Неизданные стихи. О поэте Николае Шатрове вспоминают разные люди - messie_anatol

Шатров Николай (1929 - 1977). Сын арбатского гомеопата Михина, умершего в 1942 году в Тбилиси. Отца заменил отчим - художник. Мать - артистка. Одно время жил в Семипалатинске, где учился в местном пединституте. В Семипалатинске принёс первые стихи в газету «Прииртышская правда», но вместо их публикации газета поместила разгромную статью, обвиняющую молодого поэта в безыдейности. Позже какое-то время учился на журфаке Казахского университета. Из Казахстана поэт затем переехал на Урал. Перебраться в Москву поэту помог Б.Пастернак. В столице Шатров пытался завершить образование на журфаке МГУ, но что-то не вышло. Потом он (также недолго) учился в Литинституте. И всё это время его опекал Пастернак. Как вспоминает Вал.Хромов, Пастернак как-то после одного из концертов в музее Скрябина сказал, что из молодых он ценит Виктора Бокова, Евгения Винокурова, Бориса Слуцкого и «нашего Кику». Кика - это и есть Шатров. «Пастернак и Софроницкий поддерживали Шатрова даже чисто материально, - признавался
Хромов. - Они «покупали» у него стихи, то есть просто давали деньги - оставляли их в гардеробе в кармане пальто читавшего в зале Шатрова в зависимости от количества написанного, Пастернак следил за соразмерностью «гонорара» строго». Но при этом Шатров Пастернака не любил, считая, что «пастернаковский простор ограничивается его дачей». В 1954 году недолго посещал неформальную поэтическую группу, лидером которой был Леонид Чертков (при этом оставался «блуждающей звездой»). Но в круг Черткова толком он так и не вписался. Издатели и критики, по словам Рафаэля Соколовского, всю жизнь вменяли ему, что в его поэзии нет социального оптимизма, а есть только упадничество. Андрей Смирнов, общавшийся с ним в середине 1950-х годов, рассказывал, что судьба преследовала поэта: он «попал под снегоочиститель, лишился нескольких пальцев на руке». Потом работал смотрителем в одном из залов Третьяковской галереи. Однажды поэт воскликнул:
Я никогда не согрешу:
Душа тиха.
Я только Господом дышу
Из уст стиха...
Но литфункционеры поэта не услышали. В начале 1980-х годов В.Алейников долго, но безуспешно пытался издать стихи поэта хотя бы за рубежом, передавал стихи Шатрова в «Континент», но всё было тщетно. Как горевал Алейников, не листали шатровские рукописи нашедшие себе на Западе «приют наши правозащитники, не проливались на эти страницы скупые слёзы старых эмигрантов, не твердили шатровские строки наизусть незаметно подросшие на чужбине дети покинувших родину ранее жадных до чтения московских и питерских интеллигентов, этих кухонных фрондёров и спорщиков». Посмертно в 1995 году в Нью-Йорке вышла первая книга поэта «Стихи».

Этот текст ещё не прошёл вычитку. - нужно написать нормально и передать в Википедию

Никола́й Влади́мирович Шатро́в (1929-1977). Сын арбатского гомеопата Михина (репрессированного и умершего в 1942 году в Тбилиси). Отца заменил отчим - художник. Мать - артистка. Одно время жил в Семипалатинске, где учился в местном пединституте. В Семипалатинске принёс первые стихи в газету «Прииртышская правда», но вместо их публикации газета поместила разгромную статью, обвиняющую молодого поэта в безыдейности. Позже какое-то время учился на журфаке Казахского университета. Из Казахстана поэт затем переехал на Урал. Перебраться в Москву поэту помог Б.Пастернак. В столице Шатров пытался завершить образование на журфаке МГУ, но что-то не вышло. Потом он (также недолго) учился в Литинституте. И всё это время его опекал Пастернак. Как вспоминает Вал. Хромов, Пастернак как-то после одного из концертов в музее Скрябина сказал, что из молодых он ценит Виктора Бокова, Евгения Винокурова, Бориса Слуцкого и «нашего Кику». Кика - это и есть Шатров. «Пастернак и Софроницкий поддерживали Шатрова даже чисто материально, - признавался Хромов. - Они „покупали“ у него стихи, то есть просто давали деньги - оставляли их в гардеробе в кармане пальто читавшего в зале Шатрова в зависимости от количества написанного, Пастернак следил за соразмерностью „гонорара“ строго». Но при этом Шатров Пастернака не любил, считая, что «пастернаковский простор ограничивается его дачей». В 1954 году недолго посещал неформальную поэтическую группу, лидером которой был Леонид Чертков (при этом оставался «блуждающей звездой»). Но в круг Черткова толком он так и не вписался. Издатели и критики, по словам Рафаэля Соколовского, всю жизнь вменяли ему, что в его поэзии нет социального оптимизма, а есть только упадничество. Андрей Смирнов, общавшийся с ним в середине 1950-х годов, рассказывал, что судьба преследовала поэта: он «попал под снегоочиститель, лишился нескольких пальцев на руке». Потом работал смотрителем в одном из залов Третьяковской галереи.

В начале 1980-х годов В.Алейников долго, но безуспешно пытался издать стихи поэта хотя бы за рубежом, передавал стихи Шатрова в «Континент», но всё было тщетно. Как горевал Алейников, не листали шатровские рукописи нашедшие себе на Западе «приют наши правозащитники, не проливались на эти страницы скупые слёзы старых эмигрантов, не твердили шатровские строки наизусть незаметно подросшие на чужбине дети покинувших родину ранее жадных до чтения московских и питерских интеллигентов, этих кухонных фрондёров и спорщиков». Посмертно в 1995 году в Нью-Йорке вышла первая книга поэта «Стихи».

Его творчество благословляли Борис Пастернак , Илья Эренбург , Павел Антокольский , Николай Глазков , отец Александр (Мень) и в штыки встречал советский режим. Его стихи в редакциях называли безыдейными и лишенными социального оптимизма. При жизни поэту удалось напечатать только три стихотворения из трех тысяч им написанных! Николая Шатров можно назвать последним поэтом из «серебряного века». Фактически он жил в Советском Союзе, на самом деле он выбрал своей родиной Россию, которой посвятил прекрасные проникновенные стихи. Ни одной строчки о Советском Союзе! Этой страны для него как бы не существовало. А в России он мог писать так, как пела его душа, и обращаться в своей поэзии к Богу, запрещенному советскими властями.

К его памяти понанесли столько мусора и вранья, что придется дать биографическую справку мне, кто его знал с 1945 г. и дружил до самой кончины 30 марта 1977 г.

Родился Николай Шатров в Москве на Арбате 17 января 1929 г. Отец Михин Владимир Александрович был известным врачем-гомеопатом, что не простила ему советская власть. Он был не то выслан, не то сам уехал в Тбилиси, где скончался в 1942 г. Мать Николая - актриса Шатров Ольга Дмитриевна с Михиным разошлась, и сын взял фамилию матери. Предвоенная жизнь Николая прошла в различных городах Советского Союза, где гастролировала его мать. В октябре 1941 г. О. Д. Шатрова с сыном эвакуировалась в г. Семипалатинск Казахской ССР, где вскоре стала ведущей актрисой русского театра. За творческие заслуги ей было присвоена звание заслуженной актрисы Казахской ССР. Николай Шатров учился в Семипалатинском пединституте на факультете русского языка и литературы. Первое стихотворение было напечатано летом 1946г, в газете «Прииртышская правда», затем, как отклик на постановление о журнале «Звезда» и «Ленинград» и доклад Жданова, там же была опубликована разгромная статья о поэзии Н. Шатрова, основанная на тетрадке со стихами, принесенной в редакцию!?

В 1948 г. Николай Шатров перевелся на заочное отделение журналистики Казахского Госуниверситета, но неожиданная женитьба изменила его судьбу: молодые отправились жить в Нижний Тагил в матери Лили. Когда О. Д. Шатров устроилась работать художественным руководителем народного театра в Очакове, то получила две крохотные комнатушки в общежитии. В одной из них ютились Николай с женой и дочкой. В 1951 г. Н.Шатров поступил в Литинститут, но оказался там белой вороной и был отчислен.

Работал Шатров в музее композитора Скрябина и в Третьяковской галерее. После того, как пьяный водитель снегоочистителя наехал на Шатрова, он получил увечье и инвалидность, которая спасала от высылки из Москвы как тунеядца. В 1958 г. Николай и Лилиана разошлись. Шатров женился на Маргарите Димзе, забравшей его из больницы после выздоровления.

Николай Шатров предлагал стихи различным редакциям, но получал решительный отказ. Николай Глазков снабжал его подстрочниками якутских и армянских поэтов, что приносило в семью толику дохода.

В 70-х гг Николай Шатров сблизился с отцом Александром (Менем) - его дача в Пушкино находилась неподалёку от прихода священник. Это общение родило немало духовных стихов. Он его и отпевал, когда 30 марта 1977 г. Николай Шатров скончался от инсульта. Своей могилы у Шатров нет - его урна с прахом закопана на месте захоронения отца Маргариты Димзе, старого большевика Рейнгольдеа Берзине на Новодевичьем кладбище.

Николай Шатров был человеком поступков и яростно откликался на злобу дня, когда она касалась его взглядов. Когда в 1949 г. П. Антокольского изгоняли из Литературного институт за космополитизм (а он блестяще переводил французских поэтов) в числе компромата был тот факт, что он дал студентам «провокационное задание» написать сонет о Хлестакове. Студенты отказались и выразили протест. А студент Семипалатинского пединститута Николай Шатров выполнил задание мэтра, и такой сонет сочинил и отправил П. Антокольскому в поддержку.

Когда в № 1 журнала «Новый мир» за 1950 г. появилась гнусная статейка В. Важдаева, клеймившего А. Грина как космополита и антисоветчика, создавшего якобы в противовес нашей советской стране некую чуждую нам Гринландию, Шатров разразился стихами:

«Теперь не удивлюсь я ничему -
Ни даже из навозной кучи грому.
Я снова пожелаю вам чуму,
Чуму на оба ваших дома».

Наконец, во время травли Бориса Пастернака, Николай Шатров свел поэта с французской слависткой Жаклин де Пруайар, которая и передала в Париж рукопись «Доктора Живаго» с авторской правкой. Эту книгу я прочитал и ничего антисоветского в ней не нашел вопреки кампании против Пастернака. Этот факт послужил поводом для создания документального фильма Н. Назаровой «Если бы не Коля Шатров…»

Воспоминания о поэте «Земные сны Николая Шатров», статью «Дело о сонете» и другие материалы о нем вы найдете на сайте "Проза.ру". Рафаэль Соколовский

28 марта 1977 года Николай Шатров перенес тяжелейший инсульт и 30 марта того же года в возрасте 48 лет поэт скончался.

Отпевание и похороны были назначены в церкви Новой Деревни, где священником был о. Александр Мень, духовный отец Шатрова. Как вспоминает ближайший друг Шатрова Феликс Гонеонский, отец Мень произнес надгробное слово, закончилась отпевание, была готова могила на кладбище при церкви, но вдруг староста церкви категорически запретила захоронение. Никакие уговоры, просьбы и даже слова о. Меня не помогли. Все закончилось тем, что гроб с телом покойного увезли в крематорий, а урна с прахом Николая Шатрова была тайком помещена вдовой поэта Маргаритой Димзе на могиле отца, героя Гражданской войны командарма Берзиня «не чекиста», похороненного на Новодевичьем кладбище.

Стихи

• Стихотворения Николая Шатрова в алфавитном порядке (всего 34 стиха)

Издания

• «Стихи» (Нью-Йорк: Аркада; Arch, 1995. Сост. Ф. Гонеонский, Я. Пробштейн)
• «Переводы из себя» (Сборник стихов 1977-1975 гг. М.: Третья волна, 2000. Сост. Ф. Гонеонский)
• Венок Маргариты: Только сонеты. - М.: ПаЛЕАлиТ; Норма, 2000. - 48 с. Сост. М. Р. Димзе. Вкладыш: автобиография 1952 г. и библиография.
• Неведомая лира: Избранные стихотворения и поэмы. - Томск, 2003.

Николай Шатров

О поэте Николае Шатрове

Только три стихотворения из трёх тысяч написанных было опубликовано при жизни Николая Шатрова, так как его творчество в советские времена считалось безыдейным и лишенным социального оптимизма. Между тем он продолжал в своей работе традиции Серебряного века поэзии. Николай Владимирович Шатров родился в 1929 году в Москве. В 1941-м вместе с матерью, актрисой О.Д. Шатровой, был эвакуирован в Казахстан, в Семипалатинск. Здесь в местной газете в 1946 году было напечатано его первое стихотворение. В 50-х годах жил на Урале. В Москву вернулся в 1956-ом и сблизился с Б. Пастернаком, которому посвятил несколько своих стихов. Он свел Бориса Леонидовича с французской слависткой Жаклин де Пруаяр, которая тайно переправила в Париж рукопись “Доктора Живаго”. Этот факт послужил поводом для создания режиссером Н. Назаровой документального фильма “Если бы не Коля Шатров”. Шатров жил летом на даче - в Пушкине, а в Москве его адрес был - ул. Авиационная, д. 74. Умер Николай Шатров в 1977 году от инсульта, сорока восьми лет от роду. Отпевал его отец Александр (Мень), поклонник его поэзии. Одна из первых больших посмертных публикаций стихов поэта в России появилась в 1999 году в журнале “Знамя” № 6 и называлась соответственно жизненному девизу Шатрова: “Аплодисменты - меньше тишины”. В 1995 году в Нью-Йорке вышла книга “Стихи”, в 2003 году в Москве - “Неведомая лира”.

Серый, последний из стаи,
Загнанный спрыгнул в овраг…
Ветер крапиву листает,
Всхлипы доносит собак.

Раны напрасно ты лижешь -
Снова в простор не уйдёшь!
Слышишь, погоня всё ближе…
Пулю клыком не возьмёшь.

Серый, последний из стаи,
Лучше попасть под ружьё!
Стыдно, чтоб сучка простая
В горло вцепилась твоё…

Если холуйка собака
Зверя подаст на свинец,
Кто по тебе будет плакать,
Серый степной удалец?

Громче охотничьи крики,
Слышно, как кони храпят…
Встань, запалённый и дикий,
Грудью под первый заряд!

Пусть ни один не набрешет:
Волк умирает, как трус…
Пусть твоя смерть не потешит
Злобный охотничий вкус!

Серый, из стаи последний,
Выйди навстречу судьбе!
Лес золотую обедню
Уж отслужил по тебе…

Солнце и ветер. Весенний свет.
Запах дождя, тепла.
Тёмной водою налитый след -
Видно, что лошадь шла.
Выцвело небо, и свет сильней
Сверху, как из стекла.
И с каждым днём всё сильней и сильней
Запах дождя, тепла.

Мне не уйти от сложной простоты,
От Пастернака никуда не деться!
По кругозору и по росту ты
Напоминаешь девочку из детства.

Ту самую, что с бантиком в косе
Меня тогда дразнилками бесила,
Как позже мной её дразнили все,
До детских слёз не доведя насилу.

Теперь немного грустно и смешно,
Лишь вспомню, как томительно упорно
За палец я держал её в кино
И караулил… около уборной.

Вечер жизни

Ветер дует, надрывая душу…
Жизнь опять смертельно хороша.
Прислонись к земле и слушай, слушай!
О, оттуда этот шум в ушах.

Из зелёных трав и крови красной
Нам сварили брагу бытия.
Кто сказал, что пили мы напрасно?
Я не знаю лучшего питья!

Радость духа, опьяненье тела
И любви жестокая игра…
Ничему на свете нет предела
И всему, всему своя пора.

Лишь когда иссякнут жизни силы,
Ты утихнуть сердцу повели
И потребуй отдыха у милой
Утомляющей тебя земли.

Опять знакомая тревога
Разбудит в сердце старину
И от немилого порога
Душа уйдёт в свою страну.
От дисгармонии и фальши,
Неточных слов, неверных нот -
В глубины неба - дальше, дальше!
Туда, где Музыка живёт.
Её услышу - всё забуду,
И отзвуком иных стихий,
Как Эхо, как второе чудо,
На землю явятся стихи.

Заведомо не пытаясь
Стоять на одной ноге,
Во всём остальном я аист,
Небес секретный агент.

На крыше моё жилище
И в Африке зимний дом.
А здесь я - крылатый нищий,
Живущий чужим трудом.

Меня обожают дети,
Влюблённые свято чтут,
Которым на белом свете
Неплохо и там и тут…

Уходит Солнце на запад,
Месяц плывёт на восток,
Как стоящий тыщи за пуд
Розовый лепесток.

Светят бесплатно звёзды
И лягушки кричат…
Должное я им воздал
Возле озера Чад.

Впрочем, где это было?
Спутать немудрено:
Память моя - могила,
Илистое, словно дно.

Снегопад 26.III.58 в Нижнем Тагиле

Сплошное нашествие снега.
Как будто вернулась зима,
Как будто весенняя нега
Себе изменила сама.

О, даже дышать стало нечем -
Он лезет и в ноздри, и в рот!
“Ах, шельма, недаром ты мечен!”
- На март во всё горло орёт.

Шлифует снежинками душу,
Царапает сердце тебе,
За шиворот лезет и в уши -
Товарищ земли по судьбе...

Как будто в каком балагане
Обсыпаны люди мукой…
Буянит вовсю, хулиганит.
Но дорог он только такой.

Пока не упал, засыпая,
Надравшийся в лоск без пути…
Пока он - стихия слепая,
Попробуй его запрети!

Одна осталась радость - книгу
Давно желанную купить,
Как Фауст, причастившись мигу,
Ход времени остановить.
К груди прижав блаженства свёрток,
Взмыть на седьмой этаж небес.
Как ангелы возносят мёртвых
На лифте плавно крыльев без.
Да, вот душа сама! И пахнет,
И шелестит! Ей нет конца…
Цены нет! Пятен на листах нет…
Бог превращается в чтеца.

Муки библиофила

Страстной мой путь по книжным магазинам…
Пройдусь по ним, как пьяница по винам.
Отвёрстые очам на выбор сотни книг.
Вернусь домой, больной от вожделенной муки.
Ведь чувствую - она в мои стремится руки!
А ночью в храме сна встают, как образа,
Угрюмых продавщиц надменные глаза.

Памяти Фета

Для праздных взоров невидимки вроде,
Как тело, сбросив душный груз души,
Уж больше не нуждаясь в кислороде,
Пересечём земные рубежи…
И снова, снова в лунной колыбели
Дух воплощённый будет тихо спать,
И эти звёзды, - Бога ожерелье -
Из горсти в горсть вот так пересыпать.

Введенье

Вокруг всё просится в стихи.
В воде двоится рифмой небо
И увлекает наверхи,
Воображенью на потребу.

В трубу вытягивает дым -
Рукав овчинного тулупа.
Мы пристально за ним следим,
Хоть это кажется и глупо.

Смотри, как хрупок талый снег,
Как склеивается крахмалом.
Я не раскрыл бы век вовек
И слыл бы в людях добрым малым.

Но автономен мой зрачок,
Да и душа - такое дело, -
Чтоб я заспать её не мог,
Выносит за пределы тела.

Вступительная заметка, подготовка текста
и публикация Рафаэля Александровича Соколовского

(1929 - 1977)

Жил в различных городах Союза, потом в Москве. При советской власти не публиковался. Входил в круг СМОГа. В период перестройки появились публикации его стихов в журналах. Изданы три книги.

Н иколай Шатров, по глубочайшему моему убеждению, - один из наиболее значительных русских поэтов.

Такого же мнения многие весьма достойные наши современники, давно постигшие печальную науку терпения и ожидания, бережно хранящие шатровские тексты и твёрдо верящие в их издание.

Звезда первой величины, Шатров непременно вернётся в родную литературу, хотя, впрочем, никуда из неё и не уходил.

Ушёл он только из жизни.

Стихи же его обладают такой светлой энергией, поле воздействия их видится столь обширным и мощным, что, полагаю, им суждены и долгая, прекрасная жизнь, и более счастливая, нежели у поэта, судьба.

Подобные сентенции могут озадачить, а то и просто огорошить.

Факт, казалось бы, сотканный чуть ли не из воздуха.

Кто таков? Где, когда жил? Где, собственно, почитать его стихи?

Изданных, пусть небольших, пусть с въевшимися всем давно в печёнку искажениями строк и купюрами, сборников - нет. Более того, нет даже редких, но всё-таки публикаций в периодике.

Между тем это реальный человек, чьё творчество пришлось на три не самых радостных десятилетия, с послевоенных сороковых по 1977 год.

Что же, ещё одна загадка? Вновь читатель у себя дома, в России, вынужден заново открывать то, что могло быть, при другом стечении обстоятельств, воспринято и наверняка поддержано им вовремя?

Увы, это так. И случай этот - не единичен.

Присутствие тайны всегда томит, тревожит, побуждает к деянию, к проникновению в суть явления.

Следует напомнить, что тайна творческой личности у нас в стране стала синонимом подвига и оплачена, как правило, жизнью.

Хочется надеяться, что подлинная картина отечественной литературы будет восстановлена.

Для этого надо издавать тексты.

И тогда из ужаса сталинщины, из хаоса хрущёвской псевдооттепели, из мглы брежневского безвременья возникнут фигуры подвижников, наших сограждан, с невероятными нередко, а чаще с внешне обычными биографиями, но с изломанными судьбами, все свои творческие и физические силы отдавших, а порою и жизнь положивших во имя русского Слова.

Если вспомнить мифологических трёх китов, на которых якобы держится земля, и сопоставить их, даже в плане абсурда, с китами, так сказать, ряжеными, - тремя упомянутыми главами государства нашего, на коих оно, балансируя, держалось, то крайне важным окажется предложенный Шатровым вариант мифа, оборачивающийся проницательным осознанием действительности: «О, да воскреснет всех усопших прах! Пусть смерть с косой сидит на черепах их. Не шар земля, она - на трёх китах, придуманная Богом черепаха. Кит первый - верность. Мужество - второй. А третий - бесконечная надежда. Сто тысяч раз глаза мои закрой - сто тысяч раз любовь откроет вежды».

Ставший ещё при жизни легендой, Шатров, несмотря на вышедшую через двадцать лет после его смерти, в США, книгу его стихов, и намного позже - две книги стихов, изданные на родине (содержащие, к сожалению, лишь малую часть того, что сделал он в русской поэзии), остаётся легендой до сих пор.

По многовековой русской традиции стихи его доселе ходят по стране в списках, и число таковых всё увеличивается.

Н иколай Владимирович Шатров родился в Москве 17 января 1929 года.

Отец поэта, знаменитый в своё время врач-гомеопат В. А. Михин, образованный, уважаемый человек, дружил со многими известными, и даже в той или иной мере значительными в российской истории людьми, например, с Луначарским.

Мать, в молодости - красавица, актриса, жившая интересами театра, но ещё и светская дама, женщина яркая, пользующаяся успехом в обществе, позже - заслуженная артистка республики О. Д. Шатрова, была на тридцать лет младше отца.

Вместе родители прожили недолго. Фамилия у Николая материнская. Предки его по отцовской линии, Михины, из древнего княжеского рода, вели свою родословную от Ивана Калиты.

Детство поэт провёл в Москве и в городах средней полосы России. Мать вместе с сыном кочевала по разным местам и поселилась наконец на Урале, в Свердловске, став директором драматического театра.

В 1941 году поэт эвакуировался с матерью в Семипалатинск, где, закончив среднюю школу в 1945 году, поступил в педагогический институт, одновременно работал в областной газете «Прииртышская правда» литсотрудником.

Был откомандирован на учёбу в Алма-Ату, на факультет журналистики Казахского Государственного университета, два курса которого окончил в 1948 году.

В 1950 году вернулся в Москву и был принят вне конкурса в Литературный институт имени Горького на отделение поэзии, но из-за болезни учёбу вынужден был оставить.

Затем учился в MГУ на факультетах журналистики и философии.

Светлый образ отца, с которым так рано был он разлучён и который всё же успел оказать на него огромное влияние, поскольку личностью был выдающейся, Шатров берёг в памяти до последних дней.

От матери у него - врождённый артистизм, неудержимая страсть к перемене мест, к постоянному, необходимейшему, всегда творческому, полнокровному общению с людьми, и особенно с людьми незаурядными, поднятому им до высоты искусства.

На смену вузам и довольно хаотичной учёбе в них как-то само по себе, как нечто само собой разумеющееся, пришло постоянное, никогда не прекращавшееся, широчайшее по кругу интересов, тяготеющее к универсальности, целенаправленное, серьёзнейшее самообразование.

Приходилось, разумеется, ходить на службу, работать - сотрудником музея имени Скрябина и Третьяковской галереи и так далее. Должности эти были, как правило, малооплачиваемыми, никакой радости от вынужденной трудоустроенности, только отнимающей золотое время, разумеется, не было. Впрочем, радость была - иного рода, от общения с работавшими в этих учреждениях некоторыми замечательными людьми.

С тихи Шатрова, которых очень много и которые с годами становились всё сильнее — не публиковались. Не вписывался он ни в советскую действительность, ни в официальный «литературный процесс». На фоне всяких преуспевающих приспособленцев и деляг, числящихся почему-то поэтами и прозаиками, выглядел он этаким рыцарем, пришедшим в чуждую для него реальность из времён Возрождения, со своими-то понятиями о чести, о долге, о поведении, о позиции поэта, об ответственности за слово, - и выглядел, разумеется, чужаком и по меньшей мере странным человеком в любой из волчьих литераторских стай.

Случай публикации где-то в периодике некоторых его переводов поэзии народов СССР - чуть ли не единственный.

Дружба с полярными по своей сути людьми - замечательным пианистом В. Софроницким и поэтом Николаем Глазковым - скрасила годы становления.

В дальнейшем круг его друзей, по мере известности среди ценителей поэзии, расширялся - и, следует подчеркнуть, состоял он из людей достойных.

Попытки издаваться, изредка, от безвыходности, от отчаяния, от желания всё-таки попробовать, рискнуть, на авось, на удачу, в которую с возрастом в общем-то, можно признаться, почти и не верилось, предпринимаемые, неизменно бывали тщетными.

Время поддерживало функционеров, но не поэтов.

Полярные события и повороты судьбы стали делом привычным. Борис Леонидович Пастернак высоко оценил поэзию Шатрова и по-человечески поддержал его, чем помог духовному росту, а вот Леонид Мартынов отказал в помощи.

Издатели отвергали стихи, а знатоки сразу приняли их и помогали Николаю, как могли, чтобы ощущал он, что есть у него своя среда, чтобы не отчаяться вконец, чтобы суметь выдержать все невзгоды, попросту - выжить. Вынужденный где-то служить, как-то зарабатывать на хлеб, то есть вынужденно быть привязанным к месту, что его тяготило, а потом и угнетало, Шатров, пусть и нечасто, лишь тогда, когда удавалось, когда выпадала такая вот счастливая возможность, старался использовать любой повод, чтобы обязательно куда-нибудь уехать, в тот же Коктебель, потому что «без моря русскому нельзя», раскрепоститься, ощутить хотя бы кратковременную свободу.

Позже, ценя время и независимость, он сознательно предпочёл полуголодное существование неиздаваемого поэта приспособленчеству любого рода.

П ознания Шатрова в разных областях - от философии, религии, истории до медицины, магии, оккультных наук, от литературы до техники - были феноменальными.

Он обладал даром исцеления, и я знаю спасённых им от тяжёлых недугов людей.

Он мог предугадывать будущее, и тому есть множество свидетельств.

Блистательный собеседник, он буквально завораживал присутствующих.

Его любили женщины, причём так преданно, пылко и возвышенно, что в наше чёрствое время это может показаться поистине сказкой. Однако так всё и было. Шатровские дамы прежних лет память о нём хранят в своём сердце и до сих пор.

Дружбой с ним гордились писатели и учёные, музыканты и художники, рабочие и сельские жители. Всё это были люди разных поколений, различных жизненных интересов, творческих установок и личных свойств, но все без исключения они находились под гипнотическим воздействием, под невероятным обаянием личности Шатрова. Все они, при случае, охотно, с восторгом, граничащим с изумлением и почтением, вспоминают о Николае.

Он очень много, всегда, где бы ни находился, читал. Круг его чтения был столь широк, что некоторые даже удивлялись, как он всё это усваивает.

Но он ещё и писал стихи.

И с каждым новым периодом стихи становились всё глубже. Традиционные для русской поэзии линии философской и медитативной лирики Шатров укрупнил, наполнил новым смыслом, создал собственную поэтику, структура которой сложна, многозначна, ибо каждая вещь для него - резюме, сгусток, концентрация, результат человеческого, личного опыта и опыта духовного, и оставил нам свой эпос, свою летопись времени, в котором жил - около трёх тысяч стихотворений и поэм.

Феномен Шатрова - в его земной позиции, в огромном, развитом им даре, в максимальном приближении к истине.

Р адость открытия поэзии Шатрова не должна заслонять трагедии его жизни, трудного пути.

Вдосталь было срывов, сомнений.

Мнимым выходом из невыносимого положения хорошо знающего себе цену, но не укладывающегося в примитивные рамки официоза и не желающего ломать себя поэта, бывал алкоголь, после, надолго, отказ от него, упорная, неистовая работа.

Живое общение с понимающими людьми поддерживало, но не спасало.

И только поэзия давала «бесконечную надежду». Смерть свою он предвидел, был к ней готов.

В последний год жизни очень много писал, привёл в порядок рукописи.

Сердечный приступ настиг его в конце марта 1977 года, в крохотной однокомнатной квартирке на пеpвoм этаже блочного дома, забитой бумагами, книгами, картинами, рядом с Москвой-рекой, на тесно застроенном берегу которой в прежние годы вовсю распевали соловьи.

«Маргарита, отвори мне кровь!» - успел прохрипеть он жене. Врачи в больнице роковым образом ничего сделать не смогли...

Истинно русский человек, поэт высочайшего ранга, Николай Шатров оставил нам обширное, уникальное по значимости литературное наследство.

Издание и осмысление его - наш общий долг.

PS-45. В 2012-м году вышел документальный фильм режиссёра Наталии Назаровой, символично называющийся «Если бы не Коля Шатров». На сайте «Гильдия продюсеров России» эта лента анонсируется так:

«Фильм рассказывает о Николае Владимировиче Шатрове, поэте. Его имя малоизвестно широкому читателю - в своё время он плохо вписывался в “формат” советской поэзии. А в наши дни, когда интерес к поэзии, как таковой, практически сведён к нулю, о нём тем более не вспоминают.

А зря! Он был необычным человеком и своеобразным поэтом. И именно ему суждено было стать “крёстным отцом” романа Пастернака “Доктор Живаго”. Николай Шатров познакомил Бориса Пастернака с Жаклин де Пруайар, той самой слависткой, которая вывезла из СССР единственный экземпляр рукописи с авторской правкой».

Иллюстрации:

портрет Николая Шатрова;

фотокор газеты «Прииртышская правда» Владимир Дронов

и Рафаэль Соколовский.

(фото из архива Рафаэля Соколовского);

постер фильма «Если бы не Коля Шатров»

Однажды я шёл босиком по песчанному берегу моря возле Клайпеды и наступил на камень. Пальцами ноги я поддал его из песка, и он отлетел в сторону, сверкнув на солнце золотой искоркой. Я поднял камень и увидел, что это был приличный кусок янтаря. Я воодушевился и стал рыть песок вокруг места находки и кругами уходил от него всё дальше и дальше, пока не понял, что поиски бесполезны - янтарь был подарком от моря.

К чему я вспомнил об янтаре? А к тому, что с распространением Интернета людей прорвало на творчество, особенно, на стихи. Все возомнили себя поэтами, регистрируются на сайте "стихи.ру" и помещают в своих дневниках свои стихи обязательно с номером регистрации, боясь, очевидно, что их уникальные вирши кто-нибудь присвоит.

Но дело в том, что настоящих поэтов сущие единицы, они, как один кусок янтаря на пустынном побережье, и эти поэты незаметны в массе стихоплётов и откровенных графоманов, как тот же янтарь незаметен в массе песка. Их помогает отыскать лишь случай или совет истинного знатока поэтического слова.

Вот один из настоящих поэтов - Николай Шатров.

Каждый миг не похож на другой,
День и ночь мы несемся сквозь время.
Хочешь знать, что такое покой?
Это роста духовного семя.

Шатров Николай Владимирович. Родился 17 января 1929 года в Москве. Умер в 1977 году в 48 лет. Его отец, В. А. Михин, происходил из древнего княжеского рода, родословная шла аж от Ивана Калиты. Михин был знаменитым врачом-гомеопатом, был широко образованным человеком, общался со многими известными в российской истории людьми, например, с Луначарским. Николая воспитывал отчим-художник, но светлый образ отца он берёг в памяти до последних дней.
Мать, О. Д. Шатрова, была красавицей, светской дамой, актрисой, а позже - заслуженной артисткой республики.
Николай носил её фамилию.

В 1941 году мать и сын эвакуировались в Семипалатинск, там Николай закончил среднюю школу. С 1945 года учился в педагогическом институте, одновременно работая в областной газете "Прииртышская правда" литсотрудником. Однажды он принёс в газету свои первые стихи, но вместо публикации газета поместила разгромную статью, обвиняющую молодого поэта в безыдейности.

Я никогда не согрешу:
Душа тиха.
Я только Господом дышу
Из уст стиха...

Два курса Шатров учился на факультете журналистики Казахского Государственного университета в Алма-Ате. Из Казахстана переехал на Урал. В 1950 году с помощью Пастернака вернулся в Москву и был принят вне конкурса в Литературный институт имени Горького на отделение поэзии.
Затем учился в MГУ на факультетах журналистики и философии, но из-за болезни учёбу был вынужден оставить.

О, да воскреснет всех усопших прах!
Пусть смерть с косой сидит на черепах их.
Не шар земля, она – на трёх китах,
придуманная Богом черепаха.
Кит первый – верность. Мужество – второй.
А третий – бесконечная надежда.
Сто тысяч раз глаза мои закрой –
сто тысяч раз любовь откроет вежды.

По свидетельству В. Хромова, Пастернак однажды после концерта в музее Скрябина сказал, что из молодых поэтов он ценит Виктора Бокова, Евгения Винокурова, Бориса Слуцкого и "нашего Кику", так звали Шатрова.

Николай Шатров обладал познаниями в разных областях – в философии, религии, истории, в медицине, магии, оккультных науках, в литературе и технике. Он обладал даром исцеления, мог предугадывать будущее. Шатров был блистательный собеседником беседы с ним буквально завораживали присутствующих.
Его любили женщины - преданно, пылко и возвышенно.
А ещё Шатров очень много читал. Круг его чтения был столь широк, что некоторые даже удивлялись, как он всё это усваивает.

На свете нет
Запретных нег.
И лучший цвет -
Рассветный снег.
Та белизна
С голубизной
Из полусна,
Где голый зной.
Та смуглота,
В которой юг.
И роза рта,
И стебли рук.
Расту, расту
Не в высоту,
А в глубину,
В свою вину.
Во мглу, к греху,
Что кровь ожег.
А наверху
Снежок, снежок...

Издатели отвергали стихи Шатрова, а знатоки поэзии сразу приняли и полюбили их и помогали Николаю чем могли. Например, Борис Пастернак высоко оценил поэзию Шатрова и оказывал ему дружескую и материальную поддержку, чтобы тот не просто мог выжить, но и мог творить. Чтобы иметь средства к существованию, Шатров брался за любую работу - служил в музее имени Скрябина, в Третьяковской галерее и т.д. Эти должности были малооплачиваемы, лишь отнимали время от стихов, но давали радость другого рода - общение с замечательными людьми, работавшими в этих учреждениях.

Дружбой с Николаем гордились писатели, учёные, музыканты, художники, рабочие и сельские жители. Это были люди разных поколений, различных жизненных интересов и характеров, но они все находились под невероятным обаянием личности Шатрова.

Николай Шатров, фотокор газеты "Прииртышская правда" Владимир Дронов и Рафаэль Соколовский.

Дружба достойными людьми скрашивала жизнь Шатрова, но не спасала. Шатров знал себе цену и не желал себя ломать, чтобы втиснуться в примитивные рамки официальной действительности. Родиться личностью легко, трудно личностью оставаться. У Шатрова были срывы, сомнения, тяжёлые раздумья, он искал поддержку даже в алкоголе, но вера в себя, в свою стезю и упорная работа поэта уберегли его от привычного рока русского интеллигента - пьянства. Спасали стихи, только они давали ему душевный покой и "бесконечную надежду".

Я не стихотворец. Я поэт.
Сочинил и вслух произношу.
И меня в живых на свете нет,
Хоть как будто бы хожу, дышу...

Однажды Шатров спросил у жены: "48 лет - это много или мало?" Она ответила, что мало.
- "А 49 - много? Она ответила, что 49, пожалуй, многовато.
- "Вот и я думаю, что многовато".
Было ли это шуткой неизвестно, но Шатров умер на 49-м году жизни. В конце марта 1977 года у него случился сердечный приступ.
"Маргарита, отвори мне кровь!" - успел прохрипеть он жене. Врачи в больнице помочь не смогли.

Николай Шатров при советской власти не публиковался. Он плохо вписывался в "формат" советской поэзии. Издатели и критики, по словам Рафаэля Соколовского, всю жизнь вменяли ему, что в его поэзии нет социального оптимизма, а есть только упадничество.

На земле у всех людей дела,
У поэта - праздник целый век.
Жизнь моя напрасно не прошла,
Потому что я - не человек.

В начале 1980-х годов Владимир Алейников долго и безуспешно пытался издать стихи поэта за рубежом, и только в 1995 году в Нью-Йорке вышла первая книга поэта "Стихи". В период перестройки появились публикации стихов Шатрова в журналах. Изданы три книги, содержащие лишь малую часть из поэтического творчества Николая Владимировича.

Стихи Шатрова до сих пор ходят в списках у любителей настоящей поэзии, и надо сделать так, чтобы имя замечательного русского поэта стало широко известным. Такие стихи стоит перепечатывать, копировать, цитировать и распространять, имя замечательного русского поэта должно стать в один уровень с представителями русской литературной классики.

Я сын Земли и не созрел для Рая,
Мне нравится живая красота.
Любовью человеческой сгорая,
Моя душа ребячески проста.

А святости во мне нет ни на ноготь,
Весь грешен я от головы до ног.
Чтоб женщину руками не потрогать,
Я удержаться никогда не мог...

Не осуждай поэта, о Создатель!
За то, что он родился, дуралей...
И таинство святое благодати
На голову нехитрую пролей!

"Стихи же его обладают такой светлой энергией, поле воздействия их видится столь обширным и мощным, что, полагаю, им суждены и долгая, прекрасная жизнь, и более счастливая, нежели у поэта, судьба."
"И тогда из ужаса сталинщины, из хаоса хрущёвской псевдооттепели, из мглы брежневского безвременья возникнут фигуры подвижников, наших сограждан, с невероятными нередко, а чаще с внешне обычными биографиями, но с изломанными судьбами, все свои творческие и физические силы отдавших, а порою и жизнь положивших во имя русского Слова."
В.Алейников

И счастье - путь. И горе - лишь дорога,
Которая познаньем дорога.
Побудем на земле еще немного
И убежим на звездные луга.
Какие травы там, цветы какие...
А спросит Петр, ключарь небесных врат,
Откуда мы? Ответим: Из России...
И прежде всех нас впустят в Божий Сад.

Главная » Значение слов » Неизданные стихи. О поэте Николае Шатрове вспоминают разные люди - messie_anatol