Товарища шефа жандармов деятельности отделением. Происхождение и военная служба
Николай Владимирович (И. IV.1827 - 4.VIII.1878) - рус. гос. деятель. Правнук А. В. Суворова. Начал службу в 1845 в лейб-гвардии Преображенском полку. Участвовал в Крымской войне 1853-56. С 1861 - флигель-адъютант императорской свиты, с 1871 - генерал-адъютант, с 1877 - чл. Гос. совета. Выдвинулся гл. обр. на полицейском поприще. С 1864 - нач. штаба корпуса жандармов, с 1874 - товарищ шефа жандармов, 30 дек. 1876 - 4 авг. 1878 - шеф жандармов и гл. нач. Третьего отделения. Убит С. М. Кравчинским в ответ на казнь революционера И. М. Ковальского.
Смотреть значение Мезенцов в других словарях
Мезенцов
— Николай Владимирович (1827-78) - российский государственныйдеятель. С 1864 начальник штаба корпуса жандармов, с 1876 шеф жандармов.Убит С. М. Кравчинским.
Большой энциклопедический словарь
Мезенцов Николай Владимирович
— (1827-78), государственный деятель, один из руководителей политического сыска. С 1864 начальник штаба корпуса жандармов, с 1876 шеф жандармов. Убит С. М. Кравчинским.
Исторический словарь
Мезенцов, Ал-др Никол.
— врач, р.
Мезенцов, Борис Александрович
— (Мезенцев) (с. Песочное Нижегород. губ., ныне Горьков. обл.) - арт. оперы (драм. баритон), камерный певец, антрепренер. Муж 3. Мезенцовой-Стеценко. Род. в семье помещика. Образование........
Большая биографическая энциклопедия
Мезенцов, Михаил Григорьевич
— воевода у Терских озер; 1682 г. взят в плен
Большая биографическая энциклопедия
Мезенцов, Николай Владимирович
— 1876 г. шеф жандармов, ген.-адъют.; р. 1827 г., пал от руки убийцы 4 авг. 1878 г.
Дополнение: , шеф жандармов; р. 11 апр. 1827 г.
Большая биографическая энциклопедия
Мезенцов, Николай Павлович
— д. с. с., был еще губернатор, в Ярославле и Витебске; † 1874
Большая биографическая энциклопедия
Ш еф жандармов - глава шайки, держащей под своей пятой всю Россию, убит. Мало кто не догадался, чьими руками был нанесен удар. Но, во избежание всяких недоразумений, мы объявляем во всеобщее сведение, что шеф жандармов генерал-адъютант Мезенцев действительно убит нами, революционерами-социалистами.
Объявляем также, что убийство это как не было первым фактом подобного рода, так не будет и последним, если правительство будет упорствовать в сохранении ныне действующей системы.
Мы - социалисты. Цель наша - разрушение существующего экономического строя, уничтожение экономического неравенства, составляющего, по нашему убеждению, корень всех страданий человечества. Поэтому политические формы сами по себе для нас совершенно безразличны. Мы, русские, вначале были более какой бы то ни было нации склонны воздержаться от политической борьбы и еще более от всяких кровавых мер, к которым не могли нас приучить ни наша предшествующая история, ни наше воспитание. Само правительство толкнуло нас на тот кровавый путь, на который мы встали. Само правительство вложило нам в руки кинжал и револьвер.
Убийство - вещь ужасная. Только в минуту сильнейшего аффекта, доходящего до потери самосознания, человек, не будучи извергом и выродком человечества, может лишить жизни себе подобного. Русское же правительство нас, социалистов, нас, посвятивших себя делу освобождения страждущих, нас, обрекших себя на всякие страдания, чтобы избавить от них других, русское правительство довело до того, что мы решаемся на целый ряд убийств, возводим их в систему.
Оно довело нас до этого своей цинической игрой десятками и сотнями человеческих жизней и тем наглым презрением к какому бы то ни было праву, которое оно всегда обнаруживало в отношении к нам.
Мы не будем перечислять всех свирепостей, совершенных над нами в течение последнего десятилетия. Упомянем только о последних. Все помнят большой процесс, так называемый «процесс 193-х». Сам Желеховский, бессовестный Желеховский, публично заявил на нем, что из всех привлеченных им к суду только девятнадцать человек действительно виновны. Все же остальные (вместе, стало быть, с семью - восемью стами выпущенных до суда и просидевших кто год, кто два, кто три), все остальные - привлечены лишь для оттенения виновности помянутых девятнадцати. А между тем из этих «оттенителей» 80 человек - почти все молодых, свежих юношей и девушек - умерло либо в самой тюрьме во время четырехлетнего предварительного заключения, либо тотчас по выходе из тюрьмы. А из выживших нет почти ни одного, кто не вынес бы из тюрьмы весьма серьезной, часто смертельной болезни!
За что же погублено столько молодых сил, за что разбито столько жизней?
Но этого мало. Сенат нашел невозможным осудить и 19 человек, которых требовал от него Желеховский. Один Ипполит Никитич Мышкин был приговорен к каторжным работам. Все же прочие были либо совершенно оправданы; либо присуждены к самым легким - для нас, привыкших ко всяким свирепостям - наказаниям.
Чтобы постановить такое решение, Сенат воспользовался своим юридическим правом, в форме ходатайства о помиловании, смягчать следуемое по букве закона наказание в тех случаях, когда, по его убеждению, этого требует юридическая справедливость. Что судебное ходатайство о помиловании имеет именно такой смысл, что оно не то же, что воззвание адвоката к милосердию и человеколюбию - это говорили нам и повторят всякому все юристы. Насколько сам сенат, главный прокурор, председатель суда были убеждены в том, что приговор суда окончателен, доказывается тем, что они выпустили на поруки, например, Ив. Ив. Добровольского, которому независимо от ходатайства следовало 9 лет центральной тюрьмы!
Как было обмануто такое убеждение - известно всем.
По стараниям шефа жандармов Мезенцева вместе с его достойным пособником графом Паленом приговор был отменен и составлен новый, возмутительный по своей жестокости и полному, абсолютному пренебрежению ко всякому признаку законности. Без всякого отношения к уликам, без всякого внимания к каким бы то ни было указаниям предварительного или судебного следствия из всех обвиненных выхватили 12 человек, которых, вместо ссылки и поселения, отправили на каторгу - одних в Сибирь, других в центральные тюрьмы. Затем 28 человек отдали на полный произвол администрации, которая двум их них назначила наказание, превышающее даже то, к которому их формально, независимо от ходатайства, приговорил суд.
Вот как уважают жандармы законы и суд, если когда-нибудь они случайно окажутся на нашей стороне!
Но как ни возмутительно здесь такое наглое самоуправство жандармов и их клевретов, как ни чудовищно, как ни беспримерно в истории их бессовестное издевательство над судом и обществом, над всеми человеческими правами, тем не менее мы можем указать на факты еще большего, просто цинического презрения их ко всякому закону. Мало того, что они нас хватают по своему полному произволу, без всякой санкции какой бы то ни было, хотя бы даже русской, рабски покорной юридической власти; мало того, что они по произволу перерешают приговоры даже таких судов, как Особое присутствие Сената, - на самые приговоры, ими самими продиктованные, они просто плюют, когда им это покажется выгодным.
Вот факт, известный всей России, первые пионеры современного великого движения, многострадальные долгушинцы: Папин, Плотников, Дмоховский и товарищи за распространение нескольких книжек, по приказанию третьего отделения, были приговорены к самым страшным, самым бесчеловечным наказаниям. Но теперь срок наказания для многих из них (Плотникова, Папина) кончился. И что же? Их продолжают держать совершенно так же, как и прежде, в той же центральной тюрьме, при таких условиях, от которых волосы становятся дыбом. А Н.Г. Чернышевский? Кто не знает, что уже много лет, как кончился срок его наказанию, а его все продолжают держать в той же тундре, окруженного двенадцатью жандармами!
Вот что делают у нас жандармы! Наша свобода, жизнь, жизнь всех людей нам близких отданы на полный произвол первой жандармской ищейки!
Где же, в чем, в ком найти нам защиту драгоценнейших своих прав - свободы, жизни?
Обратиться к обществу, к печати?
Да разве все наши страдания, наши процессы, наши осуждения не были одним долгим, непрерывным воплем, обращенным ко всему, в чем жива искра человечности?
Что же ответило нам наше оппозиционное, фрондирующее общество при вести о сотнях замученных, о других сотнях осужденных на медленное замучивание, при рассказе об унижениях, об истязаниях, которым нас подвергают?
Наши жалкие либералы умели только хныкать. При первом же слове об активном, открытом протесте, они бледнели, трепетали и позорно пятились назад.
А печать!..
При ней, на ее глазах совершались все эти зверства над нами. Она их слышала, видела, даже описывала. Она понимала всю их гнусность, потому что перед ее глазами была вся Европа, государственному устройству которой она сочувствовала.
И что же? Хоть бы слово, хоть бы единое слово сказала она в нашу защиту, в защиту священных прав человека, которые поругивались в нашем лице! Но она молчала.
Что ей справедливость, честь, человеческое достоинство! Ей нужны только пятачки с розничной продажи. Убеждение, право мыслить, неприкосновенность личности - все меркнет для нее перед блеском пятачка. Из-за него она будет лизать руку, еще вчера побившую ее по щекам, будет кланяться, унижаться! Рабы, рабы! Есть ли в мире такой кнут, который заставит наконец выпрямиться вашу рабски изогнутую спину? Есть ли такая пощечина, от которой вы поднимете, наконец, голову?
Молчит печать. Молчит общество. Мы, социалисты, отданы на съедение жандармам. Они делают с нами все, что им угодно.
Пусть же ответит нам всякий честный, порядочный человек, что же остается нам делать?
Если к человеку врывается в дом шайка разбойников, то, по всеми признанному естественному праву, он может защищаться с оружием в руках. Мы спрашиваем, чем лучше разбойников жандармы, вламывающиеся ночью в чью-нибудь квартиру? Разве смерть от ножа или кистеня не во сто крат лучше медленного, многолетнего замаривания в крепости или в «предварительном», среди всяких нравственных и физических пыток, как были заморены 80 человек «процесса 193-х» и сотни из привлеченных по другим процессам? Жандармы - представители закона. Нас ждет впереди суд. Но разве существуют для нас какие-нибудь гарантии против жандармского произвола? Разве есть над жандармами суд? Напомним снова о тех немногих примерах, которые мы указали, и пусть найдется такой подлец, который осмелится сказать, что наше утверждение ложно!
Что же нам остается, как не защищать с оружием в руках свою жизнь и свободу против жандармов, являющихся к нам с обыском, как мы защищаем ее против разбойников, нападающих на нас на большой дороге?
Так поступил Ковальский с товарищами и имел полное право так поступить. Освирепевшие опричники расстреляли его, тайком, втихомолку, боясь публики.
Последними словами, сказанными им своим палачам были:
Знайте, что у меня есть на свободе друзья, которые отомстят за меня!
И он не ошибся.
Нашлись мстители. Найдутся и последователи. Но самое большое, что можно достигнуть этим способом - это случайное личное освобождение. Мы поражаем слепых исполнителей чужой воли, почти всегда ненавидящих тех, кому из страха они повинуются. Настоящие же виновники всегда остаются безнаказанными и из золотых своих покоев снова будут посылать на нечаянные ночные нападения на нас свое пушечное мясо.
Нужно было добраться до настоящих виновников
Поставленные русским правительством вне закона, лишенные всех гарантий, доставляемых общественным союзом, на основании верховного права всякого человека на самозащиту, мы должны были сами принять на себя защиту своих человеческих прав, подобно тому, как это делает человек или группа людей живущих в дикой первобытной стране.
Мы создали над виновниками и распорядителями тех свирепостей, которые совершаются над нами, свой суд, суд справедливый, как те идеи, которые мы защищаем, и страшный, как те условия, в которые нас поставило само правительство.
Этим судом генерал-адъютант Мезенцев за все свои злодеяния против нас был признан заслуживающим смерти, каковой приговор и был приведен над ним в исполнение на Михайловской площади утром 4 августа 1878 года.
Предоставляя себе изложить все его преступления в первом же номере имеющего вскоре появиться органа нашего «Земля и Воля», мы считаем необходимым перечислить их здесь вкратце, чтобы стало известным всем, кому о том знать подлежит, что Мезенцев убит нами не как воплощение известного принципа, не как человек, занимающий пост шефа жандармов; мы считаем убийство мерой слишком ужасной, чтобы прибегать к ней для демонстрации, - генерал-адъютант Мезенцев убит нами, как человек совершивший ряд преступлений, которых мог и должен был не совершать.
Генерал- адъютант Мезенцев -
1) Главный виновник отмены сенатского приговора по «процессу 193-х» и составитель нового, о чем говорено нами выше.
Генерал-адъютант Мезенцев -
2) Главный виновник в том, что когда 30 человек наших товарищей, заключенных в Петропавловской крепости, заявили свои требования (в конце июня текущего года): 1) самые скромные - так как они желали только несколько большего количества воздуха и движения, абсолютно необходимых для их расстроенного 4-летним предварительным заключением здоровья; 2) самые удобоисполнительные даже при русской администрации, так как часть заключенных уже пользовалась ими, сидя в доме предварительного заключения, - крепостное начальство, по прямому приказанию шефа жандармов, решительно заявило им, что их требования не будут никогда исполнены. Когда же заключенные, в числе 30 человек, объявили, что они намерены в таком случае заморить себя голодом, шеф жандармов имел бесчеловечие в течение шести дней морить голодом этих больных замученных людей, чтобы только не удовлетворить их скромнейших требований. Когда же он увидел, что голодание может иметь роковые последствия (на шестой день голода у Мозгового появилась сильная рвота, у Натансона - обмороки, у В. Костюрина - головная боль), то прибег к самому подлому обману для прекращения его.
Генерал-адъютант Мезенцев -
3) Главный виновник в той кулачной расправе, которая была предпринята над теми же заключенными, когда они, узнав об обмане, снова возобновили свой протест.
4)Генерал-адъютант Мезенцев виновен, наконец, как подстрекатель и внушитель тех свирепостей, которые были предприняты против социалистов в разных городах России, преимущественно же в городе Одессе.
5)Мезенцеву принадлежит, сверх того, введение так называемой административной ссылки в Восточную Сибирь, меры, о бесправии которой говорить излишне и которой он подвергал людей за одну простую непокорность его воле, как было, например, с Табелем и Фрессером.
Вот за что генерал-адъютант Мезенцев был признан достойным смерти.
Господа правительствующие жандармы, администраторы. Вам повинуется миллионная армия и многочисленная полиция; вашими шпионами наводнены все города и скоро наводнятся все деревни; ужасны ваши тюрьмы и беспощадны ваши казни. Но знайте: со всеми вашими армиями, полициями, тюрьмами и казнями вы бессильны и беспомощны против нас! Никакими казнями вы нас не запугаете! никакими силами не защититесь от руки нашей!
Вы перепугались от наших первых ударов и решились прибегнуть к военному суду, чтобы устрашить нас перспективой кровавых казней.
Горе, горе вам, если вы решитесь идти до конца по этому пути. Нас вы не напугаете - это знаете вы сами. Вы нас сделаете только еще беспощаднее к вам. И знайте, что у нас есть средства еще более ужасные, чем те, которых силу вы уже испытали; но мы не употребляли их до сих пор, потому что они слишком ужасны. Берегитесь же доводить нас до крайности и помните, что мы никогда не грозим даром!
Господа правительствующие жандармы, администраторы, вот вам наше последнее слово:
Вы - представители власти; мы - противники всякого порабощения человека человеком, поэтому вы наши враги и между нами не может быть примирения. Вы должны быть уничтожены и будете уничтожены! Но мы считаем, что не политическое рабство порождает экономическое, а наоборот. Мы убеждены, что с уничтожением экономического неравенства уничтожится народная нищета, а с нею вместе невежество, суеверия и предрассудки, которыми держится всякая власть. Вот почему мы как нельзя более склонны оставить в покое вас, правительствующие. Наши настоящие враги - буржуазия, которая теперь прячется за вашей спиной, хотя и ненавидит вас, потому что и ей вы связываете руки.
Так посторонитесь же! Не мешайте нам бороться с нашими настоящими врагами, и мы оставим вас в покое. Пока не свалим мы теперешнего экономического строя, вы можете мирно почивать под тенью ваших обильных смоковниц.
До тех же пор, пока вы будете упорствовать в сохранении теперешнего дикого бесправия, наш тайный суд, как меч Дамокла, будет вечно висеть над вашими головами, и смерть будет служить ответом на каждую вашу свирепость против нас.
Мы еще недостаточно сильны, чтобы выполнить эту задачу во всей ее широте. Это правда. Но не обольщайтесь.
Не по дням, а по часам растет наше великое движение.
Припомните, давно ли вступило оно на тот путь, по которому идет. С выстрела Веры Засулич прошло всего полгода. Смотрите же какие размеры оно приняло теперь! А ведь такие движения растут все с возрастающей силой, подобно тому, как лавина падает со все возрастающей скоростью. Подумайте: что же будет через какие-нибудь полгода, год?
Да и много ли нужно, чтобы держать в страхе таких людей, как вы, господа правительствующие?
Много ли нужно было, чтобы наполнить ужасом такие города, как Харьков и Киев?
Подумайте об этом, господа, и затем выслушайте наши требовании:
1) Мы требуем полного прекращения всяких преследований за выражение каких бы то ни было убеждений как словесно, так и печатно.
2) Мы требуем полного уничтожения всякого административного произвола и полной ненаказуемости за поступки какого бы то ни было характера иначе, как по свободному приговору народного суда присяжных.
3) Мы требуем полной амнистии для всех политических преступников без различия категорий и национальностей, - что логически вытекает из первых двух требований.
Вот чего мы требуем от вас, господа правительствующие. Большего от вас мы не требуем, потому что большего вы дать не в силах. Это большее в руках буржуазии, у которой мы и вырвем его вместе с жизнью. Но это уже наши счеты. Не мешайтесь в них. Точно так же и мы мешаться не станем в ваши домашние дела.
До вопроса о разделении власти между вами и буржуазией нам нет решительно никакого дела. Давайте или не давайте конституцию, призывайте выборных или не призывайте, назначайте их из землевладельцев, попов или жандармов - это нам совершенно безразлично. Не нарушайте наших человеческих прав - вот все, чего мы хотим от вас.
Теперь два слова шавкам во всевозможных ошейниках.
Мы нисколько не обольщаемся насчет значения этого нашего заявления. Мы вовсе не надеемся, чтобы правительство наше оказалось настолько сообразительным, а наша либеральная печать настолько честною, чтобы сознаться, что немедленное удовлетворение наших требований - единственное лекарство против «болезни», о которой теперь причитывают разные газетные салопницы. Цель нашего заявления - выяснить живой части русского общества, нашим молодым друзьям в разных концах России и нашим иноземным товарищам по делу и убеждениям как причины, так и истинный смысл фактов, подобных совершенному 4-го августа, так как в противном случае эти факты могли быть неверно истолкованы как в ту, так и в другую сторону.
Что же касается до правительства, то пусть поступает, как ему угодно. Мы ко всему готовы...
август 1878 г.
Сканирование и обработка: Анна Гаврилова.
Памфлет опубликован в книге: Грозовая туча России: смерть за смерть. Подпольная Россия. С. И. Бардина. Ольга Любатович. С. М. Степняк-Кравчинский в воспоминаниях современников. / Сост., предисловие и примеч. Б. Романова. - М.: Новый Ключ. - 2001.
По этой теме читайте также:
Во время упомянутой расправы были пущены в ход штыки, так что двое из заключенных едва не были проколоты. На Чудновского была надета сумасшедшая рубаха, и в таком виде он был привязан к кровати. Некоторых из заключенных посадили в карцер; остальных же, а именно ожидающих еще суда, лишили столов, скамеек, гуляния на целую неделю и, как говорят, привязали к кроватям. (Здесь подстрочное примечание принадлежит С. М. Степняку-Кравчинскому ).
1827–1878). Главный начальник Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и шеф Корпуса жандармов в 1876–1878 гг. Происходил из дворянского рода, известного со второй половины XVII в. По матери был правнуком великого русского полководца А.В. Суворова. В 1845 г. начал военную службу в лейбгвардии Преображенском полку. В чине подпоручика встретил начало Крымской войны 1853–1856 гг. Принимал участие во многих боевых операциях, в отступлении Южной армии к Севастополю. В качестве адъютанта главнокомандующего Южной армией М.Д. Горчакова в 1855 г. участвовал в обороне Севастополя, был произведен в штабскапитаны. В 1860 г. получает очередной чин капитана с переименованием в подполковники армии, в ноябре 1861 г. становится флигельадъютантом Александра II и на следующий год посылается инспектировать подразделения Корпуса внутренней стражи в губернии Поволжья. В августе 1863 г. прикомандировывается к управлению шефа Отдельного корпуса жандармов. Дальнейшая карьера Мезенцева все в большей степени связывается со сферой политического сыска. С ноября 1863 г. по май 1871 г. состоит членом Следственной комиссии в СанктПетербурге, принимает участие в расследовании покушения Каракозова на императора Александра II в 1866 г. В июле 1864 г. назначается исправляющим делами начальника штаба шефа Корпуса жандармов и управляющего Третьим отделением. В апреле 1865 г. производится в чин генералмайора и утверждается в должности начальника штаба Корпуса жандармов и управляющего Третьим отделением. В мае 1871 г. пожалован в звание генераладъютанта Александра II с отчислением от занимаемой должности. Однако этот перерыв в карьере по сыскной части был непродолжительным. В августе 1873 г. производится в чин генераллейтенанта, а спустя год назначается товарищем шефа жандармов и главного начальника Третьего отделения. Когда в конце декабря 1876 г. А.Л. Потапов в связи с болезнью был уволен со своего поста, назначается главным начальником Третьего отделения и шефом Отдельного корпуса жандармов, одновременно становится членом Государственного совета и комитетов по делам Кавказа и Царства Польского. Был награжден орденами Св. Анны 3й, 2й и 1й степеней, Св. Владимира 4й, 3й и 2й степеней, Св. Станислава 2й и 1й степеней, орденом Белого Орла. Хотя на некоторых знавших его людей новый руководитель государственной безопасности производил впечатление «сонного тигра», а в советскую эпоху неизменно характеризовался в исторической литературе как жестокий каратель, военный министр и прогрессивный реформатор, Д.А. Милютин воспринимал его совершенно иначе. По его словам, «Мезенцев вел дела гуманно, не имел личных столкновений с преступниками. Мне даже всегда казалось, что он, по своей натуре, совсем непригоден для своего поста. С молодых лет он был повеса и в то же время набожен». Понимая, что одними арестами революционное движение не победить, глава Третьего отделения в январе 1878 г. предложил Александру II развернуть по всей стране систему правительственной контрпропаганды: «в простонародье» – распространение книг и брошюр благонамеренного содержания, а «в обществе» – через «кружки, имеющие целью препятствовать дальнейшему развитию революционных замыслов». Однако этот план показался императору слишком смелым и был отвергнут. Для выработки стратегии борьбы с народничеством летом 1878 г. было образовано Особое совещание, в которое вошли шеф жандармов, министр юстиции и помощник министра внутренних дел. На нем Мезенцев предложил расширить штат секретных агентов, полагая, что лучшим способом борьбы явится их проникновение в подпольные организации. Эти агенты не только смогут раскрыть планы заговорщиков, но, войдя к ним в доверие, спровоцировать действия, которые вызовут общественное негодование и будут способствовать их изоляции. Такие агенты должны находиться в полном распоряжении Третьего отделения. На эти цели правительство немедленно выделило 400 тысяч рублей в дополнение к бюджетным ассигнованиям. Пока царские сановники обсуждали стратегию борьбы, народники перешли к новой тактике. Разочарованные тем, что агитация не привела к немедленному народному восстанию, и озлобленные репрессиями власти, они становятся на путь индивидуального террора. Начало положила Вера Засулич, стрелявшая в петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова и оправданная судом присяжных. Вскоре последовали террористические акты в Киеве. Быстро оценивший поворот тактики народников жандармский полковник В. Д. Новицкий предупредил начальника Третьего отделения, что следует ожидать покушений на высшее руководство его ведомства, ненавистного для противников самодержавного режима. В ответ Мезенцев самоуверенно заявил: «Власть шефа жандармов так еще велика, что особа шефа недосягаема, обаяние к жандармской власти так еще сильно, что эти намерения стоит отнести к области фантазий и бабьих сплетен, а не к действительности». Эта самоуверенность стоила ему жизни. 4 августа 1878 г. он был убит на Михайловской площади в Петербурге народником С. Кравчинским, через два дня после расстрела в Одессе по приговору военнополевого суда революционера И. Ковальского, оказавшего вооруженное сопротивление при аресте. Виновником гибели одесского народника революционеры считали Мезенцева. Это убийство, по свидетельству князя В.П. Мещерского, «повергло в ужас правительственные сферы». Военный министр в своем дневнике зафиксировал собственное видение этого события, которое разделяли многие: «Убийство подобного человека не может быть иначе объяснено, как сатанинским планом тайного общества навести террор на всю администрацию. И план этот начинает удаваться». По Северной столице поползли настойчивые слухи о том, что революционеры готовят «варфоломеевскую ночь» своим противникам. В обстановке паники, охватившей высшее общество Петербурга, Третье отделение продемонстрировало потрясающую беспомощность, оказавшись не в состоянии даже схватить убийцу, который, бежав за границу, ушел от преследования и под псевдонимом Степняк потом описал покушение на шефа жандармов в брошюре.
Николай Владимирович Мезенцов (23 апреля 1827 - 16 августа 1878, Петербург) - русский государственный деятель, генерал-адъютант (17 мая 1871), член Государственного совета (1877).
Правнук генералиссимуса А. В. Суворова и внук цареубийцы графа Н. А. Зубова.
Биография
Младший сын генерал-майора Владимира Петровича Мезенцева(1779-1833) и графини Веры Николаевны Зубовой (1800-1863). Военную службу начал в 1845 году, в чине унтер-офицера лейб-гвардии Преображенского полка. Участник Крымской войны 1853-1856 годов и непосредственно обороны г. Севастополя (1854-1855). Участвовал в подавлении Польского восстания (1863). В 1864 году перешёл с армейской на жандармскую службу, получив назначение на должность начальника штаба Отдельного корпуса жандармов, затем - товарищ шефа жандармов (1874), шеф жандармов и начальник Третьего отделения Собственной его императорского величества канцелярии (1876).
Погиб в результате теракта - 4 августа 1878 года на Михайловской площади (ныне - площадь Искусств) в Санкт-Петербурге С. М. Кравчинский нанёс ему смертельный удар кинжалом-стилетом в брюшную полость.
Вот как описан последний день жизни генерала Мезенцова: «Николай Владимирович вставал обыкновенно очень рано и совершал ежедневно прогулки пешком, во время которых посещал часовню у Гостиного двора, на Невском. Зайдя туда и 4 августа, в девятом часу утра, Николай Владимирович по окончании молитвы в сопровождении своего бывшего товарища, отставного подполковника Макарова, направился обратно домой, через Михайловскую улицу, Михайловскую площадь и Большую Итальянскую улицу. Едва он вступил на мостовую Итальянской улицы и поравнялся с домом Кочкурова, перед самыми окнами кондитерской приблизились к нему двое шедших навстречу людей, весьма прилично одетых. Один из них нанёс ему рану кинжалом и вместе со своим спутником поспешно сел в поджидавший тут же экипаж. Г. Макаров сделал попытку задержать их, но в него сделали выстрел из револьвера, пуля пролетела мимо, а виновники катастрофы, никем не задержанные, так как в этой местности не было ни одного полицейского стража, а равно отсутствовала и публика, успели скрыться. Рассказывают, что они быстро поскакали по Итальянской и завернули на Малую Садовую; кучер, по всей вероятности, был из числа сообщников; рассказывают, что они будто бы и в предыдущие дни являлись на то же место, где были сегодня. Несомненно только, что преступники имели собственный экипаж, запряжённый хорошею лошадью в серебряной упряжи. Заключают некоторые по этим признакам, что это люди со средствами. На одном из них было надето серое пальто. Сам Николай Владимирович в момент катастрофы не потерял присутствия духа, и когда выбежавшие на выстрел из кондитерской занятые в ней уборкой приказчики с ужасом спросили: „Кто ранен?“ - Николай Владимирович отвечал, что ранен он, и при этом указал на свою окровавленную одежду. При помощи полковника Макарова и вышедшего из соседнего дома камергера Бодиско, Николай Владимирович Мезенцов дошел по Итальянской до угла Малой Садовой, где его посадили на извозчика. Оттуда он доехал до своей квартиры у Цепного моста, на Фонтанке. Значительное истечение крови скоро обессилило раненого. Приглашённый в 11 часов утра доктор Мамонов, осмотрев больного, нашел, что положение его серьёзное. И действительно, несмотря на помощь, оказанную ему докторами во главе с знаменитым тогда хирургом Богдановским в 4 часа в области раны и желудочной полости открылись сильнейшие боли, и в 5 часов 15 минут в ужасных страданиях Н. В. Мезенцов скончался ».
Заголовок карточки Убийство Н.В. Мезенцева, шефа жандармов. Извлечение из книги Б.Б. Глинского «Революционный период русской истории». 1913
Аннотация:
Николай Владимирович Мезенцев (1827- 1878) - русский государственный деятель, шеф жандармов, начальник Третьего отделения, генерал-адъютант, генерал-лейтенант, член Государственного совета. Военную службу начал проходить в гвардии с 1845 г. в чине унтер-офицера лейб-гвардейского Преображенского полка. Участвовал в Крымской войне. В 1861 г. подавлял народно-освободительное движение в Польше; в 1863 г. вошел в Следственную комиссию для рассмотрения дел о распространении революционных воззрений и антиправительственной пропаганды среди населения и в войсках при Управлении шефа жандармов. На этом поприще он и был замечен при царском дворе. В 1864 г. Н.В. Мезенцев перешел на жандармскую службу, получив пост начальника штаба корпуса жандармов. В 1876 г. при усилении революционного народнического движения был назначен Александром II шефом жандармов и начальником Третьего отделения Собственной его императорского величества канцелярии. Убит 4 августа 1878 г. террористом-народником С.М. Кравчинским по решению центрального кружка «Земли и воли».
Автор
Периоды
Географический рубрикатор
Наименование
Тип ресурса статьи
Исторический период
Тип исторического источника
Тема
Образовательный уровень
Библиография:
Глинский Б.Б. Революционный период русской истории (1861–1881 гг.): Исторические очерки. Ч. II. - СПб., [Типография т-ва А.С. Суворина], 1913; Зайончковский П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870- 1880-х гг. - М., 1964; Красовский И. Генерал-адъютант Николай Владимирович Мезенцев. - М., 1878; Россия в революционной ситуации на рубеже 1870- 1880-х годов. Коллективная монография. - М.: Наука, 1983.
Территория Российская империя
Народ русские
Персоналии Мезенцев, Николай Владимирович, шеф жандармов; Глинский, Борис Борисович, историк; Степняк-Кравчинский, Сергей Михайлович, революционер, народник, писатель; Александр II Николаевич, российский император; Александр Александрович, цесаревич, будущий император Александр III
Источники Составитель - Пелевин Ю.А.; текст - Глинский Б.Б. Революционный период русской истории (1861–1881 гг.): Исторические очерки. Ч. II. - СПб., [Типография т-ва А.С. Суворина], 1913. С. 248-254; изобр. - Там же. С. 249.
Тело статьи/биографии:
Убийство шефа жандармов Н. В. Мезенцева С. М. Кравчинским при участии А. И. Баранникова и при содействии А. Д. Михайлова, Веймара и др[угих] — вот то событие, имевшее место 4 августа того года, которое показало, что террор вырос в своем дерзновении и что к этому течению становятся причастны и те, кто еще недавно являлись типичными представителями теории пропаганды и отдела «деревенщины». Вместе с тем убийство шефа жандармов на улице среди белого дня показывало, что правительство было очень слабо осве-[С. 249]домлено о перестройке, так сказать, революционных рядов и совершенно было не подготовлено к встрече дерзко шедшего ему навстречу врага. По этому предмету князь В. П. Мещерский в своих воспоминаниях говорит: «Убийство шефа жандармов генерал-адъютанта Н. В. Мезенцева, совершенное с такою дерзостью, и при том с исчезновением даже следа убийц, повергло в но-[С. 249]вый ужас правительственные сферы, обнаружив с большею еще ясностью, с одной стороны, силу ассоциации крамолы и слабость противодействия со стороны правительства... Для всех было очевидно, что если шеф жандармов мог быть убит в центре города во время прогулки, то, значит, ни он, ни подведомственная ему тайная полиция ничего не знали о замыслах подпольных преступников, и если после совершения преступления злодеи могли так ловко укрыться, то, значит, в самой петербургской полиции ничего не было подготовлено к борьбе с преступными замыслами крамольников...» (Кн. В. П. Мещерский. Мои воспоминания. Часть вторая (1865—1881 гг.). — СПб., 1912.). Убийство Н. В. Мезенцева имело место 4 августа, через два дня после того, как в Одессе был расстрелян революционер Ковальский <…> и явилось своего рода местью за этот расстрел, местью, основанной на принципе — «смерть за смерть». Именно Н. В. Мезенцеву как главе русской полицейской власти, его влиянию при дворе, его советам государю революционеры приписали печальные исходы и «процесса 193-х», и южных дел с их карательными смертельными исходами, и жестокое обращение с заключенными, как в Петропавловской крепости, так и в других провинциальных тюрьмах, в особенности в харьковской центральной. Генерал-адъютант Николай Владимирович Мезенцев, сменивший на посту шефа жандармов А. Л. Потапова, создал себе в свое время почетное имя как боевой генерал в течение севастопольской кампании. С 1864 года он перешел на службу по корпусу жандармов, а в 1876 году был назначен на смену А.Л. Потапову на пост шефа жандармов и главного начальника Третьего отделения собственной его императорского величества канцелярии и вместе с тем членом комитетов кавказского и царства Польского. По словам его биографа и друга И. Красовского, «как человек Николай Владимирович был одарен всеми высокими качествами души; он был честен в высшем значении этого слова и шел в жизни всегда прямо и смело. Когда пост шефа жандармов сделался вакантным, он в письмах ко мне доказывал невозможность назначения его на эту высокую государственную должность. Я был свидетелем той минуты, когда он получил это назначение, и трудно представить себе, как был он удивлен, поражен, взволнован. Он мгновенно почувствовал всю ответственность, возлагаемую на него высочайшим доверием и милостью. Когда назначение его сделалось известным, все радовались, что судьба возводила на поприще государственной деятельности столь редкого по качествам человека. Николай Владимирович никогда, нигде и ни перед кем не [С. 250]скрывал своих убеждений. Со всеми он был добр до безотчетности, и — что так редко случается — несмотря на свое высокое положение, он никогда не изменялся в отношениях своих к старым товарищам и приятелям. Идеалом его жизни была правда; он носил ее в душе своей и искал во всем и везде. Он был набожен, редко пропускал, и то помимо воли, церковные службы. Он был чужд всему мелкому, узкому. Всегда кроткий, веселый, простой, задушевный, готовый помочь, принести пользу, он служил в тяжелое время и понес немало трудов. Обладая громадною памятью и сильным здоровьем, он мог работать по 14 и 18 часов в сутки» (Красовский И. Генерал-адъютант Николай Владимирович Мезенцев. — М., 1878.). Таков портрет человека, на которого выпала действительно трудная и ответственная роль руководителя нашей в те годы плохо организованной полиции, когда самому правительству, в лице всех своих руководящих органов, была совершенно неясна та борьба, которая начинала закипать в своих крайних проявлениях около исторических задач России. Н. В. Мезенцев при всех своих личных качествах был вместе с тем одним из ярких представителей той внутренней политики, характеристику которой мы в свое время сделали в наших очерках, и он пал именно жертвою той политики, пораженный ударом кинжала С. М. Кравчинского, однако не по побуждениям личной мести революционеров, но как жертва, принесенная чувству ненависти, питаемой ими ко всему режиму. Самое трагическое событие 4 августа 1878 г., согласно тогдашнему репортажу «Нового времени», произошло так. Николай Владимирович вставал обыкновенно очень рано и совершал ежедневно прогулки пешком, во время которых посещал часовню у Гостиного двора, на Невском. Зайдя туда и 4 августа, в девятом часу утра, Николай Владимирович по окончании молитвы в сопровождении своего бывшего товарища, отставного подполковника Макарова, направился обратно домой, через Михайловскую улицу, Михайловскую площадь и Большую Итальянскую улицу. Едва он вступил на мостовую Итальянской улицы и поравнялся с домом Кочкурова, перед самыми окнами кондитерской приблизились к нему двое шедших навстречу людей, весьма прилично одетых. Один из них нанес ему рану кинжалом и вместе со своим спутником поспешно сел в поджидавший тут же экипаж. Г. Макаров сделал попытку задержать их, но в него сделали выстрел из револьвера, пуля пролетела мимо, а виновники катастрофы, никем не задержанные, так как в этой местности не было ни одного полицейского стража, а равно отсутствовала и публика, успели скрыться. Рассказывают, что они быстро поскакали по Итальянской и завернули на Малую Садовую; кучер, по всей вероятности, был из числа сообщников; расска-[С. 251]зывают, что они будто бы и в предыдущие дни являлись на то же место, где были сегодня. Несомненно только, что преступники имели собственный экипаж, запряженный хорошею лошадью в серебряной упряжи. Заключают некоторые по этим признакам, что это люди со средствами. На одном из них было надето серое пальто. Сам Николай Владимирович в момент катастрофы не потерял присутствия духа, и когда выбежавшие на выстрел из кондитерской занятые в ней уборкой приказчики с ужасом спросили: «Кто ранен?» — Николай Владимирович отвечал, что ранен он, и при этом указал на свою окровавленную одежду. При помощи полковника Макарова и вышедшего из соседнего дома камергера Бодиско, Николай Владимирович Мезенцев дошел по Итальянской до угла Малой Садовой, где его посадили на извозчика. Оттуда он доехал до своей квартиры у Цепного моста, на Фонтанке. Значительное истечение крови скоро обессилило раненого. Приглашенный в 11 часов утра доктор Мамонов, осмотрев больного, нашел, что положение его серьезное. И действительно, несмотря на помощь, оказанную ему докторами во главе с знаменитым тогда хирургом Богдановским в 4 часа в области раны и желудочной полости открылись сильнейшие боли, и в 5 часов 15 минут в ужасных страданиях В. Н. Мезенцев скончался. [С. 252] <…> Похороны В. Н. Мезенцева протекли чрезвычайно торжественно, были почтены личным присутствием государя императора, наследника цесаревича, и отдать последнюю дань ему приехали многие представители высшего общества и бюрократического мира. Эта трагическая кончина произвела на всех очень сильное впечатление, и выразителем столичного общественного мнения по сему предмету явилась тогдашняя либеральная газета «Голос», посвятившая событию 4 августа громовую передовую статью. Здесь было сказано: «С глубоко тяжелым чувством приходится нам говорить сегодня о преступлении, которому сердце отказывается верить и разум — понять его! Это — даже и не преступление; преступление обусловливается злою волею, здесь же недостаточно было злой воли, а потребовались еще развращенная мысль и безнравственное чувство, чтобы покуситься на жизнь человека, при обстоятельствах, сопровождавших деяние, которому человеческое слово не знает еще соответствующего названия.<…> 23 года назад, в 1854 и 1855 гг., в самую тяжелую для Русского государства годину, молодой офицер Мезенцев открытою грудью защищал честь родины от сильного врага, налегшего на Россию, был постоянно в делах, трудился на бастионе № 5, бился при Черной речке 4 августа — и не был ранен. Теперь же, 23 года спустя, в тот же день 4 августа, генерал-адъютант Мезенцев падает на улице столицы от удара, направленного из-за угла злодеями, недостойными той веревки, на которой им суждено испустить последний вздох! Какое страшное совпадение даже для не боящихся ни Божеского, ни людского суда!.. Нет, у них нет Бога, и чувства совести им неизвестны! В кого направили они смертельный удар свой? В ближайшего советника государя императора, в лицо, облеченное высочайшим доверием, — в человека, прямой и честный характер которого снискал ему глубокое уважение всех, его знавших и в Крыму, под градом вражеских пуль, и в Варшаве, во времена наместничества князя Горчакова, и в Петербурге, в совете, ветшающем судьбы всей России. Везде и всегда он пользовался любовью, — его, русского душою и сердцем, любили даже в царстве Польском. Чего хотели достичь они своим злодейством? Замертво пал в столице империи и в страшных мучениях скончался среди высших сановников государства, собравшихся у смертного одра, тот, кому волею государя императора вверена была важнейшая отрасль управления! Погиб верный слуга государства; не спасла его от удара и та золотая полусабля „за храбрость“, которою награждены его военные подвиги в Крымскую кампанию! Но умирая, он завещал всему русскому обществу горькую ненависть к анархическим элементам, подтачивающим русскую жизнь. У его гроба теперь, как и у могилы впоследствии, сомкнутся крепким строем все здоровые, трезвые элементы общества, приняв на себя ответ перед людьми и Богом за преждевременную его смерть от руки злодея, станут на страже тех государственных, общественных и семейных интересов, которым объявили войну выродки человечества, возведшие произвол и насилие в символ своей жизни».
Вид вспомогательного материала
Вид исторического источника
