Интересно, что мало кто учитывает ужасы, которые происходят в послевоенные годы. У большинства складывается ощущение, что после подписания мира все опять начинают счастливо и безоблачно жить . Конечно, это не так, и Вторая мировая война не стала исключением.

Весь мир был серьезно обозлен на нацистов , которые за военные годы успели натворить ужасных вещей. Поэтому естественно, что в ранее оккупированных странах к уже бывшим нацистам и коллаборационистам отнеслись не менее ужасно.

Чехия

После аншлюса Австрии Рейх оккупировал значительную часть тогдашней Чехословакии. После победы чехи приняли решение депортировать всех немцев с территории страны, включая тех, кто не относился к нацистскому режиму. Без излишней жестокости не обошлось.

Кому-то показалось слишком скучным гнать людей до границы, немцев избивали камнями и дубинками. А в Праге полицейские провели целую колонну людей босиком по битому стеклу . Это касалось всех: женщин, стариков и детей, многие падали без сил от боли и кровопотери.

Норвегия

Именно с его участниками после войны норвежцы разбирались с особой жестокостью. Вспомнили о средневековых методах : женщин остригали и силой прогоняли по улицам городов.

В 50–60-е годы бывших участников «Лебенсборна» использовали как подопытных крыс для различных опытов и исследований, в том числе и военных. И никому в стране их не было жаль, лишь в 2000 году правительство Норвегии принесло официальные извинения.

Польша

Полякам сильно досталось от нацистов, потому они тоже не стали сдерживаться. По всей стране пронеслись погромы , немцев в лучшем случае просто депортировали, а в худшем лишали жизни прямо на улицах.

Это всё не помешало местному населению продолжить дело нацистов. В многочисленных погромах, кроме немцев, серьезно пострадали и евреи . Количество жертв тех страшных годов не поддается исчислению.

Франция

Кто только не смеется над французами за их быструю капитуляцию , из-за этого после войны французы начали искать виновных, чтобы поднять имидж страны. Ведь у них даже толком не было антинацистского подполья.

И виноватыми стали женщины и девушки, которые встречались с немцами. Их остригали и прогоняли по улицам, всячески оскорбляя, закидывая камнями и грязью. Странно, что людей, которые приветствовали нацистов и которых можно было даже опознать по многочисленным фото, никто преследовать не стал .

СССР

Все прекрасно знают, что в СССР пленные немцы занимались восстановлением разрушенных городов . Девушки, уличенные в связях с немцами, в основном, судились, а их дети отдавались в детские дома, но каких-то масштабных акций не проводилось.

Кроме того, еще очень долго после войны в Союзе выискивали виновных в военных преступлениях , поднимали архивы, эксгумировали могилы и прочее. Многих преступников закон настиг уже спустя годы и годы после войны.

В принципе, подобное поведение можно понять,

Настрой у немецких солдат, воевавших на восточном фронте, был однозначным: «русские пленных не берут», считали они. Этот страх перед пленом был результатом нацистской пропаганды, которой постоянно подвергались солдаты — в большинстве своем молодые люди. Но возможно дело было не только в этом?

Факты таковы: из попавших в советский плен солдат вермахта — их число оценивается минимум в 108 тысяч и максимум в 130 тысяч человек — лишь 5 тысяч или 6 тысяч вернулись в Германию или Австрию живыми. Многим их них это удалось лишь в середине 50-х годов. Таким образом, потери от общего числа пленных составили приблизительно 95%, что значительно больше, чем в любом другом сражении.

Означает ли это, что Красная армия действительно не брала немцев в плен? Рюдигер Оверманс, военный историк и лучший специалист как в узкой области изучения потерь во Второй мировой войне, так и этой темы в целом, пишет: «В неподдающихся точным количественным оценкам масштабах советские солдаты расстреливали немецких военнопленных, будь то из озлобления и жажды мести, нежелания возиться с транспортировкой раненых или же из стремления избавить от ненужных страданий тяжелораненых, которым так или иначе помочь уже было нельзя.

Кроме того, имели место и расстрелы здоровых пленных немцев, в отдельных случаях офицерами младшего и среднего звена задокументировано наличие приказа «не брать пленных», однозначно противоречащего военному праву. Тем не менее, Оверманс утверждает, что «вне всякого сомненья убийство военнопленных не являлось принципиальной политикой СССР».

Но если прямого указания убивать военнопленных не было, то почему же потери среди немцев, взятых плен под Сталинградом, составили невероятные 95 процентов? Это обстоятельство требует как минимум объяснения.

Совершенно точно установлено, что после окончания боев в окружении приблизительно 91 000 солдат вермахта стали числиться военнопленным. Таким образом, от 17 тысяч до 40 тысяч военнослужащих в официальную статистку даже не попали.

Причин тому было много: после восьминедельного нахождения в окружении без нормального снабжения продовольствием все немецкие солдаты страдали от истощения. Первые смерти от голода были зарегистрированы еще до Рождества, произошло даже несколько случаев каннибализма. Тем не менее, многие солдаты поддерживали в себе жизнь иллюзорной надеждой, что их вызволят из «котла». Однако когда они поняли, что эти надежды тщетны, их желание выжить угасло.

Контекст

Отчаянные времена требуют отчаянных мер

Предвыборный призыв сторонников Путина

В этот день завершилась Сталинградская битва

Но почему все-таки из тех 91000 военнослужащих, которые действительно попали в советский плен, в живых осталось менее 10 процентов? Основная причина состояла в том, что отсутствовали подготовленные лагеря для военнопленных, во всяком не было мест, в которых были бы созданы хотя какие-то условия для жизни. Фактически командованием Красной армии в январе 1943 года были оборудованы всего два пересылочных лагеря вблизи объятого боями города — в Бекетовке и Красноармейске.

Первый лагерь представлял собой всего лишь деревню с отселенными жителями, окруженную забором, второй состоял из нескольких строений, из которых некоторые не имели даже крыш и абсолютно все были лишены окон и дверей. Санитарные условия для десятков тысяч людей практически отсутствовали, в медпунктах не было самого необходимого, отапливать эти помещения не представлялось возможным.

Минимум шесть случаев каннибализма

Снабжение в обоих лагерях было катастрофическим. В Бекетовке было отмечено по меньшей мере шесть актов каннибализма, но, вероятно, такое в действительности случалось значительно чаще.

Так как снабжение советских солдат, охранявших пленных, также было плохим, то часть и без того скудных поставок продуктов для пленных, уходила «налево». Говорят, что в Красноармейске работали военные врачи, лечившие больных только за вознаграждение, хотя это и противоречило их служебному, профессиональному и человеческому долгу. Однако достоверных и документально подтвержденных доказательств таким сообщениям нет.

Последствия всего вышеописанного в обоих лагерях были катастрофическими: к июню 1943 года в Бекетовке умерло более 27 000 человек, то есть более половины всех пленных. По другим данным количество погибших составляло как минимум 42 000. Вероятно, что не лучше была картина и в Красноармейске, так как общее количество военнопленных, взятых в плен под Сталинградом и погибших в последующие четыре месяца, составило две трети от общего числа военнопленных.

Пострадали не только простые солдаты: из 1800 немецких войсковых офицеров, заключенных в одном из бывших монастырей в Елабуге, за тот же период погибло почти три четверти.

Иная ситуация наблюдалась с 22 пленными немецкими генералами. Из них в советском плену умерло четверо или пятеро (данные разнятся), остальные выжили и были освобождены в период с 1948 по 1955 год.

Весной 1943 года Управление по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР начало переводить немцев из пересылочных лагерей Сталинграда в другие места заключения. Немцы попадали в специальные зоны на краю комплекса Гулага — как правило, в Сибири или в иных мало приспособленных для жизни районах. Лишь незначительное число пленных было оставлено вблизи Сталинграда, где их использовали при разборке развалин.

Перевозка пленных осуществлялась, как правило, в неотапливаемых вагонах, питание предоставлялось нерегулярно. Это вызвало еще одну волну смертей: из 30 000 перемещенных военнопленных в новые — теперь уже стационарные — лагеря прибыла лишь половина.

Заметное улучшение в положении военнопленных произошло по сведениям Рюдигера Овермана лишь летом 1943 года, когда в Советский Союз стала поступать продовольственная и иная помощь из США, часть из которой распределялась среди немецких военнопленных. Однако к этому моменту из 91 000 человек, попавших в плен под Сталинградом, в живых осталось лишь 20 000. Во второй половине 1943 года Управление по делам военнопленных получило приказ предоставить для работ 50 000 человек — но реально удалось собрать всего лишь 5200 работоспособных мужчин.

Многие из немецких солдат, попавших в плен под Сталинградом, в СССР не рассматривались как нормальные военнопленные. После межсоюзнической конференции в Москве они были отпущены на родину в период между 1947 и концом 1948 года. К этому моменту из СССР отпустили приблизительно 1,1 миллион немецких солдат, еще около 900000 оставались в различных лагерях, от 1,2 до 1,3 миллиона человек погибли в заключении.

Однако часть выживших после битвы под Сталинградом была отнесена к категории военных преступников, эти люди продолжали удерживаться в плену, многие из них были осуждены советскими военными судами. Попасть в эту группу могли как действительные военные преступники, так и совершенно невинные людей. Несколько тысяч представителей этой категории пленных, в том числе целый ряд генералов, смогли вернуться в 1955-1956 году домой благодаря договоренностям, достигнутым канцлером Конрадом Аденауэром во время его визита в Москву в 1955 году.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

НЕМЕЦКИЕ ВОЕННОПЛЕННЫЕ

Во время войны самые бесчеловечные зверства обычно происходят не в ходе сражения, а после него. Солдат мог мстить за своих павших товарищей, яростно сражаясь, но больше возможностей для этого у него появляется после разгрома врага, когда тот разоружен и находится в его власти. Именно тогда, когда солдат оказывается ответственным за военнопленных, он обладает над ними наивысшей властью при наибольшем бессилии врага.

Чтобы избежать злоупотребления властью, международное сообщество в 1929 г. подписало 3-ю Женевскую конвенцию. Эта конвенция не только запрещала применять насилие или унижать военнопленных, но и оговаривала условия их размещения, питания и медицинской помощи. Однако во время Второй мировой войны эти правила не соблюдались всеми сторонами с такой регулярностью, что они превратились в пустой звук. Немецкая армия казнила, унижала и морила голодом своих военнопленных, особенно на Восточном фронте, и, когда фортуна переменилась, желание обращаться с пленными немцами подобным образом было неудивительно.

В своей многотомной истории войны Уинстон Черчилль поведал рассказ, демонстрирующий отношение к военнопленным, преобладавшее в то время, – склонность к мщению даже на самом высоком уровне. Этот эпизод имел место на первой конференции «Большой тройки» в Тегеране в конце 1943 г. Черчилль обедал со Сталиным и Рузвельтом на второй день конференции, когда Сталин предложил тост за уничтожение «по крайней мере 50 тысяч, а возможно, и 100 тысяч офицеров немецкого командования». Черчилль, который знал о массовых расстрелах польских офицеров в Катыни в начале войны, испытал возмущение при этих словах и прямо сказал, что английский народ не допустит массовых казней. Когда Сталин стал настаивать на том, что «50 тысяч должны быть расстреляны», Черчилль больше не мог этого терпеть. «Пусть уж тогда меня выведут в сад прямо сейчас и расстреляют, – сказал он, – чем пятнать мою честь и честь моей страны таким позором».

Пытаясь спешно разрядить обстановку, Рузвельт мимоходом заметил, что они пойдут на компромисс: расстреляют меньше, скажем, 49 тысяч человек. Он хотел все обратить в шутку, но, учитывая его осведомленность о прошлом Сталина, шутка отдавала дурновкусием. Черчилль не мог ничего сказать, прежде чем сын Рузвельта Элиотт, который также присутствовал на обеде, вставил свою реплику. «Послушайте, – сказал он Сталину, – когда наши армии начнут наступать с Запада, а ваши – с Востока, мы уладим этот вопрос, не так ли? Русские, американские и английские солдаты решат вопрос относительно этих пятидесяти тысяч на поле боя, и я надеюсь, мы позаботимся не только об этих пятидесяти тысячах военных преступников, но и о многих сотнях тысяч других нацистов».

При этих словах Сталин поднялся, обнял Элиотта и чокнулся с ним. Черчилль пришел в смятение. «Как бы сильно я ни любил тебя, Элиотт, – сказал он, – я не могу простить тебя за такое низкое заявление. Как ты смеешь говорить подобные вещи!» Он вскочил и стремительно вышел из комнаты, предоставив Сталину и его министру иностранных дел Вячеславу Молотову поспешно выйти за ним с уверениями в том, что он слишком серьезно все воспринимает – они всего лишь «шутили».

Этот рассказ был повторен многими историками и истолкован как доказательство безжалостности Сталина, демонстрация наивности Рузвельта и иллюстрация растущей беспомощности Черчилля в тени этих двоих. Безусловно, именно комментарии президента Рузвельта наиболее обличительны, ибо они самые неожиданные. На него, по-видимому, действительно произвела впечатление идея казнить 50 тысяч немецких пленных, так как это, фактически, первое, что он сказал, когда все трое снова встретились на второй конференции в Ялте более года спустя.

Если принимать на веру комментарии Рузвельта как движущую силу хорошо известного антигерманского предубеждения президента, он начинает выглядеть во всех отношениях таким же жестоким, как и Сталин. Такой подход был взят на вооружение склонным к полемике канадским автором Джеймсом Бейком в книге об отношении к немецким военнопленным со стороны американцев после Второй мировой войны. По утверждению Бейка, высказывания Рузвельта свидетельствуют о широко распространенной ненависти к немцам во всем руководстве США и их армии. Он указывал на ужасающие условия в американских лагерях для военнопленных и утверждал, что это была часть тщательно спланированной политики мщения немецким солдатам.

Прежде чем взвешивать обоснованность таких утверждений, стоит детально рассмотреть суровые испытания, которые немецкие военнопленные были вынуждены терпеть в обеих половинах Европы. К счастью, существуют чрезвычайно информативные и надежные источники по этой теме, как на немецком, так и английском языках. Не важно, кто были их тюремщики, условия в лагерях для немецких военнопленных создавались, несомненно, суровые.

ВОЕННОПЛЕННЫЕ, ЗАХВАЧЕННЫЕ АМЕРИКАНЦАМИ

В ходе войны союзниками были взяты в плен более 11 миллионов немецких солдат. Учитывая огромный масштаб сражений на русском фронте, можно было ожидать, что большая часть пленных будет взята русскими, но в действительности Красная армия пленила лишь менее трети всего числа – около 3 115 000 человек. Больше пленных было взято американцами (3,8 млн) и англичанами (3,7 млн). Даже французам удалось взять в плен почти четверть миллиона человек, несмотря на то что на это у них было меньше года, а их армия была относительно невелика.

Это неравенство чисел свидетельствует скорее не о доблести русских, а больше о страхе немцев перед ними. В последние дни войны немецкие солдаты предпринимали все возможное, чтобы не попасть в плен Красной армии. Многие подразделения продолжали сражаться еще долго после того, когда разумнее было сдаться, просто из страха перед тем, что с ними может случиться, попади они в руки Советов. Другие прилагали максимум усилий, чтобы освободиться от службы на Восточном фронте и иметь возможность сдаться англичанам или американцам. В преддверии капитуляции это стало первоочередной задачей на всех уровнях немецкой армии. Когда начальник немецкого штаба генерал Альфред Август Йодль приехал в штаб Эйзенхауэра подписать договор о капитуляции, он нарочно тянул два дня, чтобы дать немецким войскам как можно больше времени на то, чтобы с боями пробиться на запад. В Югославии немцы и хорваты, пренебрегая приказом сдаться 8 мая, сражались целую неделю, пробиваясь к австрийской границе. Таким образом, в то время как в самом конце войны число солдат, сдавшихся западным союзникам (американцы взяли в плен около 1,8 млн человек только в апреле и мае 1945 г.), взлетело, на Восточном фронте такого же увеличения не наблюдалось.

Число немецких солдат, сдающихся в плен западным союзникам, по-видимому, явилось неожиданностью для англичан и американцев. В качестве временной меры этих военнопленных сосредоточили в шестнадцати огромных огороженных зонах на территории Западной Германии, известных под общим названием Rheinwiesenlager («Лагеря в долине Рейна»). Большая часть лагерей позволяла вместить до 100 тысяч человек, но к моменту капитуляции многие из них приняли значительно больше. Например, более 118 тысяч человек были втиснуты в лагерь в Зинциге, а количество военнопленных в Ремагене быстро превысило 134 тысячи человек. Некоторые менее вместительные лагеря оказались перенаселены еще больше. Например, лагерь в Беле, рассчитанный на 10 тысяч, вмещал в три раза больше. Вскоре стало очевидно, что союзники пытаются справиться с проблемой, между командирами союзных войск шла бурная переписка, в которой они срочно запрашивали дополнительные ресурсы.

Фотографии того времени и сообщения очевидцев, собранные учеными и правительственными ведомствами Германии после войны, дают представление о тех условиях, в которых приходилось жить военнопленным. Лагеря не являлись «лагерями» в обычном понимании, они состояли из нескольких палаток или бараков (если они вообще были), обычные участки сельской местности, обнесенные колючей проволокой. У заключенных не было никакого крова, и они ежедневно находились во власти всех стихий. «Я обычно лежу на земле», – написал один пленник, который вел дневник на туалетной бумаге, находясь в огромном лагере в Рейнберге.

«В жару я заползаю в углубление в земле. Я ношу шинель и ботинки, а пилотку натягиваю на уши. Мой вещмешок, в котором у меня лежат серебряная ложка и вилка, служит мне подушкой. Во время грозы одна стенка моей ямы упала на меня. Мои пальто и носки насквозь промокли… Сколько нам еще придется обходиться без крова, одеял или палаток? У каждого немецкого солдата когда-то было прибежище от непогоды. Даже у собаки есть будка, в которую она может заползти, когда идет дождь. Наше единственное желание после шести недель пребывания здесь – получить наконец крышу над головой. Даже у дикаря жилье лучше».

Отсутствие крова усложнялось нехваткой одеял или подходящей одежды. Заключенные имели при себе только то, что на них было надето в момент сдачи в плен, в большинстве случаев отличавшееся от стандартной армейской экипировки, «часто более чем примитивное. Ни шинелей, ни головных уборов, ни кителей; во многих случаях только гражданская одежда и уличная обувь». В Хайдесхайме содержались четырнадцатилетние подростки, у которых из одежды в наличии имелась только пижама. Их арестовали ночью как потенциальных Werewolves («Оборотни» – название членов террористических нацистских групп, действовавших после разгрома фашистской Германии. – Пер. ) и привезли в лагерь, соответственно, в том, в чем они спали.

Помимо нехватки одежды и крова, не менее остро ощущалось и отсутствие гигиены. Заключенным негде было умыться, на огороженной для них территории недоставало ям в земле, которые можно использовать под туалеты. По словам заключенных, лагерь Рейнберг был «не что иное, как гигантская канализационная труба, где каждый человек гадил прямо там, где стоял». Отдельные части лагеря в Бад-Кройцнахе представляли собой «буквально море мочи», в котором солдаты были вынуждены спать. Туалетная бумага превратилась в такой дефицит, что заключенные часто вместо нее использовали немецкие банкноты – это мало кого из них пугало, так как уже ходили слухи о том, что немецкая валюта будет в любом случае изъята из обращения.

Одним из вопросов, вызывавших наибольшую озабоченность, была нехватка пищи. Ввиду огромного скопления заключенных ежедневным пайком была буханка хлеба на двадцать пять человек. Позднее буханка – на десять человек, но этого было по-прежнему недостаточно для поддержания жизни. В Бад-Кройцнахе хлеба не было шесть недель, так что, когда он наконец появился, это вызвало ажиотаж. До этого момента ежедневный рацион состоял из «трех ложек овощей, одной ложки рыбы, одной-двух черносливин, ложки джема и четырех-шести печений». В Бад-Херсфельде заключенные существовали на 800 калориях в день до тех пор, пока их пятая часть не превратилась в «скелеты». Чтобы пополнить свое скудное питание, узники были вынуждены искать любые съедобные травы на территории лагеря, обыденным явлением стал суп из крапивы и одуванчиков, который варили люди на крошечных лагерных кострах. Многие жестяными банками копали землю в поисках репы, которую ели сырой, что приводило к вспышкам дизентерии.

Нехватка воды была даже еще более серьезной проблемой. «В течение трех с половиной дней у нас вообще не было воды», – утверждал Джордж Вайс, слесарь по ремонту танков.

«Мы пили свою собственную мочу, ужасную на вкус. Но что нам было делать? Некоторые ложились на землю и лизали ее, чтобы добыть немного влаги. Я был так слаб, что мог стоять только на коленях, когда наконец нам дали немного воды для питья. Думаю, я умер бы без той воды. А Рейн был всего лишь за колючей проволокой».

В Бад-Кройцнахе был всего один водопроводный кран на более чем 56 тысяч человек, и воду приходилось доставлять на грузовике к периметру лагеря. В Бюдерихе пять водопроводных кранов, которые обслуживали свыше 75 тысяч заключенных, включали лишь на один час каждый вечер. Когда американского коменданта лагеря спросили, почему заключенные страдают от таких бесчеловечных условий, он якобы сказал: «Чтобы они потеряли вкус к служению в армии раз и навсегда».

Неудивительно, что в таких лагерях был высокий уровень смертности, особенно среди людей, имевших ранения и измученных в сражениях. Но вопрос о том, насколько он был высок, является темой для дебатов и по сей день. В своей спорной книге «Другие потери» Джеймс Бак утверждал, что в американском плену умерли 800 тысяч человек. Эта цифра поставила бы американскую месть вровень с самыми ужасными зверствами нацистов во время войны. Эта нелепо высокая цифра полностью опровергнута исследователями в нескольких странах, равно как и многие другие утверждения автора. Официальная цифра более чем в 160 раз меньше, чем цифра Бака: согласно выводам правительственной комиссии Германии под председательством Эриха Машке, в Rheinwiesenlager предположительно умерли 4537 человек – хотя комиссия все же признала, что число погибших, возможно, немного больше. Другие исследователи учитывают вероятность того, что истинное число смертей могло быть существенно выше, особенно если принимать в расчет неразбериху того времени, которая не способствовала точной статистике. Но в целом все сходятся на цифре, не превышающей самое большее 50–60 тысяч человек.

Это не означает, что потери в таком масштабе, как предполагает Бак, не имели места, Бак лишь приписывает их не туда. Настоящий ужас творился не на Западе, а на Востоке.

ВОЕННОПЛЕННЫЕ, ЗАХВАЧЕННЫЕ РУССКИМИ

Если условия для военнопленных в лагерях западных союзников были плохи, то на Востоке просто ужасающи, едва ли стоит проводить сравнение. Все, что пришлось пережить военнопленным в Rheinwiesenlager, происходило и в советских лагерях, но в большем масштабе и в течение более длительного времени. В добавление к этому немецких военнопленных обычно заставляли идти пешком до мест заключения. Эти «марши смерти» часто длились неделю и даже больше, во время чего пленным постоянно отказывали в пище и воде.

Из 3 миллионов военнопленных, захваченных русскими во время войны, более трети умерли в плену. В Югославии ситуация сложилась еще хуже: около 80 тысяч военнопленных были казнены, уморены голодом, лишены медицинской помощи или умерли во время «маршей смерти» – это приблизительно двое из пяти военнопленных. Такие цифры были бы немыслимы на Западе. Пленные, взятые на Востоке, имели гораздо больше шансов умереть, чем на Западе.

Существует множество причин столь высокой смертности среди военнопленных на Востоке. Во-первых, гораздо более скудные ресурсы. Русские и их союзники сильно полагались на западные державы в вопросах снабжения продовольствием и иной продукцией на протяжении всей войны, и следовало ожидать, что они будут использовать эти дефицитные поставки в интересах своего собственного народа, особенно армии, прежде чем вспомнят о необходимости кормить военнопленных тем, что осталось. Транспорт и инфраструктура на Востоке были гораздо сильнее разрушены, чем на Западе, а расстояния, которые преодолевали военнопленные, гораздо больше. Десятки тысяч военнопленных из стран оси умерли во время пеших переходов по просторам Советского Союза и Восточной Европы. Если вспомнить о суровых русских зимах, становится понятно, почему в советских лагерях смертность выше, чем в лагерях западных. Причиной тому – погодные условия. Однако главная причина, по которой так много немецких военнопленных умерло в советском плену, крутится вокруг главного вопроса: никому из тех, кто должен был заботиться о пленных, не было дела до того, будут они жить или умрут.

Абсолютная ненависть к Германии и немцам была свойственна советскому обществу во время войны. Вплоть до весны 1945 г. советские солдаты были объектами самой ярой пропаганды ненависти, которая очерняла немцев и Германию всеми возможными способами. (И неудивительно, принимая во внимание то, что творили немецкие оккупанты на территории СССР. – Ред. ) Газета «Красная звезда» печатала стихи Алексея Суркова с названиями вроде «Ненавижу!», последняя строчка которого звучала как: «Я бы этими вот руками задушил их, проклятых, всех». В день, когда пал Ворошиловград (в настоящее время Луганск. – Пер. ), газета «Правда» опубликовала стихотворение Константина Симонова «Убей его!», которое убеждало советских солдат:

Так убей же хоть одного!

Так убей же его скорей!

Сколько раз увидишь его,

Столько раз его и убей!

Другие писатели – Михаил Шолохов и Василий Гроссман – тоже писали жесткие рассказы и репортажи, которые имели своей целью усилить в советских людях ненависть ко всему немецкому. Но именно Илья Эренбург занимал особое место в сердцах советских солдат. Пламенные тексты Эренбурга печатали в «Красной звезде» и повторяли так часто, что большинство солдат знали их наизусть.

«Немцы не люди. С этого момента слово «немец» для нас самое худшее из мыслимых проклятий. С этого момента слово «немец» бьет нас до крови. Мы не будем волноваться. Мы будем убивать. Если ты не убил хотя бы одного немца в день, ты потратил его впустую… Если ты не можешь убить немца пулей, убей его штыком. Если на твоей части фронта затишье или если ты в ожидании боя, тем временем убей немца… Если ты убьешь одного немца, убей другого – нет зрелища более радостного, чем груда немецких трупов».

Дегуманизация немцев стала постоянной темой произведений Эренбурга. Еще летом 1942 г. он утверждал:

«Можно стерпеть все: эпидемию, голод и смерть. Но нельзя стерпеть немцев… Мы не можем жить, пока эти серо-зеленые слизняки живут на свете. Сегодня нет книг, сегодня нет звезд на небе, сегодня есть только одна мысль: убивать немцев. Убить их всех и закопать в землю».

В других случаях «серо-зеленых слизняков» он называет скорпионами, зачумленными крысами, бешеными собаками и даже микробами. Подобно тому как нацистская пропаганда делала славян людьми второго сорта, советская пропаганда низводила всех немцев до уровня микробов.

Кровожадная тональность таких текстов не сильно отличалась от некоторых произведений, распространявшихся в других странах, вроде призыва Филиппа Вьяннея убивать немцев, коллаборационистов и полицейских в оккупированной Франции. Но, в отличие от большинства французов, русские обладали способностью претворять свои слова в действие с огромным размахом. Часто подчеркивалось, что такая пропаганда явилась главной причиной «вакханалии истребления», которая началась, как только Красная армия ступила на землю Германии. И она сыграла немалую роль в обращении с немецкими солдатами, взятыми в плен в бою. Поскольку немцы не проявляли гуманности к русским военнопленным, многие русские считали, что имеют право отплатить им той же монетой. Не счесть немцев, которые были застрелены во время или после сдачи в плен, несмотря на приказы, запрещающие это делать, еще больше их было убито пьяными красноармейцами, которые считали месть частью празднования победы. Время от времени случалось, что советские солдаты для развлечения стреляли наугад по колонне немецких военнопленных – точно так же, как это делали немцы с советскими военнопленными в 1941 г. В Югославии немецких военнопленных тоже расстреливали за малейшие проступки, ради одежды и экипировки, из мести или просто развлечения.

Следует помнить, что не только немецкие солдаты платили эту цену, хотя немцев военнопленных было больше всего. Красная армия также пленила 70 тысяч итальянцев, многие из которых так и не вернулись. Более 309 тысяч румынских солдат пропали без вести на Восточном фронте, хотя до сих пор неизвестно, сколько из них оставались в живых, прежде чем попали в плен. Не все пленные были военнослужащими – официальная статистика зачастую не разделяла гражданских лиц и солдат. После войны по крайней мере 600 тысяч венгров – гражданских лиц и солдат – были взяты в плен Красной армией и отправлены в трудовые лагеря в Советский Союз по той лишь причине, что они иной национальности.

Пленные терпели невыносимые унижения, подобные тем, какие доставались подневольным рабочим в нацистской Германии. Первое, что с ними делали, – обирали. Часы, обручальные кольца и другие личные вещи высоко ценились советскими солдатами, но следующие одна за другой группы мародеров забирали их военное снаряжение и даже обмундирование. «И горе тому, на ком были сапоги, – писал Золтан Тоф, венгерский врач, взятый в плен после падения Будапешта в феврале 1945 г. – Если русские замечали пленного в пригодных к носке сапогах, они выводили его из строя, стреляли ему в голову и стягивали с него сапоги».

Утрата того немногого, что им принадлежало, предупреждала о начале периода лишений, который убьет треть из них. К тому же лишения часто были преднамеренными. Если пленные в американских лагерях не получали должного питания, это обычно происходило вследствие сбоя в снабжении. Пленных же в советских лагерях, наоборот, зачастую специально лишали пищи и воды сначала те войска, которые захватили их, затем охранники, которые их перевозили, и, наконец, служащие лагерей. Превосходный пример этого приводит Ганс Шуетц, солдат, взятый в плен в Восточной Германии советскими войсками в самом конце войны. Во время долгого пешего марша на восток, в плен, многие местные жители выходили с коробками бутербродов или кувшинами молока. «Но конвой дал жесткие указания ничего не трогать. Они стреляли в крынки, жестянки и стопки бутербродов. Молоко и вода проливались на землю, бутерброды разлетались на кусочки в воздухе и падали в грязь. Мы не осмеливались дотрагиваться до чего-либо».

Если пленным в американских лагерях приходилось вставать в очередь за водой, то пленным, захваченным русскими, время от времени приходилось красть ее, а зимой довольствоваться снегом. В то время как американцы не могли поставлять достаточно медикаментов, чтобы справиться с вспышками болезней, советские врачи иногда отказывали пленным и в тех лекарствах, которые у них были, используя их как инструмент давления для дальнейших вымогательств. Никто в американских лагерях не доходил до того, чтобы есть бродячих собак и кошек или использовать свой хлеб в качестве приманки для поимки крыс, чтобы съесть их. Режим питания на грани голодания в советских лагерях был гораздо скуднее, чем тот, которым довольствовались военнопленные, захваченные американцами. Это продолжалось месяцами. Золтан Тоф, который в 1946 г. работал во временном лагерном медпункте, регулярно видел в морге вскрытые тела с изъятыми внутренними органами – очевидно, для еды, – когда медпункт находился в Берген-Бельзене. Когда он доложил об этом главврачу, тот рассеял его обеспокоенность: «Если бы ты видел, что здесь происходило год назад…»

Некоторые военнопленные, которым повезло, были отправлены домой еще в 1947 г., но большинство оставалось в советских лагерях до 1950 г., когда Сталин объявил «амнистию» для тех немцев, которые считались «хорошими работниками». Некоторые из тех, которым не удалось избежать беды, были названы политическими заключенными и освобождены после смерти Сталина и амнистии, объявленной Хрущевым в 1953 г. Последние немцы вернулись в Германию в 1957 г., около двенадцати лет спустя после окончания войны. После стольких лет работы в отдаленных советских рудниках, лесах, на железных дорогах, кожевенных заводах, колхозах и фабриках многие из них были сломлены. Граф Генрих фон Айнзидель позднее описал людей, с которыми он возвращался домой в одном из первых эшелонов. «Какой груз везли эти поезда! Заморенные голодом, изможденные скелеты, человеческие остовы, сотрясаемые дизентерией, вследствие нехватки пищи, костлявые фигуры с дрожащими руками и ногами, невыразительными серыми лицами и тусклыми глазами, которые зажигались только при виде хлеба или сигареты». Вера Айнзиделя, который был когда-то ярым коммунистом, сильно пошатнулась от этого зрелища. Каждый из пленных, по его словам, «был живым обвинением Советскому Союзу, смертельным приговором коммунизму».

ЦЕНА ПЛОХОЙ ИСТОРИИ

Обращение с немецкими военнопленными у русских было гораздо хуже, нежели у американцев, – этот факт подтверждают не только принятые международным сообществом цифры потерь, но и свидетельства сотен бывших узников. Однако это не помешало некоторым авторам утверждать иначе. Джеймс Бак в книге «Другие потери» (1989) попытался убедить мир в том, что именно американцы, а не русские стали причиной смерти сотен тысяч немецких пленных. Он возложил ответственность за эти предполагаемые смерти на американское руководство, обвинив его в проведении целенаправленной политики мщения, а затем в сокрытии «правды» за пластами официальной отчетности. Утверждения Бака не только поставили под сомнение крепкую веру американцев в то, что они вели высоконравственную войну, но и, фактически, обвинили американское руководство в преступлениях против человечности.

Классическая теория заговора, которую не стоило бы упоминать здесь, не случись полемика после выхода в свет книги. Ученые со всех уголков мира выстроились в очередь, чтобы раскритиковать исторические методы Бака, его неверное толкование документов, отказ принять во внимание огромную массу методологических исследований, а больше всего – полное непонимание статистики. С другой стороны, некоторые американские ветераны, служившие в лагерной охране после войны, встали на защиту Бака и подчеркнули, что условия в их лагерях были отвратительными, а пренебрежение заключенными и даже пассивное мщение действительно имели место быть. Очернителям Бака также пришлось признать это.

Дух полемики по-прежнему витает вокруг этой темы, хотя спустя десятилетия ей уже следовало бы перекочевать в разряд исторических сносок, поскольку в утверждениях Бака всегда крылось малое зерно правды. Возможно, больше всего Баку следовало бы стыдиться не искажения фактов, а того, что он отвлек внимание от происходившего в реальности. Это, возможно, не столь сенсационно, как история, которую он хотел найти, но она тем не менее потрясает.

Из официальных цифр, собранных комиссией Машке, учрежденной правительством Германии в 1962 г. для расследования судеб немецких военнопленных, следует, что американской военной администрации, равно как и французской, в самом деле есть за что ответить. Уровень потерь в американских лагерях, пусть и не столь высокий, как в лагерях советских, более чем в четыре раза превышал уровень потерь в лагерях, находившихся в ведении англичан (см. таблицу 1). Хуже обстояло в лагерях, управляемых французской военной администрацией, несмотря на то что они вмещали в три раза меньше военнопленных, чем английские лагеря. В них было зарегистрировано смертей почти в двадцать раз больше (24 178 человек). Это лишь предварительные цифры, даже официальные историки признают, что тысячи смертей, вероятно, не были зарегистрированы.

Т а б л и ц а 1

Число смертей среди военнопленных

П р и м е ч а н и е. В цифры включены лагеря, расположенные на материковой части Европы.

Высокие потери во французских лагерях можно, по крайней мере, объяснить тогдашним продовольственным кризисом во Франции. К осени 1945 г. ситуация со снабжением была настолько плоха, что Международный комитет Красного Креста предупредил о возможной смерти 200 тысяч заключенных, если положение не изменится. В результате развернулась операция по оказанию гуманитарной помощи: американское продовольствие доставляли во французские лагеря для военнопленных, чтобы поднять пищевые рационы выше уровня «впроголодь», и дальнейшая катастрофа была предотвращена.

Расхождение между потерями в английских и американских лагерях для военнопленных объяснить труднее. У американцев было, без сомнения, самое лучшее из всех союзнических армий снабжение. Кто-то предположил, что в американских лагерях умерло больше пленных, потому что это были те люди, которые руководили печально известным Rheinwiesenlager, однако неясно, почему эти лагеря существенно труднее снабжались, в отличие от других, во всяком случае, некоторые из них были переданы в ведение англичан вскоре после конца войны. В критический период непосредственно после войны американцы отвечали за большее количество военнопленных, чем англичане, хотя и не намного большее: 2,59 миллиона против 2,12 миллиона. Если сравнить эти цифры с относительной численностью английской и американской армий, то в ведении англичан было больше военнопленных, с пропорциональной точки зрения.

Единственная существенная разница между американцами и англичанами – оперативность, с которой их военнопленные были отпущены на свободу. В то время как к осени 1945 г. англичане освободили более 80 % пленных, американцы продержали в лагерях большую их часть всю зиму. Причина в том, что Рузвельт настаивал на предании суду за военные преступления всех немецких солдат вплоть до рядовых. Поэтому захваченным американцами военнопленным пришлось оставаться в лагерях дольше, чтобы можно было провести тщательную проверку.

Возможно, здесь кроется ключ к тому, почему американцы зарегистрировали большие потери среди своих военнопленных, чем англичане. Как я уже намекал, официальное отношение к немцам в Америке всегда было гораздо жестче, чем в Великобритании. В то время как англичане на Тегеранской конференции выступали за раскол поверженной Германии на три административные части, Рузвельт хотел разделить страну даже еще сильнее. «Германия, – сказал он, – менее опасна для цивилизованного мира, разделенная на 107 земель». Во время англо-американской конференции в Квебеке в 1944 г. министр финансов США Генри Моргентау выдвинул план демонтажа всей промышленной инфраструктуры Германии, что вернуло бы страну в Средние века. В то время как Рузвельт одобрил этот план, англичане согласились на него под давлением. И если оба государства договорились использовать военнопленных как бесплатную рабочую силу после окончания войны, англичане делали это гораздо дольше, чем американцы – только американцы (и французы) предложили использовать их для расчистки минных полей.

Такая политика должна была привести к высокой смертности, но в основном она так и не была применена на практике: в конечном счете английская и американская позиции в отношении военнопленных были очень похожи. Однако официальная позиция может оказывать влияние на условия точно так же, как официальная политика. Постоянный поток горьких слов сверху, что суровость по отношению к военнопленным не только будет позволена, но и поощрена, может создать впечатление на низовых уровнях. Если культуре активной враждебности позволить разрастись, с пленными будут плохо обращаться. В экстремальных обстоятельствах это может привести к зверствам, а в более мягких условиях – к ненужным трудностям для заключенных, которые и так уже обессилены поражением.

Существует ли какая-либо связь между отношением американцев к немецким военнопленным и уровнем смертности среди последних, вопрос спорный, требующий гораздо более углубленных исследований. То же самое относится и к французам. Если бы Джеймс Бак ограничился расследованием этого вопроса, а не придумывал более замысловатые теории, его книгу ученое сообщество приняло бы гораздо лучше. Но пока такое исследование не проведено, остается вполне реальная возможность того, что слова Рузвельта насчет убийства военнопленных, какими бы шутливыми они ни были, в конце концов возымели именно такое действие.