Выселенные деревни после чернобыля. Как я ездил в чернобыльскую зону и что я там видел - интернет-клуб, день за днем

Но кроме двух городов Чернобыльская катастрофа накрыла около 230 селений в Киевской и Житомирской областях и примерно столько же в Беларуси. И если на белорусской стороне заражённые сёла в основном снесли и закопали, на украинской большинство из них так и стоит, зарастая лесом. Но кое-где в этих пустых деревнях можно увидеть ухоженные дома с покрашенными ставнями и тропикой к воротам - это "самосёлы". Так называют людей, самовольно вернувшихся в Зону отчуждения из эвакуации, в обход блокпостов партизанскими тропами, в большинстве своём старики, помнившие войну и не забывшие навыков жизни в земле, в одночасье ставшей "чужой". Слово "самосёл" многим кажется оскорбительным и циничным, ведь эти люди живут в родных дома и на родной земле. Их было чуть более тысячи, сейчас осталось менее двухсот, а остальные умерли в основном от обыкновенной старости или даже решились уйти на Большую землю. Двое - старик со старухой - живут даже в 10-километровой зоне.

Заброшенные деревни в Зоне отчуждения попадаются постоянно, особенно если свернуть с главной дороги, и откровенно говоря их вид не удивит человека, выросшего в русском Нечерноземье. Да, это утверждение донельзя в стиле топоблоггеров-истеричек, но это так - псковская или костромская глубинка визуально очень похожа на чернобыльскую. Вот только дороги тут очень необычные - почти без колдобин, но с прорастающей сквозь асфальт травой, да мусора по обочинам не увидеть:

Мы остановились на полчаса в деревне с донельзя полесским названием Рудня-Вересня по дороге к заброшенном пионерлагерю "Сказочный".

3.

Полесье - вообще особенный край. Тут живут не украинцы и не белорусы, а "тутэйши" ("здешние") - народ с очень запоминающейся внешностью и непонятным говором. Атмосфера сельского Полесья очень точно передана Куприным в его "Олесе", мне даже нечего добавить. Леса в пойме Припяти столь глухи, что даже армии вермахта не могли из-за них соединиться. И в общем, полесские деревни видятся мне этаким собирательным образом восточно-славянской цивилизации. Вот такое кадры вполне могли быть сняты и на Украине, и в Беларуси, и в Латгалии, и в Республике Коми, и на Волге, и в предгорьях Алтая.

4.

5.

6.

7.

8.

9.

Дома попадаются даже с резными наличниками:

10.

11.

Интересно, что Чернобыльская земля была и одним из "старообрядческих анклавов" - три таковых (ещё Ветка в Гомельской области и Стародубье в Брянской) слагали крупный "архипелаг", бывший колыбелью беглопоповства (то есть староверов-поповцев, не принявших в 1830-е годы Белокриницкого согласия и в ХХ веке объединившихся в своё, Новозыбковское согласие). Староверы в окрестностях Чернобыля составляли 15% населения, жили в основном на левом берегу Припяти, где в бывшем селе Замошня сохранилось архаичного вида кладбище и руины монастыря.

12.

13.

Раз в год Зону открывают для всех желающих - "на гробки", то есть в дни поминовения усопших в середине мая. Кладбища тут ухожены и не забыты, и я бы сказал - выглядят куда лучше многих кладбищ Большой земли. Для многих эвакуированных эти могилы - последняя ниточка, связующая с родной землёй.

14.

15.

16.

17.

А вот подозрительная яма на краю погоста - видимо, некоторые решились эту "ниточку" порвать и перезахоронили своих родственников на Большой земле. Обратите внимание, кстати, и на то, какая в Полесье песчаная почва - она очень неплодородна, отсюда и полесское безлюдье. И увы, "чернобыльский след" стал такой же неотъемлемой частью Полесья, как лесные хутора, ведьмы, партизаны и деревянные церкви.

18.

Последним пунктом всего нашего путешествия в Зону отчуждения стало село Куловатое на её юго-восточном краю - разбитая дорога туда кажется бесконечной. Куловатое, вместе с соседними сёлами, входило в крупный совхоз, и как мне объяснил организатор, само по себе Куловатое "чистое", но другие деревни совхоза были "загрязнены", и власть сочла, что проще включить Куловатое в Зону и эвакуировать весь бывший совхоз. Ныне здесь живут 18 человек, то есть каждый десятый из самосёлов.

19.

У октрытой калитки нас встретила хозяйка. Мы называли её по имени отчеству, но отчество я забыл, а про себя с первых минут называл её не иначе как баба Ганя. Ещё выезжая из Киева, мы закупили продуктов и лекарств - например, я вёз большую пачку чая и пакет риса. Но надо было видеть, с какой искренней радостью баба Ганя встретила нас и кинулась обнимать каждого вышедшего из микроавтобуса! Этим людям жить здесь очень одиноко...

20.

Типично полесская хата:

21.

Интерьер примерно как в этнографическом музее, и что на дворе не 1950-е годы, напоминает лишь телевизор во второй комнаате:

22.

23.

24.

На лежанке у русской печи - вторая бабушка, тихая и малоподвижная. Её лицо не по-хорошему бледное - может, просто почти не выходит на улицу, а может быть и белокровие (лейкимия)...

25.

Самосёлов "легализовали" лишь в 1993 году, а почему их не депортировали раньше - я так и не понял, может какие-то юридические тонкости, а может просто было не до них. Самыми тяжёлыми были первые годы - без электричества, без пенсий (вернее, пенсии приходили на Большую землю по месту эвакуации), без регулярной медпомощи. Затем Украина смирилась с их присутствием - восстановили коммуникации, выдали на каждое село радиотелефон, поставили на всевозможные учёты по фактическому месту пребывания. Самосёлы получают пенсии (с "чернобыльской" надбавкой), раз в неделю к ним приезжает передвижной магазин, и даже на смену радиотелефонам пришли мобильники. Тем не менее, живут они в основном натуральным хозяйством ("картошку или ягоды им не покупайте - обидятся!"). Вода из колодца:

26.

26а.

Утварь, кабачки и куры - более крупной скотины тут, впрочем, не держат:

27.

28.

Стол с дозиметром - чернобыльский натюрморт. Тем не менее, фонят эти продукты меньше, чем магазинные в Киеве.

29.

Такой вот прощальный фуршет. На который, кстати, пришли и другие саосёлы - вот тут из-за бабы Гани выглядывает ещё одна бабушка:

30.

Говорят, в последнее время в Зоне стали появляться уже действительно "самосёлы" - то есть люди, самовольно захватывающие пустующую землю. Охрана периодически ловит черничников и грибников, которые всё это собирают отнюдь не себе, а на продажу - это в Киевской области имейте в виду! Ещё говорят, что в последнее время тут повадились выращивать коноплю наркоманы и наркоторговцы. Есть даже слух, что землю в этих лесах покупают и киевские "сильные мира сего" и строят тут себе дачи - мне несложно в это поверить, власть имущие у нас быстро борзеют до того, что перестают считаться с законами не только юридическими, но и природными. Но впрочем, никаких признаков всего перечисленного я в Зоне не наблюдал, так что не берусь утверждать о правомерности этих слухов.

31.

Напоследок решили погулять по селу. Прямо за оградой дома бабы Гани зарастает автобусная остановка:

32.

Подавляющее большинство хат всё же покинуты:

33.

За околицей партизанского вида болото - не могу отделаться от мысли, что в нём нашёл свою смерть хотя бы один "немецко-фашистский захватчик" в 1941-43 годах. В воспоминаниях самосёлов красной нитью прослеживается сравнение Чернобыльской катастрофы и Великой Отечественной войны, тем более на глухих хуторах иные и фрица-то ни разу не видели:

34.

35.

Интересно, что за здание и когда построено? Жёлтая стенка как будто даже дореволюционная:

36.

За оградой, под соснами, кладбище:

37.

Собственно село. В одном из этих дворов ещё парочка стариков махали нам рукой, звали в гости, и мне было жалко отказать им. Здесь много кошек, но не припомню собак.

38.

Здесь потрясающе чистый воздух, и тишина не мёртвая, как в Припяти, а звенящая, переливчатая, природная. После Припяти, после заброшенны станций, детсадов, пионерлагерей на всём это просто отдыхал глаз.

39.

И в этом парадокс. Мы, например, спокойно уходили из микроавтобуса, не запирая его. В Зоне отчуждения как-то очень быстро перестаёшь бояться людей. Да, невидимая смерть тут затаилась под ногами, но люди... Никто не враг.

40.

Ещё один аспект Зоны, о котором я ничего не напишу, так как не встречал - это сталкеры. Ничего внятного не сумел расспросить даже об их "городском фольклоре", который конечно должен быть, как и у всякой субкультуры... впрочем, "пока что у сталкеров никто не умирал, поэтому легенды о Чёрном Сталкере здесь нет". Говорят, потерянные и забытые вещи они считают "данью Зоне". С ними можно попасть на многие объекты, закрытые к легальному осмотру - типа

После тридцати лет разлуки с родными домами, переселенцы из чернобыльской зоны уже обжились на новом месте, но самыми дорогими для них вещами до сих пор остаются мелочи, вывезенные из зоны Фото: Яна Седова

Из 30-километровой зоны вокруг ЧАЭС отселили более 20 тыс. человек. Многим в первые годы пришлось помотаться по свету. Некоторых вывозили в соседние села, где радиационный фон был приемлемым, а они продолжали ходить и обрабатывать свои огороды и собирать нехитрый урожай, невзирая на то, что эти фрукты и овощи были уже непригодны для употребления. Потом жителей стали расселять по разным областям, давали квартиры или дома, тогда повсюду, как грибы, росли так называемые "чернобыльские поселки". Но в первые же зимы новое, наспех построенное жилье могло развалиться. Поэтому кто-то, махнув рукой, возвращался назад, к родному порогу. Их снова выселяли... "Апостроф" побывал в селе Новоселки Макаровского района Киевской области, где для жителей 30-километровой чернобыльской зоны после аварии был построен поселок на 50 дворов.

Переселенцы уже обжились, смирились, родили и вырастили детей и внуков, а кое-кто даже дождался правнуков. Из нажитых когда-то вещей кто-то сберег лишь старые фотографии, для кого-то самым ценным сокровищем остается купленная еще в молодости ваза или первый сервиз, расписанный по-советски незамысловатым кумачовым узором. Кто-то до сих пор хранит деревянную ступу, которой по всем меркам место в музее, а кто-то не может расстаться с льняными домоткаными рушныками, - но эти крохи прошлой жизни греют души и остаются единственной памятью для людей, которых, словно деревья, вырвали с корнем и заставили ассимилироваться на новой земле.

Село Новоселки Макаровского района Киевской области, где для жителей 30-километровой чернобыльской зоны после аварии был построен поселок на 50 дворов Фото: Яна Седова

Печь Полесского фасона

Валентина Трикиша жила в в селе Жовтневом, что в чернобыльской зоне. Ее с мужем и детьми вывезли в 1992 году. Она до сих пор хранит иконы, доставшиеся от родителей, льняное полотно, которое когда-то вышивала ее бабушка и прабабушка. "С ними я не могу расстаться, - признается Валентина. - Это память! Вот в школе у нас на Рождество в этом году был праздник, так я давала льняную скатерть и рушнык, чтобы кутю поставили на стол. Из того, что храню, разве что еще чавуны остались, больше ничего".

Валентина с удовольствием показывает печь в своем доме в Новоселках. "Мы сразу же ее сложили, как въехали, таких тут не делают, это печь полесского фасона! - поясняет она. - Тут все больше камины делают, а таких печей, чтобы сверху можно было залезть и полежать, тут нет".

Она раскладывает по кроватям льняное полотно, говорит, что очень хочет после ремонта сделать комнату в украинском стиле, чтобы иконы, укрытые рушныками, висели по углам. На улице возле дома Валентина показывает растущие пионы: "Цветы тоже оттуда мне муж привез, он еще год жил там после того, как мы переехали. А еще у меня есть любимое растение, мы его называем "туман". Видишь, какие листочки пушистые? У нас было принято их на фату невестам нашивать, когда в селе свадьбы делали. Ох, красиво было, когда эти пушистые листочки на белой фате были нашиты!" - вспоминает Валентина Трикиша.

Гороховой Матрене, чей дом расположен через улицу от Трикиши, скоро исполнится 83 года. Она жила когда-то в селе Ильинка Чернобыльского района. Ее дочь Антонина сокрушается: в этом году еле уговорила мать не заводить поросенка, а та уже переживает, чем будет заниматься все лето. Но дел в селе всегда хватает.

Семья Матрены выехала из зоны в мае 1986 года. Позже, вспоминает Антонина, власти давали машины, чтобы люди вывозили свои вещи из тех районов, которые радиация пощадила. В доме Матрены в Новоселках до сих пор стоит буфет, купленный годах в 1960-х. Матрена гладит рукой буфет и поясняет: "Как можно такое выбрасывать, а ту фанеру, которую сейчас делают, покупать! Она же постоит и расплывется, а это - вечная штука! Сейчас мебель намокнет - сразу пропадет, а этому буфету и на дожде ничего не будет". Антонина смеется и показывает другие ценности, которые хранятся в буфете, - графины и чайник.

Но самым старым раритетом в семье считают ступу бабы Моти - и правда, словно сошедшую с картинки из сказки - больше метра высотой, выдолбленная из ствола дерева, но еще крепкая. По словам Антонины, ступу эту ее матери передал еще ее отец, а тот родился еще в позапрошлом веке - в 1895 году. Хранится ступа в сарае, достают ее, как правило, на большие праздники или на родительский день, когда готовят большое застолье. "Рабочая ступа, маме приносят мак ее подружки, она его всем толчет, не признает, когда запаривают, считает, что такой мак намного лучше", - улыбается Антонина. Баба Мотя, словно в подтверждение ее слов, берется за "толкучку" - деревянное приспособление, оснащенное с одной стороны металлическим наконечником, и бодро стучит ею в ступе.

На улице возле сарая стоит еще один раритет - борона, которую и соседям в аренду дают, и сами используют регулярно. Антонина говорит, что когда-то они хотели вывезти из зоны и рогачи, и деревянные корыта, но через КПП такое имущество не пропускают.

"У простых людей из ценного разве что мебель была. Хозяйство все оставили. Поросенка забили, только часть мяса забрали, остальное оставили собаке... Был у нас пес Билл, его с цепи отпустили, так он со двора не выходил, так нам знакомые рассказывали, которые в село заезжали, - Антонина вытирает слезы. - Когда отец последний раз там был, дали людям автобус, так этот пес в салон забрался, под сиденье лег, а он большой был, люди начали шуметь, кричать, боялись, что укусит. И он тогда сам, ему ни слова никто не сказал, встал и вышел из автобуса. Когда приехали в следующий раз, нашли его во дворе, застреленного. Тогда по селам всех котов и собак стреляли, чтоб они не одичали".

Во дворе у них теперь доживает свой век другой пес. Его щенком привезли прямо из Чернобыля. "Насчет имени спорить не пришлось, назвали Радик, потому что ведь там радиация", - говорит Антонина.

У крыльца есть еще одно напоминание о родном селе – тут растет калина, саженец этого дерева тоже привезли из зоны. "Когда родственники съезжаются, каждый год у нас общая фотография под этой калиной, традиция такая", - говорит Антонина.

Ничего не осталось

Еще одной жительнице чернобыльского поселка Любови Семененко исполнилось уже 86 лет. Она живет в свое доме одна. Когда-то переехала сюда из Андреевки, села в 30-километровой зоне. Она ходит по двору и по дому с палочкой, но видно, что на месте сидеть не привыкла. В доме просторно, мебели немного, везде чистота и порядок. "Внуки помогают, они в Боярке живут", - поясняет Любовь.

Она попала в Новоселки через пять лет после аварии. У бабы Любы было два сына и дочь, но ей довелось пережить самое страшное - потерять всех своих детей в мирное время. Младший умер от инсульта, старший - на стройке, в вагончик, где он находился, ударила молния. Дочери неудачно сделали операцию, и она не выжила. "И дед мой умер, нет никого, баба сама сидит, - говорит баба Люба. - Но у меня внуки есть, пятеро их, уже и праправнучка родилась. А я уже старая".

Баба Люба о прошлой жизни говорит мало. Она признается, что кроме мебели да пары фотографий у нее ничего не осталось, но потом показывает расшитый ею самой лет 50 назад рушнык, который она бережно хранит в стареньком трюмо.

Природа взяла свое

Соседка и подружка бабы Любы, Мария Федоренко, 78 лет, тоже из Андреевки. Она бодро отвечает на расспросы, вспоминать о событиях 30-летней давности ей помогают сын Василий и невестка Надежда. Ее семью после аварии вывезли сначала в поселок неподалеку от Андреевки, так что все лето люди совершенно спокойно ходили в родное село обрабатывать огороды. В Новоселки Федоренко приехала в 1990 году.

Семейных ценностей и тут осталось немного - парочка фаянсовых фигурок, старый сервиз, купленный Марией и ее теперь уже покойным мужем 50 лет назад, теперь он хранится в шкафу на почетном месте - на самом верху. "Это был первый сервиз в их жизни, мы им не пользуемся", - поясняет Надежда.

Василий показывает самую ценную фотографию в доме - черно-белый портрет его старшего брата в пионерском галстуке. "Это фотография всегда дома у родителей висела над кроватью", - рассказывает Василий.

Он демонстрирует еще один раритет - старую лубяную коробку, которую до сих пор используют для семян во время посева. Его жена Надежда со слезами вспоминает прошлую жизнь и то, как быстро их родные места превратились в заброшенную зону отчуждения: в Припяти, где они жили, все заросло за лето, огороды в селах - тоже. "Там природа сразу свое взяла. Там, где когда-то осушили болото, теперь снова болото, бобры вернулись", - рассказывает она. Василий, который много лет проработал водителем и помогал людям вывозить вещи, вспоминает, как хотел забрать из своей комнаты в общежитии, расположенном рядом с припятским "чертовым колесом", игрушечного плюшевого пса, который стоял на телевизоре. Но дозиметр показал, что одно ухо у собаки фонило. Пришлось оставить.

"Когда люди выбирали вещи, которые можно вывезти, бывало, проверяли так: открывают шкаф, а там простыни, как будто лучами побиты, одну берут сверху - г рязная (фонит), другую, третью - грязная, потом четвертую - чистая. Так и собирали имущество по крупицам".

Сейчас Василий и Надежда живут в Вышгороде. Им, как чернобыльцам, много лет назад выделили там квартиру. Надежда говорит, что хранят дома одну вазочку, которую удалось вывезти из Припяти.

Они оба с грустью вспоминают природу теперь уже надолго зараженного родного края, признаются, что . Надежда со слезами говорит, что когда после аварии кого-то из чернобыльцев угощали яблоками, они тоже со слезами на глазах отвечали: "А наши яблоки сейчас там гниют".

Не секрет, что в Чернобыльской Зоне Отчуждения действительно много интересных мест для посещения. Тем более, что, начиная с осени этого года к уже полюбившимся местам добавили разрешение и военного городка Чернобыль-2. Однако среди всех объектов ЧЗО есть такие места, которые особняком держатся от всех остальных. Они просто другие. Здесь особая атмосфера, которая включает в себя симбиоз заброшенности и незримого присутствия человека, колорита Полесья и борьбы Природы за отнятые некогда земли, тишины и густых зарослей. Именно здесь, как нигде, получается проникнуться трагедией людей, которые в силу обстоятельств были вынуждены покинуть свои дома. Такие загадочные и уникальные, колоритные и необыкновенные села Чернобыльской Зоны Отчуждения.
1)

Сёла ЧЗО всегда будут держаться особняком от других объектов Зоны Отчуждения. Если, к примеру, в Припяти сразу после аварии личные вещи и мебель в домах полежали утилизации, то многие предметы, оставленные местными жителями в домах своих сел и деревень, так и остались лежать там с 1986 года. Наверное, именно этим и прекрасны села Зоны отчуждения. Это сродни неординарному музею советской деревни, находящейся в запустении. Кроме сего прочего здесь уникальная природа, которая только добавляет колорита в общую картину восприятия от поездок в Чернобыльскую Зону Отчуждения . В настоящем материале предложены фотографии сёл ЧЗО, сделанных во время поездок в Зону в этом году. Съемка велась в селах Залесье, Копачи, Ильинцы, Ямполь.
2)


Дом в селе Залесье, апрель 2013.
3)


4)


Местный магазин. Так же как и большинство домов Залесья, здание сильно заросло.
5)


Местный ДК.
6)


Дома разрушаются, местность зарастает, железо ржавеет, однако советские пропагандистские лозунги верны своим идеалам и не собираются менять свой облик.
7)


8)


Школа в селе Ильинцы.
9)


Коридор школы, второй этаж.
10)


"Сталкерский" артефакт в школе. В отличие от третьей школы в Припяти, данных предметов здесь практически не встретишь.
11)


Солдатский сапог. Интересно, а что может делать сапог в сельской школе?:)
12)


Школьный спортзал. По сравнению с припятскими спортзалами в школах вполне даже сохранился.
13)


Апрельский разлив реки Уж в селе Ямполь. В середине марта Украину буквально накрыли аномальные снегопады. Апрельское солнце беспощадно уничтожало снег. Вследствие чего окружающая местность была затоплена, а реки ЧЗО вышли из берегов.
14)


15)


Благодаря солнцу и талым водам нашему взору открылась вот такая красота.
16)


17)


Полузатопленные ямпольские избушки.
18)


19)


20)


21)


Село Ямполь в конце августа.
22)


Газета "Сельский вестник" за 25 апреля 1986 года. До аварии на ЧАЭС чуть меньше суток...
23)


24)

Водка "Пшеничная"
25)


26)


Детский садик в селе Копачи, январь 2013.
27)


Кукла. Наверное, один из основных атрибутов детского садика. Как, впрочем, и привычки многих фотографов делать постановочные снимки с куклами в кадре, символизируя, тем самым, весь ужас Чернобыльской трагедии.
28)


29)


Самая зловещая кукла, которая мне попадалась за все 6 поездок в Чернобыльскую Зону Отчуждения.
30)


Село Ильинцы.
31)


32)


33)


34)


Такой вот мотоцикл лежит в одном из домов.
35)


Фотографии - немые свидетели эпохи.
36)


37)


38)

Карта Зоны обязательного отселения в Ильинцах.
39)


Советские грампластинки "Мелодия"
40)


Здесь действительно тихо и спокойно.

Заброшенная швейная фабрика, бывший клуб, школа, детский сад, деревня, "переехавшая" всем составом... Здесь нет признаков того, что люди убегали наспех – это зона точечного отселения, где еще в начале девяностых жили и работали. Несколько лет здесь пытались перебороть радиацию, отмывая крыши домов и срезая верхние слои почвы. Но радиация все-таки победила – дома опустели.

TUT.BY побывал в зоне отселения и отчуждения на территории Чечерского района Гомельской области. Плотность загрязнения там – от 15 до 40 кюри на квадратный километр, на некоторых участках – выше.

"Шефы колхоза узнали про аварию через "Голос Америки"

Отселенные земли здесь занимают больше 24,6 тысячи гектаров, а это пятая часть Чечерского района. До Чернобыля тут существовали крепкие колхозы, в одной из деревень даже была швейная фабрика.

– Когда рванула Чернобыльская атомная станция, мы с другом шли на автобус, – рассказывает журналистам TUT.BY сотрудник Администрации зон отчуждения и отселения Александр Пипко . – Я тогда еще учился в ПТУ. Шли через стадион и увидели стену пыли. Возвратились в здание училища, переждали – и ушли. Потом мы поехали на практику в соседний район, там шефы колхоза узнали про аварию через "Голос Америки". Они пришли и сказали, что в Чернобыле рванула атомная станция. Ну а потом, через несколько дней, были сообщения и у нас.

Первые годы надеялись обойтись меньшей кровью – на всех частных подворьях, дворах школ и детских садов снималась верхняя часть грунта. Строения обрабатывались специальным составом. Выселять людей отсюда стали, только когда стало ясно: уровень загрязнения всей местности слишком высок, чтобы оставаться. Но благодаря той дезактивации на бывших подворьях "фонит" заметно меньше.

Захороненные деревни. "Вот эта полоса – деревня была, Красное"

– Вот эта полоса – деревня была, Красное, – показывают куда-то в сторону от дороги сотрудники администрации.

Кроме Красного, частично захоронена деревня Лукомские Поплавы и почти целиком – Рудня-Дудичская. Деньги на захоронение деревень в отселенной зоне выделяются по особой государственной программе.

Впрочем, вывозить останки построек с разрешения местных исполкомов можно вполне легально. Например, полуразрушенные фермы, детали конструкций могут повторно использоваться в хозяйстве. Если санитарное обследование покажет, что уровень радиоактивного загрязнения будущих стройматериалов допустим.

Стена бывшей швейной фабрики на отселенной территории. Здание имело двойное назначение. В случае войны его могли в считанные дни переоборудовать в госпиталь. Во время дезактивации после аварии на ЧАЭС в здании фабрики жили военные

Фото класса Себровичской средней школы, 1967 год. Похоже, на взрослые годы этих ребят как раз пришлась Чернобыльская катастрофа. Себровичи были богатой деревней. Рассказывают, ее жители все вместе переехали в другое место, куда-то под Гомель, и воссоздали там свой прежний себровичский уклад

Одно из кладбищ на отселенной территории. В Радуницу кладбища преображаются. Специалисты Администрации зон отчуждения и отселения рассказывают: есть программа по благоустройству местных кладбищ. В последние годы вокруг многих заменили старые деревянные ограды на железобетонные. Они и выглядят опрятно, и стареют не так быстро

Ожившие поля

Земель, которые используют в сельском хозяйстве, в отселенной зоне Чечерского района – около восьми тысяч гектаров. Работы по реабилитации некоторых участков проводились еще в 2008 году.

– Собирается пакет документов, гипрозем берет пробы и производит замеры. Документы подают в Департамент по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. Земли с малым уровнем радиации считаются возможными для введения в севооборот и выращивания продукции с допустимым уровнем радионуклидов. На этих землях могут выращиваться только определенные виды культур: подсолнух, кукуруза, рапс. Они идут в основном на корм скоту, – рассказывает Григорий Геращенко.

Последний мониторинг проводили в 2012 году. Ни одного гектара чистой земли ни тогда, ни позже не нашли. Специалист уже со смехом добавляет:

– Один директор приехал к нам – очень надо реабилитировать кусок земли. Говорим: "Так у вас же завышенный показатель!" Он отвечает: "Так мы кукурузу все равно высоко срезаем – вся радиация внизу". Говорим: "Это что, для вас понятие "тяжелые металлы" означает, что они настолько тяжелые, что не поднимаются вверх, а остаются при корневой системе?" .

Про заготовителей металла и браконьеров

– Есть еще для некоторых здесь заманчивые места. Проводим ежедневные патрули. Так, иногда машину оставляешь - и пошел по деревне. Тоже есть свои плюсы. Человек, так сказать, "на шухере" машину выглядывает, а ты пешком тихонько подошел. И слышишь вдруг вопрос: "А что это вы здесь делаете?". Сам сидит, металл заготавливает и спрашивает у меня, чего я пришел , – смеется Григорий Геращенко.

Разрушенное здание детского сада. Говорят, когда-то давно в Чечерск приезжали делиться опытом японские специалисты. Один из японцев спустился в подвал детского сада (тогда он не был окончательно завален), обнаружил там покинутые детские игрушки – и заплакал

Головную боль организациям, охраняющим зону отселения, доставляют рыбаки. Нам показывают озеро, которое сообщается с рекой Сож. Вода в озере загрязнена, но это не останавливает рыбаков.

Летом озеро очень живописное, одно время некий инициативный гражданин даже бился за то, чтобы организовать здесь зону отдыха – с беседками и прочим благоустройством. Микрорентгены человека не пугали. Однако разрешения предприниматель ожидаемо не получил

Александр Першко отмечает, что с техникой в парке Администрации зон отчуждения и отселения есть проблемы. Та, что есть, изношена, а территории, которые нужно охранять, – очень большие:

– Дороги, по которым ездят наши ежедневные патрули, давно пришли в негодность – они приводят в негодность и транспорт . Не хватает горюче-смазочных материалов. Средства на эти цели ежегодно уменьшаются.

Последние из могикан

Однако в трех деревнях зоны отселения еще живут люди. На огромном пространстве их всего шесть человек. Об одной семье из зоны отселения мы расскажем в отдельном репортаже.

– К ним приезжает фельдшерский пункт, привозят почту, пенсию. Два раза в неделю приходит автолавка. Выполняются заказы на бытовые приборы – тоже привозят. Несколько человек до сих пор прописаны в собственных домах, – рассказывает Александр Пипко. – Зимой расчищаем снег. Они у нас не брошены.

А это – колокол и "язык" от него, оставшиеся после большого пожара. В 2002 году в деревне Рудня-Дудичская сгорела старинная церковь. Местные жители говорят, что она была построена в 1600 году, однако в открытых справочниках встречаются сведения о постройке первой половины 19-го века. В любом случае деревянное здание было старинным.

Удивительную историю этого колокола и самой церкви можно будет прочесть через несколько дней в репортаже о жизни Софьи и Николая Ключинских . Это жители деревни Рудня-Дудичская, которые так и не смогли бросить свою землю.

Место, где была церковь, заботливо огорожено

Гвозди, скреплявшие храм

Крест с сообщением о том, что на этом месте стояла церковь

– Человеческий фактор и есть человеческий. Конечно, ходят. Как его удержишь, как он не пойдет, если у него прямо за огородом – лес? Если он говорит: я и в детстве ходил, я и в молодости ходил... Проволоку не натянешь, человека не привяжешь.

Глядя на карту Гомельской области, не перестаешь удивляться, как интересно провели границу зоны отселения в результате Чернобыльской катастрофы. Когда едешь из Хойников в Брагин, то, оказывается, по правую сторону дороги жить нельзя из-за высокого радиационного загрязнения, а с левой стороны - все в порядке: живи и радуйся чистой природе. Сам Брагин тоже оказался чистым, но к западу от города уже начинается зона отселения.

Находиться в зоне отселения без соответствующего разрешения запрещено - предусмотрен штраф от 10 до 50 базовых величин. В Брагине, как и в соседних райцентрах, часть территории которых попадает в зону отселения, сооружен монумент в память ставших жертвой атомной аварии деревень.

Среди прочих там указана Красная Гора. Находится эта деревня в двух километрах от Брагина, с правой стороны дороги Хойники-Брагин.

Съезд с дороги в эту деревню когда-то преграждал шлагбаум. Как и на всех дорогах, ведущих в зону отселения, там стоит предупреждающий указатель. На придорожном валуне краской указано, что деревня Красная Гора отселена 1 сентября 1986 года.

В действительности, Красную Гору нельзя назвать нежилой деревней. Здесь продолжает жить одна семья. Их дом выделяется среди прочих - подчистую разграбленных. Первым делом из брошенных домов выдирали половые доски - на Полесье полы часто сделаны из дуба, потом - рамы, затем - кровельное железо. Иногда вывозили и срубы. За 23 года дворы заросли густым хмызняком.

Дома, находящиеся около единственного жилого, разграблены чуть меньше. К жилому дому подведено электричество. За глухим забором лает несколько собак.

Чужаков здесь встречают настороженно. Жители «нежилых» деревень при появлении незнакомцев предпочитают затаиться. Не исключена вероятность, что чужаки могут нарваться и на выстрел.

Глядя из-за занавески на то, как я снимаю эту деревню, обитатели дома наконец-то убеждаются, что на мародера я не похож, и выходят на дорогу. Иван Шилец и его жена Вера Шилец .

Прошу рассказать их о себе и о деревне. Несмотря на то, что каждый год по дороге Хойники-Брагин ездит множество журналистов, а иногда и президент Беларуси, в Красную Гору почти никто не заглядывает.

Самоселами их назвать нельзя. Семья проживала здесь и до 26 апреля 1986 года. Просто Чернобыль разделил их жизнь на «до» и «после» катастрофы. Стоя среди разграбленных домов родной деревни, Иван и Вера с увлечением рассказывают о дочернобыльской жизни, вспоминая какой богатый был их колхоз. Вспоминают то лето.

«Нам же никто не говорил, какая в 1986 году радиация была. Лето жаркое было, работали в поле. А как урожай убрали, сказали, уезжайте - здесь жить нельзя. Что же получается, пока урожай не убрали, можно было жить, а потом стало нельзя? И куда этот урожай дели?».

В период рассвета демократии в Беларуси на эти вопросы уже искали ответ на уровне Верховного Совета. Так и не нашли. Теперь вновь происходит освоение земель в зоне отселения - сразу за деревней видно вспаханное поле. То есть, жить в зоне отселения нельзя, а сельхозпродукцию выращивать можно. Приятного аппетита!

«Выехали мы отсюда, получили квартиру, а вскоре председатель сельсовета говорит: «Кто желает, можете возвращаться». Мы квартиру государству отдали, вернулись в свой дом. А потом председатель райисполкома сказал, что нельзя жить здесь. А нам куда возвращаться? Чиновники говорят: «Вам квартиру уже давали, второй раз не положено». Вот и пришлось остаться».

Электричество у них отключать не стали. Через вспаханное посевное поле зоны отселения видны жилые дома Брагина. Когда из зоны отселения смотришь на кажущийся мегаполисом райцентр, особенно сильно чувствуешь энергетику Чернобыльской зоны.

«Особенно страшно было первую зиму после катастрофы жить. Очень одиноко было. Сейчас смирились, но привыкнуть к одиночеству не можем».

Насмотревшись белорусского телевидения, глава семьи спрашивает меня, действительно ли «радиация отсюда ушла». «А то, говорят, теперь все в порядке стало, можно жить, можно сеять».

Бытовым дозиметром замеряю фон. Повышенный, но до считающегося опасным не дотягивает. Был я в Красной Горе, когда еще лежал снег и пыли не было, поэтому фон довольно низкий 30-40 МкР. В летнюю сухую погоду он будет выше.

Хозяева просят измерить во дворе. Здесь пасутся куры и сидят на цепи три небольших дворняжки, которые, убедившись, что пришедший с хозяином человек «свой», радостно его облаивают. Около дома стоит металлическая печь, на которой обычно готовят еду свиньям. Зола в печи показывает «опасный» уровень свыше 60 МкР.

«Такой фон дает право на отселение», - поясняю я.

«Так что, мне печку надо выселять», - шутит Иван.

А вот зола из бани «фонит» значительно больше - 125 МкР. Советую выбросить эту золу подальше, а баню хорошо вымыть.

«Так мы этой золой огород удобряем. Чем же тогда посыпать его?» - удивляется Вера.

Хозяева приглашают меня в дом пообедать. На столе домашние соления, мед, а колбаса и хлеб из Брагина.

«Езжу в Брагин, так коня запрягать приходиться. Хороший конь - мне все завидуют».

Корову не держат, так как уже не то здоровье у пожилой семьи. Да и где пасти корову, если здесь зараженная радиацией территория?

Несколько месяцев назад семье Шилец наконец-то провели проводной телефон. Как они жили без телефона до появления доступной сотовой связи - представить сложно. Даже почтовая машина регулярно доставляет корреспонденцию в «отселенную» деревню.

«Заходят сюда и разные люди, вон как дома все разграбили. Чаще всего местные приезжают, на дрова разбирают, затем эти дрова в Брагине продают. А перед выборами 2006 года по поручению местных властей приезжали полы в оставшихся хатах разбирать. Доски нужны были на ремонт избирательных участков».

Еще раз напоминаю гостеприимным хозяевам, которые топят дома печь такими же дровами, о том, что с дымом радионуклиды попадают в организм человека, что намного опасней пребывания на воздухе с повышенным радиационным фоном. Но у семьи Шилец другого выхода, как топить печь «грязными» дровами, нет. Газ в деревню с одним домом не проведут. А уезжать из «отселенной» деревни им некуда.

Главная » Правила в английском языке » Выселенные деревни после чернобыля. Как я ездил в чернобыльскую зону и что я там видел - интернет-клуб, день за днем