыса Карамбис в Пафлагонии к мысу Бараний Лоб или Криуметопон на южном берегу Крыма греки освоили только в начале IV в. до н. э. Это обстоятельство повлияло на возникновение самых ранних эллинских колоний именно в Западном и Южном Причерноморье и лишь позднее на восточном и северном берегах. Когда в Северной Анатолии возникли первые греческие поселения, эллинские судоходы стали активнее использовать каботажные маршруты вдоль Пафлагонии и Каппадокии Понтийской и южных областей Колхиды. Оттуда они чаще достигали берегов Северного Кавказа и Восточного Крыма и заплывали даже в воды Меотийского озера (Азовского моря). Поэтому первые греческие поселения в районе Боспора появились почти одновременно с основанием милетских колоний Фасиса и Диоскурии в Колхиде. Более ранним временем датируется появление ионийских колонистов в Северо-Западном Причерноморье, где благодаря прибрежному маршруту плавания вдоль Фракии греки добрались до Нижнего Побужья и Нижнего Поднепровья.

Неодновременность и разнохарактерность задач, стоявших перед первыми колонистами Понта Эвксинского, привели к тому, что в каждой из главных зон эллинской колонизации сформировались внутренние регионы с собственными чертами и особенностями. В Северном Причерноморье это северо-западная часть — Нижнее Поднестровье, Нижнее Побужье и Нижнее Поднепровье, где с раннего времени находились ионийские, в основном милетские, колонии и выселки. Параллельно осуществлялась греческая колонизация Боспора Киммерийского, где по берегам современного Керченского пролива выросли преимущественно ионийские поселения и лишь одна эолийская колония Гермонасса, в основании которой деятельное участие приняли те же ионийцы. Еще позднее, в самом конце VI — начале V в. до н. э., усилиями ионийских поселенцев в Северо-Западном и отчасти Западном Понте началось постепенное освоение Западного Крыма, где появились их поселения и самая крупная в тех местах милетская колония Керкинитида. Чтобы закрепиться в юго-западной части Крыма и держать под присмотром пути плавания от Западного Причерноморья и устья Борисфена к Боспору и в Восточное Причерноморье, а также в обратном направлении — от побережья Кавказа к Боспору и далее на запад к левобережному Понту, было крайне необходимо основать колонию на Малом Херсонесе (совр. Гераклейский полуостров). Однако милетяне и их колонисты не успели полностью освоить этот район Таврики. Его подчинили себе переселенцы из Гераклеи Понтийской.

Эта дорийская колония мегаро-беотийского происхождения была основана на побережье Вифинии в 554 г. до н. э. и начала свою колонизационную деятельность в конце VI в. до н. э., когда в Западном Причерноморье появилась ее колония Каллатис. Гераклеоты попытались поставить под контроль торговые пути в Черном море, стремясь соединить отчасти уже освоенный ими маршрут от устья Дуная к западному побережью Крыма с целью миновать милетские колонии в устьях Днестра, Буга и Днепра. К концу первой половины — началу третьей четверти V в. до н. э. гераклейские купцы и мореходы уже чувствовали себя вполне подготовленными взять под контроль маршрут плавания в открытом море между южным берегом Таврики и малоазийским черноморским побережьем. Это было необходимо для вывоза продуктов бурно развивавшегося у них винодельческого производства, а их соседям-синопейцам — для экспорта оливкового масла. Освоение этого маршрута совпало с расширением хоры Гераклеи в восточном направлении и проникновением соседней Синопы на запад и восток, так что фактически все побережье Анатолии к середине V в. до н. э. оказалось поделено между этими двумя крупными причерноморскими государствами. Воспользовавшись тем, что ионийцы не сумели прочно осесть в районе Малого Херсонеса (южный берег Крыма из-за гористой местности слабо подходил для основания полноценной колонии), гераклеоты и, возможно, присоединившиеся к ним синопейцы в традиционной для дорийцев силовой манере вытеснили немногочисленных ионийских переселенцев из Юго-Западного, а затем и из Северо-Западного Крыма. Во второй половине V в. до н. э. в одной из удобных бухт северо-восточной части Гераклейского полуострова они основали колонию, получившую название Херсонес Таврический, но поначалу называвшуюся Мегарика, которая стала важным оплотом дорийских традиций и культуры в Северном Причерноморье. В результате колонизационной деятельности на северном берегу Черного моря появились три крупные зоны греческого влияния — Северо-Западное и Северо-Восточное Причерноморье, а также Западная Таврика, где процессы развития полисных отношений отличались своеобразием.

Северное Причерноморье

Самое раннее греческое поселение в районе Днестровского, Березанского и Днепро-Бугского лиманов, по хронике Евсевия (Euseb. Chron. = SC I, 3. P. 671), было основано в 647 г. до н. э. на острове Березань (в древности это был полуостров). Однако там найдены лишь фрагменты керамики конца VII в. до н. э., а ранний культурный слой относится к началу VI в. до н. э. Основным типом жилищ на Березани до конца VI в. до н. э. оставались землянки и полуземлянки, застройка была хаотичной, без планировки и деления на кварталы. Милетская апойкия на Березани изначально именовалась «Борисфенида», так как Борисфеном древние греки называли реку Днепр, близ устья которой возникла их колония. До основания Ольвии это поселение было ведущим в Нижнем Побужье, о чем свидетельствует освоение новыми отрядами колонистов-милетян, но при посредничестве их колонии Борисфениды, уже в первой половине — середине VI в. до н. э. берегов Березанского, а затем, во второй половине столетия, Бугского и Днепровского лиманов. Появившиеся во второй четверти VI в. до н. э. на берегу Березанского лимана сельские поселения, в основном земляночного и полуземляночного типа, относились к хоре Борисфениды. В это же время возникла Ольвия, а чуть ранее, в начале VI в. до н. э., ремесленный центр на берегу Ягорлыцкого залива, который населяли мастера-стеклоделы и металлоплавильщики.

Отсутствие в это время на Березани следов градостроительства, органов управления и даже культовых сооружений (самые ранние следы культовых комплексов на острове относятся ко второй половине VI в. до н. э.) свидетельствует, что освоение греками этого региона происходило стихийно с целью охватить как можно более широкий массив прибрежных земель. Ко времени их заселения греками-ионийцами здесь фактически отсутствовало оседлое земледельческое население, так что переселенцы свободно занимали обширные пространства. Основное ядро колонистов составляли жители сельских районов Ионии и западной Малой Азии, поэтому появление стихийно возникавших поселков полуаграрного и аграрного типа было вполне естественным. В связи с этим некоторые исследователи полагали, что земляночные и полуземляночные строения ранних поселенцев могли якобы принадлежать варварам. Но археологические находки убедительно показали их изначально эллинский характер. Апойкия на Березани не являлась центром ремесла и торговли, о чем красноречиво свидетельствует возникшее отдельно от остальных Ягорлыцкое поселение ремесленников, которое снабжало окрестное население ремесленной продукцией. Регулярную городскую планировку Борисфенида-Березань приобрела ближе к концу VI в. до н. э., поэтому говорить о полисной структуре и государственности в Нижнем Побужье ранее этого времени не приходится.

В Ольвии первые колонисты появились не ранее второй четверти VI в. до н. э., и до V в. до н. э. город не имел регулярной планировки, развитой урбанистической структуры и оборонительных сооружений. Ольвия, как и Березань, заселялась стихийно и в течение первых восьмидесяти лет существования напоминала полуаграрный поселок. К середине VI в. до н. э. сеть греческих поселений охватывала правобережье Бугского лимана, а ко второй половине столетия достигла верховьев лимана и распространилась на левый его берег. К настоящему времени поселений этого периода в данном районе насчитывается более 100, но они не принадлежали ни хоре Ольвии, ни хоре Борисфениды. Это были поселения первых колонистов, и Ольвия составляла лишь часть этой стихийно развивавшейся поселенческой структуры. Возможно, к ранней истории заселения Нижнего Побужья милетянами относится одно из названий этого города — Милетополис, которое напоминало первым поселенцам об их далекой родине — Милете. А название «Ольвия», бытовавшее до конца античности, будущий город получил после того, как стал превращаться в культовый и политико-экономический центр этой территории. К концу второй четверти VI в. до н. э. там появился первый священный участок-теменос, где находились храмы Аполлона Врача, одного из покровителей милетских колонистов, и Матери Богов. В конце третьей четверти VI в. до н. э. ольвиополиты отстроили второй Центральный теменос и агору, где возникло главное культовое сооружение будущего Ольвийского полиса — храм Аполлона Дельфиния. Одновременно расширялась площадь города (остатки сооружений конца VI — начала V в. до н. э. обнаружены в южной части Верхнего города и в террасном районе), а с середины VI в. до н. э. стала складываться сеть городских улиц. В первой четверти V в. до н. э. земляночное и полуземляночное строительство в Ольвии уступило место наземным сооружениям, хотя в соседней Березани этот процесс начался уже в последней четверти VI в. до н. э.

Приблизительно до первой четверти V в. до н. э. Борисфенида-Березань и Ольвия развивались параллельно, поскольку являлись всего лишь одними из общин в обширной зоне милетской колонизации Нижнего Побужья. Об их влиянии и значении свидетельствуют ранние монеты, так называемые «монеты-стрелки», которые появились в качестве средства обмена на рубеже VII—VI или в самом начале VI в. до н. э. и использовались до начала V в. до н. э. Существует предположение, что их выпускали на острове Березань. «Монеты-стрелки» имитировали вотив Аполлону Врачу, одному из покровителей ионийской колонизации, символами которого были лук и стрелы. Однако их можно связать и с Ольвией, где уже во второй четверти VI в. до н. э. появился храм этого бога. С третьей четверти VI в. до н. э. в Ольвии начинается литье так называемых «дельфинчиков», которые циркулировали до середины V в. до н. э., в том числе на хоре. Они были связаны с почитанием Аполлона Дельфиния после постройки в городе его храма и агоры. Первые монеты показывают, что торговый обмен в этом регионе происходил стихийно, без надзора и контроля со стороны государственной власти, а сами «монеты-стрелки» не являлись полисной монетой. Только после введения в обращение ольвийских литых «дельфинчиков» с надписями, в которых сокрыты имена жрецов или монетариев, началась некоторая централизация и государственная регламентация торгового обмена под надзором полисных властей Ольвии. Первые литые «дельфины» с легендами появились около середины — третьей четверти V в. до н. э., следовательно, оформление государственных, точнее полисных, магистратур произошло в первой половине V в. до н. э. В таком случае выпуск «стрел» — своего рода предвестник экономического и торгового преобладания Ольвии в Нижнем Побужье уже с конца второй четверти VI в. до н. э. Очевидно, в то время, а особенно со второй половины столетия, Борисфенида все больше подпадала под экономическое и политическое влияние Ольвии как ее форпост в окрестностях Березано-Сосицкого лимана. В конце VI в. до н. э. первое поколение потомков колонистов и новые переселенцы приступили к регулярной прямоугольной застройке Березани, и это совпало с усилением соседней Ольвии. Ее преобладание в Нижнем Побужье было отмечено активным обращением монет-«дельфинчиков» с именами монетариев на самой Березани и поселениях, тяготевших к этому центру.

В период стабилизации сельских поселений в регионе со второй четверти VI в. до конца первой трети V в. до н. э. постепенно возвысилась Ольвия, расположенная близ устья Бугского лимана. Она превратилась в градообразующий полисный центр, где сосредоточились ремесла и торговля. Это ярко проявилось в конце первой трети V в. до н. э., когда жизнь на сельских поселениях прекратилась, а их обитатели переселились в Ольвию и частично на Березань. Они постепенно становились центрами, которые могли обеспечить безопасность обитателей окрестных поселений и дать им права полноправного жителя-полита. В первой половине V в. до н. э. в Ольвии по всему периметру городища были построены оборонительные стены. В последней четверти VI в. до н. э. поселение ремесленников на Ягорлыке пришло в упадок, а в самой Ольвии в конце VI — начале V в. до н. э. приступили к производству ремесленных изделий, в том числе для удовлетворения потребностей окрестного скифского населения. В городе активно развивались керамическое, деревообрабатывающее и ткацкое ремесла, расширилась торговля со Скифией. В результате к началу V в. до н. э. в Нижнем Побужье усилились процессы урбанизации, когда ранее стихийно возникавшие сельские анклавы — поселения колонистов — постепенно уступали место более централизованным структурам, превращавшимся в административные центры. Параллельно шел процесс образования города, где осуществлялись ремесленное производство и торговля, вследствие отделения ремесла от земледелия (в Нижнем Побужье это выражалось в превращении части аграрных поселенцев, обитателей землянок и полуземлянок общинного характера, в профессиональных ремесленников и торговцев, а также в строителей, переселявшихся в Борисфениду и Ольвию). Полисный характер новых градообразующих центров был изначально обусловлен общинной формой заселения территории, созданием стихийно возникших «кустов» поселений в регионе, которые трансформировались в одну большую общину. Для поддержания ее жизнеспособности создавалась централизованная система государственного управления, необходимая для возведения и поддержания в порядке оборонительных стен, выпуска монет как средства внутреннего торгового обмена, поддержания в безопасности морских и речных путей для успешной торговли со скифами.

Превращение Ольвии в полисное государство, опиравшееся в том числе на влияние Березани (это одна из причин, почему греки именовали Ольвию Борисфеном по названию Березани, возможно, ставшей ее торговой гаванью), потребовало централизованного управления хорой, так как греческие полисные государства основывались на сельскохозяйственном производстве. Для его успешного функционирования требовалось упорядочить аграрную округу, опустошенную оттоком жителей в Ольвию и Березань, которые занимались там торговлей, ремеслами, строительством стен, агоры, храмов, наземных жилищ, улиц, появившихся в первой половине V в. до н. э. Город все больше напоминал регулярно распланированный по Гипподамовой системе полисный центр, хотя и сохранял элементы хаотичной застройки, свойственной традиционной общине колонистов. Это стало причиной того, что к концу первой четверти V в. до н. э. большая часть сельских поселений по берегам Березанского и Бугского лиманов прекратила существование. Однако этот процесс проходил постепенно: некоторые поселения функционировали до середины — начала второй половины столетия как следствие постепенного оттока жителей хоры в город и поэтапной реорганизации сельской округи.

В другой зоне ионийской колонизации Северо-Западного Причерноморья — Нижнем Поднестровье — сложилась почти аналогичная ситуация. Здесь на левом берегу Днестровского лимана не ранее середины, а скорее всего в конце VI в. до н. э. выходцы из Истрии основали город Никоний (Роксоланское городище). В это же время на правом берегу лимана, по-видимому, переселенцы из Милета основали Тиру, или Офиуссу, как ее еще называли, которая до IV в. до н. э. оставалась сравнительно небольшим поселением, возможно, единственным на правобережье Днестровского лимана. Заселение этой части Поднестровья происходило путем основания отдельных сельских поселков или общин полуаграрного типа. В течение второй половины VI—V в. до н. э. в окрестностях Никония появилось около 12 поселений, среди которых были довольно крупные, например, Надлиманское III. Первоначально Никоний, один из поселков сельского типа, к рубежу VI—V вв. до н. э. постепенно превратился в полисный центр с сельской округой. В начале V в. до н. э. его ближайшие окрестности были размежеваны на участки, что ознаменовало создание полисного коллектива и появление имущественного ценза как непременного условия членства в гражданской общине. К этому времени в Никонии сформировались органы управления: полис получил право принимать проксении — декреты о предоставлении гражданства иностранцам. Мы точно не знаем, каковы были отношения жителей Никония и находившихся на значительном удалении от него сельских поселений. Но они явно составляли единое экономическое и политическое пространство.

Основу хозяйства Никония и других поселений Поднестровья составляло земледелие, а основным типом жилищ, как в Нижнем Побужье, являлись полуземлянки. Но уже с раннего времени его жители занимались торговлей хлебом, поэтому Никоний выдвинулся на первые роли как посредник в снабжении аграрной округи ремесленными изделиями из греческой метрополии в обмен на зерно. Это привлекало местное население: на рубеже VI—V вв. до н. э. в его окрестностях возникло поселение Надлиманское VI, которое могло быть основано оседлыми скифами, заинтересованными в сбыте хлеба через Никоний. Развитие торгового обмена стало причиной появления в начале V в. до н. э. полисной монеты. В это же время в первой половине V в. до н. э. на сельских поселениях левобережья Поднестровья, как и в Ольвии, жизнь прекратилась, а население переместилось в Никоний и, очевидно, в Тиру. К середине V в. до н. э. там приступили к каменному домостроительству, во второй половине V в. до н. э. вырыли ров и возвели крепостную стену, а к IV в. до н. э. довели городскую планировку до регулярной. Так что к началу V в. до н. э. из простого аграрного поселения первых колонистов Никоний вырос в полис — центр всей округи, приняв в состав, как это произошло при создании Ольвийского государства, большую часть обитателей близлежащих поселений.

В Ольвии, Борисфене-Березани и Никонии сельские «кустовые» анклавы-ойкосы на протяжении жизни примерно одного поколения колонистов являлись своего рода независимыми общинами, не имевшими статуса полиса. По своему характеру они приближались к так называемым «протополисам» без полноценных органов управления, гражданских прав жителей, имущественного земельного ценза и культовых общегражданских центров. И только по прошествии приблизительно 70-80 лет, в начале V в. до н. э., в этих городах усилились урбанизационные процессы, связанные с развитием ремесла и торговли, дальнейшим подъемом земледелия, когда земля превратилась в богатство и средство накопления. После этого земельные угодья стали основой имущественного ценза как условия членства в гражданском коллективе, призванном регулировать земельные отношения, которые прошли путь от стихийного захвата колонистами пустовавших угодий и создания самоуправляемых ойкосов до государственной регламентации земельных наделов и удержания окрестных земель. А это вызвало к жизни потребность в государственной власти, что завершило процесс формирования полноценного полиса и институтов власти. Прямым следствием этих изменений стало повсеместное уничтожение прежде независимых, стихийно управляемых, либо вообще не управляемых ойкосов и перераспределение земли. Но это заняло почти полвека, в течение которого хора греческих полисов в Нижнем Поднестровье и Нижнем Побужье функционировала слабо. Образование полисов в Нижнем Поднестровье и Нижнем Побужье протекало одновременно и поэтапно: это был путь от простых сельских поселков-ойкосов первых колонистов, возникших стихийно, к единому градообразующему поселению — центру всей округи.

В другом регионе ионийской колонизации Причерноморья — Боспоре Киммерийском — развитие полисных отношений шло несколько иными путями. Самой крупной милетской колонией на этих берегах был Пантикапей — будущая столица Боспорского государства, «мать всех милетских городов Боспора» по выражению римского писателя IV в. н. э. Аммиана Марцеллина (XXI.8.26). Его основание относится к рубежу первой-второй четверти VI в. до н. э. Ранее предполагалось, что первые милетские колонисты поселились на склонах горы Митридат, заселив существовавшее здесь в VII—VI вв. до н. э. поселение и основав эмпорий для торговли с туземным населением. В качестве обоснования этой точки зрения приводили находки оружия эпохи поздней бронзы и остатки кладки какого-то циклопического сооружения под слоем VI в. до н. э. Однако в настоящее время идея о местном поселении на месте Пантикапея признана несостоятельной, поскольку, как в Нижнем Побужье, постоянного оседлого туземного населения там к приходу греков не было, как не было и предполагаемого эмпория. Однако при основании будущей столицы Боспорского царства милетские колонисты все же вступили в сношения со скифами. Сохранились легенды, что город был основан сыном колхского царя Ээта, который получил для этого территорию от скифского царя Агаэта (Steph. Byz. s.v. Pantikapaiton). Как ни относиться к этому сообщению, скептически или критически, в нем имеется рациональное зерно.

Во-первых, из легенды следует, что колония выводилась в Пантикапей централизованно под руководством ойкиста, под которым скрывался безымянный мифический сын царя Ээта. Ведь Ээт, по преданию правивший в Колхиде, а согласно римской версии и над всеми понтийскими племенами, был связан с аргонавтами, с легендарным плаванием которых эллинская мифологическая традиция соотносила основание многих греческих колоний. А ойкисты — основатели греческих колоний стремились предстать в глазах переселенцев храбрыми и бесстрашными героями, подобными тем, которые плавали в Понт за золотым руном. Впоследствии реальные события были переработаны в греческой новеллистической литературе в увлекательные романы о роли причерноморских варваров в жизни эллинов. Во-вторых, упоминание скифского царя, якобы предоставившего грекам место для поселения, показывает, что скифы накануне прихода греков имели влияние и даже господствовали на берегах Керченского пролива. Это вполне согласуется с указанием Геродота о зимних перекочевках скифов по льду пролива из Восточной Таврики на азиатский берег в Синдику (IV. 28). Хотя скифского земледельческого населения в окрестностях милетской апойкии в Пантикапее не было, Восточная Таврика попала под власть скифского вождя или царя — предводителя одного из кланов царских скифов-номадов. К началу регулярной греческой колонизации Восточная Таврика находилась в сфере их влияния, что накладывало отпечаток на взаимоотношения с греками и в течение какого-то времени служило препятствием для их появления. Поэтому греки первоначально высадились не в Пантикапее и даже не на противоположном берегу пролива, а значительно восточнее — на побережье Меотиды в районе современного Таганрога, где в третьей четверти VII в. до н. э. появилось поселение, вошедшее в науку под названием Таганрогского, но в древности называвшееся Кремнами.

Появившись в Пантикапее, милетяне вступили в переговоры со скифским царем, который выделил им землю для основания колонии. В раннюю эпоху Пантикапей был окружен скифскими владениями, поэтому в отличие от Ольвии и Борисфениды не мог стихийно заселять территорию в глубине полуострова, ибо испытывал своеобразную стенохорию, что заставляло осваивать лишь небольшой клочок земли на склонах и у подножия горы Митридат. В самом начале V в. до н. э. на акрополе Пантикапея возник ряд построек общественного назначения и мощная оборонительная стена, защищавшая центральную часть города. О существовании более ранней стены мог бы свидетельствовать открытый в 1949 г. на Эспланадном раскопе развал крупных каменных глыб в виде остатков циклопической кладки, истолкованный как забутовка оборонительной стены города, но такая интерпретация в настоящее время оспаривается. Как бы то ни было, появление к концу VI — началу V в. до н. э. наземных домов, в том числе многокамерных, монументального здания — толоса с участком и системой помещений вокруг него, формирование улиц и городской планировки говорят о том, что к этому времени Пантикапей стал типичным греческим полисом.

На рубеже первой-второй четверти VI в. до н. э. на противоположном берегу залива возникла другая милетская колония — Мирмекий. Как и жители раннего Пантикапея, первопоселенцы там вначале обитали в землянках. После сильного пожара, вызванного, очевидно, нападением скифов в середине VI в. до н. э., примерно в третьей четверти этого столетия, они обнесли свое поселение достаточно мощной каменной оборонительной стеной, хотя переход к каменному домостроительству произошел там только в начале V в. до н. э. Чуть севернее Мирмекия, близ современной паромной переправы на Тамань, был основан Порфмий и еще один небольшой городок Парфений. Длительное время предполагалось, что Порфмий возник не ранее конца VI в. до н. э. Обнаруженные не так давно остатки оборонительной стены, возведенной не позднее второй половины VI в. до н. э., к тому же в технике, близкой мирмекийской, удревняют дату основания города до первой половины столетия. Столь раннее появление этих городов исключает возможность выведения туда колоний из Пантикапея. Очевидно, как и при заселении Нижнего Побужья, колонисты из Милета селились на довольно больших участках побережья пролива. Но если в Северо-Западном Причерноморье основание ранних поселений происходило стихийно, как бы «кустами»-ойкосами, то в Восточную Таврику апойкии выводились централизованно и довольно рано обрели оборонительные стены.

К югу от Пантикапея на месте совр. поселка Аршинцево около середины VI в. до н. э. была основана Тиритака. В западной части этого города открыты остатки двух каменных зданий второй половины VI в. до н. э., хотя оборонительная стена появилась в начале V в. до н. э. после пожара и разрушений. Раннее в отличие от других полисов появление каменных домов могло быть следствием быстрого превращения апойкии в полис. В 580-560-х гг. до н. э. самосские переселенцы вывели колонию в Нимфей, где до них проживало местное, по-видимому, скифское население и находилась одна из переправ на азиатскую сторону пролива. Это могла быть пришедшая с кочевниками для переправы на противоположную сторону Боспора часть скифов, которые предпочли остаться в Восточной Таврике для занятия земледелием. Поэтому добрые отношения с окрестным населением Нимфей сохранил на протяжении последующих двух столетий. Первоначально греческое поселение там было традиционно полуаграрного типа, жилищами служили землянки и полуземлянки, а переход к каменному строительству наметился только в середине — второй половине VI в. до н. э., когда появились первые храмы и к концу столетия начала формироваться полисная структура.

В начале VI в. до н. э. на азиатской стороне Боспора милетские колонисты основали Кепы (совр. пос. Сенная), а во второй четверти этого столетия эолийские переселенцы совместно с ионянами — Гермонассу (совр. пос. Тамань). Строительных остатков архаической эпохи в этом городе крайне мало: это преимущественно заполнения ям, очевидно, остатки построек в виде землянок и полуземлянок. Основания сырцовых кладок прослеживаются лишь с середины — второй половины VI в. до н. э., что дает возможность говорить о постепенном переходе апойкии к городской жизни. В слоях этого времени зафиксированы следы пожара (куски углей, зола, обгорелый сырец). Начало монументального строительства относится к концу VI — началу V в. до н. э., когда появляется первая вымостка, а значит, и формирование улиц. В Кепах отчетливо читаются следы большого пожара, который произошел около середины VI в. до н. э., после чего в третьей четверти столетия начались перестройки и нивелировочные работы. На городище Патрей, возникшем около середины VI в. до н. э., ранние оборонительные сооружения датируются второй половиной столетия, а позднее 512 г. до н. э. в городе также произошел пожар.

Археологические раскопки показывают, что вскоре после возникновения Мирмекий, Порфмий, Кепы, Гермонасса и, вероятно, Патрей подверглись нападению скифов, которые передвинулись с Кавказа к Боспору Киммерийскому. В результате они вступили в полосу упадка, а Таганрогское поселение вообще прекратило существование. И только после этого они стали превращаться в небольшие города с характерной инфраструктурой (стены, фортификация, наземное строительство, улицы) и коллективными формами общественной жизни (храмы, общественные сооружения). Скифские нападения не затронули Пантикапей и Нимфей, во всяком случае, следов пожаров там на протяжении VI в. до н. э. не прослежено. Ведь при их основании колонисты вступили в тесные отношения со скифами и, вероятно, заключили с ними соглашения о предоставлении территории для города, что обезопасило их от нападения кочевников. А ионийские колонисты, которые основали Мирмекий, Кепы, Порфмий, подобных соглашений не заключили и разграничения владений со скифами не зафиксировали, за что и пострадали от набегов. В результате Нимфей и особенно Пантикапей на протяжении VI в. до н. э. получили большие возможности для развития, что привело к раннему превращению апойкий в города и созданию полисной структуры. Этому способствовал приток населения из пострадавших от скифских атак городов и поселений, поскольку, опасаясь новых вторжений степняков, потомки первопоселенцев нашли убежище в лояльных скифам Пантикапее и, по-видимому, Нимфее. А это ускоряло развитие полисных отношений, требовало новых земельных владений, превращало эти города в центры ремесла и торговли, возвышало их политически и содействовало росту благосостояния — и постепенно углубляло имущественное неравенство. Поэтому урбанистические процессы и развитие полисных отношений протекали там интенсивнее, чем в других местах, превратив Пантикапей в ведущий полис региона, а Нимфей — в не менее сильного его соперника. Уже во второй половине VI в. до н. э. в Пантикапее возникли металлургические мастерские, в частности, так называемый «дом металлурга», где обнаружены остатки литейных форм и шлаков, гончарные, каменотесные, оружейные мастерские. Когда он сформировался в городской центр с развитым ремеслом и торговлей, то там в 530-520-х гг. до н. э. появились первые монеты, которые до появления других полисных монет являлись едва ли не единственным средством платежа на обеих сторонах пролива. Быстрое развитие Пантикапея, обогащение части его жителей привели к внутриполитической борьбе, завершившейся в 480 г. до н. э. установлением тирании. Как следствие Пантикапей начал расширять сельскохозяйственную базу и укреплять хору, в результате чего ряд городов на Керченском полуострове (Мирмекий, Зенонов Херсонес, Порфмий, Парфений, Тиритака) попали под власть пантикапейских тиранов. Параллельно увеличились аграрные владения Нимфея и Феодосии, а также полисов на азиатской стороне пролива.

Основное отличие полисных форм жизни у милетян в Северо-Западном Причерноморье и на Боспоре заключалось в следующем. В Нижнем Поднестровье и Нижнем Побужье ионийские первопоселения — ойкосы — постепенно объединялись в единые городские центры Никоний и Ольвию в мирных условиях в целях создания централизованно-административного управления для обеспечения безопасности новой общины — полиса и его граждан, обустройства хоры, поддержки земледелия, ремесла и торговли, в том числе экспортной. На Боспоре, если верить античной письменной традиции в лице Гекатея Милетского, где большинство городов названо полисами, освоение региона в ходе колонизации было более централизованным. Здесь в результате скифской опасности, не столь явно проявлявшейся в Ольвии в VI в. до н. э., апойкии быстрее превращались в города — центры ремесла и торговли, и ускоренными темпами формировались в полисы, характерные для эллинской культуры корпоративные формы социальной организации. К тому же в отличие от Северо-Западного Понта, где присутствовали исключительно милетские переселенцы, на Боспоре Киммерийском существовали колонии других греческих центров, в частности, Митилены на Лесбосе и Самоса. Это препятствовало слиянию ранних поселений в единый центр и формированию вокруг него группы поселений, через посредство которых можно было бы контролировать округу. И хотя скифский рейд, разрушивший Кремны и опустошивший Мирмекий, Порфмий, Кепы, Гермонассу и Патрей, привел к возвышению Пантикапея и Нимфея, урбанистические процессы на протяжении VI в. до н. э. затрагивали каждый боспорский полис, препятствуя созданию единого полисного объединения, подобного тому, которое сложилось в Ольвии и Березани. Поэтому на Боспоре во второй половине VI в. до н. э. полноценными полисами стали Пантикапей, Нимфей, Кепы, Гермонасса, а чуть позднее, на рубеже VI—V вв. до н. э., основанные во второй половине VI в. до н. э. Фанагория и Феодосия. В Мирмекии, Патрее, Порфмии и Тиритаке полноценной полисной организации создано не было, что привело к утрате их самостоятельности.

Западное Причерноморье

В середине — третьей четверти VII в. до н. э. (657 г. до н. э.) колонисты из Милета основали Истрию в дельте Дуная. Это была крупнейшая колония ионийцев в регионе, уже с раннего времени установившая связи с местными племенами гетов, которые обитали на большей части Добруджи, ограниченной Балканскими горами и Молдавской возвышенностью. Геты издревле занимались оседлым земледелием, что позволяло им сбывать ионийским переселенцам излишки сельскохозяйственной продукции. Торговля с ними осуществлялась по Дунаю и притокам. Однако район, где была основана Истрия, гетам не принадлежал, что позволяло грекам осваивать окрестные земли и создавать свою хору. Неизвестно, основана ли была Истрия стихийно, подобно Ольвии и Березани, или все же колония была выведена централизованно. Вероятно, это было сделано все-таки более организованно, чем в Нижнем Побужье, и поначалу Истрия представляла собой один из обычных милетских выселков полуаграрного характера. Другие греческие поселения в ее округе и в устье Дуная засвидетельствованы уже в конце VII — начале VI в. до н. э. Одно из них — Кап Долошман — находилось в 20 км от Истрии, поселения Тариверда, Нунташи I и II появились во второй четверти VI в. до н. э. и располагались на расстоянии 12-18 км от нее. В середине VI в. до н. э. в устье Дуная возникли поселения городского типа Вишина и Саринасуф, а поселение Нунташи вообще имело регулярную планировку. Ближе к концу VI в. до н. э. близ Истрии стали возникать сельские усадьбы, как, например, усадьба Истрия-Под в 4 км от города. Их население с раннего времени было смешанным, так как там обитали греки и гето-фракийцы.

Освоение сельской округи Истрией началось на рубеже VII—VI вв. до н. э. и продолжалось в течение всего VI в. до н. э. Некоторые из поселений в этом районе, как, к примеру, полис Оргалема, упоминаемый Гекатеем Милетским (Нес. fr. 152 = Steph. Byz. s.v.), были основаны в результате прямой колонизации из Милета еще во второй половине — конце VII в. до н. э. Другие могли возникнуть вследствие внутренней колонизации из Истрии, когда она превратилась в ведущий центр региона и начала осваивать окрестности, а затем даже вывела ряд колоний в Северо-Западное Причерноморье — Никоний, Гавань Истриан, Гавань Исиаков и др. Ближайшие к Истрии поселения оказались втянуты в процесс формирования полиса и хоры, и именно тогда поблизости от них стали селиться геты. Эти городища постепенно превратились в оплот влияния Истрии в устья Дуная. А когда в конце VI в. до н. э. дальние подступы к городу были взяты истрийцами под контроль, началось освоение ближних земель, где строились усадьбы граждан уже сложившегося к тому времени полиса, ставшего главным центром торговли и ремесленной деятельности во всей округе. Оседание на землю местных земледельцев-гетов было прямым следствием их участия в товарообмене с Истрией. Греческий импорт на поселениях местного населения стал появляться в VI в. до н. э., керамическое производство, которое находилось у них под очень сильным истрийским влиянием, также развивалось в это время, а к V в. до н. э. началось довольно широкое распространение истрийских монет. Появление оседлых гетских общин в Подунавье привело к созданию полузависимого земледельческого населения, которое античные источники называют «истрианами». Как и в Нижнем Поднестровье, местные поселения здесь соседствовали с греческими, а кое-где их население вообще было смешанным.

Самой ранней милетской колонией во Фракии считается Аполлония Понтийская (совр. г. Созополь), которая была основана в конце VII в. до н. э. Одним из предводителей ее колонистов был философ Аристагор Милетский. Почти одновременно в окрестностях Созополя появились ионийские поселения — Авлутейхос и Агатополь, из которых первый, судя по названию, до прихода греков являлся фракийским селищем. В конце VI в. до н. э. дорийские колонисты заселили Месембрию (совр. г. Несебр), где до их прихода также находилось поселение фракийцев. В начале VI в. до н. э. ионийские колонисты из Милета выселились в Одесс (совр. г. Варна) и Томы (совр. г. Констанца). В VI в. до н. э. милетяне организовали колонию в Каллатис, расположенный в румынской Добрудже, который впоследствии, очевидно, в конце VI в. до н. э., был реколонизован дорийскими греками из Гераклеи Понтийской. Очевидно, большая часть милетских апойкий на фракийском побережье Черного моря была основана централизованно, а не стихийно — «кустами» ойкосов, что наблюдалось в Нижнем Побужье. Но пока об этом можно говорить только предположительно. Очевидно, уже с раннего времени там сложились предпосылки для превращения апойкий в полисы. Одной из причин этого было существование на юге и северо-востоке Фракии и в Добрудже оседлых поселений фракийцев, например, Урдовизы, и даже городов, особенно на побережье. Среди них фракийское поселение городского типа Бриа, где была основана Месембрия (Бриа — «город», «крепость» > Месем-брия, Полтим-брия, Селим-брия). В связи с переизбытком населения, в том числе и включения фракийцев в состав населения городов, внутренние процессы развития полисов Левобережного Понта в течение VI в. до н. э. привели к необходимости вторичной колонизации и освоению всего побережья Фракии. В V в. до н. э. греки поселились во фракийском городке Бизия (Каварна), а не позднее середины V в. до н. э. основали Круны-Дионисополь. Выведение этих «вторичных» колоний, по-видимому, результат того, что в Аполлонии Понтийской, Томах, Одессе, возможно, в Месембрии к середине V в. до н. э. завершилось становление полисных институтов и хоры. Однако большая часть территории в округе греческих городов принадлежала фракийцам, поэтому их хора не могла существенно расширяться, что вынуждало создавать новые поселения на побережье. В одной из надписей I в. до н. э. из Дионисополя о проведении границ между землями фракийского царя Котиса и полисов Одесса и Каллатиса говорится, что они были согласованы визуально на месте и в соответствии с некими «древними актами» о «древних границах» Каллатиса и Дионисополя (IGBulg V. 5011). Эти документы восходят, по-видимому, еще ко времени создания хоры Дионисополя вскоре после его основания, а участие в акте их подтверждения уполномоченных фракийского царя показывает, что это было соглашение между фракийцами и греками о границах их владений. Подобные договоры о размерах хоры греческих полисов во Фракии заключались и с другими городами, так что пределы сельскохозяйственных территорий полисов могли быть ограничены владениями соседних варварских государств.

Южное Причерноморье

Наиболее древним греческим городом в этом регионе являлась Синопа, расположенная на полуострове Инжебурун в Пафлагонии. В греческих источниках, главным образом в перипле псевдо-Скимна и у Плутарха, говорится, что она получила название от одной из амазонок, а потом ее населяли левко-сиры, т. е. каппадокийцы, жители Восточной Анатолии. Они были изгнаны Автоликом и его товарищами Флогием и Деилеонтом, фессалийцами из города Трикки. Затем, согласно одной из версий мифа об аргонавтах, они ушли, и туда привел колонию милетянин Хаброн (или Хабронда), погибший при нашествии киммерийцев. После того как киммерийцы передвинулись в Азию, в Синопу вывели колонию милетские изгнанники Кой и Кретин, которые «восстановили» (или «вновь заселили» город — συνοικίζουσι, что букв. означает «собрали в одном месте рассеянное после киммерийского разграбления население»).

В современной научной литературе эти сообщения получили неоднозначную трактовку, но главное в них то, что прибытие в Синопу выходцев из Фессалии считается либо мифологическим вымыслом, либо реальным фактом, и датируется концом II тысячелетия до н. э. Поселение Хаброна и выведение колонии ойкистами-милетянами Коем и Кретином однозначно интерпретируются как реальные события, не слишком отступающие друг от друга по времени. Прибытие Хаброна относят к 725-700 гг. до н. э. или чуть позднее — к 696-676 гг. до н. э. (перед самым падением Фригии в результате нашествия киммерийцев и их приходом в Лидию в 670-660-х гг. до н. э.), а переселение колонистов во главе с Коем и Кретином — к 632/631 г. до н. э. Скептическое отношение к пребыванию в Синопе Автолика вряд ли оправданно, так как в контексте заметки псевдо-Скимна оно напрямую объединено с заселением города милетянами, что признается реальным. К тому же ни Хаброн, ни Кой и Кретин не почитались синопейцами в качестве основателей их города, а Автолик и его сотоварищ Флогий. Фессалийская колонизация Южного и Северо-Восточного Причерноморья сейчас установленный факт, поэтому Автолик, Флогий и Деилеонт прибыли в Синопу, вероятно, незадолго до поселения там Хаброна, т. е. во второй половине VIII в. до н. э.

Греки появлялись в Синопе всякий раз тогда, когда там находились варвары — сначала каппадокийцы (или, быть может, потомки ассирийских торговых колонистов в Каппадокии), потом киммерийцы. Последние, как сказано у Геродота, вообще «основали город на том полуострове, на котором сейчас находится Синопа» (Herod. IV. 12). В действительности кочевники-киммерийцы вряд ли основывали какие-либо города, поэтому апойки во главе с Кретином и Коем прибыли в Синопу, когда там находился киммерийский лагерь или временная стоянка, а более раннее греческое население «ктизмы Хаброна» либо рассредоточилось по окрестностям, либо обитало в ближайших пафлагонских селениях. Так что новым милетским ойкистам пришлось собирать их в одном месте — в Синопе. Это означает, что сначала Автолик (если его колония реальна), потом Хаброн, а в особенности Кретин и Кой заселяли Синопу централизованно, а не стихийно. А фессалийцы Автолика вообще сделали это при помощи военной силы. Превращение апойкии в полис началось не ранее прибытия милетян под руководством Коя и Кретина, т. е. в конце VII — начале VI в. до н. э. Так что реальное основание Синопы, после которого она стала полисом, произошло почти одновременно с появлением милетских колонистов в Аполлонии Понтийской, Истрии, Борисфене.

Централизованное выселение милетян в Синопу создало предпосылки для превращения колонии в полис, ставший центром ремесла и торговли. Их близкие соседи пафлагонцы находились на стадии разложения родового строя и перехода к государству, в окрестностях города имелись богатые рудные месторождения и сложились традиции выплавки металла — меди и железа, что ускоряло развитие городского хозяйства. Местная знать была крайне заинтересована в торговле с греками, поэтому не позднее VI — начала V в. до н. э. синопейцы получили возможность создать свою хору — сначала в непосредственной близости от города, а затем на восток и на запад по побережью. На востоке они основали Трапезунт и Керасунт в стране колхов, Котиору в стране тибаренов, Гермонассу и Карусу, что позволило взять под контроль почти всю береговую линию в юго-восточной части Причерноморья. На западе синопское присутствие обозначилось такими городами, как Армена, Китор, Сезам, Кромны, возможно, Абонутейх, хотя точная дата их возникновения не установлена. Не исключено, что синопские переселенцы селились там, где ранее обосновались милетяне, их прародители. Но это произошло не позднее середины V в. до н. э., так как подтверждается упоминанием некоторых из них на рубеже V—IV вв. до н. э. в «Анабасисе» Ксенофонта. Согласно его сообщению, Котиора была отнята у местного населения силой (Xen. Anab. V. 5. 10), затем котириоты, а также жители Керасунта и Трапезунта стали выплачивать синопейцам дань, содействуя развитию у них материального производства и торговли. Греческая традиция называет Трапезунт самой древней колонией Синопы, выведенной еще в 750 г. до н. э. Но это давно считается нереальным, а историческим фактом признается появление греков в Трапезунте не ранее VI в. до н. э., так что основание других выселков в этом районе вряд ли предшествовало выселению синопейцев в Трапезунт. В каждом из таких поселений находились специальные наместники полисных властей Синопы — гармосты, которые следили за выплатой городу дани. Большую ее часть платили синопским колонистам местные земледельческие племена, поэтому синопские колонии в Юго-Восточном и Южном Причерноморье выводились не столько для расширения хоры своей метрополии, сколько для налаживания мирных добрососедских отношений с окрестными племенами, чтобы получать излишки аграрной продукции. Следовательно, в середине — второй половине VI в. до н. э. Синопа стала классическим полисом со своими органами управления, аграрной округой в ближайших окрестностях и цепочкой поселений на дальней хоре, которые помогали удерживать подвластную территорию и поддерживать отношения с местными племенами. Эти весьма отдаленные от полиса земли обрабатывались не синопскими колонистами, а использовались для изъятия дани у местных земледельцев-общинников и ведения торговли, что достигалось на взаимовыгодной основе. Часть местных оседлых земледельцев была подчинена военной силой, как в Котиоре, а другая добровольно признала протекторат греков. Некоторые племена, например, горцы в округе Трапезунта, были тем не менее враждебны грекам, а это неизбежно сплачивало последних, в ряде случаев приводя к созданию централизованных полисных коллективов. Поэтому Трапезунт быстро стал полисом, который одно время даже чеканил монету.

После выведения колоний на побережье вплоть до Колхиды Синопа превратилась в главного экспортера оливкового масла, для транспортировки которого требовалось много амфорной тары. Для этого полис активно развивал керамическое производство, в том числе на хоре поблизости от городских стен, где раскопаны керамические печи. Это свидетельствует о мирных отношениях с пафлагонцами, тибаренами, колхами, халибами, которые установились у синопских колонистов. С одной стороны, это содействовало увеличению протяженности хоры, но с другой — препятствовало серьезному ее расширению у многих из подвластных Синопе городов. Поэтому в отличие от самой Синопы, первые полисные монеты которой появились в 490 г. до н. э., монетная чеканка в ее колониях осуществлялась спорадически и не ранее IV в. до н. э.

Сравнительно позднее появление полисной монеты не является аргументом против завершения формирования полиса в Синопе уже ко второй половине VI в. до н. э., когда город начал активную колонизационную политику. Ведь у местных племен, с которыми синопейцы поддерживали торговлю, до VI—V вв. до н. э. господствовал натуральный обмен, а в качестве эквивалента стоимости использовались оружие и бронзовые топоры. К тому же в Колхиде, где синопское влияние было достаточно велико, местные монеты стали распространяться с конца VI в. до н. э. Поэтому, как только в Синопе за счет эксплуатации колоний окончательно сложился внутренний рынок и город превратился в центр экспортной торговли, там появились предпосылки для выпуска монет.

Второй по значению город Южного Причерноморья — Амис (совр. г. Самсун) — был основан греками в том месте, откуда в глубь материка вел сухопутный торговый путь. Он связывал побережье с внутренними областями Восточной Анатолии и прилегавшими к ним районами Двуречья. Здесь же проходил торговый путь на восток в Центральную Азию, и Амис лежал на перекрестке этих путей. Первооснователями города были милетяне и фокейцы. Археологические находки, относящиеся к ранней эпохе, происходят в основном из его окрестностей — с холма Ак-Алан в 18 км от города. Найденные здесь архитектурные терракоты имеют отчетливое фокейское влияние, поэтому существует предположение, что первые колонисты из Фокеи заняли этот холм для последующего закрепления в регионе. В настоящее время установлено, что в самом начале VI в. или еще в конце VII в. до н. э. в этих местах появились колонисты из Милета для торговли с местным населением Восточной Анатолии. Вскоре, в первой половине VI в. до н. э., ионийское поселение захватили каппадокийцы во главе с царем Тимодом. Не ранее середины этого столетия в Амисе высадились фокейцы, которые вместе с каппадокийцами укрепили город, обнеся его оборонительными стенами. Ранние слои городища дают материал VI—V вв. до н. э., среди которого преобладают фрагменты восточно-греческой расписной посуды, амфоры восточносредиземноморских центров, черепица. Следовательно, Амис как центр ремесла и торговли активно развивался со второй четверти — середины VI в. до н. э., а как полис — с начала второй половины столетия.

Соперником Синопы и Амиса в Южном Причерноморье была Гераклея Понтийская (совр. г. Ерегли), основанная мегарскими и беото-фессалийскими переселенцами во главе с ойкистом мегарцем Гнесиохом, которые прибыли в уже ранее освоенное милетянами поселение. Что собой представляла эта милетская колония и как она называлась — неизвестно. Согласно античной литературной традиции, первые ионийские переселенцы вступили в какие-то отношения с местными племенами мариандинов, которые занимались оседлым земледелием и подчинялись правителям, напоминавшим племенных вождей. Учитывая общую практику основания ранних милетских колоний, можно предполагать, что ионийцы появились в Гераклее в начале VI в. до н. э., и поначалу их поселение было небольшим, а его обитатели получали из окрестных мариандинских деревень продукты сельскохозяйственного производства. Сведения источников, что милетские колонисты первыми подчинили мариандинов, неверны, поскольку греческие авторы попросту перенесли ситуацию, сложившуюся после дорийской колонизации, на отношения, которые установились между мариандинами и первыми колонистами Гераклеи — милетянами. А они были явно добрососедскими, о чем сохранились свидетельства в легендарной греко-мариандинской традиции и мифе об аргонавтах и что косвенно подтверждает общая и в целом мирная ионийская практика выведения колоний в Причерноморье.

Слабость первой милетской апойкии в Гераклее, возможно, даже ойкосный или «кустовый» характер ее заселения и потому необустроенность как настоящего полиса способствовали активному проникновению туда дорийцев-мегарян. Согласно их традиционной политике насильственного захвата уже обжитых мест, мегаро-беотийские колонисты попросту вытеснили милетян из Гераклеи. Вступив в соглашение с мариандинским царем, они получили землю в устье р. Лик для основания своей апойкии. Это было достигнуто путем насильственного и централизованного внедрения колонистов в Мариандинию. Данный процесс получил отражение в местных легендах, согласно которым Геракл, покровитель дорийцев и эпонимный герой-основатель их колонии, подчинил окрестные племена. Очевидно, милетяне не смогли оказать помощь мариандинам в войнах с соседними племенами, а дорийские греки взяли на себя эту обязанность, за что и получили от мариандинов территорию для обустройства апойкии. Централизованный характер выведения мегарянами колонии в Гераклею способствовал процессу развития полиса ускоренными темпами, и уже к концу VI в. до н. э. там сложились формы дорийской гражданской общины, обострилась внутриполитическая борьба и появились условия для установления олигархического и тиранического строя. Однако рост сельской округи был ограничен рамками соглашения с мариандинами, что препятствовало ее расширению. Это привело к обогащению небольшой группы жителей полиса и в то же время вынудило другую ее часть, лишенную средств к существованию, измученную внутренними противоречиями и внутриполитической борьбой, покинуть город и переселиться в Каллатис, а позднее в Херсонес Таврический. При их основании гераклеоты-дорийцы прибегли к такой же практике, которая помогла им ранее вытеснить с насиженного места первопоселенцев-ионийцев и закрепиться в Гераклее.

Восточное Причерноморье

Освоив южное побережье Черного моря, греки стали проникать в Восточное Причерноморье, главным образом в Колхиду. Они появились в этом регионе в середине — второй половине VI в. до н. э., поскольку самая ранняя ионийская керамика в Восточном Причерноморье датируется второй четвертью VI в. до н. э. Проникновение греков в Колхиду, как и в других местах, связано с колонизационной деятельностью Милета, но при большом участии выходцев из Синопы, особенно после основания Трапезунта. В стране колхов греки основали несколько городов — Фасис, Диоскурию, Гиэнос, а также неизвестные по названиям поселения в Эшери и Пичвнари, возможно, в Вани. Изучать развитие греческих колоний в Колхиде и пути их превращения в полисы довольно сложно: крупные поселения там практически не раскопаны; Фасис, наиболее известный по описанием источников город, пока не найден, по-видимому, он затоплен морем и сбросами реки Риони (древнего Фасиса); большая часть Диоскурии (совр. г. Сухуми) поглощена морем и застроена современным городом; в Пичвнари исследовались только греческий могильник и местные колхские памятники. Более или менее регулярные раскопки проводились лишь в Гиэносе и Эшери, а также в окрестностях Батуми, где в районе Батумской крепости находился город Петра.

О развитии греческих городов в Колхиде существуют две совершенно противоположные точки зрения. Согласно одной из них, в VI—II вв. до н. э. Колхида представляла собой могущественное государство, поэтому правящая колхская знать была заинтересована в пребывании эллинов. Она стремилась получать у них ремесленные изделия и выгоду от торговли со Средиземноморьем. Поэтому греческие поселения в Колхиде являлись эмпориями — торговыми факториями или колониями, которые, за единичными исключениями, не сумели развиться в полноценные города-государства полисного типа. По другой точке зрения, в греческих апойкиях с самого начала сложились предпосылки для быстрого превращения в полисы. Но из-за специфических природных условий в Колхиде, прежде всего климата и заболоченности побережья, они были слабыми, что привело к раннему прекращению их функционирования.

Обе эти концепции весьма спорны. В настоящее время эмпориальная стадия греческой колонизации Причерноморья полностью отвергнута. К тому же Колхида никогда не была мощным государством и постоянно жила в условиях полураспада на отдельные почти самостоятельные регионы-скептухии, управлявшиеся своими правителями. Государство было раннеклассовым с пережитками первобытно-общинного строя, ничем не отличаясь от других варварских государственных образований Причерноморья, в частности, Фракийского царства одрисов, бывшего скорее племенным союзом, нежели мощным государством с сильной единоличной властью царя. А упадок полисной жизни связан не с климатом, а с развитием хоры Диоскурии и Фасиса и завоеванием Колхиды Митридатом Евпатором.

Первые эллинские поселенцы появились в устье реки Риони, где, как предполагают, был основан Фасис под началом ойкиста Фемистагора Милетского. Мифическим предводителем колонистов считался также бог Аполлон, имевший эпиклесу «Гегемон», что подразумевает централизованный характер колонизации. Эта эпиклеса известна из надписи на серебряной чаше, обнаруженной в кургане у ст. Зубовской на Кубани. Очевидно, перед выведением колонии греки получили оракул в Дельфах или скорее в Дидимах, где находились общегреческие святилища Аполлона — одного из покровителей милетских колонистов Понта. Гераклид Лемб, греческий философ и писатель II в. до н. э., составивший компиляцию «Политий» Аристотеля — не дошедших до нас сочинений об общественно-политическом строе различных греческих полисов, сохранил свидетельство из «политии фасисцев» о том, что Фасис пользовался самоуправлением и даже оказывал благодеяния терпевшим бедствие у его берегов морякам в противоположность гениохам, местному племени, отличавшемуся варварством и дикостью (SC I, 2. Р. 447). Гениохи (некоторые считают, что здесь имелись в виду другие племена, так как гениохи обитали выше) занимались пиратством и грабили эллинских мореходов. Как только милетяне обосновались в устье Риони, они в отличие от местных жителей стали оказывать услуги потерпевшим кораблекрушение и прибывавшим к ним иностранцам. «Услуги иностранцам» могли подразумевать издание декретов о проксениях, что означает существование в Фасисе полисных институтов власти. Поэтому можно предположить, что варвары потеряли контроль над побережьем, так как были вытеснены за его пределы обитателями новооснованной колонии. Следовательно, ионийские первопоселенцы быстро приступили к освоению близлежащей округи, чтобы добиться обладания хорой. В Фасисе с последней четверти VI в. до н. э. чеканились монеты-«колхидки», что стало следствием превращения его в центр ремесла и торговли с местным колхским населением. Это произошло уже при жизни первого поколения эллинских поселенцев. Однако «колхидки» — монеты анэпиграфные (без легенды) и не являлись монетным знаком полисной общины.

Почти одновременно с появлением милетских колонистов в Колхиде, уже в VI в. до н. э., по течению р. Риони и других рек возникли укрепленные городища, населенные колхами. Возможно, что Фасис вскоре после возникновения получил влияние внутри страны. Жители этих городищ могли снабжать греков товарами сельскохозяйственного производства, древесиной, кожами, металлом, подобно соплеменникам в окрестностях Трапезунта. Укрепленные городища могли служить защитой колхских племенных владений от чрезмерной греческой экспансии, хотя отношения фасисцев и колхов были мирными, взаимовыгодными, но в то же время настороженными, что отвечало интересам местной знати. Торговый обмен, развитие ремесла привлекали в окрестности греческого города оседлое местное население, получавшее возможность вести собственное хозяйство. При расширении округи полиса (а о том, что Фасис был полисом, свидетельствует «полития фасисцев») часть оседлого населения превращалась в обитателей дальней хоры, которые, продолжая жить в деревнях, становились полузависимыми и неполноправными по положению общинниками.

Образцом мирных отношений греков-колонистов и колхов является городище Пичвнари (в 10 км от Кобулети), где к приходу греков уже в VI в. до н. э. существовали колхские поселения. Раскопки греческого и колхского некрополей, где отсутствуют погребения с оружием, показывают, что взаимоотношения эллинского и колхского населения строились на мирной и взаимовыгодной основе. Возможно, греки поселились в специальном квартале на колхском городище или в расположенном поблизости отдельном поселке. Ведь колхский и эллинский могильники были устроены отдельно друг от друга. По примеру милетской колонизации Западного и Северо-Западного Причерноморья можно допустить, что при колонизации Западной Колхиды опять проявился и так называемый ойкосный или «кустовой» принцип заселения территории, в данном случае окрестностей Пичвнари. Одно из таких греческих поселений было как бы имплантировано в состав одного либо нескольких колхских городищ.

Крупнейшим эллинским поселением в Колхиде являлась Диоскурия. Легенды связывают ее с мифическими героями Кастором и Полидевком (или Поллуксом) — братьями Диоскурами, ставшими эпонимными основателями города. Город возник в раннюю эпоху, когда ионийские мореходы открыли для себя Колхиду, что нашло отражение в мифе о плавании корабля «Арго». Находки позднеархаического времени в Диоскурии единичны, но разведками в ее окрестностях засвидетельствовано до 10 туземных поселений VI—V вв. до н. э. По сообщению греческого географа Страбона, в городе и его округе собиралось от 70 до 300 различных народностей (XI. 2. 16), поскольку уже с раннего времени он вел обширную торговлю с соседними варварами. Это свидетельствует о сравнительно быстром превращении Диоскурии в важный центр ремесла и торговли, едва ли не единственный город в Колхиде, который к IV—III вв. до н. э. владел обширной хорой и на рубеже II—I вв. до н. э. выпускал монету со своим названием. Следовательно, Диоскурию можно отнести к типичным эллинским полисам, чего нельзя сказать о других греческих городах региона (в отношении Фасиса это можно лишь предполагать).

Начало формирования хоры Диоскурии можно датировать второй половиной VI в. до н. э. В отличие от Пичвнари и Фасиса в могильниках местного населения, которое обитало в окрестностях Диоскурии, с VIII—VI вв. до н. э. встречается немало погребений с оружием, а греческие импортные изделия появляются в могильниках туземного населения не ранее VI в. до н. э. Очевидно, расширение сельской округи полиса происходило немирным путем. Об этом свидетельствуют находка фрагмента греческого щита на некрополе Красномаяцкого городища близ Сухуми, а также обнаружение греческих шлемов на окрестных поселениях и в могильниках. Возможно, что Эшерское городище (в 10 км от Сухуми), возникшее в середине VI в. до н. э., в V — первой половине IV в. до н. э., когда его территория увеличилась, вошло в состав разраставшейся хоры Диоскурии. Укрепленные городища и пограничные укрепления на хоре позволяли полису удерживать в повиновении местное население. Существование полисной общины в Диоскурии и наличие хоры подтверждают и керамические клейма на амфорах с названием города. Их производство было налажено не только в городе, но и в сельской округе — в 15 км северо-западнее Сухуми между Эшери и Новым Афоном. Там находилась гончарная мастерская, продукция которой, в основном амфоры, использовалась для розлива вина из винограда, выращенного на сельской территории полиса. Часть амфор могла поступать на сельскую периферию из города.

На ближайших к Диоскурии холмах располагались колхские села, но в каких отношениях с греками находились их обитатели, не совсем ясно. Могильники этих поселений датируются V—II вв. до н. э., а находки монет, включая «колхидки», в некоторых из них как будто бы говорят о торгово-экономических связях. Развитие хоры Диоскурии началось не позднее V в. до н. э., и к IV—III вв. до н. э. она достигла наибольших размеров. Следовательно, с самого начала Диоскурия обустраивалась централизованно, при том, что полисные формы ее государственного устройства сложились к V—IV вв. до н. э. А местное население в ее окрестностях, особенно в деревнях, превратилось в подвластных полузависимых или зависимых земледельцев, вынужденных снабжать полисную общину продуктами своего труда. Оно не занималось торговлей, так как в нее были втянуты главным образом племена, жившие выше Диоскурии, ее непосредственные соседи. Этот город являлся их общим торговым центром, куда съезжались их представители для заключения торговых сделок.

Однако к III—II вв. до н. э. на некоторых некрополях, например, в районе Красномаяцкого городища, количество погребений уменьшилось в результате переселения части жителей хоры в полис в связи с урбанистическими процессами или частичным сокращением хоры и аграрного производства. После вхождения Колхиды в состав Понтийского царства в конце II в. до н. э. царь Митридат Евпатор разрешил Диоскурии чеканить монету, что закрепило полисный статус города. Но согласно понтийской внутренней политике создание полисов обусловливалось царской собственностью на землю и образованием царских земель при сохранении незначительного объема прежних полисных владений. Поэтому захирение городов в Колхиде и их упадок к концу II в. до н. э., а также сокращение полисной хоры Диоскурии могло быть прямым следствием введения царской земельной собственности. Это было вызвано тем, что при понтийском владычестве Колхида стала наследственным доменом царя Понта.

Еще один греческий город в регионе — Гиэнос — был основан не позднее середины VI в. до н. э. Первоначально колонисты там жили в полуземлянках, тем не менее на протяжении VI—V вв. до н. э. город переживал расцвет, а с начала IV в. до н. э. — упадок, очевидно, в связи с развитием Диоскурии и ростом ее хоры. Так что вряд ли Гиэнос сформировался в классический эллинский полис.

Основание милетянами колоний в Восточном Причерноморье имело свою специфику. Здесь было всего два крупных города — Фасис и Диоскурия, которые развились в полисы, при этом последняя, по всей видимости, опережала Фасис по своему значению, поскольку получила обширную подвластную территорию. Остальные города напоминали синопские колонии в Южном и Юго-Восточном Причерноморье, которые не всегда имели полисный статус, а являлись поселениями городского типа, подвластными более крупным городам. Возможно, что небольшие греческие города на востоке Причерноморья также находились в некоторой зависимости от синопейцев, и это не способствовало развитию полисных отношений. После ослабления синопского влияния в регионе многие из них попросту попали в зависимость от более крупных полисов, в частности, Диоскурии.

В ионийской колонизационной практике в Причерноморье были как свои особенности, так и общие закономерности. Заселение берегов Понта Эвксинского в ряде случаев проходило стихийно путем создания поселков полуаграрного ойкосного типа. В таких поселениях, особенно в Западном и Северо-Западном Причерноморье, полисные отношения формировались ближе к концу VI — началу V в. до н. э., как только наметились условия для развития городского хозяйства и усилился приток новых переселенцев. Но это происходило при отсутствии оседлого населения или при относительно мирном внедрении греков-переселенцев в местную варварскую среду, где были традиции земледельческого хозяйства (колхи, геты, фракийцы, мариандины). В процессе становления полисных отношений местное население как бы притягивалось к городу, оседая в его ближайшей округе, а затем вообще переселялось в полис, как только там создавались полисные гражданские институты. Так происходило в Нижнем Побужье, Нижнем Поднестровье, Нижнем Подунавье, нечто подобное имело место во Фракии и Колхиде, отчасти в Пафлагонии.

Но в тех случаях, когда колония выводилась централизованно, как правило, существовала необходимость подчинения местного населения, так как территория находилась под контролем местных царей или племенных вождей. В этом случае апойкии сравнительно быстро превращались в полисы и городские центры. Так было в Гераклее, Каллатисе, Пантикапее, Диоскурии, Херсонесе Таврическом. Быстро став полисами, они приступали к активному освоению хоры, подчиняли более мелкие греческие выселки, требовавшие защиты от варварских нападений, как это было на Боспоре, или покровительства более крупного полиса, как происходило в Южном Причерноморье, Колхиде, Северо-Западном Крыму и во Фракии. На Киммерийском Боспоре города, которые вступили в добрососедские отношения с местными племенами (Пантикапей, Нимфей, Фанагория, Синдик), не испытали серьезных потрясений, вызванных нападением кочевников-скифов, и быстро набирали влияние как полисные центры. А поселения, которые подверглись разорению варварами в середине VI в. до н. э. (Мирмекий, Тиритака, Кепы, Гермонасса, Патрей), ослабели, процессы развития полисных отношений в них замедлились, и вскоре некоторые из них были вынуждены попасть в зависимость от Пантикапея. Последний получил таким образом благоприятные условия для развития своей хоры и полисных отношений, в том числе за счет более мелких и слабых соседей. Так на рубеже VI—V вв. до н. э. стали складываться предпосылки для превращения Пантикапея в ведущий полис Северного Причерноморья — метрополию городов Боспора.

При основании Синопы ситуация была сложнее: фессалийские колонисты отвоевали у каппадокийцев полуостров Инжебурун, на котором расположена Синопа, а затем уступили место милетской апойкии Хаброна, основанной как традиционный для милетян поселок полуаграрного типа, совершенно беззащитный перед варварскими нападениями. И только после его разгрома киммерийцами и прибытия новых апойков ок. 632 г. до н. э. сложились условия для формирования в Синопе полисной структуры и масштабной хоры. Такая же участь постигла Амис, где милетяне, не успев прочно закрепиться и создать полисную организацию, были вынуждены уступить соседним каппадокийцам. И лишь с прибытием переселенцев из Фокеи эта колония начала развиваться сначала в город, а затем в полис со своей хорой. В Гераклее и Каллатисе милетяне вообще оказались вытесненными дорийскими колонистами, и только после этого там сложились предпосылки для развития полисов.

Литература

1. Анохин В. А. История Боспора Киммерийского. Киев, 1999.

2. Блаватская Т. В. Западно-понтийские города в VII—I вв. до н. э. М., 1952.

3. Блаватский В. Д. Архаический Боспор // МИА. 1954. Вып. 33. С. 7-44.

4. Блаватский В. Д. Пантикапей. М., 1964.

5. Бруяко И. В. Северо-Западное Причерноморье в VII—V вв. до н. э. Начало колонизации Нижнего Поднестровья // Античный мир и археология. 1993. № 3. С. 60-78.

6. Васильев А. Н. К вопросу о времени образования Боспорского государства // Этюды по античной истории и культуре Северного Причерноморья. СПб., 1992. С. 111-128.

7. Виноградов Ю. А. К проблеме полисов в районе Боспора Киммерийского // Античный мир и археология. 1993. № 9. С. 79-95.

8. Виноградов Ю. А. Некоторые дискуссионные проблемы греческой колонизации Боспора Киммерийского // ВДИ. 1995. 3. С. 152-160.

9. Виноградов Ю. Г. Полис в Северном Причерноморье // Античная Греция. Т. 1. М., 1983. С. 366-420.

10. Виноградов Ю. Г. Политическая история Ольвийского полиса VII— I вв. до н. э. Историко-эпиграфическое исследование. М., 1989.

11. Гайдукевич В. Ф. Боспорское царство. М., Л., 1949.

12. Жебелев С. А. Северное Причерноморье. М., Л., 1953.

13. Золотарев М. И. Херсонесская архаика. Севастополь, 1993.

14. Иессен А. А. Греческая колонизация Северного Причерноморья. Л., 1947.

15. Карышковский П. О., Клейман И. Б. Древний город Тира. Киев, 1985.

16. Крыжицкий С. Д., Отрешко В. М. К проблеме формирования Ольвийского полиса // Ольвия и ее округа. Киев, 1986.

17. Крыжицкий С. Д., Русяева А. С., Крапивина В. В., Лейпунская Н. А., Скржинская М. В., Анохин В. А. Ольвия. Античное государство в Северном Причерноморье. Киев, 1999.

18. Колобова К. М. Политическое положение городов в Боспорском государстве // ВДИ. 1953. 4. С. 47-71.

19. Кошеленко Г. А., Кузнецов В. Д. Греческая колонизация Боспора // Очерки археологии и истории Боспора. М., 1992. С. 6-28.

20. Кузнецов В. Д. Ранние апойкии Северного Причерноморья // КСИА. 1991. 204. С. 31-37.

21. Лапин В. В. Греческая колонизация Северного Причерноморья. Киев, 1966.

22. Лордкипанидзе Г. А. Колхида в VI—II вв. до н. э. Тбилиси, 1978.

23. Лордкипанидзе О. Д. Древняя Колхида. Тбилиси, 1979.

24. Максимова М. И. Античные города Юго-Восточного Причерноморья. Синопа, Амис, Трапезунт. М., Л., 1956.

25. Марченко К. К. Греки и варвары Северо-Западного Причерноморья скифской эпохи // Греки и варвары Северного Причерноморья в скифскую эпоху. СПб., 2005. С. 42-136.

26. Масленников А. А. Некоторые проблемы ранней истории Боспорского государства в свете новейших археологических исследований в Восточном Крыму // Проблемы истории, филологии, культуры. 1996. 3. С. 61-70.

27. Сапрыкин С. Ю. Гераклея Понтийская и Херсонес Таврический. М., 1986.

28. Сапрыкин С. Ю. Этюды по социальной и экономической истории Боспорского царства // Античная цивилизация и варвары. М., 2006. С. 171-242.

29. Шелов-Коведяев Ф. В. История Боспора в VI—V вв. до н. э. // Древнейшие государства на территории СССР. 1984. М., 1985.

30. Щеглов А. Н. Полис и хора. Симферополь, 1976.

Главная » Части речи » Античные города-государства северного причерноморья. Античное причерноморье