Мария соррель. Германская шпионка мария соррель

December 29th, 2015 , 10:16 pm

Чаще всего в мой журнал попадают люди, ищущие информацию о Марии Соррель. Запросы «Мария Соррель», «Мария Соррель фото» и «германская шпионка Мария Соррель» неизменно лидируют среди всех прочих, остающихся далеко позади. Думаю, этот пост станет для таких граждан новым местом паломничества, а потому в этот раз я не буду особо разводить философию, а просто и незатейливо соберу воедино основную информацию об этой женщине.

Итак.

Всё больше крепнет мнение , что в реальности генерал Ренненкампф не был таким мерзавцем, каким его рисует Пикуль. Что он был честным человеком и отличным полководцем. Что никакого мордобойного конфликта между ним и генералом Самсоновым на самом деле не было...

И что не существовало никакой германской шпионки Марии Соррель – её образ был выдуман в 30-е годы неким лондонским журналистом А. Уайтхаусом, чтобы придать большей пикантности истории гибели двух русских армий в 1914 году. Именно оттуда – из этих журналистских домыслов – сюжет о бегстве Ренненкампфа и Соррель прочь от фронта в глубокий тыл, о переодевании Марии в солдатскую форму и о разоблачении её русскими офицерами в момент, когда пуля, сбившая с её головы пилотку, открывает роскошные белокурые локоны, которые шпионка отказалась состригать, не желая терять свою красоту и в результате поплатившись за это жизнью. «Разоблачённая офицерами штаба Первой армии, Мария Соррель нашла свой конец в прусских лесах, повешенная на суку ближайшего дерева. Повесили её сами офицеры!» (В. Пикуль, "Честь имею")

В свете чего, разумеется, никаких фотографий Марии Соррель история не сохранила – только рисунки. Два из них я уже приводила раньше – они публиковались в американских газетах в те же 30-е годы как иллюстрации к статьям о коварстве шпионов.

Однако, рисунки эти были выполнены в довольно схематичной манере. В рамках же проекта «Новые иллюстрации для Пикуля» я задумала остановиться на образе Марии Соррель более подробно, изобразив её в момент как раз-таки полного крушения её шпионской карьеры и самой жизни. В нашей истории ни о каком переодевании в солдатскую форму речи не шло, поэтому Мария одета в самую обыкновенную женскую одежду.

В этом первом макете мне не понравилось выражение лица шпионки – словно её не вешают, а спрашивают, не забыла ли она выключить дома утюг, и она задумывается. Кроме того, памятуя о том, что по моде того времени все приличные (или желавшие казаться таковыми) женщины носили головные уборы, я попросила добавить дамскую шляпку, валяющуюся на земле, под ногами у офицеров. Такой своего рода столь любимый мною символ.

И подол платья попросила порвать, чтобы ощущалась динамика.

Получилось, по правде сказать, ужасно. Пытаясь добавить рисунку той самой динамики, художник растрепал коварной шпионке волосы и добавил отчаяния лицу. В результате Мария превратилась в натуральную ведьму. Ужас, летящий на крыльях ночи – какая там красотка!

И положение рук... В общем, меня оно устроило, только я попросил развернуть левую кисть, чтобы она не наводила на мысли о болезни Паркинсона...

И платье попросила порвать на плече. Чтобы получилась такая небольшая отсылочка к закадровой истории о том, как шпионку ловили, хватая за рукав и сбивая с головы шляпу, а шпионка убегала, путаясь в подоле платья и наступая на него.

И на этот раз – с учётом всех исправлений – рисунок удался. Правда, не скажу, что он мне сильно нравится сам по себе, но как программная иллюстрация для книги он весьма хорош. Просто у Марии Соррель в романе не так много «экранного времени», да и то всё больше даже не эпизоды с её участием, а упоминания её имени в авторском тексте и в разговорах других людей.

И может, для меня больший интерес представлял бы эпизод с её фотографией в обнажённом виде... Ну, помните, этот: «В бюваре хранилась фотография голой женщины, которая, лежа в постели, вздымала за здравие мужчин бокал с вином...» Однако, боюсь, что на таком рисунке шпионка получилась бы мелко, а мне было важно изобразить именно её, а не рассматривающих фото офицеров.

Впрочем, возможно, как и в истории с зажигалкой, я попрошу художника нарисовать ещё и новый небольшой рисунок на конец главы – с папкой «Дело №00001» и фотографией.

Но это, как говорится, уже будет другая история, которую я так же наверняка вам здесь поведаю.

(продолжение следует)

"Самой красивой на свете из всех красавиц " считал ее летописец Жан Шартье. Оливье де Ла Марш признавался: "Она самая прекрасная женщина, которую я когда-либо видел", - и даже римский папа Пий II не мог удержаться от упоминания, что "у нее самое красивое лицо, которое можно увидеть".

Ей суждено было остаться в истории первой официально признанной королевской фавориткой, благодетельницей несчастных и обездоленных и, наконец, примером трагической жертвенной любви.

История жизни совершенно легендарна. Одни упрекали ее в расточительности, другие видели в ней продолжательницу Жанны д’Арк. Известно четверостишие короля Франциска I, в котором ей приписывается едва ли не главная заслуга в освобождении Франции от англичан. Имела благотворное влияние на короля, боролась с недостойными его любимцами и заботилась о замещении высших должностей заслуженными лицами. От короля имела трех дочерей, получивших титул filles de France.

Когда точно родилась Агнесса Сорель, выдающаяся женщина своей эпохи, точно неизвестно. Одни называют годом ее рождения 1409, другие утверждают, что она появилась на свет значительно позже, в 1422 году. Ее отец, приближенный знатного графа Клермона, постарался, чтобы дочь стала фрейлиной при дворе сначала герцогини Изабеллы Лотарингской, а затем и самой королевы Марии Анжуйской, супруги короля Франции Карла VII. Агнессе было чуть больше двадцати лет. О ее красоте ходили легенды.

В девицу влюблялись многие знатные особы, высокопоставленные чины, и даже сам король не явился исключением. До встречи с Агнессой у короля были фаворитки. Отмечали, что Мария Анжуйская знала о страстной и темпераментной натуре супруга. Её муж слыл человеком ветреным, безнравственным, трусливым и жестоким, но был достаточно начитан, образован и проницателен.

Увидев однажды светловолосую, голубоглазую Агнессу, Карл был сражён её очарованием. Она была так прекрасна, «что он страстно желал её возбудить и думал, что его мечты могли осуществиться лишь во сне».

В тот же вечер король попытался заявить о своих чувствах Агнессе, но молодая девушка убежала с испуганным видом, что только распалило в короле желание. В течение нескольких дней его вздувшиеся вены на висках служили предметом разговоров при королевском дворе.

Подобно пугливой газели, она сначала избегала и короля, но очарованный Карл был настойчив.

Но однажды утром наблюдательные придворные заметили, что у короля обычный вид, и все поняли: красавица Агнесса уже не проводила ночи в одиночестве. Супруга Карла Мария в это время была занята воспитанием детей - набожная и с лицом, по словам Шастелье," которое даже англичанам нагнало бы страху."

Через несколько месяцев о любовной связи короля и дамы из Фроманто знал весь двор. Одна королева находилась в неведении. Но однажды вечером Мария Анжуйская встретила фаворитку короля, прогуливавшуюся по одному из коридоров дворца с обнажённой грудью. Это дало королеве пищу для размышлений. И Мария Анжуйская установила за королём наблюдение. Король был очень осторожен. Летописец Жан Шартье сообщал, что «никто никогда не видел Агнессу, целующейся с королём…» Хотя никто не сомневался, что между ними существовали тайные интимные отношения, ибо в 1445 году красавица почувствовала, что беременна…

Чтобы подчеркнуть, что это не мимолетное увлечение, король совершил беспрецедентный поступок, провозгласив Агнессу официальной королевской фавориткой. Отныне ей должны были прислуживать, как принцессе, и она могла носить самый длинный – после королевы – шлейф.

В день родов король так волновался, что сомнений больше быть не могло - супружеская измена была налицо. Разгневанная и обиженная королева в слезах провела несколько дней, а потом решила успокоиться и… стать подругой любовницы царствующего мужа. Королева так сблизилась с соперницей, что вскоре уже доверяла ей самые сокровенные секреты, дарила Агнессе драгоценности и наряды. Женщины стали вместе гулять, ездить на охоту, обсуждать дела в стране.

В 1445 году Агнесса родила королю дочь Шарлотту, а затем дочерей Марию и Жанну.

Карл VII решил пожаловать дворянством мать своих внебрачных детей. Эта прекрасная идея явилась самой высшей признательностью, которой король мог удостоить очаровательную фаворитку. Недалеко от Парижа, на опушке Венсенского леса, на холме, возвышавшемся над излучиной Марны, у Карла был маленький замок, предназначенный для библиотеки. Эта местность называлась Боте-сюр-Марн (в переводе - «красота на Марне»), и король подарил это имение Агнессе. Она получила титул Дамы де Боте (титул соответствовал её неотразимой внешности).

Королева Мария

В то же время заговорили об экстравагантных нарядах, изобретённых самой фавориткой. Агнесса, отказавшись от просторных туник, скрывавших формы, стала одевать длинные платья, плотно облегавшие тело. Кроме того, она придумала декольте, которое шокировало королеву Марию. Стыдливо спрятав одну грудь, она изящно обнажала другую. Эта новая мода возмутила большинство придворных дам, не решившихся последовать примеру Агнессы.

Ей приписывают введение таких новшеств, как ношение бриллиантов некоронованными особами, изобретение длинного шлейфа, ношение весьма вольных нарядов, открывающих одну грудь; её поведение и открытое признание связи с королем часто вызывало негодование, однако ей многое прощалось благодаря защите короля и её совершенной красоте. Но Карл будто бы не замечал выходок своей любовницы. Он награждал её титулами дамы Боте-сюр-Марн, Вернон, Рукесезьер.

Но сердце этой женщины было еще прекраснее, чем ее лицо. Когда она узнала о глубокой нищете, царящей в королевстве (Франция изнывала на исходе Столетней войны), она стала жертвовать бедным огромные суммы, помогать больным и калекам. Поняв, что даже ее беспримерная щедрость не может исправить всего зла в разоряемой врагами стране, она тонко, по-женски изящно заставила слабого безвольного короля вспомнить о своих обязанностях.

Нищета простых французов, непрекращавшаяся Столетняя война, бездействие короля - всё это вызывало недовольство народа. Но виновной во всём почему-то считали королевскую фаворитку. И мадам Сорель решила действовать. Влюблённый в неё король был готов на всё ради её благосклонности и любви. Именно тогда, в 1429 году стало известно имя отважной девушки Жанны д’Арк, которую представила королю мадам Сорель.

Однажды, когда король находился в Нормандии, к нему прибыла мадам Сорель. Состояние её было ужасающим: у Агнессы начались роды. Перед этим она рассказала королю о готовящемся против него заговоре, но Карл посчитал её слова бредом взволнованной роженицы. Имел ли этот заговор место или нет, сказать теперь невозможно. Однако приближённые полагали, что даже если заговорщики и хотели убить короля, они испугались, узнав, что смелая фаворитка донесла эту весть до Карла.

Через несколько дней, когда мадам Сорель вернулась в Париж, ей стало плохо. Она скончалась 9 февраля 1450 года и перед смертью сожалела лишь об одном, что в последние минуты не могла видеть любимого мужчину. Королю не показали умершую. Лицо её было изуродовано предсмертными муками.

Сейчас ученые уверены, что смерть Сорель произошла в результате отравления ртутью. Возможно, ртуть была добавлена в пищу Сорель убийцей, но также вероятно, что ртуть попала в организм Сорель непредумышленно, так как в то время её часто добавляли в косметику.

Карл долго не мог прийти в себя: он был уверен, что даму его сердца отравили. Сначала подозрение пало на министра финансов, над которым свершился скорый суд. За недостаточностью доказательств обвинение в убийстве королевской фрейлины с него сняли, а посадили за растрату казны. Затем король стал подозревать собственного сына. Людовик действительно не любил фаворитку отца, и с Карлом у него были не самые лучшие отношения. Однако, как говорили придворные, он вряд ли мог пойти на такой шаг. Король понемногу успокоился и… предпочёл забыть о скончавшейся любовнице.

Столетняя война закончилась в 1453 году. Реформы, о которых так мечтала Сорель, тоже завершились. Все понимали, что этому они обязаны прекрасной мадам Боте, белокурой Агнессе, женщине, которая изменила королевство и вдохновила короля на смелые решения.

Но Карл VII уже развлекался с другой дамой: фавориткой стала двоюродная сестра Агнессы - Антуанетта. Такого влияния на Карла, как её кузина, она не имела, но оказалась прекрасной любовницей и организатором развлечений, вечеринок, балов.

Влюбившись в Антуанетту и не желая расставаться с ней ни на минуту, король женил её на своём друге и поселил супругов во дворце. Андре де Виллекье знал об интимной связи его жены и короля, но предпочёл не обращать внимания на измены супруги.

Карл проводил всё время с фавориткой. Вскоре ему уже было недостаточно одной Антуанетты, и проницательная любовница собрала вокруг обожаемого друга несколько десятков прекраснейших девушек Парижа. Монарх предавался любовным утехам, а по Франции расползался слух о том, что Карл VII сошёл с ума и предался ужасному разврату. Придворные возмущались и негодовали, а король ездил по стране и собирал в свой «гарем» новых любовниц. Королева с горечью взирала на распутство супруга.

Дурной пример властелина совращал подданных. Высокопоставленные чины, благородные мужья, даже духовники тоже впали в разврат и считали за честь иметь при себе хотя бы пару наложниц. Париж рухнул в омут страсти и похоти.

Любовные подвиги короля, его разгульная жизнь привели к тому, что Карл VII слёг с тяжёлой болезнью. В последние месяцы жизни, вспомнив ужасную смерть Агнессы, он отказывался от пищи из опасения быть отравленным. Летом 1461 года король умер от истощения организма.

December 6th, 2013 , 05:33 pm

Поставила Гугль-статистику и заметила, что ко мне заходит очень много людей по поисковому запросу "Мария Соррель". Для этих людей я решила перевести все имеющиеся у меня материалы по этой шпионке – правда, к сожалению, их не так много. Один отрывок и две статьи...

Для начала – отрывок. Это был опубликованный в 1934 году обзор новой книги Ричарда Роуана "Шпионы и Следующая война". Марии в этом обзоре посвящён буквально один абзац.

Besides the patriotic but utterly ruthless Fraulein Doktor, there were spies like Maria Sorrel, the blonde Polish girl who spied because it was dangerous and adventurous, and because she liked adventure. Maria was a German agent operating in Poland, who, in spite of her great skill and personal charm, was hanged finally without a trial at the command of a Russian officer who was anxious to make an unencumbered retreat from the oncoming German army.

Помимо патриотически настроенной, но совершенно безжалостной фрау Доктор, были и такие шпионы, как польская блондинка Мария Соррель, которая шпионила только потому что это занятие было опасным и переполненным приключениями, а ей нравились приключения. Мария была немецкой агенткой, работавшей в Польше, и несмотря на мастерство и личное обаяние, она в конце концов была повешена без суда по команде русского офицера, который был озабочен тем, чтобы обеспечить беспрепятственное отступление от наступающей немецкой армии.

И – две статьи. Обе выходили в разных американских газетах в 1942 году. Обе – с картинками.

SPIES!
Young Girl"s Sisterly Kindness Made Russians Tell All

If you"re in the Army, Navy, Marines, Coast Guard, or any sort of war work, remember that the best spies don"t look like spies. That is one of the things that makes them so dangerous. Distrust, above all else, the sympathetic soul who is "so interested" in your problems. Even though they remind you of dad, mother or the girl back home, look out, and don"t talk. Back in 1915, one of
Germany"s most dangerous spies looked just like someone"s sister, and used that quality.

Unlike Mata Hari, whose sole claim to a place in the annals of espionage was that she looked like a spy, blonde, Polish Maria Sorrel definitely did not look like one. Which quality made her as deadly as Mata Hari was ineffectual.

An agent of Germany even before World War No. 1, she operated from Warshaw, then part of Russia, against the Russians. Her unwitting sources of information were the young officers of the Czar’s army. Her method of operation was disarmingly simple.

Either because she herself was wearied of war and its intrigues, and longed for the simple pleasures of family and home, or else because she was an astute student of psychology, Maria Sorrel created a technique then new in espionage.

To these war-sick young Russian officers, Maria became the symbol of those family ties which they missed so sorely. They turned to her as they would to a kindly sister or sweetheart and discussed their problems, both personal and military. The latter were, without delay, transmitted to the German general staff.

It was when these young officers were about to rejoin their regiments at the front that Maria played her master stroke. Until after the war was ended she would be as a dear sister to these youngsters. After that - who could tell? But, in the interim, she would not rest unless she knew all that they did and thought. So they would write often, and at length!

They would, and did, some of the letters as detailed as an official reports. Thus, with some thirty-odd young sources of information, there was little guessing at German G.H.Q. regarding the disposition of strength of the Russian forces.

For Maria, the arrangement was ideal. Had she not reformed more than one profligate young officer, and turned him to better ways? Wasn’t she the essence of morality and patriotism?

It was only after she branched out into other fields that she was suspected. Her capture and execution, after a long career in espionage, was the result of a series of accidents.

An appeal to sentiment is on of the spies’ deadliest weapon.

ШПИОНЫ!

Сестринская доброта молодой девушки заставляла русских говорить всё

Если вы служите в армии, на флоте, в морской пехоте, береговой охране, или заняты на любой другой военной службе, то вам не следует забывать о том, что лучшие шпионы, как правило, не похожи на шпионов, и это – одно из тех качеств, которые делают этих людей по-настоящему опасными. Не стоит доверять, в первую очередь, «сочувствующим», которые по непонятной причине так интересуются вашими проблемами. Они могут напоминать вам отца, мать или девушку, оставшуюся дома, но несмотря на это, вам всё равно следует быть осторожными и не вступать в разговоры.

Вернёмся в 1915 год, когда одна из самых опасных шпионок Германии выглядела так, словно была чьей-то сестрой – и активно использовала это качество в своей работе.

В отличие от Мата Хари, единственной причиной попадания которой в анналы шпионажа было то, что она была похожа на шпионку, польская блондинка Мария Соррель выглядела определенно иначе, и это качество сделало её столь же опасной, сколь была неэффективной Мата Хари.

Ещё до Первой мировой войны она была агенткой Германии, работая против русских в Варшаве, которая в Ир время была частью России. Её невольными источниками информации были молодые офицеры царской армии, и её метод был обезоруживающе прост.

Либо потому, что сама она была утомлена войной и её интригами и мечтала о простых радостях семьи и дома, либо же из-за того, что она была сообразительной студенткой психологии, но Мария Соррель создала новую технику шпионажа.

Для уставших от войны молодых российских офицеров Мария стала символом тех семейных связей, которых им так остро недоставало. Они общались с ней, как с сестрой или возлюбленной, и обсуждали свои проблемы – как личные, так и военные. Последние незамедлительно передавались в Германский генеральный штаб.

И даже когда эти молодые офицеры собирались воссоединиться со своими полками на фронте, Мария делала ещё один мастерский ход. Ведь она могла бы играть роль сестры для этих молодых людей вплоть до самого окончания войны! И не знала бы покоя, пока ей не стало бы известно всё, что они делали, и о чём думали. И потому она просила их писать ей письма. Часто и помногу!

Что они и делали, причём некоторые из писем были подробными, словно официальные отчеты. Таким образом, из тридцати с лишним молодых источников Германский генштаб получал небольшие подсказки относительно действий русских войск.

Для Марии ситуация была идеальной. Разве она не преображала жизни этих безрассудных молодых офицеров? Разве она не была воплощением нравственности и патриотизма? (примечание горе-переводчицы: По правде сказать, этот абзац я так и не поняла; буду рада, если кто-нибудь мне поможет...)

Это случилось только после того, как она перенесла свою деятельность в другие области, где она находилась под подозрением. После долгой шпионской карьеры она была поймана и казнена, что стало результатом серии несчастных случаев.

Использование сентиментальности – один из самых мощных инструментов шпионажа.

No Holds Barred in Espionage. The Science of Foul Play

A SPY"S job is to get information, or accomplish whatever mission has been entrusted to him. There are no tactics which he will not use. It is not without reason that espionage has been called "the science of foul play."

Attractive men and women use that quality as a tool, and a dangerous weapon it is sometimes. If
you are in possession of any sort of war information, remember this. Sentiment, blackmail, murder; all are fair in espionage.

During the last war, clever, blonde, seductive Maria Sorrel was in Warsaw. Further, the Russian code was in her hands, and it was vitally necessary for her to get it into the hands of her masters in Berlin, immediately. Her usual channels of communication were too slow for this emergency. Even the young officers whom she had made her slaves were useless - but wait! Lieutenant Crovitch!

He was a dreamer, that one. Declared he would do anything in the world for her.

The story she had ready for the enamored young officer was a masterpiece of sentimental fiction. Maria"s young brother had been arrested in Austria, and was to be shot, as a spy. And all because
she, his sister, was in Russia. Only her brave, adored, beloved Lieutenant Crovitch could save him.

Her puzzled dope eagerly inquired how. Maria had the answers ready. If only a letter could reach an old admirer of hers in Germany, now a powerful general, all would be well. But the letter must reach him at once.

Astonishingly, Lieutenant Crovitch agreed to desert, and carry Maria"s "letter," actually the Russian code. But before he started on Maria"s mission, Crovitch left his brother a fall written confession, and entrusted it to the Hotel Bristol porter for delivery.

Suspicious of the young officer"s marked agitation, the porter steamed open the letter, read it,
and notified police. Crovitch"s train was stopped just outside Warsaw, and he was arrested by the military authorities. However, he persuaded a friendly officer to telegraph Maria, telling her of his unavoidable detention.

Either encouraged by his earlier coup, or because it was his habit, the same porter at the Bristol
steamed open the telegram, and notified the Ochrana agents that the woman in Crovitch"s case had been found. Then the message was delivered to Maria.

Red tape delayed arrival of the police. For Maria, the short warning was enough. She disappeared.

It was years later that vanity led to Maria Sorrel"s downfall. She was caught, and hanged by the Russians because she was too vain to cut off her hair while impersonating a Russian sergeant.

No holds are barred in espionage.

Нет запрещенных приемов в шпионаже. Искусство грязной игры

Работа шпиона – получать информацию и выполнять любую возложенную на него миссию. Нет тактики, которую он не будет использовать, и шпионаж заслуженно назывют «искусством грязной игры».

Привлекательные мужчины и женщины используют это своё качество как инструмент и опасное оружие. Если у вас в руках любая военная информации, об этом следует помнить. Спекуляция на чувствах, шантаж, убийство, в шпионаже допустимо всё.

Во время последней войны умная и соблазнительная блондинка Мария Соррель была в Варшаве. У неё в руках был русский секретный код, и было жизненно необходимо незамедлительно передать его её хозяевам в Берлине. Обычные каналы связи были слишком медленными для подобной чрезвычайной ситуации. Даже молодые офицеры, из которых она сделала своих рабов, были бы бесполезны – но стоп! Лейтенант Крович!

Он был мечтателем и говорил, что ради неё готов на всё.

История, которую она подготовила для влюбленного молодого офицера, была шедевром сентиментальной беллетристики: в Австрии был арестован и приговорён к расстрелу как шпион младший брат Марии. А всё из-за того, что она, его сестра, была в России. И только её храбрый, обожаемый, возлюбленный лейтенант Крович мог бы спасти её брата!

Её запутанная история требовала решения, и у Марии были готовы ответы. Если бы только можно было написать письмо её старому поклоннику в Германии, в настоящий момент – влиятельному генералу, то всё было бы хорошо. Но действовать надо было очень быстро.

Удивительно, но лейтенант Крович согласился дезертировать, и отвезти «письмо» Марии, на самом деле содержавшее русский кода. Но прежде он написал своему брату письмо с признанием, и поручил его доставку портье в отеле «Бристоль».

Заметное волнение молодого офицера вызвало подозрение у портье. Он вскрыл письмо, прочитайте его и сообщил полиции. Поезд Кровича был остановлен уже за пределами Варшавы, и он был арестован военными властями. Однако, Крович попросил знакомого офицера отправить телеграмму Марии и сообщить ей о задержании.

Однако, воодушевлённый успехом, а может, потому, что такой была его привычка, тот же портье в отеле «Бристоль» вскрыл и эту телеграмму, и уведомил жандармов, что женщина, связанная с Кровичем, обнаружена. Затем сообщение было доставлено к Марии.

Бюрократизм задержал прибытие полиции. Для Марии первого предупреждение было достаточно. Она исчезла.

Уже много лет спустя Марию Сорель погубило тщеславие. Выдавая себя за русского сержанта, она не захотела стричься и была разоблачена. Русские поймали её и повесили.

Нет запрещенных приемов в шпионаже.

Подозреваю, что я во многом перевела неправильно, так что буду рада, если вы решите меня исправить. Особенно это касается последнего абзаца первой статьи, который я вообще не поняла...

Зато - картинки... Конечно, вряд ли они изображают Марию Соррель именно такой, какой она была в жизни, скорее это представления художников... Но всё равно интересно. Вот я недавно купила книгу "Честь имею" (кажется, это уже её седьмое издание в моей коллекции), и обнаружила, что впервые в истории этот роман выпущен с хорошими, большими, качественными картинками... Но нет изображения ни Фитци Крамер, ни мадам Керковиус, ни застреленной шпионки из ресторана! Только "гигантская бабища", да и та отрисована достаточно схематично. Представьте себе моё разочарование!!! Как можно было делать рисунки к "Честь имею" и не изобразить самый эмоционально напряжённый момент

Вот в американских газетах художники знали: есть статья про коварную шпионку – нужно эту шпионку нарисовать. И это правильно.

Меч Меровингов.

Николай Борисов.

Гл.1.
Ригель.

В 1942году городской хлебокомбинат закрыли за ненадобностью, муки едва хватала на два уцелевших. Оборудование оставили на месте, цеха опечатали, а вот складские помещения использовали по военному назначению.
Практически все мужчины ушли на фронт, да и многие женщины разлетелись, гонимые долгом перед отечеством, кто в медсестры, кто на фронт, а кто на тыловые работы.
Бывшие здания зернохранилищ переоборудовали в складские помещения для продовольствия, а кладовщика, перевели начальником этого склада. Поскольку время на дворе было военное, то его мобилизовали в армию с присвоением звания младший лейтенант интендантской службы. Складу же присвоили военный литер, реорганизовав его в «Военный продовольственный склад № 147.»
Шёл август сорок второго года. Немецкие войска вышли к Сталинграду, а на Северном Кавказе их танковые соединения подошли к самому Моздоку.
Погода в Энске установилась жаркая, а если ветерок иной раз забывался пробежать по улицам, то духота, исходившая от солнца и раскаленных дорог, была невыносимой. И только на складе с его полумраком и метровой толщиной кирпичных стен было прохладно.
Новоиспеченный младший лейтенант интендантской службы прохажи-вался вдоль стеллажей с открытым планшетом и что-то выискивал на верхних полках.
Новенькая форма, перехваченная кожаной портупеей с кобурой, начищенные до блеска хромовые сапоги ладно гармонировали с галифе, фуражка, надвинутая на самые глаза, все говорило о том, что владелец военного обмундирования, человек важный и знающий толк в порученном ему деле. На вид этому человеку было лет около пятидесяти, по паспортным данным сорок пять лет. Самый, что ни есть, призывной возраст. Вот только нескладность фигуры портила весь его парадный вид. Выпучившийся живот, рыхлое, испитое лицо и глубоко сидящие глаза, настороженно следящие за всем окружающим, говорили, что этого человека, просто, за так, не проведёшь
Ригельндерсон Яков Яковлевич ни то был обрусевший швед, ни то ещё кто, у подчиненных прозывался просто, Ригель. Даже его новый, непосредственный, начальник, несколько раз назвав его по фамилии, сам неожиданно перешёл на сокращенную форму, отчего, в недоумении на себя, чертыхнулся. Но смерился и стал называть Якова Яковлевича, в разговорах Ригелем, если, конечно, того не было рядом.
Случившимся переменам в своей жизни, Яков Яковлевич был неимоверно рад, поскольку фронт ему уже не грозил, а офицерское звание заставляло, гордиться собою.
Он хозяином расхаживал по хранилищам то и дело, меняя походку, то пройдёт быстро, расправив плечи и вперёд животом, а то нехотя, вперевалочку, чуть сутулясь, словно важные дела, тяжёлым грузом, лежат на его плечах, но он стойко несёт непростое бремя начальника.
Склад был большой. Он включал в себя три капитальных здания ещё дореволюционной постройки с глубокой сетью подвалов.
В своё время, промышленник Осинский строил, владел и небезуспешно развивал хлебопекарное дело. А война, с очень хорошими государственными заказами, позволила ему расширить, нужное народу и армии, производство.
Армейские поставки хлеба и фуража неимоверно обогатили господина Осинского. Махинации же с мукой позволили ему получать такую прибыль, что он за короткое время стал одним из известных людей России. Таким известным, что в июле 1917 года он был приглашен в Чрезвычайную следственную комиссию по делам бывших Министров. По прибытии имел долгую и обстоятельную беседу со следователем Кореневым.
Осинский ничего не скрывал и рассказал всё, «как на духу», но это он, конечно же, преувеличил.
На вопрос:
- Господин Осинский, скажите, какие отношения вас связывали с командующим 1-й (Неманской) армией Северо-Западного фронта генералом Ренненкампфом?- Осинский заволновался.
- С Павлом Карловичем нас связывали только государственные обязательства, только обязательства по поставкам хлеба и фуража, - он так взмок, что его носовой платок, которым он пытался хоть как-то убрать пот не только со лба, но и с лица, был мокр, что половая тряпка.- И ничего личного, господин следователь, ничего.
- Я правильно вас понял, господин Осинский, что личностных отношений с генералом Ренненкампфом у вас не происходило, и вы с ним в неслужебное время не встречались?
- Нет, что вы, господин следователь, встречался раз, может два, три, но не больше…десяти. Так формальности разные. Только по выполнению обязательств. Только один раз имел честь быть приглашенным, по случаю награждения Павла Карловича орденом святого Владимира П степени с мечами, лично-с,- он видел, как усмехнулся Коренев, от этого ещё больше взмок. Ему, отчего-то, вспомнилась любовница Павла Карловича, очаровательная француженка Мария Соррель. И эти явственные воспоминания еще больше его взволновали.
- Простите-с, господин следователь, а что мне ставится в вину? И-и-и по-позвольте-с водички?
-Да, да, пожалуйста,- следователь мельком глянул на Осинского и продолжал, что-то записывать.
Дождавшись, когда Осинский трясущимися губами допьёт воду из стакана, он спросил.
- А небыли ли вы знакомы с адъютантом генерала, господином Вотровым?
Поскольку обстоятельства дела требуют объяснений ваших действий в Восточной Пруссии о незаконном присвоении себе большого количества захваченного в Пруссии частного имущества и вывезении его в Россию.
- Да, как жес-с можнос-с так, господин следователь? Какое имущество? Какое незаконное присвоение? Играли-с, с господином адьютанстом, пару раз в преферанс-с,- в голове у Осинского застучало: «Вот оно, вот, начинается». И ему вспомнились шесть вагонов с мануфактурой и всякой всячиной вывезенные им из Восточной Пруссии в Россию.
«Всё вывезенное было из разграбленных немецких магазинов, разные сервизы, граммофоны, одних пианино тридцать штук. Господи, будь оно это всё неладно. Кто же знал, что через столько лет аукнется».
А как романтично и возвышенно начиналась война. Какой был народный подъём, какое было единение Царя и подданных.
1914 год август месяц, торжественные митинги, манифестации в поддержку «войны до победного конца». В высочайшем волнении духа патриоты разгромили немецкое посольство в городе Петра. Да и сам город Святого Петра Санкт-Петербурх чуть было не переименовали в Петроград город Петра 1.
Изысканное дамское общество высшего света стало собирать деньги на премию первому русскому солдату, который вступит в Берлин… О! Боже, что за бред? И вот он здесь, в комиссии на допросе.
А Павел Карлович-то, Павел Карлович, на мече поклялся, что отсечет себе руку, если не возьмет Берлин. Матерь Божья, какой Берлин? Какая рука? Говорили же мне, не связывайся с этой «желтой опасностью». Ан, нет, к Павлу Карловичу благоволил сам Николай, Царь, как же это льстило самолюбию, знакомство, даже товарищество с ним.
Любимец генерала, его адьютанат, штабс-капитан Вотров, всегда предупредительный и элегантный, будь он не ладен, подсуетил ему:
-Христофор Наумович, не гнать же вам, право, вагоны обратно в Россию порожняком. Вам это накладно и…не прибыльно,- и уступил, как он говорил, «вражеские трофеи» по смехотворной цене. Ан, вот, как поворачивается. А впрочем, зачем же я так о нем? За две недели целое состояние сложилось.
- Господин Осинский, а когда вы в последний раз встречались с Вотровым?- Следователь смотрел ему в глаза дружелюбно и даже как-то участливо.
- Э-э-э, простите, запамятовал,…видит Бог от волнения. А-а-а, кажется в ноябре прошлого года. Да, да в ноябре, ни то десятого, ни то двенадцатого…
- Десятого, десятого ноября. Вы правы, - следователь усмехнулся.
- Больше у вас встреч с господином Вотровым не случалось? Я правильно вас понял?
- Да, да вы правильно поняли, господин следователь, - обречённо выдавил из себя Осинский.
-Простите, а господин Ренненкампф не откровенничал с вами относительно старинных охотничьих ружей, знамен, альбомов с карточками Вильгельма и еще чего-то… им лично вывезенного в Россию?- следователь смотрел проницательно, словно пытаясь по дыханию определить правдивость ответов Осинского.
-Может быть, он говорил вам о древнем оружии, там, рыцарских доспехах, боевом топоре, копье или мече… Меровингов?- Но ни один мускул не дернулся на лице Осинского, поскольку он обмер до мертвецкого состояния. Ни единого слова, да что там слова, ни единого звука не раздалось в ответ на вопрос следователя.
«Так вот, что это за меч? - бились мысли в мозгу Осинского вместе с токами крови. И не было понятно, то ли токи крови порождали мысли, а то ли мысли порождали токи крови.- Господи, неужто это меч самого легендарного Меровея? А может быть Эней вынес его, из гибнувшей Трои, вместе со своим отцом Приамом? Или сам первый король франков Хлодвиг обагрял кровью холодную сталь меча? Не золотая ли рукоять этого клинка, инкрустированная алмазами, явилась крестом при крещении Хлодвига? Святой Ремигий, крестивший Хлодвига, предсказал ему, осеняя крестным знамением, что потомки рода его будет править до самого суда Божья». - Осинскому явно представился меч.
Блестящее лезвие клинка слегка отдавала голубизной легких завитков, червячков по металлу. Словно неведомый художник тщательно выводил эти завитки внутри метала, терпеливо и точно не нарушая ни симметрии рисунка, ни его чистоту.
При разгрузке вагонов, пригнанных из Восточной Пруссии, грузчики уронили одно пианино на землю, оно разлетелось в хлам. В образовавшейся куче обломков приказчик обнаружил футляр, изготовленный из грубой бычьей шкуры.
Футляр был массивен, по длине чуть больше метра, темно коричнев по цвету, снизу и сверху обрамлен в серебряную оправу. Широкие, узорчатые полосы серебряных оков перехватывали футляр в четырех местах, соединяясь между собой цепью черненого серебра. Верхняя часть футляра была обрамлена в массивную золотую львиную голову с длинными ниспадающими вниз волосами.
Тогда Осинский удивился странной длинноволосой голове льва, теперь же ему все стало ясно.
«Длинноволосые короли» так называли Меровингов современники. Считалось, что магическая сила, таившаяся в их длинных волосах, наводила не только ужас и вселяла уважение подданным, но и насыщала владельца сакральной силой королевской власти. Лишится волос, ниспадающих ниже самых колен, было сверхунижение их владельца. Так и произошло с последним из правящих Меровингов, Хильдериком Ш. Его остригли, лишив сакральности, и только затем низвергли с трона и заточили в монастырь вместе с его сыном.
Из самых близких к Богу королей Меровинги сначала превратились в «ленивых королей», а затем лишились своей сакральности, волос и вместе с ними и власти.
А он, Осинский, волею какого-то невероятного случая, стал владельцем ни только легендарного меча Меровингов, но и владельцем атрибута королевской власти Меровингов, волос последнего из них.
Волосы Хильдерика Ш сплетенные в косу, перехваченные золотыми лентами, были здесь же в футляре.
Осинскому показалось, что у него остановилось сердце. Он вопросительно посмотрел на следователя: « Что? Что он так на меня смотрит? Он, наверное, хочет, чтобы я рассказал, что этот меч у меня, или, как этот меч оказался у меня? Ну, уж нет-с. Увольте-с. Зачем я здесь?» И выдавил из себя вполне равнодушно:
- Нет-с. Мы так близко с Павлом Карловичем не общались. Все больше о делах,- и совсем успокоившись, нацепил на нос пенсне, внимательно посмотрел на следователя. Тот внутренне удивился такой перемене Осинско-го, но промолчал.
Закончив что-то писать свое, он словно невзначай бросил:
- Господин Ренненкампф арестован и находится сейчас в тюрьме на Казачьем плацу. Не желаете с ним свидания?
- Как арестован?- Осинский оторопело уставился на следователя. Пенсне медленно сползая, свалилась ему на грудь.
-Что значит арестован?
- Арестован по решению комиссии,- следователь видел, как сник Осинский и внутренне улыбнулся от полученного эффекта.-
Но его отпустили, предупредив, что он будет вынужден ещё раз посетить следственную Верховную комиссию.
Осинскому несуждено было узнать, что бывший генерал Павел Карлович Ренненкампф будет найден большевиками под чужой фамилией и расстрелян не дожив до своего 64-летия.
Выходя от следователя, Осинский в коридоре столкнулся с рыжеватым, плотным мужчиной, который вёл себя по хозяйски, если не сказать, нагло. Громко разговаривая, он крутил головой то и дело визгливо вопрошая: «Где? Где, этот Александров?» На что ему сопровождающий вежливо вторил: «Дальше-с, дальше-с, господин Зиновьев».
Когда группа из трёх человек миновала его, он услышал, как вышедшие из своих кабинетов служащие громкими шепотами восклицали: «Социалисты, социалисты, Ленин с Апфельбауманом…да, да…рыжий Зиновьев…на допрос…по делу Малиновского…» Осинский с интересом оглянулся в след уходящим. Он столько читал и слышал о социалистах, что даже невольно проникся некоторыми их идеями…не до конца, конечно, но они были ему чем-то симпатичны.
«Надо же, - подумалось ему.- Встретиться с Лениным, продавцом России, этим Пуришкевичем на выворот. И где? В самой Комиссии, знать тоже тот ещё…гусь».
Выйдя на свежий воздух, постояв с минуту, на ступеньках дворца, он решил: « Никакой больше комиссии, с него довольно. За границу и как можно скорей. А сейчас домой, домой в Энск».
Здесь грянула революция. Перевернув не только его жизнь, но и перелопатив судьбы людей. Уничтожив государство и весь жизненный уклад такого, ещё недавно казавшегося, непоколебимого строя.
Временное правительство было свергнуто, министры арестованы, только Керенскому удалось бежать.
События бурных революционных дней Осинский воспринимал с каким-то необъяснимым душевным смятением. Все его плотское существо, буквально, трепетало. Новизна событий захлестывала его рациональный разум, и он иногда словно впадал в детство.
Одно время он зачем-то нацепил себе на грудь красный бант и так ходил с добрую неделю, гордо выпячивая грудь. Но однажды вечером, сидя в кабинете, несколько минут внимательно рассматривал красную тряпку у себя на лацкане пиджака и вдруг, неожиданно брезгливо сорвав, отшвырнул ее от себя. Ему почудилась алая кровь офицеров, убитых солдатами, и городовых избиваемых всяким, кто хотел, кровь эта была видна ему на красном. И стало спокойно, если не пустотно под сердцем.
В Энске ему было душно, комерчиские дела приостановились. Народ работать не хотел, он праздно шатался по митингам, бражничал, разбойничал. Осинский решил вернуться в Петроград. Предшествующие события негативно влияли на его психическое состояние ему так же, как и его рабочим, работать не хотелось. Все чаще ему виделась Ницца, Париж и он уже внутренне готов был покинуть Россию.
Но страшное происшествие, свидетель коего он стал, ни то, что потрясло его психику оно его, раздавило, ввергнув в душевное уныние.
Проходя мимо Петровского парка, он отвлекся от своих мыслей, увидев необычную людскую суету. Уж лучше бы ему пройти мимо. Но любопытство заставило сначала остановиться, а затем повернуть и войти, протискиваясь сквозь толпу зевак, в сам парк.
Увидев происходящее, ему подумалось, что большевики решили устроить очередной митинг, но множество машин и подвод насторожили.
Сзади напирали, кто-то настойчиво тыкал ему в спину чем-то жестким.
Осинский уж было решил повернуть назад.
- Куды? Куды прёшь? Вперёд! Вперёд давай! Буржуй недобитый!- небритый солдат с карабином в руках зло толкнул его прикладом так, что Осинский едва не упал.
-Но позвольте! Позвольте! По какому праву?
- Я те дам праву! Таку праву! Щас туды пойдёшь! Стой смирно и гляди!
Осинский оторопело оглянулся, он стоял в первых рядах большой толпы. А напротив, отделенные вооруженными китайцами, сгрудилась кучка разношерстно одетых людей. Часть из них стояло около священника, исповедовалась, многие плакали, несколько офицеров в шинелях, без головных уборов, немо и холодно взирали на толпу случайных зрителей. Другая большая группа людей: крестьян, спекулянтов, каких-то служащих клокотала стонами и криками. От нее исходили вопль и плач.
- Что? Что здесь такое?- Осинский лихорадочно достал очки. Руки его дрожали, и он кое-как приладил их на глаза.
- Что? Что? Ваших, спекулянтов, да контру, кончать щас будут. Вона сколько понасобирали.
- Как кончать? Что значит кончать?- Осинский задохнулся. В одной из групп он узнал бывших царских министров Протопопова, Маклакова, Щегловитова, Хвостова. Чуть в стороне от них бывшего Директора Департамента полиции Белецкого. Тот нервно переминался с ноги на ногу и, словно выискивая кого-то в толпе, крутил головой.
«…Вот смотрите на него…бывший царский министр Щегловитов, это он проливал кровь рабочих и крестьян…на его руках кровь замученных и убитых наших товарищей…это он в Шлиссельбургской крепости казнил наших славных товарищей Ульянова и Генералова…это он…»- громко, словно глошатый, вещал человек в кожаной тужурке и такой же кожаной кепке, размахивая какими-то листами в руках.
Истошные вопли, рыдания, просьбы обреченных о помиловании и обвинительные речи осуждающих ни что не слышал Осинский. Он тупо таращился в пространство не понимая, что же здесь происходит.
Что за чудовищный спектакль разыгрывает жизнь, такой сложный для его восприятия, что ему, простому промышленнику, не понять. И только когда увидел, как Белецкий бросился бежать, но приклады китайцев вновь вогнали его в смертный круг, осознал всю тягость и глупость происходящего.
Выстрелы оглушили, запах пороховой гари вперемежку с запахом крови душили горло Осинского.
Он видел, как только что секунду назад, еще живых людей, уже волочили за ноги в сторону от места расстрела.
Он видел, как над убитыми склонялись их палачи и шарили руками по одежде и еще теплому телу в поисках добычи. Вот что-то доставали из карманов жертвы, срывали кресты, снимали обувь и иные одежды, и распихивали по мешкам, и рассовывали уже по своим карманам. Испачканные кровью руки обтирали здесь же исподним бельём жертвы.
- Господи!- поперхнулся Осинский и закрыл глаза.
- Вот так, ваше благородие,- солдат поставил карабин на землю.
- Вы бы уходили, а то, как бы и вас не забрали,- он настойчиво потянул Осинского за рукав.
Осинский оглянулся. Вокруг никого не было, только он да солдат. Китайцы и чекисты грузили убитых на машины, подводы.
-Уехать бы вам, ваше благородие, от греха подальше,- солдат виновато переминался. Глаза у него были широко расширенны и его слегка лихорадило от увиденного.
- Да, да, конечно. Непременно,- Осинский повернулся и побрёл к выходу из парка так сутулясь, словно, стараясь, уменьшится, сделаться маленьким или вовсе неприметным. В тот же вечер он уехал к себе обратно домой в Энск.
Отсиживаясь на своём предприятии, он ещё надеялся, что каким-то боком, но сумеет войти в доверие к новой власти.
Иногда, из своего кабинета, он в мечтах взирал и строил планы будущих деловых контактов. Так виделось ему, что он у дверей кабинета Зиновьего или даже самого Ленина. Он в возбуждении вскакивал с кресла и принимался нервно ходить по комнате. В воображаемых диалогах он живо жестикулировал и, фантазируя, напрочь уходил из действительной реальности.
- Владимир Ильич, я, промышленник Осинский, полон сил и энергии, готов передать новой власти свой капитал. Готов служить вам верой и правдой.
И ему виделось, почти воочию, как этот маленький, лысенький человек выходил из-за стола и радостно улыбаясь, протягивал к нему руки для приветствия и говорил:
- Как это правильно, господин Осинский, как это своевременно…и как это архиважно для молодой советской республики. Мы будем на вас надеяться.
- Владимир Ильич, я вас не подведу,- он тряс руку Ленина, так, что приходил в себя, осознавая, что он ещё в своём кабинете, а не там, в далёком Кремлёвском. Но слёзы умиления уже струились по щекам, и сердце обдавало душу теплотой.
-Владимир Ильич, а ведь мы с вами встречались, - он видел, как Ленин в удивлении вскидывал брови.
- Право, не помню, господин Осинский?
-Как же, как же вам помнить! Вы с господином Зиновьевым в Верховной Комиссии…в коридоре мы столкнулись с вами. Я там же был, но по другому делу.
- Да?! А вы как там? – Ленин берёт его под руку и ведёт к столу. Они беседуют, пьют чай и он рассказывает, чем бы он мог помочь и как.
В своих фантазиях он не замечал, как наливал рюмку водки. Выпивал ее одним глотком и, поймав на вилку кусочек осетрины, зажёвывал, умиленно вздыхая.
Дни текли напряженной чередой, по городу рыскал красный террор и выходить ему на улицу не хотелось, да и было боязно. Все новости и газеты Осинскому приносил Яков.

Гл.2.
Яков.

Гл.3.
Куприянов.

Вечером Куприянов докладывал комиссару о неудачах по поискам золота.
- Товарищ комиссар, дайте мне эту гниду на два дня и я, клянусь мамой революцией, из него вместе с душой золото вытрясу. Чую, чую, врёт он все! Там оно, там!
Комиссар молча слушал. Он курил папиросу и смотрел в окно. Сейчас мысли его были совсем о другом.
Вчера телеграфом, из Москвы, сообщили, что его вызывают в Совет Народных Комиссаров. А ему нельзя, ох, как нельзя, покидать город именно сейчас. Ничего не ясно с мечем, с золотом Осинского, да и есть ли оно? И Куприянов чуть было не перестарался. Молод чекист, горяч, все ему быстро хочется сделать, по революционному. И так едва не загубили дело. А в этом предприятии не быстрота нужна и напор, здесь терпение необходимо, терпение и подход. Да, и бывший управляющий Осинского рассказывал о двух сейфах, а в наличии один. Тот, что в кабинете у бывшего хозяина, а где второй. Надо бы его построже расспросить по поводу находки. Он ведь ничего не сказал о мече, даже, словом не обмолвился. Холуй.
Сколько я в Москве пробуду, месяц, два? С таким рвением они ни только меч не найдут, но и последнюю ниточку к нему оборвут.
«Как же я сам не догадался, что это тот самый Осинский о котором Феликс Эдуардович в Петрограде рассказывал. Эх!» Комиссар в досаде повернулся к Куприянову:
- Там говоришь?- он плюнул себе на ладошку и тщательно затушил в слюне окурок. Подошёл к столу бросил окурок в мусорное ведро, что стояло под столом. Достал из кармана носовой платок вытер им руки.
- Так, там говоришь? – он посмотрел на Куприянов.
Тот встрепенулся:
-Там, товарищ комиссар!
- Ну, еже ли оно там, почему же его нет здесь? Он, видите ли, чует, - комиссар передразнил. - А большего ты Куприянов ничего не чуешь? А надо бы тебе чуять, что к тебе в гости выговор напрашивается.
- Я стараюсь, товарищ комиссар.
-Одного старания мало, нужно ещё и умение, слушай и усваивай,- комиссар опять вернулся к окну.
-Ригеля не трогать. За его жизнь ты будешь отвечать. Если с ним что нибудь случиться…ты меня знаешь. Присматривай за ним, ни сам конечно, но ты должен знать о нём всё, куда ходит, с кем встречается, когда спать ложится, когда встает, что ест, что пьет, чем,…чем ссыт,- комиссар вернулся к столу.
- Я уеду, вместо меня останется Берташ Григорий. Ему будешь докладывать. А через две, три недели нашего «золотодобытчика» в Красную Армию мобилизуйте, там такие, вертлявые бойцы, очень нужны. Но помни, …Александр, что б ни единого волоса с него…без моего распоряжения…ни единого. Посмотрите, как он себя поведёт.
- Будет исполнено, товарищ комиссар.
- Вот так-то лучше, иди,- и только Куприянов направился к выходу, он его остановил,- по Ригелю, ты все собрал. Откуда он? Как и когда приехал в город? Кто его родители?
Куприянов остановился в дверях:
- Так это, товарищ комиссар, ничего нет,- и в недоумении пожал плечами.
- То есть, как это нет! - комиссар в удивлении уставился на следователя. - Что он из праха земного воплотился?
-Нет, он приехал из Тамбова, но там с такой фамилией проживающих нет. Редкая фамилия.
-А рядом с Тамбовом?
-Что рядом с Тамбовом? А-а! Простите, товарищ комиссар, нет такой фамилии.
-Хм. Интересно. Ладно, иди.
Да, найди-ка мне бывшего управляющего Осинского.
-Товарищ комиссар вторую неделю ищем, как сквозь землю провалился, нигде нет. Хозяйка, на квартире которой он проживал, говорит, вышел вечером прогуляться и не вернулся…
- Что-о! - комиссар повысил голос. - Что значит, не вернулся и почему вы молчите, почему не докладываете…Куприянов! Вы чем вообще занимаетесь?
Комиссар нервно заходил по комнате:
-Приказчика хоть из-под земли достать и до моего возвращения, чтоб написал все про сейфы, золото и все остальное. Про меч отдельно расспроси. Будет упрямиться, сам знаешь, как в таких случаях разговаривать, но непересторайся. Приказчик живой нужен. Иди. По приезду я с вами разберусь.
Как только за следователем закрылась дверь, комиссар сел за стол и достал из стола кожаную папку. Расстегнул замок, открыл её. На первом листе машинописью было отпечатано:

По списку.

Дело № 10/53 (№ д. 257)

Санк-Петербургского окружного Суда
По 2-му Уголовному отделению.

Христофор Наумович Осинский, обв. По 2ч. Ст. Уголовного Уложения.

Вступ. Апрель 1917г.

Комиссар, перевернув лист, с интересом стал вчитываться в написанное.

Статистический лист.

1. Фамилия и имя: Осинский, Христофор.

2. Возраст во время совершения преступления:

3.Сословие (звание):

4.Место рождение: а) губерния

Б) уъезд или город

5. Постоянное место жительства

6. Рождение (брачное или внебрачное)

7. Народность

8. Религия

9. Какое получил образование: а) высшее или среднее

Б) грамотен или неграмотен

10. Семейное положение (холост, женат, вдов, разведён, имеет ли детей, сирота, подкидыш)
11. Занятие: (во время совершения преступления)
а) чем именно занимался:
б) хозяин, работник, служащий и т.д.

12. Имеет ли движимое имущество:

Комиссар долго перелистывал бумаги, находившиеся в паке. Эту папку товарищи нашли в департаменте полиции. Зря, господин Осинский, думал, что о его финансовый махинациях и, не только, никто не знает. Судя по собранному материалу, находящемуся в этой папке, за ним наблюдали очень и очень даже давно и внимательно. И кто знает, чтобы сталось бы с удачливым промышленником, не случись революции. Дело уже было направленно в суд.

Куприянов с несколькими товарищами провожали комиссара на железнодорожном вокзале. И только когда последний вагон мигнул красным огнем фонаря, он внутренне вздохнул с облегчением.
Теперь он мог делать то, что считал нужным, все это время комиссар своим авторитетом довлел над ним. Куприянов ни то, что его боялся или уважал, нет, не было ни того, ни другого. Видя, как безжалостно комиссар расправляется с врагами революции, он опасался, как бы и сам он, Куприянов, однажды не угодил в эти самые враги.
В той огромной массе расстрелянного народа, по его разумению, может и набралось настоящих врагов десятка два, а остальные сотни он даже не понимал, за что были расстреляны. Но об этом Куприянов не говорил с комиссаром. Только однажды он высказал сомнения по поводу расстрела крестьянина, который приехал в город на поиски своей дочери.
-Что? Какая дочь, Куприянов?! Это же кулацкий выродок! Ты на его харю посмотри. Лошадь, телега. Или в тебе тоже крестьянская кровь заговорила? - Он вперил в Куприянова тяжёлый, холодный взгляд.
-Ты, Александр, эти штучки брось. Ты их пожалеешь, они тебя… нет. Революция, брат, делается кровавыми руками и у кого они кровавей тот и победит. Лучше с десяток невинных расстрелять, чем одного врага пропустить, вот такая арифметика революции. В глубине масс укрепилась мысль о необходимости диктатуры, несмотря на её тяжесть и трудность. Вполне понятно примазывание к ЧК… чуждых элементов…Самокритикой мы их отшибём. - Он повёл взглядом по окружившим их чекистам и заговорил уже не только для Куприянова, но и для тех, кто смотрел на него, внимая каждому его слову.
-Для нас, товарищи, важно, что ЧК осуществляет непосредственную диктатуру пролетариата, и в этом отношении наша роль неоценима, иного пути к освобождению масс, кроме подавления эксплуататоров, путём насилия, если хотите террора – нет. Интересы революции вот наша правда, вот наша мораль!
Куприянов промолчал, но внутренне содрогнулся и не согласился.
Вот Осинский, да, враг. Но, будь на месте комиссара, он, Куприянов, то, конечно не допустил бы такого быстрого расстрела. Он бы этого промышлен-ника вытряс, что ту копилку до последней копеечки, а потом пожалуйте в расход. И не было бы сейчас вопросов: Где сейф? Где золото? И еще какой-то меч?
А с этим Ригелем? Что, комиссар, затеял? Ригель враг, без всякого увеличительного стекла видно, а он с ним перешептывается, тоже мне «новый боец революции».
Куприянов еще долго вспоминал пламенную речь комиссара и его пронзительный взгляд, и его намек на его Куприянова крестьянское происхождение.
Идя домой с вокзала пешком, он думал о тех делах, что так неожиданно свалились на него.
Комиссар попусту никого не стращал. Но если случалось с кого-то спросить то…Куприянов поежился. Ему вспомнился следователь Бастрыкин, которого расстреляли только за то, что он хотел узнать, а кто же по происхождению сам комиссар.
Комиссар расстрелял его сам, собственноручно, во внутреннем дворике чека. Обвинив в подстрекательстве к разложению революционного духа карающего меча революции.
Когда Бастрыкина вывели на расстрел, он был, что та разжеванная и выплюнутая отбивная котлета. Он задирал голову, норовя увидеть оставшимся заплывшим глазом своих палачей. Но когда встретился взглядом с комиссаром, то едва выдавил из себя:
- Контра,- комиссар выстрелил ему в уцелевший глаз. А затем, когда Бастрыкин упал, он еще трижды разрядил свой маузер тому в грудь. И повернувшись к присутствующим, размахивая пистолетом, заговорил о революционной борьбе:
-Никто и никогда не должен усомниться в светлых идеалах нашей революции! Усомнившийся есть предатель и изувер! Усомнившийся есть тайный палач нашей революции, мечтающий о возврате буржуев и царя на трон! Кто!? Кто из вас сомневается в нашей светлой и чистой борьбе за наше прекрасное будущее? Если есть такие,- он в безнадежности уронил руку с пистолетом, что плеть.
- Если есть такие, то уходите! Уходите из наших рядов немедленно! Не оскверняйте своим смердящем духом, тайными помыслами наших солнечных устремлений, - желающих уйти не нашлось.

Гл.4.
Пипин Короткий, первый король франков рода Каролингов.

Продолжение следует.

Рецензии

Здравствуйте, уважаемый Николай!

Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Пока 2-ая армия наступала, Ренненкампф развлекался в штабной палатке со своей любовницей Марией Сорель. Он ей доверял, как себе. Делился с молодой красивой женщиной многими сведениями, в том числе и военного характера, конечно, не догадываясь, что это была «медовая ловушка» - подстава германской военной разведки. Именно Сорель, крепко державшая на коротком поводке своего любовника, распаляла в нем затаенную на Самсонова обиду за пощечину на одном из дальневосточных вокзалов.

Ведь она знала многие подробности жизни и службы своего великовозрастного любовника. Нельзя исключать, что Мария была подробно осведомлена о конфликте двух командиров дивизий Павла Карловича Ренненкампфа с Александром Васильевичем Самсоновым по периоду русско-японской войны, когда части первого не поддержали второго в наступательном сражении под Мукденом. Вина полностью лежала на Ренненкампфе. Кроме того, проведенное расследование выявило казнокрадство и служебные злоупотребления командующего 1-ой армии, которая на тот момент вела бои на территории Восточной Пруссии. За подобные действия его нужно было лишить всех званий и регалий. Но близость молодого генерал-майора ко двору и царю сыграла защитную роль в готовящихся крутых санкциях вышестоящего командования. Однако после этого два комдива встретились на Мукденском вокзале. Между ними произошел конфликт и Самсонов, обвинив Ренненкампфа в предательстве, отхлестал его по лицу. Отпечатки ладоней Самсонова еще долго горели на щеках Павла Карловича.

А в августе 1914 года Ренненкампф не стал ждать своего разгрома и позорно устранился от командования, подлейше бросив армию на произвол судьбы, забрал Марию и умчался с любовницей в глубокий тыл.

До этого Мария Сорель выкрала в штабе генерала Ренненкампфа коды для управления войсками, чтобы передать их своим друзьям из германского генштаба. Как известно, связь в разведке - основное и самое опасное звено в цепи действий по передаче информации до потребителя. Разведцентр торопил агента, ему позарез нужны были данные о планах перемещений и передислокаций русского воинства. Она переживала из-за невозможности передачи собранных важных данных. Некоторое время коды хранились в потайном месте у нее дома. Она лихорадочно искала способ доставить их по назначению. Сама Мария не могла пересечь границу или линию фронта. Скоро такой случай представился. Она завела знакомство со штабным лейтенантом Кровичем, который потерял голову от польской красавицы.

«Я все готов сделать для нее, - рассуждал русский офицер, - она для меня богиня, которую мне послал сам Всевышний». Роман развивался стремительно, по правилам шпионского жанра. В разговоре с россиянином она набралась смелости и призналась, что ее связь с генералом - это временное явление и что со «старикашкой» ей не по пути, а с ним ей довольно комфортно, весело и перспективно.

Мария делала все, чтобы молодой любовник почувствовал уверенность, что и она искренне увлечена им. Нужно было спешить ради поставленной цели. «Вешая лапшу на уши» лейтенанту, она рисовала ему картины их скорого венчания.

Ты согласен взять меня в спутницы жизни? - неожиданно спросила Мария Сорель.

Я готов, дорогая, с тобой хоть на край света, - торопливо, захлебываясь от переполняемых чувств, лопотал Крович. - Ты для меня - богиня. Я даже способен порвать с армией.

Дезертировать?

Да! Только бы быть с тобой.

В этом любовном коконе он был рабом, а она - властелином. Офицер понимал, что он окунулся в омут страсти, произошло опьянение души, за которым виделись розовые просторы нового бытия. Но в жизни часто случается так: чем сильнее страсть, тем печальнее у нее бывают последствия.

Через несколько дней после знакомства Сорель довела до Кровича «печальную историю» о задержании в Вене ее старшего брата жандармерией, и что она хотела бы его освободить через знакомого германского генерала, для чего и написала ему письмо.

Дорогой, у меня к тебе будет просьба, отвези послание.

Она растолковала, на какой станции ему следует сойти, где его встретит доверенный человек, который и доставит письмо в Германию.

Без проблем…

Только поезд отправился от Варшавского вокзала, как беглец из части был задержан военными контрразведчиками. Но он успел каким-то чудесным образом передать Марии через другого офицера - соседа по купе о его задержании.

Расчет оказался верным, шпионка ударилась в бега.

Ее задержали только через несколько месяцев, переодетую в армейское обмундирование. Захватили ее солдаты Серпуховского 120-го пехотного полка, которым командовал полковник Владимир Андреевич Черемисов. В дальнейшем он станет генералом от инфантерии. Когда девицу привели в штаб полка, она вдруг сорвала с вешалки шинель и набросила ее на голову полковника - «маленького, худенького, с бегающими черными глазками и приятным, несколько вкрадчивым голосом» (по воспоминаниям о нем генерала Врангеля). Пока Черемисов размахивал руками, пытаясь освободиться от шинели, она ногой распахнула дверь и побежала по темному коридору в надежде вырваться на волю.

Главная » Глаголы » Мария соррель. Германская шпионка мария соррель