Русский батальон в африке. Советские и русские солдаты в африке в годы второй мировой войны

В годы Второй мировой войны ожесточенные сражения происходили и на севере африканского континента. Здесь, в песках Сахары и на средиземноморском побережье схлестнулись между собой войска итало-германской коалиции и силы союзников, в первую очередь британцев. Советский Союз участия в боевых действиях на африканском континенте в силу географического положения не принимал, однако, как удалось установить историкам, наши соотечественники все же успели поучаствовать в Африканской войне.

Можно выделить несколько категорий русских и советских людей, принимавших участие в боевых действиях против итало-германских войск на африканском континенте. Во-первых, это были эмигранты и дети эмигрантов из Российской империи, которые еще до войны или в начале Второй мировой войны стали кадровыми военнослужащими британской или французской армий. Наибольшее количество эмигрантов и их потомков служило во Французском Иностранном легионе. Во-вторых, это были выходцы из Российской империи, проживавшие в странах Средиземноморья и с началом войны оказавшиеся в составе войск союзников. В-третьих, это были советские военнопленные, которые содержались в германских лагерях для военнопленных на территории Северной Африки.

История участия русских и советских солдат в боевых действиях на севере Африки известна плохо. Ее приходится буквально восстанавливать по крупицам, и колоссальная роль в этой нелегкой и благородной задаче принадлежит нескольким энтузиастам — профессиональным историкам и историкам — «любителям». Они смогли установить имена некоторых русских, советских военнослужащих, а также военнослужащих армий союзников, имевших русских предков.

К первой группе (военнослужащие армий союзников) можно отнести, например, капитана Джордж Майкл Александр Уэрнера, служившего в британском уланском полку. Несмотря на английскую фамилию, некоторое отношение к России он все же имел — доводился праправнуком самому Александру Сергеевичу Пушкину. Его мать Анастасия в 1917 году вышла замуж за английского барона Гарольда Уэрнера и осталась в Англии. Джордж Уэрнер был ее единственным сыном. В декабре 1942 года он погиб в Северной Африке в возрасте 25 лет.

Советские и русские солдаты в Африке в годы Второй мировой войны К этой же категории участников войны в Северной Африке можно отнести и подполковника Димитрия Георгиевича Амилахвари — Зедгинидзе (1906-1942). Потомок старинного грузинского княжеского рода Амилахвари, Димитрий доводился внуком российскому генералу от кавалерии Ивану Амилахори. Он родился в 1906 году в Базоркино (ныне это село Чермен Пригородного района Республики Северная Осетия — Алания). Когда в Грузии победила советская власть, семья Зедгенидзе-Амилахвари бежала в соседнюю Турцию, а оттуда выехала в 1922 году во Францию. Даже на чужбине она не захотела прерывать старинную традицию воинской службы своих мужчин. В 1924 году 18-летний Димитрий поступил в знаменитое французское военное училище Сен-Сир, а в 1926 году начал службу во Французском Иностранном легионе.

В 1927 году князь получил французское гражданство и женился на княжне Ирине Дадиани (1904-1944), тоже представительнице старинного грузинского аристократического рода. Димитрий принимал участие в боевых действиях французских колониальных войск в Марокко. Когда началась Вторая мировая война, князь Димитрий Амилахвари принимал участие в боевых действиях против гитлеровцев и итальянцев в самых разных уголках мира. Он воевал в Норвегии в составе французского экспедиционного корпуса, принимавшего участие в Норвежской кампании, затем был эвакуирован в Англию, где присоединился к движению «Сражающаяся Франция». Затем офицер вернулся в Африку, сражался в Эритрее, затем в Ливии — против итало-германских войск. 24 октября 1942 года 35-летний подполковник погиб в сражении при Эль-Аламейне. В 1955 г. Димитрий Амилахвари посмертно получил орден Почетного легиона. Сейчас в Грузии он тоже считается национальным героем. В Гори, где жил род отца Димитрия Амилахвари, в память о грузинском офицере — подполковнике французской армии установлена памятная стела.

Ко второй категории российских и советских людей, принимавших участие в борьбе с гитлеровцами в жарких странах Северной Африки, можно отнести С.Н. Еникеева. В прошлом лейтенант Черноморского флота, уроженец Севастополя Еникеев вместе с «белыми» покинул Россию. Он обосновался в Тунисе, где устроился преподавателем теоретической механики в российский Морской корпус в Бизерте. Однако потом Морской корпус был закрыт и бывшему офицеру российского императорского флота пришлось искать работу. Он устроился в аккумуляторную мастерскую, а затем добился более серьезной должности — стал начальником электротехнической службы торгового порта г. Туниса.

Когда началась Вторая мировая война, немолодой уже С.Н. Еникеев решил вспомнить молодость и службу на флоте. Он поступил в Военно-морские силы Франции, получил звание капитан-лейтенанта и был назначен старшим механиком военно-морской базы по ремонту подводных лодок. Но уже через год службы Еникеев отравился хлором. Его демобилизовали из военно-морских сил и списали на берег. Его сын, П.С. Еникеев, служил на французской военно-морской лодке «Сфакс», потопленной подлодкой германского флота в районе Касабланки. Уже после демобилизации с флота, Еникеев-старший был вынужден работать электромехаником и ремонтировать немецкие подводные лодки в порту Бизерты. Здесь он и решил отомстить за смерть сына. Опытный механик был направлен чинить электродвигатель немецкой подводной лодки «У-602». И смог сделать так, что при полном ходе произошло бы замыкание обоих электромоторов. 23 апреля 1943 года «У-602» затонула вместе с экипажем. Так старый русский моряк отомстил за гибель сына — военного моряка французского флота.

Третья категория — советские военнопленные в Африке. Ученый-историк Владимир Беляков пишет, что не менее 200-300 наших соотечественников принимали участие в боевых действиях на территории Северной Африки. Другой историк, А.З. Егорин, приводит численность советских военнопленных, отправленных в Африку на строительство укреплений и иные тяжелые фортификационные работы. Речь идет примерно о 22 тысячах человек. Советских военнопленных, угнанных в африканские лагеря, даже прозвали «белыми рабами Роммеля». Их заставляли строить объекты военной инфраструктуры, использовали в качестве носильщиков в трудовых батальонах. Большинство советских военнопленных, угнанных в Африку, погибли — они умерли от болезней, сахарской жары, не выдержали бесчеловечного обращения конвоиров.

Известно, что после разгрома Африканской армии Роммеля, командование союзников приняло решение собрать оставшихся в живых советских военнопленных в батальон, который доставили сначала в Иран, а затем — в Советский Союз. Но и на родине этих многострадальных людей ждала непростая судьба. Почти все они были арестованы и отправлены в советские лагеря.

После того, как английскими войсками были разгромлены итало-германские войска в Тунисе, Северная Африка стала плацдармом для последующей высадки войск союзников на юге Европы. Для усиления англо-американских войск, в Северную Африку были переброшены подразделения из польской армии генерала В. Андерса, сформированные на советской территории и включавшие в себя не только польских военнослужащих, но и русских, украинцев, белорусов, евреев, литовцев, проживавших на территории Западной Украины и Западной Белоруссии. К февралю 1942 года армия Андерса насчитывала уже 73 тысячи военнослужащих. Сам командующий не желал воевать на восточном фронте и сумел добиться от советского командования разрешения на вывод своих подразделений в Иран. Более того, Андерс сумел защитить русских, украинцев, белорусов и евреев, которые служили в его армии и были гражданами Советского Союза. Им также разрешили продолжить службу в этом формировании.

С сентября 1942 г. армия Андерса действовала в Ираке, где ей было поручено выполнение обязанностей по охране очень важных в стратегическом отношении нефтепромыслов в районе Мосула и Киркука. Именно из Ирака подразделения армии Андерса были переброшены в Египет. Командование союзных войск не собиралось использовать польскую армию в североафриканских баталиях, однако рассчитывало на помощь Андерса в боевых действиях в Италии. Поэтому в Египте из частей армии Андерса и подразделений Карпатской бригады началось формирование 2-го польского корпуса, который в феврале 1944 г. был переброшен в Италию. К армии Андерса присоединилось и немало освобожденных союзниками советских военнопленных. До сих пор на английских военных кладбищах в этой стране покоятся наши соотечественники с украинскими, белорусскими, русскими и еврейскими фамилиями.

Решение проблемы советских военнопленных требовало более близкого взаимодействия советского и союзного командования. Поэтому в Каир был направлен офицер связи по репатриации военнопленных — майор Анисим Карасов. Дело в том, что Египту было суждено стать перевалочным пунктом по репатриации советских военнопленных из Италии на родину — через Центральную Европу, где шли боевые действия, наладить репатриацию было невозможно. До конца 1944 г. в Египет доставили 5694 человека. Обеспечение продовольствием и обмундированием взяла на себя английская сторона.

Кстати, о жизни советских военнопленных в египетских лагерях для репатриируемых сохранились достаточно интересные воспоминания — их оставил азербайджанец Сулейман Велиев, писатель, который тоже служил в Красной армии, попал в плен и был репатриирован из Италии в Египет. Он находился в лагере Джинейфа, где по инициативе советского офицера связи майора Анисима Карасова был сформирован полк. Более того, 7 ноября 1944 г. на плацу лагеря был проведен военный парад. Вчерашние советские военнопленные маршировали в честь очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. В январе 1945 года в Каир прибыла новая советская военная миссия под руководством полковника М. Ставрова, которой предстояло завершить процесс репатриации бывших военнопленных. Через Палестину, Сирию и Ирак советских граждан доставляли в Иран — и далее в Советский Союз.

Как свидетельствуют исторические документы, репатриация бывших советских военнопленных из Египта в Советский Союз была завершена к апрелю 1945 года. Среди репатриантов были вчерашние партизаны, сражавшиеся в Италии в составе местных итальянских антифашистских партизанских отрядов. Надо отметить, что присутствие бывших советских военнопленных в Египте отложило определенный отпечаток на отношения между двумя странами. В Египте постепенно возрастал интерес к Советскому Союзу, к социализму. По иронии, в годы Второй мировой войны Гамаль Абдель Насер и другие египетские национальные социалисты, которые позже будут сотрудничать с Советским Союзом и проведут в Египте революцию, ориентировались на гитлеровскую Германию и прямо восхищались итальянским фашизмом и германским национал-социализмом. Наоборот, король Фарук и его окружение сотрудничали с британскими властями и, соответственно, были настроены против Германии. Когда 15 мая 1944 года в кинотеатре «Опера» в Каире демонстрировался документальный фильм «Сталинград», на его просмотр прибыла вся верхушка египетской военной и политической элиты во главе с самим королем Фаруком. Повлияло пребывание в Северной Африке и на советских военнослужащих. Например, азербайджанский писатель Сулейман Велиев (на фото), которому довелось побывать в Египте и Ираке, впоследствии написал под воздействием своих впечатлений «Арабские рассказы».

Египет в годы Второй мировой войны был не единственной североафриканской страной, где находились советские военнопленные. Так, еще после разгрома интернациональных бригад в Испании, сражавшихся против франкистов в гражданской войне, 156 граждан Советского Союза — добровольцев-интернационалистов — оказались на территории Алжира. Туда их перебросили из Франции, в которую отступили многие антифашисты после поражения республиканцев в гражданской войне в Испании. Часть советских граждан была размещена в городе Джельфа на склоне Атласских гор.

Когда в Алжире высадились англо-американские войска, они первоначально не предпринимали каких-либо действий по освобождению советских военнопленных, и те продолжали находиться в своем лагере. Лишь в марте 1942 года советские военнопленные были переселены в крепость Кафарелли, а затем им разрешили выходить в город за покупками. 14 июня 1943 года советские интернационалисты были через Египет, Ирак и Иран репатриированы в Советский Союз. Кроме советских граждан, в СССР были отправлены и другие добровольцы-интернационалисты, не являвшиеся выходцами из республик Советского Союза. Это были 40 человек, включая 15 немецких антифашистов, а также выходцев из Венгрии, Польши, Чехословакии и Франции. В Алжире оказался и Б.Н. Фридман, который в сентябре 1943 года сбежал из лагеря для военнопленных на Корсике, присоединился к корсиканским партизанам, а затем перебрался в Алжир.

История полной трагедий и лишений эпопеи советских и русских людей в Северной Африке в годы Второй мировой войны еще ждет своего полноценного исследования. Остается лишь отметить, что даже здесь, на далеком южном побережье Средиземного моря и в песках Сахары, многие наши соотечественники оставались доблестными воинами, сражаясь против гитлеровцев и их союзников, пусть и в рядах британских или французских войск.

В годы Второй мировой войны ожесточенные сражения происходили и на севере африканского континента. Здесь, в песках Сахары и на средиземноморском побережье схлестнулись между собой войска итало-германской коалиции и силы союзников, в первую очередь британцев. Советский Союз участия в боевых действиях на африканском континенте в силу географического положения не принимал, однако, как удалось установить историкам, наши соотечественники все же успели поучаствовать в Африканской войне.

Можно выделить несколько категорий русских и советских людей, принимавших участие в боевых действиях против итало-германских войск на африканском континенте. Во-первых, это были эмигранты и дети эмигрантов из Российской империи, которые еще до войны или в начале Второй мировой войны стали кадровыми военнослужащими британской или французской армий. Наибольшее количество эмигрантов и их потомков служило во Французском Иностранном легионе. Во-вторых, это были выходцы из Российской империи, проживавшие в странах Средиземноморья и с началом войны оказавшиеся в составе войск союзников. В-третьих, это были советские военнопленные, которые содержались в германских лагерях для военнопленных на территории Северной Африки.

участия русских и советских солдат в боевых действиях на севере Африки известна плохо. Ее приходится буквально восстанавливать по крупицам, и колоссальная роль в этой нелегкой и благородной задаче принадлежит нескольким энтузиастам - профессиональным историкам и историкам - «любителям». Они смогли установить имена некоторых русских, советских военнослужащих, а также военнослужащих армий союзников, имевших русских предков.

К первой группе (военнослужащие армий союзников) можно отнести, например, капитана Джордж Майкл Александр Уэрнера, служившего в британском уланском полку. Несмотря на английскую фамилию, некоторое отношение к России он все же имел - доводился праправнуком самому Александру Сергеевичу Пушкину. Его мать Анастасия в 1917 году вышла замуж за английского барона Гарольда Уэрнера и осталась в Англии. Джордж Уэрнер был ее единственным сыном. В декабре 1942 года он погиб в Северной Африке в возрасте 25 лет.

К этой же категории участников войны в Северной Африке можно отнести и подполковника Димитрия Георгиевича Амилахвари - Зедгинидзе (1906-1942). Потомок старинного грузинского княжеского рода Амилахвари, Димитрий доводился внуком российскому генералу от кавалерии Ивану Амилахори. Он родился в 1906 году в Базоркино (ныне это село Чермен Пригородного района Республики Северная Осетия - Алания). Когда в Грузии победила советская власть, семья Зедгенидзе-Амилахвари бежала в соседнюю Турцию, а оттуда выехала в 1922 году во Францию. Даже на чужбине она не захотела прерывать старинную традицию воинской службы своих мужчин. В 1924 году 18-летний Димитрий поступил в знаменитое французское военное училище Сен-Сир, а в 1926 году начал службу во Французском Иностранном легионе.

В 1927 году князь получил французское гражданство и женился на княжне Ирине Дадиани (1904-1944), тоже представительнице старинного грузинского аристократического рода. Димитрий принимал участие в боевых действиях французских колониальных войск в Марокко. Когда началась Вторая мировая война, князь Димитрий Амилахвари принимал участие в боевых действиях против гитлеровцев и итальянцев в самых разных уголках мира. Он воевал в Норвегии в составе французского экспедиционного корпуса, принимавшего участие в Норвежской кампании, затем был эвакуирован в Англию, где присоединился к движению «Сражающаяся Франция». Затем офицер вернулся в Африку, сражался в Эритрее, затем в Ливии - против итало-германских войск. 24 октября 1942 года 35-летний подполковник погиб в сражении при Эль-Аламейне. В 1955 г. Димитрий Амилахвари посмертно получил орден Почетного легиона. Сейчас в Грузии он тоже считается национальным героем. В Гори, где жил род отца Димитрия Амилахвари, в память о грузинском офицере - подполковнике французской армии установлена памятная стела.

Ко второй категории российских и советских людей, принимавших участие в борьбе с гитлеровцами в жарких странах Северной Африки, можно отнести С.Н. Еникеева. В прошлом лейтенант Черноморского флота, уроженец Севастополя Еникеев вместе с «белыми» покинул Россию. Он обосновался в Тунисе, где устроился преподавателем теоретической механики в российский Морской корпус в Бизерте. Однако потом Морской корпус был закрыт и бывшему офицеру российского императорского флота пришлось искать работу. Он устроился в аккумуляторную мастерскую, а затем добился более серьезной должности - стал начальником электротехнической службы торгового порта г. Туниса.

Когда началась Вторая мировая война, немолодой уже С.Н. Еникеев решил вспомнить молодость и службу на флоте. Он поступил в Военно-морские силы Франции, получил звание капитан-лейтенанта и был назначен старшим механиком военно-морской базы по ремонту подводных лодок. Но уже через год службы Еникеев отравился хлором. Его демобилизовали из военно-морских сил и списали на берег. Его сын, П.С. Еникеев, служил на французской военно-морской лодке «Сфакс», потопленной подлодкой германского флота в районе Касабланки. Уже после демобилизации с флота, Еникеев-старший был вынужден работать электромехаником и ремонтировать немецкие подводные лодки в порту Бизерты. Здесь он и решил отомстить за смерть сына. Опытный механик был направлен чинить электродвигатель немецкой подводной лодки «У-602». И смог сделать так, что при полном ходе произошло бы замыкание обоих электромоторов. 23 апреля 1943 года «У-602» затонула вместе с экипажем. Так старый русский моряк отомстил за гибель сына - военного моряка французского флота.

Третья категория - советские военнопленные в Африке. Ученый-историк Владимир Беляков пишет, что не менее 200-300 наших соотечественников принимали участие в боевых действиях на территории Северной Африки. Другой историк, А.З. Егорин, приводит численность советских военнопленных, отправленных в Африку на строительство укреплений и иные тяжелые фортификационные работы. Речь идет примерно о 22 тысячах человек. Советских военнопленных, угнанных в африканские лагеря, даже прозвали «белыми рабами Роммеля». Их заставляли строить объекты военной инфраструктуры, использовали в качестве носильщиков в трудовых батальонах. Большинство советских военнопленных, угнанных в Африку, погибли - они умерли от болезней, сахарской жары, не выдержали бесчеловечного обращения конвоиров.

Известно, что после разгрома Африканской армии Роммеля, командование союзников приняло решение собрать оставшихся в живых советских военнопленных в батальон, который доставили сначала в Иран, а затем - в Советский Союз. Но и на родине этих многострадальных людей ждала непростая судьба. Почти все они были арестованы и отправлены в советские лагеря.

После того, как английскими войсками были разгромлены итало-германские войска в Тунисе, Северная Африка стала плацдармом для последующей высадки войск союзников на юге Европы. Для усиления англо-американских войск, в Северную Африку были переброшены подразделения из польской армии генерала В. Андерса, сформированные на советской территории и включавшие в себя не только польских военнослужащих, но и русских, украинцев, белорусов, евреев, литовцев, проживавших на территории Западной Украины и Западной Белоруссии. К февралю 1942 года армия Андерса насчитывала уже 73 тысячи военнослужащих. Сам командующий не желал воевать на восточном фронте и сумел добиться от советского командования разрешения на вывод своих подразделений в Иран. Более того, Андерс сумел защитить русских, украинцев, белорусов и евреев, которые служили в его армии и были гражданами Советского Союза. Им также разрешили продолжить службу в этом формировании.

С сентября 1942 г. армия Андерса действовала в Ираке, где ей было поручено выполнение обязанностей по охране очень важных в стратегическом отношении нефтепромыслов в районе Мосула и Киркука. Именно из Ирака подразделения армии Андерса были переброшены в Египет. Командование союзных войск не собиралось использовать польскую армию в североафриканских баталиях, однако рассчитывало на помощь Андерса в боевых действиях в Италии. Поэтому в Египте из частей армии Андерса и подразделений Карпатской бригады началось формирование 2-го польского корпуса, который в феврале 1944 г. был переброшен в Италию. К армии Андерса присоединилось и немало освобожденных союзниками советских военнопленных. До сих пор на английских военных кладбищах в этой стране покоятся наши соотечественники с украинскими, белорусскими, русскими и еврейскими фамилиями.

Решение проблемы советских военнопленных требовало более близкого взаимодействия советского и союзного командования. Поэтому в Каир был направлен офицер связи по репатриации военнопленных - майор Анисим Карасов. Дело в том, что Египту было суждено стать перевалочным пунктом по репатриации советских военнопленных из Италии на родину - через Центральную Европу, где шли боевые действия, наладить репатриацию было невозможно. До конца 1944 г. в Египет доставили 5694 человека. Обеспечение продовольствием и обмундированием взяла на себя английская сторона.

Кстати, о жизни советских военнопленных в египетских лагерях для репатриируемых сохранились достаточно интересные воспоминания - их оставил азербайджанец Сулейман Велиев, писатель, который тоже служил в Красной армии, попал в плен и был репатриирован из Италии в Египет. Он находился в лагере Джинейфа, где по инициативе советского офицера связи майора Анисима Карасова был сформирован полк. Более того, 7 ноября 1944 г. на плацу лагеря был проведен военный парад. Вчерашние советские военнопленные маршировали в честь очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. В январе 1945 года в Каир прибыла новая советская военная миссия под руководством полковника М. Ставрова, которой предстояло завершить процесс репатриации бывших военнопленных. Через Палестину, Сирию и Ирак советских граждан доставляли в Иран - и далее в Советский Союз.

Как свидетельствуют исторические документы, репатриация бывших советских военнопленных из Египта в Советский Союз была завершена к апрелю 1945 года. Среди репатриантов были вчерашние партизаны, сражавшиеся в Италии в составе местных итальянских антифашистских партизанских отрядов. Надо отметить, что присутствие бывших советских военнопленных в Египте отложило определенный отпечаток на отношения между двумя странами. В Египте постепенно возрастал интерес к Советскому Союзу, к социализму. По иронии, в годы Второй мировой войны Гамаль Абдель Насер и другие египетские национальные социалисты, которые позже будут сотрудничать с Советским Союзом и проведут в Египте революцию, ориентировались на гитлеровскую Германию и прямо восхищались итальянским фашизмом и германским национал-социализмом. Наоборот, король Фарук и его окружение сотрудничали с британскими властями и, соответственно, были настроены против Германии. Когда 15 мая 1944 года в кинотеатре «Опера» в Каире демонстрировался документальный фильм «Сталинград», на его просмотр прибыла вся верхушка египетской военной и политической элиты во главе с самим королем Фаруком. Повлияло пребывание в Северной Африке и на советских военнослужащих. Например, азербайджанский писатель Сулейман Велиев (на фото), которому довелось побывать в Египте и Ираке, впоследствии написал под воздействием своих впечатлений «Арабские рассказы».

Египет в годы Второй мировой войны был не единственной североафриканской страной, где находились советские военнопленные. Так, еще после разгрома интернациональных бригад в Испании, сражавшихся против франкистов в гражданской войне, 156 граждан Советского Союза - добровольцев-интернационалистов - оказались на территории Алжира. Туда их перебросили из Франции, в которую отступили многие антифашисты после поражения республиканцев в гражданской войне в Испании. Часть советских граждан была размещена в городе Джельфа на склоне Атласских гор.

Когда в Алжире высадились англо-американские войска, они первоначально не предпринимали каких-либо действий по освобождению советских военнопленных, и те продолжали находиться в своем лагере. Лишь в марте 1942 года советские военнопленные были переселены в крепость Кафарелли, а затем им разрешили выходить в город за покупками. 14 июня 1943 года советские интернационалисты были через Египет, Ирак и Иран репатриированы в Советский Союз. Кроме советских граждан, в СССР были отправлены и другие добровольцы-интернационалисты, не являвшиеся выходцами из республик Советского Союза. Это были 40 человек, включая 15 немецких антифашистов, а также выходцев из Венгрии, Польши, Чехословакии и Франции. В Алжире оказался и Б.Н. Фридман, который в сентябре 1943 года сбежал из лагеря для военнопленных на Корсике, присоединился к корсиканским партизанам, а затем перебрался в Алжир.

История полной трагедий и лишений эпопеи советских и русских людей в Северной Африке в годы Второй мировой войны еще ждет своего полноценного исследования. Остается лишь отметить, что даже здесь, на далеком южном побережье Средиземного моря и в песках Сахары, многие наши соотечественники оставались доблестными воинами, сражаясь против гитлеровцев и их союзников, пусть и в рядах британских или французских войск.

1.2 РУССКИЕ ВОИНСКИЕ ТРАДИЦИИ В АФРИКЕ

1.2.1 ИНОСТРАННЫЙ ЛЕГИОН

"Он в тревожном, глухом Марокко

Охранял чужие форты,

Расцветали, вяли надужды.

Но отчаяться - Боже упаси!"

Россияне на службе в Легионе в досоветский период

Одной из наиболее малоизученных сторон русской жизни в диаспоре является тема присутствия русских людей из числа профессиональных военных, оказавшихся в рядах французского Иностранного легиона. Дело в том, что материалов на эту тему очень мало, и то немногое, что мы имеем, принадлежит к разряду мемуарной литературы. С одной стороны, создавшаяся ситуация отчасти объясняется тем, что это специальное военное заведение, по вполне понятным причинам, строго соблюдает определенный режим секретности. С другой стороны, люди, которые попадали служить в легион, совершенно не были настроены на писательский лад. Это были суровые солдаты, преданные приказу и долгу. Но, тем не менее, постараемся составить целостную картину, из того немного имеющегося в наличии материала.

Французский Иностранный легион был создан в 1831г. После провозглашения герцога Луи-Филиппа Орлеанского королем Франции, бельгийский бар. де Бегар, состоявший на французской службе, выступил с идеей создания специального воинского подразделения, преданного метрополии, но не связанного никакими узами с самой Францией, способного выполнять задания любой сложности и обеспечивать боеспособность на высоком уровне. Легионерами могли становиться мужчины иностранцы в возрасте от 18 до 40 лет. Законодательно оговаривалось использование легиона в военных действиях только за пределами Франции.

Сведения о том, что наши соотечественники становились солдатами Легиона, появились на рубеже XIX-XX вв. Как пишут исследователи, "в ряды легионеров стали все чаще вступать российские подданные, как правило, из числа малообеспеченных трудовых мигрантов и переселенцев, устремившихся на Запад по социально-экономическим, этническим и конфессиональным причинам. Большинство среди них составляли недавние жители западных и юго-западных губерний - поляки, украинцы, евреи, немцы". Особо большой приток новобранцев в Легион из России приходится на время после революционных событий 1905-1907гг. В это время за границей появляется немало русских из центральных губерний. Как правило, это были люди, принадлежавшие к слабо образованным слоям общества, поэтому они испытывали трудности в овладении иностранных языков и, как следствие этого, для них было проблематично устройство на приличную работу. Неудивительно, что многие молодые люди из числа российских мигрантов соглашались заключить контракт и вступить во французский Иностранный легион. "Лояльное отношение царского правительства к подобной практике во многом обеспечивал русско-французский политический союз, провозглашенный на исходе XIX века".

Среди известных случаев, когда русские солдаты попадали на службу в это интернациональное армейское соединение, можно указать на пример знаменитого русского философа Николая Онуфриевича Лосского. Еще в дореволюционные времена он был в Алжире, даже некоторое время служил в Иностранном легионе.

Иностранный легион пользовался дурной славой. "В прежнее, довоенное время легион пополнялся почти исключительно преступниками и бродягами с малым процентом искателей приключений, банкротов и других неудачников", - писал один из бывших легионеров. Илья Эренбург, в период первой мировой войны проживавший во Франции и пытавшийся в 1914г. вступить во французскую армию, писал в этой связи: "Иностранный легион до войны состоял из разноплеменных преступников, которые меняли свое имя и, отбыв военную службу, становились полноправными гражданами. Легионеров отправляли обычно в колонии усмирять мятежников. Понятно, какие нравы царили в легионе". Были в легионе и русские из числа политических эмигрантов, студенты, евреи, покинувшие черту оседлости, и другие. В качестве одного из источников, относительно присутствия россиян в Иностранном легионе, могут послужить документы, обнаруженные в дипломатических архивах Франции. При Российском посольстве в Париже до революции 1917г. действовало Русское благотворительное общество, куда нередко обращались и наши соотечественники, особенно из числа новобранцев. Таковыми в легионе считались все проходящие первый пятилетний срок службы.

В апреле 1911г. из города Сиди-Аббеса, где находилась главная база легиона в Северной Африке, поступило прошение в Благотворительное общество в Париже. В нем некий Михаил Смоленский писал: "Ввиду наступающего великого праздника Святой Пасхи прошу всепокорнейше обратить внимание на своего соотечественника и дать возможность хоть кое-как встретить сей праздник по-христиански. Так как я в настоящее время нахожусь в Легионе и получаю лишь 5 сантимов в день, которых не хватает даже на табак, то надеюсь, что благотворительное общество не оставит без внимания мою просьбу и отзовется".

В другом письме, посланном 1 августа 1911г. из Жебду, от лица троих русских солдат легиона и подписанном по поручению товарищей Н. Бочковским, говорилось: "Маленькая горстка русских... взывает... и просит о следующем. Служа во французской армии, куда мы попали по собственной вине, ища счастья за границей, попали в такое положение, в котором при худшем положении на родине никогда бы не очутились.

Стоим буквально в пустыне, скука ужаснейшая, а главное, ничего не знаешь, что творится на родине, да и вообще нечего почитать.

Жалование наше состоит из одного су в день, на который не возможно приобрести и папироску, без которой приходится очень трудно, не говоря о других предметах, как мыло, вакса, иголки, нитки, - и тому подобных вещах, необходимых в солдатском обиходе.

Из России помочь никто не может, так как родители умерли и оставленная ими тысяча рублей оставлена во Франции, и финал - Иностранный легион.

Мы горько каемся в необдуманном поступке, но есть надежда, что, окончив свою службу здесь, вернемся в Россию и будем служить верой и правдой Государю и родине.

Теперь же умоляем, слезно умоляем... помогите нам на необходимое и благоволите прислать газет или журналов на русском или французском языках".

Из Таурирта, в декабре того же года Адриан Иванович Асеев, который подписался "Истинно русский человек", писал: "Находясь во французском Иностранном легионе и за неимением ни русских книг, ни русских, осмеливаюсь обратиться к Вам, если найдете возможным помочь мне, выслав какие бы ни было русские книги или денежную помощь для покупки этого". Послу Российского Императорского правительства в Париже, на должности которого в это время находился А.П. Извольский, русский проситель, состоявший в команде военных музыкантов М.Ф. Пастушков писал из Сиди-Бель-Аббеса с просьбой помочь в приобретении скрипки и самоучителя.

В декабре 1913г. там же, на главной военной базе Легиона в Сахарской пустыне было написано следующее письмо: "Попав на военную службу в легион в Алжире, трудно мне приходится - еще потому, что мало знаю язык. Скажу вкратце: нуждаюсь в словаре Французско-русском и Русско-французском. Умоляю доставить мне таковые - буду до гроба благодарен". И подпись: "Кайданский... Запасной солдат Русской армии".

Еще один человек, в январе 1914г. комиссованный из Легиона по причине слабого здоровья, просил о помощи, "потому что теперь очень зимняя пора, - а в летнем костюме, какой дают в Африке, на проезд в Россию есть невозможный".

Так же в 1914г. один из русских просил продолжить прерванную высылку ему в Сиди-Бель-Аббес газеты "Парижский вестник" и далее: "Остается мне служить еще 20 месяцев; владея разговорными французским и немецким, желал бы изучить также и теорию этих языков, но не имея учебников, имею смелость просить выслать мне...".

Русский военный атташе при посольстве России в Париже граф А.А. Игнатьев в своей книге "Пятьдесят лет в строю", сообщает о том, что после начала первой мировой войны, когда во Франции была объявлена мобилизация, военнообязанные российские граждане оказавшиеся в этой стане, должны были оформить свое отношение к военной службе. В противном случае по закону им угрожал арест и содержание в концентрационном лагере. Однако по тем же французским законам, иностранцы не могли служить в регулярной французской армии. Возле дипломатического представительства России собралась огромная толпа. Полковник Игнатьев вынужден был выйти к людям. Вот, как он далее описывает происходившее: "Особенно выделялся своим громким голосом и громадным ростом молодой брюнет, заявлявший о своем желании быть отправленным немедленно на фронт. Я не помню его фамилии, но не забыл его трагической судьбы. Будучи зачислен, как и большинство русских, в Иностранный легион, он после первых недель войны стал во главе соотечественников, возмутившихся против бесчеловечного к ним отношения со стороны французских унтер-офицеров, привыкших иметь дело только с теми подонками общества, которыми в мирное время комплектовался Иностранный легион... Возмущение русских легионеров, людей преимущественно интеллигентных, царившими в легионе порядками... вылилось в кровавый бунт против командования... Расправа была жестокая: полевой суд приговорил бунтовщиков к расстрелу".

Русские кадровые офицеры на службе в легионе

Активное проникновение русских в Иностранный легион происходит в результате эвакуации частей белой армии под командованием бар. П.Н. Врангеля. Вербовкой эмигрантов, покинувших пределы нашей страны, французы занялись с первых же дней эвакуации. В ноябре 1920г. ген. Петр Врангель со своей армией пересек Черное море и прибыл в Турцию. О тяжелой ситуации в Стамбуле вспоминали участники тех событий, - весной "внезапно появились всевозможные политические агитаторы - платные агенты, которые были готовы обещать все, что от них хотели услышать... Эту ситуацию использовали... и агенты-вербовщики Иностранного легиона... собравшие немалый урожай". Как видим, первые записи в Иностранный легион были уже в турецких портах. Очевидец тех дней оставил свидетельство: "Ранее других в историю русского зарубежного воинства вошел французский Иностранный легион. Не успела русская эскадра с войсками ген. П.Н. Врангеля войти в Константинополь и стать на якорь в бухте Мод, на кораблях появились вербовщики в легион. С этого времени тысячи русских офицеров, солдат и казаков провели долгие годы военной страды под знаменами пяти полков легиона. На их долю выпала вся тяжесть борьбы с рифанцами и берберами в Северной Африке...". Русским военным, оказавшимся в тяжелом материальном и моральном положении, предлагалось продолжить службу, с тем, чтобы не остался не востребованным их армейский опыт. Известно, что многие русские даже поступали на службу к Кемалю Паше Ататюрку, боровшемуся за независимую Турцию, об этом писалось в газетах.

Союзники, контролировавшие Константинополь, боялись массовой концентрации русских частей в самой Турции, поэтому большая часть белых эмигрантов была разбросана на греческих островах. Именно здесь вербовщики Легиона проявляли настойчивость. Большинство русских беженцев приняли такие страны, как Болгария и Сербия, однако еще долгое время эмигрантам приходилось ждать решения своей участи в лагерях, где царили мрачные настроения. Например, один только остров Лемнос дал немалую жатву. Из расквартированного там Донского корпуса поступило на французскую службу более 1 000 человек. Правда, впоследствии казаки не пользовались успехом в Легионе и в большинстве уезжали во Францию.

О службе в Легионе пишет современный автор: "Возможность начать новую жизнь гораздо сильнее, чем связанные с ней приключения, привлекает в Легион неудачников... Поскольку легион называется Иностранным, французским гражданам запрещается вступать в него... Кроме того, новобранцы узнают, что они уже больше не поляки, австралийцы, немцы или японцы, а граждане страны по имени Иностранный легион, с ее бескомпромиссным кодексом чести, который, в частности, гласит: "Каждый легионер независимо от национальности, расовой или религиозной принадлежности - твой брат по оружию".

Неизвестность, печальные думы о будущем покинутого отечества, личная неустроенность, - все это угнетало русского человека. В беженских лагерях русские офицеры и солдаты подчас доходили до отчаяния. Для того чтобы только вырваться из лагеря, многие соглашались на вступление в Легион. Но не только эти доводы следует признать решающими. Для того чтобы до конца понять, что творилось в душе эмигрантов, почему они решались на столь серьезный шаг, позволю привести слова одного из писателей, чье творчество раскрылось именно в условиях диаспоры. Е. Тарусский тонко подмечал особенности национальной психологии и был знатоком глубин русской души. В 30-е годы XX века он писал: "Голода и холода русский офицер не боялся. Но зато он боялся нищеты и "дна". Голод и холод в рядах полка, в траншеях и походах его не страшили, голод и холод на дне, среди человеческих подонков его ужасали". С одной стороны, Легион давал возможность устроить свою жизнь, агенты не задавали вопросов о прошлом и не интересовались личной жизнью, но это еще не все. Русских офицеров привлекала такая стороны службы в Легионе, как возможность очутиться в особом психологическом климате. Внутренний уклад, воинский дух, который сложился среди "солдат удачи", был близок и понятен русским воинским традициям, когда взаимоотношения между офицерами и солдатами преодолевают казенный формализм и воины действительно составляют единую семью. В Легионе "авторитет офицеров базировался не на происхождении, а на реальном боевом опыте. Офицеры делили со своими подчиненными все тяготы полевой жизни, отчего в Легионе возникал особый дух боевого братства, столь близкий русскому офицерству".

Тем не менее, ради объективности картины, следует привести свидетельства самих легионеров, для того, чтобы до конца понять те условия и ту среду, в которой оказывались наши соотечественники. Один из них, капитан Архипов писал: "Отношение настолько хамское, что едва хватает сил удержаться. Кормят настолько скверно, что даже вспоминаю Галлиполи. В последних боях погибло очень много русских". В дневниковых записях русского историка П.Е. Ковалевского, содержится замечание о том, что он в декабре 1921г. получил письмо от бывшего знакомого, "Он теперь в Марокко в легионе. Добровольные каторжные работы на пять лет. Плохо кормят, живут в бараках, обращение, как со скотом, климат ужасный, никаких сношений с внешним миром, умоляет прислать словарь и газеты".

Тот факт, что большое количество русских военных оказалось на службе в Легионе, отразился на моральном климате, на самом духовном облике, на той атмосфере, которая царила в подразделениях. "Места авантюристов и жизненных неудачников заняли настоящие воины, искавшие только чести, хотя бы и под чужим знаменем". Эти люди, можно смело сказать, сделали честь Легиону. Они стали его наиболее "дисциплинированной и боеспособной и наиболее ценимой частью". "Значительная часть легионеров оставалась в легионе до 10-15 лет, хотя служба в нем длилась 5 лет. Легион становился их домом, в нем была их жизнь".

Интересное свидетельство оставил один из офицеров. В России этот человек был подполковником. Франция сделала его капралом. Итак, слившись с основной массой своих сослуживцев, переплавившись в пламени сражений, став частью Легиона, он писал: "Можно смело сказать, что как боевой материал иностранные полки - самые лучшие во французской армии. И Алжир и Марокко завоеваны, главным образом, руками иностранцев... Рассказывая о боях, в которых они участвовали, легионеры неимоверно хвастают и врут. Но гордиться своей частью, как лучшей единицей французской армии, они в полном праве". Определенная доля этой воинской гордости, без сомнения, принадлежит русской плоти и крови, а главное - духу.

Один из бывших русских легионеров, подводя итог своей службе, писал о тех нескольких тысячах человек поступивших во французский Иностранный легион, о том, что они стали его наиболее "дисциплинированной и боеспособной и наиболее ценимой частью... На долю русских легионеров выпала тяжесть борьбы с рифянами, кабилами, туарегами, друзами и другими восставшими племенами в период 1925-1927гг. В раскаленных песках Марокко, на каменистых кряжах Сирии и Ливана, в душных ущельях Индокитая, - всюду рассеяны" русские кости.

Новобранцы Легиона начинали новую для себя жизнь в учебных лагерях в жгучей, песчаной пустыне. Сохранились описания этой местности. На страницах русской эмигрантской прессы соотечественники делились впечатлениями: "Первый этап в "карьере" каждого легионера - Сиди-Бель-Аббес, город на северо-западе Алжира. Это главный учебно-тренировочный пункт Легиона, или, по выражению самих легионеров, "врата ада". Отсюда только два пути: смерть от малярии, дизентерии и других заболеваний, которые косят легионеров в Сиди-Бель-Аббесе, а для оставшихся в живых - в случае неповиновения - тюрьма в Коломб-Бешаре, в центре Сахары, оттуда ни один человек не выходит живым".

В 1921г. в алжирский городок Сиди-Бель-Аббес попал русский подполковник артиллерист Э. Гиацинтов. В Легионе он дослужился до капрала. О впечатлениях, вынесенных за годы службы, этот человек, позднее писал в книге мемуарного характера. "Тут говорили, по-моему, на всех языках, существующих в мире", но при этом он отмечал, что "русских в Бель-Аббесе было всегда очень много... кадр учебной команды, т.е. сержанты-инструктора были почти все русские". "Между собой старые легионеры говорят всегда по-французски, вернее сказать, на особом солдатском жаргоне. Это считается высшим шиком".

По официальным источникам, можно установить следующие статистические данные. В 20-х годах XX века в составе Иностранного легиона насчитывалось до 8 000 русских, из них проходили службу в Алжире около 3 200 человек.

Нелегкой была служба в Легионе. Подчас попавшие туда опытные, бравые русские военные, имевшие за плечами долгий срок службы, участие в сражениях, отмеченные боевыми наградами и т.д., оказывались в совершенно новых условиях. "Старые, заслуженные полковники, прошедшие всю великую войну, участники многих сражений должны были подчиняться, как рядовые, молодым иностранным поручикам, и благодарить Бога и страну, давшую им приют и службу... жизнь такова, как ее создают себе сами люди".

Позволю здесь также поместить некоторые сведения, которые удалось установить и о других соотечественниках, служивших в Легионе. Бывший в 30-х годах прошлого столетия в Марокко, русский легионер С. Андоленко, сообщает о погибшем в бою на Тазиуате в 1932г. поручике второго пехотного полка Александровом-Дольском: "5-го сентября французские войска перешли в наступление. Уже в этот день, будучи в тяжелом бою Александров-Дольский выказал чудеса храбрости. "Мы все поражались, - говорят его товарищи, - тому спокойствию, с которым он вел себя; пули свистели и впивались в землю вокруг него, валились люди, а он шел большими шагами вперед, с каким-то неземным хладнокровием, как будто не видя того ада, который творится вокруг него". Командир подразделения писал: "Я вижу еще поручика Александрова с револьвером в руке, увлекающего своих людей. После жестокой рукопашной схватки, легионеры овладели позицией и, оставшиеся в живых марокканцы уже спасались бегством, как вдруг один из них обернулся и выстрелил в упор в Александрова-Дольского. Сраженный пулей в сонную артерию Александров был убит наповал. В надгробной речи командир полка так отозвался об убитом: "Мы горды Вами. Вы заплатили Вашей жизнью за доблестное и героическое поведение, которое делает честь не только Легиону, но всей Армии. Вы прибавили новую страницу славы к истории полка и память, о Вашем славном поведении будет священна и, послужит примером будущим поколениям".

В 50-е годы прошлого века на Западе вышла книга одного из легионеров. Этот человек пишет о своих товарищах, о воинском подразделении, "в котором было особенно много немцев и русских, нашедших здесь себе пристанище в результате происшедших у них на родине переворотов... Сразу сблизился он с лейтенантом Шалидзе, кавказцем, немного грустным, но прямым и хорошим товарищем. Денщиком ему дали черкеса Епандиева, заботливого и старательного солдата".

В знаменитом французском Военном музее во дворце Инвалидов в Париже есть специальный русский отдел, где хранится память о доблестных сынах России, сумевших и за рубежом стяжать славу своей родине.

Легион в Северной Африке

В рассматриваемый период времени, когда произошел массовый исход из России военной контрреволюции, Франция активно проникала в государства Магриба. Алжир стал колонией в 1830г., Тунис подпал под отношения протектората с 1881г., Марокко с 1912г.

Подобно тому, как европейцы сгоняли индейские племена в США, также французские колонисты покоряли арабов и берберов. Внутренняя структура североафриканских стран отвечала исторически сложившимся факторам, связанным с особенностями восточно-мусульманской цивилизации. "В Марокко отсутствовали отношения крепостной зависимости... структура власти в стране была недостаточно четкой и устойчивой... отсутствовали крупные частные владения, поскольку... земля юридически считалась собственностью султана, но под свободным контролем племен. Наконец, становлению традиционного феодализма препятствовала племенная солидарность, которая имела важное значение в общественной жизни страны". Напротив, капиталистические отношения, по которым развивалась экономическая, политическая и социальная жизнь Франции, приводили к активной колониальной экспансии. В первую очередь это отразилось на африканских территориях. Лучшие плодородные земли отдавались переселенцам из метрополии. Наряду с преследованием политических и экономических интересов, европейцы осуществляли идеологическое вмешательство. Французские миссионеры пытались христианизировать местных жителей.

Вслед за захватом территорий, европейцы начали проводить геологическую разведку в Атласских горах и в пустыне Сахара, с целью последующей разработки источников полезных ископаемых. Французские источники тех лет сообщают об использовании Легиона в деле умиротворения восставших племен Северной Африки и необходимости защиты мирных поселенцев, занимающихся земледелием от диких кочевников. Один из военных писал о Легионе: "По своим легендарным качествам - спокойствие, храбрость, преданность - он остается лучшим воинским подразделением, каким только можно располагать. Его батальоны замечательны и в атаке, и в обороне, они вызывают восхищение тех, кто видел их в бою. Более того, в деятельности, предшествующей и сопровождающей наступательные операции, Иностранный легион успешно справляется с различными другими заданиями, благодаря наличию в его составе рабочих разных профессий".

В 1920г. в Марокко было создано общество "Оффис ширифьенн де фосфат" с целью разработки месторождений в зоне Курибги. Это центральная часть страны, традиционно населенная одним из берберских племен. Как пишет исследователь, "к моменту окончания первой мировой войны во французской зоне Марокко оставались непокоренными почти все горные и пустынные районы страны". На основании данных, связанных с историей экономического развития, можно восстановить ход войны, которую вели подразделения французского Иностранного легиона против местного населения в Северной Африке. Изложенные факты, упоминания о населенных пунктах и географических названиях, так или иначе, находят подтверждение в письмах, воспоминаниях и других официальных сведениях, с которыми приходится встречаться, изучая сведения, оставшиеся от русских легионеров, прошедших через марокканский период службы.

Итак, в 1923г. происходят активные боевые действия в районе города Тазы, расположенного в северо-восточной части Среднего Атласа в малодоступной горной местности. Затем легион продвигается далее, в район Тадлы и юго-западную часть Среднего Атласа. Следующий этап - юг и горные массивы Высокого Атласа и Анти-Атласа. К 1924г. военные действия переносятся в долину реки Уэрги. Как отмечает историк, на летний период этого же года (июнь-август 1924г.) приходятся наиболее ожесточенные военные действия с племенами. Французские газеты тех лет писали о войне в горах Рифа на севере. Общественный резонанс, вызванный войной в Марокко, приобретал мировые масштабы. Ожесточенное сопротивление племен, нежелание подчиняться колонизаторам, а значит тяжелое положением Иностранного легиона, вынужденного проводить свои операции в неимоверно трудных условиях, становилось темой для обсуждения не только в прессе. Например, советский военачальник М.В. Фрунзе внимательно изучал особенности военных операций и писал о преимуществах партизанской тактики рифских племен. Безрезультатные ожесточенные бои в горах продолжались до весны 1925г.

В апреле французское командование принимает решение усилить свои батальоны. В войну вступают свежие силы, из Алжира на Марокканский фронт были переброшены дополнительные части Иностранного легиона. Однако желаемых результатов это не принесло. Скупое газетное сообщение, опубликованное в центральном французском издании, достаточно красноречиво говорит о ситуации: "Каждая группа карликовых пальм, каждый утес скрывают за собой стрелка". Потребовался еще целый год, чтобы закрепить основные стратегические позиции в регионе. О переброске дополнительных войск в 1926г. сообщало телеграфное агентство из Рабата: "Подкрепления из Алжира производят высадку и направляются к местам своего будущего расположения". Вполне справедливо звучат слова одного из участников тех боев о том, что "марокканцы не имеют фронта ни в длину, ни в глубину".

Работая со старыми эмигрантскими изданиями, которые выходили в русской интеллектуальной среде в первые годы рассеяния, по немногим скудным сведениям, удается отчасти восстанавливать атмосферу военных будней. В 1926г. один из легионеров писал из Марокко: "Я живу в центре политическо-экономической и религиозной жизни вновь завоеванного племени, которое занимает часть Большого Атласа... Мавры, временно подчинившись два года назад, не оставляют мысли сбросить с себя власть чужеземцев. Привыкшие к независимости, они презирают наши законы и порядки. Набеги на нас почти не прекращаются... Кормят хорошо. Но однообразная, полная невидимой опасности (пули из-за куста, из-за угла, из-за песчаного бугра) жизнь создает необходимость искусственных возбуждений. Книг нет. Газеты редки. И все-таки для такой службы - а русскому выбирать не из чего - нужно особое счастье".

Покорение племен продолжалось вплоть до 1934г., одновременно с этим в крупных городах Марокко постепенно сосредотачивалось значительное количество французского населения: рабочих, мелких служащих, чиновников правительственных учреждений, появлялась мелкая и средняя буржуазия, интеллигенция. Однако, задачи Легиона по обеспечению мирного развития страны под Французским протекторатом не ослабевали. Об этом можно судить, изучая факты биографии русских легионеров, продолжавших свою службу на Севере Африки.

В последующие времена встречаются единичные случаи службы русских людей во французской армии в Африке. В частности в середине 50-х годов Александр Терентьев (1931-1998гг.) будущий священник (служил на русских приходах Франции и Италии), "отбывал он воинскую повинность в Марокко и участвовал в военных действиях против повстанцев".

Связь Легионеров с церковью и русской общиной в Марокко

В Северной Африке на французских территориях создавались очаги русской жизни. Эмигранты, пришедшие в Бизерту с Черноморским флотом и прибывшие в результате единичных переездов из европейских стран, формировали русские общины в различных городах Алжира, Марокко и Туниса. Соотечественники, продолжавшие военную карьеру в Иностранном легионе, становились в определенной степени частью русского присутствия в регионе, о чем сохранились свидетельства тех дней. Например, первый русский священник, приехавший в Марокко в 1927г., писал об этом. В приходском архиве Воскресенской церкви города Рабата сохранилась записка, составленная отцом Варсонофием /Толстухиным/. В ней, в частности говорится, о том, что "... отбывшие срок в иностранном легионе и в его рядах участвовавшие в войнах по замирению Марокко..." русские солдаты и офицеры были первыми членами русской общины в этой стране.

Эти же сведения подтверждает в своих мемуарах митр. Евлогий /Георгиевский/: "Приход в Марокко возник в 1925г. под влиянием потребности в церковной жизни русских, рассеянных в Африке. Потребность эта была особенно настоятельна среди служащих в "Иностранном легионе". Туда принимали людей без паспортов: всякий годный для военной службы, независимо от национальности, зачисляется в легион под номером и попадает в ту массу, которая, хорошо обученная и скованная железной дисциплиной, образует грозную боевую силу, известную под названием "Иностранный легион". Тяжелая служба! Всегда на передовых позициях, в кровавых стычках с арабами, в томительных переходах по знойной пустыне... Среди духовенства моей епархии один отец Григорий Ломако был священником в "Иностранном легионе", но не в Африке, а в Месопотамии. Французское правительство не могло долго отпускать кредиты на содержание православного священника, и отец Ломако там не удержался. Я начал переписку с военным министром, ходатайствуя о разрешении прислать священника в Марокко, ссылался на пример священнослужителей других религий, которые это разрешение получили, - ничего из моего ходатайства не вышло. А между тем из Африки доносились вопли: русские дичают! Русские люди пропадают! Пришлите священника!". В приходском архиве русской церкви в Рабате сохранился интересный документ, подтверждающий усилия, которые прилагало православное руководство для организации капелланской службы в Иностранном легионе среди своих соотечественников. Так, в письме на бланке Епархиального управления православных русских церквей в Европе, за подписью архимандрита Никона, со ссылкой на сведения, полученные от настоятеля Воскресенского прихода в Рабате отца Варсонофия, сообщалось, - что "французская власть принципиально согласна назначить военного священника для православных на всю Северную Африку. Священник должен быть французским гражданином. Оклад будет 3 000 франков в месяц, с пребыванием в Сиди-Бель-Аббесе".

Занимаясь изучением источников, относящихся к теме, связанной с русским присутствием в Марокко, автору этих строк пришлось немало поработать с документами церковного архива Воскресенской церкви в Рабате. Там среди писем, поступавших на имя настоятеля, имеется одно свидетельство, которое иллюстрирует отношение одного из русских корреспондентов к Иностранному легиону. Только самое тяжелое состояние могло подтолкнуть на согласие служить в этом воинском формировании. Один молодой человек, 32-х лет от роду, в прошлом офицер-артиллерист, уже в эмиграции окончивший Софийский университет в Болгарии по экономическому отделению, но отчаявшийся от тщетных, многолетних попыток найти подходящую работу, писал в Марокко, архимандриту Варсонофию с просьбой помочь в работоустройстве и решении жизненных проблем: "Теперь стало невыносимо тяжело доставать и эту работу, а на постоянные места русских берут в виде исключения... Обидно идти в Иностранный легион, куда идут неудачники и вообще - лишние люди. Покуда лишним себя не считаю".

Когда русские в Марокко построили свою церковь и на освящение этого храма зимой 1932г., приехал митр. Евлогий из Парижа, он имел возможность встретиться с единоверными соотечественниками, связавшими свою жизнь с военной службой в Иностранном легионе: "Храм, созданный общими усилиями марокканской эмиграции, сделался в те дни центром всей русской жизни. Легионеры выпросили разрешение у начальства, и пришли на торжество со своей музыкальной командой. Я имел возможность побеседовать с ними и узнать подробности их жизни.

Легионерам живется трудно. Кормят их неплохо, зато томиться жаждой приходится часто и мучительно. Она бывает столь невыносима, что солдаты убивают лошадей и пьют их кровь. Выручает радио, посредством которого сообщают требование о немедленной доставке воды; прилетает аэроплан и сбрасывает куски льда. Случается, что лед попадает не легионерам, а падает в стан врагов. Был случай, когда офицер такого "мимо" не выдержал и застрелился. Для перехода в 25 - 30 верст полагается брать с собой две фляжки воды: одну для - себя, другую - для котла. Боже упаси прикоснуться к этой "общественной" фляжке - изобьют до полусмерти. На привале разводят огонь и выливают принесенную для общественного пользования воду в котел. Наступает долгожданный час еды и отдыха. Не тут-то было! Вдруг, как дьяволы, налетают арабы... Приходится от них отбиваться. Стычка длится 10 - 15 минут, но все пропало: котел опрокинут... Измученные люди сидят голодные, слышится отборная ругань на всех языках. Офицер командует: "По стакану рому!" Сразу настроение меняется - веселье, хохот, песни... А тут же и смерть поджидает: вокруг бивуака выставляются дозоры, человек пять-шесть, с младшим офицером; арабы в своих белых бурнусах подползают неприметно, как змеи, и, случается, кривыми ножами вырезают всех дозорных...

Среди легионеров встречаются два типа людей. Одних трудная жизнь закаляет, делает несокрушимо выносливыми, сильными, до жестокости, людьми; других она губит, они спиваются, раздавленные тяжестью службы и существования. В числе легионеров этой категории мне довелось встретить в тот приезд житомирского певчего, который когда-то певал мне: "Ис полла эти деспота"*. Теперь это был спившийся человек. Я был свидетелем, как он набросился на откупоренную бутылку белого вина, которую приметил на окне у отца Варсонофия. Отцу Варсонофию приходилось воевать с москитами, и он травил их каким-то снадобьем из пульверизатора; множество москитов попадало в бутылку и испортило вино: пить его было невозможно. Певчий набросился на бутылку. "Можно? Можно выпить?.." - и вмиг, прикрыв горлышко платком, осушил ее до дна".

Русские легионеры сохраняли связь с православным храмом в Рабате. В церковной статистике есть сведения: под 1936г. зафиксирована смерть легионера Павла Дерфановского, над которым совершен обряд отпевания. Другое свидетельство говорит: "В бытность генерала Пешкова в Иностранном легионе в Марокко были поставлены кресты на могилах русских легионеров: Аркадьева, Коненко и Федорова".

Некоторые легионеры, из числа русских отслужив положенный срок и выйдя в отставку, оставались в Марокко, обзаводились семьями, вливались в жизнь русской общины. Другие - уезжали в Европу или продолжали искать обманчивое счастье где-то еще.

По возможности легионеры старались участвовать в культурной жизни русской общины. В архиве Воскресенской церкви Рабата сохранилась "Программа музыкального вечера и бала", в которой говорится о том, что управлял игрой оркестра на этом празднике капитан шеф-оркестра и дирижер из числа легионеров. Упоминавшийся выше русский офицер Э. Гиацинтов, с определенной гордостью отмечал высокий уровень участия соотечественников в музыкальном и вообще культурном отношении: "Каждый четверг на городской площади играл симфонический оркестр Легиона. Говорят, он занимал второе место между всеми оркестрами Франции. В этом оркестре было очень много наших, русских. Вообще попасть в музыкальную команду всегда очень много желающих, так как им живется гораздо лучше, чем всем остальным. Благодаря этому у капельмейстера большой выбор, и набирает он только действительно ценных музыкантов".

В среде русской диаспоры в Северной Африке велась достаточно интенсивная культурная и интеллектуальная жизнь. Легионеры по мере возможности становились участниками этих событий. Известная русская художница Зинаида Серебрякова оставила заметный марокканский след в своем творчестве, она дважды посещала Северную Африку. В 1928г. работала в древней столице Мараккеше, а в 1932г. была в городе Фесе. В это же время офицером Иностранного легиона служил в Марокко Зиновий Пешков. Речь об этом человеке пойдет ниже. Здесь же позволю отметить только то, что, по мнению биографа этого знаменитого россиянина, всю жизнь посвятившего служению Франции, ген. З. Пешков в период службы в Иностранном легионе был близко знаком со знаменитой художницей. В частности, "предполагать знакомство Пешкова с Серебряковой есть все основания: уж очень часто пересекались их пути... Она изъездила всю Северную Африку, где служил Пешков", - пишет М. Пархомовский.

Зиновий Пешков (Свердлов)

Несмотря на все трудности и беды, русский человек, в силу своего национального характера и природных качеств, и в Иностранном легионе добивался успехов, и нам есть, чем гордиться за соотечественников. В эмигрантской литературе сохранились свидетельства о том, что многие русские, служившие в Иностранном легионе в Северной Африке, достигли достаточных успехов по службе. Пятеро из них дослужились до высших чинов, среди них З. Пешков, Нольде, Фавицкий, Румянцев Н. и Андоленко. Об одном из них, а именно генерале Зиновии Пешкове, следует сказать особо.

Имя этого человека высечено на одной надгробной плите с княгиней В. Оболенской. Зиновий - старший брат Якова Свердлова нем: "...сей маленький и сурово правдивый человек, - за что повсюду ненавидим...". Зиновий родился в еврейской семье. Отец работал сапожником в Нижнем Новгороде, куда семья переехала из Белоруссии. По законам Российской империи лица иудейского вероисповедания были ограничены в правах. Поэтому многие из них принимали православие, в частности наш герой решается на перемену веры для того, чтобы иметь возможность получить высшее образование. По российским законам, а Церковь тогда была учреждением государственным, для того, чтобы стать православным, а значит не иметь ущемления в правах, при совершении Таинства крещения требовалось наличие двух восприемников-свидетелей (мужчины и женщины). Таким человеком, или по распространенной народной традиции, крестным отцом и стал для Зиновия Алексей Максимович Пешков, под псевдонимом "Горький".

Французский справочник "Кто есть кто" сообщает о Пешкове следующие сведения: родился он в 1884г. в г. Нижнем Новгороде. Перед первой мировой войной вынужден был эмигрировать из России, добровольцем вступил во французскую армию в 1914г. Участвовал в миссиях: в США - 1917г., Китай, Япония, Манчжурия и Сибирь - 1918-1920гг., Кавказ - 1920г. Участник войны в Марокко, офицер Иностранного легиона - 1921-1926гг., командир Иностранного легиона в Марокко - 1937-1940гг., присоединился к "Свободной Франции" - 1941г. Представитель "Свободной Франции" в ЮАР, в ранге министра - 1941-1942гг. Глава Миссий в Британской Африке - 1943г. Французский посол в Китае - 1943-1945гг. и Японии - 1945-1949гг. Награды: Большой Крест Почетного Легиона; Военная медаль; Военный Крест.

Большой французский энциклопедический словарь "Larousse" содержит следующие сведения: "Pechkoff (Zinovi), general fransais d’origine russe" ("Пешков (Зиновий), французский генерал русского происхождения" (с фр.)). Поступил в Иностранный легион в 1914г., в Марокко с 1922 по 1925гг., далее в Африке опять с де Голлем в 1941г.

Из богатой и интересной биографии нашего соотечественника, собственно, в рамках настоящей статьи, остановимся на марокканском периоде его жизни. Биограф генерала пишет в этой связи следующее: "Зиновий Пешков служил в легионе достаточно долго - в 1921-1926, в 1933 и в 1937-1940гг. Он был человеком твердых убеждений, и вряд ли оставался в Легионе столько лет, если бы это противоречило его совести".

В архивных документах А.М. Горького сохранились некоторые сведения, говорящие о продолжении связей писателя со своим крестником, в частности некоторые письма содержат информацию, позволяющую осветить марокканский период жизни З. Пешкова. Один из зарубежных корреспондентов писал в августе 1922 г. А.М. Горькому: "Что касается Зиновия, то он находится сейчас в Марокко и организует культурно-просветительскую работу среди подчиненных ему чинов...". Из другого письма узнаем: "Он уже в Марокко, комендантом крепостного округа на Среднем Атласе (Казбах-Тадла)". Среди бумаг в архиве знаменитого пролетарского писателя сохранилось письмо, которое он получил от своего крестника. В нем, в частности, молодой офицер Иностранного легиона Пешков дал описание своих сослуживцев: "В моей роте около сорока человек русских... У меня, между прочим, замечательный русский хор... Есть и солисты. Два у меня тут солдата никак не могут вклеиться в эту обстановку, один бар. Т.., нежный блондин, мягкотелый, никак даже до капральского чина достукаться не может, поет цыганские песни, а другой длинный и худой молодой господин в очках, сын помещика Орловской губернии, поет песенки Вертинского: "твои пальцы пахнут ладаном", ты видишь эту картину... в горах Среднего Атласа, одетый в шинель легионера, закрыв глаза и раскачиваясь, кто-то с надрывом поет о пальцах, пахнущих ладаном...".

Среди записей Зиновия сохранились еще следующие сведения о русских воинах: "Они просты, они скромны, солдаты Иностранного легиона. Они не требуют вознаграждения за свою службу. Они не ищут славы. Но их энтузиазм, их усилия, вызывающие восхищение, их сердца, которые они вкладывают в свое дело, не могут остаться незамеченными теми, кто их видел в деле. Легионеры не помышляют о героическом принесении себя в жертву. Они не считают себя мучениками. Они идут вперед, и если они умирают, то умирают с умиротворением.

Могилы этих неизвестных героев затеряны в пустыне или в горах. Их имена на деревянных крестах стирает солнце и уносит ветер. Никто не узнает, какими были люди, покоящиеся там, и никто не склонится над их могилами...". Далее, он писал об одном русском полковнике, волей судьбы оказавшемся в Легионе: "Во время исключительно тяжелого зимнего отступления 1923г. я потерял выдающегося сержанта Козлова, в прошлом полковника русской армии, одного из наиболее храбрых воинов нашего отряда, человека, который с исключительным стоицизмом переносил тяжелую жизнь сержанта Иностранного легиона. Старший лейтенант отряда характеризовал его мне: "Лучший из нашего отряда. Выдающийся инструктор. Свободно говорит по-французски, исключительно корректен, все относятся к нему с большим уважением. Русские отряда называют его "полковником". В тот же вечер я пригласил его в кабинет и спросил его, действительно ли он был офицером русской армии. "Да, - заявил он, - я прослужил в последней 25 лет". Из дальнейшего выяснилось, что Козлов был несколько раз ранен во время войны 1914-1918гг. и контужен в голову, результатом чего явились частые кровоизлияния в мозг. Поэтому он предпочитает не брать никаких повышений по службе, дабы не нести ответственности. Это был человек самый спокойный в отряде. Командуя, он никогда не повышал голоса, но самый тон его был настолько убедительным, что все следовали за ним безоговорочно. Все сержанты очень его уважали. Во время последнего для него боя он был ранен несколько раз, но не оставил строя. Последнее ранение в голову было смертельным". Таковы страницы русской зарубежной истории.

Постараемся далее восстановить факты по редким сохранившимся от того времени свидетельствам. В 1924г., после двухлетней марокканской компании легионеры провели некоторое время на отдыхе в относительно спокойной восточной части Алжира. "Зиновий в Африке, в Нумидии, командует ротой. Прислал оттуда интересные открытки. Неуемный парень" - сообщают нам строки из частного письма. В апреле этого же года, судя по письму, отправленному из Эль-Крейдера к А.М. Горькому, узнаем о том, что Пешков принимает участие в сражениях. Легион ведет в это время активные военные действия. Проходит чуть больше месяца, и из ответного сообщения узнаем: "3 июня 1925г. Дорогой мой..! Ты снова воюешь? Когда я думаю об этой войне, я беспокоюсь о тебе..." - писал Алексей Максимович в Марокко. Тогда же в 1925г. А.М. Горький пишет одному из адресатов: "...Зиновий ранен в ногу, лежит в госпитале в Рабате". Позже сам Зиновий Пешков следующим образом будет описывать свою жизнь того периода: "Летом 1925г. я находился в военном госпитале в Рабате, где ждал заживления раны на левой ноге, полученной в боях с рифами. У меня было достаточно времени, чтобы обдумать и восстановить в памяти годы службы в Марокко, в Иностранном легионе. Я почувствовал себя обязанным людям, судьбу которых разделял в течение нескольких лет и ряды которых только что покинул. Мне следует воздать должное неизвестному величию этих людей, по случаю ставших солдатами, этим кочующим труженикам, которые под солнцем Африки выполняют множественные и трудные задачи. Они могли бы сказать о себе, как солдаты Рима: "Мы идем, и дороги следуют за нами". В интервалах между боями, там, где едва намечались тропинки, они прокладывают дороги, которые открывают аборигенам их собственную страну. Всегда воины, но и по очереди саперы, землекопы, каменщики, плотники. Они - пионеры, работа и жертвы которых позволяют другим людям жить счастливо и мирно в этих отдаленных местах. Это под защитой постов, сооруженных ими, под защитой постов, неустанно бодрствующих, цивилизуется Марокко".

Вернемся к истории. В 1926г. герой наш уже в чине капитана, к этому же времени он имеет несколько боевых орденов и медалей, о чем узнаем из переписки тех лет. "Крестника моего Зиновия Михайловича Свердлова, капитана французской армии, украшенного множеством орденов и лишенного одной руки по плечо", - упоминает А. М. Горький. Официальная информация также имеет интересное свидетельство: "Пешков (Зиновий), капитан 1-го полка Иностранного легиона, по представлению Военного Министерства и Совета ордена Почетного Легиона, за исключительные заслуги, блестящее исполнение обязанностей капитана, прекрасное воспитание солдат, замечательную энергию и хладнокровие, проявленные во всех сражениях, в которых он принял участие, начиная с 1 мая по 27 июня 1925г., и в которых получил ранение под Баб Таза (Марокко) 27 июня, ведя в атаку свое подразделение, награждается Военным Крестом Т.О.Е. с пальмовой ветвью", - писал в 1926г. "Le journal officiel".

Впечатления, наблюдения, переживания и личный опыт службы в Марокко Зиновий Пешков выразит в своей книге об Иностранном легионе, работу над которой он в этот период времени предпринимает. Вскоре в свет выходит первое издание. Появилось оно на английском языке в США под названием "Звуки горна. Жизнь в Иностранном легионе" в 1926г.

Французское издание книги выходит годом позже с несколько иным названием: "Иностранный Легион в Марокко". В предисловии, написанном Моруа, говорится: "Все цивилизации имеют своих изгоев. Достоевский их называл униженными и оскорбленными. Например, русские, не принявшие большевиков, немцы, которые не могут переносить свою муштру, бельгийцы и швейцарцы, жертвы какой-нибудь личной драмы. Для всех этих людей дисциплина Иностранного легиона не оскорбительна. Автор - один из тех командиров, которые знают и умеют поднимать униженных и оскорбленных, приобщая их той задаче, которую Иностранный легион унаследовал от Римского легиона, - задаче служения цивилизации. Везде, где проходят легионеры, прокладываются дороги, возводятся дома. Здесь европейцы выполняют свою задачу обучения современной технике. Посетив Марокко с промежутком три года, я не узнал город, так он изменился к лучшему. По качеству строительства дорог, фабрик, зданий, по гигиене он превосходит Европу.

Иностранный легион - больше чем армия военных, это - институт. Из бесед с Зиновием Пешковым создается впечатление о почти религиозном характере этого института. Зиновий Пешков говорит о легионе с горящими глазами, он как бы апостол этой религии. Пешков рассказывает о солдатах в госпитале, которые, умирая, вскакивают, чтобы приветствовать своих офицеров".

Многие стороны жизни легионеров раскрываются в книге Пешкова. Там описываются чаепития в городе, пьянки, которые устраивали солдаты в дни получения жалования. Упоминается также христианское кладбище возле города Мараккеш в центральном регионе Марокко, где хоронили сослуживцев, в том числе и соотечественников - русских. Один итальянец-каменщик сделал для погибших кресты из местного горного мрамора. Священника тогда не было, хоронили сами. Из этой же книги узнаем о том, что капитан З. Пешков, будучи по казенным делам в Париже, сам на свои деньги покупает в 1923г. горны и флейты для батальона. Интересная, несколько сентиментальная подробность, - у далекого форта Уайзет русский капитан посадил две пальмы. Пешков называл словом "босяки" своих несчастных сослуживцев-подчиненных. И как пишет биограф, "он знал всех "босяков" своего батальона - от донского казака - своего ординарца, дважды в день собиравшего цветы, потому что они напоминали ему родные степи".

Книга З. Пешкова о легионерах в Марокко "Pechkoff Zinovi. La Legion Etrangere au Maroc. - Paris, 1927." получила достаточную по тому времени популярность. Впоследствии, по мотивам этого произведения, в Голливуде был создан фильм по сценарию и с участием Пешкова, съемки которого проводились в Северной Африке.

В 1933г. в Париже З. Пешков дал интервью газете "Paris midi", в котором на вопрос корреспондента выразил свое мнение и свою преданность делу, призвавшему его и ставшему частью его жизни: "О легионе распространяется много лжи и клеветы, но он остается тем же... Есть один французский Иностранный легион. К этому ничего нельзя добавить".

Позволим себе вновь вернуться к известному нам Зиновию Пешкову. Наш герой накануне второй Мировой войны продолжает службу в Северной Африке. Командование Иностранного легиона 11 августа 1938г. принимает решение о продлении срока службы З. Пешкова в Марокко на 2 года - с 11 января 1939г. Как известно, 3 сентября 1939г. Франция объявляет войну фашистской Германии. Между этими странами начинаются боевые действия, затронувшие, в том числе, и территорию Северной Африки. Пешков участвует в боях Иностранного легиона против гитлеровцев на территории Марокко. Кстати, следует добавить, что здесь бои начались накануне объявления войны, а именно - 2 сентября и длились еще почти два месяца после капитуляции Франции, которая состоялась 22 июня 1940г. Как утверждает биограф, "некоторые командиры Легиона, в их числе Пешков, отказываются признать позорное для Франции перемирие...". Пешков оформляет уход в отставку. Последняя запись в его послужном списке гласит: "20.8.1940 г. в связи с достижением возрастного предела для своего звания отправляется на постоянное место жительства". В некрологе, опубликованном после смерти генерала Пешкова, сообщается интересная деталь, позволяющая восстановить атмосферу тех дней и проясняющая обстоятельства принятого решения. "Вторая Мировая война застала его в Марокко, где он командовал батальоном Иностранного легиона. После поражения 1940г. он отказался принять перемирие с фашистами и бежал ночью на пароходе, прибыв в Лондон одним из первых".

Испанский Иностранный легион

Еще с одним, заслуживающим внимание историческим событием связаны русские военные из числа, служивших в испанском Иностранном легионе. Это относится к известной войне в Испании 1936-1938гг. В июле 1936г. в Испании реакционные силы не признали победу на выборах революционного народного фронта. Вспыхнул фашистский мятеж, который был поддержан Германией и Италией. Началась оккупация страны. СССР оказывал республиканцам негласную моральную и материальную поддержку. Тысячи русских людей в составе интернациональных бригад сражались в Испании. Одновременно с этим с другой стороны фронта также были русские по крови люди. Вновь братоубийство столкнуло соотечественников, разделенных уже многие годы идеологическими и политическими взглядами. "1 августа 1936г. харбинская газета "Наш путь" опубликовала интервью испанского проф. Е. Афенисио под заголовком "Испанское восстание подняли русские эмигранты, чины Иностранного легиона в Марокко". Как известно, север Марокко находился под особым оккупационным режимом, в силу беспокойного характера местных племен. Контролировал ситуацию в этих местах Испанский Иностранный легион, "где русские составляют наибольший процент, как солдат, так и офицеров... первые события начались в Мелилье и Сеуте, гарнизонах..., где как раз стояли части, исключительно состоящие из русских эмигрантов... Поэтому я убежден, что восстание в Марокко, которое перекинулось сейчас и на континент, дело рук ваших соотечественников, которые первые предоставили в распоряжение восстания свою реальную силу в лице полков... иностранного легиона", - писал испанский профессор.

1.2.3 ЗА РОДИНУ

Бои против немецко-итальянских войск в Северной Африке

Как известно, Франция терпит поражение в войне с фашистским альянсом. Оккупация страны, создание марионеточного правительства Виши, все это было следствием перемирия, которое было заключено между Францией и гитлеровской Германией 22 июня 1940г. и франко-итальянским договором от 24 июня 1940г. Метрополия "...находилась в весьма трудном положении, хотя и продолжала сохранять контроль над своими колониальными владениями в Северной Африке (Тунис, Алжир, Марокко)". Однако, фашисты, добившись использования в своих целях экономических ресурсов, военно-стратегических баз и административного аппарата в регионе "начали вывозить из Марокко железную руду и молибден, из Алжира и Туниса - продовольствие".

В это же самое время, как в самой Франции, так и в колониях находятся патриотические силы, не желавшие смириться с поражением и готовые отдать себя на борьбу с врагом. Эти силы стали объединяться вокруг генерала Шарля де Голля. Легендарный генерал, бежав из Парижа, укрылся на Британских островах. По Лондонскому радио 19 июня 1940г. было передано следующее воззвание де Голля: "От имени Франции я твердо заявляю следующее: абсолютным долгом всех французов, которые еще носят оружие, является продолжение сопротивления. Сдача оружия, оставление участка фронта, согласие на передачу какой-либо части французской земли под власть противника будут преступлением против родины. В данный момент я говорю, прежде всего, обращаясь к французской Северной Африке, не захваченной врагом... В Африке Клозеля, Бюжо, Лиоте, Ногеса прямой долг всех честных людей - отказаться выполнять условия противника". Одним из первых, кто откликнулся на призыв, был Зиновий Пешков. Он стал ближайшим соратников де Голля и уже в этом качестве возвращается в Северную Африку.

Англичане в первый раз использовали формирования генерала де Голля в Западной Африке, во время проведения Дакарской операции, которая началась 3 августа 1940г. Однако сил оказалось недостаточно, так как в то время "Комитет Свободная Франция" располагал всего лишь двумя батальонами Иностранного легиона. Неудача была вызвана тем, что подготовку, которая велась в Лондоне, не смогли скрыть от шпионов. Активные боевые действия Иностранного легиона в борьбе с фашистами начинаются с проведения операций в средиземноморской части Африки. В своей речи, произнесенной в Алжире 14 июля 1943г., генерал де Голль отмечал: "Когда же огонь войны перекинулся на землю нашей Северной Африки, то там оказалась французская армия, чтобы славно послужить авангардом союзников в Тунисе". Исследователь биографии З. Пешкова, на основании документов, пишет о том, что "...можно придти к выводу, что он сражался против войск Роммеля в Северной Африке где-то с февраля по май 1941г.".

Что касается других русских из числа эмигрантов, оказавшихся на стороне союзников и воевавших против немецко-итальянских войск, то о них сохранилась запись одного из участников. Ветеран французского Сопротивления Н.В. Вырубов писал: "Эти воины своей доблестью, достойной службой и самоотверженностью заслужили вечную память...". Многие из участников войны похоронены на кладбищах Франции и в других местах, чьи-то могилы остаются, неизвестны. Добровольцев, изъявивших желание вступить в войска генерала де Голля, было незначительное количество. Это обстоятельство объясняет очевидец событий: "Так как само население страны в основном оставалось пассивным, эмигранты не чувствовали необходимости проявить себя. Кроме того, по соображениям личным и семейным эмигранты часто опасались что-либо предпринимать...Тем не менее, многие из них сочувствовали победам русских войск, гордились ими". После капитуляции Франции в 1940г. и нападения Германии на СССР в 1941г. отмечается вступление русских, из числа проживавших в диаспоре, в добровольцы. "Им хотелось участвовать в войне, сражаться за "свою вторую родину", с которой они были связаны культурой... они не чувствовали себя связанными перемирием 1940г., ими руководило желание внести свой вклад в достижение победы". Далее, эмигрантский автор продолжает: "После 1941г. все изменилось: Родина подверглась нападению, само ее существование было под угрозой. Для тех, кто был воспитан в русском духе, жил в русской среде, главным мотивом участия в войне, безусловно, стала Россия. Они боролись за победу на стороне союзников". Также, очевидно, возымели свое действие слова легендарного руководителя движения "Сопротивления", услышанные русскими: "Свободная Франция вместе со страдающей Россией. Сражающаяся Франция вместе со сражающейся Россией. Повергнутая в отчаяние Франция вместе с Россией, сумевшей подняться из мрака бездны к солнцу величия".

12 ноября 1942г. англо-американские войска высаживаются в Африке, через четыре дня занимают город Бонн в Алжире, двигаются к Тунису, где 16 ноября произошло первое столкновение с немецкими подразделениями. "Германское командование, не располагавшее военными резервами в непосредственной близости от театра военных действий, было вынуждено спешно перебрасывать в Тунис части различных соединений". Задача немцев состояла в том, чтобы укрепиться в районе Бизерты, воспользовавшись ее фортами. Здесь определенную роль играли воинские формирования "Свободной Франции", в которых сражались в т.ч. и наши соотечественники. Одним из таких русских военных был В.И. Алексинский. В своих мемуарах, оформленных в послевоенном Париже, он писал о том, что в войсках де Голля в Северной Африке воевало множество русских.

Многие из числа наших соотечественников отличились в боях против фашистов во время проведения боевых операций в Тунисе, Алжире и Марокко. Среди легионеров, награжденных "Крестом Освобождения", имена: подполковника Д. Амилахвари, погиб в Египте в 1942г., Н. Румянцева, командира 1-го марокканского кавалерийского полка, капитана А. Тер-Саркисова. России должны быть также известны имена воевавших в Северной Африке ее сынов, вот некоторые из них: Ващенко Алексей солдат 2 кл. II полка Иностранного легиона (+1947г.), погребен в Вилье на Марне; Гайер, (+20.5.1940г.) погиб при Поррон; Гомберг (?), младший лейтенант; Золотараев, младший лейтенант, (+1945г.); Попов, вахмистр 1 кавалерийского полка (+1946г.); Регема, лейтенант (+1945г.); Ротштейн, младший лейтенант (+1946г.); кн. Сергей Урусов; Земцов, награжден двумя Военными Крестами, уволен в отставку в 1940г., в 1941г. пошел добровольцем в легион, вторым Крестом награжден посмертно.

Ю.В. Луконин, бывший в Марокко на дипломатической работе в 60-е годы XX века и лично знавший некоторых из представителей старой русской эмиграции, оставил записи о русских по происхождению людях, воевавших в Северной Африке на стороне союзников. "Два автора - один из них служил в авиации, другой во флоте - получили после победы над фашизмом громкую литературную известность. Особенно бывший летчик - Ромен Гари (Роман Касев). Он стал известным романистом, дипломатом, членом Французской академии. В автобиографической книге "Предчувствие зари" он воспроизводит тяжелую, тревожную атмосферу вишистского безвременья в Марокко, описывает свои скитанья по Мекнесу и Касабланке перед дерзким побегом в британский Гибралтар, навстречу боевым будням в одном из подразделений деголевской авиации. Что же касается бывшего моряка, контр-адмирала запаса Алекса Васильева, то его перу принадлежит сборник увлекательных новелл "Неизвестные солдаты минувшей войны". В нескольких новеллах он воскрешает пережитое им в Северной Африке, в частности, высадку мощного союзного десанта в Марокко и Алжире в ноябре 1942г.". В декабре 1940г. на Атлантике, возле Касабланки затонула французская подводная лодка "Сфакс", среди членов экипажа был старший лейтенант П. Еникеев. Во время немецкой оккупации Бизерты, на одной из вражеских подводных лодок устроил диверсию служивший на базе механиком бывший лейтенант русского флота С.Н. Еникеев.

Однако, к сожалению, были и обратные случаи, когда из числа бывших русских военных, в том числе и легионеров, находились лица, шедшие на сотрудничество с фашистами. Об одном из таких людей оставила записи эмигрантская писательница Нина Берберова. В своих дневниках за 1942г. она писала: "В восемнадцать лет пошел к Шкуро и кого-то резал... Он шатался где-то, потом поступил в Иностранный легион и уехал в Африку (была война французов с Абд аль-Кримом)... В Африке он опять кого-то резал, вернулся через пять лет... И вот теперь он в немецкой форме, сражается на восточном фронте, вернее - служит переводчиком у немцев в России. Сейчас вернулся в отпуск из-под Смоленска...". Впоследствии она узнала дальнейшую судьбу этого человека. В 1944г. он погиб под Черновцами.

1.3 КОНФЛИКТ ПОКОЛЕНИЙ

Вторая мировая война явилась определенным водоразделом между двумя волнами русской эмиграции. Официальные данные международных организаций по делам беженцев, указывают цифру в 8 миллионов перемещенных лиц, оказавшихся в Европе на 1949г. Что касается русских людей, а именно они составляли большинство в этой огромной людской массе, то их можно условно разделить на две категории:

Во-первых, это откровенные предатели, сотрудники оккупантов, участники антисоветских вооруженных формирований, во-вторых, - насильно перемещенные на работу в Германию лица. Политические взгляды этих людей, отличались от тех, которыми жила эмиграция первой волны. Изведав черствый хлеб на чужбине, аристократы, военные, казаки и их семьи, проникались симпатией к, пусть даже советской, но родине, ставшей победительницей в мировой войне. О политическом примирении, говорят слова, произнесенные бывшим послом Временного правительства в Париже Маклаковым, которые он произнес во время визита в посольство СССР в 12.02.1945г.: "Мы борьбу прекратили, от тех, кто хочет ее вести мы отделились".

Напротив новая партия русских, прибывшая из СССР, дышала исключительно злобой по адресу родной страны. Исключением были, разве что простые люди, насильно угнанные на работы, но боявшиеся возвращения в виду предстоящего преследования со стороны карательных органов на родине.

Определенная доля вины в укоренении антисоветского настоя вреди невозвращенцев, лежит на самом Советском государстве. Приказ N 120, от 16 августа 1941г., заочно приговаривавший к смерти, сдавшихся в плен и инициировавший репрессии против членов их семей, был хорошо известен среди военнопленных. По этому поводу пишет историк: "Ясно, что государство своим репрессивным законодательством, где сам факт пленения рассматривался, как измена родине, где преследовались не только сами пленные и перемещенные лица, но члены их семей, по сути дела отторгло сотни тысяч своих граждан".

Договоренность между союзными государствами, заключенная в Ялте 11.2.1945г., о выдаче советских граждан, не зависимо от их согласия, по состоянию границ на 1 сентября 1939г., только усугубляла дело.

В отличие от своих предшественников - эмигрантов 20-х годов, новые беженцы, отнюдь не стремились к воссозданию России за рубежом. Одни из них хотели лишь мира, покоя, элементарного бытового устройства, - забыть кошмары плена, унижения, уйти от проблем неустроенности западной жизни и страха от советской действительности. Другие - были, напротив агрессивно активные, себя считали борцами, героями. Только негде было прилагать геройские силы, все это осталось там, на востоке, за советской границей. Здесь же были общины русских, поседевших, постаревших, утративших былую активность людей. Собственно они никогда и небыли идеологическими противниками вновь прибывших, так как жили в разных россиях, в разных культурах, в разных идеологиях, в разных социальных слоях. Зарубежный автор, склонный видеть в русской эмигрантской массе общность и единство, тем не менее, пишет: "Вторая эмиграция"... представляла все социальные слои, имевшиеся к началу войны. Это был сколок общества уже советизированного, о6езглавленного, но и наиболее ожесточенного... лишь постепенно вторая волна воспринимала культурно-религиозные ценности, хранимые первой, дорастала до духовного уровня... ".

Пока же о духовном росте говорить не приходится. На примере африканских русских общин мы видим, что вновь прибывшие не вливаются в уже существующие русские общественные институты, организации, ассоциации, а создают свои, как бы в параллель. Это относится и к церкви. Храмы для "второго волны - это уже, но только место молитвы, а сфера проявления политических симпатий и антипатий.

С прибытием на новые места, начался захват, а где не удавалось, - там создание альтернативных приходов. И это в тех местах, где уже на протяжении десятилетий были русские церкви, со своими сложившимися традициями и богослужебным укладом, приспособленным к местным условиям. Все эти факты наблюдаем на примере Марокко, Алжира и Туниса.

В Марокко, например, большая организованная группа русских, приехала с двумя священниками и хорошим спетым хором. Тунис становится местом пребывания зарубежных архиереев, - архиепископа Пантелеимона, затем епископа Нафанаила. Приход в Касабланке обрел альтернативного владыку, одно время им являлся Иоанн (Максимович), о котором следует сказать, что это был наиболее достойный святитель из всех зарубежников. Он мало интересовался политикой, был молитвенником и аскетом, уделял большое внимание благотворительности, просвещению, утешению страждущих душ. Оппонент зарубежного лагеря в Марокко писал о нем: "Исключением являются такие кроткие святители, как Иоанн /б. Шанхайский/, да еще, наверное, найдутся, но таких меньшинство". По словам, близко знавших его людей, "архиепископ вообще не абсолютизировал юрисдикции, что в последствии явилось причиной осуждения его со стороны "более серьезных" зарубежных иерархов, для которых партии и "течения" имели большее значение, чем заповеди Христовы".

Как реагировали священники уже существовавших церквей на появление своих беспокойных собратьев? Об этом писалось в церковной зарубежной прессе: "Не так давно, настоятель нашего храма, архимандрит Митрофан, получил предложение от местного представителя юрисдикции митр. Анастасия, протоиерея Митрофана Зноско-Боровского, перейти вместе со всем приходом в карловацкую юрисдикцию. В своем ответе на это странное предложение архимандрит Митрофан подробно разъяснил отцу протоиерею всю не каноничность церковного устроения, так называемой Зарубежной Церкви и, считая излишним дальнейшие переговоры на тему о "переходе", просил только одного "мирного существования", без вмешательства в чужие дела".

1.4 СОВГРАЖДАНКИ

"Людей, покидающих отечество для чужих краев, на чужбине не уважают, а на родине чуждаются" Эзоп

Итак, кто же, они, наши соотечественники, которые сегодня составляют основной костяк русской диаспоры в стране Магриба?

Необходимо сразу подчеркнуть, что в массе своей это женщины. Их появление здесь связано со вступлением в брак с местными арабами и берберами. Многие молодые люди из Марокко учились в советских вузах, да и в наше время продолжают получать образование в России и других странах СНГ. Большая часть этих женщин - не русские, а украинки или белоруски. Что самое интересное, все они всегда представляются русскими и в быту используют исключительно русский язык. Отдельный разговор о том, что в связи с отсутствием во многих североафриканских странах дипломатических представительств Украины и Белоруссии, этим женщинам приходится преодолевать массу проблем визового, юридического и паспортного характера (ближайшее украинское дипломатическое представительство находится в Тунисе). Марокканские студенты учатся также в Казахстане и среднеазиатских республиках, но спутниц жизни оттуда, как правило, не привозят.

Попадая в арабский, исламский мир Северной Африки, славянки сталкиваются с проблемами адаптации. Рассмотрим на конкретных примерах, как же этот непростой, процесс протекает в Магрибе.

Как правило, женщины, которые на официальном консульском языке по старой памяти именуются "совгражданки", не порывают отношений с оставшимися на родине родственниками, дети у них двуязычны, обычно владеют русским и французским, нередко и третьим языком - арабским. Последнее, характерно для тех, кто воспитывается в арабских семьях, где сильны патриархальные устои. Обычно интеллигентные современные семьи, зная местный диалект, предпочитают говорить в семье по-французски, тем более что со стороны "совгражданок" заметно постоянное негативно-критическое отношение ко всему арабскому и мусульманскому.

Исламское законодательство не признаЈт браков, заключенных вне этой религии, поэтому жены вынуждены принимать ислам. Но, не имея гражданских внутренних паспортов, а только вид на жительство, они во всем зависят от мужа. Вид на жительство для иностранцев, прибывших из стран Восточной Европы, необходимо ежегодно продлевать, а для этого нужно в числе необходимых бумаг предъявлять справку с места работы мужа.

Детей, рожденных в совместных браках, родители стараются отправить учиться в Россию и другие страны СНГ. Женщины, принадлежащие к старшему поколению, пытаются влиять на внуков через книги, игры и т.д., но, как правило, внуки уже не говорят по-русски, зато французский и арабский считают своими одинаково родными языками. Совгражданки стараются завести знакомство с интеллигенцией из числа русских, приезжающих в страну для работы по контрактам и в официальные командировки. Мужья-арабы этому, как правило, не противятся - наоборот, сохранив хорошие впечатления о России за годы учебы в нашей стране, тянутся к русской культуре, охотно говорят по-русски. Определенную долю в этом процессе играют Российский культурный центр, библиотеки, видеофильмы и т.д. Местная пресса постоянно помещает на своих страницах положительные отзывы о работе культурного центра.

Попытки продлить или создать атмосферу русской бытовой среды выражаются в покупке старых русских вещей, мебели, посуды у тех соотечественников, которые, закончив срок работы в Марокко, возвращаются на родину. Но в силу низкого культурного уровня все это принимает порой уродливые и даже карикатурные формы.

Церковь, оставшуюся от старых русских эмигрантов, совгражданки тоже пытаются сделать местом своих встреч и досуга. Православное богослужение, вероучение, книги (а приход обладает большими возможностями в плане выбора литературы, недоступной соотечественникам в России), - все это интереса не вызывает. С одной стороны, в церковь приходят за психологическим утешением, когда совсем плохо на душе от избытка отрицательных эмоций, связанных с пребыванием в чуждой этно-религиозной и культурной среде. С другой стороны, как уже отмечалось, кусочек русской земли используется, как место встреч. Обращений к священнику за советом в плане духовной жизни, традиционного исполнения треб и обрядов - типа заказных записок, молебнов, исповеди, причащения и т.д. - практически не бывает. Единственные молебны в церкви - "о путешествующих", когда кто-то из сотрудников официальных представительств летит домой в отпуск или в связи с окончанием командировки.

Отношения в самой среде совгражданок далеко не простые. Постоянному обсуждению подвергаются бытовые и семейные вопросы. Отсутствие социальной активности, достоверной информации, помноженное на низкий интеллектуальный и моральный уровень, рождает постоянные сплетни и склоки. Среда совгражданок никогда "не простит" кому-то из соотечественниц, если та сможет устроиться на приличную работу. Как правило, русские и русскоговорящие женщины не трудоустроены, так как не обладают необходимыми качествами и навыками, первым из которых является хорошее знание французского, а нередко и арабского языка. Идти на не квалифицированную работу они тем более не способны. Поэтому они сидят дома, во всем зависят от мужей и обычно не ладят с многочисленными родственниками. Их мужья-арабы в этом отношении выглядят намного симпатичнее и благороднее.

Патриархальный арабский семейный быт, построенный на нормах исламской морали, имеет немало положительных элементов. Попадающие же в эту среду совгражданки, фактически разрушая среду, в которой оказались, не приносят в арабский мир ничего положительного из русской культуры, религии, быта и этики. Поэтому в местной среде зачастую складывается неверное отношение ко всему русскому и к России. Иногда, откровенно говоря, испытываешь чувство вины и позора за русскую нацию. Например, общаясь с простыми жителями, мне приходилось не раз разъяснять, что я русский священник: тогда в ответ не редко задавали вопрос: "А что, разве у русских есть религия?" В таком отношении к России и русским, конечно, нельзя винить только совгражданок. Определенную долю антирусского накала несут современные средства массовой информации. Просматривая, как арабские, так и западные телеканалы на французском, английском и других языках, постоянно видишь и слышишь о негативных процессах в современной России. Стыдно, что синонимом слова "русский" стало слово "водка".

Действительно, женщины, приехавшие в Рабат из бывшего СССР, в вопросах вероучения не сведущи. Им, воспитанным на атеистических началах и ничего не знающим о православии, чужда вообще всякая религия. Кроме того, следует принимать во внимание то обстоятельство, что совгражданки агрессивно не приемлют ислам, не смотря на то, что официально многие из них числятся мусульманками. В противоположность женам, их мужья охотно говорят на религиозные темы, показывают знание, как коранических положений, так и азов христианства, с удовлетворением осознают те моменты вероучения, которые говорят об изначальной исторической общности наших монотеистических религий.

В правовом отношении местное законодательство, основанное на нормах шариатского права, совершенно необычно для европейского сознания. Это относится к теме разводов, возможности иметь других жен, к вопросам, связанным с воспитанием детей, положением женщины в обществе, ее социальной активностью. Подчас, когда марокканец, не делая ничего предосудительного с точки зрения закона, религиозных норм, общественных и семейных традиций, совершает поступок, который с точки зрения европейского менталитета не может быть принят, в смешанных семьях случаются трагедии. Совгражданки, даже прожив десятки лет в арабской среде, так и не хотят узнать или понять, как же здесь строятся взаимные отношения.

По емкому выражению одного из российских дипломатов, много лет занятого работой с совгражданками, "они там (т.е. на родине) хотели быть иностранками и здесь тоже хотят остаться иностранками". Заключая брак с арабами, многие женщины думали, что станут женами если не принцев, то во всяком случае родственников короля. На деле оказалось, что принцы обычно учатся в Европе, а в СССР учились дети бедняков.

1.5 БУДНИ ПРИХОДА

Что касается характеристики других оказавшихся в условиях заграницы российских граждан, которые приходят в храм, то это находящиеся в официальных командировках, работающие по контрактам и т.п. Естественно, что в этой среде сильна тенденция к сохранению своего обособленного образа жизни. Люди живут во временных, стесненных условиях с минимальной адаптацией, не вживаясь, а скорее приспосабливаясь к местной жизни.

Положение Церкви в Марокко непосредственным образом связано с явным неуспехом христианской миссии в этой стране. Священники Московской Патриархии приезжают на небольшой срок и совершенно не подготовлены к работе в местных условиях, Деятельность священников развивается в различных направлениях, но только не в области душепопечения. Дело в том, что обычно на воскресной литургии бывает от одного до трех человек, в большие праздники - максимум 15, причем это не регулярно молящиеся, а просто посетители. Обычные формы деятельности приезжавших из СССР, а ныне из Российской Федерации священников - активный отдых, путешествия, бесконечные общения со скучающей публикой, проживающей на территории посольства и создающими видимость занятости дипломатами и примкнувшими к ним. Масса свободного времени побуждает к чтению, интеллектуальным занятиям, изучению иностранных языков.

Тем не менее, несмотря на все трудности, русская община продолжает существовать в Рабате. Благодаря братской помощи греческого архимандрита Тимофея из монастыря Параклит, а также международных христианских благотворительных организаций библиотека пополняется новыми изданиями. В ответ на просьбу В.П. Бутковского, директора российской посольской школы, митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, председатель OBЦС МП, прислал комплект видеокассет "Слово пастыря". Доктор педагогических наук Владимир Петрович Бутковский с супругой Еленой Леонидовной и дочерью Екатериной, за время проведенное в Марокко, показали себя, как самые добрые христиане и очень симпатичные люди.

Затронув тему православной церкви в Рабате, нельзя не сказать еще об одном. В связи с резким ухудшением экономического положения в странах Восточной Европы, многие сербы, румыны, болгары, поляки едут в поисках работы в североафриканские страны. Для многих церковь становится частичкой родины. Совместные богослужения по случаю дней памяти общих святых и событий славянской истории объединяют людей. Частыми посетителями храма стали болгарские прихожане. Постоянно присутствует на богослужениях посол Болгарии, причем он с удовольствием принимает участие в чтении богослужебных текстов, как на церковнославянском, так и на болгарском языке. С большим усердием и серьезностью посольство Республики Болгария, откликнулось на инициативу предложенную настоятелем, по проведению дня памяти святых просветителей славянских Кирилла и Мефодия. Этот праздник готовили и проводили в 1998 и 1999гг., последовательно трудившиеся в Марокко, господа послы Тодорин Пакеров и Георгий Карев. Аналогичные празднества в честь святого Саввы Сербского были проведены 24.01.1999г., как раз в то время, когда международное сообщество восстало против Сербии, дипломатический корпус Марокко игнорировал и бойкотировал посольство Югославии. Сербы, проживающие в Рабате, Касабланке и других городах собрались в русском храме. Господин посол Голуб Лазовик участвовал в богослужении, он по сербскому обычаю разрезал хлеб и полил его вином, как принято в обряде "сербской славы". Затем в церковном саду был устроен прием.

Посол Греческой Республики, обычно приезжает в русский храм на Крестный ход в пасхальную ночь и затем уезжает в Касабланку, где принимает участие в богослужении, совершаемом в Благовещенской церкви Александрийского патриархата. Оказав уважение единоверным русским людям, посол встречает Пасху среди греческой общины.

К сожалению, к нашей церкви практически безучастным остается посольство РФ, на богослужениях российские дипломаты не бывают. Исключение составляет разве что праздник Пасхи, когда, потолкавшись во время крестного хода, россияне дружно начинают празднование в саду под навесом. В храме в этот момент остается не больше десятка человек, а к концу обедни и вовсе только священник и несколько любителей-хористов. Залитые воском ступени паперти, окурки на плитках дорожек и разбросанная по зеленому газону белая пластиковая одноразовая посуда напоминают о том, что прошедший праздник останется в сознании тех, кто связывает себя с русской культурой.

Таковы во многом субъективные впечатления от пребывания на должности настоятеля Воскресенского храма в Рабате.

Объективности ради, следует назвать имена замечательных людей, благодаря самоотверженной преданности которых продолжает существовать русский храм и проявляется необходимая забота к этому уникальному месту, связанному с русской историей и культурой. Это неутомимая Людмила Михайловна Мулин - казначей (фактически староста русской церкви), Нина Алексеевна Эль-Кинони - регент церковного хора, Ирина Александровна Васильева - библиотекарь приходской библиотеки. Много помогали и оживляли скудные будни русской общины в Марокко Вячеслав, Галина и Вероника Семеновы, и Николай Александрович Васильев, за время их проживания в Рабате. Большое внимание и дружбу к русским проявлял польский торговый консул пан Теофил Станиславский с супругой пани Сильвией и дочерью Майей.

Духовную связь с Воскресенской церковью сохраняет матушка Мария (Екатерина Васильевна Гурко). Она внучка знаменитого соратника Скобелева, освободителя Болгарии генерал-фельдмаршала Иосифа Гурко, именем которого названа одна из улиц Софии. Ее отец генерал Василий Гурко женился на француженке, дочери министра юстиции Trarieox, Софии. С 1946г. София и Екатерина Гурко проживали в Рабате. После смерти матери Екатерина Васильевна переехала в Париж, где, приняв монашеский постриг она трудилась в канцелярии Экзархата.

ГЛАВА XIII.

Формирование и боевая деятельность частей "Русского Легиона". - Боевая работа 1-го батальона этого легиона в составe 1-й Марокканской дивизии. - Бои 26-го апреля и 30-го мая. - Участие этого батальона в июльском наступлении генерала Манжена. - Бои 2-го и 14-го сентября. - Наступательный марш Русского Легиона от Нанси к Рейну. - Участие его в оккупации левобережной части Германии. - Демобилизация.

В соответствии с постановлениями французского военного министра о порядке распределения русских контингентов по трем кaтeгopиям, генерал Лохвицкий немедленно по вступлении в должность начальника базы в Лавале приступил к подготовительным работам по формированию из людей 1-й категории русских добро-

Вольческих отрядов. Он широко распространил свeдение о таком формировании и на сделанный призыв откликнулись pyccкиe добровольцы, не только проживавшиe во Франции, но и находившиеся в Голландии, Италии, с. Африке и даже в Калькутте и на Дальнем Востоке.

Все явившиеся волонтеры собирались на базе в Лавале. Там они должны были подписать соответственный ангажемент, которым брали на себя обязательство подчиняться французской военной дисциплине, не допускавшей наличия в войсковых частях солдатских комитетов (советов).

1-м батальоном Русского Лeгиoнa назначен был командовать полковник 2-го особого полка Готтуа. Батальон составился из 400 человек, прибывших из лагеря Курно; он был прикомандирован, властью французского командования, к Марокканской дивизии и отправился на фронт уже 7-го марта 1918-го года.

Затем было приступлено к формированию из людей Куртинского лагеря 2-го батальона Русского Легиона, в командование которым вступил подполковник 1-го особого полка Еске. Этот батальон, численностью в 270 человек, был прикомандирован к 178-й французской дивизии и отбыл на фронт 10-го марта.

Сверх отправленных на фронт, в Лавале оставалось еще 120 чел., которые должны были послужить ядром для формирования 3-го батальона. В действительности они образовали одну роту этого батальона, которая была временно прикомандирована к 1-му батальону. Наконец, из Салоник ожидалось прибытие 40 офицеров и 530-ти волонтеров, которые могли дать материал для 4-го батальона того же Легиона.

Таким образом уже в первой половине марта дело формирования добровольческих частей стало заметно налаживаться. Впоследствии ряды первых четырех батальонов предполагалось усилить дальнейшим влитием в них дополнительных укомплектований, так как имелись все основания ожидать дальнейшего развития добровольческого движения. И действительно, около 20-го марта прибыло из Африки 300 человек, изявивших желание перечислиться в 1-ю категорию, которые и

Были разбиты по существовавшим уже батальонам. К сожалению, впоследствии выяснилось, что среди них в ряды Русского Легиона пробрались и агитаторы, не прекращавшие своей разлагающей работы.

Батальонная организация лeгионa препятствовала принятию непосредственного участия в добровольческом движении старшим чинам бывших особых дивизий (полковникам и особенно генералам), но с этим недостатком ее приходилось мириться, в ожидании возможности более широкого развертывания добровольческих частей.

Русская колония горячо радовалась успеху этих формирований. Сохранилось донесение, согласно которого 10-го марта, поезд с русскими волонтерами, шедший из Лаваля на фронт, был торжественно встречен в Версале бывшим российским послом в Париже В. А. Маклаковым и русскими дамами, привезшими солдатам подарки.

Генерал Daugan, Начальник 1-й Марокканской дивизии, к которой был прикомандирован 1-й батальон полковника Готтуа, уже 26-го марта донес своему командующему apмией о том, что прикомандированная к нему русская часть произвела на него прекрасное впечатление. Он просил при этом отправить поскорее в Россию письма из этой части, надеясь, что они явятся хорошим средством для соответствующей пропаганды в Poccии здоровых настроений.

Полковник Barjonet, начальник штаба Лавальской базы, около того времени доносил во французское военное министерство, что из Салоник прибыл на базу отряд добровольцев (под начальством капитана Павлова) в полном порядке и в прекрасном обмундировании. Сформированный из этих людей батальон был прикомандирован к 56-й пехотной дивизии и отправлен на боевой фронт 9-го апреля.

По донесению генерала Лохвицкого от 13-го апреля, среди этих людей имелось 446 человк, имвших Георгиевские кресты или знаки отличия Военного Ордена.

Однако, уже в период формирования этих батальонов возникли серьезные опасения, насколько, с точки зрения международного права, будет легально положениe этих войсковых частей на театре военных действий, в виду состоявшегося заключения большевистскою властью в Poccии мира с Германией. Не может ли, в самом деле, последняя разсматривать эти батальоны, как части, составленные из некомбаттантов, что грозило бы чинам их, в случае пленения, очень тяжкими последствиями. Соображение это приобрело особое значение в связи с непременным желанием русских военных контингентов сохранить русскую военную форму и сражаться под русским национальным знаменем.

После очень длительного изследования этого вопроса, и в желании обезпечить русским частям законное существование, пришлось вступить на путь некоторого компромисса и согласиться на ношение русскими легионерами формы французских колониальных войск, с трехцветною, однако, повязкою на левой руке из национальных цветов, на которой должен был быть наложен штемпель французского военного министерства.

Что касается национального знамени, то таковое, после выхода Poccии из войны, также не могло быть предоставлено русским добровольческим отрядам, и они должны были довольствоваться тем, что знамя из русских цветов должно было быть прикреплено к древку французского образца.

Со своей стороны, в стремлении легализировать положение русских легионов, французское военное министерство издало от имени Президента французской республики особый декрет (от 11-го апреля 1918-го года), которым оффициально устанавливалось формированиe на все время войны четырех батальонов, составленных специально из русских добровольцев.

При всех этих условиях, положение русских добровольческих отрядов могло считаться в известной мере узаконенным. К сожалению, однако, под влиянием все той же неутомимой работы агитации, ограниче-

Ние в правах ношения русской формы, вместе с другими причинами, о которых будет изложено несколько ниже, послужили причиной весьма серьезного возбуждения среди солдат-добровольцев, которое весьма неблагоприятно отразилось на дальнейшем развитии столь удачно начатого дела формирования русских добровольческих отрядов.

Дело заключалось в том, что 13-го мая, на смотру батальона полковника Балбашевского, одним из высокопоставленных французских генералов, последний произнес неосторожную речь, в которой в довольно жесткой форме напомнил, что батальон составлен из волонтеров и что, следовательно, тот, у кого нет настоящего желания сражаться, может в любое время оставить ряды своей части. Так как мысль о возможности свободного оставления рядов батальона во всякое время существенно расходилась с тем, что говорилось солдатам раньше, во время "триажа", при выделении их в 1-ю категорию, то, под влиянием некоторого раздражения содержанием речи, главным же образом - злонамеренной тайной агитации, среди людей батальона возникли волнения. Люди, выдвигая вперед факты заключения Poccии с Германией мира и недостаточно справедливой оценки союзниками их жертвенного порыва, стали выражать нежелание находиться в дальнейшем в составе вооруженных частей и соглашались лишь на зачислeниe их в разряд добровольных рабочих. К этим основным мотивам отказа от боевой службы стали присоединяться и другие болеe второстепенные мотивы, как, например, нежелание их носить нерусскую форму, сражаться под непривычным знаменем и другие. Волнения не замедлили перекинуться и в другие батальоны (например, батальон полковника Иеске, особенно когда стало известно, что, при заключении ангажемента на службу, не были соблюдены все формальности, делавшие по закону контракт нерушимым, а именно, подписание такового в большинстве случаев происходило в отсутствии соответствующего представителя французского правительства.

О нарушенном равновесии духа в батальонах полковников Балбашевского и Иеске, Главнокомандующий французскими войсками счел своим долгом довести до сведения французского военного министра. Генерал Петэн, признав вышеупомянутую речь французского генерала неудачной, все же высказался за необходимость расформирования русских добровольческих батальонов, в которых последними coбытиями, по его мнению, была скомпрометирована воинская дисциплина. Если же, по условиям общей обстановки, добавлял французский Главнокомандующий, все же необходимо сохранение Русского Легиона, то Легион этот должен бы быть создан на основаниях, принятых в иностранном Легионе, то-есть он должен находиться под французским командованием и со смешанным офицерским составом.

Однако, к этому времени батальон, находившийся под командой полковника Готтуа, завоевал себе столь прочную боевую славу, что о его расформировании не могло быть речи.

Батальон этот, в составе одной строевой и одной пулеметной роты, в которой впоследствии постепенно влились люди прикомандированной к нему роты 3-го батальона, был, по сформировании, включен, как читатель уже знает, в состав 1-й Марокканской дивизии, которая пользовалась во французской армии выдающейся боевой репутацией.

Будучи перевезен вместе с названной дивизиeй в район Нанси, упомянутый русский батальон был придан непосредственно к 8-му Зуавскому пехотному полку, находившемуся под командой подполковника Лагарда.

В районе Нанси русский добровольческий отряд оставался недолго. Весьма скоро ему пришлось оказаться в

Боевой обстановке и показать свои исключительные боевые качества.

В последней трети марта 18-го года, после заключения большевистским правительством Брестского мира, германцы получили возможность произвести грандиозное наступление на их западном фронте. Наступление было направлено против англичан в районе Амьен-Арраса. Фронт союзников оказался прорванным и положение их становилось очень серьезным. Генерал Фош, в руках которого, вследствие сложности положения, было объединено командование союзными войсками, направляет к месту прорыва все наиболее свободные силы. Но операция затягивается и положение на фронте союзников продолжает оставаться критическим. Наступают исключительно тяжелые дни операции с 26-го по 30-е апреля. К этому времени к месту действия подвозят на автомобилях Марокканскую дивизию. В составe ее находится также и русский отряд. Вместе с другими частями, он от Виллер-Бретонэ переходит 26-го апреля в контр-аттаку, которая и производит значительное улучшение, в положении.

Вот несколько горячих строк из "истории славы Марокканской дивизии" . Они стоят того, чтобы быть приведенными, в доказательство русской доблести и русской жертвенности.

"В наиболее критический момент боя на горизонте появляется небольшая часть.... Она смело бросается вперед между зуавами и стрелками, со штыками, устремленными на неприятеля.... Опасность им ни по чем... Кто эти храбрецы?..

Это русскиe Марокканской дивизии! Слава им..."

По поводу боя 26-го апреля, генерал Daugan донес, что он очень доволен ротами русского Легиона, ему подчиненными: офицеры и солдаты показали себя в бою пылкими и мужественными.

Общие потери русских: 3 офицера раненых; солдат: убито 19, ранено - 74.

Чтобы не дать разстроиться кадрам, начальник марокканской дивизии просит поскорее выслать этим ротам соответствующие пополнения, которые находились в это время в Лавале, в числе около 200 волонтеров.

С особою восторженностью генерал Daugan отзывается о деятельности в этом бою строевой роты капитана Лупанова и пулеметной роты капитана Разумова. "Эти части, говорит он, двинулись в бой с безпримерным (sans pareil) пылом и храбростью, которые привели в восхищение (en admiration) всех, видевших данное движение, и особенно зуавов, с которыми они наступали рядом.

Капитан (ныне полковник) Лупанов был тут же, на поле сражения награжден орденом Почетного Легиона, а два особо отличившихся унтер-офицера - военными медалями.

Кромe названных лиц, французских боевых наград были удостоены еще другие чины Легиона.

Весь же батальон Русского Легиона, находившийся под командой полковника Готтуа, за участие в аттаке 26-го апреля 1918-го года был признан заслуживающим: "Etat de recompenses".

Но вот наступает следующий месяц - май. Аттаки германцев во Фландрии и Артуа, несмотря на проявленную настойчивость, в общем не приводят к ожидавшимся немцами результатам. Французское командование перебрасывает в аттакованный район сильные резервы, которые останавливают развитие успехов, сопровождавших первоначальное наступление неприятеля. В результате произведенной перегруппировки естественно наступает ослабление положения союзников в других районах, и особенно на ближайших подступах к Парижу, в районе Суассон - Реймс. Этим обстоятельством пользуются германцы, чтобы именно сюда направить свой новый удар.

Противником. Лишь к началу июля заканчивается боевая деятельность легиона в этом районе, и он, в составе все той же дивизии, отводится в армейский резерв в Виллер-Котерэ.

Французские газеты того времени особенно восторгаются геройством русского отряда в бою 30-го мая под Суассоном. Они подчеркивают большое количество боевых наград, предоставленных французскими военными властями русским легионерам.

Вновь вступившие в ряды отряда люди, сражаясь, как львы, соперничают в доблести с ранее прибывшими легионерами.

Особо отмечалось мужество убитых - поручика Орнатского, подпоручика Руднева, доктора Зильберштейна и раненых - капитанов Разумова, Иордана и поручика Васильева.

Среди донесений, свидетельствующих о доблести чинов Русского Легиона, участвовавших в этом бою, выдается донесение Командира 1-й роты о геройстве подпрапорщика Дьяконова.

В бою под Суассоном, при контр-атаке, он был тяжко ранен несколькими пулями в грудь, живот и руку. Вследствие того, что роте, при отходе, пришлось пробиваться штыками к своим, вынести подпрапорщика Дьяконова с поля боя не было никакой возможности.

"Тем не менее подпрапорщик Дьяконов, свидетельствует донесение, не потерялся; собрав вокруг себя столь же тяжело раненых, как и он сам, названный подпрапорщик составил их них команду, огнем которой прикрывал тыл своей роты, облегчая тем ее отход.

Повидимому, подпрапорщик Дьяконов не остался в живых, так как об нем прекратились всякие сведения.

(Следует перечень свидетелей ранения).

Подпрапорщик Дьяконов имел Георгиевский крест 4-й степени и Croix de guerre (с пальмой)".

Этот безхитростный разсказ про одного из многих. Сколько, в самом деле, таких скромных русских героев, имена которых не удалось сохранить, осталось лежать на полях Франции и Македонии, выражая своею геройской смертью протест против власти большевиков и их дерзости распоряжаться судьбами непринадлежащей им Великой России!...

Интересно привести выдержку из письма одного очень вдумчивого офицера Русского Легиона, участника славного боя 30-го мая, написанного им генералу Лохвицкому и в переводе находящемся в соответствующем архивном деле. В нем говорится приблизительно следующее: "Относительно настроения офицеров и солдат, могу сказать, что мы себя считаем приговоренными, без всякой надежды вернуться назад целыми, подобно батальону "смертников" в России, уничтоженному целиком, без всякой реальной пользы для общего положения. Его приходится разсматривать скорее, как "идею", чем как организм для использования в бою".

К сожалению, добавляет автор письма, мечта о том, чтобы батальоны Русского Легиона были соединены вместе, до сих пор не осуществилась; действуя же раздельно, малыми пакетами, под начальством французских офицеров, эти части не могут осуществить какой-либо самостоятельной задачи и вся их роль сводится к содействию успexy других частей. Между тем, жалуется он, лучшие солдаты уже перебиты, остальных ожидает та же судьба. "Боюсь, что, при таких условиях, ни задача, ни идея, положенные в основу при организации Русского Легиона, не будут полностью осуществлены".

12-го июня командование 1-м батальоном переходит от полковника Готтуа к капитану Лупанову. А накануне, 11-го июня, французским военным министерством отдано распоряжение о замене старых ангажементов новыми, в которые вводилось определенное обязательство служить "до конца войны", и которое должно было быть подписано каждым легионером, как то-

Го требовал основной закон, в присутствии французского представителя (sous-intendant).

Согласно этого распоряжения, русским легионерам, подписавшим новый контракт, предоставлялось право либо продолжать службу в специальном Русском Легионe, либо перейти в состав иностранного легиона. Не пожелавшие подписать нового контракта, подлежали переводу в разряд рабочих, или, в случаe нежелания работать добровольно, отправлению в с. Африку, на общем основании. Французское военное министерство отдавало себе отчет в том, что требование подписания нового ангажемента поведет к значительному уменьшению числа добровольцев, но, по его мнению, другого выхода ликвидировать накопившиеся недоразумения у него не оставалось.

Конечно, данной обстановкой не преминули воспользоваться большевизанствовавшие элементы, которые, будучи повсюду вкраплены, усилили свою агитацию вообще против существования Русского Легиона. По донесению генерала Лохвицкого, отпускные и лежавшие в госпиталях чины легиона, а также солдаты, находившиеся в Лавале, подверглись новой волне агитации, подобно тому, как это имело место в 17-м году. Агитаторы поджидали отпускных на вокзалах, особенно в Париже.

В противовес этому течению, в Париже и Ницце были устроены патриотическими благотворительными обществами особые патронажи для чинов Русского Легиона, целью которых было предоставление чинам этого Лeгиoнa поддержки, - моральной и материальной.

Между тем в первую половину лета 1918-го года положение французов на путях к Парижу становится, как известно, чрезвычайно трудным. Германцы глубоко вдались в их расположение в районах Мондидье и Шато-Тьери, оказавшись всего лишь в 60 километрах от Парижа. В районе Шато-Тьери им удалось даже перейти на левый берег Марны.

В такой обстановке 18-го июля начинается знаменитое фланговое контр-наступление 10-й французской армии генерала Манжена со стороны лесов Виллер-Котерэ. В этом наступлении принимает участие и Марокканская дивизия, имея в своем составе части Русского Легиона,

Значительно поредевшего после операции вторичного подписания ангажемента.

Марокканская дивизия наступает в центрe; на флангах ее - две свежие американские дивизии. Наступление генерала Манжена поддерживается огромным количеством apтиллepийcкиx батарей, сотнями танков и тучею аэропланов. Ревущий и клокочущий вал, которым и сметается немецкое сопротивление...

В дальнйшем, в начале августа, в результате июльской наступательной операции французов, на фронте Реймс - Суассон, германцы находятся в отступлении от Марны к р. Эн; несколько же позже, после стремительного натиска англо-французов у Мондидье, немецкие войска отходят в начале сентября на свои основные позиции 17-го года.

В этот период времени Русский Легион претерпевает еще одну реконструкцию, имеющую целью использовать всех людей, подписавших 2-й ангажемент, и разсредоточить их небольшими группами в четырех различных батальонах. Реконструкцию эту поручено было произвести Начальнику 1-й Марокканской дивизии генералу Daugan, по соглашению с генералом Brulard, новым начальником Лавальской базы. Эти лица ближе других, из состава французской армии, стояли к русским военным контингентам и потому считались в данном случае и наиболее компетентными в русском вопросе. Оба названные генерала, вместе с тем, являли тот тип французских военноначальников, которые относились бережно к русским военным контингентам и к их исключительно тяжелым переживаниям, вызванным революционным временем и пребыванием внe родины. Однако, как это видно из донесения генерала Daugan, на имя Главнокомандующего французскими войсками от 14 августа 1918-го года № 4949, мнения двух названных лиц серьезно разнились в деле наилучшей организации добровольческих элементов. Генерал Daugan был полон стремления сохранить их у себя на фронте в качестве активно действующей части, организовав в тылу всего один или несколько "комплектующих" батальонов, в соответствии с количеством накапливавшихся пополнений.

При этом генерал Daugan, выражал мнение о желательности передачи командования русским действующим батальоном французскому штаб-офицеру, который, по его мнению, будет один в состоянии точно и быстро согласовать действия этого батальона с общими заданиями начальника французской дивизии или бригады. Им же признавалось полезным наличие в батальоне некоторого числа французских офицеров для сглаживания тех шероховатостей, которые искусственно были создаваемы пропагандой между русскими офицерами и солдатами со времен начала революции.

Что касается генерала Brulard"a, то последний являлся сторонником другой системы, предлагая оттянуть с фронта все русские добровольческие части, не исключая и находившегося в составe 1-й Марокканской дивизии, чтобы воспользоваться ими в качестве кадров для новых более широких формирований, которые в будущем и могли быть использованы для боевой работы на французском фронте.

Не трудно видеть, что эта вторая система, преследуя болee обширное задание, могла бы дать плоды лишь по истечении нескольких месяцев. В действительности же она лишила бы русские военные контингенты лишь возможности принять боевое участие в событиях последних месяцев войны на западном фронте.

По счастью, она не была принята.

Вслдствие принятия предложения генерала Daugan, отряд Русского Легиона, находившийся в составе 1-й Марокканской дивизии, получил в августе месяцк довольно значительные подкрепления, за счет других батальонов того же Легионa.

Он развернулся в батальон из 2,5 рот стрелков и 1 пулеметной роты и вошел уже, как самостоятельная часть, в состав 1-й бригады Марокканской дивизии. Бригада эта образовывается из иностранного легиона: (3 батальона), Мальгашского батальона (из туземцев о. Мадагаскара) и батальона Русского Легиона. Командует этой бригадой французский полковник Bouchez, нынешний начальник штаба Страсбургского военного губернатора.

В таком составе pyccкий батальон, давно уже при-

Нявший в своем внутреннем обиходе почетное названиe "Легиона чести", перебрасывается еще раз на автомобилях к северу от Уазы и здесь ведет в течение всей первой половины сентября, в районе Терни-Сорни, многодневное наступление в направлении на Лафо, на один из наиболee выдавшихся вперед углов укрепленной линии Гинденбурга.

Батальон несет здесь крупные потери, особенно в боях 2-го и 14-го сентября. В первом из названных боев, по свидетельству участников боя, два французских офицера (командующий батальоном Commandant Tramuset и Capitaine Brun) падают на поле сражения "смертью храбрых", рядом с русскими легионерами: высоко доблестным врачем батальона Клейманом и георгиевским кавалером протоиереем Богословским, 60-ти лет, получившим уже право на перевод в Россию, но считавшим своею священною обязанностью участвовать в сражении и напутствовать шедших в атаку крестным благословением. Эта смерть в одном бою героев, принадлежавших к двум союзным национальностям, ярко подчеркивает общность идеи, воодушевлявшей самоотверженно гибших русских и французских людей.

Привожу ниже, в переводе, текст донесения генерала Daugan об этом легендарном бое:

"Батальон Русского Легиона, который принял участиe в общей аттаке 2-го сентября 1918-го года, получил задачу овладеть деревней Sorny. В боевом порядке батальон этот находился во 2-й линии, позади 12-го батальона Мальгашских стрелков, который, миновав дорогу Суассон-Бетюн, должен был аттаковать деревню Terny-Sorny.

С началом атаки, войска, продвигавшиеся под прикрытием катящегося вала баражного огня, попали под действие сильного флангового пулеметного огня, исходившего со стороны северной опушки леса Beaumont и вершины 172. Правофланговые части Мальгашских

Стрелков, под влиянием этого огня, несколько замялись; левый же фланг наступавшего батальона успел все же достигнуть западной части названной деревни. Однако, на северной опушке названной деревни пулеметы противника развили столь адский огонь по продолжавшей наступать колонне, что продвижение всего отряда должно было прекратиться.

В этот момент некоторые части батальона Русского Легиона, по собственной инициативе их офицеров, принимают самостоятельное решение двинуться к востоку, с целью обхода аттакованного селения и овладения им, путем охвата его с севера.

Под градом артиллерийского и пулеметного огня, в то время, как вся 1-я линия замерла, части русского батальона вполне отчетливо выполняют этот сложный маневр.

С замечательной решительностью, в неугасаемом порыве, имея в голове движения своих офицеров, русcкий батальон овладевает деревней. - Схватка жестока. - Противник, прочно засевший в развалинах деревни, решил держаться в ней, чего бы это ему ни стоило; он защищается с энергией отчаяния, схватывается грудь с грудью и сопротивляется большую часть ночи, никому не давая пощады. Но на разсвете деревня полностью переходит в руки русского батальона, который организует ее оборону и удерживается в ней, несмотря на бешеныя контр-атаки противника. В течение трех дней, 3-го, 4-го и 5-го сентября, батальон держится в ней, напрягая все свои силы и не взирая на жестокую неприятельскую бомбардировку орудиями всех калибров и снарядами с удушливыми газами.

В период этих действий Русский батальон взял 160 пленных и в руки его досталась значительная материальная добыча, в виде разного рода предметов вооружения и снабжения.

Жертвенность, с которой этот батальон выполнил свой маневр, в виду серьезности общего положения, смелость и отвага, с которыми он его осуществлял, под самым сильным неприятельским огнем,

Поразительная энергия и выносливость, каковые свойства были им проявлены, - требуют представления батальона Русского Легиона к заслуженной им награде..."

Представление это было уважено Главнокомандующим французскими армиями 30-го сентября 1918-го года и батальон Русского Легиона получил право ношения особого отличия, называемого во Франции "Fouragere" (род аксельбанта, носимого всеми чинами части на левом плече).

Названное награждение было сопровождено особым приказом маршала Петэна, Главнокомандующего французскими войсками.

"Награда эта, говорит генерал Daugan в своей "Notice", напоминает не только о прекрасном боевом поступке батальона Русского Легиона, выполненным им 2-го сентября, но о всех героических делах, в которых батальон принимал участие в апреле 1918-го года.

Батальон особо отобранных людей, непримиримая ненависть которых к врагу, в соединении с полным презрением к смерти, воодушевляет все их действия, проявил редкую храбрость в течение боевых операций на Сомме с 26-го по 30-е апреля 1918-го года (см. выше), содействуя своим героическим сопротивлением и ценою больших потерь, остановке пpoдвижeния нeприятеля на Амьен.

Этот же батальон принял не менее блестящее участиe в операциях у Суассона 30-го мая и теперь 2-го сентября, где он выявил те же качества и ту же жертвенность, сражаясь безпощадно, в целях удержания за собою раз взятой территории, и захватывая у неприятеля многочисленных пленных и матерьяльную часть".

Наконец, 14-го сентября 1918-го года отряд Русского Легиона принимает не менее почетное участие в общей атаке укрепленной позиции Гинденбурга, северо-восточнее плато Laffaux. Участие это рисуется по тому же источнику в следующем видe:

"В ночь с 13-го на 14-е сентября батальон оставляет свое бивачное расположение, занимавшееся им со времени блестящего боя 2-го сентября. Его новое назначениe состояло в том, чтобы, выдвинувшись из резерва в

1-ю линию боевого порядка своей бригады, занять участок между Иностранным Легионом и 12-м батальоном Мальгашских стрелков справа.

Боевая задача батальона заключалась в овладении весьма сильно укрепленным неприятельским узлом сопротивления. который представлял значительную опасность для наступления всего отряда. Посл захвата на фронте этого узла двух траншей (du Rossignol и Avancee) необходимо было штурмовать Chateau de la Motte и, овладев последним, привести его в состояние обороны.

В назначенный день и час, 1-я рота батальона Русского Легиона бросилась в аттаку, со своей обычной стремительностью, поддерживаемая следующей за ней в разстоянии 150-ти метров 2-й ротой. - В своем безграничном порыве, 1-я аттакующая волна захватывает траншею "Rossignol", почти мгновенно преодолевая вторую промежуточную траншею и овладевает штыковым ударом, соединенным с действием ручных гранат, траншеей "Avancee". Этому действию в широкой мере помог отряд, направленный на отметку (82, 41), где находился немецкий блокгауз, отбивавшийся от нашествия неприятеля всеми своими минометами и пулеметами, прикрытыми бетонными убежищами.

Очистив от неприятеля захваченные траншеи, Русский легион продолжал свое наступление и, опередив заградительный огонь своей артиллерии, стремительным штыковым ударом, овладевает последним предметом своих действий Chateau de la Motte. - Быстрота действий русских легионеров была такова, что немцы не успели оказать им сопротивления и в руки атакующих попало много пленных, пулеметов и разных предметов боевого снабжения.

Bce эти действия были ведены так блестяще и с такой безоглядной стремительностью, что потери батальона были относительно весьма незначительны: всего 9 убитых и 25 раненых. - Но впечатление от этих побед в значительной мере увеличили и без того славную боевую репутацию, которую стяжала себе доблестная фаланга русских легионеров в 1-й Марокканской дивизии".

Так доносил 26-го октября 1918-го года своему начальству генерал Доган, начальник 1-й Марокканской

Дивизии. На том же донесении имеется следующая отметка генерала Gerard, командующего 8-й французской армией:

"С aпpеля 1918-го года, времени сформирования, батальон Русского Легиона, вошедший в состав 1-й Марокканской дивизии, давал неоднократно доказательства самого лучшего своего поведения в различных операциях, в которых ему приходилось принимать участие.

Качества, которые делали из этой части войск в руках его начальников весьма ценный боевой инструмент, отмечены в мотивах представления батальона к награде, полученной этой частью 30-го сентября 1918-го года.

При этих условиях, желательно оказать содействие к дальнейшему укомплектованию русскими контингентами этого батальона, входящего в состав 1-й Марокканской дивизии.

Подпись: Командующий 8-й (французской) apмией

Генерал Gerard".

Таково же было мнение и Главнокомандующего французскими войсками, выраженное им в октябре 1918-го года.

Громкая боевая слава Русского Легиона привлекла в его ряды новых добровольцев. Являлись желавшие записаться в его ряды из разряда рабочих. - Кроме того много русских, служивших в частях Иностранного Легиона, пожелали перечислиться на службу в специально Русский Легион. В архивных делах сохранилась заметка о том, что, согласно разрешения французского военного министра, 1-го ноября 18-го года, в батальон Русского Легиона при 1-й Марокканской дивизии было влито 152 человека, из числа русских, служивших в частях Иностранного Легиона.

Вследствие этого батальон Русского Легиона, несмотря на потери в боях, не уменьшался в своей численно-

Сти. Наоборот, силы его в некоторой мере даже росли. По донесению генерала Daugan, к 1-му ноября 18 -го года в его рядах состояло 564 человка, причем батальон был разбить на три строевые и одну пулеметную роты.

С такими силами Русской Легион вновь оказался готовым к дальнейшим дйствиям.

Но уже в первой половин октября немцы, по общей обстановке вынуждены были, как известно, очистить всю линию Гинденбурга, представлявшую исключительно сильно укрпленную полосу местности, с бетонными постройками и скрывавшейся артиллерией. Подорванная к этому времени психика нмцев не могла найти себе опоры в мертвых постройках. Начался отход немцев к границам...

В таких условиях, в конце октября Марокканская дивизия, в полном своем составе, была перевезена в Нанси, откуда должен был начаться заключительный маневр ее, в состав группы армии генерала Кастельно, по правому берегу р. Мозеля на Майнц. В этом маневре, имевшем задачею удар по сообщениям отходивших германских армий, должен был принять участие также Русский Легион. Только перемирие 11-го ноября 1918-го года прервало выполнение задуманной операции. Тем не менее, Pyccкий Легион "чести" продолжал и в дальнйшем свое существование, приняв участиe в оккупации союзными войсками левого берега р. Рейна. Выступив через нсколько дней, после объявления перемирия из paйoнa Нанси, он пересек Лотарингию, Эльзас, Сар и Ренанию. По окончании же названного походного движения, общим протяжением до 200 километров, батальон этот занял предназначенные ему для оккупации пункты на Рейн против Мангейма.

Так кончилась славная служба этой небольшой русской части, вобравшей в себя все самые сильные и крепкиe духом элементы русских особых дивизий.

По свидетельству легионеров, они в течение всего боевого периода их деятельности, были окружены со

Стороны французской армии знаками исключительного внимания, особенно со стороны их боевых товарищей по дивизии.

В период своей боевой деятельности, на полях Франции, упомянутый батальон Русского Легиона своей доблестью, как уже отмечено, дважды заслужил чести быть отмеченным в приказах по французской армии и тем приобрел право на особое внешнее отличие. Многиe чины этого батальона удостоились получения французских боевых наград; особенно заслуживает внимания награждение орденом Почетного Легиона "солдата" Введенского (по специальности врача, но поступившего в отряд рядовым добровольцем) - случай чрезвычайно редкий в практике награждения генералом Петэн этим орденом военных чинов, не занимавших офицерских должностей.

Мы таким образом должны констатировать, что в течение всего 1918-го года, вплоть до заключения общего перемирия 11-го ноября, в рядах вооруженных сил Держав Согласия на территории Франции неутомимо сражался против центральных держав небольшой pyccкий отряд. Этот отряд, принял yчacтиe и в общем наступлении армий Держав Согласия к Рейну, для оккупации левобережной Германии.

Присутствием своим на берегах Рейна pyccкиe легиoнepы запечатлели свою верность тем обязательствам, которые приняла на себя Россия, вступив с Державами Согласия в договор о совместном ведении войны Державами Тройственного Союза до конца.

Слава за эту непоколебимость и проявленную, вместе с тем, доблесть живым героям, вечная память их погибшим соратникам!

ОМЦ: Была ли во время неконвенционной фазы борьбы какая-то доктрина борьбы с повстанцами, которой вы могли бы руководствоваться, или приходилось только следовать подходу: «смотри и учись»?

Брейтенбах: Я бы сказал, что доктрины или боевые уставы, как при конвенционных конфликтах так и при борьбе с повстанцами - особенно при мобильных операциях в сельской местности - будут похожи. Мы все изучали как организовать временный опорный пункт, построить убежище, устроить засаду, не попасть в засаду противника, замести следы, прочитать следы, организовать многодневный наблюдательный пост, вести наступление на опорный пункт или на позицию — все необходимое для выживания, в том числе в буше. Кое-что было взято из книг, что-то из опыта британцев в Малайзии и американцев во Вьетнаме. Но все эти навыки должны были быть адаптированы к текущей обстановке — противнику и местности. Мы экспериментировали и исследовали нашу отрасль знания, никогда не следовали слепо содержанию книги. Особенно когда мы действовали как интегрированная группа с воздушной поддержкой. Была, например, разработанная нами в сотрудничестве с родезийцами так называемая концепция «Файрфорс» (поддерживаемые вертолетами молниеносные удары против опорных пунктов), которая в конечном счете причинила СВАПО гораздо большие потери чем все остальные оперативные методы. Существующая литература при этом также использовалась в качестве отправной точки — тем более американцам уже во Вьетнаме была знакома аналогичная концепция — но ее данные всегда видоизменялись и приспосабливались к весьма различающимся требованиям каждой ситуации, к широкому спектру противников - который колебался от закаленных в бою партизан СВАПО до пушечного мяса ФАПЛА и слегка нерешительных кубинцев. Только психологическая устойчивость и мастерство командиров в применении изученного, а также частое опробование боевых приемов на местности и противнике обеспечивали эффективность 32-го батальона в любой ситуации.

Для закрепления этих навыков и выработки новых концепций мы создали превосходный учебный центр на одном из наших южных опорных пунктов в западном Каприви (база «Буффало»). Там, на различных курсах и школах, весь личный состав подразделения проходил обучение по тем видам боя, которые ожидались. Содержание этого обучения должно было постоянно модифицироваться, чтобы удовлетворять практическим требованиям войны. А под конец у нас были даже механизированные роты, бронемашины и артиллерия, чтобы быть готовыми исключительно к конвенционным угрозам со стороны ФАПЛА или кубинцев, тогда как партизаны СВАПО в основном исчезли. Так что обучение проводилось таким образом, что включало в себя новую тактику, новые директивы ведения боя и новые системы оружия.

ОМЦ: Были ли какие-то трудности с адаптацией?

Брейтенбах: Нет. Мы воевали исключительно в отдаленных областях, даже без рудиментарной инфраструктуры в радиусе тысяч километров буша. Однако эти проблемы черные солдаты 32-го батальона переносили гораздо легче, чем городские белые призывники. Так что, даже в таких условиях подразделение всегда было на высоте.

ОМЦ: При таком неоднородном составе подразделения, возникает вопрос: играли ли какую-то роль, и если да то при каких обстоятельствах, межнациональные и межплеменные разногласия?

Брейтенбах: Было такое, потому что личный состав подразделения происходил из семи различных племен Анголы. У всех был свой родной язык, но все использовали португальский как лингва франка. Племена Юго-Западной Африки — Намибии точно не питали к ним симпатии, что было главной причиной того, почему они не использовались для борьбы с повстанцами к югу от границы. Напротив, южные племена Анголы — если они не находились под властью СВАПО или ФАПЛА — испытывали некоторый энтузиазм.

Когда я принял Chipe Esquadrao, то не был осведомлен о племенной принадлежности людей. Подразделения были перемешаны, без какой-либо связи с этим. Операция «Саванна», если оглянуться назад, представляется обручем, который связал людей вместе, благодаря выкованному в бою товариществу; и оно оказалось крепче, чем межплеменные противоречия. Тем не менее, по окончании операции я поставил себе задачу разъяснить людям, что я не потерплю землячества, политики и даже системы двойного управления - которое существовало, когда лояльность войск еще распределялась между мной и Чипендой. В будущем должно быть только одно племя, а именно батальон, и я в этом племени «вождь», таков был посыл. Несколько человек, которые этого не приняли, были отправлены в лагерь беженцев в Рунду.

Я пытался создать дух подразделения, что обычно присуще только в специальным силам. Серия их побед в полностью завершенной операции «Саванна», и уважение, выражаемое им белыми войсками, от которых нам был придан эскадрон броневиков, послужили для этого хорошей основой. Мы разработали эмблему войск, берет, пояс и нарукавный шеврон. Неизбежным результатом было, что солдаты начинали, как школьники, гордиться своей униформой и чувствовать себя — особенно в присутствии женского пола — на три метра ростом.

ОМЦ: Как выглядели в батальоне отношения между расами, с учетом того, что командиры были в основном белыми? И это во времена расовой сегрегации?

Брейтенбах: Первоначально все командиры, начиная с уровня взвода, были белые южноафриканцы, пока мы не начали посылать на офицерские курсы закаленных в боях черных сержантов и унтеров - после чего некоторые из них могли быть назначены командирами взводов и рот. Я проводил политику открытого предпочтения выходцев из черных солдат. Все белые претенденты на членство в батальоне должны были проходить строгий отбор, сравнимый с таким же в специальных силах, таких как САС. Если они проявляли какие-то тенденции апартеида, их отправляли туда, откуда они пришли. Затем все командиры взводов должны были успешно пройти последнее испытание: получить признание у своих людей. Которое вырабатывалось в первом бою, где можно было пронаблюдать их реакцию. Вместо того, чтобы действовать против противника так, как они делали это обычно, они сперва ждали как поведут себя «новички» и анализировали их «огнестойкость». Я всегда консультировался с черными унтерофицерами. Если они признавали новичка энергичным командиром - его будущее в батальоне было обеспечено, если нет - его немедленно переводили.

Связь между черными солдатами и белыми командирами укрепилась настолько, что у меня возникали проблемы с задействованием взводов, когда командир взвода был в отпуске, переводился в другое подразделение или, как к сожалению слишком часто происходило, получал ранение и улетал в Южную Африку. Тогда они тяжело переносили бои и приветствовали возвращение своего «tenenti» с большим воодушевлением и часто более чем с парой пива.

Батальон был для людей центром жизни, внешний мир почти не замечался, и они были изолированы от политики и других событий. Отчасти так было потому, что мы и физически были заблокированы, и база «Буффало» представляла собой герметично огороженную область - «запретную зону» в Каванго, в которой жили солдаты и члены их семей.

ОМЦ: Наряду с лояльностью, боевым духом и боевым товариществом, о котором говорилось до сих пор, имелась ли другая мотивация, влиявшая на войска?

Брейтенбах: Среди личного состава, несомненно, были твердые антикоммунисты, особенно среди бывших людей ФНЛА, но это никогда особенно не подчеркивалось и не выставлялось на обозрение. К середине 1976 года весь личный состав батальона был приписан к южноафриканской армии. Она стала для них новым домом, особенно после того как они получили южноафриканское гражданство. Иногда мы брали в плен солдат ФАПЛА или УНИТА, которые все без исключения присоединялись к нам. Мы могли ожидать, что эти пленные будут «пропитаны» русским или китайским коммунизмом. Но они отказывались от этой чуждой идеологии и полагали за честь воевать в нашем подразделении, очевидно потому, что находили притягательным дух 32-го батальона.

ОМЦ: Были ли успешные попытки со стороны противника внедриться в подразделение и подорвать моральный дух или разжечь конфликт лояльности?

Брейтенбах: После «Саванны» была попытка партийного секретаря ФНЛА Роберто вернуться на политическую сцену, в ходе чего он хотел взять под контроль батальон, чтобы идти с ним на Луанду. Я полагаю, это было связано с неудачной попыткой наемников «полковника» Каррена вырвать Анголу у МПЛА. Партийный секретарь имел доступ в «Буффало» и наши тайные объекты в Окаванго, но я помешал его плану, прогнав его и немногих его сторонников в лагерь беженцев к югу от Рунду. Никогда больше никакому противнику проникнуть в наше подразделение не удавалось, потому что «агентов» весьма быстро и с энтузиазмом разоблачали новобранцы, прибывавшие в 32-й батальон.

ОМЦ: В некоторых ваших книгах вы подчеркиваете, что политики продемонстрировали недостаточную способность или готовность понимать динамику и природу этого конфликта. Это нередкое обвинение солдата в адрес политиков. Можно ли сделать вывод, в этом конкретном случае, что исход войны был бы другим, если бы командиры имели большую свободу действий?

Брейтенбах: Нужно заботиться о том, чтобы над командиром не стояло руководство, которое находилось бы в конфликте с нашей демократической философией или конституцией. Генералов не выбирают, но со стороны правительства они побуждаются к тому, чтобы исполнять четко определенные военные задачи. Однако задачи, которые поступают верховному командованию от правительства, должны устанавливать цели, ограничения и другие параметры, чего можно достичь только соответствующим планированием совместно с высшим военным командованием. В Южной Африке это достигалось через Государственный совет безопасности (ССК). Уинстон Черчилль для этой цели во время второй мировой войны созвал военный кабинет, в котором были представлены и интегрированы ВМС, сухопутные войска и ВВС, под бдительным оком лорда Алана Брука, правой руки Черчилля. Наш ССК мыслился как то же самое, но на самом деле был лишь бледной копией британской системы; можно сказать, что если Великобритания находилась в состоянии тотальной войны, то наша война в буше в сравнении в ней выглядела какой-то «блевотиной» на краю географии.

Самой большой проблемой было то, что наши политики вмешивались непосредственно в ход боевых действий. Они должны были сконцентрироваться на политической стратегии и отдать генералам военную стратегию и тактику. Политические решения — прерогатива политиков, в то время как военная стратегия и тактика являются инструментами, с которыми военные лидеры реализуют политические цели.

От 32-го батальона ожидали проведения военных кампаний специфических видов: так называемых «внешних операций», которые включали в себя уничтожение опорных пунктов и учебных лагерей СВАПО и разгром районов концентрации войск ФАПЛА и кубинцев. Это лишало СВАПО оперативного простора и безопасных тылов в Анголе. Эта задача была повторена несколько раз в крупных операциях, с надеждой на то, чтобы в конце концов захватить контроль над провинцией Кунене и уничтожить ФАПЛА-кубинский щит, за которым могли прятаться СВАПО.

ОМЦ: Однако, вроде бы это получалось. В чем была проблема?

Брейтенбах: Наш министр иностранных дел, Пик Бота, [ Pik - «пингвин» (африкаанс), прозвище Рулофа Фредерика Боты - прим. перев.] имел привычку после каждой победы топать в заирскую Лусаку и возвращать наши приобретения врагу, выводя нашу армию из Анголы и из только что занятых областей. Так что нам приходилось повторять операции несколько раз, когда проникновение СВАПО в Намибию снова усиливалось. К счастью, у нас были генералы, которые полагали краеугольным камнем своей военной стратегии наступление вглубь территории противника и не готовы были просто ждать, пока враг растворится среди населения Намибии.

Этот «цирк туда-сюда» берет свое начало с момента окончания «Саванны»; мы повторяли эту фигню в нескольких крупных операциях вплоть до 1988 года.

ОМЦ: Но даже на менее известных театрах военных действий случалось более решительное политическое вмешательство в войну, нет?

Брейтенбах: Ну да. Я, как и многие другие офицеры, понимал так, что целью было лишить СВАПО районов безопасного развертывания и отдыха, из которых они могли бы действовать. С этой целью я всегда применял свои роты в южной части провинции Кунене. Наше проникновение в район ограничивал дефицит подходящего транспорта, что заставляло нас преодолевать огромные дистанции пешком.

С учетом других наших обязательств, в провинции Квандо-Кубанго, и необходимости давать войскам отдых или проводить их обучение, я не мог отправлять в провинцию Кунене более шести пехотных взводов одновременно. Тем не менее, мы смогли оттеснить СВАПО из наиболее важных районов. При том, что мы не могли допустить дальнейшей эскалации, потому что имели слишком мало войск для того, чтобы обладать неограниченной инициативой. Так как в этой части Анголы мы находились в области племени кваньяма, я решил укрепить свои боевые силы за счет подготовки их воинов. У меня уже были в батальоне несколько кваньяма, и я специально обучил их методам партизанской войны в нашем сверхсекретном опорном пункте в западном Каприви. Я применял их как «псевдо-СВАПО» в двух важных ситуациях, во вражеской униформе, и они показали себя чрезвычайно эффективными. Также я думал запросить специальные силы отправить советников для тренировки отдельного батальона кваньяма, который должен был доминировать в провинции Кунене столько, сколько это было бы необходимо, противоборствовать СВАПО и предотвращать их поддержку со стороны ФАПЛА.

Многие кваньяма уже являлись бойцами УНИТА, так что эта организация была для нас главным источником новобранцев. Тогдашним командиром УНИТА, отвечавшим за эту провинцию, был доктор Вакула Кута Ка-Шака. Соответствующий военным руководителем УНИТА, генерал Шеваль, сам был кваньяма и уже предпринял несколько операций в провинции.

На этом этапе - усиление кваньяма инструкторами, оружием и боеприпасами - оба были очень рады. Я и сегодня убежден, что наши генералы имели намерение таким способом держать СВАПО подальше от провинции Кунене, в соответствии с этим планом.

Однако главарь УНИТА Савимби, из племени овимбунду, смотрел на гораздо более агрессивных кваньяма внутри своей организации с определенной антипатией, и боялся укрепления власти Ка-Шаки и Шеваля. Тогда он встретился с южноафриканским министром обороны и убедительно выступил за усиление военной поддержки провинции Квандо-Кубанго за счет Кунене, стратегически более важной.

Вскоре после этого Ка-Шака таинственным образом исчез, судьба неизвестна. Шеваль был отстранен от командования при сомнительных обстоятельствах, заточен в Жамбе (штаб-квартира УНИТА), и впоследствии убит Савимби. Дружественная ЮАР южная Ангола, которая могла бы надежно предотвратить или сдержать натиск СВАПО и ФАПЛА с кубинцами, так и не была реализована.

ОМЦ: То есть, явный провал политиков, как во Вьетнами или Ираке?

Брейтенбах: Кроме того, здесь была пассивность со стороны специальных сил, которые на тот момент находились под командованием пришедшего где-то год назад бывшего начальника военной разведки и применяли свои ресурсы исключительно для поставок вооружения УНИТА. Это была не столько помощь сколько проблема, поскольку задача поставок передавалась военной разведке, в недавно созданную Special Tasks Sektion. Здесь использовались специальные силы, которыми командовали хладнокровные офицеры, которые тем не менее не имели профессионального подхода к партизанской войне. Когда я за несколько лет до того основал специальные силы, я проводил обучение дружественных партизанских формирований, в стиле «зеленых беретов» или САС, как крайне важное для южноафриканских спецопераций за рубежом. Но у генерала, командовавшего специальными силами теперь, были на этот счет другие взгляды. К тому же так вышло, что я уже давно был отправлен, вместе с «грязной дюжиной», тренировать людей Чипенды.

Поэтому обучение и применение партизанских групп в количестве, достаточном для контроля провинции Кунене (кваньяма или нет) никогда, к сожалению, не принималось во внимание ни членами ССК ни военной разведкой. Очевидно, отсутствовало заслуживающее доверия мнение военных, которое сделало бы ясным для кучи гражданских из ССК, что контроль над областью со стороны вдохновленных нами партизан был бы предпосылкой к тому, чтобы после вывода южноафриканских войск СВАПО и ФАПЛА было бы не так просто занять освободившееся место. Мы могли создать большое мерзкое болото, через которое бойцам СВАПО и войскам ФАПЛА было бы гораздо тяжелее пробиваться к границе с Намибией.

Вместо этого в провинции Квандо-Кубанго, по настоянию Жонаша Савимби, который пользовался значительным политическим влиянием в службе военной разведки и Совете безопасности, была создана за кучу денег регулярная армия УНИТА. Которая неоднократно показала, что не может зачистить даже мусорную корзину, не говоря уж о том, чтобы победить в боях малого масштаба.

Так пришли к тому, что 32-й батальон получил повторное задание - чтобы спасти УНИТА от тотального уничтожения. Так называемые партизаны УНИТА плесневели на своих небольших базах, в равной мере игнорируемые Савимби и ФАПЛА, потому что они просто не имели значения. Единственно из-за чего Савимби выглядел хозяином значительной части Анголы - ФАПЛА эта территория была неинтересна, за исключением нескольких алмазных рудников.

Однако его провинция весьма эффективно использовалась его врагами для других целей. При их появлении Южная Африка должна была снова и снова посылать регулярные войска, чтобы спасать шкуру Савимби, со всеми связанными с этим политическими последствиями. В большинстве случаев им не стоило беспокоиться даже о своих линиях снабжения в провинции Кунене, потому что мы торчали здесь, чтобы уделять провинции должное внимание.

Однако, иногда нам удавалось обмануть политиков. В 1983 году была начата операция «Аскари», чтобы в очередной раз вытеснить ФАПЛА из провинции Кунене и уничтожить находящиеся там базы СВАПО. Без оповещения политиков, одновременно была проведена операция «Форте», во время которой полностью весь 32-й батальон был применен «в духе чиндитов», как партизанское соединение. [Чиндиты - специальные силы Британской Индии, действовавшие в 1943 - 1944 гг. в Бирме методами глубинной разведки и партизанской войны - прим. перев.]

Хотя эти операции были скорее дополнением к конвенционным действиям механизированных боевых групп, наступавших, в рамках большой операции «Аскари», вглубь провинции Кунене, захватывающих там опорные пункты и разрушающих их, от Онгивы на юге через Эвале и Мпупу до северного Кувелеи. 32-й батальон инфильтрировался по тропам в буше - частью на транспорте частью пешком, глубоко в густые леса восточного Кунене, далеко за линию обороны ФАПЛА. Мы локализовали базы СВАПО, которые считали себя защищенными, и напали на них.

Тем временем южноафриканская механизированная бригада наступала на север, чтобы ударить по бригаде ФАПЛА в большом и решительном сражении возле Кувелеи. Когда потерпевшая поражение бригада ФАПЛА отходила, эти измотанные войска получили сюрприз в виде действовавшего глубоко в тылу 32-го батальона. Бригада была уничтожена, также как и еще одна, которая предприняла попытку ударить с севера, чтобы спасти первую. Обе бригады потеряли все свои танки и почти все БМП. ФАПЛА были разбиты и изгнаны из всей провинции Кунене.

32-й батальон при этом получил удобный случай вооружить плохо снаряженных кваньяма из войск УНИТА, чтобы создать свободную зону без ведома Савимби, службы военной разведки и южноафриканского правительства. Но эта тайна долго не продержалась, и вскоре наш министр иностранных дел снова был в дороге, чтобы подарить все завоеванное. Это снова означало вывод войск, в том числе 32-го батальона.

Мы все же имели намерение остаться, чтобы сделать из кваньяма партизанскую армию, а провинции Кунене — как минимум безопасный район для партизанских баз УНИТА. Но министр иностранных дел приехал из Лусаки с радостной вестью, что все проблемы разрешены дипломатическим путем и вышеупомянутый вывод войск должен состояться. Таким вот образом была закончена очень многообещающая операция, потому что министр иностранных дел не понимал стратегических возможностей партизанской войны. Это доказывает, как мало политики знают о военном деле.

Мы были вынуждены иметь дело с политиками, которые думали, что они понимают в войне больше, чем профессиональные солдаты. Из тех, что говорят, что война слишком серьезное дело, чтобы поручать его генералам. Это надменное отношение достигло пика презрения во время боев 1987 — 88 гг. на Ломбе. Эта река была местом, на котором произошли решающие бои, приведшие к поражению четырех крупнейших ФАПЛА-кубинских соединений, которые были разбиты легкой южноафриканской механизированной бригадой.

Перед этим пять механизированных бригад ФАПЛА пересекли Квито, к востоку от Квито Кваневале, по единственному доступному мосту, чтобы атаковать Мавингу и захватить аэродром, с которого Савимби должны были нанести смертельный удар. Он скрывался в отдаленной Жамбе. Савимби, как обычно, заорал: «Убивают! Убивают!» — и южноафриканская армия в очередной раз была направлена ССК на его спасение. 32-й батальон — а кто больше? — укрепился на Ломбе, чтобы остановить продвижение противника. Остальные части были отведены, чтобы вместе образовать легкую бригаду. Но было ли это правильным?

Южноафриканцы снова были должны оттеснять противника. При этом нужно было нанести ему максимальные потери, однако нигде местность не предоставляла возможности создать для вражеских бригад затруднения и окончательно их уничтожить. Успешно завести противника в ситуацию, где он будет успешно уничтожен, при минимальных собственных потерях — главное качество способного командира.

А если командиру навязывать философию, которую называют «ситуация win-win», где ни одна из сторон не выигрывает и не проигрывает, то эта новация - настоящее «кощунство» с точки зрения «благородного» искусства ведения войны. Именно это ССК проделывал с нами, хотя это может быть исключительно порождением мозга карьерного политика, взрастившего в себе навыки международного дипломата. Министр иностранных дел Пик Бота под это описание подходит. Но война это не вид спорта, в котором обе стороны могут при случае договориться на ничью. Это дело жизни и смерти, характеризующееся агрессивной волей и сильной, иногда отчаянной решимостью победить врага. Одна сторона покидает поле боя как победитель, тогда как другая всегда терпит сильный ущерб или же полностью побеждена. Иногда обе противоборствующие армии оказываются в патовой ситуации, тогда они отходят чтобы перегруппироваться, восполнить потери или доукомплектоваться, только за тем чтобы потом снова продолжить борьбу.

В любом случае, среди нас, полковников, были такие, кто настаивал на том, что нужно просто продолжать наступление на западный берег Квито, чтобы захватить Квито Кваневале с запада, что означало бы выход в тыл врага. Таким образом перекрывался логистический центр противника и, что возможно еще важнее, занимался единственный мост. Южноафриканская бригада разместилась бы точно на пути снабжения и отступления противника, и он был бы отрезан от своих поставок.

Продвижение бригад было замедлено уже в виду того, что 32-й батальон остался на Ломбе. Но они могли там оставаться долгое время, пока текли поставки, или они могли отступить назад на Квито Кваневале. А если бы мы взяли Квито Кваневале, они оказались бы на чужом берегу без снабжения, машины скоро не смогли бы ездить, и войска сдались бы без единого нашего выстрела. Зачем нужен танк без топлива? Он превращается в обычный железный ящик, экипаж которого по выходе наружу оказывается среди многочисленных бойцов УНИТА, которые с энтузиазмом перережут им горло, особенно кубинцам. Так что пять бригад были бы уничтожены без остатка.

Главная » Глаголы » Русский батальон в африке. Советские и русские солдаты в африке в годы второй мировой войны