Кампании 1941 и 1942 годов доказали, что германские танки только тогда по-настоящему непобедимы, когда они свободно маневрируют на огромных открытых пространствах России и Украины. Следовательно, верным решением для Германии в 1943 году было произвести стратегическое отступление, при котором линия фронта теряла бы четкость и немецкие танки имели бы возможность действовать широко и совершать неожиданные атаки. Поскольку немецкие генералы и боевые части все еще превосходили противника в квалификации, это позволило бы достичь максимального эффекта.

Вместо этого случилось то, о чем генерал Фридрих-Вильгельм фон Меллентин, один из наиболее опытных командиров танковых войск на Восточном фронте, писал: «Германское верховное командование не может придумать ничего лучше, как бросить наши великолепные танковые дивизии на Курск, который теперь стал самой сильной крепостью во всем мире».

По мере того как разница в количестве сил между Германией и союзниками росла, лобовые столкновения армий для немцев становились все более нереальными. К середине 1943 года даже после срочной мобилизации лиц неарийского происхождения в действующей армии у Гитлера в сумме имелось 4,4 миллиона человек.

В одной только Красной армии было 6,1 миллиона бойцов, а Великобритания и США могли выставить еще несколько миллионов. Темпы производства военной продукции промышленных предприятий союзников намного опережали аналогичные показатели промышленности Германии.

Эрих фон Манштейн предложил Гитлеру стратегический план, который он мог реализовать в конце зимы. Германский фронт опасно, наподобие «балкона», нависал на юго-востоке от Харькова больше чем на 200 миль вниз по рекам Северный Донец и Миус и до Таганрога на Азовском море. 17-я армия по-прежнему находилась на Кубани. «Значительная часть германского фронта, — писал Манштейн, — словно просила, чтобы ее отрезали».

Русские могли прорваться на востоке от Харькова и двинуться на юг к побережью Черного моря, стремясь отрезать и уничтожить все южное крыло немцев. Именно таких действий со стороны противника Манштейн боялся после падения Сталинграда.

Однако подобный «балкон» мог стать прекрасной приманкой,. После поражения у Сталинграда Манштейн предложил свой план действий, и теперь он вновь напомнил о нем Гитлеру. Как только русские развернут наступление на юге, говорил Манштейн, все немецкие силы на Северном Донце и Миусс будут шаг за шагом отступать, увлекая Красную армию на запад, к низовьям Днепра, в район Днепропетровска и Запорожья. В то же время на западе от Харькова необходимо накопить значительные резервы, которые затем ударят по северному флангу русских. «Таким образом, — утверждал Манштейн, — врага ждет та же судьба на берегу Азовского моря, какую он уготовил нам на берегу Черного».

Гитлер не понимал мобильного способа ведения войны и не желал давать своим войскам свободу действии. Он отверг план Манштейна. Фюрер опять решил идти напролом, давить всей силой, в чем он по-настоящему разбирался.

Гитлер решил вести наступление на Курской дуге — 150-мильном выступе, который врезался почти на 100 миль в германский фронт к северу от Белгорода и Харькова и к югу от Орла.

Идея этого наступления (кодовое название — операция «Цитадель») зародилась у Курта Цейтцлера, начальника генштаба, и у Гюнтера фон Клюге, командующего группой армий «Центр». Они предложили срезать выступ возле его восточного основания и уничтожить находившиеся в районе Курска силы русских.

Группа армий «Юг», которой командовал Манштейн, должна была двинуться на север с одиннадцатью мобильными дивизиями (танковыми или панцергренадерскими), а также с пятью пехотными дивизиями, в то время как группа армий Клюге должна была пробиться на юг с шестью моторизованными и пятью пехотными дивизиями. Из-за технических проблем с доводкой новых танков «тигр» и «пантера» Гитлер перенес дату начала операции «Цитадель» на 5 июля, дав тем самым русским время, которое им было необходимо для подготовки.

Русские получили свидетельства о готовящейся операции на Курске из радиоперехватов и шпионской сети в Швейцарии. Они начали собирать значительные силы на самой Курской дуге и вокруг нее.

Единственным сильным противником в проведении операции «Цитадель» был Хайнц Гудериан, которого Гитлер вернул в армию в феврале 1943 года в качестве инспектора танковых войск. На совещании у Гитлера 3-4 мая 1943 года в Мюнхене Гудериан изучил данные аэрофотосъемки. На фотографиях было ясно видно, что русские готовят глубокоэшелонированную оборону, — полевые укрепления, позиции противотанковой артиллерии, минные поля располагались именно в тех местах, где должны были пройти атаки немцев.

Гудериан сказал, что Германия должна произвести столько танков, чтобы суметь отразить грядущую высадку союзников на Западе, и не растрачивать их впустую в лобовых атаках на укрепленные позиции готового к наступлению противника.

Через несколько дней в Берлине Гудериан сказал Гитлеру: «Миру глубоко безразлично, удержим ли мы Курск или нет». Гитлер ответил: «Вы совершенно правы. Всякий раз, когда я думаю об этом наступлении, у меня все переворачивается внутри».

Тем временем у Гудериана возникли серьезные проблемы с новым танком «пантера», вооруженным, как и «тигр», мощным 88-миллиметровым орудием.

Недовольство вызывала работа ходовой части танка, а также качество оптики. 15 июня Гудериан сказал Гитлеру, что «пантеры» не готовы к участию в боевых действиях, но Гитлер все равно решил ввести их в бой и не внял предуцреждениям Гудериана.

На Курской дуге русские преградили дорогу танковым колоннам минными полями и противотанковыми рвами; они построили несколько оборонительных линий и превратили важные пункты в настоящие бастионы. Даже если бы немцы прорвались через минные поля и сломили сопротивление противника, у русских все равно имелось время отойти и немцы мало что выигрывали.

Гитлер совершил ту же ошибку, которую он допустил под Сталинградом: он собирался атаковать настоящую крепость и не воспользовался всеми преимуществами мобильной тактики, столкнувшись с русскими в том месте, которое они выбрали сами.

Помимо этого, Гитлер концентрировал свои войска на узком участке фронта и сильно ослабил остальную часть линии, так же как он это сделал под Сталинградом.

Немцы собрали 900 000 человек, 10 000 пушек, 2000 самолетов и 2000 танков. Русские выставили 1,9 миллиона человек, 20 800 пушек, 2000 самолетов и 5100 танков.

Достигнув паритета лишь в количестве авиации, Гитлер рисковал всем своим положением на Востоке, так как собирался атаковать противника, силы которого больше чем в два раза превышали его собственные. Еще более зловещим был тот факт, что русские не обнажили свои другие фронты, чтобы добиться такой концентрации солдат и техники. Они собрали мощные армейские группировки на обоих флангах Курской дуги, намереваясь контратаковать противника и разбить германскую армию — как они уже это сделали под Сталинградом.

Гитлер планировал двинуть навстречу друг другу 4-ю танковую армию Германа Гота с юга и 9-ю армию Вальтера Моделя с севера.

Главный удар 4-й танковой армии должен был осуществляться силами 48-го танкового корпуса и танкового корпуса СС. Они должны были встретиться на востоке от Курска с частями 9-й армии, двигавшейся на юг со своими 800 танками.

На южном фасе дуги 48-й танковый корпус с 300 танками и 60 артиллерийскими орудиями, которые имелись в панцергренадерской дивизии «Великая Германия», а также 3-я и 11-я танковые дивизии должны были двигаться на запад. Одновременно примерно в 10 милях на восток три дивизии ваффен СС из танкового корпуса СС должны были нанести удар по железнодорожной линии, идущей с севера, из Белгорода. Им противостояла 1-я танковая армия М.Е. Катукова.

Поле битвы главным образом представляло собой широкую равнину, покрытую злаковыми полями, пересекающимися многочисленными долинами, небольшими рощицами, разбросанными то тут, то там деревушками и несколькими реками и ручьями. Местность слегка поднималась к северу, что давало русским лучший обзор.

Немцы скрытно концентрировали свои войска, однако русские все же знали расположение позиций противника и примерное количество его сил.

Битва началась 5 июля с артиллерийской подготовки и массированных атак немецких пикировщиков «Ю-87», новых истребителей-бомбардировщиков «фокке-вульф 190-А» и новых же самолетов-истребителей танков «хеншель 129 Б2». Немцы установили 30-миллиметровые пушки на «Ю-87» и «хеншелях», снаряды которых могли пробивать тонкую верхнюю броню танков «Т-34».

Однако ни 48-му корпусу, ни танковому корпусу СС не удалось прорвать линию обороны русских. Не только потому, что все пространство было заминировано, но еще и потому, что советская артиллерия вела интенсивный огонь, много танков уничтожила авиация, и к тому же. русские танки заняли удобные позиции и прицельно расстреливали немецкую бронетехнику.

Русские применили новую противотанковую тактику, разработанную немцами. Они устроили множество противотанковых «ловушек» по всей линии фронта. В каждой такой «ловушке» имелось десять противотанковых орудий с одним командиром. Задача заключалась в том, чтобы заманить немецкий танк поближе, а потом обстрелять его из разных точек.

Русские укрепили свои позиции минными полями и противотанковыми рвами. Даже прорвавшись на несколько миль в глубь позиций русских, немцы оказывались посреди минного поля и сталкивались с еще большим количеством средств противотанковой обороны.

Для того чтобы эффективно действовать в такой ситуации, немецкие танки продвигались клином (Panzerkeil), причем на острие клина шли самые тяжелые танки. «Тигры» еще могли прорвать противотанковую оборону, но «T-IV» были не в состоянии сделать этого, и «панцеркайль» в принципе мог продвигаться вперед, только ведя интенсивный огонь по позициям противотанковых орудий. Но даже при всем этом потери немцев были чересчур велики.

На севере 9-я армия Гота «с самого начала продвигалась с трудом. Русские оборонительные линии казались непреодолимыми, а главная надежда немцев — девяносто танков «тигр», созданных Фердинандом Порше (он же автор автомобиля «Фольксваген»), не имели пулеметов.

«Тигры» не могли уничтожить одиночных стрелков и пулеметчиков противника, поэтому немецкая пехота была не в состоянии следовать за танками. Русские же, не опасаясь пуль, спокойно выводили из строя немецкие машины — стреляли по смотровым щелям, забрасывали танки бутылками с зажигательной смесью и т.д.

Атакующие несли тяжелые потери, и части Моделя остановились, пройдя всего 6 миль.

Опыт действий 48-го корпуса продемонстрировал, что за война теперь ведется в России. До 7 июля корпус сумел продвинуться на крайне незначительное расстояние, а позже окончательно остановился у деревни Суржев, пройдя всего 4 мили.

Подразделения дивизии «Великая Германия» отошли на 6 миль к северу и атаковали высоту 243, защитники которой сдерживали продвижение частей 3-й танковой дивизии. Однако немцы взять высоту не смогли.

9 июля 3-я танковая дивизия двинулась на запад, обойдя русские позиции, но была остановлена значительными силами противника в маленьком лесу в 4 милях к юго-западу от высоты 243 и в 3 милях к северо-западу от деревни Березовка. Части дивизии «Великая Германия» выдавили русских с высоты 243 после налета своих пикировщиков и после серии ожесточенных поединков заставили уцелевшие русские танки отойти в лес.

Казалось, что враг на левом фланге уничтожен, и командующий корпусом Отто фон Кнобельсдорф приказал дивизии «Великая Германия» повернуть на север, в надежде там прорваться, поскольку атака Моделя провалилась. Однако русские контратаковали из леса и разбили 5-ю танковую дивизию, заставив «Великую Германию» повернуть назад и спасать остатки дивизии. После упорного сражения русские были вынуждены уйти из леса, однако 48-й корпус был настолько ослаблен, что не смог продолжить продвижение вперед.

Между тем 11-я танковая дивизия на восточном фланге корпуса могла лишь отбивать непрерывные танковые атаки русских. Части корпуса СС к востоку от позиций 11-й танковой сначала тоже только оборонялись, но постепенно немцы стали шаг за шагом продвигаться вперед.

12 июля танковый корпус СС добрался до железнодорожной станции Прохоровка в 21 миле от исходной точки наступления. Это создавало угрозу позициям русских, и маршал Жуков приказал провести контратаку силами 5-й гвардейской танковой армии под командованием П.А. Ротмистрова.

В результате боевое столкновение переросло в величайшее танковое сражение в истории. У немцев было примерно 400 танков, у русских в два раза больше. Германские «тигры» и «пантеры» с их 88-миллиметровыми орудиями и толстой броней могли расстреливать русские танки, находясь вне зоны досягаемости орудий «Т-34».

Для того чтобы сократить расстояние до нужного, русские предприняли почти самоубийственную атаку по открытой широкой равнине. В ужасной пыльной круговерти немцы потеряли преимущество своих дальнобойных орудий. Русские и немецкие танки расстреливали друг друга в упор. Ротмистров потерял более 400 своих танков, но и немцы лишились 320 машин.

На исходе дня 12 июля Прохоровка превратилась в кладбище сожженных танков, однако русские остановили наступление немцев. Потери были ужасными. Не только «тигры» Порше были уничтожены, но и «пантеры» выходили из строя из-за проблем с ходовой частью. Кроме того, немецкие танки легко загорались, потому что их топливные системы не были защищены должным образом. Из восьмидесяти «пантер», имевшихся у немцев в начале сражения, к концу боя на ходу осталось лишь несколько штук.

13 июля Гитлер вызвал Манштейна и Клюге в свою штаб-квартиру в Восточной Пруссии и сообщил им, что наступление нужно немедленно прекратить. Союзники высадились на Сицилии, и войска необходимо перебросить в Средиземноморье.

Русское верховное командование проделало грандиозную работу, подготовив мощную оборонительную линию и сведя на нет мощь германских атак благодаря минным полям и хорошо организованной противотанковой обороне. Несмотря на то что танковые потери русских были намного больше, чем у немцев, у советских войск все же сохранялось превосходство в бронетехнике, и к 23 июля они вытеснили 4-ю танковую армию на исходные рубежи.

Стратегическая инициатива перешла к русским. И они уже не выпускали ее из рук до самого конца войны.

12 июля войска Брянского фронта под командованием Маркиана Попова начали наступление на Орел и к 5 августа освободили этот город.

4 августа части Воронежского фронта под командованием Николая Ватутина на южном фасе Курской дуги атаковали позиции ослабленной 4-й танковой армии и на следующий день взяли Белгород. В течение следующей недели советские войска продвинулись на 80 миль, пробиваясь к Харькову.

Во второй половине августа восемнадцать советских армий продвинулись на западном направлении на глубину 270 миль. Основной удар был направлен против группы армий «Юг», которой пришлось держать оборону против войск, количественно в три раза ее превосходивших.

Против группы армий «Центр» из Орла на Брянск двинулся Попов, и к середине сентября он прогнал оттуда немцев, в то время как другие русские колонны 25 сентября освободили Смоленск. Немецкие войска один за другим сдавали ключевые пункты в верховьях Днепра — Жлобин, Рогачев, Могилев и Оршу, а также Витебск на Двине.

На южном направлении непрекращающиеся атаки советских войск вынудили германские армии оставить Харьков и отойти к новой оборонительной линии, протянувшейся от Запорожья к Черному морю.

В конце сентября русские захватили Запорожье и стали угрожать 1-й танковой армии, удерживавшей берег Днепра, 6-й армии, стоявшей между Днепром и Азовским морем, а также 17-й армии, которой Гитлер в конце концов приказал покинуть Кубань, но при этом послал в Крым.

В конце октября советские войска вынудили 6-ю армию отойти в низовья Днепра между Никополем и Бориславом, отрезав таким образом 17-ю армию в Крыму и угрожая разгромом 1-й танковой армии.

В начале ноября русские части обошли с запада Киев и взяли город. Теперь они находились более чем в 300 милях к западу от Курска.

Немцы были не в состоянии сдержать этот натиск, однако Гитлер отверг план, который мог бы поставить русских в тупик. Сразу после «Цитадели» Роммель предложил следующий план: следовало построить сильно заминированную оборонительную линию примерно в 6 миль глубиной и поставить там все противотанковые орудия, которые только смогли бы собрать немцы. Подобную оборону русские танки не преодолели бы, и их наступление должно было захлебнуться. А немцы между тем создали бы позади первой линии обороны еще больше минных полей и противотанковых заслонов.

Но Гитлер не пожелал этого слушать. Когда Гудериан предлагал соорудить такую же линию, Гитлер заявил, что если бы он разрешил строить оборонительные позиции в тылу, то генералы ни о чем не стали бы думать, кроме как об отступлении. «Он так решил, — писал Гудериан, — и ничто не могло заставить его изменить свое мнение».

К концу 1943 года на Восточном фронте немцы отошли практически на те же позиции, где они находились в конце 1941 года, но все же с риском для себя германские войска продолжали удерживать эту линию. Все — от фельдмаршала до рядового солдата — понимали, что сокрушительная сила советских войск направлена на то, чтобы изгнать немцев из Советского Союза в течение следующего, 1944 года.

Курская битва показала невероятную сплочённость всех групп войск Советской армии. Операция "Курская дуга" началась для нашей армии задолго до её фактического начала. За пять месяцев до начала боёв Генштаб уже знал о том, что фашисты планируют проведение боёв под Курском. Об этом стало известно благодаря разведке. Русский разведчик Николай Кузнецов, имя которого до последнего времени оставалось неизвестным, совершил то, что в конечном итоге позволило нашей армии победить. Работая в резиденции Эриха Коха, Кузнецов добился доверия обергруппенфюрера и тот, ещё в марте 1943 года проговорился Кузнецову: "Ваша часть будет биться под Курском". Информация об этом ушла в Центр, что позволило Советской армии подготовиться к битве и скоординировать план своих действий. Как уже было сказано, имя Кузнецова долгое время оставалось неизвестным, в военной истории он значился под кодовым именем "Вертер".

Новые бомбы

Победа в Курской битве - это плод усилий всего советского народа. Получив данные разведки о том, что основные надежды гитлеровцы возложат на тяжелую бронетехнику, заводы начали массированное производство особых авиабомб и танковой брони. Новые авиабомбы, которые привозили на аэродромы с сопровождением сотрудников НКВД, весили всего полтора килограмма, за вылет самолёт мог взять 700 таких зарядов. Несмотря на свой небольшой вес, бомбы были очень эффективны. Спроектированные и изготовленные в кратчайшие сроки на Уральских и Сибирских заводах, они внесли большой вклад в победу.

Важность битвы

Гитлер возлагал на операцию "Цитадель" большие надежды. После поражения под Сталинградом у немцев был только один шанс кардинально поменять ситуацию. Нашим войскам было важно доказать, что они могут побеждать не только во время зимних кампаний, но и летом. Фюрер заявлял, что "Победа под Курском должна послужить факелом для всего мира". Важность этих боёв понимал и Сталин. Советская армия, к 1943 году набравшая обороты, должна была победить. Победа в битве под Москвой и в Сталинградской битве придала уверенности. И военные, и штатские были готовы идти до конца в Курском аду. И шли.

Всеми силами

Победа в Курской битве - не только заслуга армии. Тысячи мирных жителей, женщины, старики, дети сделали всё, чтобы помочь своей армии. В рекордные сроки, за 32 дня, была построена железная дорога, соединяющая Ржаву и Старый Оскол. На её строительстве днём и ночью работали тысячи людей. С введением в эксплуатацию этой линии Воронежский фронт получал самостоятельную магистраль, которая выходила на линию Курск - Белгород и на ветку Ржава - Обоянь. "Дорога мужества" освобождала от доставки грузов огромное количество автомашин, которые подвозили всё необходимое к передовой линии фронта за 200-300 км.. Всего было уложено 95 километров железнодорожного полотна шириной 5 метров, сооружено 10 мостов, построено 56 различных сооружений с подъездными путями. Протяжённость главных и станционных путей составила 164 км, реконструировано 24 км пути.

Оборона-контрудар

Курская битва для наших войск должна была начаться как оборонительная. Такую стратегию, приведшую в итоге к победе, отстоял Рокоссовский. Некоторые командующие фронтов выступали за наступательную операцию. Рокоссовский закономерно считал, что для наступления необходимо двойное-тройное превосходство сил, но, учитывая то количество танков, которым располагали фашисты, такого преимущества у нас не было. О реакции Рокоссовского на наступление немцев сохранилась следующая история: он позвонил Стлаину и радостным голосом отрапортовал, что немцы наступают. "Чему же вы радуетесь?" - спросил Сталин. "Значит, мы победим" - ответил Константин Константинович. И оказался прав. Рокоссовский проявил себя как блестящий стратег. Благодаря данным разведки, он сумел точно определить место основного удара фашистов и создал там глубокоэшелонированную оборону. Новаторским решением была также артиллерийская контрподготовка, проведённая за 10-20 минут до начала немецкой артиллерийской подготовки. Всего у Советской армии было 8 оборонительных рубежей, силы которых, в случае угрозы прорыва, могли передислоцироваться.

Прохоровка

Переломным этапом Курской битвы стала битва под Прохоровкой. Крупнейшее танковое сражение в истории, более 1500 танков. Воспоминания о том сражении до сих пор поражают воображение. Это был настоящий ад. Командир танковой бригады Григорий Пенежко, получивший Героя Советского Союза за это сражение, вспоминает: «Мы потеряли ощущение времени, не чувствовали ни жажды, ни зноя, ни даже ударов в тесной кабине танка. Одна мысль, одно стремление - пока жив, бей врага. Наши танкисты, выбравшиеся из своих разбитых машин, искали на поле вражеские экипажи, тоже оставшиеся без техники, и били их из пистолетов, схватывались врукопашную…». После "Прохоровки" наши войска пошли в решительное наступление. Операции "Кутузов" и "Румянцев" позволили освободить Белгород и Орёл, 23 августа был освобождён Харьков.

Герои той битвы

Победа в Курской битве - беспримерный подвиг Советской армии. По итогам этого грандиозного сражения, победа в котором досталась нашим войскам только благодаря беспримерному их мужеству и храбрости, более 100 тыс. участников были награждены медалями и орденами, больше 180 - удостоены звания Героя Советского Союза. В честь победы в Курской битве впервые прозвучал артиллерийский салют.

Год 1943 - «переломный» Бешанов Владимир Васильевич

ПЛАН «ЦИТАДЕЛЬ»

ПЛАН «ЦИТАДЕЛЬ»

К весне 1943 года Вермахт на Восточном фронте был отброшен на 600, местами на 700 километров, потеряв в «битве с большевизмом» 26 дивизий, уничтоженных почти поголовно, и большую часть территориальных приобретений 1942 года. Однако последовавшее вслед за этим поражение Красной Армии под Харьковом напомнило Кремлю, что германские вооруженные силы, проиграв Сталинградскую битву, еще не проиграли войну. Под занавес зимней кампании немцам удалось стабилизировать фронт на южном крыле, вернуть себе инициативу и чувство морального превосходства.

Тем не менее, приступая к перспективному планированию военных действий, германское верховное командование сознавало, что, ввиду сложившейся стратегической обстановки, нехватки сил и средств, проведение крупных наступательных операций с далеко идущими целями летом 1943 года уже невозможно. Несгибаемый фюрер и тот, признав публично в узком кругу свою личную ответственность за Сталинград, на некоторое время притих: «В первый раз за двадцать лет Гитлер молчал. У него не было идей… Даже в своем тесном кругу Гитлер мало говорил о большой стратегии, но подолгу распространялся о новом оружии, которое восстановит военное превосходство рейха. Он не мыслил никаких грандиозных задач для армии, кроме сохранения того, что было завоевано…»

Общие потери вооруженных сил Германии с января до конца апреля составили 860 тысяч человек, в том числе почти 300 тысяч убитыми и пропавшими без вести, 2900 танков и 967 самоходных установок (общая численность танкового парка снизилась до 2504 единиц), более 9000 самолетов. Убыль личного состава на Восточном фронте в первом квартале достигла 689 тысяч человек, из которых восполнить удалось только 371 тысячу. Восстановить штатную численность соединений было нечем и некем, остро встала проблема нехватки опытных командиров и технических специалистов. Войска союзников, и ранее не отличавшиеся выдающейся боеспособностью, теперь лишились ее начисто. Стабильно ухудшалась обстановка на Западе, где была проиграна подводная война (американская индустрия клепала транспорты и авианосцы конвейерным способом, восстанавливая брутто-тоннаж вчетверо быстрее, чем «волчьи стаи» адмирала Деница успевали его топить, в то время как потери немецкого подводного флота резко возросли) и война в воздухе («Крупные массированные авиационные налеты американской и английской авиации достигли Берлина и с этого момента распространились на самые отдаленные районы Германии и превратились в обыденное явление» - к уничтожению экономического потенциала присоединился 8-й воздушный флот США). На Африканском континенте пришлось расстаться с большей частью Ливии, во второй половине марта началось англо-американское наступление в Тунисе, требовавшее наращивания немецких сил в Средиземноморье - на деморализованных итальянцев, впавших «в состояние брожения» и взывавших о помощи, не было никакой надежды. Неотвратимо приближался день «Д» - высадка союзников в Европе.

Поэтому штаб ОКВ рекомендовал на Востоке перейти к стратегической обороне и войне на истощение. Сократить, если понадобится, линию фронта. На отдельных участках провести ограниченные наступательные операции с единственной целью: перемолоть силы противника, обескровить его и сорвать тем самым прогнозируемое генеральное наступление Красной Армии. Иными словами: «Если Советы намерены изгнать нас из своей страны, то пусть они сами несут тяжесть и потери в наступлении, в котором они, может быть, истекут кровью… Должны же в конце концов иссякнуть наступательные силы русских!» После чего следовало перебросить «сэкономленные» дивизии для отражения вторжения с Запада.

Германские стратеги уже не рассчитывали разгромить Советский Союз, но, предполагая нанести ему людские потери, несовместимые с продолжением активных боевых действий, лелеяли надежду достичь в войне «ничейного результата» и, будет на то воля фюрера, заключить со Сталиным почетный сепаратный мир. В крайнем случае, можно обойтись и без фюрера.

Штаб ОКХ не слишком промахнулся в своих подсчетах, когда утверждал, что с начала войны СССР потерял убитыми, пленными и «не способными нести строевую службу» 11 миллионов человек. Согласно нынешним официальным данным, потери Красной Армии убитыми и пропавшими без вести к 31 марта 1943 года достигли 6,8 миллиона человек. Ранеными, контужеными, обмороженными - 6,9 миллиона. Из числа последних умерли в госпиталях 387 тысяч, и бог весть сколько потеряли «способность нести строевую службу». (В германской армии из госпиталей не возвращались в строй 12–15%. Даже этот процент в применении к нашим цифрам, если принять на веру, что советская военная медицина ни в чем не уступала немецкой, дает более миллиона инвалидов.) Миллионы потенциальных призывников находились под немецкой оккупацией.

Итого, советские безвозвратные потери с 22 июня 1941 года по 31 марта 1943-го составили, как минимум, 7,1 миллиона бойцов и командиров. Немцы за этот же период оценивали свои потери на Восточном фронте убитыми и ранеными примерно в один миллион человек - в семь раз меньше.

Вообще безвозвратные потери Вермахта на всех фронтах (без войск союзников, но с учетом граждан других государств, в том числе и советских граждан, надевших немецкую форму), во всех сражениях Второй мировой войны - с 1 сентября 1939 года до момента капитуляции в мае 1945-го - составили 7,8 миллиона человек (из них 3,3 миллиона пленными).

В рамках принятой концепции штаб группы армий «Юг» одним из первых представил ОКХ план «ответного удара». Манштейн, развернув «шахматную доску» и двигая фигуры за «красных», видел у них, за явным количественным преимуществом, сразу несколько возможностей: осуществить прорыв на южном фланге группы армий «Север» и прижать ее к Балтийскому морю, взять в клещи Орловский выступ и уничтожить значительные силы группы «Центр», нанести мощный удар в районе Харькова. Но наиболее вероятной с точки зрения достижения оперативных и военно-экономических целей фельдмаршалу представлялась повторная попытка Красной Армии ударами с севера и востока отвоевать Донбасс. Исходя из этого и будучи уверенным в качественном превосходстве «коричневых» по части мобильности и тактического умения, Манштейн предлагал сосредоточить крупные силы в тылу северного фланга группы армий «Юг», дождаться атаки противника на южном крыле, измотать его упорной обороной, затем запланированным «паническим» отходом уступить Донецкий бассейн, пропустить «красных» к побережью Азовского моря и уничтожить их внезапным ударом с северо-запада: «Целью операции должны быть не территориальные цели (как в 1942 г. Сталинград или Кавказ), а уничтожение войск противника на важном фланге путем окружения его у побережья Азовского моря».

Как и следовало ожидать, Гитлеру рискованный план, предусматривавший оставление Донбасса, категорически не понравился.

«В этом отношении, - сокрушается Манштейн, - ему недоставало смелости или веры в свое искусство вождения войск, а также в искусство своих генералов». Это точно! Фюрера просто тошнило от своих генералов, смевших вслух рассуждать о «дилетантском военном руководстве» и гробивших своим идиотизмом великолепные планы «генератора немецкой нации». (За такие разговорчики в январе 1942 года слетел с должности прямиком в бессрочную отставку командующий 4-й танковой армией и активнейший заговорщик генерал-полковник Эрих Хепнер. Диктатор в ярости лишил его… Нет, не головы, - орденов, пенсии, права на ношение мундира и служебной квартиры. Но: «Хепнер отказался признать этот противозаконный приказ (!), а у юристов из главного командования сухопутных войск хватило мужества доложить Гитлеру, что он не имеет права (!!) выносить подобные решения». Сразу приходит на ум послевоенное дело генералов Кулика, Гордова, Рыбальченко: то ли на кухне, то ли в сортире пошептались они об ошибках генералиссимуса в кадровых вопросах, и привет - «измена Родине», к стенке.)

«Его мнение о генералитете как о таковом уничижительное. Порой оно столь язвительное, что кажется несправедливым… - заносил в дневник имперский министр пропаганды Йозеф Геббельс. - Он говорит, что все генералы лгут. Да он их просто терпеть не может, ведь они его так часто разочаровывали».

С некоторых пор даже «лучший оперативный ум», желавший проводить «только гениальные операции», не упускавший случая напомнить о своих заслугах, высказывавший особое мнение по всем вопросам и к тому же любивший изъясняться высокопарно, стал Гитлера раздражать.

Однако внимание фюрера привлекла не реализованная до начала весенней распутицы идея Манштейна ликвидировать занятый советским войсками, выдававшийся далеко на запад Курский выступ: «Эта врезающаяся в наш фронт дуга была для нас не просто неудобным обстоятельством. Она удлиняла наш фронт почти на 500 км и требовала для ее удержания на севере, западе и юге значительных сил. Она прорезала железные дороги, которые вели из района группы «Центр» в Харьков и были для нас важными коммуникациями за линией фронта. Наконец, эта дуга могла служить противнику исходным пунктом для наступления как на северном фланге ГА «Юг», так и на южном фланге ГА «Центр». Особую опасность она представляла на случай, если было бы решено нанести контрудар из района Харькова против советских сил, наступающих на участке ГА «Юг»… При одновременном наступлении с юга й с севера можно было отрезать в ней сравнительно большие силы противника и высвободить потом значительные немецкие силы».

Так рождался план упреждающего удара, получивший позднее кодовое наименование «Цитадель». 13 марта фюрер подписал оперативный приказ № 5, содержавший общие указания по ведению боевых действий на Востоке:

«Следует ожидать, что русские после окончания зимы и весенней распутицы, создав запасы материальных средств и пополнив частично свои соединения людьми, возобновят наступление. Поэтому наша задача состоит в том, чтобы по возможности упредить их наступление в отдельных местах с целью навязать им, хотя бы на одном из участков фронта, свою волю , как это в настоящее время уже имеет место на фронте группы армий «Юг». На остальных участках фронта задача сводится к обескровливанию наступающего противника».

Группа армий «Север» должна была подготовить операцию против Ленинграда, группы «Центр» и «Юг» - уничтожил советские войска в Курском выступе. Группе армий «А» предстояло удерживать Кубанский плацдарм и «высвобождать силы для других фронтов».

Предварительно Гитлер хотел провести ряд частных операций перед фронтом группы армий «Юг». 22 марта ее командование получило приказ приступить к разработке плана «Ястреб». Его предполагалось осуществить силами 1-й танковой армии и оперативной группы «Кемпф», которые должны были форсировать Северский Донец и сходящимися ударами на Купянск от Чугуева и вдоль западного берега реки Оскол окружить и уничтожить войска Юго-Западного фронта. Срок готовности - 13 апреля. Через два дня фюрер дал Манштейну указание продумать более масштабный вариант под кодовым названием «Пантера», предусматривавший разгром советских войск юго-восточнее Харькова силами 1-й и 4-й танковых армий и сокрушение советского фронта на линии реки Северский Донец.

Между тем среди высшего руководства не прекращались споры о целесообразности наступления на Востоке в принципе. Начальник штаба ОКХ генерал Цейцтлер, разрабатывавший план Курской операции, был всецело «за» и утверждал, что успех гарантирован - для этого нужно всего лишь 10–12 танковых дивизий. Командование группы армий «Юг» также поддерживало план активных действий в районе Курска. Штаб ОКВ в лице начальника оперативного отдела генерал-полковника Альфреда Йодля опасался, что большое наступление без особой пользы поглотит с трудом создаваемые резервы, и в результате у Вермахта не Останется сил для укрепления побережья Франции и позиций в Средиземноморском бассейне.

Однако Гитлеру, рассматривавшему проблему с политической точки зрения, позарез нужна была громкая победа германского оружия, дабы укрепить пошатнувшийся авторитет рейха, приободрить союзников, предостеречь недругов, укрепить веру армии и народа в бессмертие идей национал-социализма и гениальность фюрера.

15 апреля ставка приняла «окончательное решение», отдав оперативный приказ № 6. В нем указывалось, что к 28 апреля войска групп армий «Центр» и «Юг» должны быть приведены в шестидневную готовность к осуществлению операции «Цитадель». Таким образом, первоначальным сроком начала наступления было установлено 3 мая 1943 года. Для немцев, учитывая то обстоятельство, что фактор времени играл против них, принципиально важно было нанести упреждающий удар как можно раньше, до того, как потрепанные советские войска подтянут тылы, полностью восстановят боеспособность, укрепят оборонительные позиции. Изюминка состояла в том, чтобы «застигнуть противника в стадии слабости», загнать его в цейтнот, вынудить бросать в бой не закончившие пополнение танковые корпуса.

В приказе отмечалось: «Этому наступлению придается решающее значение. Оно должно завершиться быстрым и решающим успехом… В связи с этим все подготовительные мероприятия необходимо провести с величайшей тщательностью и энергией. На направлениях главных ударов должны быть использованы лучшие соединения, наилучшее оружие, лучшие командиры и большое количество боеприпасов. Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском должна явиться факелом для всего мира».

Суть операции состояла в том, чтобы встречными ударами двух мощных танковых группировок из районов Орла и Белгорода окружить и уничтожить в Курском выступе основные силы Центрального и Воронежского фронтов. Для проведения «Цитадели» предполагалось привлечь три армии и одну оперативную группу. С целью быстрого взлома советской обороны - «одним ударом» - предписывалось «обеспечить максимальное массирование ударных сил на узком участке» и «создать подавляющее превосходство во всех средствах наступления». Уже к исходу четвертого дня ударные группировки Вермахта должны были встретиться восточнее Курска. В случае успеха планировалось незамедлительно начать операцию «Пантера» - удар от Курска на юго-восток с целью разгрома Юго-Западного фронта, а следом и наступление на Ленинград - «Охота на медведя».

На бумаге все выглядело гладко, бумага, она все стерпит. Но предстояло решить один немаловажный вопрос: откуда все это взять - наилучшее оружие, большое количество боеприпасов, солдатиков - и в короткие сроки? Особенно трудно восполнялись людские потери.

13 января 1943 года Гитлер - деваться некуда - вынужден был подписать приказ о тотальной мобилизации. Все мужчины в возрасте от 16 до 60 лет и женщины от 17 до 45 лет должны были зарегистрироваться для работ военного назначения. Данное мероприятие преследовало цель заменить гражданами и гражданками, занятыми полезными, но сугубо мирными делами - производством дамских зонтиков, газонокосилок, дачных домиков, учебой в университетах или свиноводством, - граждан, работающих на военных заводах и пригодных к использованию в вооруженных силах. Путем перераспределения людских ресурсов, значительного увеличения занятости женщин, позволяющей высвободить мужчин для фронта, намечалось восполнить потери Вермахта и расширить военное производство. В результате тотальной мобилизации до конца марта было взято на учет 3,1 миллиона человек (84% составили женщины). Кроме того, места немецких «пролетариев» у станков, на шахтах и в поле занимали иностранные рабочие, военнопленные и массово вывозимые с оккупированных территорий «остарбайтеры».

Начался усиленный призыв на оккупированных территориях, на фронт направлялись поляки, чехи, словаки, в лагерях вербовались бывшие военнослужащие Красной Армии.

Пришлось ради такого случая пересмотреть некоторые аспекты расовой политики. Из употребления директивно изъяли термин «недочеловек», а почти все народы «семьи единой» были признаны арийскими и принимались на службу в Вермахт и СС. Геббельс выпустил предписание, в котором запретил «прямо или косвенно» унижать представителей восточных народов и оскорблять их чувство собственного достоинства: «Нельзя изображать этих людей, которые надеются на свое освобождение с нашей помощью, животными, варварами и тому подобным и после этого ожидать, что они будут заинтересованы в победе Германии». Не случайно именно в январе 1943 года было распечатано три миллиона листовок со «Смоленским воззванием Русского комитета», подписанным генералом-предателем А.А. Власовым, призывавшим к сотрудничеству с Германией в деле свержения «клики Сталина» и борьбы с большевизмом «за построение Новой Европы». В этом обращении до сведения русского народа доводились удивительные вещи: «Германия не посягает на жизненное пространство Русского народа и его национально-политическую свободу»; Германия озабочена созданием рая в Европе, а Вермахт, «уничтожив режим террора и насилия», обеспечит русским «справедливость и защиту трудящихся от всякой эксплуатации».

До конца весны планировалось призвать в вооруженные силы 800 тысяч человек, правда, получилось - только 600 тысяч. Численность формирований «восточных войск» и «добровольцев вспомогательной службы» - все «бывший наш народ» - достигла 450 тысяч человек.

Одновременно в Германии осуществлялись меры по мобилизации военно-экономических ресурсов, перераспределению промышленных мощностей, запасов сырья, топлива, энергии в интересах военной промышленности. Свертывались многие гражданские отрасли экономики. Гитлер наконец решился частично перевести экономику на военные рельсы (многие заводы продолжали выпускать ширпотреб и работать на экспорт, который практически не сократился). Трудно поверить, но в 1942 году доля оборонной продукции составляла 26% всего промышленного производства и только в 1943-м усилиями министра вооружений Альберта Шпеера поднялась до 38%, то есть степень милитаризации экономики Германии в разгар Второй мировой войны сравнялась с военными расходами Советского Союза в годы «социалистического строительства»: в 1940 году общая доля расходов СССР на военные нужды составила 52% бюджета, на укрепление обороны уходило 26% промышленной продукции.

Мобилизация сопровождалась шумной пропагандистской кампанией под девизом: «Вставай, народ, да грянет буря!» Закрывались модные магазины, ночные клубы, ювелирные лавки, культурные учреждения. Перестали выходить гламурные журналы. Были запрещены спортивные зрелища и всяческая «роскошная жизнь». С Бранденбургских ворот торжественно демонтировали и отправили на переплавку медные барельефы.

«Мы обязуемся делать в наших жизнях и труде все, что нужно для победы, - вещал доктор Геббельс. - Фюрер ждет от нас таких свершений, которые затмят все, что было до сих пор. Мы хотим быть на высоте его требований. Мы гордимся им, а он должен иметь возможность гордиться нами. Только в период больших кризисов и потрясений национальной жизни показывают себя в деле истинные мужчины, а также и истинные женщины… Нация готова ко всему. Фюрер приказал, мы следуем за ним. В этот час национального осмысления и внутреннего подъема мы еще вернее и нерушимее будем верить в победу». Но в целом тяготы «тотальной войны» по-немецки не слишком впечатляют советского человека. Что для немца «тотальная война», для советского человека - мирные будни и ударный труд.

В идеологической борьбе на руку Геббельсу играли заявления, прозвучавшие в Касабланке.

14 января 1943 года в Марокко открылась англо-американская конференция, на которой обсуждались вопросы будущей совместной стратегии, конкретно: «Как победить в войне?» Делегации возглавляли президент США Франклин Делано Рузвельт и британский премьер-министр Уинстон Черчилль. Сталин, сославшись на сильную занятость, приехать отказался, но в своем письменном послании выразил уверенность, что объединенные силы Великобритании и Соединенных Штатов не позднее весны откроют второй фронт в Европе.

Надежды не оправдались. Главным театром военных действий на 1943 год, по рекомендации английского комитета начальников штабов, союзники признали Средиземное море. Главными задачами - высадку десанта на Сицилию не позднее июля, вывод из войны Италии, создание условий для вовлечения в войну на стороне коалиции нейтральной Турции. Вторжение в Европу через Ла-Манш было признано невозможным, разве только не случится вдруг «общего краха Германии». Москву об этом решении извещать не спешили - знали, что Дядюшке Джо не понравится. Была также принята директива о начале крупномасштабного воздушного наступления против Третьего рейха, имевшего целью «последовательное разрушение и расстройство военной, промышленной и экономической системы Германии и подрыв морального духа немецкого народа до такой степени, когда неизбежно ослабнет его способность к вооруженному сопро-тивлению». Советскому Союзу планировалось обеспечить максимально возможный объем поставок по ленд-лизу (при условии, что это не окажется «недопустимо дорого»).

На заключительной пресс-конференции, состоявшейся 24 января, Рузвельт озвучил беспрецедентное в межгосударственных отношениях требование о безоговорочной капитуляции: «Мир может наступить только после полного уничтожения германской и японской мощи… Уничтожение германской, японской и итальянской военной мощи означает безоговорочную капитуляцию Германии, Японии и Италии. Это означает разумную гарантию будущего международного мира. Вместе с тем речь идет об уничтожении не населения Германии, Японии или Италии, а господствующей в этих странах идеологии, проповедующей агрессию и порабощение народов».

Английский историк М. Говард утверждает, что Черчилль с радостью согласился с этой идеей, чтобы морально поддержать русских, поскольку «вследствие неспособности западных союзников предпринять наступление на Западе, которого требовал Сталин, премьер-министр считал особенно важным, чтобы у русских не было оснований опасаться, что их покинут в беде, заключив компромиссный мир между Германией и Западом».

А вот немецкий автор полагает, что у англосаксов имелись все основания опасаться, как бы Сталин не заключил сепаратный мир с Гитлером: «Они не только опасались, что из-за затяжки с открытием второго фронта Сталин может пойти на мир, чтобы вырваться из войны, но и предполагали, что Гитлер, особенно после Сталинграда, наверняка ухватится двумя руками за такую возможность спасения… Они серьезно думали о том, как предупредить преждевременный распад большой военной коалиции». Рузвельт и Черчилль опасались, что «у Сталина окончательно лопнет терпение в отношении союзников и он может предложить Германии мир на основе статус-кво». Либо Гитлер, оказавшийся в безнадежном положении, сам начнет искать мира на разумных условиях, к чему его подвигали и Муссолини, и Риббентроп.

Еще одна опасность состояла в том, что СССР «освободит» Европу в одиночку, до того, как союзники «пришьют последнюю пуговицу» и соберутся с силами для высадки на континенте. И что тогда делать? Спасать Германию от коммунизма?

Говард мимоходом замечает, что «вопрос о том, ослабит такое решение волю противника к сопротивлению или усилит ее, как видно, серьезно не обсуждался», мол, не было на конференции экспертов, способных осветить вопрос с этой точки зрения. Однако это совсем не похоже на Рузвельта - делать непродуманные заявления.

Требование о безоговорочной капитуляции означало, что никаких переговоров о мире не будет ни с Гитлером, ни без Гитлера, ни с нацистами, ни с любым другим германским правительством. Оно означало, что война будет вестись до полной оккупации Германии и ее дальнейшую судьбу решат победители. Требование лишало опоры германскую оппозицию, надеявшуюся вывести страну из войны путем устранения фюрера и смены режима.

Реакцию немцев можно предугадать без всяких экспертов. Немцы все поняли правильно.

«Это наглое требование было встречено германским народом и особенно армией с сильным возмущением, - задыхается от гнева Гудериан. - Отныне каждому солдату стало совершенно ясно, что наши противники преисполнены страстью уничтожить германский народ, что их борьба направлена не только против Гитлера и так называемого нацизма, как они утверждали с пропагандистской целью, но и против деловых, а потому и неприятных промышленных конкурентов». И Манштейн возмущается: «Заявление союзников в Касабланке не оставляло никакого сомнения в их стремлении к уничтожению не только Гитлера и его режима, но и Германии вообще» (Ау, ребята! Как насчет истребления славян и «германизации пространства вплоть до Урала»? А вот под этим приказом не ваша ли подпись, Эрих Эдуардович: «Еврейско-большевистская система должна быть искоренена раз и навсегда. Перед немецким солдатом стоит задача не только разгромить военную мощь этой системы. Он выступает еще и как носитель народной идеи и мститель за все те зверства, которые были причинены ему и немецкому народу»).

Требование безоговорочной капитуляции привело к ожесточению сопротивления, вынудило немцев сражаться до конца и в конечном итоге затянуло войну. Сталин, отделяя «гитлеров» от «германского государства», так вопрос не ставил и некоторое время пытался вести свою игру, через обращения комитета «Свободная Германия» выражая готовность заключить мир с «подлинно национальным немецким правительством», которое, избавившись от Гитлера, «тотчас же прекратит военные действия, отзовет германские войска на имперские границы и вступит в переговоры, отказавшись от всяких завоеваний». Желаемого эффекта эти заявления не произвели, военного переворота в Берлине не случилось, и в октябре 1943 года советское правительство официально присоединилось к требованию о безоговорочной капитуляции.

Принятые меры по мобилизации людских и промышленных ресурсов позволили Германии восстановить мощь вооруженных сил.

В первом полугодии 1943 года сухопутным и военно-воздушным силам Германии удалось сформировать 50 дивизий. В том числе по приказу Гитлера была восстановлена 6-я армия и 20 дивизий со «сталинградскими» номерами. В войсках СС появились новые панцергренадерские дивизии «Хоенштауфен» и «Фрундсберг» (чистокровные арийцы) и горнострелковая, антипартизанская, мусульманская дивизия «Хандшар».

За этот же период промышленность выпустила 12 263 самолета (в том числе 10 449 боевых), 4463 единицы бронетехники, 32 тысячи орудий и 13 тысяч минометов, 139 подводных лодок. По сравнению с 1942 годом производство танков возросло почти в два раза, самолетов - в 2,2, орудий и минометов - в 2,3 раза; до 19 миллионов штук в месяц удалось поднять производство снарядов и мин. Увеличился выпуск зенитных и противотанковых орудий, авиационных пушек и пулеметов. Противотанковые дивизионы начали в большом количестве получать 75-мм противотанковые пушки РаК 40, с 1000 метров дырявившие 120-мм броню. Были запущены в серию новые конструкторские разработки в области вооружений, в первую очередь второе поколение танков. Авиационные части получали самолеты новых типов: многоцелевой «Фокке-Вульф-190А-3», вооруженный четырьмя пушками и двумя пулеметами модифицированный истребитель «Мессершмитт-109G-6», превосходивший по скорости все советские машины усовершенствованные бомбардировщики «Юнкерс-88», штурмовик «Хеншель-126В». К летнему наступлению подготовили модернизированные пикировщики «Юнкерс-87D-5» с крылом увеличенного размаха и крыльевыми 20-мм пушками, а также истребитель танков Ju-87G, под крылом которого подвешивались две 37-мм пушки; по инициативе знаменитого аса Ганса-Ульриха Руделя в июне из этих машин была сформирована первая «танковая эскадрилья».

29 мая министр Шпеер, посетивший исследовательский центр в Пенемюнде, где ему продемонстрировали эффектные пуски боевых ракет Фау-1 и Фау-2, публично объявил о. создании в Германии «оружия возмездия», которое вскоре обрушится на Англию. С этого времени и до падения Берлина немецкая пропаганда беспрерывно трубила о «секретном оружии» фюрера, чудо-оружии, которое изменит ход войны.

Однако к моменту установленной даты начала операции «Цитадель» переформирование и пополнение отведенных в тыл танковых дивизий людьми и техникой еще шло полным ходом. Чтобы восстановить боеспособность армии, требовались большие затраты и время. «Сталинградские» дивизии, вследствие нехватки техники, имущества, транспорта, и в июле считались небоеспособными. Поэтому 26 апреля Гитлер отдал приказ о более тщательной проработке плана, а через три дня перенес дату начала наступления на 5 мая, а затем - на 9 мая.

Но чем дальше, тем сомнительнее выглядели шансы на успех. Данные воздушной и наземной разведки свидетельствовали о том, что русские времени даром не теряют и основательно готовятся к встрече именно там, где немцы собирали «кулаки» ударных группировок. Следовательно, Вермахту предстояло «действовать таким методом, которого до сих пор постоянно избегали», - прорывать мощную, глубоко-эшелонированную оборону изготовившегося к отпору противника в духе сражений Первой мировой войны. От мыслей об этом фюрер маялся животом и в задумчивом уединении сам себе ставил клизмы.

3 и 4 мая в Мюнхене прошло совещание, на котором снова обсуждались перспективы летнего наступления. Присутствовали: верховное командование вооруженных сил, начальник генерального штаба ОКХ, министр вооружений, командующие группами «Центр» и «Юг», главный инспектор танковых войск, начальник штаба ВВС и другие заинтересованные лица. По-прежнему полон был энтузиазма «ослабить наступающий порыв русской армии» генерал Цейтцлер. Верил в победу и мечтал о славе фельдмаршал фон Клюге. Фельдмаршал фон Манштейн серьезно засомневался - время ушло, сил недостаточно. Генерал-полковник Модель прямо предложил не делать того, чего ждет от тебя противник, и либо придумать что-то новое, либо вообще отказаться от наступления. Категорически возражал против бесцельного, по его мнению, разбазаривания ресурсов генерал Гудериан - потеряем всё и останемся голыми.

Гитлер продолжал колебаться и предложил отложить операцию на месяц, а за это время удвоить численность танков, но никакого решения так и не принял, ограничившись совершенно правильным замечанием: «Неудачи быть не должно!» Через неделю он перенес начало наступления на 12 июня.

Пока фюрер думу думал, в Тунисе 13 мая капитулировала лишенная снабжения итало-немецкая группа армий «Африка», которой командовал генерал Ганс фон Арним. Вермахт одним махом лишился шести дивизий (в том числе 10, 15, 21-й танковых) и 94 тысяч немецких солдат. В плен сдались также 140 тысяч итальянцев во главе со свежеиспеченным фельдмаршалом Мессе.

«Мы - хозяева берегов Северной Африки», - телеграфировал британскому премьеру генерал Александер. Средиземное море стало вновь открыто для союзного судоходства, союзники приступили к подготовке операции «Хаско».

Италия, оказавшаяся на «переднем рубеже фронта», настаивала на том, чтобы прекратить действия на Востоке и спасать положение на Юге. На этот раз Муссолини был поддержан правительствами Венгрии и Румынии.

Для Гитлера мир со Сталиным был невозможен физиологически. Фюрер пришел к другому выводу: операции «Цитадель» - быть. Англо-американским войскам для подготовки десанта на Сицилию, Сардинию или Балканы - наиболее очевидные цели - потребуется не менее 6–8 недель (так оно и оказалось). За это время Вермахт должен разгромить русских у Курска, повернуться лицом к Западу и сбросить союзников в море. На случай «измены» Италии фельдмаршалу Роммелю поручалось разработать план ее оккупации.

«Мы должны наступать из политических соображений», - подвел черту на одном из совещаний начальник ОКБ фельдмаршал Кейтель, нерассуждающий исполнитель воли фюрера.

Операция «Цитадель» из короткого упреждающего удара «в рамках стратегической обороны» превращалась в главную цель летней кампании, в генеральное сражение, в котором Германия собиралась поставить на карту всё. Под Курском теперь «решалась судьба самой войны».

Главную роль в достижении быстрого успеха должны были сыграть бронетанковые войска. Фюрер решил их радикально преобразовать, перевооружить, поднять уровень производства до 1500 танков месяц. Для решения этой задачи он вернул из резерва «отца Панцерваффе» генерала Гудериана, пребывавшего в забытьи после провала операции «Тайфун» и от безделья уже присматривавшего себе поместье где-нибудь в Восточной Пруссии. В феврале 1943 года Гитлер вызвал Гудериана в Винницу и назначил его инспектором бронетанковых войск, наделив самыми широкими полномочиями и подчинив лично себе. «Быстроходный Гейнц» с энтузиазмом взялся на порученное дело, ведь «Гитлер сказал, что я должен отныне претворять свои идеи на практике».

Начиная с февраля-марта с конвейеров начали сходить 88-мм противотанковые самоходки «насхорн», довольно удачные 105-мм и 150-мм самоходные гаубицы «веспе» и «хуммель», экзотичные штурмовые танки «бруммбер». Но главная надежда возлагалась на массированное применение новых танков типа «тигр» и «пантера» и истребителей «фердинанд».

Сумрачный германский гений выдал-таки самые грозные боевые машины Второй мировой войны.

Тяжелый танк Pz. VI «тигр», запущенный в серию в августе 1942 года, не имел достойных противников на поле боя, он был сильнейшим танком в мире. Корпус танка с довольно простыми очертаниями выполнялся из катаной стали. Отсутствие углов рационального наклона брони компенсировалось ее толщиной (в принципе, с ростом калибра противотанковых орудий наклон брони терял значение): лобовая плита - 100 мм, бортовая - 80 мм, верх корпуса - 26 мм. В башне «тигра» была установлена легендарная 88-мм зенитная пушка, снабженная дульным тормозом и электроспуском. Выпущенный из нее с начальной скоростью 810 м/с бронебойный снаряд поражал любые танки противника на дистанциях 2000–1500 метров, пробивая 85–100 мм брони (советский KB-1С нес броню толщиной 60–75 мм, Т-34 - 47 мм). Убийственно точное орудие и отличная оптика обеспечивали 100-процентное попадание в неподвижную цель с первого выстрела на расстоянии 1000 метров. Скорострельность достигала 6–8 выстрелов в минуту.

Прогрессивная трансмиссия с гидравлическими сервоприводами и торсионная подвеска делали «тигр» легко-управляемой машиной с плавным, совершенно бесшумным ходом. Ее водитель не затрачивал больших физических усилий, освоить управление танком было несложно. Передачи переключались буквально двумя пальцами, маневр осуществлялся легким поворотом штурвала. От водителя не требовалось большой квалификации, и его мог заменить любой член экипажа. «Механик-водитель «тигра», - вспоминает Отто Кариус, - сидел у рычагов управления и мог управлять 60-тонной махиной столь же легко, как и автомобилем. В других танках для управления приходилось прилагать много усилий (водитель Т-34 для переключения рычагов держал под рукой кувалду)».

Специально «под «тигр» была создана новая тактическая единица - тяжелый танковый батальон, представлявший собой отдельную воинскую часть, которая могла действовать как самостоятельно, так и придаваться другим соединениям. Машина прошла проверку боем в России и Северной Африке, была обкатана, отработаны приемы ее тактического применения и организация материально-технического обеспечения. 5 марта 1943 года «пятисотые» тяжелые батальоны перевели на новый штат, предусматривавший наличие в них трех танковых рот общей численностью 45 «тигров». Гитлер свято верил в мощь своих тяжелых танков, «один батальон которых стоит целой нормальной танковой дивизии».

Первый серийный средний танк Pz. V «пантера» покинул заводской цех 11 января 1943 года. Корпус машины был сварен из катаных бронеплит, установленных под рациональными углами наклона. Толщина лобовой брони составляла

85 мм, бортовой и кормовой - 40 мм. Главным оружием, не считая двух пулеметов, была 75-мм пушка с коническим каналом ствола длиной 70 калибров. Ее бронебойный снаряд пробивал установленный вертикально броневой лист толщиной 140 мм с расстояния 1000 метров. Практическая скорострельность - 6–8 выстрелов в минуту. Прицелы и смотровые приборы были очень высокого качества. Танк обладал хорошей маневренностью и проходимостью. По своим характеристикам «пантера» превосходила все союзнические танки. Убедившись в ее выдающихся боевых возможностях, Гитлер потребовал производить по 600 машин в месяц, для чего предполагалось снять с конвейера танк Pz. IV. Первыми воинскими частями, укомплектованными «пантерами», стали 51-й и 52-й танковые батальоны.

В перспективе «пантеры» должны были полностью заменить в боевых частях машины типа Pz. III и Pz. IV. Однако в дело вмешался Гудериан, посчитавший, что, пока производство новых, вдвое более трудоемких боевых машин достигнет необходимого уровня, Вермахт рискует вообще остаться без танков. В итоге было решено перевооружить «пантерами» только по одному батальону в каждом танковом полку и продолжить производство Pz. IV.

Тем более что «четверка» была совсем не та, что в начале войны. Последние модификации, вместо прежнего короткоствольного «окурка», вооружались 75-мм пушкой с длиной ствола 48 калибров. Толщина лобовой брони была увеличена до 80 мм, на корпусе и башне устанавливались 5-мм экраны, предохранявшие от кумулятивных снарядов. После модернизации надежный, удобный в эксплуатации 25-тонный Pz. IV по всем параметрам, кроме разве проходимости, превосходил советскую «тридцатьчетверку».

Истребитель танков «фердинанд» представлял собой не принятый на вооружение «тигр» конструкции Фердинанда Порше, на котором вместо башни установили бронированную коробку с 88-мм орудием. Толщина лобовой брони составляла 200 мм, борта - 80 мм. Машина имела экипаж из 6 человек и весила 65 тонн. Несмотря на большую массу, малую скорость и низкую проходимость, она была грозным оружием, неуязвимым для лобовых атак. Гитлера, склонного к гигантомании, показ этих монстров, состоявшийся 19 марта, привел в восторг, но на Гудериана они особого впечатления не произвели: «…я должен был найти им применение, хотя и не разделял с тактической точки зрения восхищения Гитлера этим «сооружением» его любимца Порше». За два месяца было произведено 90 машин, которыми укомплектовали 653-й и 654-й «танкоистребительные» дивизионы, сведенные в 656-й противотанковый полк.

В 1943 году Панцерваффе имели над противниками неоспоримое качественное превосходство. Беда состояла в том, что наращивание производства и поставка боевой техники в войска происходили гораздо медленнее, чем хотелось.

Танков «тигр» за год, прошедший с момента постановки на конвейер, построили 377 единиц (в первом полугодии 1943 года - 260), причем 54 уже были потеряны безвозвратно. Затраты на производство одного «тигра» доходили до 300 тысяч рейхсмарок и были сравнимы с затратами на производство трех «четверок». Накануне операции «Цитадель» Вермахт на Восточном фронте располагал тремя тяжелыми танковыми батальонами и четырьмя ротами «тигров».

«Пантера» только ставилась на поток и была недоведенной машиной, она нередко выходила из строя из-за технических поломок, к примеру, пожара двигателя. Несмотря на то что Гудериан откровенно называл ее «сырой конструкцией» со всеми сопутствующими такому определению недостатками, Гитлер твердо решил использовать «пантеры» в предстоящем наступлении. Однако промышленность оказалась не в состоянии поставить в войска необходимое число боевых машин. На состоявшемся 10 мая совещании Шпеер пообещал, что к 31 мая будет выпущено 324 танка Pz. V, но к концу мая Вермахт получил только 190 машин. Отсутствие техники, в свою очередь, затягивало обучение экипажей и обслуживающего персонала. Лишь к 15 июня закончилось формирование единственного 39-го «пантерного» полка, в состав которого вошли два танковых батальона - 200 «пантер» и 4 ремонтно-эвакуационные машины.

Вермахт был уже не в состоянии в полной мере возродить былую мощь. К лету в штат немецкой танковой дивизии входил танковый полк двухбатальонного состава. В первом батальоне две роты вооружались танками Pz. IV, одна - Pz. III. Во втором батальоне машины Pz. IV имела только одна рота. В целом дивизия располагала 51 единицей Pz. IV и 66 машинами Pz. III. В реальности число боевых машин отличалось от штатного и редко превышало 100 танков. Штат пехотных дивизий пришлось сократить на 4000 человек, он составлял теперь 12 708 солдат и офицеров, но и этой численности в большинстве соединений не было. В тыловых частях и даже в боевых подразделениях широко использовались «добровольные помощники» из числа граждан оккупированных стран, число которых в Вермахте превысило полмиллиона человек.

«Возможности поддержки наступающих войск авиацией, тяжелой артиллерией резерва ОКХ, специальными инженерно-саперными частями и т.д. никогда еще с момента начала войны не доходили до столь низкого уровня», - сообщает Б. Мюллер-Гиллебранд.

Тем не менее вооруженные силы Германской империи представляли собой мощную военную машину, способную осуществлять крупные наступательные операции.

На 1 июля 1943 года вооруженные силы насчитывали 9,4 миллиона человек. Из них в сухопутных силах, с учетом армии резерва, числилось 6,8 миллиона, в военно-воздушных силах - более 2 миллионов; личного состава военно-морского флота наличествовало 650 тысяч человек, войск СС - 433 тысячи «сверхчеловеков».

В действующей армии было почти 7,6 миллиона человек. Наземные войска (вместе с Люфтваффе и СС) состояли из 276 дивизий (в том числе 21 моторизованная и 23 танковых) и 2 бригад. Общее количество танков и штурмовых орудий составляло 5305 единиц или 6127, если учесть французскую и советскую трофейную бронетехнику.

На советско-германском фронте действовали 194 расчетные дивизии (в том числе 16 танковых, 12 моторизованных и 12 авиаполевых). На вооружении у них состояло 3968 танков и штурмовых орудий (в том числе 126 трофейных). Кроме того, на передовой находились 9 румынских дивизий, с крепко «пострадавшим боевым Духом», а 5 дивизий венгров использовались для охраны тылов, «однако и там они не проявляли должной надежности». Общая численность - примерно 5 миллионов супостатов.

К операции «Цитадель» привлекались 50 дивизий, в том числе 12 танковых и 7 моторизованных - до 70% танковых дивизий Вермахта, - свыше 900 тысяч человек, около 10 тысяч орудий и минометов, 2758 танков и самоходных установок. Эти дивизии пополнялись в первую очередь и к началу операции были в значительной степени укомплектованы личным составом и боевой техникой. В танковых дивизиях абсолютное большинство составляли машины марки Pz. III и Pz. IV; «тигров» имелось 148 единиц, «пантер» - 200. Их действия поддерживали свыше 1800 самолетов 4-го и 6-го воздушных флотов.

К созданию ударных группировок немцы приступили еще в марте. Во второй половине апреля на северном и южном фасах Курского выступа сосредоточивались две новые армии. К 18 апреля к северу от Курска развернулась 9-я армия под командованием генерала Моделя. К 25 апреля к югу от Курска заняла участок фронта 4-я танковая армия генерала Гота.

Во всех звеньях велась напряженная работа по комплектованию частей и обучению войск. «После того как части были реорганизованы и перевооружены, - вспоминает командовавший корпусом генерал Раус, - армейская группа занялась интенсивной подготовкой войск к атаке (практически и теоретически). Особый упор делался на те виды действий, которые предстояли солдатам. Полевые учения велись с использованием боевых патронов и снарядов, Люфтваффе во время учений использовали настоящие бомбы. Все это позволило довести боевую готовность войск до высочайшего уровня. Штабные учения, ориентирование на местности, проводились постоянно. Мы устраивали специальные тренировки по наведению мостов и снятию минных заграждений… Дивизии, размещенные в полосе атаки, отправили до двух третей состава в тыл, где шли круглосуточные тренировки. Солдаты проходили обкатку танками и пересекали русские минные заграждения». Все нюансы предстоящего наступления тщательно продумывались и проигрывались на картах и макетах вплоть до уровня взводных командиров.

Для введения противника в заблуждение был проведен целый ряд маскировочных мероприятий: передвижение частей исключительно ночью, имитация подготовки ударов на ложных направлениях, где выставлялись макеты боевой техники, распространение слухов, ведение оборонительных работ в местах предстоящих прорывов. Но на фоне неоднократных отсрочек это были «бессмысленные телодвижения», поскольку факт наличия ударных группировок, «завершивших сосредоточение в исходном положении и ожидавших в течение двух месяцев приказа о начале наступления, говорил сам за себя».

21 июня Гитлер вновь перенес заветную дату и назначил операцию на 3 июля, а 25 июня установил самый окончательный из всех сроков - 5 июля. Подготовка вступила в завершающую фазу.

К этому времени у многих фронтовых генералов пропало всякое желание наступать, что называется - перегорело.

ОПЕРАЦИЯ «ЦИТАДЕЛЬ» С начала мая 1943 года донесения, получаемые по линии абвера, указывали на то, что русские планируют меры для отражения ожидаемого ими немецкого наступления в районе Харьков – Курск. По сведениям из надежного источника, мы еще 17 апреля 1943 года знали, что