«Характерный и одаренный полководец необходим, он глава, он все для армии. Галлы были побеждены не римскими легионами, а Цезарем». В этом заявлении Наполеона нет ничего удивительного, поскольку он считал себя «великим человеком», творящим мир вокруг собственной персоны, и проводил параллели между своей карьерой и выдающимися людьми античности.

Начиная с эпохи Просвещения, в европейском образовании, искусстве и культуре преобладали классические традиции, а история Греции и Рима часто представлялась как последовательность эпизодов, в которых центральную роль играли, один или два человека. Это были философы, государственные деятели или полководцы, такие как Сократ и Платон, Перикл и Демосфен, Филипп и Александр - а также многие из тех римлян, о деяниях которых мы рассказали в предыдущих главах.

Древние биографы, такие как Плутарх, главное внимание уделяли характеру человека, рассказывая, как его - всегда «его», поскольку значительные фигуры античности, воспеваемые в письменных источниках, были неизменно мужчинами, - добродетели приводили к успехам, а недостатки к провалам. В эпоху, когда полученные знания, в сочетании с решимостью применить их на практике, давали возможность понять и улучшить мир, возникал соблазн особо подчеркнуть внутреннюю силу человека.

Что касается Наполеона, то он вознесся из безвестности к вершине власти во Франции и подчинил почти всю Европу благодаря своему таланту, воле и удачному стечению обстоятельств. Мы можем указать и на другие факторы, которые сделали это возможным: политический хаос революции, вакуум власти в центре; объявление призыва, обеспечившего его армиям огромные людские ресурсы. К тому же уже военные реформаторы заложили в значительной степени базу для новой стратегии и тактики, которые сделают Великую армию (La Grande Аrmeе) почти непобедимой.

Однако признание важности всего этого не должно нас привести к выводу, что характер и таланты Наполеона можно не принимать во внимание. Он не из воздуха создал систему корпусов (corps d"аrmeе), позволившую его армиям уничтожать маневрированием неповоротливого противника, или свой императорский штаб, который координировал передвижения войск. Но его яркая личность, безусловно, наложила свой отпечаток на все. Штаб, в частности, всегда был у него под рукой, и письменные приказы, которые летели во все стороны, формулировались им самим. Наполеон мог воодушевить армию так, как никто из его противников. Войны этого периода зависели и от других факторов - численности солдат, возможности их подготовки, переброски войск и их снабжения провиантом, одеждой, оружием, боеприпасами. Все это стоило государству денег, и Наполеон всегда понимал это. Однако факт остается фактом: конфликты тех лет нельзя рассматривать, не принимая во внимание личности императора.

Так что, несомненно, есть доля истины в утверждении, что именно Цезарь, а не Рим, завоевал Галлию. Как мы уже видели, Юлий Цезарь начал войну против Галлии, а не Дакии во многом благодаря случайному стечению обстоятельств, а его желание прославиться, чтобы добиться своих политических целей, повлияло на многие его поступки, особенно на решение устроить экспедицию в Британию.

Можно говорить о том, что перманентное расширение границ римской республики должно было когда-нибудь привести к завоеванию Галлии, поэтому если бы Цезарь не начал его в 58 г. до н. э., то другой римский полководец предпринял бы вторжение позднее. Однако такой взгляд на историю совершенно не учитывает способность людей оказывать влияние на ход событий. В этой схеме все происходящее определяется различными обстоятельствами, например, социальными, идеологическими, экономическими условиями, развитием технологии, увеличением или снижением численности населения, изменениями в климате и окружающей среде. Человеческий фактор в подобном подходе к истории полностью игнорируется.

Такой взгляд крайне трудно соотнести с тем, что происходит в реальном мире, ибо жизнь полна осознанных и неосознанных решений, и все они имеют свои последствия. Более того, способности людей и их реакции на те или иные события сильно различаются, даже когда они родились и выросли в очень похожих условиях.

На войне так, как нигде больше, способность командующего влиять на события очевидна, поскольку каждое решение может привести к победе или краху. Если бы Цезарь не завоевал Галлию, другой римский полководец сделал бы это в будущем, но события развивались бы совсем не так, как это происходило в период 58–50 гг. до н. э. Личность самого Цезаря и характеры командиров с обеих сторон, способствовали тому, что кампания протекала именно так, а не иначе. Человек, находящийся на вершине иерархической лестницы, неизбежно обладает большим влиянием, чем любой другой отдельно взятый индивид. В сущности, мы вернулись к тому, с чего начали: значение лидеров и полководцев нельзя недооценивать, они были и остаются важным, хотя не обязательно решающим фактором в том, как протекают и чем заканчиваются войны.

В данной книге мы рассказали о нескольких военачальниках и военных кампаниях на протяжении нескольких веков, когда происходило сначала расширение, консолидация государства, а затем борьба с упадком. Войны и полководцы играли огромную роль в римской истории. Взлет и падение Рима все равно бы произошли, даже если бы пятнадцать человек, описанных в этой книге, умерли в детстве, что случилось со многими их современниками, или были убиты, когда командовали армиями. Тем не менее их возвышение и победы в столь важные периоды истории Рима во многом определили то, как это происходило. В разные времена появление особенно талантливых или решительных полководцев выводило на новый уровень римский метод ведения войн. Люди наподобие Марцелла, Фабия Максима и Сципиона Африканского помогли Риму выдержать натиск Ганнибала и в конечном счете нанести поражение Карфагену. Помпей и Цезарь уничтожили республику, но они также присоединили к империи больше территорий, чем остальные военачальники. Август укрепил свой новый режим завоеваниями не меньше, чем восстановлении внутреннего мира и стабильности.

Война и политика оставались неразрывно связанными, поскольку самым выдающимся поступком для главы государства было нанесение поражения противнику в войне. В поздней античности старая традиция совмещения гражданской и военной карьеры сошла на нет, но, тем не менее, благодарный Юстиниан сделал Велизария консулом, когда тот вернулся из Африки. В Древнем мире войны были частым явлением, и государство нуждалось в способных людях, чтобы их выигрывать. Во все времена это приносило престиж и преимущества в политике. Сенаторская аристократия, из которой на протяжении веков вышло так много талантливых римских полководцев, очень гордилась этим фактом, но в то же самое время была недовольна, если отдельные личности слишком сильно выделялись на фоне своих коллег.

А сейчас стоит рассмотреть судьбу наших пятнадцати героев. Двое были убиты в стычках - Марцелл карфагенянами, а Юлиан, возможно, своими же солдатами. Траян умер естественной смертью во время кампании, как и Марий вскоре после взятия Рима. Трое были убиты - Серторий своими же офицерами, Помпей по приказу придворных Птолемея, Цезарь пал жертвой заговора сенаторов. Еще одному, Корбулону, Нерон приказал совершить самоубийство. Сципион Эмилиан и Германик погибли - по слухам - от яда. Тит правил недолгое время, и его преемником стал его брат. Фабий Максим остался в политике, но конец его долгой жизни был отравлен завистью к славе Сципиона Африканского. Последний был преждевременно исключен из общественной жизни и закончил свою жизнь в горьком уединением, что напоминало участь Велизария. Эмилию Павлу в последние годы жизни пришлось преодолеть неприязнь и вражду, чтобы отпраздновать свой триумф.

В бою римские полководцы командовали войсками, находясь сразу за рядами сражавшихся, и эту позицию нельзя назвать безопасной. Но даже если они не погибали на полях сражений, покрыв себя славой, они могли столкнуться с не менее реальными опасностями.

После Рима

Мы должны признать, что Александр, Цезарь, Сципион и Ганнибал являются самыми достойными и знаменитыми воителями всех времен; однако, уверяю вас… они бы никогда не смогли… завоевывать страны так легко, если бы они были укреплены как Германия, Франция, Нидерланды, Бельгия, Люксембург и другие государства в более поздние времена.

Даже когда сэр Роджер Уильямс написал свой «Краткий трактат о военном искусстве» в 1590 г. и намекнул, что новые разработки в ведении войн - прежде всего современные укрепления и огнестрельное оружие - уменьшили важность примеров из античности для современных командиров, немало других военных теоретиков активно стремились учиться у греков и римлян.

Это не было новым явлением, поскольку «Краткое изложение военного дела» Вегеция, написанное в конце IV века, было одним из самых переписываемых светских манускриптов в средние века. Трудно определить, насколько представления Вегеция в действительности повлияли на действия средневековых военачальников во время кампаний, но этот труд, безусловно, был хорошо известен образованным людям. Многие его рекомендации - например, проведение боя только при самых благоприятных обстоятельствах и отход в крепости, обеспеченные провиантом, где захватчики могли их осаждать до тех пор, пока не кончится продовольствие и не придется отступить, - несомненно, пригодились во время ведения средневековых войн. Однако командиры, которые так действовали, возможно, исходили из практического опыта, а не следовали советам римского теоретика.

К VI веку римские методы ведения войны сами стали типично средневековыми. Армии были небольшими, дисциплина менее строгой, чем в прежние времена, а набеги и небольшие операции стали доминировать над грандиозными сражениями. Крошечные королевства испытывали недостаток средств, ресурсов и необходимой степени централизации, чтобы выставлять армии, напоминающие те, что существовали в Риме во времена его расцвета.

Лишь в конце XV и в XVI веке положение начало меняться. Государства стали более могущественными и начали использовать большие армии. Средневековые методы командования оказались не применимы из-за возросшей численности солдат. Проблема усугубилась тем, что при этом требовалась строгая дисциплина для эффективного использования нового легкого огнестрельного оружия. Распространение грамотности, печатание книг и брошюр позволил открыть заново древних авторов и сделать их более доступными благодаря переводам на современные языки.

В XVI–XVII веках такие военачальники как Мориц и Вильгельм Нассауские в Нидерландах или Густав Адольф в Швеции сознательно пытались превратить армии в войска, основанные на дисциплине, организации и тактической системе римских легионов. В 1616 г. Джон Бингам опубликовал перевод на английский язык книги «Тактики Элиана», в которой были приведены не только рисунки, показывающие копейщиков в форме XVII века, выполняющих отдельные движения, но и раздел о том, как строевая подготовка древних была адаптирована для использования в военной службе Голландии. Обложка была даже еще более красноречивой, ибо на ней был изображен Александр Великий, вручающий свой меч Морицу Нассаускому.

Так как армии были организованы по римской модели - или, по крайней мере, военные реформаторы считали, что это римская модель - неудивительно, что во многих отношениях полководцы командовали в римских традициях в течение нескольких веков. Во главе армий, редко насчитывающих более 30 000 человек, которые двигались в сомкнутом строю, они также могли видеть большую часть поля боя. Множество условий, в которых действовал полководец, не изменились - подзорные трубы облегчили наблюдение за полем боя, но в то же самое время облака дыма как следствие применения черного пороха, ухудшили видимость. Скорость связи по-прежнему не превышала скорости курьера. Штаб, который помогал военачальнику, обычно набирался, как во времена Рима, из членов семьи и хороших знакомых полководца. Их было немного, и, как правило, они не проходили никакой специальной подготовки. Маловероятно, что Цезарю или Помпею поле битвы Густава Адольфа или Мальборо показалось бы уж слишком непохожим на то, что они видели на полях сражений в свое время.

Военачальник XVII или XVIII века обладал той же свободой действий, что и во времена Рима. Он находил место, дающее хороший обзор, чтобы наблюдать за ходом боя и ездил позади лини фронта своих солдат, пытаясь определить, где возникнет угроза или, наоборот, благоприятная возможность для атаки. Командующий лично наблюдал за сражением, поручал офицерам действовать от его имени и получал сообщения от своих подчиненных, контролирующих каждый участок поля боя. С помощью всего этого полководец пытался осмыслить и предугадать ход сражения, и вводил в бой подразделения, которые он, как любой римский военачальник, держал в резерве. Временами он мог поехать вперед и лично возглавить какую-либо операцию - хотя большинство из тех, кто так поступал, были в конечном счете серьезно ранены или убиты, как Густав Адольф. Развитие современной артиллерии привело к тому, что даже командиры, остающиеся за рядами своих солдат, могли получить ранение, и вероятность этого была значительно выше, чем во времена римских полководцев.

Нетрудно найти много примеров, когда командующие XVII или XVIII веков действовали в манере, которая напоминала стиль командования римских военачальников - эпизод, когда военачальник хватал знамя, чтобы собрать вокруг себя бегущих или воодушевить оробевших солдат, - стало таким же клише этой эпохи, каким оно было для римлян. Иногда это действительно могло остановить бегство солдат. Однако гораздо труднее определить, поступали ли они так из-за того, что большинство из них хорошо знало классику и сознательно подражало героям прошлого, как это делал Юлиан Отступник, или же просто похожие условия вызывали сходные реакции.

Однако в некоторых отношениях методы ведения войн в XVIII веке заметно отличались от римских конфликтов. Осторожное маневрирование и нежелание ввязываться в рискованный бой имело больше общего с кампаниями преемников Александра, чем с безжалостной решимостью, с которой Рим обычно вел свои войны.

Еще одно отличие заключалось в отношениях между командующим и солдатами. Задача эффективного применения ручного огнестрельного оружия потребовала введения строгой дисциплины в начале современной эпохи. Из-за ограниченного радиуса действия мушкеты не стали для пехотинцев оружием более действенным, чем лук, но тренировать мушкетеров было гораздо легче, чем лучников. К тому же мушкеты были на редкость неточными и медленно перезаряжались, поэтому наступающие (особенно кавалерия) могли с легкостью смять один ряд мушкетеров, прежде чем они успевали выстрелить еще раз.

В результате были разработаны методы, требующие от пехоты строиться в несколько рядов, которые должны были стрелять и перезаряжать оружие по очереди. Со временем ускорение перезарядки оружия уменьшило число рядов, необходимых для ведения постоянного огня по врагу, с десяти до трех или даже двух, но эти достижения снизили точность стрельбы. В XVIII веке линейная пехота не целилась (большинство мушкетов не имели даже прицела), а просто стреляла в сторону врага. Предполагалось, что залп тесно сомкнутых рядов причинит ущерб подобному же построению неприятеля.

Строевая подготовка должна была сделать все движения и перезарядку мушкетов чисто механическими. Если солдаты не координировали свои действия, получалась путаница, следствием которой были случайные ранения. Поэтому дисциплина была крайне суровой, ее целью было превратить солдата в автомат, практически в «ходячий мушкет». Хотя в римской армии было важно идти в ногу и сохранять построение, победа в рукопашном бою не являлась следствием строгой муштры. Инициатива и индивидуальная агрессия при соответствующих обстоятельствах активно поощрялись римской военной системой, ибо часто действия нескольких людей могли превратить поражение в победу.

Одна из самых важных задач римского полководца - быть свидетелем поведения отдельных солдат и давать им последующую оценку. Тактическая система армии предоставляла командующему важную роль в координации отдельных подразделений, и побуждала его при необходимости вмешиваться на самом низком уровне. Однако это не лишало инициативы его офицеров. Легаты, трибуны, префекты и центурионы всегда играли очень важную роль. Уверенность в том, что офицеры умело командуют на своих участках боя, позволяла полководцу ездить вдоль рядов сражавшихся, руководя действиями солдат на самом важном, по его мнению, участке сражения.

Римляне хотели, чтобы действиями солдат руководили и постоянно воодушевляли их на проявления доблести. Полномочия командующего армии и его престиж давали ему возможность влиять на события в большей степени, чем кому бы то ни было еще, но и имелось немало желающих сделать это, когда он был занят на другом участке сражения. Однако были и безрассудные подчиненные, как и неразумные полководцы, иногда инициатива младших офицеров ухудшала положение или даже приводила к поражению (а при Герговии в 52 г. до н. э. обеспечили командующему оправдание за провал). Тем не менее в целом действия полководца и подчиненных дополняли друг друга и давали армии гораздо большую гибкость, чем у противника.

Только в конце XVIII века кое-что из этой гибкости проявилось в европейских армиях. Благодаря системе корпусов (corps d"armee) Наполеон смог эффективно контролировать стратегические перемещения армий в два раза и более превышающих по размеру те, что существовали при использовании более традиционных методов или во времена римлян. Это требовало предоставления гораздо большей свободы действия его подчиненным и особенно корпусу командиров. Тем не менее армия не была столь большой, и император мог видеть большинство своих солдат, а те - лицезреть своего кумира. Во время кампаний он проводил немало времени в седле, и его официальные и неофициальные посещения подразделений обычно заканчивались незамедлительным повышением или награждением отдельных солдат.

Нельзя сказать, что в Великой армии (La Grande Аrmue) каждый солдат, проявивший доблесть, мог сделать себе выдающуюся карьеру, - но в целом считалось, что смелость и способности будут замечены и вознаграждены. Дисциплина играла важную роль, но не было цели сделать ее настолько строгой, чтобы слепое послушание подавляло всякую инициативу. Подобное явление наблюдалось и в римской армии.

Пропаганда и риторика Наполеона были явно классическими, и в большой степени римскими - триумфальные арки, рельефы, изображающие триумф венценосных победителей, знамена с орлами и даже шлемы для некоторых подразделений. Наполеон обладал обширными познаниями в военной истории, включая историю Древнего мира, и считал Цезаря одним из величайших военачальников, из кампаний которых можно многое узнать о полководческом искусстве. Его приказ при Аустерлице - «Солдаты, я буду лично руководить всеми батальонами; я буду держаться в стороне, если, со своей привычной храбростью, вы посеете беспорядок и замешательство в рядах неприятеля; но если хоть на мгновение возникнет сомнение в победе, вы увидите своего императора в первом ряду» - мог с легкостью исходить и от римского полководца.

Наполеон действовал весьма активно перед боем, создавая условия, при которых его армия должна была разбить врага, и оставлял многое из тактического командования сражением подчиненным. Сам размер армий, особенно в поздних кампаниях, способствовал такому командованию, и поэтому императорскому штабу приходилось быть довольно статичным, чтобы его легче находили гонцы.

Веллингтон, в большинстве случаев командовавший гораздо меньшими армиями и не имевший такого эффективного штаба, действовал в ходе боя в типичном римском стиле. При Ватерлоо он подъезжал вплотную к первым рядам и пытался все время быть в самом важном месте. Он отдавал приказы и получал сообщения там, где находился в данный момент. Иногда он руководил действиями отдельных, воинов - «А теперь, Мейтленд, пришло твое время!» Британские записи об этой битве упоминают это внезапное появление герцога, хотя стиль его командования вряд ли способствовал тому, чтобы младшие офицеры проявляли слишком много инициативы.

После Ватерлоо командиры армий уже не имели возможности руководить ходом сражения, принимая столь непосредственное участие, по крайней мере в Европе. Растущая власть национальных государств в сочетании с такими достижениями как железные дороги и телеграф произвели на свет армии, насчитывающие сотни тысяч и в конце концов - миллионы солдат. В то же самое время усовершенствования в вооружении сделали смертоносным традиционное сомкнутое построение и увеличили размер поля боя.

Битвы теперь проводились на расстояниях, которые не позволяли командующим наблюдать все сражение лично. Только косвенно он мог командовать своими солдатами, и многие задачи близкого наблюдения и воодушевления солдат были теперь исключительно в руках подчиненных. Тем не менее классика продолжала формировать ядро образования, включая военное образование для молодых офицеров в некоторых странах, и большинство военных было знакомо с великими кампаниями Греции и Рима.

Прямое влияние на их поведение в большинстве случаев трудно доказать, поскольку простое совпадение действий, похожих на то, что когда-то сделал Сципион или Помпей, может подтвердить лишь одно - хорошие и успешные военачальники поступают зачастую одинаково. Косвенное, хотя и отдаленное воздействие трудно оспорить, ибо классические традиции глубоко вошли в западную культуру. Многие военачальники, которые стремились походить на Наполеона, - например, Хэвелок, Маклеллан и даже «Бони» Фуллер - копировали человека, тесно ассоциировавшего себя с великими полководцами истории.

Во времена после Ватерлоо военные теоретики так же спорили по поводу значимости греческих и римских методов ведения войны для них, как их коллеги эпохи Возрождения. Клаузевиц считал, что знаменитые битвы древности, обычно проводившиеся по обоюдному согласию, имеют мало общего с современными войнами. Тем не менее, несмотря на его влияние на прусскую и позднее немецкую военную науку, изучение военной истории, включая и историю античного прошлого, стало неотъемлемой частью образования офицера штаба.

Иногда это доходило до крайностей. Фон Шлиффен, например, настолько упорно стремился извлечь практические уроки из древних битв, что это напоминало одержимость. В прошлом подобный интерес был особенно глубоким в немецкой армии, но не следует забывать, что в тот же самый период немецкие ученые господствовали в большинстве областей изучения Древнего мира, хотя нельзя сказать, что они были одиноки. Влиятельный французский теоретик Ардан дю Пик взял много своих примеров из римских битв, считая, что древние источники больше склонны говорить правду о поведении людей в бою, чем современные.

В XIX веке мир изменился, и одним из самых значительных изменений стало снижение влияния классики. Однако некоторые пишущие о войне по-прежнему пытаются извлечь уроки для современного мира из войн Рима. В каком-то смысле увеличившаяся вероятность того, что западные армии будут вести войны против менее развитых противников, а не стран с похожими тактическими системами и уровнями технологий, создает ситуацию, напоминающую ту, с которой столкнулся Рим. Значительную часть своей истории римская армия была лучше снаряженной и даже, что более важно, гораздо более организованной и дисциплинированной, чем ее враги.

На языке викторианской эпохи многие римские кампании именовались бы «малыми войнами». Возможно, уроки для нашего времени следует искать в том, как велись такие операции, а не в знаменитых битвах против карфагенян или македонцев.

римский полководец

Единица реактивной мощности переменного тока

Клейкая водоотталкивающая смесь

Вареная смола

Древнеримский полководец (1 в. до н. э. 1 в.)

. "Смазка" для ран садовых деревьев

Вареная смола

Горячая асфальтная масса

Древнее название сбитня

Древнеримский правовед

Его умоляли "вернуть легионы"

Единица измерения реактивной мощности

Единица реактивной мощности

Единица реактивной мощности переменного тока

Им можно ошпариться

Именно его умолял "вернуть легионы" Октавиан Август

Кипяток

Кипяток в кастрюле

Кипяток круче некуда

Кипяток, горячая, кипящая вода

Кипящая вода в кастрюле

Кипящая смола

Кипящая смола с воском

Клейкая водоотталкивающая смесь

Крепость в Венгрии

Крутой кипяток

М. кипяток и вареная смола, см. варить. Скотный двор, загон, см. варять. Тоб. с остяцкого, перебой; учуг, закол, городьба поперек реки, с гимгами, вершами, для ловли рыбы

Мера реактивной мощности

Реактивная мощность

Река во Франции

Римский полководец, консул

Римский полководец, наместник провинции Германия с V века, потерпевший поражение от германских племен во главе с Арминием в Тевтобургском лесу

Садовая замазка

Садовая смола

Сапожная смола

Сбитень

Сбитень (устар.)

Скандинавская богиня истины, которая выслушивает и записывает клятвы людей, мстит нарушителям клятв и обещаний

Смола в садовом обиходе

Смола для натирания дратвы

Смола садовода

Старинный горячий напиток

Сторонник Помпея, легат, флотоводец

Фараон Рамзес II, правивший Египтом более 60 лет, недаром упоминался в древнеегипетских текстах с титулом «Победитель». Он одержал множество побед, самая важная из которых - над Хеттским царством, долгое время бывшим главным противником Египта.

Её самым известным эпизодом стала битва при Кадеше, в которой участвовало по несколько тысяч колесниц с обеих сторон.

Битва шла с переменным успехом. Сначала успех был на стороне хеттов, заставших египтян врасплох. Но вовремя подошедшие резервы переломили ход сражения. Хетты оказались прижаты к реке Оронт и понесли при поспешной переправе большие потери. Благодаря этому Рамзес сумел заключить с ними выгодный мир.

В войнах египтян и хеттов одной из основных ударных сил были колесницы. Иногда к их колёсам прикреплялись ножи, буквально выкашивающие ряды противника. Но при обращении в бегство или потере контроля над лошадьми, это страшное оружие порой невольно оборачивалось против своих. Колесницы хеттов были мощнее, и воины на них чаще сражались копьями, а на более маневренных колесницах египтян располагались лучники.

Кир Великий (530 до н.э.)

Когда Кир II стал вождём персидских племён, персы были разобщены и находились в вассальной зависимости от Мидии. К концу правления Кира персидская держава Ахеменидов простиралась от Греции и Египта до Индии.

Кир гуманно относился к побеждённым, оставлял завоёванным областям существенное самоуправление, с уважением относился к их религиям, и, благодаря этому, избегал серьёзных восстаний на покорённых территориях, а некоторые противники предпочитали войне подчинение на таких мягких условиях.

В битве с легендарным лидийским царём Крёзом Кир применил оригинальную военную хитрость. Впереди своего войска он выставил взятых из обоза верблюдов, на которых сидели обстреливающие противника лучники. Лошади противника испугались незнакомых животных и внесли сумятицу в ряды вражеского войска.

Личность Кира овеяна многочисленными легендами, в которых трудно отличить правду от вымысла. Так, по преданию, он знал в лицо и по именам всех солдат своего многочисленного войска. После 29 лет царствования Кир погиб во время очередного завоевательного похода.

Мильтиад (550 до н.э. - 489 до н.э.)

Афинский полководец Мильтиад прославился, в первую очередь, победой в легендарной битве с персами при Марафоне. Позиции греков были таковы, что их войско перекрывало путь к Афинам. Персидские военачальники решили не вступать в сухопутный бой, а сесть на корабли, обойти греков по морю и высадиться возле Афин.

Мильтиад улучил момент, когда большая часть персидской конницы уже была на кораблях, и атаковал персидскую пехоту.

Когда персы пришли в себя и перешли в контрнаступление, греческие войска умышленно отступили в центре, а затем окружили врагов. Несмотря на превосходство персов в численности, греки одержали победу. После битвы греческое войско совершило 42-километровый марш-бросок до Афин и не позволило оставшимся персам высадиться у города.

Несмотря на заслуги Мильтиада, после другой, неудачной военной экспедиции против острова Парос, где сам полководец был ранен, он был обвинён в «обмане народа» и приговорён к огромному штрафу. Мильтиад не смог выплатить штраф, и был зачислен в несостоятельные должники, которым было запрещено заниматься государственной деятельностью, а вскоре умер от ран.

Фемистокл (524 до н.э. - 459 до н.э.)

Фемистокл, величайший афинский флотоводец, сыграл ключевую роль в победах греков над персами и сохранении Грецией независимости. Когда персидский царь Ксеркс пошёл войной на Грецию, города-государства объединились перед лицом общего врага, и приняли для защиты план Фемистокла. Решающая морская битва состоялась у острова Саламин. В его окрестностях есть множество узких проливов и, по мысли Фемистокла, если бы удалось заманить в них персидский флот, большое численное преимущество противника было бы нивелировано. Устрашённые размерами персидского флота, другие греческие военачальники склонялись к бегству, но Фемистокл, заслав в лагерь персов своего гонца, спровоцировал их немедленно начать сражение. Грекам не оставалось ничего другого, как принять бой. Расчёт Фемистокла блестяще оправдался: в узких проливах большие и неповоротливые персидские суда оказались беспомощными перед более маневренными греческими. Персидский флот был разбит.

Заслуги Фемистокла вскоре забылись. Политические противники изгнали его из Афин, а затем и вовсе заочно приговорили к смертной казни, обвинив в государственной измене.

Фемистокл был вынужден бежать к своим бывшим врагам, в Персию. Царь Артаксеркс, сын разбитого Фемистоклом Ксеркса, не только пощадил давнего противника, но и дал ему в управление несколько городов. По легенде Артаксеркс хотел, чтобы Фемистокл участвовал в войне против греков, и полководец, не имея возможности отказаться, но и не желая наносить вред неблагодарной родине, принял яд.

Эпаминонд (418 до н.э. - 362 до н.э.)

Великий фиванский полководец Эпаминонд большую часть жизни сражался против спартанцев, доминировавших в то время в континентальной Греции. В битве при Левктрах он впервые разгромил спартанское войско, до сей поры считавшееся непобедимым в сухопутном бою. Победы Эпаминонда способствовали возвышению Фив, но вызвали опасения других греческих городов-государств, объединившихся против них.

В своей последней битве при Мантинее, также против спартанцев, когда победа была уже практически в руках фиванцев, Эпаминонд получил смертельное ранение, а растерявшееся без полководца войско отступило.

Эпаминонд считается одним из величайших новаторов в военном искусстве. Именно он впервые начал неравномерно распределять силы по фронту, концентрируя главные силы в направлении решающего удара. Этот принцип, названный современниками «тактикой косого порядка», до сих пор является одним из основополагающих в военной науке. Эпаминонд один из первых начал активно использовать кавалерию. Большое внимание полководец уделял воспитанию боевого духа воинов: он побуждал фиванских юношей вызывать на спортивные состязания молодых спартанцев, чтобы они поняли, что этих противников можно побеждать, причём не только в палестре, но и на поле боя.

Фокион (398 до н.э. - 318 до н.э.)

Фокион был одним из самых осторожных и рассудительных греческих полководцев и политиков, и в сложные для Греции времена эти качества оказались наиболее востребованными. Он одержал ряд побед над македонянами, но впоследствии, понимая, что раздробленной Греции не по силам противостоять сильной македонской армии и считая, что только Филипп II может прекратить греческие усобицы, занимал умеренную позицию, которая казалась знаменитому оратору Демосфену и его сторонникам предательской.

Благодаря уважению, которым пользовался Фокион у македонян, в том числе у Александра Великого, ему удалось добиться лёгких для афинян условий мира.

Фокион никогда не стремился власти, но афиняне избирали его стратегом 45 раз, причём порой против его воли. Последнее избрание закончилось для него трагически. После того, как македонцы взяли город Пирей, восьмидесятилетний Фокион был обвинён в измене и казнён.

Филипп Македонский (382 до н.э. - 336 до н.э.)

Филипп II, македонский царь, более всего известен как отец Александра Македонского, однако основу для будущих побед сына заложил именно он. Филипп создал хорошо обученную армию с железной дисциплиной, и с ней сумел покорить всю Грецию. Решающим сражением стала битва при Херонее, в результате которой объединённые греческие войска были разбиты, и Филипп объединил Грецию под своим началом.

Главное военное нововведение Филиппа - знаменитая македонская фаланга, которую впоследствии так умело применял его великий сын.

Фаланга представляла собой тесный строй воинов, вооружённых длинными копьями, причём копья последующих рядов были длиннее, чем у первых. Ощетинившаяся фаланга могла успешно противостоять кавалерийским атакам. Часто он применял и различные осадные машины. Впрочем, будучи хитрым политиком, сражению он по возможности предпочитал подкуп и говорил, что «осёл, гружённый золотом, способен взять любую крепость». Многие современники считали такой метод ведения войны с уклонением от открытых сражений недостойным.

Во время своих войн Филипп Македонский потерял глаз и получил несколько тяжёлых ран, в результате одной из которых остался хромым. Но погиб он в результате покушения одного из придворных, возмущённого несправедливым судебным решением царя. При этом многие историки считают, что руку убийцы направляли его политические враги.

Александр Македонский (356 до н.э. - 323 до н.э.)

Александр Македонский, наверное, самый легендарный в истории полководец. Вступив на престол в двадцатилетнем возрасте, он за неполные тринадцать лет сумел завоевать большую часть известных в то время земель и создать огромную империю.

С детства Александр Македонский готовил себя к тяготам военной службы, ведя суровую, совсем не характерную для царского отпрыска жизнь. Главной его чертой было стремление к славе. Из-за этого он даже огорчался победам отца, опасаясь, что тот всё завоюет сам, а на его долю ничего не останется.

По преданию, когда его учитель, великий Аристотель, рассказал юноше, что могут существовать и другие обитаемые миры, Александр с горечью воскликнул: «А я ещё не владею и одним!»

Завершив начатое отцом завоевание Греции, Александр отправился в восточный поход. В нём он разгромил казавшуюся долгое время непобедимой Персидскую империю, покорил Египет, дошёл до Индии и собирался захватить и её, но измотанное войско отказалось продолжать поход, и Александр вынужден был вернуться. В Вавилоне он тяжело заболел (скорее всего, малярией) и умер. После смерти Александра империя распалась, а между его полководцами, диадохами, началась многолетняя война за обладание её частями.

Самая знаменитая битва Александра - сражение с персами при Гавгамелах. Армия персидского царя Дария была на порядок больше, однако Александр сумел разорвать её переднюю линию изящными манёврами и нанёс решающий удар. Дарий бежал. Эта битва стала концом империи Ахеменидов.

Пирр (318 до н.э. - 272 до н.э.)

Пирр, царь небольшого государства Эпир на Балканах, дальний родственник Александра Македонского, считается одним из величайших полководцев в истории, а Ганнибал даже ставил его на первое место, выше себя.

Ещё в молодости Пирр получил боевую закалку, участвуя в войнах диадохов за раздел наследства Александра Македонского. Изначально он поддерживал одного из диадохов, но вскоре стал вести собственную игру и, несмотря на сравнительно небольшие силы своей армии, едва не стал царём Македонии. Но основные, прославившие его сражения, Пирр вёл против Рима. Воевал Пирр и с Карфагеном, и со Спартой.

Одержав победу над римлянами в ходе двухдневной битвы при Аускуле и осознав, что потери слишком велики, Пирр воскликнул: «Ещё одна такая победа, и я останусь без войска!»

Отсюда пошло выражение «Пиррова победа», означающее успех, доставшийся слишком большой ценой.

Великий полководец был убит женщиной. Во время штурма Пирром города Аргос завязались уличные бои. Женщины, как могли, помогали своим защитникам. Кусок черепицы, брошенный с крыши одной из них, угодил Пирру в незащищённое место. Тот упал без сознания и был добит или задавлен толпой на земле.

Фабий Максим (203 до н.э.)

Квинт Фабий Максим вовсе не был воинственным человеком. В молодости за свой мягкий характер он даже получил прозвище Овикула (овечка). Тем не менее, в историю он вошёл как великий полководец, победитель Ганнибала. После сокрушительных поражений от карфагенян, когда судьба Рима висела на волоске, именно Фабия Максима римляне ради спасения отечества избрали диктатором.

За свои действий во главе римской армии Фабий Максим получил прозвище Кунктатор (медлитель). Избегая, насколько возможно, прямых столкновений с войском Ганнибала, Фабий Максим изматывал армию противника и отрезал ей пути снабжения.

Многие упрекали Фабия Максима в медлительности и даже в измене, но он продолжал гнуть свою линию. В результате, Ганнибал вынужден был отступить. После этого Фабий Максим отошёл от командования, и войной с Карфагеном на вражеской территории занимались уже другие полководцы.

В 1812 году тактикой Фабия Максима пользовался Кутузов в войне с Наполеоном. Аналогично действовал и Джордж Вашингтон во время американской войны за независимость.

Ганнибал (247 до н.э. - 183 до н.э.)

Ганнибала, карфагенского полководца, многие считают величайшим полководцем всех времён и иногда именуют «отцом стратегии». Когда Ганнибалу было девять лет, он поклялся в вечной ненависти к Риму (отсюда выражение «аннибалова клятва»), и всю жизнь следовал этому на практике.

В 26 лет Ганнибал возглавил карфагенские войска в Испании, за которую у карфагенян шла ожесточённая борьба с Римом. После ряда военных успехов, он со своей армией совершил тяжелейший переход через Пиренеи и неожиданно для римлян вторгся в Италию. В его войске были боевые африканские слоны, и это один из немногочисленных случаев, когда этих животных удалось приручить и использовать в военном деле.

Стремительно продвигаясь вглубь страны, Ганнибал нанёс римлянам три тяжелейших поражения: на реке Треббия, у Тразименского озера и при Каннах. Последняя, в которой римские войска были окружены и уничтожены, стала классикой военного искусства.

Рим был на грани полного поражения, но Ганнибал не получивший вовремя подкрепления, был вынужден отступить, а затем и вовсе покинуть Италию со своей измотанной армией. Полководец с горечью говорил, что его победил не Рим, а завистливый карфагенский сенат. Уже в Африке Ганнибал был разбит Сципионом. После поражения в войне с Римом некоторое время Ганнибал занимался политикой, но вскоре был вынужден отправиться в изгнание. На Востоке он помогал военными советами врагам Рима, а когда римляне потребовали его выдачи, Ганнибал, чтобы не попасть к ним в руки, принял яд.

Сципион Африканский (235 до н.э. - 181 до н.э.)

Публий Корнелию Сципиону было всего 24 года, когда он, во время войны с Карфагеном, возглавил римские войска в Испании. Дела у римлян там шли настолько плохо, что других желающих занять эту должность не нашлось. Используя разобщённость карфагенских войск, он наносил им чувствительные удары по частям, и, в конце концов, Испания перешла под контроль Рима. Во время одного из сражений Сципион использовал любопытную тактику. Перед битвой он несколько дней подряд выводил войско, построенное в одном и том же порядке, но сражения не начинал. Когда противники к этому привыкли, Сципион в день битвы поменял расположение войск, вывел их раньше обычного и начал стремительную атаку. Враг был разгромлен, а эта битва стала переломной в войне, которую теперь можно было перенести на территорию противника.

Уже в Африке, на территории Карфагена, Сципион применил в одной из битв военную хитрость.

Узнав о том, что союзники карфагенян, нумидийцы, живут в тростниковых шалашах, он послал часть войска, чтобы поджечь эти шалаши, а когда карфагеняне, привлечённые зрелищем пожара, утратили бдительность, другая часть войска напала на них и нанесла тяжёлое поражение.

В решающей битве при Заме Сципион встретился на поле боя с Ганнибалом, и одержал победу. Война завершилась.

Сципион отличался гуманным отношением к побеждённым, и его великодушие стало излюблённой темой для художников будущего.

Марий (158 до н.э. - 86 до н.э.)

Гай Марий происходил из незнатной римской семьи, возвышения он достиг благодаря военным талантам. Он очень удачно действовал в войне против нумидийского царя Югурты, но настоящую славу заслужил в битвах с германскими племенами. В этот период они настолько усилились, что для Рима, ослабленного многочисленными войнами в разных концах империи, их вторжение стало реальной угрозой. Германцев было значительно больше, нежели легионеров Мария, однако на стороне римлян были порядок, лучшее вооружение и опыт. Благодаря умелым действиям Мария сильные племена тевтонов и кимвров были практически уничтожены. Полководца провозгласили «спасителем отечества» и «третьим основателем Рима».

Слава и влияние Мария были так велики, что римские политики, опасаясь его чрезмерного возвышения, постепенно оттёрли полководца от дел.

В это же время шла в гору карьера Суллы, бывшего подчинённого Мария, ставшего его врагом. Обе стороны не брезговали никакими средствами, от клеветы до политических убийств. Их вражда привела в итоге к гражданской войне. Изгнанный из Рима Суллой, Марий долго скитался по провинциям и едва не погиб, однако сумел собрать армию и взять город, в котором оставался до конца, преследуя сторонников Суллы. После смерти Мария его сторонники продержались в Риме недолго. Вернувшийся Сулла разорил могилу своего врага, а его останки выбросил в реку.

Сулла (138 до н.э. - 78 до н.э.)

Римский полководец Луций Корнелий Сулла получил прозвище Феликс (счастливый). Действительно, удача сопутствовала этому человеку всю жизнь, как в военных, так и в политических делах.

Военную службу Сулла начал во время Нумидийской войны в Северной Африке под командованием Гая Мария, своего будущего непримиримого врага. Он повёл дела так энергично и был настолько удачлив в сражениях и дипломатии, что народная молва приписывала ему большую часть заслуг в победе в Нумидийской войне. Это вызвало ревность Мария.

После успешных военных кампаний в Азии Сулла был назначен командующим в войне против Понтийского царя Митридата. Однако после его отбытия Марий добился, чтобы Суллу отозвали, а командующим назначили его.

Сулла, заручившись поддержкой войска, вернулся, захватил Рим и изгнал Мария, положив начало гражданской войне. Пока Сулла воевал с Митридатом, Марий вновь захватил Рим. Сулла вернулся туда уже после смерти своего врага и был избран бессрочным диктатором. Жестоко разделавшись со сторонниками Мария, Сулла некоторое время спустя сложил с себя диктаторские полномочия и до конца жизни оставался частным лицом.

Красс (115 до н.э. - 51 до н.э.)

Марк Лициний Красс был одним из богатейших римлян. Впрочем, большую часть своего состояния он нажил во время диктатуры Суллы, присваивая конфискованное имущество его противников. Своё высокого положения при Сулле он достиг благодаря тому, что отличился в гражданской войне, воюя на его стороне.

Уже после смерти Суллы Красс был назначен командующим в войне с восставшими рабами Спартака.

Действуя, в отличие от предшественников, очень энергично, Красс заставил Спартака принять решающее сражение и разбил его.

С побеждёнными он обошёлся крайне жестоко: несколько тысяч пленных рабов были распяты вдоль Аппиевой дороги, и их тела оставались висеть там много лет.

Вместе с Юлием Цезарем и Помпеем Красс стал участником первого триумвирата. Эти полководцы фактически поделили между собой римские провинции. Крассу досталась Сирия. Он планировал расширять владения и повёл завоевательную войну против Парфянского царства, но неудачно. Красс проиграл битву при Каррах, был вероломно захвачен в плен во время переговоров и жестоко казнён, ему влили в горло расплавленное золото.

Спартак (110 д.н.э. - 71 д.н.э.)

Спартак, римский гладиатор родом из Фракии, был предводителем крупнейшего восстания рабов. Несмотря на отсутствие опыта командования и соответствующего образования, он стал одним из величайших полководцев в истории.

Когда Спартак с товарищами бежал из гладиаторской школы, его отряд насчитывал несколько десятков плохо вооружённых человек, укрывшихся на Везувии. Римляне перекрыли все дороги, но восставшие совершили легендарный манёвр: они спустились с крутого склона по верёвкам, сплетённым из виноградных лоз, и ударили врагам с тыла.

Римляне поначалу отнеслись к беглым рабам с презрением, посчитав, что их легионы легко разгромят восставших, и жестоко поплатились за своё высокомерие.

Высылаемые против Спартака сравнительно небольшие силы были поочерёдно разгромлены, а его армия, тем временем, укреплялась: в неё стекались рабы со всей Италии.

К несчастью среди восставших не было единства и общего плана дальнейших действий: одни хотели оставаться в Италии и продолжать войну, а другие - успеть уйти до вступления в войну основных сил римлян. Часть войска откололась от Спартака и была разбита. Попытка уйти из Италии морем окончилась неудачей из-за предательства нанятых Спартаком пиратов. Полководец долго уклонялся от решающего сражения с превосходящими его армию легионами Красса, но, в конце концов, вынужден был принять битву, в которой рабы потерпели поражение, а сам он - погиб. По преданию Спартак продолжал сражаться, уже будучи тяжелораненым. Его тело было буквально завалено трупами убитых им в последней схватке римских легионеров.

Помпей (106 до н.э. - 48 до н.э.)

Гней Помпей известен, прежде всего, как противник Юлия Цезаря. Но своё прозвище Магн (Великий) он получил совсем за другие сражения.

Во время гражданской войны он был одним из лучших полководцев Суллы. Затем Помпей успешно воевал в Испании, на Ближнем Востоке, на Кавказе и существенно расширил римские владения.

Ещё одним важным делом Помпея стала зачистка Средиземного моря от пиратов, которые обнаглели настолько, что Рим испытывал серьёзные трудности с подвозом продовольствия по морю.

Когда Юлий Цезарь отказался подчиниться сенату и начал тем самым гражданскую войну, командование войсками республики поручили Помпею. Борьба двух великих полководцев долгое время шла с переменным успехом. Но в решающем сражении при греческом городе Фарсале Помпей потерпел поражение и вынужден был бежать. Он пытался собрать новую армию для продолжения борьбы, но был вероломно убит в Египте. Голову Помпея поднесли Юлию Цезарю, но тот, наперекор ожиданиям, не наградил, а казнил убийц своего великого противника.

Юлий Цезарь (100 до н.э. - 44 до н.э.)

Гай Юлий Цезарь по-настоящему прославился как полководец, когда покорил Галлию (сейчас это, в основном, территория Франции). Он сам составил подробный отчёт об этих событиях, написав «Записки о Галльской войне», которые до сих пор считаются образцом военных мемуаров. Афористичный стиль Юлия Цезаря проявлялся и в донесениях сенату. Например, «Пришёл. Увидел. Победил» вошло в историю.

Вступив в конфликт с сенатом, Юлий Цезарь отказался сдать командование и вторгся в Италию. На границе он с войсками пересёк реку Рубикон, и с тех пор выражение «Перейти Рубикон» (означающее совершить решительное действие, отрезающее путь к отступлению) стало крылатым.

В последовавшей гражданской войне он разбил войска Гнея Помпея при Фарсале, несмотря на численное преимущество противника, а после походов в Африку и Испанию вернулся в Рим диктатором. Несколько лет спустя он был убит заговорщиками в сенате. По преданию окровавленное тело Юлия Цезаря упало к подножию статуи его врага Помпея.

Арминий (16 до н.э. - 21 н.э.)

Арминий - вождь германского племени херусков, известен, в первую очередь, тем, что своей победой над римлянами в битве в Тевтобургском лесу развеял миф об их непобедимости, чем вдохновил другие народы на борьбу с завоевателями.

В юности Арминий служил в римской армии и хорошо изучил будущего врага изнутри. После того, как на его родине вспыхнуло восстание германских племён, Арминий возглавил его. По некоторым данным он и вовсе являлся его идейным вдохновителем. Когда направленные на восставших три римских легиона вошли в Тевтобургский лес, где они не могли выстраиваться в привычном порядке, германцы под предводительством Арминия напали на них. После трёх дней битв римские отряды практически полностью уничтожили, а голову незадачливого римского полководца Квинтилия Вара, зятя самого императора Октавиана Августа, показывали по германским селениям.

Зная, что римляне обязательно попытаются отомстить, Арминий попытался объединить германские племена для отпора им, но не преуспел в этом. Он погиб не от рук римлян, а в результате внутренних распрей, убит кем-то из приближённых. Однако дело его не пропало: по итогам войн с римлянами германские племена отстояли независимость.

История Древнего мира Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2013, № 4 (3), с. 27-38

УДК 94(37).07

РИМСКИЙ ПОЛКОВОДЕЦ В БОЮ:

ОБРАЗЫ, ДИСКУРСЫ И ПРАГМАТИКА ВОЕННОГО ЛИДЕРСТВА (II)

© 2013 г. А.В. Махлаюк

Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского

amakhlayuk@gmail .com

Поступила в редакцию 15.12.2013

Анализируются свидетельства литературных и эпиграфических источников личного участия римских полководцев в бою с точки зрения корреляции в них прагматических и идеологических аспектов военного лидерства. Показано, что так называемый комплекс Ахилла был отнюдь не чужд римлянам и соответствующие образы и примеры обнаруживают явное греческое влияние, идущее через историографические, поэтические и риторические топосы, а также через иконографические образцы, которые следует рассматривать как особый дискурс. В то же время этот дискурс основывался на собственно римских традициях и выражал специфически римскую идеологию и практику военного лидерства. Эти традиции, в которых большое значение придавалось индивидуальной воинской доблести и военной «харизме», оставались мощным ресурсом легитимации власти как для государственных деятелей Римской республики, так и для большинства императоров, которые использовали соответствующие образы и модели в своей пропаганде.

Ключевые слова: Древний Рим, военная история античности, римские полководцы, прагматика и идеология военного лидерства, нарративный и идеологический дискурсы.

В настоящей статье главным предметом нашего исследования будут свидетельства литературных и эпиграфических источников личного участия римских полководцев в бою. Взятые в своей совокупности, они представляют картину, которая существенным образом противоречит предписаниям военной теории, рассмотренным в первой части данной работы . Создается даже впечатление, что следование этим постулатам было гораздо менее распространенной практикой, нежели активное вмешательство командующих в боевые действия и личное участие в бою. Проявления индивидуальной воинской доблести, включая собственноручное уничтожение врагов в рукопашной, не только активно пропагандировалось средствами изобразительных искусств, но и ожидалось от военачальников высокого ранга со стороны как подчиненных, воодушевляемых личным примером командующего, так и общественного мнения, которое находит выражение в литературных произведениях.

Конечно, в античных литературных текстах (прежде всего в поэтических и риторических) нетрудно найти столь же малореалистические эпизоды личного участия военачальника в сражении, как и на изобразительных памятниках. Так, в «Энеиде» Анхиз, пророчествуя о грядущей славе Марцелла, племянника Августа, опи-

сывает его воинскую доблесть вполне в гоме-

ровском духе:

От него не уйти невредимо Враг ни один бы не мог,

пусть бы юноша пешим сражался, Пусть бы шпоры вонзал в бока

скакуна боевого (Verg. Aen. VI. 879-881; пер. С. Ошерова под ред. Ф. Петровского).

Еще одним красноречивым примером могут служить строки Горация из оды, обращенной к Августу в связи с победами, одержанными его пасынками Тиберием и Друзом в 15 г. до н. э. над альпийскими племенами:

Полки врагов

Без устали теснил Тиберий,

В самую сечу с конем врываясь.

Громил так Клавдий,

ринувшись в смертный бой. Одетых в латы варваров без потерь;

Кося и задних и передних,

Трупами землю устлал победно2.

(Carm. IV. 14. 22-24; 29-32; пер. Н.С. Гинцбурга)

Если же обратиться к риторическим текстам, то нужно отметить, что наставления по ритори-

ке прямо предписывают подробно останавливаться на битвах с участием императора (Menander. Пері етбеьктькйу // Rhetores Graeci. III, p. 373, 17-32 Spengel). В качестве показательного образчика реализации такой установки можно привести пассаж из панегирика императору Константину, произнесенного неизвестным оратором в 313 г. н. э.:

Но ты, император, думаешь, что я прославляю все, что ты сделал в этом сражении? А я вновь жалуюсь. Ты все предусмотрел, все устроил, исполнил все обязанности верховного главнокомандующего, но зачем же сражался сам? Зачем ты врывался в самую гущу врагов? <...> Неужели ты полагаешь, будто мы не знаем, как, охваченный чрезмерным рвением, ты ворвался в самую середину вражеского войска и, если бы не проложил себе дорогу, разя [врагов] направо и налево, обманул бы надежды и чаяния всего человеческого рода? <... "> Сражаться следует тем, кому на роду написано или победить, или быть убитым; но зачем же подвергаться какой-либо опасности тебе, от жизни которого зависит судьба всех? <... > Нужно ли тебе, император, самому поражать врага? Тебе даже не пристало делать это3.

(Pan. Lat. IX . 9. 2-6; пер. И.Ю. Шабаги).

Другое дело, однако, свидетельства историографических нарративов. В изображаемых античными авторами батальных сценах, разумеется, присутствует изрядная доля риторики, но тем не менее сообщаются факты, считать которые чистым вымыслом и риторическим преувеличением вряд ли правомерно.

Модель героического лидерства, берущая начало в гомеровском эпосе, в полной мере сформировалась в эллинистическую эпоху. В качестве нормативной черты образа полководца она предполагала неразрывное единство индивидуальной воинской доблести и собственно полководческого искусства, включая знание тактики и военных хитростей. Образцом эллинистического царя-полководца, в полной мере следующего полководческому стилю Александра Великого (который, в свою очередь, можно, сказать, сознательно ориентировался на гомеровскую парадигму - «комплекс Ахилла»4), несомненно, может служить Пирр Эпирский. Яркое описание его героического лидерства в бою дает Плутарх5, рассказывая о битве при Гераклее:

Он... первым бросился вперед, пришпорив коня. Во время битвы красота его оружия и

блеск роскошного убора делали его заметным отовсюду, и он делом доказывал, что его слава вполне соответствует доблести, ибо, сражаясь с оружием в руках и храбро отражая натиск врагов, он не терял хладнокровия и командовал войском так, словно следил за битвой издали, поспевая на помощь всем, кого, казалось, одолевал противник

(Plut. Pyrrh. 16. 7-8; пер. С.А. Ошерова).

Аналогичным образом сочетание собственно полководческих качеств и сугубо воинской храбрости нередко с явным уважением подчеркивается (в том числе и римскими авторами) в других военных лидерах позднеклассического и эллинистического времени. Например, по словам Юстина, Эпаминонд при Мантинее не только руководил битвой, но и сражался как храбрейший воин (Iust. VI. 7. 11: non ducis tantum, verum et fortissimi militis officio fungitur). Для Веллея Патеркула Митридат Евпатор -«вождь в замыслах, воин в бою» (Vell. Pat. II. 18. 1: consiliis dux, miles manu).

Необходимо подчеркнуть, что подобная модель героического лидерства была отнюдь не чужда римским военачальникам практически на всем протяжении римской истории, а не только на ее ранних этапах, когда, по словам Ливия, считалось почетным, чтобы сами полководцы начинали сражение: decorum est tum ipsis capes-sere pugnam ducibus (Liv. II. 6. 8). Приведем подборку соответствующих свидетельств, расположив их в хронологической последовательности, чтобы нагляднее показать непрерывность традиции. Но сначала следует отметить, что единство собственно воинской доблести и полководческого искусства, несомненно, принадлежит к исконным, можно сказать, базовым чертам римской военной культуры, обусловленным состязательным характером той «мери-тократической» политической системы, которая сложилась в период ранней Республики6. В этой системе римская элита свои притязания на политическое лидерство в значительной степени обосновывала демонстрацией не просто реальных военных достижений, но и обладанием такой воинской доблестью (virtus), в ее «физическом», боевом аспекте7, которая была доступна каждому римскому гражданину, выполнявшему свой воинский долг . Показательно, что в том идеальном образе римского государственного деятеля, который обрисован в речи Кв. Метелла на похоронах его отца Луция Цецилия Метелла, военачальника I Пунической войны, консула 231 г. до н.э., наряду с прочими качествами, выделяется стремление быть в чис-

ле первых воителей и храбрейшим полководцем, под чьим водительством совершались бы величайшие деяния.

Примерами подобного поведения богата история классической Республики, и в традиции они оцениваются скорее как образцовые, нежели исключительные. Ливий, рассказывая о войне с самнитами, вкладывает в уста Валерия Корва речь, в которой противопоставляются те военачальники, которые храбры только на словах, но не сведущи в военном деле, и те, которые владеют разными видами оружия, умеют вырваться пред знамена и управиться в самой гуще боя9. Фронтин (Strat. IV. 5. 3) упоминает некоего консуляра Постумия, который в ответ на вопрос солдат, чего он от них требует, заявил, что требует, чтобы они последовали его примеру (ut se imitarentur), и, схватив знамя, первым ринулся на врага. Примечательно, что тот же Ливий в своем сравнении потенциальных возможностей римских полководцев и Александра Великого упоминает Манлия Торквата и Валерия Корва, которые «стяжали славу ратоборцев прежде славы полководцев» (insignes ante milites quam duces) и вряд ли уступили бы на поле брани бойцовской доблести Александра10, которая «немало прибавила к его славе» (VII. 17. 7; пер.

Н.В. Брагинской).

Для эпохи Пунических войн в целом была, по-видимому, характерна приверженность римских военачальников героической модели лидерства, основанного на личном примере и непосредственном участии в опасностях боя11 . Такой модели следовали консул Фламиний в битве у Тразименского озера (Liv. XXII. 6. 1-4) и Эмилий Павел при Каннах (Polyb. III. 116. 1 sqq.; Liv. XXII. 49. 1 sqq.). Это, безусловно, влекло за собой смертельный риск. Так, консул Гай Атилий Регул, лично возглавивший атаку римской конницы в битве при Теламоне с галлами (225 г. до н. э.), пал в рукопашной схватке, сражаясь, по словам Полибия (II. 28. 10), «как отчаянный боец» (^apaßoXw? aywvi£ó|aevov èv xèLpûv vó|iw). Так же погибает и Клавдий Марцелл, напав во главе конного отряда на противника во время небольшой стычки (App. Hannib. 50; Polyb. X. 32. 9-10; Liv. XXVII. 27. 11; Plut. Marc. 29).

Однако, несмотря на смертельный риск12, многие римские военачальники - и отнюдь не только в критических ситуациях, когда доблестная смерть могла смыть позор поражения или переломить ход боя, - сражались в первых рядах, увлекая за собой подчиненных, как, например, претор (186 или 185 г. до н. э.) Каль-пурний Пизон, который во время одного из

сражений в Испании во главе конницы «первым врезался во вражеские ряды и так далеко углубился в них, что трудно было различить, на чьей стороне он бьется» (Liv. XXXIX. 31. 8-9; пер. Э.Г. Юнца). Катон Старший не раз с риском для жизни предводительствовал в бою, когда воевал в Испании (App. Hiber. 40).

В эту эпоху военачальник мог скорее даже заслужить упрек в том, что он мало участвует непосредственно в боях. По сообщению Фрон-тина (Strat. IV. 7. 4), Сципиону Младшему (который в юности прославился победой в единоборстве с вражеским вождем13) даже пришлось в этом оправдываться, заявляя, что мать родила его полководцем, а не бойцом (imperatorem me mater, non bellatorem peperit).

Пожалуй, с наибольшей полнотой римский идеал военачальника-бойца воплотился в фигуре Гая Мария, которого Плиний Старший называет manipularis imperator14 Марий, насколько позволяют судить наши источники, в своем стиле командования вполне соответствовал той самохарактеристике, которая дается в приводимой Саллюстием речи: «сам я в походе и в сражении буду вам и советчиком, и товарищем в опасности и при всех обстоятельствах буду рядом с вами»15 (пер. В.О. Горенштейна). Заявляя, что ему хорошо знакомы все стороны воинской службы (a именно: hostem ferire, praesidia agitare, nihil metuere nisi turpem famam, hiemem et aestatem iuxta pati, humi requiescere, eodem tempore inopiam et laborem tolerare), Марий называет полезным и достойным гражданина командованием (hoc est utile, hoc civile imperium) такое, когда военачальник на равных разделяет с подчиненными все тяготы и труды (B. Iug. 85. 33-35). Такой стиль военного лидерства прямо противопоставляется тому, которому в то время следовали некоторые римские нобили, полагавшиеся не столько на практический военный опыт, сколько на теоретические наставления греков (Ibid. 85. 12-13; 32). Соответствующие примеры действий Мария в бою мы находим и у Саллюстия (B. Iug. 98. 1), и у Плутарха в описании битвы при Аквах Сексти-евых (C. Mar. 20. 6), и в отзыве Диодора Сицилийского (XXXIV. 35. 38). И как образцовая данная модель командования воспринималась и в последующие эпохи (SHA. Pesc. Nig. 11. 3). В отдельных критических ситуациях так же, как Марий, действовали и другие римские полководцы его времени. Например, во время битвы при Орхомене, когда римское войско обратилось было в бегство, Сулла, спрыгнув с коня и схватив знамя, кинулся навстречу врагам (Plut. Sulla. 21. 2; App. Mithr. 49). Аналогичным обра-

зом в критических ситуациях поступал и Цезарь (Caes. BG. II. 25. 2; VII. 87-88; B. Afr. 83. 1; Val. Max. III. 2. 19; App. BC. II. 104; 152; Vell. Pat. II. 53. 3-4; Flor. II. 13. 81-82).

Можно привести и другие свидетельства личной храбрости, демонстративно проявляемой военачальниками в бою. Этим качеством особенно отличались Гней Помпей, участвовавший в рукопашных сватках и кавалерийских атаках, вполне в духе Александра Великого16, которому он, как известно, стремился подражать (см.: ), как в начале своей карьеры, так и в качестве командующего; Серто-рий, с юных лет прославившийся исключительной храбростью в бою (Plut. Sert. 4. 2; 19); Марк Антоний, который, командуя конницей в войске консула Габиния, дал, по словам Плутарха (Plut. M. Ant. 3. 5), «многочисленные доказательства и [своей воинской] отваги, и дальновидности военачальника» (тоХцп? £ PYa ка! npovoi aÇ П ye^oviKH ç); Лукулл, который в одном из сражений пешим с оружием устремился на врага во главе двух когорт, воодушевив этим остальных своих воинов (Plut. Lucul. 28. 3).

Как в общем плане, так и в изложении отдельных боевых эпизодов римские авторы часто упоминают о неразрывном сочетании в образе действий того или иного военачальника сугубо воинской храбрости и собственно полководческих качеств. Взятые в своей совокупности, такие пассажи не оставляют сомнений в наличии устойчивого топоса, используемого как в сугубо риторическом контексте, так и в исторических нарративах, претендующих на достоверность. Так, Цицерон, выступая в защиту Валерия Флакка, восхваляет его как fortissimum militem и diligentissimum ducem - «храбрейшего воина и рассудительнейшего полководца» (Flac.

3. 8). Катилина, по словам Саллюстия (Cat. 60. 4), в сражении «находился с легковооруженными в первых рядах, поддерживал колебавшихся... заботился обо всем, нередко бился сам, часто поражал врага; выполнял одновременно обязанности и стойкого солдата, и доблестного полководца» - strenui militis et boni imperatoris officia simul exsequebatur17 (пер. В. О. Горенштейна с изменениями). Так же действует и легат Цезаря Котта: «он не только обращался со словами ободрения к солдатам, но и сам принимал участие в бою и, таким образом, исполнял обязанности и полководца и солдата» (Caes. BG. V. 33. 2: imperatoris et in pugna militis officia praestabat. Пер. М.М. Покровского). Даже юный Октавиан, не отличавшийся ни физической силой, ни храбростью, во время Мутин-ской войны исполнил обязанности не только

полководца, но и простого солдата: взяв у раненого знаменосца орла, он долго носил его на своих плечах. Цицерон восхваляет консулов Пансу и Гирция за их действия в той же кампании, называя первого, сражавшегося в передовых рядах и дважды раненного, прославленным императором19, а второго, который в бою сам нес орла легиона, - доселе невиданным прекрасным образом императора (Phil. XIV. 9. 26;

10. 27). Описание Тацитом (Hist. ГГГ. 17. 1) действий Антония Прима во время одного из сражений почти совпадает с цитированным выше свидетельством Саллюстия о Катилине. Антоний, по словам историка, «не упускал ни одной обязанности твердого полководца и храброго солдата» (constantis ducis aut fortis militis officium): он удерживал колеблющихся, отдавал распоряжения и лично вступил в схватку, пронзив копьем убегавшего знаменосца и выхватив у него знамя. Аналогичный эпизод Тацит описывает в Hist. IV. 77: Петилий Цериал в одном из сражений с мятежными галлами «своею рукою останавливает бегущих и бросается, без щита, без панциря, под град дротиков» (пер. Г.С. Кнабе).

Для периода ранней Империи это отнюдь не единичные свидетельства непосредственного участия командующего в бою. Об участии Друза Старшего и Германика в рукопашных схватках сообщает Светоний (Claud. 1. 4; Cal. 3. 1; cp.: Tac. Ann. II. 20. 3; 21. 2). Тацит, сравнивая Веспасиана с полководцами древних времен, пишет (Hist. II. З. 1), что если бы не алчность, то всеми прочими качествами он им бы ни в чем не уступал: он «обычно сам шел во главе войска, умел выбрать место для лагеря, днем и ночью помышлял о победе над врагом, а если надо, разил его могучей рукой (manu hostibus obniti), ел, что придется, одеждой, привычками почти не отличался от рядового солдата» (пер. Г.С. Кнабе). Образ, как можно видеть, вполне соответствует Гаю Марию. В личной храбрости и готовности к риску на поле боя отцу не уступал Тит, который нередко действовал в передовых порядках (Ios. B. Iud. III. 7. 34; 10. 2-3;

10. З; V. 2. 2; 2. 4-З; 6. З; 7. 3; Suet. Tit. 4. 3; З. 2; Dio Cass. LXVI . З. 1).

О подобных подвигах Траяна источники ничего не сообщают, но единодушно отмечают его личную храбрость и соучастие в трудах и опасностях своих воинов (Plin. Pan. 10. 3; 13. 1;

19. 3; Dio Cass. LXVIII. 14. 1). Септимию Северу, по свидетельству Диона Кассия, в критической ситуации во время битвы с Альбином

пришлось непосредственно вмешаться в бой. Другие императоры III в. н. э., судя по всему,

нередко лично участвовали в боевых действиях, причем не только «солдатские императоры», такие как Максимин Фракиец (Herod. VII. 2. 67: SHA. Max. duo. 12. 3), Аврелиан, заслуживший даже прозвище Рубака - manu ad ferrem (SHA. Aurel. 6. 1-2), отец и сын Деции, погибшие в сражении с готами (Aur. Vict. Caes. 29. 5; ср., однако: Epit. de Caes. 29. 3), Проб, который, по словам Зосима (I. 67. 3), неистово сражался в битвах, идя в бой в первых рядах. Участие в рукопашных схватках приписывается даже идеальному «сенатскому» императору Александру Северу (скорее всего, вопреки действительности, но в данном случае показательно само стремление добавить и эту черту в образ идеального, с точки зрения автора «Жизнеописаний Августов», правителя21). Напротив, солдатский стиль поведения Каракаллы (который даже вызывал вражеских вождей на поединок) у его предубежденного современника Диона Кассия вызывает неприятие, прежде всего потому, что увлекавшийся этим император плохо выполнял обязанности полководца, та сттрат^уька (Dio Cass. LXXVII . 13. 1-2).

Говоря о времени ранней Империи, нельзя не упомянуть одно важное эпиграфическое свидетельство - стихотворное посвящение Венере Эруцинской от имени Луция Апрония Цезиана, который вместе со своим отцом, проконсулом провинции Африка, успешно воевал против ну-мидийцев, восставших под предводительством Такфарината (Tac. Ann. III. 21). Как явствует из текста надписи, Апроний (именующий себя потомком полководца и полководцем - duxque), посвятил в дар богине собственный меч, затупившийся от ударов по врагам, и другое оружие, в том числе копье, которым наносил удары обращенный в бегство варвар22. Император Тиберий наградил отца почетной статуей, также посвященной в храм Венеры, а сына - досрочным избранием в жреческую коллегию септемвиров-эпулонов. Даже делая скидку на поэтические преувеличения, содержание надписи дает основания считать, что сам Луций (а возможно, и его отец) активно участвовал в боях .

Для периода ранней Империи мы также располагаем и рядом нарративных свидетельств об участии и (или) гибели в бою военачальников высокого ранга . Так, в битве с сарматами в 70 г. н. э. погиб наместник Мёзии Фонтей Агриппа, «который храбро сражался» (Ios. B. Iud. VII. 4. 3). Также на войне погиб наместник Мёзии при Домициане Г. Оппий Сабин (Suet. Dom. 6. 1; Eutrop. VII. 23. 4; Jord. Get. XIII. 76; Oros. VII. 10. 3). В правление Коммода

в Британии вместе со своим войском погиб неизвестный военачальник (Dio Cass. LXXII . 8. 2). Около 170 г. н. э. сенат по инициативе Марка Аврелия декретировал установку почетной статуи на форуме Траяна наместнику Дакии М. Клавдию Фронтону, который «погиб, до последнего вздоха храбро сражаясь

за государство против германцев и язигов» . Во время Маркоманнской войны М. Валерий Максимиан, командуя одной из вспомогательных частей, сразил собственной рукой вождя племени наристов Валаона, за что удостоился награды от императора Марка Аврелия24 (впоследствии он занимал ряд высоких военных и гражданских должностей, в том числе стал кон-

О сознательной готовности командующего подвергнуться смертельной опасности в битве свидетельствует и такой символический жест, как демонстративный отказ военачальника от коня перед началом сражения. Ставя себя в одинаковое положение с массой пеших бойцов, полководец таким образом подчеркивал неприемлемость иного исхода битвы, кроме победы. Так неоднократно поступал Цезарь (Caes. BG.

I. 25. 1; B. Afr. 83. 1); так же действовал Агри-

кола в битве при Mons Graupius (Tac. Agr. 35) и

другие военачальники.

В IV в. н. э. героическая модель военного лидерства с наибольшей полнотой воплотилась в императоре Юлиане, который вполне сознательно следовал тому идеалу полководца, что сам очертил во 2-м Панегирике Констанцию (Or. 2. 87 B-88 B; ср. Or. 1. 39 B). По его словам, полководец должен приучать свое войско не бояться трудов и опасностей, действовать не только увещеванием, поощрениями или строгими наказаниями, но личным примером, показывая, что он сам является таким, какими хочет видеть своих воинов. «Для солдата в тяжелом бою поистине самое приятное зрелище - благоразумный император, который усердно соучаствует в трудах... который бодр и бесстрашен в грозных на вид обстоятельствах, а там, где воины чересчур отважны, строг и непреклонен. Ибо подчиненные обычно подражают ко-

мандующему в осмотрительности и отваге» . Сам Юлиан на деле сочетал в себе, говоря словами Аммиана Марцеллина, и императора-

полководца, и передового бойца, и соратника

своих солдат.

Подобной модели поведения в бою следовали и другие современные Юлиану императоры, в частности, Констанций (Amm. Marc. XXI. 16. 7; cр.: Iulian. Or. 2. 53 A-C) и Грациан (Amm. Marc. XXXI. 10. 13), а еще ранее - Константин (Pan.

Lat. IX . 9. 2-6, цит. выше). Соответствующая парадигма сформулирована в панегирике Паката к Феодосию:

Стремясь к чести, ты не упускал случая, чтобы первым или в числе первых взяться за выполнение всех многочисленных воинских обязанностей: становиться во главе строя, нести караульную службу, возводить вал, занимать боевую позицию, производить разведку, укреплять лагерь, в бой идти первым, из сражения выходить последним, в качестве полководца (действовать) разумением, а в качестве воина - примером...

(Pan. Lat. XII . 10. 3; пер. И.Ю. Шабаги)

И эта традиция героического лидерства продолжалась и в VI веке29. Но если непосредственное греческое, «книжное», влияние действительно можно усмотреть в том стиле военного лидерства, которому следовал Юлиан30 и который ярко представлен в труде Аммиана, то это, на наш взгляд, еще не дает оснований заключить, как делает Дж. Лендон , что такое «антикварное лидерство» пронизывало культуру всего римского офицерского корпуса IV в., который якобы разделял эллинистическое представление о военном командовании в стиле Александра и гомеровских героев, выступавших одновременно как тактики, знатоки военных хитростей и передовые бойцы.

Соответствующие образцы и примеры в изобилии предоставляла и римская традиция, которая сохранялась в императорской армии на протяжении веков, хотя и проявлялась с разной степенью интенсивности. Ей следовали и военачальники, хорошо знакомые с греческой культурой, как, скажем, Тит, и те, чей кругозор, по сути, ограничивался только армейской жизнью, как у Максимина Фракийца. Нельзя, разумеется, отрицать влияния тех exempla, которые римские военачальники могли почерпнуть из исторических и риторических сочинений. По справедливому замечанию А. Голдсуорти, «связь между литературным идеалом и практической действительностью является более тесной, чем может показаться на первый взгляд. Образ должного поведения командующего формировал реальное поведение римского аристократа, служившего в армии или командовавшего ею» . Следует только добавить, что в литературно-риторических топо-сах находит свое выражение та идеология военного лидерства, которая по своей сути связана с состязательным характером республиканской политической системы и самой римской военной организации в целом (cp.: ).

В этой идеологии всегда культивировалась личная храбрость военачальника, которая находила наиболее зримое проявление в поединках с вражескими предводителями, являвшихся распространенной традицией во времена классической Республики (см.: ). Пристрастие к ним римлян, как и их готовность к самопожертвованию, отметил еще Полибий (VI. 54. 4). По справедливому замечанию

О.В. Сидорович, «сильно развитый агональный дух», проявлявшийся в поединках, роднил «римских аристократов не с политиками и военачальниками классической Греции, а с гомеровскими героями» . С. Оукли, дающий полную сводку источников по данному периоду (он рассматривает, правда, только такие поединки, которым предшествовал формальный вызов противника), приходит к выводу, что такого рода единоборства, уходящие своими корнями в глубочайшую древность, были распространены в эпоху классической и поздней Республики гораздо шире, чем обычно считается . К тому же обилие соответствующих примеров в Риме явно контрастирует с их немногочисленностью в Греции , что можно объяснить большей гибкостью манипулярного строя по сравнению с греческой фалангой31. С установлением принципата инициатива отдельных аристократов на военном поприще была ограничена, что стало одним из факторов исчезновения обычая единоборств .

Тем не менее есть основания полагать, что поединки (хотя и без формального вызова), в которых участвовали римские военачальники, а не только молодые аристократы или (со времени поздней Республики) простые бойцы и центурионы, продолжали, пусть и эпизодически, практиковаться и в эпоху принципата. Наиболее известным из этих эпизодов является единоборство М. Лициния Красса, внука триумвира, с вождем бастарнов Дельдоном, имевшее место в 29 г. до н. э. во время вторжения римлян в Мёзию в ответ на опустошение бастарнами Фракии (Dio Cass. LI. 24. 4). Красс, одолевший противника и снявший с него доспехи, таким образом, повторил выдающийся подвиг, который до этого в рим-

ской истории совершали только три человека, и имел право посвятить «тучный доспех» (spolia opima) в храм Юпитера Феретрия, но в силу раз-

ных причин не сделал этого.

Это деяние, сулившее великую славу, стремился повторить Друз Старший, который, по утверждению Светония (Claud. 1. 4), «не раз в победах над врагом добывал знатнейшую добычу (opima quoque spolia), с великой опасностью гоняясь за германскими вождями сквозь гущу

Рис. Монета с изображением арки с конной статуей Друза на реверсе (The Roman Imperial Coinage / Ed. E.H.V. Sutherland. Vol. I2. L., 1984, no. 69-70).

боя» (пер. М.Л. Гаспарова). В связи с этим свидетельством стоит отметить, что арку, посмертно воздвигнутую в честь Друза (Dio Cass. LV. 2. 3; Suet. Claud. 1. 3), судя по ее изображениям на монетах, отчеканенных в 41-42 гг. н. э. при императоре Клавдии, украшала статуя, представлявшая Друза в виде всадника в бою -единственный пример такого изображения на римских триумфальных арках (см. рисунок).

Поэтому, как полагает Дж. Рич, есть достаточно веские основания считать вполне реальным фактом личное участие Друза в сражениях; и хотя ему не удалось стать четвертым римлянином, посвятившим spolia Юпитеру, такое его честолюбивое стремление могло поощряться Августом, который рассчитывал, в случае его успешной реализации, упрочить престиж правящего дома . Вполне вероятно, что подобным подвигом стремился прославиться и сын Друза Германик. Трудно сказать, насколько соответствует действительности утверждение Светония о том, что Германик неоднократно одолевал врага врукопашную (Cal. 3. 2), но эта информация не выглядит совершенно неправдоподобной, если сопоставить ее со свидетельством Тацита. По словам последнего (Ann.

II. 20. 3; 21. 2), в одном из сражений с германцами Германик «первым во главе преторианских когорт ворвался в лес и там завязалась рукопашная сватка» (пер. А.С. Бобовича); во время этого боя он даже снял шлем с головы, чтобы его могли легче узнать в рядах римлян. Обращает на себя внимание сообщение о снятом с головы шлеме - характерная деталь, параллели которой обнаруживаются и в рассказе о Помпее Магне (Plut. Pomp. 12. 3), и в тех изобразитель-

ных памятниках, о которых шла речь в первой части данной работы .

По всей видимости, для правящего режима, заботившегося о «символическом капитале» потенциальных преемников власти и апеллировавшего в своей пропаганде к традиционным римским ценностям, включая такие, как репутация и слава (fama и gloria), приобретаемые личной доблестью на воинском поприще, было очень важно подчеркнуть храбрость имперских «принцев», хотя она, казалось бы, абсолютно контрастировала с убежденной осмотрительностью Августа в военных делах (ср.: ). Об этой осмотрительности первого принцепса выразительно свидетельствуют его хорошо известные изречения, которые он часто повторял в подтверждение своего мнения, что образцовому полководцу меньше всего пристало быть торопливым и опрометчивым: «Осторожный полководец лучше безрассудного» (греческая цитата из Еврипида: Phoen. 599); «Лучше сделать поудачней, чем затеять побыстрей» и др. Тех, кто стремится к малым выгодам ценой больших опасностей, он сравнивал с рыболовом, который ловит рыбу на золотой крючок (Suet. Aug. 25. 4; ср.: Polyaen. VIII. 24. 4-6). В данном контексте уместно, наверное, вспомнить и о том, что до битвы при Акции Октавиан дважды ответил отказом на предложение Антония решить их спор поединком (Plut. Ant. 62. 3; 75. 1). Сообщающий об этом Плутарх отнюдь не трактует такой вызов как нечто сверхъестественное, но о подобном способе разрешения конфликтов в период гражданских войн ничего не известно (если не считать отвергнутый Ме-теллом Пием вызов Сертория на единоборство

(Plut. Sert. 13. 3-4), хотя в то время еще практиковались вполне классические «дуэли» между бойцами противоборствующих сторон (

B. Hisp. 25. 3-5).

В связи с традицией единоборств в военной истории Рима нельзя не упомянуть о том, что в среде римской аристократии (включая и многих императоров) престижным всегда - от древнейших времен до поздней Империи - было искусное владение сугубо воинскими умениями, прежде всего обращение с оружием (подробно см.: ). Эти умения, превозносимые в панегирических сочинениях, биографических и исторических рассказах, проявлялись не только на Марсовом поле или лагерном плацу, где упражнялись римские аристократы, но и иногда на поле боя, в реальных поединках или рукопашных схватках с врагом. Тем не менее очень часто указания на воинские навыки высокопоставленных командиров, не уступавших в этом простым солдатам, являются не столько констатацией фактов, сколько данью риторической топике, призванной подчеркнуть соответствующий habitus правителя или военного лидера. О широком распространении этого топоса могут свидетельствовать слова Вегеция (III. 26), который, обращаясь к императору, адресату своего труда, с непомерной лестью превозносит не только его знание тактики, но также искусство в метании стрел, в верховой езде, быстроту бега (другие источники см.: ; о habitus’е ср.: ).

Следует также сказать о том, что римская идеология военного лидерства героизировала шрамы от ран, полученных в сражениях за отечество. Демонстрация таких шрамов как знаков доблести, проявленной на поле боя, была, конечно, распространенным в римской политической и судебной практике риторическим жестом (см.: свои шрамы, перечислил [совершенные им] походы». Что касается периода домината, то анонимный панегирист Констанция упоминает imperatoris ipsius vulnus, «ранение самого императора», как наглядное свидетельство его боевой доблести (Pan. Lat. VII . 6. 3; см.: , с комментарием).

Таким образом, престиж и образ военного лидера, отличающегося личной доблестью на поле боя, несомненно, имели важнейшее значение для репрезентации и легитимации власти римской аристократии в период Республики, а в эпоху Империи - императорской власти . Для большинства императоров, как и для государственных деятелей Римской республики, индивидуальная военная «харизма», пропагандируемая разнообразными средствами, оставалась мощным ресурсом упрочения властных позиций (cp.: , особенно р. 181)35.

«Комплекс Ахилла» в его Александровом варианте был отнюдь не чужд римлянам36. Другой вопрос, можно ли с определенной уверенностью утверждать, что на римскую идеологию военного лидерства в этом отношении повлияли греческие образцы. Такое влияния, идущее через историографические, поэтические и риторические топосы, а также иконографические образцы, несомненно, присутствует в рассмотренных свидетельства, в которых поведение римских военачальников описывается в тех же или очень похожих выражениях, что и поведение эллинистических военных лидеров. Однако если говорить о прагматических аспектах, то ни в коем случае не стоит недооценивать и исконно римские традиции военного предводительства, на которых отнюдь не в последнюю очередь основывались соответствующие представления и дискурсы.

Возвращаясь к изобразительным памятникам, с которых мы начали наше исследование , следует сказать, что в них, как и в поэтических и некоторых риторических текстах, безусловно, присутствует высокая степень идеализации образа полководца на поле боя: идеализированный военный лидер предстает как героическая фигура, не столько стратег и тактик, направляющий ход сражения, сколько передовой боец, увлекающий за собой войско и воодушевляющий его примером собственной беззаветной храбрости37. Различные вариации та-

кого образа нередко встречаются и в историографических нарративах. Было бы, однако, ошибкой видеть в соответствующих свидетельствах античных историков только дань литературным топосам. В военных традициях Древнего Рима обнаруживаются реальные исторические истоки и образцы такой модели героического лидерства, которой продолжали следовать римские военачальники и некоторые императоры и в эпоху Империи.

Работа выполнена при финансовой поддержке гранта Министерства образования и науки РФ в рамках реализации федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» (мероприятие 1.2.1; Соглашение № 14.B3 7.21.0962).

Примечания

1. См., например, анализ изображения военного лидерства в римском эпосе: .

2. У историков, повествующих об этой кампании, о подобных подвигах членов императорского семейства не упоминается (cp.: Veil. Pat. II. 95. 1-2; Dio Cass. LIV. 22).

3. К этому пассажу см.: . О риторической технике, используемой панегиристами, см.: . Подобные мотивы звучат и в других речах; см., например: Pan. Lat. II (X). 5. 3; IX (XII). 24. 3; X (IV). 26. 1-5; XII (II). 10. 3.

4. Ср.: . Подробно о «гомеровском» стиле военного лидерства Александра см.: .

5. Плутарх, кстати, тоже строит образ эпирского царя, сознательно ориентируясь на гомеровскую топику. Об особенностях плутарховского нарратива о героических деяниях Пирра см.: ; ср.: .

6. О римской меритократии см.: .

7. Как справедливо подчеркивает М. Мак Доннелл, «In Rome... physical prowess or courage, especially displayed in war, remained the central element of manliness throughout the Republican period and into the Empire. This both corresponds to the highly militaristic nature of Roman Republican society.» . Подробно автор развивает и аргументирует эту точку зрения в своей монографии .

8. Plin. NH. VII. 140: voluisse enim primarium bellatorem esse, optimum oratorem, fortissimum imperato-rem, auspicio suo maximas res geri. (= ).

9. Liv. VII. 32. 11: .verbis tantam ferox, operum militarium expers; an qui et ipse tela tractare, procedere ante signa, versari media in mole pugnae sciat.

10. В этом сравнении, как и в рисуемом в этом же экскурсе портрете Папирия Курсора, Ливий следует саллюстиевскому идеалу полководца-бойца, выдающегося как телесными, так и умственными качествами - corpus и ingenium (Liv. IX. I6. I2; 9. I7. I3; cp.: Sall. Cat. 1. 7; 60. 4). Cp.: .

11. Впрочем, уже в этот период получает распространение более осторожный стиль командования,

когда военачальники находились поблизости от передовых порядков, перемещались вдоль строя, ободряя воинов и направляя резервы . Подробнее об этом варианте командования см.: ), а как «император-боец»? Анализ содержания, которое вкладывалось в это выражение, дает Р. Комбэ, не останавливаясь, правда, подробно на роли личного участия полководца в бою .

15. Sall. B. Iug. 85. 47: Egomet in agmine [a]ut in proelio consultor idem et socius periculi vobiscum adero, meque vosque in omnibus rebus iuxta geram.

16. Ср., например: «Во главе войска стоял брат царя по имени Косид; он, как только дело дошло до рукопашной, напав на Помпея, метнул в него дротик и попал в створку панциря. Помпей же, пронзив его копьем, убил на месте» (Plut. Pomp. 35. 2-3; пер. Г. А. Стратановского). Ср.: Plut. Pomp. 7. 1-2; 12. 3; 19. 2.

17. Об устойчивости подобной формулы могут свидетельствовать и слова Вегеция, завершающие III книгу его «Епитомы»: «... по доблести души и настроению ума ты являешь перед государством высокий пример долга как императора, так и воина» -et imperatoris officium exhiberes et militis (III. 26; пер. С.П. Кондратьева).

18. non modo ducis, sed etiam militis functum munere (Suet. Aug. 10. 4). Октавиан был при этом еще и ранен (Flor. II. 4. 5). Во время Иллирийской кампании Октавиан также принимал личное участие в бою и был дважды ранен, один раз при штурме стен Ме-тула, когда он сам бросился вперед с немногими спутниками и телохранителями, заставив войско устыдиться и последовать за ним (App. Illyr. 20; 27; Flor. II. 12. 7; Suet. Aug. 20. 1; Plin. NH. VII. 148).

19. По Аппиану (BC. III. 71), Гирций погиб, ворвавшись в лагерь противника и сражаясь у палатки полководца.

20. «Когда он увидел, что все его люди обратились в бегство, то разорвал на себе плащ и, обнажив меч, ворвался в ряды бегущих, рассчитывая, что ли-

бо они, устыдившись, повернут обратно, либо он сам погибнет вместе с ними» (Dio Cass. LXXVI . 6. 7). Впрочем, по утверждению Геродиана (III. 7. 3), Север просто бежал вместе с остальными и, упав с лошади, сбросил свой пурпурный плащ, выдававший в нем императора. По другой версии (SHA.

S. Sev. 11. 2), он упал с коня и был ранен свинцовой пулей из пращи.

21. SHA. Alex. Sev. 55. 1: «Сам Александр обходил фланги, ободрял воинов, находился в пределах досягаемости копий, очень много действовал своей собственной рукой (manu plurimum faceret)...» (пер. С.П. Кондратьева). Напротив, в биографии Макси-мина Фракийца, выступающего явным антиподом Александра, первому приписывается мнение о том, что императору надлежит всегда действовать своей собственной рукой, что расценивается автором как «варварское безрассудство» - barbarica temeritas (SHA. Max. duo. 12. 3). Таким образом, одна и та же модель поведения могла толковаться совершенно по-разному в зависимости от характера описываемого персонажа.

22. CIL X. 7257 (= ILS 939 = Anthologia Latina. Vol. II. Carmina Latina epigraphica / Conlegit Fr. Buecheler. Fasc. 2. Lipsiae, 1982, 1525):

us VII vir m

Vene]ri Erucinae d.

sule bella ius hostis felicem gladium

Aproni effigiem duxque hic idem fuit; hic ictor <...>

armaque quae gessit: scuto quanta patet virtus ens caedibus attritus, consummatque qua cecidit [f]os[s]u[s] barbar quo nihil est utrique magis vener hoc tibi sacrarunt filius atque pater].

Об этой надписи см.: .

23. CIL VI. 1377 = ILS. 1098: <..> huic senatus auctore imperatore M. Aurelio Antonino... / quod post aliquot secunda / proelia adversus Germanos et / Iazyges ad postremum pro r(e) p(ublica) fortiter / pugnans ceci-derit armatam statuam / in foro divi Traiani pecunia publica cenuit («... сенат по предложению императора М. Аврелия Антонина постановил воздвигнуть ему на форуме божественного Траяна статую в военном облачении, так как он после нескольких успешных битв с германцами и язигами пал [в бою], храбро до последнего вздоха сражаясь за государство»).

См. также: . О карьере Фронтона см.: CIL III. 1457 = ILS 1097.

24. Année Epigraphique 1956, 124: ... praef(ecto) al(ae) I Aravacor(um) in procinc/tu Germanico ab Imp(eratore) Antonino Aug(usto) coram laudato et equo et phaleris / et armis donato quod manu sua ducem Nar-istarum Valaonem / intermisset.

2З. О его карьере см.: CIL III. 1122; CIL VIII. 2621; 2698 = 18247; 2749; 4234; 4600; CIL III. 13439 = ILS. 9122.

26. Спартак даже убил своего коня перед битвой (Plut. Crass. 11. б). См.: .

27. См.: , а также: и в целом об отношении Юлиана и армии: .

28. См.: Amm. Marc. XXIII. З. 19: imperator et an-tesignanus et conturmalis; cp. XXIV. 6. 1З: ignoratus ubique dux esset an miles magis; ср. также: XV. 8. 13; XVI. 4. 2; XVII. 1. 2; XXIV. 1. 13; 4. 18; XXIII. З. 19;

З. 11; 6. 11; XXV. 3. З-7; 4. 10; 4. 12.

29. См.: (со ссылками на источники, прежде всего на сочинения Прокопия Кесарийского). У Прокопия, кстати сказать, в изображении полководцев на поле боя обнаруживается явная ориентация на гомеровскую парадигму и противопоставление «Ахиллесова этоса» «этосу Одиссея». Подробно см.: .

30. Действительно, Юлиан и после того как пришел к власти, очень большое внимание уделял штудированию военно-теоретической и исторической литературы (Liban. Or. XVIII. 3S-39; З3; 72; 233; cp.: XII. 48; XV. 28) и даже сам стал автором специального сочинения о механике (loan. Lyd. Magistr. Г. 49), а также исторического труда о своих походах (Liban. Epist. 33; Eunap. P. 217).

31. На этот фактор указывает, правда мимоходом, и Р. Комбэ , отмечая в этой связи, что в Риме, в отличие от Греции, развитие манипуляр-ной, а затем когортной тактики обусловливало большее значение индивидуальных действий солдат и смелой инициативы полководца.

32. Легендарный Ромул (Liv. I. 10. 4-7; Propert. IV. 10. З-б; Plut. Rom. 1б), Авл Корнелий Косс в 437 г. до н. э. (см.: , со ссылками на другие источники) и Клавдий Марцелл в 222 г. до н. э., одолевший в поединке галльского вождя Бритомата (Verg. Aen. VI. 8З6-860; Plut. Marcell. 7-8; Flor. I. 20. З).

33. Об этой дискуссии см.: [Зб-37]. Дж. Рич аргументированно доказывает, что это право никогда не оспаривалось, но сам Красс предпочел не настаивать на его реализации либо добровольно, либо в результате неформального давления .

34. ... ex hoste super victorias opima quoque spolia captasse summoque saepius discrimine duces Germano-rum tota acie insectatus.

35. Об использовании веберовской концепции «харизматического господства» в изучении республиканского Рима см.: .

36. Примечательно, что два героя римской военной истории за свою храбрость, проявленную в том числе в поединках, получили прозвище Ахиллес. Это, во-первых, полулегендарный Л. Сикций Дентат, плебейский трибун 454 г. до н. э. (Dion. Hal. Ant. Rom. X. 37. 3; Val. Max. III. 2. 24; Plin. NH. VII. 101, Gell. NA. II. 11. 3; Fest. 208 L.) и Квинт Окций, легат в Испании в 143 г. до н. э. (Val. Max. III. 2. 21; Liv. Ep. Oxy. З3-З4).

37. Ср., например, Pan. Lat. XII (IX). 21. 4: ... quelemcumque militem fortissimum facias tuo, impera-

tor, exemplo. Ср. также: SHA. Hadr. 10. 4 (exemplo... virtutis suae).

Список литературы

1. Махлаюк А.В. Римский полководец в бою: образы, дискурсы и прагматика военного лидерства (I) // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2013. № 6 (1). С. 253-265.

2. Nisbet R.G.M. Aeneas imperator: Roman generalship in epic context // Eadem. Collected Papers on Latin Literature / Ed. by S.J. Harrison. Oxford, 1995. P. 132143 (= Proceedings of the Virgil Society. 1978-1980. Vol. 18. P. 50-61).

3. Nixon C.E.V., Rodgers B.S. In Praise of Later Roman Emperors. The Panegyrici Latini. Introduction, Translation, and Historical Commentary with the Latin Text of R.A.B. Mynors. Berkeley: University of California Press, 1995. 735 p.

4. L’Huillier M.-C. L’Empire des mots. Orateurs gaulois et empereurs romains 3e et 4e siècles. Paris: Les Belles Lettres, 1992. 459 p.

5. Ronning Chr. Herrscherpanegyrik unter Trajan und Konstantin: Studien zur symbolischen Kommunikation in der römischen Kaiserzeit. Tübingen: Mohr Siebeck, 2007. 445 S.

6. Bartov O. Man and the Mass: Reality and the Heroic Image of War // History and Memory. 1989. Vol. 1. No. 2. P. 102.

7. Lendon J.E. Soldiers and Ghosts: A History of Battle in Classical Antiquity. New Haven; London: Yale University Press, 2005. xii, 468 р.

8. Adams G.W. The Representation of Heroic Episodes in Plutarch’s Life of Pyrrhus // Anistoriton Journal. 2010-2011. Vol. 12 ([Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.anistor.gr/english/enback/2011_ 4e_Anistoriton.pdf.).

9. Meißner B. Die Kultur des Krieges // Kulturgeschichte des Hellenismus. Von Alexander dem Großen bis Kleopatra / Hrsg. G. Weber. Stuttgart, 2007. S. 202223.

10. Дементьева В.В. «Меритократия» Римской Республики: право, ритуал, политическая культура // IVS ANTIQVVM. Древнее право. 2006. № 1 (17). С. 55-65.

11. MacDonnell M. Roman Men and Greek Virtue // Andreia. Studies in Manliness and Courage in Classical Antiquity / Ed. by R.M. Rosen and I. Sluiter. Leiden; Boston, 2003. P. 235-262.

12. McDonnell M. Roman Manliness. Virtus and the Roman Republic. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. xxi, 481 p.

13. Wiedemann Th. Single combat and being Roman // Ancient Society. 1996. Vol. 27. P. 91-103.

14. Oratorum Romanorum fragmenta liberae rei pub-lici iteratis curis recensuit collegit H. Malcovati. Torino: Paravia, 1955. xix, 564 p.

15. Morello R. Livy’s Digression (9. 17-19): Coun-terfactuals and Apologetics // Journal of Roman Studies. 2002. Vol. 92. P. 62-85.

16. Daly G. Cannae. The Experience of Battle in the Second Punic War. London; New York., 2002. P. 153.

17. Sabin Ph. The mechanics of battle in the Second Punic War // The Second Punic War: A Reappraisal / Ed. by T.J. Cornell, N.B. Rankov, Ph.A.G. Sabin. London, 1996. P. 59-79.

18. Goldsworthy A.K. The Roman Army at War 100 BC - AD 200. Oxford: Clarendon Press, 1996. xiv, 311 p.

18. Combès R. Imperator. Recherches sur l’emploi et la signification du titre d’imperator dans la Rome républicaine. Paris.: Presses universitaires de France, 1966. 492 p.

20. Kühnen A. Die imitatio Alexandri als politische Instrument römischer Feldherren und Kaiser un der Zeit von der ausgehenden Republik bis zum Ende des dritten Jahrhundrts n. Chr. Diss. Duisburg-Essen, 2005. 360 S.

21. Kleijwegt M. Praetextae positae causa pariterque resumptae // Acta Classica. 1992. Vol. 35. P. 133-141.

22. Picard G. Tactique hellénistique et tactique romaine: le commandement // Comptes-rendus des séances de l’Académie des inscriptions et belles-lettres. 1992. Vol. 136. No. 1. P. 173-186.

23. Lewin A. Storia militare e cultura militare nel primi secoli dell’impero // La cultura storica nei primi due secoli dell’impero Romano / Ed. I. Troiani, G. Zecchini. Roma, 2005. P. 129-144.

24. Campbell B. The Roman Army, 31 BC - AD 337: A Sourcebook. London: Routledge, 1994. xix, 272 p.

25. Махлаюк А.В. Император Юлиан как полководец: риторическая модель и практика военного лидерства // Актуальные проблемы исторической науки и творческое наследие С.И. Архангельского: XIII чтения памяти члена-корреспондента АН СССР С.И. Архангельского. Н. Новгород, 2003. С. 30-35.

26. Usala M. Il rapporto di Giuliano con le truppe: stereotipi culturali e ricerca di nuovi equilibri in Ammiano Marcellino // Hormos. Ricerche di Storia Antica. 2010. Vol. 2 (Truppe e comandanti nel mondo antico. Atti del Convegno di Palermo, 16-17 novembre 2009). P. 175-187.

27. Whately C.C. Descriptions of Battle in the Wars of Procopius: PhD Thesis. University of Warwick, 2009. ix, 353 p.

28. Goldsworthy A.K. «Instinctive Genius»: The depiction of Caesar the general // Julius Caesar as Artful Reporter: The War Commentaries as Political Instruments / Ed. by K. Welch and A. Powell. London, 1998. P. 193-219.

29. Moore R.L. The Art of Command: The Roman Army General and His Troops, 135 BC-138 AD. PhD Diss. University of Michigan, 2002. Р. 184.

30. McCall J.B. The Cavalry of the Roman Republic. Cavalry Combat and Elite Reputations in the Middle and Late Republic. London; New York: Routledge, 2002. viii, 200 p.

31. Махлаюк А.В. «Состязание в доблести» в контексте римских военных традиций // Из истории античного общества: Межвуз. сб. Вып. 6. Н. Новгород, 1999. С. 64-81.

32. Harris W.V. War and Imperialism in Republican Rome 327-70 B.C. Oxford: Oxford University Press, 1979. xii, 293 p.

33. Сидорович О.В. Единоборство в системе ценностей римского гражданина эпохи Республики // Военноисторическая антропология: Ежегодник, 2003/2004. Новые научные направления. М., 2005. С. 18-30.

34. Oakley S.P. Single Combat in the Roman Republic // Classical Quarterly. 1985. Vol. 35. No. 2. P. 392-410.

35. Дементьева В.В. Spolia opima Корнелия Косса: проблемы интерпретации античной традиции // Вестник Ярославского государственного университета. Сер. Гуманитарные науки. 2007. № 4.

36. Парфёнов В.Н. Император Цезарь Август. Армия. Война. Политика. СПб., 2001. С. 28 слл.

37. McPherson C. Fact and Fiction: Crassus, Augustus and the Spolia Opima // Hirundo, the McGill Journal of Classical Studies. 2009-10. Vol. 8. P. 21-34.

38. Rich J.W. Augustus and the spolia opima // Chiron. 1996. Bd. 26. P. 85-127.

39. Rich J.W. Drusus and the Spolia Opima // Classical Quarterly. 1999. Vol. 49. No. 2. P. 544-555.

40. Campbell J.B. The Emperor and the Roman Army, 31 BC - AD 235. Oxford: Oxford University Press, 1984. xix, 486 р.

41. Махлаюк А.В. Военные упражнения, воинская выучка и virtus полководца // Из истории античного общества. Вып. 8. Н. Новгород, 2003. С. 61-74.

42. Phang S.E. Roman Military Service. Ideologies of Discipline in the Late Republic and Early Principate, Cambridge, 2008. P. 100-106.

43. Leigh M. Wounding and Popular Rhetoric at Rome // Bulletin of the Institute of Classical Studies. 1995. Vol. 40. No. 1. Р. 195-215.

44. Evans R.J. Displaying Honourable Scars. A Roman Gimmick // Acta Cassica. 1999. Vol. 42. P. 77-94.

45. Flaig E. Ritualisierte Politik. Zeichen, Gesten und Herrschaft im Alten Rom. Göttingen: Vandenhoek und Ruprecht, 2004. S. 123-136.

46. Stäcker J. Princeps und Miles: Studien zum Bin-dungs- und Nahverhältnis von Kaiser und Soldat im 1. und 2. Jahrhundert n. Chr. Hildesheim: Georg Olms Verlag, 2003. 492 S.

47. Hekster O.J. Fighting for Rome: The Emperor as a Military Leader // The Impact of the Roman Army (200 BC - AD 476). Economic, Social, Political, Religious and Cultural Aspects: Proceedings of the Sixth Workshop of the International Network Impact of Empire. Capri, March 29 - April 2, 2005 / Ed. by L. de Blois and E. Lo Cascio. Leiden; Boston, 2007. P. 91105.

48. Hekster O.J. The Roman Army and Propaganda // A Companion to the Roman Army / Ed. by P. Erdkamp. Oxford, 2007. P. 359-378.

49. Sommer M. Empire of glory: Weberian paradigms and the complexities of authority in imperial Rome // Max Weber Studies. 2011. Vol. 11. No. 2. P. 155-191.

50. Дементьева В.В. «Харизматическое господство»: концепция Макса Вебера в современной романистике // Tabularium. Труды по антиковедению и медиевистике. Т. 2. М., 2004. С. 101-118.

ROMAN GENERAL IN BATTLE:

IMAGES, DISCOURSES AND PRAGMATICS OF MILITARY LEADERSHIP (II)

The article examines literary and epigraphical sources concerning personal fighting of Roman generals in front ranks and points out the correlation between pragmatic and ideological aspects of military leadership. It is noticed that the so-called «Achilles’ complex» was by no means alien to the Romans, but, while speaking of its pragmatics, corresponding images and examples, although influenced by the Greek historiographical, poetic and rhetorical topoi, as well as iconographical patterns, should be considered as a specific discourse, which was based on originally Roman traditions and expressed the specifically Roman ideology and practice of military leadership. These traditions, which put great store on personal military valor and military «charisma», remained a powerful resource for legitimizing the authority of Roman republican politicians, as well as most of the emperors, who used corresponding images and models in their propaganda.

Keywords: Ancient Rome, ancient military history, Roman generals, ideology and practice of military leadership, ancient narrative, images, discourse.

Во имя Рима. Люди, которые создали империю [= 15 великих полководцев Рима] Голдсуорти Адриан

Введение У самых истоков: От вождя и героя до политика и полководца

Введение

У самых истоков: От вождя и героя до политика и полководца

Долг полководца - проезжать перед рядами воинов верхом на коне до начала боя, являть им себя в трудную минуту сражения, восхвалять храбрых, грозить трусливым и воодушевлять ленивых. Он должен восполнять прорывы в обороне и обеспечивать поддержку уставшим, при необходимости перестраивая подразделения, и не допускать поражения, заранее предвидя исход битвы {1} .

Краткое изложение роли полководца на поле боя» Онасандера было написано в середине I века, но оно отражало стиль командования, который сохранялся практически неизменным, по меньшей мере, в течение семи веков и являлся типично римским. Полководец должен был руководить сражением и воодушевлять своих солдат, заставляя их помнить, что за ними внимательно наблюдают, и храбрость будет должным образом вознаграждена, а трусость - наказана.

Полководцу не было нужды разделять с рядовыми воинами опасность, кидаясь в гущу сражения с мечом или копьем в руке. Римляне знали, что Александр Великий, воодушевляя своих македонян личным примером, не раз приводил их к победе, но они не требовали от своих военачальников подобного героизма. {2}

Сам Онасандер был греком по происхождению и не имел военного опыта. Стиль его сочинения являлся типично эллинистическим, но командир, описываемый в его «Полководце», - римлянин. Книга была создана в Риме и посвящена Квинту Веранию, римскому сенатору, который умер в Британии в 58 г., будучи наместником провинции и командуя армией. Римляне с гордостью заявляли, что они во многом копируют тактику и военное снаряжение иноземцев, но что касалось основной структуры армии и функций военачальников, заимствований было меньше всего.

Эта книга рассказывает о римских полководцах - точнее, о пятнадцати военачальниках, добившихся наибольших успехов в период с конца III века до н. э. до середины VI века н. э. Одни из них довольно известны среди военных историков - по крайней мере, Сципион Африканский, Помпей и Цезарь всегда будут включаться в ряды самых выдающихся военачальников в истории; в то же время о других обычно забывают.

Все они (возможно, за исключением Юлиана) были как минимум компетентными военачальниками, добившимися значительных успехов на поле боя, - даже если в конечном счете они потерпели поражение. Многие обладали несомненным талантом. Поэтому отбор персонажей для данной книги основывался в первую очередь на важности этих людей в истории Рима, их заметной роли в развитии римских методов ведения войны. Не в последнюю очередь приходилось учитывать наличие источников для подробного написания биографий. Из-за простой нехватки фактических данных здесь не рассказано ни об одном полководце III и V веков н. э., а из II, IV и VI взято лишь по одному герою. По этой же причине мы не можем подробно обсуждать кампании ни одного римского военачальника, действовавшего до Второй Пунической войны.

Тем не менее книга охватывает широкий круг событий, а деяния описываемых военачальников хорошо иллюстрируют как изменения в организации римской армии, так и взаимоотношения между полководцем и государством.

Вместо описания всей карьеры военачальника в каждой главе рассматриваются один или два самых ярких эпизода его кампаний. Особое внимание уделяется взаимодействию полководца и армии. Действия командующего на протяжении всей военной операции и их влияние на ее исход всегда подчеркиваются особо.

Такой подход, когда внимание сосредоточивается на биографии военачальника и выделяется его роль в практическом осуществлении стратегии, тактики и руководства войском, достаточно традиционен в военной истории. В описания неизбежно включаются элементы художественной литературы с драматическими эпизодами войн, битв и осад. Хотя эта разновидность исторической литературы пользуется популярностью у обычного читателя, ей недостает академической респектабельности. В качестве альтернативы ученые предпочитают рассматривать более широкую картину, надеясь подробнее разобраться в экономических, социальных или культурных факторах, которые больше влияли на исход конфликтов, нежели отдельные эпизоды войны и решения военачальников.

Другой особенностью данной книги является то, что она фактически посвящена аристократам - поскольку римляне считали, что лишь привилегированные люди высокого происхождения достойны быть верховными командующими. Даже Марий, считавшийся «новым человеком» (novus homo) и за свое низкое происхождение подвергавшийся насмешкам со стороны сенаторского сословия, происходил из достаточно зажиточной семьи, и поэтому его нельзя рассматривать как представителя широких слоев населения.

По современным стандартам все римские военачальники были, по сути дела, полководцами-дилетантами. Многие из них провели на военной службе всего несколько лет. Никто из них не получил специальной подготовки для занятия поста командующего, а назначение было следствием политического успеха, который в значительной степени зависел от происхождения и материального достатка. Даже такой человек, как Велизарий, который прослужил офицером большую часть своей жизни, возвысился лишь благодаря своей исключительной верности императору Юстиниану и не проходил через организованную систему подготовки и отбора.

За всю историю в Древнем Риме не существовало ничего хотя бы отдаленно напоминавшего высшее военное учебное заведение для подготовки командующих и старших офицеров. Были периоды в истории Рима, когда работы по теории военного дела пользовались большим успехом, но большинство из этих трудов мало чем отличались от учебников по строевой подготовке. Эти книги зачастую описывали маневры эллинистических фаланг, чья тактика уже давно считалась устаревшей, и всем этим сочинениям недоставало детализации.

Есть данные, что некоторые римские военачальники готовились к верховному командованию исключительно на основе чтения подобных трудов. Вряд ли это можно считать хорошим военным образованием. Римские аристократы учились руководить армией так же, как они готовились к политической жизни, - наблюдали за другими или использовали личный опыт, приобретенный на младших должностях. {3}

Предположение, что для командования армией достаточно политического влияния и обычного военного опыта, - остальному полководцы научатся уже во время военных действий, ныне кажется до смешного абсурдным. Часто высказывались мнения, что римские военачальники были людьми с крайне ограниченными способностями. В XX веке генерал-майор Дж. Фуллер оценивал римских полководцев ненамного выше, чем «инструкторов строевой подготовки», а В. Мессер заявил, что они достигали лишь хорошего среднего уровня. Но возможно, здесь стоит вспомнить слова Мольтке, что «на войне, учитывая все ее огромные сложности, даже посредственность - это неплохое достижение».

Принято считать, что неоспоримый успех римской армии в течение стольких веков часто достигался вопреки полководцам, а не благодаря им. Многие комментаторы считают, что тактическая структура легионов была разработана для того, чтобы большая часть ответственности ложилась не на командующего армией, а на младших офицеров. Наиболее важными среди них были центурионы, которые считались профессионалами высокого класса.

Такие римские полководцы, как Сципион или Цезарь, были явно талантливее типичных военачальников-аристократов, но их мастерство в значительной степени проистекало из природной гениальности и не могло быть скопировано другими. Героев этой книги можно считать исключениями из правил - крошечным меньшинством искусных и неподражаемых командиров, произведенных римской системой наряду с огромным количеством ничтожных и совершенно некомпетентных офицеров. Почти таким же образом система комплектации и патронажа в британской армии XVIII и начала XIX столетия произвела Веллингтона и Мура среди таких ничем не примечательных лидеров, как Уайтлок, Эльфинстон или Реглан.

Но более близкое рассмотрение дошедших до нас свидетельств наводит на мысль, что большинство высказанных выше предположений в лучшем случае сильно преувеличенны, а зачастую просто ошибочны. Римская тактическая система не отбирала власть у полководца, а, напротив, сосредоточивала ее в одних руках. Спору нет, армейские офицеры, и в первую очередь центурионы, играли огромную роль, но они подчинялись командиру армии, давая ему возможность максимально контролировать события. Некоторые полководцы явно были лучше других, но в целом действия Сципиона, Мария или Цезаря во время их кампаний мало отличаются от действий других военачальников Древнего Рима.

Лучшие римские полководцы командовали своими армиями по существу точно так же, как и другие военачальники-аристократы; разница заключается главным образом в мастерстве, с которым они это делали. На протяжении большей части истории Рима уровень среднего римского военачальника был довольно высоким, несмотря на недостаточность подготовки. Да, за многие века римляне произвели на свет немало некомпетентных командиров, которые приводили свои легионы к бедам и поражениям, - но это можно сказать и о любой другой стране на протяжении всей ее истории. Крайне маловероятно, что даже после самого строго отбора и современной подготовки офицеров время от времени не будут появляться командиры, которые окажутся совершенно неподходящими для своих должностей.

Вдобавок даже полководец, обладающий всеми качествами хорошего военачальника, может потерпеть неудачу из-за факторов, неподвластных его воле. Многие победоносные римские полководцы открыто заявляли, что им просто везло. Они признавали (как об этом писал Цезарь), что на войне фортуна играет даже большую роль, чем в других видах человеческой деятельности.

Изучение роли военачальника и способов руководства военными действиями в наше время не в моде - но не стоит думать, что в таком изучении нет больше смысла. Война играла значительную роль в истории Рима, поскольку именно военные успехи создали империю, победам на поле боя она обязана столь долгим существованием. Причина эффективности римской армии кроется во многих факторах - таких, как способы ведения боевых действий, отношение к войне, готовность Рима потратить огромные человеческие и материальные ресурсы для достижения победы. Но ни один их этих факторов не делает неизбежным успех. Во время Второй Пунической войны подобные особенности Рима позволили республике выдержать страшные невзгоды, вызванные вторжением Ганнибала, но римляне не могли выиграть войну до тех пор, пока не разбили врага на поле боя.

На события военной кампании, особенно на битвы и осады, влияет множество обстоятельств - но исход войны, как знали римляне, во многом непредсказуем. В битве, а большая часть их велась главным образом с применением ручного холодного оружия, результат никогда не был известен заранее, он определялся многими составляющими - и не в последнюю очередь боевым духом. Чтобы выигрывать войны, римская армия должна была одерживать победы на поле боя. Мы сможем понять, как это удавалось римлянам, если будем учитывать не только такие очевидные факторы, как ресурсы, идеология, моральный дух, снаряжение и тактика, но и поведение каждого отдельно взятого человека или групп людей.

Вся история, включая военную, в конечном счете рассказывает о людях - то есть об их поступках, чувствах, взаимодействиях друг с другом и отношении к выполняемому делу. Поэтому, изучая прошлое, следует сначала устанавливать, что на самом деле произошло, а потом выяснять, почему все случилось именно так, а не иначе. Не стоит чрезмерно сосредоточиваться на объективных факторах, это может помешать выяснению истины точно так же, как и старомодное описание битв с помощью одних лишь символов на карте, - особенно когда победа достается стороне, лучше применяющей тактику, основанную на некоторых известных ей «принципах войны».

Самые хитроумные тактические приемы оказываются почти бесполезными, если командир не способен разместить свою армию - состоящую из тысяч или даже десятков тысяч солдат - в нужном месте и в нужный момент, чтобы применить свои знания на практике. Руководство армией, выполнение маневров и обеспечение солдат всем необходимым отнимает у командира куда больше времени, чем разработка изощренного плана действий. Ход любой кампании или битвы в значительной степени зависит именно от действий полководца, а не от кого-либо еще. Иногда действия полководца оказывают решающее влияние на события.

Источники

На сегодняшний день наибольшая часть сведений о деятельности римских полководцев получена из греческих и латинских письменных источников. Иногда они дополняются скульптурами и другими произведениями искусства с надписями, сообщающими о достижениях военачальников, и в редких случаях - данными, полученными в результате раскопок (например, остатками укреплений, воздвигнутых римскими армиями при осадах городов).

Только из письменных свидетельств (хотя другие источники нельзя забывать) мы можем узнать о действиях полководцев и вверенных им войск. Как мы уже отмечали, в данную книгу включались биографии лишь тех военачальников, о кампаниях которых нам удалось собрать достаточно сведений. Но из древних рукописей сохранилась малая часть. Многие книги известны лишь до названиям или по столь крошечным отрывкам, что они не представляют большой ценности. Историкам очень повезло, что уцелели собственные «Записки» Юлия Цезаря с описанием Гражданской войны и его кампаний в Галлии. Очевидно, что автор, рассказывая о своих действиях, может быть не всегда объективным, - но подробные описания в его «Записках» создают бесценную картину поведения полководца на поле боя.

В труде Цезаря на первый план выдвигается все то, что его современники больше всего ценили в любом военачальнике. Многие (возможно, почти все) римские полководцы тоже писали свои «Записки», но ни один из этих трудов не дошел до нас. В лучшем случае мы найдем следы этих утраченных произведений в переложениях более поздних историков.

Военные операции Цезаря истолковываются главным образом на основе его собственных описаний, которые лишь иногда дополняются сведениями из других авторов. Победы его современника и соперника Помпея Великого описаны достаточно подробно спустя более века после его смерти. Такой разрыв между самими событиями и нашими самыми ранними сохранившимися источниками типичен для греческой и римской истории. Не стоит забывать, что самые подробные работы о деятельности Александра Великого, которыми мы располагаем, были созданы более четырехсот лет после его царствования. Иногда нам улыбается счастье, и мы располагаем трудом, написанным очевидцем, хотя бы части событий. Полибий был со Сципионом Эмилианом в Карфагене в 147–146 гг. до н. э.; возможно, он также был и в Нуманции, хотя его описания этих операций сохранились главным образом в форме отрывков в трудах других авторов. Иосиф Флавий был свидетелем осады Титом Иерусалима, Аммиан служил под началом Юлиана Отступника в Галлии и во время военной экспедиции в Персию, а Прокопий сопровождал Велизария во всех его походах.

Порой античные авторы ссылаются на письменные свидетельства очевидцев, которые были утрачены, но зачастую древние историки не сообщали, какими источниками они пользовались. В большинстве случаев мы просто располагаем книгой, написанной много лет спустя после того или иного события, и достоверность рассказанного нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть.

Многие древние историки начинают свои работы с торжественных обещаний строго придерживаться фактов. Но при этом они должны были создать текст, который будет читаться с интересом и производить яркое впечатление, ибо задачей исторических трудов было не только сообщать информацию, но и развлекать. Не исключено, что последнее считалось даже важнее. Иногда личная или политическая предвзятость приводила к сознательному искажению истины, в других случаях недостатки сведений или их полное отсутствие дополнялись вымыслом, часто с использованием традиционных риторических приемов. Случалось, что плохое знание автором военной терминологии приводило к неправильному пониманию источника. Например, Ливий неправильно перевел Полибия в том месте, где говорится о македонской фаланге, опустившей пики в боевую позицию. Ливий написал, что макендонцы бросили свои пики и принялись сражаться мечами. Редкий случай, когда сохранились тексты как оригинального источника, так и более поздней версии, помог установить истину. Подобную роскошь историк может позволить себе нечасто. Лишь в отдельных случаях мы располагаем несколькими описаниями одних и тех же событий, в этом случае мы можем сравнить подробности. Обычно мы вынуждены полагаться лишь на один единственный источник. Если мы от него отказываемся, нам нечем его заменить. В конечном счете мы, как правило, можем лишь оценить достоверность каждого письменного документа с большей или меньшей долей скептицизма.

Политика и война: от первых источников до 218 г… до н. э.

Римляне не писали исторических трудов до конца III века до н. э., и греческие авторы обходили своим вниманием римлян примерно до той же поры. Только после разгрома Карфагена в 201 г. до н. э. исторические события Рима начали фиксироваться. До этого периода велся лишь список избираемых каждый год магистратов, записывались законы и отмечалось проведение религиозных обрядов. Помимо этих документов, не было почти ничего, кроме воспоминаний, поэм и песен, большинство из которых прославляли деяния патрицианских семей. Позднее эта богатая устная культура войдет в исторические труды Ливия и других авторов, рассказывающих о начальном периоде истории Рима: о том, как Ромул основал город, и о шести царях, правивших после него до тех пор, пока последний не был изгнан и Рим не превратился в республику. В таких историях может содержаться доля истины, переплетенная с романтическим вымыслом, но сейчас уже невозможно отделить одно от другого. Вместо этого мы будем просто рассматривать предания, относящиеся к полководческому искусству.

Рим, датой основания которого традиционно считается 753 г. до н. э., на протяжении веков представлял собой всего лишь небольшое государство (или, вероятно, несколько маленьких государств, которые с течением времени объединились в одно). В эти годы военные действия римлян состояли главным образом из набегов и краж крупного рогатого скота. Случайными стычки, происходившие при этом, лишь с большой натяжкой можно назвать боями. Большинство римских правителей были воинами-героями, хотя рассказы о мудрости и набожности царя Нумы наводят на мысль, что и другие качества считались достойными уважения. {4}

Такие цари и вожди становились лидерами благодаря храбрости, проявленной в военное время. Во многом они походили на героев «Илиады» Гомера, которые сражались так, что люди говорили:

Нет, не бесславные нами и царством ликийским пространным

Правят цари: они насыщаются пищею тучной,

Вина изящные, сладкие пьют, но зато их и сила

Дивная: в битвах они пред ликийцами первые бьются! {5}

Восстание, превратившее Рим из монархии в республику, почти не изменило манеру руководства боевыми действиями, - от самых выдающихся лиц в новом государстве по-прежнему ожидали храбрости в бою. Идеальный герой должен был стремительно вырваться из рядов остальных воинов и, вступив в бой с вождями вражеских племен, одержать над ними победу на глазах у всех. Иногда о поединке могли официально договориться с противником: так трое братьев Горациев сражались с тремя братьями Куриациями из соседнего города Вейи . Как гласит легенда, двое римлян были почти сразу убиты, но прежде они успели ранить своих противников. Затем последний Гораций притворился испуганным и бросился бежать, а Куриации помчались за ним в погоню. Раненые, они бежали с разной быстротой, догоняя единственного уцелевшего врага, и Гораций, неожиданно развернувшись, убил всех троих по очереди. Победитель вернулся в Рим, где его встретили с ликованием, но родная сестра не разделила всеобщую радость - девушка была обручена с одним из Куриациев, - и Гораций убил ее за это.

Это далеко не единственный случай проявления личного героизма. Запомнился не только совершенный Горацием подвиг, но и его бесчеловечный поступок, и попытка судить героя за убийство. Несмотря на то что Гораций был оправдан, его история отражает стремление общества пресекать проявления излишней жестокости.

Еще одним примером личной доблести служил римлянам Гораций Коклес. Он сдерживал наступление целой армии этрусков, в то время как за его спиной соратники разрушали мост через Тибр. После того как мост рухнул, герой бросился в воду и перебрался через реку вплавь. Не важно, есть ли хотя бы доля правды во всех этих легендах или нет, главное, что они характеризуют тип военных действий, свойственный многим примитивным культурам. {6}

В историях о раннем Риме четко прослеживается готовность римлян принимать в свое общество чужаков. Это было крайне редким явлением для остального Древнего мира. Территория Рима становилась все больше, росла численность населения, и соответственно увеличивались масштабы войн. На смену небольшим отрядам воинов под предводительством героя-одиночки пришли рекруты, способные обеспечить себя необходимой экипировкой.

Через некоторое время - историкам до конца не ясно, как происходил этот процесс в Риме, да и в других греческих или италийских городах, - римляне начали сражаться как гоплиты в тесно построенной фаланге. У гоплита имелся круглый покрытый бронзой щит приблизительно трех футов в диаметре. Он также носил шлем, нагрудник и ножные латы, а его основным оружием было длинное копье. Фаланга гоплитов давала гораздо меньше возможностей для проявления индивидуального героизма, поскольку плотное расположение воинов почти не позволяло им видеть, что происходит в нескольких футах впереди.

После того как в битвах перестала преобладать личная доблесть, а их исход начал определяться сотнями или даже тысячами гоплитов, сражавшихся плечом к плечу, изменилось и соотношение политических сил в государстве. Прежде цари и вожди подтверждали свою власть воинскими успехами. Теперь гоплиты начали требовать политических прав, соизмеримых с их ролью на поле боя, прежде всего права ежегодно избирать своих собственных лидеров, чтобы участвовать в управлении государством - как в мирное время, так и в военное. Большинство гоплитских командиров принадлежали к довольно узкой группе семей, ведущих свой род от старой военной аристократии, которая не собиралась делиться властью. В конце концов в качестве старших должностных лиц республики стали выбирать двух консулов. Голосование проводилось в народном собрании, известном как центуриатные комиции (Comitia Centuriata). Граждане голосовали по центуриям, на которые делились в зависимости от своей роли в армии и материального положения. {7}

Консулы обладали равной властью или империем (imperium), так как римляне боялись сделать одного человека единоличным правителем, - но каждый консул самостоятельно командовал армией на поле боя. Но мощь республики росла вместе с расширением ее территории, и к IV веку до н. э. в Италии почти не осталось сильных противников. Так что привлечение всех военных ресурсов Рима под командованием обоих консулов стало редкостью.

Войны, как правило, велись одновременно против двух противников. Первоначально слово легион (legio) означало просто «рекруты» и относилось ко всем силам, собранным республикой во время войны. Вероятно, с появлением должности консула стало обычной практикой разделять армию на две, чтобы у каждого магистрата было свое войско. Со временем словом «легион» стало называться каждое подразделение. Позднее их число снова увеличилось, и внутренняя организация каждого легиона стала более сложной. Римская республика продолжала расти, нанося поражение этрускам, самнитам и другим италийским народам. К началу III века до н. э. Рим уже подчинил греческие колонии в Италии.

Тем не менее с точки зрения военного искусства Италия находилась в застое, и методы ведения войны римлянами, как и другими, италийскими народами, были довольно примитивны. В V веке до н. э. Пелопоннесская война между Афинами и Спартой кардинально изменила многие правила ведения войны, в том числе и тактику гоплитов. К IV веку до н. э. почти все греческие государства начали все больше полагаться на небольшие группы профессиональных солдат или наемников вместо традиционной фаланги, набираемой в случае необходимости из всех граждан, способных приобрести оружие. Армии постепенно становились все более сложными, теперь они включали в себя не только различные типы пехоты, но и кавалерию. Военные кампании длились дольше, чем прежде. Более частым явлением стали осады. Новые способы ведения войны предъявляли больше требований к полководцам, чем в прежние времена, когда две фаланги сходились друг с другом на открытой равнине, а командир просто занимал место в переднем ряду, чтобы воодушевлять своих солдат.

Хотя большинство нововведений появилось сначала в греческих государствах, именно варварские македонские цари на севере создали эффективную армию, где кавалерия и пехота сражались, поддерживая друг друга. Эта армия быстро передвигалась, чтобы застать противника врасплох, и была способна при необходимости брать обнесенные стенами города. Сначала Филипп II захватил всю Грецию, потом его сын Александр двинулся в Азию, завоевал Персию, организовал поход в Индию. Рассказывают, что Александр спал с экземпляром «Илиады» под подушкой и сознательно хотел походить на Ахилла, величайшего героя Гомера.

Александр Македонский, выбирая нужную позицию, постоянно маневрировал и развертывал свою армию для наступления так, чтобы она могла оказывать скоординированное давление на передовые порядки врага. Затем в решающий момент его кавалерия наносила удар по самой уязвимой части противника.

Но как только начиналось сражение, полководец уже не мог руководить действиями всей армии. Александр становился во главе кавалерии, поручая своим подчиненным командовать солдатами на других участках поля боя. Характерно, что он почти не пользовался резервами. В основном это было вызвано тем, что он не мог послать приказ о введении их в бой после того, как сражение началось. Александр был исключительно храбрым военачальником, и перечень его ранений, многие из которых были получены в рукопашном бою, мог бы составить длинный список. {8}

Преемники Александра, после его смерти в течение десятилетий раздиравшие империю на части, точно так же пренебрегали опасностью. Большинство из них считало своим долгом в особо важный момент лично возглавить атаку. Эпирский царь Пирр, объявивший себя прямым потомком Ахилла, непременно принимал участие в рукопашном бою и в конце концов был убит, возглавляя штурм одного из городов. Он был одним из талантливейших военачальников античности и написал целый учебник полководческого искусства, который, к сожалению, не сохранился. Плутарх утверждает, что во время сражения Пирр

делом доказывал, что его слава вполне соответствует доблести, ибо, сражаясь с оружием в руках и храбро отражая натиск врагов, он не терял хладнокровия и командовал войском так, словно следил за битвой издали, поспевая на помощь всем, кого, казалось, одолевал противник. {9}

Личный героизм все еще считался неотъемлемым качеством полководца и вызывал восхищение в любом военачальнике, особенно если тот был правителем. Но командир прежде всего должен был умело руководить армией. Самые великие победы Александр Македонский одержал, над врагами, которые не могли устоять против македонцев в ближнем бою. Но преемники Александра в основном сражались друг с другом, и поэтому зачастую сталкивались армии, почти одинаковые по оснащению, тактике и манере командования их полководцев. Поэтому военачальникам приходилось искать новые способы для того, чтобы победить. Военная теория, расцвет которой приходится на этот период, значительное внимание уделяла условиям, в которых командующему следует давать бой.

Римляне впервые столкнулись с новой эллинистической армией в 280 г. до н. э., когда Пирр пришел на помощь греческому городу Тарент в южной Италии в его конфликте с Римом. После двух значительных поражений римляне наконец смогли разгромить царя Эпира в 275 г. до н. э. при Беневенте. Успехом в этой битве римляне гораздо больше были обязаны боевому напору своих легионеров, нежели полководческому искусству командиров.

Во многих отношениях римский стиль командования принадлежал к более старой и более примитивной эпохе, когда полководец не стремился к долгим маневрам перед боем, чтобы получить как можно больше преимуществ. Кроме того, сразу после начала сражения поведение римских полководцев заметно отличалось от действий эллинистических военачальников. Римский полководец был магистратом, чиновником, а не царем, у него не было определенного места на поле боя. Он не имел стражи, во главе которой должен был вести войско в атаку. Консул занимал место там, где, по его мнению, будет происходить наиболее важная часть сражения, а во время битвы двигался позади ряда сражавшихся воинов, руководя ими и ободряя их. Эллинистические армии редко использовали резервы, а при построении римского легиона перед боем от половины до двух третей солдат размещалось за линией фронта. Вводить при необходимости в бой эти свежие силы являлось задачей полководца.

Конечно, Рим не отказывался от всех героических традиций, и временами его полководцы тоже принимали непосредственное участие в сражениях. Многие аристократы хвастались победами, одержанных в бою один на один. Но самое позднее к III веку до н. э. они делали это, служа, как правило, на младших офицерских должностях. В 295 г. до н. э. в битве при Сентине один из двух консулов с армией, численность которой вполне позволяла выступить против союза самнитов, этрусков и галлов, совершил во время боя архаичный ритуал. Он решил принести себя в жертву земле и богам подземного мира, чтобы спасти армию римского народа. Совершив религиозные обряды, этот человек по имени Публий Деций Мус пришпорил своего коня, и в одиночку устремился на галлов. Естественно, он почти сразу погиб. Ливий утверждает, что Мус официально передал командование одному из подчиненных перед этим ритуальным самоубийством. Этот поступок был чем-то вроде семейной традиции, ибо отец Муса поступил точно так же в 340 г. до н. э. Битва при Сентине была очень тяжелой, римляне одержали в ней верх, но победа досталась им дорогой ценой. {10}

Одним из самых важных достоинств римского аристократа была доблесть (virtus). Современное английское слово «virtue», происшедшее от латинского, является недостаточно полным переводом. Доблесть включает в себя все качества, необходимые воину. В это понятие входит как знание приемов боя и мужество в сражении, так и стойкость духа вне поля боя, а также другие способности лидера. Римский полководец должен был уметь развернуть армию в боевом порядке и руководить ею во время сражения. При этом ему полагалось следить за поведением в бою отдельных подразделений, сохранять хладнокровие и грамотно оценивать обстановку, чтобы принимать правильные решения. Также он должен был иметь мужество признавать ошибки. Он не мог сомневаться лишь в одном: в победе Рима.

Такой подход допускал определенную свободу действий. Очевидно, отдельные командиры продолжали проявлять героизм, но ко времени Первой Пунической войны - момента, начиная с которого мы можем оценивать поведение римских полководцев на поле боя, - такие командиры уже были в явном меньшинстве. Даже те военачальники, которые по-прежнему продолжали стремиться к личному проявлению доблести, не считали, что это освобождает их от руководства армией, поскольку подобные деяния являлись просто дополнительным источником славы и не отменяли самой главной обязанности командующего.»

Контекст командования

Война и политика были неотделимы друг от друга, и высшим римским магистратам приходилось не только руководить общественной жизнью на Форуме, но при необходимости и командовать армией. Поскольку внешние враги нередко угрожали процветанию государства, а иногда даже самому его существованию, победа над врагом в войне считался величайшим деянием для любого римлянина и приносил ему наибольшую славу. Так как в течение многих веков все старшие магистраты и военачальники в Риме принадлежали к сенаторскому сословию, успешное руководство боевыми действиями стало для римских политиков чем-то само собой разумеющимся. Позднее даже самые миролюбивые императоры (следует помнить, что слово «император» происходит от латинского imperator , означающего просто «полководец») гордились успехами, достигнутыми их войсками, и сильно роняли свой престиж, если войны шли плохо.

До поздней античности люди, командовавшие римскими армиями, поднимались по стандартной карьерной лестнице (cursus honorum) , которая предоставляла собой набор следующих друг за другом гражданских и военных постов. Лица, руководившие провинциями, обязаны были отправлять правосудие и при необходимости вести войну. Однако будет серьезной ошибкой судить о римской системе на основе современных представлений и утверждать, что римские военачальники были вовсе не солдатами, а политиками - на самом деле эти люди всегда совмещали оба вида деятельности. Военная слава способствовала политической карьере, которая в свою очередь предоставляла больше возможностей для командования армией в военное время. Какими бы талантами ни обладал римлянин, он должен был иметь минимальные навыки в обеих областях, если желал добиться заметных успехов.

Полководцы-победители обычно получали материальную выгоду от своих кампаний, но рост престижа был в некоторых отношениях куда важнее. После победы на поле боя армия формально провозглашала своего командующего императором. По возвращению в Рим он мог даже ожидать, что удостоится триумфа и прошествует со своим войском по Священной дороге (Sacra Via), которая проходила через центр Города. Во время триумфа полководец ехал на колеснице, запряженной четверкой лошадей. Лицо его раскрашивали красной краской, а одет он был так, что своим видом напоминал старую терракотовую статую Юпитера Всеблагого и Величайшего (Jupiter Optimus Maximus). В этот день к триумфатору относились как к богу, но позади него на колеснице стоял раб, непрерывно шептавший воителю о том, что он всего лишь смертный.

Триумф был великой честью, и семья полководца продолжала чтить память триумфатора на протяжении многих поколений. Немало зданий и храмов Рима были воздвигнуты или отреставрированы полководцами-триумфаторами на средства от добычи, захваченной во время войны. Их собственные дома украшали символы триумфа.

Манипулярная армия

Лишь немногим магистратам удавалось добиться столь высокой чести, и при этом каждый всеми силами старался доказать, что его триумф был значительнее всех остальных. Надписи, в которых перечислялись достижения военачальников, обычно содержали много подробностей. Особое внимание уделялось числу убитых или обращенных в рабство врагов, перечню взятых штурмом городов или захваченных военных кораблей. Римскому аристократу всегда было важно превосходить всех остальных в своих победах на войне.

Карьерная лестница не менялась на протяжении веков, практически все должностные лица (за исключением цензоров) переизбирались раз в год. Перед началом Второй Пунической войны карьера молодого аристократа должна была начинаться с участия в десяти кампаниях в кавалерии, или с десяти полных лет военной службы при штабе члена его семьи или друга, или в качестве офицера - обычно военного трибуна. После этого молодой человек мог выставить свою кандидатуру на выборах квестора (quaestor). По сути, квестор имел финансовые обязанности, но мог действовать и в качестве заместителя консула, командующего армией.

Народные трибуны и эдилы не имели военных обязанностей, но к 218 г. до н. э. преторы (praetor) уже командовали на поле боя. Однако самые важные кампании всегда поручались консулам, выбираемым на год. Все эти должности занимались только двенадцать месяцев, и человек не должен был переизбираться на тот же пост, пока не пройдет десять лет. Магистраты, которым поручалось военное командование, обладали империем - правом отдавать приказы солдатам и отправлять правосудие. Чем выше был пост магистрата, тем больше был его империй. Иногда сенат наделял полномочиями бывшего консула или бывшего претора (в том числе давал право ведения войны), в этом случае их соответственно называли проконсулом или пропретором.

На выборах в Риме существовала сильнейшая конкуренция, и многие из 300 членов сената никогда не занимали никакой должности. Система голосования давала преимущество более состоятельным классам общества и благоприятствовала членам старинных, богатых и знатных семей. Как правило, на должности консулов избирали представителей известных сенаторских семей. Людей из другого круга, сумевших достичь высшей магистратуры, было очень мало. Тем не менее римская политическая система не была полностью закостеневшей. Хотя всегда существовала внутренняя элита, которую составляли определенные семьи, состав членов этой группы менялся на протяжении десятилетий: одни роды вымирали, другие уходили в тень, в первые ряды выдвигались новые. Безродный человек, в семье которого никто никогда не занимал высоких постов, тоже мог стать консулом.

В книге подобного рода невозможно подробно описать развитие римской армии, но необходимо дать минимальные сведения о войсках, имевшихся в распоряжении каждого полководца. На момент, с которого начинается наш обзор, римская армия набиралась из всех горожан, способных самостоятельно приобрести себе экипировку. Самые состоятельные служили кавалеристами, поскольку могли сами приобрести себе коня, доспехи и оружие. Ядро армии составляла тяжелая пехота, большинство которой набиралось из владельцев небольших участков земли. Бедняки служили в легкой пехоте, которая не нуждалась в доспехах, или гребцами во флоте.

Римский легион состоял из следующих трех элементов: 300 кавалеристов, 3000 солдат тяжелой пехоты и 1200 - легкой. Последние именовались велитами (velites) . Тяжелая пехота делилась на три ряда в зависимости от возраста и военного опыта. 1200 самых молодых назывались гастатами (hastati) и сражались в первом ряду. Находившиеся в самом расцвете жизненных сил солдаты именовались принципами (principes) и размещались во втором ряду, а 600 ветеранов или триариев (triarii) - в последнем.

Каждый ряд включал в себя десять тактических единиц или манипулов (manipulus) , состоящих из двух административных единиц или центурий (centuria) . Во главе центурии находился центурион. Центурион правой центурии являлся старшим, и если присутствовало оба центуриона, командование всей манипулой принадлежало ему. Манипулы каждого ряда выстраивались на равном расстоянии друг от друга, а следующие ряды располагались таким образом, что строй легиона напоминал шахматную доску (quincunx).

Во время кампании каждый римский легион поддерживало крыло или ала (ala) латинских или италийских союзников. Численность такого крыла пехотинцев приблизительно равнялась численности легиона. Что же касается кавалерии союзников, то ее состав значительно превышал легионную кавалерию, иногда даже в три раза. Консулу обычно выделялось два легиона и две алы. При стандартном построении легионы помещались в центре, а с каждого фланга ставилось по одной але, которые соответственно назывались правой и левой. Треть лучшей конницы союзников и пятую часть пехоты отделяли от обоих крыльев для образования резерва экстраординариев (extraordinarii) , которые размещались так, чтобы всегда быть в распоряжении командира армии. Экстраординарии часто ставились во главе колоны во время наступления или же действовали в качестве арьергарда при отступлении. {11}

Римская армия не была профессиональной, граждане призывались на службу республике. Хотя ее часто называют народным ополчением - но, вероятно, лучше рассматривать ее как армию рекрутов, поскольку люди зачастую проводили в легионах несколько лет подряд. Но никто не должен был призываться на службу более чем на шестнадцать лет. Военная служба прерывала обычную жизнь - хотя, судя по всему, это не вызывало у людей недовольства. Попав в армию, человек оказывался в условиях крайне суровой дисциплинарной системы. Находясь на службе, он терял значительную часть своих законных прав. Даже незначительные проступки наказывались очень строго, а серьезные нарушения карались смертью.

По сути римская армия была недолговечной: легионы распускали, когда сенат считал, что в них больше нет необходимости. Солдат могли снова призвать на службу республике, но они попадали уже в другие подразделения и под начало других командиров. Таким образом, каждая новая армия формировалась заново, и лишь по мере тренировок увеличивала свою эффективность. Легионы, набранные из солдат, уже побывавших в боях, как правило, были хорошо обучены и дисциплинированны, но после расформирования подготовка начиналась заново. Происходил довольно странный процесс: сначала набирали рекрутов, подвергали их строгой муштре, как в профессиональной армии; потом распускали, а затем призывали новых - и все повторялось с самого начала.

Наконец стоит упомянуть о других факторах, сдерживавших действия полководца во времена античности. Самым важным из них являлось ограничение скорости передачи информации. Скорость эта зависела от быстроты едущего верхом гонца. Известны случаи, когда отдельным всадникам удавалось за короткий срок преодолевать очень большие расстояния, а во время принципата была создана имперская почтовая служба, станции которой располагались вдоль дорог на равных отрезках пути, обеспечивая посыльных свежими лошадьми. Сообщения через гонцов всегда легче было пересылать в пределах империи, по ее хорошим дорогам, чем за границами Римского государства.

Сеть дорог, построенных римлянами, позволяла ускорить не только передачу информации, но и передислокацию армий, и перевозку провианта, - но опять же только в пределах империи. Во время наступательных операций за границей приходилось пользоваться куда менее удобными местным дорогами. Иногда сигналы передавались посредством флагов или, чаще, с помощью сигнальных огней, но эти способы подходили лишь для самых простых сообщений. В любом случае, они были пригодны для армии, вставшей лагерем или занятой осадой, а не находящейся на марше.

Медленная передача информации на большие расстояния приводила к тому, что полководец получал значительную свободу действий, поскольку было невозможно руководить операциями из Рима, этого центра власти. Также было крайне тяжело командовать армией, рассредоточенной даже на сравнительно небольшой территории. Именно из-за плохой связи военачальники старались держать все свои войска по возможности в одном месте.

С картами в Древнем Риме дела обстояли неважно. Малочисленные, составленные весьма приблизительно, они плохо подходили для планирования военных операций. Если сражение должно было происходить в пределах провинции, на карты еще можно было положиться в большей или меньшей степени, но все равно командующему приходилось использовать несколько источников информации одновременно. Для получения самых точных сведений лучше всего было послать кого-нибудь на разведку. Полководцы зачастую сами отправлялись на такие операции, нередко они лично допрашивали пленных, вели расспросы торговцев и местного населения.

Выбор оружия был сравнительно небольшим, а радиус его действия ограничивался физическими возможностями человека и развитием техники того времени. Характер вооружения и размеры армий давали полководцу возможность видеть в бою как всех своих солдат, так и воинов противника. Видимость ограничивалась лишь особенностями местности, погодой и возможностями человеческого глаза. Стоит помнить, что в распоряжении военачальника не было даже такого простого оптического инструмента, как подзорная труба.

Все это приводило к тому, что римским полководцам приходилось руководить операциями непосредственно, в отличие от полководцев последующих эпох. В походе, во время боя или осады военачальники Рима проводили много времени вблизи противника, рискуя быть ранеными или убитыми. Несмотря на то что среди них уже не было желающих подражать безрассудной храбрости Александра, римские командующие этого периода во многих отношениях были куда ближе к своим солдатам. Они разделяли с ними все тяготы военной кампании, и эту манеру поведения впоследствии будут восхвалять как типично римскую. Какой бы ни была ситуация, идеальный полководец должен быть согражданином для общества и собратом по оружию для солдат, то есть соратником (commiles). {12}