Путешествие к центру земли верн. Фильм путешествие к центру земли
24 марта 1863, в воскресенье, дядюшка мой, профессор Лиденброк вернулся домой раньше узаконенного часа и стремительно ринулся в двери.
Обед был еще не готов, и это несвоевременное возвращение несказанно смутило нашу кухарку Марту.
– Ну! – подумал я, если дядюшка проголодался, так теперь подымет такой крик, что хоть святых вон понеси!
Дядюшка мой был пренетерпеливый человек.
Марта приотворила дверь в столовую и, тоскливо глядя на меня, с волненьем вскрикнула:
– Г. Лиденброк уж воротился? Господи! Что это значит? Верны ли наши часы? Вы видели, г. Аксель, он уж пришел!
– Да. Марта, уж пришел, – отвечал я. – У вас обед еще не готов? Что ж, это резонно: ведь еще нет двух часов. На Сен-Мишельской колокольне только что пробило половина второго.
– Так отчего же это г. Лиденброк воротился так рано?
– Не знаю, но вероятно он это нам объяснит.
– Вот он! Ну, я поскорей убегу. Вы, г. Аксель, пожалуйста урезоньте его, если он подымет бурю… Ишь, как несется по лестнице! Я убегу… Вы урезоньте его, г. Аксель, пожалуйста…
И Марта поспешно скрылась в свое кухонное святилище.
Я остался один в столовой.
Надо признаться, что я вообще характера очень смирного и «урезонивать» строптивого дядюшку не представляло для меня особого удовольствия. Я подумывал, нельзя ли мне как-нибудь проюркнуть в свою коморку, на чердак, но, пока я собирался, лестница заскрипела под тяжелыми торопливыми шагами, – хозяин дома появился, быстро прошел через столовую, сбросил с себя широкополую шляпу, кинул трость в угол и, исчезая в своем рабочем кабинете, крикнул мне:
– Аксель! иди-ка сюда!
Я еще не успел и пошевелиться, как уж из кабинета грянуло:
– Аксель! Да что ж ты? где ты там запропастился?
Я поспешил в кабинет нетерпеливого дядюшки.
Профессор Отто Лиденброк был человек не строгий и не злой, но сумасброд и чудак каких мало.
Он страстно любил науку и отличался непомерным упрямством. Уж если он раз что-нибудь забирал себе в голову – так конец: никакие убеждения, никакие доводы не действовали.
Ему, по пословице, хоть кол на голове теши, а он все свое.
Любовь к науке была у него, как я сказал, самая страстная, но в то же время самая эгоистичная. Он читал свои лекции с увлечением и в то же время ни мало не заботился ни о развитии своих слушателей, ни о том – приносят ли эти лекции им пользу, – он читал, если смею так выразиться, для самоуслаждения.
В Германии до сей поры еще водятся «кладези науки», из которых чрезвычайно трудно зачерпывается каждая капля знания.
Как бы то ни было, дядюшка был настоящий ученый. Он был отличнейший минералог и геолог. Посмотрели бы вы на него, когда он являлся с своим молотком, стальной иглой, магнитною стрелкой, паяльной трубкой, сосудом с азотной кислотой! – По излому, виду, твердости, способности плавиться, по звуку, запаху, по вкусу какого-нибудь минерала, он живо классировал его между шестьюстами родов минералов, известных в настоящее время в науке.
Имя профессора Лиденброка было всем известно.
Его посещали, проездом через Гамбург, и Гемфри Деви, и Гумбольдт, и капитаны Франклин и Сабин. Беккерель Эбельман, Брюстер, Дюма, Мильн Эдвардс, Сент-Клер Девиль часто совещались с ним по самым животрепещущим вопросам химии.
Представьте себе человека высокого, как шест, сухого, как копченая треска, здорового и крепкого, как железо. Ему было лет под пятьдесят, но белокурые волосы так его молодили, что никто бы не дал ему больше сорока. Огромные, круглые, голубые глаза живо бегали под громадными очками, а длинный, тонкий нос походил на отточенное лезвие; ходил он быстро, со сжатыми скулами (что служит, говорят, признаком буйного характера), а в ходьбе был неутомим; шаги у него были такие гигантские, что он мог всякого своего спутника привести в отчаяние.
Он жил в своем собственном маленьком домике на Королевской улице; окна выходили на один из тех кривых каналов, что пересекаются в самом старинном квартале Гамбурга, уцелевшем от страшного пожара 1842 года.
Домик был старенек, но еще держался хорошо. Громаднейший вяз, совершенно вросший в фасад зданьица, служил ему, я полагаю, главною подпорою. Весной свежие почки этого вяза так и лезли в окна.
Кроме дядюшки в этом домике жили его крестница, семнадцатилетняя девушка, по имени Гретхен, пожилая, добрейшая кухарка Марта и я.
В качестве племянника и сироты я сделался помощником г. профессора во всех его опытах и скоро так пристрастился к геологии, что все почти время возился с минералами.
Вообще говоря, в профессорском ветхом домике жилось хорошо. Хозяин, правда, был взбалмошен, вспыльчив, криклив, но он по-своему любил меня.
Итак, я поспешил в кабинет на громогласный зов дядюшки.
II
Дядюшкин кабинет был настоящий музей. Все образцы минерального царства расположены были здесь с приличными надписями, в отличнейшем порядке.
Как близко мне были знакомы все эти представители минерального царства! сколько раз я чистил и обметал все эти графиты, лигниты, антрациты, различные породы каменного угля и торфа! как бережно сдувал я пыль с этих горных и древесных смол, с этих органических солей, с этих металлов, начиная, с железа и кончая золотом и со всех этих камней, которых бы наверно хватило на постройку нового домика!
Входя в кабинет, я, впрочем, думал не о вышеупомянутых чудесах, а о дядюшке.
Он уже сидел в своем старом широком кресле, с глубочайшим вниманием просматривал какую-то книгу и беспрестанно восклицал:
– Что за книга! что за книга!
Спешу прибавить, что дядюшка, в досужее время, был и библиоманом, но в его глазах только та книга имела значение и цену, которой или нигде нельзя было найти, или над которой можно было потерять зрение.
– Что ж, Аксель, или ты не видишь? – вскрикнул он при моем появлении. – Да ведь это неоцененное сокровище! Это… я нашел этот экземпляр в жидовской лавочке, у Гевелиуса!
– Великолепный экземпляр! – сказал я, стараясь тоже придти в восторг.
Но мне трудненько показалось восторгаться старой, пожелтевшей книжонкой, в кожаном вылинявшем переплете.
– Да ты погляди-ка! – восклицал дядюшка. – Погляди, каков переплет! Ведь ей семьсот лет!
– А как называется это сочинение? – спросил я.
– Это сочинение? – повторил дядюшка с каким-то диким визгом. – Это Heims-Kringla Снорра Турлетона, знаменитого исландского ученого и поэта двенадцатого века! Это хроника норвежских князей, которые царствовали в Исландии!
– Неужто? и это перевод на немецкий язык?
– Перевод! – презрительно повторил дядюшка. – Очень нужны мне переводы! Это оригинальное сочинение, на исландском языке! Слышишь, на великолепнейшем, богатейшем исландском языке!
– А! Ну, а шрифт хорош?
– Шрифт? Ах, несчастный молодой человек! Я разве говорил тебе о шрифте? Так ты воображаешь, что это напечатано? О, невежда! О, злополучный! Это манускрипт, рунический манускрипт!
– Рунический?
– Да, да, рунический! Ты знаешь ли, что такое руны, а? Рунами называются буквы, которые в древности употреблялись в Исландии! Они, эти руны, по преданию, изобретены самим Одином! Слышишь? Самим Одином! Слышишь? Их изобрел Один! Да смотри же! удивляйся же! благоговей же! наслаждайся же!
Я старался исполнить в угоду дядюшке все приказанное, как вдруг из рунического манускрипта выпал какой-то грязный документ.
Дядюшка неистово на него кинулся.
– Что это такое? Что это такое? – воскликнул он.
Он бережно разложил и расправил на столе небольшой лоскут пергамента, испещренный какими-то странными знаками.
Может статься, кто-нибудь полюбопытствует знать, что это были за знаки и потому я их здесь изображу.
Дядюшка поглядел несколько минут на письмена, потом приподнял очки на лоб и проговорил:
– Это руны! Эти знаки… Да, ни дать ни взять, как в манускрипте Снорра Турлетона! Но… чтобы это значило?
Дядюшка волновался все более и более.
– Однако, это древний исландский язык… бормотал он: Древний исландский… Да!
Дядюшка еще известен был, как полиглот. Разумеется, он не говорил бегло на всех двух тысячах языках и четырех тысячах наречиях, которые употребляются на земном шаре, но многие из них знал хорошо.
Он не только с волнением, но уже с раздражением и гневом повторял несколько раз:
– Это руны! Это руны – руны – руны!..
В эту самую минуту часы пробили два.
Только что бой затих, Марта распахнула двери и доложила:
– Суп подан!
– Черт побери суп, и ту, которая его варила, и тех, кто будет его есть! – с бешенством крикнул дядюшка.
Марта ударилась бежать. Я тоже следом за нею вьюркнул из кабинета и, сам хорошенько не знаю как, очутился на своем обычном месте за обеденным столом.
Я ждал несколько минут. Дядюшка не являлся.
– Что ж еще ждать? или начать без него?
Задав себе раз двадцать этот трудный вопрос, я наконец решился и принялся за обед.
– Никогда еще этого не бывало! Никогда! – говорила Марта, покачивая головою.
– Чего не бывало, Марта?
– Как же это, обед подан, а г. Лиденброк думать про него забыл!
– Да, это что-то странно!
– Ну, вы попомните мое слово, г. Аксель: это не к добру! Уж что-нибудь да будет!
– Будет, пожалуй, изрядная мне баня, когда дядюшка вспомнит про обед и увидит, что обед съеден. Ну что ж! семь бед, один ответ: надо, по крайней мере, досыта напитать свою душу!
– Ох, не шутите, г. Аксель…
III
– Это руны! – говорил дядюшка: – это все непременно руны! Но тут есть тайна… Да, тайна! Я эту тайну открою… Да, или я ее открою, или…
Энергический жест закончил фразу.
– Садись к столу, Аксель, и пиши, что я буду диктовать! Смотри: у меня не ошибаться! Я буду тебе диктовать буквы латинской азбуки, соответствующие буквам исландским… Ну!
Он начал диктовать, а я усердно принялся писать, и скоро настрочил три столбца следующих, непонятных мне, слов:
Дядюшка взял листок в руки и начал его разглядывать.
– Что ж бы это такое значило? – бормотал он: что ж бы это такое значило? Кажется, это то, что мы называем криптограммой, то есть формой письменной речи, в которой смысл в буквах, преднамеренно расположенных в рассыпную… А поставьте вы буквы как следует и фраза будет яснее божьего дня… Творец мой! может здесь объяснение какого-нибудь великого открытия!
Он стал сличать пергамент с манускриптом.
– Писаны не одной рукой, это ясно! Криптограмма, это произведение новейшее. Это можно заключить из того, что в ней первая буква – двойной М, которого не встретишь в книге Турлетона, потому что он прибавлен к исландской азбуке позднее – уже в четырнадцатом столетии. Верно, кто-нибудь из владельцев манускрипта написал эту криптограмму. Нет ли тут где-нибудь его имени? Посмотрим, посмотрим…
Дядюшка снял очки, вооружился сильной лупой и стал перелистывать манускрипт.
На второй же странице оказалось какое-то темное пятно. Дядюшка наставил на него лупу и вдруг вскрикнул:
– Имя? – повторил я.
– Да, да, имя! Руническими буквами написано, видишь?
– Что написано?
– Арн Сакнуссем!
– Кто это такой? – спросил я.
– Кто такой? Ученый шестнадцатого века, знаменитый алхимик! Ты знаешь ли, что эти алхимики, Авиценна, Бекон, Лулли, Парацельс и Сакнуссем единственные ученые своего времени! Они сделали великие открытия… Под этой криптограммой Арн Сакнуссем, может, скрыл какое-нибудь тоже изумительное открытие… открытие первой важности… Иначе и быть не могло! Да, здесь непременно оно скрыто…
– Разумеется, дядюшка, разумеется. Но я только не понимаю, к чему скрывать такие вещи под криптограммой?
– К чему? А к чему Галилей скрывался со своим Сатурном? Да вот узнаем, узнаем: я не усну, я ничего в рот не возьму, пока не приберу ключа к этой задаче!
– И ты тоже, Аксель!
– Слава богу, что я догадался пообедать! – подумал я.
– Прежде всего, – продолжал дядюшка, – надо открыть язык шифр… Это, вероятно, не трудно. Сакнуссем был человек очень образованный для своего времени. Если он не писал на своем родном языке, то писал, значит, на самом употребительнейшем между учеными шестнадцатого века, то есть на латинском!
Затем полились целые потоки рассуждений, доводов и примеров.
Однако криптограмма все не открывала своего смысла!
– Это черт знает что! Это из рук вон! – восклицал дядюшка время от времени.
А я между тем задумался совсем о другом. Глаза мои нечаянно остановились на портрете Гретхен, который висел в кабинете.
Гретхен в то время гостила у одной своей родственницы в Альтоне и я очень по ней тосковал. Мы вместе выросли и крепко любили друг друга.
Мне многое вспомнилось: и как мы играли детьми, и как вместе обметали пыль с минералов, и как пообещали друг другу неизменную любовь и надежную преданность.
Гретхен была у нас красавица: глаза голубые и такие ясные, а белокурые волосы мягки и блестящи, как шелк. А главное, Гретхен была умница, любила учиться и много знала.
Я вспоминал, как мы вместе учились, как ходили гулять вместе, как катались по Эльбе в лодке, когда вдруг дядюшка вскрикнул:
– Аксель! пиши! Я диктую! Ну! Попробуем брать первую букву каждаго слова! Ну!
Написали и вышло вот что:
Mmessunka Senr А. icef do К. segnittamurtn ecertserrette, rotaissadua, ednee sedsadne lacartnїіlu Isiratrac Sarbmutabiledmek meretarcsi luce Isleffen Sn 1.
Дядюшка поглядел раз, поглядел другой и так неистово хватил кулаком по столу, что чернила разлились и перья разлетелись, как птицы, в разные стороны.
– Бессмыслица! – яростно вскрикнул профессор. – Это не то! Это…
И вдруг стремглав кинулся вон из дому.
IV
– Ушел? – вскрикнула Марта, вбегая в столовую.
– Ушел, – отвечал я.
– А обед то?
– Значит обедать не будет.
– А ужинать?
– Верно не будет и ужинать.
– Да как же это? – проговорила растерявшаяся старушка.
– Дядюшка сказал: «до тех пор не возьму куска в рот, пока не разберу этой книжки», а книжку то эту разобрать невозможно!
– Господи! Что ж это, с голоду придется помирать, что ли!
– Что будете делать с дядюшкой! Ведь вы сами знаете, каков он!
Марта покачала головой, вздохнула и удалилась в кухню.
– Однако куда ж это устремился дядюшка? – подумал я. Скоро ли он вернется? И какой вернется? Торжествующий или беснующийся?
Дядюшка не приходил. Я справил кое-какие свои работы, потом уселся в кресло и закурил трубку. Передо мной на столике лежали продиктованные мне слова. Я машинально взял исписанный листок и стал его рассматривать.
Мало-помалу я увлекся и уже с жаром и волнением старался добиться скрытого смысла.
Но я понапрасну ломал себе голову и мучился несколько часов сряду – ничего не выходило.
Кровь прилила к голове, в глазах у меня запрыгали искры, грудь стеснилась. Я поднялся с кресла и стал обмахиваться исписанным листком, так что листок показывался мне обеими сторонами, и той, где написаны были слова, и другой, оборотной…
Представьте вы себе мое изумление, когда листок вдруг повернулся ко мне оборотной стороной и я прочел совершенно ясно латинские слова «eraterem» и «terrestre»!
Я открыл закон этих шифр! Открыл!
Я разложил листок на столе, жадно пробежал его глазами. Сердце у меня стучало, как молоток…
Я прочел…
Прочел и ужаснулся. Несколько мгновений я стоял, как каменный.
Неужели человек дерзнул совершить подобное путешествие? Неужели кто-нибудь проник?…
– Ну, как дядюшка узнает? – вскрикнул я, несколько опомнившись. Он, чего доброго, тоже пожелает туда отправиться! Нет, нет, я ему ни за что на свете не скажу! Он пожалуй и меня с собой потащит! А как он сам откроет секрет? Уж не бросить ли эти дьявольские бумаги в камин?
Я схватил манускрипт и документ и уже замахнулся, чтобы пустить их прямо в огонь, как вдруг дверь распахнулась и явился дядюшка.
V
Я поскорей сунул злосчастные бумаги на стол.
Профессор Лиденброк казался очень задумчив. Его очевидно совершенно поглощала какая-то мысль. Он, вероятно, и убегал из дому для того, чтобы на свободе получше все сообразить и обдумать.
Он сел в кресло, взял перо и принялся за какие-то алгебраические вычисления. Он работал битых три часа, не поднимая головы. Он не слыхал, как вошла Марта, не слыхал, как она сказала ему:
– Г. профессор будет ужинать?
Марта постояла, покачала головой и ушла.
Дядюшка вычислял целый вечер. Я все ждал, что вот-вот он кончит, и в этом ожидании уснул, сидя на кушетке.
Проснувшись на другой день, я увидал, что дядюшка все еще сидит за вычислениями. Оп был бледен, как платок, глаза у него покраснели, волосы растрепались. Мне стало жаль его. Я уже готов был открыть ему секрет, только меня удерживала мысль, что я этим погублю и его, и себя.
– Нет, нет! – думал я, не надо ему открывать этого! Нет, Боже сохрани! Он непременно захочет тоже туда отправиться. Я ведь его знаю: его ничем не удержать! Нет, я не скажу! Отгадает сам – ну, тогда делать нечего! Тогда, по крайней мере, я не буду себя упрекать, что я подвел его под беду!
Порешив таким образом, я скрестил руки на груди и опять стал ждать, скоро ли докончатся вычисления.
Марта между тем хотела отправиться, по обыкновению, на базар, за провизией, но оказалось, что дверь на улицу заперта и что ключ из замка вынут.
Очевидно, это дядюшка замкнул нас, когда воротился накануне с прогулки.
Что это могло значить? Запер он дверь нечаянно, или с умыслом?
Марта была огорчена почти так же, как и я, но спрашивать ключа мы не осмелились.
Настало время завтрака. Настало и прошло!
Дядюшка все вычислял!
К двум часам голод до того начал меня терзать, что я стал подумывать, не открыть ли дядюшке злополучный секрет. Может быть документ окажется просто мистификацией, которую дядюшка же мне и объяснит.
Я еще колебался, как вдруг вижу, что дядюшка встает, берет шляпу и собирается уходить.
Неужто он опять пас запрет? Нет, уж это чересчур!
– Дядюшка! – сказал я.
Он не слыхал.
– Дядюшка Лиденброк! – сказал я громче.
– А? Что такое? – спросил он, словно я его разбудил.
– Да вот… ключ…
– Какой ключ? От двери?
– Да нет! Ключ к документу!
Профессор поглядел на меня и, заметив вероятно по моему виду, что я знаю что-то необыкновенно важное, схватил меня за руку и сжал ее, как в тисках.
– Ну? Ну? – проговорил он наконец, задыхаясь.
– Да, да… ключ… случайно…
– Да говори же! говори же!
– Вот, возьмите… смотрите… читайте…
Я подал ему исписанный листок.
– Это ведь бессмыслица! – вскрикнул он и скомкал листок.
– Читайте не с начала, а с конца… читайте…
Я не окончил фразы. Профессор Лиденброк испустил крик, – не крик, а вернее сказать рев.
– О, великий Сакнуссем! О, великий Сакнуссем! – бормотал он, разглаживая листок дрожащими руками. Надо перечесть хорошенько, надо перечесть поосновательней…
Представляю здесь подлинные слова документа:
In Sneffels Yoculis craterem kem delibat umbra Seartaris Iulii intra calendas descende, audas viator, et terrestre centrum attinges. Kod feci. Arne Saknus– semm.
Перевод этой плохой латыни вот какой:
Сойди в кратер Иокула Снефельса, который тень Скартариса ласкает пред июльскими календами, отважный путешественник, и ты проникнет до центра земли. Я это сделал. Арн Сакнуссем.
Прочитав это «хорошенько», дядюшка так подпрыгнул, как будто нечаянно прикоснулся к лейденской банке.
Он себя не помнил от восхищения. Он кидался во все стороны, как угорелый, он хватал себя обеими руками за голову, перевертывал кресла, швырял стулья, разбрасывал книги, минералы – одним словом, он был вне себя.
Наконец, умаявшись, он упал в кресло.
– Который час? – спросил после нескольких минут молчания.
– Три часа, – отвечал я.
– Вот тебе на! Где ж обед? Я умираю с голоду. Скорей давайте есть! А потом…
– Что потом?
– Потом ты уложишь мой чемодан.
– Что? – вскрикнул я.
VI
Меня от этих слов подрал мороз по коже, но я сохранил наружное хладнокровие. Я понял, что только научные доказательства могли остановить дядюшку; доказательства такие были, и я приберег их на после обеда.
Путешествие к центру земли! Да это такая дикая мысль, которую вероятно и дядюшка серьезно не задумает привести в исполнение. Он поговорит, покричит, побеснуется и тем дело и кончится…
Увидав, что стол не накрыт, дядюшка разразился криком и бранью, которые еще усилились, когда он узнал, что даже провизии в доме не имеется.
Наконец он поутих, отдал ключ от двери, и Марта побежала на базар.
Час спустя мы уже были сыты.
Во время обеда дядюшка был очень весел, шутил, смеялся и отпускал разные ученые невинные остроты.
Окончив обед, он сделал мне знак следовать за ним в кабинет.
Я повиновался. Он сел у рабочего стола, а я около него.
– Аксель, – сказал он ласковым голосом, – ты оказал мне большую услугу; услугу, которую я никогда не забуду… Я уже отчаивался, я уже хотел все бросить… Ты умный мальчик, Аксель, ты молодец! Я никогда не забуду этого и поделюсь с тобой славой…
– Теперь ты в хорошем расположении духа, – подумал я, – и теперь самое время подсечь тебе крылья!
– Только, знаешь, первое условие успеха – это тайна. Сохрани тебя Бог проболтаться! У меня ведь немало завистников в ученом мире. Многие, разумеется, очень не прочь бы воспользоваться этим открытием!
– Вы полагаете?
– Разумеется я полагаю! Кто ж, скажи на милость, не захочет славы? Опубликуй только этот драгоценный документ и целый полк геологов устремится по следам Арна Сакнуссема!
– Не думаю, дядюшка. Во-первых, как поручиться за подлинность документа?
Романы Жюля Верна могут быть не менее увлекательными, чем, произведения Конан Дойла о Шерлоке Холмсе! С французом у меня отношения не складывались, потому что слишком рано подсовывали его книги, говоря об гениальности, которую не могла еще осознать. Поэтому довольно долго я его остерегалась, а теперь пришла к книге сама. И это - самый лучший путь.
«Теории, говоришь, показывают это? - спросил профессор с добродушным видом. - Да, жалкие теории! И эти теории нас смущают?»
Как? Скажите, как могут быть люди такими фанатиками и энтузиастами, как Отто Лиденброк?! Да это же человек-эмоция! Причем часто эмоция сиюминутная, которой ученый живет до забытия и беспамятства, забывая все и всех на свете! Слово "энтузиаст" в последнее время в обществе часто окрашивается не самым лучшим оттенком, но ведь на таких ученых, на таких людях держится мир! Энтузиаст и оптимист Отто Лиденброк пускается в путешествие… к центру Земли. Само по себе название уже обречено на провал. Но ведь нет! Ученый свято верит в некий знак, который ему будто бы удалось разгадать! Причем путешествует он не сам, а с молодым человеком, племянником, кажется, так и не привыкшим к чудачествам дяди. Однако с Лиденброком спорить бесполезно и невозможно, как бы это не было сумасбродно, путешествие к центру Земли последующая слава ждет ученых! Если верить в самое невозможное…
«Что слышал я? Бредовые фантазии безумца или же умозаключения великого гения, основанные на научных данных? Где во всем этом кончалась истина и начиналось заблуждение?..»
Дальше все происходит в лучших традициях самых увлекательных приключений. Неожиданные опасности, запутанные дороги, ведущие не туда, внезапная разлука, неожиданные встречи с далекими эрами, прежде только в книгах известные человеку… Все это заставило и меня пуститься в путешествие к центру Земли, переживая за наших героев и за его успех! Я тоже сбивалась, срывалась, поднималась и шла дальше в настоящие кратеры, представляла галереи с расходящими дорогами… Все думала, кто мне ближе - энтузиаст ученый или его племянник, которому навязали путешествие. Молодой человек то и дело что-то опровергает, слегка иронизирует над изоблирующим, граничащим с безумием, энтузиазмом дядюшки… Пожалуй, племянник стал главной жертвой путешествия и путешественники не отправились домой только благодаря угадайте кому? Да, правильно.
Кто мне ближе, я так и не определилась, потому что постепенно сама заражалась позитивом Лиденброка, обладавшим верой настоящего ученого, готовым рисковать, но рисковать с гениальностью. Почему? Да потому, что с таким умом любой риск оправдан. Удивлялась знаниям и образованности одного человека, даже в самых критических ситуациях не потерявшем самообладания. У таких людей и правда есть на все ответы. Им можно верить, им можно отправиться в самое невероятное путешествие.
Подумать только, каким интелектуалом был в свое время Жюль Верн, если и сейчас его романы невероятны и непостижимы даже для самых знающих. Совсем не всегда из-за фактов или образованности - в первую очередь из-за того, что Жюль Верн жил в свое время
, но при этом знал и наше
время, предсказывая то или иное открытие будущего. Вот как можно быть таким человеком?!
«Мне остается закончить рассказ, которому откажутся поверить даже люди, привыкшие ничему не удивляться. Но я заранее приготовился к недоверчивости людей.»
Известный писатель Жюль Верн создал огромную библиотеку приключенческих книг. Его произведения наполнены интересными фактами из многих областей науки. Изобретения, достижения и открытия, о которых он впервые рассказал на страницах своих книг, сбылись. Он познакомил читателей с самолетом, аквалангом, подводной лодкой и телевидением - вещами, о которых в те времена даже не слышали, а стали реальностью спустя много лет.
Немного о главном
В романе привлекают не только тайны, но и реалистичные, живые характеры героев и добрый юмор автора. В кратком содержании «Путешествия к центру Земли» сложно передать эти моменты. Но большую роль в романе играет пейзаж, в зависимости от того, что изображено, меняется его характер и функции. Наземные путешествия географически точны и реальны. Например, с доброй иронией писатель отмечает, что дом губернатора - просто лачуга по сравнению с ратушей. Но кажется «дворцом» рядом с домиками «исландских прихожан».
Некоторые подземные пейзажи геологически точны, а пейзаж пещеры с подземным океаном носит фантастический характер, так же как и «грибной лес». Так же фантастично описывается подъем плота с потоком лавы. Но научный материал все же заметен: описание Исландии, рассуждения Лиденброка о языке записки, о причинах возникновения подземного моря, о периоде возникновения «ископаемого» человека. То же можно сказать и битве плезиозавра с ихтиозавром.
Юмор в произведении присутствует как средство придания правдоподобности и живости чудаковатому ученому, который, не раздумывая, отправится в небывалое путешествие. В этом и состоит неувядающая популярность романа - в реалистичных героях, живых характерах, интересных тайнах и юморе писателя.
Письмо из прошлого
Приступая к краткому содержанию романа «Путешествие к центру Земли», нужно уточнить, что описанные в романе события происходят в 1863 году. Отто Лиденброк, восьмидесятилетний своенравный профессор, занимающийся изучением минералов, находит старинный манускрипт. С помощью племянника Акселя профессор обнаружил зашифрованное послание, которое сообщает, что можно добраться до центра Земли.
Лиденброку удалось выяснить, что автор письма - некий Арне Сакнуссем, исландский химик XVI века. Он утверждал, что совершил такое путешествие, но для этого надо найти в Исландии вулкан, в картере которого и находится путь в недра Земли. Профессор не может упустить такую возможность и вскоре вместе с Акселем отправляется в опасное путешествие.
Путешествие к центру Земли
Краткое содержание книги продолжим рассказом о том, как профессор и Аксель покидают Германию. Чтобы набраться сил, они вынуждены сделать остановку. Отдохнув в Дании, они отправляются в столицу Исландии. Здесь они знакомятся с Гансом Бьелке, который становится их проводником. Все вместе они добираются до того самого вулкана, о котором рассказывал в своем послании древний алхимик. Добравшись до вулкана, они обнаружили спуск, идущий внутрь горы.
Окрыленные успехом, они спешат к центру Земли, но по пути им встречается развилка. Выбрав неправильную дорогу, они попадают в тупик и вынуждены вернуться обратно, так как у них заканчиваются запасы еды и воды. Их все чаще посещает мысль, что их затея провалилась и экспедиция была напрасной.
Горный источник
Собрав последние силы и остатки воли, они продолжают опасный путь. Ганс берется пополнить их скудные запасы и отправляется на поиск воды. Долгие поиски не прошли напрасно, в скале он находит горный источник. Сюда он приводит и своих путников. Они разбивают киркой камень, и чуть заметная ниточка воды превращается в небольшой ручеек, который они называют именем первооткрывателя - своего товарища.
Продолжим краткое содержание «Путешествия к центру Земли» (глав в произведении 45). Отдохнув и пополнив запасы воды, они продолжают свое путешествие. Однако вскоре им стало понятно, что они заблудились. Они решили разделиться. После чего им пришлось несколько дней блуждать в поисках друг друга. Найти друг друга им помог необычный звуковой эффект, создаваемый в горах.
Долгий путь домой
Следующим препятствием для них стало подземное море. Чтобы его преодолеть, путешественникам пришлось соорудить плот и перебраться на противоположный берег. Тут перед их глазами предстали огромные грибы и невиданные доселе растения. Путешественники стали свидетелями битвы двух огромных доисторических животных.
Жюль Верн оставил после себя богатое наследие: повести и сказки, очерки и заметки, пьесы и более 60 романов. А благородные герои его произведений остаются молодыми и увлекают за собой в заманчивые путешествия и неведомые миры.
24 марта 1863, в воскресенье, дядюшка мой, профессор Лиденброк вернулся домой раньше узаконенного часа и стремительно ринулся в двери.
Обед был еще не готов, и это несвоевременное возвращение несказанно смутило нашу кухарку Марту.
– Ну! – подумал я, если дядюшка проголодался, так теперь подымет такой крик, что хоть святых вон понеси!
Дядюшка мой был пренетерпеливый человек.
Марта приотворила дверь в столовую и, тоскливо глядя на меня, с волненьем вскрикнула:
– Г. Лиденброк уж воротился? Господи! Что это значит? Верны ли наши часы? Вы видели, г. Аксель, он уж пришел!
– Да. Марта, уж пришел, – отвечал я. – У вас обед еще не готов? Что ж, это резонно: ведь еще нет двух часов. На Сен-Мишельской колокольне только что пробило половина второго.
– Так отчего же это г. Лиденброк воротился так рано?
– Не знаю, но вероятно он это нам объяснит.
– Вот он! Ну, я поскорей убегу. Вы, г. Аксель, пожалуйста урезоньте его, если он подымет бурю… Ишь, как несется по лестнице! Я убегу… Вы урезоньте его, г. Аксель, пожалуйста…
И Марта поспешно скрылась в свое кухонное святилище.
Я остался один в столовой.
Надо признаться, что я вообще характера очень смирного и «урезонивать» строптивого дядюшку не представляло для меня особого удовольствия. Я подумывал, нельзя ли мне как-нибудь проюркнуть в свою коморку, на чердак, но, пока я собирался, лестница заскрипела под тяжелыми торопливыми шагами, – хозяин дома появился, быстро прошел через столовую, сбросил с себя широкополую шляпу, кинул трость в угол и, исчезая в своем рабочем кабинете, крикнул мне:
– Аксель! иди-ка сюда!
Я еще не успел и пошевелиться, как уж из кабинета грянуло:
– Аксель! Да что ж ты? где ты там запропастился?
Я поспешил в кабинет нетерпеливого дядюшки.
Профессор Отто Лиденброк был человек не строгий и не злой, но сумасброд и чудак каких мало.
Он страстно любил науку и отличался непомерным упрямством. Уж если он раз что-нибудь забирал себе в голову – так конец: никакие убеждения, никакие доводы не действовали.
Ему, по пословице, хоть кол на голове теши, а он все свое.
Любовь к науке была у него, как я сказал, самая страстная, но в то же время самая эгоистичная. Он читал свои лекции с увлечением и в то же время ни мало не заботился ни о развитии своих слушателей, ни о том – приносят ли эти лекции им пользу, – он читал, если смею так выразиться, для самоуслаждения.
В Германии до сей поры еще водятся «кладези науки», из которых чрезвычайно трудно зачерпывается каждая капля знания.
Как бы то ни было, дядюшка был настоящий ученый. Он был отличнейший минералог и геолог. Посмотрели бы вы на него, когда он являлся с своим молотком, стальной иглой, магнитною стрелкой, паяльной трубкой, сосудом с азотной кислотой! – По излому, виду, твердости, способности плавиться, по звуку, запаху, по вкусу какого-нибудь минерала, он живо классировал его между шестьюстами родов минералов, известных в настоящее время в науке.
Имя профессора Лиденброка было всем известно. Его посещали, проездом через Гамбург, и Гемфри Деви, и Гумбольдт, и капитаны Франклин и Сабин. Беккерель Эбельман, Брюстер, Дюма, Мильн Эдвардс, Сент-Клер Девиль часто совещались с ним по самым животрепещущим вопросам химии.
Представьте себе человека высокого, как шест, сухого, как копченая треска, здорового и крепкого, как железо. Ему было лет под пятьдесят, но белокурые волосы так его молодили, что никто бы не дал ему больше сорока. Огромные, круглые, голубые глаза живо бегали под громадными очками, а длинный, тонкий нос походил на отточенное лезвие; ходил он быстро, со сжатыми скулами (что служит, говорят, признаком буйного характера), а в ходьбе был неутомим; шаги у него были такие гигантские, что он мог всякого своего спутника привести в отчаяние.
Он жил в своем собственном маленьком домике на Королевской улице; окна выходили на один из тех кривых каналов, что пересекаются в самом старинном квартале Гамбурга, уцелевшем от страшного пожара 1842 года.
Домик был старенек, но еще держался хорошо. Громаднейший вяз, совершенно вросший в фасад зданьица, служил ему, я полагаю, главною подпорою. Весной свежие почки этого вяза так и лезли в окна.
Кроме дядюшки в этом домике жили его крестница, семнадцатилетняя девушка, по имени Гретхен, пожилая, добрейшая кухарка Марта и я.
В качестве племянника и сироты я сделался помощником г. профессора во всех его опытах и скоро так пристрастился к геологии, что все почти время возился с минералами.
Вообще говоря, в профессорском ветхом домике жилось хорошо. Хозяин, правда, был взбалмошен, вспыльчив, криклив, но он по-своему любил меня.
Итак, я поспешил в кабинет на громогласный зов дядюшки.
Дядюшкин кабинет был настоящий музей. Все образцы минерального царства расположены были здесь с приличными надписями, в отличнейшем порядке.
Как близко мне были знакомы все эти представители минерального царства! сколько раз я чистил и обметал все эти графиты, лигниты, антрациты, различные породы каменного угля и торфа! как бережно сдувал я пыль с этих горных и древесных смол, с этих органических солей, с этих металлов, начиная, с железа и кончая золотом и со всех этих камней, которых бы наверно хватило на постройку нового домика!
Входя в кабинет, я, впрочем, думал не о вышеупомянутых чудесах, а о дядюшке.
Он уже сидел в своем старом широком кресле, с глубочайшим вниманием просматривал какую-то книгу и беспрестанно восклицал:
– Что за книга! что за книга!
Спешу прибавить, что дядюшка, в досужее время, был и библиоманом, но в его глазах только та книга имела значение и цену, которой или нигде нельзя было найти, или над которой можно было потерять зрение.
– Что ж, Аксель, или ты не видишь? – вскрикнул он при моем появлении. – Да ведь это неоцененное сокровище! Это… я нашел этот экземпляр в жидовской лавочке, у Гевелиуса!
– Великолепный экземпляр! – сказал я, стараясь тоже придти в восторг.
Но мне трудненько показалось восторгаться старой, пожелтевшей книжонкой, в кожаном вылинявшем переплете.
– Да ты погляди-ка! – восклицал дядюшка. – Погляди, каков переплет! Ведь ей семьсот лет!
– А как называется это сочинение? – спросил я.
– Это сочинение? – повторил дядюшка с каким-то диким визгом. – Это Heims-Kringla Снорра Турлетона, знаменитого исландского ученого и поэта двенадцатого века! Это хроника норвежских князей, которые царствовали в Исландии!
– Неужто? и это перевод на немецкий язык?
– Перевод! – презрительно повторил дядюшка. – Очень нужны мне переводы! Это оригинальное сочинение, на исландском языке! Слышишь, на великолепнейшем, богатейшем исландском языке!
– А! Ну, а шрифт хорош?
– Шрифт? Ах, несчастный молодой человек! Я разве говорил тебе о шрифте? Так ты воображаешь, что это напечатано? О, невежда! О, злополучный! Это манускрипт, рунический манускрипт!
– Рунический?
– Да, да, рунический! Ты знаешь ли, что такое руны, а? Рунами называются буквы, которые в древности употреблялись в Исландии! Они, эти руны, по преданию, изобретены самим Одином! Слышишь? Самим Одином! Слышишь? Их изобрел Один! Да смотри же! удивляйся же! благоговей же! наслаждайся же!
Я старался исполнить в угоду дядюшке все приказанное, как вдруг из рунического манускрипта выпал какой-то грязный документ.
Дядюшка неистово на него кинулся.
– Что это такое? Что это такое? – воскликнул он.
Он бережно разложил и расправил на столе небольшой лоскут пергамента, испещренный какими-то странными знаками.
Может статься, кто-нибудь полюбопытствует знать, что это были за знаки и потому я их здесь изображу.
Монтаж Стивен Розенблюм , Пол Мартин Смит , Дирк Уэстервелт Оператор Чак Шуман Режиссер дубляжа Всеволод Кузнецов Сценаристы Майкл Д. Уайсс , Дженнифер Флэкетт , Марк Левин , еще Художники Дэвид Сэндфер , Жан Каземирчук , Мишель Лалиберт , еще
Знаете ли вы, что
- Картина является экранизацией одноименного романа Жюля Верна, события которого перенесены в наше время.
- «Путешествие к центру Земли» является первым фильмом, формат которого – цифровой 3D.
- Пол Чарт, который по замыслу продюсеров должен был снимать картину и создать сценарий для неё, отказался после того, как узнал о версии фильма в 3D. Он посчитал, что это извратит все его представление о ленте, сделав из неё «аттракцион».
- Когда главному герою пришлось разбирать вещи, оставшиеся после брата, то мужчина находит среди них устройство, предназначение которого не может разгадать. Это – изобретенный в 40 годах 19 века стереоскоп, позволяющий взглянуть на обычное изображение таким образом, что оно покажется трёхмерным.
- В 2012 году мир увидел сиквел к картине.
- Создатели фильма объявили о решении снимать третью часть «Путешествия», выход которой планируется на 2016 год.
- Планировалось, что лента будет сиквелом фильма 1959 года.
Больше фактов (+4)
Ошибки в фильме
- Когда Шон упал на берег, после катания на парусе, падал парень в перчатках. В следующем кадре перчатки таинственным образом исчезли, но мгновение позже – вновь трансформировались на прежнем месте.
- Падая на профессора, девушка Ханна сразу же отдергивает и убирает руки от лямок его рюкзака, но в дальнейшем кадре почему-то вновь в них вцепилась.
- Выбираясь из чащи с грибами герои то мокрые насквозь от пота, то вновь сухие.
- Мобильная связь доступна путешественникам не только в подземном мире, но и посреди океана.
Больше ошибок (+1)
Сюжет
Осторожно, текст может содержать спойлеры!
Профессора Тревора Андерсона не принимают всерьез ни коллеги, ни собственная семья. Кроме преподавания, ученый занят в экспериментальной лаборатории, которую открыл с пропавшим 10 лет назад братом, Максом. Но руководство ВУЗа решает закрыть их проект, потому что мало того, что он не окупается, так еще и занимает слишком много места.
Возвратясь домой, Тревор обнаруживает, что к нему едет родственница с целью оставить погостить на несколько дней племянника Шона. Мальчик тоже не особо рад предстоящему визиту. Но дяде удается наладить общение с мальцом, перебирая коробку с вещами, оставшимися после его отца. В прочем хламе отыскивается любимая книга Макса «Путешествие к центру Земли» Жюль Верна, вся испещрённая пометками на полях, вчитавшись в которые новые друзья несутся обратно в лабораторию. Тектонофизик оставил подсказки и сегодня – точно такие же условия, как и в июле 1997 года, когда он исчез.
Рассудив, что раз показания те же, то есть возможно узнать, что произошло с братом, Тревор едет в Исландию, ведь именно там открылся новый очаг показателей активности вулканов на карте. Расшифровав пометку, дядя с племянником едут к Сигурбьёрну Эсгерсону – исполнительному директору института прогрессивной вулканологии, но тот уже давно умер. Зато его дочь соглашается провести путешественников до необходимой пещеры, которая, предположительно, ведет к центру Земли за 5 тысяч крон в час.
В результате герои проваливаются в подземный доисторический мир. В пути они обнаруживают тело Макса и хоронят его.
Сразившись с динозаврами, переплыв море из хищных рыб и перейдя магнитный мост, путешественники в итоге оказываются на поверхности, поднятые древним гейзером. Тревор же прихватывает с собой алмазы и светящуюся птичку.
