Дело королева сергея павловича. За что был арестован конструктор Сергей Королев? Об обстановке в "шарагах"

День 27 июня 1938 г. круто изменил жизнь отца и всей нашей семьи. Конечно, после ареста М.Н. Тухачевского и Р.П. Эйдемана, а потом И.Т. Клейменова, Г.Э. Лангемака и В.П. Глушко отец был почти уверен, что эта участь может постигнуть и его. Может, но ведь не значит, что обязательно должна. Человеку свойственно надеяться на лучшее, даже понимая, что все безнадежно.

Между тем в нашем доме на Конюшковской уже появились сургучные печати на входных дверях квартир, извещавшие об исчезновении на неопределенный срок их владельцев. Наступила пора мучительного каждодневного ожидания грозы, которая уже вряд ли могла пройти мимо.

В воскресенье, 26 июня 1938 г., состоялись первые в республике выборы в Верховный Совет РСФСР. Мама была членом избирательной комиссии в Боткинской больнице. А накануне мои родители гостили в Пушкино на даче маминого брата Юрия Максимилиановича. Несмотря на усилия хозяев, веселого вечера не получилось. Настроение отца было мрачным, он был подавлен и молчалив.

В понедельник мама возвращалась с работы около 9 часов вечера. Подойдя к дому, она увидела фигуры двух мужчин, прогуливавшихся по улице и присматривавшихся к прохожим. Мама рассказывала мне потом, как сжалось ее сердце. Она бросилась бегом на шестой этаж и со страхом постучала в дверь. Открыл отец. Он был один - мы с Лизой жили на даче в Барвихе. Увидев состояние жены, он обнял ее и тихо произнес: "Ну, это уже, видимо, за мной". На столе стоял патефон. Отец сказал, что продал облигацию и купил пластинку - на одной стороне "Метелица", на другой - "Во поле березонька стояла". Завел патефон, и они несколько раз послушали эти песни. А потом молча, не раздеваясь и не зажигая света, держа друг друга за руки, просидели до половины двенадцатого, когда среди ночной тишины раздался громкий стук в дверь. На вопрос "Кто?" сказали, что из НКВД. Отец открыл дверь. Вошли те двое, которых мама видела на улице. Третьим был управдом И.П. Чубаков, которого представили как понятого. .
Вошедшие - сотрудники НКВД Решетняк и Комиссаров - предъявили ордер на арест и обыск, подписанный С.Б. Жуковским. Его же подпись после слов: "Обыскать, арестовать" - стоит и на справке с грифом "Совершенно секретно", составленной начальником 7 отдела 1 управления НКВД СССР майором государственной безопасности Л.И. Рейхманом еще 19 июня 1938 г. В справке говорится: "Следствием по делу антисоветской троцкистской вредительской организации в научно-исследовательском институте N 3 (Наркомат оборонной промышленности) установлено что одним из активных участников этой организации является инженер института N 3 - Королев Сергей Павлович.

В антисоветскую троцкистскую организацию Королев был привлечен в 1935 г. бывшим директором института N 3 Клейменовым.

Подтверждением этих обвинений якобы являлись показания "участников организации" Клейменова и Лангемака, по словам которых "практическая деятельность Королева, как участника антисоветской организации, была направлена на затягивание лабораторных и конструкторских работ по оборонным объектам с целью срыва их ввода на вооружение РККА".

Более чудовищные обвинения человеку, смыслом жизни которого являлась инженерно-конструкторская работа, трудно было придумать. Естественно, что он подпадал под 7 и 11 пункты 58 статьи Уголовного кодекса РСФСР, принятого в 1926 г.: пункт 7 - подрыв промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения (т.е. вредительство) - до расстрела; пункт 11-действия, готовившиеся организованно, или если обвиняемые вступили в уже действующую организацию (состоящую хотя бы из двух человек) - до расстрела. Таким образом, судьба моего отца была решена задолго до 27 июня.

А в тот злополучный вечер вошедшие обыскали отца, а затем усадили моих родителей на диван в большей комнате, запретив им вставать. Сами же начали перерывать все, что было в квартире. Они выбрасывали на пол немногочисленные вещи из платяного шкафа, содержимое ящиков письменного стола, копались в белье, книгах и даже посуде. Мама видела, как один из них потихоньку спрятал себе в карман малахитовые запонки, которые подарил отцу на свадьбу Максимилиан Николаевич, но сказать об этом не решилась.

Потом сотрудники НКВД опечатали дверь кабинета отца и составили протокол с перечислением изъятых при аресте и обыске вещей. В их числе были документы отца: паспорт, военный и профсоюзный билеты, пилотское свидетельство, диплом пилота-планериста, удостоверение о награждении знаком "За активную оборонную работу" и сам знак, послужной список, 26 различных удостоверений и справок, а также папки с инженерными расчетами и чертежами, записные книжки, фотоаппарат, альбомы с фотографиями, облигации,деньги и даже сберегательная книжка моей мамы. Отцу предложили поставь подпись под протоколом и написать доверенность на получение последней зарплаты. Вставая с дивана, он повернулся к маме и обмер - перед ним сидела не молодая, красивая его жена с золотистыми волосами, а постаревшая за ночь женщина с измученным лицом и потухшим взглядом.

"Да... Ты пережила эту ночь", - с грустью сказал он. Потом прочитал протокол и подписал его, возмутившись тем, что опечатана комната и отобраны деньги. В результате в конце протокола была приписана фраза: "Неправильно опечатана комната и взяты деньги" - заявил Королев.

Мама сказала, что не в состоянии ехать в институт за его зарплатой, и попросила написать доверенность на имя Марии Николаевны, что и было сделано. Около шести часов утра все формальности закончились и отцу предложили собираться. Мама подняла с пола пару белья, мыло, зубную щетку и пасту. Все это было уложено в маленький фанерный чемоданчик. Отец надел кашне и свое единственное кожаное черное пальто. Они обнялись с мамой и попрощались. Последними его словами были: "Ты же знаешь, что я не виноват". Она пошла вместе с ним к двери, но дальше ее не пустили, заявив: "Не положено!". В окно лестничной клетки она видела, что во дворе стояла машина, в которую его посадили и увезли.

Мама рассказывала мне, что, оставшись одна, даже не могла плакать, а только громко стонала. Случайно посмотрев в зеркало, она не узнала себя и ей стал понятен смысл фразы, сказанной отцом.

Немного успокоившись, она позвонила на Октябрьскую. Мария Николавна и через много лет помнила совершенно чужой, незнакомый голос моей мамы, которая сказала: "Приезжайте, Сергея больше нет", - и повесила рубку. В ту минуту Мария Николаевна забыла и про неприятности у сына на работе, и про все переживания и страх ожидания его ареста, забыла все это и почему- то решила, что он застрелился, что уже мертв. Моментально собравшись, они с Григорием Михайловичем выбежали на улицу, поймали такси и помчались на Конюшковскую. Расплачиваясь с таксистом, Мария Николаевна дала ему лишние деньги и попросила подождать десять минут, пока они не узнают, что случилось. Где-то в глубине души теплилась надежда, что, может быть, сын только ранен и нужно будет привезти доктора. Таксист обещал подождать, а Мария Николаевна и Георгий Михайлович бегом поднялись на шестой этаж. Когда мама открыла дверь, перед ними предстала жуткая картина: все было перевернуто вверх дном. Даже из шкафчика с лекарствами, стоявшего на кухне, выбросили на пол вату, бинты, пилюли, какие-то бутылочки. Первое, что вырвалось у Марии Николаевны: "Жив?" - "Да, жив, но арестован и его увезли", - последовал ответ. У нее отлегло от сердца, и она невольно сказала: "Слава богу". Мама вначале даже опешила: как можно благодарить бога, когда случилась такая катастрофа. - "Вы что, с ума сошли или не поняли? Его нет, он арестован", - еще раз произнесла она. - "Я все поняла. Он арестован, но жив, значит мы будем бороться", - сказала Мария Николаевна.

Как жену С.П. Королева вербовали в сексоты НКВД

В начале 1939 г. мама, вернувшись с работы, обнаружила дома повестку в милицию. Ей надлежало срочно явиться туда с паспортом. Перед тем как пойти, она позвонила своим родителям и Марии Николаевне, предупредив их об этом неожиданном вызове. В милиции ей предложили пройти "не очень далеко отсюда" и дали для сопровождения милиционера. Он шел с ней рядом, а не сзади, как бывает при аресте, и это несколько успокаивало ее, хотя она не понимала, куда и зачем ее ведут. Они пришли к зданию теперешнего Биологического музея имени К.А. Тимирязева на Малой Грузинской улице и спустились в подвал, где находилось несколько комнат. Маму пригласили в одну из них. Сидевший там мужчина с любезной улыбкой предложил ей чай, а затем в довольно деликатной форме стал убеждать ее согласиться помогать НКВД. Он говорил, что она, красивая, интересная, сможет войти в доверие к любому человеку, что она и ее дочь ни в чем не будут нуждаться, что ее "оденут", снабдят билетами в любые театры, концерты, кино, но она должна будет ходить туда с тем, кого ей назовут. "Ну что вам стоит? - убеждал он. - Вы только расскажете нам потом, о чем там был разговор, мы же от вас ничего другого не требуем. Вы должны помочь нам, мы вам верим". На это мама ответила: "Нет. Такие поручения я выполнять не могу и не буду, я на это не способна". Он сказал, что даст ей время подумать. Но она думала только об одном: если ее не выпустят, надо, чтобы Софья Федоровна немедленно меня удочерила. В течение ночи сотрудник НКВД то оставлял ее одну, то снова уговаривал. Но мама была непреклонна. Около пяти часов утра ее отпустили, взяв подписку о том, что она никогда никому об этом разговоре не расскажет. Мама в течение многих десятилетий соблюдала жесткое требование, хотя это было нелегко. Тем более что встреча с безымянным сотрудником НКВД оказалась не единственной (о трех других встречах мамы с ним я еще расскажу). А вот в Тимирязевский музей мама не ходила никогда, даже когда там бывали интересные выставки.

Королев С.П. в лагере Мальдяк

А заключенный Королев тем временем уже добывает "золотишко" на Мальдяке. За два дня до прибытия его туда, 1 августа 1939 года, был издан приказ N 765 по Дальстрою "О выполнении августовского плана", которым предписывалось: "Принять решительные меры к максимальному повышению производительности труда и лучшему, бесперебойному использованию механизмов. Использовать все меры поощрения лучших лагерников, работающих по-стахановски и по-ударному... Одновременно злостных отказчиков строго наказывать, сажая в карцер на штрафной паек и предавая суду". Прииск Мальдяк в то время был на хорошем счету. За сутки там добывали до нескольких килограммов золота. Как отмечено в "Хронике золотодобывающей промышленности Магаданской области" от 21 сентября 1939 года: "За успешное выполнение программы металлодобычи 1938 г. прииску "Мальдяк" выделены автомашина М-1 и 10 тыс. руб. для премирования работников, отличившихся в борьбе за план".

Да, план выполнялся. Но какой ценой? Заключенных поднимали в шесть часов утра и после скудного завтрака, колонной, шеренгами по пять человек, под конвоем вооруженной охраны - один конвоир впереди, два сзади - отправляли на работу. Каждая бригада занимала свое рабочее место. Несколько заключенных разводили костер, у которого можно было погреться во время коротких перерывов.

Работали без выходных по двенадцать часов в сутки. С 13 до 14 часов объявлялся перерыв на обед. Посудой служили металлические миски и кружки, алюминиевые или приспособленные из консервных банок. Пища была скудной - болтушка на муке, вареная селедка, каша, чай. Хлеба не хватало. Его давали сразу на весь день - по килограмму на человека, если бригада выполняла план, и по 600 граммов, если не выполняла. На ужин приходилось около 200 граммов каши без масла и чай с двумя кусками сахара. Работа состояла в добыче на глубине 30-40 метров золотоносной породы и велась вручную. Это требовало значительных усилий. Отколотую кирками породу лопатами насыпали в тачки, доставляли к подъемнику, поднимали по стволу наверх и тачками по проложенным доскам подвозили к бутарам. На столь тяжелую работу посылали, как правило, "врагов народа". Среди них был и отец. Уголовники же обычно выполняли функции бригадиров, поваров, учетчиков, дневальных и старших по палаткам. Естественно, что при полуголодном питании ежедневный изнурительный труд быстро приводил к физическому истощению и гибели людей. Но на любые жалобы заключенных от лагерного начальства следовал ответ: "Вы отбываете наказание и обязаны работать. За вашу жизнь мы не отвечаем. Нам нужен план, а вас не станет, привезут в навигацию других". Заключенные, люди разных возрастов, различного здоровья и физической силы, жили бригадами в черных палатках размерами 7X21 м из брезента, натянутого на деревянные каркасы, спали на деревянных двухъярусных нарах с матрасами, набитыми сухой травой. Под голову клали бушлаты - длинные, до колен, телогрейки, обычно прожженные у костров. Постельного белья не было - давали лишь "вафельные" полотенца. Укрывались солдатскими одеялами. Каждая палатка отапливалась стоявшей посредине печкой, сделанной из железной бочки. Угля в те годы на Мальдяке не было. Топливом служили так называемые хлысты - сухие стволы и ветки деревьев, которые заключенные приносили с сопок. Эти?дрова? они не рубили, а постепенно вдвигали в печку. Но печка не спасала от холода, так как морозы с сильным ветром, начинавшиеся уже в октябре, достигали зимой сорока, пятидесяти, а иногда и шестидесяти градусов. Поэтому на зиму стены палаток заваливали снегом, чтобы таким образом создать хоть какую-то тепловую защиту. Из одежды заключенным выдавали ватные штаны и рукавицы, бушлаты, шапки-ушанки и валенки, подшитые резиной, но в них в мороз очень мерзли ноги. Поэтому заключенные делали себе из старых ватников?чуни?, подошва которых вырезалась из валенок. Они были более теплыми, но быстро изнашивались. Иногда на них сверху надевали веревочные лапти. Бани в лагере не было. В палатках висели рукомойники. Нательное белье не стиралось. Заключенных заедали вши. "Политические" жили вместе с уголовниками, которые всячески над ними издевались: отнимали "пайку", а у вновь прибывших личную одежду и часто били. Такова была жизнь в лагере. Нечего и говорить, что моральное состояние политзаключенных было подавленным. Безвинно осужденных, оторванных от любимой работы и семьи, этих людей - участников революции, военачальников, специалистов народного хозяйства - обрекли на жалкое существование бесправных рабов, вынужденных подчиняться приказам грубых полуграмотных охранников и матерых преступников, почти без надежды на избавление. Но... человеку свойственно надеяться даже в, казалось бы, безвыходных ситуациях.

Надеялся и отец. Я была потрясена рассказом метрдотеля ресторана Центрального Дома литераторов во время поминок по бабушке Марии Николаевне в 1980 г. Оказалось, что отец этой женщины был когда-то соседом моего отца по нарам. Увидев в январе 1966 года фотографию над некрологом в газете "Правда", он сказал: "Да ведь это тот самый Серега Королев, который на Колыме поражал всех тем, что делал по утрам зарядку, а на наши скептические прогнозы отвечал, что еще надеется пригодиться своей стране". Мысли о том. как вырваться на волю, не давали отцу покоя. Самым опасным было затеряться в огромной людской массе, заброшенной за тысячи километров от столицы. Единственный шанс - еще и еще напоминать о себе. И 15 октября 1939 г. отец вновь пишет заявление Верховному прокурору СССР с просьбой снять с него несправедливые обвинения и дать возможность продолжить работу над ракетными самолетами для укрепления обороноспособности страны.

Копию этого заявления отец вложил в письмо бабушке, однако твердой уверенности в том, что оно будет отправлено и дойдет до адресата, у него не было. Поэтому на всякий случай он оставил себе черновик и, как оказалось, не напрасно. Потому что из лагеря заявления и письма заключенных отправлялись в УСВИТЛ, где проходили цензуру, а затем в большинстве случаев до адресатов не доходили. Предусмотрительно оставленный черновик отцу удалось переслать домой в Москву через освобожденного уголовника в январе 1940 г. и только тогда он попал в Верховную прокуратуру. В то время как так называемые враги народа не видели конца своим мытарствам, уголовников, как правило, выпускали на свободу по окончании срока заключения, а иногда и досрочно. Отец старался переслать с ними весточки домой. Эти отбывшие наказание преступники и даже убийцы приходили к маме на Конюшковскую. Однажды рано утром в дверь постучал красивый молодой парень и передал от отца короткое, полное грусти письмо. Звали парня Василий. Он отбывал срок за уголовное преступление и жил в одной палатке с отцом. Между ними возникла взаимная симпатия, и отец делился с ним своими мыслями о работе и семье. Василий рассказал, что условия жизни в лагере очень тяжелые, работа изнурительная, питание плохое, письма от родных не приходят. Сергей болеет цингой, но стимулом к жизни для него являются образы дочери и жены - Наташки и Ляльки. Маме этот парень понравился. Она накормила его и дала на первое время какие-то оставшиеся вещи отца.

Когда отец вернулся, он рассказал об этом человеке - единственном, с кем он мог там о чем-то говорить, хотя тот и был уголовником. И еще отец сказал маме, что если у них когда-нибудь будет сын, он назовет его Василием. После этого парня к нам приходили еще несколько человек, тоже уголовников, отбывших свой срок, которых отец просил зайти и просто передать от него привет. Они рассказывали о жизни на Колыме, а мама подкармливала их тем, что было в доме, - ведь благодаря им она знала, что ее муж жив.

Королев С.П. доходил в лагере, но его спас М.А. Усачев

Между тем с наступлением холодов работать и жить в лагере стало еще тяжелее. Постоянное недоедание и полное отсутствие каких-либо витаминов делали свое дело. Люди болели и умирали. Состав бригад постоянно обновлялся. Практически всеобщей болезнью, не обошедшей и моего отца, была цинга, вызванная авитаминозом. У него опухли и кровоточили десны, расшатались и стали выпадать зубы, распух язык, начали опухать ноги. Сильная боль не давала открыть рот. Отец очень мучился, ему стало трудно есть и ходить. Именно в это время в лагере появился Михаил Александрович Усачев - бывший директор Московского авиазавода.

Он стал среди заключенных своего рода "главным". Но при этом Усачев столкнулся со старостой-уголовником, который был, по существу, хозяином лагеря, поставившим перед собой задачу как можно больше эксплуатировать "врагов народа", освобождать за их счет "своих" от тяжелой физической работы, отнимать пайки, чтобы лучше питаться самому и сотоварищам. Во взаимоотношения между заключенными лагерное начальство вмешивалось мало, и уголовники издевались над людьми безнаказанно. Когда Усачев, прибыв в лагерь, увидел эти безобразия, он возмутился и с согласия лагерного начальства стал наводить порядок. Первым делом он объявил старосте из уголовников, что теперь здесь хозяин он. Для подавления явно выраженного недовольства ему, правда, пришлось применить свои боксерские навыки, так как в разговоре с уголовниками это был лучший язык. После первых "уроков" низложенный староста стал послушным и повел Усачева показывать свое?хозяйство?. В одной из палаток староста сказал, что "здесь валяется Король - доходяга из ваших", что он заболел и, наверное, уже не встанет. Действительно, под кучей грязного тряпья лежал человек. Усачев подошел, сбросил тряпки и увидел Королева, которого хорошо знал.

Рассказывая через много лет эту историю заместителям отца - Б.Е. Чертоку и П.В. Цыбину, Усачев вспоминал, что в тот момент у него словно что-то оборвалось внутри: перед ним в немыслимых лохмотьях лежал страшно худой, бледный, безжизненный человек. Почему, как он попал в такое положение? Усачев провел едва ли не целое следствие. Выяснилось, что именно староста довел его до такого состояния. Отец вначале показывал свой характер, не хотел мириться с тем, что творили уголовники, не подчинялся старосте, ну а тот применил свои приемы: оставлял его практически без пайки, а когда он уже совершенно обессилел, стал гонять на непосильные для голодного человека работы. В конце концов отец свалился. Усачев обнаружил его вовремя - отвел в медсанчасть и попросил на некоторое время оставить там. Кроме того, он заставил старосту сколотить компанию, которая стала отдавать больному, фактически уже умиравшему моему отцу часть своих паек, организовав ему таким образом "усиленное" питание. Лагерный врач Татьяна Дмитриевна Репьева приносила из дома сырую картошку, из которой отец и другие больные цингой выжимали сок и натирали им свои десны. Еще одним средством от цинги являлся отвар из мелко нарубленных веток стланика: их заваривали в большом чане кипятком и давали пить больным. Других способов лечения в лагере не было. Но благодаря этим мерам отец встал на ноги и на всю жизнь сохранил чувство глубокой благодарности к своим спасителям.

В начале 60-х годов, уже будучи Главным конструктором, он разыскал Усачева и принял его на работу заместителем главного инженера опытного завода.

Помимо того что заключенные сами умирали от голода, холода и болезней, их могли лишить жизни действовавшие в УСВИТЛ так называемые расстрельные тройки.

По счастью, эта участь отца миновала.

Проблема наших врагов в том, что правда не за них. Любое их утверждение - это почти всегда эмоциональное основание на чистой клевете, будь она взята с мемуаров их кумиров или из художественной литературы (яркий тому пример Солженицын, который и сейчас, после сотен и тысяч разоблачений, всё ещё питает риторику наших оппонентов).

Рассмотрим это на примере нашего Сергея Павловича Королёва, человека, который никогда не шёл против советской власти, даже в словах, и который при ней, при советской власти - наиболее полно смог реализоваться.

Наши враги кричат о том, что он стал жертвой, мол, сталинского режима. Но давайте просто взглянем на суть дела. То, что Сергей Павлович был инженером-изобретателем и гением, не освобождало его от ответственности перед законом. Осужден он был за нецелевое расходование средств и попытку убийства двух и более человек по неосторожности (на испытаниях его ракеты попали в блиндаж с людьми, чуть не убив 4-х генералов).

Средства, выделенные ему государством на разработку далеко не ракет, он тратил на ракеты, которые тогда, в середине тридцатых, представлялись и были разработкой опережающей. Не было технологий для управления ракетами. И это доказал немецкий опыт - нацисты смогли построить какую-никакую, но управляемую ракету лишь в 1943-м году, свою знаменитую Фау. Правда никакой пользы это нацистам не дало. Следовательно, история показала, что управленцы, которые давали заказы Королеву были правы. Ракеты стали актуальны лишь спустя десятилетие после того, как Королев пытался ими заниматься.

Но это ещё не всё. Истратив деньги советских граждан на ненужные ракеты, Королёв этими же ракетами чуть не отправил на тот свет нескольких советских генералов(!). На испытаниях четыре его ракеты, потеряв управление, попали в блиндажи. Это, собственно, и стало причиной заведения дела на Сергея Павловича.

Тем не менее, Королева отправили отбывать срок не в суровый сибирский лагерь, заставив валить лес и отсыпаться на нарах в бараках, а в самый настоящий институт, просто закрытый. Предоставив ему все возможности для занятия своим любимым делом. Впрочем, Сергей Павлович сумел исправиться, и получить досрочное освобождение, дальше продолжив свою карьеру, и достигнув в ней невиданных высот.

А где Королёв сломал челюсти? наши враги утверждают, что ему их сломали на допросе злые чекисты. Но расхожее утверждение о том, что обе челюсти Сергею Павловичу сломали на допросе, есть не более, чем гипотеза журналиста Я. Голованова. И журналист сам заявляет об этом в своей книге «Королёв: факты и мифы»:

«...я ничего не могу доказать, нет в природе этих доказательств. Я могу лишь попытаться увидеть. Никаких других свидетельств, подтверждающих то, что на допросах Королёву сломали челюсть, нет».

В реальности же, челюсти Королёв сломал в 1929 году под Коктебелем, испытывая свой планер. О чём не раз говорили его родственники.

И после этого наши дорогие националисты и либералы продолжают петь свои мантры. Доказывая в миллионный раз: они глупцы и последовательные вруны. В общем, знайте - чтение националистов и либералов вредит вашему умственному здоровью.

(no subject)

from:
date: Nov. 10th, 2015 07:53 am (UTC)

Не было бы Королёва - в космос Союзы вывел бы кто-нибудь другой. И Мальдяк, и ВладЛаг - адекватное наказание за несколько уголовных дел. Хотя там и расстрелом пахло, но кровавые большевики смягчили наказание, впоследствии вообще его сняв.

| |

(no subject)

from:
date: Nov. 10th, 2015 08:56 am (UTC)

ну просто лапочки!

не Королев, так другой - инженеров-то много, что ими дорожить-то, чай не при отсталом царизме живем)))

вы лучше расскажите как в конце 30-х инженерная элита подвергалась репрессиям, тот же Туполев, и сотрудники Реактивного института и почему кровавые большевики их вдруг так стали прессовать.

КОРОЛЁВ Георгий Никитич (1889 — расстрелян 28 июля 1938) — директор Рыбинского авиационного завода № 26 им. В. Н. Павлова (ОАО« НПО« Сатурн»).

Родился в д. Гридинская Егорьевского уезда Рязанской губернии, из крестьян. Трудовую деятельность начал в 1904 г. на Голутвинском паровозостроительном заводе(Московской губ.). С 1910 по 1915 г. проходил военную службу в Николаевске-на-Амуре. После демобилизации в феврале 1918 г. вновь поступил на работу на паровозостроительный завод.

В 1919 г. направлен ЦК профсоюза металлистов и ВЦСПС в Народный комиссариат продовольствия, где работал до 1922 г. заместителем управляющего отделом общего распределения. В 1923 г. назначен директором завода АМО(Москва). В 1925 — 1927 гг. — член Правления Автомобильного треста(Москва). В 1927 г. Королёв возглавил авиационный завод № 24(Москва). С 1929 г. работал заместителем начальника Всесоюзного объединения авиапромышленности. В 1928—1931 гг. находился в зарубежных командировках(Германия, Англия, Франция, США) с целью изучения вопросов развития авиационной техники. В 1933 г. назначен начальником Главного управления авиационной промышленности(находился в составе наркомата тяжелой промышленности) — заместителем наркома тяжелой промышленности.

С 1931 по 1933 г. и с декабря 1935 по 1937 — директор авиационного завода № 26 им. В. Н. Павлова (Рыбинск). Под руководством Королёва осуществлялась реконструкция, техническое перевооружение завода, внедрение конвейерной сборки моторов. Были продолжены работы по совершенствованию авиамотора М-17, созданию его модификаций, увеличению мощности, ресурса. Мотор М-17 и его модификации устанавливались на тяжелые бомбардировщики ТБ-1, ТБ-3, АНТ-4, АНТ-6, дальний разведчик АНТ-7, самолет-разведчик Р-5, гидросамолет МБР-2, а также на танки КВ, Т-28, Т-35, торпедные катера. Королёв организовал разработку, освоение и производство авиационного двигателя водяного охлаждения М-100 мощностью 750 л.с., позволившего самолету впервые развить скорость до 500 километров в час(создан на основе лицензионного французского мотора« Испано-Сюиза-12»). Авиамотором М-100 оснащался скоростной бомбардировщик СБ-2. За выдающиеся успехи по укреплению оборонной мощи Красной Армии, за освоение новой техники в 1936 г. постановлением ЦИК СССР завод был награжден орденом Ленина.

В 1938 г. Королёв был репрессирован, расстрелян. В 1957 г. реабилитирован посмертно.

Награды: орден Ленина(1936), орден Красной Звезды(1932).

Вы можете помочь проекту, поделившись фотографиями, документами, воспоминаниями, собственными материалами и даже ссылками на известные Вам публикации по теме этой статьи. Пишите нам.

Нашли ошибку или опечатку? Выделите текст и кликните по значку, чтобы сообщить редактору.

Источники

Ярославский край в ХХ веке. Кто есть кто? Предприниматели, руководители промышленно-производственного комплекса. Историко-биографический справочник. / Под редакцией доктора исторических наук, профессора Ю.Ю. Иерусалимского. - Ярославль, 2007.

Документы

ЦДНИ ГАЯО. Ф. 272. Оп. 35. Д. 6431.

Литература

Возвращенные имена. - Ярославль, 1991;

Не предать забвению: Книга памяти репрессированных в 30-40-е и начале 50-х годов, связанных судьбами с Ярославской областью. Т.3. - Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1995.

От «Русского Рено» к «Рыбинским моторам» // Русь: Литературно-исторический журнал. - Ростов Великий, 1993;

Киселёв В., Калинина Л. Исторические хроники рыбинского завода. - М., 1999.

Анисков В.Т., Хаиров А.Р. История ВПК России в региональном аспекте: от начала Первой до окончания Второй мировой войны. На примере Верхневолжья. - Ярославль, 1996;

Швабедиссен В. Сталинские соколы: Анализ действий советской авиации в 1941-1945. Пер. с англ. - Минск, 2001.

Современные ученые с уверенностью заявляют: к 2030 году российские космонавты отправятся на Марс. Именно мечта о Красной планете – стала «путеводной звездой» для Королева. К ней он будет стремиться на протяжении всей жизни, подчиняя каждый свой шаг, каждую реализованную идею одному – покорить Марс.

Мечта

В стенах секретной лаборатории ОКБ-1 полным ходом будет идти разработка корабля, на котором космонавты смогут совершать многолетние экспедиции, в том числе и на загадочную планету для знакомства с новой, более развитой цивилизацией. Что это возможно, верил и Королев, и его ближайшие соратники, в первую очередь, Фридрих Цандер, который на долгие годы станет для Королева учителем. Всю свою жизнь Сергей Павлович будет искать и «воспитывать» таких, как Цандер, – страстных и увлеченных, готовых терпеть все лишения и «приносить жертву на алтарь».

Колыма

В сентябре 1933 года Михаил Тухачевский издает приказ о создании Реактивного научно-исследовательского института. Королев получает в нем должность заместителя директора. Тухачевский настоятельно «рекомендует» Королеву забыть о полетах в космос и сосредоточиться на ракетостроении. Через год после ареста и расстрела Тухачевского в 1937 году, Королева обвинят во вредительстве и приговорят к 10 годам лагерей. Он отправится на Колыму, на золотой прииск Мальдяк. Ни голод, ни цинга, ни невыносимые условия существования не смогли сломить Королева – свою первую радиоуправляемую ракету он рассчитает прямо на стене барака. В мае 1940 года Королев возвращается в Москву, а через 4 месяца его приговаривают к 8 годам и направляют в специальную тюрьму, где он работает под руководством Туполева.

Русский шпион

Великую победу Королев встречает в «шарашке» при Казанском авиазаводе, где полным ходом идет разработка ракетных двигателей. Хотя по личному приказу Сталина он фактически уже год как свободен. В сентябре 1945 года ему поручают очередную «миссию» – отправиться в Германию для изучения баллистической ракеты Фау-2. На испытания немецкой ракеты, которые организовали англичане для союзников, Королев отправляется в качестве водителя одного из генералов. Но один из военных, как выяснилось позднее, английский разведчик, не поверил в созданный Королевым образ советского артиллериста. Англичанина удивило абсолютное отсутствие орденов (таких русских он не встречал!) и «слишком высокий лоб для капитана артиллерии». В конце лета 1946 года Королева назначают главным конструктором ОКБ-1 и ставят важнейшую задачу – создать советский аналог немецкой баллистической ракеты Фау-2. Через два года Королев начинает испытания баллистической ракеты Р-1, а в 1950 году сдает ее на вооружение.

Хрущев

Никита Сергеевич обожал Королева. Сразу после запуска первого спутника генсек отдает распоряжение построить для Королева двухэтажный особняк вблизи ВДНХ. За каждую новую победу – щедрая награда: премии и высокие звания. Но не это было для Королева важным, а то, что Хрущев поддерживал самые дерзкие его планы, и на это у правителя были свои причины: он любил ликование публики, масштабные празднования, награждение победителей, а заодно и себя в их числе. В 60-м году был представлен грандиозный план «космического наступления», разработанный Королевым: полеты на Луну и строительство лунного поселения, многолетняя экспедиция на Марс и создание марсианской базы, облет Венеры и регулярные межпланетные экспедиции. В этом никто не сомневался, и над этим работали.

Не нобелевский лауреат

После запуска первого спутника Нобелевский комитет направит запрос: кому дать премию? Хрущев ответит, что спутник запустил народ и соцсистема. «Оправданием» стал гриф секретности, который накладывался практически на все разработки Королева, а вместе с ними – и на его личность. На самом деле это было не так – Королева прекрасно знали и в Европе, и в Америке. Так Нобелевская премия «прошла» мимо Королева. Вместо этого он незадолго до возможности получить Нобелевскую премию стал единственным человеком в советской истории, который, не будучи реабилитированным, был удостоен звания Героя Социалистического Труда.

Вопреки

Позже непоследовательность и импульсивность Хрущева приведет к тому, что финансирование марсианского проекта будет существенно урезано – и от этого Королев впервые в жизни растеряется. Многим мечтам не суждено было стать реальностью по банальной причине: нехватка денег. Но как когда-то он создал ракетоплан вопреки приказу Тухачевского, вопреки приказу Сталина – ракету, на которой Гагарин полетел в космос, он решается продолжить работу над марсианским кораблем вопреки запрету Хрущева. И окажется прав – наработки скоро понадобятся. После того, как в мае 1964 года американцы впервые запустят макет лунного корабля «Аполлон», обеспокоенный Никита Сергеевич отдаст приказ: «Луну американцам не отдавать!» Королеву поручат в срочном порядке включиться в «лунную гонку». Работа 24 часа в сутки будет отнимать у немолодого уже Королева слишком много сил.

Последний день рождения

11 января 1966 года Сергея Павловича отпустят из больницы, где конструктора готовили к операции по удалению саркомы. Завтра у Королева день рождения! Праздник получился грустным – без гостей и застолья. Он будет вспоминать свой прошлый день рождения, когда он «исповедовался» ближайшим друзьям – Юрию Гагарину и Алексею Леонову, в том числе рассказывал о пытках, через которые ему пришлось пройти в Бутырской тюрьме. По распространенной сегодня версии именно тогда Королеву сломали обе челюсти, что стало причиной его смерти: по время операции интубационную трубку не смогли ввести в трахею. Сергей Павлович Королев скончался 14 января 1966 года от острой сердечной недостаточности.

После триумфальных побед в космосе Сергею Павловичу Королеву , главному конструктору космических кораблей, правительство подарило особняк в Москве, в Останкино. Однажды Королев признался друзьям, собравшимся у него: «бывает, проснешься ночью, лежишь и вспоминаешь. И кажется, что вот войдет вдруг охранник и рявкнет: «А ну, падло, собирайся с вещами! ». До последних дней жгла и терзала душу его горькая обида за поругание и глумление над ним, за все пережитое.

Конфликт

В начале 30-х годов в нашей стране над созданием пороховых ракет и ракетных двигателей на жидком топливе работали две организации: Газодинамическая лаборатория (ГДЛ ) — в Ленинграде и Группа изучения реактивного движения (ГИРД ) — в Москве. Было ясно, что пора их объединить, организовать единый научно-исследовательский ракетный центр, специализированный институт. И маршал Тухачевский , тогда заместитель нарком-военмора Ворошилова , видевший в ракетах весьма перспективное оружие, добивался создания такого института.

Дело, как водится, продвигалось со скрипом. Только к осени 1933 года на окраине Москвы, в Лихоборах, разыскали, наконец, подходящее здание, и первый в мире Реактивный научно-исследовательский институт (РНИИ ) начал работать.

Начальником РНИИ был назначен Иван Терентьевич Клейменов , до того недолго руководивший Ленинградской газодинамической лабораторией. Он закончил инженерный факультет Военно-воздушной академии, но ракетную технику знал слабо.

Заместителем Клейменова стал 26-летний Сергей Павлович Королев, бывший начальник ГИРДа. Отношения его с шефом не заладились с самого начала. Да это и неудивительно. Стиль работы у них отличался резко. Королев мечтал о разработке новых, невиданных конструкций. Клейменов же стремился к жизни спокойной, рисковать не хотел и «фантазии» своего зама не одобрял, жаловался на трудный характер Королева.

Основной тематикой РНИИ были боевые пороховые ракеты, реактивные снаряды, эрэсы. Мысли же Королева простирались значительно дальше. Он занимался крылатыми ракетами с жидкостными двигателями. Более того, — ракетным самолетом для полета человека. Королев опережал время и намного опережал (лет на десять, не меньше).

Сергея Павловича бесила медлительность Клейменова, раздражала склонность к барству и любви пожить.

Обстановка в институте складывалась тяжелая. Назревал серьезный конфликт.

Выход был найден в том, что пост зама начальника РНИИ был упразднен. Вместо него — введена должность главного инженера, и кресло это занял уже не Королев, а прибывший из Ленинграда, из расформированной ГДЛ, военный инженер, специалист в области твердотопливных ракет Георгий Эрихович Лангемак .

Королев по служебной лестнице в одночасье слетел вниз. Впрочем, сильно об этом он не сожалел. Скорее, даже вздохнул с облегчением, поскольку теперь мог больше времени уделять исследованиям, крылатым ракетам, за которыми, как он справедливо считал — огромное будущее.

Главной же целью по-прежнему оставался ракетоплан. Камнем преткновения на пути к вожделенному ракетному самолету оставался жидкостный ракетный двигатель (ЖРД ), над разработкой которого в соседнем отделе бился двигателист Валентин Петрович Глушко .

Арест

Весть об аресте маршала Тухачевского 26 мая 1937 года прозвучала для Королева, для всех работников института, как гром. Прославленный маршал — шпион, участник военно-фашистского заговора, враг народа? Такое не вмещалось в сознании. Вместе с Тухачевским были арестованы, а затем и расстреляны еще семь видных советских военноначальников.

Клейменов являлся протеже Тухачевского. Это маршал рекомендовал Ивана Терентьевича на должность начальника реактивного института. А посему Клейменов был обречен, впрочем, как и многие другие.

В самом деле, скоро репрессии докатились и до РНИИ. За Клейменовым пришли в ночь со 2 на 3 ноября. На следующий день арестовали Лангемака. Обоих ждал расстрел. Арестовали также Глушко.

Работа в институте продолжалась, но гнетущее настроение охватило всех. Сергей Павлович вел испытания двигателя для будущего ракетоплана, «объекта № 318 ».

Королев работал, видя, что вокруг него тоже сгущаются тучи. Он был вдруг понижен в должности (из руководителя группы переведен в старшие инженеры), обвинен в политических грехах (не ходит на собрания и демонстрации, сторонится общественных дел). Хотел вступить в партию, однако, в приеме, даже в ряды сочувствующих, отказали. Он уже не сомневался, что и его арест не за горами.

26 июня 1938 года, в воскресенье, состоялись первые выборы в Верховный Совет РСФСР, а ночью прозвучал зловещий звонок в квартиру Королевых на Конюшковской.

Трое чекистов долго, заученно вели бессмысленный обыск, листали и трясли книги, рылись в ящиках письменного стола. Конечно, ничего не нашли. Только к утру закончили составление протокола. «Соберите вещи », — сказал один из чекистов Ксении Максимилиановне , жене Сергея Павловича, и увезли его на Лубянку.

Основанием для ареста послужили показания Клейменова , Лангемака и Глушко , в которых утверждалось, что Королев — участник контрреволюционной троцкистской организации, ставившей своей целью ослабить оборонную мощь страны. Каким образом выбивались подобные показания, ныне хорошо известно. Очень скоро узнал это на самом себе и Королев.

Вот как описывал его допрос известный журналист Ярослав Голованов :

«Когда Сергея Павловича ввели в комнату следователя для первого допроса, он увидел молодого, симпатичного парня.
— Вы знаете, за что вас арестовали? — спросил тот.
— Нет, не знаю, — просто ответил Королев.
— Ах, ты не знаешь…твою мать!! — неожиданно взревел симпатичный. — Сволочь! Мразь! — и с этими словами смачно, поднакопив в крике горячую слюну, плюнул в лицо Королева.

Инстинктивно, не думая уже, где он находится, Королев бросился на следователя. Но рывок этот, оказывается, был предусмотрен. Размашисто — так вратари выбивают мяч в поле — следователь ударил его сапогом в пах, мгновенно сбив с ног. Потеряв сознание, Королев еще извивался какое-то время на полу, корябая ногтями паркет, потом утих».

Когда он пришел в себя, рядом был врач, щупал пульс. «Ничего страшного », — бросил он и ушел.

Сутки стоял Королев на конвейере. Следователи менялись, а он стоял у стены на одеревеневших ногах. Пить и есть не давали. Симпатичный опять время от времени свирепел, колол допрашиваемого иголкой в живот, орал: «Все скажешь, выблядок фашистский!! » Вконец взбешенный, он ловко, по-боксерски снова свалил Королева, а затем ударил лежащего ногой в лицо. Очнулся Королев уже в камере…

Суд

Его обвинили по знаменитой 58 статье, точнее, по 7 и 11 пунктам ее: подрыв государственной промышленности, в контрреволюционных целях, участие в антисоветских организациях.

Обвинение было столь нелепым и надуманным, что могло придти в голову лишь в бреду. В нем утверждалось, например, что во вредительских целях Королев разрабатывал ракеты без должных расчетов и чертежей, не согласуясь с теорией, что все неудачные запуски (во время одного из них Сергей Павлович чудом остался жив) он специально подстраивал из вредительских соображений и так же намеренно сжег свой опытный ракетный самолет (а самолет стоял целым и невредимым).

Все это можно было легко проверить и опровергнуть, но беда состояла в том, что никто проверять и не собирался. Обвинение было сфабриковано от начала до конца.

В архиве теперешнего ФСБ хранятся два протокола допросов заключенного Сергея Павловича Королева . Первый датирован 28 июня 1938 года, то есть был составлен на другой день после ареста. Второй написан месяц спустя, 4 августа. А что происходило в промежутке между этими датами? Никто уже не расскажет нам об этом. Ясно одно, заплечных дел мастера постарались вовсю.

Примерно через месяц после ареста, как следует из второго протокола, Королев признал, что состоял в антисоветской вредительской организации, в которую его вовлек Лангемак, и что Клейменов и Глушко также были ее участниками. Много лет спустя он скажет жене: «Я подписал протокол потому, что мне угрожали: «Не подпишешь, погубим твою жену и дочь ».

Как и другие ни в чем не повинные узники Бутырки, Сергей Павлович с великой надеждой ждал суда. Казалось, что там, наконец, выяснится абсурдность обвинения. Суд состоялся 27 сентября 1938 года. Судила Королева Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством армвоенюриста Ульриха — страшного человека. Для него, отправившего на казнь таких деятелей, как Каменев , Зиновьев , Бухарин , Ягода и многих других, дело мало кому известного инженера Королева было заурядным.

На стандартный вопрос Ульриха: «Признаете ли себя виновным? » Сергей Павлович ответил: «Нет, не признаю и от своих показаний отказываюсь ». Он ждал, что суд теперь начнет разбираться. Но нет, ничего такого не произошло.

Судебное разбирательство заняло всего 15 минут. Подсудимого по существу его работы в РНИИ никто не спрашивал. Бесстрастным голосом председательствующий прочитал приговор, из которого следовало, что Королев Сергей Павлович «за участие в антисоветской террористической и диверсионно-вредительской организации, срыв отработки и сдачи новых образцов вооружения» осужден на 10 лет исправительно-трудовых лагерей с поражением в правах на 5 лет и конфискацией имущества.

Мальдяк

Чудовищный приговор подавил Королева. Его доставили обратно в Бутырку, в бывшую тюремную церковь, ставшую помещением для заключенных, ждущих этапа. Их отправляли из Москвы (явно перегруженной) в пересыльные тюрьмы других районов страны.

Сергей Павлович попал в Новочеркасск. Здесь, за толстенными стенами самой большой тюрьмы юга России ему пришлось пробыть долго, восемь месяцев, до лета 1939 года. А потом набили в арестантский вагон полсотни зэков; врагов народа вместе с уголовниками, и повезли через всю страну на восток, в неизвестность.

Местом назначения была так называемая Вторая Речка. Здесь находился гигантский пересылочный лагерь. Отсюда морские суда увозили на золотые прииски Колымы партию за партией.

Королев находился в пересылке всего дней десять. Огромную партию заключенных ждал трюм теплохода «Дальстрой», трюм липкий и зловонный от блевотины. Захлопнулись крышки люков. Поплыли.

Спустя неделю, очумев от духоты, качки (в Охотском море изрядно штормило) и дребезжания железа сотни невольников прибыли в Магадан, а потом в крытых грузовиках по ухабистому Колымскому тракту впроголодь и без капли горячего ехали еще 600 километров на север. Конечным пунктом был лагерь Мальдяк, прииск, на котором работали, добывали золото свыше полутысячи заключенных.

Вкалывал Королев и под землей — в шурфах, долбил вечную мерзлоту отбойным молотком, и на поверхности — возил тяжеленные тачки, съедаемый тучами комаров и мошки.

Голод мучил постоянно. За год от истощения и болезней — цинги, пеллагры умирало до 400 заключенных. На смену им привозили других.

В середине октября 1939 года Сергей Павлович обратился с письмом к Верховному прокурору СССР. Он перечислял основные работы, которые выполнял до ареста.

«Я осужден, — писал он, — на основании подлой клеветы со стороны ранее арестованных Клейменова, Лангемака и Глушко, которые, как говорили мне на следствии и как упомянуто в обвинительном заключении, дали на меня показания…
Вот уже 15 месяцев я оторван от моей любимой работы, которая заполняла всю мою жизнь и была ее содержанием и целью. Я мечтал создать для СССР впервые в технике сверхскоростные высотные ракетные самолеты, являющиеся сейчас мощнейшим оружием и средством обороны.
Прошу пересмотреть мое дело и снять с меня тяжелые обвинения, в которых я совершенно не виноват. Прошу Вас дать мне возможность снова продолжать мои работы над ракетными самолетами для укрепления обороноспособности СССР».

«Шарашка»

Когда Сергей Павлович писал письмо Верховному прокурору, он не знал, что произошло нечто невероятное. Оказалось, что еще 13 июня 1939 года (то есть в то время, как в арестантском вагоне его везли на восток) Пленум Верховного суда отменил приговор.

Говорят, он заплакал, когда ему приказали собираться в Москву. С Мальдяка до Владивостока Сергей Павлович добрался полуживым. Он опух и потерял половину зубов, передвигался с большим трудом. Ехал, конечно, в сопровождении конвоира, ехал с надеждой, что в Москве получит, наконец, долгожданную свободу. Для чего же тогда вызвали?

Однако не тут-то было. Прямо с вокзала на черном воронке его отвезли в знакомую Бутырку. Пленум Верховного суда передал дело Королева на доследование. И вот — новый приговор: 8 лет исправительно-трудовых лагерей!

Для Королева это был удар куда страшнее приговора 1938 года. Рухнули надежды. Неужели опять Колыма? Он знал, что новой каторги не выдержит.

Сидя в тюрьме, Сергей Павлович пишет письмо Сталину. Под рукой лишь маленький листок из школьной тетради в клеточку. Мелким-мелким почерком, экономя каждый квадратный сантиметр, он опять старается как можно убедительнее рассказать о важности своих работ по ракетной технике.

«Третий год скитаюсь я по тюрьмам от Москвы до бухты Нагаева и обратно, но все еще не вижу конца. Я все еще оторван от моих работ, а мое личное положение так отвратительно и ужасно, что я вынужден просить у Вас заступничества и помощи. Прошу назначить новое объективное следствие по моему делу. Я могу доказать мою невиновность и хочу продолжать работу над ракетными самолетами для обороны СССР».

Никто не ответил ему на это письмо. Спасло его другое. Во главе НКВД стал , которому пришла в голову блестящая мысль создать «шарашки », тюремные КБ . В них должны были работать специалисты-зэки. Королев оказался в «шарашке », которой руководил Андрей Николаевич Туполев , тоже заключенный. Находилось подневольное КБ в Москве, на углу улицы Радио и Салтыковской набережной. Конструкторы работали за решеткой, но спали в чистых постелях, ели в нормальной столовой. Для тех, кто хлебнул лиха в лагерях, это казалось чудом.

Началась война, КБ перевели в Омск. Королев не находил себя в авиации. Ракеты не отпускали его. О них он думал постоянно.

Уже в Сибири он узнал, что в Казани его бывший сослуживец по реактивному институту Глушко, будучи заключенным, по-прежнему работает над ракетными двигателями. И Королев решил пробиваться в Казань. Этого ему удалось добиться. Сергей Павлович стал разрабатывать ракетные ускорители для бомбардировщиков и сам же испытывал «адские машины» в воздухе, постоянно рискуя жизнью.

Еще во время войны, в июле 1944 года, Королев и Глушко были «досрочно освобождены со снятием судимости», как говорилось в Указе.

Война закончилась. Сергей Павлович возвратился в Москву. Кошмар остался позади. Хотелось работать, засучив рукава. Начинался новый, великий этап в его жизни.

Главная » Упражнения » Дело королева сергея павловича. За что был арестован конструктор Сергей Королев? Об обстановке в "шарагах"