Несомненно. Они использовали психоделики неправильным образом, в неправильных условиях. Иначе говоря, они просто оказались неподготовленными к их приходу. Психоделики способствуют тонкому и глубокому переживанию, если применять их верно. Но чем сильнее инструмент, тем больше шансов, что он будет иметь разрушительное действие при ложном использовании. Что и произошло в 1960-е. Огромная трагедия заключается в том, что эти ценные медицинские препараты не всегда уважали и не всегда понимали. Поэтому психоделики начали внушать страх, их отняли у исследователей и психиатров, людей, которые всерьез ими занимались. Это великая потеря для медицины и психиатрии, а также для всего человечества. Я надеюсь, еще не слишком поздно сделать выводы из прошлых ошибок и продемонстрировать правильный и уважительный способ применения психоделиков.

- То есть вы верите в то, что можно вернуть к ним научное доверие?

В этом смысле я вижу несколько добрых знаков. После многих лет затишья появились новые работы в Германии и Швейцарии, а также в Соединенных Штатах. Европейский институт исследования сознания провел заседание в Хайдельберге, на котором было много дельных выступлений. Там я имел удовольствие познакомиться с Риком Доблином из Междисциплинарной ассоциации исследований психоделических препаратов и профессором Дэвидом Николсом из Исследовательского института Хеффтера. Обе организации делают свое дело. И их подход оказывается совершенно иным по сравнению с их предшественниками.

- Например, Тимоти Лири?

Да, Тимоти Лири как-то навещал меня много лет назад, когда жил в Швейцарии. Это был очень умный и образованный человек, довольно обаятельный. Но он слишком нуждался во внимании окружающих. Ему нравилось их провоцировать, а это отвлекало его от первостепенных вопросов.

- Какое значение имеют психоделики для психиатрии?

В самом начале, непосредственно после открытия ЛСД, этот препарат был признан имеющим огромную ценность для психоанализа и психиатрии, а вовсе не способом бегства от реальности. В течение 15 лет его можно было легально применять в процессе психиатрического лечения и для научных исследований с участием людей. В течение этого времени делизид - так я назвал ЛСД - считался совершенно безопасным и был предметом тысячи публикаций в профессиональной литературе. Кстати, недавно у меня были посетители из Фонда Альберта Хофманна, которым я передал всю оригинальную документацию, что хранилась в Лаборатории Сандоз . Этот ранний этап работы документировался буквально пошагово, и из свидетельств видно, как гладко шли исследования, пока ЛСД не стал частью наркотической реальности 1960-х. Если изначально ЛСД входил в фармакопею , то потом стал уличным наркотиком и неминуемым образом приобрел статус нелегального препарата. Из-за его новой репутации он стал недоступен и для представителей медицинской сферы. Исследования, которые прежде велись открыто, были прекращены. Теперь же есть ощущение, что они могут возобновиться. Важность их проведения признали и органы здравоохранения. Поэтому, надеюсь, запрет, наконец, будет снят, и медицина сможет вернуться к исследованиям, которые были прекращены 30 лет назад вынужденным образом.

Когда делизид легально распространялся Лабораторией Сандоз, он сопровождался небольшой брошюрой-инструкцией. Там объяснялось, как его можно использовать: как препарат для психоанализа и психотерапии, а также как средство для самих психиатров, чтобы те могли испытать необычайные состояния сознания. На упаковке специально указывалось, что психиатр, планирующий использовать делизид в своей практике, сначала должен испробовать препарат на себе.

То есть вы считали существенным, чтобы психиатр обладал знанием о психоделическом опыте, так сказать, из первых рук?

Именно! До того как использовать препарат в лечебной работе, психиатру просто необходимо принять его самостоятельно. В самых первых отчетах и указаниях по работе с ЛСД это правило было совершенно четко артикулировано. И оно продолжает быть крайне важным сегодня.

- Вы тоже следовали этому правилу…

Да. Когда я обнаружил действие лизергида и диэтиламида - еще до начала наших исследований, - я понял, что оно сыграет важную роль в психиатрии. Я участвовал в одном из первых экспериментов и принял небольшую дозу в лаборатории. Для меня это был жуткий опыт. Настоящий ад: все это лабораторное оборудование, снующие вокруг люди, которые задают тебе вопросы и тестируют тебя. Я попал в босховский мир, населенный навевающими ужас машинами и бесчисленными людьми в белых халатах. Но я чувствовал, что существует и другой подход к ЛСД. В ходе первого эксперимента у меня возникло чувство, что под воздействием ЛСД какая-то часть меня пытается быть счастливой, но не может. Это ощущение, как во сне, никак не могло всплыть на поверхность из-за внешних помех, которые порождала ужасная атмосфера лабораторного опыта.

Я понял, что должен попробовать еще раз, но при иных обстоятельствах. Вместе с другом, немецким писателем , я провел еще один опыт с ЛСД уже у себя дома. Моя жена подготовила для этого дом: украсила его цветами и фруктами, зажгла благовония. Я принял небольшую дозу, всего 50 микрограмм. И испытал прекрасное переживание - не очень глубокое, но исключительно эстетического характера. Мысленно я оказался в Северной Африке, в Марокко. Я никогда не бывал там прежде, но у меня было стойкое ощущение, что я в Марокко. Я видел верблюдов, бедуинов, потрясающий пейзаж. С этого момента я усвоил, как важны окружение и атмосфера. Я понял, что, работая с такими субстанциями, как ЛСД, необходимо всегда обращать внимание на обстановку и на тех, кто находится рядом с тобой или пациентом.

- Какие уроки вы призываете извлечь из прошлого?

Если остановить некорректное применение психоделиков, то можно будет, на мой взгляд, отпускать их по рецепту для нужд медицины. Но пока ими продолжают злоупотреблять; пока неверно трактуют их действие и используют как наркотик, для развлечения; пока люди не смогли оценить опыт глубокого психоделического переживания, - психоделики не смогут вернуться в медицинский оборот. Уличное применение ЛСД является проблемой вот уже 30 лет, злоупотребление препаратом может привести к трагедии. Из-за этого медицинским учреждениям сложно изменить свою политику и разрешить ЛСД к применению во врачебной практике.

- А как вы объясняете популярность психоделиков в молодежной культуре?

Глубокая проблема современности состоит в том, что у нас в жизни больше нет духовных основ. Церковь и ее догматы более неубедительны. Но людям требуется духовное начало. В прошлом оно строилось на общепринятых религиозных учениях. Но сегодня у традиционной веры меньше власти. Мы не можем верить в то, что - как нам доподлинно известно - невозможно, в ненастоящее. Мы должны жить, основываясь на том, что знаем, то есть на том, что каждый может испытать. Многие молодые люди ищут осмысленный духовный опыт и в поисках его обращаются к миру, противоположному материальному. Таким образом они удовлетворяют свою потребность в прозрении.

Перевод с английского Алены Бочаровой __________________________________________________________

В 1950-е годы Лаборатория Сандоз стала собирать статьи, посвященные ЛСД и производным псилоцибина. За 35 лет Сандоз собрала более 4000 документов: журнальные статьи с конца 40-х до начала 80-х, несколько студенческих дипломных работ и диссертаций, вырезки из газет и другие свидетельства. В середине 90-х этот архив был передан Фонду Альберта Хофманна и в конце 90-х Фонд совместно с Междисциплинарной ассоциацией исследований психоделических препаратов и Исследовательским институтом Хеффтера создали цифровую библиотеку этих работ.

Фармакопея - сборник стандартов и положений, нормирующих качество лекарственных средств.

Имеется в виду немецкий писатель Эрнст Юнгер, чьим поклонником, а впоследствии и другом был Хофманн. Подробнее этот совместный опыт употребления ЛСД описан в книге Хофманна «ЛСД - мой трудный ребенок».

Ничего не могу с собой поделать:)

Альберт Хоффман.

Открытие ЛСД-25

Как отмечал сам Хоффман, одним из ключевых моментов во всей этой истории было его решение о выборе работы, после окончании изучения им химии. Будь это решение другим и, возможно, ЛСД никогда бы и не появилось. А оно вполне могло быть другим, ведь весной 1929 года Хоффману, окончившему Цюрихский университет поступило три предложения по поводу дальнейшей работы. Два из их были от химических фирм в Базеле, предлагавших участие в исследованиях в области синтетической химии. В то же время работа в исследовательской химико-фармацевтической лаборатории компании Сандоз в Базеле, под руководством профессора Артура Штолля, основателя и директора фармацевтического отдела, давала возможность работать с натуральными продуктами, что и явилось основной причиной выбора Хоффмана.

Молодой ученый нашел в лаборатории Штолля занятие, которое полностью гармонировало с его сутью химика и исследователя. Лаборатории профессора Штолля работали над выделением основных действующих веществ известных лекарственных растений и получением чистых образцов этих соединений. Поначалу Хоффман занимался исследованием активных компонентов морского лука. Однако, когда в 1935 году эти исследования были временно прекращены (еще один ключевой момент), с разрешения профессора Штолля Хоффман берется за исследования алкалоидов спорыньи.

Справка.

Хоффман занялся синтезом алкалоида спорыньи путем, пардон, за некоторые подробности, химического связывания двух составляющих эргобазина, лизергиновой кислоты и пропаноламида.

Не будем описывать всю кропотливую работу молодого ученого. Перейдем сразу к результату, а он был таков, что в 1938 году Хоффман получил двадцать пятое вещество в серии производных лизергиновой кислоты: диэтиламид лизергиновой кислоты, в лабораторных записях сокращенно называвшийся ЛСД-25 (нем.Lyserg-saure-diaethylamid). Это вещество было синтезировано с целью получения стимулятора кровообращения и дыхания (аналептика). Дело в том, что диэтиламид лизергиновой кислоты мог иметь подобный стимулирующий эффект, в силу того, что он сходен по своей химической структуре с другим аналептиком – диэтиламидом никотиновой кислоты (Корамином). Однако у фармакологов и врачей особого интереса новое вещество не вызвало. Испытания были прекращены.

Могло ли это вещество быть забыто? Могло, но не должно было. Сам Хоффман никак не мог забыть, как он пишет «относительно неинтересный ЛСД-25». Он чувствовал, что это вещество может обладать свойствами, «иными, чем открытые в первых исследованиях». И в 1943 году, через пять лет после открытия, Хоффман повторил синтез ЛСД-25, получив всего нескольких сотых грамма этого соединения.

Согласно последующей реконструкции событий, сделанной ученым, во время работы над получением этого вещества ничтожное количество раствора ЛСД «случайно» попало ему на кончики пальцев во время кристаллизации (вот он очередной ключевой момент), и следы этого вещества проникли сквозь кожу. Далее произошло следующее (воспоминания Хоффмана): «…я вынужден был прервать свою работу в лаборатории в середине дня и отправиться домой, поскольку испытывал заметное беспокойство в сочетании с легким головокружением. Дома я прилег и погрузился в не лишенное приятности состояние, подобное опьянению, отличавшееся крайне возбужденным воображением. В сноподобном состоянии, с закрытыми глазами (я находил дневной свет неприятно ярким), я воспринимал непрерывный поток фантастических картин, удивительных образов с интенсивной, калейдоскопической игрой цветов. После приблизительно двух часов это состояние постепенно исчезло. В целом, это был необыкновенный опыт — как в его внезапном начале, так и в его странном течении».

Ученый не без оснований заподозрил, что в его необычном состоянии было «повинно» вещество, с которым он работал. Повторные эксперименты подтвердили его догадки.

Легализация ЛСД-25

Еще раз отметим, что привыкания к ЛСД не существует. Органическая потребность в постоянном принятии «кислоты» не проявляется. Другое дело, что при позитивных трипах рано или поздно возникает желание их повторить (но ведь точно также мы стремимся повторять любой наш позитивный опыт, в том числе, и никоим образом не связанный с приемом психоактивных веществ). Но неразумное использование ЛСД может привести к печальным последствиям. Об этом пишет и Хоффман: «Намеренный вызов мистических переживаний, в частности, при помощи ЛСД и подобных галлюциногенов, по сравнению со спонтанным визионерским опытом, влечет за собой опасности, которые нельзя недооценивать. Практикующие должны принимать во внимание некоторые эффекты этих веществ, а именно их способность влиять на наше сознание, на самую глубинную суть нас самих. История ЛСД на сегодняшний день достаточно демонстрирует катастрофические последствия, которые могут наступить, когда глубина его эффектов недооценивается и это вещество воспринимается как наркотик, который можно принимать ради удовольствия».

Альберт Хоффман.

Осознавая все опасности, таящиеся в неразумном использовании ЛСД, Альберт Хоффман, отпраздновав свой столетний юбилей, выступал за его легализацию. Он был уверен, что открытое им вещество может способствовать выходу человечества из духовного кризиса.

Альберт Хоффман, швейцарский химик, который дал миру ЛСД, самое мощное ныне известное психотропное вещество, скончался в апреле 2008 г. в своем доме на вершине холма близ Базеля, в Швейцарии. Ему было 102 года.

По словам Рика Доблина, основателя и президента многопрофильной Ассоциации психоделических исследований, базирующейся в Калифорнии, причиной смерти стал сердечный приступ. Эта организация в 2005 году переиздала книгу, которую в 1979-м опубликовал Альберт Хоффман, «Мой трудный ребенок ЛСД».

Швейцарский ученый впервые синтезировал соединение в 1938 году, но не обнаружил его психофармакологических эффектов, пока пять лет спустя он случайно не употребил вещество, которое в контркультуре 1960-х годов получило название «кислота».

Потом он принимал ЛСД сотни раз, но рассматривал его как мощный и потенциально опасный психотропный наркотик, требующий к себе уважения. Но важнее удовольствий психоделического опыта для него была ценность препарата как вспомогательного средства в созерцании и понимании того, что он называл единством человечества с природой. Это восприятие, которое пришло к доктору Хоффману как почти религиозное прозрение еще в детстве, руководило большей частью его личной и профессиональной жизни.

Озарение

Альберт Хоффман родился в Бадене, курортном городе на севере Швейцарии, 11 января 1906 г. Он был старшим из четырех детей. Его отец, не имевший высшего образования, был слесарем-инструментальщиком на местной фабрике, и семья жила на съемной квартире. Но Альберт проводил большую часть своего свободного времени на улице.

Он бродил по холмам над городом и играл у руин замка Габсбургов «Штайн». «Там был настоящий рай, - сказал он в интервью в 2006 году. - У нас не было денег, но у меня было замечательное детство».

Во время одной из прогулок на него снизошло озарение.

«Это произошло майским утром — я позабыл год, но до сих пор могу точно указать место, где это случилось, на тропинке в лесу около Мартинсберга, - писал он в своей книге. - Я прогуливался по лесу со свежей листвой, наполненном пением птиц и освещенном утренним солнцем, и все вдруг оказалось в необычайно ясном свете. Природу охватило прекраснейшее сияние, трогавшее до глубины души, как бы желая охватить меня своем величием. Меня переполняло непередаваемое ощущение радости, единства и блаженного спокойствия».

Хотя отец Хоффмана был католиком, а мать - протестанткой, сам он с раннего возраста считал, что религия упускала самое главное. Когда ему было 7 или 8 лет, Альберт разговаривал с другом о том, был ли Иисус богом. «Я сказал, что не верю, но Бог должен быть, потому что есть мир и кто-то, кто его сотворил, - сказал он. - У меня очень глубокая связь с природой».

Выбор профессии

Хоффман отправился изучать химию в университет Цюриха, так как он хотел исследовать окружающий мир на уровнях, где энергия и химические элементы объединяются, чтобы создать жизнь. В 1929 году, когда ему было всего 23, он получил степень доктора философии. Затем он устроился на работу в лабораторию «Сандоз» в Базеле, где его привлекла программа по синтезу фармакологических веществ из лечебных растений.

«День велосипеда»

Во время работы со спорыньей, поражающей рожь, он наткнулся на ЛСД, и случайно в пятницу после обеда в апреле 1943 года употребил препарат внутрь. Вскоре он пережил измененное состояние сознания, подобное тому, которое он испытал в детстве.

В следующий понедельник Альберт Хоффман ЛСД принял намеренно. Препарат начал действовать, когда он ехал на велосипеде домой. Тот день, 19 апреля, позже был увековечен любителями наркотика. Они назвали его «Днем велосипеда».

Химия откровения

Доктор Хоффман создал и другие важные препараты, в том числе метергин, используемый для лечения послеродового кровотечения - основная причина смерти при родах. Но именно ЛСД сформировал его карьеру и его духовные искания.

«Благодаря моим ощущениям при приеме ЛСД и моей новой картине реальности я осознал чудо творения, великолепие природы, животного и растительного мира, - рассказывал Хоффман психиатру в 1984 году. - Я стал очень чувствительным к тому, что произойдет со всем этим и со всеми нами».

Священные наркотики

Доктор Хоффман стал ярым защитником окружающей среды. Он говорил, что ЛСД является не только ценным средством в психиатрии, но может использоваться для пробуждения более глубокого осознания людьми своего места в природе, чтобы остановить разрушение природы.

Но также его беспокоило растущее употребление ЛСД как наркотика для развлечения. По его словам, препарат следует использовать так же, как примитивные общества применяют психоактивные священные растения - осторожно и с духовными намерениями.

После открытия свойств психотропного вещества Альберт Хоффман провел годы, изучая священные растения. Вместе со своим другом Гордоном Уоссоном он участвовал в психоделических ритуалах шаманов-месатеков на юге Мексики. Ему удалось синтезировать активные соединения гриба псилоциба мексикана, названные им псилоцином и псилоцибином. Кроме того, химик выделил активный компонент семян вьюнка, которые масатеки также использовали в качестве дурманящего вещества, и обнаружил, что его химический состав близок к ЛСД.

Во время психоделической эры Хоффман завязал дружбу с такими неординарными личностями, как Аллен Гинзберг и Олдос Хаксли, который, находясь на пороге смерти в 1963 году, попросил жену делать ему инъекции ЛСД, чтобы облегчить мучения от рака горла.

Наследие

Однако, несмотря на интерес к психоактивным соединениям, отец ЛСД до конца оставался швейцарским химиком. В лаборатории «Сандоз» он возглавлял отдел исследований природных лекарственных средств до выхода на пенсию в 1971 году.

Написаны более сотни научных статей, автором которых является Альберт Хоффман. Книги швейцарского химика посвящены галлюциногенным веществам. В работе «Элевсин: разоблачение таинств» (1978) он утверждает, что ряд древнегреческих религиозных обрядов сопровождался употреблением Также он стал соавтором книг «Ботаника и химия галлюциногенов» (1973), «Растения богов: истоки использования галлюциногенов» (1979). В 1989 г. увидела свет его книга Insight/Outlook (1989) о восприятии действительности, а после смерти была напечатана работа «Эликсир Хоффмана: ЛСД и новый Элевсин» (2008).

Альберт Хоффман и его жена Анита, которая умерла незадолго до его кончины, вырастили в Базеле четверых детей. Сын умер от алкоголизма в 53 года. Хоффмана пережили несколько внуков и правнуков.

Хотя швейцарский химик называл ЛСД «лекарством для души», к 2006 году дни, когда он принимал галлюциногены, давно остались позади. «Я знаю ЛСД; мне больше не нужно его принимать, - сказал он и добавил, - может как Олдос Хаксли». По его словам, ЛСД не повлияло на его представления о смерти. «После смерти я вернусь туда, где я был до того, как родился, вот и все».

Альберт Хоффман: цитаты

Ниже приведены некоторые известные высказывания швейцарского химика.

• Эволюция человечества сопровождается ростом и расширением самосознания.
• ЛСД - это лишь средство превратить нас в то, кем мы должны быть.
• Идите в поля, идите в сады, идите в лес. Откройте глаза!
• Бог говорит лишь с теми, кто понимает его язык.
• Я верю в то, что если бы люди научились использовать стимуляцию видений ЛСД в медицине и для медитации более разумно, то при определенных условиях этот проблемный ребенок мог бы стать вундеркиндом.
• Сознание - это подарок Бога человечеству.

Существуют переживания, о которых большинство из нас не решаются говорить, поскольку они не вписываются в повседневную реальность и бросают вызов рациональным объяснениям. Это не явления, происходящие вовне, а скорее события нашей внутренней жизни, которые обычно отбрасываются как игра воображения и стираются из памяти. Внезапно, привычный вид окружающего мира преобразуется странным, то ли восхитительным, то ли тревожащим образом: он является нам в новом свете, приобретая особое значение. Такое переживание может быть легким и быстротечным, как дуновение ветерка, или оно может оставить глубокий отпечаток в нашей памяти.

Одно из подобных откровений, которое я испытал в детстве, навсегда осталось удивительно живым в моей памяти. Это случилось майским утром - я забыл в каком году - но я всегда смогу точно указать то место, где это произошло, на лесной тропинке, на горе Мартинсберг, рядом со швейцарским городом Баден. Когда я прогуливался по свежему зеленому лесу, залитому утренним солнцем, неожиданно все вокруг предстало в необычном свете. Может, это было что-то, чего я не замечал раньше? Может, я внезапно открыл для себя весенний лес таким, каким он выглядел на самом деле? Он сиял необычайно красивым великолепием, честно говоря, как будто стараясь окружить меня своим величием. Я был переполнен неописуемым чувством радости, единства, и счастливой уверенности.

Не имею понятия, сколько я простоял там, очарованный. Но я помню тревожное беспокойство, которое почувствовал, когда сияние постепенно исчезло, и я побрел дальше: как могло видение, которое было столь реальным и убедительным, столь непосредственным и глубоким - как могло оно закончиться так быстро? И как я мог сказать другим об этом, как того требовала переполнявшая меня радость, поскольку я знал, что нет слов, чтобы описать то, что я видел? Казалось странным, что я, ребенок, видел нечто удивительное, такое, чего взрослые, очевидно, не воспринимали, поскольку я никогда не слышал, чтобы они упоминали об этом.

Все еще, будучи ребенком, я испытал еще несколько подобных моментов эйфории во время моих прогулок по лесам и лугам. Именно эти переживания сформировали основные контуры моего видения мира и убедили меня в существовании чудесной, могучей и непостижимой реальности, скрытой от обыденного зрения.

Я был часто озадачен в те дни, мне хотелось знать, смогу ли я, став взрослым, испытывать эти переживания, смогу ли я изобразить их в поэзии или живописи. Но, зная, что я не был рожден поэтом или художником, я решил, что буду хранить эти переживания в себе, такими значимыми, какими они были для меня.

Неожиданно, хотя едва ли случайно, гораздо позднее, в зрелом возрасте, установилась связь между моей профессией и теми визионерскими переживаниями детства.

Поскольку я хотел проникнуть в структуру и суть материи, я стал ученым химиком. С раннего детства, питая интерес к растительному миру, я решил специализироваться на исследованиях лекарственных растений. Двигаясь в русле этого рода деятельности, я познакомился с психоактивными веществами, вызывающими галлюцинации, которые в определенных условиях могут порождать провидческие состояния, подобные тем спонтанным переживаниям, только что описанным мною. Самым важным из этих галлюциногенных веществ стал ЛСД. Галлюциногены, как активные соединения со значительным научным интересом к ним, заняли место в медицинских исследованиях, биологии и психиатрии, а позже они, особенно ЛСД, получили также широкое распространение в субкультуре, связанной с наркотиками.

Изучая литературу, связанную с моей работой, я стал осознавать всеобщее огромное значение визионерского опыта. Он играет главную роль, не только в мистицизме и истории религий, но также в творческом процессе в искусстве, литературе и науке. Более недавние исследования показали, что многим людям визионерский опыт доступен в повседневной жизни, хотя большинству из нас не удается распознать его значение и ценность. Мистические переживания, вроде тех, что оставили след в моем детстве, по-видимому, не так уж и редки.

Сегодня широко распространено стремление к мистическим переживаниям, к визионерскому прорыву к более глубокой, более всесторонней реальности, чем та, что воспринимается нашим рациональным повседневным сознанием. Попытки преодолеть наше материалистическое видение мира совершаются в различных направлениях, не только приверженцами восточных религиозных течений, но и профессиональными психиатрами, которые перенимают подобный глубокий духовный опыт в качестве основного терапевтического принципа.

Я разделяю мнение многих моих современников о том, что духовный кризис, охвативший все сферы западного индустриализованного общества, может быть излечен только изменением нашего видения мира. Нам следует перейти от материалистического, дуалистического убеждения, что человек и окружающая среда раздельны, к новому осознанию всеобъемлющей реальности, которая включает в себя воспринимающее "Я", реальности, в которой люди чувствуют свое единство с живой природой и мирозданием.

Все, что может способствовать такому фундаментальному изменению в нашем восприятии реальности, должно привлекать к себе пристальное внимание. На первом месте среди подобных подходов стоят различные методы медитации, и в религиозном и в светском контексте, которые ставят своей целью углубление осознания реальности при помощи мистического опыта. Другим важным, но все еще противоречивым, путем к той же самой цели является использование свойства галюциногенных препаратов изменять сознание. ЛСД находит подобное применение в медицине, помогая пациентам в психоанализе и психотерапии воспринимать свои проблемы в их истинном смысле.

Намеренный вызов мистических переживаний, в частности, при помощи ЛСД и подобных галлюциногенов, по сравнению со спонтанным визионерским опытом, влечет за собой опасности, которые нельзя недооценивать. Практикующие должны принимать во внимание некоторые эффекты этих веществ, а именно их способность влиять на наше сознание, на самую глубинную суть нас самих. История ЛСД на сегодняшний день достаточно демонстрирует катастрофические последствия, которые могут наступить, когда глубина его эффектов недооценивается и это вещество воспринимается как наркотик, который можно принимать ради удовольствия. Неправильное и неуместное использование сделало ЛСД моим трудным ребенком.

Я хочу дать в этой книге полноценную картину ЛСД, его происхождения, его эффектов и его опасностей, чтобы предотвратить злоупотребление этим необычным средством. Я надеюсь в связи с этим подчеркнуть возможности использования ЛСД, которые соответствуют его характерному действию. Я считаю, что если бы люди научились использовать способность ЛСД вызывать видения более разумно, в подходящих условиях, в медицинской практике и в сочетании с медитацией, то в будущем этот трудный ребенок мог бы стать вундеркиндом.

Как возник ЛСД.

В области научных наблюдений удача дается лишь тем, кто подготовлен.
Луи Пастер.

Глядя в прошлое на свою профессиональную карьеру и, пытаясь отследить важнейшие события и решения, которые в конечном итоге привели меня к синтезу ЛСД, я понимаю, что наиболее решительным шагом был мой выбор работы после окончания изучения химии. Если бы это решение было другим, это вещество, которое стало известно всему миру, могло бы никогда не появиться. Поэтому, чтобы рассказать историю происхождения ЛСД, я должен вкратце коснуться своей карьеры как химика, поскольку эти две линии событий неразрывно связаны.

Весной 1929-го, по окончании Цюрихского Университета, я стал сотрудником исследовательской химико-фармацевтической лаборатории компании Сандоз в Базеле, под руководством профессора Артура Штолля, основателя и директора фармацевтического отдела. Я выбрал эту должность, потому что она давала мне возможность работать с натуральными продуктами, тогда как два других предложения от химических фирм в Базеле означали работу в области синтетической химии.

Первые химические исследования

В начале моих исследований фирмой Сандоз был уже разработан и применялся в терапевтической практике фармацевтический препарат, содержащий гликозиды морского лука, однако химическое строение его активных компонентов, за исключением их сахаросодержащей части, оставалось во многом неизвестным.

Моим вкладом в исследования морского лука, в которых я с энтузиазмом участвовал, было выявление химической структуры общего ядра его гликозидов, что показало с одной стороны их отличие от гликозидов наперстянки, а с другой стороны их близкую структурную взаимосвязь с токсическими веществами, выделенными из кожных желез жабы. В 1935 эти исследования были временно прекращены.

В поисках новой сферы изысканий, я попросил у профессора Штолля разрешения, продолжить исследования алкалоидов спорыньи, которые были начаты в 1917 и привели к выделению эрготамина в 1918. Эрготамин, открытый Штоллем, был первым алкалоидом спорыньи, полученным в химически чистой форме. Хотя эрготамин быстро занял важное место в терапевтической практике (под торговой маркой Гинерген) в качестве кровоостанавливающего средства в акушерстве и как лекарство от мигрени, после изоляции эрготамина и определения его эмпирической формулы химические исследования спорыньи в лабораториях Сандоз были приостановлены. В это время, в начале тридцатых, английские и американские лаборатории были заняты определением химического строения алкалоидов спорыньи. Они открыли новый, растворимый в воде алкалоид, который также можно было выделить из раствора, используемого для приготовления эрготамина. Я полагаю, что фирма Сандоз вовремя продолжила химические исследования алкалоидов спорыньи, иначе бы мы рисковали потерять свою ведущую роль в этой области медицинских разработок, которая уже тогда становилась столь важной.

Профессор Штолль одобрил мою просьбу, но с некоторым опасением: "Я должен предупредить вас о тех трудностях, с которыми вы встретитесь, работая над алкалоидами спорыньи. Это чрезвычайно чувствительные, легко распадающиеся вещества; они менее устойчивы, чем любые из тех, что вы встречали, исследуя сердечные гликозиды. Но вы можете попробовать".

Итак, колебания были отброшены, и я обнаружил себя вовлеченным в поле деятельности, которое стало главной темой в моей профессиональной карьере. Я никогда не забуду ту творческую радость, то страстное ожидание, которое я чувствовал, приступая к изучению алкалоидов спорыньи, которые были в то время относительно неизведанным полем для исследований.

Спорынья

Спорынья имеет историю, более интересную, чем у любых других лекарств, в течение которой ее роль и значение поменялись на противоположные: изначально ее боялись как яда, но с течением времени она превратилась в кладовую ценных лекарственных веществ. Спорынья впервые появилась на сцене истории в начале Средневековья, как причина вспышек массовых отравлений, поражавших тысячи людей. Болезнь, чья связь со спорыньей была долгое время неизвестна, проявлялась в двух характерных формах: гангренозной (ergotismus gangraenosus) и судорожной (ergotismus convulsivus). Народные названия эрготизма (от французского ergot - спорынья) - такие как "mal des ardents", "ignis sacer", "священный огонь" или "огонь Св. Антония", относятся к гангренозной форме заболевания. Святым-покровителем жертв эрготизма считался Св. Антоний, поэтому лечением этих пациентов занимался в основном Орден Св. Антония.

До недавнего времени, похожие на эпидемии вспышки отравлений спорыньей регистрировались в большинстве европейских стран и некоторых районах России. С развитием сельского хозяйства и с приходом в семнадцатом веке понимания, что содержащий спорынью хлеб и являлся их причиной, частота и масштабы эпидемий эрготизма значительно уменьшились. Последняя крупная эпидемия случилась в некоторых районах юга России в 1926-27 годах. (Массовые отравления в городке Понт-Сент-Эсприт на юге Франции в 1951 году, которое многие авторы приписывают содержащему спорынью хлебу, в действительности не имели ничего общего с эрготизмом. Это скорее произошло в результате отравления органическими соединениями ртути, которые применялись для дезинфекции зерна.)

Первое упоминание о медицинском использовании спорыньи, а именно как средства для ускорения родов, встречается у франкфуртского целителя Адама Лонитцера (Lonicerus) в 1582 году. Хотя спорынья, как утверждает Лонитцер, использовалась повивальными бабками с давних времен, лишь в 1808 году это лекарство вошло в академическую медицину, благодаря труду американского врача Джона Стирнса, озаглавленному "Отчет о Putvis Parturiens, средстве для ускорения родов". Использование спорыньи в родовспоможении не выдержало, однако, испытание временем. Практикующие довольно скоро осознали большую опасность для ребенка, вызванную в основном неточностью дозировки, при превышении которой возникали спазмы матки. С тех пор, использование спорыньи в родовспоможении было ограничено остановкой послеродового кровотечения.

Лишь после внесения спорыньи в различные фармакопеи в первой половине девятнадцатого века были предприняты первые попытки, выделить ее активные вещества. Однако на протяжении последующих ста лет никому из тех исследователей, что анализировали эту проблему, не удалось определить вещества, отвечающие за терапевтическое действие спорыньи. В 1907 англичане Г. Баргер и Ф.Х. Карр стали первыми, кто изолировал активный алкалоидосодержащий препарат, который они назвали эрготоксином, так как он производил больше токсических, чем терапевтических эффектов. (Этот препарат не был однородным, он был скорее смесью алкалоидов, как мне удалось показать спустя тридцать пять лет). Тем не менее, фармаколог Х.Х. Дэйл открыл, что эрготоксин, помимо маточного действия, обладает также антагонизмом к адреналину в автономной нервной системе, что могло привести к терапевтическому использованию алкалоидов спорыньи. Только с изоляцией эрготамина А. Штоллем (как упоминалось ранее) алкалоиды спорыньи нашли применение и стали широко использоваться в терапевтической практике.

Ранние 30-ые стали новой эрой в исследовании спорыньи, начиная с определения химического строения алкалоидов спорыньи, как упоминалось, английскими и американскими лабораториями. Путем химического расщепления сотрудникам нью-йоркского института Рокфеллера В.А. Джакобсу и Л. С. Крэйгу удалось изолировать и описать ядро, общее для всех алкалоидов спорыньи. Они назвали его лизергиновой кислотой. Затем произошло важное открытие, как для химии, так и для медицины: изоляция алкалоида спорыньи, действующего на мускулатуру матки и как кровоостанавливающее средство. Об этом одновременно и практически независимо сообщили четыре источника, включая лабораторию Сандоз. Вещество, алкалоид относительно простого строения, был назван А. Штоллем и Е. Буркхардтом эргобазином (син. эргометрин, эргоновин). Путем химического разложения эргобазина В.А. Джакобс и Л.С. Крэйг получили в качестве продуктов распада лизергиновую кислоту и пропаноламин.

Я поставил себе главной целью синтез этого алкалоида путем химического связывания двух составляющих эргобазина, лизергиновой кислоты и пропаноламида (см. структурные формулы в приложении).

Лизергиновую кислоту, необходимую для этой работы нужно было получить путем химического расщепления какого-либо другого алкалоида спорыньи. Поскольку только эрготамин был доступен в чистом виде, и уже вырабатывался килограммами в фармацевтическом производственном отделении, я выбрал этот алкалоид в качестве начального материала для своей работы. Я дал запрос на получение 0.5 грамма эрготамина людям, занимавшимся его производством. Когда я прислал бланк внутренней заявки профессору Штоллю на подпись, он появился в моей лаборатории и сделал мне выговор: "Если вы хотите работать с алкалоидами спорыньи, вам следует ознакомиться с методами микрохимии. Я не могу позволить вам потреблять для своих экспериментов такие большие количества моего дорогостоящего эрготамина".

Отдел, производящий спорынью, помимо того, что использовал швейцарскую спорынью для получения эрготамина, также имел дело с португальской спорыньей, из которой получали некристаллический алкалоидосодержащий препарат, соответствующий упомянутому ранее эрготоксину, впервые изготовленному Баргером и Карром. Я решил использовать этот менее дорогой материал для приготовления лизергиновой кислоты. Алкалоид, полученный производственным отделом, приходилось очищать дальше, прежде чем он становился пригоден для расщепления до лизергиновой кислоты. Наблюдения, сделанные в процессе очистки, навели меня на мысль, что эрготоксин мог оказаться скорее смесью нескольких алкалоидов, нежели однородным алкалоидом. Я расскажу позже о далеко зашедших последствиях этих наблюдений.

Здесь я должен ненадолго отвлечься, чтобы описать условия работы и технологии, существовавшие в те дни. Эти заметки могут быть интересны современному поколению химиков-исследователей, которые знакомы со значительно лучшими условиями.

Мы были очень экономны. Личные лаборатории считались редкой расточительностью. На протяжении моих первых шести лет работы в Сандоз, я разделял лабораторию с двумя коллегами. Мы, трое химиков, плюс ассистент у каждого, работали в одном и том же помещении в трех различных направлениях: Др. Крайсс над сердечными гликозидами; Др. Видеманн, который устроился в Сандоз примерно в то же время, что и я, над хлорофиллом - пигментом листьев; и, наконец, я над алкалоидами спорыньи. Лаборатория была оборудована двумя вытяжными шкафами (отсек снабженный отдушиной), с малоэффективной вентиляцией при помощи газовой горелки. Когда мы попросили оборудовать эти шкафы вентиляторами, наш шеф отказался, мотивируя это тем, что вентиляция на газовых горелках удовлетворяла лабораторию Вильштеттера.

Во время последних лет Первой Мировой войны в Берлине и Мюнхене профессор Штолль был ассистентом всемирно известного химика и лауреата Нобелевской премии профессора Рихарда Вильштеттера, и вместе с ним вел фундаментальные исследования хлорофилла и усвоения двуокиси углерода. Не было такой научной дискуссии с профессором Штоллем, где бы он ни упоминал своего обожаемого учителя профессора Вильштеттера и свою работу у него в лаборатории.

Методы работы, доступные для химиков-органиков в то время (начало тридцатых) по существу оставались теми же, что применялись при Юстусе фон Либиге сто лет назад. Наиболее важным достижением с тех пор было изобретение Б. Преглем микроанализа, который сделал возможным устанавливать строение соединений всего по нескольким миллиграммам образца, в то время как раньше были необходимы несколько сотых грамма. Ни одного из тех физико-химических методов, что находятся в распоряжении сегодняшней химии - методов, которые изменили образ ее работы, сделав ее более быстрой и эффективной, и создавших абсолютно новые возможности, прежде всего в сфере определения строения вещества - просто еще не существовало в те дни.

Для исследования гликозидов морского лука и первых работ над спорыньей, я все еще пользовался старыми способами разделения и очистки времен Либига: частичной экстракцией, частичным осаждением, частичной кристаллизацией и им подобными. Изобретение хроматографии на колонке, первый важный шаг к современным лабораторным методам, приобрел для меня большое значение лишь в более поздних исследованиях. Для определения строения вещества, которое сегодня быстро и элегантно осуществляется с помощью методов спектроскопии (ультрафиолетовой, инфракрасной, рентгеновской) и рентгенокристаллографии, в первых фундаментальных исследованиях спорыньи нам приходилось полностью полагаться на старые лабораторные методы химического разложения и дериватизации.

Лизергиновая кислота и ее производные

Лизергиновая кислота оказалась весьма нестойким веществом, и связывание ее с основными радикалами вызывало трудности. В конце концов, я нашел способ - метод, известный как синтез Курциуса - работавший для соединения лизергиновой кислоты с аминами. Этой методикой я получил большое число соединений лизергиновой кислоты. Соединяя лизергиновую кислоту с пропаноламином, я получил вещество идентичное натуральному алкалоиду спорыньи - эргобазину. Этим впервые был совершен лабораторный синтез алкалоида спорыньи. В этом был не только научный интерес в плане подтверждения химического строения эргобазина, но практическое значение, поскольку эргобазин, вещество с характерным маточным и кровоостанавливающим действием, присутствует в спорынье лишь в незначительных количествах. С помощью этого синтеза другие алкалоиды, присутствующие в больших количествах в спорынье, можно превращать в эргобазин, ценное средство, применяемое в акушерстве.

После первых успехов со спорыньей, мои исследования продолжились в двух направлениях. Во-первых, я пытался улучшить фармакологические свойства эргобазина, изменяя его амино-спиртовой радикал. Мой коллега доктор И. Пейер и я разработали процесс экономичного производства пропаноламина и других аминоспиртов. В действительности, замещая пропаноламин, содержащийся в эргобазине другим аминоспиртом - бутаноламином, было получено активное вещество, даже превосходившее натуральный алкалоид по терапевтическим свойствам. Этот улучшенный эргобазин нашел мировое применение в качестве надежного стимулятора мускулатуры матки и кровоостанавливающего средства под торговой маркой "Метергин"; он и сегодня является передовым лекарственным препаратом для этих показаний в акушерстве.

В дальнейшем я применил свою процедуру синтеза, чтобы получить новые соединения лизергиновой кислоты, не выделяющиеся маточной активностью, но от которых, основываясь на их химическом строении, можно было ожидать других интересных фармакологических эффектов. В 1938 я получил двадцать пятое вещество в этой серии производных лизергиновой кислоты: диэтиламид лизергиновой кислоты, в лабораторных записях сокращенно называвшийся ЛСД-25 (нем. Lyserg-saure-diaethylamid).

Я синтезировал это соединение, планируя получить стимулятор кровообращения и дыхания (аналептик). Диэтиламид лизергиновой кислоты мог иметь подобный стимулирующий эффект, поскольку он сходен по своей химической структуре с другим аналептиком, уже известным в то время, а именно с диэтиламидом никотиновой кислоты (Корамином). Во время тестирования ЛСД-25 в фармакологическом отделе Сандоз, чьим директором в то время был профессор Эрнст Ротлин, было установлено его сильное маточное действие. Оно исчислялось примерно как 70% от активности эргобазина. Доклад об исследованиях также отмечал, что подопытные животные становились беспокойными во время наркоза. Новое вещество, однако, не вызвало особого интереса у фармакологов и врачей; поэтому испытания были прекращены.

На протяжении следующих пяти лет ничего не было слышно об ЛСД-25. Тем временем, моя работа над спорыньей продвигалась в других областях. При очищении эрготоксина, исходного материала для лизергиновой кислоты, у меня возникло, как я уже упоминал, впечатление, что этот алкалоидный препарат не был однороден, а скорее был смесью различных веществ. Это сомнение в однородности эрготоксина снова усилилось, когда при его гидрогенизации были получены два определенно различных продукта, тогда как однородный алкалоид эрготамин при тех же условиях давал только один продукт гидрогенизации (гидрогенизация = присоединение водорода). В дальнейшем, систематический анализ предполагаемой смеси эрготоксина привел, в итоге, к разделению этого алкалоидосодержащего препарата на три однородных компонента. Один из этих трех химически однородных алкалоидов эрготоксина оказался идентичен алкалоиду, выделенному незадолго до этого производственным отделом, который А. Штолль и Е. Буркхардт назвали эргокристином. Другие два алкалоида были новыми. Первый я назвал эргокорнином, а для второго, который был выделен последним, и который долго оставался скрытым в исходном растворе, я выбрал имя эргокриптин (греч. криптос = скрытый). Позднее было найдено, что эргокриптин существует в двух изомерических формах, которые различались как альфа- и бета-эргокриптин.

Решение проблемы эрготоксина было не просто научно интересно, но также имело большое практическое значение. Из этого возникло ценное лекарство. Три гидрогенизированных алкалоида эрготоксина, которые я получил во время этих исследований, дигидроэргокристин, дигидроэргокриптин и дигидроэргокорнин, во время испытаний профессором Ротлином в фармакологическом отделе проявили полезные для медицины свойства. Из этих трех веществ был разработан фармацевтический препарат Гидергин, медикамент, используемый для улучшения периферийного кровоснабжения и мозговой деятельности в старческом возрасте. Гидергин оказался эффективным средством для этих показаний. На сегодня это весьма важный фармацевтический продукт Сандоз.

Дигидроэрготамин, который я также получил в течение этих исследований, тоже нашел применение в терапевтике как стабилизатор кровообращения и давления под именем Дигидергот.

В то время как сегодняшние важные исследовательские проекты осуществляются почти исключительно во взаимодействии, исследования алкалоидов спорыньи, описанные выше, были проведены мной одним. Даже дальнейшие ступени разработки коммерческих препаратов оставались в моих руках: приготовление больших партий образцов для клинических испытаний, и, наконец, совершенствование первых технологий массового производства Метергина, Гидергина и Дигитергота. Это даже включало аналитический контроль за подготовкой первых лекарственных форм этих трех препаратов: ампул, жидких растворов, таблеток. Моей поддержкой в то время были ассистент, лаборант, а позднее второй лаборант и технический ассистент.

Открытие физических эффектов ЛСД

Решение проблемы эрготоксина привело к плодотворным результатам, описанным здесь лишь вкратце, и открыто путь к дальнейшим разработкам. Но я все еще не мог забыть относительно неинтересный ЛСД-25. Странное предчувствие - ощущение, что это вещество может обладать свойствами, иными, чем открытые в первых исследованиях - заставило меня, пять лет спустя после первого синтеза, еще раз получить ЛСД-25, чтобы направить его образец в фармакологический отдел для дальнейшего тестирования. Это было весьма необычно; опытное вещество, как правило, всегда исключалось из программы исследований, если однажды было признано отсутствие фармакологического интереса в нем.

Тем не менее, весной 1943 я повторил синтез ЛСД-25. Как и при первом синтезе, это подразумевало получение всего нескольких сотых грамма этого соединения.

На последнем этапе синтеза, во время очищения и кристаллизации диэтиламида лизергиновой кислоты в форме тартрата (соль винной кислоты), моя работа была прервана из-за необычного ощущения. Следующее описание этого происшествия взято из отчета, который я прислал тогда профессору Штоллю:

В прошлую пятницу, 16 апреля 1943 года, я вынужден был прервать свою работу в лаборатории в середине дня и отправиться домой, поскольку испытывал заметное беспокойство в сочетании с легким головокружением. Дома я прилег и погрузился в не лишенное приятности состояние, подобное опьянению, отличавшееся крайне возбужденным воображением.

В сноподобном состоянии, с закрытыми глазами (я находил дневной свет неприятно ярким), я воспринимал непрерывный поток фантастических картин, удивительных образов с интенсивной, калейдоскопической игрой цветов. После приблизительно двух часов это состояние постепенно исчезло.

В целом, это был необыкновенный опыт - как в его внезапном начале, так и в его странном течении. Скорее всего, это было результатом некого токсического воздействия извне; я подозревал связь с веществом, над которым я работал в то время, тартратом диэтиламида лизергиновой кислоты. Но это привело к другому вопросу: каким образом я сумел поглотить это вещество? Зная о токсичности соединений спорыньи, я всегда поддерживал привычку тщательной аккуратности в работе. Возможно, немного раствора ЛСД попало мне на кончики пальцев во время кристаллизации, и следы этого вещества проникли сквозь кожу. Если ЛСД-25 действительно был причиной этого странного состояния, тогда он должен быть веществом необычайной силы действия. Существовал только один способ докопаться до истины. Я решил произвести эксперимент над собой.

Проявляя предельную осторожность, я начал планировать серию экспериментов с самым малым количеством, которое могло произвести какой-либо эффект, имея в виду активность алкалоидов спорыньи, известную в то время: а именно, 0. 25 мг (мг = миллиграмм = одна тысячная грамма) диэтиламида лизергиновой кислоты в форме тартрата. Ниже цитируется запись из моего лабораторного журнала от 19 апреля 1943 года.

Эксперимент над собой.

19/04/43 16:20: Принято орально 0.5 куб.см. 1/2 промильного раствора тартрата диэтиламида = 0.25 мг тартрата. Разбавлен приблизительно 10 куб.см. воды. Без вкуса. 17:00: Отмечается головокружение, чувство тревоги, визуальные искажения, симптомы паралича, желание смеяться. Добавление от 21/04: Отправился домой на велосипеде. 18:00 - прибл. 20:00 наиболее тяжелый кризис. (См. специальный отчет).

Здесь заметки в моем лабораторном журнале прерываются. Я мог писать последние слова лишь с большим усилием. Теперь мне стало ясно, что именно ЛСД был причиной удивительного происшествия в предыдущую пятницу, поскольку изменения в восприятии были теми же, что и раньше, только более сильными. Мне приходилось напрягаться, чтобы говорить связанно. Я попросил моего лабораторного ассистента, который был информирован об эксперименте, проводить меня домой.

Мы отправились на велосипеде, так как автомобиля не было из-за ограничений военного времени. По дороге домой, мое состояние начало принимать угрожающие формы. Все в моем поле зрения дрожало и искажалось, как будто в кривом зеркале. У меня также было чувство, что мы не можем сдвинуться с места. Однако мой ассистент сказал мне позже, что мы ехали очень быстро. Наконец, мы приехали домой целые и невредимые, и я едва смог обратиться с просьбой к своему спутнику, чтобы он позвал нашего семейного врача и попросил молока у соседей.

Несмотря на мое бредовое, невразумительное состояние, у меня возникали короткие периоды ясного и эффективного мышления - я выбрал молоко в качестве общего противоядия при отравлениях.

Головокружение и ощущение, что я теряю сознание, стали к этому времени настолько сильными, что я не мог больше стоять, и мне пришлось лечь на диван. Окружающий меня мир теперь еще более ужасающе преобразился. Все в комнате вращалось, и знакомые вещи и предметы мебели приобрели гротескную угрожающую форму. Все они были в непрерывном движении, как бы одержимые внутренним беспокойством. Женщина возле двери, которую я с трудом узнал, принесла мне молока - на протяжении вечера я выпил два литра. Это больше не была фрау Р., а скорее злая, коварная ведьма в раскрашенной маске.

Еще хуже, чем эти демонические трансформации внешнего мира, была перемена того, как я воспринимал себя самого, свою внутреннюю сущность. Любое усилие моей воли, любая попытка положить конец дезинтеграции внешнего мира и растворению моего "Я", казались тщетными. Кокой-то демон вселился в меня, завладел моим телом, разумом и душой. Я вскочил и закричал, пытаясь освободиться от него, но затем опустился и беспомощно лег на диван. Вещество, с которым я хотел экспериментировать, покорило меня. Это был демон, который презрительно торжествовал над моей волей. Я был охвачен ужасающим страхом, сойти с ума. Я оказался в другом мире, в другом месте, в другом времени. Казалось, что мое тело осталось без чувств, безжизненное и чуждое. Умирал ли я? Было ли это переходом? Временами мне казалось, что я нахожусь вне тела, и тогда я ясно осознавал, как сторонний наблюдатель, всю полноту трагедии моего положения. Я даже не попрощался со своей семьей (моя жена, с тремя нашими детьми отправилась в тот день навестить ее родителей в Люцерне). Могли бы они понять, что я не экспериментировал безрассудно, безответственно, но с величайшей осторожностью, и что подобный результат ни коим образом не мог быть предвиден? Мой страх и отчаяние усилились, не только оттого, что молодая семья должна была потерять своего отца, но потому что я боялся оставить свою работу, свои химические исследования, которые столько для меня значили, неоконченными на половине плодотворного, многообещающего пути. Возникла и другая мысль, идея, полная горькой иронии: если я должен был преждевременно покинуть этот мир, то это произойдет из-за диэтиламида лизергиновой кислоты, которому я же сам и дал рождение в этом мире.

К тому времени, когда приехал врач, пик моего безнадежного состояния уже миновал. Мой лабораторный ассистент рассказал ему о моем эксперименте, поскольку я сам все еще не мог составить связного предложения. Он покачал головой в недоумении, после моих попыток описать смертельную опасность, которая угрожала моему телу. Он не обнаружил никаких ненормальных симптомов, за исключением сильно расширенных зрачков. И пульс, и давление, и дыхание - все было нормальным. Он не видел причин выписывать какие-либо лекарства. Вместо этого он проводил меня к постели и остался присматривать за мной. Постепенно, я вернулся из таинственного, незнакомого мира в успокаивающую повседневную реальность. Страх ослаб и уступил место счастью и признательности, вернулось нормальные восприятие и мысли, и я стал уверен в том, что опасность сумасшествия окончательно прошла.

Теперь, понемногу, я начал наслаждаться беспрецедентными цветами и игрой форм, которые продолжали существовать перед моими закрытыми глазами. Калейдоскоп фантастических образов, нахлынул на меня; чередующиеся, пестрые, они расходились и сходились кругами и спиралями, взрывались фонтанами цвета, перемешивались и превращались друг в друга в непрерывном потоке. Я отчетливо замечал, как каждое слуховое ощущение, такое как звук дверной ручки или проезжающего автомобиля, трансформировалось в зрительное. Каждый звук порождал быстро меняющийся образ уникальной формы и цвета.

Поздно вечером моя жена вернулась из Люцерны. Кто-то сообщил ей по телефону, что я слег с таинственным заболеванием. Она сразу же вернулась домой, оставив детей у своих родителей. К этому времени, я отошел достаточно, чтобы рассказать ей, что случилось.

Обессилевший, я заснул и проснулся на следующее утро обновленный, с ясной головой, хотя и несколько уставший физически. Во мне струилось ощущение благополучия и новой жизни. Когда, позднее, я вышел прогуляться в сад, где после весеннего дождя сияло солнце, все вокруг блестело и искрилось освежающим светом. Мир как будто заново создали. Все мои органы чувств вибрировали в состоянии наивысшей чувствительности, которое сохранялось весь день.

Этот эксперимент показал, что ЛСД-25 ведет себя как психоактивное вещество с необычайными свойствами и силой. В моей памяти не существовало другого известного вещества, которое вызывало бы столь глубокие психические эффекты в таких сверхмалых дозах, которое порождало бы столь драматические изменения в сознании человека, в нашем восприятии внутреннего и внешнего мира.

Еще более значительным было то, что я мог помнить события, происходившее под воздействием ЛСД во всех подробностях. Это означало только то, что запоминающая функция сознания не прерывалась даже на пике ЛСД экспириенса, несмотря на полный распад обычного видения мира. На протяжении всего эксперимента я всегда осознавал свое участие в нем, но, несмотря на понимание своей ситуации, я не мог, при всех усилиях своей воли, стряхнуть с себя мир ЛСД. Все воспринималось как совершенно реальное, как тревожащая реальность, тревожащая потому, что картина другого мира, мира знакомой повседневной реальности по-прежнему полностью сохранялась в памяти, доступная для сравнения.

Другим неожиданным аспектом ЛСД была его возможность производить столь глубокое, мощное состояние опьянения без дальнейшего похмелья. Даже, наоборот, на следующий день после эксперимента с ЛСД я находился, как уже описывал, в прекрасном физическом и ментальном состоянии.

Я осознавал, что ЛСД, новое активное вещество с такими свойствами, должен найти применение в фармакологии, неврологии, и, особенно, в психиатрии, и что он должен привлечь внимание соответствующих специалистов. Но в то время я даже не подозревал, что новое вещество будет также использоваться вне медицины, как наркотик. Поскольку мой эксперимент над собой показал ЛСД в его ужасающем, дьявольском аспекте, я менее всего ожидал, что это вещество сможет когда-либо найти применение как некий наркотик, используемый ради удовольствия. Кроме того, мне не удалось распознать ярковыраженную связь между воздействием ЛСД и самопроизвольными визионерскими переживаниями, вплоть до последующих экспериментов, проводившихся с более низкими дозами и в другой обстановке.

На следующий день я написал профессору Штоллю вышеупомянутый отчет о моем необычайном опыте с ЛСД-25 и послал копию директору фармакологического отдела профессору Ротлину.

Как я и ожидал, первой реакцией было скептическое удивление. Тотчас же раздался звонок из управления; профессор Штолль спросил: "Вы уверены, что не ошиблись при взвешивании? Упомянутая доза действительно правильная?" Профессор Ротлин позвонил и задал тот же вопрос. Я был уверен насчет этого, поскольку выполнил взвешивание и дозировку своими собственными руками. Однако, их сомнения были несколько оправданы, так как до этого момента не было известно вещества, которое оказывало бы даже малейший психический эффект в меньших миллиграмма дозах. Существование вещества с подобной силой действия казалось почти невероятным.

Сам профессор Ротлин и двое его коллег были первыми, кто повторил мой эксперимент всего лишь с одной третьей той дозы, которую использовал я. Но даже на этом уровне, эффекты по-прежнему были весьма впечатляющими и совершенно нереальными. Все сомнения об утверждениях в моем отчете были исключены.

Об этом не принято говорить вслух.. Так что - тсссс!))

Несколько слов: -пост несет лишь информативную функцию -нет никакого призыва к употреблению ЛСД, чтоб не выдумывали всякое! >:-(

Впервые LSD был синтезирован в 1938 году Альбертом Хофманном, а его психоактивные эффекты были открыты им же в 1943 году. Зачем он решил синтезировать его второй раз он сам не знал. Цитата: "Странное предчувствие — ощущение, что это вещество может обладать свойствами, иными, чем открытые в первых исследованиях — заставило меня, пять лет спустя после первого синтеза, еще раз получить ЛСД-25"

Поскольку история сия забавна и поучительна есть, имеет смысл рассказать о ней детальнее. Как писал Хофманн в своей книге, психоактивность вещества была открыта ВНЕЗАПНО в так называемый День Велосипеда (19 апреля 1943 года). За три дня до описываемых событий Хофманн, проводя испытания LSD на мышах, впитал некоторое количество вещества подушечками пальцев. Потом дома пару часов его штырило.

Доза, по его записям, составила не менее 250 мкг. Наверное, он бы принял больше, но справедливо боялся завернуть ласты, и поехал домой на велосипеде. Выбор транспортного средства был вызван ограничениями военного времени. Тем не менее, сему первооткрывателю посчастливилось добраться домой почти без приключений. Цитата: "По дороге домой, мое состояние начало принимать угрожающие формы. Все в моем поле зрения дрожало и искажалось, как будто в кривом зеркале. У меня также было чувство, что мы не можем сдвинуться с места. Однако мой ассистент сказал мне позже, что мы ехали очень быстро".

ЛСД не единственный в мире психоделик. Также ЛСД не самый сильный психоделик, хотя доза у него действительно низкая, но по глубине переживаний есть более мощные штуки(Но лучше не надо. Не наааадо) . ЛСД не первый психоделик, потому что грибы, кактусы и прочее известны всяким индейцам уже 9000 лет. Зато кислоту очень трудно достать в этой стране

Кстати одной из причин выпиливания кислоты с рынка стали опыты над животными, в частности опытами над шимпанзе. Взрослому шимпанзе вводили дозу ЛСД-25, после чего наш ближайший родственник переставал подчинятся строгой иерархии (но тогда еще никто даже представить не мог, насколько пророческим окажется этот эксперимент). Представьте, что сделает самый главный начальник, когда узнает, что быдло хочет свободы, любви и единения с природой, вместо того, чтобы работать, воевать и жрать то, что дают. Впрочем, бухая обезьяна тоже на иерархичность забивает.

А каковы ощущения?

Эффекты, вызываемые ЛСД, сильно различаются у разных людей и сильно зависят от таких факторов, как предыдущий психоделический опыт, текущее состояние психики, внешней обстановки, а также общей дозы вещества.

Психологические эффекты могут заключаться в усиленном восприятии цветов, дышащих или плавающих поверхностей вещей и обстановки (стен, пола, потолка) с переливающимися, ползающими формами, чрезвычайно сложных красочных двигающихся узоров, возникающих за закрытыми глазами, ощущении измененного течения времени, восприятии вещей или лиц людей, видоизменяющих форму, деперсонализации (потеря ощущения собственного «Я»), и иногда весьма интенсивные и жестокие переживания, описываемые как собственное перерождение или испытание смерти. Многие испытывают переживания, описываемые как растворение границы между собственным «я» и внешним миром. Данный эффект может играть определённую роль в духовных и религиозных аспектах действия ЛСД. Иногда ЛСД ведёт к дезинтеграции или реструктуризации «прошлой» личности человека, создавая состояние психики, которое описывается как более свободное в выборе и решениях относительно природы и структуры «новой» личности.

"... По границам поля видимости уже вовсю кипела жизнь, краем глаза я подмечал, что предметы и элементы интерьера будто парят и плавают в воздухе, свет от настольной лампы медленно менял свой цвет от бледно-розового в синий, затем зеленый, желтый и далее по кругу. Мир наполнился красивейшими разноцветными фрактальными формами! Они были везде — на стенах, потолке, столе, предметах. На поверхностях вещей стали отчетливо видны тончайшие, переливающиеся радугой нити, образующие густую сеть, будто скелет трехмерной модели. Стена передо мной колыхалась волнами, то прогибаясь, то выпячиваясь вперед, клетчатый рисунок на ее обоях превратился во что-то среднее между печатной платой и видом большого города с высоты птичьего полета, где вертикально и горизонтально бегало несметное множество маленьких ярких огоньков, создавая впечатление футуристического технополиса. А руки, руки! Глядя на свои руки, я видел не человеческие конечности, нет, а усеянные живими волосами и подвижными пигментами руки хамелеоноподобного существа с флуоресцирующей чешуйчатой текстурой. В зеркале собственное отражение приобрело кибернетический вид, навроде полной спецэффектов 3D-модели с заполненной разноцветным градиентом каркасной сеткой. Созерцание всех этих красот просто завораживало, это было прекрасно, я был в полнейшем восторге."...

Немного морали

После своего открытия ЛСД предполагался к использованию в психиатрии для лечения различных расстройств и заболеваний психики, например, шизофрении. Первоначальные результаты медицинского использования демонстрировали большой потенциал, однако впоследствии вышедшее из-под контроля использование ЛСД в молодёжной среде приобрело слишком большой размах, что вызвало политический скандал и привело к полному запрету ЛСД для любых целей, как медицинских, так и рекреационных, а также духовных (различные практики «расширения сознания» характерные для движения New Age). По Америке прокатилась волна увлечения психотропными веществами и ЛСД, широко известной стала фраза доктора Лири, превратившаяся в девиз сторонников употребления психоактивных веществ: «Turn on, tune in, drop out» («Просыпайся, настраивайся, исчезай»). Вероятной причиной запрета ЛСД некоторые исследователи считают испуг консервативно настроенного общества и правительства перед возникшими в молодёжной среде тенденциями к масштабным социальным переменам. Социальные и политические реалии того времени, возможно, послужили одной из причин запрета ЛСД (в то время развилось движение хиппи, активизировались протесты против войны во Вьетнаме).

ЛСД вызывает временное изменение психики, и оно может быть довольно серьёзным, человек под воздействием препарата может не полностью отдавать себе отчёт в происходящих событиях. Поэтому не рекомендуется принимать ЛСД во время вождения автомобиля, так как это может вызвать аварии и травматизм.

Так как ЛСД является неспецифическим катализатором подсознательных процессов, то его применение может привести ко вскрытию латентных психических проблем, в том числе шизофрении, эпилепсии либо иного постоянного расстройства психики

Были случаи, когда психоделические переживания, такие как усиление цветов, возрастания чёткости восприятия и необыкновенная ясность, возвращались к человеку в сновидении; также ЛСД может увеличить вероятность появления осознанных сновидений, в связи с чем можно предположить возможную связь между этими состояниями сознания. Так как ЛСД обладает чрезвычайно низкой токсичностью, для передозировки ЛСД необходим приём огромной дозы препарата. К примеру, соотношение смертельной дозы к «обычной» на основе LD50 для различных веществ: витамин А — 9637, ЛСД — 4816, псилоцибин — 641, аспирин — 199, никотин — 21. Таким образом, чтобы принять летальную дозу наркотика, надо превысить дозировку в тысячи раз.

29 апреля 2008 года великий велосипедист укатил прямо на небеса, ему было всего лишь 102 года, что как бэ намекает нам.....)

Главная » Сленг » В каком году альберт хоффман открыл. Мой трудный ребёнок