Франц Кафка

«Процесс»

Суть случившегося события бесстрастно изложена в первой же фразе произведения. Проснувшись в день своего тридцатилетия, Йозеф К. обнаруживает, что он находится под арестом.

Вместо служанки с привычным завтраком на его звонок входит незнакомый господин в чёрном. В соседней комнате оказываются ещё несколько посторонних людей. Они вежливо извещают застигнутого врасплох К., что «начало его делу положено и в надлежащее время он всё узнает». Эти непрошено вторгшиеся к нему в жилище люди и смешат, и возмущают, и поражают К., не чувствующего за собой никакой вины. Он не сомневается ни на минуту, что происшествие не более чем дикое недоразумение или грубая шутка. Однако все его попытки что-либо выяснить наталкиваются на непроницаемую учтивость. Кто эти люди? Из какого они ведомства? Где ордер на его арест? Почему в правовом государстве, «где всюду царит мир, все законы незыблемы», допускается подобный произвол? На его раздражённые вопросы даются снисходительные ответы, не проясняющие существа дела.

Утро кончается тем, что посетители предлагают К. отправиться, как всегда, на его службу в банк, поскольку, как они говорят, пока лишь ведётся предварительное следствие по его делу и он может выполнять свои обязанности и вообще вести обычную жизнь. Оказывается, что среди незнакомцев, осуществлявших арест К., присутствуют трое его коллег по банку — столь бесцветных, что сам К. поначалу даже их не признал. Они сопровождают его на такси в банк, храня невозмутимое вежливое молчание.

До сих пор К. имел все основания считать себя человеком удачливым, поскольку занимал прочное, солидное положение. В большом банке он работал на должности прокуриста, у него был просторный кабинет и много помощников в распоряжении. Жизнь текла вполне спокойно и размеренно. Он пользовался уважением и коллег, и своей хозяйки по пансиону фрау Грубах. Когда после работы К. вернулся домой, он именно с фрау Грубах первой осторожно заговорил об утреннем визите и был сильно удивлён, что та оказалась в курсе дела. Она посоветовала К. не принимать происшествие близко к сердцу, постараться не навредить себе, а под конец разговора поделилась с ним своим предположением, что в его аресте есть что-то «научное».

Разумеется, К. и без того не собирался сколь-либо серьёзно относиться к инциденту. Однако помимо воли он испытывал некое смятение и возбуждение. Иначе разве мог бы он совершить в тот же вечер совершенно странный поступок? Настояв на важном разговоре, он зашёл в комнату к удивлённой молоденькой соседке по пансиону, и дело кончилось тем, что он стал страстно целовать её, чего никогда не допустил бы прежде.

Проходит несколько дней. К. напряжённо работает в банке и старается забыть глупый случай. Но вскоре по телефону ему сообщают, что в воскресенье назначено предварительное следствие по его делу. Форма этого сообщения вновь весьма учтивая и предупредительная, хотя по-прежнему ничего не понятно. С одной стороны, поясняют ему: все заинтересованы поскорее закончить процесс, с другой — дело крайне сложное, и потому следствие должно вестись со всей тщательностью. К. в задумчивости остаётся стоять у телефона, и в этой позе его застаёт заместитель директора — его давний скрытый недоброжелатель.

В воскресенье К. встаёт пораньше, старательно одевается и едет на окраину по указанному адресу. Он долго плутает в невзрачных рабочих кварталах и никак не может найти нужное место. Совершенно неожиданно он обнаруживает цель своего визита в одной из бедных квартир. Женщина, стирающая белье, пропускает его в залу, битком набитую народом. Все лица стёртые, неприметные и унылые. Люди стоят даже на галерее. Человек на подмостках строго говорит К., что тот опоздал на час и пять минут, на что растерявшийся герой бормочет, что все же пришёл. После этого К. выступает вперёд и решительно начинает говорить. Он твёрдо намерен покончить с этим наваждением. Он обличает методы, которыми ведётся так называемое следствие, и смеётся над жалкими тетрадками, которые выдают за документацию. Его слова полны убедительности и логики. Толпа встречает их то хохотом, то ропотом, то аплодисментами. Комната заполнена густым чадом. Закончив свой гневный монолог, К. берет шляпу и удаляется. Его никто не задерживает. Только в дверях неприязненно молчавший до того следователь обращает внимание К. на то, что тот лишил себя «преимущества», отказавшись от допроса. К. в ответ хохочет и в сердцах обзывает его мразью.

Проходит ещё неделя, и в воскресенье, не дождавшись нового вызова, К. сам отправляется по знакомому адресу. Та же женщина открывает ему дверь, сообщая, что сегодня заседания нет. Они вступают в разговор, и К. выясняет, что женщина в курсе его процесса и внешне полна сочувствия к нему. Она оказывается женой какого-то судебного служителя, которому без больших моральных терзаний изменяет с кем попало. К. вдруг чувствует, что и его неотвратимо влечёт к ней. Однако женщина ускользает от него с каким-то студентом, внезапно появившимся в помещении. Затем на смену исчезнувшей парочке является обманутый муж-служитель, который ничуть не сокрушается по поводу ветрености супруги. И этот тип также оказывается вполне посвящённым в ход процесса. И он готов давать К. полезные советы, ссылаясь на свой богатый опыт. К. он именует обвиняемым и любезно предлагает ему, если тот не торопится, посетить канцелярию. И вот они поднимаются по лестнице и идут какими-то долгими тёмными проходами, видят за решётками чиновников, сидящих за столами, и редких посетителей, ожидающих чего-то. «Никто не выпрямлялся во весь рост, спины сутулились, коленки сгибались, люди стояли как нищие». Все это тоже были обвиняемые, как сам К.

Собравшись покинуть это унылое заведение, К. на лестнице вдруг испытывает неведомый ему прежде приступ мгновенной обморочной слабости, которую с усилием преодолевает. Неужели его тело взбунтовалось, мелькает у него мысль, и в нем происходит иной жизненный процесс, не тот прежний, который протекал с такой лёгкостью?..

На самом деле все обстоит ещё более сложно. Не только здоровье, но и психика, и весь образ жизни К. в результате странных событий неотвратимо, хотя и незаметно, изменяются. Как будто эти перемены не очевидны, но с неумолимостью рока К. погружается в странное, вязкое, не зависящее от его воли и желания Нечто, именуемое в данном случае Процессом. У этого процесса какой-то свой ход, своя подспудная логика, скрытая от понимания героя. Не открывая сути, явление предстаёт К. своими маленькими частностями, ускользая от его упорных попыток что-либо понять. Например, оказывается, что, хотя К. старается никому не рассказывать о своём процессе, практически все окружающие почему-то в курсе происходящего — коллеги по работе, соседи по пансиону и даже случайные встречные. Это поражает К. и лишает его прежней уверенности. Оказывается также, что к процессу каким-то образом причастны совершенно разные люди, и в результате сам К. начинает подозревать любого из окружающих.

Случаются и совершенно уже невероятные вещи. Так, однажды, задержавшись на службе допоздна, К. в коридоре слышит вздохи, доносящиеся из кладовки. Когда он рывком распахивает дверь, то, не веря своим глазам, обнаруживает трёх согнувшихся мужчин. Один из них оказывается экзекутором, а двое подлежат наказанию розгами. При этом, как они, хныча, объясняют, причина порки — К., который пожаловался на них следователю в той самой обличительной речи. На глазах изумлённого К. экзекутор начинает осыпать несчастных ударами.

Ещё одна важная деталь происходящего. Все, с кем в этой истории сталкивается К., обращаются с ним подчёркнуто вежливо и иезуитски предупредительно, все с готовностью вступают в разъяснения, а в результате получается, что в отдельности все можно объяснить и понять, притом что целое все больше скрывается под покровом выморочного абсурда. Частности подменяют целое, окончательно сбивая героя с толку. К. вынужден иметь дело лишь с мелкими исполнителями, которые охотно рассказывают ему о своих собственных проблемах и которые оказываются как бы невиновными в происходящем, а самое высшее начальство, которое он полагает ответственным за все, остаётся для него неизвестным и недоступным. Он ведёт бой с некой системой, в которую и сам непоправимо вписан.

Так он движется по кругам своего процесса, затягиваясь в воронку странных и безликих процедур, и чем больше он стремится защитить себя, тем вернее вредит своему же делу. Однажды к нему на службу заходит родственник — дядя, приехавший из провинции. Как и следовало ожидать, дядя тоже уже наслышан о процессе и страшно озабочен. Он настойчиво тащит К. к своему знакомому адвокату, который должен помочь. Адвокат оказывается болен, он принимает дядю и К. в постели. Он, разумеется, тоже более чем сведущ о беде, постигшей К. За адвокатом ухаживает бойкая молодая сиделка по имени Лени. Когда в ходе долгого и скучного разговора К. выходит из комнаты, Лени увлекает его в кабинет и прямо там, на ковре, соблазняет его. Дядя возмущённо отчитывает племянника, когда через некоторое время они с К. покидают дом адвоката, — опять К. навредил сам себе, ведь невозможно было не догадаться о причине его долгой отлучки из комнаты. Впрочем, адвокат отнюдь не отказывается от защиты К. И тот ещё много раз приходит к нему и встречается с поджидающей его Лени — она охотно дарит К. свои ласки, однако от этого не становится герою ближе. Как и другие женщины этого романа — включая маленьких нахальных нимфеток, выныривающих в одном эпизоде, — она лукава, непостоянна и раздражающе, томительно порочна.

К. лишается покоя. На работе он рассеян, мрачен. Теперь его не покидает усталость и под конец одолевает простуда. Он боится посетителей и начинает путаться в деловых бумагах, ужасаясь, что даёт повод для недовольства. Заместитель директора уже давно косится на него. Однажды К. поручают сопровождать какого-то приезжего итальянца. Несмотря на недомогание, он подъезжает к центральному собору, где назначена встреча. Итальянца нигде нет. К. входит в собор, решая переждать тут дождь. И вдруг в торжественном полумраке его окликает по имени строгий голос, раздавшийся под самыми сводами. Священник, который называет себя капелланом тюрьмы, требовательно задаёт К. вопросы и сообщает, что с его процессом дело обстоит плохо. К. послушно соглашается. Он уже и сам это понимает. Священник рассказывает ему притчу о верховном Своде законов и, когда К. пытается оспорить её толкование, назидательно внушает, что «надо только осознать необходимость всего».

И вот прошёл год и наступил вечер накануне следующего дня рождения К. Около девяти часов к нему на квартиру явились два господина в чёрном. К. словно ожидал их — он сидел на стуле у двери и медленно натягивал перчатки. Он не видел оснований оказывать какое-либо сопротивление, хотя до последнего испытывал пристыжённость от собственной покорности.

Они молча вышли из дома, прошли через весь город и остановились у заброшенной маленькой каменоломни. С К. сняли пиджак и рубашку и уложили головой на камень. При этом жесты и движения стражей были крайне предупредительны и учтивы. Один из них достал острый нож. К. краем сознания почувствовал, что должен сам выхватить этот нож и вонзить его в себя, но сил у него на это недоставало. Последние мысли его были о судье, которого он так никогда и не видел, — где он? Где высокий суд? Может быть, забыты ещё какие-то аргументы, которые могли бы сохранить ему жизнь?..

Но в этот миг на его горло уже легли руки первого господина, а второй вонзил ему нож глубоко в сердце и дважды повернул. «Потухшими глазами К. видел, как оба господина у самого его лица, прильнув щекой к щеке, наблюдали за развязкой. „Как собака“, — сказал он, как будто этому позору суждено было пережить его».

Герой романа Йозеф К. просыпается в своей квартире и обнаруживает, что он арестован. В его комнату заходят два человека в черных сюртуках и оповещают, что расследование по его делу началось. Йозеф возмущен: какое дело, какое расследование и почему нет ордера на его арест? Чиновники предельно вежливы, но ни одного четкого ответа на его вопросы от них не последовало. Мало того, они настоятельно рекомендуют герою одеться и отправляться на службу.

Йозеф пребывает в абсолютном ступоре, в его удачной и респектабельной жизни банковского прокуриста не должно быть места такому откровенному абсурду. В банке герой понимает, что все его коллеги в курсе его проблем, но никто не может назвать К. точной причины его ареста. Едва отработав день, он отправляется домой, где его хозяйка, уже оповещенная о его проблеме, настоятельно ему рекомендует не горячиться и следовать всем указаниям следователей. Молодой человек на грани помешательства: все вокруг словно сговорились играть в молчанку и высказывать ему свое сочувствие. Йозефа начинают мучить кошмары, его поведение вызывает много вопросов, в банке каждый рабочий день для него превращается в пытку, он постоянно путает деловые документы и уже ловит на себе косые взгляды начальства.

Однажды раздается телефонный звонок и холодный голос приглашает К. присутствовать на судебном процессе по его делу. Йозеф отправляется по указанному адресу и оказывается в обшарпанной комнатенке с кучей народа. Он сразу же выходит в центр и без предисловий начинает доказывать абсурдность всех обвинений, поведение следователей и нелепость документов, которые выдают в качестве улик. После своей пламенной речи Йозеф поворачивается и уходит, вслед ему несутся слова, что он делает ошибку, отказавшись от допроса. Герой истерично хохочет и уходит.

Из деревни приезжает дядя К., он очень обеспокоен процессом и тем, как его племянник реагирует на это сложное дело. Вместе они отправляются к адвокату, который должен будет защищать К. на процессе. Тот, конечно же, в курсе дела и уверяет, что надежда на спасение есть. Йозефу абсолютно все равно, внутренне он уже смирился со своим поражением, он проиграл системе под названием "процесс".

Прошел год. Бледный и уставший К. сидит возле дверей своей комнаты и кого-то ждет. Через несколько минут в квартиру заходят два господина в черных сюртуках, герой безмолвно поднимается и следует за ними.

Заброшенная каменоломня, К. кладет голову на булыжник, а один из его сопровождающих вонзает ему в сердце нож. Несколько секунд они смотрят на него, а затем поворачиваются и уходят.

В этой статье мы поговорим о произведении самого популярного на сегодняшний день немецкоязычного писателя. Имя его слышали даже те, кто далек от литературы и не относится к книжным фанатам. Это Франц Кафка. «Процесс» - тот самый роман, который мы и будем рассматривать.

О произведении

Произведение писалось с 1914 по 1915 год. Однако опубликовано было, как и многие творения писателя, лишь в 1925 сразу после его смерти. Дело в том, что завещал уничтожить все свои творения Франц Кафка. «Процесс» (описание которого здесь представлено) могла бы постичь печальная судьба, если бы друг писателя, которому назначено было исполнить его последнюю волю, решил сохранить рукописи, а затем и опубликовал их.

Во время написания романа Кафка переживал личную драму - он разорвал помолвку со своей невестой. Судя по дневникам, после этого он ощущал себя обвиняемым, находящимся под следствием. Вскоре после объяснения с девушкой, во время которого присутствовала ее семья, он и начал произведение. Кафка работал над «Процессом» нелинейно. Сначала он написал первую и последнюю главы, а уже потом принялся за основную часть.

Франц Кафка, «Процесс»: краткое содержание. Странные визитеры

Йозеф К. проснулся поутру и обнаружил в своей комнате вместо завтрака, который должна была принести хозяйка, странного человека в черном костюме. В гостиной сидит другой незнакомец, который сообщает, что наш герой арестован. Сначала Йозеф решает, что коллеги из банка решили его разыграть в честь дня рождения. Он показывает незваным гостям документы и просит предъявить ордер на арест. В ответ он слышит, что они ничего не понимают в документах. Им поручено следить, а все остальное не их забота.

Стражей зовут Виллем и Франц, они просят Йозефа пройти в соседнюю комнату, где его ждет на допрос инспектор. Чиновник ведет себя точно так же, как и стражники. Он не в курсе, в чем обвиняют героя, но дает ему совет особенно не распространяться о своей невиновности. У инспектора только одна задача - сообщить господину К. об аресте. После того как чиновник исполнил свою задачу, Йозеф может отправляться на работу.

Судебная канцелярия

Погружает своего героя в хаос Франц Кафка. «Процесс», как и многие произведения писателя, описывает абсурдистскую действительность, которая постепенно начинает сводить с ума главного персонажа.

После работы Йозеф приходит к своей квартирной хозяйке поговорить об аресте и замечает, что женщина не подала ему руки. Затем он идет к фройляйн Бюстнер, квартиру которой утром занял инспектор. Извинения оканчиваются поцелуями.

Йозефа приглашают на первый допрос. В учреждении он долго блуждает по однотипным комнатам в поисках нужной. Поэтому опаздывает на встречу. Он оказывается в зале, полном чиновников и в ярости от их безразличия и тупости убегает из здания.

В воскресенье Йозеф снова приходит на допрос, но зал оказывается пустым. Герой случайно знакомится с одним из мелких чиновников, который устраивает ему экскурсию по канцелярии.

Визит к адвокату

Все больше сгущает краски Франц Кафка («Процесс»). Фройляйн Бюстнер объявляет, что больше не желает разговаривать с Йозефом. Как-то в кладовой банка герой сталкивается с Францем и Виллемом, которых собирается высечь экзекутор. Сначала Йозеф хочет помочь охранникам, но палач боится, что тогда накажут его. Под крики Франца господин К. уходит. На следующий день он видит эту же картину.

К герою в гости приезжает дядя Альберт, землевладелец. Его дочь сообщила ему о процессе. Дядя предлагает Йозефу на время уехать в деревню, пока шум не утихнет. Затем Альберт знакомит племянника с адвокатом Гульдом. Он очень болен, но готов взяться за новое дело. Когда герой с дядей приходят к Гульду, у того находится глава канцелярии. Лени, сиделка адвоката, специально разбивает тарелку, чтобы вызвать Йозефа на разговор. Девушка предлагает герою сознаться во всем, а сама обещает помочь и обеспечить благополучный исход дела. Лени и наш герой целуются. Альберт, узнав обо всем, злится. Он говорит, что Йозеф все испортил. Вместо того чтобы разговаривать о своем деле с серьезными людьми, он уединился с помощницей Гульда.

Судейский художник

Адвокат раскрывает Йозефу особенности своей профессии. Гульд составляет ходатайство в течение пары месяцев и заговаривает своему клиенту зубы. Йозеф решает отказаться от его услуг и сам хочет заняться процессом. В то же время герой не может спокойно ходить на работу. Один из его банковских клиентов предлагает господину К. поговорить о своем судебном деле с художником Титорелли, который пишет портреты судей. Йозеф все бросает и срочно идет к мастеру. Титорелли рассказывает герою о том, как устроена судебная система. Он сообщает, что процесс может окончиться тремя вариантами - волокитой, мнимым оправданием и оправданием. В качестве благодарности художник просит купить его картины. Когда Йозеф выходит из мастерской, он вновь попадает в судебную канцелярию.

Развязка

Йозеф вновь приходит к адвокату. Здесь он знакомится с Блоком, обедневшим из-за судебных издержек коммерсантом. Дело нового знакомца ведут целых шесть адвокатов. Блок рассказывает господину К. о крупных и подпольных адвокатах. Йозеф видит, как Гульд унижает Блока, показывая свою значимость. Йозеф окончательно разрывает с адвокатом все отношения.

Подводит к своему логическому завершению сюжетную линию Франц Кафка. Процесс господина К. приобретает все более и более абсурдное значение.

На службе Йозеф получает задание провести экскурсию для важного итальянского клиента. Герой должен встретиться с ними в католическом соборе. Здесь он сталкивается с тюремным капелланом, который рассказывает притчу о Законе.

С начала процесса над господином К. проходит год. И вот ему выносят приговор - Йозеф должен умереть. Герой до сих пор не знает, в чем его обвиняют. Но двое мужчин приходят за ним и ведут загород. Здесь один из них наносит ему удар ножом в сердце.

Франц Кафка, «Процесс»: отзывы

Как и многие произведения автора, роман довольно высоко оценивается читателями. Среди плюсов отмечается очень точное и меткое описание бюрократического абсурдизма. Тем не менее многие замечают, что тексты писателя пугают как раз тем, что несмотря на свою сюрреалистичность очень правдоподобны и логичны.

Поэтому оставляет после прочтения своих текстов мрачное и гнетущее впечатление Франц Кафка. «Процесс» (отзывы о книге только положительные) должен был быть уничтожен по желанию автора как раз потому, что ничем не мог помочь, только изображал ужасную действительность, которую и так люди видят каждый день. Хотя поклонники писателя с этой позицией явно не согласны.

Проснувшись утром, Йозеф К. вместо завтрака фрау Грубах обнаруживает в своей комнате странного субъекта в чёрном костюме. В гостиной герой встречает ещё одного незнакомца и узнаёт, что он арестован. Поначалу Йозеф думает, что это шутка: сегодня ему исполняется тридцать лет, и коллеги из банка вполне могли разыграть его по этому поводу. Он пытается показать «стражам» своё удостоверение личности и требует от них ордер на арест. Охранники поглощают завтрак Йозефа и говорят, что ничего не смыслят в документах. Их дело следить за ним, а обо всём остальном пусть думает закон.

Франц и Виллем (так зовут «стражей») вызывают Йозефа на допрос к инспектору, в соседнюю комнату, где живёт фройляйн Бюстнер. Инспектор ведёт себя так же, как и стражи: он не знает, за что арестован герой, но советует ему не кричать слишком сильно о своей невиновности. Его функция – сообщить Йозефу об аресте. Дальше герой волен делать всё, что захочет: например, пойти на работу в банк вместе с тремя мелкими чиновниками, служащими банка.

Вечером Йозеф разговаривает со своей квартирной хозяйкой об аресте и отмечает, что она не подаёт ему руки. Он дожидается фройляйн Бюстнер и извиняется перед ней за вторжение судебной комиссии. Разговор с девушкой заканчивается поцелуями.

Йозефа вызывают на первый допрос. В результате он вынужден отклонить приглашение заместителя директора банка посетить в воскресенье его яхту, где соберётся компания солидных людей. На допрос Йозеф опаздывает, так как долго ходит по однотипным квартирам и пытается найти нужную ему комнату. В заполненном людьми зале герой произносит проникновенную речь, но в конце понимает, что все присутствующие – судебные чиновники. В ярости Йозеф выбегает из помещения.

В следующее воскресенье герой снова идёт на допрос, но зал судебных заседаний оказывается пустым. Он знакомится с женой одного из судебных чиновников. Она предлагает ему свою помощь и тело. Йозеф хочет забрать женщину с собой, но её похищает студент и относит на руках к следователю. Герой идёт за ними на чердак, где располагается судебная канцелярия. Там он знакомится с мужем женщины, который жалуется ему на то, что он ничего не может сделать с притязаниями высших судебных чинов на его жену. Судебный служитель устраивает Йозефу экскурсию по канцелярии. Там герой видит дрожащих от страха обвиняемых. От спёртого чердачного воздуха ему тоже становится дурно. Одна из служащих суда и заведующий справочным бюро выводят его из канцелярии.

Фройляйн Бюстнер избегает Йозефа. К ней в комнату переезжает подруга – немка Монтаг. Она вызывает героя для разговора в столовую и сообщает ему, что фройляйн Бюстнер не хочет общаться с Йозефом.

В один из рабочих дней в кладовой банка Йозеф натыкается на своих стражей, которых собирается высечь странный человек в кожаной безрукавке. Франц и Виллем называют его экзекутором. Йозеф хочет выкупить стражей, так как он не желал, чтобы их наказывали, но экзекутор боится, что тогда герой донесёт и на него, и его тоже кто-нибудь высечет. Когда Франц начинает кричать, Йозеф закрывает дверь, чтобы банковские курьеры не заметили его общающимся со «всяким сбродом». На следующий день в кладовой он видит всё ту же картину: экзекутора, занимающегося поркой полуголых стражей.

К Йозефу приезжает дядюшка Альберт – небогатый землевладелец. Его дочь Эрна написала ему о процессе над племянником. Он уговаривает Йозефа уехать к нему в деревню и очень переживает за то, как процесс скажется на репутации семьи. Дядюшка знакомит Йозефа с адвокатом для бедняков, носящим фамилию Гульд. Адвокат сильно болен, но с радостью готов взяться за дело героя. Тем более, что в его комнате сейчас как раз находится директор канцелярии. Сиделка адвоката Лени разбивает тарелку, чтобы поговорить с Йозефом. Она советует ему во всём сознаться и предлагает свою помощь в благополучном разрешении процесса. Йозеф и Лени целуются. Дядюшка Альберт взбешён. Он считает, что племянник всё испортил, уединившись с Лени, вместо того, чтобы разговаривать с серьёзными людьми о своём процессе.

Адвокат Гульд посвящает Йозефа в тонкости своей работы. Он несколько месяцев составляет первое ходатайство и заговаривает клиенту зубы. Йозеф решает взять защиту в свои руки. Он не может спокойно работать в банке. Один из клиентов – фабрикант - предлагает ему поговорить о процессе с судейским художником Титорелли. Йозеф бросает работу и пулей несётся к художнику. Титорелли рассказывает ему об устройстве судебной системы и трёх возможных путях исхода процесса – полном оправдании, мнимом оправдании и волоките. В благодарность за помощь художник навязывает Йозефу покупку своих картин. Выходя из ателье Титорелли, герой попадает всё в те же судебные канцелярии.

У адвоката Йозеф знакомится с обедневшим коммерсантом Блоком, растратившим свои деньги и силы на адвокатов (у него их шесть). Блок рассказывает герою о подпольных и крупных адвокатах. Йозеф отказывает адвокату. Последний на его глазах унижает Блока, чтобы показать собственную значимость.

Кто-то, по-видимому, оклеветал Йозефа К., потому что, не сделав ничего дурного, он попал под арест. Кухарка его квартирной хозяйки фрау Грубах, ежедневно приносившая ему завтрак около восьми, на этот раз не явилась. Такого случая еще не бывало. К. немного подождал, поглядел с кровати на старуху, жившую напротив, – она смотрела на него из окна с каким-то необычным для нее любопытством – и потом, чувствуя и голод, и некоторое недоумение, позвонил. Тотчас же раздался стук, и в комнату вошел какой-то человек. К. никогда раньше в этой квартире его не видел. Он был худощав и вместе с тем крепко сбит, в хорошо пригнанном черном костюме, похожем на дорожное платье – столько на нем было разных вытачек, карманов, пряжек, пуговиц и сзади хлястик, – от этого костюм казался особенно практичным, хотя трудно было сразу сказать, для чего все это нужно.

– Вы кто такой? – спросил К. и приподнялся на кровати.

Но тот ничего не ответил, как будто его появление было в порядке вещей, и только спросил:

– Вы звонили?

– Пусть Анна принесет мне завтрак, – сказал К. и стал молча разглядывать этого человека, пытаясь прикинуть и сообразить, кто же он, в сущности, такой? Но тот не дал себя особенно рассматривать и, подойдя к двери, немного приоткрыл ее и сказал кому-то, очевидно стоявшему тут же, за порогом:

– Он хочет, чтобы Анна подала ему завтрак.

Из соседней комнаты послышался короткий смешок; по звуку трудно было угадать, один там человек или их несколько. И хотя незнакомец явно не мог услыхать ничего для себя нового, он заявил К. официальным тоном:

– Это не положено!

– Вот еще новости! – сказал К., соскочил с кровати и торопливо натянул брюки. – Сейчас взгляну, что там за люди в соседней комнате. Посмотрим, как фрау Грубах объяснит это вторжение.

Правда, он тут же подумал, что не стоило высказывать свои мысли вслух, – выходило так, будто этими словами он в какой-то мере признает за незнакомцем право надзора; впрочем, сейчас это было неважно. Но, видно, незнакомец так его и понял, потому что сразу сказал:

– Может быть, вам лучше остаться тут?

– И не останусь, и разговаривать с вами не желаю, пока вы не скажете, кто вы такой.

– Зря обижаетесь, – сказал незнакомец и сам открыл дверь.

В соседней комнате, куда К. прошел медленнее, чем ему того хотелось, на первый взгляд со вчерашнего вечера почти ничего не изменилось. Это была гостиная фрау Грубах, загроможденная мебелью, коврами, фарфором и фотографиями; пожалуй, в ней сейчас стало немного просторнее, хотя это не сразу было заметно, тем более что главная перемена заключалась в том, что там находился какой-то человек. Он сидел с книгой у открытого окна и сейчас, подняв глаза, сказал:

– Вам следовало остаться у себя в комнате! Разве Франц вам ничего не говорил?

– Да что вам, наконец, нужно? – спросил К., переводя взгляд с нового посетителя на того, кого назвали Франц (он стоял в дверях), и снова на первого. В открытое окно видна была та старуха: в припадке старческого любопытства она уже перебежала к другому окну – посмотреть, что будет дальше.

– Вот сейчас я спрошу фрау Грубах, – сказал К. И хотя он стоял поодаль от тех двоих, но сделал движение, словно хотел вырваться у них из рук, и уже пошел было из комнаты.

– Нет, – сказал человек у окна, бросил книжку на столик и встал: – Вам нельзя уходить. Ведь вы арестованы.

– Мы не уполномочены давать объяснения. Идите в свою комнату и ждите. Начало вашему делу положено, и в надлежащее время вы все узнаете. Я и так нарушаю свои полномочия, разговаривая с вами по-дружески. Но надеюсь, что, кроме Франца, никто нас не слышит, а он и сам вопреки всем предписаниям слишком любезен с вами. Если вам и дальше так повезет, как повезло с назначением стражи, то можете быть спокойны.

К. хотел было сесть, но увидел, что в комнате, кроме кресла у окна, сидеть не на чем.

– Вы еще поймете, какие это верные слова, – сказал Франц, и вдруг оба сразу подступили к нему.

Второй был много выше ростом, чем К. Он все похлопывал его по плечу. Они стали ощупывать ночную рубашку К., приговаривая, что теперь ему придется надеть рубаху куда хуже, но эту рубашку и все остальное его белье они приберегут, и, если дело обернется в его пользу, ему все отдадут обратно.

– Лучше отдайте вещи нам, чем на склад, – говорили они. – На складе вещи подменяют, а кроме того, через некоторое время все вещи распродают – все равно, окончилось дело или нет. А вы знаете, как долго тянутся такие процессы, особенно в нынешнее время! Конечно, склад вам в конце концов вернет стоимость вещей, но, во-первых, сама по себе сумма ничтожная, потому что при распродаже цену вещей назначают не по их стоимости, а за взятки, да и вырученные деньги тают, они ведь что ни год переходят из рук в руки.

Но К. даже не слушал, что ему говорят, ему не важно было, кто получит право распоряжаться его личными вещами, как будто еще принадлежавшими ему; гораздо важнее было уяснить свое положение; но в присутствии этих людей он даже думать как следует не мог: второй страж – кто же они были, как не стражи? – все время толкал его, как будто дружески, толстым животом, но когда К. подымал глаза, он видел совершенно не соответствующее этому толстому туловищу худое, костлявое лицо с крупным, свернутым набок носом и перехватывал взгляд, которым этот человек обменивался через его голову со своим товарищем. Кто же эти люди? О чем они говорят? Из какого они ведомства? Ведь К. живет в правовом государстве, всюду царит мир, все законы незыблемы, кто же смеет нападать на него в его собственном жилище? Всегда он был склонен относиться ко всему чрезвычайно легко, признавался, что дело плохо, только когда действительно становилось очень плохо, и привык ничего не предпринимать заранее, даже если надвигалась угроза. Но сейчас ему показалось, что это неправильно, хотя все происходящее можно было почесть и за шутку, грубую шутку, которую неизвестно почему – может быть, потому, что сегодня ему исполнилось тридцать лет? – решили с ним сыграть коллеги по банку. Да, конечно, это вполне вероятно; по-видимому, следовало бы просто рассмеяться в лицо этим стражам, и они рассмеялись бы вместе с ним; а может, это просто рассыльные, вполне похоже, но почему же тогда при первом взгляде на Франца он твердо решил ни в чем не уступать этим людям? Меньше всего К. боялся, что его потом упрекнут в непонимании шуток, зато он отлично помнил – хотя обычно с прошлым опытом и не считался – некоторые случаи, сами по себе незначительные, когда он в отличие от своих друзей сознательно пренебрегал возможными последствиями и вел себя крайне необдуманно и неосторожно, за что и расплачивался полностью. Больше этого с ним повториться не должно, хотя бы теперь, а если это комедия, то он им подыграет. Но пока что он еще свободен.

– Позвольте, – сказал он и быстро прошел мимо них в свою комнату.

– Видно, разумный малый, – услышал он за спиной.

В комнате он тотчас же стал выдвигать ящики стола; там был образцовый порядок, но удостоверение личности, которое он искал, он от волнения никак найти не мог. Наконец он нашел удостоверение на велосипед и уже хотел идти с ним к стражам, но потом эта бумажка показалась ему неубедительной, и он снова стал искать, пока не нашел свою метрику.

Когда он возвратился в соседнюю комнату, дверь напротив отворилась и вышла фрау Грубах. Но, увидев К., она остановилась в дверях, явно смутившись, извинилась и очень осторожно прикрыла двери.

– Входите же! – только и успел сказать К.

Сам он так и остался стоять посреди комнаты с бумагами в руках, глядя на дверь, которая не открывалась, и только возглас стражей заставил его вздрогнуть, – они сидели за столиком у открытого окна, и К. увидел, что они поглощают его завтрак.

Франц Кафка

«Процесс»

Глава первая.

АРЕСТ. РАЗГОВОР С ФРАУ ГРУБАХ, ПОТОМ С ФРОЙЛЯЙН БЮРСТНЕР

Кто-то, по-видимому, оклеветал Йозефа К., потому что, не сделав ничего дурного, он попал под арест. Кухарка его квартирной хозяйки, фрау Грубах, ежедневно приносившая ему завтрак около восьми, на этот раз не явилась. Такого случая еще не бывало. К. немного подождал, поглядел с кровати на старуху, живущую напротив, – она смотрела из окна с каким-то необычным для нее любопытством – и потом, чувствуя и голод, и некоторое недоумение, позвонил. Тотчас же раздался стук, и в комнату вошел какой-то человек. К. никогда раньше в этой квартире его не видел. Он был худощав и вместе с тем крепко сбит, в хорошо пригнанном черном костюме, похожем на дорожное платье – столько на нем было разных вытачек, карманов, пряжек, пуговиц и сзади хлястик, – от этого костюм казался особенно практичным, хотя трудно было сразу сказать, для чего все это нужно.

– Ты кто такой? – спросил К. и приподнялся на кровати.

Но тот ничего не ответил, как будто его появление было в порядке вещей, и только спросил:

– Вы звонили?

– Пусть Анна принесет мне завтрак, – сказал К. и стал молча разглядывать этого человека, пытаясь прикинуть и сообразить, кто же он, в сущности, такой? Но тот не дал себя особенно рассматривать и, подойдя к двери, немного приоткрыл ее и сказал кому-то, очевидно стоявшему тут же, за порогом:

– Он хочет, чтобы Анна подала ему завтрак.

Из соседней комнаты послышался короткий смешок; по звуку трудно было угадать, один там человек или их несколько. И хотя незнакомец явно не мог услыхать ничего для себя нового, он заявил К. официальным тоном:

– Это не положено!

– Вот еще новости! – сказал К., соскочил с кровати и торопливо натянул брюки. – Сейчас взгляну, что там за люди в соседней комнате. Посмотрим, как фрау Грубах объяснит это вторжение.

Правда, он тут же подумал, что не стоило высказывать свои мысли вслух, – выходило так, будто этими словами он в какой-то мере признает за незнакомцем право надзора; впрочем, сейчас это было неважно. Но видно, незнакомец так его и понял, потому что сразу сказал:

– Может быть, вам лучше остаться тут?

– И не останусь, и разговаривать с вами не желаю, пока вы не скажете, кто вы такой.

– Зря обижаетесь, – сказал незнакомец и сам открыл дверь.

В соседней комнате, куда К. прошел медленнее, чем ему того хотелось, на первый взгляд со вчерашнего вечера почти ничего не изменилось. Это была гостиная фрау Грубах, загроможденная мебелью, коврами, фарфором и фотографиями; пожалуй, в ней сейчас стало немного просторнее, хотя это не сразу было заметно, тем более что главная перемена заключалась в том, что там находился какой-то человек. Он сидел с книгой у открытого окна и сейчас, подняв глаза, сказал:

– Вам следовало остаться у себя в комнате! Разве Франц вам ничего не говорил?

– Что вам, наконец, нужно? – спросил К., переводя взгляд с нового посетителя на того, кого назвали Франц (он стоял в дверях), и снова на первого. В открытое окно видна была та старуха: в припадке старческого любопытства она уже перебежала к другому окну – посмотреть, что дальше.

– Вот сейчас я спрошу фрау Грубах, – сказал К. И, хотя он стоял поодаль от тех двоих, но сделал движение, словно хотел вырваться у них из рук, и уже пошел было из комнаты.

– Нет, – сказал человек у окна, бросил книжку на столе и встал: – Вам нельзя уходить. Ведь вы арестованы.

– Мы не уполномочены давать объяснения. Идите в свою комнату и ждите. Начало вашему делу положено, и в надлежащее время вы все узнаете. Я и так нарушаю свои полномочия, разговаривая с вами по-дружески. Но надеюсь, что, кроме Франца, никто нас не слышит, а он и сам вопреки всем предписаниям слишком любезен с вами. Если вам и дальше так повезет, как повезло с назначением стражи, то можете быть спокойны.

К. хотел было сесть, но увидел что в комнате, кроме кресла у окна, сидеть не на чем.

– Вы еще поймете – какие это верные слова, сказал Франц, и вдруг оба сразу подступили к нему. Второй был много выше ростом, чем К. Он все похлопывал его по плечу. Они стали ощупывать ночную рубашку К., приговаривая, что теперь ему придется надеть рубаху куда хуже, но эту рубашку и все остальное его белье они приберегут, и, если дело обернется в его пользу, ему все отдадут обратно.

– Лучше отдайте вещи нам, чем на склад, – говорили они. – На складе вещи подменяют, а кроме того, через некоторое время все вещи распродают – все равно, окончилось дело или нет. А вы знаете, как долго тянутся такие процессы, особенно в нынешнее время! Конечно, склад вам в конце концов вернет стоимость вещей, но, во-первых, сама по себе сумма ничтожная, потому что при распродаже цену вещи назначают не по их стоимости, а за взятки, да и вырученные деньги тают, они ведь что ни год переходят из рук в руки.

Но К. даже не слушал, что ему говорят, ему не важно было, кто получит право распоряжаться его личными вещами, как будто еще принадлежавшими ему; гораздо важнее было уяснить свое положение; но в присутствии этих людей он даже думать как следует не мог: второй страж – кто же они были, как не стражи? – все время толкал его, как будто дружески, толстым животом, но когда К. подымал глаза, он видел совершенно не соответствующее этому толстому туловищу худое, костлявое лицо с крупным, свернутым набок носом и перехватывал взгляд, которым этот человек обменивался через его голову со своим товарищем. Кто же эти люди? О чем они говорят? Из какого они ведомства? Ведь К. живет в правовом государстве, всюду царит мир, все законы незыблемы, кто же смеет нападать на него в его собственном жилище? Всегда он был склонен относиться ко всему чрезвычайно легко, признавался, что дело плохо, только когда действительно становилось очень плохо, и привык ничего не предпринимать заранее, даже если надвигалась угроза. Но сейчас ему показалось, что это неправильно, хотя все происходящее можно было почесть и за шутку, грубую шутку, которую неизвестно почему – может быть, потому, что сегодня ему исполнилось тридцать лет? – решили с ним сыграть коллеги по банку. Да, конечно, это вполне вероятно; по-видимому, следовало бы просто рассмеяться в лицо этим стражам, и они рассмеялись бы вместе с ним; а может, это просто рассыльные, вполне похоже, но почему же тогда при первом взгляде на Франца он твердо решил ни в чем не уступать этим людям? Меньше всего К. боялся, что его потом упрекнут в непонимании шуток, зато он отлично помнил – хотя обычно с прошлым опытом и не считался – некоторые случаи, сами по себе незначительные, когда он в отличие от своих друзей сознательно пренебрегал возможными последствиями и вел себя крайне необдуманно и неосторожно, за что и расплачивался полностью. Больше этого с ним повториться не должно, хотя бы теперь, а если это комедия, то он им подыграет. Но пока что он еще свободен.

– Позвольте – сказал он и быстро прошел мимо них в свою комнату.

– Видно, разумный малый, – услышал он за спиной.

В комнате он тотчас же стал выдвигать ящики стола; там был образцовый порядок, но удостоверение личности, которое он искал, он от волнения никак найти не мог. Наконец он нашел удостоверение на велосипед и уже хотел идти с ним к стражам, но потом эта бумажка показалась ему неубедительной, и он снова стал искать, пока не нашел свою метрику.

Когда он возвратился в соседнюю комнату, дверь напротив отворилась, и вышла фрау Грубах. Но, увидев К., она остановилась в дверях, явно смутившись, извинилась и очень осторожно прикрыла двери.

– Входите же! – только и успел сказать К.

Сам он так и остался стоять посреди комнаты с бумагами в руках, глядя на дверь, которая не открывалась, и только возглас стражей заставил его вздрогнуть,– они сидели за столиком у открытого окна, и К. увидел, что они поглощают его завтрак.

– Почему она не вошла? – спросил он.

– Не разрешено, – сказал высокий. – Ведь вы арестованы.

– То есть как – арестован? Разве это так делается?

– Опять вы за свое, – сказал тот и обмакнул хлеб в баночку с медом. – Мы на такие вопросы не отвечаем.

– Придется ответить,– сказал К. – Вот мои документы, а вы предъявите свои, и первым делом – ордер на арест.

– Господи, твоя воля! – сказал высокий. – Почему вы никак не можете примириться со своим положением? Нет, вам непременно надо злить нас, и совершенно зря, ведь мы вам сейчас самые близкие люди на свете!

– Вот именно, – сказал Франц, – можете мне поверить, – он посмотрел на К. долгим и, должно быть, многозначительным, но непонятным взглядом поверх чашки с кофе, которую держал в руке.

Сам того не желая, К. ответил Францу таким же выразительным взглядом, но тут же хлопнул по своим документам и сказал:

– Вот мои бумаги.

– Да какое нам до них дело! – крикнул высокий. – Право, вы ведете себя хуже ребенка. Чего вы хотите? Неужто вы думаете, что ваш огромный, страшный процесс закончится скорее, если вы станете спорить с нами, с вашей охраной, о всяких документах, об ордерах на арест? Мы – низшие чины, мы и в документах почти ничего не смыслим, наше дело – стеречь вас ежедневно по десять часов и получать за это жалованье. К этому мы и приставлены, хотя, конечно, мы вполне можем понять, что высшие власти, которым мы подчиняемся, прежде чем отдать распоряжение об аресте, точно устанавливают и причину ареста, и личность арестованного. Тут ошибок не бывает. Наше ведомство – насколько оно мне знакомо, хотя мне там знакомы только низшие чины, – никогда, по моим сведениям, само среди населения виновных не ищет: вина, как сказано в законе, сама притягивает к себе правосудие, и тогда властям приходится посылать нас, то есть стражу. Таков закон. Где же тут могут быть ошибки?

Главная » Глаголы » Кафкианский процесс. Франц кафка процесс