Краткое содержание рассказа в прекрасном и яростном мире. Все темы в одном произведении

В Толубеевском депо лучшим паровозным машинистом считался Александр Васильевич Мальцев.

Ему было лет тридцать, но он уже имел квалификацию машиниста первого класса и давно водил скорые поезда. Когда в наше депо прибыл первый мощный пассажирский паровоз серии "ИС", то на эту машину назначили работать Мальцева, что было вполне разумно и правильно. Помощником у Мальцева работал пожилой человек из деповских слесарей по имени Федор Петрович Драбанов, но он вскоре выдержал экзамен на машиниста и ушел работать на другую машину, а я был, вместо Драбанова, определен работать в бригаду Мальцева помощником; до того я тоже работал помощником механика, но только на старой, маломощной машине.

Я был доволен своим назначением. Машина "ИС", единственная тогда на нашем тяговом участке, одним своим видом вызывала у меня чувство воодушевления; я мог подолгу глядеть на нее, и особая растроганная радость пробуждалась во мне - столь же прекрасная, как в детстве при первом чтении стихов Пушкина. Кроме того, я желал поработать в бригаде первоклассного механика, чтобы научиться у него искусству вождения тяжелых скоростных поездов.

Александр Васильевич принял мое назначение в его бригаду спокойно и равнодушно; ему было, видимо, все равно, кто у него будет состоять в помощниках.

Перед поездкой я, как обычно, проверил все узлы машины, испытал все ее обслуживающие и вспомогательные механизмы и успокоился, считая машину готовой к поездке. Александр Васильевич видел мою работу, он следил за ней, но после меня собственными руками снова проверил состояние машины, точно он не доверял мне.

Так повторялось и впоследствии, и я уже привык к тому, что Александр Васильевич постоянно вмешивался в мои обязанности, хотя и огорчался молчаливо. Но обыкновенно, как только мы были в ходу, я забывал про свое огорчение. Отвлекаясь вниманием от приборов, следящих за состоянием бегущего паровоза, от наблюдения за работой левой машины и пути впереди, я посматривал на Мальцева. Он вел состав с отважной уверенностью великого мастера, с сосредоточенностью вдохновенного артиста, вобравшего весь внешний мир в свое внутреннее переживание и поэтому властвующего над ним. Глаза Александра Васильевича глядели вперед отвлеченно, как пустые, но я знал, что он видел ими всю дорогу впереди и всю природу, несущуюся нам навстречу, - даже воробей, сметенный с балластного откоса ветром вонзающейся в пространство машины, даже этот воробей привлекал взор Мальцева, и он поворачивал на мгновение голову вслед за воробьем: что с ним станется после нас, куда он полетел.

По нашей вине мы никогда не опаздывали; напротив, часто нас задерживали на промежуточных станциях, которые мы должны проследовать с ходу, потому что мы шли с нагоном времени и нас посредством задержек обратно вводили в график.

Обычно мы работали молча; лишь изредка Александр Васильевич, не оборачиваясь в мою сторону, стучал ключом по котлу, желая, чтобы я обратил свое внимание на какой-нибудь непорядок в режиме работы машины, или подготавливая меня к резкому изменению этого режима, чтобы я был бдителен. Я всегда понимал безмолвные указания своего старшего товарища и работал с полным усердием, однако механик по-прежнему относился ко мне, равно и к смазчику-кочегару, отчужденно и постоянно проверял на стоянках пресс-масленки, затяжку болтов в дышловых узлах, опробовал буксы на ведущих осях и прочее. Если я только что осмотрел и смазал какую-либо рабочую трущуюся часть, то Мальцев вслед за мной снова ее осматривал и смазывал, точно не считая мою работу действительной.

Я, Александр Васильевич, этот крейцкопф уже проверил, - сказал я ему однажды, когда он стал проверять эту деталь после меня.

А я сам хочу, - улыбнувшись, ответил Мальцев, и в улыбке его была грусть, поразившая меня.

Позже я понял значение его грусти и причину его постоянного равнодушия к нам.

Главный герой рассказа — Александр Васильевич Мальцев — считался лучшим паровозным машинистом в депо. Он был доволь-но молодым — около тридцати лет — но уже имел статус маши-ниста первого класса. И никто не удивился, когда его назначили на новенький и очень мощный пассажирский паровоз «ИС». Это было «разумно и правильно». Помощником Мальцева стал рас-сказчик. Он был чрезвычайно доволен тем, что попал на эту ма-шину «ИС» — единственную в депо.

Мальцев не проявил практически никаких чувств по отноше-нию к новому помощнику, хотя и пристально наблюдал за его работой. Рассказчика всегда поражало то, что после проверки машины и ее смазки Мальцев все сам перепроверял и смазывал заново. На эту странность в поведении машиниста повествователь часто досадовал, считал, что ему просто не доверяют, но потом свыкся. Под шум колес он забывал о своей обиде, увлеченный приборами. Часто смотрел он на то, как вдохновенно управляет машиной Мальцев. Это было похоже на игру актера. Мальцев вни-мательно следил не только за дорогой, но успевал порадоваться красоте природы, и даже маленький воробей, попавший в воз-душную струю от паровоза, не ускользал от его взгляда.

Работа всегда происходила молча. И только иногда Мальцев постукивал ключом по котлу, «желая, чтобы я обратил свое вни-мание на какой-нибудь непорядок в режиме работы машины…». Рассказчик говорит, что работал очень усердно, но отношение машиниста к нему было ровно таким же, как и к смазчику-кочегару, и все так же тщательно проверял он все детали за своим по-мощником. Однажды, не удержавшись, рассказчик спросил у Маль-цева, почему тот все перепроверяет за ним. «А я сам хочу, — улыб-нувшись, ответил Мальцев, и в улыбке его была грусть, пора-зившая меня». Уже потом стала понятна причина этой грусти: «он чувствовал свое превосходство перед нами, потому что понимал машину точнее, чем мы, и он не верил, что я или кто другой может научиться тайне его таланта, тайне видеть одновременно и попутного воробья, и сигнал впереди, ощущая в тот же момент путь, вес состава и усилие машины». А значит, ему было просто скучно наедине со своим талантом.

Однажды рассказчик попросил Мальцева позволить ему не-много повести машину, но у него в поворотах машину забрасыва-ло, подъемы преодолевались медленно, и уже совсем скоро на-бралось опоздание на четыре минуты. Как только управление перешло у руки самого машиниста, опоздание было нагнано.

Рассказчик проработал у Мальцева около года, когда произошла трагическая история… Машина Мальцева взяла состав в восемь-десят пассажирских осей, которые уже шли с опозданием в три часа. Задачей Мальцева было как можно больше сократить это время, хотя бы на час.

Тронулись в путь. Машина работала почти на пределе, и ско-рость была не меньше девяноста километров в час.

Поезд ехал навстречу огромной туче, внутри которой все кло-котало и сверкали молнии. Скоро кабину машиниста захватил вихрь пыли, почти ничего не было видно. Внезапно ударила молния: «мгновенный синий свет вспыхнул у моих ресниц и проник в меня до самого содрогнувшегося сердца; я схватился за кран инжекто-ра, но боль в сердце уже отошла от меня». Рассказчик посмотрел на Мальцева: он даже не изменился в лице. Как оказалось, он и молнии не видел.

Вскоре поезд миновал ливень, начавшийся вслед за молнией, и выехал в степь. Рассказчик заметил, что Мальцев стал хуже вести машину: на поворотах поезд забрасывало, скорость то сни-жалась, то резко повышалась. По-видимому, машинист просто устал.

Занятый неполадками в электрических приборах, рассказчик не заметил, что поезд мчится под красные предупреждающие сигналы. Вот уже колеса застучали по петардам. «Мы петарды давим!» — закричал рассказчик и потянулся к управлению. «Прочь!» — воскликнул Мальцев и надавил на тормоза.

Паровоз остановился. Метрах в десяти от него стоят другой паровоз, его машинист изо всех сил махал красной раскаленной на огне кочергой, подавая сигнал. Это означало, что в то время, пока рассказчик отвернулся, Мальцев проехал сначала под жел-тый, потом под красный семафор, да и мало ли еще под какие сигналы. Почему же он не остановился? «Костя! — позвал меня Александр Васильевич.

Я подошел к нему. — Костя! Что там впереди нас? — Я объяс-нил ему.

Рассказчик довел удрученного Мальцева до дома. Возле самого дома он попросил оставить его одного. На возражения рассказчика он ответил: «Теперь я вижу, ступай домой…» И действительно, он увидел, как его жена вышла встречать его. Костя решил прове-рить его и спросил, покрыта ли платком голова у его жены, или нет. И получив верный ответ, оставил машиниста.

Мальцева отдали под суд. Рассказчик старался изо всех сил оправдать своего начальника. Но то, что Мальцев поставил под угрозу не только свою жизнь, но и жизни тысяч людей, не мог-ли ему простить. Почему слепой Мальцев не передал управление другому? Почему так рисковал?

Эти же вопросы задаст рассказчик и Мальцеву.

«Я привык видеть свет, и я думал, что вижу его, а я видел его тогда только в своем уме, в воображении. На самом деле я был слепой, но я этого не знал. Я и в петарды не поверил, хотя и услышал их: я подумал, что ослышался. А когда ты дал гудки остановки и закричал мне, я видел впереди зеленый сигнал, я сразу не догадался». С пониманием отнесся рассказчик к словам Мальцева. Материал с сайта

На следующий год рассказчик сдает экзамены на машиниста. Каждый раз, уезжая в дорогу, проверяя машину, он видит Маль-цева, сидящего, на крашеной скамейке. Он опирался на трость и поворачивал свое лицо с опустевшими слепыми глазами в сто-рону паровоза. «Прочь!» — только и говорил он на всякие попыт-ки рассказчика утешить его. Но однажды Костя предложил Маль-цеву поехать с ним: «Завтра в десять тридцать я поведу состав. Если будешь сидеть тихо, я возьму тебя в машину». Мальцев согласился.

На следующий день рассказчик пригласил Мальцева на маши-ну. Слепой был готов подчиняться, поэтому он смиренно обещал ничего не трогать, а только слушаться. Одну руку его машинист положил на реверс, а другую — на рычаг тормоза, а сверху поло-жил свои руки, чтобы помогать. На обратном пути шли так же. Уже на подходе к месту назначения рассказчик увидел желтый светофор, но решил проверить своего учителя и шел на желтый полным ходом.

«Я вижу желтый свет», — сказал Мальцев. «А может быть, ты опять только воображаешь, что видишь свет!» — ответил рассказ-чик. Тогда Мальцев повернул свое лицо к нему и заплакал.

Он довел машину до конца без помощи. А вечером рассказчик пошел с Мальцевым к нему домой и долго не мог оставить его одного, «как родного сына, без защиты против действия внезап-ных и враждебных сил нашего прекрасного и яростного мира».

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

  • как вы поняли состояние рассказчика когда он глядел на машину ис? В чём он сравнивал эту радость?
  • краткое содержание рассказа что я видел
  • как вы поняли состояние рассказчика когда он глядел на машину ис с чем он сравнил эту радость
  • с чем не может смириться рассказчик и почему он вновь приглашает Мальцева к себе на паровоз?
  • краткое содержание рассказа платонова в прекрасном и яростном мире оригинал за 35 мин

Время, когда создавался рассказ «В прекрасном и яростном мире» («Машинист Мальцев») (1938), было неспокойным: страна жила предчувствием войны. Литература должна была ответить на вопрос о том, какими силами располагает народ, чтобы отразить военную угрозу. А. Платонов в своем рассказе дал такой ответ: «залог победы — душа народа». Основой сюжета стали перипетии жизненного пути машиниста паровоза Мальцева. Этот человек во время грозы от удара молнии потерял зрение и, не заметив это, едва не стал причиной крушения поезда, который вел. После этого зрение вновь вернулось к машинисту. Не сумев ничего объяснить, Мальцев был осужден и попал в тюрьму. Помощник Мальцева предложил следователю смоделировать удар молнии в лабораторных условиях. Следователь так и поступил. Была доказана невиновность машиниста. Однако после опыта Мальцев вновь потерял зрение окончательно, как он думал. В конце рассказа судьба улыбнулась герою: он вновь обретает зрение.

Произведение — не столько об испытаниях, а о том, как люди эти испытания преодолевают. Мальцев — человек высокого романтического духа. Свою работу он считает величественным призванием, проделом человеческого счастья. Герой А. Платонова — поэт своей профессии. Паровоз под его управлением превращается в подобие тончайшего музыкального инструмента, послушного воле артиста. Прекрасный и яростный мир окружает Мальцева. Но столь же прекрасен и яростен мир души этого человека.

Любой человек может потерять физическое зрение. Но далеко не любой сумеет остаться в этом горе зрячим. «Духовное зрение» Мальцева не исчезало ни на мгновение. Кажется, что его выздоровление в конце рассказа — законная награда человеку-победителю.

Но несмотря на то, что рассказ имеет подзаголовок «Машинист Мальцев», А. Платонов раскрывает в произведении и другие человеческие истории. Интересна судьба рассказчика. Это начинающий железнодорожник, помощник машиниста. Он оказался свидетелем драмы, когда Мальцев потерял в пути зрение. Ему же, рассказчику, пришлось спасать этого человека: помощник машиниста беседует со следователем, с болью наблюдает, как страдает Мальцев, лишенный возможности заниматься любимым делом. Рассказчик же оказывается рядом с Мальцевым в минуту, когда зрение вернулось к машинисту.

Мастерство писателя проявляется в изображении обстоятельств, в умении показать духовную эволюцию сознания героя. Рассказчик признается: «Я не был другом Мальцева, и он ко мне всегда относился без внимания и заботы». Но в эту фразу поверить трудно: просто рассказчик не может преодолеть скромности и вслух сказать о нежности своей души. Заключительные слова рассказа раскрывают весь тот прекрасный и яростный мир души, которым живут и Мальцев, и рассказчик. Когда стало ясно, что Мальцев прозрел, «...он повернул ко мне свое лицо и заплакал. Я подошел к нему и поцеловал его в ответ: — Веди машину до конца, Александр Васильевич: ты видишь теперь весь свет! ». Сказав «весь свет! », рассказчик как бы включил в понятие «свет» и духовную красоту Мальцева: машинист победил не только внешние обстоятельства, но и свои внутренние сомнения.

В прекрасном и яростном мире

В Толубеевском депо лучшим паровозным машинистом считался Александр Васильевич Мальцев.

Ему было лет тридцать, но он уже имел квалификацию машиниста первого класса и давно водил скорые поезда. Когда в наше депо прибыл первый мощный пассажирский паровоз серии «ИС», то на эту машину назначили работать Мальцева, что было вполне разумно и правильно. Помощником у Мальцева работал пожилой человек из деповских слесарей по имени Федор Петрович Драбанов, но он вскоре выдержал экзамен на машиниста и ушел работать на другую машину, а я был вместо Драбанова определен работать в бригаду Мальцева помощником; до того я тоже работал помощником механика, но только на старой, маломощной машине.

Я был доволен своим назначением. Машина «ИС», единственная тогда на нашем тяговом участке, одним своим видом вызывала у меня чувство воодушевления; я мог подолгу глядеть на нее, и особая растроганная радость пробуждалась во мне – столь же прекрасная, как в детстве при первом чтении стихов Пушкина. Кроме того, я желал поработать в бригаде первоклассного механика, чтобы научиться у него искусству вождения тяжелых скоростных поездов.

Александр Васильевич принял мое назначение в его бригаду спокойно и равнодушно; ему было, видимо, все равно, кто у него будет состоять в помощниках.

Перед поездкой я, как обычно, проверил все узлы машины, испытал все ее обслуживающие и вспомогательные механизмы и успокоился, считая машину готовой к поездке. Александр Васильевич видел мою работу, он следил за ней, но после меня собственными руками снова проверил состояние машины, точно он не доверял мне.

Так повторялось и впоследствии, и я уже привык к тому, что Александр Васильевич постоянно вмешивался в мои обязанности, хотя и огорчался молчаливо. Но обыкновенно, как только мы были в ходу, я забывал про свое огорчение. Отвлекаясь вниманием от приборов, следящих за состоянием бегущего паровоза, от наблюдения за работой левой машины и пути впереди, я посматривал на Мальцева. Он вел состав с отважной уверенностью великого мастера, с сосредоточенностью вдохновенного артиста, вобравшего весь внешний мир в свое внутреннее переживание и поэтому властвующего над ним. Глаза Александра Васильевича глядели вперед отвлеченно, как пустые, но я знал, что он видел ими всю дорогу впереди и всю природу, несущуюся нам навстречу, – даже воробей, сметенный с балластного откоса ветром вонзающейся в пространство машины, даже этот воробей привлекал взор Мальцева, и он поворачивал на мгновение голову вслед за воробьем: что с ним станется после нас, куда он полетел?

По нашей вине мы никогда не опаздывали; напротив, часто нас задерживали на промежуточных станциях, которые мы должны проследовать с ходу, потому что мы шли с нагоном времени и нас посредством задержек обратно вводили в график.

Обычно мы работали молча; лишь изредка Александр Васильевич, не оборачиваясь в мою сторону, стучал ключом по котлу, желая, чтобы я обратил свое внимание на какой-нибудь непорядок в режиме работы машины, или подготавливая меня к резкому изменению этого режима, чтобы я был бдителен. Я всегда понимал безмолвные указания своего старшего товарища и работал с полным усердием, однако механик по-прежнему относился ко мне, равно как и к смазчику-кочегару, отчужденно и постоянно проверял на стоянках пресс-масленки, затяжку болтов в дышловых узлах, опробовал буксы на ведущих осях и прочее. Если я только что осмотрел и смазал какую-либо рабочую трущуюся часть, то Мальцев вслед за мной снова ее осматривал и смазывал, точно не считая мою работу действительной.

– Я, Александр Васильевич, этот крейцкопф уже проверил, – сказал я ему однажды, когда он стал проверять эту деталь после меня.

– А я сам хочу, – улыбнувшись, ответил Мальцев, и в улыбке его была грусть, поразившая меня.

Позже я понял значение его грусти и причину его постоянного равнодушия к нам. Он чувствовал свое превосходство перед нами, потому что понимал машину точнее, чем мы, и он не верил, что я или кто другой может научиться тайне его таланта, тайне видеть одновременно и попутного воробья, и сигнал впереди, ощущая в тот же момент путь, вес состава и усилие машины. Мальцев понимал, конечно, что в усердии, в старательности мы даже можем его превозмочь, но не представлял, чтобы мы больше его любили паровоз и лучше его водили поезда, – лучше, он думал, было нельзя. И Мальцеву поэтому было грустно с нами; он скучал от своего таланта, как от одиночества, не зная, как нам высказать его, чтобы мы поняли.

И мы, правда, не могли понять его умения. Я попросил однажды разрешить повести мне состав самостоятельно; Александр Васильевич позволил мне проехать километров сорок и сел на место помощника. Я повел состав и через двадцать километров уже имел четыре минуты опоздания, а выходы с затяжных подъемов преодолевал со скоростью не более тридцати километров в час. После меня машину повел Мальцев; он брал подъемы со скоростью пятидесяти километров, и на кривых у него не забрасывало машину, как у меня, и он вскоре нагнал упущенное мною время.