Лерма — доверенное лицо Филиппа III. Владычицы былых времен

ФИЛИПП VI Валуа (Philippe VI de Valois, 1293–1350), король Франции с 1328 г. 101 Кто меня любит – за мной! // Qui m’aime me suive. Своим баронам 22 июля 1328 г., отправляясь в военный поход. ? Boudet, p. 30.Эти слова повторил Франциск I в битве при Мариньяно 13 сент. 1515 г., а затем – Наполеон Бонапарт, покидая

Король Испании и Португалии из династии Габсбургов, правивший в 1598--

l621 гг. Сын Филиппа II и Анны Австрийской. Ж.: с 1599 г. Маргарита, дочь

эрцгерцога Австрии Карла (род. 1584 г. Умер 1611 г.). Род. 1578 г. Умер 31

марта 1621 г.

Филипп III отличался небольшим ростом, был хорошо сложен и имел

приятное розовое лицо. В официальной обстановке он умел напускать на себя

важность, но вообще держался весело и непритязательно. Он был кроток,

добросердечен и до крайности благочестив. Юность его прошла в послушании и

не очень полезных занятиях. От нездоровой кормилицы Филипп получил

недомогание, от которого никогда не мог вполне освободиться; только на 14-м

году у него сменились молочные зубы -- так медленно развивались его силы. За

все время обучения его наставник Лоа-иза успел преподать наследнику одну

лишь грамматику и немногое из трудов святого Фомы Аквинско- го. Но более

всего внушали ему необходимость строжайшего повиновения отцу, и никогда

никакой сын не был более послушен, чем Филипп. В конце концов Филипп II стал

ощущать от этого даже некоторую тревогу; он не испытывал по отношению к

своему сыну никаких иллюзий и говорил: "У инфанта вовсе нет способностей к

государственному правлению; он только слабое подобие короля; он годен не

столько для того, чтобы управлять другими, сколько для того, чтобы другие

управляли им". Даже когда отец показал сыну портреты трех принцесс, из

которых Филиппу предстояло выбрать жену, он не смог добиться от него

определенного ответа -- принц предоставил право выбора самому королю.

После смерти отца Филипп в первый же день своего правления передал всю

власть в руки любимца, герцога Лермы, издав при этом повеление, что "подпись

Лермы равносильна собственноручной подписи короля". По словам старика

Вилламедианы, всю свою жизнь он был "король только с виду". К несчастью для

Испании, при нем не оказалось своего Ришелье. Герцог Лерма был так же

безволен и бессилен, как и его господин, и думал только о собственном

обогащении. Ничего не было сделано для улучшения финансов и повышения

благосостояния народа. "Во всем, что видно и слышно, -- писал кардинал

Толедский, -- обнаруживаются явные признаки упадка". Король еще более

усугубил этот процесс, изгнав в 1609 и 1610 гг. из Испании около

полумиллиона мо-рисков, считавшихся в то время лучшими земледельцами и

ремесленниками.

Переложив груз ответственности на чужие плечи, Филипп полностью отдался

приятному времяпрепровождению. В удовольствиях его, впрочем, не было ничего

буйного или развратного. Проживая за городом, он с увлечением занимался

охотой, а находясь в Мадриде, любил играть в мяч, кости и посещал комедию.

Но во все эти занятия он никогда не вносил страсти или душевного жара, он

занимался ими просто потому, что чем-то надо было заниматься. Король не

уклонялся от обязанности давать аудиенции, но к вопросам, которые ему

предлагались, и вообще к делам не проявлял никакого интереса. Единственное,

к чему он испытывал искреннее влечение, были дела веры, так что набожностью

своей Филипп приобрел почти что славу святого. Каждое утро он слушал обедню,

а по вечерам до девяти раз произносил вслух молитву. Он жил среди святых

мощей, потому что, по словам одного современника, "не был в состоянии

уходить из монастырей и лишать себя удовольствия слушать разговоры монахов".

король Испании и Португалии

Филипп III Габсбург, Felipe III de España

«Боюсь, что управлять будут им. Бог подарил мне обширные страны, но не дал наследника», - жалоба, которую в конце жизни высказал в отношении своего сына Филипп II , до сегодняшнего дня определяет портрет Филиппа III. С этого монарха в испанской историографии начинается век троих «Austrias menores» (заурядных Габсбургов), эпоха заката и потери Испанией господствующего положения в Европе. Филипп III вступил в правление мировой сверхдержавой. Он был королем не только Испании и подвластных ей территорий, то есть американских и азиатских колоний, но и королем Сицилии и Неаполя, герцогом Милана и наследником бургундских имперских земель; он владел Португальским королевством с его раскинувшимися по Америке, Африке и Азии колониями и торговыми конторами.

Юный монарх в тени могущественного предка

Прошло совсем немного времени, и блеск нового монарха начал тускнеть. Стали все отчетливее проявляться те характерные черты, которыми наделяли Филиппа III еще до его вступления на трон. О постоянно болевшем в детстве и отрочестве наследнике престола шла молва, что он слабоволен и безразличен к государственным делам. Зато, дескать, падок на забавы и развлечения, главным образом предпочитая охоту и турниры. Он совершенно не отдает себе отчета о сложном финансовом положении монархии. Если его отец, как правило, проводил за разбором документов по четырнадцать часов в сутки, то сын подобным трудолюбием совсем не отличался. Его свадьба в Валенсии (1599), праздновавшаяся спустя несколько месяцев после вступления на трон с приехавшей из Вены Маргаритой Австрийской, была обставлена с чрезмерной роскошью, что, ввиду пустой казны, незамедлительно вызвало критику в адрес нового правителя.

В категорически негативной оценке своего правления виновен не только Филиппа III. Безусловно, по силе воли ему было далеко до отца или деда. Вдобавок Карл V и Филипп II умели мастерски преподнести себя, благодаря чему они представляются нам чуть ли не первыми государями Контрреформации. И если дед и отец постоянно разъезжали и многие районы Европы видели собственными глазами, то Филипп III ни разу не покинул Иберийский полуостров. Только однажды (1599) он посетил Каталонию. Многократно откладываемую поездку в Португалию - для представления и принятия присяги - он, к великому неудовольствию сословного собрания, совершил лишь в конце правления (1619). В общем, для Филиппа III, вступившего на престол в двадцатилетнем возрасте, сравнение с предками наверняка было совершенно невыгодным и тягостным.

Только в историографии последних двух десятилетий отмечаются попытки исправить этот унаследованный от прошлого портрет и отнестись к правлению Филиппа III более справедливо. Хотя несомненные слабости характера короля отягощали его правление, все же необходимо учесть тяжкое хозяйственное и военное наследие, доставшееся Филиппу III от отца. Ведь именно в последние годы режима его отца ярко проявилось перенапряжение военно-экономических ресурсов. За два года до вступления Филиппа III на трон его отец был вынужден уже в третий раз объявить о банкротстве государства. Как внутреннее, так и внешнеполитическое положение, совершенно независимо от начавшейся экономической депрессии, делало настоятельно необходимой передышку, которую наконец удалось получить при Филиппе III.

Лерма - доверенное лицо короля

По мере сил Лерма старался очистить двор от нежелательных критиков. Прежним сторонникам Филиппа II, оказавшихся в то же время противниками фаворита, пришлось покинуть Мадрид. Гарса де Лойаса, архиепископа Толедо и бывшего учителя нового короля, однажды высказавшего сомнения в способностях монарха и Лермы, так же удалили от двора, как и Кристобаля де Моура, которому как опытному члену Государственного, Военного советов и Совета Португалии доверили должность вице-короля Португалии. В мае 1599 года столицу покинул опытный политик Родриго Васкес де Арсе, принадлежавший к близким доверенным лицам Филиппа II и исполнявший обязанности президента Совета Кастилии. Был смещен со своего поста Великий Инквизитор Педро Порто-карреро, еще один недоброжелатель valido.

Среди бывших близких доверенных лиц Филиппа II немногим удалось сохранить видное положение при дворе; среди них Хуан де Идакес. И все же далеко не все назначения требовали личного одобрения Лермы. Назначенный непосредственно Филиппом III Военный совет и испанские представительства в Италии состояли сплошь из проверенных военных и чиновников. Поэтому ошибочно говорить о полном контроле Лермы над бюрократией, как делается это в классической историографии.

Само собой разумеется, valido пользовался своей властью, чтобы поставить на важные государственные посты своих доверенных лиц. Лерма целенаправленно создавал свою группировку, где определяющую роль играли семейные и родственные связи. Чтобы в первом же году оградить молодого короля от влияния двора, опытный, почти в два раза старше его, сорокапятилетний Лерма организовывал для монарха поездки. Однако едва ли privado мог в полную меру использовать таким образом полученную свободу действий. Ему самому недоставало тех качеств, которые необходимы человеку, занимающему столь ответственное место. Его склонность к самообольщению не осталась незамеченной современниками. Он был столь же восприимчив к лести и похвалам, как нерасположен к изучению документов. Решения часто откладывались в долгий ящик. Все же не только подобный способ правления, но и местническая кадровая политика возбуждала критику современников, ведь она неизбежно оборачивалась коррупцией. Поэтому господство Лермы сопровождалось бесконечными финансовыми скандалами.

В конце 1606 года по обвинению в расхищении налоговых поступлений были арестованы члены Совета Кастилии и Финансового совета маркиз Вильялонга и Алонсо Рамирес де Прадо, а также Педро Альварес Перейра, член Совета Португалии. Все трое обвиняемых принадлежали к ближайшим ставленникам privado. Проведенное расследование вскрыло хищения в таких размерах, что вскоре в Мадриде заговорили о «втором индийском флоте», так как стоимость присвоенного имущества почти равнялась королевским доходам от поставок американского серебра. В 1611 году под прицел критики попал близкий доверенный Лермы, королевский секретарь Родриго Кальдерон, которому удалось получить титул «маркиз Сьете Иглесиас» и который также присвоил огромные суммы, - его отослали в Италию. В обоих случаях отмежевание короля от Лермы выразилось в его пассивности. То, что с 1612 года privado мог от имени короля и вместо него подписывать все административные распоряжения, немногое изменило в том, что к этому времени могущество первого доверенного лица Филиппа III уже стало клониться к закату. И его ставленники, и сам фаворит провоцировали общественное мнение своей вошедшей в поговорку алчностью.

Хотя в критиках, бичевавших расточительство двора, никогда не ощущалось недостатка, все же особую неприязнь Лерма пробудил у тетки Филиппа III, императрицы Марии. Супруга императора Максимилиана II и мать императоров Рудольфа II и Матиаса I, она к старости удалилась в Мадридский францисканский монастырь Descalzas Reales. В ее понимании монаршее достоинство никак не вязалось с манипуляциями privado. Опасного противника встретил Лерма также в лице королевы Маргариты, супруги Филиппа III. Неоднократно именно она требовала фаворита к ответу за его махинации, давая понять, что своим поведением он вредит королевской репутации. Не в последнюю очередь из-за влияния императрицы, а также чтобы противостоять оппозиционной дворцовой партии, Лерма добился переезда двора в Вальядолид. Это переселение в старокастильский город, несомненно, знаменовало высшую точку его служебной карьеры (1601-1606). И все же ему самому пришлось капитулировать перед значением старой столицы. В начале 1606 года (императрица скончалась в 1603 г.) двор вернулся в Мадрид. Лерма оказался достаточно хитер, чтобы незадолго до объявления решения о переезде в Мадрид продать за высокую цену своему королю дом в Вальядолиде.

Причину выдвижения Лермы сегодня усматривают не только в слабоволии короля, позволившего понукать собой своему первому доверенному лицу. Фигуру valido следует рассматривать как первый шаг в направлении развития должности главы правительства, своеобразного премьер-министра, призванного руководить растущей и отнимающей все больше времени бюрократией и исполнять повседневные государственные обязанности. Это позволяло бы государю сосредоточиться на существенных и важных делах. Подобные тенденции проявились также в Англии и во Франции. Кроме того, фигуру valido следует расценивать как попытку высшего дворянства вновь вернуть себе то влияние в королевстве, лишить аристократию которого грозили коллегиальные советы и государственная бюрократия. Так что нападкам подвергалась не роль privado как таковая, а конкретные методы использования этого положения Лермой.

Институты

Заслуживает особого упоминания усиленное внимание, которое уделялось Совету Индии, что выразилось в учреждении специального отдела, ведающего кадровыми вопросами. Возросло также значение Военного совета, в состав которого по должности входили члены Государственного совета. Впрочем, Государственному совету, который при Филиппе III вырос до положения верховного совещательного органа, суждено будет остаться таковым в последующее время и на всем протяжении застойного режима. После интенсивной деятельности 1598 года его институциональное положение в 1600 году еще более упрочилось. С тех пор Государственный совет собирался не менее одного раза в неделю.

Состав Государственного и Военного советов отчетливо демонстрирует, что господство Лермы не было безраздельным. В зале заседаний Государственного совета собирались влиятельнейшие представители высшей аристократии, и далеко не всех из них можно причислить к приверженцам privado. К их числу принадлежали, например, герцоги: Альба, Инфантадо, Альбукерке, Нахера и Медина Сидонья; графы: Фуэнсалида, Фуэнтес, Чинчон и Аделантадо де Кастилья. Если при Филиппе II высшее дворянство чувствовало себя обойденным в совещательных органах, то при Филиппе III оно воспользовалось возможностью вновь обрести влияние на двор и политику.

После вхождения между 1610 и 1620 годами в Государственный совет духовника короля Луиса де Альяга и посла Балтасара де Сунига на процесс принятия решений стали влиять личности, которых никак нельзя считать ставленниками Лермы. О том, насколько сильно заботился этот орган о примирении различных течений и социальных групп, свидетельствует то обстоятельство, что главенствующую роль в Государственном совете играла вовсе не высшая аристократия. Такие выдающиеся деятели, как Идиакес, посол Сунига и духовник Альяга имели весьма скромное происхождение: из мелкопоместного и служилого дворянства или среднего духовенства.

Кризисные симптомы и государственные финансы

На кризисные тенденции указывают также и экономические данные. Так, примерно с восьмидесятых годов XVI века в Кастилии снизилось производство зерновых, вследствие чего в первом десятилетии XVII века резко упал уровень валового сбора. Во второй и третьей декадах стагнационные производственные показатели стали характерны для всей экономики. Если при Филиппе II такие старокастильские города, как Бургос, Медина-де-Риосеко и Медина-дель-Кампо, еще оставались центрами торговли и производства текстиля, то при Филиппе III их значение неуклонно уменьшалось. Не в последнюю очередь ответственность за упадок текстильной промышленности лежит на дешевом импорте. К концу правления Филиппа III стали заметны также первые сбои в заморской торговле. Жители американских территорий все чаще обходились товарами собственного производства, такими, например, как вино, растительное масло и текстиль. Попытки американцев обеспечить себя местной пшеницей весьма стимулировала, в частности, высокая цена на кастильское зерно.

Проблема государственных финансов, должно быть, впервые встала со всей остротой в 1602 году. В том году необходимые расходы на следующий год корона могла покрыть лишь за счет налоговых поступлений. Консолидации финансов не в последнюю очередь препятствовала эпидемия, которая сократила число налогоплательщиков. Поэтому на время правления Филиппа III, когда ни разу не удалось хотя бы приблизительно сравнять доходы с постоянно растущими расходами, приходятся большие объемы выпуска медных денег - веллонов (vellones). Веллоны все сильнее вытесняли из оборота серебряные монеты, что дало повод к протестам кастильского сословного собрания (кортесов) против последовавшей за этим девальвации денег.

Поставка американского серебра всегда была для Филиппа II важным фактором, в среднем покрывая 25 процентов государственных доходов, но к концу правления Филиппа III и здесь наметился поворот. При еще более высокой добыче - она резко снизилась лишь к 1640 году - большая часть серебра оседала в самой Америке.

В привлечении финансовых средств корона в первую очередь ориентировалась на Кастилию. Ни на какой иной территории - ни в землях арагонской короны, ни в Португалии, испанских Нидерландах или итальянских владениях - она не могла добиться успеха в повышении налоговых поступлений. Кастилия и - посредством заморских поставок серебра - американские владения несли на себе основное финансовое бремя имперской политики. Во время правления его отца налоги возросли в четыре раза. При Филиппе III, несмотря на передышку в военных действиях, для кастильцев не наступило никакого ощутимого улучшения.

Значение сословного собрания

О том, насколько важным по-прежнему оставался этот институт, свидетельствует тот факт, что в период с 1573 по 1664 годы кортесы в среднем заседали по восемь месяцев в году. Без одобрения кастильского сословного собрания (оно состояло после выхода из него в 1539 году дворянства и духовенства из представителей 18 кастильских городов) короне было невозможно поднять налоги, и особенно всевозрастающие по значимости акцизы на вино, растительное масло и мясо. Города и их посланники требовали за эти финансовые уступки высокую цену: освобождения от налогов, другие привилегии городским коммунам, не забывая при этом и о личной выгоде. Поэтому, с социально-исторической точки зрения, достойно упоминания, что дворяне, т. е. сословие, которое формально с 1539 года больше не участвовало в кортесах, выступали депутатами городов. В течение XVII века среди них стало появляться все больше представителей высшей аристократии, в чем нашла отчетливое проявление борьба этого класса за право участия в управлении государством.

Разумеется, и корона пыталась контролировать кортесы, например, сам Лерма представлял города Мадрид (1607) и Бургос (1615). Но всякий раз достигнутые на заседаниях кортесов компромиссы ложились бременем на плечи простых кастильцев, поэтому в широких кругах населения эти сословные собрания не пользовались доброй славой.

Хотя правление Филиппа III было избавлено от крупных восстаний и даже мелких проявлений регионального сепаратизма, опасные признаки социального кризиса все же давали о себе знать. Ярчайшим симптомом был высокий рост преступности. Тот, кто отправлялся по дорогам Каталонии и Валенсии, вынужден был считаться с риском нападения разбойников. Именно в этих областях стал регулярным бандитизм, которому каталонские дворяне даже отчасти попустительствовали. Но в последующее десятилетие количество грабителей еще более возросло. Путешествия по Кастилии также стали чрезвычайно опасны. Особое распространение ночные нападения получили в быстрорастущей столице.

Эти проявления социального и экономического кризиса запечатлелись в широком потоке трактатов, для авторов которых (arbitristas) в XVII веке наступил своеобразный «золотой век». К наиболее частым жалобам, которые высказывались, например, священнослужителями Мартином Гонсалесом де Селлориго и Санчо де Монкада, относится в первую очередь непосильный налоговый пресс, давивший на кастильцев, в то время как в остальных частях государства налоги были гораздо ниже. Несколько в другом ключе были призывы к кастильцам и соответственно испанцам: возродить ремесла и вернуть им надлежащий престиж. Расточительный образ жизни дворянства осуждался, равно как и непомерные владения церкви, которые, по мнению многих авторов, служили на пользу не всему населению, а лишь немногим. В частности, для многих среди кастильцев желанной целью был справедливый раздел сельскохозяйственных угодий; с этим связывали перспективы развития сельского хозяйства.

Упадок науки и экономики

Достойным упоминания исключением являлись руководимые иезуитами учебные заведения. Уже с 1559 года кастильские студенты могли обучаться только в Испании - исключение составляли лишь Неаполь, Коимбра, а также папские университеты Рима и Болоньи. За унификацию духовной жизни, обусловленную стремлением противостоять распространению еретических идей, Испания расплачивалась академической отсталостью. Можно считать, что распространение естественнонаучных знаний XVII века практически не затронуло Испанию.

Мирная передышка предоставила режиму возможность подойти к «проблеме», по его мнению, давно уже неотложно требовавшей решения: изгнание арабского населения (1609). Связь между перемирием с голландцами, развязавшими испанцам руки в Северной Атлантике, и высылкой морисков, которая указывает на усиление внимания к средиземноморскому театру военных действий, совершенно очевидна. После завоевания Гранады (1492) часть арабо-мусульманского населения осталась проживать на Иберийском полуострове. После восстания в 1568-1570 годах мориски были расселены по Кастилии, однако, как оказалось, неохотно поддавались культурной и религиозной ассимиляции. Особенно многочисленной была доля арабского населения в районе Валенсии, где мавры вели интенсивное овощеводство и садоводство с широким использованием ирригационных систем по арабскому образцу. Поводом для беспокойства являлись их предполагаемые связи с Османской империей. Подобные слухи рождались все чаще.

С морисками также связывали многочисленные разбойничьи нападения североафриканских пиратов на испанскую береговую линию и захваты испанских судов. Поговаривали, что якобы и французский король подстрекал их к восстанию, чтобы открыть фронт в самой Испании. Последние исследования единодушно сходятся в том, что изгнание морисков легло тяжелым бременем на испанское хозяйство. Страну покинуло около 270 000 в основном трудолюбивых, квалифицированных мелких крестьян и ремесленников. Вместе с демографическими потерями от чумы 1598-1602 годов Испания всего за десятилетие лишилась добрых десяти процентов своего населения.

Напротив, Антонио Кановас дель Кастильо , испанский историк и государственный деятель XIX века, утверждал, что благодаря изгнанию мавров Испания ликвидировала взрывоопасный очаг внутриполитического кризиса. Присутствие морисков впоследствии, в кризисном 1640 году, якобы способствовало бы обострению сепаратизма и региональных конфликтов, которые в том году потрясли Иберийский полуостров.

Pax Hispanica (Морская Испания - лат.) и военные конфликты

Важной предпосылкой для Pax Hispanica в Западной Европе послужило заключение мира с Англией. На готовности к улаживанию конфликтов особенно благоприятно сказалась неудачная ирландская экспедиция. После смерти Елизаветы I (1603) и вступления на престол Якова I (1604) удалось примириться со вторым главным противником в Северной Атлантике.

Восставшие Нидерланды представляли собой весьма проблематичное наследство. Уже при Филиппе II пришлось распрощаться с идеей отвоевания этих территорий. Присутствие голландцев в Мировом океане давно уже стало единственной причиной войны. С 1598 года они взяли под контроль Пунта-де-Арайю - богатую месторождениями соли прибрежную полосу венесуэльского побережья. Именно на это время приходится начало освоения Голландской Гайаны между Ориноко и Амазонией. 1605 годом датируются успехи голландцев в Азии, а именно на Молуккских островах, а 1607 год ознаменовал начало их активности на гвинейском побережье.

Нидерландский натиск на португальско-испанскую империю послужил главным стимулом к началу переговоров о перемирии. В конце 1606 года из-за задержки жалованья взбунтовались войска Спинолы в испанских Нидерландах. Желание мира еще более укрепилось у испанцев в последующем году, тем более что финансовый крах монархии становился все очевиднее. При годовых доходах приблизительно в 5-6 миллионов дукатов расходы поднимались до 13 миллионов (1607). Следуя примеру отца, Филипп III объявил государство банкротом.

В конце 1609 года Мадрид недоумевал по поводу двенадцатилетнего перемирия с Соединенными Провинциями. Реакция двора была в высшей степени враждебной уже потому, что Испания видела, что ни одно из ее существенных требований не было выполнено. Хотя мирный процесс был инициирован Филиппом III и Лермой, тем не менее Спинола и архиепископ Альбрехт, действуя в Брюсселе в интересах государственных финансов и понимая, что дальнейшее продолжение военных действий не приведет к решению проблем, согласились на предложенные условия, не запросив при этом прямого подтверждения из Мадрида. Испания пошла на компромисс в двух существенных пунктах: голландцев не удалось склонить ни к уступке их американских владений, ни к отказу от проекта Вест-Индийской торговой компании и снижению активности Ост-Индийского торгового общества. В остальном обе стороны признали заморские владения друг друга.

Не менее болезненным для Мадрида было отсутствие гарантий терпимости по отношению к католикам в Объединенных Провинциях. Даже в этом пункте оплоту Контрреформацни не удалось добиться у голландцев официальной уступки. Напротив, Испания признала независимость Нидерландов, шаг, который поспешили повторить союзники голландцев - Франция, Англия и Венеция. Дворцовые круги и общественность возлагали вину за столь невыгодный мир персонально на Лерму. После того как стало очевидно, что голландцы не только не прекратили враждебные действия на море, а, напротив, даже усилили их, мирные переговоры были окончательно дискредитированы.

Перемирие было встречено в штыки не только военно-политической оппозицией. С течением времени в кастильских городах стали все чаще слышаться голоса, призывающие к ужесточению протекционизма ввиду возросшего наплыва в Кастилию дешевого импорта из Западной и Северной Европы. Мирная политика вновь облегчила для иностранцев торговлю в Кастилии. И голландские корабельные экспедиторы наводнили испанский рынок балтийским зерном. Кроме того, опасную конкуренцию начало составлять недорогое североевропейское сукно. Все настоятельнее выдвигали кортесы требование повышения таможенных пошлин для защиты местных производителей.

Новейшие исследования показывают, что мирная политика Лерма не стремилась к перемирию любой ценой. Скорее, valido рассматривал главной сферой гегемонии Испании Средиземноморье. Поэтому заботиться прежде всего следовало о защите собственного побережья. При этом он исходил из того, что Карл V и Филипп II гораздо удачнее действовали в Средиземноморье, чем в Северной Атлантике. Благодаря полученной передышке, казалось, появилась возможность укрепить положение Испании в Магрибе и Леванте. Османская империя конфликтовала с персидским шахом, Аббасом I, и по расчетам valido могла бы противостоять испанской экспансии только вполсилы.

С целыо предотвращения нападений североафриканских пиратов Испания искала союза с правившим в Марракеше Мули эль-Шейхом. Завоевание марокканского порта Лараче (1610) и нападение на пиратскую цитадель Ла-Мамора стали дальнейшими шагами в борьбе против морского разбоя. Вице-королю Неаполя, герцогу Осуна, было поручено потеснить турецкий флот у Мальты и греческого побережья. И если атлантический флот был едва укомплектован личным составом и испытывал большие финансовые трудности, моряки Средиземного моря находились в более выгодном положении. Напротив, по финансовым причинам сорвался проект океанского «Флота наветренной стороны» (Armada de Barlovento), который должен был обеспечить защиту побережья американских колоний от европейских корсаров.

Мирная политика Лермы в значительной степени опиралась на спокойное поведение французского короля. Хотя в те годы Генрих IV не искал прямой конфронтации с Мадридом, но и сложа руки не сидел. В Верхней Италии, классической арене столкновения габсбургско-французских противоречий, игравшей роль противовеса испанской гегемонии, он обеспечил себе свободу действий, которой охотно пользовался. В 1613 году герцог Савойский, Карл Эммануил, после смерти Франца IV, герцога Мантуйского, заявил претензии на маркграфство Монферрат, принадлежавшее этому герцогству. Это всполошило испанцев, опасавшихся расширения савойской сферы власти и потери стратегического пути из Италии в Нидерланды («испанской дороги»). Благодаря своей профранцузской и соответственно антииспанской позиции Карл Эммануил стал одним из первых борцов за дело свободы Италии.

Несмотря на поражение Савойи, заключенный в 1615 году Астийский договор, предусматривавший сохранение Монферрата в составе Мантуи, праздновался в Италии как дипломатическая победа. С испанской же стороны из-за малых выгод он расценивался как позорный мир и снова навлек на Лерму суровую критику, тем более, что военные действия савойцев не прекратились.

Но до серьезной конфронтации Мадрида с Генрихом IV дело дошло лишь в связи с нижнерейнским наследством, когда французы вмешались в спор о порядке престолонаследия герцогств Юлих, Клеве и Берга на стороне протестантского союза (1610). Однако убийство Генриха IV членом одного из монашеских орденов, французом Равальяком, которого неоднократно связывали с испанскими агентами и иезуитами, предотвратило возможную опасность войны. Так как Бурбон собирался втянуть в этот конфликт Нидерланды, смерть христианнейшего короля означала двойное облегчение. Она отразилась не только на Империи, но и позитивно сказалась на мирном процессе между Нидерландами и Испанией. Без убийства французского короля перемирие наверняка не продлилось бы двенадцать лет. Кроме того, Испании удалось укрепить свои позиции на Нижнем Рейне. В 1614 году Спинола захватил стратегически важный Везель, который удерживал до 1629 года.

Ареной антииспанской политики Италия оставалась и после смерти Генриха IV и Астийского договора. Вслед за савойцами усилили свое сопротивление испанскому владычеству венецианцы. После того как ускоки , албано-сербские пираты, действовавшие у хорватского побережья Адриатики и давно уже ощутимо беспокоившие морское сообщение в этих водах, перешли к открытым боевым действиям, Венецианская Республика вновь почувствовала себя зажатой со всех сторон. Австрийская империя терпимо относилась к ускокам, даже их поддерживала. После безрезультатных попыток посредничества конфликт снова перерос в 1615 году в войну за Градиску и Фриоль.

Чтобы воспрепятствовать возникновению испанско-австрийского альянса, Венеция заключила оборонительный пакт с Савойей и Голландией. Высшей точки габсбургско-венецианское противостояние достигло в казни и выставлении напоказ трупов трех якобы испанских агентов, обвиненных в сколачивании заговора против Республики Св. Марка (т.е. Венецианской Республики). Бесспорно, официальная политика Мадрида и его представителей, энергичного губернатора Милана, графа Фуэнтоса и неаполитанского вице-короля Осуна, по собственной инициативе пославшего в Адриатическое море корабли, дабы те совместно с ускоками досаждали венецианцам, была открыто направлена против морской республики. Однако нет никаких доказательств тайно готовившегося заговора, в чем обвиняла противная сторона.

Главными столпами испанской внешней политики, как и прежде, являлись династические отношения с австрийской линией, несмотря на напряженные усилия Лермы по завязыванию прочных уз с Францией. Заключенные соответственно в 1612 и 1615 годах браки между дочерью Филиппа Анной и французским королем Людовиком XIII и престолонаследником Филиппом IV с Изабеллой Бурбон были подготовлены при непосредственном участии valido. Спор о престолонаследии в доме Габсбургов вновь повысил значимость испанской линии. Договор от 1611 года подтвердил, что разветвление австрийской линии может происходить только с согласия испанских Габсбургов.

Единство Австрийского дома стало также предметом договора Оньяте (1617), - названного так по имени мадридского посла в Вене, - по которому линии Фердинанда II в Империи отдавалось предпочтение перед испанскими кузенами. Однако будучи внуком императора Максимилиана II, Филипп III мог претендовать на Богемию и Венгрию, если бы Фердинанд не оставил мужских наследников. В отношении престолонаследия в Богемии договор сразу же после обнародования вызвал протесты в Праге.

В качестве ответной услуги испанский кузен потребовал часть Эльзаса и Северной Италии, которые должны были служить для обеспечения безопасности «испанской дороги». И хотя никаких уступок эльзасской территории не последовало, требования Мадрида в Верхней Италии были частично удовлетворены. И вновь, как в случае с Филиппом II поговаривали о возможности выдвижения его кандидатуры на императорство в Священной Римской империи, так подобные спекуляции повторились и отношении его сына. Однако это было так же нереально, как и стремления Филиппа II к «Испанскому наследию» в Империи.

Не только династическими договорами Мадрид был связан с политикой австрийской линии. Оба посла, Бальтасар де Сунига, будущий член Государственного совета, и его преемник, граф Оньяте, как в Вене, так и в остальной Империи особо рьяно ратовали за единство католического лагеря. Именно Сунига сыграл решающую роль в образовании Католической лиги под руководством Баварского герцога. Его переговоры при мюнхенском дворе внесли существенный вклад в осуществление этого альянса. Со своей стороны, Оньяте в вопросе престолонаследия в доме Габсбургов выступил в поддержку контрреформиста Фердинанда Штирского, будущего Фердинанда II.

Конец Лермы

Лерма уступил место своему сыну, однако герцогу Уседа так никогда и не удалось занять того положения, которого в свое время достиг его отец. 15 ноября 1618 года Филипп отменил свое распоряжение, допускавшее подпись королевских законов и милостей доверенными лицами. Отныне все важные политические дела, рассмотренные в коллегиальных советах, и главные кадровые решения требовали личной подписи короля. Так под конец своего правления Филипп III вышел из тени valido.

К концу второго десятилетия XVII века при испанском дворе стали все отчетливее осознавать, что политика мира не приносит Мадриду никаких выгод. Главным образом это касалось перемирия с Нидерландами. После основания Парамарибо (1613) голландцы еще более расширили свое присутствие в районе между Ориноко и устьем Амазонки. Три года спустя был сооружен форт Хоогэ (Киковерол), важнейший голландский опорный пункт до завоевания Пенамбука (1630). И португальцам не удалось пресечь деятельность Нидерландов в Амазонии. В завершение, в 1615 году голландские корабли появились у перуанского побережья, чтобы грабить серебряные флотилии. Флот под началом Ёри ван Шпильбергена поднялся до мексиканского Акапулько, где также во всей наготе предстала недостаточность испанской обороны в Америке. Особенно болезненно была встречена в Мадриде новость о дальнейшем расширении сети голландских торговых контор в Азии.

Испанская блокада с помощью Манильской Армады, в 1617 году нанесшей тяжелый урон Ост-Индийской компании, принесла лишь кратковременное облегчение. Торговцы и корабли из Соединенных Провинций с 1619 года, бесспорно, контролировали торговое сообщение между Островами Пряностей и Европой. Пострадали от такого поворота событий главным образом португальцы. Не было конца их упрекам Филиппу III в том, что он предпринимал слишком мало действий для защиты лузитанского флота, и недоверие Лиссабона к Мадриду относительно желания последнего защищать португальские интересы пустило глубокие корни. Так что в подобных обстоятельствах нечего было и помышлять о продлении и без того непрочного, истекающего в 1621 году перемирия. Надвигалась опасность новой войны.

После «Пражского выбрасывания из окна» (Конфликт, получивший название «Пражская дефенестрация») 23 мая 1618 года, которое повлекло за собой резкое ухудшение положения дома Габсбургов в Империи, в Мадриде не на шутку встревожились образованием в Европе антииспанской коалиции, как это едва не произошло по поводу конфликта с Венецией. На чешскую корону претендовал не только Фридрих Пфальцский, «зимний король», но и герцог Савойский. В том, что голландцы не останутся в стороне, в Мадриде были абсолютно уверены.

Группировка Лермы, желавшая сильнее укрепиться на Средиземноморье, теряла почву под ногами. Летом 1618 года победу одержала фракция, выступавшая против всякой региональной локализации интересов политической безопасности. Старая гвардия политиков и чиновников, сформировавшаяся еще при Филиппе II, требовала отныне глобальной защиты интересов всей державы. Опытный Сунига, знавший положение государства не понаслышке, и его племянник Оливарес стояли теперь за политику безоговорочной поддержки австрийской линии. В какой степени эта, уже обозначившаяся перемена внешнеполитического курса и, в частности, «Пражское выбрасывание из окна» способствовали падению Лермы, еще предстоит выяснить исследователям.

Бальтасар де Сунига даже настаивал на том, чтобы из-за богемских волнений в очередной раз отложить планировавшуюся Филиппом III поездку в Португалию, поскольку решения государственных дел делали необходимым присутствие короля в Мадриде. Однако на этот раз король отменять поездку не захотел. В его отсутствие теперь уже задающая тон фракция отстояла тесное сближение с Веной. Испанские войска сыграли решающую роль в поражении богемцев в битве при Белой Горе (3 ноября 1620 года). Впоследствии они также оккупировали Рейнпфальц от Брюсселя и далее. До конца своего правления Филипп III предоставил в распоряжение своего кузена в Вене приблизительно 40 000 солдат и 3,4 миллиона гульденов.

Поездка Филиппа в Португалию, из-за тревожных процессов в государстве значительно сокращенная и воспринятая португальским сословным собранием с досадой, помимо принесения присяги на верность сыну Филиппа III, будущему королю Испании и Португалии, не дала никаких ощутимых результатов. На обратном пути, в который в связи с событиями в Богемии король отправился раньше, чем планировалось, у Филиппа начались приступы лихорадки. По возвращении он слег и больше не оправился. Тем временем Государственный совет проводил новую внешнеполитическую линию. Так что в конце правления Филиппа III Испания вернулась к динамичной внешней политике, какую вел Филипп II и которую при Филиппе IV суждено было продолжить его valido, графу Оливаресу.

Филипп III , родился 14.04.1578 г. в Мадриде. 13.09.1598 г. провозглашен королем, скончался 31.03.1621 г. в Мадриде, погребен в пантеоне испанских королей в Эскориале.

Отец: Филипп II (1527-1598), король Испании и Португалии (1556-1598). Мать: Анна Габсбург (1549-1580), четвертая супруга Филиппа II. Сводные братья и сестры: Карлос (1545-1568), от первого брака отца с Марией Португальской; Изабель Клара Евгения (1566-1633) и Каталина Микаэла (1567-1597), от брака отца с Изабеллой Валуа. Родные братья и сестры Филиппа III умерли в раннем детстве.

18.04.1599 г. брак с Маргаритой Габсбург (1584-1611).

Дети (кроме рано умерших): дочь Ana Маурисия (1601-1666), королева Франции, супруга Людовика XIII; сын Филипп IV (1605-1665), король Испании (1621-1665); дочь Мария-Ана (1606-1646), императрица, супруга императора Фердинанда III; сын Карлос (1607-1632); сын Фернандо (1609-1641), карди-нал-архиепископ Толедо.

Главная » Глаголы » Лерма — доверенное лицо Филиппа III. Владычицы былых времен