История летописей. Лаврентьевский список "Повести временных лет"

IV. ПЕЧЕРСКИЕ ПОДВИЖНИКИ. НАЧАЛО КНИЖНОЙ СЛОВЕСНОСТИ И ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА

(продолжение)

Происхождение летописи. – Сильвестр Выдубецкий, ее составитель. – Басня о призвании Варягов. – Даниил Паломник.

Лаврентьевский список "Повести временных лет"

По всем признакам эти два произведения, исполненные высоких достоинств, доставили Нестору уважение современников и прочную память в потомстве. Может быть, он написал и еще что-либо, до нас не дошедшее. Во всяком случае, его авторскою славою преимущественно можно объяснить то обстоятельство, что впоследствии с его именем стали связывать такой важный памятник древнерусской словесности, как начальная Русская летопись; хотя она ему не принадлежала.

Наши летописи возникли при непосредственном участии самих русских князей. Известно, что уже сын первого христианского князя в Киеве, Ярослав, отличался любовью к просвещению книжному, собирал около себя переводчиков и писцов; заставлял переводить с греческого или переписывать уже готовые славяно-болгарские переводы. Тут надобно разуметь переводы Св. Писания, творения Отцов Церкви, а также византийские хронографы. Об усердии Ярослава к успехам словесности русской свидетельствует и покровительство, оказанное им такому даровитому писателю, как Иларион, его волею возвышенный в сан митрополита. У нас повторилось то же явление, как в Дунайской Болгарии: Борис крестился со всею Болгарскою землею; а при сыне его, книголюбце Симеоне, началось уже процветание болгарской книжной словесности. Сыновья Ярослава продолжали дело отца. По крайней мере известно, что Святослав Ярославич имел у себя уже значительное книгохранилище, от которого дошел известный под его именем Сборник. Дьяк Иоанн, переписавший этот сборник с болгарской рукописи для Святослава Ярославича, заметил об этом князе в своем послесловии, что он "божественными книгами исполнил свои полати". Князьям подражали и некоторые их бояре. От той же эпохи сохранился у нас список Евангелия, известный под именем "Остромирова". Он был написан по заказу Остромира, бывшего родственником великому князю Изяславу Ярославичу и его посадником в Новгороде, как о том заметил в послесловии сам списатель, какой-то дьякон Григорий. Особенно прилежавшим книжному просвещению является внук Ярослава Владимир Мономах, который и сам был автором. До нас дошли два его произведения: красноречивое письмо к Олегу Святославичу по поводу своего сына Изяслава, павшего в бою, и знаменитое "Поучение", обращенное к детям. Если бы оба эти произведения и были написаны с помощью кого-либо из близких ему духовных лиц, во всяком случае значительная доля творчества, несомненно, принадлежит здесь самому князю. Участие Владимира Мономаха в деле русской словесности яснее всего подтверждается тем, что именно во время его киевского княжения и, конечно, не без его содействия был составлен наш первый летописный свод. Нет сомнения, что начатки летописного дела на Руси относятся ко времени более раннему и, по всей вероятности, к эпохе книголюбца Ярослава. Краткие заметки о важных событиях военных, о рождении, о смерти князей, о построении важнейших храмов, о солнечных затмениях, о голоде, море и т.п. могли быть заносимы в так наз. Пасхальные таблицы. Из этих таблиц развились летописи на Западе; так было и у нас. Пасхальные таблицы перешли к нам, конечно, из Византии с их летосчислением по индиктам, с солнечным кругом и т.п. Упомянутые заметки, как и в Западной Европе, вели у нас грамотные монахи при главных епископских храмах или в тишине монастырских келий. С развитием грамоты сама собою явилась на Руси потребность объяснить, откуда взялись русские князья старые, и увековечить дела князей современных: явилась потребность в исторической словесности. Переводные византийские хронографы, или обозрения всемирной истории, послужили ближайшими образцами для нашей летописи. Такая летопись естественно должна была явиться в средоточии Русской земли, вблизи главного русского князя, т.е. в стольном Киеве.

В нескольких верстах от столицы, далее за Печерскою обителью, на крутом берегу Днепра находился Михайловский монастырь Выдубецкий, которому особенно покровительствовал великий князь Всеволод Ярославич, отец Мономаха. Между прочим, он построил здесь каменный храм св. Михаила. После Всеволода этот монастырь пользовался особым уважением и покровительством со стороны его потомства. Когда Владимир Мономах утвердился на Киевском столе, игуменом Выдубецкого монастыря был Сильвестр. Ему-то и принадлежит начало наших летописных сводов, или так наз. Повесть временных лет, которая взяла на себя задачу рассказать, "откуда пошел Русский народ, кто в Киеве сперва княжил и как установилась Русская земля". Автор "Повести", очевидно, владел навыком в книжном деле и замечательным дарованием. В основу своего труда он положил византийского хронографа Георгия Амартола, жившего в IX веке, и его продолжателей, имея под рукою славяно-болгарский перевод этого хронографа. Отсюда Сильвестр, между прочим, заимствовал описание разных народов и языков, населивших землю после Потопа и столпотворения Вавилонского. Отсюда же он взял известие о первом нападении Руси на Царьград в 860 году и о нападении Игоря в 941. Повесть нередко украшается текстами и большими выписками из Св. Писания, из сборников ветхозаветных сказаний (т.е. из Палеи), из некоторых церковных писателей греческих (напр., Мефодия Патарского и Михаила Синкела) и писателей русских (напр., Феодосия Печерского), а также из сочинений славяноболгарских (напр., из Жития Кирилла и Мефодия), что свидетельствует о довольно обширной начитанности автора и его подготовке к своему делу. Рассказы о первых временах наполнены легендами и баснями, как это бывает в начальной истории всякого народа; но чем ближе к своему времени, тем "Повесть" становится полнее, достовернее, обстоятельнее. Достоверность ее, конечно, усиливается со времени окончательного водворения христианства в Киевской земле, особенно со времен Ярослава, когда грамота стала развиваться на Руси и когда начались упомянутые выше заметки при Пасхальных таблицах. Следы этих таблиц видны в том, что летописец, рассказывая события по годам, обозначает и такие годы, происшествия которых ему остались неизвестны или в которые ничего замечательного не случилось. Для XI века ему служили еще воспоминания старых людей. Сильвестр сам указывает на одного из таких стариков, именно на киевского боярина Яна Вышатича, того самого, который был другом Феодосия Печерского и скончался в 1106 г. девяноста лет от роду. Приводя известие о его кончине, сочинитель "Повести" замечает: "Многое слышанное от него я внес в эту летопись". История второй половины XI века и начала XII совершалась на глазах самого автора. Его добросовестное отношение к своему делу видно из того, что рассказы об этом времени он старался собирать из первых рук, т.е. расспрашивал по возможности очевидцев и участников. Таковы, например, свидетельства какого-то печерского инока о св. игумене Феодосии, об открытии и перенесении его мощей из пещеры в храм Успения, повествование какого-то Василия об ослеплении и содержании под стражею Василька Ростиславича, рассказы знатного новгородца Гюраты Роговича о северных краях, помянутого Яна Вышатича и т.п.

Владимир Мономах, по всей вероятности, не только поощрял составление этой летописи, но, может быть, и сам помогал автору сообщением сведений и источников. Этим обстоятельством можно объяснить, например, занесение в летопись его письма к Олегу Святославичу и "Поучения" своим детям, а также известные договоры с греками Олега, Игоря и Святослава, – договоры, славянские переводы которых хранились, конечно, при Киевском дворе. Возможно также, что не без его ведома и одобрения занесена на первые страницы летописи и известная басня о том, что Русь призвала из-за моря трех варяжских князей для водворения порядка в своей обширной земле. Когда и как впервые была пущена в ход эта басня, конечно, навсегда останется неизвестным; но появление ее во второй половине XI или в первой XII века достаточно объясняется обстоятельствами того времени. В истории нередко встречается наклонность государей выводить свой род от знатных иноземных выходцев, от княжеского племени другой земли, даже от племени незначительного, но почему-либо сделавшегося знаменитым. Этому тщеславному желанию, вероятно, не были чужды и русские князья того времени и, может быть, сам Мономах. Мысль о варяжском происхождении русского княжеского дома весьма естественно могла возникнуть в те времена, когда в Европе еще гремела слава норманнских подвигов и завоеваний; когда целое Английское королевство сделалось добычею норманнских витязей, а в Южной Италии основано ими новое королевство, откуда они громили Византийскую империю; когда на Руси еще живы были воспоминания о тесных связях Владимира и Ярослава с варягами, о храбрых варяжских дружинах, сражавшихся во главе их ополчений. Наконец такая мысль естественнее всего могла возникнуть при сыновьях и внуках честолюбивой и умной норманнской принцессы Ингигерды, супруги Ярослава. Может быть, эта мысль первоначально явилась не без участия обрусевших сыновей или потомков тех норманнских выходцев, которые действительно нашли свое счастье в России. Пример таких знатных выходцев представляет Шимон, племянник того варяжского князя Якуна, который был союзником Ярослава в войне с Мстиславом Тмутараканским. Изгнанный из отечества своим дядею, Шимон со многими единоземцами прибыл в Россию, вступил в русскую службу и принял православие; впоследствии он сделался первым вельможею Всеволода Ярославича и богатыми приношениями помогал при построении печерского храма Богородицы. А сын его Георгий при Мономахе был наместником в Ростове. В эпоху летописца еще продолжались дружественные и родственные связи Русского княжеского дома с норманнскими государями. Сам Владимир Мономах имел в первом браке Гиду, дочь английского короля Гарольда; старший сын их Мстислав был женат на Христине, дочери шведского короля Инга Стенкильсона; две внучки Владимира выданы за скандинавских принцев.

Когда Сильвестр принялся за свой летописный труд, уже два с половиною века прошло от первого нападения Руси на Константинополь, упомянутого в "Хронике" Амартола. С этого нападения летописец, собственно, и начинает свою "Повесть временных лет". Но, согласно с наивными понятиями и литературными приемами той эпохи, он предпослал этому историческому событию несколько басен, как бы объясняющих предыдущие судьбы Руси. Между прочим, он рассказывает киевское предание о трех братьях Кии, Щеке и Хориве, княживших когда-то в земле полян и основавших Киев; а рядом с ним поставил сказание, которого первое зерно, по всей вероятности, пришло из Новгорода, – сказание о трех братьях-варягах, призванных из-за моря в Новгородскую землю. Этот домысел, очевидно, еще не был тогда общеизвестным преданием: на него не встречаем намека ни в одном из других произведений русской словесности того времени. Но впоследствии ему особенно. посчастливилось. Сказание расширялось и видоизменялось, так что у позднейших составителей летописных сводов уже не Русь и славяне Новгородские призывают к себе варяжских князей, как это было у первого летописца, а славяне, кривичи и чудь призывают варягов – Русь, т.е. уже весь великий Русский народ причислен к варягам и является в Россию под видом какой-то пришлой из-за моря княжеской свиты. В таком искажении первоначальной легенды виновны, конечно, невежество и небрежность позднейших списателей Сильвестра. Сильвестр окончил свою "Повесть" в 1116 году. Владимир Мономах, очевидно, был доволен его трудом: спустя два года он велел поставить его епископом своего наследственного города Переяславля, где Сильвестр и скончался в 1123 году.

Почти в одно время с "Повестью временных лет" игумена Сильвестра написано произведение другого русского игумена, Даниила, именно: "Хождение в Иерусалим". Мы видели что паломничество, или обычай ходить на поклонение святым местам, возник на Руси вслед за водворением христианской религии. Уже в XI веке, когда Палестина находилась под властью турок сельджуков, русские паломники проникали туда и терпели там притеснения наравне с прочими христианскими пилигримами. Число их увеличилось с начала XII века, когда крестоносцы завоевали Святую землю и основали там королевство. Занятые борьбою с другими турками, т.е. с Половцами, наши князья не участвовали в крестоносных походах; тем не менее русские люди сочувствовали великому движению западных народов против неверных. Сочувствие это отразилось и в записках Даниила о своем хождении. Он именует себя просто русским игуменом, не называя своего монастыря; судя по некоторым его выражениям, полагают, что он был из Черниговской области. Даниил не один посетил Святую землю; он упоминает о целой дружине русских паломников и некоторых называет по именам. Все его сочинение дышит глубокою верою и благоговением к священным предметам, которые он удостоился видеть. Он с похвалою говорит о короле иерусалимском Балдуине; который оказал внимание русскому игумену и позволил ему поставить на Гробе Господнем кадило за русских князей и за всю Русскую землю. В числе князей, которых имена наш игумен записал для молитвы об их здравии в лавре св. Саввы, где он имел приют, первое место занимают: Святополк – Михаил, Владимир (Мономах) – Василий, Олег – Михаил и Давид Святославичи .

Русские летописи

Ле́топись - погодово́й, более или менее подробный рассказ о событиях.

Летописи сохранились в большом количестве так называемых списков XIV -XVIII веков . Под списком подразумевается «переписывание» («списание») с другого источника. Списки эти по месту составления или по месту изображаемых событий исключительно или преимущественно делятся на разряды (первоначальная киевская, новгородские, псковские и т. д.). Списки одного разряда различаются между собой не только в выражениях, но даже в подборе известий, вследствие чего списки делятся на редакции (изводы). Так, можно сказать: Летопись первоначальная южного извода (список Ипатьевский и с ним сходные), Летопись первоначальная суздальского извода (список Лаврентьевский и с ним сходные). Такие различия в списках наводят на мысль, что летописи - это сборники и что их первоначальные источники не дошли до нас. Мысль эта, впервые высказанная П. М. Строевым, ныне составляет общее мнение. Существование в отдельном виде многих подробных летописных сказаний, а также возможность указать на то, что в одном и том же рассказе ясно обозначаются сшивки из разных источников (необъективность преимущественно проявляется в сочувствии то к одной, то к другой из противоборствующих сторон) - ещё более подтверждают это мнение.

Основные летописи

Несторовский список

Список этот С. Д. Полторацкий получил у известного библиофила и собирателя рукописей П. К. Хлебникова. Откуда этот документ появился у Хлебникова - неизвестно. В 1809-1819 Д. И. Языков перевёл её с немецкого на русский язык (перевод посвящён Александру I), так как первое печатное издание Несторовской летописи было опубликовано на немецком языке А. Л. Шлецером , «немецким историком на царской службе» .

Лаврентьевский список

Ипатьевский список

Радзивилловский список

Названа по имени первого известного владельца из рода Радзивиллов. Радзивилловская летопись написана полууставом конца XV века и богато иллюстрирована (604 рисунка). Из-за иллюстраций сей список называется лицевым . В по приказу Петра I была сделана копия, во время же Семилетней войны был приобретён и оригинал. Ещё через семь лет в издании «Библиотека Российская Историческая. Древние летописи » эта летопись была напечатана полностью, «без всякой переправки в слоге и речениях» .

Первыми по времени считаются дошедший до нас в многочисленных списках (самые древние - XIV в.) свод Лаврентьевский , названный так по имени монаха Лаврентия, списавшего его, как видно из его приписки, в г., и Ипатьевский . Этот последний учёные относят к концу XIV или началу XV в. Оба эти списка сопровождаются различными продолжениями: Лаврентьевский - сводом суздальским, Ипатьевский - киевским и волынско-галицким. Составление первоначального свода относят к началу XII в. , на основании приписки (в Лаврентьевском списке и в Никоновском) после г., в которой читаем:

«Игумен Селивестр св. Михаила написах книгы си летописец, надеяся от Бога милость прияти, при кн. Володимире, княжащю ему Кыеве, а мне в то время игумянящю у св. Михаила, в 6624, индикта 9 лета (1116) ».

Таким образом ясно, что в начале XII в. Селивестр, игумен Михайловского Выдубецкого монастыряя в Киеве, был составителем первого летописного свода. Слово «написах » никак нельзя понимать, как думали некоторые учёные, в значении переписал: игумен Выдубецкого монастыря был слишком большим лицом для простого переписчика. Свод этот отличается особым заглавием:

«се повести временных лет (в иных списках прибавлено: черноризца Федосьева монастыря Печерского), откуда пошла есть Русская земля, кто первое в Киеве нача княжити и откуда Русская земля стала есть» .

Слова «черноризца Федосьева монастыря Печерского » заставили многих считать первым летописцем Нестора, которого имя, по уверению Татищева , стояло в заголовках некоторых известных ему, но теперь утраченных списков; в настоящее же время мы находим его в одном, и то очень позднем, списке (Хлебниковском ). Нестор известен по другим своим сочинениям: «Сказания о Борисе и Глебе », «Житие Феодосия ». Сочинения эти входят в противоречия с летописями, указанные П. С. Казанским . Так, автор сочинения, вошедшего в летопись, говорит, что он пришёл к Феодосию, а Нестор, по собственным словам его, пришёл при преемнике Феодосия, Стефане, и о Феодосии повествует по преданию. Рассказ о Борисе и Глебе в летописи принадлежит не Нестору, а Иакову Черноризцу. Повествования того и другого сохранились в отдельном виде, и сличение их произвести легко. Вследствие этого приходится отказаться от мысли, что составителем первого свода был Нестор. Впрочем, имя составителя не важно; гораздо важнее то обстоятельство, что свод есть произведение XII века и что в нём встречаются материалы ещё более древние.

Некоторые из его источников дошли до нас в отдельном виде. Так, мы знаем «Чтение о житии и погублении блаженную страстотерпцю Бориса и Глеба » Иакова Черноризца, «Житие Владимира », приписываемое тому же Иакову, «Хронику Георгия Амартола », известную в старинных славянских переводах, Жития святых первоучителей славянских, известные под именем паннонских. Сверх того, сохранились ясные следы того, что составитель пользовался чужими трудами: так, в рассказе об ослеплении Василька Ростиславича какой-то Василий повествует, как князь Давид Игоревич , державший в плену Василька, посылал его с поручением к своему пленнику. Следовательно, этот рассказ составлял отдельное сказание, подобно сказаниям о Борисе и Глебе, сохранившимся, к счастью для науки, в отдельном виде. Из этих сохранившихся произведений видно, что у нас рано начали записывать подробности событий, поразивших современников, и черты жизни отдельных лиц, особенно таких, которые прославились своей святостью.

Такому отдельному сказанию мог (по версии Соловьёва) принадлежать заголовок, ныне приписываемый всей летописи «Се повести … ». Первоначальная повесть, составленная частью из греческой хроники Амартола, частью, может быть, из источников паннонских (например, предание о первоначальной жизни славян на Дунае и нашествии волохов), частью из местных известий и преданий, могла доходить до начала княжения Олега в Киеве. Эта повесть имеет очевидной целью связать Север с Югом; оттого, может быть, и само имя Руси перенесено на север, тогда как это название всегда было принадлежностью юга, а северных руссов мы знаем только из повести. Любопытно и сближение Аскольда и Дира с Рюриком , сделанное с целью объяснить завоеванием Киева Олегом право династии Рюрика на южные области. Повесть писана без годов, что служит признаком её отдельности. Составитель свода говорит: отселе почнем и числа положим. Эти слова сопровождают указание на начало царствования Михаила, при котором был поход на Царьград . Другим источником послужили для составителя краткие, погодовые записки происшествий, которые непременно должны были существовать, ибо иначе откуда бы знал летописец годы смерти князей, походов, небесных явлений и т. п. Между этими датами есть такие, достоверность которых может быть проверена (например, комета г.). Такие записки велись по крайней мере с того времени, как Олег занял Киев: в краткой хронологической табличке, включенной в летопись, счёт начинается прямо с «первого года Ольгова, понеже седе в Киеве ». Счёт велся, как можно заключить из этой таблицы и отчасти из других источников («похвала Володимиру» , Иакова) по годам княжений. Этот счёт был переложен на годы от сотворения мира составителем свода, а может быть, и раньше, другим сводчиком. Из народных преданий иные могли быть записаны, другие сохранялись, может быть, в песнях. Из всего этого материала и составилось целое; теперь сложно сказать, насколько в этом целом участвовал труд одного лица. Свод XII века составлен преимущественно из источников киевских, но и в нём видны следы летописей, ведённых в других местностях России, особенно новгородских. Новгородские своды дошли до нас в списках не ранее XIV века , к которому принадлежит харатейный, так называемый Синодальный список. Существуют и следы свода XIII века : в так называемом Софийском Временнике и некоторых других летописных сборниках встречается общее заглавие «Софийский Временник » и предисловие, заканчивающееся обещанием рассказать «все по ряду от Михаила царя до Александра (то есть Алексея) и Исакия» . Алексей и Исаак Ангелы царствовали в , когда Царьград взяли латины ; особое сказание об этом вошло во многие летописные сборники и, очевидно, составляло часть свода XIII века.

Новгородские летописи

Псковские летописи

Летописи псковские начались позднее новгородских: их начало можно отнести к XIII веку , когда сочинена повесть о Довмонте, легшая в основу всех псковских сборников. Псковские летописи (особенно Вторая) богаты живыми подробностями об общественном быте Пскова ; мало только известий о временах до Довмонта, да и те заимствованы. К летописям новгородским по происхождению долго относили «Повесть о граде Вятке», касающуюся только первых времен вятской общины, но подлинность её подвергнута сомнениям: рукописи её слишком поздны, а потому лучше не считать её в числе достоверных источников.

«Псковские летописи», тт. 1-2 (в формате DJVu) на сайте «Псковская держава. Краеведческий архив»

Киевские летописи

Летопись Киевская сохранилась в нескольких очень близких между собой списках, в которых она непосредственно следует за Летописью первоначальной (то есть «Повестью Временных лет»). Этот киевский свод оканчивается во всех своих списках г. Он состоит, в основном, из подробных рассказов, по своему изложению имеющих много общего с рассказами, вошедшими в состав «Повести временных лет». В настоящем своём виде свод заключает в себе много следов летописей разных русских земель: Смоленска , Чернигова , Суздаля .

Есть и отдельные сказания: «Сказание об убиении Андрея Боголюбского», писанное его приверженцем (вероятно упоминаемым в нём Кузьмищем Киянином). Таким же отдельным сказанием должен был быть рассказ о подвигах Изяслава Мстиславича ; в одном месте этого рассказа мы читаем: «рече слово то, яко же и пережде слышахом; не идет место к голове, но голова к месту ». Отсюда можно заключить, что рассказ об этом князе заимствован из записок его соратника и перебит известиями из других источников; к счастью, сшивка так неискусна, что части легко отделить. Следующая за смертью Изяслава часть посвящена, главным образом, князьям из рода смоленских, княжившим в Киеве; может быть, источник, которым главным образом пользовался сводчик, не лишен связи с этим родом. Изложение очень близко к «Слову о Полку Игореве» - как будто тогда выработалась целая литературная школа. Известия киевские позднее 1199 г. встречаются в других летописных сборниках (преимущественно северо-восточной Руси), а также в так называемой «Густынской летописи» (позднейшая компиляция). В «Супрасльской рукописи » (изданой князем Оболенским) есть краткая киевская летопись, датированная XIV веком .

Галицко-волынские летописи

С «Киевской» тесно связана «Волынская» (или галицко-волынская), ещё более отличающаяся поэтическим колоритом. Она, как можно предположить, была писана сначала без годов, а годы расставлены после и расставлены весьма неискусно. Так, мы читаем: «Данилови же приехавшю с Володимера, в лето 6722 бысть тишина. В лето 6723 Божиим повелением прислаша князи литовстии». Ясно, что последнее предложение должно быть соединено с первым, на что указывает и форма дательного самостоятельного и отсутствие в некоторых списках предложения «бысть тишина»; стало быть, и два года, и это предложение вставлены после. Хронология перепутана и применена к хронологии Киевской летописи. Роман убит в г., а волынская летопись относит его смерть к 1200 г., так как киевская оканчивается 1199 г. Соединены эти летописи последним сводчиком, не он ли расставил и года? В некоторых местах встречается обещание рассказать то или другое, но ничего не рассказывается; стало быть, есть пропуски. Летопись начинается неясными намеками на подвиги Романа Мстиславича - очевидно, это обрывки поэтического сказания о нём. Оканчивается она началом XIV в. и не доводится до падения самостоятельности Галича . Для исследователя летопись эта по своей сбивчивости представляет серьёзные затруднения, но по подробности изложения служит драгоценным материалом для изучения быта Галича. Любопытно в волынской летописи указание на существование летописи официальной: Мстислав Данилович, победив мятежный Брест , наложил на жителей тяжкую пеню и в грамоте прибавляет: «а описал есть в летописец коромолу их».

Летописи северо-восточной Руси

Летописи северо-восточной Руси начались, вероятно, довольно рано: от XIII века . В «Послании Симона к Поликарпу» (одной из составных частей Патерика печерского), мы имеем свидетельство о «старом летописце Ростовском». Первый сохранившийся до нас свод северо-восточной (Суздальской) редакции относится к тому же времени. Списки его до начала XIII в. -Радзивилловский, Переяславский-суздальский, Лаврентьевский и Троицкий. В начале XIII в. первые два прекращаются, остальные разнятся между собой. Сходство до известного пункта и различие далее свидетельствуют об общем источнике, который, стало быть, простирался до начала XIII в. Известия суздальские встречаются и ранее (особенно в «Повести временных лет»); поэтому следует признать, что записывание событий в земле суздальской началось рано. Чисто суздальских летописей до татар мы не имеем, как не имеем и чисто киевских. Сборники же, дошедшие до нас, характера смешанного и обозначаются по преобладанию событий той или другой местности.

Летописи велись во многих городах земли Суздальской (Владимире, Ростове, Переяславле); но по многим признакам следует признать, что большинство известий записано в Ростове , долго бывшем центром просвещения северо-восточной Руси. После нашествия татар Троицкий список делается почти исключительно ростовским. После татар вообще следы местных летописей становятся яснее: в Лаврентьевском списке встречаем много тверских известий, в так называемой Тверской Летописи - тверских и рязанских, в Софийском Временнике и Воскресенской летописи - новгородских и тверских, в Никоновской - тверских, рязанских, нижегородских и т. д. Все эти сборники - московского происхождения (или, по крайней мере, большей частью); оригинальные источники - местные летописи - не сохранились. Относительно перехода известий в татарскую эпоху из одной местности в другую И. И. Срезневский сделал любопытную находку: в рукописи Ефрема Сирина г. он встретил приписку писца, который рассказывает о нападении Арапши (Араб-шаха), бывшем в год написания. Рассказ не окончен, но начало его буквально сходно с началом летописного рассказа, из чего И. И. Срезневский правильно заключает, что перед писцом было то же сказание, которое послужило материалом для летописца.

Московские летописи

Летописи северо-восточной Руси отличается отсутствием поэтических элементов и редко делает заимствования из поэтических сказаний. «Сказание о Мамаевом побоище» - особое сочинение, только внесенное в некоторые своды. С первой половины XIV в. в большей части сводов северно-русских начинают преобладать московские известия. По замечанию И. А. Тихомирова, началом собственно Московской летописи, легшей в основание сводов, надо считать известие о построении храма Успения в Москве. Главные своды, заключающие в себе московские известия, - «Софийский Временник» (в последней своей части), Воскресенская и Никоновская летописи (тоже начинающиеся сводами, основанными на древних сводах). Существует так называемая Львовская летопись , летопись изданная под названием: «Продолжение Несторовой летописи», а также «Русское Время» или Костромская летопись. Летопись в Московском государстве все более и более получала значение официального документа: уже в начале XV в. летописец, выхваляя времена «оного великого Селиверста Выдобужского, неукрашая пишущего», говорит: «первии наши властодержцы без гнева повелевающа вся добрая и недобрая прилучившаяся написывать». Князь Юрий Димитриевич в своих исканиях великокняжеского стола опирался в Орде на старые летописи; великий князь Иоанн Васильевич послал в Новгород дьяка Брадатого доказывать новгородцам старыми летописцами их неправду; в описи царского архива времен Грозного читаем: «списки черныи что писать в летописец времен новых»; в переговорах бояр с поляками при царе Михаиле говорится: «а в летописец будем это для будущих родов писать». Лучшим примером того, как осторожно надо относиться к сказаниям летописи того времени, может служить известие о пострижении Саломонии, первой жены великого князя Василия Иоановича, сохранившееся в одной из летописей. По этому известию, Саломония сама пожелала постричься, а великий князь не соглашался; в другом рассказе, тоже, судя по торжественному тону, официальном, читаем, что великий князь, видя птиц попарно, задумался о неплодии Саломонии и, посоветовавшись с боярами, развёлся с нею. Между тем, из повествования Герберштейна мы знаем, что развод был насильственный.

Эволюционирование летописей

Не все летописи, однако, представляют типы официальной летописи. Во многих изредка встречается смесь повествования официального с частными заметками. Такая смесь встречается в рассказе о походе великого князя Иоанна Васильевича на Угру, соединённом с знаменитым письмом Васиана. Становясь все более и более официальными, летописи, наконец, окончательно перешли в разря́дные книги. В летописи вносились те же факты, только с пропуском мелких подробностей: например, рассказы о походах XVI в. взяты из разрядных книг; прибавлялись только известия о чудесах, знамениях и т. п., вставлялись документы, речи, письма. Были разрядные книги частные, в которых родовитые люди отмечали службу своих предков для целей местничества. Появились и такие летописи, образчик которых мы имеем в «Летописях Нормантских». Увеличилось также число отдельных сказаний, которые переходят в частные записки. Другим способом передачи является дополнение хронографов русскими событиями. Таково, например, сказание князя Кавтырева-Ростовского, помещенное в хронограф; в нескольких хронографах встречаем дополнительные статьи, писанные сторонниками разных партий. Так, в одном из хронографов Румянцевского музея есть голоса недовольных патриархом Филаретом . В летописях новгородских и псковских встречаются любопытные выражения неудовольствия Москвой. От первых годов Петра Великого имеется интересный протест против его нововведений под заглавием «Летопись 1700 г.».

Степенная книга

Лицевой летописный свод

Лицевой летописный свод - летописный свод событий мировой и особенно Русской истории, создан в 40-60-х гг. 16 в. (вероятно, в - гг.) специально для царской библиотеки Ивана Грозного в единственном экземпляре.

Сибирские летописи

Начало летописания сибирского приписывается Киприану , митрополиту Тобольскому. До нас дошло несколько сибирских летописей, более или менее отклоняющихся одна от другой: Кунгурская (кон. 16 в.), написанная одним из участников похода Ермака; Строгоновская («О взятии Сибирской земли»; 1620-30 или 1668-83), основанная на не сохранившихся материалах вотчинного архива Строгановых, их переписки с Ермаком; Есиповская (1636), составленная Саввой Есиповым, подьячим архиепископа Некратия в память о Ермаке; Ремезовская (кон. 17 в.), принадлежащая С. У. Ремезову, русскому картографу, географу и историку Сибири.

Литовско-белорусские летописи

Важное место в русском летописании занимают так называемые литовские (скорее белорусские) летописи, существующие в двух редакциях: «Краткой», начинающейся со смерти Гедимина или, скорее, Ольгерда и оканчивающейся г. и «Подробной», от баснословных времен до г. Источник летописи «Краткой» - сказания современников. Так, по случаю смерти Скиргайлы автор говорит от себя: «аз того не вем занеже бых тогда мал». Местом записи известий можно считать Киев и Смоленск; в изложении их не заметно тенденциозности. «Подробная» летопись (так называемая Л. Быховца) представляет в начале ряд баснословных сказаний, затем повторяет «Краткую» и, наконец, заключается мемуарами начала XVI в. В текст её вставлено много тенденциозных рассказов о разных знатных литовских фамилиях.

Украинские летописи

Украинские (собственно казацкие) летописи относятся к XVII и XVIII в. Такое позднее их появление В. Б. Антонович объясняет тем, что это скорее частные записки или иногда даже попытки прагматической истории, а не то, что мы теперь разумеем под летописью. Казацкие летописи, по замечанию того же учёного, имеют своим содержанием, главным образом, дела Богдана Хмельницкого и его современников. Из летописей ниболее значительны: Львовская, начатая в середине XVI в. , доведённая до 1649 года и излагающая события Червонной Руси; летопись Самовидца (от по ), по заключению профессора Антоновича, - первая казацкая летопись, отличающаяся полнотой и живостью рассказа, а также достоверностью; обширная летопись Самуила Величко , который, служа в войсковой канцелярии, мог многое знать; труд его хотя и расположен по годам, но имеет отчасти вид учёного сочинения; недостатком его считают отсутствие критики и витиеватость изложения. Летопись гадячского полковника Грабянки начинается 1648 г. и доведена до 1709 г.; ей предпослано исследование о казаках, которых автор производит от хазар. Источниками служили частью летописи, а частью, как предполагают, иностранцы. Кроме этих обстоятельных компиляций, существует много кратких, преимущественно местных летописей (черниговские и т. п.); существуют попытки прагматической истории (напр. «История руссов») и есть общерусские компиляции: Густынская Л., основанная на Ипатской и продолженная до XVI века, «Хроника» Сафоновича, «Синопсис». Вся эта литература завершается «Историей Руссов», автор которой неизвестен. Это сочинение ярче других выразило взгляды украинской интеллигенции XVIII в.

Библиография

См. также Полное собрание русских летописей

Из летописей изданы

  • «Библ. росс. ист.» (I, 1767, кенигсбергский или Радзивиловский список):
  • «Русские летописи по Никоновскому списку» (СПб., 1762-1792),
  • «Царственные Летописи» (СПб., 1772) и «Другие Летописи» (СПб., 1774-1775, эти два сборника варианты Никоновской)
  • «Царственная книга» (СПб. 1769, то же)
  • «Русск. врем.» (СПб., 1790)
  • «Русская летопись по списку Софийскому» (СПб., 1795)
  • «Русск. Л. по Воскр. списку» (СПб., 1793-94)
  • «Летопись, содержащая Российскую историю от 852 по 1598» (Архангелогородская; М., 1781)
  • «Летопись Новгородская» (синодальная харатейная; М., 1781; другой список этой Летописи помещен в «Прод. древн. росс. вивлиофики», II)
  • «Летопись, содержащая российскую историю от 1206 по 1534» (так называемое продолжение «Несторовой Летописи»; близка к Никоновской; М., 1784)
  • «Летопись русская» (изд. Львовым, близка к Никоновской; СПб., 1792)
  • «Софийский врем.» (1821, изд. П. М. Строева)
  • «Супрасльская Летопись» (М., 1836, изд. кн. Оболенского; сокращ. киевская и новгородская)
  • «Псковская Летопись» (М., 1837, изд. Погодина)
  • «Лаврентьевский список» начат изд. Моск. общ. истор. и древн., но напечатанные листы сгорели в московском пожаре; в 1824 г., по поручению того же общества, проф. Тимковский издал начало этого списка; издание остановилось за его смертью. С 1841 г. начинается издание «Полное собрание русских Летописей», в I т. которого помещены Лавр. и Тр., во II - Ипатская и Густынская, в III - три Новгородские, в IV - четвёртая Новгородская и Псковская, в V - Псковская и Софийская, в VI - Софийская, в VII и VIII - Воскр., в IX и Х - Никоновская, в XV - Тверская, в XVI - так называемая Летопись Абрамки. В 1871 г. комиссия издала Ипатский список и тогда же - фотолитографическое издание начальной Летописи по этому списку; в 1872 г. издан список Лаврентьевский и сделано фотолитографическое издание начального летописца по этому списку; в 1875 г. вышел фотолитографический снимок новгородской синодальной Летописи (Новг. 1), а затем вышло издание этого списка, а также Новг. II и III. Во «Врем. Общ. ист.» (IX) кн. Оболенский напечатал «Летопись Переяславля Суздальского»; им же в 1853 г. изд. во «Врем.» и отдельно «Новый Летописец» (сходный с «Ник.» и изданной в XVIII в. «Летописью о мятежах»). В «Русск. ист. библиот.», III, арх. комиссией издан летописный отрывок о времени Иоанна Васильевича Грозного под названием «Александро-Невская летопись».
  • А. И. Лебедев напечатал в «Чт. Общ. ист.» (1895, кн. 8), под названием «Моск. Л.», изложение событий в царствование Грозного, следующее за «Ник. Л.».
  • Строгоновская Сибирская Летопись. изд. Спаским (СПб., 1821)
  • Строгоновская и Есиповская Летописи, по двум спискам - Небольсиным («Отеч. зап.», 1849);
  • Ремезовская (лицевая в фотолитографическом снимке) издана археографической комиссией под заглавием «Краткая Сибирская Л.» (СПб., 1880)
  • «Нижегородский летописец», изданный и раньше, лучше всего издан А. С. Гациским (Н. Н., 1880)
  • Двинская Летопись, издана в «Др. росс. вивл.» XVIII, переиздана А. А. Титовым (М., 1889);
  • «Летопись Великоустюжская» (М., 1889) издана А. А. Титовым
  • «Вологодский летописец».в Вологде в 1874 г. издан
  • Литовские Летописи изданы: краткая - Даниловичем, «Letop. Litwy» (В., 1827), перепечатана русскими буквами в «Воспоминаниях» Руссова (1832), и А. Н. Поповым («Учёные записки II отд. Академии наук»); подробная - Нарбутом («Pomn. do dziejow Litew.»).
  • Летопись Самовидца, издана Бодянским (в «Чт. Общей истории», год 2, кн. 1) и в Киеве, в 1878 г., с исследованием;
  • Летопись Велички издана в Киеве (1848-64)
  • Летопись Грабянки - в Киеве, 1854;
  • мелкие Летописи появлялись в разных изданиях (у Кулиша в «Мат. к ист. восс. Руси» и т. д.) и в сборниках В. М. Белозерского
  • «Южно-русские Летописи» (I Киев, 1856);
  • «Сборник Летописей, относящихся к истории южной и западной Руси» (К., 1888, редактировал В. Б. Антонович).
  • См. ещё Миллер, «О первых Л. российских» («Ежем. сочин.», изд. 1755);
  • «Нестор», Шлецера (есть русский перевод Языкова)
  • П. М. Строева предисл. к «Софийск. врем.», «О Визант. источнике Нестора» («Труды Общ. ист.», IV);
  • Оленин, «Краткие рассуждения об издании полного собр. руских дееписателей» («Ж. М. Н. Пр.», т. XIV);
  • С. М. Строев, «О мнимой древней русской Летописи» (СПб., 1835) и «О недостоверности русской истории» (СПб., 1835);
  • М. Т. Каченовский, «О баснословном времени в русск. ист.» («Уч. зап. Моск. унив.», год III, № 2 и 3)
  • М. Погодин, «Исслед., лекции и замеч.» (т. I и IV); его же, «О Новг. Л.» (в «Изв. 2-го отд. Акд. Н.», VI);
  • кн. Оболенский, «Предисловие к супрасльской Л. и к Л. Переяславля», а также «Сборник» (№ 9); его же, «О первоначальной русской Л.» (М., 1875);
  • П. Г. Бутков, «Оборона Нест. Л.» (СПб., 1840);
  • А. М. Кубарев, «Нестор» («Русский ист. сборн.», IV); его же, «О патерике» («Чт. в Общ. ист.», год 2, № 9);
  • В. М. Перевощиков, «О русской Л. и летописцах» («Труды Росс. акд.», IV и отдельно СПб., 1836);
  • Н. А. Иванов, «Краткий обз. русск. Врем.» и «Общее понятие о хронографах» («Уч. зап. Каз. унив.», 1843, № 2 и 3);
  • И. Д. Беляев, «О Несторовской Л.» («Чт. в Общ. ист.», год 2, № 5);
  • П. С. Казанский, («Врем.», I, III, X, XIII; «От. зап.», 1851, т. LXXIV;
  • ср. замечания Буткова на мнения Казанского в «Совр.», 1856, № 9);
  • M. И. Сухомлинов, «Древн. русск. Л.» («Зап. II отд. Акд. наук», III); его же, «О преданиях в древн. русск. Л.» («Основа», 1861, № 4);
  • Д. В. Поленов, «Библ. обозр. Л.» («Ж. М. Н. Пр.», ч. LXIV); его же, «Обозр. Л. Переясл.» («Зап. II отд. Акд. наук»);
  • И. И. Срезневский, «Чт. о древних русск. Л.» («Зап. Акд. наук», т. II); его же, «Иссл. о Новг. Л.» («Изв. Акд. наук», II);
  • П. А. Лавровский, «О языке север. Л.» (СПб., 1850);
  • Д. И. Прозоровский, «Кто был первым писателем Новг. Л.» («Ж. М. Н. Пр.», ч. XXXV);
  • Костомаров , «Лекции» (СПб., 1861);
  • А. Белевский, «Monumenta» I (предисловие);
  • Бестужев-Рюмин, «О составе русских Л.» («Лет. Зан. Арх. Комм.», IV);
  • Рассудов, («Изв. Моск. унив.», 1868, 9);
  • И. В. Лашнюков, «Очерк русск. историографии» («Киев. унив. изв.», 1869);
  • Léger, «De Nestore» (П., 1868); его же, предисловие к французскому переводу Нестора;
  • И. П. Хрущов, «О древнерусских историч. повестях» (Киев, 1878);
  • А. И. Маркевич, «О Л.» (Од. I, 1883, II, 1885; первоначально в «Изв. Новор. унив.»);
  • Н. И. Яниш, «Новг. Л. и их московские переделки» («Чт. в Общ. ист.», 1874, II);
  • О. П. Сенигов, «О древнейш. лет. своде Вел. Новгорода» (в «Лет. зап. Арх. комиссии», VIII), его же, «О первон. Л. Вел. Новгорода» («Ж. М. Н. Пр.», 1884, № 6 - оба впоследствии соединены в его магистерской диссертации);
  • И. А. Тихомиров, «О лавр. Л.» («Ж. М. Н. Пр.», 1884, № 10); его же, «О псковской Л.» («Ж. М. Н. Пр.», 1889, № 10); его же, «О сборнике, именуемом тверской Л.» («Ж. М. Н. Пр.», 1876, № 12); его же, «Обозр. состава моск. лет. сводов» («Лет. занятия Арх. ком.», X; дополненное и исправленное издание статей из «Ж. М» Н. Пр." 1894-95 гг.);
  • А. Е. Пресняков, «Царств. книга» (СПб., 1893); его же, «О московских летописях» («Журн. М. Н. Пр.», 1895);
  • о ростовских Л. заметка в соч. Д. А. Корсакова «Меря и Рост. княжество» (Казань, 1872);
  • о сибирских Л. в книге Небольсина «Покорение Сибири» и в «Ист. России» Соловьева;
  • есть также несколько заметок в «Лет. зан. Арх. ком.». О литовской Л. - статья Даниловича в издании Стрыйковского (по-русски переведена в «Журн. М. Н. Пр.», т. XXVIII), предисловие Попова, литографированное издание В. Б. Антоновича;
  • Смолка, «Najdawnejsze Pomniki dziejopisarstwa Rusko-Litewskiego» («Pamiętniki Akademii», Краков, 1890);
  • Прохаска, «Letopis Litewski. Rosbor kryt.» (Львов, 1890). О Л. малорусских - В. Б. Антонович, литогр. лекции и предисловие к «Сборнику Л.»;
  • Карпов, «Крит. разбор главных русских ист., до ист. Малороссии относящихся» (М., 1870); его же, «Начало ист. деят. Богдана Хмельницкого» (М., 1873).
  • О хронографах существует классическое сочинение А. Н. Попова, «Обзор хронографов» (М., 1866-69) и его же, «Изборник» (М., 1869).
  • Об отношении Л. к разрядам см. Карпов, «Ист. борьбы Москвы с Литвой» (1866).
  • Полное собрание русских летописей. - 2001. ISBN 5-94457-011-3

Русские летописи - уникальный историографический феномен, письменный источник раннего периода нашей истории. До сих пор исследователи не могут прийти к единому мнению ни об их авторстве, ни и об их объективности.

Главные загадки

«Повесть временных лет» - это череда заковыристых загадок, которым посвящены сотни научных трактатов. На повестке дня уже не меньше двух веков стоят четыре вопроса: «Кто автор?», «Где Начальная летопись?», «Кто виноват в фактологической путанице?» и «Подлежит ли древний свод восстановлению?».

Что такое летопись?

Любопытно, что летопись - это исключительно русское явление. Мировых аналогов в литературе нет. Слово происходит от древнерусского «лето», что означает «год». Другими словами, летопись – это то, что создавалось «из года в год». Складывалась она не одним человеком и даже не одним поколением. В ткань современных авторам событий вплетались древние сказания, легенды, предания и откровенные домыслы. Трудились над летописями монахи.

Кто автор?

Наиболее распространенное название «Повести» сложилось из начальной фразы: «Се повести временных лет». В научной среде в ходу еще два названия: «Первоначальная летопись» или «Несторова летопись».

Однако некоторые историки всерьез сомневаются в том, что монах Киево-Печёрской лавры вообще имеет хоть какое-нибудь отношение к летописному своду о колыбельном периоде русской нации. Академик А. А. Шахматов отводит ему роль переработчика Начального свода.

Что известно о Несторе? Имя вряд ли родовое. Он был монахом, значит, в миру носил другое. Нестора приютила Печёрская обитель, в стенах которой и совершал свой духовный подвиг трудолюбивый агиограф конца XI - начала XII веков. За это он был канонизирован Русской православной церковью в лике преподобных (т. е. угодивший Богу монашеским подвигом). Прожил он около 58 лет и считался глубоким старцем по тем временам.

Историк Евгений Дёмин отмечает, что точных сведений о годе и месте рождения «отца русской истории» не сохранилось, нигде не записана и точная дата его смерти. Хотя в словаре Брокгауза-Эфрона фигурируют даты: 1056-1114. Но уже в 3-м издании «Большой советской энциклопедии» они исчезают.

«Повесть» считается одним из самых ранних древнерусских летописных сводов начала XII века. Нестор начинает повествование сразу с послепотопных времен и следует за исторической канвой вплоть до второго десятилетия XII века (до финала своих собственных лет). Однако на страницах дошедших до нас вариантов «Повести» нет имени Нестора. Возможно, его и не было. Или оно не сохранилось.

Авторство устанавливали косвенным путём. С опорой на фрагменты её текста в составе уже Ипатьевской летописи, которая начинается с безымянного упоминания её автора - черноризца Печёрского монастыря. Поликарп, другой печёрский монах, прямо указывает на Нестора в послании к архимандриту Акиндину, датируемом XIII веком.

Современной наукой отмечается и не совсем обычная авторская позиция, и смелые и обобщенные допущения. Манера несторовского изложения историкам известна, поскольку авторство его «Чтения о житии и о погублении Бориса и Глеба» и «Житии преподобного Феодосия, игумена Печёрского» доподлинно.

Сравнения

Последнее даёт специалистам возможность сравнить авторские подходы. В «Житии» речь идёт о легендарном сподвижнике и одном из первых учеников Антония из Любеча, который и основал древнейший православный монастырь на Руси - Печёрскую обитель- ещё при Ярославле Мудром в 1051 году. Нестор сам жил в обители Феодосия. И его «Житие» настолько переполнено мельчайшими нюансами повседневного монастырского бытования, что становится очевидным – его писал человек, «ведавший» этот мир изнутри.

Впервые упомянутое в «Повести» событие (призвание варяга Рюрика, как он пришёл со своими братьями Синеусом и Трувором и основал государство, в котором мы и живём) написано 200 лет спустя его осуществления.

Где начальная летопись?

Её нет. Ни у кого. Этот краеугольный камень нашей русской государственности - какой-то фантом. Все о нём слышали, от него отталкивается вся русская история, но никто за последние лет 400 не держал его в руках и даже не видел.

Еще В. О. Ключевский писал: «В библиотеках не спрашивайте Начальной летописи – вас, пожалуй, не поймут и переспросят: «Какой список летописи нужен вам?» До сих пор не найдено ни одной рукописи, в которой Начальная летопись была бы помещена отдельно в том виде, как она вышла из-под пера древнего составителя. Во всех известных списках она сливается с рассказом её продолжателей».

Кто виноват в путанице?

То, что мы называем «Повестью временных лет», существует сегодня исключительно внутри других источников, причём в трёх редакциях: Лаврентьевской летописи (от 1377 года), Ипатьевской (XV столетие) и Хлебниковском списке (XVI век).

Но все эти списки – по большому счёту, лишь копии, в которых Начальная летопись предстает в совершенно разных вариантах. Начальный свод в них просто тонет. Учёные связывают это размывание первичного источника с неоднократным и отчасти некорректным его использованием и редактированием.

Иными словами, каждый из будущих «соавторов» Нестора (или какого-то другого печёрского инока) рассматривал этот труд в контексте своей эпохи: вырывал из летописи только то, что привлекало его внимание, и вставлял в свой текст. А что не нравилось, в лучшем случае, не трогал (и историческая фактура терялась), в худшем – переиначивал информацию так, что сам составитель его бы не узнал.

Подлежит ли Начальная летопись восстановлению?

Нет. Из давно заваренной каши фальсификаций эксперты вынуждены буквально по крупицам выуживать первоначальные знания о том, «откуда есть пошла земля русская». Поэтому даже непререкаемый авторитет в вопросах идентификации древнерусских литературных раритетов Шахматов чуть менее века назад был вынужден констатировать, что восстановлению первоначальная текстовая основа летописи – «при теперешнем состоянии наших знаний» - не подлежит.

Причину такой варварской «редактуры» ученые оценивают как попытку скрыть от потомков правду о событиях и личностях, что делал почти каждый копиист, обеляя её или очерняя.

О жизни преподобного Нестора летописца до того, как он стал насельником Киево-Печерского монастыря, нам не известно практически ничего. Мы не знаем, кем он был по социальному статусу, не знаем точную дату его рождения. Ученые сходятся на приблизительной дате — середина XI века. История не зафиксировала даже мирского имени первого историка земли Русской. А он — сохранил для нас бесценные сведения о психологическом облике святых братьев-страстотерпцев Бориса и Глеба, преподобного Феодосия Печерского, оставшись в тени героев своих трудов. Обстоятельства жизни этого выдающегося деятеля русской культуры приходится восстанавливать по крупицам, и не все лакуны в его жизнеописании можно заполнить. Память преподобного Нестора мы отмечаем 9 ноября.

Преподобный Нестор пришел в знаменитый Киево-Печерский монастырь, будучи семнадцатилетним юношей. Святая обитель жила по строгому Студийскому уставу, который ввел в ней преподобный Феодосий, позаимствовав его из византийских книг. Согласно этому уставу, прежде чем дать монашеские обеты, кандидат должен был пройти длительный подготовительный этап. Вновь пришедшим сначала предстояло носить мирскую одежду — до тех пор, пока они не изучат хорошо правила монастырской жизни. После этого кандидатам разрешалось надеть монастырское одеяние и приступить к испытаниям, то есть показать себя в работе на различных послушаниях. Тот, кто прошел эти испытания успешно, принимал постриг, но на этом испытание не заканчивалось — последним этапом принятия в монастырь являлось пострижение в великую схиму, которого удостаивались не все.

Преподобный Нестор прошел весь путь от простого послушника до схимонаха всего за четыре года, а также получил сан диакона. Немалую роль в этом сыграли, помимо послушания и добродетели, его образованность и выдающийся литературный талант.

Киево-Печерский монастырь представлял собой уникальное явление в духовной жизни Киевской Руси. Численность братии доходила до ста человек, что было редкостью даже для самой Византии. Строгость общинного устава, найденного в константинопольских архивах, не имела аналогов. Монастырь процветал и в материальном плане, хотя его наместники не заботились о собирании богатств земных. К голосу обители прислушивались сильные мира сего, он имел реальное политическое и, главное, духовное влияние на общество.

Молодая Русская Церковь в то время активно осваивала богатейший материал византийской церковной книжности. Перед ней стояла задача создания оригинальных русских текстов, в которых был бы явлен национальный облик русской святости.

Первый агиографический (агиография — богословская дисциплина, изучающая жития святых, богословские и историко-церковные аспекты святости. — Ред.) труд преподобного Нестора — «Чтение о житии и погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба» — посвящен памяти первых русских святых. Летописец, по-видимому, откликнулся на ожидающееся общерусское церковное торжество — освящение каменной церкви над мощами святых Бориса и Глеба.

Труд преподобного Нестора был не первым среди работ, посвященных этой теме. Однако он не стал излагать историю братьев по готовому летописному преданию, но создал текст, глубоко оригинальный по форме и по содержанию. Автор «Чтения о житии…» творчески переработал лучшие образцы византийской житийной литературы и смог выразить очень важные для русского церковного и государственного самосознания идеи. Как пишет исследователь древнерусской церковной культуры Георгий Федотов, «память святых Бориса и Глеба была голосом совести в междукняжеских удельных счетах, не урегулированных правом, но лишь смутно ограничиваемых идеей родового старшинства».

Преподобный Нестор не располагал большим количеством данных о смерти братьев, но как тонкий художник смог воссоздать психологически достоверный образ истинных христиан, безропотно принимающих смерть. Подлинно христианская смерть сыновей крестителя русского народа князя Владимира вписана летописцем в панораму общемирового исторического процесса, который он понимает как арену вселенской борьбы добра и зла.

Отец русского монашества

Второе житийное произведение преподобного Нестора посвящено жизни одного из основателей Киево-Печерского монастыря — преподобного Феодосия. Он пишет этот труд в 1080‑х годах, спустя всего несколько лет после кончины подвижника, в надежде на скорую канонизацию преподобного. Надежде этой, однако, не суждено было сбыться. Преподобного Феодосия канонизировали только в 1108 году.

Внутренний облик преподобного Феодосия Печерского имеет для нас особое значение. Как пишет Георгий Федотов, «в лице преподобного Феодосия Древняя Русь нашла свой идеал святого, которому оставалась верна много веков. Преподобный Феодосий — отец русского монашества. Все русские иноки — дети его, носящие на себе его фамильные черты». А Нестор Летописец был тем человеком, который сохранил для нас его неповторимый облик и создал на русской почве идеальный тип жизнеописания преподобного. Как пишет тот же Федотов, «труд Нестора ложится в основу всей русской агиографии, вдохновляя на подвиг, указывая нормальный, русский путь трудничества и, с другой стороны, заполняя общими необходимыми чертами пробелы биографического предания. <…> Все это сообщает Несторову житию исключительное значение для русского типа аскетической святости». Летописец не был свидетелем жизни и подвигов преподобного Феодосия. Тем не менее в основе его житийного рассказа — свидетельства очевидцев, которые он смог соединить в цельный, яркий и запоминающийся рассказ.

Конечно, для создания полноценного литературного жития необходима опора на развитую литературную традицию, которой еще не было на Руси. Поэтому преподобный Нестор многое заимствует из греческих источников, иногда делая длинные дословные выписки. Однако они практически не влияют на биографическую основу его рассказа.

Память о единстве народа

Главным подвигом жизни преподобного Нестора было составление к 1112-1113 годам «Повести временных лет». Этот труд отстоит от первых двух известных нам литературных трудов преподобного Нестора на четверть века и относится к другому литературному жанру — летописи. Свод «Повести…», к сожалению, не дошел до нас целиком. Он был подвергнут переработке монахом Выдубицкого монастыря Сильвестром.

В основе «Повести временных лет» лежит летописный труд игумена Иоанна, который предпринял первую попытку систематического изложения русской истории с древнейших времен. Свое повествование он довел до 1093 года. Более ранние летописные записи представляют собой фрагментарное изложение разрозненных событий. Интересно, что в этих записях содержится легенда о Кие и его братьях, коротко сообщается о княжении варяга Олега в Новгороде, о погублении Аскольда и Дира, приводится легенда о смерти Вещего Олега. Собственно киевская история начинается с княжения «старого Игоря», о происхождении которого умалчивается.

Игумен Иоанн, неудовлетворенный неточностью и баснословностью летописного изложения, восстанавливает года, опираясь на греческие и новгородские хроники. Именно он впервые представляет «старого Игоря» как сына Рюрика. Аскольд и Дир здесь впервые предстают как бояре Рюрика, а Олег — как его воевода.

Именно свод игумена Иоанна стал основой работы преподобного Нестора. Наибольшей переработке он подверг начальную часть летописного свода. Первоначальная редакция летописи была дополнена сказаниями, монастырскими записями, византийскими хрониками Иоанна Малалы и Георгия Амартола. Большое значение святой Нестор придавал устным свидетельствам — рассказам старца-боярина Яна Вышатича, торговцев, воинов, путешественников.

В своем главном труде Нестор Летописец выступает и как ученый-историк, и как писатель, и как религиозный мыслитель, дающий богословское осмысление отечественной истории, которая является составной частью истории спасения человеческого рода.

Для преподобного Нестора история Руси есть история восприятия христианской проповеди. Поэтому он фиксирует в своей летописи первое упоминание о славянах в церковных источниках — 866 год, подробно рассказывает о деятельности святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, о крещении равноапостольной Ольги в Константинополе. Именно этот подвижник вводит в летопись рассказ о первом православном храме в Киеве, о проповедническом подвиге варягов-мучеников Феодора Варяга и сына его Иоанна.

Несмотря на огромный объем разнородной информации, летопись преподобного Нестора стала подлинным шедевром древнерусской и мировой литературы.

В годы раздробленности, когда о былом единстве Киевской Руси не напоминало почти ничего, «Повесть временных лет» оставалась тем памятником, который будил во всех уголках рассыпающейся Руси память о ее былом единстве.

Преподобный Нестор скончался около 1114 года, завещав печерским инокам-летописцам продолжение своего великого труда.

Газета «Православная вера» № 21 (545)

Повесть временных лет - Начало древнерусского летописания принято связывать с устойчивым общим текстом, которым начинается подавляющее большинство дошедших до нашего времени летописных сводов. Текст "Повести временных лет" охватывает длительный период - с древнейших времен до начала второго десятилетия XII в. Это один из древнейших летописных сводов, текст которого был сохранен летописной традицией. В разных летописях текст Повести доходит до разных годов: до 1110 г. (Лаврентьевский и близкие ему списки) или до 1118 г. (Ипатьевский и близкие ему списки). Обычно это связывают с неоднократным редактированием Повести. Летопись, которую принято именовать Повестью временных лет, была создана в 1112 г. Нестором - предположительно автором двух известных агиографических произведений - Чтений о Борисе и Глебе и Жития Феодосия Печерского.

Летописные своды, предшествовавшие Повести временных лет: в составе Новгородской I летописи сохранился текст летописного свода, предшествовавшего Повести временных лет. Повести временных лет предшествовал свод, который предложили назвать Начальным. Исходя из содержания и характера изложения летописи, его было предложено датировать 1096-1099 гг. Он-то и лег в основу Новгородской I летописи. Дальнейшее изучение Начального свода, однако, показало, что и он имел в своей основе какое-то произведение летописного характера. Из этого можно сделать вывод о том, что в основе Начального свода лежала какая-то летопись, составленная между 977 и 1044 гг. Наиболее вероятным в этом промежутке считается 1037 г., под которым в Повести помещена похвала князю Ярославу Владимировичу. Это гипотетическое летописное произведение исследователь предложил назвать Древнейшим сводом. Повествование в нем еще не было разбито на годы и было сюжетным. Годовые даты в него внес Киево-Печерский монах Никои Великий в 70-х годах XI в. летопись повествование древнерусский

Внутренняя структура: «Повести временных лет» состоит из недатированного "введения" и годовых статей разного объема, содержания и происхождения. Эти статьи могут иметь характер:

  • 1) кратких фактографических заметок о том или ином событии;
  • 2) самостоятельной новеллы;
  • 3) части единого повествования, разнесенного по разным годам при хронометрировании первоначального текста, не имевшего погодной сетки;
  • 4) "годовых" статей сложного состава.

Львовская летопись - летописный свод, охватывающий события с древнейших времен до 1560. Названа по имени издателя Н.А. Львова, выпустившего её в 1792. В основе летописи лежит свод, сходный со 2-и Софийской летописью (в части с кон. XIV в. до 1318) и Ермолинской летописью. В Львовской летописи имеются некоторые оригинальные ростово-суздальские известия) происхождение которых может быть связано с одной из ростовских редакций общерусских митрополичьих сводов.

Лицевой летописный свод - летописный свод 2-й пол. XVI в. Создание свода длилось с перерывами более 3 десятилетий. Его можно разделить на 3 части: 3 тома хронографа, содержащего изложение всемирной истории от сотворения мира до Х века, летописание «лет старых» (1114-1533) и летописание «лет новых» (1533-1567). В разное время созданием свода руководили выдающиеся государственные деятели (члены Избранной рады, митрополит Макарий, окольничий А.Ф. Адашев, священник Сильвестр, дьяк И.М. Висковатый и др.). В 1570 работы над сводом были прекращены.

Лаврентьевска летопись - пергаментная рукопись, содержащая копию летописного свода 1305. Текст начинается с «Повести временных лет» и доведён до начала XIV в. В рукописи отсутствуют известия за 898-922, 1263-1283 и 1288-1294. Свод 1305 представлял собой великокняжеский владимирский свод, составленный в период, когда великим князем владимирским был тверской князь. Михаил Ярославич. В основе его лежал свод 1281, дополненный с 1282 летописными известиями. Рукопись была написана монахом Лаврентием в Благовещенском монастыре Нижнего Новгорода или во Владимирском Рождественском монастыре.

Летописец Переяславля-Суздальского - летописный памятник, сохранившийся в одной рукописи XV в. под названием «Летописец русских царей». Начало Летописца (до 907 года) имеется ещё в одном списке XV в. Но собственно Летописец Переяславля-Суздальского охватывает события 1138-1214. Летопись была составлена в 1216-1219 и является одной из древнейших из числа дошедших до наших дней. В основу Летописца положен Владимирский летописный свод начала XIII века, близкий Радзивилловской летописи. Этот свод был переработан в Переславле-Залесском с привлечением местных и некоторых других известий.

Летопись Авраамки - общерусский летописный свод; составлен в Смоленске в конце XV в. Название своё получил по имени писца Авраамки, переписавшего (1495) по повелению смоленского епископа Иосифа Солтана большой сборник, в составе которого была и эта летопись. Непосредственным источником Летописи Авраамки послужил Псковский свод, объединявший известия различных летописей (Новгородский 4-й, Новгородский 5-й и др.). В Летописи Авраамки наиболее интересны статьи 1446 -1469 и юридические статьи (в их числе - Русская Правда), соединённые с Летописью Авраамки.

Летопись Нестора - написанная во 2-й половине XI - начале XII вв. монахом Киевского пещерного (печерского) монастыря Нестором хроника, исполненная патриотической идей русского единения. Считается ценным историческим памятником средневековой Руси.