Тираны и палачи: самые жестокие женщины в истории.

Люди никогда не жили в мире и согласии. Для урегулирования конфликтов они сами себе придумали суд. Если в древности вершить правосудие могли хозяева или феодалы, то с развитием судебной системы потребовалось расширение штата служащих. Так появляется новая профессия – исполнитель приговора. У него много названий: латинское «carnifex», греческое «speculator», литовское «kat», русское «мечник». Но чаще всего специалиста подобного рода называют «палач». Само это слово имеет две версии происхождения. По одной, от тюркского слова «пала», означающего большой нож или кинжал. Согласно другой, палач происходит от русского «палата» (имеется в виду царская палата, царские покои), и, таким образом, изначально является телохранителем царя.

Первое упоминание о палаче, как о профессии, относится к 13 веку. Средневековый палач – это сильный, физически развитый мужчина. Изображения палачей, скрывающих лица под масками, - это преувеличение. В небольших городах палач был личностью известной, и даже гордой. Известны целые династии палачей, которым удалось скопить немалое богатство. И все-таки, отношение людей к палачам всегда было неприятельским. Иной раз случались целые скандалы. Дворяне не принимали палачей в своих домах, а разбушевавшаяся толпа могла избить палача. Многим палачам приходилось выполнять и другие обязанности в городе: следить за чистотой общественных уборных, отлавливать бродячих животных. Палачу было трудно найти себе жену, поэтому нередко представитель одной династии сватался к дочери представителя другой. Женами палачей становились также проститутки.

Хорошо относились к палачам в средневековой Германии, о чем свидетельствует история мастера Франца. Франц Шмидт, сын палача, унаследовал от отца профессию и стал известным исполнителем приговоров в Нюрнберге. Он женился на дочери другого зажиточного палача, и жизнь его протекала в достатке и спокойствии. Мастер Франц был ответственным и добросовестным, и порой даже просил заменить мучительные казни заключенных быстрыми, безболезненными. После смерти Франц был удостоен пышного погребения на именитом кладбище.

Французские палачи не пользовались доброй славой. Люди попросту боялись их. Наиболее выдающаяся династия французских палачей – Сансоны. Шарль Сансон исполнял приговоры парижского суда, причем прямо в своем казенном особняке. Он пользовался немалыми привилегиями. Например, его слуги ежедневно могли брать для хозяина необходимое количество продуктов у торговцев бесплатно. Брали они предостаточно, так что избытки провианта распродавались в лавочке Сансона. Здесь же любой алхимик мог приобрести части человеческих тел, оставшихся от казненных.

Английские палачи были самыми неумелыми работниками. Все потому, что платили им мало. Завербовать человека на должность палача было нелегко. Например, граф Эссекс отменил смертный приговор преступнику Томасу Деррику только для того, чтобы тот согласился на работу палача. Деррик так и не научился владеть топором. Впоследствии граф Эссекс сам был осужден на смерть, и Деррик только с третьего раза смог отрубить ему голову. Другой лондонский палач, Джон Кетч, привел в ужас толпу зевак, когда не сумел одним ударом убить приговоренного лорда Рассела. Не убил его и второй удар. Пришлось палачу писать объяснительную, в которой он утверждал, что казненный сам неправильно положил голову на плаху. Чтобы убить другого заключенного, герцога Монмута, Кетчу понадобилось пять ударов топором, а затем он отпилил голову от тела ножом.

В Испании палачи носили знаки отличия. Они облачались в черный плащ с красной каймой и желтым поясом. На их шляпах был изображен эшафот. Дом палача красили в красный цвет.

В России в палачи, или заплечных дел мастера, завербовать было трудно. Во многих малых городах и вовсе не было своих профессиональных исполнителей приговоров. Но те, что были, должны были не только казнить, но и исполнять пытки и телесные наказания. В основном палачами насильно становились сами же преступники. Да и то, против воли работать палачом более трех лет запрещалось законом. Наемные палачи обучались профессии, получали жалованье и жили при тюрьмах.

В 18 веке революция во Франции больно ударила по кошельку палача. Мало того, что светлые умы взывали к отмене жестокой смертной казни, так еще и все привилегии палачей были упразднены. В то время в Париже работал представитель все той же династии Сансонов – Шарль-Анри. Как-то раз он узнал о хитрой машине для отрубания головы – творении Игнаса Гильотена. Задумка пришлась по вкусу палачу, которому теперь приходилось терпеть немалые расходы на содержание своих инструментов. И заработала. Многие люди даже были огорчены тем, что машина легко и просто рубит головы всем подряд, не создавая никаких представлений или конфузов.

Теперь казнь преступников приобрела вид конвейерного потока. В 19 веке профессия палача утратила свою уникальность. Если раньше этому ремеслу нужно было учиться, осваивая малейшие тонкости, то теперь управиться с гильотиной мог каждый. Отношение к палачам также изменилось. Они выглядели в глазах толпы диким и стыдным средневековым обычаем. Сами палачи стали тяготиться своим трудом. Последний представитель профессиональной династии Сансонов, Анри-Клеман, поставил жирную точку, разорив семейство и продав гильотину за долги.

К.А. Левинсон

Палач в средневековом германском городе:

Чиновник. Ремесленник. Знахарь

Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 3. Человек внутри городских стен. Формы общественных связей. - М.: Наука, 1999, с. 223-231 .

Фигура городского палача, знакомая многим по описаниям в художественной литературе, становилась предметом внимания историковгораздо реже, чем, скажем, многие из тех, кому пришлось на себе испытать искусность мастеров дыбы и эшафота.

Ниже предпринимается попытка, во-первых, дать некоторую общую информацию о палачах в городах Центральной Европы - об истории возникновения и бытования этой профессии, о функциях палачей иоб их положении в городском сообществе; во-вторых, выяснить, как и всвязи с чем сложилось и видоизменялось то неоднозначное и пронизанное разновременными веяниями отношение к фигуре палача, отголоском которого является сохранившееся по сей день брезгливо-пугливоеотвращение.

Палач не упоминается в средневековых источниках вплоть до XIII в. Профессиональной должности палача тогда еще не существовало. В эпоху раннего и высокого средневековья суд, как правило, устанавливал условия примирения между потерпевшими и обидчиками (точнее, теми, кого признавали в качестве таковых): жертва преступленияили ее родственники получали компенсацию ("вергельд"), соответствовавшую ее социальному положению и характеру правонарушения.Смертная казнь и многие другие телесные наказания, таким образом, заменялись уплатой определенной суммы денег. Но даже если суд приговаривал обвиняемого к смерти, приговор приводил в исполнение не палач. В старом германском праве смертную казнь изначально вершили сообща все те, кто судил преступника, либо исполнение приговора поручалось самому молодому заседателю, либо истцу, либо сообщникуосужденного. Часто осужденный препоручался судебному приставу, в обязанности которого, согласно "Саксонскому зерцалу", входило поддержание порядка во время судебных заседаний: вызов участников процесса и свидетелей в суд, доставка сообщений, конфискацияимущества по приговору и - исполнение наказаний, хотя из текста источника и не ясно, должен ли он был делать это сам или только следитьза исполнением.

В позднее средневековье власти стали активнее включаться в уголовное судопроизводство. Имперское законодательство, устанавливавшее всеобщий мир, не могло бы обеспечить прекращения кровной мести, междоусобиц и прочих насильственных действий, если бы публичнаявласть не представила альтернативы частной расправе в виде телесных уголовных наказаний. Теперь преступления расследовались не толькопо искам потерпевших, но и по собственной инициативе того, кому принадлежала юрисдикция в данной местности: на смену аккузационномупроцессу пришел инквизиторский, т.е. такой, при котором правоохранительные органы брали на себя возбуждение уголовного дела, ведениерасследования, арест подозреваемых. Не полагаясь более на традиционные в раннее средневековье формалистические
223

Доказательства, такиекак очистительная клятва или ордалии ("божий суд"), судебные властиначали расследовать обстоятельства преступлений и допрашивать обвиняемых с целью получения признания. В связи с этим интегральнойчастью системы уголовного судопроизводства стала пытка. В XIII веке,т.е. задолго до того, как стало сказываться влияние рецепции римскогоправа (конец XV в.), в Германии наблюдается распространение помимоновых юридических процедур также и более сложных телесных наказаний, которые стали типичными для уголовного процесса на протяжениивсего раннего нового времени, вытеснив вергельд как форму воздаянияза преступление. Хотя наиболее частыми видами казни остались повешение и отрубание головы, широкое применение стали находить колесование, сожжение на костре, погребение заживо, утопление. Эти казни могли быть ужесточены дополнительными пытками, которым осужденные подвергались на лобном месте или по пути к нему: бичеванием,клеймением, отсечением конечностей, протыканием раскаленнымипрутьями и т.д. Эти новые процессуальные нормы были результатомстремления публичной власти умиротворить общество, сосредоточив монополию на легитимное использование насилия в своих руках. Такимобразом в XIII в., в связи с новой регламентацией телесных наказаний исмертной казни по закону о мире в стране (Landfriedengesetz), появиласьпостоянная необходимость осуществлять все больше различных пытоки казней, требовавших уже известной квалификации, -и тогда появились профессиональные палачи на государственной службе. Но монопольное право на исполнение смертных приговоров закрепилось за ними только к концу XVIв.

Новый тип уголовного судопроизводства утвердился раньше всегов городах, С одной стороны, поддержание мира и порядка в городскойсреде было весьма насущной задачей, с другой - городские власти с ихразветвленной бюрократией и отработанными рутинными управленческими техниками легче могли освоить новые судебные процедуры, нежели территориальные государства Империи, отстававшие от них впроцессе формирования административной машины. Впервые в немецких источниках мы встречаем упоминание о профессиональном палачеименно в своде городского права ("Stadtbuch" вольного имперского города Аугсбурга 1276 г.). Здесь он предстает перед нами как муниципальный служащий с четко определенными правами и обязанностями.

Прежде всего законами города устанавливается монопольное право палача на исполнение смертных приговоров и "всех телесных наказаний".

При вступлении в должность палач заключал такой же контракт иприносил такую же присягу, как остальные чиновники, подчинявшиеся городским властям - в зависимости от статуса города либо его совету,либо сеньору; от них он получал жалованье, квартиру и прочее довольствие наравне со всеми другими городскими служащими. Его работа оплачивалась по таксе, установленной властями: за каждую казнь на виселице или на плахе он должен был получать по пять шиллингов (это данные из агусбургских законов, но такса в разных городах и в разное время бывала разная). Кроме того, палачу доставалось все, что было наде-
224

То на осужденном ниже пояса - эта традиция сохранялась и на протяжении последующих столетий. Когда с возрастом или после болезни палачстановился слишком слаб, чтобы исполнять свое дело, он мог уйти в отставку и получать пожизненную пенсию. При этом первое время ондолжен был помогать тому мастеру, который приходил на его место,"добрым советом и верным наставлением", как это было принято и навсех других постах в коммунальной администрации. Во многих городах,где существовала униформа для муниципальных служащих, она полагалась и палачу. Но о масках или колпаках с прорезями для глаз, которыечасто можно видеть в исторических романах и фильмах, в позднесредневековых источниках нигде не упоминается.

Итак, палач был профессионалом казни и пытки. Но поскольку, если не считать экстраординарных случаев массовых репрессий, работаэта не занимала все его время, а также не приносила дохода, на которыйможно было бы существовать, палач, кроме своего основного занятия,осуществлял в городском хозяйстве еще и другие функции.

Во-первых, надзор за городскими проститутками. Палач был фактически содержателем публичного дома, следил за тем, чтобы женщины вели себя соответственно правилам, установленным для них властями, разбирал конфликты, которые возникали между ними и гражданами. Проститутки обязаны были каждую субботу платить ему по двапфеннига, и палач не должен был "требовать большего". Проституток,не имевших разрешения жить в городе или высланных за нарушенияправил, он обязан был выдворять из города, как, кстати, и прокаженных, - за это ему платили по пять шиллингов каждый раз, когда собирались городские налоги.

Функцию содержателя борделя палач, похоже, сохранял за собой на протяжении всего XIV, а во многих городах и XV в. Так, в баварском городе Ландсберге эта практика сохранялась до 1404 г., пока палача неуволили за то, что он участвовал вместе со своими подопечными в избиении конкурентки, не имевшей разрешения на занятие своим ремеслом в этом городе. В Регенсбурге публичный дом, которым заправлялпалач, располагался в непосредственном соседстве с его жилищем, а внекоторых других городах проститутки жили и прямо в доме палача,как например в Мюнхене, пока герцог Баварский не повелел в 1433 г.устроить для них муниципальный бордель, в который они и переселились в 1436 г. В Страсбурге палач надзирал не только за промыслом"жриц любви", но и за игорным домом, имея с этого тоже некоторыйдоход. В 1500 г. он был отстранен от этой обязанности, но в качествекомпенсации ему было положено получать еженедельную доплату изгородской казны. В г. Мемминген власти еще в начале XV в. нанялиспециального человека на должность содержателя борделя, но и он регулярно платил палачу определенную сумму. В Аугсбурге палач уже в XIV в. был не единственным, кто контролировал проституцию: в источниках упоминается бандерша по имени Рудольфина; к концу XV в. функция содержателя муниципального борделя окончательно перешлатам к специальному чиновнику. Так же и в других городах постепенно,начиная с середины XV в. и особенно после Реформации, когда по религиозно-этическим мотивам бордели в протестантских регионах закрывали, палачи лишились этой должности, а вместе с нею и источника дохода, который был заменен прибавкой к жалованью.
225

Второй общераспространенной функцией палача в городах была чистка общественных уборных: она сохранялась за ним вплоть до конца XVIII в.

Кроме того, палачи были живодерами, ловили бродячих собак, удаляли из города падаль и т.д., если в муниципальном аппарате не было специального служащего, который специально занимался бы этим. Живодеры, в свою очередь, зачастую были помощниками палачей в их работе на лобном месте (при исполнении приговоров и последующей очистке места казни), и им за это тоже полагалась определенная плата. Нередко представители этих двух профессий - а также могильщики - были связаны между собой отношениями свойства, ибо найти жениха илиневесту среди "честных" людей они, как правило, не могли. Так возникали целые династии палачей, служивших в одном или соседних городах.

Встречаются упоминания и о довольно неожиданных - после всегоперечисленного - функциях: так, в Аугсбурге, согласно вышеупомянутому своду обычного права 1276 г., им поручалась охрана зерна, сложенного на рынке. В раннее новое время, после сооружения в городехлебной биржи, мешки с зерном стали хранить в ней и стерегли их специальные служители.

О некоторых других промыслах палачей пойдет речь несколько ниже, сейчас же подчеркнем, что при всем разнообразии их труда и источников дохода они прежде всего являлись чиновниками на службе у местных властей, государственными (муниципальными) служащими. Надоиметь в виду, что эти слова не означали "бюрократа-управленца", алишь указывали на то, что человек работал по договору с государством,обслуживая казенные надобности. При этом специальность могла бытьсамой разной - от юриста или писаря до золотых или, как в нашем случае, "заплечных" дел мастера. Тот факт, что работа его заключалась впытках и умерщвлении людей, ничего не менял в этом его статусе: осознавая себя слугой государства и орудием в руках закона, палач, по собственной формулировке одного представителя этой профессии, "казнил смертью некоторых несчастных за их злодеяние и преступление, по достохвальному императорскому праву".

Коллизии, возникавшие в связи с палачами, могли быть совершенно однотипны тем, которые случались по поводу, например, таможенили других институтов со спорным подчинением. Так, скажем, после того как бамбергский палач Ганс Бек попросил у Совета отставку и получил ее, новый палач Ганс Шпенглер, прибывший из другого города,принес присягу не городскому Совету, а князю-епископу (точнее, егоминистру). После этого он получил от Бека ключи к дому, "где всегдажили палачи" и вселился в него без ведома Совета. Когда бургомистрыспросили его, будет ли он присягать им (тем более, что раньше он ужеслужил этому городу), он ответил, что не будет. На этом основании ониотказались выплачивать ему жалованье из городской казны и 226

выдатьему униформу, как другим служащим, занятым в области юстиции и охраны порядка. Князь-епископ Бамберга вызвал бургомистров к себедля объяснений, и они аргументировали свое решение так: "прежниекнязья-епископы не препятствовали тому, чтобы Совет города Бамберга при необходимости нанимал палача, который был обязан (т.е. присягал) только ему и никому более, поэтому ему платили жалованье из городской казны. По новому закону об уголовном судопроизводствекнязь-епископ отобрал это право у города и оставил его исключительно за собой. Это вызывает большое недовольство и пересуды среди граждан: поговаривают, что забыто, как при принесении присяги князю он дал обещание сохранить за бамбержцами их исконные права. Если жепалач теперь никак не будет связан с Советом, а тот будет тем не менееплатить ему жалованье, тем более, что и оба лобных места, для казнимечом и для повешения (с позволения сказать при Их Княжеской Милости), возведены и содержатся из коммунальных средств, то за такое Совет перед гражданами отвечать не может".

Выполнение таких работ, как пытка и казнь, требовало не толькосоответствующего оборудования и большой физической силы, но также изрядных познаний в анатомии и практического навыка. Ведь в одном случае необходимо было причинить допрашиваемому более илименее тяжкие страдания, но при этом не убить его и не лишить способности мыслить и говорить; в другом же - если судом не было определено никакое отягощение казни - палач должен был максимально быстро и без лишних мучений умертвить осужденного. Поскольку казни были массовым действом, приходилось считаться и с реакцией народа: за неудачный удар палач мог быть растерзан толпой, поэтому согласно, например, бамбергскому законодательству, перед каждой казнью судья провозглашал, что никто, под страхом наказания, телесного и имущественного, не должен палачу чинить никакого препятствия, и если удар у него не получится, то никто не смеет поднимать на него руку.

Приобрести такие способности можно было только в ходе специального обучения: человек, решивший стать палачом (потому ли, что отец его занимался этим делом, или для того, чтобы избегнуть уголовного наказания), сначала перенимал у старшего мастера его науку, работая при нем помощником, а чтобы самому стать мастером, он должен был исполнить "шедевр" - хорошо обезглавить осужденного. Обычаи, как видим, те же, что и в других ремеслах. В литературе встречаются сведения о цехоподобных корпорациях, в которые объединялись палачи, хотя мне информация о таковых не попадалась: возможно, именно они осуществляли надзор за качеством работы новичков.

Многие категории государственных служащих помимо исполнения приказов начальства оказывали на вполне легитимной основе услуги частным лицам и корпорациям, получая за это некоторую установленную плату. Применительно к палачам этот принцип реализовывался несколько иначе: ввиду монополии публичной власти на судопроизводство и исполнение наказаний только она могла поручить мастеру совершить пытку или казнь. Поэтому "заказчиками" выступали не частные лица или корпорации, а органы
227

Юстиции - местные суды различных инстанций, - хотя оплату услуг палача производили частично казна, а частично - обвиняющая сторона в процессе (если в качестве таковой не выступала сама местная власть). По заказам же от населения палачи осуществляли ряд других промыслов, которыми они занимались как частные лица и с которыми государство не имело и не хотело иметь ничего общего, а порой даже стремилось их пресечь.

Так, палачи торговали частями трупов и разными снадобьями, приготовленными из таковых: им приписывались разнообразные целебные свойства, они использовались в качестве амулетов. Более того, сплошь и рядом палачи практиковали как лекари: они могли диагностировать и лечить внутренние болезни и травмы не хуже, а зачастую лучше других специалистов в этой области - банщиков, цирюльников, даже ученых медиков.

Поскольку палач много имел дел с человеческим телом в самых разных его состояниях, он в результате длительных наблюдений мог приобрести значительный опыт в способах анализа состояния его органов. Разумеется, эти знания приобретались не во время пыток и казней, они требовали отдельного специального изучения человеческого организма: положение палачей имело то преимущество, что у них был неограниченный легальный доступ к трупам, которые они могли препарировать в познавательных целях, в то время как врачи долгое время были лишены такого права - для анатомических штудий они тайно покупали трупы у тех же палачей. Борясь с серьезной конкуренцией, медики регулярно требовали от властей запретить палачам врачебную практику. Эти усилия, однако, как правило, не увенчивались долговременным успехом: репутация "заплечных дел мастеров" как хороших лекарей была высока, и среди их клиентов были в том числе представители знати, которые сами же саботировали запреты, издаваемые теми органами власти, в которых они заседали.

Помимо соматической медицины, которой промышляли палачи, они же бывали экзорцистами. С этой функцией связана и сама идея пытки или казни в средневековье: с помощью воздействия на тело изгнать злого духа, побудившего человека на преступление. Искусство причинения страданий телу, которые не убивали бы человека, но позволили бы его душе освободиться от власти демона, имело свое применение и вне уголовного процесса, в медицинской практике.

Это последнее положение подводит нас к вопросу о положении палача в городском обществе, об отношении к нему тех, кто сосущество-вал с ним в узком пространстве города и потенциально был кандидатом в его пациенты или жертвы.

Несмотря на то, что палач был официальным лицом, его персона не пользовалась достаточным иммунитетом, и ему полагалась охрана, когда он ходил по городу или за его пределы. Об "опасности для жизни", которой они подвергаются, мы постоянно читаем в прошениях от палачей и профосов. Очевидно, посягательства на личность или на жизнь палача были нередки. В Бамберге тот, кто вызывал палача (если его услуги требовались на территории епископства, но вне города Бамберга), вносил определенную сумму в залог того, что тот вернется целым и не-
228

Вредимым. В Аугсбурге особенно опасным для себя палачи почему-то считали время, когда там проходили рейхстаги. Возможно, дело было в том, что приезжало много чужих людей (в частности, вооруженных солдат) и ситуация в городе становилась несколько анемичной. Среди наиболее вероятных мишеней в случае взрывов насилия были, видимо, представители социальных низов, маргиналы, и в первую очередь те, кто вызывал страх и ненависть.

Вопрос о принадлежности палачей к категории "бесчестных" является довольно сложным и дискуссионным. Положение было в этом смысле несколько двойственным. С одной стороны, различные функции палача были связаны с грязными, унизительными и "бесчестными" (unehrlich) занятиями, что однозначно указывает на его низкий статус. И в общественном мнении во многих регионах Европы палач ставился на одну доску с другими презираемыми и преследуемыми социальными группами: евреями, фиглярами, бродягами, проститутками (последние назывались "varnde freulin", дословно - "бродячие девки") - и таким образом, хотя и жили постоянно на одном месте, приравнивались по статусу к бродягам. Иметь дело с ними было неприемлемо для "честных" людей, поэтому надзор и был возложен на палача как фигуру, статусно близкую к ним.

Но в средневековых нормативных текстах, как это ни покажется странно, палач нигде не причислялся эксплицитно к "бесчестным" людям и нигде мы не находим указаний на ограничения его правоспособности или иную дискриминацию, которые наблюдаются в отношении "бесправных людей" (rechtlose lewte) в таких кодексах как Саксонское и Швабское "Зерцала". В списке аугсбургского городского права 1373 г. палач назван "шлюхиным сыном" (der Hurensun der Henker), но и здесь мы не видим никаких юридических последствий, вытекающих из этого низкого статуса.

Только в конце средневековья и в самом начале раннего нового времени в правовых нормах других городов и территорий Империи мы находим примеры ограничений правоспособности палачей, связанных с их бесчестием. Один из наиболее ранних примеров этого - регламент, изданный в Страсбурге в 1500 г.: здесь палачу предписывается вести себя скромно, на улице уступать дорогу честным людям, не прикасаться на рынке ни к каким продуктам кроме тех, которые он собирается купить, в церкви стоять на специально отведенном месте, в тавернах не подходить к гражданам города и другим честным людям, не пить и не есть рядом с ними. В Бамберге по новому закону (начало XVI в.) палач не должен был пить ни в каком доме, кроме своего обиталища, и не должен был нигде и ни с кем играть, не должен был держать никакой "бедной дочери" (то есть, служанки, работающей за харчи), кроме своих, не должен был быть сварливым, но быть "с людьми и повсюду" мирным. В церкви палачу предписывалось стоять сзади у двери, при раздаче причастия он подходил к священнику последним. Отлучен он, как правило, не был (хотя в некоторых регионах практиковалось и такое), но помещался на самом краю общины - в прямом и переносном смысле.
229

Эта регламентация поведения, перемещения и местопребывания палача, по всей вероятности, не была абсолютным новшеством: она скорее всего отражала представления о должном, существовавшие и раньше. С известной осторожностью мы можем предположить, что в значительной мере она действовала как неписаный закон и в XV в., а может быть, даже и раньше, но документальных свидетельств об этом в нашем распоряжении на данный момент нет, поэтому самое большее, что можно утверждать - это что в конце средневековья, видимо, усилились настроения, отграничивавшие палача от остального общества и сближавшие его с другими представителями маргинализованных ремесел, что нашло свое отражение в изменении законодательства.

Интересен характер той регламентации, которой подвергалось поведение палача в этот период. Она, как можно заметить, была весьма подробной (что, впрочем, вообще характерно для эпохи "ордонансов" и "регламентов"), причем нацелена она была не просто на укрепление дисциплины, но, на мой взгляд, также - или в первую очередь - на предупреждение потенциально опасных контактов палача с "честными" людьми. Мы видим, что многие нормы призваны исключить саму возможность конфликта с его участием. Дело тут было, с одной стороны, в том, что, как уже говорилось выше, палач очень легко мог стать жертвой аффективных действий, с другой - в том, что и другим людям приходилось его опасаться. Своими знахарскими искусствами (от которых один шаг до колдовства) он мог сильно навредить обидчику; более того, уже одно только прикосновение "бесчестного" было само по себе бесчестящим. Тот, кто побывал под пыткой или на эшафоте, даже если он был потом оправдан или помилован, почти никогда не мог восстановить свое доброе время, потому что побывал в руках палача. Даже случайное прикосновение, тем более удар или проклятие, полученные от палача на улице или в трактире, были бы фатальны для чести - а значит, для всей судьбы человека.

Ситуация эта, впрочем, не устраивала власти, которые вскоре начали активно "возвращать" в лоно честного общества маргинализованные группы: выпускались законы, отменявшие правовые ограничения для представителей ремесел, считавшихся дотоле бесчестными, равно как и для евреев и других изгоев общества. Имеется свидетельство, что в начале раннего нового времени палач - по крайней мере в Аугсбурге - уже мог иметь права гражданства: два прошения, написанные нотариусом, подписаны "бюргер". Более того, в них говорится, что Совет города заверял палача Файта Штольца "во всякой милости и благорасположении". На одно из прошений ответ палачу передавал лично бургомистр.

Мы видим, таким образом, что палачи одновременно существовали в сфере отношений, с веберианской точки зрения, рациональных (служба) и иррациональных: они были орудием правосудия и занимались полуколдовской практикой, являлись постоянной мишенью аффективных действий и были вообще в сильной степени мифологизированной фигурой, хотя сами часто подчеркивали сугубо естественный, ремесленный характер своей деятельности, будь то работа на эшафоте или медицина.
230

Набор терминов, обозначающих палача, например, в немецком языке позднего средневековья и раннего нового времени, является прекрасной иллюстрацией того, какие коннотации были связаны с этой фигурой в представлениях современников: Scharfrichter, Nachrichter, Henker, Freimann, Ziichtiger, Angstmann, Meister Hans, Meister Hammerling, - эти разные названия отражают разные стороны его социальноправового и культурного статуса. Он - орудие правосудия (одного корня со словами "суд", "судья"), он - тот, кому дано право "свободно" убивать, тот, кто "наказывает", тот, кого "боятся", и "мастер", т.е. ремесленник. Именование "мастер Хеммерлинг", кстати, встречается также в фольклоре рудокопов, где оно относится к таинственному существу, обитающему под землей. В астрологии палачи имели тот же знак Зодиака, что и кузнецы - и те, и другие были людьми, через работу с огнем и железом связанными с хтоническими силами.

На границе же двух этих областей имела место своего рода "диффузия", то есть иррациональные массовые представления о месте палача в сообществе и о поведении, подобающем ему и по отношению к нему, перенимались частично в нормативную, более рационализованную сферу, после чего следовала реакция, и рационализирующая сила государственной власти пыталась "расколдовать" и реабилитировать фигуру палача, что ей, впрочем, не удалось до конца, так что настроения, против которых были направлены законы XVI в., сохранились и по сей день.

ЛИТЕРАТУРА

Conrad H. Deutsche Rechtsgeschichte. Karlsruhe, 1962. Vol. 1: Frilhzeit und Mittelalter.
Dulmen R. van. Theatre of Horror: Crime and Punishment in Early Modem Germany. Cambridge. 1990.
Keller A. Der Scharfrichter in der deutschen Kulturgeschichte. Bonn; Leipzig, 1921.
Schattenhofer M. Hexen, Huren und Henker // Oberbayerisches Archiv. 1984. Bd.10.
Schmidt E. Einfiihrung in die Geschichte der deutschen Strafrechtspflege. Gottingen.1951.
Schuhmann H. Der Scharfrichter: Seine Gestalt - Seine Funktion. Kempten, 1964.
Stuart K.E. The Boundaries of Honor: "Dishonorable People" in Augsburg, 1500-1800. Cambridge, 1993.
Zaremska A. Niegodne rzemioslo: Kat w spotoczenstwe Polski w XIV-XV st. Warszawa. 1986.

Первоначально данная статья Аркадия Сушанского опубликована в газете "Секретные материалы XX века", N3, февраль 2014 г. под названием "Мастерство "заплечных дел".

---
В нашем Отечестве первое известное летописное известие о введении смертной казни относится к 996 году. Казнили за разбой, повлекший человеческие жертвы. Еще до формирования законодательства в русских княжествах появились первые международные соглашения в сфере правопорядка. В Договоре русских с греками при князе Олеге в 911 году есть такая фраза: «Если Русин убьет христианина (т.е. грека) или христианин убьет Русина, пусть убийца будет задержан ближними убитого и да убьют они его». Мирное соглашение 944 года, заключенное в правление князя Игоря между Русью и Грецией, предполагало, например, такие условия: «XI. Ежели Греки, находясь в земле Русской, окажутся преступниками, да не имеет Князь власти наказывать их; но да приимут они сию казнь в Царстве Греческом... XII. Когда Христианин умертвит Русина или Русин Христианина, ближние убиенного, задержав убийцу, да умертвят его».

Таким образом, поначалу смертная казнь у русичей ассоциировалась с кровной местью. Не случайно приводить ее в исполнение должны были родственники убитого. И такой узкий специалист, как палач, был не очень-то и нужен. Но вскоре правосознание стало меняться, а сфера применения смертной казни расширяться. Необходимо отметить, что русское слово «палач» в его современном понимании появилось сравнительно поздно, а в Средние века палача называли «мечник» - носитель меча, оруженосец при воинствующем князе, его телохранитель и в определенных случаях исполнитель смертных приговоров.

Профессия палача существует в культурах, законах и обычаях практически всех народов и социальных сословий. Вопрос о "культуре лишения жизни" невозможно рассмотреть без анализа культуры исполнения наказания - профессиональной культуры палачей. Эту профессию можно считать одной из древнейших, родившейся одновременно с первыми протогосударственными образованиями, властью и законами, запрещающими что-то, а, соответственно, и наказаниями за их нарушение. Поначалу функции палачей исполняли обычные воины, которые убивали жертву так же примитивно, как и врага на поле боя. Но когда казни стали отличаться от простого убийства и превратились в квалифицированные публичные процедуры, выяснилось, что для этого требуются и особо квалифицированные специалисты. С усилением центральной власти и развитием городов возникает система более профессионального суда, усложняются и наказания. Наряду со старыми формами, такими как штраф и простая казнь, появляются новые - бичевание, клеймение, отсечение конечностей, колесование... В некоторых местах сохранялась идея "око за око" (если, например, преступник сломал пострадавшему руку, то ему тоже нужно было сломать руку). Теперь нужен был специалист, способный провести процедуру наказания так, чтобы осужденный не погиб, если он не был приговорен к смерти или до того, как будут выполнены все назначенные судом пытки. Вот краткий список того, что должен был уметь профессиональный палач: владеть несколькими десятками способов пытки, быть хорошим психологом и быстро определить, чего жертва боится больше всего (человек нередко дает показания не столько от боли, сколько от страха перед предстоящим истязанием), квалифицированно составлять сценарий пыток и применять эти пытки так, чтобы жертва не умерла до казни (или наоборот - умерла на допросе, если ставится такая задача), владеть несколькими способами казни, совершать эту процедуру «ювелирно» - точными действиями, чтобы не причинять жертве лишних мучений, или наоборот - сделать казнь предельно мучительной, если этого требовал приговор или власти. В качестве иллюстрации можно вспомнить казнь графа де Шале, обвиненного в покушении на короля Людовика XIII. Палачей в то утро не нашли, но удалось уговорить выступить в этой роли одного солдата, который был приговорен к смертной казни, пообещав за это сохранить ему жизнь. Казнь графа де Шале была ужаснейшим зрелищем. Неопытный палач не сумел прикончить свою жертву не только с первого удара, но и с десятого. После двадцатого удара он простонал: «Иисус! Мария!» После тридцать второго все было кончено.

Профессия палача обросла невероятным количеством мифов и легенд. Например, его традиционный головной убор является вымыслом. На самом деле палачи не прятали своих лиц. Исключением можно назвать лишь казнь некоторых средневековых королей. Палачи имели право проводить венчание, получали доходы с казненных. Сначала им дозволялось брать лишь то, что находилось под поясом, потом - всю одежду осужденных. Палач брал на рынках продукты даром. Это право предоставлялось, чтобы он имел еду, которую не мог купить, так как многие отказывались принимать деньги из его рук.

Палач в Средневековье мог заниматься экзорцизмом (процедурой изгнания бесов, вселившихся в человека). Дело в том, что одним из надежнейших способов изгнать злого духа, завладевшего телом, считалась пытка. Причиняя боль телу, люди как бы пытали демона, заставляя его убраться. В церкви палач должен был стоять позади всех, у самой двери, а к причастию подходить последним.

Во Франции палачами бывали и женщины. В указе короля Людовика Святого от 1264 года сказано: «...тот, кто злословил или поступил противозаконно, по судейскому решению будет высечен розгами лицом его пола, а именно: мужчина - мужчиной, а женщина - женщиной, без присутствия мужчин».
Если палач уходил на покой, он был обязан предложить городу кандидатуру на свой пост. По своему положению в обществе он был близок к таким низшим слоям общества, как проститутки и актеры. Палач нередко оказывал горожанам услуги - торговал частями трупов и снадобьями, изготовленными из них, а также различными деталями, относящимися к казни. Такие вещи, как «рука славы» (кисть, отрубленная у преступника) и кусок веревки, на которой был повешен преступник, часто упоминаются в различных книгах по магии и алхимии.

В сущности, городской палач был наемным работником магистрата, по-нашему - чиновником. Он заключал такой же контракт и приносил такую же присягу, как и все служащие. От городских властей палач получал положенное ему по закону жалование за каждую казнь или пытку, иногда - дом, где жил, а в некоторых немецких городах даже обязан был носить на одежде знаки отличия служащего магистрата. В некоторых случаях палачам, как и другим служащим, оплачивалась и форменная одежда. Иногда это была униформа городских служащих, иногда особая, подчеркивающая его значение. Большая часть «рабочих инструментов» оплачивалась и принадлежала городу. Символом палача во Франции был специальный меч с округлым лезвием, предназначенный только для отрубания голов. В России - кнут.

Кто мог стать палачом? Самый распространенный случай - наследование «профессии» от отца к сыну. Так возникали целые кланы палачей. Семьи были закрытыми, потому как сын палача не мог жениться на девушке из «нормальной» семьи - это запятнало бы репутацию всего рода невесты. Как правило, дети палачей женились или выходили замуж за представителей этой же профессии из соседних городов. В Германии в списке аугсбургского городского права 1373 года палач назван «шлюхиным сыном», и неспроста: нередко женами палачей становились проститутки.

Однако, несмотря на столь низкое положение на социальной лестнице, высокопрофессиональные палачи встречались сравнительно редко и ценились буквально на вес золота. Они быстро становились весьма состоятельными людьми (плата за этот «труд» была довольно большой), но освоение «искусства истязания и умерщвления» оказалось очень трудным делом. Подлинных высот достигали очень немногие. Отдельные высококвалифицированные палачи получали и между-народную известность. Случалось, что прославленного палача приглашали за большое вознаграждение за границу для свершения особо квалифицированной казни.

В нашем Отечестве городское самоуправление было не слишком развито. А потому лишь в XVII веке на Руси решили приобщиться к западноевропейской практике и завести специально обученных людей для исполнения смертных приговоров, которых становилось все больше и больше. Боярская Дума своим постановлением от 16 мая 1681 года определила, «чтобы во всяком городе без палачей не бытии». Воеводам надлежало подобрать добровольцев в заплечных дел мастера из городских и посадских людей. Если таковых не находилось, следовало комплектовать штат палачей из бродяг, прельщая их постоянным заработком. В царствование Алексея Михайловича палачам полагался оклад - 4 рубля в год. Но несмотря на это, воеводы то и дело жаловались, что «в палачи охочих людей не находится, а выбранные принуждением убегают». Эта «кадровая проблема» особенно обострилась в правление императрицы Елизаветы Петровны. В результате на свет появился Указ Сената от 10 июня 1742 года, который предписывал местным властям обеспечить наличие в каждом губернском городе двух штатных палачей, а в уездном - одного. Столицам - Москве и Санкт-Петербургу - надлежало постоянно содержать трех заплечных дел мастеров. Зарплату им индексировали и приравняли к солдатской - 9 руб. 95 копеек в год. При императоре Павле I произошла еще одна индексация жалования экзекуторов: величина денежного довольствия выросла до 20 руб. 75 копеек в год.

Но с появлением палачей, набранных из среды заключенных, власти открыли для себя замечательную возможность экономии казенных средств. Известно, что отечественные палачи годами не получали жалованья. Если вольнонаемный палач мог со спокойной совестью требовать у начальства денег, то осужденные предпочитали права не качать и помалкивали. Впрочем, иногда палачам «подваливало» счастье (обыкновенно это происходило при угрозе масштабной ревизии), и тогда губернская казенная палата, которая ведала содержанием тюрем на подведомственной территории, начинала лихорадочно погашать долги. Например, петербургский палач Яковлев в 1805 году неожиданно для себя получил жалование за 8 лет службы без всяких просьб со своей стороны. Однако повышение зарплаты не решило проблемы. В 1804 году на всю Малороссию оказался лишь один штатный палач. Генерал-губернатор Куракин направил в Санкт-Петербург представление с предложением официально разрешить набор в палачи преступников, осужденных за незначительные преступления. Указом Сената от 13 марта 1805 года было разрешено доверять исполнение казней тюремным сидельцам. Указ четко прописал категории преступников, которых можно было вербовать в палачи. Любопытно, что после оглашения этого указа по тюрьмам желающих поступить в палачи так и не нашлось. Ни одного! В 1818 году ситуация повторилась, на этот раз в Санкт-Петербурге. Тогда, с интервалом в несколько месяцев, умерли оба столичных палача. Это едва не вызвало паралич всей правовой системы государства - некому стало исполнять судебные приговоры в части наложения наказаний. Заключенный не мог покинуть столичную тюрьму и отправиться по этапу до тех пор, пока не получил положенного ему телесного наказания и клеймения. Ступор, в который впала столичная администрация, оказавшаяся не в силах отыскать желающего на должность палача, вызвал обсуждение проблемы на самом высоком уровне. В Санкт-Петербурге припомнили представление Куракина и решили, что надо идти тем же путем. Граф Милорадович предписал 11 декабря 1818 года губернскому правлению официально набирать палачей среди преступников.

При Николае I произошла еще одна, более радикальная, индексация жалования палачей. Император 27 декабря 1833 года утвердил постановление Госсовета повысить денежные оклады вольнонаемным палачам. Для Москвы и Санкт-Петербурга величина оплаты устанавливалась в размере 300-400 рублей в год, для губернских городов - 200-300 рублей. Кроме этого палачам полагались так называемые «кормовые» деньги (на питание), которые можно было получать продуктами, а также одежда за казенный счет. Кстати, при нежелании брать казенную одежду палачу выплачивались деньги - 58 рублей в год (совсем немало, если иметь в виду, что пара сапог стоила до 6 рублей). В случае выезда палача для экзекуции в другой город ему выплачивались командировочные - 12 копеек в день.

Но и такое повышение денежного вознаграждения не вызвало притока желающих. Ни одного добровольца, пожелавшего записаться в палачи, ни в Москве, ни в Санкт-Петербурге так и не нашлось.

С этого времени все палачи России были из преступников.

Поначалу они содержались в обычных тюремных камерах. Но вскоре стало понятно, что их нужно держать отдельно. Днем казнили они, а ночью сокамерники вполне могли казнить их. К тому же посетители тюрем стали жаловаться на встречи с этими «специалистами», которые наводили на них ужас своей окровавленной одеждой и «рабочим» инструментом в руках. Для палачей стали строить специальные помещения в тюремных дворах.

Следует сказать несколько слов об образе жизни экзекуторов. Несмотря на особый статус, приобретаемый с переходом в категорию тюремных служащих, они оставались заключенными и отбывали свой срок. Зачастую даже после отсидки они оставались в тюрьме, поскольку жизнь в подобных условиях была им привычна, знакома и во многом удобна.

Палачи имели право заниматься на досуге ремеслами - некоторые были неплохими портными и обувных дел мастерами. Но, разумеется, не эти занятия поглощали их время.
Непрерывного совершенствования требовало их, так сказать, профессиональное мастерство. Для улучшения и поддержания навыков порки, они изготавливали муляжи человеческих тел из бересты, на которых тренировались ежедневно. Для этого должным образом оборудовалось либо их жилое помещение, либо соседнее. Главным условием такого помещения была возможность свободного перемещения палачей вокруг «кобылы» с привязанным к ней муляжом и высокий потолок, позволявший правильно замахиваться. Особого искусства требовала порка кнутом (розги и плеть были гораздо проще в обращении), что объяснялось уникальностью его конструкции. К деревянной рукояти крепилось кнутовище - скрученные наподобие женской косы узкие длинные ремни, а уже к нему подвязывалась ударная часть, так называемый «язык». Длина косы была 2-2,5 метра и подбиралась индивидуально под рост экзекутора. Язык изготавливался из полосы толстой свиной кожи, вымоченной в крепком соляном растворе и высушенной под прессом таким образом, чтобы придать ее поперечному сечению V-образную форму. «Язык» имел длину около 0,7 метра, удар наносился самым его концом. Удар плашмя считался слабым, непрофессиональным, мастер должен был бить только острой частью «языка». Жесткая свиная кожа рассекала человеческое тело подобно ножу. Палачи пороли обычно вдвоем, при этом удары наносились поочередно с правой и левой сторон. Каждый клал свои удары от плеча осужденного к пояснице таким образом, чтобы они не пересекались. Следы кнутов на спине человека оставляли узор, напоминавший «елочку». Если экзекуцию проводил один палач, то ему надлежало переходить с одной стороны на другую, дабы чередовать удары справа и слева. Виртуозное владение кнутом делало палача хозяином человеческой жизни. Опытный экзекутор мог забить человека насмерть буквально 3-4 десятками ударов. Для этого, обычно, палач умышленно клал несколько ударов в одно место, разрывая на куски внутренние органы - печень, легкие, почки, вызывая обширные внутренние кровоизлияния. И, наоборот, в том случае, если палачу следовало спасти жизнь наказуемого, он мог выпороть его так, что человек оставался вообще неповрежден.

С течением времени с палачами в России становилось все хуже и хуже. В апреле 1879 года, после предоставления военно-окружным судам права выносить смертные приговоры, на всю страну нашелся один-единственный палач по фамилии Фролов, который под конвоем переезжал из города в город и вешал осужденных.

В начале XX века дефицит на палачей сохранился. Так, для политических казней использовался палач Филипьев, которого всякий раз приходилось доставлять из Закавказья, где он постоянно проживал, чтобы повесить очередного революционера. Говорят, что в прошлом кубанский казак Филипьев сам был приговорен к смерти, но выменял себе жизнь на согласие сделаться палачом. Он был не самым искусным заплечных дел мастером, но в сложной ситуации его выручала физическая сила. Жизнь Филипьева окончилась вполне закономерно. После очередного исполнения приговора его под видом бродяги переправляли домой в Закавказье. Арестанты, следовавшие вместе с ним, узнали, кто он такой, и убили его.

В XX веке изменения отношения в обществе к заплечных дел мастерам произошли практически повсеместно. Сейчас журналисты почитают за удачу взять у них интервью. О них пишут книги, снимают фильмы. Например, в 2005 году вышел на экраны фильм «Последний Палач», рассказывающий о жизни государственного палача Великобритании Альберта Пирпойнта, который в период с 1934 по 1956 годы повесил 608 осужденных, получая за каждого по 15 фунтов стерлингов. Еще он прославился тем, что мог выполнить казнь за рекордно короткое время - 17 секунд. Но сценаристов и режиссера привлекло в нем другое: Пирпойнт вынужден был казнить даже своего друга, но после этого у него в душе что-то надломилось и он попросился в отставку.

Во Франции тоже есть своя звезда палаческого искусства - Фернан Мейсонье, который с 1953 по 1957 годы казнил на гильотине около 200 алжирских повстанцев. Он славился и тем, что не давал упасть голове в корзину, успевая ее подхватывать, дабы продемонстрировать, что работа выполнена исправно. Менсонье был продолжателем палаческой династии, но его в этой профессии привлекла сугубо материальная сторона - высокая зарплата, бесплатные поездки по миру, право иметь боевое оружие и даже льготы по содержанию пивной. Он и сейчас зарабатывает на своей гильотине, выставляя ее в различных музеях.

В Саудовской Аравии известен палач Мохаммед Саад аль-Беши, который приводит в исполнение самые главные приговоры. Его орудие труда - традиционный арабский меч - скимитар - с изогнутым клинком, длиной более метра, которым его премировало правительство за хорошую работу.

Одним из самых знаменитых палачей в современной истории США стал Роберт Грин Эллиот, числившийся в должности «штатного электрика» в тюрьме Даннемора. С 1926 по 1939 годы он посредством электрического стула отправил на тот свет 387 человек. За каждого казненного получал 150 долларов. В автобиографической книге Элиот описал свое профессиональное ноу-хау: «За годы работы мне удалось усовершенствовать казнь на электрическом стуле. До меня использовалось напряжение в 500 вольт, которое спустя одну минуту поднималось до 2000 вольт. В этом случае приговоренный мучительно умирал 40-50 секунд. Я же сначала включал сильное напряжение в 2000 вольт, которое мгновенно сжигало все внутренние органы человека, и только после этого постепенно понижал разряд».

А самым известным американским палачом стал младший сержант Джон Вудд, которому было доверено приводить в исполнение казни по приговорам, вынесенным на Нюрнбергском процессе. И хотя до этого у себя дома в Сан-Антонио он привел в исполнение 347 смертных приговоров в отношении убийц и насильников, прославили его казни лидеров Третьего рейха. Вудд отмечал, что приговоренные оказались очень живучими. Риббентроп, Йодль, Кейтель мучились в петле по нескольку минут. А Штрейхера пришлось руками додушить.

В Советском Союзе до 1950-х функцию палачей, исполняющих приговоры о расстреле, как правило, выполняли сотрудники органов государственной безопасности. Наиболее известны следующие палачи в СССР: Блохин - начальник комендатуры ОГПУ-НКВД, руководивший расстрелами осужденных в 1930-е и 1940-е годы, полковник Надарая - в 1930-е комендант внутренней тюрьмы НКВД Грузии, Петр Магго и Эрнст Мач. В период Большого террора 1937-1938 годов для расстрелов привлекались также оперативники, сотрудники милиции и даже штатские партийные активисты. Но самыми известными палачами Сталинской эпохи были братья Шигалевы. Старший, Василий, получив в родном Киржаче четырехклассное образование, учился на сапожника, вступил в Красную гвардию, был пулеметчиком, а потом вдруг стал надзирателем в печально известной Внутренней тюрьме. Прослужив некоторое время в комендатуре НКВД, в 1937-м Василий получает должность сотрудника для особых поручений - это был еще один способ зашифровывать палачей. Со временем он стал Почетным чекистом, кавалером нескольких боевых орденов и, само собой разумеется, членом ВКП (б). Известен Василий еще и тем, что он был единственным из исполнителей, который "удостоился" доноса от своих коллег. Чем он им насолил, трудно сказать, но в его личном деле есть рапорт на имя заместителя народного комиссара внутренних дел Фриновского, в котором сообщается, что «сотрудник для особых поручений Шигалев Василий Иванович имел близкое знакомство с врагом народа Булановым, часто бывал у него на квартире». В 1938-м такого рапорта было достаточно, чтобы попасть в руки своих сослуживцев по комендатуре, но шеф НКВД Фриновский, видимо, решил, что разбрасываться такими кадрами не стоит, и донос оставил без последствий. Судя по всему, эта история кое-чему научила Василия Шигалева, и он, безукоризненно выполняя свои прямые обязанности, за что вскоре получил орден «Знак Почета», после 1938-го старался нигде не засвечиваться: в архивах не сохранилось ни одной бумажки с его подписью.

А вот его брат Иван действовал менее осторожно. То ли сказывалось трехклассное образование, то ли то, что некоторое время он работал продавцом и привык быть на виду, но, отслужив в армии, пошел по стопам старшего брата: надзиратель во Внутренней тюрьме, затем вахтер, начальник бюро пропусков и наконец сотрудник для особых поручений. Он быстро догоняет брата по количеству расстрелов, а по количеству наград даже обгоняет: став подполковником, он получает орден Ленина и, что самое странное, медаль «За оборону Москвы», хотя не убил ни одного немца. Зато своих соотечественников...
Присутствовавший при казни Лаврентия Берии генерал-полковник (впоследствии Маршал Советского Союза) Павел Батицкий (по официальной версии) сам вызвался привести приговор в исполнение из личного наградного пистолета, выступив таким образом в роли палача-добровольца.

С 1950-х годов в СССР приговоры о расстреле приводили в исполнение сотрудники следственных изоляторов.

Палач не знает роздыха!..
Но все же, черт возьми,
Работа-то на воздухе,
Работа-то с людьми.

Владимир Вишневский

Нельзя не отметить тот факт, что в последние периоды заметно возрос интерес к истории, и к истории Востока в частности. Османская империя, могущество которой заставляло содрогаться весь мир на протяжении шести столетий, занимает в этом направлении особую нишу. Но и в истории этого, некогда сильного и величественного государства, имеются странички окутанные тайной и до сих пор мало изученные современными историками. Палачи в любом обществе были обделены народной любовью, даже в таком, которое на протяжении шести столетий отличалось своей терпимостью, они были непопулярны в народе. Может быть поэтому сегодня, изучая вопрос о палачах в Османской империи мы имеем больше вопросов, чем ответов.

Изначально при отборе кандидатов на должность палачей османы отдавали предпочтение глухонемым, дабы те не слышали криков и мольбы о пощаде приговоренных к смерти, тем самым могли быстро и качественно исполнить свою работу. В XV столетии в палачи набирались либо из числа новообращенных хорватов, либо из числа цыган. В XVI столетии в составе личной охраны султана была сформирована часть палачей, которая состоял из 5 человек. Однако с годами их число росло, а для управления ими был назначен глава, непосредственно подчинявшийся командиру личной охраны султана.

Глава палачей «специализировался» исключительно на казнях высокопоставленных чиновников и военачальников. Новобранец, попавший в часть палачей, должен был пройти обучение возле опытного палача, получив солидный опыт и доказав свое мастерство мог уже самостоятельно исполнять приговоры в исполнение. Казалось бы, самая простейшая профессия все же требовала наличия особых навыков. Палач должен был досконально знать анатомию и особенности человеческого организма, и в этом плане они могли бы составить конкуренцию любому врачу. Но представители данного рода занятий в османской империи не пользовались любовью народа. У них не было семей и потомства, а после смерти их тела предавались земле в специально отведенном месте.

Османы предавали большое значение социальному статусу человека, и поэтому вид казни приговоренного зависел от занимаемого ранее им положения в этом обществе. Например, приближенные султана и визири принимали смерть в основном через удушение, а янычар казнили специальными тесаками, которые сегодня можно увидеть в музее Топкапы в Стамбуле. Царские особы и, в особенности, дети султанов умерщвлялись путем удушения тетивой от лука, ибо кровопролитие членов правящей семьи считалось недопустимым. Для простых же граждан самым распространенным видом казни было обезглавливание. Однако для особо опасных разбойников, пиратов и убийц применялось сажание на кол, распятие, подвешивание на крюк и прочие более мучительные виды смерти, одно упоминание о которых уже сеяло страх и ужас.

На рассмотрение дел высокопоставленных преступников уходило порядка трех дней. После чего, к заключенному, ожидавшему своей участи в тюрьме Едикуля, командир охраны султана приносил шербет. Если сладкий напиток был белого цвета, то это означало милость правителя и замену смертной казни ссылкой, красный цвет шербета символизировал неминуемую смерть от рук палачей. Приговор приводился в исполнение как только заключённый выпивал принесенный ему шербет, а его тело сбрасывалось в колодец. Если же чиновника казнили не в столице, то в качестве доказательства исполненного приговора и воли правителя, султану присылали голову, либо иную часть тела казненного. Ярким примером того может служить Мезифонлу Кара Паша, поплатившийся жизнью за провал штурма Вены.

Но нужно отметить, что в отличии от средневековой старушки Европы, в Османской империи пытки не имели широкого распространения, и применялись крайне редко. Авторитет власти в глазах народа жившего по законам Ислама и пропитавшегося духом этой религии, обеспечивался не запугиванием и пытками, а справедливостью и наказанием преступивших черту дозволенности, где палачи как раз играли не последнюю роль, пусть даже не столь популярную в народе.

Islam-Today

Что Вы думаете об этом?

Оставьте свой комментарий.

Главная » Транскрипции » Тираны и палачи: самые жестокие женщины в истории.