Наука и православие. Русская православная церковь и наука

13 апреля 2005 г. скончался Выдающийся отечественный ученый в области нефтедобычи В.Н. Щелкачев.

Владимир Николаевич Щелкачев родился 3 ноября 1907 г, в городе Владикавказе. В 1926 г, окончил Московский государственный университет. Вся его дальнейшая деятель была связана с изучением и разработкой нефтяных месторождений в нашей стране и за рубежом.

На рубеже 20-х – 30-х годов ХХ в. он был подвергнут репрессиям за свои религиозные убеждения. В 1932-1944 гг. В.Н. Щелкачев преподавал в высших учебных заведениях Алма-Аты, Днепропетровске и Грозном, кандидата (1939) и доктор (1941) технических наук. После недолгой работы в Наркомнефти, с 1946 г. до конца жизни – преподаватель Московского государственною института (ныне университета) нефти и газа имени И.М. Губкина. ученый создал и долгое время возглавлял кафедру теоретической механики, а также лабораторию по изучению и обобщению зарубежного опыта нефтедобычи, некоторое время был заведующим кафедрой разработки нефтяных месторождений. В.Н. Щелкачев является автором 310 научных работ, в том числе 36 монографий, подготовил 44 кандидата наук и был научным консультантом 14 докторских диссертаций. За Выдающиеся научные заслуги ученый награжден орденом Ленина, тремя орденами Трудового Красного Знамени, орденом «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени, серебряной и золотой медалями академика П.А. Капицы., званиями лауреата Сталинской премии (1950), заслуженного деятеля науки и техники, Высшей школы, нефтяной и газовой промышленности. Всю свою жизнь, в том числе и в годы гонений на Церковь, В.Н. Щелкачев был глубоко верующим человеком. Он никогда не противопоставлял религию и науку, как еще недавно любили делать скороспелые популяризаторы-атеисты, но всегда видел тесную связь двух этих проявлений высшей духовной деятельности человека. Своими мыслями о неразрывной связи веры и знания, о той роли, которую имело стремление к высшему в научной биографии многих великих ученых, В.Н. Щелкачев охотно делился с другими. Последние годы он, несмотря на возраст, много выступал перед молодежной аудиторией. Семена его дела пали на добрую почву и дали обильные всходы..

Лекция, прочитанная Владимиром Николаевичем Щелкачевым в домике при Обыденном храме пророка Илии 9 октября 1998 года

Аксиома – это истина, не требующая доказательства как очевидная, которую легко проверить. Само слово аксиома,- по-гречески «аксиос», – значит достойный, то есть аксиома – это достойная истина. Примером такой истины – аксиомы в теории познания в естествознании может служить утверждение: «Из ничего не может появиться что-либо». Наша вера тоже основана на утверждениях, которые бесспорны, справедливость которых можно доказать. И в этом смысле наша вера ничем не отличается от науки (в смысле достоверности). Кратко определить, «что такое вера»,- нельзя. Начну с определения слова наука.

Что такое наука? Наука – это область знаний или область познаний, основанная на наблюдениях, на опыте и на умозаключениях. Каждая наука систематизирует итоги знаний в какой-то области: в области социологии, или в области естествознания, или техники, или технологии, или психологии. Но, какую бы область наука ни затрагивала, она обязательно основывается на наблюдении, на опыте и на умозаключении.

Сошлюсь на Владимира Даля, автора толкового русского словаря, человека глубоко верующего. Его толкование русских слов хорошо совпадает с нашими религиозными убеждениями. Даль так просто определяет слово наука – это умение и знание, но, конечно, основанные на опыте. Изучается ли какое-то явление, какой-то процесс, который многократно повторяется, приборами это фиксируется, и именно на основании этого делаются выводы. То, что проверено опытом, может стать достоянием науки.

В 1912 году умер один крупный французский ученый, который был математиком, механиком, астрономом. В каждой из этих областей науки он был творцом, а не просто явления или факты только описывал. Это был Анри Пуанкаре. Когда я был студентом, я изучал написанные им книги и воспитывался его трудами. Переводил книги Пуанкаре с французского на русский язык Николай Михайлович Соловьев; замечу, что Н.М. Соловьев всю свою жизнь посвятил апологетике. Слово апологетика переводится как защита, оправдание. Безбожники, как всегда, что-то искажают; говорят, что апологетика – это только восхваление. Конечно, в апологетике и Бога хвалят, но, подчеркиваю, главное в апологетике – оправдание и защита веры. Я старался понять это слово буквально. Слово это греческое. Если буквально его перевести, то получится – заключительный процесс познания.

Я хочу привести цитату из книги Анри Пуанкаре: «Для поверхностного наблюдателя научная истина не оставляет места никаким сомнениям», то есть, если наука что-то сказала, то это как будто бы, без сомнения, все правильно. Оливер Лодж заметил, что математик, а тем более экспериментатор, не может обойтись без гипотез, предположений, которые делаются, но потом оказывается, что они не оправдываются. Поэтому нельзя считать, что всякий научный вывод является абсолютно верным. По этому поводу я процитирую такое высказывание уже упоминаемого мной величайшего математика и мыслителя Анри Пуанкаре: «Нельзя доказать, что нужно подчиняться Богу, хотя бы нас убедили в том, что Он всемогущ и что Он может нас раздавить; хотя бы нас убедили в том, что Он благ и что мы обязаны быть Ему признательными…. Но, если мы любим этого Бога, то все доказательства будут излишни, и покорность Ему покажется нам вполне естественной. Поэтому-то религия и имеет власть, тогда как метафизические учения ее не имеют».

Вы сами понимаете, что когда книги Пуанкаре были переведены на русский язык, то они подверглись невероятной критике, и, даже, не критике, а ругани со стороны В.И. Ленина. Он просто говорил, что нельзя всерьез принимать то, о чем говорит Пуанкаре. А у Пуанкаре из большого количества его книг посвящены вопросам философии и науки. Пуанкаре как ученый и мыслитель признан во всем мире; он – член почти всех академий мира. Но такое пренебрежительное отношение Ленина было не только к Пуанкаре.

Выше было сказано, как важно иметь гипотезы, – без гипотез, без предположений наука не существует. Одним из величайших ученых всех времен и всех народов был Ньютон, англичанин, который создал и современную математику, и современную механику (конечно, не только он один). Ньютон когда-то сказал: «Гипотез я не употребляю». Он старался механику создать без гипотез, хотя, по сути дела, в этом смысле он ошибался; по существу гипотеза у Ньютона была. Значительно позже раскрыли (Пуанкаре, Эйншнейн и др.), что это утверждение Ньютона было слабым местом в его теории. Но, однако, на базе законов Ньютона создана вся современная техника. Ньютон, кроме того, был величайший мыслитель. И этого величайшего мыслителя Ф.Энгельс просто называл «индуктивным ослом» (такова характерная для Энгельса критика).

Когда я учился в университете, я обязан был сдавать экзамен по книге Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», по книге Энгельса «Диалектика природы». Я – математик, который читал книги Ньютона, Пуанкаре, а потом читал книги Энгельса и Ленина. Именно эти книги – Энгельса, Ленина, Бухарина и других – как ни странно, помогли мне еще сильнее укрепить мою веру. Я ясно увидел многое неверное из того, что было в их собственных сочинениях. Например, основное утверждение материалистов, принимаемое ими за аксиому, таково: «Материя существует вечно». Но возникают законные вопросы: как и откуда появилась материя? На эти вопросы разумных и обоснованных ответов не было в цитированных сочинениях материалистов. Энгельс и Ленин ругались именно потому, что не могли по-другому доказать свою правоту, причем ругали тех людей, которые превосходили их несопоставимо по вкладу в науку. Хочу сказать, что в Англии существует Академия наук, которая называется «Лондонским Королевским Обществом». Девизом этого Общества является: «Ничего, основанного на словах», то есть это общество (Академия) признает только то, что основано на наблюдениях, на опыте; поэтому и критика не может основываться только на словах. Это очень хороший девиз! Возвращаясь к ранее сказанному, напоминаю: только поверхностно мыслящие люди могут думать, что в науке все достоверно.

Человечество было заинтересовано узнать, как образовалась наша солнечная система. Есть солнце, есть планеты, а как они появились? Был крупный ученый Лаплас, который первым создал такую, как будто вполне обоснованную космогоническую гипотезу: вначале была туманность, которая вращалась и из которой произошла вся Солнечная система. А вот откуда взялась туманность, и почему она вращалась – этого Лаплас не объяснял. Это принималось за гипотезу. Допустим, что туманность вращается и, благодаря силам притяжения между частицами туманности, она сжимается. Но когда вращающееся тело сжимается, оно обязательно ускоряет свое вращение, и поэтому от туманности отделяются (под влиянием центробежных сил) кольца. Когда сделали подсчеты, то оказалось, что современный момент количества движения у всей Солнечной системы в 27 раз меньше того, который должен был быть по гипотезе Лапласа. Почему? А потому, что внук Чарльза Дарвина Джорж Дарвин – объяснил это влиянием сил трения, той самой силой трения, которая на Земле тормозит движение. Следовательно, Дж. Дарвин, учитывая теорию тяготения Ньютона (т.е. теорию взаимного притяжения тел друг к другу) и учитывая влияние сил трения, дополнил гипотезу Лапласа, а, вернее, создал новую более усовершенствованную космогоническую теорию. А потом начали подсчитывать, и оказалось, что и Дарвин не прав. Поэтому появились еще более новые гипотезы – например, Фая или Шмита и другие. Следовательно, есть гипотезы, которые живут только сравнительно долго.

Иногда про религиозных людей говорят «Вот вы, люди темные, все думаете, что Господь Сам создал солнце, планеты, а на самом деле – вот как происходила солнечная система». На самом же деле Сам Господь повелел нам, чтобы мы занимались познанием всего мира сами, чтобы мы не были темными людьми. Следовательно, мы должны научитыя понимать величие Божье, которое сказывается во всех Его творениях. Так надо подходить к пониманию всей окружающей нас природы.

До сих пор осталось еще много неизвестного. Начнем с самого первого – что такое тяготение? Вот я взял книгу, она падает. Почему она падает? Потому что действует сила тяжести. Но до сих пор не знают: как возникла гравитация? Вот я сел на стул и измерил вес себя, сидящего на стуле. А если я под стул подложил 10-20 толстенных слоев чугуна или свинца, то мой собственный вес от этого не изменился бы. Сила тяготения через все проникает, но никто до сих пор не знает: что такое сила тяготения, т.е. гравитация. Почему она действует? Не знают. Силы притяжения между телами действуют обратно пропорционально квадрату расстояния между ними, – это нам известно. Итак, на основании того, что мы знаем о том, как действует сила тяготения, но не зная, что такое эта сила, все же можем на основе этого делать расчеты. Какие расчеты? Мы запускаем спутники, – тела, которые летят к Луне или к Венере. Смогли запустить такой спутник, чтобы он мог догнать комету Галлея. Этот спутник, догнав комету, смог даже сфотографировать ядро кометы Галлея! Мы все смогли увидеть, что оно (ядро кометы) из себя представляет. А для того, чтобы запустить какой-либо спутник, надо, вопервых, знать: какова величина массы Земли. Должны еще знать: какое расстояние от Земли до Луны или до Венеры и каковы массы этих тел. Теперь эти массы Земли, Солнца, Венеры, Луны, планет известны и они подсчитаны относительно точнее, чем подсчитывают массы лекарств, которые мы получаем в аптеке (относительно, конечно, в процентах). Величины сил притяжения к Земле или к Луне подсчитывают по закону Ньютона. Причем сам Ньютон был глубоко религиозный человек. Если он произносил слово Бог, он снимал шапку! И весь конец своей жизни он посвятил толкованию «Апокалипсиса».

Перейдем к другим вопросам. Все считают, что звезды неподвижны. Неверно, все звезды двигаются. Все вы знаете созвездие Большой Медведицы, имеющей вид «ковша», – мы его видим, зарисовываем. А когда сравнили с тем, что видели 2 тыс. лет тому назад, то обнаружили разницу (в древней и современной формах созвездия), так как звезды передвигаются относительно друг друга. Как передвигаются? Например, просто двигаются по прямым линиям. Когда начали изучать движение самой яркой звезды, Сириуса, то оказалось, что она двигается не по прямой линии, а волнообразно, примерно синусообразно. Возник вопрос почему многие звезды движутся по прямым линиям, а Сириус движется по-другому? Крупный немецкий ученый Бессель сказал: «Сириус с кем-то, наверное, танцует вальс». Как это понять? Вблизи Сириуса имеется другая мощная звезда, которую простым глазом мы не видим, и они двигаются друг относительно друга, вращаясь вокруг их общего центра масс. Это предположение было высказано в 30-х годах прошлого века. Прошло с тех пор более 30 лет. В 60-х годах прошлого века английский ученый Альван Кларк создал новый мощный телескоп и увидел вблизи Сириуса маленькую звездочку. Оказалось, что она имеет огромную температуру; определили и большую массу этой звезды – спутника Сириуса. Назвали ее «Белый карлик»: белым потому, что он светился белым светом, а карликом из-за его размеров. Определили, что в одном кубическом сантиметре вещества «Белого карлика» содержится масса более 10 тонн – такова огромная плотность вещества этой звезды. Это было замечательное, новое открытие! В науке все время появляются новые открытия. Появилось еще и такое открытие: целый ряд звезд, которые с Земли простым глазом не видны, испускают только рентгеновские лучи. Их обнаружить можно было только с помощью специального аппарата, который ловит рентгеновские лучи. И таких звезд, оказывается, даже больше, чем видно обычных звезд с Земли. А поэтому с полной убежденностью скажем: «Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым …». Господь сотворил видимое и невидимое, но и Сам Господь и видим, и невидим. «Бога никто не видал и видеть его не может, а познать может». Мы Его познаем, как можем. Я выше привел цитату из Первого послания Апостола Иоанна

Из всего, что я сказал, вытекает, что в науке все время что-то новое открывают, и это замечательно. Мы видим замечательные технические достижения: на самолетах летают, ездят на автобусах, троллейбусах, автомашинах. Но, конечно, надо всегда помнить, как иногда превратно люди трактуют научные достижения, извращают науку. Был такой ученый: Тимирязев Климент Аркадьевич. Это – крупный ученый. Он исследовал хлорофил, который необходим растениям. Однако, он же искажал науку. В своей книге «Исторический метод в биологии» он, например, пишет: «Все живое происходит из клетки». В какой-то мере многое, действительно, происходит из клетки. Кроме того, следует отметить, что это не его цитата. Эту цитату Тимирязев взял, несколько видоизменив, у немецкого ученого Вирхова, а Вирхов говорил по-другому: «Каждая клетка происходит из клетки», – значение этой цитаты Вирхова совсем другое, чем у Тимирязева. Науку уважать надо. С помощью науки создано много замечательных вещей, которыми и любоваться можно и пользоваться. Наука помогает познавать мир, но всегда надо помнить, что мир – Божий! Переходим к другому важному основному вопросу: Что такое вера? Ходячее определение веры, которое верующим людям часто подсовывают: «Вера – это такое убеждение, которое принимается разумом, но без должноro обоснования». Это значит, что вера противоречит знанию. Такое определение веры неверное. Правильнее дать такое определение: «Вера – это убеждение, воспринимаемое всей душой», то есть и сердцем, и разумом Под сердцем подразумевают нравственное проявление души человеческой. Когда говорят «сердечный», подразумевают высокую нравственность, доброту и прочее. Продолжаю определение веры: «Вера -это убеждение, воспринимаемое всей душой, основанное на рассуждении, на наблюдении, на опыте», то есть вера основывается на том же, на чем основывается и наука.

Попутно отмечу, что недавно моя родственница подарила мне книгу, которая издана в Свято-Тихоновском Богословском институте. Эта книга называется «Катехизис». Это – курс лекций, очень хорошая книга Но я считаю необходимым остановиться на небольшом недостатке в этой книге. Как в этой книге определяется вера? «Вера – состояние психологической уверенности в истинности некоторых положений, которые не могут быть логически доказаны и опытом опровергнуты». С этим определением веры я не согласен. Наоборот, – положения веры могут быть логически доказаны и могут быть проверены. И в то же время в книге написано: какое великое значение имеет разум в религии. Мне кажется, это просто описка при определении веры. Такие определения дают повод обвинять религиозных людей в том, что мы не связываем веру с разумом.

А как вера определяется в Новом Завете?

«Вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в нем».

Под верой понимают иногда сам предмет уверенности.

Я хочу подчеркнуть, что мы никогда не должны соглашаться с тем, что вера основана только на недоказуемых положениях. Это неверно. Я сегодня буду говорить о том, насколько наша вера доказуема, насколько она обоснована. Конечно, вера без дела мертва. Однако правильно и то, что не должно быть веры слепой.

Приведу цитату из интересной, полезной книги иеромонаха Роуза «Опыты православной педагогики». Там даются советы, – как православный человек должен преподавать, вести себя как педагог. В этой книге Роуз цитирует высказывание генерала Антона Ивановича Деникина. Сам Деникин цитирует профессора, у которого он учился, – известного профессора Петербургского университета, профессора психологии Александра Павловича Введенского: «Бытие Божие воспринимается, а не доказывается». Я же хочу сказать, что Бытие Божие не только воспринимается, но и доказывается. Все сказанное выше относится к определению веры.

А что такое религия? Религия – это вероисповедание, то есть воззрение, поведение, определяемое верой. Есть разные определения религии,- каждый по-своему определяет это слово, каждый по-своему строит свое поведение и мировоззрение. Слово религия в переводе с латинского языка означает: «ре» – повторение действия, «легар», глагол, – соединяться, «релегар» – воссоединятыя. Значит, религия – это воссоединение человека с Богом.

Еще одна цитата из «Катехизиса», где как раз подчеркивается, какое значение имеет разум: «Исключение разума из религиозной сферы неизбежно негативно отразится на всем строе духовной жизни человека». Значит, повторяю, если какой-то человек считает, что разум следует выключить из религиозной жизни, то это очень тяжело будет сказываться на всем его духовном строе жизни. Только что процитированная книга «Катехизис» очень хорошая. Она составлена иереем Давыденковым как курс лекций в Свято-Тихоновском Богословском институте.

Сделаю некоторое отступление от основной темы нашей беседы.

Прихожанкой нашего храма была Елена Владимировна Апушкина (урожденная Быкова). До этого в течение многих лет (в двадцатые годы и в начале тридцатых) она была прихожанкой храма Николы в Клениках. В эти годы я жил в Москве и много хорошего слышал о священнослужителях этого храма и его прихожанах. Елена Владимировна была духовной дочерью настоятеля храма Николы в Клениках протоиерея Алексея Мечева.

Обладая особым даром- вести регулярные повседневные записи – Елена Владимировна систематически записывала проповеди и беседы, которые проводил о. Алексей Мечев и его сын протоиерей Сергей Мечев. Записи носили не простой описательный характер, а отражали глубокие убеждения и верования описываемого человека, как бы воскрешая его духовный облик. Именно такие записи Елены Владимировны положены в основу недавно изданной замечательной книги, посвященной о. Алексею Мечеву. Книга имеет такое название: «Пастырь добрый». С Еленой Владимировной я познакомился в 1931 году, когда она и я были в ссылке в г. Алма-Ате.

Мне выпало счастье познакомиться при весьма особых обстоятельствах еще с одним прихожанином храма Николы в Клениках – духовным сыном о. Алексея Мечева – врачом Сергеем Алексеевичем Никитиным! И он, и я сидели в 1930 – 1931 г.г. в Бутырской тюрьме в разных камерах, не будучи знакомы друг с другом. Окна наших тюремных камер выходили в тюремный же двор, в который на краткую прогулку (под надзором) выводили заключенных. Гуляющих заключенных мы видели из окон тюремных камер. Конечно, надзирающие за прогулкой зорко наблюдали за тем, чтобы прогуливающиеся заключенные не переговаривались с заключенными, стоящими около окон в своих тюремных камерах. Все же как-то раз один из заключенных, сидевших со мной в камере, указал мне на прогуливавшегося в тюремном дворе человека, назвал его имя, отчество, фамилию и добавил, что он очень верующий человек и прихожанин храма Николы в Клениках. Указанный человек был именно Сергей Алексеевич Никитин. Урывками времени, когда Сергей Алексеевич проходил мимо моего окна, я, стараясь делать это незаметно, начал ему кланяться; он стал отвечать мне поклонами, и кто-то, сидевший с ним в камере, назвал ему мою фамилию, добавив, что и я сижу в тюрьме по религиозному делу. Спустя несколько лет, когда после ссылки он и я на время приехали в Москву, нам удалось познакомиться лично, и я хочу рассказать об одном эпизоде, сведения о котором могут быть полезны и для всех меня слушающих. Как-то Сергей Алексеевич спросил меня, читал ли я книгу Н.В. Гоголя «Размышления о Божественной литургии»? Я признался, что этой книги ранее не читал. Совет Сергея Алексеевича прочитать эту книгу я выполнил и убедился в том, что содержание упомянутой книги Гоголя замечательно. Рекомендую всем моим слушателям обязательно прочитать эту книгу Гоголя. В ней, в частности, указано, что каждый священник в нужные моменты произносит в алтаре тайные молитвы. В части одной из таких молитв сказано: «Подай в настоящем веке познание Твоей Истины».

Позже врач С.А. Никитин принял (сначала тайно) сан священника, а потом был рукоположен в сан епископа под именем Стефана. Он умер и был похоронен в ограде храма в подмосковном поселке «Отрадное» (около Белорусской ж.д.). Рассказ о Сергее Алексеевиче я привел как доказательство замечательных духовных сыновей о. Алексея Мечева.

Поделюсь еще одним воспоминанием.

В двадцатые годы я был прихожанином храма Николы в Плотниках (на Арбате). В начале октября 1930 года вместе с настоятелем этого храма, протоиереем Владимиром Воробьевым, я был арестован и заключен в Лубянскую тюрьму по обвинению (ложность обвинения теперь официально подтверждена) в участии в контрреволюционной церковной организации, возглавляемой протоиереем Воробьевым. Между прочим, он является дедушкой ныне здравствующего протоиерея Владимира Воробьева ректора Свято-Тихоновского Богословского института.

В храме Николы в Плотниках прот. В. Воробьев и многие прихожане особенно почитали икону с образом «Державной Богоматери». После нашего ареста храм Николы в Плотниках был полностью разрушен, и о судьбе содержавшихся в нем икон я долго ничего не знал. И вдруг, с радостью узнаю, что находившаяся ранее в храме Николы в Плотниках икона «Державной Богоматери» сохранилась и теперь находится в нашем храме пророка Илии (Обыденном).

Эта икона помещается рядом с Распятием (сзади стены помещения хора) в левом притворе храма в честь Иоакима и Анны. О переносе в наш храм этой иконы мне сообщила бывшая прихожанка нашего храма – Наталья Владимировна Подолыкая, которая достойна особой благодарной памяти всех прихожан нашего храма. Она – доктор филологических наук, человек огромных знаний, большой мудрости, богатой веры. Именно она написала, незадолго до своей смерти, очень хорошую книгу по истории нашего храма. Всем советую познакомиться с этой книгой, которая, конечно, есть в библиотеке нашего храма.

С Натальей Владимировной я был хорошо знаком и знаю, что она, в порядке личной благотворительности, оказывала большую материальную помощь двум старушкам, погорельцам, сбежавшим (без всяких вещей) из Грозного во время Чеченской войны и помещенных в Москве в доме-интернате для престарелых. После некоторого отступления возвращаюсь к основной теме нашей беседы. Борьба с верой, борьба с религией была в нашей стране очень сильной. Приведу по этому поводу некоторые высказывания из очень хорошей книги «Очерки христианской апологетики», написанной Николаем Михайловичем Фиолетовым. Это был профессор, крупный ученый, которого стали сразу преследовать после революции. Он был членом Православного Собора в Москве в 1917 году, на котором избрали Патриарха. Потом много лет он жил в разных городах; ему не давали в одном городе долго жить. Потом его посадили в концентрационный лагерь, где Николай Михайлович и умер от истощения. Книга его сохранилась, редактором нового издания ее является отец Глеб Каледа, в сем вам известный. В своей книге Николай Михайлович фиолетов много говорил о том, что творилось в нашей стране в начале революции. Государственная победа большевизма ознаменовалась разнузданной антирелигиозной пропагандой, уничтожением духовенства, церковно-активных мирян, разрушением храмов. В школах и в институтах учили, что Бога нет, что Христос – это просто миф, что религия – это выдумка эксплуататорских классов, направленная на то, чтобы держать в повиновении з массы трудящихся, что нет и не может быть общечеловеческой морали. Внушалось, что морально только то, что помогает делу пролетарской революции, а аморально все, что ей мешает. О христианстве, особенно о православии, слагались самые чудовищные небылицы. На верующих смотрели как на скрытых врагов государства; их церковно-православная деятельность приравнивалась к контрреволюционной деятельности. В РСФСР за нее судили «тройками» и выносили приговор по ст. 58 уголовного кодекса.

Кстати говоря, и меня арестовали и судили тоже по этой же статье, называя врагом народа за принадлежность к упоминавшейся выше контрреволюционной организации, которой не было. Из 33-х человек, якобы принадлежавших к «центру» этой организации, в живых сейчас остался только я один. Заметьте, судили по уголовному кодексу. А почему? Учтите, что я – математик; я привык к точности, то есть привык доказывать сообщаемые сведения или фактами, или формулами. Так вот факты: вспомним, например, как определял Маркс, что такое религия. «Религия есть настроение бессильного мира, дух бездушный и подлый. Она (религия) есть опиум для народа». Это изречение Маркса многократно и везде повторялось при проведении антирелигиозной пропаганды. Ленин о религии говорил несколько более «доходчиво» для простого русского народа: «Религия – род духовной сивухи, в которой рабы капитализма топят свой человеческий образ, свои требования сколько-нибудь достойной человеческой жизни». Приведенные дословные цитаты из сочинений Маркса и Ленина противоречат фактам; они злобно искажают роль и значение религии и влияние Церкви на души и разум людей. В противоположность смыслу и духу только что приведенных цитат из сочинений Маркса и Ленина воспроизведу цитату из сочинения великого русского ученого и мыслителя Михаила Васильевича Ломоносова: «Наука и вера суть дщери Великого Родителя и в распрю зайти не могут, аще кто, по тщеславию своему, на них вражду всклеплет».

В связи с этим же вспоминаю высказывания хорошо известного мне и любимого мною профессора Московской Духовной Академии – протоиерея Александра Ветелева. Профессор Ветелев сочетал духовную мудрость и многосторонние познания новинок современного естествознания с особенно нежным человеколюбием. Вот, например, один из советов, который о. Александр Ветелев часто повторял всем его знакомым: «Старайтесь воспринимать знания не только умом, но и сердцем». , когда он лежал в больнице, его последние слова были направлены на защиту Церкви против обвинений безбожников: «Церковь никогда не вредила государству, старалась помочь людям внутренне возродиться и быть честными, добрыми, справедливыми».

Теперь о самом главном: вспомним установленные Иисусом Христом для всех нас две Евангельские Заповеди, выше и значительнее которых Он считал, что ничего нет.

Первая заповедь: «Возлюби Господа твоего всем сердцем твоим, и всей душой твоей, и всем разумением твоим, и всей крепостью твоей». Вдумайтесь: возлюбить Бога надо не только всем сердцем, всей душой, но и всем разумением, причем возлюбить не просто, а крепчайшим образом!

Вторая заповедь, по важности подобная первой:

«Возлюби ближнего твоего, как самого себя».

Эти 2 заповеди совершенно одинаково сформулированы первыми тремя Евангелистами: Матфеем, Марком, Лукой.

Как сказано в Евангелии: на этих двух заповедях, важнее которых ничего нет, утверждается весь закон. Поэтому всем нам эти две заповеди всегда надо помнить и любые возникающие у нас вопросы или сомнения именно с помощью них разрешать.

Из первой заповеди совершенно очевидно следует, что вера не должна быть слепой, а всегда надо заботитыя о все более и более глубоком ее уразумении. Подтвердить это можно многими поучениями в апостолыких посланиях:

«И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму» – см. Послание апостола Павла к римлянам (глава 1, зачало 81, стих 28).

«Что же делать? Стану молиться духом, стану молиться и умом; буду петь духом, буду петь и умом» – см. Первое послание апостола Павла к коринфянам (глава 14, зачало 155, стих 15).

«Итак, не будьте нерассудительны, но познавайте, что есть воля Божия» – см. Послание апостола Павла к ефесянам (глава 4, зачало 229, стих 17).

« .то вы, прилагая к сему все старание, покажите в вере вашей добродетель, в добродетели рассудительность, в рассудительности воздержание, в воздержании терпение, в терпении благочестие, в благочестии братолюбие, в братолюбии любовь. Если это в вас есть и умножается, то вы не останетесь без успеха и плода в познании Господа нашего Иисуса Христа» – см. Второе соборное послание святого апостола Петра (глава 1, зачало 64, стихи 5 – 8).

В главе 12, зачало 108, стих 1 святой апостол Павел призывает к разумному служению Богу.

В приведенных цитатах я особенно старался обратить внимание на разумность нашей веры, так как атеисты, безбожники всегда утверждали противоположное, прибегая к обычному обвинению всех верующих в темноте и невежестве.

На самом же деле, если учесть, что всякая наука основывается на наблюдении, опыте и умозаключении, то такие же основы можно проследить и в нашей вере в Бога. Действительно, к вере в Бога, в промыслительность Божию, в Бога как Творца всей вселенной приводят наблюдения за явлениями природы, социальной жизни и т.п. Эти наблюдения сопровождаются, конечно, и умозаключениями. Верующий человек основывается и на опыте, который так же сопровождается умозаключениями – в приведенных выше первой Евангельской заповеди и в апостольских поучениях ясно указывается на значимость разумения в нашей вере в Бога. Конечно, упоминание об опыте в основе науки и об опыте в основе веры требует пояснения. Опыт или эксперимент в науке связан с исследованием свойств какого-либо вещества, или проверки какой-либо технологии и т.п. Говоря об опыте, как одной из главнейших основ веры, подразумевают духовный опыт. Духовный опыт верующий человек приобретает в собственной молитве, изучая писания Святых Отцов Церкви, участвуя в молитвах, возносимых в храмах, и в тех ощущениях, которые мы приобретаем, принимая таинства.

Значение духовного опыта для Богопознания очень хорошо было изложено в книге религиозного мыслителя – Михаила Александровича Новоселова,- имеющей соответствующее название: «Забытый путь опытного Богопознания».

Указывая на только что перечисленные основы религиозной веры, религиозные люди имеют крепкие обоснования, чтобы противостоять антирелигиозной пропаганде.

Многих безбожников можно назвать не просто верующими, но даже фанатично верующими людьми. Но веруют они фанатично и часто даже темно в то, что Бога нет.

Многие верующие люди имеют весьма глубокие научные познания, конечно знают 2 главнейшие Евангельские заповеди, стараются их соблюдать, воплощать в свои дела («вера без дел мертва») и, тем самым, укреплять свой религиозный опыт, стремясь все это передавать окружающим людям. Об особой важности миссионерской работы в современной жизни много говорится в посланиях нашего Святейшего патриарха Алексия II.

Примечания:

Ньютон умер в 1727 г. в Кенсингтоне и был похоронен в английском национальном пантеоне – Вестминстерском аббатстве. На его могиле высечено: «Здесь покоится Сзр Исаак Ньютон, который почти божественной силой своего ума впервые объяснил с помощью своего математического метода движения и формы планет, пути комет, приливы и отливы океана. Он первый исследовал разнообразие световых лучей и проистекающие отсюда особенности цветов, каких до того времени никто даже не подозревал. Прилежный, проницательный и верный истолкователь Природы, древностей и священного писания, он прославил в своем учении Всемогущего Творца. Требуемую Евангелием простоту он доказал своей жизнью. Пусть смертные радуются, что в их среде жило такое украшение человеческого рода. Родился 25 декабря 1642 г. Умер 20 марта 1727 года.

ЛАПЛАС, ПЬЕР СИМОН (Laplace, PierreSimon) (1749-1827), французский математик, физик и астроном. Родился 23 марта 1749 в Бомон-ан-Ож (Нормандия). Учился в школе монашеского ордена бенедиктинцев. В 1766 приехал в Париж. Занимался математикой, публиковался в математическом журнале Ж.Лагранжа. В 1771 по рекомендации Даламбера стал профессором Военной школы в Париже. В 1790 был назначен председателем Палаты мер и весов. После прихода к власти Наполеона занимал пост министра внутренних дел (1799). Получил титул графа

ДАРВИН, ДЖОРДЖ ХОУАРД (Darwin, George Howard) (1845-1912), английский астроном и математик, сын известного естествоиспытателя Чарлза Дарвина. Родился 9 июля 1845 в Дауне (графство Кент). В 1868 окончил Тринити-колледж Кембриджского университета, с 1873 преподавал там же астрономию и философию (с 1883 в должности профессора). Исследовал влияние приливного трения на эволюцию Земли, Луны и двойных звезд. Проанализировал некоторые вопросы происхождения и эволюции Солнечной системы,системы Земля – Луна, двойных звезд путем рассмотрения равновесия в рамках задачи о трех телах. В 1879 предложил гипотезу возникновения Луны, согласно которой последняя образовалась путем отделения от Земли в результате неустойчивости, возникшей в Земле под действием резонансных солнечных приливов. Свои идеи Дарвин изложил в классическом труде Приливы и родственные им явления в Солнечной системе» (The Tides and Kindred Phenomena in the Solar System, 1898). Умер Дарвин в Кембридже 7 декабря 1912

ВИРХОВ, РУДОЛЬФ ЛЮДВИГ КАРЛ (Virchow, Rudolf Ludwig Karl) (1821-1902), немецкий патологоанатом, антрополог, археолог и политический деятель. Родился 13 октября 1821 в Шифельбейне (Померания; ныне Свидвин в Польше). Начальное образование получил в семье и в частных школах. В возрасте 14 лет поступил в четвертый класс гимназии в Кешлине. В 1839 поступил в Берлинский университет, выбрав при этом тему сочинения «Жизнь, исполненная труда и борьбы, есть не иго, но благословение». В 1843 защитил докторскую диссертацию, в том же году поступил на работу в клинику Шарите в Берлине. В 1846 стал прозектором, в 1847 – профессором Берлинского университета. Основал журнал «Архив патологической анатомии и клинической медицины».

Фиолетов Николай Николаевич 1 декабря 1891 – 8 марта 1943) Сын священника из большого села Ерзовка (выше Царицына на Волге, ныне Волгоградская область), он с детства был воспитан в глубокой православной вере. Получив начальное домашнее образование, учился в Камышинском духовном училище, в Саратовской семинарии; Н.Н.Фиолетов затем поступил в 7-й класс Царицынской гимназии, а в 1909 г. – на юридический факультет Московского университета, после окончания которого (1913) был оставлен на кафедре для подготовки к профессорскому званию. Приватдоцент по кафедре церковного права Московского университета (1916), Н.Н.Фиолетов был переведен на должность профессора юридического факультета только что открытого Пермского университета (1917). Лекционная и литературная деятельность молодого канониста привлекала к себе внимание широкой общественности, он был избран делегатом на Поместный Всероссийский Церковный собор Православной Церкви от Пермского университета как мирянин Пермской епархии (он – самый молодой член Собора- 25 лет). Профессор Н.Н.Фиолетов принимал самое активное участие в составлении многих актов собора (15 авг. 1917). Летом 1922 г. Н.Н.Фиолетов переехал в Саратов для работы в должности профессора теории права и истории политических учений. Затем в 1924 г. в Ташкенте работал в САГУ (Среднеазиатском госуниверситете), пока в конце 20-х гг. не были разгромлены <крамольные» два его факультета – востоковедения, хозяйства и права, а профессор Н.Н.Фиолетов был объявлен «лишенцем». Весной 1931 г. он был приглашен во вновь открытый в Душанбе (тогда – Сталинабаде) Таджикский историко-исследователыкий институт. В 1932 г. Н.Н.Фиолетов был осужден на трехгодичную ссылку в Новосибирск по надуманному обвинению (в связи с работой в САГУ). Затем его перевели в Томск. После освобождения работал в Курске, Твери, но пришлось пробиватыя случайными уроками. Будучи безработным, профессор Н.Н.Фиолетов написал большую работу «Очерки христианской апологетики» – один из основных литературных и научных итогов своей жизни, высоко оцененную богословами. В 1941 г. по доносу провокатора, экономиста из Ташкента, Н.Н.Фиолетов был арестован, осужден на 10 лет лагерей и сослан в Омск. Его обвинили в лояльности к фашизму и предъявили обвинение в принадлежности к «тайной церкви».

8 марта 1943 г. Н.Н.Фиолетов умер от истощения в Мариинских лагерях и похоронен в безымянной могиле.

Новоселов Михаил Александрович родился в 1864 в с. Бабье Тверской губернии. Его мать и отец были из семей священников. К моменту окончания историко-филологического факультета Московского университета, он был горячо увлечен идеями Л. Н. Толстого, с которым был знаком еще с детских лет через своего отца. Будучи идеалистически настроенным, искренним и восторженным, Михаил решает на практике осуществить пропагандируемый Толстым образ жизни- жить на земле трудом своих рук. К 30-ти годам Новоселов преодолел соблазн толстовства и вернулся в Церковь. Этому способствовала дружба с В. С. Соловьевым. В ходе своего дальнейшего духовного развития Михаил сближается с о. Иоанном Кронштадтским, со старцами Оптиной и Зосимовой пустынь. Обретя истину и Бога в лоне Православной Церкви, он всю свою дальнейшую кипучую деятельность посвятил ей.

Оубликовано в журнале “Мир Божий” № 2, 2000 год, интернет-версия подготовлена

Святейший Патриарх Алексий II: «Не стоит противопоставлять науку религии, как это любили делать при атеистическом режиме»

Проблема взаимоотношений веры и знания, науки и религии была одной из самых обсуждаемых образовательным сообществом в прошлом году. Интерес к ней был вызван открытым письмом десяти академиков РАН президенту В.В. Путину, в котором они настаивали на том, что вера и научное знание несовместимы. Однако после прочтении этого послания остается впечатление, что его авторы, добившиеся впечатляющих успехов в своих областях знаний, совершенно незнакомы (или же намеренно игнорируют) c традицией отечественной религиозно-философской и богословской мысли.

Многие отечественные мыслители, начиная с М.В. Ломоносова, считавшего, что «Наука и Вера суть две дочери одного великого Родителя и в распрю зайти не могут, аще кто по тщеславию своему на них вражду всклеплет», доказывали, что противоречие между религией и наукой - мнимое, навязанное определенного рода идеологией, а не вытекающее из сути вещей. Глубокий разбор темы о взаимоотношениях веры и научного знания можно найти в сочинениях В.И. Несмелова, В.Д. Кудрявцева, протоиерея Сергия Булгакова, Л.П. Карсавина, А.Ф. Лосева, протоиерея Василия Зеньковского и др. Конечно же, обращаются к ней и современные богословы.

В частности, она неоднократно затрагивалась в статьях и выступлениях Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Ниже приводятся выдержки из слова Его Святейшества на открытии соборных слушаний Всемирного Русского Народного Собора по теме «Вера и знание: проблемы науки и техники на рубеже столетий» (1998) и из интервью, данного Патриархом 24 декабря 2002 г. корреспондентам газет «Известия» и «Собеседник».

Из Слова Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II при открытии соборных слушаний Всемирного Русского Народного Собора по теме «Вера и знание: проблемы науки и техники на рубеже столетий» (Москва - Сергиев Посад, 18--20 марта 1998 г.)

«Наука и техника - это не только открытия, формулы, изобретения, все новые и новые рукотворные чудеса, которым поистине уже несть числа. Это в первую очередь люди, создатели всего этого богатства, такого привлекательного и нужного, но такого небезопасного. Вопрос о том, что движет этими людьми, определяет их духовную ориентацию, веру, идеалы - очень значим для нас. Ведь, по слову Священного Писания, в руке Божией «и мы и слова наши, и всякое разумение и искусство делания» (Прем. Солом. 7, 16).

Современные науку и технику часто и справедливо упрекают в том, что их развитие приводит к опасным для человечества результатам. Действительно, очень проблематичны и тревожны возможные последствия научных работ, например, в области генной инженерии или клонирования живых организмов. Неоднозначны результаты распространения современных компьютерных технологий, создания глобальных информационных сетей. Будучи, по видимости, безусловным благом, предоставляющим человеку дополнительные степени свободы, новые технологии также могут вести и к новому порабощению людей, превращению человеческого сознания и личности в объект технологических манипуляций. Опасность подобного развития событий нельзя преуменьшать.

Наряду с этим следует признать совершенно неправильными звучащие иногда призывы к тому, чтобы совсем отказаться от современной техники, насильственными внешними мерами ограничить ее развитие. Ошибочны и попытки объявить всю область научно-технического знания чем-то принципиально враждебным Богу и Церкви.

Отказаться от науки и техники сегодня невозможно, да и не нужно. Важно только, чтобы они не служили построению новой вавилонской башни - глобального культа потребления, не вовлекали человечество в порочный круг создания и удовлетворения все новых и новых сиюминутных потребностей, а присущими им средствами способствовали устроению мирной, достойной и справедливой жизни, спасению людей от нищеты, голода, болезней, невежества. Наука должна служить насущным нуждам людей: в том и заключается ее предназначение.

Вместе с тем данное служение не следует понимать как сугубо утилитарное. В этом высоком собрании нелишним будет вспомнить, что заповедали сегодняшним научным работникам великие ученые прошлого. Цель науки и главный долг ученого - это поиск истины. Поэтому православный взгляд на проблемы науки и техники заключается, в частности, и в том, чтобы отвергнуть многочисленные попытки поставить науку на службу не истине, не потребностям гармоничного устроения жизни, а частным корыстным интересам, в первую очередь интересам господства и наживы. Мы знаем, что критерий для уверенного отделения зерна от плевел в этой сложной области может дать вера, духовный опыт и духовное водительство Церкви.

Ученого, изобретателя, конструктора часто называют «творцом», «создателем». Действительно, их трудами в земном мире появляются вещи, ранее в нем не существовавшие, которые еще несколько лет назад нельзя было даже представить. Это великая ответственность пред Богом и людьми. Ведь Творец и Создатель у мира один. Вот почему посреди своих трудов ученый должен пребывать в должном смирении и благоговении пред Богом, направляя свои усилия на то, чтобы в меру возможностей содействовать воплощению Божия замысла о мире и человеке. История убедительно свидетельствует: в ином случае всякий ученый, сколь бы талантлив и трудолюбив он ни был, становится легко уязвим для тяжких духовных болезней - гордыни, самомнения, ложной уверенности в неограниченных правах своей научной мысли. Святая Библия предупреждает: «Не есть мудрость знание худого. И нет разума, где совет грешников» (Сир. 19, 19).

Особые проблемы связаны с состоянием отечественной науки и техники. Россия - великая научная держава. Открытия и изобретения, сделанные в нашей стране, стали отправными точками многих ведущих направлений мировой науки и техники. Тяжелый кризис, который переживает Россия в последние годы, привел к существенному ослаблению ее научно-технического потенциала. И надо помнить, что если наша страна в самые короткие сроки не сумеет восстановить былое могущество в этой области, в наступающем столетии она столкнется с серьезными испытаниями. В нынешней ситуации само национально-государственное существование России оказывается неразрывно связанным с состоянием ее науки, образования, высокотехнологичных и наукоемких отраслей промышленности. Так что судьба России в наши дни находится во многом в руках людей, которых принято называть научно-технической интеллигенцией. Не только духовная жизнь этих людей, но и житейские проблемы, душевное состояние, а также патриотизм, готовность мобилизовать все свои таланты и силы на служение Отечеству - все это не может не волновать Церковь.

В последнее время с трибуны Всемирного Русского Народного Собора неоднократно звучали весьма актуальные высказывания о важности духовного влияния Церкви на всех, кто по своему профессиональному долгу работает с людьми, - учителей, журналистов, творческих работников. Сегодня не меньшее внимание должно быть отдано специалистам, работающим в новейших областях знания, самой широкой научно-технической общественности. Люди, создающие самые современные научные знания и новейшие технологии, нуждаются в прочной опоре - духовной традиции Православия. В этом - возможный ответ России на те сложнейшие проблемы, которые уже встали перед ней и с которыми она столкнется в недалеком будущем.

Выдержки из интервью Его Святейшества Патриарха Алексия корреспондентам газет «Известия» и «Собеседник» (24 декабря 2002 г.) -

Разве между верой и научным познанием мироздания нет никаких противоречий?

Нет. Во всяком случае, я этих противоречий не вижу. Хотя, как известно, во все времена в среде самых разных народов непременно возникал спор о том, можно ли мистический опыт подкрепить научными данными? Но это спор религии не с наукой, а скорее с идеологией сциентизма - мировоззрения, согласно которому наука рассматривается в качестве главного фактора прогресса в истории и как основное средство решения всех социальных проблем. Приверженцы сциентизма привыкли говорить от имени науки, и тут уже ничего не поделать. Мне кажется, что этот спор завершить невозможно: одни будут интерпретировать научные открытия как свидетельство о Боге, другие - как оправдание агностицизма, который, как известно, вообще отрицает какую-либо возможность познания объективного мира и его закономерностей. Впрочем, сам по себе данный спор не особенно влияет на религиозный выбор человека. Вера возникает и укрепляется не благодаря рациональным доводам, а потому, что ее дарует человеку Бог. Можно уверовать, даже многократно убедив себя в абсурдности религии с точки зрения разума. А можно доказать для себя существование Бога, видеть чудеса и не стать при всем этом верующим человеком. Православие не «доказуется, а показуется» - так еще по этому поводу говорят в народе.

Атеистическая наука принципиально отвергала религиозные представления о мире. Теперь во многих сферах естествознания получают распространение теории, подтверждающие истины, давно описанные в Библии. Как Вы к этому относитесь?

Не стоит противопоставлять науку религии, как это любили делать при атеистическом режиме. Творец заложил в человека стремление к самопознанию и к изучению окружающей реальности. Это стремление - великое благо. Поэтому наука как познание и совершенствование мира оценивается христианством глубоко положительно, ведь в научной деятельности проявляется творческая сторона человеческой личности. Но душа живущего на земле человека - это не чистый образ Божий. Он искажен неправильным употреблением дарованной нам Господом свободы, что на церковном языке именуется грехом. Вот и наука, лишенная глубинной нравственной основы, может быть опасной и разрушительной, вести к бедствиям и безысходности. Разве не доказал минувший век со всей наглядностью, что можно разрушить не только природную окружающую среду, но и человека? Лишить его прошлого и будущего. А источник настоящего научного творчества - в Боге. Мышление, основанное на элементарной логике, не позволяет ощутить реальной сложности и многоцветности мира. Английский писатель Гилберт Кийт Честертон высказал остроумное и убедительное предположение, что наука не способна постичь мир по той простой причине, что мир не чертеж, а рисунок художника.

Это похоже на аргумент в подзабытых уже спорах между физиками и лириками. Претензии ученых на всеохватность и универсализм казались тогда многим очень серьезными. Существуют такие амбиции и сейчас. Опасны ли они?

Наука просто не может быть, по своей сути, верховным законодателем и судьей всего бытия человека, особенно в духовной области. Человек создан по образу и подобию Божию, и он не может достичь полноты жизни без общения с Богом, без обращения к Нему в молитве. Духовный опыт недоступен рациональному познанию, и пытаться оценивать его только по научным критериям - все равно что оценивать выводы точных наук по критериям красоты и духовной поэзии. В приобщении человека к истинному знанию есть, несомненно, сакральный смысл естественного богопознания, то есть познания мира, как говорят святые, через «следы Бога» в тварном мире, через выявление и уяснение закономерностей всего, что нас окружает. Познавая окружающий мир и находя в нем закономерности, физик испытывает священный трепет перед совершенством атомного мира, а астрофизик перед непостижимостью масштабов космоса. И не случайно многие из выдающихся ученых прошлых веков и современности являются верующими людьми. Наука не противоречит вере, напротив, вне веры не может быть науки. Допущение в математике аксиомы разве не является своеобразным актом веры, раскрывающим религиозный характер научного познания мира? Вера предшествует знанию или знание вере? Эта проблема волновала еще блаженного Августина. Продолжает волновать она и умы современных мыслителей.

В глубокой древности один ученик с восторгом рассказывал своему учителю о том, как он видел ученого. «Что же он делает?» - спросил учитель у своего ученика. «Он все время читает - утром и вечером, днем и даже ночью», - отвечал тот. Помолчал немного мудрый учитель, будто задумавшись, а потом и спросил своего ученика: «Ты говоришь, что ученый все время читает… но… когда же он думает?» Смутился ученик и не знал, что ему ответить.

Священномученик Иларион (Троицкий)

Эйнштейн спросил католического священника: «Как вы отреагируете, если наука неопровержимо опровергнет какой-либо из догматов христианского учения?» Прелат ответил: «Подожду, пока ученые найдут ошибку в своем доказательстве».

Протоиерей Георгий Нейфах

В наши дни зачастую можно встретиться со стереотипным отношением к Православной Церкви, как к институту, призывающему к аскетической жизни и минимизации занятий мирскими науками и искусствами, отрицающим пользу технического прогресса и всякую деятельность, напрямую не направленную на духовное и нравственное становление. Минимизация жизненных ориентиров, критерий «достаточности», занятие только самым необходимым и, по возможности, предпочтение духовной литературы, церковной жизни и дел милосердия обычным светским занятиям и представлениям - так воспринимаются в светском обществе предлагаемые Церковью идеалы .

Действительно, как иначе истолковать неискушенному читателю оторванные от контекста следующие слова святителя Илариона, епископа Верейского: «Спросите вы талантливого юношу-семинариста, почему он какой-нибудь политехнический институт предпочел духовной академии? Он скажет, что в академии все скучно, схоластично, безжизненно, потому что здесь нет настоящей науки. Но разве на самом деле это так? Неужели высчитывать коэффициент трения при смазке усиленной и обыкновенной, изучать головоломный курс о сопротивлении материалов, вести практические занятия по выгнутии балок, - неужели все это более жизненно, более интересно и более научно, чем изучать слово Божие, где на каждой странице затрагиваются и решаются самые больные вопросы души человеческой?»

Восприятие Церкви в качестве не приверженца светской науки, в особенности науки фундаментальной, где в явном виде присутствует «игра ума», как будто бы почти всегда взаимосвязанная с тщеславием и гордостью, стало более частым в послеперестроечное время и нередко используется для некоторого оправдания безучастного отношения общества к плачевному положению в этой сфере. Из-за резкого снижения финансирования в этой отрасли деятельности наблюдается, с одной стороны, кадровый дисбаланс с преобладанием ученых старших возрастов, а с другой стороны - общее сокращение численности занятых. В наибольшей степени пострадал фундаментальный сектор, в то время как научные разработки, ориентированные на потребителя и приближенные к его нуждам, иногда наоборот - получили некоторое развитие. Осуществляемая в последние несколько лет реформа Академии наук также во многом предполагает сближение ученых и потребителей их труда, занятия не абстрактными научными изысканиями, а исследованиями, которые могут и должны найти применение в ближайшее время.

Возможно, в какой-то степени сокращение числа научных работников по сравнению с советским временем может быть интерпретировано положительно. Однако сейчас число исследователей на душу населения в России не является, как когда-то, одним из самых высоких в мире. Кроме того, качество научных знаний стало значительно хуже из-за того, что из науки ушли лучшие ученые, были в значительной степени утрачены или даже потеряны традиции многих школ и институтов и стала возрастать коммерциализация в сфере среднего и высшего образования.

Реформа Академии наук побудила социологов заняться изучением представлений различных групп населения о важности, полезности и востребованности труда ученых, а чиновников разного уровня - размышлять о том, насколько усиление роли Православной Церкви в жизни российского общества повлияет на систему ценностей каждого конкретного человека и, в частности, на отношение к «работникам умственного труда».

К сожалению, не церковному человеку трудно понять всю многогранность данного вопроса. Прежде всего, нужно помнить о своего рода несимметричности между взглядом на Церковь светского общества, желающего услышать объяснения по поводу научных исследований, и взглядом на науку самой Церкви.

Православная Церковь вовсе не воспринимает науку только лишь в апологетическом смысле как предмет диспута о существовании Бога. Известная работа святителя Луки (Войно-Ясенецкого) «Наука и религия» посвящена не столько поиску противоречий или соответствий между догматами христианства и научными достижениями, сколько обоснованиям следующего тезиса: «Наука, облеченная светом религии, - это вдохновенная мысль, пронизывающая ярким светом тьму этого мира» . Можно вспомнить, что еще Галилей и Ломоносов разделяли веру в Бога и занятия наукой, в том числе связанной с законами Вселенной. «Писание не учит нас, как устроено небо, оно учит нас тому, как туда попасть», - писал Галилей . «Создатель дал роду человеческому две книги. В одной показал Свое величие, в другой - Свою волю. Первая - видимый сей мир, Им созданный, чтобы человек, смотря на огромность, красоту и стройность его, признавал Божественное всемогущество. Вторая книга - Священное Писание. В ней показано Создателево благоволение к нашему спасению… Обе… удостоверяют нас не только о бытии Божием, но и о несказанных Его к нам благодеяниях. Грех всевать между ними плевелы и раздоры!»

Наш современник Макс Планк вторил своим предшественникам-физикам: «В естествознании Бог стоит в конце всякого рассуждения, а в религии - в начале» . Мнение ученых созвучно со словами Феофана Затворника: «И занятия ваши по химии совсем не задувающего свойства, а только дующего… И химия есть часть книги Божией - в природе. И тут нельзя не видеть Бога - Премудрейшего… и Непостижимейшего» .

С другой стороны, общество относится к Церкви как институту, который предлагает не только и не столько естественно-научное обоснование общественных и физических законов, сколько мистическое толкование, связанное с Богооткровенными истинами и сверхъестественными принципами, вне доступной человеческому разуму логике. Однако это не так, Церковь учит о жизни вечной, о Царстве, которое «не от мира сего». Однако это не тождественно пассивности, отрицанию пытливости и желания размышлять - не случайно первая заповедь, данная пророку в пустыне, учит возлюбить Бога всей душой, всем сердцем и всем разумом .

Поэтому и в прошлом, и в настоящем можно найти огромное число верующих ученых, не только связавших свою жизнь с Церковью и ставших священнослужителями, миссионерами или духовными писателями , но и верующих людей, живущих в миру и занимающихся научным трудом.

«Велия дела Господня, изыскана во всех воля его» - было выбито на фронтоне физической лаборатории в английском Кембридже, а на могиле кембриджского ученого Ньютона можно прочитать следующую эпитафию: «Здесь покоится сэр Исаак Ньютон, который с почти божественной силой разума первый объяснил с помощью математического метода движение и форму планет, пути комет и приливы океанов. Он исследовал различия световых лучей и проистекающие из них различные свойства цветов, о которых прежде никто не подозревал. Прилежный, хитроумный и верный истолкователь природы, древности и Священного Писания, он утверждал своей философией величие Всемогущего Творца, а нравом насаждал требуемую Евангелием простоту» .

Если коснуться более узкого вопроса об отношении Церкви к занятиям наукой как профессии, то здесь, помимо «Социальной концепции РПЦ», можно вспомнить письма святителя Феофана Затворника своим духовным чадам. «Знание никогда не бывает лишним грузом… Учение за плечами не тянет. Потому оно жизни не помеха. Дотяните его до конца. Помоги вам Господи!» - наставлял святитель молодого человека. «Но вопрос все еще остается нерешенным: так как же - можно читать иное что, кроме духовного? Сквозь зубы говорю вам, чуть слышно, пожалуй, можно, - только немного и не без разбора… И книги с человеческими мудростями могут питать дух», - пишет святитель Феофан.

Не занятия наукой сами по себе, а научная мысль, оторванная от Бога, возведенная в абсолют, несомненно, опасна и разрушительна. Именно поэтому не следует думать, что Церковь призывает отказаться от достижений прогресса и прекратить развитие во всех областях знаний. Нужно лишь помнить о напутственном предостережении святителя Феофана: «В образе исследования старайся начала каждой изучаемой тобою науки освятить светом небесной мудрости» .

Об интерпретации 4-й главы книги Бытие, описывающей возникновение ремесел (первых основ науки) в роде Ламеха, потомка Каина, а не среди детей Сифа, см.: Георгий Нейфах, протоиерей. Гармония Божественного творения: Взаимоотношения науки и религии. М., 2005. С. 15-23.

Иларион (Троицкий), священномученик. Наука и жизнь // Без Церкви нет спасения. М., 2001. С. 289.

Феофан Затворник, святитель. Православие и наука. С. 648.

Знание никогда не будет лишним грузом. Может быть опасение, не разбилась бы душа, живя четыре года среди молодежи, которая не всем своим составом будет одного с ним духа; это уж всегда так, но всегда также в среде ее бывают не хорошие только, но и отличные юноши, умеющие хранить свою духовную жизнь в силе, не выдаваясь при том наружно.

Наука и вера не разъединены

Христианские начала несомненно истинны. Потому, не сомневаясь, поставляй их общею меркою истины. У нас самое опасное заблуждение то, что преподают науки без всякого внимания к истинной вере, позволяя себе вольность и даже ложь, в том предположении, что вера и наука - две области, решительно разъединенные. Дух у нас один. Он же принимает и науки, и напитывается их началами, как принимает веру, и проникается ею. Как же можно, чтобы они не приходили в благоприятное или неблагоприятное соприкосновение здесь? При том же и область истины одна. Зачем и набивать в голову то, что не из этой области, или с чем нельзя показаться во дворе ее светлом.

Науки могут вмещать истину, но нередко не вмещают

Есть люди, кои дни и ночи просиживают над изучением какой-нибудь науки - математики, физики, астрономии, истории и проч., думая, что питают душу истиною, а душа их чахнет и томится. Отчего? - От того, что нет истины в тех местах, где хотят ее найти?! Не потому так говорю, чтоб науки не могли вмещать истины... но что нередко она бывает оттуда изгнана, а замещена-то мечтаниями, то предположениями, противными истине. - А ведь души не обманешь, - как не обманешь голодного, давая ему камень вместо хлеба. Вот она и томится! Но это будто еще дельные занятия - ученость. - А что сказать о жадно читающих периодичную нашу письменность?

Духовное помогает занятиям наукой

Учение за плечами не тянет. Потому оно жизни не помеха. Дотяните его до конца. Помоги вам Господи!
Как это пришло вам в голову, будто чтение Писания Божественного отвлечет вас от науки. От науки отвлекает блуждание мыслей, неудержность желаний недобрых, больше же разленение и позыв на льготную жизнь. Вот от этого надо воздерживаться, и ничто так не помогает отгонять все такое, как чтение Святого Писания и других добрых книг. И положите себе за правило – утром и вечером прочитывать понемногу, стихов по десять, из Нового Завета... с рассуждением и к себе приложением.

Наука не препятствует богоугождению

Наука – наукой, а жизнь – жизнью. И учитесь, и держите себя, как подобает тому, кто решился Богу угождать. То, чего требует богоугождение, может быть исполняемо и среди занятий. Страх Божий, память Божию и смертную и ревнование о спасении души, как о едином на потребу, – держите не прерывая. Тут вся суть дела.

Научное занятие не противно духовной жизни

Беречь сердце надо, чтоб не прилегало к сластям мирским. Вкушение сих сластей гасит огнь духа, тогда как участие в чем-либо без сего вкушения только дует на тот огонь, а не гасит. И занятия ваши по химии совсем не задувающего свойства, а только дующего. И мне пришло на мысль сказать вам: зачем же бросать это занятие? Оно может заменить рукоделия. Я, помнится, иначе писал, не так понимая ваше занятие. А по тому, что вы делаете, судя, не вижу тут ничего противного духовной жизни. Только увлечение разорительно; но его, кажется, можно остепенять. А мирное занятие химией ничего худого принести не может, особенно если разные тут процедуры перетолковать в духовном смысле, или видеть в них отражение проявлений духовной жизни. И химия есть часть книги Божией – в природе. И тут нельзя не видеть Бога – Премудрейшего... и Непостижимейшего.

Семья, наука, монастырь...

И вы в монастырь... Вам теперь нет дороги туда. Дома устрояйте монастырь. Вам это очень можно. Ведь и супруг ваш с монашескими задатками. Теперь его поглощают соли, кислоты, газы и прочее... Эта часть ничего не дает: слишком земна. Но безпредельная Премудрость Божия, все мерою, весом и числом устроившая, тут осязательнее для очей даже телесных. Он себе пусть в стихиях с Богом беседует, а вы – в молитве и благотворениях пребывайте. И добре будет тещи жизнь ваша.

Наука и духовная жизнь совместимы

Немало жалею, что ваши занятия отвлекают вас от молитвенного настроения. Этим погашается духовная жизнь, но она-то и есть настоящая жизнь. Вы добре делаете, что боретесь с сим удобообстоятельным (обстоятельствами навязываемым) грехом. И продолжайте. И болезнование сердца о том изъявляйте Господу в молитве, прося Его, чтоб и занятия шли своим чередом, и молитвенный дух не отходил. Поможет Господь. Но надо и самим приложить некий труд в этом роде. Потрудитесь узревать следы Божии в тех явлениях, кои изучаете, и, узревши, исповедуйте то Господу и мысленно к Нему возноситесь в продолжение самого труда вашего. Тогда занятия ваши будут походить немного на чтение духовной книги. Еще вот что: приобретите навык трудить научными занятиями голову только в определенные часы, по окончании же их все из головы вон и оставайтесь с одним Господом; землям же, солям и кислотам не позволяйте лезть в голову... Навык такой придет, но надо потрудиться умно.

Это же пойдет и к недопущению до расстройства здоровья. Для последнего дела каждый день неотложно гуляйте на свежем воздухе: или у себя в саду, или за городом. Извольте послушание оказать прописанному, и увидите, как добре будет... Только не поблажайте и прогоните – нельзя!..

Ваша склонность к определенным занятиям – дар Божий. Но Бог ничего не дает, что бы само по себе отклоняло от Него, а все чтоб к Нему приводило. Таков и ваш дар. Если действование по дару отклоняет от Бога, не Бог виновен, давший дар, а человек, неправо по нему действующий.

Можно учиться и вести духовную жизнь

Знание никогда не будет лишим грузом. Может быть опасение, не разбилась бы душа, живя четыре года среди молодежи, которая не всем своим составом будет одного с ним духа; это уж всегда так, но всегда также в среде ее бывают, не хорошие только, но и отличные юноши, умеющие хранить свою духовную жизнь в силе, не выдаваясь при том, наружно.

Против охлаждения иметь мысль прославить премудрость Творца

Ваши ученые занятия, говорите, и отвлекают от молитвы, и охлаждают ее. Это в порядке вещей. Все душевные занятия такого рода: и предприятия деловые всех родов, и научная кропотня, и художнические работы – все такого же свойства. А о тех, кои еще ниже, о них и говорить нечего. Есть один способ избегать сего – это заниматься всем от лица Божия, по началам открытых Им истин, не позволяя себе никаких наведений, противных им, а напротив, все обращая в подтверждение их. Попробуйте приходить в свою «Лабораторию» с мыслью о Боге, что идете дело рук Его рассмотреть подробнее, чтобы, увидев дело, прославить премудрость Его. В этом настроении будьте во все время занятий. Может быть, в таком случае, думаю, не так много охладится душа.

Как молиться против охлаждения от научных занятий

Что ваше молитвенное настроение не в порядке, об этом очень жалею и не умею, что вам посоветовать. Научность всякая есть холодило. Не исключается из сего даже и богословская наука, хотя тут предмет, холодя образом трактования предмета, самым предметом может иной раз и невзначай падать на сердце. Научность душевного свойства, а молитва – духовного. Потому они не в ладах. А про житейские дела и говорить нечего, особенно у кого по несчастью заботливый нрав.

Не можете ли вы определить, хоть по полчасу утром и вечером, на отрешенное богомыслие и молитву?.. Силою себя заставлять стоять пред Богом неразвлеченно, хоть не читая молитв, а с одним воплем: «Господи Милостивый, пощади душу мою!» И поклоны хорошо класть. Господь да умудрит вас!

Б. Отношение православия к мирской мудрости

Пишете: «Много читаю; не худо ли это?» Бывает и худо и хорошо, судя по тому, что читаете и как читаете. Читайте с рассуждением и читаемое поверяйте неложною истиною нашего исповедания. Что согласно с ним – то принимайте, а что несогласно – тотчас отвергайте, как богопротивную мысль, и книгу ту, в которой излагаются такие мысли, бросайте. Вы взялись изучать духовную жизнь. Это предмет и многообъятный, и возвышенный, и сладостный для сердца, которое не может не видеть в ней последнего своего блага. Взялись за это, и изучайте, – и из книг, и паче – делом. Какие книги читать, уже знаете, и как наладиться на соответственную жизнь, ведаете. Если серьезно желаете вступить на эту стезю, то вам некогда будет обращаться к изучению других предметов. Учились и общие понятия о всем имеете, – и довольно с вас.

Скажете: да этак отсталою выйдешь? Что же за беда! Отсталою в одном, а преуспевающею в другом, – и в другом гораздо высшем. Если бы, отставая в человеческих мудрованиях, вы не преуспевали в премудрости Божией, был бы ущерб. Но как преуспевать в последней вы, несомненно, будете, если возьметесь за дело как следует, то не ущерб потерпите, а большее преимущество приобретете. Ибо с мудростью духовною человеческое мудрование в сравнение идти не может.

Говоря так, я не то хочу сказать, чтобы другого ничего нельзя уж было и почитать, а только то, что и без него можно обойтись без ущерба, тогда как, склонясь на него, можно понесть ущерб в своем главном. За двумя погонитесь, ни в одном не успеете.

Но вопрос все еще остается нерешенным: так как же – можно читать иное что, кроме духовного? Сквозь зубы говорю вам, чуть слышно: пожалуй, можно, – только немного и не без разбора. Положите такую примету: когда, находясь в добром духовном настроении, станете читать с человеческими мудростями книгу и то доброе настроение начнет отходить, бросайте ту книгу. Это всеобщий для вас закон.

Но и книги с человеческими мудростями могут питать дух. Это те, которые в природе и в истории указывают нам следы премудрости, благости, правды и многопопечительного о нас промышления Божия. Такие книги читайте. Бог открывает Себя в природе и истории так же, как и в слове Своем. И они суть книги Божии для тех, кто умеет в них читать.

Сказать: читайте такие книги – легко; но где их взять? Этого я вам указать не могу. Ныне более выходит книг по предметам естествознания. Но почти все они с дурным направлением, – именно, покушаются объяснить происхождение мира без Бога и все нравственно-религиозные и другие проявления духовной в нас жизни – без духа и души. И в руки их не берите. Есть книги по предметам естествознания без таких мудрований. Те можно читать. Хорошо уяснить себе строение растений, животных, особенно человека, и законы жизни, в них проявляющейся. Великая во всем этом премудрость Божия! Неисследимая! Какие именно есть такого рода книжки, спросите у того, кто увлекательно говорит о предметах веры.

А повести и романы?! Есть и между ними хорошие. Но чтобы узнать, хороши ли они, надо их прочитать, а прочитавши, наберетесь таких историй и образов, что – Боже упаси! Занавозите свою чистенькую головку. После поди – вычищай. Какая же стать накликать на себя такой труд?! Потому, думаю, лучше не читать их. Когда кто из прочитавших благонамеренных людей порекомендует какую повесть, можете прочитать.

Есть хорошие землеописания. И их можно почитать. Но все понемногу и как бы только для разнообразия. Свое дело держите – и от него внимания не отвлекайте.

Суетность мудрецов века сего

В чем суетность? В тщетности: надеются на них, а из них ничего прочного не выходит. Думают мудрые, что своими соображениями дошли, наконец, до истины, – так всякий философ думал, – а истины в них не было. Думают на земле устроить рай; и все он не устроивается, а между тем в толк никто не возьмет, что это пустое начинание и что его следует бросить: всё строят и строят. Думают, что за пределами видимости ничего более нет, а между тем там-то и есть настоящая существенность. И в других многих отношениях помышления самых мудрейших суетны. Но никто из мудрых не знает этого.

Путь спасения несовместим с человеческою мудростью

Во внешней жизни точно эта мудрость господствует, и безвредно; но кто с нею в этом же значении входит в область спасения, тот всегда портит дело. Образ спасения Бог определяет; его надо принять с покорностью, как он предлагается. Мудрость же наша, без ее покорения велению Божию, и в начале мешает принятию спасительной веры, и если, по покорном принятии веры, вмешивается потом, то всегда все перепутывает. Путь спасения решительно несовместим с человеческою мудростью. В слове крестном она ничего понять не может; а сие слово – начало и конец всего.

Отличие мудрования плотского от мудрования духовного

Сущий по духу и духовное мудрование держащий живет духом в Боге и, силою Его укрепляясь, действия души и тела и всех своих отношений направляет к благоугождению Богу. Чрез это состоя в живом союзе с Источником всякой жизни, преисполняется истинною жизнью, которая, настраивая на единое все проявления собственной его жизни, и внутренней и внешней, вносит в нее гармонию и мир, прекраснее, сладостнее и восхитительнее чего человек и вообразить на земле себе не может. Напротив, мудрование плотское – жизнь в отдалении от Бога и с забвением о Нем, жизнь сластолюбивой самоугодливости, движимой и волнуемой страстями, – тем, что держит вдали от Источника жизни, делает естество человеческое скудным, истощающимся, иссыхающим; а тем, что в противность природному строю естества человеческого дает преобладание плоти и душе над духом, вводит разлад в сие естество, разлагающий и разъедающий его. То и другое отзывается томлением, похожим на агонию умирающего. – Боясь этого, испытанного уже, мертвящего действия плотского мудрования, вступивший в мудрование духовное всеусиленно держится в нем, тем усерднее, что ощущает и вкушает источаемые им жизнь и мир.

Мудрование плотское, как уж не раз говорилось, означает общий строй падшего, по коему он всю заботу обращает на устроение земного благобытия, полагая его в удовлетворении душевных и телесных потребностей, испорченных и извращенных страстьми. Этим оно занято день и ночь, и это только устроять оно умеет, не помышляя о том, что выше земли и что – за пределами земной жизни. К Богу и вещам божественным у него душа не лежит. Это души нележание к Божескому есть крайний, легчайший предел враждования на Бога. Крайний тягчайший предел есть деятельное с яростью восстание против Божеских порядков, сопровождаемое богохульством и рвением отвлекать от Бога и других. Средину составляет тот образ обнаружения плотского мудрования, по которому оно не восстает гласно против Божеского и будто мирно с ним; но как только приходит в столкновение с ним, всегда понуждает делать в противность ему...

Мудрование плотское выражает свою вражду на Бога непокорением закону Божию. Обычно оно молчит, будто его нет; но как только предлежит исполнить закон, оно ухитряется так представить дело, что бедный человек в данном случае поступает в угоду ему против закона Божия. Так всякий раз, следовательно всегда, так что непокорение закону Божию есть отличительная жизненная черта мудрования плотского...

Мудрование плотское, пока оно таково, и не может покоряться закону Божию; ибо как бы только оно покорилось, так и перестало бы быть мудрованием плотским. Человек может держать и плотское, и духовное мудрование – ни тем ни другим не связан, может переходить от одного к другому. Он, пока предан мудрованию плотскому, не может покоряться закону Божию; но как не связан он мудрованием плотским, а может и отстать от него, то об нем нельзя вообще сказать, что он закону Божию не может покоряться: может, когда захочет, когда сам вооружится против мудрования плотского и прогонит его.

Горняя мудрствуй, а не земная

Мудрствовать – φρονεῖν, – думать, держать в мысли, обдумывать, соображать, как лучше что устроить. Два для сего предмета – небо и земля. Пока человек живет в самоугодии, дотоле только и дум у него, как бы лучше устроить свое земное благобытие, или земное счастие. Когда же благодать Божия пробуждает в нем усыпленные потребности духовные, тогда и думы его переходят на иное, отторгаются от земли и обращаются наипаче на обсуждение, как бы вернее устроить свое вечное благобытие, или достигнуть вечного блаженства и сподобиться наследия Царства Небесного. Последнее есть горняя мудрствовать , а первое – земная . То занимает христиан истинных, а это тех, кои не суть в духе христиане, хотя именуются так. Сии мудрствования резкую проводят между ними черту различия.

Если под горним станем разуметь то же, что определили разуметь под вышним, т. е. живое богообщение чрез хождение в заповедях с отвержением самоугодия, чувственности и тварелюбия, то вот и предметы постоянных и заботливых христианских дум: думает христианин, как бы опять не ниспасть в самоугодие и чувственность и не прилепиться к какой твари паче Творца, – как бы точнее выполнить волю Божию во всем течении и во всех соприкосновенностях своей жизни, – наипаче же о том, как бы неотходно пребыть с Господом и мыслью и сердцем и со страхом и трепетом пред Ним содевать свое спасение. Се предметы, достойны мудрствования христианина! Земное же недостойно того, чтоб занимать его. Оно идет у него как вещь сторонняя – приделок, а не дело.

Не слушай и не читай бредней заблуждающихся ученых

Под терниями и волчцами, подавляющими слово Божественной истины (см.: Лк. 8, 5–15), кроме богатства, сластей и скорбей житейских, в нынешнее время надо разуметь и разные ложные учения, распространяемые учеными, потерявшими истину и сбившимися с пути к ней. Таких учений у нас расходится много: иные гласно и открыто идут против истины; другие – под условными намеками, понятными, однако, тем, к кому направляются. В существе они действуют, как угар; незаметно входя, омрачают голову и доводят до потери ясного сознания всего окружающего. Кто нахватается этого угара, тот начинает бредить, как сонный, ибо все представляется ему уже совсем не в том виде, как оно есть и как представляется находящемуся в здравом уме. Встретив такое лицо, вы видите, что у него подавлена не только истина всякая, но заглушено и чувство истины и ложь внедрилась во все составы ума. Как же быть? Не слушать и не читать этих бредней, а когда невольно услышалось или прочиталось, – выбрось из головы, а когда не выбрасывается, – подвергнуть рассуждению, и все разлетится, как дым.

Лукавых естественников не слушай

Нынешних естественников не слушай; они все навыворот толкуют: что естественно, то у них неестественно, а что неестественно, то у них естественно, – называют лукавое добрым, а доброе лукавым. Смотри, что говорит Господь в Евангелии и святые Апостолы в писаниях своих, и по их указаниям определяй естественное.

Богооткровенные истины – исходные начала науки

Богооткровенные истины сокращенно вот что возвещают! – Бог в Троице поклоняемый, все сотворивший и о всем промышляющий, спасает нас, падших и погибающих, в Господе Иисусе Христе, благодатью Святого Духа во Святой Церкви, очищая нас здесь, чтоб ради малого здесь труда по смерти вечным покоем упокоить нас. Это краткое начертание образа премудрости Божией, или образа здравых словес , как именует святой Апостол. Возьми это и напечатлей в уме, и потом, о чем бы ни стал ты судить и что бы ни стал познавать, о всем суди и все познавай так, как требуют указанные основные понятия как исходные начала. Мир ли хочешь узнавать, или человека, или историю, или другое что, – всюду проводи Богооткровенные истины и все ими поверяй, – согласное принимай, несогласное отвергай. Следствием сего будет то, что вся область нашего ведения будет проникнута Божиею истиною, которая сообщит ему единство, стройное согласие во всех частях и отсюда непоколебимую твердость. Тогда ум наш не будет уже влаяться [волноваться] всяким ветром учения.

Кто наш и кто не наш

Кто не верует во Святую Троицу и думает, что Отец, Сын и Святой Дух не суть лица единого Божества, а только имена одного лица, – тот не наш.

Кто отвергает Божественное творчество и промыслительность и держится того убеждения, что мир со всеми в нем тварями произошел самослучайно и управляется сам собою, – тот не наш.

Кто не верует во Святую Церковь как единую врачебницу, вмещающую в себе все восстановительные для нас силы, и Святые Таинства ее и освятительные средства считает простыми обрядами без внутренней силы, – тот не наш.

Кто мечтает получить освятительную силу Божией благодати каким-то сокровенным, невидимым способом, а не тем, какой предлагается Святою Церковью, – тот не наш.

Кто чуждается общения со святыми и презорливо отвергает их ходатайство и заступление, равно как и пагубные действия духов злобы поднебесных, – тот не наш.

Кто не признает нужным подвижничества и всяких дел самоотвержения, обольщая себя ложною надеждою совместить дух Христов с духом мира, – тот не наш.

Кто отрицает духовность души, ее безсмертие, будущее воскресение наших тел и вечное воздаяние всем нам по делам нашим, – тот не наш.

Кто явно и тайно нарушает уставы Церкви Божией, не считает нужным соблюдать посты, исповедоваться и причащаться, кто не почитает святых праздников и дней воскресных или вместо должного их чествования предается безумным увеселениям и забавам, – тот не наш.

Кто с дерзким самооправданием не хранит чистоты до брака и верности супружеской по браке, измышляя вместо благословленного Богом иной какой-либо образ сожития, – тот не наш.

Вообще кто увлекается сам и увлекает других неукротимым своеволием в образе мыслей и правилах жизни, – тот не наш.

Приложи теперь каждый все это к себе и, положа руку на сердце, отвечай на вопрос: «наш ли ecu, или от супостат наших?» (Нав. 5, 13).

В. Делай веру господственной, а науку подчиненной

Было время, когда научники опирались более на разум и все твердили: «Разум требует того-то, разум не согласен на это». Ныне оставили разум в покое и стали ссылаться все на науку... А что такое наука? Нет ни одной науки, сколько-нибудь сформировавшейся. Всякая наука еще саму себя ищет; факты, относящиеся к кругу каждой из них, не собраны и не разобраны как следует, а об открытии причинных отношений, и тем более об определении начал каждой науки, еще нет и помину. Ни одна наука самой себе еще не госпожа – как же ей повелевать другим? Есть книги, в которых научники излагают свои воззрения на науку, но это далеко не то, что сама наука. Воззрения научников – их собственное дело; потому-то и неуместна фраза: «Наука требует», а вернее: «Тот и тот так на это смотрят». Если бы науки действительно взошли до своих начал, то приговор их был бы ценен; тогда это было бы то же, что голос Божий, ибо так как всякая наука обнимает какую-либо часть сущего, а часть сущего есть творение Божие и в законах своих являет определение воли Божией, то наука, взошедши до своих начал и до определения законов, действующих в известном круге бытия, указывала бы нам точные определения воли Божией, повиноваться которым есть неотложный закон для всякой разумной твари. Тогда каждая наука была бы как бы одною из книг Священного Писания, содержащею Божественное Откровение, а все науки в своей совокупности – Библией, Откровением Божиим в естестве вещей; тогда было бы у нас две Библии, одна писанная, а другая неписанная, но содержащаяся в бытии вещей. По идее-то оно действительно так, что наука могла бы требовать послушания и покорности, но на деле, как оно есть теперь, она того не стоит. Будет ли когда-нибудь стоить – неизвестно, но теперь ссылаться на нее – дело неправое.

Без православия – познания "ни во что"

Нельзя достигнуть совершенства в познаниях, не содержа святого исповедания; нельзя достигнуть совершенства жизни без исполнения заповедей, нельзя уврачевать немощи свои без содействия Святых Таинств и подчинения всему чину освятительных молитвований Церкви. – Не то мы хотим сказать, чтоб только это одно и больше ничего, но то, что это есть главное, источное, руководительное, так что коль скоро сего нет, – все прочее ни во что. – Трудись в расширении круга познаний, но не иначе, как под руководством исповедания и по его указанию, а не в противность ему; иначе все твое мудрование будет не более как мечта сновидения. Облагораживай порядок взаимных отношений, но без нарушения евангельских предписаний; иначе вся твоя цивилизованность и гуманность будет не более как красота гроба повапленного . Улучшай внешние условия быта и благосостояния, но без забвения вечного порядка Божия; иначе весь твой блеск и вся пышность будет не более как призрак обманчивый... Всему проба – опыт! Но посмотрите, довел ли хоть кого-нибудь этот хвалимый прогресс до обещаемого совершенства, дал ли покой, сделал ли счастливым? – Никого! А из тех, кои неуклонно следуют путем веры Божией, вы имеете целый облак свидетелей – сонм святых Божиих, истинно усовершенствовавшихся и показавших делом, что этот, а не другой путь ведет к совершенству. Вот образцы истинного прогресса! И все, подражающие им, укрепляясь Божественною благодатью, «идут от силы в силу, дондеже достигнут в меру возраста исполнения Христова» (см.: Еф. 4, 13)

Не считай успешными науки, охлаждающие веру

Если, коснувшись чего-либо такого (прогрессивного), вы ощутите в себе охлаждение к вере и отчуждение от Церкви, знайте, что в том действует не благодетельный дух, а пагубная прелесть. Науки ли какие проходите в новом направлении или подвергаетесь влиянию нового просвещения и всей письменности и видите, что они возбуждают в вас сомнения в вере, – не считайте успеха в этом за истинное движение вперед. Нет, это возвращение назад, из света во тьму, из которой призвал нас Господь в чудный свет Свой. Встречаете ли обычаи новые, считающиеся плодом высшего образования, и видите, что они отчуждают вас от Церкви и заставляют без страха нарушать уставы ее, – не считайте усвоения их улучшением себя и облагорожением. Нет, это возвращение из области Божией в область сатанину, ниспадение от истинного благородства в дикую плотяность, хотя подкрашенную и утонченную. Вынуждены ли бываете подчиниться новым условиям взаимных отношений – новому тону – и находите, что они так вяжут вас, что вы не имеете возможности жить по требованию духа евангельского, – не считайте вступления в такой порядок жизни приобретением, освобождением от уз невежества. Нет, это потеря свободы чад Божиих и самовольное связание себя узами суеты и мнения, которые хуже крайнего невежества. Так судите и о всем, что хоть мало противно духу веры и Церкви, – и не ошибетесь! Только не увлекайтесь тем, какое бы множество лиц, из вашего же круга, ни следовало тому. Не другие будут отвечать за нас. Пусть величаются высшим образованием. Будет день, когда все дела подвергнутся огненному испытанию. Тогда окажется, у кого золото и у кого сухое хврастие (см.: 1 Кор. 3, 12–13). Господь же неложен в Своем обетовании: «веруяй в Мя, имать живот вечный» (Ин. 6, 47)... Не считайте совершенствованием и преуспеянием того, что может довести вас не только до нарушения уставов веры и Церкви, но и до желания и требования перемен и отмен в них.

Не думай высоко о мире и его законах

Напрасно думают высоко о мире и его законах, о природе и ее силах, как будто в них есть что неприкосновенное, непререкаемое, нерушимое, – и под видом науки изобретают себе идолопоклонство, которое гибельнее мифологического идолопоклонства древних греков. Нет, братия, – не законами и силами природы держится жизнь каждого из нас, а силою Божиею, действующею в нас. Господь, “носящий всяческая глаголом силы Своея”, глаголом же силы Своея носит и каждого из нас.
Утвердим же сию мысль в уме и напечатлеем ее в сердце. Над бездною ничтожества носит нас вседейственная сила Божия, – а “мы живем, движемся и есмы”. Отымет дух Свой, отдалит руку Свою, – и мы исчезнем и не помянемся ктому в живых. Но если держит нас Господь, то и прикасается к нам. Не мысленно только зрит нас; нет, прикасается к нам, как рука к руке или воздух к телу. Утешительно и престрашно!

Отревай все несогласное с духом веры

Вот быстро идут вперед науки. И пусть. – Но если они допускают выводы, противные Откровенным истинам, каковы следующие: что все пришло в бытие потому, что Бог “рече и быша, повелел и создашася”, или что, когда тело возвратится в землю, из коей взято, дух отыдет к Богу, Иже и даде его, – то ведайте, что они уклонились на распутие лжи, и не идите вслед их.

Вот повсюду размножаются удобства жизни. – И пусть. – Но наперед знайте, что сие никак не может изменить той истины, что узкие врата и тесный путь вводят в живот, и кто стал бы проповедовать противное этому, проповедовал бы ложь. Не слушайте его.

Вот уточняются формы взаимных отношений (гуманность, цивилизованность). – И пусть. – Но да не обольстит кто вас лестью, будто, в угоду сему, истина может подать руку лжи, дух – плоти, Христос – велиару. Кто бы стал утверждать сие, нет истины в нем. Не имейте части с ним.

Вот изобретается все к упрочению благоденствия на земле. – И пусть. – Но то несомненно, что сие никогда не дойдет до того, чтоб не нужно уже было “нова небеса и новы земли”, по обетованию Божию, чаять. – И кто бы стал настаивать на сем, шел бы против истины, – уклонитесь от такого.

Так и во всем! Утвердите вы в себе сознание духа веры и жизни христианской и, храня его непоколебимым, все несогласное с ним отревайте. Сие сознание да будет в духе вашем, как утес среди волн моря. В мире живем. Нельзя не встречать происходящих в нем волнений. Но в том, что встречаем их, не лежит какая-либо необходимость увлекаться ими наряду со всеми. Напротив, тут призыв сознавшим истину стоять за истину, обличая ложь.

Слышишь или читаешь что, противное от начала преданной истине, – легкомысленно ли то предлагается или требуется, как поклонение во имя будто науки, – говори смело: «Я христианин, – христианам так умствовать нельзя; как научен Святою неложною Церковью, так и верую, а вашего учения нового не принимаю».

Считай духовные предметы выше и ценнее научных

«Жизни умственной и деятельной [у монахинь] никакой».– Что ум у монахинь не спит, об этом была речь. – Он у них занят своего рода предметами. Здесь вы, кажется, разумеете научность. Как наук монахини не проходили, то и предметами научными теперь не занимаются, не читают о том и не думают. Это совершенная правда. Даже и проходившие науки бросают их в сторону. Но это не значит, у что них деятельности умовой нет. Есть, только обращена не на научные предметы. Если стать взвешивать, какие предметы выше и ценнее, то преимущество безспорно окажется на стороне тех, коими занимают ум свой монахини. Одно укажу, – эти предметы вечны и к вечному спасению ведут, а научные предметы временны и вместе с временем совсем исчезнут, спасению же могут только не мешать, – и если способствовать, то очень косвенно, и притом под условием полного и безпрекословного подчинения первым.

Вводи свободно религиозный элемент в свою науку

Что есть наука? Одна по себе она есть душевное дело; душевное же не понимает духовного и теснит его. Наоборот, и духовное теснит душевность. Чтобы этого не было, надо душевное одухотворить, – пропустить сквозь него элементы духовные и сделать его слугою духовных интересов. И извольте это сделать с наукою, которая в ваших руках. Наука не самостоятельная госпожа. В моду вошло выставлять науку как царственную некую особу. Особа эта – мечта. Ни одной у нас науки нет, которая установилась бы прочно в своих началах. Кое-что добыто по всем наукам. Но все это не таково, чтоб давать право ссылаться на науку, как на авторитет решающий. Науки нет, а есть научники, которые вертят наукою как хотят. Есть, следовательно, только догадки и наведения научников. Это то же, что прежде говорилось: разум того требует. Как разум плохо себя зарекомендовал в истории человеческих мудрований, то бросили так выражаться, а стали ставить вместо него науку – нечто безличное. Пред женщинами ныне преклоняются. И науку выставили как какую красавицу, делают перед нею книксен. Из сего можете вывести, что и ваша наука тоже ваши соображения. И вы можете господственно относиться к ней и выдрессировать ее, как вашей душе угодно. Есть в ней кое-что установившееся; но то – внешние формы, суть же дела не дается. Тут ваша свобода и вместе сторона, куда может быть введен религиозный элемент, и законно, и в интересах самой науки. Извольте так настроить свою науку, и будет добре. Тогда и за наукою будете молиться.

Главное – богоугождение, научность – придаточна

Главное у нас дело есть богоугождение, а научность есть придаточное качество, случайность, годная только на время настоящей жизни. И потому никак не должно ставить ее так высоко и в таком блестящем виде, чтобы она занимала все внимание и поглощала всю заботу. Нет ничего ядовитее и гибельнее для духа жизни христианской, как эта научность и исключительная о ней забота. Она прямо ввергает в охлаждение и потом навсегда может удержать в нем, а иногда еще и присовокупить разврат, если встретятся благоприятные тому обстоятельства.

Живи по Божиему велению, а не по науке

Каких-каких у нас не ходит учений и в школах, и в обществе, и в литературе! Индифферентисту это нипочем; а для кого не все одно, какому учению ни следовать, тому нельзя не поискать решения: как же быть? Итак, какое же решение на это? Такое же, какое дал Спаситель: веруй и живи, как Бог повелел, а людских толков не слушай; пусть говорят. И говор ученых похож на молву и моду: ныне одно, завтра другое, ты же внимай одному глаголу Божию, пребывающему вовеки. Что Господь повелел, того никакое мудрование отменить не может. Все неотложно, и надо все исполнять. Суд ведь будет по слову Господа, а не по умствованиям нашим.

В отношении к научному образованию

Спрашивается, как должен держать себя христианин в отношении к внешней мудрости, или к научному образованию?

1. Избирай нужнейшее

Из предметов сей мудрости избирай нужнейшее по твоему состоянию, то особенно, к чему чувствуешь себя привязанным , равно как и то, в чем преимущественно надлежит нужда братиям твоим, христианам.

2. Внеси православные начала

А в образе исследования , старайся начала каждой изучаемой тобой науки освятить светом небесной мудрости, или даже внесть их туда из сей области.

3. Гони неправославные начала

Других же начал, неприязненных ей, не только не должно принимать, но надо гнать их и преследовать.

4. Расширяй наблюдения и умовые познания

Вообще нисколько непротивно расширять круг своих познаний о вещах по наблюдениям и соображениям ума… Должно только чтоб это делалось, когда уже обладается мудрость истинная.

5. Делай веру господственной, а науку подчиненной

Ибо сия, как вечная, небесная и Божественная, должна быть начальственною, а та, как гожая только на время, должна быть подчиненною.

6. Не позволяй гордиться ни науке, ни себе ее ради

По сей же причине никогда, ни словом, ни мыслию не должно придавать последней некоторого безусловного значения, не ставить ее вверху, а представлять пресмыкающеюся долу, как и есть, и не позволять гордиться ни ей, ни самому ради ее.

7. Не терзайся невысокими научными способностями

Еще одно замечание о мере способностей. Мера способностей - от Бога. Потому прими ее с благодарностию и довольством, но никак не терзайся, если она неслишком высока. Нужное и существенное всякий способен знать. Особенные научные познания не для всех. На то рождаются особые люди, которым они поручаются Богом и с которых взыщется их благосостояние и доброта. Впрочем нередко Сам Бог уступает вере и исканию любящих Его и разверзает благословением то, что закрыл в рождении.

8. Трудись и молись для их возвышения

Отсюда - трудись , ибо и трудом возвышаются силы, а главное, ищи и молись . Кто веровал и постыдился? Но при том все же предавайся Богу, ибо Он лучше знает, что для нас спасительно.

9. Сокрушайся нерадению, восстанови расстроенное

Если же окажется, что слабость познания и сил зависит от нас, от нашего нерадения и разврата, то надобно сокрушиться о том, а по сокрушении, позаботиться всевозможно восстановить расстроенное.

2. Истина одна – Богооткровенная

Что значит просветить ум? Значит напечатлеть в нем здравые понятия о всем сущем и бывающем, именно, понятия о том, что есть Бог, какие Его свойства, в какое отношение благоволил Он поставить Себя к миру и к нам? Что такое мир сей, откуда он, чем держится и куда ведется? Что мы сами, зачем мы здесь – на сей земле, что значит это полусветлое и полумрачное наше состояние, что ожидает нас в будущем и проч.? Совокупность таких понятий и составляет мудрость, которой всегда так деятельно искал и ищет человек. И кто знает все сие истинно, не несправедливо именуется просвещенным, как видящий все в ясном свете. Надобно заметить, что сии понятия суть ответы на беспокоящие наш ум вопросы. Нет человека, которого бы не тревожили сии вопросы, и нет такого, который бы не решал их тем или другим образом. Но настоящее их решение – самое успокоительное и самое верное – содержится в Откровении Иисус Христове и преподается Святой Церковью. Здесь Бог есть Дух всесовершенный, единый по существу и троичный в Лицах, Творец мира и Промыслитель всяческих; мир – творение Божие, единым словом Всемогущего воззванное к бытию и глаголом силы Его содержимое, во всем скрепленное законами неизменными, по благоволению воли Божией во всякое мгновение готовыми покориться и покоряющимися; человек – разумная тварь, полная совершенств в начале, потом падшая и расстроившаяся, ныне восстановляемая Господом Иисусом Христом во Святой Церкви благодатью Духа и, наконец, имеющая явиться в новой славе – в будущий век, за веру и труд доброделания, и проч.

Какие светлые, возвышенные и плодотворные понятия! После сего напрасно ум берется решать их еще и сам собою. Опыты его решений, до Пришествия Христа Спасителя, и теперь на Западе, в тех, кои свергли благое иго покорности слову неложного Бога, осязательно убеждают, как слаб он в сем отношении и как ему сроднее здесь, как и во многом другом, оставаться навсегда учеником и не дерзать восходить на учительскую кафедру.

Богооткровенные истины – исходное начало всякого познания

Исходное начало всему добру, или благоплодному устроению путей наших, есть упорядочение нашего ума, или утверждение его в верных и здравых началах. Разумею под сим истинные понятия о Верховном Существе и Его отношении к нам и ко всему тварному, о нас самих и всем окружающем, о мире с его началом, продолжением и концом, о нашем настоящем и ожидающем нас будущем. Совокупность здравых о всем этом понятий, как свет, будет освещать все пути наши, – и ходяй в нем не поткнется.

Спрашивается теперь, где взять эти понятия? Не ждите их от ума. И собственный каждого опыт, и опыты окружающих нас, а паче история ума, не дозволяют нам верить ему. Если возможны для нас верные о всем понятия, то это только тогда, когда будем научены Богом. Бог источник бытия; в Нем же и источник всякого ведения. И не утаил Он от нас сей сокровенной премудрости Своей. Дух Божий вводил умы Апостолов и Пророков в сокровищницу премудрости Божией; они черпали оттуда и возвестили нам – возвестили премудрость, которой никто из князей века сего – гениев – не ведал и ведать не мог.

Что теперь остается нам? Остается взять все возвещенные от лица Божия истины и напечатлеть их в уме. Есть у нас естественные начала познания и познавания, составляющие природу ума. Как только ум начинает действовать, он непременно действует по сим началам. Теперь нам надо и Богооткровенные истины так глубоко провести в ум, чтобы они сорастворились с ним и вместе с естественными его началами стали составлять природу его, так – чтобы, по какому бы случаю ни стал действовать ум наш, – он действовал бы не по естественным только, но и по Богооткровенным началам.

Мы обладаем истиной, человеческие учения – ищут ее

Человеческие учения все стремятся к новому, растут, развиваются, – и естественно; ибо они не имеют истины, а только ищут ее. И пусть ищут, если только найдут что прочное. Для нас и истины, и пути к истине определены однажды навсегда. Мы обладаем истиною, и весь труд у нас обращается на усвоение, а не на открытие ее. Там стало законом: вперед, вперед! А относительно нашего учения свыше изречено: “стойте... неподвижны пребывайте” (см.: 1 Кор. 11, 2; 16, 13; 2 Сол. 2, 15). Если что остается нам, то только утверждаться и утверждать других. В этом отношении и нашему учению свойственно движение – расширение; но не в области истины, а в области обладаемых истиною и покорных ей. Наш долг всякому новому поколению среди нас сообщать и внушать истину Божию, народы, неведущие ее, просвящать проповедью о ней, паче же всего хранить неприкосновенною истину Божию в сердцах всех, находящихся в ограде Церкви Божией.

Языческий дух западной науки

К концу пятого и началу шестого века язычество сошло со сцены известного тогда мира. Во всем водворился господственно новый порядок. Человечество находило в нем разрешение всех недоумений, удовлетворение всех потребностей – и упокоевалось в нем.

Что оставалось делать? Развиваться и расти, под влиянием Божественных восстановительных сил, или более и более внедрять их в массу, обращая свои, собственно человеческие, усилия только на то, чтобы давать им более простора, или углаждать, так сказать, путь шествию их.

На Востоке так это и было и остается так доселе, несмотря на внешние неустройства, беды и угнетения. – Под непривлекательною наружностью он верно хранит драгоценный дар Божий, которым красуется его внутренняя жизнь. От него здравые и неповрежденные начала новой жизни приняты и нами, воздействовали благотворно и действуют доселе свойственным им образом.

Так было вначале и на Западе, но потом он уклонился от своего призвания. Дух преобладания и гордыни, – источное начало ветхой языческой жизни, – овладевший владыками Рима, мало-помалу привлек к себе – по роду своему – и другие стихии язычества, истлевавшего в прах, и оно начало снова оживать. Сначала в школах, в видах только изучения языков, знакомили юношество с остатками письменности Греции и Рима; но вместе с тем незаметно вливали в сердца их яд суемудрия, своеволия и растленной чувственности. Воспитанное таким образом поколение в лета зрелости и жизни требовало такой же и водворяло ее. Из Италии этот яд разлился по всей Германии, Франции, Англии. Образовалось общество гуманистов , которое чрез письменность и школы стало водворять начала древней языческой образованности повсюду и во всем – в науках, искусствах, жизни частной, семейной и общественной, – со всем его растлением, гордынею и своенравием и неразлучною с ними неприязнью к христианству и Христу Спасителю. Учение и жизнь, льстящие поврежденной природе, понравились и были приняты. Действовавшие прежде Божественные истины и правила жизни иными оставлены совсем, другими удержаны только во внешних формах. Более смелые подавали голос с требованием нового порядка, и он начал водворяться господственно...

И вот это-то называется там пышным именем возрождения! В существе оно есть отвержение образа восстановления, учрежденного Господом Иисусом Христом, с враждебным вооружением против него и покушение самодельно восстановлять и совершенствовать себя, чрез развитие растленных стихий падшей природы человека, по образцу и духу язычества, в котором они действовали во всей силе. Это не преувеличение и не нарекание! От плодов его познаете его. – Смотрите, как “мятутся языки и люди замышляют тщетное на Господа и на Христа Его” (см.: Пс. 2, 1–2).

По усвоении новых (языческих) начал умом и сердцем прежние (христианские) формы жизни показались стеснительными. Надлежало стряхнуть сии узы. – Реформация сделала первый шаг (преимущественно касательно внешности), по благовидному, может быть, поводу, как возмездие Риму, который первый дал толчок движению к новизнам. Раздраженная ею свобода мышления разрушила и внутреннее ограждение, которое составлялось исповеданием. Ее дщерь – вольномыслие перенесло в тамошний мир и общество, – после нравов и обычаев, после порядка жизни и утех, – и весь образ мыслей, действовавший в мире языческом до Пришествия Христа Спасителя. Тут повторились все заблуждения языческие – только в другой форме и других словах (явились дуалисты, пантеисты, материалисты, сенсуалисты, скептики, атеисты) и вытеснили истину Божию из области ведения человеческого. И чем кончилось это движение? Тем, что обожили разум и свободу и, под видом языческих богов и богинь, внесли в храмы идолов их для всенародного чествования. Вот что есть, к чему стремится и чем оканчивается самодельное тамошнее возрождение! Не говорим, чтобы там не было ничего хорошего, – ибо иначе как бы и стоял тамошний мир, – но что общий дух его именно таков. Осязательно в этом уверяет то, что всякий, коснувшийся сего образования хотя краем уст, тотчас начинает восставать на Господа и святые Его учреждения...

Опять повторю, что у них есть добро, но общий дух там именно есть дух охлаждения к Богоучрежденному порядку, противления ему, восстания против него... И если мы без осмотрительности пойдем всем путем их широким, то и у нас неизбежно повторится то же самое, что было у них. Да предохранит нас Господь от зла сего! Не за тем Господь благоволил идти нам позади других, чтоб подобно им падать во рвы, ископанные их недоразумением. “Бдите”, однако ж, “да не внидете в напасть”, заповедует Господь и присовокупляет: “а еже глаголю, всем глаголю: бдите” (Мф. 26, 41; Мк. 13, 37). Явно и тайно, чрез письменность и прямое сношение переходят уже к нам учения и порядки жизни чуждой; слышатся иногда воззвания оставить старое и водворить новое, есть, может быть, и покушения на то. Если безпечно станем поблажать таковым, то, конечно, они скоро уклонят нашу жизнь от того течения, по какому она направлялась доселе, и сдвинут с тех оснований, которые положены в начале.

Необходима ли благодать настоящему ученому

Благодать, пришедши, не приносит с собою много сведений, но научает человека вниманию и как бы обязывает к точному рассмотрению вещей; она не истолковывает ему законов мышления, но вливает любовь к истине, которая не позволяет уклоняться от путей правых и слишком полагаться на отвлеченности, следовательно поставляет его на истинную средину и утверждает в ней, чего он сам собою сделать никак не может. От сего нередко и не посвящавший себя наукам человек становится рассудительным и здравомыслящим и долгими опытами жизни наконец приобретает истинную, достаточную не на его одного долю мудрость. У человека же научного образуется особый метод исследования, особое чутье к открытию истины и истинного пути к ней, а это, при помощи добродетелей рассудочных, которые теперь вместе с другими возвращаются в сердце, как-то: при труде и умении трудиться, добросовестности, осмотрительности, смиренном доверии, особенно же при Божием благословении, – сообщает его умственным трудам особенные свойства: успешность, прочность, плодотворность. Такая здравость рассудочной деятельности для всякого очевидна и в обыкновенном его поведении, и в сношениях: в понятиях , отличающихся, кроме ясности, определенности и отчетливости, и некоторою сердечною глубиною; в услаждениях , отличающихся верностью, осмотрительностью, осязательностью, различительностью; в умствованиях , отличающихся прочностью, дальновидностью, единством и стройностью. Все же в совокупности такие свойства доставляют ему титул человека с здравым рассудком, или здравомыслящего.

3. Христианская гносеология

А. Рассудок и его роль в научном познании

В мире мы всегда видим видимую, являемую сторону, под нею силы и стихии, а под ними еще должны усмотреть и кроющуюся там мысль Божию. Сия мысль – цель наших усилий; постижение ее и есть собственно знание, а прочее все – подготовительные сведения. Как рассматривающий картину, когда расскажет краски, перечислит члены, опишет их положение и сочетание, еще ничего не скажет о картине, потому что не объясняет главного, – того, что выражает картина: так и тот, кто, рассматривая твари, явления и происшествия в мире, когда узнает, как все есть, а именно: в вещах – состав сил и стихий, в происшествиях – сочетание причин и производство их со следствиями, еще не знает ни вещей, ни явлений, пока не скажет, какая мысль Божия кроется в тех и других, что они выражают собою, какое их вечное значение.

Как вещь и происшествие являются в действительности, об этом дают нам знать чувства; сокрытые под являемым силы и стихии узнает рассудок посредством обобщения и наведения; спрашивается, как узнать мысль, которую они выражают?

Ответ простой: как узнается мысль художника? – Посредством эстетического чувства, – способности, одинаковой со способностью, участвовавшею в производстве картины. То же и в отношении к вещам тварным: познать их сокровенное, положенное в них от ума Божественного, можно только посредством силы божественного свойства. Сия сила в нас есть дух, и в духе разум. Итак, когда рассудок своим трудом дошел до конца, то есть до узла сил и стихий, разузнал все фактическое, он должен взять как бы за руку разум и сказать ему: поди, посмотри, что тут такое есть еще. Но очевидно, что разум сей должен быть разум здравый, зрящий, а не слепой и испорченный, как и чувство только здравое познает идеи художнических произведений. Разум же здравый, зрячий, как мы видели, есть только у тех, кои, обратись от греха к Богу, прияли благодать, а у работающих греху и благодати не имеющих он извращен и удален от истины. Следовательно, и познание сокровенного в вещах возможно только для первого, оставаясь недосягаемым для второго.

Рассудок в естественном состоянии

Способность, обращенная на познание видимого, тварного, конечного, называется рассудком. Впрочем, не в имени дело, а в характерических чертах. На них обращается и внимание особое. Сей рассудок, кажется, сохраняет всю свою силу, – христианин ли кто или не христианин, добродетелен или порочен, особенно если смотреть на него, как он есть у людей образованных, посвящающих себя основательному изучению каких-нибудь наук. Смешивая рассудок с разумом, они сами себе усвояют большую цену, и другие их считают великими головами. Сами они готовы всегда довольствоваться тем, что знают, а другие рады бы хоть и до того дойти, до чего они добились; мало того: иной, сличая их многоведение, обыкновенно высокотонное, выражаемое хитросплетенными словами, с простыми словами святых Божиих, может, пожалуй, прийти к мысли, что у последних многого недостает против первых. Тем необходимее разъяснить, чем должен быть и чем бывает рассудок у разного рода людей.

Установить надобно понятие о том, что требуется от рассудка, или что он должен от себя выставить на сцену знания. Деятельность его непосредственно утверждается на воображении и памяти, которые при посредстве чувств, наблюдением ли или чтением и слышанием, собирают для него материалы, доставляя сведения о всем, являемом и существующем вне нас и в нас так, как все существует и является в пространственно-временных отношениях. Весь этот материал, или все собранные таким образом сведения, еще как бы не окачествованные, рассудок должен превратить в ясные понятия и построить из них знание посредством мышления.

Образ деятельности рассудка состоит в приемах , какие он употребляет в приобретении подручных ему познаний, именно:

рассудок строит наведения, составляет понятия, суждения и умозаключения, или, иначе, делает обобщения, определяет и развивает мысль. Но на этой стороне его (формальной) мало нужно нам останавливаться. Значительнее содержание рассудочных познаний (материальная сторона рассудка). Его составляют те стороны, к каким обращается рассудок в познании предметов, именно: свойства и состав вещей, причинные их отношения, то есть причина и действие, средства и цель, материя и форма. Что оно, действительно, поневоле как бы двух видов, это зависит от того, что на самом деле в действительности мы видим только существа и явления, то, что есть и что бывает. В первом случае нечего более и узнавать, как свойства и состав вещи, равно как и во втором нечего более узнавать, кроме причинных отношений: отчего? для чего? как?

Основою для рассудка в том и другом случае должны быть наблюдение и опыт , а орудием обобщение и наведение . Как действует он, – в примере яснее.

Пример 1: Познание существ и человека

Пусть, например, он [рассудок] хочет узнать человека в его свойствах и составе. Для сего нужно ему долго наблюдать над человеком, над его действиями и всем, что в нем бывает. Эти наблюдения составят материалы, по собрании которых начинаются обобщения и наведения. Так, распределяя их на группы, рассудок находит, что в человеке внутри есть представления, желания и чувствования; всматриваясь далее в каждый из сих кругов действий, видит, что все они бывают трех видов: чувственные, душевные и духовные. Возводя все это к началам, он должен будет положить, что в человеке есть три силы и три части. Исходное начало для тех и других есть лицо человека. Выходит, что человек в составе своем есть сочетание трех сил и трех частей, кои, взаимно сопроникаясь, сходятся в одном нераздельном лице человека. В то же самое время он будет чрез отвлечение добывать ясные представления о том, какого свойства каждая сила и каждая часть, а наконец, каково и самое лицо человека, или какие неотъемлемые принадлежности каждой человеческой личности. Это, как указано уже, – сознание, свобода и жизнь.

Из сего примера видно, что, в отношении к познанию существ, рассудок нераздельно восходит к представлению состава и свойств: от действий идет к силам, производящим их, от сил – к взаимному их соотношению и строю.

Наука – венец работы рассудка

Посмотрите на деятельность души, – какая тут неисчерпаемость разнообразия!.. Что делается, например, когда душа рассуждает? Сводит представления, приобретенные нередко неизвестно когда и как; ставит одно подле другого совершенно различное и открывает сходство или различие; отвлекает то или другое свойство и только его рассматривает независимо от предмета; нередко разлагает весь предмет на его черты и потом снова слагает их в яснейшем уже представлении целого; к действию приискивает причину, часто невидимую и безвестную, а из действующего начала выводит следствия, которых следов нет еще на опыте; выстраивает цепь причин и действий, средств и целей; иногда, отвлекаясь от всего опытного, разнообразного, созерцает все в едином целом и проч.

Когда вы обдумываете, то тут нет еще определенной мысли. Мысль определенная установляется, когда найдете решение какого-либо из вопросов. Рассудок ваш все роется, ища – что такое есть какая-либо вещь, откуда она и для чего она и проч. Когда же найдете сами такое решение или, выслушав его от других, согласитесь с ним, – обыкновенно говорите: теперь понимаю, толковать больше нечего, дело решенное. Это решение дает покой вашей мыслительности относительно занимавшего вас предмета. Тогда рассудок ваш обращается к другим предметам, а сложившаяся мысль сдается в архив душевный – память, откуда по требованию нужды берется как пособие к решению других вопросов, как средство к слаганию других мыслей. Совокупность всех сложившихся таким образом понятий составляет образ ваших мыслей, который вы и обнаруживаете при всяком случае в речах своих. Это есть область вашего знания , добытого вами трудом мысленным. Чем больше у вас решено вопросов, тем больше определенных мыслей или понятий о вещах; чем больше таких понятий, тем шире круг вашего знания. Таким образом, как видите, выше памяти и воображения у вас стоит рассудок, который своим мыслительным трудом добывает для вас определенные о вещах понятия или познания.

Не на всякий вопрос удается нам добыть определенный ответ. Большая часть их остается нерешенными. Думают-думают и ничего определенного не придумают. Почему говорят: может быть так, а может быть этак. Это дает мнения и предположения , которых в общей сложности у нас не больше ли, чем сколько есть определившихся познаний.

Когда кто, обсуждая известный класс предметов, добудет сам и от других позаимствует так много определенных о них мыслей и понятий, а нерешенное в них успеет дополнить такими удачными мнениями и предположениями, что может счесть этот круг предметов достаточно познанным и уясненным, тогда приводит все добытое в порядок, излагает в связи и последовательности и дает нам науку о тех предметах. Наука – венец мыслительной работы рассудка.

Все это я рассказываю вам затем, чтоб яснее вам было, в чем должна бы состоять естественная законная деятельность нашей мыслительной силы. Ей следовало бы трудолюбно обсуждать незнаемое еще, чтобы познать то. Научниками быть дано очень немногим, не всем можно и проходить науки; но обсуждать окружающие нас вещи, чтоб добыть определенные о них понятия, всем и можно и должно.

Добродетели и пороки рассудка

Судя по сим обязательным занятиям, от рассудка, или от человека относительно рассудка, можно требовать следующих добрых качеств, или добродетелей, которые можно назвать добродетелями рассудка: труд . Он до точности с неусыпностью должен дознать все, что как есть, по собственному ли наблюдению или по наблюдениям других. Кто разрабатывает какую-нибудь часть истории, тот знает, как это нужно и как нелегко. Добросовестность . Нехотение труда или полутруд может понудить поспешить делом и после, при дальнейшем производстве его, позволить пропуски: отсюда бывают большие ошибки в обобщениях и наведениях. Приступая к ним, человек должен сознательно сказать себе: я все сделал, что мог и что нужно, и на основании всего делаю выводы. Внимательная осмотрительность . Все у него должно быть основано на фактах; между тем или их число, или подробности могут ускользать; может случиться, что малозначительное будет очевиднее, а главное скрытнее; многое может быть ничтожно, а одно важно. Пропуск или ошибка во взоре могут дать всему ходу работ рассудка оборот превратный. От этого всегда належит необходимость доверять другим, с ними советоваться, их суду подчиняться, когда нужно, и вообще, сколько можно, менее придавать аподиктической [Аподиктический – философский термин, обозначающий высшую степень логической достоверности знания и характеризующий непреложную необходимость содержания тех или иных суждений и высказываний] непреложности своим наведениям и смиренно сознавать свою малую дальновидность. Противоположные сим добрым качествам пороки относительно рассудочной деятельности суть: заносчивость и диктаторство, неосмотрительность, недобросовестность и верхоглядная ветреность .

Нравственное повреждение рассудка

После таких замечаний обращаемся к определению состояния рассудка у людей, отчужденных от Бога, и у людей, прилепляющихся к Нему.

У первых он является всегда почти с превратными направлениями. Если осмотреть людей, то найдется безконечное их в сем отношении разнообразие. Однако ж, судя по сторонам, какие пред сим указаны, можно их распределить или по видам рассудочной деятельности, или по ее добродетелям.

Одни преимущественно остаются при приемах, какие употребляет рассудок при познании вещей (при формальной его деятельности), и или хотят все строить из произвольных своих отвлеченных понятий, по примеру схоластиков, или готовы с одинаковою силою утверждать: да или нет, об одном и том же, по примеру пустословных софистов. Схоластика и софизмы неизбежны для рассудка при бедности материалов, ибо он есть сила действующая, требующая деятельности; потому, когда не на что обратить своих сил, он вращается с ними в себе самом и, как в нем остаются одни формы, то ходит по ним, как из одной комнаты в другую. Здесь, при неиспорченном нраве, он будет жалкий схоластик, а при испорченном – пустой и злой софист.

Другие более склонны к приобретению самих познаний (к материальной деятельности) и собирают богатство сведений, и притом – о разного рода предметах. У них обыкновенно огромная память, и голова их есть безконечный магазин, наполненный всякою всячиною. Труд такого рода необходим в познани познании вещей, но на нем одном останавливаться не должно: один он есть некоторым образом даже отрицание рассудка. Тут видимо материалы не пересмотрены, не очищены, а остаются так, как есть, и или бременят только голову, или употребляются без разбора. Сообразительность и самостоятельность рассудка подавлены.

Третьи стоят на средине между ними и не склоняются ни на ту, ни на другую сторону. Таковы суть, преимущественно, преступники добродетелей рассудочных, то есть: трудиться и работать головою они не хотят и добросовестности имеют мало, а лишь бы как-нибудь; между тем, по великой заносчивости, о всем хотят давать суд, действуя при сем без всякой осмотрительности. Это – ветреники, самохвалы, всезнайки. Есть, впрочем, на сей средине преданные усыплению почти всеконечному, кои довольствуются тем, что как-нибудь услышат или увидят, сами же от себя не хотят поднять, так сказать, ни ноги ни руки умственной.

Показанные недостатки очевидно обличают нездоровье рассудка, равно как болезненное состояние всей души, в которой он таков. Судя по ним, небоязненно можно заключить, что рассудок у людей неправоходящих сдвинут со своего места, не знает своего пути, потерял свой такт, вкус и свойственные ему приемы при рассматривании вещей познаваемых. Что такие недостатки не суть следствия какого-либо физического расстройства людей, а плод нравственного их повреждения, это очевидно уже из самого их свойства; и опыт уверяет, что, коль скоро кто впадет в какое-нибудь из показанных направлений превратных, то не избавится от него и думать о том не станет, пока не переменит всей своей жизни; по крайней мере большею частью это так. У людей же, к Богу обращающихся и приемлющих восстановительные силы, можно сказать, прежде всего отпадают эти струпы. Они уже не ленятся работать головою, не хитрят мыслью, а смотрят на дела и вещи, как они есть. Оттого часть последующей борьбы у них составляет и борьба со своим рассудком, именно – в тех его неправых действованиях, о коих было сказано. Сверх того, как заходят они к человеку? – Чрез грех небрежения и безпечности о себе самом и своем состоянии. Следовательно, вообще можно сказать, что, в ком есть они, тот пребывает во грехе и или еще не сподобился благодати, или потерял ее. Но в ком нет их? Даже и те, кои жизнь свою проводят в научных занятиях, не свободны от них в большей или меньшей степени. Некоторое исключение из сего представляют сильные рассудки (физики, математики, историки). Многие из них обладают познаниями точными, многотрудными, изыскательными, между тем как стоят видимо вне благодатного царства и по образу мыслей, и по жизни. Они представляются держащими истинную средину в рассудочной деятельности, то есть между деятельностью его формальною и материальною, и, сколько можно, выполняют добродетели рассудка. Некоторые видимые успехи надоумляют их чуждаться всякой помощи свыше и располагают верить, что они целы и невредимы.

Но такая самоуверенность сейчас и обличает нездравость их рассудка, ибо здравый всегда осязательно видит и указывает свои слабости и свою немощь. Если теперь эта заносчивость обща почти всем крепким рассудкам, то все их надобно считать поврежденными. Сверх того, мы только не знаем всего производства их работ кабинетных, не имеем досуга тщательнее пересмотреть их труды обнародованные, а то всегда могли бы найти там, как и находят, немалые общие с другими грехи, например: натяжки посредством понятий отвлеченных, чтоб дополнить промежутки опытов и застоять свою теорию; довольство и малым числом фактов, коль скоро они по нашим мыслям; склонность видеть во всем отражение своих мыслей с унижением чужих; возношение себя над всеми другими людьми одного класса; и вообще стремление скорее завершить свое дело, несмотря на то, выполнено или не выполнено все, что требуется к совершенству и верности их мыслей; то есть и они то падают в софизмы и схоластику, то забывают о добродетелях рассудка.

После сего, не боясь сих крепких голов, можно оставить в силе прежнее заключение, что рассудок у людей неправоходящих, преданных греху и страстям, вообще расстроен до того, что, при всем усилии многоученых, он платит дань своей немощи и высвободиться из нее не имеет сил. В этом еще осязательнее всякий уверится, когда позаботится вникнуть в обыкновенные наши понятия, суждения и умствования, хотя в продолжение одного дня, в том кругу, в каком живет. Здесь почти повсюдны:

в понятиях: неясность, сбивчивость, безотчетность, незнание их цены и подчинения, следовательно – запутанность и нестройность;

в суждениях : опрометчивость и поспешность, чувственность, изменчивость, отсутствие оценки, неведение, болтливость и шутовство, поверхностность;

в заключениях: недальновидность и близорукость, безначалие или предположительность, предрассудки и софизмы.

Еще: неверие, легковерие, упорство, хитрость и изворотливость, особенно же пустота в слове и мысли, показывают, что рассудок большею частью не пользуется своими правами и сидит, как в какой засаде, без действия или действует, но превратно. От этого не свободен ни один из людей, неправоходящих и благодати Божией восстановительной непричастных.

Допустим, впрочем, что рассудок у кого-нибудь сохранит истинную средину между показанными прежде крайностями, тщательно соблюдая лежащие на нем обязанности, будет успешно идти к предположенной цели, – дойдет ли он при всем том до всего, что нужно?

Рассудок у людей облагодатствованных

Рассудок начинает с опыта, который преобразовывает по сродным себе приемам. Кто стоит на степени рассудка и преимущественно им действует, у того мало-помалу образуется склонность, переходящая потом и в постоянное правило и нрав умственный, – то только и признавать истинным, в чем осязательно можно увериться и что можно поверить рассудочным способом. При сем мало-помалу должен неизбежно заслоняться мир духовный и ведение о нем терять значимость. Ведение это у человека, оставленного себе, как мы видели, предположительно, между тем как рассудок все представляет осязательно очевидным и образует потребность осязательности. Это само собою должно наводить тень сомнения на мир духовный и духовные вещи. Поэтому рассудочных научников вообще можно назвать колеблющимися маловерами в отношении к невидимому и духовному. Присоединись к сему недоброе сердце со страстями, которому есть сильное основание желать, чтоб не было иного мира и иных законов и надежд, кроме видимых, – тогда не избежит человек или сомнения, или, еще больше, окончательного неверия...

Какой свет после такого мрака воссиявает в душе человека по обращении его к Богу и по приятии благодати!

И, во-первых , все пришлые от развращенной воли начала тотчас исчезают, как мрак в комнате освященной или нечистые силы из освященного места. Противоположные им убеждения образуются в сердце, в самом производстве обращения кающегося. Когда изгоняется из сердца нечистота, тогда же уничтожаются и все следствия ее. Он чувствует, что жизнь коротка и надобно спешить делом, что себя надобно озлоблять [стеснять], что всего надо ожидать от Бога, а не от себя, на мнения людские не смотреть и прочее.

Во-вторых , вредные следствия преобладания рассудка или совсем предотвращаются, если обращение упреждает его развитие, или исправляются здесь же, и рассудок превращается в служебную силу, покорную разуму. Так как умственные злые склонности главным образом происходят от осязательности познаний рассудка и предположительности идей разума, оставленного себе, то с уничтожением его основания падает само собою и то, что на нем строится. Основание же сие уничтожается в покаявшемся, к Богу обратившемся и к Нему прилепившемся; ибо с сего времени он начинает осязательно познавать вещи духовные, как прежде познавал чувственные. Это равенство осязательности уничтожает колебание сомнения, а то, что в разуме просвещенном предлагаются истины драгоценнейшие, преклоняет на его сторону сознание и ему покоряет. Когда таким образом чрез сей новый путь узнает человек многое сокровеннейшее, чего прежде не постигал, но что теперь ясно созерцает, тогда естественно перестает верить исключительно своему разумению. Такой уже и не подумает, что нет духа, когда живет в духе, или что все подчинено неизбежной необходимости, когда ощущает силу, пришедшую к нему свыше, совне, или что все может сам, когда только принятою от Бога силою избег угнетавшего его зла (пример Августина).

Вместе с тем начинается новая жизнь для рассудка и в человеке новое направление научности, если она была или ею занимаются. Как прежде рассудок действовал как господин, так теперь начинает действовать как подчиненный, по порученности от лица разума духовного. Поэтому как прежде, при рассматривании вещей, человек ничего не видел, не мог и не хотел видеть, кроме самих вещей, так теперь во всем видит яснейшее отражение мира духовного, и в вещах, и в явлениях. Весь мир проникнут действительно духовным, Божественным (см.: Рим. 1, 20); но прежде это не замечалось, а теперь созерцается ясно. Затем все существующее и все являющееся превращается в обширное и безпрерывное поучение или разумную книгу, как сказал Антоний Великий. Что это действительно так, сейчас можно увериться, читая какого-нибудь святого отца. У всякого из них поминутно предлагается зрение духовного в чувственном или сквозь чувственное. У преосвященного Тихона [Задонского] составлено из сего целых четыре книги под заглавием: Сокровище духовное, от мира собираемое.

Отсюда следует, что целость, полнота и истина знания собственно принадлежат людям, восстановленным благодатью и в Боге живущим. У других оно и неполно, и неистинно. Как верна мысль блаженного Августина, которую он с такою настойчивостью доказывал, что только жизнь ведет в храм мудрости, а не наоборот! О ложных направлениях рассудка говорится обыкновенно в логиках, и там же предлагаются разные средства к избежанию их. Очевидно, какова цена сих наставлений. Что ни говори логикой, без внутреннего изменения ничего не сделаешь. Кому сказано: смотри, верь Откровению, – тот, пожалуй, и себе то же будет говорить, но в сердце и на деле будет верить только себе; или еще: будет говорить, что нужна помощь Божия, но полагаться будет только на себя. Воспитать души нашей в способностях, как должно, нельзя без подчинения ее врачевательным и восстановительным благодатным средствам.

Коротко: у того, кто стоит вне сих средств, знание таково: духовный мир и его вещи как облаком и туманом сокрыты; им мало он верит или не думает о них; знание рассудочное обращено у него только к видимому, действительному, осязаемому; сокровенное в вещах не видится; причины познаются только ближайшие, наличные; намерения Промысла ускользают из внимания... Потому все знание его поверхностно: в составе неполно, в общем же духе растленно, извращено каким-нибудь неправым настроением умственным.

Б. Разум и его роль в познании мира невидимого и вещей духовных

Есть познания, которые разум иногда может постигнуть один, но которых рассудок один, отдельно от разума, постигнуть никак не может... Подобно тому как в картине видимый очерк, сочетание частей, разнообразие поз, красок и оттенков воодушевляются какою-нибудь мыслью, которую картина выражает и коею проникается, мыслью, которая присуща в картине, однако ж не составляет в ряду с другими отдельную часть, так и во всякой вещи есть своя сокровенная мысль, – животворная ее сущность; ибо мир как во всем своем составе, так и в малейших частях есть безконечно мудрое, художественное произведение Божие...

Никто не довольствуется познанием фактической стороны, но всякому хочется проникнуть глубже под нее. Обыкновенно называют это философиею, или идеальностью в знании. При всей естественности, однако ж, такого стремления, его всеобщности и как бы неудержимости оно не увольняется от необходимого условия: иметь разум, не только развитый Откровением, но и просвещенный благодатью. Без сего его построения будут чистая мечта: доказательство тому – вся история философии; ибо, когда разум извращен, а малейшая часть оставшегося в нем истинного, по силе убеждения, есть не более как предположение, то и дальнейшее, созидаемое разумом на том, что есть в нем, все необходимо будет одного свойства: неистинно и мечтательно. Следствием сего необходимым должно быть то, что и само фактическое извращается, и рассудок иногда дает себе волю утверждать как закон силу и стихию, – то, чего на деле нет (нынешние геологи). Он отуманивается, и затем осязательный мрак налегает на всю область знания.

Совсем не то с человеком чистым по жизни, просвещаемым свыше. Он не умолчит о сокровенном, когда почувствует его, но никогда не станет выдавать за созерцание истины того, что не есть таково. Ему не усвояется всеведение, но утверждается, что, если доступно человеку знание сокровенного в вещах и явлениях, то – только человеку облагодатствованному; ибо та область есть собственно область Божественного ума, где лежат умственные сокровища Бога-Царя. Да не надеется кто-нибудь вторгнуться туда насилием, или самовольно. Истинная философия есть Богом даруемая мудрость.

Сорастворившись с умом Божиим, разум человека, к Богу прилепившегося, может быть введен Им и в тайны бытия и явлений, ибо между откровениями, которые усвояет святой Макарий Великий благодатью Божиею просвещенному духу, почему не разуметь и таин творения и промышления, когда ему несомненно принадлежит ведение таин искупления, сокровеннейших и таинственнейших. Не напрасно у святого Исаака Сирианина сей разум духовный называется чувствованием таин, чувствованием сокровенного, высшим духовным созерцанием (см. его слова о трех степенях разума [Святой Исаак Сирианин. Слова подвижнические. Слово 28. О третьей степени ведения, которая есть степень совершенства]). Святой Максим Исповедник учит: «Как основание радиусов, прямолинейно выходящих из одного центра, представляется в самом центре совершенно нераздельным, так просто и единично будет познание существа, соединившегося с Богом, о всех заключающихся в Нем первообразах вещей сотворенных» (Главы о богословии и Домостроительстве воплощения Сына Божия. Сотня 2). Сюда же можно отнести свидетельство Соломона, что Бог дал ему о сущих познание неложное и что он потому елика суть скрыта и явна , познал...

Если теперь кто хочет искать истинных идей, или идеального познания вещей и философии, пусть ищет их преимущественно в слове Божием, затем в писаниях святых отцов, затем в богослужебных наших книгах. Например, когда говорится, что Господь пришел возглавить всяческая, что истинные христиане суть цари и иереи, что языкообразное сошествие Святого Духа есть начало и основание соединения всех народов, разделенных смешением языков при столпотворении, что жизнь наша есть странничество, милостыня – предпослание сокровища на небо и проч., все сие представляет истинные идеи созерцания, или чувствования сокровенного.

Разум и знание у людей необлагодатствованных

Опыт показывает, что у нас есть потребность Божества, нравственного порядка промышления, лучшей жизни вечной и проч. и есть общая вера во все сии предметы. Такие требования, верования, чаяния обыкновенно называются идеями, или неопределенным созерцанием чего-то лучшего по бытию и совершенствам, нежели то, что мы знаем вокруг себя. Сии идеи сколько уверяют, что дух наш из оного мира, столько же показывают, что он не лишен возможности познавать его.

Хорошо надо помнить, что из того, что у нас есть идеи, можно заключить только о возможности познания и созерцания мира невидимого, духовного, а не к действительности его, подобно тому как из присутствия зрительной силы в нашем глазу видна только возможность зреть вещи, а самое зрение подлежит своим условиям.

Кто считает идеи действительным созерцанием, тот делает большую ошибку. Идеи доказывают только, что есть невидимые вещи, подобно тому как требование пищи доказывает, что есть пища; а что такое те предметы, каковы они, где, – это еще надобно узнавать. Притом и сие указание на бытие невидимого мира не есть непосредственное, а посредственное, умозаключительное. Убедительно же оно по сильному только его желанию, а не само по себе, так что умали или уничтожь желание тех невидимых вещей – умалится или уничтожится и самое убеждение в бытии их.

В таком состоянии ведение духовное, или разум, находится во всяком человеке, приходящем в мир сей. Оно является в виде требований невидимого мира, сопровождающихся убеждением в действительном бытии его, но без действительного и верного о нем познания. Разум есть только зрительная духовного мира сила. Очевидно, что для дальнейшего развития, или размножения сего знания, необходимо упражнять сию силу зрения духовного действительным зрением, подобно тому, как зрительную силу глаза упражняет и разнообразит опытность зрения нашего в действительном зрении. А для сего, необходимо входить с тем миром в непосредственное сношение и соприкосновение, как чувственный глаз входит в такое сношение с вещами чувственными, то есть необходимо быть в общении с Богом и миром духовным. Без сего общения ведение духовное навсегда в духе нашем останется в виде предположительного требования и никогда не взойдет на степень знания ясного, действительного, определенно-убедительного, подобно тому как слепой с закрытыми глазами, у которых не повреждена, однако ж, сила зрения, будет знать только, что верно есть светящиеся и освещаемые вещи, но знать их определенно не возможет, пока не откроются глаза его. Причина сему – падение в грех и пребывание в сем падении. Вместе с отпадением от Бога дух наш отпал от всего Божественного и духовного, не входит с Богом в непосредственное сношение, не видит Его, не созерцает, стал слеп для Него. Надобно возвратить его в прежнее состояние, чтоб он мог знать Его ясно и определенно. Если теперь сие условие может быть исполнено только когда человек восприимет восстановительные силы в христианстве, то очевидно, что вне истинного христианства, деятельно усвояемого, разум слеп, не знает духовных вещей, а только требует знания их, имеет идеи о них, но неопределенные, неясные, предположительные.

Между тем предметы невидимого мира, по своей высоте и особенно по родству с нашим духом, не могут не занимать человека, не могут не возбуждать в нем желания разгадать их. Это всегда и есть. Редкая усыпленная душа не хочет узнать, что такое оный мир? Многие над тем трудятся. Какой же плод сего труда? Если один путь к истинному его познанию – опыт духовный, от действительного вкушения вещей духовных, возможного лишь для человека, восстановленного благодатью, то очевидно, что самодельное его познавание не должно обещать многого. Чтоб увериться в сем, стоит только посмотреть на способы, какие, вне истинного пути, употребляет для сего разум, оставленный себе. Из них известны два: один состоит в умозаключительном восходе от низшего к высшему, другой надеется на уяснение идей механическим переходом их от одной силы к другой внутри нас. В том и другом сознается неясность и неполнота духовного ведения и решается вопрос: как уяснить и пополнить сие знание?

Под первым разумеется вот что: заключать от действий к причине всего – Богу, приписывая Ему в высочайшей степени то, что может быть Ему свойственно, и отрицая то, что Ему свойственным быть не может. Нет сомнения, что сим путем не мало можно пояснить тайную область идей; но, кроме того, что такое знание касается не всего объема невидимых вещей, а только одного Божества, хотя это и главный предмет, – оно тоже не прямо, не непосредственно, следовательно также остается по-прежнему предположительным.

Потому оно никак не удовлетворяет, а всегда заставляет ожидать новых подтверждений и доказательств, как это очень сильно выразил Платон. При нем можно сказать только: кажется так и так; но когда кто скажет: может быть и не так? – не всегда ум найдется, что на это ответить.

Тем больше это приходится испытывать, что здесь же опыт приводит ко многим нерешимым вопросам, касательно, например, Божественного промышления или слишком большого влияния вещества на дух. Мало ли людей, кои, смотря на тайную, непостижимую связь происшествий, говорят: есть ли кто, приводящий все сие в движение; есть ли свобода; что дух? и проч. А это и заставляет разум если не оставаться в решительном сомнении, то часто с грустью испытывать сильные нападения со стороны сего врага истины. Вот плод показанного способа. А о том уже нечего и говорить, что, при неправом его употреблении, он может вести к опасным заблуждениям, как уже это случалось и на самом деле. Отчего Эпикур устранял Бога от мироправления? – Оттого, что судил о Нем по своему настроению, что любил сам предаваться сладкому бездействию и покою. Отчего Ориген дошел до мысли о несовместности вечных мучений с благостью Божиею? – Оттого, что судил о Нем по своему мягкосердию и поблажливому нраву. Тоже и другие могут представлять себе и представляют Бога только грозным и неразборчивым деспотом. А жизнь вечную как-как не изображают? И об Ангелах, и о способах спасения, и о прочем как не судят? Всякий судит по себе, по своим наличным познаниям и своему настроению. И, очевидно, во всем этом извращают истину и превращают ее в ложь, оттого что не тем путем идут к знанию тех вещей.

О втором способе нечего почти и говорить. Он походит на баснословное похождение идей во внутреннем нашем мире. По нему сначала идеи падают в сознание, отсюда в сердце, потом они принимаются фантазиею, далее наконец рассудком, который и строит из них понятия, суждения и умозаключения. Очевидно, что это изображение совершенно чуждо опыта, выдумано и никем не может быть в себе сознано. Однако ж оно очень ясно показывает, что разум сам не знает, как ему познать невидимый мир, потерял истинный к тому способ и придумывает то то, то другое и в этом смятении попадает на смешное и нелепое; ибо если предмет не совсем виден, надобно идти к нему, а не вертеться или принимать самому разные положения, оставаясь в одинаковом от него отдалении. Неясное в нас самих непонятно, как в нас же самих может и уясниться само? Пусть, впрочем, и можно вытеснить из себя какие-нибудь мысли при сем поворачивании или трении идей; все не видно, откуда они могут приобресть достоверность и силу убеждения. Если сами идеи только предположительны, то что и все развитое из них?

Итак, в разуме, пребывающем в отдалении от Бога и благодати Его, знание о мире духовном, которое он достает из развития идей предположительного достоинства и способами неверными и ненадежными, –

само предположительно , недоуменно у всех, никого не исключая. Что и как? – эти вопросы разум такой всегда будет себе предлагать и никогда не решит их сам;

всегда почти неверно , ибо берется не с натуры вещей тех, а образуется по вещам другим, противоположным; и само собою оно может касаться только малой части всего – очевиднейшей, каково бытие Божие и Его свойства. Что же касается до законов Божественного мироправления, до нравственно-религиозного порядка мира духовного и особенно до таинства спасения рода человеческого, это или совсем не имеется в мысли, или является в виде самых мечтательных предположений.

Должно при этом заметить, что даже когда разуму дается доступ в Откровение, то и тогда, хотя мнения нелепые исправляются, недостающее восполняется, но предположительность все еще остается, в каких бы то степенях ни было. И тогда знает он сии предметы как умозрение и, пока не вкусит их самим делом, не знает, как они есть на деле. Посему очень многие истины, и между ними истины спасения, содержатся в уме как нечто чуждое, туда положенное совне, но не сорастворившееся с самою природою ума. Оттого далее, даже и после полного их изучения, значение их все еще перебивается сомнениями и недоумениями, нерешительностью, готовою всем колебаться, как стебель от легкого дыхания ветра. Вот что говорит о таком познании святой Макарий Египетский:

«Тех, которые возвещают духовное учение, не вкусив и не испытав оного, почитаю я подобными человеку, летом в жаркий полдень идущему по пустой и безводной стране; потом, от сильной и палящей жажды, представляющему в уме своем, будто близ него находится прохладный источник, имеющий сладкую и прозрачную воду, и будто он без всякого препятствия пьет из него досыта; или – человеку, который нимало не вкусил меда, но старается другим изъяснить, какова его сладость. Таковы поистине те, которые, самим делом и собственным дознанием не постигнув того, что принадлежит к совершенству, освящению и безстрастию, хотят наставлять в сем других. Ибо, если Бог дарует им хотя несколько почувствовать то, о чем они говорят, то они, конечно, узнают, что истина и дело не походят на их рассказ, но весьма много различествуют от него» (Слово 5. О возвышении ума. Глава 18).

«Имеющие внутри себя Божественное богатство Духа, если сообщают кому-нибудь духовное учение, то как бы вынося собственное сокровище, дают им. Напротив, те, кои не имеют сего богатства внутри сердца, из которого струятся благие Божественные мысли, тайны и необыкновенные речения глаголов, схватив только несколько цветов из обоих Заветов Писания, носят их на конце языка или, быв слушателями духовных мужей, тщеславятся их учением, предлагают оное как будто свое собственное, присвояя себе чуждое приобретение» (Слово 6. О любви. Глава 5).

«Те даже, кои исполняют добродетели, прилежат слову Божию, но не освободились от страстей, – и те подобны людям, ходящим ночью при свете звезд , которые суть заповеди Божии; ибо, как они еще не совершенно освободились от тьмы, то невозможно им хорошо все видеть ... Они хорошо делают, что обращаются к нему (к слову пророческому), как к светильнику, сияющему в темном месте, пока не начнет рассветать день и не воссияет утренняя звезда в сердцах наших (см.: 2 Пет. 1, 19). Но многие ничем не различествуют от тех, кои ходят среди ночи совершенно без света и кои не пользуются даже малым оным сиянием, которое есть слово Божие, могущее светить их душам, и потому (почти) похожи на слепых. Это суть те, кои совершенно связаны цепями вещества и житейскими узами» (Слово 7. О свободе ума. Глава 27).

Вот состояние разума, или ведения мира невидимого, у людей необлагодатствованных!

Разум и знание у людей облагодатствованных

В каком виде оно [состояние разума] у тех, кои прияли Духа благодатного, можно судить уже по противоположности, то есть: оно должно быть ясно, живо, опытно, несомненно, истинно, потому что заимствуется из опытного вкушения самих вещей невидимых; должно быть и полно: знать и Бога, и Его свойства, и законы мироправления, и тайны искупления, особенно последние, потому что чрез искупление ум вводится в тот мир. Опять отсылаю хотящих к святому Макарию. Пусть посмотрят, как он изображает сие духовное ведение. Сокращенно его мысли можно совместить в следующем положении: падением закрылось око ума, и человек погряз во тьму. Благодать Святого Духа, чрез возрождение приводя человека в живое общение с Господом Иисусом Христом и Богом, вводит его в духовный мир и показывает все сокровенные тайны Божии, которые он здесь и познает опытно, истинно, полно...

Из сего видно, что разум в истинном его виде и во всей красоте является только в духе истинных христиан. У тех, кои запутаны в грехи или не радят о чистоте сердца, но принимают слово Божие, теоретическое познание может близко подходить к ведению истинного разума; но сие знание лежит не в уме их, а как бы на уме, как пыль, готовая тотчас слететь, то есть оно не сорастворилось с существом его, почему не уничтожается в нем свойственная ему предположительность и оно часто подвергается нападениям сомнения, иногда очень глубоким, особенно с той стороны, где лежат тайны искупления и условия его усвоения... Кто же, очистив себя, сорастворился с истинами, тот не боится таких нападений... Что касается до ума, не знающего Божественного Писания, то в нем неизбежны неполнота познания духовных вещей, неверность, а главное, – предположительность... И это еще при добром направлении, то есть когда человек, не предаваясь порочным страстям, ревностно занимается такими вещами и благонамеренно хочет распознать их. Коль же скоро он при том невнимателен к важнейшим истинам, не старается их разъяснить и узнать и предан страстям, то можно сказать, что он совсем не имеет разумного ведения, хотя мнится иметь его. Несколько мыслей, наскоро схваченных, заученных, принятых по слуху, – вот и все у некоторых. У большей же части качествуют неведение или сомнение и презорство. У таких истинно – запустение во внутреннейшем святилище нашего духа, мрак и тьма густая и непроницаемая.

Вот несколько мыслей о разуме! Утвердить в себе надо ту мысль, что здесь дело идет о познании мира невидимого и вещей духовных. Познание мира видимого и вещей чувственных совсем другое дело. Тут действуют другие способности и с другими приемами. Смешивать то и другое не должно. От сего бывает великое зло... Видимое нетрудно узнавать. Иной, узнавши кое-что из сего, говорит: ну, знаю! и на том останавливается, не заботясь о главном. И другие высоко его ценят и ставят учителем во всем, а он все говорит им о стороннем, а главного и сам не знает.

В. Отличие духовного познания от рассудочного

Истинно все, что Богу угодно было открыть нам. Изучайте сии истины и исполняйте ими ум свой так, чтобы он, как только станет умствовать, не иначе умствовал, как по сим истинам.

Тогда если и говорить о чем станете, все будете говорить сообразно с ними же. «Прошу вас украшать слова истиною» (блаженный Феодорит). В деятельном отношении: все, что в мире, призрачно, – манит, но не дает, следовательно обманывает, ложь есть. Христианство и обещает истинное благо, и дает; оно истинно. Иначе это сказать: в грехе и страстях ложь и обман, а в христианской жизни и добродетели – истина. Так святой Златоуст: «Совершенно истинное то же, что добродетель, а ложь то же, что порок; поелику и удовольствие порока ложь, и слава оного ложь, и все, что в мире, ложь есть».

Критерий истины не в разуме, а в общности исповедания

Скажет кто: хочу удостовериться, от Бога ли то учение, которое слышу? – Думаешь, что в разуме – проба истине?! Нет. А вот в чем: то учение от Бога, которое исповедуется всею Церковью. Ибо сама Церковь и в устройстве, и в духе вся от Бога – и все в ней Божие. Бог научил Апостолов, – Апостолы научили веровавших и предали им всю правду Божию. Принявшие от Апостолов истину передали ее преемникам такою, какою приняли. – Итак, узнай, как исповедует, чту Святая Церковь, и будь уверен, что так исповедать заповедано Богом, и при встрече новых для тебя мыслей не о том заботься, как выходит это по твоим соображениям, а о том, так ли содержит это Святая Церковь. – Бог не поставил разум источником истины, – не дал ему в руки и пробы истины. – Она вне его, в Святой Церкви, и именно в общности исповедания, так – что всеми всегда всюду было исповедуемо, то истинно. 318 святых отцов собрались на Собор для утверждения главного христианского догмата. – И что же делали? – Философствовали? Пускались в соображения? – Нисколько. А только расспрашивали взаимно, как, где содержится исповедание о Господе Спасителе [Первый Вселенский Собор собрался по поводу ереси Ария в 325 году в малоазиатском городе Никее. По общепринятой традиции считается, что на Соборе было 318 делегатов. Был принят Никейский Символ веры, в котором было изложено православное учение о единосущии Сына Божия с Богом Отцом]. Когда удостоверились, что все всюду и не слыхивали другого учения о Спасителе, как то, что Он есть Бог, тогда единодушно утвердили, что тот богоборец, кто учит иначе, что сия есть вера отеческая, апостольская и Божественная. Как поступил сей Собор, так делали все последующие Соборы, так действует доселе Святая Церковь, и все ищущие истины, при познании и определении всякой истины, рылись и роются не в своих соображениях, а в Богопреданном исповедании Святой Церкви. Вот вам знамя и проба истины!

Как во время войны, перепутавшись, для различения своей стороны от чужой взирают на воздвигнутое знамя, так Бог в Церкви Своей воздвиг знамя истины, чтоб при смешении понятий, всегда почти имеющем место в человечестве, всякий, узрев сие знамя, мог с благонадежностью сказать: вот здесь истина, вот чего хочет Бог! Надпись на сем знамени – общность исповедания. А самостоятельность исследования, своеличное постижение было и есть всегда источником ересей и заблуждений. Отчего пали Арий, Македоний, Несторий и все другие еретики? – Оттого, что при возникших вопросах не туда обратились за решением, куда следовало, обратились не к общности исповедания, а к своим соображениям, к своеличному постижению истины, – запутались и пали.

История хранит сии опыты нам в урок, чтобы не поддавались суетному и гордому позыву на самостоятельность и независимость, а смиренно содержали то, что везде всеми всюду было исповедуемо, – или, что то же, что содержится Святою Церковью. – Это единственный незаблудный путь к истине.

Непонятности благодатно разъясняются в течение всей жизни

Непонятное вначале со временем становится понятным; словно луч света входит в сознание и уясняет то, что прежде было темным. Кто же это разъясняет? Сам Господь, благодать Духа, живущая в верующих, Ангел Хранитель, – только уж никак не сам человек. Он тут приемник, а не производитель. При всем том иное остается непонятным на целую жизнь, и не для частных только лиц, но и для всего человечества. Человек окружен непонятностями: иные разъясняются ему в течение жизни, а иные оставляются до другой жизни: там узрится. И это даже для богопросвещенных умов. Отчего же не открывается теперь? Оттого, что иное невместимо, стало быть, нечего и говорить о нем; иное не сказывается по врачебным целям, т. е. было бы вредно знать преждевременно. В другой жизни многое разъяснится, но откроются другие предметы и другие тайны.
Сотворенному уму никогда не избыть тайн непостижимых. Ум бунтует против этих уз: но бунтуй не бунтуй, а уз таинственности не разорвешь. Смирись же, гордый ум, под крепкую руку Божию и веруй!

Познание истины совершается тремя силами души

Ум один никогда не знает вполне истины; она всегда у него в виде предположительных воззрений. Исключая чрезвычайных Божиих воздействий на душу, и богоугодная жизнь обыкновенно начинается при таком состоянии ума. Но потом, вместе с жизнью, эти воззрения начинают переходить в живые убеждения: они зреют, множатся и расширяются по мере навыка воли вести дела и начинания свои по заповедям и по мере возрождения сочувствий сердца к заповедям. Исполняются ли последние, – полнота водворяется и в первых. Впрочем, строго судя, нельзя сказать, что впереди и что позади, – они все вместе зреют, не отставая друг от друга. Строит же это внутреннее здание Господь благодатью Своею, при всевозможных, без жаления себя, усилиях со стороны человека, – строит жилище, в которое, наконец, Он приходит и вселяется со Отцем и Духом Святым, как Сам обетовал: “к нему придем, и обитель у него сотворим” (Ин. 14, 23).

Духовное познается делом, а не из книг

В духовной жизни книги – только руководство. Само познание приобретается делом. Даже то, что познано бывает из чтения, будто ясно и обстоятельно, когда испытано бывает делом, представляется совсем в другом свете. Жизнь духовная – особый мир, в который не проникает мудрость человеческая.

Познать христианство иначе нельзя, как деятельною жизнью

Христианство не есть учение без конца. Собственно учение это коротко, но жизнь по этому учению конца не имеет. Так ведь и в житейском быту: научится кто чему-нибудь и начинает уже действовать, а не все учится да учится. И в христианстве не все учиться: надо жить, жизнь-то и есть настоящая наука. Как станет кто жить по-христиански, тут только и начнет входить в него христианство, тут только и начнет он познавать его и силу его. Знать христианство как должно иначе нельзя, как деятельно; только посредством этой деятельности сознанию открываются все тайны христианского ведения, или вся область духовных предметов, хоть забота у истинного христианина вовсе не о ведении, а о жизни, ведение же само тут приходит как придаток.

Жизнь христианская похожа на восхождение на гору. Восходящий трудится собственно над тем, чтобы взойти, но по мере того, как он восходит, перед ним открывается все больше и больше предметов, потому что все шире и шире становится его кругозор. Так и в христианстве: чем больше кто преуспевает в жизни по нему, тем больший и больший круг духовных предметов становится ведомым его уму и сознанию. Настоящий мудрец и есть только тот, кто совершен в жизни христианской, без жизни же ничего не поймешь. Что знают о христианстве умом без жизни – это совсем не то, что есть на деле. Как подробно и красноречиво ни рассказывай, что в ананасе, например, такой-то и такой-то вкус, но пока сам не попробуешь ананаса, понятия о нем не составишь себе; так и учение христианское – пока не приложишь его к жизни своей, ни за что не взойдешь во вкус его.

Мудрец века сего сам себя прельщает

Мудрец [века сего] свое имеет мировоззрение, в которое входит и понятие о нем самом, о месте его в мире и последних целях человека; обладает в разной степени ученостью и искусством слова; и главное, в устроении своей участи, своего быта и в ведении дел своих окончательно опирается на свои соображения, не сознавая нужды в высшей помощи; предметы, которыми занята его мудрость, – все внешние, земля и земное благобытие; забота о душе и спасении ее ему не всходит на ум. Но при всем совершенстве его мудрований по указанным частям он только “мнится мудр быти”, а не есть. Другие, может быть, и не всегда считают его таковым, но сам он иначе на себя не смотрит, как на мудреца первой степени, хоть и ученость его, и житейская мудрость, и сумма познаний очень ограниченны, но он всегда высоко ставит себя по мудрости. И в этом он сам себя прельщает. Прелесть в том, что считает себя имеющим то, чего нет. В сей прелести запутаны все не истинные христиане.

Уловление премудрых собственным оружием

Мирская мудрость – буйство пред Богом. Строгий приговор, но совершенно справедливый, повсюдным опытом оправдываемый. Сами мудрецы мира тот же произносят приговор над сею мудростью, когда познают истину и вступят вседушно в область премудрости Божией. То, что она считает себя вседовлетельною, – не буйство ли? То, что она высится над Откровенною мудростью и ставит ее почти ни во что, – не буйство ли? То, что она только внешним, земным и тварным ограничивает свой кругозор, будучи сама, хотя и неблагопотребная, умного выспреннего (ранга) свойства, – не буйство ли? То, что она быт свой, свое счастье и дела думает устроять по своим смышлениям, тогда как осязательно видит, как все вокруг течет помимо и наперекор человеческим соображениям, – не буйство ли? То, что она выбросила из предметов своего обсуждения, что будет за гробом, тогда как ясно видит, что настоящая жизнь мгновенна и последней цели бытия человека вместить не может, – не буйство ли? То, что она и думать не думает, что питомец ее человек ныне-завтра умрет, тогда как человечество широкою рекою течет во врата смерти, – не буйство ли? Так она – буйство, и буйство пред Богом, потому что не видит осязательных порядков Божиих, осуждает их, когда другие о том ей возвещают, и питомцев своих удерживает в своем мрачном буйстве, не позволяя им возникнуть от опутания собою и обратиться к истинной премудрости Божией. В этом отношении она богоборна. И выходит, что «она не только не помогает (человеку в последних целях его), но еще служит препятствием; следовательно, надобно оставить ее, как вредную. Видишь ли, как победоносно святой Павел опроверг ее, доказав, что она не только безполезна, но еще приносит нам вред. Впрочем, он не довольствуется собственными доказательствами, а приводит еще свидетельство: “писано бо есть: запинаяй премудрым в коварстве их” (Иов. 5, 13)» (святой Златоуст).

Коварство премудрых не злонамеренность означает, а их всяческое ухищрение, чтоб все постигнуть и все в жизни своей и других устроить здесь, на земле, по своему смышлению. Пока это имеет свойство только пустоделия и не разоряет планов промышления Божия о роде человеческом, дотоле Бог оставляет их копаться в своем муравейнике, сколько хотят, и все строить и перестраивать, как им угодно; но когда покушения их заходят далеко, тогда Бог полагает им преграды, разоряет их планы, как паутинное плетение разоряет дитя легким прикосновением тонкого прутика. Разительный пример тому – столпотворение и рассеяние людей по лицу земли. Мудрецы, во времена Апостолов, до чего дошли? – До того, что и сами уже не знали, на чем остановиться: так разрознились в мыслях и так много надумали учений. И належала необходимость научить людей истине чрез неученых. – Святой Златоуст в этом видит уловление премудрых в коварстве их: «В коварстве их, т. е. уловляя их собственным их оружием. Так как они употребляли мудрость свою на то, чтобы обходиться без Бога, то он чрез нее самую доказал им, что они имеют великую нужду в Боге. Как и каким образом? Они чрез нее дошли до того, что сами не знали, куда деваться; следовательно, чрез нее и уловлены. Ибо, думая обходиться без Бога, они пришли в такое бедственное состояние, что оказались хуже рыбарей и неученых, и в них же стали иметь нужду. Потому Апостол и говорит: “запинаяй их в коварстве их” (см.: 1 Кор. 3, 19)».

Современная наука создана католиками и протестантами, а потому не является единственной. Иное знание о мире было у древних халдеев и египтян, иное - у древних индусов и китайцев. А возможна ли другая христианская наука - православная? До сих пор ее, кроме православного богословия, не было. Но будет когда-нибудь православная история, биология, физика? Каков путь Православия?

Современная наука создана католиками и протестантами, а потому не является единственной. Иное знание о мире было у древних халдеев и египтян, иное - у древних индусов и китайцев. А возможна ли другая христианская наука - православная? До сих пор ее, кроме православного богословия, не было. Но будет когда-нибудь православная история, биология, физика? Каков путь Православия?

Многим может показаться, что постановка вопроса о православной науке неправомерна. Такое мнение возникает потому, что многие считают, что современное научное мировоззрение - единственно объективное мировоззрение. Вместе с тем крупнейший историк науки и выдающийся геолог ХХ века В.И. Вернадский пишет: "Научное мировоззрение не есть научно истинное представление о Вселенной - его мы не имеем. Оно состоит из отдельных известных нам научных истин, из воззрений, выведенных логическим путем, путем исследования материала, исторически усвоенного научной мыслью, из извне вошедших в науку концепций религии, философии, жизни, искусства - концепций, обработанных научным методом; с другой стороны, в него входят различные чисто фиктивные создания человеческой мысли - леса научного искания... Научное мировоззрение охвачено борьбой с противоположными новыми научными взглядами, среди которых находятся элементы будущих научных мировоззрений; в нем целиком отражаются интересы той человеческой среды, в которой живет научная мысль. Научное мировоззрение, как и все в жизни человеческих обществ, приспосабливается к формам жизни, господствующих в данном обществе." (Труды по всеобщей истории науки. М., "Наука",1988 г., с. 73-74).

Однако современная цивилизация отдает приоритет науке, считая ее данные объективной истиной в последней инстанции. Но может ли разум быть независим от сердца, ибо только злое сердце дает свободу разуму? Свободный от сердца разум - разум без смысла, без благодати. Эта очевидная истина противоречит мировоззрению современной науки и всей современной, основанной на ней, цивилизации.

Отсутствие истинно христианского научного мировоззрения крайне разрушительно действует в современном мире. "Надо не только открыто признать, но и до конца осмыслить самый факт, что в Европе (включая и Россию) существует не одна, а две культуры. Есть культура, которая хочет быть христианской, хочет быть верной Христу и видеть все "в свете Христовом", - но есть культура, выросшая вне Церкви, боящаяся Церкви и чуждая ей, вовсе не ищущая того, чтобы глядеть на мир в свете Христовом!...Современное знание, как оно строится ныне, отвергает христианское освещение тем знания...Христианская мысль должна заняться пересмотром основ знания, чтобы вернуть христианству его законное место в развитии знания." (о.Василий Зеньковский "Основы христианской философии", М. КАНОН, 1996, с. 92, 95).

В данном случае речь идет совсем не о конфликте науки и религии. В статье речь идет о взаимоотношении западного и восточного христианства, об их истории. В настоящее время мысль на Западе зашла в тупик и речь идет о новых горизонтах европейской культуры.

НЕМНОГО ИСТОРИИ

Сегодняшний мир - окружающая нас техногенная и идеологическая среда - создана католиками и протестантами. Православие с падением Византии перестало оказывать активное влияние на мир и заняло круговую оборону. Часто бездумно перенятые у Запада новшества, чужеродные по определению, приводили к потере ориентиров, к катаклизмам. Поэтому сохранение, собирание прошлого стало основой православной психологии.

Однако "Византия никак не может считаться только прошлым, завершенной и изжитой главой церковной истории. Она не только продолжает жить в православной Церкви, но, в известном смысле, до сих пор определяет само Православие, составляя его "историческую форму" (Протоирей Александр Шмеман. Исторический путь Православия. Издательство им. Чехова, Нью-Йорк, 1954, с. 243-244).

Далее о. Александр пишет: "Византийский период должен быть признан решающим в истории Православия, эпохой кристаллизации церковной жизни" (с. 244). Современный же путь Православия он характеризует следующим образом: "От Хомякова, которого Самарин назвал "учителем церкви" до русских философов и богословов 20-го века - ее (русской мысли - И. Н.) темой становится вселенская истина Православия - не "византизма", не "востока", - а именно всеобъемлющего, последнего христианского "синтеза" (курсив мой - И. Н.)... На историческом пути Православия сейчас "русская глава", конечно, завершающая, последняя" (с. 386-387).

Итак, "русская глава". Конечно, не решающая (в плане становления Православия), но не менее важная - как завершающая в истории православного человечества.

Часто исторические факты гораздо полезнее любого изощренного дискурса. Сопоставим историю западного и восточного христианства. Исторические корни их разделения связаны с двумя центрами римской империи: Римом и Константинополем. Именно с ними связаны становления католицизма и православия.

Вспомним важнейшие вехи в истории западной цивилизации и на этой основе попытаемся осмыслить собственную историю - историю православной культуры. При этом под важнейшими вехами мировой истории будем понимать именно те события, которые решающим образом повлияли на формирование христианства, то есть будем рассматривать историю с позиции богословия. "Ведь именно богословие, основывающееся на Вере Церкви, является тем ключом, с помощью которого мы можем открыть шифр истории (курсив мой - И. Н.), осознать истинный смысл совершающихся исторических событий" (Слово Святейшего патриарха Московского и всея Руси Алексия II на открытии Богословской конференции Русской Православной Церкви "Православное Богословие на пороге третьего тысячелетия". Москва, 7-9 февраля 2000 года). Это принципиальный момент в отличии православного подхода от подхода западного христианства: анализ внешних событий истории человечества с позиции духовной его истории, а не, наоборот, анализ духовной истории как ответов на внешние события. То есть православие в отличие от католичества и протестантства утверждает зависимость суждений частных наук от духовных устремлений человека и не стремится подобно креационизму подкреплять истины, данные в Откровении, гипотезами, выдвигаемыми частными науками.

Приведем некоторые даты из истории западного христианства.

455 год - падение Рима, а с ним и западно-христианской культуры. Орды бесчинствующих варваров - будущих современных европейцев -оккупировали Западную Римскую Империю. Одно из этих диких племен -вандалы - разграбили, разорили Рим. С тех пор термин "вандализм" стал означать самую крайнюю степень дикости.

1266 год - Фома Аквинский пишет "Сумму теологии", что свидетельствует о становлении новой культуры западного христианства. В значительной степени это означало освобождение западноевропейской культуры от влияния арабов - следующих завоевателей Южной Европы. Влияние арабов в определяющей степени сказалось на характере восстановления связи Европы со своим культурным прошлым. Арабы, среди ученых которых было много евреев, принявших мусульманство, могли восстановить связь, естественно, лишь с античной нехристианской культурой, но не с греческим православием. Именно эллинская философия, римское и еврейское законничество явились духовной основой схоластики Фомы и всего католического богословия.

1632 год - Галилей - "итальянец, пользовавший расположением Папы" (Декарт), пишет "Диалог о двух главнейших системах мира - птолемеевой и коперниковой", за который он был осужден католической церковью. Галилей формулирует постулат, утверждающий различия между суждениями науки и религии, утверждающий автономию науки от веры, свободу разума от сердца. С этого утверждения начинается вся современная культура. Хотя официальная католическая церковь тогда и отвергла мировоззрение Галилея, но это мировоззрение уже было заложено в богословии Фомы Аквинского, в его пяти рассудочных доказательствах Бога. Автономия науки, освобождение разума от веры, от сердца уже заложена в самой попытке доказательства высшего с помощью низшего. Не случайно, что уже в наше время католическая церковь официально отказалась от осуждения Галилея, поскольку она старается "не отставать" от духа времени.

Действительно, западная наука, создавшая основу современной цивилизации, продолжает развиваться в направлении, указываемом разумом при полной его независимости от сердца. Более того, рациональное мышление провозглашается в качестве арбитра истинности научных суждений. Как гласит одно из современных определений науки, "наука - это попытка привести хаотическое разнообразие нашего чувственного опыта с логическими стандартами нашего мышления" (А. Эйнштейн, 1940). Здесь прежде всего надо подчеркнуть, что "хаотическое разнообразие нашего чувственного опыта" создано совсем не гармонией окружающей природы, а хаосом, воцарившемся в нашем разуме после его освобождения от сердца, после того, как он вышел из сердца. Потеряв опору в себя, мы ищем опору во вне, в попытке сконструировать некие объективные законы, управляющие миром и нами. "Наука, если сказать как возможно более кратко, - гласит другое современное ее определение, - это организованное предприятие по сбору знаний в мире и конденсации этого знания в проверяемые законы и принципы" (Э. Вильсон, 1998). То есть, научные законы - это сокращенное описание наших представлений о мире, вернее, "правила дорожного движения" в этом мире.

Такова сущность католической, протестантской цивилизации: она выплеснула ум человека наружу (а вместе с ним и сердце, ибо на самом деле они нераздельны) и они вынуждены жить по "уличным" законам. "Осуетились в умствованиях своих, и омрачилось немыслимое их сердце: называя себя мудрыми, обезумели" (Рим. 1. 21). Конечно. нельзя все представлять в западной цивилизации только в черном цвете, но эта цивилизация людей, у которых сердечные чувства отодвинуты на второй план, а впереди действует воля и расчет. Но именно для православного человека это то и немыслимо, это - то и безумно.

Однако это не значит, что история православных народов выглядит в более светлых тонах. Православие более не от мира сего и поэтому мирских нестроений как в обществе, так и в личной жизни здесь не меньше, а больше. И их нельзя оправдывать нашествиями или внедрениями извне. А причина здесь та же, что и на Западе - существование двух культур, о которых говорил о. Василий Зеньковский. И этот дуализм не должен быть оправдан, а наоборот, разоблачен.

Итак, этапы движения западной цивилизации известны. От падения Рима (455 г.) до восстановления католической культуры (1266 г.) прошло 811 лет; затем понадобилось еще 366 лет для формулирования принципов католической науки. Если провести здесь историческую параллель для православной цивилизации, то для привязки мы имеем дату падения Византии - 1453 год как аналогию даты падения Рима.

С падением Византии остановилось развитие православного богословия и всей православной науки. Как пишет крупнейший историк православия о. Георгий Флоровский, " так случилось, что с падением Византии богословствовал один только Запад. Богословие есть по существу кафолическая (вселенская - И. Н.) задача, но решалась она только в расколе. Это есть основной парадокс в истории христианской культуры" (Пути русского богословия. Париж, 1937, с. 515). Разрешить этот парадокс может только возврат центра христианской богословской и всякой другой христианской науки на его законное место - на Восток, то есть в православие.

Для восстановления православной цивилизации было бы справедливым предусмотреть тот же срок, который потребовался для возрождения католической цивилизации, именно около 800 лет, или примерно к 2264 году (1453 + 811). Для формулирования принципов православной науки - новой православной цивилизации - потребуется (по тем же соображениям - см. выше) еще 366 лет. "Перед нами стоит задача творческая и созидательная - задача строительства религиозной культуры на твердой почве церковности православной и в неуклонном следовании преданным заветам отеческим. Не о какой-нибудь "реставрации" древности византийской или восточной идет речь..." (о. Георгий Флоровский. О патриотизме праведном и греховном. В кн. "Из прошлого русской мысли". М., 1998, с. 161).

Как видим, история еще отводит время для восстановления и формирования православного мировоззрения, cовременной православной науки. Этот вопрос очень важен особенно для таких стран как Россия, Украина и Беларусь, в которых уровень научно - технического образования наиболее высок. Хотя это образование и претерпело в последние годы значительные трудности, но будущее этих стран однозначно связано с новейшими промышленными и информационными технологиями. Насущность проблемы особенно определяется тем, что современное "религиозное возрождение началось именно в крупных городах, в культурных центрах, при самом активном участии интеллигенции и, не в последнюю очередь, научно - технической." (Митрополит Кирилл, Речь на соборных слушаниях "Вера и знание. Наука и техника на рубеже столетий. 18 - 20 марта 1998. Москва - Сергиев - Посад).

ПРИНЦИПЫ ОТЛИЧИЯ ПРАВОСЛАВНОГО ПОЗНАНИЯ

Чтобы выявить принципы отличия православного научного мировоззрения, православной науки от науки католической и протестантской, рассмотрим сначала принципы отличия православной богословской науки, созданной Отцами Церкви, от богословия католического и протестантского. Потом необходимо лишь будет эти принципы отличия распространить на более низкие ступени общей иерархии наук: антропологию, биологию, физику.

Общей основой отличия православного учения о познании является представление о сердце как о центре познавательной деятельности. Западный же рационализм, освободив науку от религии, мышление от сердца, поместил центр познавательной деятельности в голову, в мозг. С провозглашением независимости науки от религии и началось становление, как уже отмечалось выше, католической современной науки. Если языческая европейская наука (Платон, Аристотель) ставила себе целью познание сущности вещей в рамках своего языческого мировоззрения (то есть не отделяла себя от религии), то католическая, а затем и протестантская науки отказались от этой цели и свели науку к описанию вещей. "Поэтому восстановление изначально бывшей гармонии и взаимосвязи между религиозным, философским и научным видением мира - проблема не просто важная, но по ряду причин должна быть сегодня отнесена и к наиболее актуальным." (А.И. Осипов. Религия, философия, наука на пороге III тысячелетия. Журнал Московской Патриархии, 1999, N1).

При описании вещи отношение к ней становится чисто меркантильным. Здесь ум отделяется от сердца. "Большинство людей признают, что в области естественных наук методологический номинализм (описательным подход в науке - И. Н.) победил. Физика не исследует, например, сущность атомов или света, но эти термины употребляются в ней совершенно свободно, чтобы объяснять и описывать определенные эмпирические наблюдения, а также в качестве названий для некоторых важных и сложных физических объектов. Так же обстоит дело и в биологии. Философы могут требовать от биологов решения таких проблем, как "что такое жизнь?" или "что такое эволюция?". И биологи иногда откликаются на их требования. Тем не менее научная биология занимается в целом другими проблемами и использует описательные и объяснительные методы, очень похожие на те, что применяются в физике" (К. Поппер. Нищета историцизма. Вопросы философии. 1992, № 8, с. 66). Итак, в основе современной науки описательный подход, при котором считается, "что задача науки - только описать поведение предметов и считают, что это следует делать посредством свободного введения новых терминов" (Там же).

Cозерцание и слово

Рассмотрим теперь принципиально отличную от этой православную методологическую установку познания. "Познать вещь можно только из созерцания, не из имен. Аристотель только договорил Платона и с большей ясностью подчеркнул, что имена есть человеческое установление, и нет естественных имен... Логическое познание и слово есть средство от нашего бессилия, а не свидетельство нашей силы. Слова и понятия нужны для памяти и для разговора, для общения между людьми, разделенными по своей телесной (падшей - И. Н.) природе... И действительно, по мере восхождения и очищения ума слово немеет и оскудевает... Высшее созерцание превышает меру слова... Слово становится ненужным и немощным, когда само бытие ясно раскрывается перед созерцательной мыслью. Созерцание выше слова, ибо слово есть орудие рассуждения. Св. Григорий (Нисский - И.Н.)... резко прочерчивает грань дискурсивного, рассуждающего, умозаключающего познания, - не признает за ним самодовлеющего достоинства, отсылает к опыту". (О. Георгий Флоровский. св. Григорий Нисский. В кн.: "Восточные отцы IV века". Париж, 1931, с. 142-143).

Далее о. Георгий пишет: "Писание для св. Григория только символ, указующий на духовную реальность; потому и недостаточно, и обманчиво иудейское буквальное понимание Писания... "Тело Писания", как некая завеса, часто закрывает "Славу, заключенную в Писании"... "Если снять телесный покров слова, остающееся есть Господь, Жизнь и Дух" (здесь о. Георгий цитирует св. Григория Нисского - И. Н.)" (Там же).

Здесь по аналогии можно сказать, что православная методология науки должна больше опираться не на научное писание (которое сегодня и принимается за собственно науку), а на научное предание, хранимое творцами науки.

Истинную функцию слова знают и поэты, творцы наиболее одухотворенного искусства. Можно вспомнить знаменитую тютчевскую фразу: "Слово высказанное есть ложь". Или:

Дойти бы - как сказал поэт - до самой сути.

А что - слова? Ведь не в словах же суть!

(С.В. Гольдин)

Взаимоотношение познания в слове и непосредственного созерцания истины составляет основу православного учения о молитве - сердцевины духовной жизни православного христианина. "Молитва имеет разные степени. Сначала она есть только молитвословная молитва, но вместе с нею должна идти, ею разогреваться и поддерживаться, молитва ума и сердца. Умно-сердечная молитва получает затем самостоятельность... потом... умно-сердечная молитва становится непрестанно-действующей. При этом прежние временные впечатления перерождаются в состояние созерцания, при которых и из которых тогда раскрывается и созерцательная молитва" (Умное делание (о молитве Иисусовой). Сборник поучения святых отцов и опытных ее делателей. Сост. игумен Валаамского монастыря Харитон. М., Изд-во Московской Патриархии, 1998, с. 35).

Сердце - центр познания

Св. Григорий Палама, выразивший учение Отцов Церкви об Иисусовой молитве, приводит, в частности, следующую цитату из учения подвижника Никифора: "Понуждай свой ум вместе с вдыхаемым духом входить в сердце" (Триады в защиту священно-безмолствующих. М., "Канон", 1995, с. 184), а также Макария Великого: "Сердце правит всем составом, и если благодать овладевает пажитями сердца, она царит над всеми помыслами и телесными членами" (Там же).

О сердце как о центре познания говорит и Писание: "Сердце разумного ищет знания" (Притчи, 15. 14), "Веселое сердце благотворно как врачевство" (Притчи, 17. 22), "Коварное сердце не найдет добра" (Притчи, 17. 20), "Сын мой, если сердце твое будет мудро, то порадуется и мое сердце" (Притчи, 23. 15).

Однако современная цивилизация, современная наука отрицают ведущую, центральную роль сердца в познании. "Ученый европеец знает многое, часто знает и Библию, знаком и с мистикой, и с теологией, и с оккультизмом. Но все это только знание, только любопытство. Отдельно существует совокупность знаний и совершенно отдельно, отделенное от него стеною живет сердце, потерявшее свое великое значение, свою центральность, свое право быть фундаментом всего. Ум не стоит в сердце: он стоит отдельно, он не согревается теплотою сердца. Вся наша цивилизация, ведущая происхождение от Ренессанса, вся эта безрелигиозная цивилизация хочет лишить сердце его центрального положения и дать это центральное положение уму..." (Б. П. Вышеславцев. Сердце в христианской и индийской мистике. Вопросы философии, 1990, № 4, с. 69).

Центральное место, занимаемое сердцем в познании, не нарушает образ Святой Троицы в человеке. По этому образу источником воли и действия в человеке является ум (образ Отца), свершителем - рассудок (образ Сына), который действует (познает) посредством сердечных чувств, сердцем (образ Святого Духа). "Если всякое действие Святой Троицы, в том числе и призвание человека ко спасению, простирается от Отца через Сына в Духе Святом, почему Христос и говорит: "Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец" (Ин.6,44), - то познание Бога человеком совершается в обратном порядке: Духом Святым мы познаем Сына, а через Сына познаем Отца, ибо "никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым" (1 Кор.12, 3). И видевший Сына видел Отца (Ин, 14, 9)" (Архимандрит Алипий, архимандрит Исайя, Догматическое богословие. Свято - Троицкая Лавра, 1999, с.155). По этому образу человек познает истину и выражает ее в слове, пропуская ее сначала через сердце. Апостол Петр, обличая Ананию: "Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому?" (Деян.5.3), сказал тем самым, что всякая мысль возникает у человека (зарождается) в сердце.

При неповрежденном образе Святой Троицы в человеке-троице три лица: ум - образ Отца, мысль - образ Сына, дух, сердечные чувства - образ Святого Духа - составляют одно существо, не смешиваясь между собою, не сливаясь в одно лицо, не разделяясь на три существа. Ум рождает мысль и существовать без мысли не может, а мысль - без ума. Дух исходит от ума и всякая мысль имеет свой дух (Епископ Игнатий Брянчанинов. О образе и подобии Божиих в человеке. Сочинения, т. II, с. 130). В греховном человеке образ Святой Троицы нарушен: " мысль и дух борются между собою, выходят из повиновения уму, восстают против него. Сам он - в непрестанном недоумении". (Там же, с.132) Именно эта борьба мысли и духа (сердца) и является причиной дуализма современного европейца: даже веря в Бога, в мирской жизни, в науке он является рационалистом, а по существу, материалистом. Когда сердце мертво для познания, когда мысль бездуховна, тогда и появляется "объективизм" науки. Восстановление же образа Божия в человеке осуществляется Святым Духом и через дух человека. "До пришествия Святого Духа, человек, как мертвый Духом, вопрошал: Господи, покажи мне Отца... В купели крещения восстанавливается падший образ, человек рождается в жизнь вечную водою и духом. Доселе Дух, отступивший от человека при падении его, начинает соприсутствовать ему во время его личной жизни." (Там же, с.134).

Человек создан по образу Троицы, но в результате грехопадения происходит искаженное приятие образа, искажение образа Божия в человеке и, как следствие, искаженное восприятие мира.

Так, католическое, искаженное толкование Святой Троицы говорит о том, что Святой Дух исходит из Сына. Но исхождение Святого Духа из Сына означает, что в человеке, как образе Святой Троицы, сердечные чувства исходят из рассудка, то есть они могут и должны появляться в человеке только в том случае, если они рациональны, практичны для человека, имеют объективное юридическое основание. Все это приводит к рационализму современной науки, к подчиненному положению сердца в познании, если не к полному его исключению из процесса познания.

Западный и восточный методы познания

Если принципы отличия православной богословской науки от католической и протестантской совершенно ясны, то менее могут быть ясны принципы отличия православного подхода в психологии, биологии, физике. Прежде чем перейти к примерам из конкретных наук, рассмотрим еще один аспект принципиального отличия западного и восточного методов познания Бога, человека и природы.

В богословии это отличие состоит в том, что западный метод стремится познать Бога, основываясь на собственных (человеческих) представлениях о Нем, что, скорее, означает представления человека о самом себе. Восточный же метод, наоборот, старается познать самого человека (как образа Божия), исходя из данного ему Откровения о Боге. Так, блаженный Августин, опираясь на западное предание, "стремится составить понятие о Боге, исходя из нашей сообразности Богу, и пытается открыть в Нем то, что мы сами находим в своей душе, сотворенной по Его образу" (В. Лосский "Очерк мистического богословия Восточной Церкви". М. 1991, с.87). А святой Григорий Нисский, опираясь на восточное предание, наоборот, дает противоположное направление познанию, то есть "отправляется от того, что Откровение говорит нам о Боге, чтобы затем найти в человеке то, что соответствует в нем образу Божию" (Там же). Восточный метод познания "метод богословский, примененный к науке о человеке, к антропологии...хочет определить истинную природу человека" (Там же), то есть стремится познать истину. Западный метод, метод психологических аналогий, приложимый к познанию Бога, к богословию" - метод редукционизма (редукции высшего к низшему) - метод современной науки греховного человека ищет в Боге свои собственные грехи. В самом же человеке этот метод ищет не Божье, а животное, то есть сводит человека к пусть и высшему, но все же животному. Жизнь же этот метод сводит к химии и к физике.

Суть же восточного метода состоит, наоборот, в поиске в низшем отражение высшего, в поиске понимания низшего как проводника высшего. Восточный метод основывается на том, что "самый этот чувственный мир является как бы зеркалом того, что находится сверх мира" (Cв. Григорий Палама "Беседы", т. 1, М.,1984, с. 58). Развивая эту мысль св. Григория архимандрит Киприан (Керн) пишет: "Видимый мир с его явлениями и с самим человеком, со структурой его психо- физического организма есть экран, на котором отпечатлены символы вечного бытия. Надо только уметь прочитывать эти символы... надо расшифровать таинственную криптограмму бытия, доступную для изощренного глаза духовного и совершенно закрытую для непросветленного чувственного зрения" (Архимандрит Киприан (Керн) "Антропология св. Григория Паламы. М., Паломник, 1996, с. 331-332).

Святитель Феофан Затворник видит связь вещественного мира с миром духовным следующим образом: "мы должны сознать девятерную иерархию сил, во внутреннем нашем мире качествующих и действующих под прикрытием тела, этого грубого вещественно - стихийного состава, как и в природе девятерная иерарахия вещественных сил действует под видимым нами грубым составом нашей планеты и как в мире невидимом, духовном есть девять чинов Ангельских" (Еп. Феофан "Начертание христианского нравоучения", М., 1825, с. 213).

Критерием познания связи вещественного мира с миром духовным может быть видение (как результата познания) просвечивания духа сквозь материю - видение красоты твари.

Стремясь найти объяснение низшего в высшем православие ищет объяснения человеческой истории и психологии в богословии, а биологии (биосферы) - в человеческой истории. Точно также физические процессы, например, на Земле должны получить в православии объяснение в жизнедеятельности биосферы. То есть в конечном итоге в центре православного естествознания стоит человек. Отсюда геоцентризм и антропоцентризм православного естествознания!

Принцип историзма в православном естествознании

Другим аспектом центрального места человека в православном естествознании является принцип историзма. Этот принцип означает, что знание человека о природе как современные (принимаемые западной наукой за наиболее достоверные), так и знания прошлых веков и тысячелетий рассматриваются в историческом аспекте их формирования по мере трансформации внутреннего мира человека.

В ходе своей истории человечество в основной своей массе утратило способность непосредственного общения с Богом, то есть утратило возможность непосредственного получения знания подобно Адаму, Праотцам. Поэтому основная масса людей стала получать знание от тех, кто еще мог его получать непосредственно. Эта передача знаний производилась сначала только в устной форме, но потом при переходе к письменной культуре и в письменной форме. Так, собственно, и появилась наука. И современная наука - это оформленные в слове идеи, мысли, родившиеся непосредственно с сердце творца - ученого, имеющего дар творчества. Мысли, родившиеся в сердце затем оформляются разумом творца - ученого в слово с подбором соответствующих "фактов". Даже в самой формализованной науке - математике корень творчества находится в интуиции, а не в строгом доказательстве (см. раздел "О православном подходе в физике").

Это означает, что научные истины, формируемые в ходе человеческой истории, рассматриваются не как объективные сведения о строении Вселенной, а как субъективные представления, отражающие тот или иной исторический момент во взаимоотношении человека и природы (в том числе и главным образом, со своей - человеческой природой). Наука в православном понимании не есть объективное изучение объекта субъектом. А субъективное изучение взаимоотношение субъекта с объектом в ходе их совместной истории. При этом субъект - человек - призван спасти себя и объект - тварь, преобразовав себя и объект. Фактически же взаимоотношение человека с тварью есть проекция взаимоотношения человека с Богом.

В христианском понимании познания как взаимодействия субъекта познания с его объектом рождается и критерий истины познания, которого нет в ином познании. "То что для субъекта знания есть истина, то для объекта его есть любовь к нему, а для созерцающего познания (познание субъектом объекта) - красота." (О. Павел Флоренский, "Столп и утверждение истины", М., "Правда", 1990, с. 75). Именно красота в христианском познании и есть эквивалент истины, то есть критерий истины познания рождается не при отчуждении объекта познания от субъекта, а при рассмотрении их взаимодействия в ходе их истории.

Поэтому если фундаментом западного естествознания являются науки отчужденного анализа - физика и математика, то фундаментом православного естествознания является история, исторический синтез, история естествознания, вплетенная в историю человеческого сознания от Адама и до наших дней. Конечно, такая история еще не написана, ее создание еще впереди.

Профанизация и секуляризация западной науки

Здесь однако нельзя не отметить, что католичество, например, признает противоречие между христианским мировоззрением и мировоззрением, проповедуемой в современной науке: "В сфере естественных наук стало преобладать позитивистское мышление, которое не только разорвало все связи с христианским видением мира, но, что самое главное, отказалось от всех метафизических и нравственных понятий. Вследствие этого некоторые ученые, полностью отказавшись от нравственных ценностей, перестали помещать человеческую личность и всю ее жизнь в центр своих исследований..., поставили своей целью добиться власти демиурга, чтобы управлять природой и даже самим человеком." (Иоанн Павел II. Энциклика "Вера и разум", Изд-во Францисканцев, 1999, с. 67).

Правда, католичество не идет дальше признания указанного противоречия. Конечно, это само по себе положительно, ибо протестантство это противоречие не признает и, более того, рассматривает современную науку как средство доказательства истин, даваемых в Откровении (креационизм). Но проблемой для католичества является то, что разрешение данного противоречия в рамках католичества невозможно, ибо оно само и породило наступление рационализма, которое и привело, в конце концов, к этому противоречию. Такое направление трансформации католичества фактически признается в цитируемой энциклике: "Хотя св. Альберт и св. Фома учили о существовании определенной связи между богословием и философией, они первыми признали, что философия и различные научные дисциплины должны быть автономны, чтобы проводить исследования в своих областях. Но, начиная с позднего Средневековья, это справедливое разграничение двух областей знания перешло в пагубное противостояние. Чрезмерный рационализм некоторых мыслителей привел к радикализации позиций и появлению философии, автономной по отношению к истинам веры и практически полностью изолированной от них...То, что понималось в патристике и в средневековом богословии как глубокое единство и являлось источником познания, способного достичь высших форм теоретического обобщения, было на практике уничтожено системами, которые защищали рациональное познание, изолированное от веры и являющееся ее альтернативой." (Там же, с. 65 - 66).

Отсюда совершенно ясно, что для формирования христианской науки надо вернуться к тому христианству, которое было до его пересмотра основателями католического богословия. А это означает сохранение взглядов Отцов Церкви на познание.

Что же касается протестантского взгляда на науку, то также представительным мнением здесь можно считать мнение одного из ведущих современных протестантских богословов Пауля Тиллиха. Взаимоотношение науки (в западном ее понимании) и религии, практического знания и веры по Тиллиху определяется введенным им протестантским принципом: "священное не ближе к Высшему, чем профанное...Это объясняется тем, что протестантизм, подобно Ренессансу, был в большей мере светским движением, и позднее это сделало возможным синтез Просвещения и протестантизма, в то время как в католических странах даже и сегодня христианство и Просвещение продолжают борьбу." ("Христианство и встреча мировых религий", в кн.:"Избранное. Теология культуры", М.,"Юристъ", 1995, с. 419). Интересно, что далее П. Тиллих делает следующее признание: "Понятно, что эта идея протестантизма несет в себе опасность, так как принятие секуляризма может постепенно привести к полному уничтожению религиозной стороны даже внутри христианских церквей." (Там же).

Протестантство явилось закономерным итогом процесса, запущенного самим фактом признания католиками автономии науки, поскольку это признание было чисто секулярным явлением. Протестантство этот процесс лишь продолжило и довело его до логического завершения, устранив внутреннюю противоречивость католичества.

И если европейский протестантизм, возникновение которого в значительной мере было связано с германской экспансией, еще сохраняет видимые признаки религии, то есть приоритет внутренней духовной жизни перед мирской, то "в американском христианстве церковь - действующий среди прочих социальный фактор, стремящийся в притягательности превзойти все остальные. Ее основания считаются - в большей или меньшей степени - ...улучшения социальных условий настолько, чтобы они стали актуализацией Царства Божия на земле - такова функция церкви." (Там же, с. 359). Поэтому взаимоотношение протестантства и современной науки определяется тем, что вера должна удовлетворять типу мышления, сформированному этой наукой.

Подчеркивая принципиальное отличие западного рационализма как философии плотской от христианской философии как философии духовной о. Павел Флоренский отмечает, что в этом мире ни та, ни другая не может быть доведена до конца: "Да мы знаем, что первое - и вообще невозможно, иначе как в гиене огненной, а второе - иначе как в раю, - в просветленном и одухотворенном человечестве. Но тенденции той или другой философии настолько определенны, что классификация их по их идеальным пределам законна и удобна." ("Столп и утверждение истины", т.1, М., "Правда", 1990, с. 81).

Редукционизм, позитивизм западнохристианского естествознания

Что же касается собственно современной науки, то, конечно, редукционистский ее характер явно антихристианский. Правда редукционизм здесь не всегда выражен в явной форме, когда высшее непосредственно сводится к более низшему. Современный позитивизм признает автономию законов на высших уровнях, не сводимых к законам низших уровней. Однако редукционизм здесь проявляется благодаря самому духу позитивизма, для которого характерно "обожествление факта", скольжение по внешнему проявлению реальности. Не случайно позитивизм развился в Европе в эпоху ее индустриальной трансформации, когда наука из средств познания мира превратилась в средство его перестроения. Европейский мир стал поэтому быстро изменяться и в результате этой экспансии нарушилось равновесие между человеком и природой, равновесие внутри самого человека и человечества. Основные силы и внимание человека в эпоху индустриализации были заняты внешним миром, внешними его проявлениями. Внутренний мир человека потерял интерес к познанию реального мира, а если этот интерес и возникал, то только в последнюю очередь и то в связи с конфликтами, вызванными указанными выше нарушениями как последствиями индустриализации (перестроения мира без его познания).

Характерно, что позитивистская философия проникала в конкретные науки в ходе истории их эволюции в последовательности: сначала в науки, изучающие простейшие объекты, а затем в науки, изучающие более сложные объекты: астрономию, физику, химию, биологию, социологию. Математика же рассматривается в позитивизме, само собой, как фундамент естествознания. Собственно основное влияние позитивизма и сказалось в том, что методы исследований, сложившиеся в исследованиях низших уровней природы, стали переноситься в науки изучения высших уровней. То есть здесь проявился редукционизм в методах исследования, а не в объектах исследования.

Редукционизм современной европейской науки обусловлен стремлением к исследованию единичности без исследования его отношения к единому. То есть современная наука отказалась от целостного познания мира и стремится расчленить мир на некие универсальные элементы, взаимодействием которых, он (этот мир) может быть объяснен. Причем такое познание мира связано не только с мысленным его расчленением, переходом на более низкие уровни иерархии, определяемые мысленно, но и с практическим расчленением его на элементы (кусочки) с помощью специальных сверхдорогих экспериментов. Не случайно современная физика сводится к физике элементарных частиц, к микрофизике, а изучение окружающих нас природных процессов (макрофизика) чаще всего ограничивается изучением катастрофических, деструктивных процессов, ведущих к расчленению, разрушению среды.

Дело в том, что физические методы исследования, методы исследования природы на физическом уровне, составляющие фундамент современного естествознания, способны выявлять обычно лишь резкие неоднородности среды, аномалии, различные деструкции. Выделения же структурных форм более высокого уровня требует перехода к методам исследования, отвечающих выделяемому уровню - использованию минералогических, биологических объектов в качестве датчиков. "Подобное изучается подобным". Однако такие методы исследования природы (тесты Пиккарди, например) почти не используются в современном естествознании и находятся в зачаточном состоянии, как не отвечающие парадигме современной науки.

Различие и даже противоположность выводов, к которым приходят науки, изучающие разные уровни реальности, современный физик В. Гейзенберг констатирует следующим образом: "дело не столько в борьбе двух противоречащих друг другу учений, например, материализма и идеализма, сколько в споре между научным методом, а именно методом исследования единичности, с одной стороны, и общим отношением к "единому" - c другой... Вместе с тем, общественными науками, похоже, доказано, что внутреннее равновесие общества, хотя бы до некоторой степени, покоится на общем отношении к "единому"" (Закон природы и структура материи. В кн.: "Шаги за горизонт", М., 1987, с. 120).

Если современная наука полностью ориентирована на исследования единочного, то православная методология науки должна быть ориентирована на исследование связей с единым. Это, в частности, означает, что методы познания, сформированные при познании высших объектов, должны православной наукой распространяться на познание более низших объектов. Так познание человека - православная антропология - должна исходить из общих принципов православного богословия, а методология познания Космоса должна опираться на методологию познания микрокосмоса (человека) - как это видит в девятерной иерархии сил ангельских, человеческих и вещественных святитель Феофан Затворник.

Игорь Непомнящих

Главная » Сленг » Наука и православие. Русская православная церковь и наука