§2. Принцип партийности в историческом познании

Итак. Вот эта вот ветка дискуссии подтолкнула меня к размышлениям о партийности науки. В дискуссии при упоминании мной принципа партийности науки как и следовало ожидать прозвучало - арийская физика. А также последовали призывы к карам чайником и лопатой. Похоже зреют антагонизмы, значит с вопросом следует пристальнее разобраться. По крайней мере предприму попытку осмысления вопроса.

«Партийность, - говорил Ленин, - есть результат и политическое выражение высоко развитых классовых противоположностей», она обязывает «при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определённой общественной группы».

«…Ни один живой человек не может не становиться на сторону того или другого класса (раз он понял их взаимоотношения), не может не радоваться успеху данного класса, не может не огорчиться его неудачами, не может не негодовать на тех, кто враждебен этому классу, на тех, кто мешает его развитию распространением отсталых воззрений и т. д. и т. д.», - писал Ленин.

Партийность есть высшее выражение классового характера общественной науки, философии, литературы, искусства, - отмечает БСЭ.

Т.е. Ленин делает смысловую отсылку к "выражению высоко развитых классовых противоположностей". Т.е. это надо понимать, что некая часть осознала себя и соответственно стала "частью для себя". Вот о чём надо оговориться - упоминание Лениным именно "классовых" противоположностей (т.е. подразумевающее именно марксистские классы) я понимаю так, что во времена Ленина понятие класса ещё "гуляло". Класс выделялся не только в способах производства, но к примеру в укладах см. например обнаруженные мной в "Развитии капитализма в России". Ещё напомню "мастера и подмастерье" в Манифесте... Тем более, что Ленин в расшифровке понятия говорит об "определённой общественной группе". А группы сами понимаете разные бывают. Это уже потом, позже Ленина когда начались споры о классовой сущности социалистических государств, вопрос определения класса в рамках способа производства стал принципиален. Для себя же я констатирую, что словоупотребление Лениным слова "класс" было весьма широко. И в современном контексте чтобы не запутывать самих себя это слово можно опустить. Просто потому, что его значение изменилось и он стал (по крайней мере в кругу марксистов) выделяться только в рамках способа производства. Т.е. нам следует понимать партийность, как выражение высоко развитых противоположностей. Например если хуту и тутси режут друг друга и слагают боевые гимны, то это несомненно партийное искусство. Искусство части. И соответственно обнаружение национал-социалистами "арийской науки" и "еврейской науки" вполне можно рассматривать в плане понимания партийности науки, коли уж дело дошло до высокоразвитых (и явно осознанных) противоречий в форме второй мировой войны и холокоста. Я полагаю такая трактовка партийности более перспективна, так как даёт возможности например для исследования противоречий в социалистическом и соответственно бесклассовом обществе, исследования межнациональных и межгосударственных конфликтов. Во всех случаях речь идёт об осознавшей себя part .

Но как всем известно коммунисты представляют интересы вовсе не всякой части человечества, а вполне определённой его части - мирового пролетариата, притом даже вне зависимости от того, насколько мировой пролетариат осознал свои особые интересы, противоположные интересам других классов.

Далее - упомянутые википедией со с ссылкой на БСЭ "общественная наука, философия, литература и искусство" несомненно являются надстройками, которые базис по своему обыкновению так и норовит определить. Надстройками над чем? По мнению ряда марксистов - всё это оптом есть надстройка над производственными отношениями, которые являются базисом. Плеханов же к примеру полагал, что есть ещё ряд промежуточных надстроек - в частности упомянутые явления являются надстройкой над психикой общественного человека, которая сама является надстройкой над политстроем, который тоже надстройка над экономическими отношениями, которые в свою очередь опять надстройка над производительными силами.

Итак у нас выходит что-то одно из двух "общественная наука, философия, литература и искусство" являются либо надстройкой либо над политстроем, либо над психикой общественного человека, проживающего в определённом политстрое. Лично мне модель Плеханова кажется красивей. Оставим пока философию, литературу и искусство и сосредоточимся на интересующей нас науке. Итак. Выходит у нас вот что.

Психика общественного человека, проживающего при производственных отношениях капитализма определяет общественную науку. Далее - нужно понять имеется ли под "общественной наукой" только науки об обществе (гуманитарные), либо все науки, которыми обладает общество. Лично я склоняюсь ко второму варианту, ибо как известно "Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя" даже для физиков. Полагаю Эйнштейн вовсе не претендовал на создание некой особой "еврейской физики" её ему принудительно вменили.

С оценкой партийности гуманитарных наук обычно вопросов не возникает. Её чаще всего видят. Но когда речь заходит о естественных науках поднимается сильнейшее возмущение. Более того представители естественных наук часто заявляют, что мол только естественные науки являются собственно науками ибо не зависят от чего-то там. В них истина определяется экспериментом, а не соцзаказом.

Попробуем разобрать это заявление. По сути товарищи утверждают, что "психика общественного человека, проживающего при производственных отношениях капитализма" и "политические отношения капитализма" НЕ определяет(ют) естественные науки. Но это же неправда. К примеру в античном мире многие догадывались об атомах и генах. Но тогда не было ни атомной физики, ни генетики. И атомную физику и генетику определили капиталистические производственные отношения и соответствующая им психика общественного человека. Они (эти отношения) подарили учёным аппаратуру и соцзаказ на соответствующие исследования. Поэтому мы можем смело считать и современную физику и генетику буржуазными науками. Но вот вопрос - отличаются ли чем либо от буржуазной физики и буржуазной генетики пролетарская физика и пролетарская генетика?!

Определять это по классовому происхождению каких-либо учёных очевидно совершенно бессмысленно. Таким образом можно лишь загнать себя в теоретический тупик, как загнали себя сторонники "арийской физики". Понятно, что современные физические или биологические теории вне зависимости от классового происхождения авторов принадлежат к одной формации. В нашем случае капиталистической. Буржуи ставили соцзаказ, буржуазное государство оплачивало исследования даже если "пролетарские" учёные чего-то и открыли. Всё равно это остаётся буржуазной наукой. Так может быть оценивать по стране происхождения науки? Мол в социалистических странах наука пролетарская, а в капиталистических буржуазная? Но это уже неправильно даже с т.з. пролетарской науки - в социалистических странах как бы нет пролетариата. Откуда там взяться пролетарской науке. Там социалистическая наука. И кстати не факт, что более прогрессивная, чем буржуазная. Ибо любой политический режим имеет ту или иную степень реакционности.

А как же определить, какая наука всё таки является пролетарской и соответственно прогрессивной в глазах мирового пролетариата и коммунистов в частности. Лично я предложил бы обратить внимание на четыре пункта.

1. Социальный заказчик исследования.
2. Цель исследования
4. Метод исследования
3. Чем является исследование чем призму будущего (позднего капитализма, либо некого переходного периода). На призму зрелого коммунизма ориентироваться не стоит ибо тогда теряется принцип классовости.

Насчёт призмы... Вот как это делается. Вспомните побольше предсказаний разнообразных футурологов. И представьте, что они осуществились. Машины ездят без водителей. В магазинах раслачиваться не надо, система распознавания сама всё рассчитает. Какие-нибудь социальные баллы и автоматизацию правосудия, дети обучаются дистанционно. Да и вообще, всё что вспомните. И вот представьте, что вы живёте в таком обществе. И вот оттуда взгляните на изыскания конкретного мыслителя. Как он выглядят?

Пример. Левый публицист или блогер совершенно бесплатно, либо на пожертвования читателей (слушателей) на основе изучения буржуазной статистики, применяя классовый подход производит изучение некого явления и делится им с читателями (слушателями). Несомненно это пролетарская наука. Хотя и деформированная (привет троцкистам) разными причинами.

А если тоже самое при тех же условиях делает правый публицист? Его соцзаказчиком не является мировой пролетариат и цели у него отличные от мировой революции. Значит это не пролетарская наука.

Но это всё гуманитарные науки. С ними всё относительно просто. А что же у нас с науками естественными? Считаете они так классово беспристрастны. Ага щас. Когда в биологии проводят исследования по товарно-денежным отношениям у животных, исследования по биологическому неравенству. В физике также регулярно генерируют новые картины мира с соответствующей им философской трактовкой. Классовая война идёт и там. Никакие апелляции к эксперименту не позволяют избавиться от классовой пристрастности исследований.

Так может быть менее одиозные достижения естественных наук свободны от классовой пристрастности. Обычные новые физические законы, никакой картины мира не меняющие или там исследование ДНК кукурузы. Действительно, какая тут классовость у кукурузы. Нет. И такие с виду аполитичные вещи тысячами нитей связаны с породившими их производственными отношениями. Тут и "конвейерная", но оторванная от собственно производства система подготовки специалистов явно влияющая на то в какой форме физический закон предстаёт перед изучающими его, предстаёт ли он в связи с конкретной задачей и вообще, тут и выбор направления приоритетных исследований для биологов. Да и вообще общая обусловленность технического уровня она как бы определяет буржуазную науку.

Я бы порекомендовал противникам классового подхода не воспринимать фразу "буржуазная наука", как ругательство. Она достигла больших высот и ей есть чем похвастаться. И мировому пролетариату есть чему у неё учиться. Но тем не менее классовую сущность этого явления забывать не стоит.

Что же обычно предъявляют сторонником партийного подхода в науке. Кибернетику, Лысенко. Я вообще здесь какой-то хоть сколько-нибудь серьёзной теоретической проблемы не вижу.

Кибернетике предъявляли не изучение самой науки о управлении, а её философское истрактование. В духе осуждённой богдановской ереси. Сейчас это уже вообще ни о чём. Кибернетика благополучно скончалась, породив пару сотен более прикладных дисциплин.

Лысенко. И что можно сказать. Да, явно он сознательно старался соответствовать критерию пролетарского социалистического учёного. Тут и к примеру приоритет науки для народного хозяйства, а не для науки. В чём то он предвосхитил науку. Эпигинетика была открыта позднее, но он использовал её элементы. В каких-то теоретических основаниях своих изысканий он что-то напутал. Да и вообще гением не был. Ну так что с того. Пролетарскость науки вовсе не даёт индульгенции от всех других научных грехов. Короче всё это какие-то несерьёзные претензии. Основная же проблема, которые критики Лысенко озвучивают не столь часто - выделялось мало средств на изучение и развитие генетики. Надо было больше. И исследователям генетики дать другие должности. Ну что тут сказать. Спору из-за денег и власти, столь частому в бюджетных сферах придавать какое-то ключевое теоретическое значение?! Всё это совершенно несерьёзно.

Ну и наконец закончить исследование вопроса принципе партийности в науке мне хотелось бы взглядом в будущее. Я утверждаю, что принцип партийности науки будет актуален и в бесклассовом обществе. Ибо несомненно останутся противоречия. Останутся осознавшие это противоречие части общества. Останется чувство моральной поддержки части, с которой ты себя идентифицируешь. Останется соцзаказ. Но вот вопрос - а окажешься ли со своим принципом партийности на стороне прогресса, это уже другой вопрос. Самый прогрессивный пролетарский учёный не застрахован от того, что в противоречиях грядущего он окажется на стороне реакции. И главными опасными моментами в социальном плане мне видятся в первую очередь вопрос должностей, рабочих мест и особое отношение человека к ним, вопрос противоречий между организаторским и исполнительским трудом, сверхценные сцепки, вопрос "особых отношений" - кстати любви в том числе, вопрос межотраслевой конкуренции. Вероятно есть ещё много других типично социалистических противоречий, которые будут определять партийность науки грядущих социалистических форм. Так что за принцип партийности науки можно не волноваться - он видимо переживёт и капитализм и социализм. Вероятнее всего и саму науку.

Вот собственно и всё чего я хотел сказать.

МЕТОДОЛОГИЯ, ИСТОРИОГРАФИЯ, ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ

ПРИНЦИП ПАРТИЙНОСТИ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ: НЕАКТУАЛЬНОЕ НАСЛЕДИЕ СОВЕТСКИХ ВРЕМЕН ИЛИ СЕГОДНЯШНЯЯ МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ДАННОСТЬ? (ДИСКУССИОННЫЕ ЗАМЕТКИ)

© 2015 Г.М. Ипполитов

Поволжский филиал Института российской истории РАН, г.Самара

Поступила в редакцию 29.09.2015

В статье анализируется принцип партийности исторической науки как в советский период, так и на современном этапе ее развития. Материал изложен в дискуссионном ключе. Ключевые слова: принцип партийности, К. Маркс, Ф. Энгельс, В.И. Ленин, методология, советский период, марксизм-ленинизм, объективность, социальный подход.

В начале XXI века выглядит аксиоматичным тезис о том, что современное научное знание - нелинейная система, состоящая из большого числа элементов3. Особенность их заключается в том, что они не являются однородными, что еще больше усложняет науку как систему4. Поэтому в научном исследовании, кроме методологических подходов, важное место отводится и методологическим принципам5. Их значимость, в частности, для исторической науки усиливается тем, что предмет ее исследования в подавляющем большинстве случаев отличается многоаспектностью6. Следовательно, не исключаются и плюрализм, и субъективизм в трактовке тех или иных аспектов предмета исследования. Здесь-то и нужны принципы в качестве методологических ориентиров7.

Что характерно: современные исследователи смело оперируют многими принципами исторической науки, ставя при этом во главу угла основополагающие из них - объективности8 и историзма. И такая постановка решения научной

Ипполитов Георгий Михайлович, доктор исторических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Поволжского филиала Института российской истории РАН, профессор кафедры философии Поволжского государственного университета телекоммуникаций и информатики, г.Самара. E-mail: [email protected]

Едва появится на свет Божий новая идея, тотчас все узкие эгоизмы, все ребяческие тщеславия, вся упрямая партийность... набрасываются на неё, овладевают ею, выворачивают её наизнанку, искажают её.

П.Я. Чаадаев1

Наука о культуре, обществе и истории должна быть также свободна от оценочных суждений, как и наука естественная. Вкусы историка не должны вторгаться в пределы его научных суждений.

проблемы не вызывает особых дискуссий. Но как только дело доходит до принципа партийности, сразу возникает поле спора, на котором иногда нормальные научные дискуссии переходят в разряд полемики. Причем полемики (а она, естественно, имеет в науке право на жизнь), носившей в лихие девяностые иногда даже «зу-бодробильный» характер.

Стратегия и логика научно-исторического исследования настоятельно диктуют начать освещение темы, означенной выше, с раскрытия основных вех процесса генезиса и эволюции принципа партийности исторической науки. Ведь еще в 1965 г. М.В. Нечкина высказала очень оригинальное суждение, когда посчитала, что

нельзя разделять историю исторической науки и историю мысли, в первую очередь исторической. По мнению крупного советского ученого, без истории мысли «наука превращается в груду фактов, а история науки - в простую библиографию предмета»9. И вряд ли здесь что-нибудь можно возразить по существу.

Раскрытие проблемы, означенной выше, начнем с такой констатации: генезис принципа партийности имеет свои корни в далеком прошлом, а точнее в научной мысли Древней Греции. Это хорошо заметил выдающийся советский российский методолог исторической науки Б.Г. Мо-гильницкий (1929-2014). Он писал в данной связи, что Геродот являлся партийным историком. Его партийность являла собой образец партийности афинского гражданина-демократа10. Надо полагать, даже самые ярые противники марксистской методологии (а профессор Б.Г. Могильницкий творил именно в данной теоретико-методологической системе координат) скорее всего не смогут возразить здесь что-то весомое. Если, конечно, они не исповедуют зоологический антикоммунизм, но тогда их «весомость» сведется к навешиванию ярлыков и не более того.

Выходит, что принцип партийности по своей природе историчен. Например, в свое время его употребил, судя по эпиграфу к настоящей статье, русский философ П.Я. Чаадаев (1794-1856), которого, как известно, императорская власть объявила сумасшедшим за его сочинения11, в коих резко критиковалась действительность русской жизни. А знаменитый граф С.С. Уваров (17861865), апологет своей триады «самодержавие, православие, народность»12, рассуждал о том, что в Российской империи имеются две партии относительно народности: «Одна из них воюет в пользу России допетровской, а другая - России послепетровской, причем корень обеих партий не в какой-нибудь скоропреходящей литературной мечте, а в истории...»13.

Принцип партийности в своей эволюции все больше зависел от идей, которые довлели над творчеством историка. И это естественный ход событий: «Я не знаю общества свободного от идей, как бы мало оно ни было развито. Само общество - это уже идея, потому что общество начинает существовать с той минуты, как люди, его составляющие, начинают сознавать, что они - общество. Ещё труднее мне подумать, что идеи лишены участия в историческом процессе»14, -писал в свое время великий российский историк В.О. Ключевский (1841-1911). История мировых цивилизаций подтвердила мысль маститого ученого о великой силе идей, как созидательных, так и разрушительных.

При этом необходимо особенно подчеркнуть, что принцип партийности, на всем протяжении своего развития, эволюционировал в исторической мысли к следующему положению: историк

зависит в своих научных изысканиях не только от своих личных пристрастий, предпочтений, заблуждений, но и от исходных посылок, установок, облаченных в форму идей (порою облаченных в доктринальную форму), даваемых ему тем или иным классом, социальной стратой, к которой ученый принадлежит или обслуживает ее интересы. И такие идеи несут в себе громадный потенциал управления творчеством историка: как следствие, историк всегда выражает чьи-то партийные интересы15.

И данный тезис К. Маркс, Ф. Энгельс и особенно В.И. Ленин детально обосновали, четко структурировали и. возвели в категорию истины в последней инстанции. Вот их некоторые основные положения: «...мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями»16; стремление к истине, свойственное подлинным ученым, совпадает с интересами и стремлениями рабочего класса (мысль Ф. Энгель-са17); история - наука партийная, отражающая борьбу различных общественных сил классового общества18; партийность обязывает «...при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы»19: «.беспартийность есть идея буржуазная. Партийность есть идея социалистическая»20; «. вопрос стоит только так: буржуазная или социалистическая идеология. Середины здесь нет»21; «.долой литераторов беспартийных!»22; «. материализм включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы»23; «.жить в обществе и быть свободным от общества нельзя»24.

Конечно, вряд ли найдется научный смельчак, который попытается постулаты, изложенные выше, возведенные (повторим еще раз) в категорию истин последней инстанции, абсолютно их опровергнуть. Его ждет неудача, так как есть в данных мыслях (исключительно категоричных) «рациональное зерно».

Но в советский период развития исторической науки подобные постулаты не только пытались всемерно закрепить, но и всемерно развить. Высказывалась, к примеру, такая мысль: принцип партийности, во-первых, отражает социальное, классовое содержание общественно-исторического познания, во-вторых, он предполагает определенную оценку изучаемых явлений и процессов. При этом особенно подчеркивалось, что советские историки имеют на вооружении не просто принцип партийности, а принцип коммунистической партийности. А он включает в себя обязательную критику буржуазной и мелкобуржуазной идеологии, всех антимарксистских, реакционных теорий и концепций. Всякое умаление коммунистической партийности в современных условиях объективно служит усилению буржу-

азной партийности, часто маскирующейся под оболочку «беспартийности»25.

Кроме того, принцип партийности, доказательству особой значимости которого посвящались даже докторские (!) диссертации26, стали иногда отождествлять с принципом объективности27. Отдельные авторы утверждали здесь буквально следующее: «.в марксистско-ленинских общественных науках объективность сливается с пролетарской партийностью и проявляется только через нее. Признание одновременного существования в марксистско-ленинской исторической науке принципов партийности и объективности логически неизбежно приводит к противопоставлению - первого второму, что не соответствует реальному положению вещей»28.

Правда, иногда высказывались в данной связи и менее категоричные, но по сути те же, что приведенное выше, суждения. Так, крупный советский методолог исторической науки Е.М. Жуков (1907-1980), справедливо отмечая мысль В.И. Ленина о том, что буржуазные профессора, будучи «приказчиками класса капиталистов», нередко дают объективные научные знания, которые марксистам не следует игнорировать, выдает далее такое суждение: «... «партийность», т.е. социально-политическая направленность того или иного исторического труда, определяется не субъективным положением его автора, а теми действительно объективными условиями, в которых формируется индивидуальный выбор его идейной позиции и протекает его творчество. Противоречие между партийностью и научной объективностью может возникнуть и неизбежно возникает в том случае, когда исследователь пренебрегает реальными потребностями прогрессивного социального развития, вступает в противоречие с ним. Поэтому партийность марксистской общественной науки, отражающей взгляды самого передового класса современного общества, свободна от предвзятости»29.

Тем не менее жестко постулировались следующие положения: 1) проблема партийности связана с особенностями исторического познания, с природой исторической науки; более того, принцип партийности приобретает характер закономерности для исторических паук, поскольку пронизывает все стороны деятельности исследователя, начиная от анализа источника, кончая созданием той или иной исторической концепции; 2) партийность и объективность выступают как составные части марксистско-ленинской методологии, лежащей в основе научного познания действительности и ее революционного преобразования30.

Так выполнялись доктринальные установки политических лидеров и идеологов правившей в нашей стране с ноября 1917 г. по 1992 г. коммунистической партии о том, что принцип партийности в исторической науке не только уза-

конивался в качестве универсального и ведущего, но и возводился в абсолют31. Например, такое док-тринальное положение было озвучено одним из ведущих идеологов ЦК КПСС Б.Н. Пономаревым (1905-1995): «.партийность советской исторической науки означает высшую объективность в раскрытии исторического процесса»32.

И даже уже на закате истории КПСС в свете решений ее высшего руководящего органа - XXVII съезда (1986 г.) - констатировалось буквально следующее: «Партийность в марксистско-ленинском понимании предполагает научность, объективность познания, а значит, необходимость искать и умение находить и открыто провозглашать истину, как бы горька и беспощадно критична она ни была; это значит сочетать в исследовании преемственность, чистоту и незыблемость исходных принципов теории с их постоянным творческим обогащением, ориентацией на постановку и решение новых проблем. Партийность означает сознательное выражение интересов рабочего класса, потребностей и задач его революционной борьбы за победу социализма и коммунизма. И поскольку эти интересы совпадают с объективными закономерностями общественного развития, с интересами прогресса всего человечества, партийность марксистско-ленинской теории совпадает с научностью, устремленностью к истине, с подлинным гуманизмом»33.

Между тем нельзя не отметить, что в поздней советской историографии (перестройка), в 1989 г., увидела свет работа Б.Г. Могильницкого «Введение в методологию истории». Думается, что в ней крупный ученый дальше других отошел от догматической абсолютизации принципа коммунистической партийности. Основные суждения историка сводятся к следующему: «В классовой направленности исторической науки выражается ее партийность. Если пристрастность историка является субъективным качеством, часто действительно отрицательно влияющим на его работу, то партийность - категория объективная, отражающая определенную закономерность, присущую самому историческому познанию. Мы определяем партийность в исторической науке как подход ученого к исследованию исторической действительности с позиций определенного класса, проявляющийся в проведении в его историографической практике идей, взглядов, настроений, идеалов этого класса»34.

Но далее маститый ученый сделал удивительно содержательное суждение о том, что сказанное им выше, разумеется, не означает, что «партийность присуща каждому без исключения историческому исследованию. Во все времена существовали труды историков, лишенные всякого общественного звучания. Посвященные, как правило, малозначащим историческим деталям, также работы часто демонстрируют высокую профессиональную технику их авторов в сфере

обработки источников. Но не озаренные светом общей исторической теории, не опаленные жаром современных им социально-политических конфликтов и идейной борьбы, они никогда не определяли и не могут определять облик исторической науки, ибо в противном случае она перестала бы выполнять свою важнейшую социальную функцию»35.

Исследователь одним из первых высказал мысль о том, что сегодня коренным теоретическим вопросом, выдвинутым перед марксистским обществоведением самой жизнью, «является вопрос о сочетании классового и общечеловеческого начал в реальном мировом развитии, а следовательно, и в изучении этого развития исторической наукой»36.

Автор анализируемой работы справедливо отметил, что не следует абсолютизировать принцип партийности. По его мнению, партийность ученого не является неким абсолютом, не целью и автоматически определяющим результаты его исследований. «В процессе исторического познания она находится в сложных и нередко противоречивых отношениях с другими его принципами. Характер этих отношений может как содействовать, так и препятствовать реализации принципа партийности в конкретной исследовательской практике. Наиболее распространенным здесь является противоречие между партийной позицией ученого и объективными результатами его творчества.

Расхождение между позицией историка и объективной значимостью его трудов имеет другой аспект. Декларирование ученым идей передового общественного класса автоматически не определяет научную эффективность его историографической практики. Во все времена существовало немало посредственных, исторических произведений, не соответствующих прогрессивным политическим и общественным идеалам своей эпохи или даже в разной степени противоречащих им, как бы громогласно их авторы ни клялись в своей верности этим идеалам»37.

Б.Г. Могильницкий верно отметил, что историографическая практика обладает определенной самостоятельностью, автономией. Имеется много тем и сюжетов, которые не находятся в жесткой зависимости от классовой позиции историка38. По его суждению, попытка полностью идентифицировать партийную позицию отдельного ученого, исторической школы или целого исторического направления с их исследовательской практикой «огрубляет действительную картину развития исторического знания и в последнем счете лишь компрометирует сам принцип партийности исторической науки»39.

Правда, столь неординарные суждения, не потерявшие, с точки зрения автора настоящей статьи, актуальности и сегодня, Б.Г. Могильниц-кий конкретными примерами из историографической практики не подтвердил.

Что характерно: в поздней советской историографии (перестройка), все в том же 1989 г., издали монографию Н.А. Бурмистрова (1925-2004)40. В советской историографии она стала единственным целевым исследованием, посвященным именно принципу партийности41. Ученый просле -дил эволюцию понятия «принцип партийности» на основе анализа положений, почерпнутых у Г. Гегеля (1770-1831), И. Канта (1724-1804), К. Маркса (1818-1883), Ф. Энгельса (1820-1895), В.И. Ленина (1870-1924), а также русских публицистов и мыслителей - В.Г. Белинского (1811-1848), А.И. Герцена (1812-1870), Н.Г. Чернышевского (1828-1889), Н.А. Добролюбова (1836-1861), Д.В. Писарева (1840-1868), М.Е. Салтыкова-Щедрина (1826-1889) и др. и установил: в произведениях К. Маркса и Ф. Энгельса не встречается термин «партийность», но они широко употребляли другие: «классовый интерес», «классовый инстинкт», «классовая тенденция», «классовая позиция». Н.А. Бурмистров справедливо отмечал: «Интересы различных общественных групп выступают важным средством социальной ориентации науки.»42.

В начале 1990-х годов, в процессе формирования новой российской государственности, процесса сложного, драматичного, а порою и трагичного, отечественная историческая науки вошла в полосу серьезного кризиса43. Тогда исследователи уподоблялись музыкантам оркестра, занявшим места в оркестровой яме, но забывшим ноты. Они гордо, зачастую помпезно, отрекались от марксизма в методологии истории44, а заменить его ничем не смогли45. Погнались за новомодными парадигмами с Запада и...потерялись.

И в такой ситуации ученые стали дружно игнорировать принцип партийности в качестве составляющей методологических оснований исторических, историографических, источниковедческих исследований. Первыми это сделали соискатели ученых степеней. Так, автор данной статьи проанализировав более 30 авторефератов кандидатских и более 10 авторефератов докторских диссертаций, защищенных в 1994-1998 гг. по специальности 07.00.02 - отечественная история, установил: ни в одном из них принцип партийности во фрагментах, посвященных методологическим основам исследования, просто не упоминается (точно так же, кстати, как и классовый подход к оценке событий и явлений). Понятно, что здесь мы имеем во многом дело с конъюнктурным явлением (зачем усложнять себе процедуру защиты). И все-таки оно имеет, в какой-то степени знаковый характер.

Подобную «аллергию» на принцип партийности можно в какой-то степени, видимо, объяснить следующим обстоятельством: данный принцип, что выше отмечалось, предполагал в императивном ключе обязательное выяснение и учет при анализе исторической концепции классовой позиции того или иного историка. Ведь

в методологии советской исторической науки только принцип коммунистической партийности отождествлялся с научностью. Поэтому исследователи анализируемого выше периода посчитали, что следование принципу партийности не позволяет историку быть объективным.

Между тем нельзя не заметить того, что в условиях кризиса отечественной науки раздавались голоса, если не в защиту принципа партийности, то по крайней мере взвешенного к нему подхода. Так, в 1995 г. B.C. Прядеин посчитал возможным использование в историографическом исследовании данного принципа с его частным случаем - принципом полного учета социально-субъективного в предмете исследования и максимально возможной нейтрализации предвзятого отношения при интерпретации в оценке факта. По его мнению, этот «частный случай» «находится, по сути, в лоне принципа объективности и является не абстрактным и огульным, а конкретным и диалектическим отрицанием принципа партий-ности»46. Но все-таки подобные зрелые рассуждения исследований начала 1990-х были не столь уж частым явлением.

Характерно и то, что во второй половине 1990-х годов дефиницию «партийность» стали заменять новым понятием - «социальный подход». Причем в контексте изложенного выше вернули из кладезя исторической мысли изрядно к тому времени подзабытое положение замечательного русского марксиста Г.В. Плеханова (1856-1918): «Там, где историку приходится изображать борьбу противоположных сил, он неизбежно будет сочувствовать той или другой. В этом отношении он будет субъективен. Но такой субъективизм не помешает ему быть совершенно объективным историком, если только он не станет искажать реальные экономические отношения, на почве которых выросли общественные силы»47.

Правда, здесь у авторов второй половины 1990-х годов получилась своего рода эклектическая смесь. Вот пример: А.А. Аникеев выделяет среди принципов исторической науки принцип «пар-тийно-классовый»48. Но буквально на следующей странице он употребляет уже понятие «партийно-классовый подход»49. А ведь известно, что в методологии науки вообще, и исторической в частности, понятие «подход» отнюдь не тождественно понятию «принцип» или понятию «метод»50.

Тем не менее манипуляции с дефинициями «партийность» и «социальный подход», освещенные выше, стали симптоматичными в плане пересмотра отношения к принципу партийности как составляющей методологической основы исторических, историографических, источниковедческих исследований. Например, отдельные авторы считают, что принцип социального подхода предполагает рассмотрение историко-экономических процессов с учетом социальных интересов различных слоев населе-

ния, различных форм их проявления в обществе. «Этот принцип (еще его называют принципом классового, партийного подхода) обязывает соотносить интересы классовые и узкогрупповые с общечеловеческими, учитывая субъективный момент в практической деятельности правительств, партий, личностей»51.

В процессе же выхода из кризиса отечественной исторической науки52 ученые-историки попали в систему координат, которую можно назвать методологическим плюрализмом мнений (кое-кто даже спутал плюрализм мнений с плю-маразмом мнений53). И в подобной ситуации если многие методологические крайности 1990-х годов как-то нивелируются более верифицированными положениями и взвешенными аксиологическими суждениями, то вокруг принципа партийности -этого родового признака марксистско-ленинской методологии советской исторической науки (подобно классовому подходу к оценке событий и явлений)54, по-прежнему наблюдается все-таки повышенный градус дискуссионности55. Причем все это протекает на фоне, когда определение «партийность» по объёму терминологии основательно заузилось, однако его прежний смысл утрачен не был. Теперь, к примеру, в энциклопедических изданиях партийность рассматривается как «принцип поведения людей, направленность политической и идеологической деятельности»56.

Следовательно, сущность «советской» партийности в основном сохранилась и в нынешних условиях, заменена только «политическая и идеологическая борьба» на «политическую и идеологическую деятельность».

Однако в современной российской исторической науке принимала все более устойчивый характер историографическая тенденция острожного, исключающего огульный нигилизм отношения к методологическому принципу партийности исторической науки. Например, в 2003 г. М.Ю. Лачаева высказала мысль о том, что полное забвение в последнее время принципа партийности приводит к игнорированию того несомненного факта, что историк не свободен от того заказа, которое дает ему общество на каждом этапе своего развития, и не может в полной мере отрешиться от своей общественно-политической позиции57. Историограф обязан раскрыть факторы, влияющие на позицию, взгляды, концепцию автора анализируемого исторического произведения, то есть изучить социально-субъективное, классовое, партийное в подходе автора к отбору исторических фактов и их интерпретации.

Необходимо отдельно подчеркнуть, что сохраняется в научном обороте сегодня и понятие «социальный подход». Между тем, видимо, можно согласиться с А.Т. Степанищевым, считающим, что понятие, приведенное выше, не претендует на научное долголетие, поскольку в нём заложено множество противоречий. «Социальный» - это «об-

условленный делением общества на классы». «И, если бы наше общество действительно было чётко разделено на классы, если бы имелись партии, отражающие интересы только конкретных классов, тогда понятие «социальный подход» могло стать жизненным. Но возможно ли в современной России, среди наиболее крупных партий, встретить такую, которая отражала бы интересы какой-то одной социальной группы - рабочих, селян, государственных служащих, торговых работников и т.д.? Даже в КПРФ, объявившей о защите интересов трудящихся, партийные билеты имеет олигарх и рабочий, пенсионер и милиционер, актёр и фермер, академик и писатель и т.д. Поэтому понятие «партийность», а не «социальный подход», носит более устойчивый характер, поскольку историк-партиец в своём исследовании, вольно или непроизвольно, будет отражать интересы идеологии своей партии, а не интересы каждой из десятков социальных групп, представители которых входят в эту партию», - отмечает, причем в очень читабельном стиле, А.Т. Степанищев58.

Можно также согласиться и с другими обобщениями А.Т. Степанищева, свидетельствующими о том, что принцип партийности на современном этапе развития отечественной науки никуда не исчез: «Партийность - это когда человек, взявшись за перо для написания исторического труда, сам себя приговорил любить и чествовать одних без права даже на мизерное возражение других, и линчевать этих других без малейшей надежды на помилование с его стороны; партийность - это когда, говоря словами В.О. Ключевского, «.здравый и здоровый человек лепит Венеру Милосскую из своей Акулины и не видит в Венере Милосской ничего более своей Акулины» (Ключевский В.О. Соч.: В 9 т. Т.1Х. М., 1990. С.373)59.

Небезынтересен и взгляд на проблему принципа партийности в проблемно-тематических историографических исследованиях, высказанный В.Я. Ефремовым в его докторской диссертации. Он отмечает, что применение этого принципа в историографических исследованиях, проводимых в системе координат современных научно-исследовательских парадигм, требует осторожности и ограниченности. Принцип партийности можно использовать преимущественно при оценке научного вклада тех ученых, которые подчинили факты истории обоснованию позиций какой-либо партии.

«Между тем вряд ли правомочно следовать в русле наметившейся в начале 1990-х гг. тенденции в постсоветской историографии, суть которой - исключительно нигилистическое отношение к принципу партийности в методологии исторических и историографических исследований. И хотя сегодня данная тенденция не получила большого распространения, соискатель считает обязательным продекларировать свое отношение к ней: она ненаучна», - констатирует

В.Я. Ефремов60. Данная позиция, конечно, сформулирована категорично, даже жестко, но вряд ли следует ее оспаривать.

В то же время нельзя не заметить, что в современной историографии рассматриваемой проблемы сохраняется тенденция жестких оценок принципа партийности не только как устаревшего, но и в качестве дискредитировавшего себя. Так, А.В. Бочаров утверждает буквально следующее: «В связи с дискредитацией понятия «партийность» его предпочитают избегать в современной методологии истории. Было введено понятие «ценностный подход», который можно определить как принципиальное требование учёта одним историком влияния мировоззрения других историков на создание образа событий, а также требование рефлексии по поводу собственных мировоззренческих оснований»61.

Но здесь все та же эклектика: принципы и подходы объявляются тождественными, что далеко не так. Нельзя согласиться и с таким жестким аксиологическим суждением, как дискредитация понятия «партийность». А.В. Бочаров выдает также желаемое за действительное, когда утверждает, что в современной методологии истории дефиницию «принцип партийности» предпочитают избегать. Из материалов данной статьи становится ясным, что если понятие «принцип партийности» в 1990-е годы (главным образом, в первой их половине) действительно исследователи старались избегать, то в современной историографии данная дефиниция имеет место в научном обороте. Думается, что в учебном пособии такие излишне категоричные суждения, оценки, которые допустил А.В. Бочаров, вряд ли уместны (ведь учебное пособие - это не дискуссионная статья или выступление на научной конференции).

Итак, резюмируя вышеизложенное, попытаемся ответить на вопрос, поставленный в заглавии настоящей статьи.

Принцип партийности исторической науки - порождение марксизма, ставшее родным детищем советской методологии исторической науки. Он творчески развивался в системе теоретико-методологических координат теперь уже догматизированного марксизма в большевистском его измерении (читай: марксизма-ленинизма), столь умело приспособленного политическими лидерами и идеологами правившей в Советском государстве компартии к обслуживанию своих нужд, запросов, интересов. При этом нельзя сбрасывать со счетов того обстоятельства, что в поздней советской историографии (перестройка) предпринимались попытки (хотя, конечно, непоследовательные, в чем-то робкие и наивные) очищения рассматриваемого принципа от догматических наслоений.

Принцип партийности исторической науки в постперестроечной историографии (первая половина 1990-х годов) стал исследователями

игнорироваться как с конъюнктурных позиций, так и из-за своего рода «аллергии» на марксизм-ленинизм в качестве методологии истории. Однако в постсоветской историографии (вторая половина 1990-х годов) стала, правда, пока еще не очень явно, оформляться тенденция взвешенного подхода к рассматриваемому принципу. И все это происходило на фоне смены цивилизационной парадигмы, формирования новой российской государственности, когда отечественная историческая наука находилась в кризисе.

Принцип партийности исторической науки в современной российской историографии - дискуссионное поле, на котором в условиях выхода отечественной науки истории из кризиса в системе координат плюралистического многоголосия ломаются копья, искрятся мечи. Но, как бы ни остры были дискуссии, редко встретишь отказ анализируемому принципу на существование.

Итак, принцип партийности исторической науки не может сегодня быть отнесен к разряду неактуального наследия советских времен. Являлся бы он таковым, не попал бы сегодня в дискуссионное теоретико-методологическое поле.

А можно ли считать рассматриваемый принцип методологической данностью в современной отечественной исторической науке? Если исходить из значения слова «данность» как объективная действительность62, то безапелляционно да.

Главное, чтобы эту данность применительно к принципу партийности исторической науки снова, как в советские времена, не возвели в ранг доктринальной установки.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Чаадаев П. Апология сумасшедшего // Чаадаев П. Философические письма. Апология сумасшедшего. М., 2009 [Электронный ресурс] // Библиотека «Вехи» [сайт] - URL: http://www.vehi.net/chaadaev/apologiya. html (дата обращения:18.09.2015).

2 ВеберМ. Избр. произв. Пер. с немецкого. М., 1990. С.26.

3 См., напр.: СтепинВ.С. Теоретическое знание. Структура, исторические типы. М., 2000; Филатов Т.В. Общие проблемы философии науки. Избранные лекции для аспирантов. Ч.1. Самара, 2007 и др. Естественно, что не является здесь исключением и «наука истории». В кавычки взята речевая конструкция, авторы которой - К. Маркс (1818-1883) и Ф. Энгельс (1820-1895). «Мы знаем только одну единственную науку, - писали эти выдающиеся немецкие мыслители, - науку истории. Историю можно рассматривать с двух сторон, ее можно разделить на историю природы и историю людей. Однако обе эти стороны неразрывно связаны; до тех пор, пока существуют люди, история природы и история людей взаимно обусловливают друг друга» (МарксК., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т.3. С.16, прим.).

4 См., напр.: БлаубергИ.В. Проблемы методологии системного исследования. М., 1970; Блауберг И.В., Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. М., 1973; Уемов А.И. Системный подход и общая теория систем. М., 1978; Афанасьев В.Г. Системность и обще-

ство. М., 1980; Ракитов А.И. Историческое познание: системно-гносеологический подход М., 1982; Кузьмин В.П. Принцип системности в теории и методологии К. Маркса. М., 1983; Каган М.С. Системный подход и гуманитарное знание: избранные статьи. СПб., 1991; Юдин Э.Г. Методология. Системность. Деятельность. М., 1997 и др.

5 Общеизвестно, что принцип, с общефилософской точки зрения, представляет собой основание некоторой совокупности фактов или знаний, исходный пункт объяснения или руководства к действиям (см.: Энциклопедия социологии. М., 2003. С.374.).

6 См., напр.: Могильницкий Б.Г. О природе исторического познания. Томск, 1978; Петров Ю.В. Практика и историческая наука. Проблема субъекта и объекта в исторической науке. Томск, 1981; Ипполитов Г.М. Объект, предмет, субъект исторического познания: непростая диалектика // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. 2007. Т.9. №2 (апр. - июнь). С.281-296.

7 Данное обстоятельство подчеркивается в современных исследованиях (см., напр.: Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. 2-е изд. М., 2003; Его же. Теоретико-методологические проблемы исторических исследований // Новая и новейшая история. 1995. №1. С.3-34; Аникеев А.А. Методология классической историографии. Учеб. пособие. Ставрополь, 2004; Ипполитов Г.М. Из опыта преподавания методологии истории в Самарском государственном педагогическом университете // Новая и новейшая история. 2007. №5. С.80-89; Его же. О некоторых аспектах методологии историографического исследования // Вестник Самарского гос. пед. ун-та. Ист. фак-т. Вып.3 «Актуальные проблемы истории, археологии и педагогики». Самара, 2007; Его же. Как трудно избежать соблазна биографию писать, или Размышления о некоторых теоретико-методологических основах исследования исторических персоналий // Клио. Журнал для ученых. 2011. №6. С.143-149; Репинецкий А.И. Историческая психология: к вопросу об объекте и предмете исследования // Методология и методы исторической психологии: Материалы XXVI Между-нар. науч. конф. Санкт-Петербург, 14-15 декабря 2009 г. СПб., 2009. С.9-14 и др.

8 Попутно заметим, что ряд ученых предлагают сегодня вывести категорию «объективность» из разряда принципов и рассматривать в качестве конечной цели любого жанра исторических исследований. Так, В. Д. Камынин пишет в данной связи буквально следующее: «По нашему глубокому убеждению, «объективность» не может являться принципом исследования. Она выступает целью историографического исследования, к достижению которой стремятся все настоящие исследователи» (Камынин В.Д. Теоретические проблемы историографии как научной и учебной дисциплины на рубеже XX-XXI столетий // Известия Уральского государственного университета. 2010. №3(78). С.64). По суждению автора данной статьи, это весьма оригинальное, но очень дискуссионное положение. Надо полагать, оно требует дополнительной проработки.

9 Нечкина М.В. История истории (Некоторые методологические вопросы истории исторической науки) // История и историки. Историография истории СССР. Сб. статей. М., 1965. С.8.

10 Могильницкий Б.Г. Введение в методологию истории.

М., 1989.С.76.

11 См., напр.: ТарасовБ.Н. Чаадаев. 2-е изд. доп. М., 1990.

12 См., напр.: ПайпсР. Сергей Семенович Уваров: жизнеописание. М., 2013.

13 Цит. по: Кулешов В.И. «Отечественные записки» и литература 40-х годов XIX века. М., 1958. С.181.

14 Ключевский В.О. Соч. Т.1. Курс русской истории. М., 1987. С.53.

15 Попутно заметим, что К. Маркс и Ф. Энгельс считали, что без партий «нет развития, без размежевания нет прогресса» (МарксК., Энгельс Ф. Соч., 2 изд. Т.1. С.113).

16 Маркс К., Энгельс Ф. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений (Новая публикация первой главы «Немецкой идеологии»). М., 1966. С.59.

17 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С.317.

18 См.: Энгельс - теоретик. М., 1970. С.333.

19 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.1. С.419.

20 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.12. С.138.

21 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.6. С.39.

22 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.12. С.100.

23 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.22. С.101.

24 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.12. С.104.

25 См., напр.: ИвановВ.В. Ленинский принцип партийности и научная объективность // Средние века. 1980. Вып.43. С.5-6.

26 См., напр.: См.: Бурмистров Н.А. Партийность исторической науки: источниковедческий, историографический и методологические аспекты). Автореф. дисс. ... докт. ист. наук. Казань, 1986.

27 Данной проблеме посвящались большие статьи (см., напр.: Могильницкий Б. Г. Объективность и партийность в историческом исследовании // Методологические и историографические вопросы исторической науки. Сб. Томск, 1964. №2).

28 Историческая наука. Вопросы методологии. М., 1986. С.78.

29 Жуков Е.М. Очерки методологии истории. М., 1980. С.43-440.

30 Иванов В.В. Указ. соч. С.10.

31 См., напр.: О мерах улучшения подготовки научно-педагогических кадров по историческим наукам: всесоюзное совещание, 18-21 дек. 1962 г. М., 1964; Обсуждение вопросов методологии истории на расширенных заседаниях секции общественных наук президиума АН СССР 3 и 6 января 1964 года // Вопросы истории. 1964. №5. С.3-34; Пономарев Б.Н. Задачи исторической науки и подготовка научно-педагогических кадров в области истории // Вестник Академии наук СССР. 1963. №2. Февраль. С.3-37.

32 Пономарев Б.Н. Указ. соч. С.36.

33 Цит. по: XXVII съезд КПСС: творческий вклад в марксистско-ленинскую теорию / Под общей ред. И.Т. Фролова. М., 1986. С.115. Попутное замечание, имеющее отношение к проблемно-тематической историографии: в советский период развития исторической науки принцип партийности однозначно предполагал обязательное выяснение и учет при анализе исторической концепции классовой позиции того или иного историка его социального происхождения, принадлежности к определенной политической партии. Так, один из выдающихся советских историков А.И. Зевелев констатировал следующее: «Принцип партийности имеет решающее значение при рассмотрении истории борьбы за утверждение и дальнейшее развитие в исторической науке марксистско-ленинской концепции историче-

ского процесса, научной методологии исследования, материалистического понимания истории, означавшего необходимость заново изучить историю... Основываясь на том, что познавательный процесс носит социально-классовый характер и что классовая борьба рассматривается как основа теорий и учений, коммунистическая партийность в историографии дает возможность определить классовую направленность историографических фактов и выявить причины классово-побуждающих мотивов их появления» (Зевелев А.И. Историографическое исследование: методологические аспекты. М., 1987. С.62-63.).

34 МогильницкийБ.Г. Введение в методологию истории. М., 1989. С.74.

35 Там же. С.75.

36 Там же. С.81.

37 Там же. С.82.

38 Там же. С.83.

39 Там же. С.83-84.

40 См.: Бурмистров Н.А. Классовая природа партийности исторической науки (Теория и практика исследования). Казань, 1989.

41 Заметим, что раньше на 10 лет выхода в свет книги, указанной выше, Н.А. Бурмистров стал автором исследования «Партийность исторической науки» (Казань, 1979). Его многие положения вошли в исправленном, переработанном и дополненном виде в монографию, анализируемую выше в основном тексте статьи.

42 Бурмистров Н.А. Классовая природа партийности исторической науки (Теория и практика исследования). Казань, 1989. С.6.

43 См., напр.: Гуревич А.О. О кризисе современной исторической науки // Вопросы истории. 1991. №2-3. С.21-36; Бордюгов Г.А., Козлов В.А. История и конъюнктура: Субъективные заметки об истории советского общества. М., 1992; Данилов В.Л. Современная российская историография: в чем выход из кризиса // Новая и новейшая история. 1993. №6. С.95-101; Корнеев В.В. Кризис исторической науки в России // Кентавр. 1994. №4 и др.

44 Тогда, к примеру, А.А. Искендеров посчитал, что кризис отечественной историографии в основном порожден кризисом марксизма (прежде всего метода материалистического понимания истории в его крайне детерминированной форме). Марксизм, в его понимании, вывел историю за пределы науки, превратив ее в составную часть пропаганды (Искендеров А.А. Историческая наука на пороге XXI века // Вопросы истории. 1996. №4. С.7-8). Но здесь представлена позиция зрелого ученого. Однако в начале лихих девяностых имели место случаи, когда критика марксизма, и особенно ленинизма, зачастую напоминала ненаучное критиканство, а порою - злобные инсинуации.

45 См., напр.: ВильчекВ. Прощание с Марксом. Алгоритмы истории. М., 1993; Алтухов В.Л. Смена парадигм и формирование новой методологии // Общественные науки и современность, 1993. №1 и др.

46 Прядеин B.C. Актуальные проблемы методологии историографических исследований. Екатеринбург, 1995. С.15, 21.

47 Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. М., 1956. Т.1. С.671. Эта цитата Г.В. Плеханова использована, например, в электронной публикации «Основные принципы научного исторического иссле-

дования» для разъяснения, что такое социальный подход (см.: [Электронный ресурс] // Страницы истории [сайт] - URL: http://storyo.ru/munchaev/04.htm (дата обращения: 25.09.2015).

48 Аникеев А. А. Методология классической историографии. Учеб. пособие. Ставрополь, 2005. С.22.

49 См.: Там же. С.23.

50 Напомним (в контексте вышеизложенного), что понятие «научный подход» фигурирует в философии науки наряду с понятием «научный метод». Иногда их даже употребляют в качестве синонимов, что представляется не совсем обоснованным. Научный подход подразумевает компетентное исследование свойств и особенностей объекта изучения, установление его существенных признаков, свойств, качеств, закономерностей развития, связей, факторов, определяющих поведение. Он позволяет, в отличие от обыденного подхода, выявить и использовать глубинные, существенные системообразующие факторы, приблизиться к истинному знанию. Научный подход - комплекс парадигматических, синтагматических и прагматических структур и механизмов в познании и (или) практике, характеризующий конкурирующие между собой (или исторически сменяющие друг друга) стратегии и программы в философии, науке, политике или в организации жизни и деятельности людей. Подход - широкое понятие. Исследователь, выбирая подход, определяет первоначальный вектор в работе, то есть он закладывает фундамент своих научных изысканий в работе, базируясь на котором, используя который, он пытается достичь поставленной научной цели. Подход определяет основной путь решения исследовательской задачи. Он раскрывает стратегию этого решения (более подробно см.: ПопперК. Объективное знание. Эволюционный подход. М., 2002; Пуанкаре А. О науке. М., 1990; Ковальченко И.Д. Сущность и особенности общественно-исторического развития (Заметки о необходимости обновленных подходов) // Исторические записки. Теоретические и методологические проблемы исторических исследований. Вып.1 (119). М., 1995; Ильин В.Ф. Философия науки. М., 2003; Новиков А. Научный поиск: Философско-методологический анализ. М., 1994; Новиков А.М., Новиков Д.А. Методология. М., 2007; Степин В.С. Теоретическое знание. Структура, исторические типы. М., 2000 и др.

51 Вводная глава // Всемирная история. Учебник для вузов. М., 1997. [Электронный ресурс] // Библиотека Гумер [сайт]- URL:http://www.gumer.info/bibliotek_ Buks/History/vsem_ist/index.php (дата обращения: 28.09.2015).

52 В 2002 г. в историографическом вестнике А.Н. Сахаров, связав проблему кризиса в исторической науке с периодом острейшего политического и идеологического противоборства, заметил, что в современных условиях «российская историческая наука как раз выходит из кризиса... и вступает в новый плодотворный этап своей жизни» (Сахаров А.Н. О новых подходах в российской исторической науке. 1990-е годы // История и историки, 2002: Историографический вестник. М., 2002. С.6). См., также, напр.: Искандеров А. Два взгляда на историю // Вопросы истории. 2005. №4. С.3-32.

53 Чего только стоят усилия некоторых так называемых историков, пытающихся, например, обелить пре-

дательство генерала А. А. Власова в 1942 году (см.: АлександровК.М. Армия генерала Власова, 1944-1945. М., 2006). В свое время, автор данной статьи дал этому так называемому историку жесткую отповедь в жанре развернутой научной рецензии (см.: Ипполитов Г.М. Почти догнавший горизонт и пленник своей концепции. Полемические заметки по поводу двух неравнозначных научных артефактов. Голдин В.И. Роковой выбор. Русское военное Зарубежье в годы Второй мировой войны. Архангельск: Мурманск, 2005. СОЛТИ. 616 с. Александров К.М. Армия генерала Власова, 1944-1945. М.: Яуза: Эксмо, 2006. 576 с. // Вестник Северного (Арктического) федерального университета. Сер.: Гуманит. и социальные науки. 2008. №1 (13). С.134-140).

54 См., напр.: Вопросы методологии и истории исторической науки. М. 1976; Методологические проблемы историко-партийной науки / Под общ. ред. Н.Н. Мас-лова и П.М. Шморгуна. Киев, 1976; Варшавчик М.А., Спирин Л..M. О научных основах изучения истории КПСС: Введение в историко-партийную науку. М., 1978; Маслов Н.А. Усиление внимания к проблемам методологии, историографии и источниковедения - важное условие дальнейшего развития историко-партийной науки // Вопросы истории КПСС. 1982. №3. С.147-150; Его же. Марксистско-ленинские методы историко-партийного исследования М., 1983 и др.

55 См., напр.: Овсянников В.И. Принцип партийности и становление советской американистики: стоит ли ворошить прошлое? [Электронный ресурс] // История США. Материалы к курсу [сайт] - URL: http://ushistory.ru/stati/17-historiography.html (дата обращения:18.09.2015); Степанищев А.Т. Принцип партийности в исследовании и преподавании истории [Электронный ресурс] // Чекист. RU. Информационно-аналитическое издание [сайт] - URL: http:// chekist.ru/article/2706 (дата обращения: 18.09.2015); Ипполитов Г.М. Принцип партийности в историографических исследованиях. Приемлем ли он сегодня? Дискуссионные размышления // Человек, ученый, гражданин: материалы науч. конф., посвященной 90-летию со дня рождения С.Г. Басина. Т.2. Самара: СГПУ, 2009; Камынин В.Д. Указ. соч.; Его же. Историческая наука в России в конце XX столетия (методологические и концептуальные поиски) // Рубеж веков: Проблемы методологии и историографии исторических исследований. Тюмень, 1999. С.7-19 и др.

56 Российский энциклопедический словарь. Кн.2. М., 2001. С.1148.

57 См.: Лачаева М.Ю. Предисловие // Историография истории России до 1917 г.: Учеб. для студ. высш. учеб. заведений. В 2 т. М., 2003. Т.1. С.21.

58 Степанищев А. Т. Принцип партийности в исследовании и преподавании истории [Электронный ресурс] // Чекист. RU. Информационно-аналитическое издание [сайт] - URL: http://chekist.ru/article/2706 (дата обращения: 28.09.2015). В свое время автор данной статьи слушал лекции профессора А.Т. Степанищева в Военно-политической академии им. В.И. Ленина. Они всегда отличались высоким уровнем ораторского искусства лектора. Это чувствуется и в его научных статьях.

59 Степанищев А.Т. Указ. соч.

60 Ефремов В.Я. Деятельность властных структур по укреплению морального духа вооруженных сил Советского государства (1918-1991 гг.). Историографи-

ческое исследование. Дисс. ... докт. ист. наук. Самара, 2007. С.45, 46.

61 Бочаров А.В. Алгоритмы использования основных научных методов в конкретно-историческом исследовании. Учебное пособие. Томск. 2007. [Электронный ресурс] // Научная страница «Титан» [сайт]

ИКЪ:ЬИр://шшш.геЫ±ги/а^оп1:тН8ро^оуатуа-оБпоупШ-паисЬпШ-те^^у-у-копкгеШо/ (дата обращения: 28.09.2015).

62 Ожегов С.И. Словарь русского языка. Около 57000 слов. Изд. 10-е, стереотип. / Под ред. Н.Ю. Шведовой. М., 1973. С.139.

WHAT IS THE «PARTY SPIRIT» IN HISTORICAL SCIENCES: IRRELEVANT LEGACY OF SOVIET TIMES, OR CURRENT METHODOLOGICAL TREND?

(DISCUSSION NOTES)

© 2015 G.M. Ippolitov

Volga Branch of Institute of the Russian History of the RAS, Samara

The author discusses the principle of the "Party spirit" in the historical sciences in the Soviet period, as well as in the current historical works.

Keywords: Party spirit, Karl Marx, Friedrich Engels, Vladimir Lenin, methodology, Soviet period, Marxism-leninism, objectivity, social approach.

Georgij Ippolitov, Doctor of History, Professor, Leading Researcher, Professor of the Department of Philosophy of Volga State University of Telecommunications and Informatics, Samara. E-mail: [email protected]

О партийности – то есть зависимости науки от интересов класса, много писал В.И. Ленин . В сталинские времена подобный подход был продолжен

«Положение первое: партийность науки «Работники педагогического фронта никогда не должны забывать основного марксистского положения о классовости науки, о её партийности. Нужно решительно бороться с вредной идеей единства буржуазной и нашей, советской науки. Обсуждение на сессии Академии сельскохозяйственных наук вопроса о положении в биологической науке со всей очевидностью показало, какой огромный вред приносят раболепие и низкопоклонство отдельных советских учёных перед буржуазной наукой». Эта цитата заимствована из редакционной статьи «Торжество передовой мичуринской науки и задачи советской педагогики», опубликованной в 10-м номере журнала «Советская педагогика» за 1948 г. Сопоставление текстов позволяет утверждать, что эта статья является сокращённым изложением доклада Каирова. Аналогичные формулировки можно найти и в указанных статьях Ривеса, Познанского и Леонтьева , и во многих других публикациях 1948 г.

Принцип «партийности науки», на мой взгляд, является отражением общеполитических установок Советского государства в поведении научного сообщества (как и «партийность культуры» - литературы, живописи, музыки и т.д. - является отражением государственной политики в поведении сообщества «мастеров культуры»). Поэтому в различные исторические периоды он наполняется разным содержанием (в соответствии с изменениями в политике государства). Так, в 20-е и в начале 30-х гг. главным в содержании этого принципа было противопоставление «пролетарской» и «буржуазной» науки (культуры). При этом ведущими критериями «буржуазности» или «пролетарскости» выступили классовая и/или партийная принадлежность того или иного учёного. В это время действие принципа «партийности» в соответствии с тезисом об «усилении классовой борьбы» обращено главным образом внутрь советского научного сообщества. Вспомним хотя бы кампанию борьбы «против менышевиствующего идеализма». Ко второй половине 30-х гг. параллельно с построением «основ социализма» и становлением сталинской имперской политики в содержании этого принципа всё больше начинает проявляться «патриотический» акцент, а его действие направляется вовне советского научного сообщества.

Широкая кампания критики зарубежной науки, развернувшаяся в это время буквально во всех областях знания, имела целью изоляцию советских учёных от мировой науки. Одновременно были приняты и первые административные меры по ограничению контактов с зарубежными учёными. Оборотной стороной этой кампании стало преследование «апологетов буржуазной науки» внутри советского научного сообщества. Именно в это время впервые появляется призрак «низкопоклонства и раболепия». В качестве иллюстрации можно упомянуть кампании против «лузинщины».

После распада союзной коалиции изоляция советского общества от «тлетворного влияния Запада» стала главной целью государственной политики. И не случайно после кратковременного (конец 1945 - начало 1946 г.) забвения принципа «партийности» и оживления международных контактов советской науки в конце 1946 - начале 1947 г. принцип «партийности» окончательно приобретает форму противопоставления «советской» и «зарубежной» науки (культуры). Шумные кампании «борьбы с раболепием и низкопоклонством перед Западом», «утверждения приоритета отечественной науки и техники» «борьбы с безродным космополитизмом» явились результатом приложения к жизни советского научного сообщества нового прочтения принципа «партийности».

Кременцов Н.Л., Равнение на ВАСХНИЛ, в Сб.: Репрессированная наука / Под ред. М.Г. Ярошевского, Выпуск II, СПб, «Наука», 1994 г., с. 90.

Нередко в научной, а тем более в публицистической, литературе можно встретить взгляд, который сводит принцип партийности к принципу марксистского истолкования истории. Однако, этот взгляд неверен, ибо принцип партийности такой же древний, как и сама историческая наука. Естественно, что в то время он не был еще теоретически разработан, обоснован и сформулирован, но уже существовал как определенный подход к прошлому с позиций какого-либо класса. Например, «История» Геродота насквозь пронизана партийным подходом, так как события в ней излагаются с позиций гражданина Афин и демократа.

Уже Тацит пытался противопоставить принципу партийности иной подход. Он призывал к изучению истории «без гнева и пристрастия». Но в своих собственных работах Тацит поступал совершенно наоборот. Его «История» наполнена и гневом, и пристрастиями.

В XIX в. подобные подходы были характерны, например, для Ранке, но уже его ученики считали иначе. Здесь необходимо назвать, прежде всего, Г. Зибеля (1817-1895), который полагал, что задача историка - изучать историю с гневом и пристрастием. Да и сам Зибель, как отмечают, лишь на 3/7 был профессором, а на 4/7 - политиком. Он являлся представителем «младогерманской школы», которая много сделала для воссоединения Германии и была одним из идейных факторов, способствовавших данному процессу. В этом случае принцип партийности реализовывался на практике.

Таким образом, видно, что принцип партийности возник задолго до марксистской науки и не связан с ней генетически.

Партийность - это подход ученого к исследованию исторической действительности с позиций определенного класса, проявляющийся в проведении в научных исследованиях интересов, взглядов, настроений этого класса. Поэтому можно сказать, что принцип партийности имманентно присущ историческому познанию. Без него история теряет свою социальную роль. Значение принципа партийности в том, что он, выступая в качестве принципа исторического познания, открывает возможность глубже понять существующие между историческими фактами взаимосвязи и позволяет их объективно исследовать. Через принцип партийности осуществляется связь настоящего с прошлым. Партийность аккумулирует крупнейшие достижения в осмыслении настоящего и использует их для познания прошлого, обнаруживая тем самым новые подходы в исследовательской практике ученого.

В западной немарксистской науке существуют различные подходы к этой проблеме: от полного отрицания до признания партийности в историописании. Например, известные французские историки О. Тьерри (1795-1856) и Ф. Гизо (1787-1874) писали в то время, когда французская буржуазия, достигнув значительных высот в экономической и социальной жизни, утратила политическую власть после поражения Наполеона Бонапарта. Необходимо было исторически обосновать претензии буржуазии на власть. С этой целью ученые обращаются к изучению проблемы перехода от античности к средневековью. Они отмечают, что в результате завоевания германскими племенами Галлии сложились классы дворян и 3-го сословия (буржуазии). Тьерри и Гизо описывают историю борьбы между ними, показывают все значение этой борьбы. В их понимании классовая борьба в этом случае выступает не только как важнейшая сила исторического развития, но и как сила творческая.

Следовательно, классовая борьба первой четверти XIX в. позволила ученым глубже осветить прошлое. Это был, без сомнения, научный подход, так как была восстановлена история борьбы между дворянством и третьим сословием. И данные результаты вошли в науку независимо от классовой принадлежности авторов.

Таким образом, принцип партийности является принципом научного подхода к изучению прошлого. Каждый новый класс открывает что-то новое в изучении прошлого. Например, с появлением на исторической арене пролетариата в историческую науку вошло изучение социально-экономических отношений.

Однако следует иметь в виду, что принцип партийности сам по себе не способен к реализации, то есть он не действует автоматически. В этом смысле стоит подчеркнуть, что партийность не отделима от высокого профессионализма историка. Поэтому она не имеет ничего общего с конъюнктурным подходом к истории, что, к сожалению, также зачастую можно встретить. Когда это все же происходит, историческая наука превращается в служанку, обслуживающую сиюминутные политические и идеологические лозунги, как это было нередко в советское время.

Принцип партийности только тогда может эффективно действовать, когда он сочетается с высоким профессионализмом историка, который способен широко и результативно использовать основные достижения исторической науки. Но наиболее успешно принцип партийности в практике научного познания может осуществляться лишь в сочетании с принципом историзма.

Анализ трудов В.И. Ленина показывает, что он обра­щался к принципу партийности в двух случаях: во-первых, для разоблачения претензий того или иного деятеля на над­классовую объективность; во-вторых, для обоснования кон­кретных практических решений. В обоих случаях партийность понималась не как формальная принадлежность к политической партии, а как мерило направленности реальной деятельности отдельного человека, учреждения, обществен­ной организации. Для В.И. Ленина высшим проявлением партийности была коммунистическая партийность, заклю­чающаяся в верности марксистскому учению, строгом сле­довании требованиям партийного устава и текущим реше­ниям руководства партии.

С изменением статуса ленинской партии обнаружива­лись различные грани принципа партийности, раскрывал­ся его обоюдоострый характер. В истории КПСС выделим период революционной борьбы в подполье, военный ком­мунизм и послеленинскую эпоху. С этими этапами связа­ны, так сказать, «партийность подпольная» и «партий­ность правящая». Их различие состоит в том, что в пер­вом случае критерий партийности распространялся только на членов партии, во втором случае - гораздо шире. Следует различать 4 ипостаси принципа партийности:

1. Путеводный луч научной истины. Неологизм «пар­тийность» появился в 1894 г. в работе «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Стру­ве». Здесь Ленин противопоставляет «объективиста» и «материалиста», то есть марксиста, и доказывает, что материалист последовательнее объективиста и глубже, пол­нее проводит свой объективизм». Далее следуют знаме­нитые слова о том, что материализм (читай: марксизм) «включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы». В этом же смысле В.И. Ленин использовал термин «партий­ность» в «Материализме и эмпириокритицизме», в рецен­зии на второй том указателя Н.А. Рубакина «Среди книг».

Итак, принцип партийности предстает в качестве ме­тодологического принципа научного познания, подобного, допустим, принципу историзма. Отметается как лицеме­рие и обман объективистская иллюзия бесклассовости и беспартийности. Истинное познание общественных явлений и процессов, утверждает В.И. Ленин, может быть до­стигнуто только через призму марксистской партийности. Отсюда вытекает требование к ученым, писателям, работ­никам культуры - опираться в своей деятельности в каче­стве методологической базы на марксистскую идеологию.

1.Кредо партии нового типа. Партия большевиков как партия нового типа отличалась бескомпромиссной нацеленностью на социалистическую революцию и дик­татуру пролетариата. Понятие партийности получило отчетливо выраженный оценочный смысл: партийный - свой, беспартийный - чужой, антипартийный - враг. Подлинным партийцем-ленинцем считался тот, кто созна­тельно и добровольно подчинял свою личную волю воле партии, воплощенной в ее Программе, Уставе и текущий решениях. Если в научных спорах «оппонентом» партий­ности был «схоластический объективизм», то в жизни принцип партийности оказывался противопоставленным свободе личности. Ставя интересы партии выше интере­сов отдельного человека, принцип партийности допускал ограничение демократических свобод - слова, печати, со­вести, т.е. противоречил правам человека.

Трактовка принципа партийности, характерная для подпольной партии нового типа (1905 г.), содержится в ста­тье В.И. Ленина «Партийная организация и партийная литература» (Полн. собр. соч. Т. 12.― С. 99―105). В. И. Ле­нин перечислял формы реализации этого принципа:

Газеты должны стать «органами разных партийных организаций»;

Литераторы беспартийные, литераторы-сверхчеловеки изгоняются, и их место занимают литераторы, состоящие в партийных организациях;

. «издательства и склады, магазины и читальни, биб­лиотеки и разные торговли книгами» контролиру­ются пролетариатом.

Если обратиться к историческому контексту, то ста­нет ясно, что Ленин имеет здесь в виду газеты, издатель­ства, библиотеки, читальни, содержащиеся на средства партии, а не все российское библиотечное и газетное дело начала XX века. Говоря о привлечении литераторов в партийные ячейки, В. И. Ленин не требовал от М. Горько­го, активно сотрудничавшего в то время с большевистской печатью, вхождения в одну из ячеек. «Свобода слова и печати, - писал Ленин, - должны быть полными».

Итак, партийная печать, так же как члены партии, долж­на добровольно и бескорыстно, последовательно и неук­лонно проводить линию партии, отстаивать интересы партии, подчиняться партийной дисциплине. Приоритет партийности - отличительная черта партийца. Именно пролетарская партийность, по мысли В. И. Ленина, не­смотря на дисциплинарное насилие, есть путь к духовной свободе. Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя, поэтому истинную свободу приобретает тот, кто сознательно подчиняется партийной дисциплине, а не бес­партийный индивидуалист, торгующий своим талантом.

Право партии контролировать деятельность своих пе­чатных органов сомнений не вызывает. Но нельзя согла­ситься с правом какой-либо партии диктовать, навязывать свою партийность, свою идеологию всем остальным, бес­партийным членам общества и социальной коммуникации в целом. Это ¾ тоталитарное насилие. Но В. И. Ленин и не претендует в этой статье на тоталитарное коммуника­ционное насилие.

3. Карающий меч диктатуры. Октябрьская революция превратила большевиков из подпольной организации в правящую партию. И мгновенно изменилась трактовка партийности, как и понимание морали. Мораль также ста­ла партийной, «коммунистической».

Выступая на III Всероссийском съезде Российского коммунистического союза молодежи 2 октября 1920 г., В.И. Ленин говорил: «Всякую нравственность, взятую из внечеловеческого внеклассового понятия, мы отрицаем... Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем... В основе комму­нистической нравственности лежит борьба за укрепление и завершение коммунизма».

Л.Д. Троцкий, в свою очередь, писал: «Общество без со­циальных противоречий будет, разумеется, обществом без лжи и насилия. Однако, проложить к нему мост нельзя ина­че, как революционными, т. е. насильственными средства­ми... Цель (демократия или социализм) оправдывает, при известных условиях, такие средства (курс. авт.), как насилие и убийство. О лжи нечего и говорить! Без нее война немыслима, как машина без смазки».

Двадцатые годы изобиловали революционными без­нравственными проповедями. Так, профессор А.Б. Залкинд в книге «Революция и молодежь» (М., 1924 г.) развивал те­орию особой пролетарской нравственности, «необходимой для переходного периода, для периода обостреннейшей классовой борьбы»:

«Не убий» было ханжеской заповедью, пролетари­ат подойдет к этому правилу строго по-деловому, с точки зрения классовой пользы. Убийство злейшего, неиспра­вимого врага революции, убийство, совершенное организованно, классовым коллективом - по распоряжению классовой власти, во имя спасения пролетарской револю­ции - законное этическое убийство.

«Не прелюби сотвори» - формула неправильная. По­ловая жизнь есть неотъемлемая часть боевого арсенала про­летариата и должна исходить из соображений классовой це­лесообразности. Выбор полового объекта должен на первом месте считаться с классовой полезностью и не допускать элемента грубого собственничества. Позорным и антиклас­совым становится ревнивый протест, если новый половой объект является в классовом смысле более ценным».

Воинствующая пролетарская аморальность захлестнула литературный процесс. РАПП - Российская ассоциация пролетарских писателей - стала ее проводником в лите­ратуре, а службы социальной коммуникации, клубы и библиотеки в том числе, были мобилизованы на идеоло­гический фронт и встали под знамена революционной партийности.

В тоталитарном государстве партийность становится тоталитарно-господствующей, нейтральная беспартий­ность осуждается, а отклонения от партийной линии без­жалостно караются. Что получается в результате?

4.Оправдание лжи: свобода есть рабство. В резуль­тате почти векового учреждения принципа партийности в Советском Союзе был получен чудовищный урожай то­тальной, воинствующей, растлевающей лжи. Ложь стала настолько привычной, что перестала восприниматься сознанием. Справедливо сказал А.И. Солженицын в своей Нобелевской лекции: «Всякий, кто однажды провозгла­сил насилие своим методом, неумолимо должен избрать ложь своим принципом. Рождаясь, насилие действует от­крыто и даже гордится собой. Но едва оно укрепится, утвердится - оно ощущает разрежение воздуха вокруг себя и не может существовать дальше иначе, как затуманива­ясь в ложь, прикрываясь ее сладкоречием». Невольно вспоминается «двоемыслие» в «1984» Дж. Оруэлла, од­ной из максим которого было «свобода есть рабство; раб­ство есть свобода».

В чем конкретно состояло содержание этой лжи? Про­паганда преимуществ советского образа жизни и осуждение пороков загнивающего капитализма, восхваление КПСС и ее вождей и очернение оппозиции, утверждение высоких идеалов коммунистического братства, социальной справед­ливости, освобождение труда и т. д. находились в явном противоречии с обнищанием, бесправием, бездуховностью населения. Революционный заряд марксизма-ленинизма выхолащивался, а диалектическая теория умышленно дог­матизировалась. Не случайно и Сталин, и Хрущев, и Бреж­нев объявляли себя верными ленинцами, постоянно ссы­лались на классиков марксизма-ленинизма.

Догматизация марксизма-ленинизма открывает широ­кие возможности для манипулирования общественным мнением и контроля за обыденным сознанием. Подконтрольность идеологии обусловливает подконтрольность социальной психологии, подконтрольность общественно­го сознания в целом. Готовое, упрощенное, эмоционально преподанное и централизованно внедряемое мировоззре­ние не только легко усваивается массами, но и мобилизу­ет их на действия в нужном направлении.

9.4.2. Тоталитарная схема управления социально-коммуникационными институтами

Прилагательное «тоталитарный» (от лат. целостность, полнота) появилось в итальянском языке около 1925 г., когда Муссолини стал говорить о «тотальном государ­стве», противопоставляемом «гнилому либерализму». В «Энциклопедии Итальяна» в 1932 г. авторы статьи «фашизм Бенито Муссолини и Джиованни Джентиле» ши­роко использовали термин «тоталитарный». Кстати, сло­во «фашист» тоже итальянского происхождения. В Гер­мании о «тоталитарности» говорили в первые годы правления нацистов. Но затем это слово вышло из упо­требления, так как Гитлер предпочитал термин «автори­тарность». В СССР термин «тоталитаризм» был в ходу после 1940 г. в связи с критикой фашизма; в 1970-е гг. дис­сиденты стали использовать его применительно к советс­кой власти. В англоязычных демократиях тоталитарны­ми называли страны с однопартийным режимом, как ком­мунистические, так и фашистские. Во время Второй мировой войны осуждался тоталитаризм Гитлера и Муссолини, во время холодной войны американцы и англи­чане стали клеймить советский тоталитаризм.

В современной науке тоталитаризм понимается как форма диктаторского (авторитарного) государственного управления. Для появления тоталитаризма требуются материальные и духовные средства, которые появляются лишь в индустриальном обществе. Не случайна почти полная синхронность появления на исторической арене фашизма и большевизма - двух «классических» тотали­тарных режимов, наложивших мрачный отпечаток на ис­торию XX столетия.

На Западе пик интереса к феномену тоталитаризма пришелся на 50-60-е годы. В это время появились романы Дж. Оруэлла и Р. Кестлера, научные исследования X. Арендт, Т. Адорно, К.И. Фридриха, К. Поппера, Д.Л. Тулмина, Э. Бжезинского, Р. Арона, Л. Шапиро и др. Исследовате­ли пришли к выводам:

Тоталитаризм представляет собой исторически но­вую форму господства, отличающуюся от старых форм автократии;

Несмотря на внешние различия, есть сущностная об­щность между социал-нацизмом и большевизмом;

Оперируя демагогическими лозунгами и утопичес­кими целями, тоталитарные режимы добиваются массо­вой поддержки, в то же время систематически нарушая права человека и практикуя массовые репрессии.

Различные авторы перечисляют разные отличитель­ные особенности тоталитарных режимов, имея в виду, как правило, два «классических»: германский и советский то­талитаризм. Наиболее существенными признаются сле­дующие отличительные особенности.

1. Тоталитарный (всеобъемлющий) контроль, полное господство идеологической и социально-политической системы над личностью, государства - над обществом; стремление контролировать не только поведению людей, их личную жизнь, но даже их эмоции и мысли. Джордж Оруэлл точно заметил: «Тоталитаризм посягнул на сво­боду мысли так, как никогда прежде не могли и вообразить... Не просто возбраняется выражать - даже допускать - оп­ределенные мысли, но диктуется, что именно надлежит ду­мать». Выдвигаются догмы, не подлежащие обсуждению, но изменяемые по воле властей самым неожиданным образом. Оруэлл пишет о «кошмарном порядке», «при котором Вождь и правящая клика определяют не только будущее, но и про­шлое. Если Вождь заявляет, что такого-то события никогда не было, значит, его не было. Если он думает, что дважды два пять, значит так и есть» (там же, С. 255).

2. Способность добиваться массовой поддержки, сплачи­вая общество (или значительную его часть) вокруг харизма­тического Вождя, ведущего народ к вдохновляющей массы высокой цели. Культ Вождя играет важную мобилизующую роль во всяком тоталитарном государстве. Цели могут быть разными: советский народ строил коммунизм, отстаивая принципы интернационализма, братства трудящихся всех стран; в фашизме (национал-социализме) главенствовали воинствующий расизм и национализм, воплощавшие соци­алистическую идею, в «Майн капф» Гитлер писал, что в от­личие от «буржуазного и марксистко-еврейского мировоз­зрения» в национал-социалистическом «народном государ­стве» значение человека оценивают в «его базовых расовых терминах». Поскольку «вся человеческая культура, все до­стижения искусства, науки и техники», по его мнению, являются плодами творчества арийцев, то именно арийская раса призвана господствовать в мире. Если в марксизме-ле­нинизме двигателем истории признавалась классовая борь­ба, то нацисты видели в этом качестве борьбу наций; если марксизм придерживался материалистического рационализ­ма, то для фашизма характерны иррационализм и мисти­цизм. Однако исторический опыт показал, что массовый культ Вождя достигается не благодаря содержанию предлагаемой им путеводной идеи, а благодаря умелой ее пропа­ганде партийным идеологическим аппаратом.

3. Легитимное, общественно признанное господство одной партии и одной идеологии, опирающееся на мощь государства. В тоталитарном государстве исповедуется одна и только одна идеология в качестве единственно воз­можного мировоззрения. Остальные идеологии отвергают­ся как враждебные, опасные для государства, и их сторон­ники подвергаются репрессиям. Признанная идеология ста­новится подобием государственной религии со своими пророками, апостолами, жрецами, священными книгами, догматами, символами веры, обширным аппаратом пропо­ведников и миссионеров. Создается и содержится за госу­дарственный счет мощный идеологический аппарат, на­правляющий и контролирующий духовно-производствен­ные и социально-коммуникационные институты.

4. Культивирование социально-психологического на­строения воинствующей мобилизованности для отраже­ния происков коварных «врагов народа», для противосто­яния враждебному окружению, для умножения мощи го­сударства, чтобы «догнать и перегнать» передовые страны. Отсюда - шпиономания, доносительство, всеобщая подозрительность, готовность на жертвы, и в итоге - укреп­ление сплоченности вокруг вождя, который служит на­дежной и защитой.

5. Тоталитарные режимы вызывают следующие экономические, политические, социальные изменения в общественной жизни:

в экономике - ликвидация свободного предприни­мательства; огосударствление (полное - при социализме, частичное - при фашизме) материального производства, внедрение централизованного планового управления им; милитаризация экономики;

в политике - сращивание государства и партии, формирование административно-командной бюрократи­ческой системы, имперская внешняя политика;

в социальной жизни - расслоение общества по при­знаку отношения к власти: номенклатура (иерархически организованная правящая элита); партия (резерв номенк­латуры); народная масса - объект принуждения. Апофео­зом тоталитаристских социальных мутаций является но­вый тип человека, известный как «советский человек», или «хомо советикус».

Сближает различные разновидности тоталитаризма схо­жесть их социокультурных корней. Фашистские партии были выпестованы в недрах социалистического рабочего движения, не случайно в название своей партии гитлеров­цы оставили слова «социалистическая» и «рабочая». Та же социальная база была у большевиков. Коммунизм и фашизм утверждают коллективизм, осуждая буржуазный индивиду­ализм, являющийся сердцевиной либерально-демократичес­кой доктрины. Известно, что Риббентроп после возвраще­ния из Москвы в марте 1940 г. признался: «Я чувствовал себя в Кремле словно среди старых партийных товарищей».

Какими средствами пользовался тоталитаризм для са­моутверждения?

Средства утверждения тоталитаризма делятся на ма­териальные и духовные. Материальные средства - это, во-первых, партия «нового типа», состоящая из дисципли­нированных и решительных членов, готовых насилием и трудом, правдами и неправдами самоотверженно добиваться поставленных целей; во-вторых, мощный репрес­сивный аппарат (ЧК, ОГПУ, КГБ, гестапо, СС, СД, конц­лагеря, массовые убийства, «ночи длинных ножей» и т.п.), физически устраняющий противников режима или недостаточно преданных Вождю и поддерживающий атмосфе­ру страха, деморализующую общество.

Духовными средствами тоталитаризма являются:

Идеология, способная укорениться в массовом мен­талитете и заменить закон и нравственность;

Идеологизированные духовно-производственные социальные институты, прежде всего: образование, литература, искусство, философия, общественные науки;

Управляемые партийно-государственными органа­ми коммуникационные институты, а именно: прес­са, радиовещание, кино, книгоиздание, библиотеки, музеи, клубы.

Итак, тоталитаризм вызывает существенные преобра­зования в социально-экономическом и политическом ус­тройстве общества, наглядными проявлениями которых являются: тотальный контроль общественной жизни, мас­совый культ вождя, монополия догматизированной иде­ологии, воинствующий милитаризм. Очевидно, что эти из­менения возможны только при условии превращения со­циально-коммуникационных институтов в «опорные пункты» тоталитарной идеологии, пропагандистские и идейно-воспитательные центры. Тоталитаризм немыслим без мощнейшей пропагандистской машины, располагаю­щей индустриальной коммуникационной базой XX века. Правомерно сказать, что для тоталитарного режима соци­альная коммуникация - одно из его главнейших духовных орудий. Неслучайно школы и театры, библиотечные и клуб­ные учреждения буквально с первых дней советской власти сделались предметами пристального внимания большеви­ков. Можно сказать, что коммуникационные институты Рос­сии оказались в железных объятиях тоталитаризма, вырвать­ся из которых они не могли, а часто и не хотели.

На рис. 9.3 представлена схема тоталитарной индуст­риальной ОКС. Если ее сравнить с либерально-демокра­тической схемой (рис. 9.2), то нельзя не обратить внима­ние на следующие их различия:

Публика в либерально-демократической схеме выс­тупает как равноправный партнер коммуникационных служб, предлагающий последним социальный заказ (субъект-субъектные отношения); тоталитарная схема превращает публику в пассивный объект манипулирования (субъект-объектные отношения);

Монопольным хозяином коммуникационной систе­мы в тоталитарном государстве являются идеологические органы, диктующие подлежащие пропаганде идеи, имена, события и осуществляющие всеобъемлющую цензуру; в ли­берально-демократической схеме подобного хозяина нет;

Либерально-демократическая ОКС строится на ос­нове правовых норм и законов гражданского общества, а тоталитарная система приводится в действие директива­ми руководящих органов;

Главная » Упражнения » §2. Принцип партийности в историческом познании