Моя мать - Пинигина (Глухова) Мария Григорьевна 1933 г.рождения д. Вититьнево, Ельнинский р-н, Смоленская обл.
Её мать, моя бабушка - Глухова (Шавенкова) Александра Антоновна 1907 г.рождения д. Вититьнево, Ельнинский р-н, Смоленская обл., умерла в г. Иркутске 6 июня 1986г.
Её отец, мой дедушка - Глухов Григорий Свирьянович 1907 г. рождения д. Вититьнево, Ельнинский р-н, Смоленская обл., умер 11 ноября 1942г в госпитале.

Началась война. Отец ушёл, как и все мужчины в деревне, на фронт. Он умер в госпитале. Мы получили похоронку уже после войны и не одной фотографии отца у меня не осталось. Наш дом и деревню всю сожгли, одни угли остались, какие уж тут фотографии.

Делали запросы о месте захоронении, последний в 2012г., ответ один - не знаем.

С начала войны, где-то до октября месяца, мы в своей деревне не слышали звуков войны. И вот,вдруг, нам приказали выстроиться вдоль дороги и встречать немцев. Это было неожиданно. Мы не знали, что с нами будет. Одели все, что было, на себя. А было по 2-3 платья и то холщёвые, жили очень бедно. Нас выстроили рядами с обеих сторон дороги. Немцы ехали на мотоциклах и машинах, впереди себя держали автоматы, остановились рядом с нами и стали тыкать в нас и кричать «юдо», обошли все дома, переворошили всё сено, это они искали евреев, так говорили взрослые. А потом хватали поросят, курей, тут же готовили. Я запомнила крики, слёзы. Они у нас не задержались и сразу проехали дальше.

Через несколько дней приехали новые немцы, нас согнали в несколько домов на краю деревни. Сами они заняли большую часть наших домов.
Помню, у нас была русская печь, и немцы не могли её затопить. Привели нас с матерью в наш дом и заставили топить печь. А сами накидали сено в избе, смеялись и валялись на нём и кричали: «Москва гут, Сталин капут».

Днём нас заставили идти на площадку, немцы были в плавках, так как загорали, установили машину с рупором, включили музыку на немецком языке. Все должны были танцевать.Женщины сидели прижавшись друг к другу и молчали. Они стали тянуть их на танцы, но ничего не получалось, все боялись. Мы с ребятишками то же «припухли».

В следующий раз опять устроили танцы, впереди сидели офицеры, с кокардами. Меня заставили петь. Я пела частушки и приплясывала, а частушки были про войну, про немцев.

«У нас немцы стоят, костюмы зеленеются,
Своих жён побросали, на русских надеются»

Им переводили и они смеялись. А я не понимала, что это может быть опасно, несмотря, что я маленькая. Потом ещё несколько раз они заставляли меня петь частушки на улице, в другие дни. Но всё обошлось для меня и моей матери.

Всех жителей деревни под конвоем гоняли в баню, одежду сдавали в «жарилку», т.е. на обработку, потом немец нам детям головы мазал, а мы убегали. Обязывали уколы делать.

Но и эти немцы ушли, и мы перебрались опять в свой дом. Отец перед войной построил хороший большой дом, отца я совсем плохо помню. В доме была хорошая русская печь. За ней было много прусаков, это такие большие тараканы 4-5 см., но мы спали на ней. Топить печь сложно, дров не было. Лес из кустарников, пойдём с матерью за дровами, топор совсем тупой, вязанки из веток сделаем, мать на плечи положит и мне маленькую вязанку. Приходилось тащить. Эти веточки горели же минут 10. Мать часто плакала и молилась, стоя на коленях. Беда и выручка была корова, молоко всегда. Она у нас осталась, потому что бодалась и признавала только мать. Когда эвакуировали весь скот, она убежала в лес, её не моги найти, потом сама пришла домой, т.е к нам.

Немцам надо было чтобы на них работали, а старые люди и дети мешали им. Поэтому старых и малых с матерьми отправляли в Германию. Когда нам объявили об отъезде, я запрыгала от радости. В город хотелось ехать, прыгала и кричала « в шапочках будем ходить». Но когда взрослые закричали, я испугалась, мне стало страшно. Погрузили всех и нас в большую машину, т.е. маму, меня, тётю с сестрой и бабушку, ей было лет 90, сгорбленная и маленькая, в деревне ей остаться не разрешили. Оставляли только тех, кто мог работать. Ближе к ночи нас всех поселили в небольшой дом. Людей было много, со всех деревень собрали. Бабушка не могла идти, её немец на горбушке (спине) перенёс в дом. Когда все заснули, мы с матерью и ещё семей 5 сбежали. Бабушка и тётя с сестрой остались. Бабушка была глухая, стала бы плакать, причитать и убежать все не смогли бы, это я сейчас так думаю. Маме было очень тяжело. Потом говорили, что она всё звала мою мать - «Саша! Саша!»

Была зима, леса фактически не было, кустарники. В деревне нас ждали немцы, но в лесу не искали. Неделю жили в лесу, спали на ветках от ёлок. Мать меня будила, что бы я не замёрзла, заставляла ходить и прыгать. Когда кончились последние сухари, пришлось идти в деревню. Мать послала меня к тётке. Я очень боялась подойти к дому, там могли быть немцы. Стояла и плакала. Тётка меня увидела и стала прятать. Когда всё успокоилось, пришла мать. В деревне были уже другие немцы и поэтому нас не искали.

Я выглядела видимо старше своих лет, мне дописали 2 года, чтобы больше не увозили в Германию. Меня стали, как и других детей, гонять рыть для немцев траншеи. Детей заставляли рыть траншеи около метра в длину, высотой больше метра. Главным над нами был немец, он не давал отвлекаться, мы только и слышали: «Работай кляйн». Мне было 8 лет. Как то наши увидели, что дети работают и стали стрелять, чтобы нас разогнать. Мы с криками разбежались. На работу и с работы водили под конвоем, конвой - 2 человека, а взрослых гоняли копать блиндажи еще ближе к передовой. Они приходили позже с работ, чем мы.

Однажды всех выгнали из домов, взрослых ещё не было. Нас заставили идти по дороге, до другой деревни, это за 10 км. Мы не знали где наши родные, матери не было рядом, но со слезами пришлось идти. Поселили в дом, в нём можно было сидеть только на корточках, так много было людей. Уже поздно вечером прибежали наши родные. Всюду раздавались голоса, кричали имена, все искали своих родных.

Наши самолеты начали бомбить фашистов в нашей деревне Ветитьнево - это Ельнинский район, Смоленская область. Это была передовая. Немцы согнали всех в блиндаж, длина его метров 100, с правой стороны от входа полати, покрытые соломой, ширина их около 2-х метров. Мы с матерью не спустились в блиндаж. У нас была корова, она не отходила от матери, оставить её одну мы не могли. Еще семьи 3 остались под навесом. Была ночь, мы заснули. Рядом со мной бабушка и двоюродный маленький братишка, мама осталась рядом с коровой. Я проснулась от грохота и крика. Зажигательная мина упала совсем рядом, у меня слетел платок, осколком зацепило палец и оглохла, видимо контузило, ничего не слышала. Бабушка вся в крови, нога повреждена, глаза нет, позже она ослепла. Я побежала к матери. Она не может встать, ранена нога. Соседа убило. Немцы мать и бабушку увезли в госпиталь.

На подступах к нашей деревни всё было заминировано. Немцы ждали наступление именно здесь, в нашей деревне. Началась атака. Наши наступали, слышны взрывы от мин, поле же не разминировали. Потом уже «Катюши» ударили. Атаки продолжались. Мы все стояли, слушали и смотрели, со слезами на глазах. Деревня наша горела, огонь хорошо был виден. Немцы стали отступать.

Матери всё не было. Госпиталь был в соседней деревне. Деревню и дорогу бомбили. Я не стала ждать мать и побежала к ней прямо по дороге, не понимая, что могу погибнуть. До сих пор не пойму, как так получилось, как осталась жива. Снаряды разрывались со всех сторон, я неслась, т.е. бежала, ничего не видела вокруг, перед глазами была только мама. Увидела её совсем далеко, нога забинтована, на костылях. С божьей помощью мы вернулись в деревню, молитвы матери Бог услышал.

Деревня была сожжена и конечно наш дом. На земле было много убитых наших солдат, какой-то офицер ходил и на одежде искал адреса (в карманах, на воротничках), но большей частью ничего не находил и всех сбрасывали в яму. Мы с ребятишками бегали и смотрели за всем что происходит. Потом ещё долго находили солдат и закапывали их. Даже в огороде у нас, рядом с домом были могилы.

Была зима. Жить негде. Выкопали землянку, это комната под землёй, окно небольшое, сделали плиту, чтобы можно было сварить поесть. В землянке день и ночь горел фитиль, т.е. в бутылочку наливали керосин, и вставлялась, по-видимому, какая-то тряпочка скрученная. Всем пришлось жить в таких землянках, иногда зажигали лучинки. Корова так и осталась с нами, удивительно, что с ней ничего не случилось. Зиму мы пережили. Началась весна, все стало таять, глина поползла. Пришлось перебираться наверх, там были небольшие землянки расположенные рядом с дотом. Люди стали откапывать брёвна, т.е. разбирали блиндажи и строили избушки. У нас корова была вместо лошади, её запрягали и возили на ней всё, что нужно было для всех. Мужиков не было, все делали сами женщины и дети, строили без гвоздей конечно.

До войны я закончила 1-ый класс. А когда освободили наш район от немцев, все дети пошли в школу. В школу надо было ходить 5 км, учебники давали на 5-х человек, а из деревни я была одна и мне учебники не дали. Мать где-то мне нашла учебник на белорусском языке, многое не понимала в нём, но приходилось учиться.

Много мин оставалось на полях, много гильз. Мы с ребятишками бегали и собирали гильзы. 7 мальчишек погибли на минах. Мы к гильзам привязывали пёрышки, а чернила делали из сажи, которая была в ракетах. Поэтому были всегда грязные. Писали на книгах или на картоне, из которых делали снаряды, патроны.

Я очень хотела учиться, но мама говорила: «Я тебя не выучу». Все ребята шли в школу, а я сидела дома и плакала каждый день. А мать сказала, что меня в школу не взяли. Вот так я не закончила даже 5- ый класс. Пришлось и мне работать в колхозе, пахать, сеять, мне было 10 лет. Пахали на быках, я одна шла за быком, а в земле чего только не было - и снаряды, и черепа, и кости. Вот так началась моя трудовая деятельность, но в стаж моей работы это не включили. В то время я была ещё маленькой.
Со слов записала Трофименко Л.И. 28.02.2012г.

Прочитав эти воспоминания, моя подруга Ольга написала стихи, я прочитала их моей маме, которой в то время было уже 79 лет, а в войну было всего 8 лет.
Она опять всё вспоминала и рассказывала мне, и слёзы подступали к глазам. Вот эти стихи.

* * *
Война! В жизнь русского народа
Нежданной гостей ворвалась,
И в сердце болью взорвалась,
С собою принеся одни невзгоды.

Вокруг лишь боль, страдания и муки,
Мужчины уходили воевать,
Их долг святой - родную землю защищать.
В селе остались детские и женщин руки.

И сколько довелось им претерпеть,
Живя под немцами, не чувствуя защиты?
И постоянно видя рядом смерть?
И ведает лишь Бог, какие слёзы там пролиты!

Тяжёл был крест, ведь это каждый день на плахе,
Их всячески пытались унижать.
Как это трудно в постоянном страхе,
Остаться женщиной и веру не предать!

Их жизнь как подвиг, может не заметный,
Мы в памяти своей должны хранить.
Так будем же за них, живых и мёртвых,
Молитвы наши к Богу возносить!

За ту девчонку, что бежала под обстрелом,
С одной лишь мыслью - маму увидать,
И только матери молитва грела
И помогла ей невредимой добежать.

Но многие оставили там жизни нить,
Своих мужей, детей, здоровье, счастье,
Но душу русскую сумели сохранить,
Не допустив фашистам разорвать её на части.

(март 2012г. Ольга Титкова)

Я с 1925 года, но записан был как родившийся в 1928 году. В октябре 1942 г. ребят из нашей полеводческой колхозной бригады вызвали на приписку в военкомат. А меня в списке нет. Но я вместе с ними сел и поехал. Приехали в военкомат, всех по списку пропускают, а Секретарь сельсовета была Татьяна Бородина стоит в дверях, и меня не пропускает: "Дурак, ты! Куда ты собрался?" - "Хочу ехать вместе со своими друзьями, куда прикажут". - "Дурак, ты! Люди стараются открутиться, а ты сам лезешь. Ты же беспризорник, кому ты будешь нужен, если вернешься калекой?!" А я-то еще ничего не соображал... В какой-то момент она пошла в туалет, а в дверях оставила Ивана Мордовина, моего товарища. Я говорю: "Ванюшка, впусти меня, пока ее нет". - "Иди". - Я зашел, там сидело человек пять: "Меня нет в списке, но я хочу пойти добровольно. Запишите, пожалуйста, меня". Записали меня 25-м годом, даже не стали ничего спрашивать.

Нас привезли во Фрунзенское пехотное училище. Обучались шесть месяцев. В марте 1943 года училище закрыли. Нас в течении 12 часов посадили в теплушки и вперед на фронт под Харьков. Ехали семь суток, пока мы дохиляли ситуация стабилизировалась. Нас повернули в Подмосковье, в город Щелково. Там создавались воздушно-десантные бригады. Я попал в 4-е отделение, 4-ого взвода, 8-ой роты, 2-го батальона, 13-ой воздушно-десантной бригады. А поскольку я маленького роста, то всегда стоял замыкающим. Шестнадцать прыжков имею. Из них несколько с аэростата. А с аэростата прыгать хуже, чем с самолета! Потому что когда первый прыгает, он толкает корзину и она болтается. А закон был такой: инструктор сидит в одном углу, а в трех углах сидят солдаты. Он командует, приготовиться! Я должен сказать: "есть приготовиться!" - "Встать!" - "Есть встать!" "Пошел!" - "Есть пошел!" Это надо говорить, а корзина-то ходуном ходит...

Прыгали в сапогах?

Нет, все время прыгали в обмотках. Сапоги мы не видели.

Тех, кто не мог прыгнуть?

Их сразу списывали в пехоту и отправляли. Не судили. Сначала прыгали вместе с офицерами, но некоторые офицеры трусили прыгать и стали прыгать раздельно - офицеры отдельно, мы - отдельно. Километров за 150 от Щелково нас десантируют, и мы сами должны добираться до казарм. Это как будто бы с тыла вернулись. Прыгали в основном с Ли-2. Заходишь первый - прыгаешь последним. Заходишь последним, прыгаешь первым. Каким лучше? Одинаково. И последнему плохо и первому плохо. Мы, пацаны - нам в то время по 17 лет, лишь бы в желудке что-то было, а на остальное мы клали.

Кормили очень плохо. В котелке гнилая мерзлая картошка и не порезанные, а просто так сваренные стебли крапивы. 600 грамм хлеба, а в хлебе и отруби, чего там только нет - очень тяжелый. Но как-то организм переносил. Около казармы был большой подвал, куда воинская часть свозила картошку. Мы ее всю зиму воровали. Спускались по веревке, и набирали в вещмешок. В каждой казарме, поставили железную печь. Деревянные ограды в Щелково по ночам разбирали на топливо. Варили картошку, пекли, ели.

Кто-то у вас был из 3-й или 5-й бригад? Из тех кто участвовал в Днепровском десанте?

Нет. Правда, про этот десант нам рассказывали. В Щелково была страшная вражда между летчиками и десантниками. Говорили, что летчики испугались и сбросили десантников на немецкие окопы. Струсили. Через реку Клязьма есть мост. Десантники бывало дежурили на нем, и если шел летчик, то его бросали с моста в реку.

В июне 1944-го 13-я Гвардейская воздушно-десантная бригада стала 300-м гвардейским стрелковым полком 99-ой гвардейской стрелковой дивизии. А из нашего взвода сделали взвод полковой разведки. Нас посадили в вагоны и повезли. Сначала не говорили куда. Повезли и все. Привезли нас на реку Свирь. Мы должны были ее форсировать.

Командование решило, сделать отвлекающий маневр - изобразить переправу. Пустить лодки, которыми должны были управлять двенадцать солдат. Поставить на них чучела. А в это время основная переправа должна была пройти в другом месте. Нашему взводу разведки предложили сформировать эту группу из двенадцати добровольцев... Шесть человек уже записались. Я хожу думаю: "Как же быть?! Плавать-то не умею ни хрена". Говорю командиру взвода младшему лейтенанту Корчкову Петру Васильевичу:

Товарищ младший лейтенант, плавать не умею, но хочу записаться, как мне быть?

Ты чего?! Маленький что ли?! Вам дадут специальные безрукавки и трубки - 120 килограмм веса выдерживает". А во мне в то время было от силы 50 килограмм. Так я записался седьмым. Первым форсировать Свирь должен был второй батальон. Комбат сказал командиру полка так: "Мой батальон форсирует первым, я этих двенадцать человек из своего батальона выделю..". Командир полка посчитал, что так будет правильнее. Записалось двенадцать человек разных национальностей и профессий. Там даже один повар был. Все они получили звания Героя Советского Союза. Правда, переправлялись они уже вместе со штабом полка. Но я так считаю, что их не зря наградили - они знали, что идут на смерть и пошли на нее добровольно. Это тоже подвиг, я так считаю. Может быть, правильно сделали, что живыми их оставили, надо было поднимать авторитет полка. Пошли мы в наступление.... С финнами воевать было очень трудно.

Целая рота автоматчиков охраняла шесть пленных финнов, в том числе двоих офицеров. Так они все равно убежали. Кругом болота, надо рубить деревья, строить гати. Когда придут к нам продукты? Мы гранатами глушили рыбу и без соли и хлеба с финскими галетами ели...

Был такой случай. В подвалах у финнов были деревянные бочки со сливочным маслом и сухой картофель. Мы в этом сливочном масле варили сухой картофель. Потом штаны снимаешь, сидишь автоматом...

Наступали мы капитально. Начали с Лодейного Поля на берегу реки Свирь и прошли порядочно, до станции Куйтежи. Вскоре финны сдались.

Нас посадили на машины и повезли на станцию. Погрузились и поехали в Оршу, в Белоруссию. Мы стали 13-й Гвардейской военно-воздушной дивизией - снова парашюты, снова прыгать. Потом команда: "Отставить!". Сделали из десантных войск обратно стрелковые полки, а дивизия стала 103-я гвардейская. В ней был создан 324-й полк. Новый командир полка попросил дать взвод разведки из обстрелянных бойцов. И нас, из своего родного 300-го полка, отправили в 324-й полк. В марте 1945 года нас привезли под Будапешт. Мы в ватных брюках, в ватных фуфайках, 45-й размер ботинок, трехметровые обмотки... Но капитально наступали, капитально воевали. Смерти не боялись, потому что у нас ни семьи, ни детей, никого нет.

Командир полка поставил перед нами задачу: "Выйти в тыл немцам и пронаблюдать оттягивают они силы или подтягивают?" Нас было шесть разведчиков и радист. Задание было рассчитано на сутки. Нас выстроили, старшина всех обошел, отобрал все документы, все бумаги. Это очень горестно и страшно. Это очень угнетает человека, но в карманах ничего не должно быть - это закон разведки. Вместо суток, мы за линией фронта находились пять суток! Выкопали круговую оборону. У нас кроме гранат и автомата ничего не было! Жрать нечего! Наш разведчик, здоровый парень, ночью, скрыв от всех, пошел на шоссейную дорогу, убил двух немцев и забрал у них вещмешки. В них оказались консервы. Вот за счет них и жили. Правда, командир взвода чуть не расстрелял этого солдата, за то, что тот без разрешения пошел. Если бы он попал в плен, мы бы все пропали. Мы выяснили, что немцы силы не подтягивают, а оттягивают, отступают и получили приказ возвращаться.

На обратном пути наткнулись на власовцев. Мы не стали с ними связываться. Нас всего семеро! Что мы могли сделать? Давай, от них драпать! А они нам кричат матом по-русски: "Сдавайтесь!" Бежали - бежали наткнулись на немецкий склад в лесу. Там были хромовые сапоги, плащи. Мы переоделись. Пошли дальше. Впереди дорога. За Г-образным поворотом слышны какие-то звуки. Командир взвода говорит мне: "Копченый (меня так во взводе звали), выйти, посмотри, что за звук? Вышел на поворот, чтобы посмотреть и в это время фрицевский снайпер меня поймал... Пуля попала в бедро... Ребята меня вынесли к своим. В госпитале мне хотели отрезать ногу, но рядом с моей койкой лежал один старик, сибиряк. Мы его звали дядя Вася. Когда пришел начальник госпиталя, подполковник, этот дядя Вася схватился за табуретку и чуть в него не кинул: "Я напишу Сталину письмо, что вы вместо того, чтобы выполнять его приказ, не отрезать руки и ноги, отрезаете их почем зря. Вы собираетесь делать ему операцию, а ему всего идет 18-й год, кому он нужен будет без ног?! А если вы все сделаете, как надо, он еще будет воевать!" Этот подполковник: "Хорошо, хорошо, никуда писать не надо...". Боялись они все же! Меня подготовили к операции. Делали ее почти 6 часов. Только на второй день где-то к обеду я пришел в себя. На ногах сапоги белые одеты, четыре деревянных планки, все это дело стянуто. Меня ранило 26 апреля, через 13 дней закончилась война, а я еще шесть месяцев я лежал в госпитале. Через 6 месяцев начало вонять, нога гноится, вши завелись. Врачи радовались - значит заживает. Сняли гипс. Нога не сгибается. Меня клали на спину, на растяжку вешали гири, 100 грамм, потом 150, 200 гр. Она потихоньку согнулась, но не разгибается. Меня кладут на живот, и снова так же. Постепенно нога разработалась.

Вернулся из госпиталя в свою часть, меня друзья-фронтовики хорошо встретили. Комиссия меня списала, как негодного к строевой службе. Таким образом, очутился дома. Домой ехать не хотелось - мне было жалко бросать друзей. Всю войну прошли вместе. Считали себя братьями. Привыкли друг к другу, друг без друга не могли жить. Когда всех построили, начали прощаться, я начал плакать - не хочу уезжать! Мне говорят: "Дурак, уезжай!"

Надо сказать сразу после войны на участников Великой Отечественной войны, на раненых, покалеченных не обращали внимание. Смотришь, без обоих ног, сделает себе вроде санок или коляски, отталкивается, передвигается... Только после 1950-го года начали немножко разбираться, помогать.

Перед войной стало полегче жить?

Да. Колхозники даже отказывались брать заработанную пшеницу - хватало своей. И одевались и кушали хорошо.

Когда вас призвали, вы хорошо знали русский язык?

Я учился в русской школе. Причем был отличником. Когда в 5-м классе учился, мой диктант носили в 10-й класс, показывали: "Смотрите как ученик 5-го класса, казах пишет". Я был одаренным, бог мне в этом деле помогал.

Чем учили во Фрунзенском пехотном училище?

Я был минометчиком. Изучали 82-мм батальонный миномет. Плита 21 килограмм, ствол 19 килограмм, двунога тоже 19 килограмм. Я как самый маленький таскал деревянные лотки с минами. Части миномета я носить не мог.

Когда попали на фронт, какое было у вас оружие?

Сначала дали карабины. Потом десантникам выдали автомат ППС. Три рожка. Легкий, с откидным прикладом. Хороший автомат. Мы его любили, но карабин лучше. Карабин со штыком. Пять патронов зарядил, стреляешь - знаешь, что точно убьешь. А в автомат песок попал - его заело. Он может отказать, может тебя подвести. Карабин никогда не подведет. Кроме того всем выдали по финке и три гранаты. Патронов в вещмешок набили. Пистолеты кто хотел - имел, но у меня не было.

Что обычно было в вещмешке?

Сухари, хлеб, немного сала шпик, но в основном патроны. Если ходили в тыл, то мы о еде не думали, брали как можно больше патронов и гранат.

Приходилось брать "языка"?

Приходилось. В Карпатах пришлось днем брать. Командиру взвода дали задание срочно взять "языка". Пошли всем взводом. Сплошной обороны у немцев не было. Мы хотели пройти напрямик, бегом пересечь открытое место, выйти в тыл немцам и искать, кто попадется. Когда стали перебегать, заработал немецкий пулемет. И мы все легли. Назад вернулись и пошли по лесу кругом, в обход. Вышли к этой же поляне, только с другой, немецкой, стороны. Посмотрели - окоп, в нем два пулеметчика смотрят в сторону нашей обороны. Пошли я и Лагунов Николай. Мы не боялись ни хрена, потому что они нас не видели. Подошли сзади: "Хальт! Хенде Хох!" Они схватились за пистолеты. Мы пару очередей из автоматов выпустили, но не стали их убивать - они нам нужны были живыми. Тут остальные ребята прибежали. Отобрали у этих пацанов... они тоже молодые ребята... пистолеты, пулемет забрали и повели. Вот так в течении двух часов выполнили указание штаба. Вот так приходилось брать... Были и другие случаи... На такой-то сопке окопались фрицы. Надо поймать и привести. Притом желательно не рядового, а офицера... Разведчик всю жизнь ползает по-пластунски. Другие на ногах ходят, летчики летают, артиллеристы стоят за 20 километров стреляют, а разведчик всю жизнь ползает на пузе... И вот ползком, друг друга выручаем...

Когда в поиск шли во что были одеты?

Маскхалаты были. Зимой белый, а летом пятнистый.

Немецким оружием пользовались?

Единственный раз. В Венгрии мы на сопку вылезли. На ней стояла богатая вилла. Мы в ней остановились - сильно устали. Ни часового, ни охраны не поставили и все уснули. Утром один из наших пошел оправляться. Заглянул в коровник - немецкий солдат доит корову! Он бегом в дом. Поднял тревогу. Выскочили, но немец уже убежал. Оказалось, что немцы недалеко. Нас было всего 24 человека, но мы пошли в атаку, открыли автоматный огонь, начали их окружать. Они начали драпать. В 1945-ом они драпали будь здоров! Николай Куцеконь подхватил немецкий пулемет. Мы начали спускаться с этой сопки. Спуск оканчивался обрывом. А под ним сидело человек пятьдесят венгерских солдат. Мы по гранате кинули туда и Куцеконь по ним из пулемета... Он очень быстро стреляет, наш та-та-та, а этот тру-тру-тру... Никто не убежал.

Какие трофеи брали?

Часы в основном брали. Возьмешь пилотку, поставишь, кричишь: "Урван - часы есть?!" Все несут, кладут. А потом отбираешь, какие получше остальные выбрасываешь. Эти часы быстро расходились. Играли в игру "махнем не глядя": один зажимает в кулаке часы, другой еще что-то или тоже часы и меняются.

Как относились к немцам?

Как к противнику. Личной ненависти не было.

Пленных стреляли?

Бывало... Я сам двух убил. Ночью захватили деревню, пока мы эту деревню освобождали, погибло четверо наших. Заскочил в один двор. Там немцы запрягали лошадь в бричку, хотели уже убегать. Я их застрелил. Потом на этой же бричке мы по дороге сами дальше поехали. Мы все время их догоняли, а они драпали без остановки.

С финнами тяжелее было воевать?

Очень тяжело. Немцам до финнов далеко! Финны все двухметровые, здоровые. Они не разговаривают, все молчком. Притом они были жестокие. Нам так казалось в то время.

Мадьяры?

Трусливый народ. Его как в плен возьмешь, сразу кричат: "Гитлер, капут!"

Как складывались взаимоотношения с местным населением?

Очень хорошо. Нас предупреждали, если к местному населению мы будем относиться, как немцы относились к нашим, то будут судить судом Военного трибунала. Один раз меня чуть не судили. Остановились в деревне. Взвод разведки питался со своего котла. Мы сами себе готовили и кушали. Утром, когда поднялись, видим бегает рябой такой небольшой поросенок. Ребята хотели его загнать в сарай, поймать, убить, но у них не получалось. Я как раз вышел на крыльцо, и Куцеконь мне кричит: "Зекен, давай автомат!" Я взял автомат и застрелил его. А рядом умывался капитан из соседней части. Мы не обратили на это внимание. А он, доложил в штаб и заместитель командира полка по политической части пришли, нас, шесть человек, арестовали, и свинью с собой мы забрали. Хозяйка стояла рядом и плакала. То ли свинью ей было жалко, то ли нас. Не знаю. Допросили нас, выяснили, что стрелял я. Сказали: "Пойдешь в261-ю штрафную роту". Капитан Бондаренко, начальник разведки полка, говорит: "Ну какой из тебя разведчик, твою мать?! Такого разведчика надо посадить! Почему ты попался?!" Костерил меня на чем свет стоит. Пятерых выпустили, а меня посадили в погреб. А тут немец под Балатоном в наступление пошел. Надо двигаться, решать вопросы. Командование выпустило меня. Пришел, ребята поесть приготовили, но есть пришлось на ходу. На ходу и ремень отдали.

За войну есть награды?

Я получил медаль "За Отвагу" и орден "Отечественной войны I степени".

Вши на фронте были?

Вши жизни нам не давали. Мы в лесу зимой или летом, разжигали костер, снимали одежду и трясли над костром. Треск стоял!

Какой был самый страшный эпизод?

Их много было... Сейчас и не вспомню... После войны лет пять-шесть война снилась постоянно. А последних лет десять ни разу не приснилось, ушло...

Война для вас самое значимое событие в жизни, или после нее были более значимые события?

На войне была такая дружба, доверие друг к другу, которых больше никогда не было и, наверное, не будет. Тогда мы друг друга так жалели, так друг друга любили. Во взводе разведки все ребята были замечательные. Я их с таким чувством их вспоминанию... Уважение друг к другу - это великое дело. О национальности не говорили, даже не спрашивали, кто ты по национальности. Ты свой человек - и все. У нас были украинцы Коцеконь, Ратушняк. Они были постарше нас года на два, три. Здоровые ребята. Мы-то чаще мы им помогали. Я маленький, незаметно мог прорезать проход в колючей проволоке. Они понимали, что они сильнее меня, но я должен быть рядом, чтобы помочь. Это уже неписаный закон, нас никто этому не учил. Когда возвращались с задания, мы кушали и 100 грамм пили вспоминали, кто как кому помог, кто как действовал. Такой дружбы сейчас нет нигде, и вряд ли будет.

В боевой обстановке, что испытывали: страх, возбуждение?

Перед тем, как наступать есть какая-то трусливость. Боишься, останешься живой или нет. А когда наступаешь, все забываешь, и бежишь и стреляешь и не думаешь. Только после боя, когда разбираешься как все происходило, то иногда сам себе не можешь дать ответ что и как делал - такое возбуждение в бою.

Как относились к потерям?

Сперва, когда мы увидели первый раз своих убитых на берегу реки Свири, то, знаешь, ноги подкашивались. А потом уже, когда наступали капитально, шли во втором эшелоне. Видели лежащие на дороге трупы врага. По ним уже проехали машины - раздавленная голова, грудь, ноги... На это мы смотрели весело.

А вот потери во взводе переживались очень тяжело. Особенно в Карелии... Шли по лесам... Наступали бойцы на мины или их убивало пулей. Ямку под деревом выкопаешь. Пол метра - уже вода. Заворачивали в плащ-палатку и в эту яму, в воду. Землей закидали, ушли и никакой памяти об этом человеке. Сколько людей так оставили... Все молчат, не разговаривают, каждый переживает по-своему. Это было очень тяжело. Конечно острота потерь постепенно ушла, но все равно было тяжело, когда кто-то погибал.

Курили?

Курил 42 года, а вот пил редко. Я вырос беспризорником, сладости не ел, а у меня на фронте был друг, который любил пить водку. Мы с ним менялись - я ему водку, а он мне сахар.

Суеверия были?

Да. Богу молились, но про себя, в душе.

Можно было отказаться от выхода на задание?

Нет. Это уже измена Родине. Об этом нельзя было не только говорить, но и думать.

В минуты отдыха, что делали?

Отдыха у нас не было.

Вы как думали, переживете войну?

Мы твердо знали, что победим. Мы не думали о том, что можем погибнуть. Мы же были пацаны. Те, кому было 30-40 лет, они, конечно, по-другому жили и думали. У многих в конце войны уже были золотые ложки, мануфактура еще, какие-то трофеи. А нам ничего не надо. Днем шинель бросаем, все бросаем, ночь приходит - ищем.

А вы лично, жили сегодняшним днем, или строили планы?

Об этом не думали.

Думали, что можете погибнуть?

Вам тяжело было возвращаться?

Очень тяжело. В части на прощание дали 5 килограмм сахара, две портянки и 40 метров мануфактуры, благодарственное письмо от командующего и до свидания. Эшелон сформировали, и он должен нас развести по Советскому Союзу. Когда въехали в Россию, на свою землю, все разбежались - эшелон остался пустой. Башка же ни хрена не работает - там же был для нас продовольственный аттестат! Все оставили! Садились на пассажирские поезда, а туда не пускают, билет просят, деньги просят. А у нас же ничего нет, да к тому же я на костылях.

Приехал в свой родной колхоз. Он у нас был русский - 690 дворов русских и только 17 - казахских. Сначала стоял сторожем - ходить мог только на костылях. Потом ушел в полеводческую бригаду. Там давали килограмм хлеба в день и готовили горячий бульон. На быках пахали и сеяли. А потом, когда хлеб созреет, косили сенокосилкой. Женщины вязали в снопы. Эти снопы складывали в копны. А с копен складывали в скирды. Только глубокой осенью на молотилке молотили этот хлеб. Я подвал на полог. Это тяжело, снопы очень большие, а я все же с одной ногой... Ходил весь оборванный. Фронтовые брюки латка на летке. Через некоторое время стал секретарем комсомольской организации колхоза. Мне предложили перейти в органы КГБ. В то время казах, нацмен, хорошо знающий русский была редкость. Я дал согласие. Они оформляли год, а в итоге отказали потому что я сын бая. Хотели взять в МВД, но тоже отказали - сын бая. Поставили меня библиотекарем. Я работал, а зарплату заведующего избы-читальни получал секретарь партийной организации. Правда мне начисляли полтрудодня в день. А на трудодень тогда ни хрена не давали... Секретарь партийной организации был неграмотным человеком. Я вел всю его работу. Ему нужен был человек писать протоколы, а чтобы писать протоколы, нужно сидеть на партийном собрании. А чтобы присутствовать на партийном собрании, надо быть членом партии. Так в 1952 году стал членом партии. В том же году забрали инструктором райкома. Год поработал, стал заведующим орготделом. А потом начали проверять, установили, что я сын бая - строгий выговор с занесением в учетную карточку за скрытие социального происхождения, освободить от занимаемой должности. Секретарь райкома был Лавриков с города Апшерон Краснодарского края. И вот он мне говорит:

Пойдешь пасть свиней в колхоз "Мировой Октябрь".

Давайте, уеду в свой родной колхоз.

Нет, не поедешь в свой родной колхоз. Иди пасти свиней.

Не пойду, пасти свиней.

Как-то напился пьяный, пришел к нему в кабинет и выматерил его: "Я же не видел отца! Мне было год, когда он умер! Я его богатством не пользовался. В 17 лет я ушел защищать Родину. Если бы я знал, что вы так поступите, ушел бы к немцам". Обозвал его фашистом... Хорошо, что в то время не сажали на 15 суток, а то точно бы попал. Заместитель начальника общего отдела и мой товарищ вытащил меня за руку... С трудом удалось устроиться начальником госстраха района. Вот так пришлось себе пробивать дорогу...

При создании использованы материалы Пакшеньгского музея

Помните, через года, через века, помните,

Какой ценой завоевано счастье, пожалуйста, помните.

Из Пакшеньги за 1941-45 года ушли на фронт 293 человека. Из них 143 не вернулись.

Кто же те герои, ушедшие защищать нашу страну? Мы должны гордиться нашими земляками, теми кто погиб, и теми кто вернулся домой.

Мы гордимся теми кто дошел до Берлина в звании или офицеров или рядовых. Мы храним память о Шаманине Федоре Афанасьевиче, получившем звание генерала.
Вспомним рядового Кузьмина Павла Сергеевича, дошел до Берлина, расписался на рейхстаге, рядового Грачева Ивана Андреевича, дошел до Берлина, и всех, кто принимал участие в Великой Отечественной войне. Так же заслуживает уважения Шаманин Степан Иванович, который был комендантом в Берлине.

Зиновьев Василий Павлинович

Воспоминания Зиновьева В. П.

«Из Свободного меня направили в город Хабаровск на Матвеевский аэродром, у Красной речки- границы с Китаем, на курсы воздушных стрелков радистов. Курсы и всю школу вместе с Иркутской перевели в Москву, во Внуково. Но на радиста мне не пришлось учиться, я очень мало знал по радиотехнике.

По прибытию на Внуковский аэродром я был назначен мотористом к командиру полка Герою Советского Союза майору Таран. В первый день моего поступления в его расположение мы вылетели в Югославию к партизанам Тито. В Москву в госпиталь партизанского штаба с фронта самолетом было доставлено 17 человек тяжело раненых.

Таких полетов у меня было 4 – из них два полета в Болгарию. Потом мы обслуживали партизан, находящихся по направлению 3-го Украинского и 2-го Белорусского фронтов.

Был один неприятный случай. Прилетели на временный аэродром, около Познани, на ночь. Я остался в самолете (я уже летал борт-проводником). Ночь была лунная, проснулся от случайного выстрела из посадки лесонасаждения за самолетами. Я сразу понял, что нужно бить тревогу. В заднем отсеке самолета было установлено с обеих сторон по одному пулемету Шкасс (800 выстрелов в минуту). Вот я и взялся за работенку, подчивать свинцовым душем власовцев. Потом у меня кончились патроны, но в кабине самолета был установлен крупнокалиберный пулемет с трассирующими разрывными патронами – пришлось пустить и его в действие, пока не пришла помощь. Бандиты были отбиты моим огнем из пулеметов. На месте боя их осталось более 30, а раненых не пришлось считать, их вынесли свои же и расстреляли в полосе лесонасаждений. Я ранен не был, но самолет мой пострадал, его отремонтировали и через два дня мы были в Москве.

После этого я был направлен в Союзную Контрольную комиссию в Финляндию, в распоряжение командующего Ленинградским Военным округом к Жданову, где пробыл 2 года 4 месяца».

Лодыгин Евгений Васильевич

Воспоминания ветерана Великой Отечественной войны 1941-1945 г.г.

«К началу Великой Отечественной войны я жил в Ташкенте и занимал должность бухгалтера управления лесами при Совете Министров Узбекской СССР. Когда стало известно о вероломном нападении Германии, я, не ожидая повестки, 22 июня пошел в военкомат.

Я был уверен, что офицер запаса в звании младший лейтенант, да еще артиллерист будет нужен армии. Меня направили 24 июня в 950-й артиллерийский полк 389 дивизии. С этой дивизией я прошел большой путь и занимал разные должности. Был командиром огневого взвода, старшим на батарее, помощником командира батареи, начальником разведки и командиром батареи.

Самым тяжелым был август-сентябрь 1942 года, когда мы всеми силами старались не пропустить немцев к Грознинской и Бакинской нефти. В ноябре 1942 г. наши войска под Орджоникидзе перешли в наступление, и теперь мы шли только вперед, освобождая все новые и новые районы. Новый, 1943 год мы встретили на горном перевале при переходе на Севастополь. После освобождения Краснодара наша дивизия вела бои в Кубанских плавнях с тем, чтобы захватить Темрюк.

Этот участок в военных сводках назывался «Голубая линия». Дальше были Керченский пролив, Керчь, Симферополь. 14 апреля 1944 г. освободили Севастополь. В конце декабря 1944 г., имея звание капитана, я был откомандирован на формирование 9-ой армии прорыва, которая была включена в состав 3-го Украинского фронта. 20 марта 1945 г. армия была введена в бой на озере Болотон. А затем мы брали город за городом. За взятие Вены был награжден орденом Красной Звезды.

После капитуляции Германии я еще 4 месяца находился за границей. 12 августа 1946 г. я был демобилизован в должности гвардии майора. В партию вступил в Кубанских плавнях в 1943 г. в марте месяце.

"ГОЛУБАЯ ЛИНИЯ"

Войска Северо-Кавказского фронта перейдя в ноябре 1942 года в решительное наступление и преследуя отступающие гитлеровские орды прошли с боями от предгорий Кавказа к февралю 1943 года свыше 600 км, а 12 февраля 1943 года, в результате решительной атаки освободили город Краснодар.

Потеря Краснодара была тяжелым ударом для гитлеровцев, но отступая от Краснодара, немецкие полчища закрепились на подступах к Таманскому полуострову, на заранее построенном оборонительном рубеже, получившем наименование «Голубая линия».

Само наименование оборонительного рубежа «Голубая линия» исходит из того, что передний край обороны проходил по берегам рек Курка, Адагум, Кубанским плавням и многочисленным прикубанским лиманам, представляющим труднопроходимую местность.

Перед войсками Северо-Кавказского фронта стояла задача – сломить оборону противника и разгромить его на Таманском полуострове.

Наша 389 стрелковая дивизия под командованием полковника Л. А. Колобова действовала в самом центре Голубой линии против станиц Киевская, Кеслярово и хутор Адагумский, тогда как гитлеровские войска, стоящие против 389 С Д, занимали сильно укрепленный рубеж, проходящий на господствующих высотах, с которых просматривалось наше расположение.

Наши наступательные боевые действия сковывала труднопроходимая болотистая местность, кубанские плавни, заросшие непроходимым камышом и широкие прикубанские лиманы.

Из залегающих грунтовых вод у самой поверхности земли нам нельзя было вырыть даже неглубокий окопчик. Укрытия для артиллерийских орудий, снарядов и для личного состава устраивались насыпные в предварительно сплетенных из таловых прутьев ограждениях.

Гаубицы и пушки устраивались на деревянном настиле, а наблюдательные пункты «НП», размещались на отдельно стоящих, высоких деревьях среди плавней.

На передовые наблюдательные пункты «Н П», расположенные на берегу реки Адагум можно было попасть только в лодке, через постоянно простреливаемый прицельным огнем лиман.

Лично мне, выполняющему в ту пору должность начальника разведки первого дивизиона 950 артиллерийского полка 389 СД и командира батареи, неоднократно поручалось выполнение боевого задания по корректировке огня артиллерийских батарей с передовых наблюдательных пунктов, на которых бессменно работали и несли службу в течение 6-7 дней. Это были сложные и ответственные задания командования.

Самым преданным и верным помощником в выполнении этих заданий был весельчак разведчик, сержант И.М.Шляхтин, в последующем геройски погибший от пули немецкого снайпера почти под самым Берлином.

В кратком очерке-воспоминании нет возможности описать мешающие причины для быстрого разгрома гитлеровских войск на Голубой линии, но долгожданный и решающий момент наступил в первой половине сентября 1943 года.

Маршал Советского Союза А. А. Гречко в своей книге «Битва за Кавказ» на 381 странице пишет –

«С утра 12 сентября 9-ая армия силами 11-го стрелкового корпуса начала наступление на Кеслерово. Гитлеровцы занимали в этом районе сильные позиции на высотах. Четыре дня продолжались бои на подступах к этому важному населенному пункту. И все же, несмотря на ожесточенное сопротивление врага, части 389-ой стрелковой дивизии под командованием полковника Л. А. Колобова, совершив искусный маневр, 16 сентября ворвались в столицу Кеслерово».

Голубая линия обороны противника сломлена, и развивая наступление 19 сентября овладели станицей Варениковской. Впереди город Темрюк.

Многие воины погибли в этой операции.

Вечная слава погибшим в боях за освобождение нашей Родины! Майор в отставке Лодыгин Е.В.

Дорогие ребята, дорогие мои земляки- пионеры и комсомольцы!
За четыре военных года нашим 950 и 407 артиллерийским полкам, прошедшим с боями от предгорий Кавказа до Чехословакии приходилось участвовать во многих крупных сражениях как на территории своей страны, так и в Венгрии, Австрии и Чехословакии.
Описать их в маленькой заметке очень трудно и я лучше расскажу Вам о выполнении одного маленького задания, которое имело большое последствие и рассказ этот назовем…
«Офицер связи»
По штатному расписанию дивизии, постоянной штатной должности «офицер связи» не существует и для выполнения поручений по доставке секретных, письменных приказов и распоряжений назначается ежедневно в штаб дивизии из подчиненных полков офицер связи с небольшой группой солдат для охраны и сопровождения.

Мне, еще будучи «старшим на батарее» в 1-м дивизионе 950 артиллерийского полка 389 стрелковой дивизии пришлось выполнять в конце августа 1942 года службу офицера связи при штабе дивизии. В то время наша дивизия занимала широкий участок фронта по правому берегу реки Терек ниже Моздока в районе станица Ищерская - аул Бено- Юрт и преграждала путь фашистким полчищам, рвущимся к Грозненской и Бакинской нефти. Положение на фронте нашего участка было очень тяжелое - Грозненский нефтеносный район был охвачен огнем пожаров, возникших от усиленных бомбежек с воздуха.

Доложив о прибытии в штаб дивизии для несения службы «офицера связи» я, был предупрежден Начальником оперативного отдела - быть готовым в любую минуту к выполнению боевой задачи.

Мы с группой солдат - разведчиков бодрствовали у боевых, оседланных лошадей в ожидании приказа, и вот глухой, темной, южной ночью около 24 часов мне был вручен срочный, секретный пакет, который надлежало доставить на левый фланг дивизии в район Бено Юрт, где немецкое командование сосредоточило большие силы для форсирования реки Терек. Надо было срочно упредить командование о готовящейся угрозе.

К восходу солнца мы были уже близки к командному пункту, но нас начали преследовать два немецких истребителя «Мессершмидт», которые как стервятники пикировали над нами и с бреющего полета обстреливало из пулеметов.

Несмотря на угрожаемую опасность, мы, используя складки местности и промоины в террасах продолжали скакать в заданном аллюре, а перед самым Бено Юртом на нас было выведено звено пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс», которое сбросило весь бомбовой груз, да еще на втором заходе обстреляло из пулеметов и пушек.

Благодаря выносливости и выучке лошадей, смелости и находчивости сопровождающих разведчиков, мы точно в установленный срок и без потерь доставили секретный пакет.

Позднее нам стало известно, что этим пакетом упреждался замысел врага по форсированию реки Терек и наши славные части, входящие в состав 389 СД в смелой и решительной контратаке не только сорвали замысел врага, но и нанесли значительные потери в живой силе и технике.

На рапорте о выполнении задания моим сопровождающим солдатам разведчикам т. т. Гундареву и Красильникову командование объявило благодарность и мы в радостном возвратились в свой дивизион, занимающий позиции в Верхнем Науре против станицы Ищерская и Наурская

Хорошие ребята!
Благодарю Вас за присланное поздравление с 31-й Годовщиной Победоы советского народа на фашисткой Германией в Великой Отечественной войне 1941- 1945 годов.
Желаю Вам больших успехов в учебе и труде. Лодыгин.

Лодыгин Федор Васильевич

Дорогие уважаемые учащиеся Пакшеньгской школы, комсомольцы пионеры, дорогие мои земляки!

Во первых спешу сообщить, что ваше письмо получил за которое сердечное вам ребята спасибо.

С удовлетворением выполняю Вашу просьбу. Только, что я Вам мои юные друзья могу рассказать о себе, ибо мой боевой путь по дорогам минувшей войны, как и у всех советских людей старшего поколения, испытавших ужасы войны, он был не из легких.

Когда сейчас, спустя почти тридцать лет, после окончания войны, думаешь о минувших событиях, в памяти ярко встает прошлое, пережитое - и горести неудач и радость побед. Вспоминается и 1941 год, когда враг стоял на подступах Москвы, у стен Ленинграда, рассчитывая на легкую победу. Но он понес под Москвой, а затем на Волге и других битвах тяжелые поражения инее смог спасти свою имперскую столицу от падения. Под обломками поверженного Берлина было погребено фашистское государство, вместе с преступником Гитлером.

Какой зато назидательный урок! От первых неудач начального периода войны к полной капитуляции побежденного врага, гитлеровской германии – такой великий путь нашей армии в минувшей войне.

Это ли не выдающийся исторический пример. Вот что значит выдающиеся идеи ленинизма, воплотившиеся в могучем социалистическом строе Советского государства.

Пройдут века, но никогда не изгладится в памяти грядущих поколений героический подвиг советского народа и его Вооруженных сил, разгромивших гитлеровскую Германию в Великой Отечественной войне.

Через все битвы и сражения, через трудности и невзгоды прошли героические воины Советской Армии. Многие из них пали смертью храбрых на полях войны, в том числе более ста двадцати сложили головы и наши земляки. Их ратный подвиг будут чтить благодарные потомки.

Дорогие земляки, мои юные друзья!

Мне очень трудно рассказывать Вам о себе, да как то и не совсем удобно. Почти с первых дней войны я был на фронте. С 26 июня 1941 года мне довелось участвовать исключительно в тяжелых оборонительных боях на Северо – западном направлении под городом Псков, Луга и на дальних подступах Ленинграда, 1942 – июнь 1943 года Карельский фронт, 1943-1945 в составе 2- Украинского фронта довелось участвовать во многих крупных наступательных операциях по освобождению Советской Украины, такие как: Корсунь – Шевченковская операция, освобождение Советской Молдавии: Окружение и ликвидация Кишиневско – Ясской группировки, освобождение Румынии.

В состав третьегоУкраинско фронта довелось участвовать в боях по освобождению Венгрии: Будапештская и Балатонская операции, и наконец Венская, упорные бои за освобождение Австрийской столицы Вены. В этих боях 4 апреля 1945 года я получил третье по счету тяжелое ранение в голову.15 апреля 1945 года наш войска взяли город Вену.

Таким образом из очень краткого перечисления крупнейших событий войны, пришлось многое видеть и знать, но даже если бы я рассказал о бо всех годах войны, пережитых мною, все равно это были бы только некоторые страницы этой огромной летописи Великой Отечественной войны.

Дорогие юные друзья!

С каждым годом все дальше в глубь истории уходят события Великой Отечественной войны. Но для тех, кто воевал, кто полной чашей испил и горечь отступления и радость наших великих побед, эти события никогда не изгладятся из памяти, навсегда останутся живыми и близкими.

В условиях нашего города Вологды, в многочисленных школах, учащиеся, комсомольцы, пионеры проводят большую работу, организованы кружки красных следопытов, а в ряде школ созданы музеи боевой славы. Вот например 32-я школа не давно оформила ряд неплохих стендов, на которых наглядно изображен боевой путь нашей прославленной 111-24 Гв. Краснознаменной стр. дивизии, которая формировалась в Вологде, и отсюда, в начале войны, ушла на фронт, в составе этой дивизии я получил первое боевое крещение. Безусловно, мы ветераны войны, над своей подшефной школой, держим повседневный контроль, поддерживаем тесную связь и оказываем посильную помощь. И в результате мы получаем не плохие результаты в военно – патриотической работе. В заключении, дорогие земляки, я Вам желаю успехов в этом большем очень важном деле.

Вот 1-3 июля 1973 года у нас в Вологде состоялась незабываемая встреча ветеранов нашего соединения, посвященная этой встрече была опубликована в нашей областной газете «Красный север» целая страница, на которой показан боевой путь нашей дивизии, и фотография ветеранов, тут есть и автор данного письма. И еще вам высылаю самую свежую статью, тоже из нашей газеты от 4 апреля 75 года. В день 30-годовшиы освобождения Венгрии. В этой небольшой статье. я описал небольшой эпизод одного из боев. в районе не далеко от озера Балатон, в марте месяце 1945 года. И еще Вам высылаю свою фотографию, на память моим юным друзьям – дорогим землякам.

Желаю всему педагогическому коллективу, техническому персоналу и всем учащимся крепкого здоровья, больших творческих успехов в работе, хороших показателей в учебе. Всего Вам доброго, дорогие земляки.

С сердечным приветом Ваш земляк ветеран войны, майор в отставке Ф. Лодыгин. 08.04.75.

Дорогие ребята!

Великую Отечественную войну я закончил в должности командира минометной роты, в звании гвардии старшего лейтенанта в составе 204 гв. стрелкового полка 69-й гв. краснознаменной стрелковой дивизии, 3-го Украинского фронта.

Я уже отмечал, что 4-го апреля 1945 года в боях за Вену был тяжело ранен в голову. После продолжительного лечения в госпитале в сентябре месяце 1945 года для дальнейшего продолжения службы был передан в войска МВД, позднее в органы МВД в которых служил до 25 мая 1959 года. Демобилизован по болезни.В настоящее время нахожусь на пенсии, работаю в Вологодском райвоенкомате. За период Великой Отечественной войны за образцовое выполнение боевых заданий на фронте был награжден тремя орденами Советского Союза, медалью за отвагу, медалью за боевые заслуги, медалью 1-й степени за двадцать лет безупречной службы и еще шестью разными медалями, всего 12 Правительственных наград, в том числе три награды уже получены в мирные годы.

08.04.1975 года

Горбунов Михаил Иванович

В Советскую Армию призвали в ноябре 1943 года в возрасте 17 лет. Член ВЛКСМ с 1942 года. Служба начиналась с учебы, сначала в городе Северодвинске, а затем в при фронтовой полосе, в Смоленской области. По специальности артиллерист, истребительно-противотанковой артиллерии. Первые бои принял весной 1944 года в Белоруссии (кинофильм «Освобождение» если смотрели, примерно так и было) Для нашей части бои прошли с большими потерями в технике и живой силе Но враг не прошел и был уничтожен. Наша батарея потеряла все 4 орудия, из 62 человек осталось нас 6 человек.

После этих боев нас отвели в тыл на переформирование и пополнение в Брянскую область в город Карачев. Попал я в 283 Гвардейский истребительно-противотанковый полк, который был переброшен на формировку и пополнение из Крыма, после его освобождения. После, по моему, нас перевели в состав12 го танкового корпуса, 2-й танковой армии, который стоял в обороне, в Польше.

Форсировали реку Вислу (Магнушевский плацдарм) и начали подготовку к решающему штурму Берлина и окончательному разгрому фашистской Германии. До половины января 1945 года сильных боев не было, были перестрелки и кое-когда контратаки с обеих сторон

15 января 1945 года началось решающее наступление за окружение Варшавы. Предварительно была проведена артиллерийская подготовка в течении двух с половиной часов, было выпущено по обороне противника более миллиона снарядов и мин разного калибра 1 января прорывом в тыл врага была отрезана и взята Варшава Нашему полку было присвоено имя «Варшавский». Наш танковый корпус был корпусом прорыва, мы действовали в тылу врага на глубину до 100 км, наводили панику, захватывали мосты, железнодорожные узлы. И так с боями дошли до устья Одера, взяли город Альдам. До этого наш полк под городом Бранденбургом попал в окружение, у нас кончились боеприпасы, были большие потери, в течении двух недель мы отбивались и всё же вышли из окружения подбив несколько танков и уничтожив несколько сот вражеских солдат. Здесь я получил контузию и был представлен к ордену Славы 3-й степени. Самое примечательное это бой за Берлин. Мы начали наступать с плацдарма на реке Одер. До Берлина было 60-70 км.. Но эти бои были самые трудные. Много было потеряно боевых товарищей. 18 апреля 1945 года мы подошли к Берлину. Центр стал досягаем для нашей артиллерии. Начался штурм. Бои шли за каждый дом. Наступление нашего корпуса проходило с севера - востока. На пути были Селезский вокзал, тюрьма Моабит, квартал Шарлоттенбург, и рядом логово Гитлера, рейхстаг. Под огнем врага форсировали реку Шпрее, переправили орудие и стали продвигаться к вокзалу. Пришлось поднять орудие на 4-й этаж и обстреливать врага с высоты. Рядом была тюрьма Маобит, нам запретили по ней бить. Там сидели лучшие люди-коммунисты антифашисты (там замучили Тельмана). Особенно нам трудно пришлось в квартале Шарлоттенбург, у станции метро, нас атаковали несколько раз эсэсовцы, они появлялись из метро и даже из подземных канализационных колодцев. У нас тут был выведен весь орудийный расчет, я остался один (с крыши дома сбросили связку гранат).Это было 1 мая. НА 2 мая была объявлена капитуляция Берлинского гарнизона - это победа, что тут было?! Дожили, победили - на словах не передать. В мемуарах книги одного крупного военачальника есть слова: особенно самоотверженно сражались артиллеристы 283 полка в битве за Берлин - а это мы. Наш полк имел огромные заслуги и именовался так- 283 гвардейский истребительно - противотанковый, Варшавский, Орденов Красного знамени, Суворова и Кутузова полк. Я же скромный труженик войны имею награды: ордена – Красной звезды, Славы 3 степени. Медали – за освобождение Варшавы, за взятие Берлина, за победу над Германией,30 лет Советской армии и флота, 20 лет победы над Германией, 25 лет победы над Германией, 50 лет Советской армии и флота, 30 лет победы над Германией.

Прошло 30 лет, подробности стерлись из памяти. С уважением дядя Миша.

Шаманин Григорий Александрович

Здравствуйте, Лидия Ивановна.

Получил Ваше письмо и вот отвечаю.

Я, Шаманин Григорий Александрович родился в деревне Мараконской, в семье Шаманина Александра Александровича, 27 января 1915 года.

Из Пакшеньги уехал осенью 1929 года и поступил в Вельскую Лесхимшколу. В1932 году окончил и поступил на работу в Вельский лесхимсоюз. В1934 году по решению райкома комсомола был отправлен на лесосплав и с июня по октябрь 1934 работал секретарем комитетам ВЛКС на Бобровской Запани (это 40 км выше города Архангельска) По окончанию работы на Запани решением Архангельского горкома комсомола был направлен в политотдел Севморфлота, где с 1 октября 1934 по 15 сентября 1935 работал секретарем комитета ВЛКСМ северной морской Дноуглубительной базы.

В сентябре 1935 по специальному набору был призван в вооруженные силы СССР и направлен в Пермское военное училище летчиков, которое окончил в ноябре 1937 года и был направлен в ВВС Тихоокеанского флота. В декабре 1939 был направлен в краснознаменный балтийский флот.

Участвовал в войне с финнами в составе 122 отдельной эскадрилий рядовым летчиком. После войны уехал на Дальний восток, где продолжал летать до лета 1944.

В 1944 был направлен на северный флот, где участвовал в боях с немцами командиром эскадрилий. По окончании войны, в июне 1945 года был направлен на Дальний восток в ВВС ТОФ, где участвовал в войне с Японией. После окончания войны в ВВС ТОФ служил до сентября 1948 года. В сентябре 1948 года поступил в Военно – Воздушную Академию (сейчас академия имени Гагарина) Окончил ее в 1952 и был направлен в ВВС черноморского флота. С 1952 по 1956 служил начальником штаба авиационного полка, с 1956 по 1960 командиром полка. Демобилизован в запас вооруженных сил в ноябре 1960 года, полковником.

1) 2 Ордена Красного знамени

2) Орден Отечественной войны 1 степени

3) 2 Ордена Красной звезды

4) 9 медалей.

Адрес: Крымская обл., г. Евпатория, ул. Демышева, д.104 кв.4

Кузьмин Николай Тимофеевич

Любовь Прохоровна извините, но Вашу просьбу выполняю. Задержка с ответом заключалась в том,что лежал в госпитале 6 месяцев, а тут еще похоронил жену, ну да это в прочем отношения не имеет.

Что могу написать о себе. Окончил Вельский с/х техникум, направили работать в Р-Кокшеньгский сельсовет.

В мае месяце 1939 года призвали в Красную Армию, а уже в сентябре того же года пришлось освобождать Западную Украину. Дошли до города Перемышля где и установилась граница с немцем. Нашу часть направили в город Львов, где мы и находились до 18.06.41 г. Ночью нас подняли по тревоге и мы выехали к Перемышлю. Остановились в лесу, в 24 км. от города. Сказали, что будем находиться в лагерях всё лето, а может и зиму.

22 июня у нас был рабочий день, так как при переезде со Львова до Лагеря много произошло поломок в танках. Мы их получили в октябре 1940 года и из парка ни куда (секретная т-34). Утром пошли на физзарядку, это в 6 часов, слышим грохот артиллерии, в небе увидели не наши самолеты, а мы ничего не знаем. И лишь только когда прибежали в расположение, то узнали что война. А ведь мы в 24 км от границы, а дальше пошла полная неразбириха, бросали по фронту то туда то сюда, в общем на изматывание техники.

Нет подвоза снарядов, нет диз. топлива. Это сейчас на любой нефте базе полно солярки, а тогда ее не было. Вот и начали бросать свои Т-34, я на своей доехал до бывшей старой границы с Польшей, до реки Збруч, где и распрощался с ней, сгорела.

Остановились около города Прилуки Черниговской обл, получили снова машины, но уже легкий БТ-7. И всё катили на восток. Под Киевом ранило и попал в госпиталь в город Сталинград. Через некоторое время и нашу часть отвели на формировку, и тоже в Сталинград. Получили машины и 2 января 1942 года вышли на фронт, в Харьковскую область. В позиционных боях были до 12 мая, потом прорвали немецкий фронт, взяли Лазовую, а 18 мая он нас отрезал, так что мы остались в тылу у немца 160 км. Выходили кто как мог, шли ночами, а где проходит фронт ни кто не знает. 30 мая нас уже собралось около 1000 вояк, а оружия нет, так как большинство шофера и танкисты, а личное оружие наган, без патрон. И впереди Донец, а что по ту сторону никто не знает. И вот ночью, 30 мая штурмом берем село Протопоповка на берегу Донца. Все голодные, ну и пошли громить немецкие продсклады. Ну а немец опомнился, узнал что за вояки, и давай лупить из всех видов оружия. Бросились все к Донцу, средств переправы нет, в общем мало кто вышел, большинство потонуло. А кто и вышел, то большинство в чем мать родила.

В общем с 23 танкового корпуса, в котором было 4 бригады, наскребли лишь одну. Через 10-15 дней бросают под Ворошиловоград, и опять бежим, спасибо хоть у нас уцелели автомашины. В общем очутились мы в городе Сунгаите. Получили американскую технику, которая поступала через Иран, и начали воевать на Кавказе, в районах Грозном и Ордженикидзе. 7 ноября 1942 года меня контузило, подорвались на мине. И очутился я в Железноводске. Пришел в сознание только на 15 сутки, не слышал, не разговаривал, и переворачивали сестры. Как только начал ходить убежал з госпиталя, так как бригаду перебрасывали под Новороссийск. Как высадили с корабля пошли в бой, взяли несколько станиц и остановились на «голубой линии» И только 16.09.1943 года при содействии нашей бригады был взят город Новороссийск. Бригаде присвоили звание Новороссийской. Потом готовились десантом в Крым, но не вышло и нас направили на 4-й Украинский фронт.

Ну а дальше могу сообщить, что за отличные боевые действия в составе 5 Гвардейской Новороссийской Краснознаменной Орденов Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого 2 степени отдельной танковой бригады, товарищ Сталин объявил всему личному составу благодарности, за взятие города Ужгород 27.10.44., за взятие города Михайловце, за взятие города Шаторальяуйхен (Венгрия), за взятие Бельск 12.02.45., за взятие Кошица 20.01.45., за взятие города Опава 23.04.45.,
Вот так закончилась война 9 мая 1945. А нам зачитали об окончании войны и марш бросок за 200 км на Прагу, где и закончили свою баталию 12.05.45. После два месяца стояли в предместье Праги, потом правительство нас попросило и мы переехали в Венгрию, в город Сикеш Викеш Вар. 17.10.45. был демобилизован. Два года работал агрономом подсобного хозяйства Кабардинского торга, потом переехал на Кубань. Работал агрономом, управляющим отделения, а сейчас уже с 60 го года на заслуженном отдыхе. Вот и вся моя биография.
Да еще такой вопрос. Вы не местная?, насколько я помню Некрасовых в Степанковской не было. Ну вот и всё. Высылаю фото 1945 года. Прага.
22.04.86. Кузьмин.

Горбунов Николай Степанович

Здравствуйте, уважаемая Лидия Ивановна!

На днях Дина Павловна передала мне письмо, спасибо. Хотя мне трудно сейчас ориентироваться в какой форме следует ответить на вашу просьбу, но я постараюсь кое- что написать из своей жизни, если это в какой мере заинтересует Вас. Раньше я никогда не писал на эту тему, но сейчас попытаюсь коротко изложить, как только могу, хотя, по-видимому, неизбежать и многословия, за что заранее прошу извинения. Все же Вам будет легче из общего рассказа взять только то, что считаете нужным. Думаю, что некоторые даты и факты помогут дополнить ранее собранный Вами материал. Биография моя достаточно скромна, как впрочем, у многих деревенских мальчишек нашего поколения.

Родился 28 декабря 1924 года в деревне Заречье. Отец мой – Горбунов Степан Федорович и мать- Прасковья Михайловна были малограмотные сельские труженики. Я с гордостью всегда вспоминаю своего отца, как в 30-х годах он работал на лесопункте, был всегда ударником, за что награждался путевкой в дом отдыха в Архангельск, что-то дней на 5 или 7. О нем тогда писали в областной газете «Северный путь» или «Правда Севера»- точно не помню. Перед войной, по состоянию здоровья он вынужден был уйти с этой работы, и стал работать продавцом сначала в Пакшеньгском сельпо, а затем в Раменье. Летом 1941, вскоре после начала войны, он был призван на фронт, попал под Ленинград на Волховский фронт. Тогда ему было 38 лет и, служил он в армии сапером. Год он был на фронте, а летом 1942 года мы получили извещение, что отец пропал без вести. Так больше мы о нем ничего не знаем до сегодняшних дней, как и при каких обстоятельствах он погиб. Были его однополчане из д. Антрошево, которые рассказывали, что в последний вечер его видели как он с группой солдат направлялся на какое-то боевое задание, откуда он не вернулся, вся группа погибла.

Мама наша - великая труженица, безграмотная колхозница того времени. В колхозе она трудилась от зари до зари, воспитывала почти одна четверых детей, вела свое домашнее хозяйство.

Теперь часто вспоминаем, откуда только брались силы вот у таких женщин. Вот такие трудяги и ковали в тылу победу над врагом! Они сами честно и добросовестно работали, да и нас приучали к этому с самых детских лет. Мы еще дошкольного возраста, а потом в школьные каникулы и летом работали в колхозе, исполняли посильную работу, а как это пригодилось в жизни! Умерла мама в 1980 году на 78 году жизни.

Учился я в начальной школе в д. Подгорье. С благодарностью вспоминаю свою первую учительницу, пожилую женщину, очень строгую и требовательную женщину, но честную и добрую, всеми уважаемую Анну Варфоломеевну. В это время в Пакшеньге была только начальная школа и большинство детей не имело возможности продолжать учебу дальше. После окончания начальной школы я год работал в лесу, потом на сплаве леса.

На следующий год мать отвезла меня в Судрому, где я учился в 5 классе. К этому времени в Пакшеньге открылась семилетка, так что 6 и 7 классы я закончил дома.

Наши сверстники хорошо помнят таких замечательных преподавателей Пакшеньгской Н.С.Ш, как Прибыткова Анна Федоровна, Щекина Анна Григорьевна, Попов Сергей Васильевич и др. Правда Попов С.В. последнее время стал злоупотреблять спиртным, но мы тогда все равно не очень то обращали внимания на его слабости, а больше ценили его положительные стороны и ученики его любили.

После окончания семилетки в Пакшеньге я поступил учиться в Вельское педучилище, но и это училище мне не суждено было закончить, началась война. 1941-1942 годы – это тяжелейшее время для всей нашей Родины, как на фронте, так и в тылу. Уже все чаще и чаще пакшары стали получать похоронки с фронта, известия о гибели своих отцов, братьев, сыновей и мужей.

Трудно найти в Заречье дом, в котором не было горя! Летом 1942 года погиб наш отец. Не успела мать оправиться от этого страшного горя, как в скорее со 2-го курса педучилища я ушел на фронт. Мне тогда было неполных 18 лет. Несмотря на свою молодость, мы уже в 1941 году добровольно изучали военное дело в кружках при Вельском райвоенкомате. Помню, как ходил к военкому с просьбой отправить на фронт, но меня не брали, т.к. не исполнилось еще 18 лет.

Весной 1942 после окончания 2 курса педучилища меня направили в железнодорожную экспедицию, которая работала на железной дороге между Синигой и Коношэй. Там я узнал, что мои сверстники из Вельского педучилища и средней школы начали призываться в танковые пулеметные и др.военные училища. Узнав об этом я сразу же без разрешения начальников поехал в Вельск в военкомат. Вот так и получилось, что я призвался на 2 недели позже своих товарищей. Разнарядки в училища уже не было, тогда меня направили на северный флот в город Мурманск, а там я попал на эскадренный миноносец «гремящий».

В это время на севере так же шли тяжелые бои, враг рвался к городу Мурманску, не считаясь с потерями, стремился захватить этот единственный незамерзающий порт на севере, базу кораблей северного флота. На корабле я был назначен комендором БЧ-2. Обучение пришлось проходить прямо на корабле. Несмотря на то, что здесь служить пришлось мне не долго, но один из эпизодов я хочу здесь рассказать:

Это было в сентябре 1942 года. Конвой в составе 34 транспортов союзников, 6 наших транспортных судов и 16 кораблей охранения под прикрытием большой группы самолетов вышел из Исландии в наш порт Архангельск (заранее оговариваюсь что эти цифры я тогда не знал, а узнал позднее, из официальных документов. Когда этот морской транспорт с десятками тысяч тонн вооружения и продовольствия подошел к нашей зоне, наши корабли приняли его под свою охрану. В группу кораблей охраны вместе с эсминцами «Валерий Куйбышев», Сокрушительны», и кораблями других классов, входил и «Гремящий», на котором я служил матросом (краснофлотцем), на 76мм пушке. Вся эта армада двигалась в направлении к Новой земле, а потом резко повернула горло Белого моря, чтобы обмануть противника и отвести удар подводных лодок и авиации. Конвой шел в несколько кильватерных колонн. Всего к этому временив группе было уже около 80 единиц кораблей, транспортов, и судов разных классов. Почти над каждым транспортом был поднят аэростат воздушно заграждения. Всё это выглядело как огромный плывущий город. К утру мы подошли к мысу Канин нос Внезапно появились в нашем районе фашистские самолеты разведчики. Немцы хотя и поздно,но пронюхали про наш конвой и предприняли коллективную атаку на него. Около10-ти часов утра показались фашистские четырех моторные торпедоносцы, которые шли в атаку на нас с кормы, на бреющем полете (очень низкая высота над морем) С моря нас атаковали подводные лодки противника. Почти одновременно, из под облаков вывалилась группа немецских бомбардировщиков «Юнкерс-88» (их было более полусотни). Все корабли открыли огонь по противнику из всех имеющихся огневых средств. Орудия главного калибра били по низколетящим торпедоносцам, стреляли зенитные орудия всех калибров по бомбардировщиками «Фоке-Вульфам». Буквально строчили автоматические пушки и крупнокалиберные пулеметы. Наш «Гремящий» открыл огонь из орудий главного калибра всем правым бортом, били орудия всех калибров. Весь личный состав корабля, кроме ходовой вахты, был направлен на помощь артиллеристам. Кто подносил снаряды, кто убирал от орудий стрелянные гильзы, кто подменял раненых и убитых. Стволы орудий от такой стрельбы так накалялись, что на них набрасывали мокрую ветошь, чтобы стволы быстрее охлаждались, так эти тряпки сразу начинали дымить. Залпы орудий, гул моторов, разрывы бомб и артиллерийских снарядов, громкие команды командиров, стоны раненых – все смешалось воедино. Это было что - то страшное, море кипело!

Первая массированная атака противника была отбита с большими для них потерями. Фашисты потеряли 15 самолетов, при чем «Гремящий» сбил два фашистских самолета. Торпедоносцы не сумели направить свои торпеды в цель. От нашего заградительного огня они сбросили их далеко до подхода к конвою, а когда сами прошли над транспортом, то попали под ураганный огонь эскорта и транспортников союзников. Бомбы противника летели мимо каравана. Однако в этом бою был подбит один американский транспорт. И хотя он был на плаву, потерял только управление, но он вышел из общей колонны, а экипаж союзников покинул свое судно. Фашистские самолеты сразу набросились на легкую добычу, и буквально в считанные минуты потопили его. После этой комбинированной атаки противника на конвой еще было несколько разрозненных атак, но они не имели успеха. Транспорт PQ-18 был доставлен в порт назначения и стал на рейде г. Северодвинска. Из 40 транспортов вышедших из Англии до Северодвинска дошли только 27. Двенадцать транспортников союзники потеряли до начала нашего конвоирования, а в нашей зоне был потерян только один транспорт «Кентукки». В бою проявилась несгибаемая стойкость и героизм советских моряков, их беспредельная верность и преданность советскому народу, Родине, Коммунистической партии.

Осенью 1942 года была тяжелая обстановка под Сталинградом. На флоте был брошен клич «Добровольцы на защиту Сталинграда» Таких добровольцев на флоте было очень много, поэтому Военный совет Северного флота принял решение отпускать с большего корабля не более 4-5 человек. Я в этот список все же попал и был откомандирован в город Мурманск для формирования и отправки на Сталинградский фронт. Но и тут моя мечта не сбылась, в команду я не попал. Как я узнал позже, в Северный флот поступили новые 85 мм зенитные пушки. Поэтому команду артиллеристов вместо Сталинграда отправили в артиллерийский полк.

Я же попал на 963 отдельную зенитную батарею. Фашисты к этому времени не добившись своих целей на севере, перешли к обороне. До сентября октября 1944 года здесь были бои только местного значения, осуществлялись воздушные налеты противника, которые успешно отражались. Враг пытался бомбить наши аэродромы, морские конвои, наши корабли и военные объекты.

В апреле 1944 года я вступил в ряды КПСС. Вот на партбилет я и фотографировался тогда (посылаю фото). Вот такими мы были молодыми тогда! Было мне тогда почти 20 лет, а позади уже были два года суровой фронтовой жизни. Там же в сопках Кольского полуострова у п - ва Рыбачий мы встретили великую Победу! Вскоре после войны меня направили учиться в Краснознаменное артиллерийское училище Береговой обороны в город Владивосток. После переформирования училища я учился в Военно Морском минно – артиллерийском училище в городе Кронштадте, которое окончил в 1948 году. После училища моя офицерская служба проходила в городах: Лиепая, Рига, Калининград.

Прослужив 28 лет в армии, в звании майора, я вышел в отставку и уже 14 с лишним лет нахожусь на пенсии, но на сегодняшний день работаю на одном из заводов в городе Калининграде.

Всю свою жизнь где бы не находился всегда вспоминаю родные места, Пакшеньгу, и ее замечательных пакшаров, которые только внешне кажутся суровыми северянами, а в жизни- это добрый и сердечный народ! Сейчас уже после нас, в Пакшеньге выросло целое молодое поколение. Жизнь стала совершенно не та что раньше. Молодежи только учись, и честно трудись и перед каждым откроются любые двери, исполнится любая мечта! Хотя наше детство прошло безрадостно, голодно и холодно, мы вспоминаем эти года со слезами на глазах от сознания того, что и этих трудных условиях мы выросли полезными людям.

Уважаемая Лидия Ивановна.

Высылаю вам четыре фотокарточки: на одной мой отец в предвоенные годы, фото моей юности и карточку последних лет

Буду рад, если что ни будь пригодится для вашего благородного дела

К моему стыду признаюсь что я так и не смог вспомнить Вас, а ведь вы наверное моего возраста или немного моложе. Смутно помню только вашего отца и кажется брата. Очень бы хотелось узнать и мне, что Вы собираетесь сделать из собранного материала, где будет размещено (в колхозе, школе, с/с) Наверно будут и такие данные: сколько Пакшаров было призвано на фронт в годы войны, сколько из них погибли, сколько вернулись с фронта в Пакшеньгу, кто сейчас из фронтовиков живет и здравствует. Что нового в Пакшеньге, каковы перспективы ее строительства и развития.

С уважением к Вам Горбунов.

Лодыгин Иван Александрович

Уважаемая Лидия Ивановна!

Тронут вашей просьбой, а еще более вашим намерением собрать материал по истории Пакшеньги, «медвежьего угла» в недавнем прошлом, о людях наших деревень, о их скромном вкладе в защиту и процветание Большой Родины и организовать колхозный или школьный музей.

Мое желание совпадает с вашим, Это считаю очень нужно и важно для потомков, для воспитания новы поколений земляков в духе любви к родному краю – малой Родине, земле предков. По этому поводу мы обменивались мнениями несколько лет назад с земляком из Заречья Александром Степановичем Кузьминым. Он краевед и обещал уже определенный материал о Пакшарах. Надеюсь что вы его знаете и с ним свяжитесь. Он вам, думаю поможет. А живет в Вельске, на ул. Революционной 47.

О себе право не знаю что сообщить. Едва ли моя особа будет представлять интерес, кроме того, что довелось участвовать в защите Отчизны в годы Отечественной войны.

Родился в 18 году в Заречье, первенцем в многодетной мужицкой семье Сашки Маланьина - Лодыгина Александра Михайловича. Отец был и первым моим учителем, хотя сам он окончил в свое время 3-х классную церковно приходскую школу. Когда подошла пора мне учиться в школе, тяжело заболела мама. Её с трудом спасли в Вельской больнице. В это время пришлось мне помогать отцу в семье и по хозяйству, няньчить младших брата Николая (погиб в Отеч. Войну) и сестренку Анну (теперь она на пенсии, ветеран колхозного труда). Поэтому в школу мог пойти после 9 лет, когда мама выздоровела. По окончании Пакшеньгской школы – четырехлетки, учился в Вельской средней школе, а после 7-ми классов в педучилище. Последнее закончил в 1939 г. И был направлен на работу в школу в г. Молотовск (ныне Северодвинск). Однако лишь приступил к работе учителем в начальных классах, как в октябре этого же года был призван в ряды Красной Армии и направлен на учебу в Ленинградское военно – мед. училище. При этом с желанием не считались (я хотел служить в любых войсках, но потом вернуться на работу в школу и продолжить свое образование). Не считались с желанием потому, что для армии нужны были кадры командного и нач. состава, ибо назревала война.

По окончании военного училища в звании военфельдшера с двумя «кубиками» в петлицах направили меня 17 июня 1941 года в военную часть в г. Шауляй Литовской ССР.

22 июня в 4 часа мы были разбужены гулом фашистских самолетов и воем смертоносных бомб. Так началась для меня дорога войны от города Шауляя. И прошел ее фельдшером в составе отдельного истребительного противотанкового артполка Р2К (Резерв Главного Командования). Полк перебрасывался с одного фронта на другой, из одного соединения в другие, на танко опасные направления.

Моя работа была в основном всегда одна: оказывать доврачебную помощь раненым на поле боя и организовывать их отправку в полевые лечебные учреждения. Хотя иногда приходилось и за автомат браться. На войне всякое бывает.

В1943 году, в боях под Витебском, был тяжело ранен. После трехмесячного лечения в госпиталях вернулся в свой полк. Войну наша часть закончила утром 9 мая 194 года в устье реки Вислы.

В 1942 году вступил в ВКП (б). Награжден тремя боевыми орденами (два ордена Красной Звезды и орден Отечественной войны 2 степени) и рядом медалей.

По окончании войны продолжил службу в войсках Сов. Армии. В 1961 году по личной просьбе в связи с выслугой лет был уволен в запас в звании майора.

В апреле 1961 года переехал с семьей на постоянное житье в г. Ярославль. С той поры работаю на городской станции скорой помощи. Участвовал всегда в партийной и общественной работе (в составе парт бюро, профкома, заседателем народного суда, пропагандистом и т. д.)

Вот в основном и все о себе. Если чем либо буду полезен вам, пишите. Всего вам доброго. Удачи в работе. С приветом Иван Лодыгин. 1-85 г.

Р.S. Высылаю фото (1944г. после лечения в госпитале). Высылаю так же карточку друга и земляка из Заречья Горбунова Алексея Степановича (младший сын Степана Петровича – ветерана Цусимской битвы). Алексей на год раньше меня окончил ленинградское военно – медицинское училище. Участвовал в финской компании и на фронтах Великой Отечественной войны в должности военфельдшера. Был тяжело ранен в легкие, уволен из Армии по инвалидности. После фронта жил в Москве, окончил Архивный институт, работал по новой специальности. Умер в 196? году в результате болезни легких (последствия ранения). Был награжден орденами и медалями Сов. Союза.

Лодыгин

Зиновьев Николай Павлинович

Здравствуйте товарищи комсомольцы!

С искренним приветом ваш земляк Зиновьев Н. П.

Я получил ваше письмо, где вы просите рассказать как участника Великой Отечественной войны. Я одобряю ваши действия и с удовольствием напишу как я воевал.

Я летал на бомбардировщике с первого дня начала войны, защищая Белорусию. Это были очень тяжелые дни войны. Самолеты, на которых летал я, были слабы, и скорость их была 220-230 км/ч, поэтому первые дни войны наш полк наносил бомбовые удары по колоннам немецких танков, машин и артиллерии неся большие потери. Так случилось и со мной, 29 июля я повел группу из 5 самолетов для уничтожения танков, в одном из пунктов бомбовый удар был удачным, прямыми ударами были уничтожены или повреждены несколько машин. Но при отходе от цели наша пятерка была атакована группой истребителей противника, и три наших самолета были сбиты. В том числе и мой самолет, два экипажа погибли. Мой экипаж снова вернулся в полк. 11 июля 41 года снова была поставлена задача, мне с группой с трех самолетов, то есть звеном, уничтожить артиллерию и автомашины на аэродроме. Это было очень рано утром и немцев мы застали, как говорится на ночлеге и мы удачно нанесли бомбовый удар. И только при отходе от цели начала стрелять зенитная артиллерия. Но это было уже поздно.

12 июля наш полк послали получать другие самолеты город Харьков, более современные. Самолеты которые могли летать со скоростью 400-450 км/ч, и были мы направлены на Юго - Западный фронт, на участок Днепропетровск - Кременчук, где немцы рвались за Днепр. Мы здесь воевали успешно, много переправ было разбито и техника находящееся на них была пущена на дно.

Еще опишу один из эпизодов. Летя в разведку, мной было обнаружено большое скопление машин и артиллерии застрявшей в украинской грязи «р-н Полтавы». Командующий Корпусом предупредил меня, даю вам 9 самолетов штурмовиков Ил – 2, поведешь ты. Я повел эти самолеты, это было радостное зрелище, как штурмовики наносили удары. Сделали по три захода, с первого захода были пущены снаряды и потом два захода штурмовыми пушками и пулеметами, задание было выполнено отлично. Оценка была дана командующим корпусом. За успешные боевые действия полку осенью 1941 года было присвоено Гвардейское звание.

В 1942 году я полетел на разведку в тыл противника,. Это была Изюм – Барвенковская операция. Сбросив бомбы на скопление войск у переправы, был атакован тремя истребителями, отбивая атаку, сбил одного истребителя, но два других продолжали наносить атаки. Самолет весь был избит, я был ранен, но мотор был цел и летчик сумел довести самолет до своего аэродрома. Самолет был непригоден к восстановлению. Я через два с половиной месяца снова вошел в строй. В 1943 году получили новые американские самолеты Бостоны и были переброшены к Орловско – Курской операции. Здесь мы уже имели воздушное преимущество. Если летим полком, а полк бомбардировщиков 30 самолетов, давали прикрытие 30 истребителей, а то и больше и немецкие истребители редко вступали в бой. Ну всего не опишешь. Участвовал в освобождение Варшавы и взятие Берлина.

Имею награды: два ордена боевого Красного Знамени, два ордена Красной Звезды, орден Отечественной Войны 2 степени, медали За отвагу, за Боевые заслуги и ряд других медалей.

Если потребуется фотокарточка она будет выслана.

Шаманин Александр Кириллович

Я родился в деревне Степанковской (Мараконской) 6 июня 1919 года Мои родители: Кирилл Варфолмеевич и Мирония Мироновна

В 1936 году я окончил Вельское педагогическое училище, а в 1939 году Вологодский педагогический институт - заочно.

1936 год – 1939 работал учителем и завучем Ракуло – Кокшеньгской неполной средней школы. 1939. декабрь призван в ряды Советской армии и проходил службу в городе Львове.

22 июня в 4 часа утра вступил в бой с немецко – фашистскими захватчиками. 1 июля был командирован на учебу в Ново – петергофское военно – политическое училище им. Ворошилова. В составе училища принимал участие в боевых дествиях на Ленинградском фронте. В октябре 1941 года присвоено воинское звание- политрук и назначен секретарем партбюро 19 отдельного минометного дивизиона, а затем командиром батареи и принимал участие в боях на Ораниенбаумском плацдарме в составе бригады балтийских моряков.

1943 год – секретарь партбюро760 истребительного полка 2 ударной армии

1945 год – офицер политотдела 5 ударной армии

1946-1950 годы – лектор политуправления Советской Контрольной комиссии в Германии. Выступал с лекциями на немецком языке в университетах,школах, на предприятиях.

1950-1960 годы - офицер Политотдела Воронежского военного округа

1960-1970 годы - преподаватель Воронежского авиационно – технического училища.

Демобилизован в 1970 году и теперь уже 15 лет преподаватель политэкономии Воронежсого техникума железнодорожного транспорта.

Воинское звание – полковник. Член КПСС с 1940 года. Награжден 4 боевыми орденами и 20 медалями. Сейчас принимаю участие в военно – патриотическом воспитании молодежи.

Полковник Шаманин.

Дорогие земляки!

Высылаю автобиографию и фотокарточки. Мне очень приятно узнать что на родной земле чтят память ветеранов.

На Пакшеньге прошли мои детские годы. И Ваше письмо пробудило в душе много воспоминаний. Моя покойная матушка, помню работая в поле, провожала меня в деревню Ефремковскую к родным. Мне было всего 5 лет. Так хочется побывать в родных местах, надеюсь что это осуществится. Я желаю вам дорогие земляки больших успехов. Знаю что колхоз «Россия» известен далеко за пределами района, и горжусь этим.

Желаю большого личного счастья, Вам, энтузиастам благородного дела.

Всего Вам хорошего дорогая Лидия Ивановна! Будьте счастливы, С Днем Победы! С праздником 1 мая!

С уважением Шаманин

Лодыгин Леонид Петрович

Уважаемая Лидия Ивановна, здравствуйте!

Ваше письмо получил. Отвечаю на Ваши вопросы. Хотите откровенно признаюсь, что о себе "размазывать" не люблю, тем более, что ничего героического в моей жизни не было, я обыкновенный смертный.

Итак, размышления вслух! Что писать и как писать, в каком объёме, для какой цели? В наше время изменить свою автобиографию? Если это для стенда о земляках - участников войны, то достаточно несколько слов. Непосредственно в боях я участвовал на Дальнем Востоке в августе - сентябре 1945 года.

Если это к разделу об истории Пакшеньги, то там прошло лишь мое детство и юность до 17 лет. Какая же это личность для истории?? Поэтому схему изложения своей автобиографии я выбираю по своему усмотрению, а Вы определяйте, что нужно для Вас.

Относительно фотографии тоже не все понятно. Стандарт? Назначение? Высылаю стандарт 12*18 см., в военной форме. Мотивирую тем, что уволен из кадров Сов. Армии с правом ношения военной формы одежды. Во-вторых: за 30 лет службы в армии успел полюбить форму, тем более, что являюсь Ветераном Вооруженных сил, пенсионером Минздрава Обороны СССР, да и сейчас часто одеваю форму, т. к. работаю с молодежью, готовлю ее к службе в рядах Советской Армии.

Теперь о себе. Родился 21 августа 1926 года в деревне Иванов - Закос, ныне не существующий, в большой крестьянской семье. Родители после 1929 года - колхозники.

Отец - Лодыгин Петр Николаевич, умерший в 1957 году, был человеком чрезвычайного трудолюбия и по деревенски грамотным. На заре колхозной жизни был даже председателем ТОЗа.

Мать - Клавдия Евгеньевна активно и вдохновенно работала в колхозе почти до 70 лет. Вырастила и воспитала семерых детей, да четверо умерли. Я был в общем ряду родившихся десятым. Она была очень чуткой и впечатлительной ко всему, что касалось ее хлопот в большой многодетной семье. Умерла в 1960 году на 73 году жизни, в городе Новосибирске, у своего младшего сына. Там же и похоронили.

Мои детство и юность прошли в Пакшеньге. В деревне Антрошево окончил два класса начальной школы. Помню свою первую учительницу Абрамову Александру Николаевну, очень строгую, требовательную, но справедливую. С 3-го по 7 класс учился в Пакшеньгской неполной средней школе, которая размещалась в дер. Подгорье. В школу ходил пешком, но занятия посещал регулярно. Зимой в школу ходил обязательно на коньках или на лыжах. Хорошо помню и с благодарностью вспоминаю учителей тех далеких лет: Директора, учителя истории Макарова Ивана Васильевича; завуча, учителя математики Прибыткову Александру Федоровну; учителя физики и черчения Петелина Валентина Полиевтовича; учителя русского языка и литературы Щекину Анну Григорьевну; учителя немецкого языка Лодыгину Наталью Васильевну.

В сентябре 1941 года поступил в Вельский сельскохозяйственный техникум на отделение полеводов. Учиться было трудно, так как в жизни были почти постоянные просветы относительно достатка, поэтому, проучивщись год, я из техникума ушел. Учился вместе с Горбуновым Николаем Евгеньевичем, ныне проживающем в Пакшеньге. Это хороший друг моих ученических лет, уважаемый труженик Пакшеньги все послевоенные годы, профессиональный автомобилист.

В период уборки урожая летом 1942 года работал в колхозе, в своей бригаде на Иванском, жал на конной жатке рожь, ячмень, овес, пшеницу. Осень и зиму 1942 года проработал рабочим на спирто - порошковом заводе, вначале вывозил плащку на паре лошадей, а в последующем- сменным рабочим в спиртовом цехе. Моим постоянным спутником в этот период был Боровский Валентин Петрович из дер. Подгорье, весельчак и юморист, хороший товарищ, готов в любую минуту прийти на помощь.

В феврале 1943 года меня, как и всех моих сверстников, призвали на военно - учебный пункт п. Чурга для прохождения подготовки и службы в Армии по 110 - часовой программе бойца - стрелка. Нагрузка была огромная, порой казалось она не вписывается в рамки юношеских возможностей. По 8 часов в день работали на рубке леса. На работу и с работы за несколько километров ходили пешком. А в завершении всего 3 часа занятий боевой подготовкой ежедневно, казарменное положение. Ограниченное питание. Но главное, не ныл и не хныкал! Все понимали, что к войне нужно готовить себя серьезно, «чем больше пота в учебе, тем меньше крови в бою». Нашими инструкторами были бывалые солдаты, вернувшиеся с фронта раненые бойцы Боровский Николай Петрович и Меньшиков Павел Николаевич. Оба они хорошо знали военное дело, имели боевой опыт и умело передавали его нам, будущим воинам. Там я вступил в комсомол.

С наступлением весны работал на лесо - сплавных работах, затем новая хлебоуборка в условиях недостатка рабочих рук. А 28 сентября 1943 года правление колхоза им. С. М. Буденного направило меня на лесо - сплавные работы в г. Архангельск. Я вначале удивился своей участи в преддверии призыва, а потом подумал, что в условиях военного времени со мной никто говорить на эту тему не будет и уехал в Архангельск. Работал на о. Краснофлотский. Жил в общежитии лесо - сплавной конторе там же.

29 октября 1943 года в день 25-й годовщины ВЛКСМ я был призван в ряды Советской Армии и сразу же направлен к месту службы в воинскую часть полевая почта 10168.

На этом мой период детства и юности, связанный с Пакшеньгой заканчивается. В 17 лет я стал солдатом.

С октября 1943 года по август 1950 года я проходил действительную срочную службу: - 1943 г.- июль 1945 год служба в должностях артиллерийского разведчика- наблюдателя и старшего разведчика - наблюдателя дивизиона 181 минометного полка, 2-й Краснознаменной Армии, Дальневосточного фронта. Жили в землянках в Амурской области. Весь период шла напряженная боевая учеба, как летом, так и зимой.

Август и сентябрь 1945 года в должности старшего разведчика дивизиона в составе 181 минометного полка, 2-го Дальневосточного фронта принимал участие в боях против Империалистической Японии в Маньчжурии.

Полк действовал на Сахалинском направлении в качестве передового отряда и на Мэрченском направлении совместно с 258 танковой бригадой и стрелковым батальоном 368 горнострелкового полка.

По окончании войны полк был переформирован в г. Владивостоке. В результате переформирования я был зачислен старшим разведчиком в 1-й дивизион 827 минометного полка в Артиллерийскую бригаду, дислоцирующуюся на о. Сахалин.

Служба на Сахалине протекала с октября 1945 года по август 1948 года. В эти годы я специализировался в должностях командира отделения разведки, старшины артиллерийской батареи и химинструктора дивизиона. Окончил школу младших командиров и стал сержантом. Окончил курсы шоферов и получил специальность шофер 3-го класса. Окончил дивизионную партийную школу и вступил кандидатом в члены ВКП(б).

Летом 1948 года я поступил в военное училище и уехал с о. Сахалин в Московский военный округ.

С сентября 1948 года по август 1950 года учился в Ярославском Дважды Краснознаменном военно - политическом училище им. В. И. Ленина. Прошел курс по полной программе. В июле 1949 года меня приняли здесь в члены КПСС. Окончив училище, получил воинское звание «лейтенант» и профессию «офицер-политработник». Сразу по окончании училища был направлен служить в Группу Советских войск в Германии.

Служба в ГСВГ проходила с октября 1950 года по апрель 1957 года. Здесь я служил и работал по своей профессии, получил воинское звание «старший лейтенант» и «капитан». Закончил службу в ГСВГ в должности помощника начальника политического отдела инженерно -технической бригады по комсомольской работе.

В апреле 1957 года был переведен на службу в Ленинградский военный округ. Здесь служба проходила в Гвардейской военной части поблизости от границы с Финляндией в должности заместителя командира Мотострелкового батальона по политчасти.

Здесь же в феврале 1961 года присвоили воинское звание «майор». Часто вспоминаю пейзаж Карельского перешейка со множеством рек и озер, богатой зеленью, дичью и зверем, пресноводной рыбой, грибами и ягодами, карельской березой, каменистым ландшафтом. Тогда мне казалось, что это «дыра», а сейчас, пожив в городе, считаю то самой благодатной порой.

Уехал я с Карельского перешейка в июле 1962 года в тревожные дни. Семьи остались в пограничном гарнизоне, почти без охраны, а мы быстро собрались, экипировались тропической одеждой, сели в поезд и уехали. Куда? Мы сами того не знали. Позже выяснилось, что это была специальная правительственная командировка. С июля 1962 года по ноябрь 1963 года, а вернее в период Карибского кризиса, находился на выполнении особого правительственного задания в составе воинской части на о. Куба. Этим была выражена наша солидарность с Революционной Кубой и наш интернациональный долг.

По возвращению с Кубы, в декабре 1963 года меня перевели служить в Северо - Кавказский военный округ, в г. Ростов - на - Дону и назначили командиром воинской части. Аналогичные обязанности выполнял с августа 1965 года по январь 1973 года в Северной группе войск, в ПНР.

В апреле 1970 года присвоено воинское звание «подполковник». Это последний мой воинский чин.

В январе 1973 года, в связи с окончанием срока службы за границей, по состоянию здоровья я был уволен из рядов Советской Армии в запас. Этим закончился период моей деятельности на службе в кадрах Вооруженных сил. И я возвратился в Ростов, где имелась квартира.

Закончив службу в армии, продолжаю работать. С февраля 1973 года по август 1976 года работал старшим инженером в проектном институте «Энергосетьпроект».

С сентября 1976 года по июнь 1981 года работал по рекомендации Райвоенкомата военным руководителем средней школы.

С 1982 года и по настоящее время работаю в Ростовском городском секторе военно-патриотического воспитания руководителем объединенной районной школы командиров юнармейских батальонов «Зарница» и «Орленок». Прививаю ребятам командирские навыки, организуем и проводим соревнования по юнармейской подготовке.

Образование - средне - специальное. 10-й класс закончил заочно в 1957 году при Ленинградской заочной средней школе. В 1971 году окончил университет Марксизма-Ленинизма.

Женат. Имею двоих детей, уже взрослые. Дважды дед.

Дочь окончила Ростовский институт народного хозяйства. Работает по специальности в Родове(?).

Сын в этом году заканчивает Ростовский Строительный институт. Сейчас проходит преддипломную практику. По окончанию едет работать по распределению в г. Ульяновск.

Награжден двенадцатью правительственными наградами. Имею медали:

-«За боевые заслуги».
-«За победу над Японией».
-« За воинскую доблесть в ознаменование 100 - летия со дня рождения В. И. Ленина».
-«ХХ лет победы в ВОВ 1941-1945 г.г.».
-«ХХХ лет победы в ВОВ 1941-1945 г.г.».
-«Ветеран Вооруженных сил СССР».
-«ХХХ лет Советской Армии и флота».
-«40 лет ВС СССР».
-«50 лет ВС СССР».
-«60 лет ВС СССР».
-«За безупречную службу 2-й степени».
-«За безупречную службу 3-й степени»
Извиняюсь за данное изложение. С уважением Лодыгин. 19.02.85 года

19.12.84. г. Л-д

Уважаемая Лидия Ивановна!

Я и моя семья очень довольны за память о своих земляках. Приятно слышать, что в отдаленном уголке будут вспоминать о наших земляках – воинах. Честь и хвала людям которые занимаются столь кропотливым благородным трудом. Сообщаю Вам, что у меня есть фотокарточка Шаманина Ал-ра Алекс. С ним поддерживал связь мой муж. Последнее время Шаманин Ал-др Алексеевич проживал в городе Свердловске.

Сообщаю адрес его жены, она проживает там

С уважением Александра Петровна

Г.Свердловск
Ул. Красных партизан
дом №6. кв 15
Шаманина Екатерина Федоровна

В морской форме Шаманин Ал - др Ал - ч.. О наградах и о его боевой деятельности думаю должна ответить Вам жена.

ВОСПОМИНАНИЯ ЕФРЕЙТОРА ВЕРМАХТА

Гл. редактор.

Боевой путь

Действительно по разному, верхний снимок - Греция, нижний - Россия.

Если было время и возможность, то каждому полагалась отдельная могила и простой гроб.

Но если бои были тяжёлыми и мы отступали, то закапывали убитых кое-как. В обычных воронках из-под снарядов, завернув в плащ-накидки или брезент. В такой яме за один раз хоронили столько человек, сколько погибло в этом бою и могло в неё поместиться. Ну, а если бежали - то вообще было не до убитых. Наша дивизия входила в 29-й армейский корпус и вместе с 16-й (кажется!) моторизованной дивизией составляла армейскую группу «Рекнаге». Все мы входили в состав группы армий «Южная Украина».

Вот они. «Идут по Украине солдаты группы «Центр».

Как мы видели причины войны. Немецкая пропаганда

Конкретный пример взаимоотношения с местным населением. Житомир. 1941. На фото хорошо видны улыбки на лицах двух солдат. Страшный снимок? Поверьте, выбран самый «безобидный».

К украинцам относились лучше, потому что украинцы встретили нас очень радушно. Почти как освободителей. Украинские девушки легко заводили романы с немцами. В Белоруссии и России это было редкостью. На обычном человеческом уровне были и контакты.

Это Украина.

Вот они первые натовские помощники на территории Украины.

Иногда я общался и с местными людьми. Ходил к некоторым в гости. Обычно к тем, кто сотрудничал с нами или работал у нас. Партизан я не видел. Много слышал о них, но там, где я служил, их не было. На Смоленщине до ноября 41-го партизан почти не было. А на Северном Кавказе я вообще о них не слышал. Там степи - места для партизан гиблые. Мы от них не страдали. К концу войны отношение к местному населению стало безразличным. Его словно бы не было. Мы его не замечали. Нам было не до них. Мы приходили, занимали позицию. В лучшем случае (Значит, как правило, не говорили!!) командир мог сказать местным жителям, чтобы они убирались подальше, потому что здесь будет бой. Нам было уже не до них. Мы знали, что отступаем. Что всё это уже не наше. (Перечитайте последнее предложение! Уже не наше!!! А было ваше?! Вот оно - лицо обыкновенного захватчика) . Никто о них не думал...

По хозяйски осматривается Греция...

Взорванный Днепрогэс…

Крым…

Об оружии

Учёба

Еда. Снабжение

Об СС

Солдат и офицер

Самый трудный бой

Вечером я выполз к своим

Рассказы пехотинцев, артиллеристов, танкистов, летчиков и многих других советских воинов разных родов войск. Просто рассказы, десятки рассказов о войне - какой они ее запомнили. Один абзац - одна чья-то история.

Мои солдаты всегда получали сапоги, но в один раз вдруг выдали ботинки с обмотками, и ребята забастовали: "Мы не пехота, не будем в ботинках ходить". А это было как раз после Курской дуги. Тяжелые бои прошли, и мы быстро двигались вперед, почти не останавливаясь. И в одном месте оказалось столько перебитых немцев, что все мои солдаты поснимали с них для себя сапоги. Я даже технику подглядел, которой их научила трофейная команда. Между ног для упора вставлялась палка, и одновременно сдирали сапоги с трупа. Так потом я прямо не знал, куда деваться от этого позора. Например, как-то мы двигались походной колонной, и вдруг меня догоняет один из знакомых офицеров: "Ты не чувствуешь трупного запаха?" - "Вроде нет". - "А вот ты знаешь, я как мимо твоей батареи прохожу, так сразу чувствую", вроде как от этих немецких сапог. Но вообще, немецкие сапоги мы почти не брали, и вот почему. Я обратил внимание на то, что почти у всех наших солдат был высокий подъем ноги, а у немцев почему-то почти все сапоги были рассчитаны на низкий подъем, и именно поэтому они нам и не подходили. Когда под Сталинградом мы захватили немецкий аэродром, то на складе нашли большой запас шикарных хромовых сапог. Но сколько я их там не перемерил, и даже на размер больше, но ни одна пара мне так и не подошла. Одеть-то я их еще как-то мог, но уж очень сильно они жали в подъеме.

Почему люди очень боялись попасть в плен и готовы были сражаться до последнего, и даже покончить с собой? Потому что плен - это позор, к тому же родственники помимо позора могли подвергнуться еще и репрессиям - это был тоже очень весомый фактор. Патриотизм, вера в победу, романтика - это все, конечно, хорошо, и так оно на самом деле и было. Мы готовы были умереть ради спасения Родины, но и фактор страха не учитывать тоже нельзя...

И вдруг с удивлением вижу, что в нашу сторону во весь рост идут командир полка, за ним начальник артиллерии полка, ПНШ - 2, комендант штаба полка, в общем, человек семь всего, наверное. И я когда это все увидел, то мне аж не по себе стало. Потому что там нам постоянно досаждал снайпер. И после этого я вдруг вижу, что наш командир полка, правда, я потом понял, что все они были подвыпившие, идет в полный рост. И я еще в недоумении его спросил: "Товарищ подполковник, вы куда?" - "Ааа, такой сякой. Трех паршивых фрицев боитесь", и пошел вперед, через нашу траншею прямо в сторону немцев... Но я же им крикнул: "Там же немцы!" Но нет, он все равно пошел на нейтральную полосу в полный рост, а за ним и все остальные. И на нейтралке их всех из пулемета и положили...

У русских самый лучший пароль - это мат. Тебе дают пароль, когда идешь на задание, а если задержался, пароль поменяли. Ты возвращаешься и начинают свои обстреливать. Единственное, что помогало - это мат. Как начнешь его крыть, так сразу огонь прекращается.

В отношении тех наших людей, что попали в плен, я и тогда считал, и сейчас считаю, что в каждом случае нужно было разбираться отдельно. Выяснять, как попал, при каких обстоятельствах, как проявил себя в плену. У меня ведь был один одноклассник, который прошел плен, и на примере его трагической истории я видел всю несправедливость такого общего отношения к нашим пленным. Его звали Анвар Нигматулин, до войны он был студентом политехничекого института, но в начале войны его призвали в армию, он попал на фронт, и уже летом 1941 года был ранен в живот и попал в плен. И когда я после ярославского госпиталя вернулся домой, то мы с приятелем пошли к нему в гости, и у нас состоялась очень тяжелая встреча... Он жил в какой-то халупе, и во время нашего разговора я заметил, что он очень грустный, и даже наше появление его не особо обрадовало. Но потом мы понемногу разговорились, он нам рассказал ужасные вещи, что ему довелось пережить в плену, а потом и говорит: "Вот я по вам вижу, что Родина вас наградила и относится к вам как к родным детям, зато ко мне отнеслась, как мачеха... Вы знаете, что мне каждую неделю приходится отмечаться в МГБ? А о том, что я в плену заработал чахотку и едва живу им вообще до лампочки... Ну, вы же меня знаете, разве я предатель? И потом у меня ведь два побега, и есть люди, которые могут это все подтвердить, но нет, там даже не хотят разбираться..." Он чуть не плакал, когда все это рассказывал... Эта печальная встреча оставила у меня на душе очень тяжелый осадок... А вскоре я узнал, что он умер...

В первый раз это было, когда я еще служил в трибунале 175-й дивизии. Ночью случилась какая-то тревога, то ли разведка немцев действовала, то ли что-то еще, но в общем одна стрелковая рота покинула свои позиции. Естественно, стали искать виновника, кто поднял панику. В конце концов, указали на одного парня, но даже тогда было понятно, что его просто назначили стрелочником, ведь все побежали и он тоже. К тому же я помню, выяснилось, что он был комсомолец, но... Зачитали приговор, там это было очень быстро... И вот когда он уже стоял перед автоматчиками, то вдруг крикнул: "Да здравствует Сталин, да здравствует Родина!" Но его все равно расстреляли...

На Кубани сделали для танков проход в минном поле, и был получен приказ не останавливаясь войти в прорыв. Перед нами, через этот проход под сильным немецким огнем прошли кавалеристы. Весь проход был завален трупами людей и лошадей. Да и раненых вынести еще не успели, а тут приказ –«Вперед!»...Мы и прошли по этому месиву. После боя, когда вместе с механиком. монтировкой с траков счищали уже не поймешь чье мясо. я думал. что мои нервы не выдержат этого. Понимаете, по раненым шли...

Обычно в пехоте кормили стандартно - суп гороховый или из пшенки, гороховая каша из концентрата, перепадала нам и американская тушенка. Другие бывшие офицеры рассказывают, что получали положенный офицерам доппаек, так я за всю войну ни разу никакого доппайка в глаза не видел и не получал. Питался, как и мои бойцы, с батальонного котла, но может ротный старшина в котелок мне гущи побольше подкидывал, как офицеру и своему командиру, и не более того. Трофеи выручали, "подножный корм". Шли маршем, и батальонный повар накопал в поле картошки, закинул ее в мундире в котел, хотял бойцов накормить, ничего другого не было. Но марш шел без остановок, на ходу он не доглядел, вся картошка разварилась и превратилась в кашу, пополам с песком. На привале он начал раздавать картошку, а есть ее уже было невозможно, бойцы стали возмущаться, и как раз мимо шел комполка. Ему пожаловались, мол, на обед помои какие-то дали. Он подошел к полевой кухне, взял в руки котелок с картошкой, попробовал, и... стал горячую картошку рукой размазывать по лицу несчастного, ни в чем не виноватого повара... Чему удивляться, наш комполка был человеком крутого нрава, иногда в атаку комбатов палкой гнал, мог и ударить своей "дубиной" или кулаком любого офицера... В то время мордобой со стороны старших командиров и постоянный грубый мат на подчиненных ни у кого удивления не вызывали, таких, с позволения сказать, "офицеров с высокой личной культурой" было немало...

Приказ передали, когда рассвело, и мы уже были на виду. При отходе у нас был один убитый и трое раненых. Из-за дурости начальства потеряли людей. Но так редко бывало. Потому я и полюбил разведку, что там сам думаешь, а не пьяный дядя за тебя.

Подползаю к дому, слышу немецкую речь, пьяный немецкий галдеж, возле дома сидит женщина и плачет. Я на нее наставляю револьвер и говорю: "Ползи ко мне" - "Да откуда ты на мою голову взялся?! Да немцы в доме, дети в лесу, что я делать-то с тобой буду?" - "Ползи говорю, а то убью". Она была где-то моей матери ровесница 37-38 лет. Она подползла, я ее обнял "Ползи - говорю - к нашим". Она знала куда ползти и уже наутро мы вышли к переднему краю, услышали русскую речь."Ну - говорю - оставайся или поползешь обратно?" - "Обратно, у меня дети там". И по сей день жалею, что не сказал ей спасибо.

С немцами переругивались. Можно было увидеть и такое - Валентин Буц вылезает на бруствер, садится возле пулемета, закуривает самокрутку, и разговаривает с немецким пулеметчиком! Говорю ему – « Буц, немедленно спустись в траншею! Тебя же сейчас немцы «снимут»! Он отвечает – «Все в порядке, командир, я тут с одним немцем познакомился – и, сложив ладони рупором, кричит – Карл! Карл!». С немецкой стороны доносится – «Момент, нихт шпрехен! Фельдфебель комт!». А бывало и так - Валентин стреляет из пулемета по противнику, оттуда отвечают огнем, но показалось ему, что эта пулеметная дуэль - пустая, только зря патроны тратят. Валентин кричит немцам – Эй! Фриц! Какого черта стреляешь!? Неожиданно оттуда отчетливо доноситься – Я не Фриц, я Карл! – Давай не будем стрелять!- Гут!- согласился Карл. Но война есть война. Я быстро Буца в сторону отодвинул, мол, ты здесь еще натуральное братание, прямо на глазах у «особиста» устрой, и дал длинную очередь по немецким позициям. Карл орет со своей стороны – Нит гут! Мы же договорились!

Помню, что колонна идет, а солдаты прямо на ходу спят и храпят. И если вдруг неожиданно останавливались, то задние наскакивали на впереди идущих.

Уже где-то в Белоруссии пехота взяла в плен пять немцев, но их передали мне, потому что у них совершенно негде было их держать. А там как раз была такая обстановка, что я не мог отправить их в тыл. Поэтому недели две они прожили в расположении моего учебного дивизиона. И что вы думаете? Они с моими солдатами вроде даже как подружились, и никто к ним никакой агрессии не проявлял... А уж как они были рады тому, что война для них уже закончилась.

На железнодорожной станции стояли цистерны со спиртом, вся дивизия перепилась. Потом надо было дальше атаковать, так немцы в узком проходе между двух озер поставили два пулемета и всю дивизию на месте больше суток держали, отражая атаки нашей пьяной пехоты... Народу там положили... лучше не вспоминать...

В нашем 3-ем танковом полку был капитан – политрук, вроде на должности парторга или полкового агитатора, который своим мужеством и самоотверженностью заставил меня в корне поменять свое мнение о комиссарах. Этот капитан, мог спокойно не ходить в бой, он не был включен в состав какого-либо экипажа, но сам, по своей личной инициативе, залезал в «шерман» шестым, и хоть, скрючившись в три погибели в неописуемой тесноте, он не мог нам ничем в бою помочь, но сам факт, что политрук с нами, идет навстречу смерти, вызывал наше неподдельное восхищение.

С нами медсестра в разведку ходила, москвичка Валя, девка была огонь, попробуй не взять раненого. Она сразу пистолет вытаскивает: "Я тебя пристрелю!" Но Валя, медсестра, несчастливая была, что ни познакомится с офицером, его убьет.

Как-то я находился на своем НП на передовой, было затишье, поэтому мы с командиром роты прямо в окопе решили сыграть в шахматы. Прямо там в окопе положили доску на ящик из под патронов, играем, и вдруг внезапный артналет, немцы такое часто практиковали, да и мы потом тоже. И этому парню осколком срезало верхнюю часть головы, причем, вся это масса мозга упала прямо на шахматную доску... С тех пор я в шахматы не играл ни разу, потому что когда вижу шахматную доску, то у меня перед глазами сразу всплывает эта ужасная картина...

Когда говорят, что на передовую приезжали фронтовые бригады, то у меня это всегда вызывает улыбку. Вот сколько я не был на фронте, но ни разу и близко не видел ни одной бригады артистов, дальше КП дивизии они ни-ни.

У меня была одна знакомая связистка. Она была совсем молодая девушка, 24-го года, сталинградка. И вдруг за что-то на нее взъелся ее командир взвода. Наверное, все-таки она не оправдала каких-то его определенных надежд, потому что потом я про него как о человеке слышал плохие отзывы. И когда у нас однажды запланировали разведку боем, то пойти с наступающими он назначил именно ее... Но получилось так, что этот разговор состоялся при мне, и я видел, как она чуть не плача пыталась объяснить, что ей будет тяжело выполнить такое задание. А он ей говорил: "Ничего, ничего, голубушка. Привыкай, ты же солдат, а у меня других людей нет..."

Уже после завершения боев я лежал в блиндаже, но все никак не мог заснуть. Стояла настолько непривычная для фронта, какая-то гнетущая тишина, от которой действительно можно было оглохнуть. Буквально ни единого выстрела, ни разрыва снаряда или мины. И вдруг раздалась автоматная очередь, одна, вторая, и я мгновенно заснул. А утром мне рассказали, что один из моих солдат измученный вшами, скинул нижнюю рубаху и стал ее расстреливать из автомата... Все, конечно, посмеялись, а я его даже поблагодарил: "Спасибо, браток, а то бы я так и не заснул".

Два раза в день, утром рано и вечером поздно дядя Володя и дядя Андрюша привезут кухню. По-разному бывало, когда хорошо кормили, а когда по восемь дней ничего нет. Жрать было нечего. А с минами и патронами проблем не было, можно набирать в округе, сколько хочешь, и из немецких пулеметов стреляли, а мы мины немецкие использовали, даже немецкие минометы захваченные. Но оружие у них лучше было, прицельнее, оптика хорошая.

Выгрузили меня и одного раненого солдата, нацмена, занесли в какое-то здание, и положили на нары. А на грудь нам положили по бутерброду с маслом, и что-то еще. А мне и так плохо, есть не могу и не хочу, к тому же и рука еще не действовала, как и нога, она была недвижима. И вот так я лежал и наблюдал за ним. Он то украдкой посмотрит на мой паек, то отвернется. Опять посмотрит, отвернется. А потом вдруг взял его резко и съел. И я его за это не осуждаю, он видно очень голодный был.

Я понимал важность образования, и именно поэтому всегда старался подбирать себе пополнение из молодых ребят с образованием. Например, на Курской дуге нам прислали много узбеков, но мне удалось выбрать человек десять, восемь из которых были молодые ребята, окончившие десять классов. Все они были грамотные ребята, которыми я был доволен. Недаром говорят, что войну выиграла молодежь и десятиклассники, в частности, все-таки образование очень многое значит.

Военкову было 35-40 лет. У него был свой портной, парикмахер, фаэтон, ездовой. Как барин жил. Начальство у него было куплено дорогими трофеями. На задания он не ходил. Как-то раз на этом Гроне раздухарился и решил пойти в поиск. Я с ребятами договорился: "Плывем на лодке. Я на середине лодку переворачиваю. Вы выплываете, а его топлю." Он уже в лодку вступил, а потом передумал и на берег.... А схлестнулись мы с ним из-за медсестры Нины. Я однажды полез к ней. Она говорит: "Я еще девушка". Я знал, что меня все равно убьют и связывать свою судьбу с ней не собирался, но решил ее сохранить. Она приходила ко мне, мы спали вместе. Никто к ней не лез - с разведкой никто связываться не хотел. А командир роты положил на нее глаз.

Один раз на наш дозор из четырех человек выскочил немецкий бронетранспортер. Солдаты, что сидели в нем, бросили ребятам пачку папирос и поехали дальше. Ни они, ни мы не стреляли.

Я всю войну «отбрыкивался» от предложений вступить в партию. Но вскоре после войны в армии появились «новые правила игры». У меня, усиленно отмечая нашу Победу, ушел в глубокий запой командир батареи, и из этого запоя он не вернулся. Мне какое-то время пришлось командовать батареей вместо него. Замполит полка поднял шум – «Почему батареей руководит беспартийный? Как такое может произойти?».И меня в приказном порядке отправили «поступать в большевики».

В запасной полк приехали "покупатели", проводить курсантский набор в Ташкентское пехотное училище имени Ленина. Я со своими 7-ю классами школы считался образованным, подходящим кандидатом на учебу, и меня вместе с другими "грамотными" привели на "отборочную комиссию". В комнате висела школьная доска и два подполковника проводили набор. Я зашел, мне дают в руки мел и говорят - "Напиши Н2О", написал, - "Что это?", я усмехнулся - "Вода" - "Молодец, ты принят в училище".

За «стрельбу по своим» в бою, всех поголовно под трибунал не отдавали. Так бы в артиллерийских частях офицеров бы не осталось. Покажите мне хоть одного человека провоевавшего в пехоте хотя бы полгода, который скажет, что никогда не получал «огневого гостинца» от своих артиллеристов, «катюш» или штурмовиков с ИЛ-2. Ведь на поле боя зачастую невозможно ничего понять.

31/12/1944 дивизион взял с боем польское село. Мы, управленцы, немного задержались, пока связь смотали и так далее. Подъезжаем к селу, а там все пьяные «в стельку», даже часовых не выставили… В деревне бойцы захватили немецкие грузовые машины набитые доверху рождественскими подарками для солдат вермахта. А в каждом подарочном ящике была чекушка рома. Ну, и тут началось, сами понимаете. Новый Год все-таки. А то был у меня на памяти случай, еще в моем «первом» полку. Весь полк напился, а немцы, перешли в контратаку…

Дают тебе приказ, допустим – « К 12-00 выдвинуться к деревне такой-то, занять и оборудовать НП и начать корректировку», и при этом тебе говорят, что наш пехота уже взяла этот населенный пункт и твердо в нем закрепилась. Но ты уже «тертый калач», и прекрасно знаешь, что такое на фронте – «фальшивый доклад», и как это нередко уже было, нашей пехоты нет в этой деревне и в помине, и никогда не было.

Его угораздило попасть в танкисты. Но он откровенно боялся залезать в танк, опасался сгореть заживо. Дело доходило до смешной, но абсурдной ситуации. Он в атаку бежал за своим танком, сзади. Его почти силой затащили в танк. Через метров двести в танк прямое попадание. Этому старшему лейтенанту оторвало голову, но в последней предсмертной конвульсии, его руки намертво схватили за ногу раненого механика - водителя танка. Механик с трудом вырвал свою ногу из рук уже обезглавленного трупа офицера.

Боли я не почувствовал, но понял, что ранен в поясничную область, как потом оказалось, был задет и позвоночник. Пытаюсь встать, а ноги не действуют. Лежу, как говорится «скучаю», и ясно понимаю, что мне «конец»: двигаться я не могу, и помочь мне абсолютно некому, вокруг ни души…. А в таких ситуациях только в кино кричат: «Санитары!» У нас в батальоне, например, была только одна девушка-санинструктор, два пожилых санитара, и всего одна санитарная повозка. Ну, сколько человек они могли спасти? Поэтому выживали, в основном, те раненые, которые сами могли добраться до медсанбата…. Но мне крупно повезло! Вдруг вылетает из-за поворота открытый «Виллис». В нем были водитель и два офицера с рацией. Они меня спрашивают: «Солдат, где тут немцы контратакуют?» Я как смог показал направление, они передали это по рации и…. развернулись, чтобы уехать… Я закричал: «Ребята, заберите меня отсюда!» Они посмотрели на меня как-бы решая, стоит ли…. Один из них говорит: «Х.. с ним», и правда, что тогда стоила солдатская жизнь? Ничего! Но второй сказал: «Давай возьмем его». И они меня все-таки подобрали, и отвезли в тыл. Но медсанбат, в который меня привезли, уже почти был готов к эвакуации, и меня не хотели принимать…. А мне было уже очень плохо, и, набравшись последних сил, я заявил тому санитару: «Сейчас пристрелю тебя, и мне за это ничего не будет», у меня еще была с собой винтовка. Угроза подействовала, и меня отправили в прифронтовой госпиталь.

Шли уличные бои во Львове. Не самые жестокие бои, а так, терпимо. Стояла ясная погода, и тут, вдруг, по городу текут ручьи. Да не простые, а пивные...В центре города стоял пивной завод, в его больших подвалах, в огромных дубовых чанах, хранилось пиво. Бойцы, узнав об этом, спускались в подвалы, автоматными очередями простреливали чаны и пили пиво, хлеставшее струей, из пулевых отверстий, доходя до бессознательного состояния. Когда пиво залило подвал, там немало народу просто захлебнулось...

Мне запомнилось, эпизод, как раз под Москвой было, уже не в моготу было мне, физически не в моготу. Уже искать и копать могилы некогда, всех своих уложишь. Но эта яма. В ней еще шевелились. Еще живые. Вот так было. И Сталинград еще. Еще шевелились в яме. А других ям мы не заготавливали. Чтобы выкопать яму, подготовка нужна соответствующая. Вот эта мне запомнилась штука. Потом ездил под Сталинград посмотреть, как там. По три человека на полк оставалось. В полку по три, четыре, пять человек – а так-то три тысячи! В общем, когда заткнули эти ямы, столько было людей… Неприятно это. Я сейчас думаю, может быть, эти ямы-то и сыграли роль. Мы брали масштабом, по счету, количеством мы брали. Не честно. Потому, что техники мало было. Это ужас. В училище еще учили: «Вперед», да «Вперед».

У меня был ординарец, пожилой мужик в возрасте 55 лет, отец 4-х детей. Я перед самой переправой прогнал его из нашей лодки, мне очень не хотелось, чтобы его дети стали сиротами. Так он мне несколько раз передал на плацдарм котелок с жареными грибами. Как он их умудрился без масла пожарить, не знаю… Но это была самая вкусная вещь, которую я когда-то в жизни ел.

И добыл я себе в этот день с одного немца очень красивый никелированный «мадьярский» пистолет. Слава об этом пистолете быстро разнеслась среди наших офицеров. Вдруг приходит ко мне сам комиссар полка и спрашивает – «Что у тебя там за пистолет такой особенный? Подари мне его». Нет, думаю, хоть и не жалко мне было этой «мадьярской игрушки», но лучше немцам этот пистолет отдам, чем замполиту. Не любил я комиссаров… К этому времени, все мои былые восторги в адрес коммунистической партии безвестно канули в Лету. А этот замполит уж больно паршивым человеком был. Говорю ему – «Да нет у меня уже этого «трофея». Я его на «наган» обменял». Он нахмурился, ушел. Но кто-то видимо «доложил» комиссару, что пистолет по - прежнему у меня… Началось награждение за днепровский плацдарм. Всех моих ребят наградили орденами или медалями «За Отвагу», а я все жду, вроде и мне положено. В соседнем полку капитану- связисту за то, что просто починил перебитую связь, дали Героя Союза, а я то два раза связь через реку на плацдарм проложил. На Героя не рассчитывал, но ордена ждал. Вдруг вызывает меня сам командир полка и интересуется – «Что там у тебя за история с замполитом? Он твой наградной лист в клочья порвал». Показываю ему трофейный пистолет, и рассказываю в чем дело. Командир полка сразу меня предупредил, что зря я с этим комиссаром связался. А вскоре меня начал замполит давить со всем усердием, что в полку офицеры уже спорили, что произойдет раньше – или немцы Борока убьют, или его замполит в штрафбат быстрее определит. Комиссар у нас был активный, он и командира полка «подсидел», без зазрения совести, «подставил его по полной программе». И когда после Житомира, командир полка уходил из нашей части, то забрал меня с собой в армейский резерв, прекрасно понимая, какие неприятности меня ждут впереди, если я останусь воевать в полку рядом с этим комиссаром. Спас, одним словом.

Там был еще один эпизод, который породил во мне желание жить. Когда нас только привезли в Уфимский госпиталь, то раненых сначала мыли. Происходила эта процедура так: в одной хорошо протопленной комнате десяток молодых здоровых девушек, совершенно обнаженных, только в небольших клеенчатых передничках, отмывали раненых от окопной грязи, срезали старые повязки и промывали раны. Я достался молодой чернявой украинке Оксане, вижу ее как сейчас. До сих пор не знаю, с умыслом или нет, была продумана эта процедура, но молодые, горячие тела этих девушек, их ласковые руки, вернули многим раненым желание жить…

У нас никого не награждали, только братскими могилами. Собирали всех погибших, давали троекратный залп, и идем дальше…. Ведь кого тогда могли наградить? Того, кто в течение долгого времени мог остаться в живых, т.е. штабисты, артиллеристы. А мы, пехота, были хворостом, который подбрасывали в огонь войны.

Большая группа офицеров встречала вместе Новый 1945 й год, с нами были девушки-связистки из штаба полка. Все знали, что у Иосифа прекрасный голос, он великолепно пел, и после войны все прочили ему карьеру оперного певца. Выпили несколько тостов. Стали просить Каплан чтобы он спел, Иосиф не был против. Одна сержантка, к которой комбат Дмитриев был неравнодушен, подсела к Каплану и приобняла его за плечи, слушая песню. А Дмитриев уже был "готов", как говорится, лыка не вязал. И посередине песни прозвучал выстрел. Комбат, сидевший напротив Каплана, вытащил пистолет из кобуры и в упор застрелил ротного выстрелом в голову... Приревновал... Дмитриева обезоружили, с него сорвали погоны, и... оставили служить рядовым в штабе полка. Не судили!.. Начальники пытались все списать на "случайный выстрел". Я несколько раз подходил к начштаба, подполковнику Шутову и спрашивал -"Почему Дмитриев ходит свободным, а не находится в штрафбате? Он же, гнида, своего офицера убил!", на что Шутов мне неизменно отвечал - "Мы его после войны судить будем".

Где-то в районе Полтавы мы двигались походной колонной и вдруг нас остановили, и построили в каре. Смотрим, выносят на носилках парня лет восемнадцати, щупленького такого. Оказывается, он был самострел, и прострелил себе ногу. Испугался видно войны. И его прямо лежачего, он ведь ни встать, ни повернуться не мог, громко стонал, смершевец в затылок и застрелил... Но и этот случай на всех нас тоже произвел не воспитательное, а скорее отрицательное впечатление... Даже жалость к нему была, хоть он и был самострел.

Помню, что мы залегли в небольшом садике, и тут прибежал посыльный от командира батальона с приказом атаковать. В этот момент раздался взрыв, посыльного убило, а мне несколько осколков пробило левую руку и попали в грудь... Подскочила медсестра, перевязала, но в медсанбат у Волги я шел уже сам. Переправа осуществлялась только в темноте, и пока мы ее ждали я удивленно спросил откуда столько бревен плавает в Волге... А мне отвечают: «Да какие бревна, это же люди...»

В боевой обстановке, когда из-за больших потерь очень сильно менялся состав, люди просто не успевали хорошо познакомиться, не то что подружиться. Мы, одесситы, естественно, старались держаться вместе, поддерживали друг друга. Но и нашу компанию постепенно выбили…. Я оставался последним.

Как-то раз мне пришлось присутствовать при допросе сбитого немецкого летчика. Ему задавали вопросы, но он все время молчал, и ничего не говорил. Тогда ему переводчик говорит: "Это же серьезное дело, вас же могут и расстрелять". А он в ответ только процедил пренебрежительно: "Мне наплевать на смерть..."

У нас хороший парень был татарин. Переправлялись в лодке по тросу. Она перевернулась. Он выбрался на немецкий берег, а мы выплыли на наш. Он решил перебраться обратно пристегнувшись ремнем к тросу. Его течением завертело. То голова появится, то ноги. Он кричал: "Пристрелите меня!" На следующую ночь, когда поплыли на тот берег, то его тело не могли от троса отстегнуть, так его закрутило. Пришлось ремень отрезать...

Офицеры за мной не ухаживали – как они могли за мной ухаживать, если у меня взвод солдат? Ко мне не подступишься. В нашей дивизии я не знаю и не помню женщин, которые бы крутили романы с офицерами. Не знаю, может быть, что-то такое было в санроте, но я же с ними не общалась. Я все время со своими ребятами была. Это мои солдаты от меня бегали. Иногда бывало так, что рядом был банно-прачечный отряд, и солдаты туда бегали. Я ругала их за это.

В то утро 12 октября 44-го, когда разбомбили нашу роту, мы увидели, что один наш боец, парень с Украины, Вася его звали, а фамилия, кажется Ивасюк, встал на колени и молится. Мы его спрашиваем, что случилось, все-таки эта была необычная картина. А он говорит: «Приснилось, что сегодня меня убьют». И точно, в тот день при налете он погиб….

Вася взял троих «корешей», которым терять было нечего, и в «бл...ход». Получаем приказ срочно выйти из города. Побежал в немецкий дом искать своего заряжающего, а там «картина»...Вася «на немке пыхтит», а штрафники, где-то нашли опахала и машут ими над Васей, при этом - «ржут как кони». Говорю им – «Приказ на движение дали, сворачивайтесь». Иванов мне в ответ –« Не лишай радости, может, через час сгорю в танке!». Сидим в танке, я ему начинаю «пропаганду пропихивать и мораль читать», мол нельзя так, мы же советские люди, солдаты-освободители, если поймают - под трибунал пойдешь, зачем тебе бесславно «пропадать ни за грош». А он мне – «Вспомни концлагерь, который мы освободили». В Польше ворвались в лагерь смерти, а там уже живых не было, только на земле лежали обтянутые кожей скелеты, с желтой шестиконечной звездой на лагерной робе. Больше я не пытался найти аргументы в защиту немцев.

Главная » Части речи » Рассказы ветеранов вов о боях. Рассказы ветеранов и детей великой отечественной войны