Деревня Дворище, где жила до войны семья Якутовичей, располагалась в семи километрах от Минска. В семье - пятеро детей. Сергей самый старший: ему исполнилось 12 лет. Самый младший родился в мае 1941 года. Отец работал слесарем на Минском вагоноремонтном заводе. Мама - дояркой в колхозе. Смерч войны с корнями вырвал мирную жизнь из семьи. За связь с партизанами немцы расстреляли родителей. Сергей и его брат Леня ушли в партизанский отряд и стали бойцами диверсионно–подрывной группы. А младших братьев приютили добрые люди.

В четырнадцать мальчишеских лет на долю Сергея Якутовича досталось столько испытаний, что их с лихвой хватило бы и на сотню человеческих жизней... Отслужив в армии, Сергей Антонович работал на МАЗе. Потом - на станкостроительном заводе имени Октябрьской революции. 35 лет жизни отдал он декоративно–строительному цеху киностудии «Беларусьфильм». А годы лихолетья живут в его памяти. Как и все пережитое им - в рассказах о войне...

Раненый

Был пятый или шестой день войны. Грохот орудий за городом с утра внезапно умолк. Лишь в небе выли моторы. Немецкие истребители гонялись за нашим «ястребком». Резко спикировав вниз, «ястребок» у самой земли уходит от преследователей. Пулеметные очереди его не достали. Но от трассирующих пуль вспыхнули соломенные крыши в деревне Озерцо. Черные клубы дыма повалили в небо. Мы побросали своих телят и, не сговариваясь, рванули к горевшей деревне. Когда бежали через колхозный сад, услышали крик. Кто–то звал на помощь. В кустах сирени лежал на шинели раненый красноармеец. Рядом с ним - автомат ППД и пистолет в кобуре. Колено перевязано грязным бинтом. Лицо, заросшее щетиной, измучено болью. Однако присутствия духа солдат не терял. «Здорово, орлы! Немцев поблизости нет?» «Какие немцы!» - возмутились мы. Никто из нас не верил, что они здесь появятся. «Ну вот что, ребята, - попросил нас красноармеец, - принесите–ка мне чистых тряпок, йод или водку. Если рану не обработать, мне конец...» Мы посоветовались, кто пойдет. Выбор пал на меня. И я припустил к дому. Полтора километра для босоногого пацана - пару пустяков. Когда перебегал через дорогу, ведущую в Минск, увидел три мотоцикла, пыливших в мою сторону. «Вот и хорошо, - подумал я. - Они заберут раненого». Поднял руку, жду. Первый мотоцикл остановился рядом со мной. Два задних - поодаль. Из них спрыгнули солдаты и залегли у дороги. Серые от пыли лица. Лишь очки поблескивают на солнце. Но... обмундирование на них незнакомое, чужое. Мотоциклы и пулеметы не такие, как наши... «Немцы!» - дошло до меня. И я сиганул в густую рожь, что росла возле самой дороги. Пробежав несколько шагов, запутался и упал. Немец схватил меня за волосы и, что–то сердито бормоча, потащил к мотоциклу. Другой, сидевший в коляске, покрутил пальцем у виска. Я подумал, что сюда и влепят мне пулю... Водитель мотоцикла, тыкая пальцем в карту, несколько раз повторил: «Малинофка, Малинофка...» С того места, где мы стояли, были видны сады Малиновки. Я указал, в каком направлении им ехать...

А раненого красноармейца мы не бросили. Целый месяц носили ему еду. И лекарства, какие могли добыть. Когда рана позволила двигаться, он ушел в лес.

«Мы еще вернемся...»

Немцы, словно саранча, заполонили все деревни вокруг Минска. А в лесу, в зарослях кустарника и даже во ржи прятались красноармейцы, попавшие в окружение. Над лесом, едва не задевая колесами верхушки деревьев, над хлебным полем кружил самолет–разведчик. Обнаружив бойцов, летчик поливал их из пулемета, швырял гранаты. Уже солнце садилось за лес, когда к нам с братом Леней, пасущим телят, подошел командир с группой бойцов. Было их человек 30. Я объяснил командиру, как выйти к деревне Волчковичи. И дальше двигаться вдоль реки Птичь. «Слушай, парень, проведи нас в эти Волчковичи, - попросил командир. - Скоро стемнеет, а ты ведь у себя дома...» Я согласился. В лесу мы наткнулись на группу красноармейцев. Человек 20 с полным вооружением. Пока командир проверял у них документы, я с ужасом понял, что потерял в лесу ориентир. В этих местах я только однажды был с отцом. Но с тех пор прошло столько времени... Цепочка бойцов растянулась на сотни метров. А у меня ноги подкашиваются от страха. Я не знаю, куда мы идем... Вышли к шоссе, по которому двигалась колонна немецких автомашин. «Ты куда нас привел, сукин сын?! - подскакивает ко мне командир. - Где твой мост? Где река?» Лицо перекошено от ярости. В руках пляшет револьвер. Секунда–другая - и пустит мне пулю в лоб... Лихорадочно соображаю: если Минск в этом направлении, то, значит, нам надо в обратном. Чтобы не сбиться с пути, решили идти вдоль шоссе, продираясь сквозь непроходимый кустарник. Каждый шаг давался с проклятием. Но вот лес кончился, и мы оказались на возвышенности, где паслись коровы. Виднелась окраина деревни. А внизу - речка, мост... У меня отлегло от сердца: «Слава Богу! Пришли!» Рядом с мостом - два обгоревших немецких танка. Над руинами здания курится дым... Командир расспрашивает старика–пастуха, есть ли в деревне немцы, можно ли найти врача - у нас раненые... «Были ироды, - рассказывает старик. - И дело черное сотворили. Когда увидели подбитые танки и трупы танкистов, в отместку подперли двери Дома отдыха (а там было полным–полно раненых) и подожгли. Нелюди! Сжечь в огне беспомощных людей... Как их только земля носит!» - сокрушался старик. Красноармейцы перебежали шоссе и скрылись в густом кустарнике. Последними ушли командир и двое пулеметчиков. У самого шоссе командир обернулся и помахал мне рукой: «Мы еще вернемся, парень! Обязательно вернемся!»

Шел третий день оккупации.

Миномет

На лето я и мой брат Леня, который на два года моложе меня, подрядились пасти колхозных телят. Ох и намаялись мы с ними! Но как быть сейчас? Когда в деревне немцы, колхоза нет и телята неизвестно чьи...

«Скотина не виновата. Как пасли телят, так и пасите, - решительно заявила мама. - Да смотрите у меня, к оружию не прикасаться! И не дай Бог что–нибудь принести домой...»

Рев голодных телят мы услышали издалека. У дверей коровника стояла повозка. Двое немцев волокли к ней убитого теленка. Забросили на повозку, вытерли окровавленные руки о телячью шерсть. И пошли за другим...

С трудом выгнали мы телят на луг. Но они тут же разбежались, напуганные самолетом–разведчиком. Я хорошо видел лицо летчика в очках. И даже его ухмылку. Эх, шарахнуть бы из винтовки в эту наглую рожу! Руки чесались от желания взять оружие. И ничто меня не остановит: ни приказы немцев о расстреле, ни запреты родителей... Сворачиваю на тропинку, протоптанную во ржи. И вот она, винтовка! Как будто дожидается меня. Беру ее в руки и чувствую себя вдвое сильнее. Конечно, ее надо спрятать. Выбираю место, где рожь погуще, и натыкаюсь на целый арсенал оружия: 8 винтовок, патроны, сумки с противогазами... Пока я рассматривал все это, над самой головой пролетел самолет. Летчик видел и оружие, и меня. Сейчас развернется и даст очередь... Что есть духу я припустил к лесу. Зашился в кустарник и тут неожиданно для себя обнаружил миномет. Новенький, отливающий черной краской. В открытой коробке - четыре мины с колпачками на носу. «Не сегодня завтра, - подумал я, - вернутся наши. Я передам миномет Красной Армии и получу за это орден или ручные кировские часы. Вот только где его спрятать? В лесу? Могут найти. Дома надежнее». Плита тяжеленная. Одному не справиться. Уговорил брата помочь мне. Средь бела дня где по–пластунски, где на четвереньках волок я миномет по картофельным бороздам. А следом за мной Леня тащил коробку с минами. Но вот мы дома. Укрываемся за стеной хлева. Отдышались, установили миномет. Брат тут же приступил к изучению пехотной артиллерии. Он быстро во всем разобрался. Недаром в школе у него была кличка Талант. Подняв ствол почти вертикально, Леня взял мину, отвинтил колпачок и протягивает мне: «Опускай хвостом вниз. А там посмотрим...» Я так и сделал. Грохнул глухой выстрел. Мина, чудом не задев мою руку, взвилась в небо. Получилось! Охваченные азартом, мы забыли обо всем на свете. Вслед за первой миной послали еще три. Черные точки мгновенно таяли в небе. И вдруг - взрывы. Один за другим. И все ближе, ближе к нам. «Бежим!» - крикнул я брату и рванул за угол хлева. У калитки остановился. Брата со мной не было. «Надо пойти к телятам», - подумал я. Но было поздно. К дому приближались трое немцев. Один заглянул во двор, а двое пошли к хлеву. Затрещали автоматы. «Леньку убили!» - полоснуло в моем сознании. Из дома вышла мама с маленьким братиком на руках. «А теперь всех нас прикончат. И все из–за меня!» И такой ужас охватил мое сердце, что, казалось, оно не выдержит и разорвется от боли... Немцы вышли из–за хлева. Один, поздоровее, нес на плечах наш миномет... А Ленька спрятался на сеновале. Родители так и не узнали, что наша семья могла погибнуть на третий день немецкой оккупации.

Гибель отца

У отца, работавшего до войны слесарем на Минском вагоноремонтном заводе, руки были золотые. Вот он и стал кузнецом. К Антону Григорьевичу люди шли с заказами со всех окрестных сел. Отец мастерски делал серпы из штык–ножей. Клепал ведра. Мог отремонтировать самый безнадежный механизм. Одним словом - мастер. Соседи уважали отца за прямоту и честность. Ни робости, ни страха он ни перед кем не испытывал. Мог заступиться за слабого и дать отпор наглой силе. Вот за это и возненавидел его староста Иванцевич. В деревне Дворище предателей не было. Иванцевич - чужак. В нашу деревню он с семьей приехал

накануне войны. И так выслуживался перед немцами, что в знак особого доверия получил право носить оружие. Двое его старших сыновей служили в полиции. Была еще у него взрослая дочь да сын на пару лет старше меня. Много зла принес людям староста. Досталось от него и отцу. Землю он нам выделил самую нищую, самую бросовую. Сколько сил вкладывал отец, да и мы с мамой тоже, чтобы ее обработать, а дойдет дело до урожая - собирать нечего. Спасала семью кузня. Склепал отец ведро - получи за это ведро муки. Таков расчет. Старосту партизаны расстреляли. И его семья решила, что повинен в этом отец. Никто из них не сомневался, что он был связан с партизанами. Иногда среди ночи я просыпался от странного стука в оконное стекло (потом догадался: по стеклу тюкали патроном). Отец поднимался, выходил во двор. Он явно что–то делал для партизан. Но кто в такие дела будет посвящать пацана?..

Это случилось в августе 1943 года. Убрали хлеб. Снопы свезли в гумно и решили справить дожинки. Отец хорошо выпил. И, когда ночью раздался знакомый стук в окно, крепко спал. Во двор вышла мама. Прошло совсем немного времени, и по стене скользнул свет автомобильных фар. У нашего дома остановилась машина. В дверь загрохотали прикладами. Ворвались немцы и, светя фонариками, стали шарить по всем углам. Один подошел к колыске, дернул тюфячок. Братик ударился о край головой и поднял крик. Проснувшись от детского плача, отец бросился на немцев. Но что он мог сделать голыми руками? Его скрутили и поволокли во двор. Я схватил одежду отца - и за ними. У машины стоял сын старосты... В ту ночь взяли еще троих сельчан. Мама искала отца по всем тюрьмам. А его с односельчанами держали в Щемыслице. И через неделю расстреляли. Сын переводчика узнал от своего отца, как это было. И рассказал мне...

Их привезли на расстрел и дали каждому лопату. Приказали копать могилу неподалеку от берез. Отец вырвал у односельчан лопаты, отшвырнул их в сторону и выкрикнул: «Не дождетесь, гады!» «А ты, оказывается, герой? Ну что ж, наградим тебя за смелость красной звездой, - улыбаясь, сказал старший полицай, из местных был. - Привяжите его к дереву!» Когда отца привязали к березе, офицер приказал солдатам вырезать у него на спине звезду. Никто из них не двинулся с места. «Тогда я сам это сделаю, а вы будете наказаны», - пригрозил своим полицай. Отец умер стоя...

Месть

Я дал себе клятву отомстить за отца. Сын старосты следил за нашим домом. Он донес немцам, что видел партизан. Из–за него казнили отца...

У меня был револьвер и пистолет ТТ. Оружием мы с братом владели, как ворошиловские стрелки. Винтовки надежно спрятали, а вот из карабинов стреляли часто. Заберемся в лес, где погуще, установим какую–либо мишень и лупим поочередно. За этим занятием нас однажды и застукали партизанские разведчики. Карабины отобрали. Однако нас это вовсе не огорчило. А когда стали расспрашивать что да как, я сказал, что знаю, кто предал моего отца. «Возьмешь предателя, веди его в Новый Двор. Там есть кому разобраться», - посоветовали партизаны. Они и помогли мне совершить возмездие...

В дом не захожу. Меня всего колотит. Из хаты выходит Леня. Смотрит на меня с испугом. «Что произошло? У тебя такое лицо...» - «Дай честное пионерское, что никому не скажешь». - «Даю. Но говори же!» - «Я отомстил за отца...» «Что ты наделал, Сережа?! Нас всех убьют!» - и с криком бросился в дом.

Через минуту вышла мама. Лицо бледное, губы трясутся. На меня не смотрит. Вывела лошадь, запрягла в телегу. Забросила узлы с одеждой. Усадила троих братиков. «Поедем к родичам в Озерцо. А у вас теперь одна дорога - в партизаны».

Дорога в отряд

Ночь мы провели в лесу. Наломали лапника - вот и постель под елкой. Мы так спешили уйти из дому, что не прихватили одежду потеплее. Даже хлеба не взяли с собой. А на дворе осень. Прижались спиной к спине и колотимся от холода. Какой тут сон... В ушах еще звучали выстрелы. Перед глазами сын старосты, рухнувший от моей пули лицом в землю... Да, я отомстил за отца. Но какой ценой... Солнце поднялось над лесом, и золото листвы вспыхнуло огнем. Надо идти. Подгонял нас и голод. Очень хотелось есть. Лес неожиданно кончился, и мы вышли к хутору. «Давай попросим какой–нибудь еды», - говорю я брату. «Я - не попрошайка. Иди, если хочешь, сам...» Подхожу к дому. В глаза бросился необычно высокий фундамент. Дом стоял в ложбине. Очевидно, весной тут затапливает. Здоровенный пес заливается. На крыльцо вышла хозяйка. Еще молодая и довольно миловидная женщина. Я попросил у нее хлеба. Она ничего не успела сказать: на крыльце загремели сапоги и по деревянным ступенькам спустился вниз мужик. Высокого роста, лицо красное. Видно, что в подпитии. «Кто такой? Документы!» В кармане у меня пистолет, за поясом - второй. Полицай без оружия. Промахнуться с двух шагов невозможно. Но меня парализовал страх. «А ну пошли в дом!» Рука тянется, чтобы схватить меня за шиворот. Я рванул к лесу. Полицай за мной. Догнал. Ударил меня в затылок. Я падаю. Ногой наступает мне на горло: «Попался, сволочь! Сдам тебя немцам и награду еще получу». «Не получишь, гад!» Выхватываю из–за пояса револьвер и стреляю в упор...

От мамы я знал, что в Новом Дворе есть связная партизан Надя Ребицкая. Она и привела нас в отряд имени Буденного. Спустя некоторое время мы с братом стали бойцами диверсионно–подрывной группы. Мне было 14 лет, а Лене - 12.

Последнее свидание с мамой

Когда я слышу рассуждения об истоках патриотизма, о мотивации героических поступков, я думаю, что моя мама Любовь Васильевна и не знала о существовании таких слов. Но героизм она проявила. Молча, тихо. Не рассчитывая на благодарности и награды. Зато рискуя каждый час и своей жизнью, и жизнями детей. Мама выполняла задания партизан даже после того, как лишилась дома и вынуждена была с тремя детьми скитаться по чужим углам. Через связную нашего отряда я договорился о встрече с мамой.

Тихо в лесу. Мартовский серый денек клонится к вечеру. Вот–вот на подтаявший снег лягут сумерки. Среди деревьев мелькнула фигура женщины. Мамин кожух, мамина походка. Но что–то сдерживало меня броситься ей навстречу. Лицо у женщины совершенно незнакомое. Страшное, черное... Стою на месте. Не знаю, что делать. «Сережа! Это - я», - мамин голос. «Что с тобой сделали, мама?! Кто тебя так?..» - «Не сдержалась я, сынок. Не надо было мне это говорить. Вот и досталось от немца...» В деревне Дворище разместились на отдых немецкие солдаты с фронта. Полно было их и в нашем пустовавшем доме. Мама знала об этом, но все–таки рискнула проникнуть в сарай. Там на чердаке хранилась теплая одежда. Стала подниматься по лестнице - тут ее и схватил немец. Отвел в дом. За столом пировали немецкие солдаты. Уставились на маму. Один из них говорит по–русски: «Ты - хозяйка? Выпей с нами». И наливает полстакана водки. «Спасибо. Я не пью». - «Ну раз не пьешь, тогда постирай нам белье». Взял палку и стал ворошить кучу грязного белья, сваленного в углу. Вытащил обгаженные подштанники. Немцы дружно захохотали. И тут мама не выдержала: «Вояки! Небось от самого Сталинграда драпаете!» Немец взял полено и со всего маху ударил маму по лицу. Она рухнула без сознания. Каким–то чудом мама осталась жива, и ей даже удалось уйти...

Нерадостным было мое свидание с ней. Что–то необъяснимо тревожное, гнетущее давило на сердце. Я сказал, что для безопасности ей с детьми лучше уехать в Налибокскую пущу, где базировался наш отряд. Мама согласилась. А через неделю к нам в лес с плачем прибежала Вера Васильевна, родная сестра мамы. «Сережа! Убили твою маму...» - «Как убили?! Я недавно с ней виделся. Она должна была уехать...» - «По дороге в пущу нас догнали двое на лошадях. Спрашивают: «Кто из вас Люба Якутович?» Люба отозвалась. Вытащили ее из саней и повели в дом. Всю ночь допрашивали, пытали. А утром расстреляли. Дети пока у меня...» Запрягли мы лошадь в сани - и галопом. В голове никак не укладывается, что самое страшное уже случилось... Мама в отцовском кожухе лежала в ложбинке неподалеку от дороги. На спине - кровавое пятно. Я упал перед ней на колени и стал просить прощения. За грехи мои. За то, что не защитил. Что не уберег от пули. Ночь стояла в моих глазах. И снег казался черным...

Похоронили маму на кладбище возле деревни Новый Двор. Всего три месяца оставалось до освобождения... Наши уже были в Гомеле...

Почему я не попал на парад партизан

Партизанский отряд имени 25–летия БССР идет в Минск на парад. До Победы еще 297 дней и ночей. Мы празднуем свою, партизанскую победу. Мы празднуем освобождение родной земли. Мы празднуем жизнь, которая могла оборваться в любую минуту. Но вопреки всему - мы остались жить...

Прошли Ивенец. Откуда ни возьмись - два немца. Пригнувшись, бегут к лесу. В руках у одного - винтовка, у другого - автомат. «Кто их возьмет?» - спрашивает командир. «Я возьму!» - отвечаю ему. «Давай, Якутович. Только зря не высовывайся. И догоняй нас». Отряд ушел. Я - за немцами. Где ползком, где короткими перебежками. А трава высокая. Сапоги в ней путаются, мешают. Сбросил их, преследую босиком. Взял я вояк, обезоружил. Веду к дороге. А сам думаю: куда мне их девать? Вижу, по дороге пылит колонна пленных. Фрицев 200, пожалуй. Я к конвоиру: забери еще двоих. Он остановил колонну. Спрашивает, кто я такой. Рассказал и про отца вспомнил. «Почему ты босой?» Объясняю. «Ну, брат, босиком идти на парад - людям на смех. Подожди, что–нибудь придумаем...» Несет мне сапоги: «Обувайся». Я поблагодарил и только сделал несколько шагов - зовет меня конвоир. Он обыскал моих пленных. У того, что помоложе, обнаружил пистолет и полный котелок золотых зубов, коронок... «Говоришь, отца твоего расстреляли? Бери этого живодера, отведи в кусты и шлепни». Отвел я пленного с дороги, снял с плеча автомат... Немец упал на колени, по грязному лицу текут слезы: «Нихт шиссен! Нихт шиссен!» Что–то вспыхнуло у меня внутри и тут же погасло. Я нажал на спуск... Возле самого немца пули скосили траву и вошли в землю. Немец вскочил на ноги и скрылся в колонне военнопленных. Конвоир посмотрел на меня и молча пожал мне руку...

Свой отряд я не догнал и на партизанский парад не попал. Всю жизнь об этом жалею.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter

В советское время их портреты висели в каждой школе. И каждый подросток знал их имена. Зина Портнова, Марат Казей, Лёня Голиков, Валя Котик, Зоя и Шура Космодемьянские. Но были и десятки тысяч юных героев, чьи имена неизвестны. Их называли «пионеры-герои», комсомольцы. Но героями они были не потому, что, как и все сверстники, они были членами пионерской или комсомольской организации, а потому, что они были настоящими патриотами и настоящими людьми.

Армия юных

Во время Великой Отечественной войны против гитлеровских оккупантов действовала целая армия мальчишек и девчонок. Только в оккупированной Белоруссии не менее 74500 мальчишек и девчонок, юношей и девушек воевали в партизанских отрядах. В Большой Советской Энциклопедии написано, что в годы Великой Отечественной войны более 35 тыс. пионеров – юных защитников Родины - было награждено боевыми орденами и медалями.

Это было поразительное «движение»! Мальчишки и девчонки не дожидались, пока их «призовут» взрослые, – начали действовать с первых дней оккупации. Рисковали смертельно!

Так же и многие другие начинали действовать на свой страх и риск. Кто-то находил разбросанные с самолетов листовки и распространял их в своем райцентре или деревне. Полоцкий мальчишка Леня Косач собрал на местах сражений 45 винтовок, 2 ручных пулемета, несколько корзин патронов и гранат и надежно спрятал все это; представился случай – передал партизанам. Таким же образом создавали для партизан арсеналы и сотни других ребят. Двенадцатилетняя отличница Люба Морозова, немного зная немецкий, занималась «спецпропагандой» среди врагов, рассказывая им, как ей хорошо жилось до войны без «нового порядка» оккупантов. Солдаты нередко говорили ей, что она «красная до костей», и советовали попридержать язык, пока это для нее не закончилось плохо. Позже Люба стала партизанкой. Одиннадцатилетний Толя Корнеев выкрал у немецкого офицера пистолет с патронами и стал искать людей, которые помогли бы ему выйти на партизан. Летом 1942 года мальчик преуспел в этом, встретив свою одноклассницу Олю Демеш, которая к тому времени уже была членом одного из отрядов. А когда в отряд старшие ребята привели 9-летнего Жору Юзова, и командир в шутку спросил: «А этого малого кто будет нянчить?», мальчишка, помимо пистолета, выложил перед ним четыре гранаты: «Вот кто меня будет нянчить!».

Сережа Росленко 13 лет помимо собирания оружия на свой страх и риск вел разведку: найдется, кому передать сведения! И нашел. Откуда-то у детей появлялось и понятие о конспирации. Шестиклассник Витя Пашкевич осенью 1941 года организует в оккупированном фашистами Борисове подобие краснодонской «Молодой гвардии». Он и его команда выносили с вражеских складов оружие и боеприпасы, помогали устраивать подпольщикам побеги военнопленных из концлагерей, термитными зажигательными гранатами сожгли вражеский склад с обмундированием…

Опытный разведчик

В январе 1942 года один из партизанских отрядов, действовавших в Понизовском районе Смоленской области, был окружен гитлеровцами. Немцы, изрядно потрепанные в ходе контрнаступления советских войск под Москвой, сразу ликвидировать отряд не рискнули. Точными разведданными о его численности они не располагали, поэтому ждали подкрепления. Однако кольцо держали туго. Партизаны ломали голову, как выйти из окружения. Кончалось продовольствие. И командир отряда запросил помощи у командования Красной Армии. В ответ по рации пришла шифровка, в которой сообщалось, что активными действиями войска помочь не смогут, но в отряд будет направлен опытный разведчик.

И действительно, в условленное время над лесом послышался шум моторов воздушного транспортника, и через несколько минут в расположении окруженных приземлился парашютист. Партизаны, принявшие небесного посланца, были немало удивлены, когда увидели перед собой… мальчишку.

– Это ты-то опытный разведчик? – спросил командир.

– Я. А что, не похож? – Парнишка был в форменном армейском бушлате, ватных штанах и шапке-ушанке со звездочкой. Красноармеец!

– Сколько же тебе лет? – все еще не мог прийти в себя от удивления командир.

– Скоро стукнет одиннадцать! – важно ответил «опытный разведчик».

Мальчика звали Юра Жданко. Родом он был из Витебска. В июле 1941 года вездесущий пострел и знаток местных территорий показал отступающей советской части брод чрез Западную Двину. Вернуться домой он уже не смог – пока выступал в роли проводника, в родной город вошла гитлеровская бронетехника. И разведчики, которым было поручено сопроводить мальчика назад, взяли его с собой. Так он был зачислен воспитанником моторазведывательной роты 332-й стрелковой Ивановской дивизии им. М.Ф. Фрунзе.

К делам его поначалу не привлекали, но, от природы наблюдательный, глазастый и памятливый, он быстро уяснил азы рейдовой фронтовой науки и даже осмеливался давать взрослым советы. И его способности оценили. Его стали посылать за линию фронта. В деревнях он, переодевшись, с сумой за плечами просил милостыню, собирая сведения о расположении и численности вражеских гарнизонов. Успел поучаствовать и в минировании стратегически важного моста. При взрыве красноармеец-минер был ранен, и Юра, оказав первую помощь, вывел его в расположение части. За что получил свою первую медаль «За отвагу».

…Лучшего разведчика, чтобы помочь партизанам, похоже, действительно было не найти.

– С парашютом вот только ты, пацан, не прыгал… – сокрушенно сказал начальник разведки.

– Два раза прыгал! – звонко возразил Юра. – Я сержанта упросил… он меня незаметно учил…

Все знали, что этот сержант и Юра были не разлей вода, и он мог, конечно, пойти на поводу у полкового любимца. Двигатели Ли-2 уже ревели, самолет был готов к разбегу, когда паренек признался, что с парашютом он, конечно, ни разу не прыгал:

– Сержант мне не разрешил, я только купол укладывать помогал. Покажите, как и за что дергать!

– Врал-то зачем?! – кричал на него инструктор. – На сержанта напраслину возводил.

– Думал, проверять будете… А не проверили бы: сержанта-то убили…

Благополучно прибыв в отряд, десятилетний витебчанин Юра Жданко сделал то, что не могли взрослые… Его переодели во все деревенское, и вскоре мальчишка пробрался в избу, где квартировал руководивший окружением немецкий офицер. Гитлеровец обитал в доме некоего деда Власа. К нему-то под видом внука из райцентра и пришел юный разведчик, которому была поставлена довольно сложная задача – добыть у вражеского офицера документы с планами уничтожения окруженного отряда. Удобный случай выпал только через несколько дней. Гитлеровец вышел из дома налегке, оставив ключ от сейфа в шинели… Так документы оказались в отряде. А заодно Юра и деда Власа привел, убедив его, что оставаться в такой ситуации в доме нельзя.

В 1943 году Юра вывел из окружения регулярный батальон Красной Армии. Все разведчики, посланные, чтобы отыскать «коридор» для товарищей, погибли. Задание поручили Юре. Одному. И он нашел слабое место во вражеском кольце… Стал орденоносцем Красной звезды.

Юрий Иванович Жданко, вспоминая свое военное детство, говорил, что он «играл в реальную войну, делал то, что не могли взрослые, и ситуаций, когда они что-то не могли, а я мог, было очень много».

Четырнадцатилетний спаситель военнопленных

14-летний минский подпольщик Володя Щербацевич был одним из первых подростков, кого немцы казнили за участие в подполье. Казнь его они запечатлели на фотопленку и распространили потом эти кадры по всему городу – в назидание другим...

Мать и сын Щербацевичи с первых дней оккупации белорусской столицы прятали у себя на квартире советских командиров, которым подпольщики время от времени устраивали побеги из лагеря военнопленных. Ольга Федоровна была врачом и оказывала освобожденным медицинскую помощь, переодевала в гражданскую одежду, которую вместе с сыном Володей собирала у родственников и знакомых. Из города удалось вывести уже несколько групп спасенных. Но однажды в пути, уже за городскими кварталами, одна из групп попала в лапы гестапо. Выданные предателем, сын и мать попали в фашистские застенки. Выдержали все пытки.

А 26 октября 1941 года в Минске появились первые виселицы. В этот день в последний раз, окруженный сворой автоматчиков, прошел по улицам родного города и Володя Щербацевич… Репортаж его казни педантичные каратели запечатлели на фотопленке. И возможно, мы видим на ней первого юного героя, отдавшего свою жизнь за Родину во время Великой Отечественной войны.

Погибни, но отомсти

Вот еще один удивительный пример юного героизма из 1941-го…

Поселок Осинторф. В один из августовских дней гитлеровцы вместе со своими подручными из местных жителей - бургомистром, писарем и обер-полицейским - изнасиловали и зверски убили молодую учительницу Аню Лютову. В поселке к тому времени уже действовало молодежное подполье под руководством Славы Шмуглевского. Ребята собрались и постановили: «Смерть предателям!» Исполнить приговор вызвались сам Слава, а также братья-подростки Миша и Женя Теленченко тринадцати и пятнадцати лет.

К тому времени у них уже был припрятан найденный в местах боев пулемет. Действовали просто и прямо, по-мальчишески. Братья воспользовались тем, что мать в этот день ушла к родственникам и должна была вернуться только утром. Пулемет установили на балконе квартиры и стали поджидать предателей, которые нередко проходили мимо. Не просчитались. Когда те приблизились, Слава начал стрелять в них почти в упор. Но одному из преступников – бургомистру - при этом удалось бежать. Он доложил по телефону в Оршу, что на поселок напал крупный партизанский отряд (пулемет – штука серьезная). Примчались машины с карателями. С помощью ищеек оружие быстро нашли: Миша и Женя не успев найти более надежного тайника, спрятали пулемет на чердаке своего же дома. Обоих арестовали. Мальчиков жесточайше и долго пытали, но ни один из них не выдал врагу Славу Шмуглевского и других подпольщиков. Казнили братьев Теленченко в октябре.

Великий конспиратор

Павлик Титов для своих одиннадцати был великим конспиратором. Он партизанил два с лишним года так, что об этом не догадывались даже его родители. Многие эпизоды его боевой биографии так и остались неизвестными. Известно же вот что.

Сначала Павлик и его товарищи спасли раненого, обожженного в сгоревшем танке советского командира – нашли для него надежное укрытие, а по ночам носили ему еду, воду, по бабушкиным рецептам варганили какие-то лекарственные отвары. Благодаря мальчишкам танкист быстро поправился.

В июле 1942 года Павлик и его друзья передали партизанам найденные ими несколько винтовок и пулеметов с патронами. Последовали задания. Юный разведчик проникал в расположение гитлеровцев, вел подсчеты живой силы и техники.

Он вообще был ушлым парнишкой. Однажды притащил партизанам тюк с фашистской формой:

– Думаю, вам пригодится… Не самим носить, конечно…

– А взял-то где?

– Да купались фрицы…

Не раз, переодевшись в добытую мальчиком форму, партизаны проводили дерзкие налеты и операции.

Парнишка погиб осенью 1943 года. Не в бою. Немцы проводили очередную карательную операцию. Павлик с родителями прятался в землянке. Каратели расстреляли всю семью – отца, мать, самого Павлика и даже его маленькую сестренку. Он был похоронен в братской могиле в Сураже, что недалеко от Витебска.

Ленинградская школьница Зина Портнова в июне 1941 года приехала с младшей сестрой Галей на летние каникулы к бабушке в деревню Зуи (Шумилинский район Витебщины). Ей было пятнадцать... Сначала она устроилась подсобной рабочей в столовой для немецких офицеров. И вскоре вместе с подругой осуществила дерзкую операцию – отравила более ста гитлеровцев. Ее могли схватить сразу, но за ней стали следить. К тому времени она уже была связана с Обольской подпольной организацией «Юные мстители». Дабы избежать провала, Зину переправили в партизанский отряд.

Как-то ей поручили разведать численность и род войск в районе Оболи. В другой раз – уточнить причины провала в Обольском подполье и установить новые связи... После выполнения очередного задания ее схватили каратели. Долго пытали. Во время одного из допросов девушка, едва следователь отвернулся, схватила со стола пистолет, которым он ей только что угрожал, и застрелила его. Выскочила в окно, сразила выстрелом часового и бросилась к Двине. За ней кинулся другой часовой. Зина, спрятавшись за кустом, хотела уничтожить и его, но оружие дало осечку…

Потом ее уже не допрашивали, а методично мучили, издевались. Выкололи глаза, отрезали уши. Загоняли под ногти иголки, выкручивали руки и ноги… 13 января 1944 года Зину Портнову расстреляли.

«Малыш» и его сестры

Из донесения Витебского подпольного горкома партии 1942 года: «Малыш» (ему 12 лет), узнав, что партизаны нуждаются в ружейном масле, без задания, по собственной инициативе, принес из города 2 литра ружейного масла. Затем ему поручили доставить для диверсионных целей серную кислоту. Он ее также принес. Причем нес в мешке, за спиной. Кислота пролилась, на нем прогорела рубашка, обгорела спина, но кислоту он не бросил».

«Малышом» был Алеша Вялов, который пользовался у местных партизан особой симпатией. А действовал он в составе семейной группы. Когда началась война, ему было 11, старшим сестрам Василисе и Ане – 16 и 14, остальные дети – мал мала меньше. Алеша и его сестры были очень изобретательны. Они трижды поджигали витебский железнодорожный вокзал, подготовили взрыв биржи труда, чтобы запутать учет населения и спасти молодежь и других жителей от угона в «германский рай», взорвали паспортный стол в помещении полиции… Диверсий на их счету – десятки. И это помимо того, что они были связными, распространяли листовки…

«Малыш» и Василиса умерли вскоре после войны от туберкулеза… Редкий случай: на доме Вяловых в Витебске установлена мемориальная доска. Этим детям памятник бы из золота!..

Между тем известно и о другой витебской семье – Лынченко. 11-летний Коля, 9-летняя Дина и 7-летняя Эмма были связными своей матери, Натальи Федоровны, квартира которой служила для явок. В 1943 году в результате провала гестапо ворвалось в дом. Мать избивали на глазах детей, стреляли над ее головой, требуя назвать участников группы. Издевались и над детьми, выпытывая и у них, кто приходил к матери, куда она сама ходи-ла. Маленькую Эмму пробовали подкупить шоколадкой. Дети не сказали ничего. Более того, во время обыска в квартире, улучив момент, Дина достала из-под доски стола, где был один из тайников, шифровки и спрятала их под платье, а когда каратели ушли, уведя мать, сожгла их. Дети были оставлены в доме как приманка, но те, зная, что за домом следят, сумели знаками предупредить связников, идущих на проваленную явку...

Приз за голову юной диверсантки

За голову оршанской школьницы Оли Демеш гитлеровцы обещали круглую сумму. Об этом в своих мемуарах «От Днепра до Буга» рассказал Герой Советского Союза, бывший командир 8-й партизанской бригады полковник Сергей Жунин. 13-летняя девчонка на станции Орша-Центральная взрывала цистерны с горючим. Иногда действовала с двенадцатилетней сестренкой Лидой. Жунин вспоминал, как инструктировали Олю перед заданием: «Необходимо поставить мину под цистерну с бензином. Запомни, только под цистерну с бензином!» – «Керосин знаю, как пахнет, сама на керогазе готовила, а бензин… дайте хоть понюхать». На узле скапливалось много поездов, десятки цистерн, а ты найди «самую ту». Оля и Лида ползали под эшелонами, принюхивались: эта или не эта? Бензин или не бензин? Потом бросали камешки и по звуку определяли: порожняя или полная? И только потом цепляли магнитную мину. Пожар уничтожал огромное количество вагонов с техникой, продовольствием, обмундированием, фуражом, сгорали и паровозы...

Немцам удалось схватить мать и сестренку Оли, их расстреляли; но Оля оставалась неуловимой. За десять месяцев своего участия в бригаде «Чекист» (с 7 июня 1942 года по 10 апреля 1943 года) она показала себя не только бесстрашной разведчицей, но и пустила под откос семь вражеских эшелонов, участвовала в разгроме нескольких военно-полицейских гарнизонов, имела на своем личном счету 20 уничтоженных вражеских солдат и офицеров. А потом еще была и участницей «рельсовой войны».

Одиннадцатилетний диверсант

Витя Ситница. Как же он хотел партизанить! Но в течение двух лет с начала войны оставался «лишь» проводником партизанских диверсионных групп, проходивших через его деревню Куритичи. Однако от партизанских проводников во время их коротких привалов он и научился кое-чему. В августе 1943 года его вместе со старшим братом приняли в партизанский отряд. Определили в хозяйственный взвод. Тогда он заявил, что чистить картошку и выносить помои при его умении закладывать мины – это несправедливо. Тем более что в самом разгаре – «рельсовая война». И его стали брать на боевые задания. Мальчишка лично пустил под откос 9 эшелонов с живой силой и боевой техникой противника.

Весной 1944-го Витя заболел ревматизмом и был отпущен к родным за лекарством. В деревне его схватили переодетые в красноармейцев гитлеровцы. Мальчик был зверски замучен.

Маленький сусанин

Свою войну с немецко-фашистскими захватчиками он начал 9-летним. Уже летом 1941 года в доме его родителей в деревне Байки на Брестчине областной антифашистский комитет оборудовал тайную типографию. Выпускали листовки со сводками Совинфорбюро. Тихон Баран помогал их распространять. Два года юный подпольщик занимался этой деятельностью. Гитлеровцам удалось выйти на след печатников. Типография была разгромлена. Мать Тихона с сестренками скрылась у родственников, а сам он ушел к партизанам. Однажды, когда он навещал родных, в деревню нагрянули немцы. Мать угнали в Германию, а парнишку избили. Он сильно заболел и остался в деревне.

Его подвиг краеведы датировали 22 января 1944 года. В этот день в деревне снова появились каратели. За связь с партизанами всех жителей расстреляли. Деревню сожгли. «А ты, – сказали Тихону, – укажешь нам путь к партизанам». Трудно сказать, слышал ли что-либо деревенский мальчишка о костромском крестьянине Иване Сусанине, более чем за три века до этого заведшего польских интервентов в топкое болото, только Тихон Баран показал фашистам такую же дорогу. Они убили его, но и сами не все вылезли из той трясины.

Прикрывший отряд

Ваня Казаченко из деревни Заполье Оршанского района Витебской области в апреле 1943 года стал пулеметчиком партизанского отряда. Ему было тринадцать. Кто служил в армии и носил на плечах хотя бы автомат (не пулемет!) Калашникова, может представить, чего стоило это мальчишке. Партизанские рейды чаще всего были многочасовыми. А тогдашние пулеметы тяжелее, чем нынешние… После одной из успешных операций по разгрому вражеского гарнизона, в которой Ваня в очередной раз отличился, партизаны, возвращаясь на базу, остановились на отдых в деревеньке недалеко от Богушевска. Ваня же, назначенный в охранение, выбрал место, замаскировался и прикрывал ведущую в населенный пункт дорогу. Здесь юный пулеметчик принял свой последний бой.

Заметив неожиданно проявившиеся повозки с гитлеровцами, он открыл по ним огонь. Пока подоспели товарищи, немцы успели окружить парнишку, тяжело ранить его, взять в плен и отойти. Преследовать телеги, чтобы обить его, у партизан возможности не было. Около двадцати километров привязанного к телеге Ваню волокли гитлеровцы по обледенелой дороге. В деревне Межево Оршанского района, где стоял вражеский гарнизон, его замучили и расстреляли.

Было герою 14 лет

Марат Казей родился 10 октября 1929 г. в деревне Станьково Минской области Белоруссии. В ноябре 1942 вступил в партизанский отряд им. 25-летия Октября, затем стал разведчиком штаба партизанской бригады им. К. К. Рокоссовского.

Отец Марата Иван Казей был арестован в 1934 году как «вредитель», и реабилитировали его только в 1959 году. Позже арестовали и его жену - потом, правда, выпустили. Так что получилась семья «врага народа», которой сторонились соседи. Сестру Казея, Ариадну, из-за этого не приняли в комсомол.

Казалось бы, от всего этого озлиться на власть должны были Казеи - однако нет. В 1941 году Анна Казей, жена «врага народа», прятала у себя раненых партизан - за что была казнена немцами. Ариадна и Марат ушли к партизанам. Ариадна осталась жива, но стала инвалидом - когда отряд выходил из окружения, она отморозила ноги, которые пришлось ампутировать. Когда на самолете ее увозили в госпиталь, командир отряда предложил лететь с ней и Марату, чтобы он продолжил прерванную войной учебу. Но Марат отказался и остался в партизанском отряде.

Марат ходил в разведку, как в одиночку, так и с группой. Участвовал в рейдах. Подрывал эшелоны. За бой в январе 1943 года, когда, раненый, он поднял своих товарищей в атаку и пробился сквозь вражеское кольцо, Марат получил медаль «За отвагу». А в мае 1944-го Марат погиб. Возвращаясь с задания вдвоем с командиром разведки, они наткнулись на немцев. Командира убили сразу, Марат, отстреливаясь, залег в ложбинке. Уходить в чистом поле было некуда, да и возможности не было - Марат был тяжело ранен. Пока были патроны, держал оборону, а когда магазин опустел, взял в руки свое последнее оружие - две гранаты, которые с пояса не снимал. Одну бросил в немцев, а вторую оставил. Когда немцы подошли совсем близко, взорвал себя вместе с врагами.

В Минске на средства, собранные белорусскими пионерами, установлен памятник Казею. В 1958 году установлен обелиск на могиле юного Героя в деревне Станьково Дзержинского района Минской области. Памятник Марату Казею был установлен в Москве (на территории ВДНХ). Совхозу, улицам, школам, пионерским дружинам и отрядам многих школ Советского Союза, судну Каспийского морского пароходства было присвоено имя пионера-героя Марата Казея.

Мальчик из легенды

Голиков Леонид Александрович, разведчик 67-го отряда 4-й Ленинградской партизанской бригады, 1926 года рождения, уроженец деревни Лукино Парфинского района. Так записано в наградном листе. Мальчик из легенды - так нарекла слава Леню Голикова.

Когда началась война, школьник из деревни Лукино, что под Старой Руссой, добыл винтовку и ушел в партизаны. Худенький, небольшого роста, в свои 14 лет он выглядел еще моложе. Под видом нищего он ходил по деревням, собирая необходимые данные о расположении фашистских войск, о количестве боевой техники противника.

Со сверстниками он подобрал однажды на месте боя несколько винтовок, похитил у фашистов два ящика гранат. Все это они потом передали партизанам. «Тов. Голиков вступил в партизанский отряд в марте 1942 года - говорится в наградном листе. - Участвовал в 27 боевых операциях... Истребил 78 немецких солдат и офицеров, взорвал 2 железнодорожных и 12 шоссейных мостов, подорвал 9 автомашин с боеприпасами... 15 августа в новом районе боевых действий бригады Голиков разбил легковую автомашину, в которой находился генерал-майор инженерных войск Ричард Виртц, направляющийся из Пскова на Лугу. Смелый партизан из автомата убил генерала, в штаб бригады доставил его китель и захваченные документы. В числе документов были: описание новых образцов немецких мин, инспекционные донесения вышестоящему командованию и другие ценные данные разведывательного характера».

Озеро Радиловское было сборным пунктом при переходе бригады в новый район действий. По пути туда партизанам приходилось вступать в бои с противником. Каратели следили за продвижением партизан, и как только силы бригады соединились, они навязали ей бой. После боя у Радиловского озера основные силы бригады продолжили путь в Лядские леса. Отряды И. Грозного и Б. Эрен-Прайса остались в районе озера отвлекать фашистов. Им так и не удалось соединиться с бригадой. В середине ноября оккупанты напали на штаб. Защищая его, погибли многие бойцы. Остальным удалось отойти в болото Терп-Камень. 25 декабря болото окружили несколько сот фашистов. С немалыми потерями партизаны вырвались из кольца и вышли в Стругокрасненский район. В строю оставалось всего 50 человек, не работала рация. А каратели рыскали по всем деревням в поисках партизан. Идти приходилось нехожеными тропами. Путь прокладывали разведчики, и среди них Леня Голиков. Попытки установить связь с другими отрядами и запастись продовольствием заканчивались трагически. Оставался лишь один выход - пробираться на Большую землю.

После перехода железной дороги Дно - Новосокольники поздней ночью на 24 января 1943 года к деревне Острая Лука вышли 27 голодных, обессиленных партизан. Впереди на 90 километров простирался сожженный карателями Партизанский край. Разведчики не обнаружили ничего подозрительного. Вражеский гарнизон располагался в нескольких километрах. Спутница партизан – медсестра - умирала от тяжелого ранения и просила хоть немного тепла. Заняли три крайние избы. Дозоров комбриг Глебов решил не выставлять, чтобы не привлекать внимания. Дежурили поочередно у окон и в сарае, откуда были хорошо видны и деревня и дорога в лес.

Часа через два сон прервал грохот разорвавшейся гранаты. И сразу же застучал станковый пулемет. По доносу предателя нагрянули каратели. Партизаны выскочили во двор и огородами, отстреливаясь, перебежками стали продвигаться к лесу. Глебов с боевым охранением огнем ручного пулемета и автоматов прикрывали отходящих. На полпути упал тяжелораненый начштаба. Леня бросился к нему. Но Петров приказал вернуться к комбригу, а сам, закрыв индивидуальным пакетом рану под телогрейкой, снова застрочил из автомата. В том неравном бою погиб весь штаб 4-й партизанской бригады. Среди павших был и юный партизан Леня Голиков. Достигнуть леса удалось шестерым, из них двое были серьезно ранены и не могли передвигаться без посторонней помощи... Лишь 31 января, близ деревни Жемчугово, истощенные, обмороженные, они встретились с разведчиками 8-й гвардейской Панфиловской дивизии.

Долго ничего не знала о судьбе Лени его мать Екатерина Алексеевна. Война уже далеко отодвинулась на запад, когда однажды воскресным днем около их избы остановился всадник в военной форме. Мать вышла на крыльцо. Офицер передал ей большой пакет. Дрожащими руками приняла его старая женщина, позвала дочь Валю. В пакете оказалась грамота в кожаном переплете малинового цвета. Здесь же лежал конверт, вскрыв который Валя тихо сказала: - Это тебе, мама, от самого Михаила Ивановича Калинина. С волнением мать взяла синеватый лист бумаги и прочитала: «Уважаемая Екатерина Алексеевна! По сообщению командования, Ваш сын Голиков Леонид Александрович погиб за Родину смертью храбрых. За геройский подвиг, совершенный Вашим сыном в борьбе с немецкими захватчиками в тылу противника, Президиум Верховного Совета СССР Указом от 2 апреля 1944 года присвоил ему высшую степень отличия - звание Героя Советского Союза. Посылаю Вам грамоту Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Вашему сыну звания Героя Советского Союза для хранения как памяти о сыне-герое, подвиг которого никогда не забудется нашим народом. М. Калинин». – «Вот он оказался каким, мой Ленюшка!» - тихо произнесла мать. И были в этих словах и горе, и боль, и гордость за сына...

Похоронен Леня в деревне Острая Лука Его имя начертано на обелиске, установленном на братской могиле. Памятник в Новгороде открыт 20 января 1964 г. Фигура мальчика в шапке-ушанке с автоматом в руках высечена из светлого гранита. Имя героя носят улицы в Санкт-Петербурге, Пскове, Старой Руссе, Окуловке, селе Пола, поселке Парфино, теплоход Рижского морского пароходства, в Новгороде - улица, Дом пионеров, учебное судно юных моряков в Старой Руссе. В Москве на ВДНХ СССР был так же установлен памятник герою.

Самый юный герой Советского Союза

Валя Котик. Юный партизан-разведчик Великой Отечественной войны в отряде имени Кармелюка, действовавшего на временно оккупированной территории; самый младший по возрасту Герой Советского Союза. Он родился 11 февраля 1930 года в селе Хмелёвка Шепетовского района Каменец-Подольской области Украины, по одной информации в семье служащего, по другой – крестьянина. Из образования всего 5 классов средней школы в районном центре.

В годы Великой Отечественной войны, находясь на временно оккупированной немецко-фашистскими войсками территории, Валя Котик вёл работу по сбору оружия и боеприпасов, рисовал и расклеивал карикатуры на гитлеровцев. Первое боевое задание Валентин с друзьями-сверстниками получил осенью 1941 г. Ребята залегли в кустах вблизи шоссе Шепетовка-Славута. Услышав шум мотора, они замерли. Было страшно. Но когда машина с фашистскими жандармами поравнялась с ними, Валя Котик приподнялся и швырнул гранату. Начальник полевой жандармерии был убит.

В октябре 1943 года юный партизан разведал место нахождения подземного телефонного кабеля гитлеровской ставки, который вскоре был подорван. Он также участвовал в подрыве шести железнодорожных эшелонов и склада. 29 октября 1943 года, будучи на посту, Валя заметил, что каратели устроили облаву на отряд. Убив из пистолета фашистского офицера, он поднял тревогу, и благодаря его действиям партизаны успели приготовиться к бою.

16 февраля 44 года в бою за город Изяслав Хмельницкой области 14-летний партизанский разведчик был смертельно ранен и на следующий день скончался. Похоронен в центре парка украинского города Шепетовка. За проявленный героизм в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 июня 58 года Котику Валентину Александровичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Он награждён орденом Ленина, орденом Отечественной войны 1-й степени, медалью «Партизан Великой Отечественной войны» 2-й степени. Его именем назван теплоход, ряд общеобразовательных школ, раньше были пионерские дружины и отряды имени Вали Котика. В Москве и в его родном городе в 60 году ему установили памятники. Улица, носящая имя юного героя есть в Екатеринбурге, Киеве и Калининграде.

Зоя Космодемьянская

Из всех юных героев, и живых, и погибших, только Зоя была и остается известной большинству жителей нашей страны. Ее имя стало нарицательным так же, как имена других культовых советских героев, таких, как Николай Гастелло и Александр Матросов.

И прежде, и теперь, если кому-то у нас становится известно о подвиге, который совершил затем убитый врагами подросток или юноша, про него говорят: «как Зоя Космодемьянская».

…Фамилию Космодемьянские в Тамбовской губернии носили многие священнослужители. До деда юной героини, Зои Космодемьянской, о которой пойдет наш рассказ, Петра Ивановича, настоятелем храма в их родном селе, Осином Гае, был его дядя Василий Иванович Космодемьянский, а до него дед, прадед и так далее. Да и сам Петр Иванович родился в семье священника.

Петр Иванович Космодемьянский погиб мученической смертью, как позже и его внучка: в голодном и жестоком 1918 году, в ночь с 26 на 27 августа, подогретые алкоголем бандиты-коммунисты выволокли священника из дома, на глазах жены и трех младших детей избили до полусмерти, привязав за руки к седлу, проволокли по селу и сбросили в пруды. Тело Космодемьянского обнаружили весной, и, по свидетельству все тех же очевидцев, «было оно неиспорченным и имело восковой цвет», что является в православной традицией косвенным признаком духовной чистоты умершего. Похоронили его на кладбище вблизи церкви Знамения, в которой Петр Иванович служил последние годы.

После гибели Петра Ивановича Космодемьянские еще какое-то время оставались на прежнем месте. Старший сын Анатолий оставил учебу в Тамбове и вернулся в деревню, чтобы помогать матери с младшими детьми. Когда же те подросли, женился на дочери местного писаря Любе. 13 сентября 1923 года родилась дочь Зоя, а через два года - сын Александр.

Сразу после начала войны Зоя записалась в добровольцы, и ее определили в разведшколу. Школа находилась недалеко от московской станции Кунцево.

В середине ноября 1941 года в школу поступил приказ сжечь деревни, в которых расквартировались немцы. Создали два подразделения, каждое по десять человек. Но у деревни Петрищево 22 ноября оказались только трое разведчиков - Космодемьянская, некто Клубков и более опытный Борис Крайнов.

Решили, что Зоя должна поджечь дома в южной части деревни, там квартировали немцы; Клубков - в северной, а командир - в центре, где находился немецкий штаб. После выполнения задания все должны были собраться на том же месте и уже потом возвращаться домой. Крайнов действовал профессионально, и его дома загорелись первыми, потом вспыхнули те, что располагались в южной части, в северной не загорелись. Крайнов прождал товарищей почти весь следующий день, но они так и не вернулись. Позже, через некоторое время, вернулся Клубков…

Когда стало уже известно о пленении и гибели Зои, после освобождения частично сожженной разведчиками деревни советской армией, расследование показало, что один из группы, Клубков, оказался предателем.

Стенограмма его допроса содержит подробное описание того, что произошло с Зоей:

«Когда я подходил к зданиям, которые должен был поджечь, то видел, что участки Космодемьянской и Крайнова загорелись. Подойдя к дому, я разбил бутылку зажигательной смеси и бросил ее, но она не загорелась. В это время я увидел невдалеке от себя двух немецких часовых и решил убежать в лес, расположенный в 300 метрах от деревни. Как только я прибежал в лес, на меня навалились два немецких солдата и сдали немецкому офицеру. Он наставил на меня револьвер и потребовал, чтобы я выдал, кто вместе со мной прибыл поджигать деревню. Я рассказал, что нас всего пришло трое, назвал имена Крайнова и Космодемьянской. Офицер немедленно отдал какое-то приказание и через какое-то время привели Зою. Ее спрашивали, как она поджигала деревню. Космодемьянская отвечала, что деревню она не поджигала. После этого офицер начал избивать ее и требовал показаний, она молчала, и тогда ее раздели догола и в течение 2-3 часов избивали резиновыми палками. Но Космодемьянская говорила одно: «Убейте меня, я вам ничего не расскажу». Даже имени своего не назвала. Твердила, что зовут ее Таня. После чего ее увели, и я ее больше не видел». Клубкова судили и расстреляли.

«ПАМЯТНИК СОВЕТСКОМУ СОЛДАТУ»

Л. Кассиль

Долго шла война.
Начали наши войска наступать по вражеской земле. Фашистам уже дальше и бежать некуда. Засели они в главном немецком городе Берлине.
Ударили наши войска на Берлин. Начался последний бой войны. Как ни отбивались фашисты - не устояли. Стали брать солдаты Советской Армии в Берлине улицу за улицей, дом за домом. А фашисты всё не сдаются.
И вдруг увидел один солдат наш, добрая душа, во время боя на улице маленькую немецкую девочку. Видно, отстала от своих. А те с перепугу о ней забыли... Осталась бедняга одна-одинёшенька посреди улицы. А деваться ей некуда. Кругом бой идёт. Изо всех окон огонь полыхает, бомбы рвутся, дома рушатся, со всех сторон пули свистят. Вот-вот камнем задавит, осколком пришибёт... Видит наш солдат - пропадает девчонка... «Ах ты, горюха, куда же тебя это занесло, неладную!..»
Бросился солдат через улицу под самые пули, подхватил на руки немецкую девочку, прикрыл её своим плечом от огня и вынес из боя.
А скоро и бойцы наши уже подняли красный флаг над самым главным домом немецкой столицы.
Сдались фашисты. И война кончилась. Мы победили. Начался мир.
И построили теперь в городе Берлине огромный памятник. Высоко над домами, на зелёном холме стоит богатырь из камня - солдат Советской Армии. В одной руке у него тяжёлый меч, которым он сразил врагов-фашистов, а в другой - маленькая девочка. Прижалась она к широкому плечу советского солдата. Спас её солдат от гибели, уберёг от фашистов всех на свете детей и грозно смотрит сегодня с высоты, не собираются ли злые враги снова затеять войну и нарушить мир.

«ПЕРВАЯ КОЛОННА»

С. Алексеев

(рассказы Сергея Алексеева о Ленинградцах и подвиге Ленинграда).
В 1941 году фашисты блокировали Ленинград. Отрезали город от всей страны. Попасть в Ленинград можно было лишь по воде, по Ладожскому озеру.
В ноябре наступили морозы. Замёрзла, остановилась водяная дорога.
Остановилась дорога — значит, не будет подвоза продуктов, значит, не будет подвоза горючего, не будет подвоза боеприпасов. Как воздух, как кислород нужна Ленинграду дорога.
— Будет дорога! — сказали люди.
Замёрзнет Ладожское озеро, покроется крепким льдом Ладога (так сокращённо называют Ладожское озеро). Вот по льду и пройдёт дорога.
Не каждый верил в такую дорогу. Неспокойна, капризна Ладога. Забушуют метели, пронесётся над озером пронзительный ветер — сиверик, — появятся на льду озера трещины и промоины. Ломает Ладога свою ледяную броню. Даже самые сильные морозы не могут полностью сковать Ладожское озеро.
Капризно, коварно Ладожское озеро. И всё же выхода нет другого. Кругом фашисты. Только здесь, по Ладожскому озеру, и может пройти в Ленинград дорога.
Труднейшие дни в Ленинграде. Прекратилось сообщение с Ленинградом. Ожидают люди, когда лёд на Ладожском озере станет достаточно крепким. А это не день, не два. Смотрят на лёд, на озеро. Толщину измеряют льда. Рыбаки-старожилы тоже следят за озером. Как там на Ладоге лёд?
— Растёт.
— Нарастает.
— Силу берёт.
Волнуются люди, торопят время.
— Быстрее, быстрее, — кричат Ладоге. — Эй, не ленись, мороз!
Приехали к Ладожскому озеру учёные-гидрологи (это те, кто изучает воду и лёд), прибыли строители и армейские командиры. Первыми решили пройти по неокрепшему льду.
Прошли гидрологи — выдержал лёд.
Прошли строители — выдержал лёд.
Майор Можаев, командир дорожно-эксплуатационного полка, верхом на коне проехал — выдержал лёд.
Конный обоз прошагал по льду. Уцелели в дороге сани.
Генерал Лагунов — один из командиров Ленинградского фронта — на легковой машине по льду проехал. Потрещал, поскрипел, посердился лёд, но пропустил машину.
22 ноября 1941 года по всё ещё полностью не окрепшему льду Ладожского озера пошла первая автомобильная колонна. 60 грузовых машин было в колонне. Отсюда, с западного берега, со стороны Ленинграда, ушли машины за грузами на восточный берег.
Впереди не километр, не два — двадцать семь километров ледяной дороги. Ждут на западном ленинградском берегу возвращения людей и автоколонны.
— Вернутся? Застрянут? Вернутся? Застрянут?
Прошли сутки. И вот:
— Едут!
Верно, идут машины, возвращается автоколонна. В кузове каждой из машин по три, по четыре мешка с мукой. Больше пока не брали. Некрепок лёд. Правда, на буксирах машины тянули сани. В санях тоже лежали мешки с мукой, по два, по три.
С этого дня и началось постоянное движение по льду Ладожского озера. Вскоре ударили сильные морозы. Лёд окреп. Теперь уже каждый грузовик брал по 20, по 30 мешков с мукой. Перевозили по льду и другие тяжёлые грузы.
Нелёгкой была дорога. Не всегда здесь удачи были. Ломался лёд под напором ветра. Тонули порой машины. Фашистские самолёты бомбили колонны с воздуха. И снова наши несли потери. Застывали в пути моторы. Замерзали на льду шофёры. И всё же ни днём, ни ночью, ни в метель, ни в самый лютый мороз не переставала работать ледовая дорога через Ладожское озеро.
Стояли самые тяжёлые дни Ленинграда. Остановись дорога — смерть Ленинграду.
Не остановилась дорога. «Дорогой жизни» ленинградцы её назвали.

«ТАНЯ САВИЧЕВА»

С. Алексеев

Голод смертью идёт по городу. Не вмещают погибших ленинградские кладбища. Люди умирали у станков. Умирали на улицах. Ночью ложились спать и утром не просыпались. Более 600 тысяч человек скончалось от голода в Ленинграде.
Среди ленинградских домов поднимался и этот дом. Это дом Савичевых. Над листками записной книжки склонилась девочка. Зовут её Таня. Таня Савичева ведёт дневник.
Записная книжка с алфавитом. Таня открывает страничку с буквой «Ж». Пишет:
«Женя умерла 28 декабря в 12.30 час. утра. 1941 г.».
Женя — это сестра Тани.
Вскоре Таня снова садится за свой дневник. Открывает страничку с буквой «Б». Пишет:
«Бабушка умерла 25 янв. в 3 ч. дня 1942 г.». Новая страница из Таниного дневника. Страница на букву «Л». Читаем:
«Лека умер 17 марта в 5 ч. утра 1942 г.». Лека — это брат Тани.
Ещё одна страница из дневника Тани. Страница на букву «В». Читаем:
«Дядя Вася умер 13 апр. в 2 ч. ночи. 1942 год». Ещё одна страница. Тоже на букву «Л». Но написано на оборотной стороне листка: «Дядя Лёша. 10 мая в 4 ч. дня 1942». Вот страница с буквой «М». Читаем: «Мама 13 мая в 7 ч. 30 мин. утра 1942». Долго сидит над дневником Таня. Затем открывает страницу с буквой «С». Пишет: «Савичевы умерли».
Открывает страницу на букву «У». Уточняет: «Умерли все».
Посидела. Посмотрела на дневник. Открыла страницу на букву «О». Написала: «Осталась одна Таня».
Таню спасли от голодной смерти. Вывезли девочку из Ленинграда.
Но не долго прожила Таня. От голода, стужи, потери близких подорвалось её здоровье. Не стало и Тани Савичевой. Скончалась Таня. Дневник остался. «Смерть фашистам!» — кричит дневник.

«ШУБА»

С. Алексеев

Группу ленинградских детей вывозили из осаждённого фашистами Ленинграда «Дорогой жизни». Тронулась в путь машина.
Январь. Мороз. Ветер студёный хлещет. Сидит за баранкой шофёр Коряков. Точно ведёт полуторку.
Прижались друг к другу в машине дети. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. А вот и ещё один. Самый маленький, самый щупленький. Все ребята худы-худы, как детские тонкие книжки. А этот и вовсе тощ, как страничка из этой книжки.
Из разных мест собрались ребята. Кто с Охты, кто с Нарвской, кто с Выборгской стороны, кто с острова Кировского, кто с Васильевского. А этот, представьте, с проспекта Невского. Невский проспект — это центральная, главная улица Ленинграда. Жил мальчонка здесь с папой, с мамой. Ударил снаряд, не стало родителей. Да и другие, те, что едут сейчас в машине, тоже остались без мам, без пап. Погибли и их родители. Кто умер от голода, кто под бомбу попал фашистскую, кто был придавлен рухнувшим домом, кому жизнь оборвал снаряд. Остались ребята совсем одинокими. Сопровождает их тётя Оля. Тётя Оля сама подросток. Неполных пятнадцать лет.
Едут ребята. Прижались друг к другу. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. В самой серёдке — кроха. Едут ребята. Январь. Мороз. Продувает детей на ветру. Обхватила руками их тётя Оля. От этих тёплых рук кажется всем теплее.
Идёт по январскому льду полуторка. Справа и слева застыла Ладога. Всё сильнее, сильнее мороз над Ладогой. Коченеют ребячьи спины. Не дети сидят — сосульки.
Вот бы сейчас меховую шубу.
И вдруг... Затормозила, остановилась полуторка. Вышел из кабины шофёр Коряков. Снял с себя тёплый солдатский овчинный тулуп. Подбросил Оле, кричит: . — Лови!
Подхватила Оля овчинный тулуп:
— Да как же вы... Да, право, мы...
— Бери, бери! — прокричал Коряков и прыгнул в свою кабину.
Смотрят ребята — шуба! От одного вида её теплее.
Сел шофёр на своё шофёрское место. Тронулась вновь машина. Укрыла тётя Оля ребят овчинным тулупом. Ещё теснее прижались друг к другу дети. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. В самой серёдке — кроха. Большим оказался тулуп и добрым. Побежало тепло по ребячьим спинам.
Довёз Коряков ребят до восточного берега Ладожского озера, доставил в посёлок Кобона. Отсюда, из Кобоны, предстоял им ещё далёкий- далёкий путь. Простился Коряков с тётей Олей. Начал прощаться с ребятами. Держит в руках тулуп. Смотрит на тулуп, на ребят. Эх бы ребятам тулуп в дорогу... Так ведь казённый, не свой тулуп. Начальство голову сразу снимет. Смотрит шофёр на ребят, на тулуп. И вдруг...
— Эх, была не была! — махнул Коряков рукой.
Поехал дальше тулуп овчинный.
Не ругало его начальство. Новую шубу выдало.

«МИШКА»

С. Алексеев

Солдатам одной из сибирских дивизий в те дни, когда дивизия отправлялась на фронт, земляки подарили маленького медвежонка. Освоился Мишка с солдатской теплушкой. Важно поехал на фронт.
Приехал на фронт Топтыгин. Оказался медвежонок на редкость смышлёным. А главное, от рождения характер имел геройский. Не боялся бомбёжек. Не забивался в углы при артиллерийских обстрелах. Лишь недовольно урчал, если разрывались снаряды уж очень близко.
Побывал Мишка на Юго-Западном фронте, затем — в составе войск, которые громили фашистов под Сталинградом. Потом какое-то время находился с войсками в тылу, во фронтовом резерве. Потом попал в составе 303-й стрелковой дивизии на Воронежский фронт, затем на Центральный, опять на Воронежский. Был в армиях генералов Манагарова, Черняховского, вновь Манагарова. Подрос медвежонок за это время. В плечах раздался. Бас прорезался. Стала боярской шуба.
В боях под Харьковом медведь отличился. На переходах шагал он с обозом в хозяйственной колонне. Так было и в этот раз. Шли тяжёлые, кровопролитные бои. Однажды хозяйственная колонна попала под сильный удар фашистов. Окружили фашисты колонну. Силы неравные, туго нашим. Заняли бойцы оборону. Только слаба оборона. Не уйти бы советским воинам.
Да только вдруг слышат фашисты страшный какой-то рык! «Что бы такое?» — гадают фашисты. Прислушались, присмотрелись.
— Бер! Бер! Медведь! — закричал кто-то.
Верно — поднялся Мишка на задние лапы, зарычал и пошёл на фашистов. Не ожидали фашисты, метнулись в сторону. А наши в этот момент ударили. Вырвались из окружения.
Мишка шагал в героях.
— Его бы к награде, — смеялись солдаты.
Получил он награду: тарелку душистого мёда. Ел и урчал. Вылизал тарелку до глянца, до блеска. Добавили мёда. Снова добавили. Ешь, наедайся, герой. Топтыгин!
Вскоре Воронежский фронт был переименован в 1-й Украинский. Вместе с войсками фронта Мишка пошёл на Днепр.
Вырос Мишка. Совсем великан. Где же солдатам во время войны возиться с такой громадой! Решили солдаты: в Киев придём — в зоосаде его поселим. На клетке напишем: медведь — заслуженный ветеран и участник великой битвы.
Однако миновала дорога в Киев. Прошла их дивизия стороной. Не остался медведь в зверинце. Даже рады теперь солдаты.
С Украины Мишка попал в Белоруссию. Принимал участие в боях под Бобруйском, затем оказался в армии, которая шла к Беловежской пуще.
Беловежская пуща — рай для зверей и птиц. Лучшее место на всей планете. Решили солдаты: вот где оставим Мишку.
— Верно: под сосны его. Под ели.
— Вот где ему раздолье.
Освободили наши войска район Беловежской пущи. И вот наступил час разлуки. Стоят бойцы и медведь на лесной поляне.
— Прощай, Топтыгин!
— Гуляй на воле!
— Живи, заводи семейство!
Постоял на поляне Мишка. На задние лапы поднялся. Посмотрел на зелёные гущи. Носом запах лесной втянул.
Пошёл он валкой походкой в лес. С лапы на лапу. С лапы на лапу. Смотрят солдаты вслед:
— Будь счастлив, Михаил Михалыч!
И вдруг страшный взрыв прогремел на поляне. Побежали солдаты на взрыв — мёртв, недвижим Топтыгин.
Наступил медведь на фашистскую мину. Проверили — много их в Беловежской пуще.
Ушла война дальше на запад. Но долго ещё взрывались здесь, в Беловежской пуще, на минах и кабаны, и красавцы лоси, и великаны зубры.
Шагает война без жалости. Нет у войны усталости.

«ЖАЛО»

С. Алексеев

Наши войска освобождали Молдавию. Оттеснили фашистов за Днепр, за Реут. Взяли Флорешты, Тирасполь, Оргеев. Подошли к столице Молдавии городу Кишинёву.
Тут наступали сразу два наших фронта — 2-й Украинский и 3-й Украинский. Под Кишинёвом советские войска должны были окружить большую фашистскую группировку. Выполняют фронты указания Ставки. Севернее и западнее Кишинёва наступает 2-й Украинский фронт. Восточнее и южнее — 3-й Украинский фронт. Генералы Малиновский и Толбухин стояли во главе фронтов.
— Фёдор Иванович, — звонит генерал Малиновский генералу Толбухину, — как развивается наступление?
— Всё идёт по плану, Родион Яковлевич, — отвечает генералу Малиновскому генерал Толбухин.
Шагают вперёд войска. Обходят они противника. Сжимать начинают клещи.
— Родион Яковлевич, — звонит генерал Толбухин генералу Малиновскому, — как развивается окружение?
— Нормально идёт окружение, Фёдор Иванович, — отвечает генерал Малиновский генералу Толбухину и уточняет: — Точно по плану, в точные сроки.
И вот сомкнулись гигантские клещи. В огромном мешке под Кишинёвом оказалось восемнадцать фашистских дивизий. Приступили наши войска к разгрому попавших в мешок фашистов.
Довольны советские солдаты:
— Снова капканом прихлопнут зверь.
Пошли разговоры: не страшен теперь фашист, бери хоть руками голыми.
Однако солдат Игошин другого держался мнения:
— Фашист есть фашист. Змеиный характер и есть змеиный. Волк и в капкане — волк.
Смеются солдаты:
— Так это было в какое время!
— Нынче другая цена фашисту.
— Фашист есть фашист, — опять о своём Игошин.
Вот ведь характер вредный!
Всё труднее в мешке фашистам. Стали они сдаваться в плен. Сдавались они и на участке 68-й Гвардейской стрелковой дивизии. В одном из её батальонов и служил Игошин.
Группа фашистов вышла из леса. Всё как положено: руки кверху, над группой выброшен белый флаг.
— Ясно — идут сдаваться.
Оживились солдаты, кричат фашистам:
— Просим, просим! Давно пора!
Повернулись солдаты к Игошину:
— Ну чем же фашист твой страшен?
Толпятся солдаты, на фашистов, идущих сдаваться, смотрят. Есть новички в батальоне. Впервые фашистов так близко видят. И им, новичкам, тоже совсем не страшны фашисты — вот ведь, идут сдаваться.
Всё ближе фашисты, ближе. Близко совсем. И вдруг автоматная грянула очередь. Стали стрелять фашисты.
Полегло бы немало наших. Да спасибо Игошину. Держал оружие наготове. Сразу ответный открыл огонь. Потом помогли другие.
Отгремела пальба на поле. Подошли солдаты к Игошину:
— Спасибо, брат. А фашист, смотри, со змеиным и вправду, выходит, жалом.
Немало хлопот доставил Кишинёвский «котёл» нашим солдатам. Метались фашисты. Бросались в разные стороны. Шли на обман, на подлость. Пытались уйти. Но тщетно. Зажали их богатырской рукой солдаты. Зажали. Сдавили. Змеиное жало вырвали.

«МЕШОК ОВСЯНКИ»
А.В. Митяев

В ту осень шли долгие холодные дожди. Земля пропиталась водой, дороги раскисли. На просёлках, увязнув по самые оси в грязи, стояли военные грузовики. С подвозом продовольствия стало очень плохо. В солдатской кухне повар каждый день варил только суп из сухарей: в горячую воду сыпал сухарные крошки и заправлял солью.
В такие-то голодные дни солдат Лукашук нашёл мешок овсянки. Он не искал ничего, просто привалился плечом к стенке траншеи. Глыба сырого песка обвалилась, и все увидели в ямке край зелёного вещевого мешка.
Ну и находка! обрадовались солдаты. Будет пир горой Кашу сварим!
Один побежал с ведром за водой, другие стали искать дрова, а третьи уже приготовили ложки.
Но когда удалось раздуть огонь и он уже бился в дно ведра, в траншею спрыгнул незнакомый солдат. Был он худой и рыжий. Брови над голубыми глазами тоже рыжие. Шинель выношенная, короткая. На ногах обмотки и растоптанные башмаки.
-Эй, братва! - крикнул он сиплым, простуженным голосом.- Давай мешок сюда! Не клали не берите.
Он всех просто огорошил своим появлением, и мешок ему отдали сразу.
Да и как было не отдать? По фронтовому закону надо было отдать. Вещевые мешки прятали в траншеях солдаты, когда шли в атаку. Чтобы легче было. Конечно, оставались мешки и без хозяина: или нельзя было вернуться за ними (это если атака удавалась и надо было гнать фашистов), или погибал солдат. Но раз хозяин пришёл, разговор короткий отдать.
Солдаты молча наблюдали, как рыжий уносил на плече драгоценный мешок. Только Лукашук не выдержал, съязвил:
-Вон он какой тощий! Это ему дополнительный паёк дали. Пусть лопает. Если не разорвётся, может, потолстеет.
Наступили холода. Выпал снег. Земля смёрзлась, стала твёрдой. Подвоз наладился. Повар варил в кухне на колёсах щи с мясом, гороховый суп с ветчиной. О рыжем солдате и его овсянке все забыли.

Готовилось большое наступление.
По скрытым лесным дорогам, по оврагам шли длинные вереницы пехотных батальонов. Тягачи по ночам тащили к передовой пушки, двигались танки.
Готовился к наступлению и Лукашук с товарищами. Было ещё темно, когда пушки открыли стрельбу. Посветлело в небе загудели самолёты.
Они бросали бомбы на фашистские блиндажи, стреляли из пулемётов по вражеским траншеям.
Самолёты улетели. Тогда загромыхали танки. За ними бросились в атаку пехотинцы. Лукашук с товарищами тоже бежал и стрелял из автомата. Он кинул гранату в немецкую траншею, хотел кинуть ещё, но не успел: пуля попала ему в грудь. И он упал. Лукашук лежал в снегу и не чувствовал, что снег холодный. Прошло какое-то время, и он перестал слышать грохот боя. Потом свет перестал видеть ему казалось, что наступила тёмная тихая ночь.
Когда Лукашук пришёл в сознание, он увидел санитара. Санитар перевязал рану, положил Лукашука в лодочку такие фанерные саночки. Саночки заскользили, заколыхались по снегу. От этого тихого колыхания у Лукашука стала кружиться голова. А он не хотел, чтобы голова кружилась, он хотел вспомнить, где видел этого санитара, рыжего и худого, в выношенной шинели.
-Держись, браток! Не робей жить будешь!.. слышал он слова санитара.
Чудилось Лукашуку, что он давно знает этот голос. Но где и когда слышал его раньше, вспомнить уже не мог.
В сознание Лукашук снова пришёл, когда его перекладывали из лодочки на носилки, чтобы отнести в большую палатку под соснами: тут, в лесу, военный доктор вытаскивал у раненых пули и осколки.
Лёжа на носилках, Лукашук увидел саночки-лодку, на которых его везли до госпиталя. К саночкам ремёнными постромками были привязаны три собаки. Они лежали в снегу. На шерсти намёрзли сосульки. Морды обросли инеем, глаза у собак были полузакрыты.
К собакам подошёл санитар. В руках у него была каска, полная овсяной болтушки. От неё валил пар. Санитар воткнул каску в снег постудить собакам вредно горячее. Санитар был худой и рыжий. И тут Лукашук вспомнил, где видел его. Это же он тогда спрыгнул в траншею и забрал у них мешок овсянки.
Лукашук одними губами улыбнулся санитару и, кашляя и задыхаясь, проговорил:
-А ты, рыжий, так и не потолстел. Один слопал мешок овсянки, а всё худой.
Санитар тоже улыбнулся и, погладив ближнюю собаку, ответил:
-Овсянку-то они съели. Зато довезли тебя в срок. А я тебя сразу узнал. Как увидел в снегу, так и узнал.
И добавил убеждённо: Жить будешь! Не робей!

«РАССКАЗ ТАНКИСТА»

А. Твардовский

Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,


А как зовут, забыл его спросить.
Лет десяти-двенадцати. Бедовый,
Из тех, что главарями у детей,
Из тех, что в городишках прифронтовых
Встречают нас как дорогих гостей.
Машину обступают на стоянках,
Таскать им воду вёдрами — не труд,
Приносят мыло с полотенцем к танку
И сливы недозрелые суют…
Шёл бой за улицу. Огонь врага был страшен,
Мы прорывались к площади вперёд.
А он гвоздит — не выглянуть из башен, -
И чёрт его поймёт, откуда бьёт.
Тут угадай-ка, за каким домишкой
Он примостился, — столько всяких дыр,
И вдруг к машине подбежал парнишка:
- Товарищ командир, товарищ командир!
Я знаю, где их пушка. Я разведал…
Я подползал, они вон там, в саду…
- Да где же, где?.. — А дайте я поеду
На танке с вами. Прямо приведу.
Что ж, бой не ждёт. — Влезай сюда, дружище! -
И вот мы катим к месту вчетвером.
Стоит парнишка — мины, пули свищут,
И только рубашонка пузырём.
Подъехали. — Вот здесь. — И с разворота
Заходим в тыл и полный газ даём.
И эту пушку, заодно с расчётом,
Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозём.
Я вытер пот. Душила гарь и копоть:
От дома к дому шёл большой пожар.
И, помню, я сказал: — Спасибо, хлопец! -
И руку, как товарищу, пожал…
Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
Но как зовут, забыл его спросить.

«ПОХОЖДЕНИЯ ЖУКА-НОСОРОГА»
(Солдатская сказка)
К. Г. Паустовский

Когда Петр Терентьев уходил из деревни на войну, маленький сын его Степа
не знал, что подарить отцу на прощание, и подарил наконец старого
жука-носорога. Поймал он его на огороде и посадил в коробок от спичек. Носорог
сердился, стучал, требовал, чтобы его выпустили. Но Степа его не выпускал, а
подсовывал ему в коробок травинки, чтобы жук не умер от голода. Носорог
травинки сгрызал, но все равно продолжал стучать и браниться.
Степа прорезал в коробке маленькое оконце для притока свежего воздуха. Жук
высовывал в оконце мохнатую лапу и старался ухватить Степу за палец, - хотел,
должно быть, поцарапать от злости. Но Степа пальца не давал. Тогда жук начинал
с досады так жужжать, что мать Степы Акулина кричала:
- Выпусти ты его, лешего! Весь день жундит и жундит, голова от него
распухла!
Петр Терентьев усмехнулся на Степин подарок, погладил Степу по головке
шершавой рукой и спрятал коробок с жуком в сумку от противогаза.
- Только ты его не теряй, сбереги, - сказал Степа.
- Нешто можно такие гостинцы терять, - ответил Петр. - Уж как-нибудь
сберегу.
То ли жуку понравился запах резины, то ли от Петра приятно пахло шинелью и
черным хлебом, но жук присмирел и так и доехал с Петром до самого фронта.
На фронте бойцы удивлялись жуку, трогали пальцами его крепкий рог,
выслушивали рассказ Петра о сыновьем подарке, говорили:
- До чего додумался парнишка! А жук, видать, боевой. Прямо ефрейтор, а не
жук.
Бойцы интересовались, долго ли жук протянет и как у него обстоит дело с
пищевым довольствием - чем его Петр будет кормить и поить. Без воды он, хотя и
жук, а прожить не сможет.
Петр смущенно усмехался, отвечал, что жуку дашь какой-нибудь колосок - он
и питается неделю. Много ли ему нужно.
Однажды ночью Петр в окопе задремал, выронил коробок с жуком из сумки. Жук
долго ворочался, раздвинул щель в коробке, вылез, пошевелил усиками,
прислушался. Далеко гремела земля, сверкали желтые молнии.
Жук полез на куст бузины на краю окопа, чтобы получше осмотреться. Такой
грозы он еще не видал. Молний было слишком много. Звезды не висели неподвижно
на небе, как у жука на родине, в Петровой деревне, а взлетали с земли,
освещали все вокруг ярким светом, дымились и гасли. Гром гремел непрерывно.
Какие-то жуки со свистом проносились мимо. Один из них так ударил в куст
бузины, что с него посыпались красные ягоды. Старый носорог упал, прикинулся
мертвым и долго боялся пошевелиться. Он понял, что с такими жуками лучше не
связываться, - уж очень много их свистело вокруг.
Так он пролежал до утра, пока не поднялось солнце.

Рассказы о войне

65 лет прошло со дня победы советских войск над гитлеровской Германией. Современные школьники имеют представление о Великой Отечественной войне не по рассказам своих прадедушек

и прабабушек, а по произведениям, которые они прочитали, и кинофильмам, которые они посмотрели: время неумолимо идет вперед. Свое видение тех страшных событий ученики 4 класса «А» (учитель – Т.И. Зубарева) отразили на страницах придуманных ими историй, очень похожих на настоящие.