Вводные слова, обращения и междометия.

***

"- Я так понимаю, что вера есть способность духа. Она все равно что талант: с нею надо родиться. Насколько я могу судить по себе, по тем людям, которых видал на своем веку, по всему тому, что творилось вокруг, эта способность присуща русским людям в высочайшей степени. Русская жизнь представляет из себя непрерывный ряд верований и увлечений, а неверия или отрицания она еще, ежели желаете знать, и не нюхала. Если русский человек не верит в бога, то это значит, что он верует во что-нибудь другое."А.П.Чехов
"Штука в том, что у каждой науки есть начало, но вовсе нет конца, всё равно, как у периодической дроби. Зоология открыла 35 000 видов насекомых, химия насчитывает 60 простых тел. Если со временем к этим цифрам прибавится справа по десяти нолей, зоология и химия так же будут далеки от своего конца, как и теперь, а вся современная научная работа заключается именно в приращении цифр. Сей фокус я уразумел, когда открыл 35 001-й вид и не почувствовал удовлетворения. Ну-с, разочарования я не успел пережить, так как скоро мною овладела новая вера. Я ударился в нигилизм с его прокламациями, черными переделами и всякими штуками. Ходил я в народ, служил на фабриках, в смазчиках, бурлаках. Потом, когда, шатаясь по Руси, я понюхал русскую жизнь, я обратился в горячего поклонника этой жизни. Я любил русский народ до страдания, любил и веровал в его бога, в язык, творчество... И так далее, и так далее... В свое время был я славянофилом, надоедал Аксакову письмами, и украйнофилом, и археологом, и собирателем образцов народного творчества... увлекался я идеями, людьми, событиями, местами... увлекался без перерыва! Пять лет тому назад я служил отрицанию собственности; последней моей верой было непротивление злу."А.П.Чехов"На пути"
"Лицо Лихарева потемнело.
- А я вам скажу, что женщина всегда была и будет рабой мужчины, - заговорил он басом, стукнув кулаком по столу. - Она нежный, мягкий воск, из которого мужчина всегда лепил всё, что ему угодно. Господи боже мой, из-за грошового мужского увлечения она стригла себе волосы, бросала семью, умирала на чужбине... Между идеями, для которых она жертвовала собой, нет ни одной женской... Беззаветная, преданная раба! Черепов я не измерял, а говорю это по тяжкому, горькому опыту. Самые гордые самостоятельные женщины, если мне удавалось сообщать им свое вдохновение, шли за мной, не рассуждая, не спрашивая и делая всё, что я хотел; из монашенки я сделал нигилистку, которая, как потом я слышал, стреляла в жандарма; жена моя не оставляла меня в моих скитаниях ни на минуту и, как флюгер, меняла свою веру параллельно тому, как я менял свои увлечения.
Лихарев вскочил и заходил по комнате.
- Благородное, возвышенное рабство! - сказал он, всплескивая руками. - В нем-то именно и заключается высокий смысл женской жизни! Из страшного сумбура, накопившегося в моей голове за всё время моего общения с женщинами, в моей памяти, как в фильтре, уцелели не идеи, не умные слова, не философия, а эта необыкновенная покорность судьбе, это необычайное милосердие, всепрощение...
Лихарев сжал кулаки, уставился в одну точку и с каким-то страстным напряжением, точно обсасывая каждое слово, процедил сквозь сжатые зубы:
- Эта... эта великодушная выносливость, верность до могилы, поэзия сердца... Смысл жизни именно в этом безропотном мученичестве, в слезах, которые размягчают камень, в безграничной, всепрощающей любви, которая вносит в хаос жизни свет и теплоту...
Иловайская медленно поднялась, сделала шаг к Лихареву и впилась глазами в его лицо. По слезам, которые блестели на его ресницах, по дрожавшему, страстному голосу, по румянцу щек для нее ясно было, что женщины были не случайною и не простою темою разговора. Они были предметом его нового увлечения"А.П.Чехов"На пути"


--------------
" Так-то, сударыня, - шептал он, закуривая толстую папиросу и пуская дым в печку. - Природа вложила в русского человека необыкновенную способность веровать, испытующий ум и дар мыслительства, но всё это разбивается в прах о беспечность, лень и мечтательное легкомыслие"
"За дверью послышался голос кучера. Иловайская молча, со строгим, сосредоточенным лицом, стала одеваться. Лихарев кутал ее и весело болтал, но каждое его слово ложилось на ее душу тяжестью. Невесело слушать, когда балагурят несчастные или умирающие.
Когда было кончено превращение живого человека в бесформенный узел, Иловайская оглядела в последний раз «проезжающую», постояла молча и медленно вышла. Лихарев пошел проводить ее...
А на дворе всё еще, бог знает чего ради, злилась зима. Целые облака мягкого крупного снега беспокойно кружились над землей и не находили себе места. Лошади, сани, деревья, бык, привязанный к столбу, - всё было бело и казалось мягким, пушистым.
- Ну, дай бог вам, - бормотал Лихарев, усаживая Иловайскую в сани. - Не поминайте лихом...
Иловайская молчала. Когда сани тронулись и стали объезжать большой сугроб, она оглянулась на Лихарева с таким выражением, как будто что-то хотела сказать ему. Тот подбежал к ней, но она не сказала ему ни слова, а только взглянула на него сквозь длинные ресницы, на которых висли снежинки...
Сумела ли в самом деле его чуткая душа прочитать этот взгляд или, быть может, его обмануло воображение, но ему вдруг стало казаться, что еще бы два-три хороших, сильных штриха, и эта девушка простила бы ему его неудачи, старость, бездолье и пошла бы за ним, не спрашивая, не рассуждая. Долго стоял он, как вкопанный, и глядел на след, оставленный полозьями. Снежинки жадно садились на его волоса, бороду, плечи... Скоро след от полозьев исчез, и сам он, покрытый снегом, стал походить на белый утес, но глаза его всё еще искали чего-то в облаках снега."

Твое Место Здесь
Ирина Нодзоми
Ветер надевает твой старый китель,
Ветер убирает невидимые нити.
От страха одиночества старая обитель
Могла бы закричать – не уходи, изыди;


но колокольчики ее
без языка;
ее маленькие боги,
крепко спят;
и ты не знаешь, не читаешь
у судеб промеж строк:
надо ли тебе
переступать за порог.


Твои ли те ключи, что холодят сквозь карман.
И какая разойдется из бывших ран.
И из под ног земля - через поле, через лес.


гиены гонят тигра
по твоим следам;
кликуши знают только
слово беда;
они зовут тебя братом,
зовут сестричкой,
но за пазухой у них
не соль и не спички.


А ты знаешь, что и снайпер, и умные психологи,
Чтобы наверняка - выбирают голову.
А там, где всё что есть – там ремень крест-на-крест.
Где сердце, там и дом. Твое место здесь.


Вчера апокалипсис и назавтра опять.
Сегодня из покоев мимо шла Благодать.
И у нее спросили – как ее опознать.
Она засмеялась – петь и пахать.


и пусть взойдет капуста,
хотя ждали розы;
куда страшней, когда
и сеять то поздно;
и что нам обижаться на никчемные плоды.
мы были на войне,
а кто был у воды.


И ветер тащит пыльной дорогой сапоги.
Неявные штурмуют нас где-то враги.
А на плече всегда груз наперевес.
Твое место здесь.
Ты Там, где ты есть.


При всем кажущемся разнообразии, существуют только две ярко выраженных стратегии, которыми пользуются мужчины в отношениях с женщинами. Нюансы и акценты могут различаться, в силу индивидуального жизненного опыта, но общая колея всегда легко прослеживается.


В художественной литературе, театре и кино, тема «мужей и любовников» замечательно иллюстрируется всевозможными вариациями любовных треугольников. Но там, где авторы произведений основное внимание уделяют игре чувств и иронии судьбы, можно заметить, что мужья и любовники отличаются друг от друга не только ситуативно, но и душевно. Фактически, речь идет о противоположных типах мужской личности.


Обращаю ваше внимание, что здесь и далее, под «мужьями» и «любовниками» не подразумевается официальный или фактический статус мужчины в отношении конкретной женщины. Мы говорим лишь о стратегии, которой придерживается мужчина в отношениях со всеми своими женщинами. Также, важно, что стратегия не является результатом сознательного выбора, а необходимо следует из психологического типа мужчины.


Итак, всех мужчин, за редким исключением, которому еще будет уделено внимание, можно разделить на два типа - «мужья» и «любовники». Первые, в отношениях с женщинами, делают упор на серьезные долговременные отношения, вторые - на легкий флирт, страсть и авантюризм.


Если вы имеете представление об интровертах и экстравертах, то можно сказать, что стратегию «мужа» реализуют интроверты, а стратегию «любовника» - экстраверты. В некоторых специфических ситуациях, мужчины экстраверты оказываются в роли «мужа» (речь не о статусе!), а интроверты в роли «любовника», но это случается только в относительном смысле. Точно так же, как из двух интровертов, один может оказаться более, а другой менее интровертированным.


Каждый из этих типов имеет свои характерные черты, свои сильные и слабые стороны, а среди женщин - свою «целевую аудиторию». И надо понимать, что, в противовес собственному типу, очень важно иметь представление о втором полюсе, поскольку нормальные здоровые отношения требуют отыгрывания обеих ролей. Без этого, отношения становятся однобокими и быстро вырождаются.


А теперь, собственно, перейдем к описанию типов.


Мужчина - любовник


Классический тип мужчины-любовника - это дон Жуан или его анекдотической собрат - поручик Ржевский. Яркий экстраверт-ловелас, покоритель женских сердец и дамский угодник. Азартный охотник, которого увлекает сам процесс.


В отношениях с женщинами он стремится занять активную позицию, легко проявляет инициативу и способен прямо сказать, чего хочет. Он нагл именно в той форме, которая привлекает женщин и позволяет им переложить ответственность за интригу на мужчину.


Самовлюбленный, он ищет в новых своих знакомствах возможности покрасоваться. Его больше интересует сам факт победы над женщиной, а не отношения с ней. Будь его воля - моногамию бы давно упразднили в законодательном порядке.


Авантюрист в хорошем и плохом смысле. Всегда готов на приключения, доходящие, иногда, до чистого безумия. Агрессивен, порой, до жестокости по отношению к женщине, и брутально сексуален.


Он легко может вскружить голову женщине, заинтересовать и увлечь ее. Для него это естественно и просто. Но вместе со всей своей сексуальной привлекательностью он совершенно не способен создать у женщины ощущение покоя и определенности. Женщина с ним всегда чувствует себя в опасности, потому что ясно ощущает, что этот мужчина никогда не перестанет быть охотником.


От женщины ему нужно согласие и подтверждение собственной значимости. Поэтому, он все время карабкается по лестнице «крутизны» завоевывая все более ярких и привлекательных женщин. А если не получается развиваться качественно, тогда на первый план выходит количество - пусть женщины и не самые шикарные, зато много. Таким образом мужчина-любовник укрепляет свою расшатанную самооценку, подменяя нормальный баланс самомнения, числом своих сексуальных побед («Гордость»).


Но женщинам, мужчины-любовники все же нравятся, и даже зная их ветреный характер, они продолжают поддаваться их чарам, в смутной надежде захомутать их и приручить.


Рядом с «любовником» женщина лучше ощущает свою сексуальную привлекательность и тешит свое женское самолюбие. Первый раз, когда мужчина активно ее добивается, второй - когда он ее бросает, и она чувствует себя вправе обвинить весь мужской пол в полнейшем неизлечимом сволочизме.


Отношения с мужчиной-любовником - это всегда взаимное отыгрывание гордыни. Формально, здесь может не быть сексуальных отношений в буквальном смысле. Но секс при этом все равно витает где-то рядом.


Мужчина - муж


Типичный «муж» - это домашний, послушный мужчина. Тихий, спокойный интроверт, выбравший покой с одной женщиной, вместо приключений со многими. В любовном треугольнике, он всегда оказывается жертвой измены.


В отношениях с женщинами он, порой, до смешного серьезен. В каждой женщине он видит потенциальную жену, а потому с первых же минут окружает ее навязчивой заботой и постоянно ищет ее одобрения и подтверждения ее чувств к нему.


В силу своей излишней серьезности, он совершенно не умеет флиртовать, не чувствует женского настроения и не видит женского кокетства. Поэтому, в отношениях он оказывается в пассивной позиции, ожидая от женщины первых шагов или, хотя бы, ясных указаний о том, что делать дальше.


«Муж» всегда старается быть джентльменом и считает возвышенное отношение к женщине своим главным достоинством. Он умеет ухаживать и завоевывает женщин своим терпением и постоянством. Вместо страсти и интриги, он предлагает женщине любовь до гроба и перспективу женитьбы.


Но, при всем при том, хочет получит от женщины того же самого, что и «любовник» - душевного самоудовлетворения. Но только вместо сексуальной победы над женщиной, ему важнее завоевать ее любовь, ради которой он готов даже сам оказаться побежденным. То есть, и здесь отношения с женщиной, становятся средством унять некую душевную боль и неустроенность.


В отношениях мужчина-муж нежен, ласков и романтичен. Он окружает женщину всесторонней заботой и готов выполнять всякую ее прихоть, лишь бы получить подтверждение ее любви. Он готов подчиняться желаниям женщины, в ущерб своим собственным. Он предсказуем и управляем, а потому создает у женщины ощущение надежности и защищенности. И когда женщина хочет свить свое гнездо, она ищет именно такого типа отношений.


Взамен, «муж» хочет получить любовь и всестороннее принятие женщины («Ничтожество»). По сути, в женщине он ищет ласковую мать, которая создаст у него то самое ощущение, которое ему так нравилось в детстве. Свою мужскую свободу он легко меняет на шанс переложить груз ответственности на плечи женщины и избавиться от чувства собственной неполноценности.


Ну, а в лучшем своем проявлении, легко создавая у женщины ощущение стабильности и определенности, он открывает для нее дорогу к материнству. Любящий, заботливый, домашний мужчина - что еще нужно женщине, когда речь заходит о создании семьи?


Мужчина - сам по себе


Как было сказано в начале, мужчина не выбирает, кем ему быть - мужем или любовником. Как правило, к моменту полового созревания, когда мальчик начинает делать первые шаги в отношениях с девочками, выбор основной стратегии уже предопределен. Интроверты начинают играть в рыцарей-защитников, экстраверты - в нахальных пошляков.


Здесь, как и в прочих подобных случаях, тип поведения выражен тем ярче, чем менее уравновешена психика. Можно сказать, что донжуанство и рыцарство - это две крайности одного и того же личностного невроза, проявляющегося в отношениях с женщинами.


Дисбаланс самооценки + экстраверсия = «любовник».


Дисбаланс самооценки + интроверсия = «муж».


Чем сильнее дисбаланс, тем глубже вязнет мужчина в той или иной стратегии и тем более грубо и однобоко его поведение. И, наоборот, чем более сбалансирована психика, тем свободнее мужчина в выборе модели поведения.


Однако, никогда не будет такой ситуации, чтобы мужчина стал для женщины, одновременно, и мужем, и любовником. Ведь, яркое донжуанство и беззаветное рыцарство - это симптомы неуверенности в себе. Пока мужчина не уверен в себе, он жестко привязан к своей основной стратегии, а когда самооценка уравновешена, он уже попросту не нуждается в том, чтобы разыгрывать из себя героя-любовника или рыцаря на белом коне.


Разрешив внутреннюю проблему, мужчина выходит за рамки описанной схемы и становится «ни тем, ни другим» - просто мужчиной. И, можно сказать, что это та грань, за которой для него, наконец, становятся возможны нормальные здоровые отношения с женщиной, основанные не на утешении и самоутверждении, а на взаимном уважении и всестороннем приятии.
На десерт - чего хочет женщина


Все мужчины слышали и участвовали в пересудах о противоречивости женского характера. Предложенная типология замечательным образом иллюстрирует этот тезис. Дело в том, что каждая женщина от каждого мужчины ждет, что он для нее станет одновременно и «мужем», и «любовником». Исключения здесь тоже есть, но они так же редки и находятся в той же сфере, что и мужчины со сбалансированной самооценкой.


Женщины, в силу своей проблемной самооценки, вынуждены искать подтверждения собственной ценности через отношения с мужчиной. И в этом плане им гораздо больше подходят мужчины-любовники. Но другая сторона женской души, требует стабильности, надежности и предсказуемости, как основы для создания семьи и продолжения рода. И здесь полюс меняется на противоположный - для такого типа отношений нужен мужчина-муж.


Поэтому, на практике очень легко пронаблюдать ситуацию, когда женщина заводит отношения с «любовником», тешит свое самолюбие, расцветает в своей сексуальной привлекательности, а потом, когда первая страсть угасает, начинает попытки переделать мужчину - из «любовника» превратить его в «мужа». И, обычно, все заканчивается тяжелым взаимным разочарованием. «Любовник» хочет сохранить свободу и оставаться «любовником», а женщина, не может смириться с чувством неопределенности, потому что это опять бьет по ее самооценке. Отношения рушатся и превращаются в кашу из взаимных обвинений и обид.


Или возможен обратный вариант, когда женщина находит себе заботливого «мужа», но со временем устает от его заботливости и начинает искать себе любовника, потому что подчиненный ей «муж», по собственному устройству, не способен удовлетворить женскую гордыню. Женщина пытается потребовать от «мужа» силы и независимости, но, обычно, это ни к чему не приводит, и женщина в буквальном смысле идет на сторону или бросает одного мужчину, в надежде встретить другого, который все-таки сможет быть для нее и тем, и другим.


Более подробное рассмотрение этой темы читайте в статье «Чего хотят женщины?»
Какой же выход из этого исхода?


Их примерно полтора. Первый - обоим партнерам исправить свою самооценку и перестать искать в отношениях самоутверждения и утешения. Когда мужчина не привязан к конкретной роли, а женщина не нуждается в решении своих проблем за счет мужчины, отношения становятся совершенно другими - простыми, ясными и честными, безо всякой взаимной зависимости. Сделать это сложно, но можно, и оно того стоит.

Наш робот распознал:
387. Лошади, сани, деревья, бык, привязанный к столбу, все было бело н казалось мягким, пушистым. И плетни, и белевшая на дворах скотина, и крыши домов, н стройные раины все. кала: рось. спало здоровым тихим трудовым сном. Ружья, пробывшие двое суток на морозе и, вероятно, густо смазанные маслом, дали осечки. На такой ясный н убедительный довод отвечать, разумеется, было нечего. У самого края воды лежала какая-то большая темная масса... Несомненно, это был морской зверь, выброшенный волнами на берег. Птицы, по-видимому, зябли на снегу, и поэтому сбились в одну кучу... К несчастью, частые и сильные дожди мешали успешному ходу путешествия. Сквозь отверстия виднелась часть низенького дома с двумя, к удивлению моему, освещенными окнами. Самое лучшее время для ловли неводом бывает, по рассказам крестьян, весной и осенью. Итак, два почтенных мужа, честь и украшение Миргорода, поссорились между собой. Он. например, не любил рессорных экипажей. Цель нашей экскурсии, во-первых, ознакомить писателей с новыми требованиями миллионов читателей, во-вторых, расширить и углубить тематику искусства, в.-трстьих. направить некоторых товарищей на широкую дорогу. Опекушин был выходцем ИЗ простого народа, сперва самоучка, затем признанный художник и, наконец, академик. Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пьесы. Анна Павловна Ше-рср, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов. Ыраоа она была весьма смирного или. лучше сказать, запуганного.

Так вот, как высказано выше, с годами важен я не стал. Осмотревшись, н пошел, как мне показалось, прямо к морю, но на пути встретил лесное болото, заваленное колодником. Проводив жениха, Надя пошла к себе наверх, где жила с матерью нижний этаж занимала бабушка. Дмитрий, так звали моего соседа, был мало заметен в классе. Однажды наступил уже май, но никто, кажется, не заметил тогда ни ледохода на Москве-реке, ни цветущей черемухи я стоял в толпе у памятника. Мужское население станицы живет в походах и на кордонах или постах, как называют казаки. Овсянников полетел в овраг с беговыми дрожками, мальчиком, сидевшим сзади, и лошадью. К счастью, на дне оврага грудами лежал песок. Мне помогал маляр или, как он сам называл себя, подрядчик малярных работ Однажды, было это в конце мая, мы сидели на крыльце и ожидали ужина. Хотя для настоящего охотника дикая утка не представляет ничего особенно пленительного, но за неимением пока другой дичи дед Вмдд в начете сентября: вальдшнепы. УШУ V прилегали, а регать по полям куропатками мне надоело, я послушался моего охотника и отправился в Льгов.

Итак, я в Ялте. Теперь вечер. Ветер дует, как в четвертом акте Чайки, но ко мне никто не приходит, а, напротив, я сам должен буду уйти после десяти, надевши шубу. Он предчувствовал, что Князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит все его умение. Одним ел рвом, у этого человека наблюдалось постоянное и непреодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний. Рыбачьи лодки, с трудом отмечаемые глазом такими они казались маленькими1, дремали в морской глади недалеко от дому. Сторожка лесника, как успел заметить Николай Николаевич, была поставлена на сваях так, что между ее полом и землей оставалось свободное пространство. Многие разумеют у нас еще до сих пор под словом литература повести, романы, стихи, словом, беллетристику, Эти господа, по-видимому, охотно, как своего честь, которую они делали немногим, приняли в свой круг князя Андрея,


^ IV. Стилистические функции вставных конструкций

Вставные конструкции, имеющие смысловую емкость (вносят добавочные сведения, дополнительные пояснения, уточнения, поправки, замечания) используются в различных речевых стилях. Широко применяются в разговорной речи и в языке художественных произведений:

Всего благоразумнее и безопаснее внутри города ожидать осады, а нападение неприятеля силой артиллерии и (буде окажется возможным) вылазками - отражать. (А. Пушкин.)
Вывод:

В художественных произведениях часто используются вводные слова, словосочетания, предложения, вставные конструкции, которые позволяют выразить отношение говорящего к высказываемой мысли, привлечь внимание к сообщаемому, сделать речь выразительной, образной, а также внести в предложение замечание, пояснение.
^ V. Закрепление материала

Упр. 410. Д. Э. Розенталь. Русский язык. 10-11 кл.

Найдите в тексте вводные слова и предложения. Объясните их функцию.
Домашнее задание

1. Выполнить упр. 408. Д. Э. Розенталь. Русский язык. 10-11 кл.

2. Повторить пунктуацию при обращениях; обособление междометий и слов-предложений.

Урок 14 (26-27)

Пунктуация при обращении.

Слова-предложения и выделение междометий в речи

Цель урока:

Повторение и обобщение знаний учащихся о конструкциях, грамматически не связанных с предложением, формирование навыка грамотно пунктуационно оформлять указанные конструкции в письменной речи.
Ход урока

^ I. Проверочная работа

Упр. 23-5 (А. И. Власенков, Л. М. Рыбченкова. Русский язык. 10-11 кл.)

Списать текст, вставляя недостающие знаки препинания.

Дополнительные задания . Сделать синтаксический разбор выделенного предложения, выписать все словосочетания, указать способ связи. Выписать слова, грамматически не связанные с членами предложения.

(Работа выполняется на листочках и оценивается учителем.)
^ II. Повторение теоретического материала по теме «Обращение»

Что называется обращением?

Что такое риторическое обращение? (Риторические обращения передают экспрессивно-эмоциональные отношения: Шуми, шуми, послушное ветрило, волнуйся подо мной, угрюмый океан. (А. Пушкин.))

Какие стилистические разновидности обращений вы еще знаете? Обращения - метафоры:

Послушайте, кладбище законов, как вас еще называет генерал...

Обращения - метонимии:

Смерть, а Смерть, еще мне там дашь сказать одно словечко? (А. Твардовский.)
Обращения - иронии:

Отколе, умная, бредешь ты, голова? (И. Крылов.)
Обращения - повторения:

Здравствуй, ветер, грозный ветер, попутный ветер всемирной истории! (Л. Леонов.)
Обращения фольклорные:

Ты прости-прощай, сыр-дремучий бор, с летней волею, с зимней вьюгою! (А. Кольцов.)
Обращения - присловья:

Батюшки, сватушки, выносите, святые угодники! (Н. Гоголь.)
- Какие обращения характерны для разговорной речи и чем они выражены?

Для разговорной речи, для просторечия характерные обращения, выраженные местоимениями 2-го лица:

Ну, ты, шевелись, иначе опоздаешь!
Обращения в усеченной форме без окончания:

Тань, идем в библиотеку?
Обращения, представляющие собой сочетание определения с определяемым словом, между которыми находится местоимение 2-го лица:

Да неужели вам мало, ненасытный вы этакий! (Ф. Достоевский.)
- Какими знаками препинания отделяются обращения? (Обращения принято выделять запятыми.)

Если обращение произносится с особой силой (интонацией), то после него может ставиться восклицательный знак. После него предложение продолжается с большой буквы:

Дорогой, многоуважаемый шкап! Приветствую твое существование. (А. Чехов.)
^ III. Закрепление

Упр. 402 (Д. Э. Розенталь. Русский язык. 10-11 кл.) Учитель диктует предложения (1, 3, 5, 9, 10, 13, 15), затем учащиеся объясняют поставленные знаки препинания и стилистические функции обращений с последующей самопроверкой по учебнику.
^ IV. Знакомство с теоретическим материалом по теме «Знаки препинания при междометиях и словах-предложениях»

1. Междометие отделяется от следующего за ним предложения запятой, если произносится без восклицательной интонации:

Браво, Вера! Откуда у тебя эта мудрость? (И. Гончаров.) Как я люблю море, ах, как я люблю море! (А. Чехов.)
2. Если междометие произносится с восклицательной интонацией, то после него ставится восклицательный знак. Если междометие в начале предложения, то следующее за ним слово пишется с прописной буквы, а если в середине - то со строчной:

«У! Баловень!» - тихо ворчит нянька. (И. Гончаров.) Марья, знаешь, щедровита да работать, ух! сердита! (Н. Некрасов.)
3. Следует различать междометия и одинаково звучащие частицы: после междометий запятая ставится, после частиц - нет:

Ну, давай плясать! (Н. Островский.) Ну как не порадеть родному человечку! (А. Грибоедов.)
4. Запятая не ставится внутри цельных сочетаний ах ты, ух ты, эх ты, ай да, ох эти и т. п., в которые входят междометия и местоимения или частицы:

Ай да Михаил Андреевич, настоящий цыган! (А. Толстой.)
5. Не отделяются запятой междометия, стоящие перед словами как, какой и в сочетании с ними выражающие высокую степень признака (в значениях «очень», «весьма», «замечательный», «изумительный», «ужасный»)

Собственность, значит, признает; а это, по нынешнему времени, ах как приятно! (М. С.-Щедрин.)
6. Слова-предложения да и нет отделяются от предложения, раскрывающего их смысл запятой или восклицательным знаком:

Нет, не покину я тебя никогда! Нет! Ты уж выслушай. (Л. Толстой.)
Частица о , стоящая при словах-предложениях да и нет , запятой от них не отделяется:

О нет, то белеет туман над водой. (В. Жуковский.)
^ V. Закрепление изученного

Упр. 391. Комментированное письмо

Перепишите предложения, расставьте недостающие знаки препинания. (Работу учащиеся выполняют в тетради, один из учащихся по выбору учителя комментирует постановку знаков препинания.)
^ VI. Подведение итогов урока

Расскажите о написании междометий.

Назовите особенности пунктуации слов-предложений да и нет .
Домашнее задание

1. Выполнить упр. 392, 393. (В. Ф. Греков, С. Е. Крючков, Л. А. Чешко.)

2. Повторить правописание проверяемых и непроверяемых безударных гласных.

Урок 15 (28)

Порядок слов в предложении

Цель урока:

Раскрыть стилистические функции порядка слов в предложении.
Ход урока

^ I. Проверочный диктант

Текст записывается под диктовку учителя, учащиеся выполняют графический разбор знаков препинания и наиболее значимых, с их точки зрения, орфограмм.

Цель задания - научить проверять текст. (Работы проверяются учителем.)

1. Так вот, как высказано выше, с годами важен я не стал. (А. Твардовский.) 2. И только Брянцев, как ему показалось, впервые увидел командира полка таким, каков он есть во всей душевной наготе: и могуч, и горяч, и грозен. (М. Бубеннов.) 3. Хвойный океан за хлестнул человеческую жизнь, даже охотники - а их немало в этом краю - чувствуют себя гостями в лесу, не отваживаются далеко отрываться от дорог. (В. Тендряков.) 4. Но Петя, как ни щурился, как ни напрягал зрение, по совести говоря, ничего не видел в пустыне моря. (В. Катаев.) 5. В одном случае он любовался ее поразительным умением с необычайной легкостью заводить знакомства и во всем немедленно нравиться своей простотой и неистощимой веселостью; в другом случае смелостью в решении различных вопросов, поставленных жизнью; в третьем - ее бесстрашной ездой на мотоцикле, презрением к опасности; и во многих других случаях ее счастливым, певучим голосом, ласково-озорной улыбкой и знойной, сияющей, зовущей морской синью глаз. (М. Бубеннов.) 6. Как хорошо ты, о море ночное! (Ф. Тютчев.) 7. А лес и вправду шумел, ох, и шумел же! (В. Короленко.) 8. Ну что же, - задумчиво отозвался тот, - они - люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было... Ну, легкомысленны... ну, что ж... и милосердие иногда стучится в их сердца… В общем, напоминают прежних... квартирный вопрос только испортил их... (М. Булгаков.) 9. «Да, я не люблю пролетариата», - печально согласился Филипп Филиппович. (М. Булгаков.)
Подобрать и записать 10 слов на правописание проверяемых безударных гласных и 10 слов на правописание непроверяемых безударных гласных в корне слова.
^ II. Синтаксическое и стилистическое значение порядка слов

Актуализация знаний

Что вы знаете о порядке слов в русском предложении? (В русском предложении порядок слов считается свободным.)

Какие изменения влечет перестановка членов предложения? (Всякая перестановка членов предложения связана с большим или меньшим изменением его значения или стилистических оттенков высказывания.)

Какую роль выполняет порядок слов в предложении и от чего зависит порядок слов? (Синтаксическую и стилистическую. Порядок слов зависит от цели высказывания.)
Анализ предложений.

1. Я встретил учителя брата. - Я встретил брата учителя.

2. Москва - столица России. Столица России - Москва.

3. Наша задача - учиться. - Учиться - наша задача.

4. Брат вернулся больной. - Больной брат вернулся.

Какие изменения заметили вследствие перестановки слов в предложении? (Изменилось значение предложений. Это связано с изменением синтаксической роли переставляемого члена предложения: в первой паре в результате перестановки дополнение «учителя» стало несогласованным определением, а несогласованное определение «брата» - дополнением; во второй и третьей парах сказуемое и подлежащее «поменялись» местами; в четвертой паре слово «больной», образующее именную часть составного сказуемого, стало играть роль определения.)

Какой вывод можно сделать? (Порядок слов имеет синтаксическое значение.)

Что вы знаете о прямом и обратном порядке слов? Какую стилистическую функцию они выполняют в предложении, в контексте?

Обратный порядок (инверсионный характер) предложения определяется местом слова в предложении и положением связанных между собой членов предложения по отношению друг к другу. Выигрышным, значимым оказывается тот член предложения, который выносится в начало или, наоборот, отодвигается в конец предложения:

Сметливость его и тонкость чутья меня поразили. (А. Пушкин.) Чуден Днепр при тихой погоде... (Н. Гоголь.) С радостью принял он эту весть.
- Назовите сферу употребления предложений с прямым и обратным порядком слов. (Прямой порядок характерен для речи научной и публицистической, обратный чаще используется в речи разговорной и в произведениях художественной литературы.)

Всегда ли оправдан обратный порядок слов в предложении? (Инверсия содержит в себе богатые стилистические возможности, но ими нужно умело пользоваться. По словам А. М. Пешковского, если прямой порядок слов воспринимается как норма, то стилистическое применение обратного порядка должно быть эстетически оправдано. Неоправданная инверсия приводит к стилистическим ошибкам, искажению смысла фразы или к двусмысленности.)
^ III. Анализ предложений

Определить стилистические недочеты, исправить предложения.
1. На стендах... афиши и плакаты о выступлениях И. Эренбурга на немецком, французском, чешском, польском и других языках.

(Имелись в виду афиши и плакаты на разных языках, а не выступления писателя.)
2. Хорошо выполнила учебную практику вторая группа IV курса, где старостой Нина Петрова, которая в этом году значительно увеличилась в своем объеме по сравнению с прошлым годом.

(Речь идет об увеличении практики, смысл искажен из-за неудачного порядка слов.)
3. Лучшая доярка Козлова М. П. на 28-й день после отела получила от коровы по кличке Маруська 37 литров молока.

(Слова на 28-й день после отела следовало поставить после слова Маруська.)
- Определите стилистическую нагрузку слова в начале и в конце предложения.

1. Он смотрел вокруг себя с волнением неописанным. 2. Из одного окошечка тускло светил огонек. 3. Судьбы свершился приговор. 4. Тут сгорел мой приятель со стыда. 5. Развязка же наступила неожиданная. 6. Ослепительно яркое вырвалось из печи пламя. 7. По крайнему к степи проулку январским вечером 1930 года въехал в хутор Гремячий Лог верховой.
^ IV. Подведение итогов урока

Какую роль выполняет порядок слов в предложении?

Какую стилистическую функцию выполняет обратный порядок слов?
Домашнее задание

1. Подготовиться к контрольной работе. Повторить изученный материал по синтаксису простого предложения.

2. Задание на перспективу;

а) повторить правописание производных предлогов;

б) подготовить небольшое сообщение о канцеляризмах.
^ Материал для учителя

Канцеляризмы - слова и выражения официально-деловой речи, употребленные за ее пределами. Канцеляризмы лишают речь необходимой простоты, живости, эмоциональности, придают ей «казенный» характер. Следует отличать понятия «канцелярский язык» (сухая, казенная речь, лишен нал красок, невыразительная) и «официально-деловой стиль» (разновидность литературного языка, язык договоров и законов, официальных документов и т. п.)

Вот видите, извините за выражение, какое обстоятельство, между прочим. (А. Чехов.)

Не обогащают речь и плеоназмы (многословие, излишество речи): своя автобиография (в слове автобиография уже заключено понятие «своя»), впервые познакомиться, в марте месяце и др.

Таким образом, оправданные в известной мере в официально-деловой речи, канцеляризмы оказываются неуместными в других речевых системах, где их употребление не связано со стилистическим замыслом.

Уроки 16-17 (29-30)

Контрольная работа и ее анализ. Работа над ошибками

Цель урока:

Проверка знаний учащихся.
Диктант

1. Найдите конструкции, осложняющие простое предложение. Охарактеризуйте их.

2. Выполните синтаксический разбор предложений.
Вариант I

Лев Толстой - наиболее популярный из современных русских писателей, а «Война и мир», смело можно сказать, - одна из самых замечательных книг нашего времени. Это обширное произведение овеяно эпическим духом; в нем частная и общественная жизнь России в первые годы нашего века изображена рукой подлинного мастера. Перед читателем проходит целая эпоха, богатая великими событиями и крупными фигурами (рассказ начинается незадолго до Аустерлицкого сражения и доходит до сражения под Москвой), встает целый мир со множеством выхваченных прямо из жизни типов, принадлежащих ко всем слоям общества. Способ, каким граф Толстой разрабатывает свою тему, столь же нов, сколь и своеобразен; это не метод Вальтера Скотта и, само собою разумеется, также не манера Александра Дюма. Граф Толстой - русский писатель до мозга костей, и те французские читатели, кого не оттолкнут немногие длинноты и оригинальность некоторых суждений, будут вправе сказать себе, что «Война и мир» дала им более непосредственное и верное представление о характере и темпераменте русского народа и о русской жизни вообще, чем если бы они прочитали сотни сочинений по этнографии и истории. Здесь есть целые главы, в которых никогда не придется ничего менять; здесь исторические лица (как Кутузов, Растопчин и другие), чьи черты установлены навеки. Это - непреходящее... Это великое произведение великого писателя, - и это подлинная Россия. (200 слов.)

(И. С. Тургенев)
Вариант II

Вдохновение - это строгое рабочее состояние человека. Душевный подъем не выражается в театральной позе и приподнятости. Так же как и пресловутые «муки творчества».

Чайковский утверждал, что вдохновение - это состояние, когда человек работает во всю свою силу, как вол, а вовсе не кокетливо помахивает рукой.

Каждый человек, хотя бы и несколько раз за свою жизнь, но пережил состояние вдохновения - душевного подъема, свежести, живого восприятия действительности, полноты мысли и сознания своей творческой силы.

Да, вдохновение - это строгое рабочее состояние, но у него есть своя поэтическая окраска, свой, я бы сказал, поэтический подтекст.

Вдохновение входит в нас как сияющее летнее утро, только что сбросившее туманы тихой ночи, забрызганное росой, с зарослями влажной листвы. Оно осторожно дышит нам в лицо своей целебной прохладой.

Вдохновение - как первая любовь, когда сердце громко стучит в предчувствии удивительных встреч, невообразимо прекрасных глаз, улыбок и недомолвок.

Тогда наш внутренний мир настроен тонко и верно, как некий инструмент, и отзывается на все, даже самые скрытые, самые незаметные звуки жизни.

О вдохновении написано много превосходных строк у писателей и поэтов. Тургенев называл вдохновение «приближением бога», озарением человека мыслью и чувством.

Толстой сказал о вдохновении, пожалуй, проще всех: «Вдохновение состоит в том, что вдруг открывается то, что можно сделать». Чем ярче вдохновение, тем больше должно быть кропотливой работы для его исполнения. (210 слов.)

Не дожидаясь позволения, он встряхнул мокрый салоп и растянул его по скамье, мехом вверх, подобрал разбросанные платки и шали, положил у изголовья свернутое в трубку пальто, и всё это молча, с выражением подобострастного благоговения на лице, как будто возился не с женскими тряпками, а с осколками освященных сосудов. Во всей его фигуре было что-то виноватое, конфузливое, точно в присутствии слабого существа он стыдился своего роста и силы…
Когда Иловайская легла, он потушил свечку и сел на табурет около печки.
- Так-то, сударыня, - шептал он, закуривая толстую папиросу и пуская дым в печку. - Природа вложила в русского человека необыкновенную способность веровать, испытующий ум и дар мыслительства, но всё это разбивается в прах о беспечность, лень и мечтательное легкомыслие… Да-с…
Иловайская удивленно вглядывалась в потемки и видела только красное пятно на образе и мелькание печного света на лице Лихарева. Потемки, колокольный звон, рев метели, хромой мальчик, ропщущая Саша, несчастный Лихарев и его речи - всё это мешалось, вырастало в одно громадное впечатление, и мир божий казался ей фантастичным, полным чудес и чарующих сил. Всё только что слышанное звучало в ее ушах, и жизнь человеческая представлялась ей прекрасной, поэтической сказкой, в которой нет конца.
Громадное впечатление росло и росло, заволокло собой сознание и обратилось в сладкий сон. Иловайская спала, но видела лампадку и толстый нос, по которому прыгал красный свет.
Слышала она плач.
- Дорогой папа, - нежно умолял детский голос, - вернемся к дяде! Там елка! Там Степа и Коля!
- Дружочек мой, что же я могу сделать? - убеждал тихий мужской бас. - Пойми меня! Ну, пойми!
И к детскому плачу присоединился мужской. Этот голос человеческого горя среди воя непогоды коснулся слуха девушки такой сладкой, человеческой музыкой, что она не вынесла наслаждения и тоже заплакала. Слышала она потом, как большая черная тень тихо подходила к ней, поднимала с полу упавшую шаль и кутала ее ноги.
Разбудил Иловайскую странный рев. Она вскочила и удивленно поглядела вокруг себя. В окна, наполовину занесенные снегом, глядела синева рассвета. В комнате стояли серые сумерки, сквозь которые ясно вырисовывались и печка, и спавшая девочка, и Наср-Эддин. Печь и лампадка уже потухли. В раскрытую настежь дверь видна была большая трактирная комната с прилавком и столами. Какой-то человек, с тупым, цыганским лицом, с удивленными глазами, стоял посреди комнаты на луже растаявшего снега и держал на палке большую красную звезду. Его окружала толпа мальчишек, неподвижных, как статуи, и облепленных снегом. Свет звезды, проходя сквозь красную бумагу, румянил их мокрые лица. Толпа беспорядочно ревела, и из ее рева Иловайская поняла только один куплет:


Гей, ты, хлопчик маненький,
Бери ножик тоненький,
Убьем, убьем жида,
Прискорбного сына…
Около прилавка стоял Лихарев, глядел с умилением на певцов и притопывал в такт ногой. Увидев Иловайскую, он улыбнулся во всё лицо и подошел к ней. Она тоже улыбнулась.
- С праздником! - сказал он. - Я видел, вы хорошо спали.
Иловайская глядела на него, молчала и продолжала улыбаться.
После ночных разговоров он уж казался ей не высоким, не широкоплечим, а маленьким, подобно тому, как нам кажется маленьким самый большой пароход, про который говорят, что он проплыл океан.
- Ну, мне пора ехать, - сказала она. - Надо одеваться. Скажите, куда же вы теперь направляетесь?
- Я-с? На станцию Клинушки, оттуда в Сергиево, а из Сергиева 40 верст на лошадях в угольные шахты одного дурня, некоего генерала Шашковского. Там мне братья место управляющего нашли… Буду уголь копать.
- Позвольте, я эти шахты знаю. Ведь Шашковский мой дядя. Но… зачем вы туда едете? - спросила Иловайская, удивленно оглядывая Лихарева.
- В управляющие. Шахтами управлять.
- Не понимаю! - пожала плечами Иловайская. - Вы едете в шахты. Но ведь там голая степь, безлюдье, скука такая, что вы дня не проживете! Уголь отвратительный, никто его не покупает, а мой дядя маньяк, деспот, банкрот… Вы и жалованья не будете получать!
- Всё равно, - сказал равнодушно Лихарев. - И за шахты спасибо.
Иловайская пожала плечами и в волнении заходила по комнате.
- Не понимаю, не понимаю! - говорила она, шевеля перед своим лицом пальцами. - Это невозможно и… и неразумно! Вы поймите, что это… это хуже ссылки, это могила для живого человека! Ах, господи, - горячо сказала она, подходя к Лихареву и шевеля пальцами перед его улыбающимся лицом; верхняя губа ее дрожала и колючее лицо побледнело. - Ну, представьте вы голую степь, одиночество. Там не с кем слова сказать, а вы… увлечены женщинами! Шахты и женщины!
Иловайская вдруг устыдилась своей горячности и, отвернувшись от Лихарева, отошла к окну.
- Нет, нет, вам туда нельзя ехать! - сказала она, быстро водя пальцем по стеклу.
Не только душой, но даже спиной ощущала она, что позади нее стоит бесконечно несчастный, пропащий, заброшенный человек, а он, точно не сознавая своего несчастья, точно не он плакал ночью, глядел на нее и добродушно улыбался. Уж лучше бы он продолжал плакать! Несколько раз в волнении прошлась она по комнате, потом остановилась в углу и задумалась. Лихарев что-то говорил, но она его не слышала. Повернувшись к нему спиной, она вытащила из портмоне четвертную бумажку, долго мяла ее в руках и, оглянувшись на Лихарева, покраснела и сунула бумажку к себе в карман.
За дверью послышался голос кучера. Иловайская молча, со строгим, сосредоточенным лицом, стала одеваться. Лихарев кутал ее и весело болтал, но каждое его слово ложилось на ее душу тяжестью. Невесело слушать, когда балагурят несчастные или умирающие.
Когда было кончено превращение живого человека в бесформенный узел, Иловайская оглядела в последний раз «проезжающую», постояла молча и медленно вышла. Лихарев пошел проводить ее…
А на дворе всё еще, бог знает чего ради, злилась зима. Целые облака мягкого крупного снега беспокойно кружились над землей и не находили себе места. Лошади, сани, деревья, бык, привязанный к столбу, - всё было бело и казалось мягким, пушистым.
- Ну, дай бог вам, - бормотал Лихарев, усаживая Иловайскую в сани. - Не поминайте лихом…
Иловайская молчала. Когда сани тронулись и стали объезжать большой сугроб, она оглянулась на Лихарева с таким выражением, как будто что-то хотела сказать ему. Тот подбежал к ней, но она не сказала ему ни слова, а только взглянула на него сквозь длинные ресницы, на которых висли снежинки…
Сумела ли в самом деле его чуткая душа прочитать этот взгляд или, быть может, его обмануло воображение, но ему вдруг стало казаться, что еще бы два-три хороших, сильных штриха, и эта девушка простила бы ему его неудачи, старость, бездолье и пошла бы за ним, не спрашивая, не рассуждая. Долго стоял он, как вкопанный, и глядел на след, оставленный полозьями. Снежинки жадно садились на его волоса, бороду, плечи… Скоро след от полозьев исчез, и сам он, покрытый снегом, стал походить на белый утес, но глаза его всё еще искали чего-то в облаках снега.

Ванька

Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный три месяца тому назад в ученье к сапожнику Аляхину, в ночь под Рождество не ложился спать. Дождавшись, когда хозяева и подмастерья ушли к заутрене, он достал из хозяйского шкапа пузырек с чернилами, ручку с заржавленным пером и, разложив перед собой измятый лист бумаги, стал писать. Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и окна, покосился на темный образ, по обе стороны которого тянулись полки с колодками, и прерывисто вздохнул. Бумага лежала на скамье, а сам он стоял перед скамьей на коленях.
«Милый дедушка, Константин Макарыч! - писал он. - И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с Рождеством и желаю тебе всего от господа бога. Нету у меня ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался».
Ванька перевел глаза на темное окно, в котором мелькало отражение его свечки, и живо вообразил себе своего деда Константина Макарыча, служащего ночным сторожем у господ Живаревых. Это маленький, тощенький, но необыкновенно юркий и подвижной старикашка лет 65-ти, с вечно смеющимся лицом и пьяными глазами. Днем он спит в людской кухне или балагурит с кухарками, ночью же, окутанный в просторный тулуп, ходит вокруг усадьбы и стучит в свою колотушку. За ним, опустив головы, шагают старая Каштанка и кобелек Вьюн, прозванный так за свой черный цвет и тело, длинное, как у ласки. Этот Вьюн необыкновенно почтителен и ласков, одинаково умильно смотрит как на своих, так и на чужих, но кредитом не пользуется. Под его почтительностью и смирением скрывается самое иезуитское ехидство. Никто лучше его не умеет вовремя подкрасться и цапнуть за ногу, забраться в ледник или украсть у мужика курицу. Ему уж не раз отбивали задние ноги, раза два его вешали, каждую неделю пороли до полусмерти, но он всегда оживал.
Теперь, наверно, дед стоит у ворот, щурит глаза на ярко-красные окна деревенской церкви и, притопывая валенками, балагурит с дворней. Колотушка его подвязана к поясу. Он всплескивает руками, пожимается от холода и, старчески хихикая, щиплет то горничную, то кухарку.
- Табачку нешто нам понюхать? - говорит он, подставляя бабам свою табакерку.
Бабы нюхают и чихают. Дед приходит в неописанный восторг, заливается веселым смехом и кричит:
- Отдирай, примерзло!
Дают понюхать табаку и собакам. Каштанка чихает, крутит мордой и, обиженная, отходит в сторону. Вьюн же из почтительности не чихает и вертит хвостом. А погода великолепная. Воздух тих, прозрачен и свеж. Ночь темна, но видно всю деревню с ее белыми крышами и струйками дыма, идущими из труб, деревья, посребренные инеем, сугробы. Всё небо усыпано весело мигающими звездами, и Млечный путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом…
Ванька вздохнул, умокнул перо и продолжал писать:
«А вчерась мне была выволочка. Хозяин выволок меня за волосья на двор и отчесал шпандырем за то, что я качал ихнего ребятенка в люльке и по нечаянности заснул. А на неделе хозяйка велела мне почистить селедку, а я начал с хвоста, а она взяла селедку и ейной мордой начала меня в харю тыкать. Подмастерья надо мной насмехаются, посылают в кабак за водкой и велят красть у хозяев огурцы, а хозяин бьет чем попадя. А еды нету никакой. Утром дают хлеба, в обед каши и к вечеру тоже хлеба, а чтоб чаю или щей, то хозяева сами трескают. А спать мне велят в сенях, а когда ребятенок ихний плачет, я вовсе не сплю, а качаю люльку. Милый дедушка, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда домой, на деревню, нету никакой моей возможности… Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно бога молить, увези меня отсюда, а то помру…»
Ванька покривил рот, потер своим черным кулаком глаза и всхлипнул.
«Я буду тебе табак тереть, - продолжал он, - богу молиться, а если что, то секи меня, как сидорову козу. А ежели думаешь, должности мне нету, то я Христа ради попрошусь к приказчику сапоги чистить, али заместо Федьки в подпаски пойду. Дедушка милый, нету никакой возможности, просто смерть одна. Хотел было пешком на деревню бежать, да сапогов нету, морозу боюсь. А когда вырасту большой, то за это самое буду тебя кормить и в обиду никому не дам, а помрешь, стану за упокой души молить, всё равно как за мамку Пелагею.
А Москва город большой. Дома всё господские и лошадей много, а овец нету и собаки не злые. Со звездой тут ребята не ходят и на клирос петь никого не пущают, а раз я видал в одной лавке на окне крючки продаются прямо с леской и на всякую рыбу, очень стоющие, даже такой есть один крючок, что пудового сома удержит. И видал которые лавки, где ружья всякие на манер бариновых, так что небось рублей сто кажное… А в мясных лавках и тетерева, и рябцы, и зайцы, а в котором месте их стреляют, про то сидельцы не сказывают.
Милый дедушка, а когда у господ будет елка с гостинцами, возьми мне золоченный орех и в зеленый сундучок спрячь. Попроси у барышни Ольги Игнатьевны, скажи, для Ваньки».
Ванька судорожно вздохнул и опять уставился на окно. Он вспомнил, что за елкой для господ всегда ходил в лес дед и брал с собою внука. Веселое было время! И дед крякал, и мороз крякал, а глядя на них, и Ванька крякал. Бывало, прежде чем вырубить елку, дед выкуривает трубку, долго нюхает табак, посмеивается над озябшим Ванюшкой… Молодые елки, окутанные инеем, стоят неподвижно и ждут, которой из них помирать? Откуда ни возьмись, по сугробам летит стрелой заяц… Дед не может чтоб не крикнуть:
- Держи, держи… держи! Ах, куцый дьявол!
Срубленную елку дед тащил в господский дом, а там принимались убирать ее… Больше всех хлопотала барышня Ольга Игнатьевна, любимица Ваньки. Когда еще была жива Ванькина мать Пелагея и служила у господ в горничных, Ольга Игнатьевна кормила Ваньку леденцами и от нечего делать выучила его читать, писать, считать до ста и даже танцевать кадриль. Когда же Пелагея умерла, сироту Ваньку спровадили в людскую кухню к деду, а из кухни в Москву к сапожнику Аляхину…
«Приезжай, милый дедушка, - продолжал Ванька, - Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, а скука такая, что и сказать нельзя, всё плачу. А намедни хозяин колодкой по голове ударил, так что упал и насилу очухался. Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой… А еще кланяюсь Алене, кривому Егорке и кучеру, а гармонию мою никому не отдавай. Остаюсь твой внук Иван Жуков, милый дедушка приезжай».
Ванька свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне за копейку… Подумав немного, он умокнул перо и написал адрес:
На деревню дедушке.

Потом почесался, подумал и прибавил: «Константину Макарычу». Довольный тем, что ему не помешали писать, он надел шапку и, не набрасывая на себя шубейки, прямо в рубахе выбежал на улицу…
Сидельцы из мясной лавки, которых он расспрашивал накануне, сказали ему, что письма опускаются в почтовые ящики, а из ящиков развозятся по всей земле на почтовых тройках с пьяными ямщиками и звонкими колокольцами. Ванька добежал до первого почтового ящика и сунул драгоценное письмо в щель…
Убаюканный сладкими надеждами, он час спустя крепко спал… Ему снилась печка. На печи сидит дед, свесив босые ноги, и читает письмо кухаркам… Около печи ходит Вьюн и вертит хвостом…

То была она!

Расскажите нам что-нибудь, Петр Иванович! - сказали девицы.
Полковник покрутил свой седой ус, крякнул и начал:
«Это было в 1843 году, когда наш полк стоял под Ченстоховом. А надо вам заметить, сударыни мои, зима в том году стояла лютая, так что не проходило ни одного дня, чтобы часовые не отмораживали себе носов или вьюга не засыпала бы снегом дорог. Трескучий морозище как стал в конце октября, так и продержался вплоть до самого апреля. В те поры, надо вам заметить, я не выглядел таким старым, прокопченным чубуком, как теперь, а был, можете себе представить, молодец-молодцом, кровь с молоком, красавец-мужчина, одним словом. Франтил я, как павлин, сорил деньгами направо и налево и закручивал свои усы, как ни один прапорщик в свете. Бывало, стоило мне только моргнуть глазом, звякнуть шпорой и крутнуть ус - и самая гордая красавица обращалась в послушного ягненка. Жаден я был до женщин, как паук до мух, и если бы, сударыни мои, я стал сейчас перечислять вам полячек и жидовочек, которые в свое время висли на моей шее, то, смею вас уверить, в математике не хватило бы чисел… Прибавьте ко всему этому, что я состоял полковым адъютантом, отлично танцевал мазурку и был женат на прехорошенькой женщине, упокой господи ее душу. А какой я был сорванец, буйная головушка, вы и представить себе не можете. Если в уезде случалась какая-нибудь амурная кувырколлегия, если кто-нибудь вырывал жиду пейсы или бил по мордасам шляхтича, то так и знали, что это подпоручик Вывертов натворил.
В качестве адъютанта мне много приходилось рыскать по уезду. То я ездил овес или сено покупать, то продавал жидам и панам бракованных лошадей, а чаще всего, сударыни мои, под видом службы, скакал к панночкам на рандеву или к богатым помещикам поиграть в картишки… В ночь под Рождество, как теперь помню, я ехал из Ченстохова в деревню Шевелки, куда послали меня по служебным надобностям. Погода была, я вам доложу, нестерпимая… Мороз трещал и сердился, так что даже лошади крякали, а я и мой возница в какие-нибудь полчаса обратились в две сосульки… С морозом еще можно мириться, куда ни шло, но представьте себе, на полдороге вдруг поднялась метель. Белый саван закружился, завертелся, как чёрт перед заутреней, ветер застонал, точно у него жену отняли, дорога исчезла… Не больше как в десять минут меня, возницу и лошадей облепило снегом.
- Ваше благородие, мы с дороги сбились! - говорит возница.
- Ах, чёрт возьми! Что же ты, болван, глядел? Ну, поезжай прямо, авось, наткнемся на жилье!
Ну-с, ехали мы, ехали, кружились-кружились, и этак к полночи наши кони уперлись в ворота имения, как теперь помню, графа Боядловского, богатого поляка. Поляки и жиды для меня всё равно что хрен после обеда, но, надо правду сказать, шляхта гостеприимный народ и нет горячей женщин, как панночки…
Нас впустили… Сам граф Боядловский жил в ту пору в Париже, и нас принял его управляющий, поляк Казимир Хапцинский. Помню, не прошло и часа, как я уже сидел во флигеле управляющего, миндальничал с его женой, пил и играл в карты. Выиграв пять червонцев и напившись, я попросился спать. За неимением места во флигеле, мне отвели комнату в графских хоромах.
- Вы не боитесь привидений? - спросил управляющий, вводя меня в небольшую комнату, прилегающую к громадной пустой зале, полной холода и потемок.
- А разве тут есть привидения? - спросил я, слушая, как глухое эхо повторяет мои слова и шаги.
- Не знаю, - засмеялся поляк, - но мне кажется, что это место самое подходящее для привидений и нечистых духов.
Я хорошо заложил за галстук и был пьян, как сорок тысяч сапожников , но, признаться, от таких слов меня обдало холодком. Чёрт побери, лучше сотня черкесов, чем одно привидение! Но делать было нечего, я разделся и лег… Моя свечка освещала стены еле-еле, а на стенах, можете себе представить, портреты предков, один страшнее другого, старинное оружие, охотничьи рога и прочая фантасмагория… Тишина стояла, как в могиле, только в соседней зале шуршали мыши и потрескивала рассохшаяся мебель. А за окном творилось что-то адское… Ветер отпевал кого-то, деревья гнулись с воем и плачем; какая-то чертовщинка, должно быть, ставня, жалобно скрипела и стучала по оконной раме. Прибавьте ко всему этому, что у меня кружилась голова, а с головой и весь мир… Когда я закрывал глаза, мне казалось, что моя кровать носилась по всему пустому дому и играла в чехарду с духами. Чтобы уменьшить свой страх, я первым долгом потушил свечу, так как пустующие комнаты при свете гораздо страшней, чем в потемках…»
Три девицы, слушавшие полковника, придвинулись поближе к рассказчику и уставились на него неподвижными глазами.
«Ну-с, - продолжал полковник, - как я ни старался уснуть, сон бежал от меня. То мне казалось, что воры лезут в окно, то слышался чей-то шёпот, то кто-то касался моего плеча - вообще чудилась чертовщина, какая знакома всякому, кто когда-нибудь находился в нервном напряжении. Но, можете себе представить, среди чертовщины и хаоса звуков я явственно различаю звук, похожий на шлепанье туфель. Прислушиваюсь - и что бы вы думали? - слышу я, кто-то подходит к моей двери, кашляет и отворяет ее…
- Кто здесь? - спрашиваю я, поднимаясь.
- Это я… не бойся! - отвечает женский голос.
Я направился к двери… Прошло несколько секунд, и я почувствовал, как две женские ручки, мягкие, как гагачий пух, легли мне на плечи.
- Я люблю тебя… Ты для меня дороже жизни, - сказал женский мелодический голосок.
Горячее дыхание коснулось моей щеки… Забыв про метель, про духов, про всё на свете, я обхватил рукой талию… и какую талию! Такие талии природа может изготовлять только по особому заказу, раз в десять лет… Тонкая, точно выточенная, горячая, эфемерная, как дыхание младенца! Я не выдержал, крепко сжал ее в объятиях… Уста наши слились в крепкий, продолжительный поцелуй и… клянусь вам всеми женщинами в мире, я до могилы не забуду этого поцелуя».
Полковник умолк, выпил полстакана воды и продолжал, понизив голос:
«Когда на другой день я выглянул в окно, то увидел, что метель стала еще больше… Ехать не было никакой возможности. Пришлось весь день сидеть у управляющего, играть в карты и пить. Вечером я опять был в пустом доме, и ровно в полночь я опять обнимал знакомую талию… Да, барышни, если б не любовь, околел бы я тогда от скуки. Спился бы, пожалуй».
Полковник вздохнул, поднялся и молча заходил по гостиной.
- Но… что же дальше? - спросила одна из барышень, замирая от ожидания.
- Ничего. На следующий день я был уже в дороге.
- Но… кто же была та женщина? - спросили нерешительно барышни.
- Понятно, кто!
- Ничего не понятно…
- Это была моя жена!
Все три барышни вскочили, точно ужаленные.
- То есть… как же так? - спросили они.
- Ах, господи, что же тут непонятного? - сказал полковник с досадой и пожал плечами. - Ведь я, кажется, достаточно ясно выражался! Ехал я в Шевелки с женой… Ночевала она в пустом доме, в соседней комнате… Очень ясно!
- Ммм… - проговорили барышни, разочарованно опуская руки. - Начали хорошо, а кончили бог знает как… Жена… Извините, но это даже не интересно и… нисколько не умно.
- Странно! Значит, вам хотелось бы, чтоб это была не моя законная жена, а какая-нибудь посторонняя женщина! Ах, барышни, барышни! Если вы теперь так рассуждаете, то что же вы будете говорить, когда повыходите замуж?
Барышни сконфузились и замолчали. Они надулись, нахмурились и, совсем разочарованные, стали громко зевать… За ужином они ничего не ели, катали из хлеба шарики и молчали.
- Нет, это даже… бессовестно! - не выдержала одна из них. - Зачем же было рассказывать, если такой конец? Ничего хорошего в этом рассказе нет… Даже дико!
- Начали так заманчиво и… вдруг оборвали… - добавила другая. - Насмешка, и больше ничего.
- Ну, ну, ну… я пошутил… - сказал полковник. - Не сердитесь, барышни, я пошутил. То была не моя жена, а жена управляющего…
- Да?!
Барышни вдруг повеселели, глазки их засверкали… Они придвинулись к полковнику и, подливая ему вина, засыпали его вопросами. Скука исчезла, исчез скоро и ужин, так как барышни стали кушать с большим аппетитом.

Примечания

Условные сокращения

Архивохранилища
ГБЛ - Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина. Отдел рукописей (Москва).
ГЛМ - Государственный литературный музей (Москва).
ГПБ - Государственная публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина (Ленинград).
ТМЧ - Литературный музей А. П. Чехова (Таганрог).
ЦГАЛИ - Центральный государственный архив литературы и искусства (Москва).
Печатные источники
Антон Чехов и его сюжеты - М. П. Чехов. Антон Чехов и его сюжеты. М., 1923.
Бычков - В сумерках. Рассказы и очерки А. Чехова. СПб., 1887. - В кн.: Сборник Отделения русского языка и словесности имп. Академии наук, т. 46, № 1. Четвертое присуждение Пушкинских премий. СПб., 1888, стр. 46-53.
Вокруг Чехова - М. П. Чехов. Вокруг Чехова. Встречи и впечатления. Изд. 4-е. М., «Московский рабочий», 1964.
Записки ГБЛ - Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина. Записки отдела рукописей.
ЛН - «Литературное наследство», т. 68. Чехов. М., Изд-во АН СССР, 1960.
Письма Ал. Чехова - Письма А. П. Чехову его брата Александра Чехова. Подготовка текста писем к печати, вступительная статья и комментарии И. С. Ежова. М., Соцэкгиз, 1939 (Всесоюзная библиотека имени В. И. Ленина).
ПССП - А. П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем, тт. I-XX. М., Гослитиздат, 1944-1951.
Слово, сб. 2 - «Слово», сборник второй. М., 1914.
Чехов - Антон Чехов. Рассказы. Изд. А. Ф. Маркса. СПб., 1899 <Сочинения, том I>; Повести и рассказы. СПб., 1900 <Сочинения, том II>; Рассказы. СПб., 1901 <Сочинения, том III>; Рассказы. СПб., 1901 <Сочинения, том IV>; Рассказы, СПб., 1901 <Сочинения, том V>; Повести и рассказы. СПб., 1901 <Сочинения, том VI>.
Чехов в воспоминаниях - Чехов в воспоминаниях современников. М., Гослитиздат, 1960.
Чехов и его среда - Чехов и его среда. Сб. под ред. Н. Ф. Бельчикова. Л., Academia, 1930.

1

В пятый том Полного собрания сочинений А. П. Чехова входят рассказы и юморески, написанные с марта по декабрь 1886 г.

Ночевала тучка золотая
На груди утеса великана...

Лермонтов


В комнате, которую сам содержатель трактира, казак Семен Чистоплюй, называет «проезжающей», то есть назначенной исключительно для проезжих, за большим некрашеным столом сидел высокий широкоплечий мужчина лет сорока. Облокотившись о стол и подперев голову кулаком, он спал. Огарок сальной свечи, воткнутый в баночку из-под помады, освещал его русую бороду, толстый широкий нос, загорелые щеки, густые черные брови, нависшие над закрытыми глазами... И нос, и щеки, и брови, все черты, каждая в отдельности, были грубы и тяжелы, как мебель и печка в «проезжающей», но в общем они давали нечто гармоническое и даже красивое. Такова уж, как говорится, планида русского лица: чем крупнее и резче его черты, тем кажется оно мягче и добродушнее. Одет был мужчина в господский пиджак, поношенный, но обшитый новой широкой тесьмой, в плюшевую жилетку и широкие черные панталоны, засунутые в большие сапоги. На одной из скамей, непрерывно тянувшихся вдоль стены, на меху лисьей шубы спала девочка лет восьми, в коричневом платьице и в длинных черных чулках. Лицо ее было бледно, волосы белокуры, плечи узки, всё тело худо и жидко, но нос выдавался такой же толстой и некрасивой шишкой, как и у мужчины. Она спала крепко и не чувствовала, как полукруглая гребенка, свалившаяся с головы, резала ей щеку. «Проезжающая» имела праздничный вид. В воздухе пахло свежевымытыми полами, на веревке, которая тянулась диагонально через всю комнату, не висели, как всегда, тряпки и в углу, над столом, кладя красное пятно на образ Георгия Победоносца, теплилась лампадка. Соблюдая самую строгую и осторожную постепенность в переходе от божественного к светскому, от образа, по обе стороны угла, тянулся ряд лубочных картин. При тусклом свете огарка и красной лампадки картины представляли из себя одну сплошную полосу, покрытую черными кляксами; когда же изразцовая печка, желая петь в один голос с погодой, с воем вдыхала в себя воздух, а поленья, точно очнувшись, вспыхивали ярким пламенем и сердито ворчали, тогда на бревенчатых стенах начинали прыгать румяные пятна, и можно было видеть, как над головой спавшего мужчины вырастали то старец Серафим, то шах Наср-Эддин, то жирный коричневый младенец, таращивший глаза и шептавшей что-то на ухо девице с необыкновенно тупым и равнодушным лицом... На дворе шумела непогода. Что-то бешеное, злобное, но глубоко несчастное с яростью зверя металось вокруг трактира и старалось ворваться вовнутрь. Хлопая дверями, стуча в окна и по крыше, царапая стены, оно то грозило, то умоляло, а то утихало ненадолго и потом с радостным, предательским воем врывалось в печную трубу, но тут поленья вспыхивали и огонь, как цепной пес, со злобой несся навстречу врагу, начиналась борьба, а после нее рыдания, визг, сердитый рев. Во всем этом слышались и злобствующая тоска, и неудовлетворенная ненависть, и оскорбленное бессилие того, кто когда-то привык к победам... Очарованная этой дикой, нечеловеческой музыкой, «проезжающая», казалось, оцепенела навеки. Но вот скрипнула дверь, и в комнату вошел трактирный мальчик в новой коленкоровой рубахе. Прихрамывая на одну ногу и моргая сонными глазами, он снял пальцами со свечи, подложил в печку поленьев и вышел. Тотчас же в церкви, которая в Рогачах находится в трехстах шагах от трактира, стали бить полночь. Ветер играл со звоном, как со снеговыми хлопьями; гоняясь за колокольными звуками, он кружил их на громадном пространстве, так что одни удары прерывались или растягивались в длинный, волнистый звук, другие вовсе исчезали в общем гуле. Один удар так явственно прогудел в комнате, как будто звонили под самыми окнами. Девочка, спавшая на лисьем меху, вздрогнула и приподняла голову. Минуту она глядела бессмысленно на темное окно, на Наср-Эддина, по которому в это время скользил багряный свет от печки, потом перевела взгляд на спавшего мужчину. — Папа! — сказала она. Но мужчина не двигался. Девочка сердито сдвинула брови, легла и поджала ноги. За дверью в трактире кто-то громко и протяжно зевнул. Вскоре вслед за этим послышался визг дверного блока и неясные голоса. Кто-то вошел и, стряхивая с себя снег, глухо затопал валяными сапогами. — Чиво? — лениво спросил женский голос. — Барышня Иловайская приехала... — отвечал бас. Опять завизжал дверной блок. Послышался шум ворвавшегося ветра. Кто-то, вероятно, хромой мальчик, подбежал к двери, которая вела в «проезжающую», почтительно кашлянул и тронул щеколду. — Сюда, матушка-барышня, пожалуйте, — сказал певучий женский голос, — тут у нас чисто, красавица... Дверь распахнулась, и на пороге показался бородатый мужик, в кучерском кафтане и с большим чемоданом на плече, весь, с головы до ног, облепленный снегом. Вслед за ним вошла невысокая, почти вдвое ниже кучера, женская фигура без лица и без рук, окутанная, обмотанная, похожая на узел и тоже покрытая снегом. От кучера и узла на девочку пахнуло сыростью, как из погреба, и огонь свечки заколебался. — Какие глупости! — сказал сердито узел. — Отлично можно ехать! Осталось ехать только двенадцать верст, всё больше лесом, и не заблудились бы... — Заблудиться-то не заблудились бы, да кони не идут, барышня! — отвечал кучер. — И господи твоя воля, словно я нарочно! — Бог знает куда привез... Но тише... Тут, кажется, спят. Ступай отсюда... Кучер поставил на пол чемодан, причем с его плеч посыпались пласты снега, издал носом всхлипывающий звук и вышел. Затем девочка видела, как из середины узла вылезли две маленьких ручки, потянулись вверх и стали сердито распутывать путаницу из шалей, платков и шарфов. Сначала на пол упала большая шаль, потом башлык, за ним белый вязаный платок. Освободив голову, приезжая сняла салоп и сразу сузилась наполовину. Теперь уж она была в длинном сером пальто с большими пуговицами и с оттопыренными карманами. Из одного кармана вытащила она бумажный сверток с чем-то, из другого вязку больших, тяжелых ключей, которую положила так неосторожно, что спавший мужчина вздрогнул и открыл глаза. Некоторое время он тупо глядел по сторонам, как бы не понимая, где он, потом встряхнул головой, пошел в угол и сел... Приезжая сняла пальто, отчего опять сузилась наполовину, стащила с себя плисовые сапоги и тоже села. Теперь уж она не походила на узел. Это была маленькая, худенькая брюнетка, лет 20, тонкая, как змейка, с продолговатым белым лицом и с вьющимися волосами. Нос у нее был длинный, острый, подбородок тоже длинный и острый, ресницы длинные, углы рта острые и, благодаря этой всеобщей остроте, выражение лица казалось колючим. Затянутая в черное платье, с массой кружев на шее и рукавах, с острыми локтями и длинными розовыми пальчиками, она напоминала портреты средневековых английских дам. Серьезное, сосредоточенное выражение лица еще более увеличивало это сходство... Брюнетка оглядела комнату, покосилась на мужчину и девочку и, пожав плечами, пересела к окну. Темные окна дрожали от сырого западного ветра. Крупные хлопья снега, сверкая белизной, ложились на стекла, но тотчас же исчезали, уносимые ветром. Дикая музыка становилась всё сильнее... После долгого молчания девочка вдруг заворочалась и сказала, сердито отчеканивая каждое слово: — Господи! Господи! Какая я несчастная! Несчастней всех! Мужчина поднялся и виноватой походкой, которая совсем не шла к его громадному росту и большой бороде, засеменил к девочке. — Ты не спишь, дружочек? — спросил он извиняющимся голосом. — Чего ты хочешь? — Ничего не хочу! У меня плечо болит! Ты, папа, нехороший человек, и бог тебя накажет! Вот увидишь, что накажет! — Голубчик мой, я знаю, что у тебя болит плечо, но что же я могу сделать, дружочек? — сказал мужчина тоном, каким подвыпившие мужья извиняются перед своими строгими супругами. — Это, Саша, у тебя от дороги болит плечо. Завтра мы приедем к месту, отдохнем, оно и пройдет... — Завтра, завтра... Ты каждый день говоришь мне завтра. Мы еще двадцать дней будем ехать! — Но, дружочек, честное слово отца, мы приедем завтра. Я никогда не лгу, а если нас задержала вьюга, то я не виноват. — Я не могу больше терпеть! Не могу, не могу! Саша резко дрыгнула ногой и огласила комнату неприятным визгливым плачем. Отец ее махнул рукой и растерянно поглядел на брюнетку. Та пожала плечами и нерешительно подошла к Саше. — Послушай, милая, — сказала она, — зачем же плакать? Правда, нехорошо, если болит плечо, но что же делать? — Видите ли, сударыня, — быстро заговорил мужчина, как бы оправдываясь, — мы не спали две ночи и ехали в отвратительном экипаже. Ну, конечно, естественно, что она больна и тоскует... А тут еще, знаете ли, нам пьяный извозчик попался, чемодан у нас украли... метель всё время, но к чему, сударыня, плакать? Впрочем, этот сон в сидячем положении утомил меня, и я точно пьяный. Ей-богу, Саша, тут и без тебя тошно, а ты еще плачешь! Мужчина покрутил головой, махнул рукой и сел. — Конечно, не следует плакать, — сказала брюнетка. — Это только грудные дети плачут. Если ты больна, милая, то надо раздеться и спать... Давай-ка разденемся! Когда девочка была раздета и успокоена, опять наступило молчание. Брюнетка сидела у окна и с недоумением оглядывала трактирную комнату, образ, печку... По-видимому, ей казались странными и комната, и девочка с ее толстым носом, в короткой мальчишеской сорочке, и девочкин отец. Этот странный человек сидел в углу, растерянно, как пьяный, поглядывал по сторонам и мял ладонью свое лицо. Он молчал, моргал глазами, и, глядя на его виноватую фигуру, трудно было предположить, чтоб он скоро начал говорить. Но первый начал говорить он. Погладив себе колени, кашлянув, он усмехнулся и сказал: — Комедия, ей-богу... Смотрю и глазам своим не верю: ну, за каким лешим судьба загнала нас в этот поганый трактир? Что она хотела этим выразить? Жизнь выделывает иногда такие salto mortale, что только гляди и в недоумении глазами хлопай. Вы, сударыня, далеко изволите ехать? — Нет, недалеко, — ответила брюнетка. — Я еду из нашего имения, отсюда верст двадцать, в наш же хутор, к отцу и брату. Я сама Иловайская, ну и хутор также называется Иловайским, двенадцать верст отсюда. Какая неприятная погода! — Чего хуже! Вошел хромой мальчик и вставил в помадную банку новый огарок. — Ты бы, хлопче, самоварчик нам поставил! — обратился к нему мужчина. — Кто ж теперь чай пьет? — усмехнулся хромой. — Грех до обедни пить. — Ничего, хлопче, не ты будешь гореть в аду, а мы... За чаем новые знакомые разговорились. Иловайская узнала, что ее собеседника зовут Григорием Петровичем Лихаревым, что он родной брат тому самому Лихареву, который в одном из соседних уездов служит предводителем, и сам был когда-то помещиком, но «своевременно прогорел». Лихарев же узнал, что Иловайскую зовут Марьей Михайловной, что именье у ее отца громадное, но что хозяйничать приходится только ей одной, так как отец и брат смотрят на жизнь сквозь пальцы, беспечны и слишком любят борзых. — Отец и брат на хуторе одни-одинёшеньки, — говорила Иловайская, шевеля пальцами (в разговоре у нее была манера шевелить перед своим колючим лицом пальцами и, после каждой фразы, облизывать острым язычком губы), — они, мужчины, народ беспечный, и сами для себя пальцем не пошевельнут. Воображаю, кто даст им разговеться! Матери у нас нет, а прислуга у нас такая, что без меня и скатерти путем не постелют. Можете теперь представить их положение! Они останутся без разговенья, а я всю ночь должна здесь сидеть. Как всё это странно! Иловайская пожала плечами, отхлебнула из чашки и сказала: — Есть праздники, которые имеют свой запах. На Пасху, Троицу и на Рождество в воздухе пахнет чем-то особенным. Даже неверующие любят эти праздники. Мой брат, например, толкует, что бога нет, а на Пасху первый бежит к заутрене. Лихарев поднял глаза на Иловайскую и засмеялся. — Толкуют, что бога нет, — продолжала Иловайская, тоже засмеявшись, — но почему же, скажите мне, все знаменитые писатели, ученые, вообще умные люди, под конец жизни веруют? — Кто, сударыня, в молодости не умел верить, тот не уверует и в старости, будь он хоть распереписатель. Судя по кашлю, у Лихарева был бас, но, вероятно, из боязни говорить громко или из излишней застенчивости, он говорил тенором. Помолчав немного, он вздохнул и сказал: — Я так понимаю, что вера есть способность духа. Она всё равно что талант: с нею надо родиться. Насколько я могу судить по себе, по тем людям, которых видал на своем веку, по всему тому, что творилось вокруг, эта способность присуща русским людям в высочайшей степени. Русская жизнь представляет из себя непрерывный ряд верований и увлечений, а неверия или отрицания она еще, ежели желаете знать, и не нюхала. Если русский человек не верит в бога, то это значит, что он верует во что-нибудь другое. Лихарев принял от Иловайской чашку с чаем, отхлебнул сразу половину и продолжал: — Я вам про себя скажу. В мою душу природа вложила необыкновенную способность верить. Полжизни я состоял, не к ночи будь сказано, в штате атеистов и нигилистов, но не было в моей жизни ни одного часа, когда бы я не веровал. Все таланты обнаруживаются обыкновенно в раннем детстве, так и моя способность давала уже себя знать, когда я еще под столом пешком ходил. Моя мать любила, чтобы дети много ели, и когда, бывало, кормила меня, то говорила: «Ешь! Главное в жизни суп!» Я верил, ел этот суп по десяти раз в день, ел как акула, до отвращения и обморока. Рассказывала нянька сказки, и я верил в домовых, в леших, во всякую чертовщину. Бывало, краду у отца сулему, посыпаю ею пряники и ношу их на чердак, чтоб, видите ли, домовые поели и передохли. А когда научился читать и понимать читанное, то пошла писать губерния! Я и в Америку бегал, и в разбойники уходил, и в монастырь просился, и мальчишек нанимал, чтоб они меня мучили за Христа. И заметьте, вера у меня была всегда деятельная, не мертвая. Ежели я в Америку убегал, то не один, а совращал с собой еще кого-нибудь, такого же дурака, как я, и рад был, когда мерз за заставой и когда меня пороли; ежели в разбойники уходил, то возвращался непременно с разбитой рожей. Беспокойнейшее детство, я вам доложу! А когда меня отдали в гимназию и осыпали там всякими истинами вроде того, что земля ходит вокруг солнца, или что белый цвет не белый, а состоит из семи цветов, закружилась моя головушка! Всё у меня полетело кувырком: и Навин, остановивший солнце, и мать, во имя пророка Илии отрицавшая громоотводы, и отец, равнодушный к истинам, которые я узнал. Мое прозрение вдохновило меня. Как шальной, ходил я по дому, по конюшням, проповедовал свои истины, приходил в ужас от невежества, пылал ненавистью ко всем, кто в белом цвете видел только белое... Впрочем, всё это пустяки и мальчишество. Серьезные же, так сказать, мужественные увлечения начались у меня с университета. Вы, сударыня, изволили где-нибудь окончить курс? — В Новочеркасске, в Донском институте. — А на курсах не были? Стало быть, вы не знаете, что такое науки. Все науки, сколько их есть на свете, имеют один и тот же паспорт, без которого они считают себя немыслимыми: стремление к истине! Каждая из них, даже какая-нибудь фармакогнозия, имеет своею целью не пользу, не удобства в жизни, а истину. Замечательно! Когда вы принимаетесь изучать какую-нибудь науку, то вас прежде всего поражает ее начало. Я вам скажу, нет ничего увлекательнее и грандиознее, ничто так не ошеломляет и не захватывает человеческого духа, как начало какой-нибудь науки. С первых же пяти-шести лекций вас уже окрыляют самые яркие надежды, вы уже кажетесь себе хозяином истины. И я отдался наукам беззаветно, страстно, как любимой женщине. Я был их рабом и, кроме них, не хотел знать никакого другого солнца. День и ночь, не разгибая спины, я зубрил, разорялся на книги, плакал, когда на моих глазах люди эксплоатировали науку ради личных целей. Но я не долго увлекался. Штука в том, что у каждой науки есть начало, но вовсе нет конца, всё равно, как у периодической дроби. Зоология открыла 35 000 видов насекомых, химия насчитывает 60 простых тел. Если со временем к этим цифрам прибавится справа по десяти нолей, зоология и химия так же будут далеки от своего конца, как и теперь, а вся современная научная работа заключается именно в приращении цифр. Сей фокус я уразумел, когда открыл 35 001-й вид и не почувствовал удовлетворения. Ну-с, разочарования я не успел пережить, так как скоро мною овладела новая вера. Я ударился в нигилизм с его прокламациями, черными переделами и всякими штуками. Ходил я в народ, служил на фабриках, в смазчиках, бурлаках. Потом, когда, шатаясь по Руси, я понюхал русскую жизнь, я обратился в горячего поклонника этой жизни. Я любил русский народ до страдания, любил и веровал в его бога, в язык, творчество... И так далее, и так далее... В свое время был я славянофилом, надоедал Аксакову письмами, и украйнофилом, и археологом, и собирателем образцов народного творчества... увлекался я идеями, людьми, событиями, местами... увлекался без перерыва! Пять лет тому назад я служил отрицанию собственности; последней моей верой было непротивление злу. Саша прерывисто вздохнула и задвигалась. Лихарев поднялся и подошел к ней. — Дружочек мой, не хочешь ли чаю? — спросил он нежно. — Пей сам! — грубо ответила девочка. Лихарев сконфузился и виноватой походкой вернулся к столу. — Значит, вам весело жилось, — сказала Иловайская. — Есть о чем вспомнить. — Ну да, всё это весело, когда сидишь за чаем с доброй собеседницей и болтаешь, но вы спросите, во что мне обошлась эта веселость? Что стоило мне разнообразие моей жизни? Ведь я, сударыня, веровал не как немецкий доктор философии, не цирлих-манирлих, не в пустыне я жил, а каждая моя вера гнула меня в дугу, рвала на части мое тело. Судите вы сами. Был я богат, как братья, но теперь я нищий. В чаду увлечений я ухлопал и свое состояние и женино — массу чужих денег. Мне теперь 42 года, старость на носу, а я бесприютен, как собака, которая отстала ночью от обоза. Во всю жизнь мою я не знал, что такое покой. Душа моя беспрерывно томилась, страдала даже надеждами... Я изнывал от тяжкого беспорядочного труда, терпел лишения, раз пять сидел в тюрьме, таскался по Архангельским и Тобольским губерниям... вспоминать больно! Я жил, но в чаду не чувствовал самого процесса жизни. Верите ли, я не помню ни одной весны, не замечал, как любила меня жена, как рождались мои дети. Что еще сказать вам? Для всех, кто любил меня, я был несчастьем... Моя мать вот уже 15 лет носит по мне траур, а мои гордые братья, которым приходилось из-за меня болеть душой, краснеть, гнуть свои спины, сорить деньгами, под конец возненавидели меня, как отраву. Лихарев поднялся и опять сел. — Если б я был только несчастлив, то я возблагодарил бы бога, — продолжал он, не глядя на Иловайскую. — Мое личное несчастье уходит на задний план, когда я вспоминаю, как часто в своих увлечениях я был нелеп, далек от правды, несправедлив, жесток, опасен! Как часто я всей душой ненавидел и презирал тех, кого следовало бы любить, и — наоборот. Изменял я тысячу раз. Сегодня я верую, падаю ниц, а завтра уж я трусом бегу от сегодняшних моих богов и друзей и молча глотаю подлеца, которого пускают мне вслед. Бог один видел, как часто от стыда за свои увлечения я плакал и грыз подушку. Ни разу в жизни я умышленно не солгал и не сделал зла, но нечиста моя совесть! Сударыня, я не могу даже похвастать, что на моей совести нет ничьей жизни, так как на моих же глазах умерла моя жена, которую я изнурил своею бесшабашностью. Да, моя жена! Послушайте, у нас в общежитии преобладают теперь два отношения к женщинам. Одни измеряют женские черепа, чтоб доказать, что женщина ниже мужчины, ищут ее недостатков, чтоб глумиться над ней, оригинальничать в ее же глазах и оправдать свою животность. Другие же из всех сил стараются поднять женщину до себя, т. е. заставить ее зазубрить 35 000 видов, говорить и писать те же глупости, какие они сами говорят и пишут... Лицо Лихарева потемнело. — А я вам скажу, что женщина всегда была и будет рабой мужчины, — заговорил он басом, стукнув кулаком по столу. — Она нежный, мягкий воск, из которого мужчина всегда лепил всё, что ему угодно. Господи боже мой, из-за грошового мужского увлечения она стригла себе волосы, бросала семью, умирала на чужбине... Между идеями, для которых она жертвовала собой, нет ни одной женской... Беззаветная, преданная раба! Черепов я не измерял, а говорю это по тяжкому, горькому опыту. Самые гордые самостоятельные женщины, если мне удавалось сообщать им свое вдохновение, шли за мной, не рассуждая, не спрашивая и делая всё, что я хотел; из монашенки я сделал нигилистку, которая, как потом я слышал, стреляла в жандарма; жена моя не оставляла меня в моих скитаниях ни на минуту и, как флюгер, меняла свою веру параллельно тому, как я менял свои увлечения. Лихарев вскочил и заходил по комнате. — Благородное, возвышенное рабство! — сказал он, всплескивая руками. — В нем-то именно и заключается высокий смысл женской жизни! Из страшного сумбура, накопившегося в моей голове за всё время моего общения с женщинами, в моей памяти, как в фильтре, уцелели не идеи, не умные слова, не философия, а эта необыкновенная покорность судьбе, это необычайное милосердие, всепрощение... Лихарев сжал кулаки, уставился в одну точку и с каким-то страстным напряжением, точно обсасывая каждое слово, процедил сквозь сжатые зубы: — Эта... эта великодушная выносливость, верность до могилы, поэзия сердца... Смысл жизни именно в этом безропотном мученичестве, в слезах, которые размягчают камень, в безграничной, всепрощающей любви, которая вносит в хаос жизни свет и теплоту... Иловайская медленно поднялась, сделала шаг к Лихареву и впилась глазами в его лицо. По слезам, которые блестели на его ресницах, по дрожавшему, страстному голосу, по румянцу щек для нее ясно было, что женщины были не случайною и не простою темою разговора. Они были предметом его нового увлечения или, как сам он говорил, новой веры! Первый раз в жизни Иловайская видела перед собой человека увлеченного, горячо верующего. Жестикулируя, сверкая глазами, он казался ей безумным, исступленным, но в огне его глаз, в речи, в движениях всего большого тела чувствовалось столько красоты, что она, сама того не замечая, стояла перед ним, как вкопанная, и восторженно глядела ему в лицо. — А возьмите вы мою мать! — говорил он, протягивая к ней руки и делая умоляющее лицо. — Я отравил ее существование, обесславил, по ее понятиям, род Лихаревых, причинил ей столько зла, сколько может причинить злейший враг, и — что же? Братья выдают ей гроши на просфоры и молебны, а она, насилуя свое религиозное чувство, копит эти деньги и тайком шлет их своему беспутному Григорию! Одна эта мелочь воспитает и облагородит душу гораздо сильнее, чем все теории, умные слова, 35 000 видов! Я вам могу тысячу примеров привести. Да вот хоть бы вас взять! На дворе вьюга, ночь, а вы едете к брату и отцу, чтобы в праздник согреть их лаской, хотя они, быть может, не думают, забыли о вас. А погодите, полюбите человека, так вы за ним на северный полюс пойдете. Ведь пойдете? — Да, если... полюблю. — Вот видите! — обрадовался Лихарев и даже ногою притопнул. — Ей-богу, так я рад, что с вами познакомился! Такая добрая моя судьба, всё я с великолепными людьми встречаюсь. Что ни день, то такое знакомство, что за человека просто бы душу отдал. На этом свете хороших людей гораздо больше, чем злых. Вот подите же, так мы с вами откровенно и по душам поговорили, как будто сто лет знакомы. Иной раз, доложу я вам, лет десять крепишься, молчишь, от друзей и жены скрытничаешь, а встретишь в вагоне кадета и всю ему душу выболтаешь. Вас я имею честь видеть только первый раз, а покаялся вам, как никогда не каялся. Отчего это? Потирая руки и весело улыбаясь, Лихарев прошелся по комнате и опять заговорил о женщинах. Между тем зазвонили к заутрене. — Господи! — заплакала Саша. — Он своими разговорами не дает мне спать! — Ах, да! — спохватился Лихарев. — Виноват, дружочек. Спи, спи... Кроме нее, у меня еще двое мальчиков есть, — зашептал он. — Те, сударыня, у дяди живут, а эта не может и дня продышать без отца. Страдает, ропщет, а липнет ко мне, как муха к меду. Я, сударыня, заболтался, а оно бы и вам не мешало отдохнуть. Не угодно ли, я сделаю вам постель? Не дожидаясь позволения, он встряхнул мокрый салоп и растянул его по скамье, мехом вверх, подобрал разбросанные платки и шали, положил у изголовья свернутое в трубку пальто, и всё это молча, с выражением подобострастного благоговения на лице, как будто возился не с женскими тряпками, а с осколками освященных сосудов. Во всей его фигуре было что-то виноватое, конфузливое, точно в присутствии слабого существа он стыдился своего роста и силы... Когда Иловайская легла, он потушил свечку и сел на табурет около печки. — Так-то, сударыня, — шептал он, закуривая толстую папиросу и пуская дым в печку. — Природа вложила в русского человека необыкновенную способность веровать, испытующий ум и дар мыслительства, но всё это разбивается в прах о беспечность, лень и мечтательное легкомыслие... Да-с... Иловайская удивленно вглядывалась в потемки и видела только красное пятно на образе и мелькание печного света на лице Лихарева. Потемки, колокольный звон, рев метели, хромой мальчик, ропщущая Саша, несчастный Лихарев и его речи — всё это мешалось, вырастало в одно громадное впечатление, и мир божий казался ей фантастичным, полным чудес и чарующих сил. Всё только что слышанное звучало в ее ушах, и жизнь человеческая представлялась ей прекрасной, поэтической сказкой, в которой нет конца. Громадное впечатление росло и росло, заволокло собой сознание и обратилось в сладкий сон. Иловайская спала, но видела лампадку и толстый нос, по которому прыгал красный свет. Слышала она плач. — Дорогой папа, — нежно умолял детский голос, — вернемся к дяде! Там елка! Там Степа и Коля! — Дружочек мой, что же я могу сделать? — убеждал тихий мужской бас. — Пойми меня! Ну, пойми! И к детскому плачу присоединился мужской. Этот голос человеческого горя среди воя непогоды коснулся слуха девушки такой сладкой, человеческой музыкой, что она не вынесла наслаждения и тоже заплакала. Слышала она потом, как большая черная тень тихо подходила к ней, поднимала с полу упавшую шаль и кутала ее ноги. Разбудил Иловайскую странный рев. Она вскочила и удивленно поглядела вокруг себя. В окна, наполовину занесенные снегом, глядела синева рассвета. В комнате стояли серые сумерки, сквозь которые ясно вырисовывались и печка, и спавшая девочка, и Наср-Эддин. Печь и лампадка уже потухли. В раскрытую настежь дверь видна была большая трактирная ком-пата с прилавком и столами. Какой-то человек, с тупым, цыганским лицом, с удивленными глазами, стоял посреди комнаты на луже растаявшего снега и держал на палке большую красную звезду. Его окружала толпа мальчишек, неподвижных, как статуи, и облепленных снегом. Свет звезды, проходя сквозь красную бумагу, румянил их мокрые лица. Толпа беспорядочно ревела, и из ее рева Иловайская поняла только один куплет:

Гей, ты, хлопчик маненький,
Бери ножик тоненький,
Убьем, убьем жида,
Прискорбного сына...

Около прилавка стоял Лихарев, глядел с умилением на певцов и притопывал в такт ногой. Увидев Иловайскую, он улыбнулся во всё лицо и подошел к ней. Она тоже улыбнулась. — С праздником! — сказал он. — Я видел, вы хорошо спали. Иловайская глядела на него, молчала и продолжала улыбаться. После ночных разговоров он уж казался ей не высоким, не широкоплечим, а маленьким, подобно тому, как нам кажется маленьким самый большой пароход, про который говорят, что он проплыл океан. — Ну, мне пора ехать, — сказала она. — Надо одеваться. Скажите, куда же вы теперь направляетесь? — Я-с? На станцию Клипушки, оттуда в Сергиево, а из Сергиева 40 верст на лошадях в угольные шахты одного дурня, некоего генерала Шашковского. Там мне братья место управляющего нашли... Буду уголь копать. — Позвольте, я эти шахты знаю. Ведь Шашковский мой дядя. Но... зачем вы туда едете? — спросила Иловайская, удивленно оглядывая Лихарева. — В управляющие. Шахтами управлять. — Не понимаю! — пожала плечами Иловайская. — Вы едете в шахты. Но ведь там голая степь, безлюдье, скука такая, что вы дня не проживете! Уголь отвратительный, никто его не покупает, а мой дядя маньяк, деспот, банкрот... Вы и жалованья не будете получать! — Всё равно, — сказал равнодушно Лихарев. — И за шахты спасибо. Иловайская пожала плечами и в волнении заходила по комнате. — Не понимаю, не понимаю! — говорила она, шевеля перед своим лицом пальцами. — Это невозможно и... и неразумно! Вы поймите, что это... это хуже ссылки, это могила для живого человека! Ах, господи, — горячо сказала она, подходя к Лихареву и шевеля пальцами перед его улыбающимся лицом; верхняя губа ее дрожала и колючее лицо побледнело. — Ну, представьте вы голую степь, одиночество. Там не с кем слова сказать, а вы... увлечены женщинами! Шахты и женщины! Иловайская вдруг устыдилась своей горячности и, отвернувшись от Лихарева, отошла к окну. — Нет, нет, вам туда нельзя ехать! — сказала она, быстро водя пальцем по стеклу. Не только душой, но даже спиной ощущала она, что позади нее стоит бесконечно несчастный, пропащий, заброшенный человек, а он, точно не сознавая своего несчастья, точно не он плакал ночью, глядел на нее и добродушно улыбался. Уж лучше бы он продолжал плакать! Несколько раз в волнении прошлась она по комнате, потом остановилась в углу и задумалась. Лихарев что-то говорил, но она его не слышала. Повернувшись к нему спиной, она вытащила из портмоне четвертную бумажку, долго мяла ее в руках и, оглянувшись на Лихарева, покраснела и сунула бумажку к себе в карман. За дверью послышался голос кучера. Иловайская молча, со строгим, сосредоточенным лицом, стала одеваться. Лихарев кутал ее и весело болтал, но каждое его слово ложилось на ее душу тяжестью. Невесело слушать, когда балагурят несчастные или умирающие. Когда было кончено превращение живого человека в бесформенный узел, Иловайская оглядела в последний раз «проезжающую», постояла молча и медленно вышла. Лихарев пошел проводить ее.... А на дворе всё еще, бог знает чего ради, злилась зима. Целые облака мягкого крупного снега беспокойно кружились над землей и не находили себе места. Лошади, сани, деревья, бык, привязанный к столбу, — всё было бело и казалось мягким, пушистым. — Ну, дай бог вам, — бормотал Лихарев, усаживая Иловайскую в сани. — Не поминайте лихом... Иловайская молчала. Когда сани тронулись и стали объезжать большой сугроб, она оглянулась на Лихарева с таким выражением, как будто что-то хотела сказать ему. Тот подбежал к ней, но она не сказала ему ни слова, а только взглянула на него сквозь длинные ресницы, на которых висли снежинки... Сумела ли в самом деле его чуткая душа прочитать этот взгляд или, быть может, его обмануло воображение, но ему вдруг стало казаться, что еще бы два-три хороших, сильных штриха, и эта девушка простила бы ему его неудачи, старость, бездолье и пошла бы за ним, не спрашивая, не рассуждая. Долго стоял он, как вкопанный, и глядел на след, оставленный полозьями. Снежинки жадно садились на его волоса, бороду, плечи... Скоро след от полозьев исчез, и сам он, покрытый снегом, стал походить на белый утес, но глаза его всё еще искали чего-то в облаках снега.

Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.