Впервые в 17 веке. XVII век в истории России

XVII век в Российской истории — это прежде всего начало трёхсотлетнего периода царствования династии Романовых, пришедшей на смену Московской династии Рюриковичей.
Этот период начался в разгар тяжелейшего политического, социального и экономического кризиса. Иван IV оставил после себя ослабленную и обедневшую страну, а прямой наследник Федор и царевич Дмитрий не могли принять бремя правления, поэтому фактическое управление страной взяли на себя бояре. Особенно среди них выделялся Борис Годунов, который посредством интриг и манипуляций избавился от всех кандидатов на престол, а после трагической гибели царевича Дмитрия воцарился единолично. Так окончилась история династии Рюриковичей.

Правление Бориса Годунова характеризовалось как положительными, так и отрицательными моментами. В число положительных можно занести реформаторскую деятельность, внесение определённого успокоения в общественную среду, попытки прекращения бояро-дворянских войн и достижения относительного внешнего спокойствия. При этом, на его царствование выпали одни из самых тяжёлых времён за всю историю России: Сильнейший экономический кризис, многочисленные стихийные бедствия и засуха, приведшие к массовому голоду. Обессиленный народ начинает обвинять в бедствиях «проклятого» царя.

На фоне этого, польский монарх Сигизмунд 3, в обмен на обещание вывести страну под покровительство Речи Посполитой, помогает самозваному «чудом выжившему» царевичу Дмитрию взойти на престол. Но позже вспыхивает мятеж и Лжедмитрия убивают, а польская поданная — Марина Мнишек, которую по договору выдали замуж за самозванца, остаётся “царской вдовой“. Вскоре в Москве объявляется ещё один самозванец, выдающий себя за Дмитрия. Полячка так же признаёт его, однако вскоре его тоже убивают. Сама же Марина, по одним сведениям, была умерщвлена вместе со своими сыном «воренком», а по другим - была заточена в темнице боярами, видевшими в ней политическую угрозу.

Затем власть в руки взял влиятельный боярин Василий Шуйский — но он был свергнут и насильно отправлен в монастырь.
Далее власть некоторое время принадлежала совету бояр, что в народе запомнилось как «семибоярщина».
Наконец, бояре решают обратиться за помощью к польскому королевству. Однако польская армия обманом вторгается в Москву, что приводит к формированию «народного ополчения», организованного Кузьмой Мининым и возглавляемого князем Дмитрием Пожарским. Польская интервенция была отбита, а на царство избрали Михаила Романова.

После воцарения Михаила в стране наступило спокойствие. Проходило снижение налогов, появлялось производство, страна понемногу развивалась.
Сын Михаила — Алексей, был прозван «Тишайшим». Его правление, в частности, запомнилось церковными реформами, благодаря которым церковь была фактически подчинена царю-самодержцу. Однако в то же время был осуществлен т.н. Церковный раскол, во главе которого стоял Патриарх Никон, привнёсший ряд реформ в существовавшую духовную практику, что вызвало серьёзный раскол в духовенстве и способствовало появлению «старообрядцев» (крестившихся двоеперстным образом), не принимавших данные реформы.

В дальнейшем, на протяжении всего семнадцатого века в России, старообрядцы подвергались серьёзным преследованиям, а Никон был лишён своего сана и заточён в темнице.
После смерти Алексея Михайловича началась новая волна политической смуты, которая привела к воцарению дочери Алексея Тишайшего — Софьи, которая успела проявить себя довольно успешной царицей, однако, тем временем, прямой наследник Алексея — царевич Петр, уже достаточно подрос и был готов взять бразды правления на себя.

XVII век - важный, во многом поворотный, этап в многовековой истории взаимоотношений России с европейскими странами, в российской внешней политике.

XVII век - важный, во многом поворотный, этап в многовековой истории взаимоотношений России с европейскими странами, в российской внешней политике.

Уже около полутора веков существовало Российское государство, выступающее на международной арене как единый, самостоятельный и достаточно активный субъект. Страной и людьми - даже если вести отсчет с правления Ивана III – был накоплен огромный опыт общения с внешним миром - политико-дипломатический, военный, торговый, культурный, - который уже явно не соответствовал мировосприятию времен «Московского царства». Исторические пути Европы и России гораздо больше и чаще, чем раньше, сближались, пересекались и накладывались друг на друга.

21 февраля 1613 г. Земский собор избрал царем Михаила Федоровича Романова - внучатого племянника Ивана IV Грозного (по его первой жене Анастасии), представителя одной из известных и влиятельных боярских семей.

Многие современники верили, что это поможет завершить наконец-то затянувшуюся Смуту - по крайней мере, будет означать формальное прекращение длительного кризиса власти в России. Кризис этот начался в связи с кончиной последнего царя из рода Рюриковичей - Федора Иоанновича (1598 г.) и в полной мере проявился после внезапной смерти Б.Ф. Годунова (1605 г.), когда трон то быстро переходил из рук в руки (Б.Ф. Годунов - Лжедмитрий I - Василий Шуйский), то оказывался вовсе свободным (Семибоярщина), а в итоге был передан иностранному (польскому) королевичу, не пожелавшему в тот момент даже прибыть в Россию (Владислав). Теперь появилась надежда, что худшее позади. Вместе с надеждой приходило и понимание неотложности решения многих внешнеполитических задач, прежде всего – установления границ, которые позволили бы использовать природно-географические условия (реки, морские побережья и т.д.) для надежной защиты своей территории, ее расширения, развития торговли с зарубежными странами и решения других задач.

Какими же были к 1613 г. границы России? Когда и как они сложились? Какие противоречия обозначали (или, наоборот, скрывали)?

Вся западная граница России в тот момент оставалась неопределенной, поскольку северо-западные русские земли (включая Новгород) все еще были оккупированы Швецией, а территория между Смоленщиной и Москвой в значительной мере контролировалась Речью Посполитой (Польшей).

На юге, как и прежде, соседом России было Крымское ханство - вассал Османской империи (Турции). Граница проходила по ту сторону Северного Донца и спускалась к низовьям Дона, почти подходя к городу-крепости Азову, которым владели турки. Россия, таким образом, была почти у побережья Азовского моря, но именно «почти».

На западе и на юге, следовательно, внешнеполитическое положение страны было сходно в одном: географически она находилась близко к Балтийскому и Азовскому морям, но не имела выхода к их побережьям.

Юго-восточный участок российской границы после Дона спускался (не доходя, правда, до восточного побережья Черного моря, где опять же были турецкие или зависимые от Турции владения) к северным отрогам Большого Кавказского хребта, за исключением Дагестана. Затем граница шла по северо- западному и северному берегам Каспийского моря.

Вся восточная граница страны была еще менее определенной. К началу XVII в. Россия присоединила бывшее Сибирское ханство в Западной Сибири, за которым на степных и лесных просторах уже не было ни одного крупного государственного образования вплоть до самых китайских владений. В этом смысле пространство Восточной Сибири и Дальнего Востока было «открыто» (по своим размерам оно не уступало всей территорией страны к началу XVII в.).

Таким образом, геополитическое положение России к началу XVII в. не сильно изменилось в сравнении с XVI в. Как и тогда, значительная часть западных древнерусских земель, называемых «Белоруссией» и «Малороссией» (или «Украйной», как именовали эту территорию поляки) находилась в составе Речи Посполитой. Как и раньше, будучи самой крупной из всех европейских держав, Россия не имела выхода ни к одному из «европейских» морей (Балтийскому и Черному), вынужденная довольствоваться «дальней дорогой» в Европу - через Белое море вокруг всей Скандинавии, - а также сухопутными транзитными путями через земли недружественных соседей (Польши и Швеции). По-прежнему с юга на русские земли совершали набеги крымские ханы. На востоке татарские ханства были завоеваны, но все так же манила русского человека бескрайняя Сибирь, более или менее разведанная лишь в своей ближайшей к Европе, западной, части.

Поэтому и большинство ведущих направлений внешней политики России в XVII в. оказались преемственны веку предыдущему:

Северо-восточное («шведское») - борьба за прямой выход к Балтийскому морю,

Западное («польское») - стремление объединить воедино все восточнославянские народы,

Южное («крымско-турецкое») - попытка положить конец набегам татар и турок на русские земли,

Восточное («сибирское») - надежда освоить новые территории, дойти до «последнего восточного моря».

Как и раньше, по своему характеру внешняя политика России в XVII в. была неоднородной: если в отношениях с Западом (первое и второе из направлений) преобладали дипломатия, войны и торговля, то на Востоке (четвертое направление) - колонизация, хозяйственное освоение территорий, еще не знавших государственности, и сбор дани с местного населения. Что касается «крымско-татарского» направления, то здесь дипломатические и военные усилия правительства сочетались с широкомасштабным строительством оборонительных укреплений («засечных черт»), что, в свою очередь, вызывало приток населения в эти места, а также военно-хозяйственной активностью «вольного» казачества на Дону.

При относительной устойчивости основных направлений и характера, приоритеты внешней политики России на протяжении XVII в. часто менялись в зависимости от внутреннего (силы и средства) и международного (расстановка сил) положения страны.

В начале царствования Михаила Федоровича (1613 - 1645) России на международной арене предстояло решить две первоочередные задачи:

Завершить Смуту в международно-правовом аспекте, то есть заключить договора со странами-интервентами (Речью Посполитой и Швецией), сведя, по возможности, к минимуму свои территориальные потери;

Добиться официального признания ими, а также другими государствами Запада и Востока, новой власти в Москве.

Для этого, в свою очередь, Михаилу Федоровичу и его окружению предстояло доказать загранице: российская Смута наконец-то закончилась, нынешний царь, в отличие от своих предшественников, занял трон как «законный» монарх и надолго, а потому с этой властью можно и нужно завязывать и поддерживать серьезные отношения, не опасаясь ее падения или свержения.

Чтобы царя Михаила признали за границей, московским верхам нужно было положить конец сложнейшему формально-династическому кризису, возникшему после того, как москвичи, присягавшие осенью 1610 г. польскому королевичу Владиславу как российскому царю, спустя три года вновь присягнули - теперь уже царю Михаилу. Да ведь и сам Михаил (в то время 14-летний подросток) в числе других целовал крест, давая клятву в верности «государю Всея Руси» Владиславу! В такой ситуации законность Земского собора 1613 г., а значит и права Михаила на престол, выглядели весьма сомнительными. Поэтому любые отношения России с другими странами в тот момент во многом зависели от хода и результатов переговоров России с Речью Посполитой или, точнее, Москвы с Владиславом.

В 1614 г. польские паны прислали московским боярам (сделав вид, будто царя в Кремле до сих пор нет) грамоту с упреками в «измене» Владиславу и предложением переговоров. Бояре горячо вступились за честь Михаила, но на переговоры согласились. Громче других отстаивали Михаила как раз те, кто в свое время присягнул Владиславу: князья Ф.И. Мстиславский, Ф.И. Шереметев, И.Н. Романов (дядя Михаила) и другие. Теперь же они неплохо устроились при новом государе и потому дружно ринулись на его защиту.

Переговоры с Речью Посполитой продолжались с перерывами четыре года (1615 – 1618 гг.). Каждая из сторон следовала собственной логике. Сначала российские послы пытались подменить обсуждение вопроса о царе перечислением «унижений», которые якобы претерпели в Москве бояре от поляков. Польские послы говорили по существу: дескать, королевичу Владиславу присягала вся страна, а боярского сына Михаила выбрали «одни казаки». Русской делегации ничего не оставалось, как сослаться на волю Божью: «Михаилу Федоровичу Московское государство поручил Бог от прародителей, ему за то дару никому не давать и через волю Божию того ни у кого не выкупать, царство - дар Божий», Владиславу же «Бог того не похотел, чтоб ему нами владеть и государем быть».

Русско-шведские переговоры, начавшиеся в 1616 г. при посредничестве англичан (о чем их просила Москва), по характеру аргументов сторон сильно походили на русско-польские. Московская делегация в ответ на обвинения шведов в «измене» заявляла, что «Бог избирал царей славных не от царского корня», после чего настойчиво советовала тем разобраться сначала в их внутренних делах.

Тем не менее, в Столбово 27 февраля 1617 г. был подписан «вечный мир» России со Швецией. По его условиям, Карл-Филипп не претендовал более на русский престол, а Новгородская земля оставалась за Россией. Михаил Федорович должен был заплатить 20 000 рублей деньгами «готовыми, добрыми, ходячими, безобманными серебряными новгородскими» и отказаться от всех прав на Карелу, Ингрию и Лифляндию, иными словами - смириться с потерей выхода в Балтийское море. Договором подтверждались традиционная торговля между двумя странами и свободный транзитный проезд русских послов в Западную Европу, а шведских - в Персию, Турцию и Крым.

Едва заключили мир со Швецией, как пришло известие, что Владислав выступил из Варшавы на восток. На Украине к нему присоединились отряды гетмана Сагайдачного. Двигался королевич неторопливо, победы одерживал бескровные. Воеводам Дорогобужа и Вязьмы достаточно было узнать, что сам Владислав находится при войске, и они покорно складывали оружие: он вступил в их города «царем московским». Было, от чего возгордиться, - и вот уже «московский царь» шлет в столицу «боярам нашим, окольничим и проч.» грамоту, обещая помиловать в случае немедленной сдачи. А попутно, в который уже раз, обвинил Филарета, отца Михаила Романова, в измене: хотел напомнить о заложнике, сидящем в его темнице. Владислав прекрасно знал: пока Филарет в польском плену, выгодный мир ему обеспечен.

Поляки подошли к Москве, но штурмом взять ее не смогли. Русские дождались своего верного союзника – холодов, - и между противниками начались переговоры. 1 декабря 1618 г. в местечке Деулино (к северу от Москвы) состоялись крестное целование и обмен записями. Владислав не отказался от своих прав на московский престол, но между Россией и Речью Посполитой было заключено перемирие на 14,5 лет. Речь Посполитая больше не претендовала на огромную территорию к западу от Москвы, где отряды шляхты хозяйничали в прежние годы, но удержала за собой важный в стратегическом отношении Смоленск. На весну 1619 г. был назначен обмен пленными, который произошел 1 июня.

Параллельно Россия пыталась урегулировать отношения со Швецией. Здесь тоже был королевич - Карл-Филипп - и он тоже метил в русские цари. По счастью, ему присягнул только Новгород, который с тех пор оказался меж двух огней: оккупированный войсками Якоба Делагарди, он тем не менее хотел разрыва с Москвой. Когда же новгородцы, доведенные шведами до разорения, узнали о решении Земского собора, они поспешили обратиться к новому царю с мольбой о помощи. В ответ они получили две грамоты Михаила Федоровича: одну - явную (для Делагарди), где бояре сурово корили их за измену, а другую - тайную, где царь отпускал митрополиту новгородскому и горожанам все их­ вины.

Узнав об этом и стремясь создать более выгодную для себя ситуацию на будущих переговорах, новый шведский король Густав-Адольф осенью 1614 г. овладел Гдовом, а в июле 1615 г. осадил Псков. Ни Москва, ни даже Новгород ему были не нужны, но, козыряя правами на то и другое, он надеялся заключить выгодный мир: прочно закрепить за Швецией побережье Финского залива, которым когда-то

Через две недели на окраине Москвы, у речки Пресня, после девятилетней разлуки встретились отец и сын. Филарет и Михаил долго «лезасша на земле, от очей, яко реки, радостные слезы пролиаху». Вскоре Филарет был наречен патриархом Всея Руси и (как отец великого государя Михаила) - великим государем. В Москве установилось двоецарствие, продолжавшееся вплоть до смерти Филарета (1619 – 1633 гг.).

Итак, отношения с ближайшими европейскими соседями и непосредственными участниками Смуты - Речью Посполитой и Швецией - были урегулированы. Но - лишь в формальном аспекте, да и то не полностью: самый неприятный для Москвы вопрос – о «царе московском Владиславе» - был не решен, а отложен на полтора десятка лет.

Установление официальных отношений с европейскими и восточными государствами было второй важнейшей внешнеполитической задачей новой власти после 1613 г., которую там начали решать не после, а одновременно с урегулированием «польских дел», видимо, предполагая заранее неуступчивость поляков. Москва пыталась добиться от других держав признания Михаила Федоровича как правителя России de facto, перемещая акцент с обсуждения легитимности его избрания на констатацию исполнения им функций государя и самодержца. Удавалось это на первых порах с большим трудом, ибо за границей совсем не были уверены, что Смута в России действительно завершилась и Романовых во власти вскоре не сменит кто-то другой.

Уже в 1613 г., сразу же после Земского собора, были отправлены российские послы в Западную Европу, везя с собой на всякий случай следующий «словесный портрет» нового царя, в котором и сам Михаил вряд ли себя узнавал. «Бог украсил его царское величество дородством, образом, храбростию, разумом, счастьем, ко всем людям он милостив и благонравен. Всем Бог его украсил над всеми людьми всеми благами, нравами и делами», - так, к примеру, должны были говорить посланные в июне 1613 г. в Вену, столицу Священной Римской империи, дворянин Степан Ушаков и дьяк Семен Заборовский.

Удачнее всех съездил в Англию летом 1613 г. дворянин Алексей Зюзин. Почтение государю московскому было оказано по всей форме, взаимным любезностям не было предела. Король Яков и королевич Карл шляпы как сняли, так и держали в руках, а послов, наоборот, упрашивали шляпы надеть; те скромно, но твердо отказались. Помимо официального признания, Зюзину нужно было добиться от короля еще и материальной помощи: «тысяч на 100 рублей, по самой последней мере на 80 000 или на 70 000, а по самой нужде на 50 000». Как видно, сочиняя наказ, в Боярской думе провели тонкое различие между «самой последней мерой» и «самой нуждой», оценив его в 20 000 - 30 000 рублей.

О деньгах российские послы просили тогда везде, где бывали, но в ответ получали, как правило, одни обещания. Бывали и неожиданности: в 1614 г. Генеральные штаты Голландии денег России не дали, но… оделили самих послов ввиду их бедности 1 000 гульденов. В 1617 г. Москва снова просила англичан «казны тысяч на 200 и на 100, по самой последней мере на 80 000 и 70 000 рублей, а меньше 40 000 не брать». Те дали 100 000 рублей, но в Москву попало только 20 000.

Итак, к 1619 г., то есть в течение первых пяти лет пребывания у власти правительства Михаила Федоровича, место России в системе международных отношений все еще оставалось сложным и неопределенным. Договора с Речью Посполитой и Швецией, юридически закрепив сохранение суверенитета и территориальной целостности России (хотя и вынужденной при этом пойти на серьезные территориальные потери), не давали ответа на главный вопрос, интересовавший заграницу: кто же является «законным» царем в Москве - Михаил или Владислав? В значительной мере из-за этого отношения с другими странами, несмотря на очевидную дипломатическую активность Москвы, не выходили за рамки взаимного «представления» и «выяснением намерений». Характерная для данного периода агрессивно-просительная манера поведения российских послов объясняется как раз ситуацией «загнанности в угол»: внешнеполитической изоляцией страны и острой нехваткой собственных финансовых средств для преодоления тяжелейшего хозяйственного разорения.

Приоритетным для внешней политики России в 20 - 40-е гг. XVII в. стало «польское» (западное) направление.

Границы, установленные в 1617 - 1618 гг. и с точки зрения России, и по мнению ее противников - Польши и Швеции, - не были окончательными. Недавние военные успехи поляков и шведов подогревали их захватнические намерения; с другой стороны, завершение Смуты и интервенции позволили правительству царя Михаила Федоровича начать подготовку к войне.

Уже сама линия западной границы России была настолько причудливой и прихотливой, что выглядела как пространственно-зримый стимул к дальнейшим решительным действиям - и для Москвы, и для ее противников. Граница со Швецией шла с севера на юг, как во времена Новгородской республики (то есть полтора века назад), отсекая Финляндию от Кольского полуострова, а далее на очень небольшом удалении от побережья Финского залива. Настолько небольшом, что, по мнению Стокгольма, его надо было увеличить, а по мнению Москвы - наоборот, ликвидировать вовсе и вернуть выход в Балтийское море. Русско-шведская граница заканчивалась на небольшом участке между Нарвой и Чудским озером. А дальше, вплоть до причерноморских степей, шла граница с Речью Посполитой, огибая с востока Чудское озеро, затем - с запада реку Великую, дальше резко выгибаясь на восток, то есть шла почти так же, как в начале XVI в.(!), оставляя на польской стороне древнерусские земли: смоленские, дорогобужские, стародубские, новгород-северские и черниговские.

Деулинский договор вызывал у Польши плохо скрываемое раздражение; для России же он с самого начала был вынужденным и очень болезненным шагом. Не мир, не война, но фактически воинственное перемирие поддерживалось между сторонами. Однако все говорило о том, что оно будет нарушено при первом удобном случае.

Польские правящие круги не оставляли планов нового похода на Москву. Они надеялись на помощь Вены. Но австрийские Габсбурги (правители Священной Римской империи, в состав которой входили Австрия, Чехия, Моравия, Тироль и германские земли) ничем не могли помочь: им пришлось подавлять начавшееся в 1618 г. восстание в Чехии и начать борьбу против ряда германских князей. Последних поддержали Англия, Голландия, Дания, Франция и Швеция, которых не устраивало стремление католического венского двора к гегемонии в Европе. К австрийским Габсбургам, в свою очередь, присоединились их родственники - испанские Габсбурги, стремившиеся поставить на колени Нидерланды - свое бывшее владение.

Так началась опустошительная Тридцатилетняя война (1618 – 1648 гг.) - крупнейший общеевропейский военный конфликт XVII столетия. Поскольку Речь Посполитая примкнула к коалиции католических государств во главе с Габсбургами, правительство Михаила Федоровича склонялось на сторону их противников - антигабсбургской коалиции. Пожар Тридцатилетней войны не приблизился даже к территории Речи Посполитой, а посему непосредственно в военных действиях Россия не участвовала. Она ограничилась поставками дешевого хлеба Дании и Швеции, а также периодическим возобновлением дипломатического зондажа шведского короля и турецкого султана на предмет заключения союза против Речи Посполитой и Священной Римской империи. Вместе с тем она попыталась воспользоваться сложившейся обстановкой, когда ведущие европейские державы были втянуты во взаимное противоборство, и вернуть себе Смоленск.

Попыток было несколько. В 1621 г., после предложений, с одной стороны, Турции, а с другой – Швеции, совместно выступить против Польши, созванный в Москве Земский собор решил начать войну. Во все города были посланы грамоты с указом быть наготове. Тем дело, однако, и кончилось: поход турок не удался, а шведы к тому времени уже заключили перемирие с поляками. Несмотря на полную противоположность сына и отца – меланхоличного и слабовольного Михаила и жесткого и целеустремленного Филарета, - оба царя были едины в том, что страна еще не оправилась от Смуты настолько, чтобы воевать с Польшей в одиночку.

В начале 20-х гг. шведы, а в конце – турки, снова предлагали Москве идти вместе на Польшу. Шведам Москва заявила, что выступит, когда поляки первыми нарушат договор, заключенный в Деулино. К турецкому походу 1631 г. было решено присоединиться, но силами одних донских казаков. Когда те получили царский указ, они страшно возмутились: да как же можно их с турками соединять, если туркам они, казаки, куда большие враги, чем поляки! В сердцах казаки люто побили и бросили едва живым в Дон воеводу, провожавшего через их землю российских послов, ехавших в Турцию, а их самих решили подстеречь на обратном пути из Константинополя (послы счастливо отсиделись в турецком Азове). И снова совместный поход не получился: пока ехали послы, султан уже успел заключить с поляками перемирие, а затем его отвлекла начавшаяся война с Персией.

Все это время Москва готовилась к неизбежной войне: Пушкарский приказ наращивал литье пушек и ядер, в Европе закупались ружья и патроны, чистились рвы и приводились в порядок изрядно обветшавшие и разрушенные стены крепостей, стоящих вдоль западной границы, началось формирование «полков нового строя» - пехотных (солдатских) и конных (рейтарских, драгунских), на всякий случай создавались хлебные запасы. Для оплаты расходов на подготовку к войне были увеличены налоги - и прямые, и косвенные.

В 1632 г. истекал срок российско-польского перемирия. Не надеясь более на союзников, Москва еще летом 1631 г. послала полки к Дорогобужу и Смоленску во главе с боярами - князем Д.М. Черкасским и князем Б.М. Лыковым.

Ждали удобного момента, и он настал.

В апреле 1632 г. в Речи Посполитой умер король Сигизмунд III. Польша окунулась в бескоролевье. Самое время выступать, и два боярина именно в апреле выступили - друг против друга. Оба били челом государю: Лыков - что с Черкасским в товарищах быть ему не к чести, Черкасский - что этим челобитьем Лыков его обесчестил (опять местничество вредило стране!). Пока в Кремле разбирались да искали замену сварливым воеводам, драгоценное время уходило. Только к сентябрю из Москвы выступило, наконец, 32-тысячное войско во главе с боярином М.Б. Шеиным и окольничим А.В. Измайловым. Д­ля успешного окончания дела велено было в войну «быть без мест».

Война началась счастливо. 12 октября русским сдался польский гарнизон Серпейска, 18 октября ­- Дорогобужа. С ходу были взяты Белая, Рославль, Новгород-Северский, Стародуб и еще полтора десятка городов. Наконец, Шеин с Измайловым в декабре осадили Смоленск. Всю зиму, отказавшись от активных действий, Смоленск держали в осаде. Только весной начались обстрелы и штурмы, но они не принесли успеха.

Тем временем в Польше закончилось бескоролевье: на трон был избран королевич (он же «московский царь») Владислав, сын покойного Сигизмунда III. Новый монарх тут же выступил на помощь осажденному городу с 23-тысячным войском. Одновременно поляки подбили на выступление крымского хана, который летом 1633 г. двинулся опустошать российские окраины, доходя порой даже до Московского уезда. А вот России пришлось воевать против Польши в одиночестве: ни Швеция, ни Турция в войну не вступили.

Наступление крымских татар, помимо отвлечения части русских сил, вызвало массовое дезертирство из армии Шеина. Узнав, что в их землях идет война, солдаты покидали лагерь, чтобы защитить свой дом. В августе 1633 г. Владислав пришел под Смоленск и, перехитрив Шеина, проник в город. Осажденный Смоленск был спасен, а осаждавшие русские сами превратились в осажденных, так как поляки, спалив Дорогобуж, где были все припасы русских, зашли войскам Шеина в тыл и окружили их плотным внешним кольцом.

В разгар этих драматических событий случилось еще одно - несомненно, повлиявшее на ход войны. 1 октября 1633 г. на 78-м году жизни умер Филарет, считавший необходимым продолжать войну против Речи Посполитой.

Зимой 1633/34 гг. блокированное русское войско под Смоленском сильно мерзло и голодало. Под давлением нанятых офицеров-иностранцев и не дождавшись помощи своих, Шеин с Измайловым пошли на капитуляцию. 19 февраля 1634 г. русские военачальники склонили головы перед Владиславом. Русские знамена легли к ногам короля, а затем, по его сигналу, были подняты с земли. После такого позора, оставив врагу артиллерию и припасы, остатки войска (около 8 тыс.) двинулись на восток. Помилованные победителем, в Москве оба воеводы были казнены по обвинению в измене.

Тем временем порывистый и честолюбивый Владислав, окрыленный смоленским успехом, вознамерился с ходу взять Белую - и застрял под ней. Голод был таков, что полякам не всегда хватало хлеба с водой, а король, съевши полкурицы за обедом, вторую половину предусмотрительно откладывал до вечера. Поляки несли под Белой большие потери: гарнизон крепости стоял насмерть. И тут Владислав получил страшное известие: против Польши выступила Турция, решив, как и обещала Москве, поддержать русских. Владислав сейчас же запросил мира. Михаил Федорович, подумав, не отказался: по здравому разумению, ни денег, ни сил для продолжения войны не осталось.

Начались переговоры, напоминающие торговлю: поляки требовали непомерную цену, русские отказывались. Дело кончилось полюбовно. По договору, подписанному на речке Поляновке 4 июня 1634 г., Россия «навечно» теряла Черниговские и Смоленские земли (поляки вернули России только Серпейск с уездом), а Владислав обязывался забыть, что его когда-то призывали в московские цари. Чтобы короля не подвела молодая память, ему приплатили ­20 000 рублей, причем тайно: этот пункт в текст договора поляки попросили не включать. Польский король дешево уступил русскому царю драгоценные права на русский престол, но, будто в насмешку, не вернул подлинник договора 1610 г. о своем избрании. Поляки, столько лет козырявшие этим договором, говорили теперь, что никак не могут его найти! «Вечный» Поляновский мир, таким образом, обе стороны опять рассматривали как недолгое перемирие – до лучших времен. Лучших для войны.

В 1637 г. ошеломляющие известия пришли в Москву с юга. Донские казаки, выпросив в очередной раз царское жалование («Мы помираем голодною смертию, наги, босы и голодны, а взять, кроме твоей государской милости, негде…» и т.д.), собрались в поход. Но на этот раз - не против Крыма, а против самой Османской империи! Сначала они посадили под замок перехваченного турецкого посла, направлявшегося в Москву, потом, заподозрив его в шпионаже, сгоряча убили, а заодно и всех, кто сопровождал его.

В июне 1637 г. отряд атамана Михаила Татаринова из нескольких тысяч казаков с 4-мя пушками захватил имевшую 200 пушек турецкую крепость Азов (турецкое название: Садд-уль- ислам – «оплот ислама»), стратегически важную как «замок» на выходе из Дона в Азовское море. Всех жителей города, кроме православных греков, казаки уничтожили и со всеми этими известиями направили к царю гонца.

Москва послала султану Мураду грамоту со стандартным объяснением: казаки - воры, хоть всех убейте, а мы с вами «в крепкой братской дружбе и любви быть хотим». Гордому султану такая «дружба» была не нужна, и ответные шаги не заставили себя ждать: сначала очередной набег «на украины» совершили крымские татары, затем (когда позволили отношения с Персией) султан двинул свою армию в большой поход на Азов.

В мае 16­41 г. к Азову направилось 200-тысячное войско; в его составе было около 100 стенобитных орудий, обслуживать которые помогали наемные европейские консультанты; морем к Азову спешил турецкий флот. В Азове их штурма ожидали около 5 тыс. казаков с женами. Во время осады турки предприняли 24 штурма и, потеряв 30 тыс. убитыми, отступили. Казаков в городе осталась только половина, но они стойко держались, послав в Москву своих представителей с просьбой о помощи и признании Азова за Россией.

Узнав о случившемся, Михаил Федорович пожаловал казаков 5 000 рублей и созвал в 1642 г. Земский собор для обсуждения болезненного вопроса: что делать с Азовом? Хотя все ждали нового похода султана к городу, против войны выступили одни лишь торговые люди, жаловавшиеся на свое разорение. Между тем проведенный посланцами Москвы на месте «досмотр» Азова показал, что он сильно разрушен, и защищать его будет трудно. К тому же Кремль не был готов к возможной большой войне с Османской империей. Да и «смоленские уроки» были еще очень свежи в памяти. Последние доводы взяли на соборе верх, и царь велел казакам покинуть Азов. После пятилетнего «Азовского сидения» донские казаки, получив этот указ, были так раздосадованы, что развалили Азов до основания. Подошедшая турецкая армия города-крепости не нашла.

Окончательно улаживали инцидент российские дипломаты. Они тайком отправили жалование казакам, этих же самых казаков в Стамбуле, по обыкновению, обозвали «ворами» и добились своего: султан Мурад смягчился и послал миролюбивую ответную грамоту русскому царю, «над всеми великими государями государю Московскому, царю Всея Руси и обладателю, любительному другу Михаилу Федоровичу». ­Казаки обиделись: им надоело, что царь в сношениях с султаном обзывает их по-всякому. И решили перейти с ­Дона на Яик. Царь, прознав об этом, велел их с Яика гонять.

Донские казаки умудрились досадить и Персии, напав на ее приграничные территории и изрядно пограбив их. Персидскому шаху Хефи московские послы отвечали то же, что и туркам, и попрекали, в свою очередь, постоянными нападками на Грузию, покровителем которой считал себя Михаил. В 1636 г. грузинский царь Теймураз обратился к нему с просьбой о подданстве. В Москве долго рядили, но в конце концов согласились, и Теймураз целовал крест русскому царю. На первое время помощь Михаила ограничилась 20 000 ефимков и соболями.

Вообще же Москва предпочитала в отношениях с южными соседями до поры до времени придерживаться оборонительной тактики, поскольку, во-первых, за спиной Крыма всегда стояла могущественная Османская империя и, во-вторых, стремясь обеспечить себе свободу рук на западе. Чтобы уменьшить опасность татарских набегов из Крыма (только за первую половину XVII в. крымские татары увели в плен и продали на невольничьих рынках до 200 тыс. русских), правительство Михаила Федоровича истратило на «поминки» хану фантастическую сумму - около 1 000 000 рублей. Одновременно власти не забывали укреплять Тульскую засечную черту. С 1636 г. южнее ее начали строить новую - Белгородскую.

Последние годы царствования Михаила снова напомнила о себе, казалось бы, давно канувшая в лету Смута. В 1639 г. в Польше появился «князь Семен Васильевич Шуйский», якобы сын царя Василия. Затем в Москве узнали, что более 15-ти лет в одном из польских монастырей заботливо взращивается «царевич Иван Дмитриевич», которого считали сыном Лжедмитрия II. В Москве заволновались: здоровье Михаила ухудшалось, скончается царь - жди новой Смуты!

В 1643 г. в Польшу были отправлены послы, имевшие тайный наказ разузнать все о самозванцах. «Семен Васильевич», по словам поляков, за свое самозванство был бит и пропал бесследно. С «Иваном Дмитриевичем» дело обстояло серьезнее. Выяснилось, что он не только называется, но и пишется царевичем (нашлась его собственноручная грамотка), хотя его настоящая фамилия - Луба и он - сын шляхтича, убитого в России. Российская сторона, потратив год на переговоры с поляками, добилась выдачи Лубы, который позднее (уже после смерти Михаила и восшествия на престол Алексея Михайловича) был отправлен обратно по просьбе и под ручательство короля Владислава.

Таким образом, за 20 – 40-е гг. Россия не достигла каких-либо прямых, прежде всего – территориальных, успехов в своей европейской политике. Важным, однако, было другое: дальнейшая международно-правовая стабилизация власти царя Михаила Федоровича, особенно признание его в таковом качестве Речью Посполитой. Положительное значение имело и постепенное втягивание России в систему европейских блоков и коалиций, хотя она пока и не принимала в них непосредственного участия.

Внешняя политика России в 50 - 60-е гг. XVII в. отличается от предшествующих лет гораздо большей напряженностью, динамичностью и наличием значительных конкретных результатов, - прежде всего на «польском» (западном) направлении.

П.В. Иванов (профессор, доктор исторических наук)

1975

В первой половине XVII столетия Курск является одним из центров феодального землевладения России. Самыми крупными землевладельцами были монастыри, особенно Богородицкий.

Население посада и монастырских слобод, мелкие служилые люди и черкасы (так называли украинцев, переселившихся в Россию из Правобережной Украины) занималось земледелием. Однако это не являлось единственным его занятием. Важной чертой жизни населения было сравнительно быстрое развитие товарного производства и обмена.

Правда, о неземледельческом труде жителей Курска в первой половине XVII века, особенно в первые два десятилетия, у нас очень мало сведений. Но в «Книге приходной пошлинным и судным деньгам» (она относится к 1619 г.) упоминается «судовое дело»: 8 плотников делали суда, на которых перевозили хлеб из Курска в Рыльск и Путивль. Разумеется, названное количество плотников носит случайный характер. «Судовым делом» в Курске занималось значительно больше людей, ибо судоходство по Сейму в ту пору было весьма развитым [ЦГАДА, Разрядный приказ, Безгласный стол, № 16, лл. 2-3, 11-14 ]. В той же «Книге» говорится о колокольном и свечном деле.

В 1639 году в Курске имелось 27 кузниц, 86 лавок, 16 полок, 3 харчевни, 5 клетей, 18 дворов («оброчных»). В этом же году был учрежден литейный двор. Кроме того, имелись квасной и соляной промыслы, мельничное дело, изготовлялась селитра. Встречаются упоминания о кирпичном деле, а также о других ремеслах и промыслах.

Ремеслами и промыслами занималось «черное» население, жители монастырских слобод, мелкий служилый люд, а также «курчане переезжие черкасы» (украинцы). Так, в 1641, 1643 и 1646 годах они, обзаведясь домашним строением и прочим имуществом, построили под Курском ряд мельниц. Некоторые из них (С. Яковлев, Я. Васильев, И. Лавренов) ремонтировали государевы мельницы в Курске и постоянно работали на них, получая определенную плату. Причем курские мастеровые-черкасы использовались и для различных поручений в других городах. В 1641-1642 годах в город Вольный посылался М. Долгов, «бочарный и судовой мастер для селитренного дела».

О торговле в Курске в течение первых двух десятилетий XVII века данных тоже почти нет. В «Книге приходной пошлинным и судным деньгам» (1619 г.) говорится, что на городском рынке имелись такие товары, как писчая бумага, воск, свечи, сало, дрова, лубки, железо и др. Бумагой торговали Ф. Сыромятник и Г. Расторгуй, железом - курский пушкарь (артиллерист) М. Погонин, дровами - крестьянин Е. Костиков.

В 1623-1624 годах кроме указанных ранее товаров упоминаются уклад (сталь), металлические изделия (рогачи, сковороды, железные котлы, ковши, кочерги и пр.), сохи, кожи сырые (говяжьи, коневые, медведки), кожи деланные, овчины, юфть (баранья, говяжья, коневая), лапти, сукно «муромское», шубы, лисьи, куньи, бобровые меха, изделия из серебра, соль, рыба сухая и свежая (щука, осетр, белуга, сазан), мед, яблоки, орехи, мыло, деготь, клей, конопля, хмель, лес, скот (лошади, коровы, овцы) и др., причем соль, рыба, железо и некоторые другие товары имелись в большом количестве. Нетрудно видеть, что преобладали не те товары, которыми удовлетворялись потребности «верхов» общества, а те, которые шли массовому потребителю.

В документах 1642 года помимо уже упоминавшихся товаров встречаются рожь, овес, сельди (десятки бочек), масло, чеснок, шубы овчинные, рукавицы, шапки (на овчине), сапоги, шнурки (тысячи штук), зипуны (сермяжные), шелковые сорочки, чулки, гребенки роговые, холсты, попоны, полотна, крашенина, сукна (лазоревое, английское), меха, косы, ножи, котлы медные, лопаты, гвозди, сани, телеги, бочки, краски, селитра, свинец, лес, дрова, хворост, кирпич, ладан, карты и др.

На курском рынке торговали купцы из Севска, Рыльска, Путивля, Белгорода, Валуек, Оскола, Воронежа, Ельца, Ливен, Орла, Кром, Мценска, Волхова, Брянска, Калуги, Тулы, Черни, Серпухова, Москвы и других городов, а также донские казаки и выходцы из Украины.

В 1642 году встречались торговые люди и из других мест России (Скопина, Белова, Карачева, Корочи, Чугуева, Хотмыжска).

Важно отметить, что Курск был одним из пунктов развивавшихся экономических связей между Россией и Украиной, Россией и Белоруссией. Например, в 1642 году торговые дела в Курске вели купцы Могилева, Новгород-Северска, Киева и Луцка. Торговля украинских купцов послужила толчком к постройке в Курске гостиного двора.

Быстро развивавшимся экономическим связям России с Украиной и Белоруссией способствовала экономическая политика русского правительства. Должностным лицам на местах, в том числе должностным лицам Курска, предписывалось обеспечить украинским, белорусским, а также польским купцам «повольную» торговлю. И торговые люди Украины и Белоруссии приезжали в многочисленные города России «беспрестанно» [Воссоединение Украины с Россией, т. I, стр. 18, 153, 153-154, 207 257, 401, 422-423, 482-483 и сл.; т. II, стр. 7, 63-64, 65-66, 135; ЦГАДА, Разрядный приказ, кн. Приказного стола, № 5, л. 102 ].

Экономические связи России с Украиной и Белоруссией становятся еще более значительными в ходе освободительной войны украинского и белорусского народов против польско-литовских феодалов (1648-1654 гг.), особенно после воссоединения Украины с Россией (1654 г.). Так, в 1646-1647 годах в Курске вели торговлю купцы из Глухова, Новгород-Северска, Сосниц, Ромен, Гадяча, Лубен, Луцка, Зычни, Орши, Чашлова, Могилева и других украинских и белорусских городов.

Все это свидетельствует о том, что товарообмен в городе постоянно возрастал. Не случайно в XVII столетии под городом возникла Коренная ярмарка, ставшая в ряд с такими, как Свенская (под Брянском), Макарьевская (под Нижним Новгородом).

Товарообмен Курского края занимал важное место в оформлявшемся всероссийском рынке, который, как известно, был составной частью общеевропейских, а также азиатских экономических связей.

В Курске торговыми делами занимались посадские люди, стрельцы, казаки, пушкари, затинщики (стрелки из укрытий, где стояли орудия), крестьяне светских и духовных феодалов и дети боярские (мелкие землевладельцы, они упоминаются в связи с куплей и продажей лошадей). Торговые обороты были довольно значительными.

В таможенной книге 1623-1624 годов значится, что тулянин (посадский человек) Л. Душкин «явил» (объявил) для продажи в Курске 24 связки железа, 2 кипы хмеля, 2 воза соли, 20 сковород, 20 сох - всего 5 возов, на сумму 45 рублей (если перевести на деньги конца XIX века, то эта сумма равняется примерно 800 золотым рублям); калужанин М. Фомин в течение четырех раз - в общей сложности 38 возов соли, на сумму 114 рублей; курянин М. Мосеев - разных товаров на 56 рублей, а курянин И. Гудков - на 90 рублей [ЦГАДА, Разрядный приказ, Денежный стол, кн. 79, лл. 45, 46 об., 116, 131 об.; 136 ].

Аналогичная картина была и в среде курских стрельцов, казаков, пушкарей. В том же документе говорится, что курский стрелец М. Носков трижды «являл» юфтевые кожи, лисьи и куньи меха, рыбу, мед, орехи (8 возов на 70 рублей); курский казак М. Пузиков - 6 возов соли на 36 рублей, курский пушкарь М. Понин - мыла, сукна и других товаров на 40 рублей.

Совершенно очевидно, что Мосеев и Гудков не были рядовыми посадскими людьми, а Понин - не рядовой пушкарь. Они вели по тому времени крупную торговлю и по существу уже входили в состав курского купечества.

Торговлей, ремеслом занимались и крестьяне, принадлежавшие курским светским и духовным феодалам. В таможенной книге 1623-1624 годов отмечено несколько десятков случаев купли-продажи крестьянами лошадей. В 1639 году крестьянам Троицкого девичьего и Богородицкого мужского монастырей принадлежало 34 торговых места (лазки, полки, скамьи) и 10 кузниц. В 1642 году курянин Константин, портной мастер, «явил» 57 пудов меду, 20 пудов воску, 10 пудов селитры (на 150 рублей), а два крестьянина Никиты Романова - К. Ланин и М. Жеденов - 24 воза соли.

В товарно-денежные отношения непосредственно втягивалось и духовенство. В 1649 году протопоп соборной церкви Григорий держал на откупе перевоз через реку Сейм.

В течение первой половины XVII века были ликвидированы последствия «великого разорения» (интервенции польско-литовских захватчиков) и достигнуты значительные успехи в развитии хозяйства страны. Решающая роль в этом принадлежала не землевладельцам и государству, как пытались утверждать выразители мнений эксплуататорских классов, а широким народным массам: крестьянству, низам городского населения.

Начался новый период истории нашей страны: уходили в прошлое остатки феодальной раздробленности, некоторой изолированности различных районов государства и наступало фактическое слияние их в единое целое.

XVII век в истории России - это время общего подъема производительных сил: в земледелии увеличивался ассортимент сельскохозяйственных культур, обрабатывались целинные земли и т. п.; успехи в промышленности сказывались в развитии ремесла, в увеличении мануфактур (крупных производств), в применении труда наемных работных людей; возрастала товарность хозяйства, рос обмен. Все это привело к тому, что именно в указанное время начался процесс оформления русской нации.

Одной из черт нового периода в истории нашей страны было резкое обострение классовой борьбы. В конце первой половины XVII века произошло несколько городских восстаний.

Как свидетельствуют различные материалы, положение основной массы населения Курска ухудшалось потому, что из десятилетия в десятилетие росли прямые и косвенные налоги. С «черного» населения непрерывно брали деньги на жалованье служилым людям, на выкуп пленных, хлеб для стрелецкого войска и вообще для ратных людей, сборы с ремесел и промыслов, другие подати и поборы. Одной из самых тяжелых повинностей были «городовые поделки»: доставка материалов, постройка и ремонт различных укреплений.

Население монастырских слобод не выполняло отдельных лежавших на «черных» людях повинностей в пользу государства, например «городовых поделок». Решающую роль в материальном положении монастырского населения играли увеличивавшиеся поборы и работы в пользу монастырей. Однако и на эту часть курского населения падало общее налоговое бремя. Подати, поборы, повинности возросли в тридцатых годах, особенно сильно в 1632-1634 годах.

Ухудшалось положение стрельцов, казаков, пушкарей, затинщиков и др. Правда, они за свою службу получали денежное и хлебное жалованье, считались «белым» населением, так как вместе с посадом не платили налогов и сборов, но их экономическое положение мало отличалось от положения низов посада и населения монастырских слобод. Кроме того, правительство неоднократно уменьшало им жалованье и распространило на них некоторые повинности. Все больше и больше времени приходилось отдавать службе, что, конечно, отражалось на личном хозяйстве.

Наконец, необходимо отметить эксплуатацию основной массы населения Курска городской верхушкой, «добрыми прожиточными людьми», а также указать на злоупотребления должностных лиц («поборы», «насильство»).

Наряду с этим ухудшалось и правовое положение низов городского населения: на протяжении всей первой половины XVII века росло закрепощение масс, что нашло свое отражение в Соборном уложении 1649 года.

На развитие борьбы низов населения Курска не могли не оказать влияния такие факты, как постоянный приток сюда протестующего населения из центра России, а также украинцев и белорусов, спасавшихся от гнета польских и литовских феодалов, широкие связи с «мятежным Доном» и т. д.

Протест низов курского населения проявлялся в самых различных формах.

Курск находился в числе тех городов России, население которых активно участвовало в таком выдающемся событии борьбы маос против крепостнического гнета, как крестьянская война 1606-1607 годов под предводительством И.И. Болотникова [Смирнов И. Восстание Болотникова, 1951, стр. 129, 133, 199 ].

«Собрахуся боярские люди и крестьяне, - говорится в источнике по этому поводу, - с ними же пристаху украинные посадские люди, и стрельцы, и казаки, и начата по градам воеводы имати и сажати по темницам... бояр же домы разоряху...» [Сб. Курский край, вып. I, Курск, 1925, стр. 71 ].

Своеобразной формой протеста низших слоев городского населения было закладничество: «худые людишки» уходили из посада «от обиды», «от продажи», «от податей» и признавали зависимость от монастырей и других крупных феодалов [Смирнов П. Посадские люди, 1947, стр. 324 ]. А тот, кто продолжал жить на старом месте, занимался своим прежним делом, например, ремеслом, промыслом, но переставал числиться «черным человеком», то есть лицом, на которое падали определенные подати в пользу государства. Закладчик платил оброк или выполнял какие-то работы в пользу того, эа кого «заложился».

Судя по тому, что закладничество, несмотря на запреты правительства, получило широкое распространение, можно полагать, что оно было выгодно и закладчикам. Очевидно, финансовые тяготы «черного человека» были более тяжелыми. Закладничество было развито и в Курске.

Кроме того, известно бегство из Курска посадских людей, лиц, живших в монастырских слободах, мелких служилых людей.

1646 год отмечен уходам на Дон большой группы жителей Курска. Это произошло в связи с тем, что в феврале указанного года был объявлен набор для поселения «в помощь Войску Донскому всяких охочих вольных людей и их тягла...» [Донские дела, т. III, стр. 492-493 ].

«Охочих вольных людей» в Курске, Рыльске, Севске собралось свыше 1000 человек. В середине апреля этот отряд был уже в Воронеже. Иными словами, быстрота сбора людей для поселения на Дону была поразительная. Среди желающих уйти на Дон имелось много крестьян, стрельцов, казаков, представителей посадского населения.

«Вольные люди» Курска, как и других мест, продолжали прибывать в Воронеж. Это пугало представителей местной власти. Попытки возвратить некоторых из «охочих людей» успеха не имели: все, кто пришел в Воронеж, отправились на Дон.

Иначе говоря, распоряжение правительства использовалось угнетенными крестьянами различных мест России, в том числе и Курска, в качестве средства избежать крепостного гнета.

Совершенно очевидно, что приведенные факты не дают полной картины борьбы угнетенных со своими угнетателями. Но и они показывают, что протест основной части населения Курска проявлялся беспрерывно, в самых различных формах, что классовые противоречия здесь с течением времени приобретали все большую и большую остроту. Именно поэтому крепостники называли Курский край бунтарским. И не случайно на Руси сложилась поговорка: нет у белого царя вора пуще курянина. (Вор - в старинном значении этого слова - мятежник, бунтарь, нарушитель государственных законов).

Важной страницей в истории борьбы населения Курска было восстание 1648 года, стоящее в ряду таких событий, как городские антикрепостнические восстания в России 1648-1650 годов.

Известен ряд фактов, непосредственно предшествующих восстанию и с ним связанных.

Стрелецкий голова К. Теглев, который командовал мелкими служилыми людьми и являлся правой рукой воеводы, производил сыск закладчиков. Ему было велено стрельцов и казаков, которые «разбежались и живут за монастыри и за попы и за дворяны... свести в Курск в стрельцы и казаки по-прежнему» [ЦГАДА, Белгородский стол, стб. 269, л. 1 ]. Несколько закладчиков Теглев возвратил и из вотчин Троицкого девичьего монастыря.

Сыск закладчиков усилил недовольство в низах населения. Действия Теглева наносили удар и по духовным феодалам, которые пользовались определенными привилегиями. Так, вотчины курского духовенства грамотами царя Михаила (1619-1629 гг.) освобождались от всяких государственных повинностей. Монастырские власти ведали и судом в зависимых от них селениях, исключая «разбойные и кровавые дела» [Русская Вивлиофика, т. I, стр. 21-23, 24-27; Памятная книга Курской губернии на 1860 г. Курск, 1860, стр. 60; История о городе Курске. Курск, 1792, стр. 22-23 ].

Эти привилегии духовных землевладельцев вызывали недовольство у дворян и детей боярских, которые делали попытки ограничить, а то и ликвидировать их. Правительство, учитывая желание средних и мелких феодалов, предпринимало в этом направлении кое-какие шаги. В результате был запрещен переход тяглых дворов на посадах в руки беломестцев.

Столкновения курских землевладельцев происходили довольно часто. Духовенство жаловалось центральным учреждениям и царю на «насильства» дворян, детей боярских и местных властей. Дворяне и дети, боярские обвиняли монастырское начальство и прочее духовенство в том, что они «чинят обиды великие» [ГАКО, ф. 186, оп. 8, сз. 8, д. 12; ЦГАДА, Разрядный приказ, Приказный стол, стб. 559, ч. 1, лл. 226, 284-285. - «Курские Епархиальные Ведомости», 1914, № 1-2, стр. 19 ].

С течением времени эти противоречия становились острее и острее. Трудно сказать, какая из сторон была «нападающей». Правительство при решении споров между курскими землевладельцами длительное время стояло на позиции сохранения основных привилегий духовных феодалов. Когда в Курске был начат сыск закладчиков, игуменья Троицкого девичьего монастыря Феодора отправилась в Москву и привезла оттуда грамоту, запрещавшую производить сыск в монастырских вотчинах.

С Феодорой в столицу ездил монастырский крестьянин Кузьма Воденицын, один из будущих вожаков курского восстания.

О том, что из Москвы привезена грамота, быстро стало известно населению монастырских слобод, а затем и всем жителям Курска.

Обстановка накалялась. Известия о событиях в столице способствовали вспышке народного гнева. Действия Теглева выглядели как «беззаконные». Протест против него казался оправданным. Недовольство угнетенных грозило вылиться в наиболее активную форму, что в конце концов и произошло 5 июля 1648 года.

Однако, если монастырское начальство имело привезенную из Москвы грамоту, то и местные власти действовали по указу. Дело в том, что царское правительство пыталось ограничить привилегии монастырей. Но эти шаги до поры до времени маскировали, и власти делали это весьма своеобразно: на места посылали взаимно исключающие друг друга распоряжения, то есть действенные и недейственные или имеющие и не имеющие силу. Разумеется, должностным лицам было известно, какой документ действительно следовало выполнять, а какой нет. Это получило название «лицемерной системы московской волокиты» [Смирнов П. Посадские люди, т. II, 1948, стр. 43-62, 123-124 ]. Подобные приемы дипломатической «мудрости» не раз имели место в истории.

События в Курске показывают, что для тех, кто руководствовался названными приемами, не всегда все сходило безнаказанно.

Указ, который осуществлял Теглев, и грамота, данная монастырским властям, - яркий пример той системы, о которой идет речь. Последующие события свидетельствуют о том, что имевшим силу документом был указ курскому воеводе, а не грамота, привезенная из Москвы игуменьей Феодорой.

Тем не менее монастырские власти (игуменья Феодора, протопоп Григорий и др.) полагали, что им вновь удалось отстоять свои привилегии. Они попытались закрепить, как им казалось, достигнутую победу, используя недовольство масс. Этим объясняется объявление старцев о сборе к воеводской избе жителей монастырских слобод для слушания грамоты, запрещающей сыск закладчиков.

Утром 5 июля 1648 года у воеводской избы собрался народ. Грамоту зачитали. Игуменья Феодора, протопоп Григорий настаивали перед воеводой Ладыженским, чтобы он вызвал Теглева и чтобы Теглеву прочли «государев указ». Воевода потребовал отсылки «мужиков». Собравшиеся разошлись. Тогда вызвали Теглева. После того как он был ознакомлен с содержанием грамоты, между ним и протопопом Григорием произошла горячая перепалка.

Тем временем у воеводской избы опять собрался народ. Теглев и воевода оказались осажденными. Попытки воеводы уговорить собравшихся результатов не дали. Раздался набат. Людей собиралось все больше и больше. Бревном выбили дверь. Воеводе удалось бежать через окно. Теглев был убит, двор его разгромлен. Гнев масс готов был проявиться открыто и по отношению к монастырским властям.

Восставшие около суток были хозяевами города.

Участники восстания - ремесленный люд монастырских слобод, низы посада, мелкие служилые люди, крестьяне - опирались, по существу, на поддержку всей массы населения Курска. Об этом говорит то, что у воеводы до появления дворян и детей боярских, которые были на покосе, совершенно не имелось сил для подавления народного возмущения.

Среди самых активных участников курского восстания выделяется К. Воденицын. Он, будучи очевидцем событий в Москве, рассказывал о них так, что его слова призывали к самым активным действиям. В Москве, говорил он, восставшие расправились с более знатными лицами, чем Теглев, а наказания за это не было. Кузьма Воденицын был в первых рядах участников движения. Находясь под следствием, он советовал своим товарищам, чтобы они «говорили одне речи, что убили Кастентина (Теглева) всем миром» и т. д.

Нужно оказать, что московские события произвели очень сильное впечатление как на самого Воденицына, так и на других участников восстания в Курске. Даже находясь в тюрьме, К. Воденицын и Б. Иконник продолжали рассуждать о том, что произошло в столице.

Восставшие в Курске выступали не просто против стрелецкого головы Теглева, а против мероприятий местной администрации, которая осуществляла распоряжения правительства. Сыск закладчиков явился только поводом для выражения протеста низов населения против крепостнического гнета.

Духовным феодалам, таким образом, не удалось использовать движение в своих корыстных целях. Оно сохранило свой четко выраженный классовый смысл. На этом стоит остановить внимание еще и потому, что в таком солидном труде, каким являются «Очерки истории СССР», слишком преувеличена роль монастырского начальства, нечетко сказало об истинном существе движения [Очерки истории СССР. XVII в., стр. 244 ].

Курское восстание вызвано глубокими социальными причинами, а не боязнью тревог, связанных со стрелецкой службой, как пытались утверждать некоторые дворянско-буржуазные историки, например, А. Танков. Достаточно вспомнить, что после объявления набора для поселения на Дону (1646 г.), властям, в том числе и курским, пришлось буквально силой удерживать крестьян, посадских людей, мелкий служилый люд, желающий отправиться на Дон.

Некоторые «историки» хотели бы развенчать борьбу масс, доказать свое явно реакционное положение о том, будто массы не играли положительной роли в истории, доказать ненужность борьбы масс.

Непродолжительная, но мощная вспышка народного гнева в Курске сильно напугала царское правительство. Оно, видимо, опасалось нового взрыва возмущения и не рассчитывало на местные силы, имевшиеся в распоряжении воеводы. Именно поэтому, несмотря на подавление восстания, несмотря на тревожность обстановки в столице, после июньских событий в Курск из Москвы были посланы крупные воинские силы во главе со стольником Бутурлиным. Последовали жестокие расправы: «пущие заводчики» были казнены (К. Воденицын, К. Фильшин, К. Анпилогов, Б. Иконник, И. Малик), десятки людей наказаны, сто пятьдесят человек высланы из Курска. Только немногим удалось спастись бегством.

Подавив восстание, беспощадно расправившись с активными его участниками, крепостники стремились всякими путями укрепить свои позиции. В сознание угнетенных всеми средствами внедрялась мысль о том, что «милостию всемогущего бога и... государским счастием смутное время утихает...», что нужно молиться «о победе на враги и одолении, и о смирении, и о тишине всех православных христиан», так как иначе последуют тьма кромешная и вечные мучения.

В целях установления «мира и тишины» и избавления «от всяких находящих зол» по распоряжению царя в Курск был послан животворящий крест.

Чтобы ослабить противоречия между феодалами, монастырские слободки Курска, населенные торгово-ремесленным людом, отписывались на государя. Они становились «черными», на них распространялось посадское тягло. То же делалось и в других городах страны.


Русский народ не на жизнь, а на смерть вел борьбу за независимость своей родины с польско-литовскими интервентами. Врагам казалось, что они близки к победе, однако против поработителей поднялось народное ополчение во главе с К. Мининым и Д. Пожарским.

В 1612 году польско-литовские захватчики послали из Русь многочисленную армию под командованием Жолкевского. Пали Орел, Путивль, Белгород, началась осада Курска.

Защитники города в течение месяца геройски отражали врагов. Интервенты захватили и выжгли посад. Оборонявшие город отступили сначала в большой острог, затем в малый.

Несмотря на неравенство сил, недостаток воды, пищи и боеприпасов, куряне отстояли свой город, сорвав планы захватчиков, и этим в известной мере помогли освободителям столицы.

В 1634 гощу польские феодалы решили нанести удар по югу страны, а также и Курску. Захватчики, которыми командовал известный своими жестокостями магнат Вишневецкий, пытались неожиданно, ночью, захватить Курск, но безуспешно. Не имели успеха и многочисленные дальнейшие приступы. Курск устоял. Понеся большие потери, враги отступили. Планы интервентов были сорваны.

Таким образом, куряне своими ратными делами развивали славные традиции Руси в борьбе с внешними врагами. Беспредельную храбрость наших предков при защите родины вынуждены были признать даже противники России. «Русские, - писал польский король Баторий, - при защите городов, не думают о жизни, хладнокровно становятся на места убитых или взорванных действием подкопа и заграждают пролом грудью, день и ночь сражаясь, едят один хлеб, умирают с голода, но не сдаются» [Фриман Л. История крепости в России, ч. I. СПб., 1895. стр. 1 ].

В течение первой половины XVII века курянам часто приходилось бороться с крымскими татарами и ногайцами, которые неоднократно совершали набеги на оскольские, ливенские, елецкие, белгородские и курские места.

Десятки, сотни, а иногда и тысячи людей становились рабами, попадали к туркам на каторгу. Многие там и погибали. Иным удавалось освободиться и бежать на родину. Так, в 1643 году из турецкой неволи бежали 280 русских. На захваченном судне они достигли Западной Егаропы, а затем возвратились в Россию. Среди них были стрельцы из Оскола и Валуек.

Роль заслона от опустошительных набегов ордынцев выполняли донские казаки. Часто вместе с ними выступали запорожцы [Воссоединение Украины с Россией, т. I, стр. 218-219, 222-223, 309 и др. ].

Жизнь Дона была тесно связана с Курском. Здесь донским казакам разрешалось беспошлинно («для своей потребности, а не на продажу») закупать хлебные запасы и другие нужные им товары; через Курск и из Курска для донцов и армии, расположенной на юге, шли хлебные запасы, вооружение. Город посылал донскому казачеству рогатины и другое оружие [Донские дела, кн. I, стр. 736-741; кн. III. стр. 113-114, 168-169 ]. Кроме того, Курск являлся одним из важнейших опорных пунктов обороны южных границ. Это видно из сравнения гарнизонов Курска, Воронежа, Белгорода, Путивля, Рыльска.

В 1616 году гарнизон Курска имел более 1300 человек (в том числе около 600 стрельцов, казаков, пушкарей и других мелких служилых людей). Воронежский гарнизон насчитывал 971, белгородский 313, путивльский 1049, рыльский 773 человека [Беляев И. О сторожевой станичной и полевой службе. М., 1846, стр. 35, 46-49 ]. Следовательно, курский гарнизон был самым многочисленным. Стоит отметить, что в составе гарнизонов многих русских городов, как и в курском, было немало украинцев, бежавших в Россию от гнета польско-литовских феодалов. В 1631 году положение с гарнизонами названных городов несколько изменилось: курский гарнизон насчитывал только 268 человек, воронежский 547, белгородский 335, путивльский 694, рыльский 343 [Богоявленский С. Некоторые статистические данные по истории русского города XVII века. М., 1898, стр. 9-10 ].

Уменьшение указанных гарнизонов объясняется реальной опасностью возникновения Смоленской войны. На курском же, кроме этого, отразилось, по-видимому, завершение в середине века строительства Белгородской укрепленной черты, которая проходила через верховье рак Сулы, Псла, Воркслы, Северного Донца, шла на Тихую Сосну и по ней достигала Дона. Ее центром был Белгород. Курск же все больше и больше становился тыловым городом, что благоприятно сказывалось на его хозяйственном и культурном развитии.


Рассказать о культурном облике Курска первой половины XVII века трудно. Это объясняется тем, что в нашем распоряжении очень мало источников. Но материалы, которыми мы располагаем, показывают, что культурный уровень города по тем временам был достаточно высоким.

В городе длительное время жил А. Мезенцев, выдающийся географ первой половины XVII века. Есть предположение, что он является одним из составителей крупнейшего памятника русской культуры XVII веха - «Книги Большому Чертежу».

После опустошения Курского края монголо-татарами в Курске длительное время, вплоть до конца первой половины XVII века, все строения возводились из дерева. И только в конце первой половины XVII века был построен Знаменский монастырь из камня. Факты свидетельствуют, что «курчане» умели добротно строить. Не случайно интервенты не смогли взять курскую крепость ни в 1612, ни в 1634 году.

В первой половине XVII века Курок был известен народными песнями, играми, плясками. Но все это расценивалось духовными и светскими властями, как «дела бесовские», «сатанинские». Эти «сатанинские» дела категорически запрещались, за них угрожали «великами муками». В непосредственную связь с народными песнями, играми, плясками власти ставили «неблагочиние молящихся» в церквах, то есть ослабление религиозности в народной среде. Видимо, все это в Курске приобрело особую остроту. Один из детей боярских Курска подал челобитную о том, чтобы в Соборном Уложении (1649 г.) были запрещены песни, игры. Когда же он узнал, что его челобитная не нашла своего отражения в Соборном Уложении, то подал вторую, прося царя указом запретить «праздничные игрища, сатанинские песни, скакания и плясания».

Однако, несмотря на запреты и всевозможные угрозы и наказания за несоблюдение благочестия, жизнь брала свое: народное творчество развивалось, подтачивая устои pелигиозной идеологии. В развивавшемся народном творчестве был виден протест масс против крепостнического гнета. Этот протест выражался и в «непотребных», «непригожих словах» по адресу должностных лиц, а то и царя.

Хотя массы и не представляли себе государства без царя, без «великих людей», но на их мнение об общественном государственном строе оказала влияние жизнь Дона «где без бояр живут»; жизнь украинцев и белорусов, которые в борьбе за свое освобождение бояр «повывели», жизнь «людей вольных» - черкас, получивших во многих населенных пунктах России, в том числе и в Курске, убежище от порабощения польско-литовскими феодалами [Воссоединение Украины с Россией, т. 1, стр. XX, 277, 285, 365; АМГ, т. II, стр. 275 ].

Россия в 17 веке находилась в условиях усиления значения труда крепостного населения, завершения формирования общенационального единого рынка, географической специализации территорий. Земским соборам придавалось уже не такое большое значение, как раньше. Формировались предпосылки для развития абсолютной монархии.

Однако Россия в 17 веке все еще остается "бунташной". Часто случаются масштабные народные выступления.

Внешнее политическое развитие России в 17 веке началось с вмешательства государства в Тридцатилетнюю войну.

Это столетие историки условно разделяют на два этапа. На первом этапе Россия в 17 веке, в первую очередь, преодолевала Смутное время. На втором же этапе начали складываться предпосылки для проведения петровских преобразований.

Новоизбранный царь Михаил Романов устраивал все социальные слои. Но следует отметить, что реальная власть была в руках его отца - митрополита Филарета - достаточно долго. Россия в 17 веке должна была преодолеть последствия Смуты. Именно эта задача возлагалась на царя.

Для осуществления центрального управления применялась система приказов, на местах же выборные старосты были заменены воеводами из центра. В основе армии состояли дворяне. За свою службу они получали земельные наделы вместе с крестьянами. Но, в связи с бегством последних во время Смуты, поместья не особенно были в цене. Правительство, увеличив срок розыска беглецов, передает дела по сыску в Разбойничий приказ. С того момента бегство крестьянина из поместья равнялось уголовному преступлению.

В середине столетия возникла необходимость в систематизации существовавших законов. Для этого была созвана специальная комиссия. В результате в 1649 году было принято завершившее устройство крепостничества. Таким образом, розыск беглых стал бессрочным, состояние крепостного - наследственным. Кроме того, некоторые статьи укрепляли царскую власть. Таким образом, сословно-представительная монархия становилась абсолютной. Опирался абсолютизм на крестьянскую общину и дворянство.

Во время правления Алексея Михайловича прекращает собираться Земский Собор, теряет свое значение. Царь выделяет особо доверенных лиц (ближнюю Думу), но принимает решения самостоятельно.

Промышленное развитие характеризуется появлением мануфактур, разделением труда. В производстве применяются машины. Используется и наемный труд (работники в основном были выходцами из черносошных и крепостных крестьян).

Попытки произвести модернизацию страны правительство предприняло к середине столетия. Под модернизацией понимались перемены в различных сферах жизни, направленные на укрепление абсолютизма и крепостничества. Преобразования должны были усилить налоговое и военно-техническое развитие государства. Такими были изменения в социальной, экономической, духовной и внутриполитической сфере, которыми характеризуется 17 век.

Россия на протяжении этого столетия смогла расширить свои территории. Так, царь Алексей Михайлович присоединил к государству Украину (Малороссию). В то время на Украине восстали во главе с Хмельницким запорожские казаки. Восстание превратилось в народную войну. Опасаясь последующих военных битв с турками и поляками, восставшие попросили помощи у России. В 1653 году была присоединена Это спровоцировало войну с Боевые действия завершились признанием присоединения Малороссии. Кроме того, Россия получила назад Смоленск, а в 1686 - Киев.

Неудача постигла Российское государство в русско-шведской войне, а также в Но, вместе с этим, были присоединены восточносибирские территории, совершен выход к Тихому Океану, а также установлена граница с Китаем.