Посвящается Рене Брюйе

Введение

Как многие принцы, отличавшиеся великодушием, терпимостью и миролюбием, Филипп Орлеанский, проклятый своими современниками, так и не получил у последующих поколений индульгенции.
Ему ставят в вину пороки, за которые не упрекали Франциска I или Генриха IV. Возглавляя государство, он отошел от традиций Людовика XIV, за что одни предавали его анафеме, а другие осыпали безмерной лестью, к которой он был совершенно равнодушен; биографы, столь любящие подчеркивать распутство Филиппа Орлеанского, почти всегда проходят мимо того факта, что он вынужден был продолжать политику, которую сам не выбирал.
Единственная цель этой книги – не становясь на чью-либо сторону, показать истинное лицо принца, который был предан собственной судьбой. Поэтому автору приходилось искать золотую середину между теми, кто придерживался противоположных точек зрения – ведь в любой из них есть доля истины. Мы старались объективно показать роль каждого. Не забывая при этом о роке…

Странная пара из Сен-Клу
(1674–1691)

Отцеубийство (порок, которым издавна страдали Стюарты и Плантагенеты) обошло Капетингов 1 стороной – самыми заклятыми врагами королей Франции всегда были их младшие братья.
Кровь Людовика Святого 2 , текущая в жилах принцев, приобретала зловещее значение и придавала внешнюю законность их бунтам, которые становились подлинным общественным бедствием. Во времена Карла VI их соперничество едва не превратило королевство в провинцию Англии; объединившись при Людовике XI, они пытались раздробить его на части. Герцог Алансонский поднял против Генриха III половину Франции, а Гастон Орлеанский загубил бы дело Ришелье, не окажись его малодушие столь же велико, как его честолюбие.
Филипп, единственный брат Людовика XIV, расплачивается за ошибки, совершенные его двоюродными дедушками. Собственная мать и кардинал Мазарини смотрят на него с ужасом, как на единственного француза, способного взорвать прекрасное здание, поднимающееся из руин, в которые была превращена страна за столетие гражданских войн. При помощи воспитания, которое разжигает пороки и затушевывает достоинства, его с младенчества стараются превратить в ничтожество. Превратив этого отважного, порывистого и очаровательного подростка в ветреного юнца, воспитатели считали, что сослужили государству хорошую службу: ничтожество принца было залогом спокойствия в королевстве.
Но пожертвовали не только им: бедной Генриетте Английской было нелегко с таким супругом. А его вторая жена, в свою очередь, находила немало поводов плакать по родной Германии.
Этот второй брак был построен на контрастах.
Месье 3 был изысканным, изящным и очаровательным: ласковый взгляд, губы, словно зовущие к любовным утехам, уравновешивали характерный бурбонский нос, придававший его лицу мужественное выражение. Мягкие волосы, красивые руки и тонкая талия заставляли дам млеть от восторга. Жена его была тяжеловесной, мужеподобной, плохо сложенной. Месье, на котором бывало порой больше украшений, чем на испанской статуе Мадонны, пользовался румянами и благоухал духами. Драгоценные камни украшали его шляпу и ножны кинжала. Все пальцы были унизаны перстнями. Когда же Мадам приходилось облачаться но какому-нибудь торжественному случаю, она надевала старый мужской парик на голову и напяливала костюм для охоты. А когда предстояли празднества, муж сам клал ей румяна и прикреплял мушки.
У Месье было триста брильянтовых украшений, сто двадцать – жемчужных, шестьдесят – с изумрудами, пятьдесят – с рубинами; Мадам предпочитала ружья и рогатины. Месье были противны все жестокие забавы, и он любил развлечения, балы, парады; Мадам находила удовольствие только в укрощении зверей. Месье предпочитал жить в Париже; Мадам чувствовала себя хорошо только в деревне. Месье был утонченным и слабым; Мадам – жестокой и властной. Месье легко лгал, разносил сплетни, строил интриги; Мадам отличалась нарочитой откровенностью. Месье был полон предрассудков; Мадам не верила ни во что.
Они относились друг к другу согласно правилам изысканного этикета и любили предаваться чревоугодию, доходящему до обжорства.
«О, я не смогу лечь с ней в постель», – прошептал в ужасе Филипп Орлеанский, увидев впервые мощные формы своей невесты.
А Елизавета-Шарлотта рыдала день и ночь, после того как покинула свою Германию.
Однако супруги остались вполне довольны медовым месяцем, вкусив «сладкой жизни», которую Людовик XIV вел в своих дворцах Сен-Жермен, Версаль и Фонтенбло.
Заря Великого века занималась среди новых дворцов, ослепительных фейерверков и водяных каскадов. Не лишенные напыщенности изысканные французские манеры рождались в полном соответствии с величием парковых ансамблей, в которых блестящие экипажи подчеркивали праздничную пышность обстановки. Многочисленные статуи возвышались среди клумб, игравших всеми оттенками радуги. Золото, эмблема Феба, переливалось на карнизах, им были расшиты камзолы, покрыты изображения богов, оно сверкало на столовых сервизах. Теплые ночи были наполнены музыкой и весельем, в беседках говорили о любви.
Король-Солнце, заботясь о том, чтобы праздность его близких ничем не омрачалась, осыпал Месье богатствами. И в Пале-Рояль, который был предоставлен в его полное распоряжение, и в своем поместье Сен-Клу герцог Орлеанский жил как халиф, швырял деньги на ветер, собирал многочисленные коллекции и устраивал празднества, на которые являлись слишком жеманные мужчины и слишком смелые женщины.
С замирающим сердцем, в длинной красной амазонке, развевающейся на ветру, Мадам участвовала в королевских охотах, пуская коня галопом и хмелея под взглядом своего повелителя, который подсмеивался над тем, что мужское занятие доставляет ей такое удовольствие. В субботу вечером Людовик пригласил ее «провести полночь» с ним и с мадам де Монтеспан, и сердце сентиментальной немки забилось под корсажем от чувств, которых она не скрывала.
Расположение монарха к своей золовке должно было продлить опалу герцога Лотарингского, злого гения Месье, которого молва винила в смерти Генриетты Английской. Но увы! Принца следовало держать в руках, и фаворит, всегда причинявший столько беспокойства, появился снова – вызывающий, алчный, полный коварных замыслов. Он быстро окружил своего господина неким подобием двора, где собирались люди опасные и где женщины ничего не значили.
От первого брака у Месье были лишь две дочери, и он нуждался в наследниках. Чтобы небо послало их, он строил часовни и прикреплял освященные медальоны на интимные части тела. Это оказалось действенным: в июне 1673 года, пока принц, в котором открылись военные достоинства Людовика XIII, покрывал себя славой в армии, Мадам родила на свет мальчика, герцога Валуа, а уже через шесть месяцев она снова была в тяжести. Война во Фландрии, где ее муж сражался против испанцев, неожиданно закончилась, поэтому на сей раз роды Мадам прошли как полагается.
В своих покоях в Сен-Клу 4 августа 1674 года – все двери распахнуты, король и королева у ее изголовья, – Мадам родила на свет крепкого мальчика, которого назвали Филиппом; титул его был герцог Шартрский. Его величество назначает новому отпрыску королевского дома Франции содержание в сто пятьдесят тысяч ливров, и Месье тут же прикидывает, что теперь у него хватит средств построить дворец, который мог бы соперничать с Версалем.

Работа над проектом дворца для новорожденного принца была делом государственной важности, и герцог Орлеанский поручает ее лучшим ученым. Что же касается герцогини, то она в первую очередь занята тем, чтобы защитить от врачей жизнь своих детей.
Эти ученики Гиппократа, вечно во всем черном и в париках, приносили несчастье королевской семье, более других подверженной влиянию их колдовства. Шло трагическое противоборство молодых матерей, даривших жизнь, и мрачных вампиров, провожавших невинных младенцев в мир иной. Они погубили пятерых детей королевы, троих – Генриетты Английской, двоих – Луизы де Лавальер. Удалось уцелеть только детям мадам де Монтеспан, и то благодаря бдительности их гувернантки – Франсуазы де Ментенон, вдовы поэта Скаррона.
Несмотря на все усилия, Мадам не удалось спасти своего старшего сына, герцога Валуа, который дожил только до трех лет. Филипп Шартрский оказался более выносливым.
Он был веселым, шаловливым, очаровательным ребенком; мать его обожала. Во время одной из болезней, когда казалось, что Филипп вот-вот умрет, она хотела заколоться шпагой. К счастью, жесткое немецкое представление о дисциплине и долге остановило ее.

Месье был очень горд своими детьми и всячески их баловал, но не пользовался у них большим авторитетом. Когда принц и его сестра, мадемуазель Шартрская, становились невыносимы, Месье звал на помощь Мадам: «Они никого не боятся, кроме вас», – жалобно говорил он.
Их счастливое детство протекает под сенью королевской славы. Военные победы в Голландии превратили Францию в ведущую державу Европы. Мадам оплакивала сожженную Тюренном Германию и, оставаясь в глубине души немкой, молилась за противников Франции. Месье, неожиданно для всех проявивший военный талант, разбил под Касселем Вильгельма Оранского; в Париж он вернулся с триумфом.
«Да здравствует Месье, разбивший врага!» – кричали в восторге парижане.
Людовик XIV хмурился – больше никогда он не доверит командование армией своему брату.
Рос престиж королевской власти – становились роскошнее дворцы. Сен-Клу превратился в дворец из «Тысяча и одной ночи». Герцог Шартрский играет в лабиринтах парка, разбитого Ленотром 4 , среди фонтанов, каскадов воды и гротов. Он восхищается Месье, который принимает иностранных послов под балдахином, расшитым золотом или серебром, а свои первые реверансы учится делать в просторных галереях, расписанных Миньяром 5 . Иногда отец удостаивал его чести и показывал свои «кабинеты», где стены были покрыты венецианскими зеркалами и стояла привезенная из Японии мебель; за стеклами красовались разные диковины. Мадам предпочитала собирать медали и книги, над которыми зевал ее муж.
Иногда жизнь во дворце оживлялась: место обычной мебели занимали золоченые каркассонские кровати, стулья и столики, в коридорах и залах расставлялись цветы – Людовик XIV приезжал на несколько дней к брату, и дни эти превращались в сплошные празднества, балы, концерты; потом король приглашал герцога Орлеанского полюбоваться красотами Версаля или Марли.
А пока шли эти бесконечные празднества, королевство менялось. Позади остались те времена, когда Валуа кочевали по дорогам Франции со всем двором или когда Генрих IV делил с крестьянами их простую трапезу, а Людовик XIII колесил по стране, переезжая из города в город, чтобы показать мятежному народу свое всемогущество. Чем дальше от столицы, тем живее были воспоминания о Фронде, однако Король-Солнце был монархом величественным и невозмутимым, как светило, выбранное им в качестве эмблемы.
Этикет, введенный Генрихом III, к великому возмущению дворянства, укротил амбиции и соперничество знати, и после целого века борьбы жадность и тщеславие заставили грандов склониться перед троном – блистательная победа, которая могла таить в себе известную опасность, если бы монархия не укрепляла союз с народом, призванный защищать ее от знати.
А главную угрозу для трона всегда представлял брат короля. Поэтому Людовик XIV поступал как плохой родственник, но осмотрительный монарх, радуясь тому, что Месье попал под абсолютное влияние герцога Лотарингского, особенно после того как появление на свет мадемуазель Шартрской дало свободу закабаленному супругу.
Мадам, безразличная к пороку своего мужа, ничего не имела против толпы болтливых фаворитов, если они не разжигали супружеских ссор. Но фавориты постоянно преследовали ее, следили за ее приближенными, распускали о ней сплетни. В ответ принцесса обвиняла Месье в том, что он заразил ее дурной болезнью – было много крика и слез.
Бедная Лизелотта! Пока обиды, нередко весьма чувствительные, терзали ее сердце, Франсуаза де Ментенон – глаза вечно опущены, в руках четки, волосы убраны в целомудренную прическу, и пахнет ладаном, – вытеснила из сердца короля мадам де Монтеспан! И если к «высокомерной Васти» Мадам еще питала некоторое подобие дружеских чувств и даже пыталась соперничать с нею, то в мягкой Франсуазе она видела лишь врага.
«Старая крыса! Тряпка! Сволочь!» – неистовствовала Мадам, глубоко уязвленная тем, что эта самозванка похищает у нее внимание обожаемого короля. Прощайте любимые охоты, прощайте полунощные бдения! Герцог Орлеанский, возмущенный тем, что «какая-то Скаррон» превращается в его невестку, чувствовал себя при дворе не лучше, и обида каждого из супругов еще сильнее настраивала их друг против друга.
В полузаточении, в котором оказалась Мадам, где компанию ей составляли лишь многочисленные портреты рейнской родни, ее единственной радостью стал сын. Около этого ребенка находил отдохновение и Месье, когда ему хотелось покоя и чистоты.
Ласковый ребенок питал к нему такую же нежность. С раннего детства он привык к роли, которая была отведена ему согласно жестким правилам этикета, и с важностью присутствовал в расшитой золотом одежде на свадьбах своих сводных сестер, одна из которых вышла за короля Испании, а другая – за герцога Савойского.
Его врожденные ум и сообразительность пугали окружающих. Гороскоп предсказывал ему тиару.

Когда Филиппу исполнилось шесть лет, попечение над ним перешло от женщин к гувернерам. В течение пяти лет эту должность по очереди занимали герцоги Навай, Эстрад, Ла Вьёвиль, сменяя один другого после смерти предшественника. Однако эти гранды, выбранные среди многих из-за знатности своих родов, оказывали на личность ученика гораздо меньшее влияние, нежели два воспитателя – Фонтенэ и Лабертьер. Мироощущение принца формирует его наставник Сен-Лоран, умный и достойный человек, «призванный воспитывать королей», но, к сожалению, находившийся уже в очень преклонном возрасте.
Сен-Лорану нужен помощник, который бы проверял домашние задания герцога Шартрского, исправлял ошибки, искал слова в словаре. Он советуется со своим другом, викарием архиепископа Реймсского, который рекомендует ему молодого Гийома Дюбуа, сына аптекаря из Брив-ля-Гайард. Этот молодой человек, образованный, но бедный, недавно получил стипендию коллежа Сен-Мишель, чтобы пополнить свои познания в истории и теологии. Не будучи посвящен в сан, он старался одеждой походить на служителя церкви, полагая, что так ему легче будет пробить себе дорогу в большой мир. Покоренный его умом, Сен-Лоран вводит молодого человека в дом принца.
Через несколько недель Дюбуа сделался совершенно незаменим. Изворотливость лисенка, попавшего в курятник, обаяние завоевали ему всеобщую симпатию – от Мадам до шевалье Лотарингского. Он так хорошо умел уладить трудности, оказать услугу, обронить ненавязчивый комплимент! Благодаря ему занятия становились такими увлекательными, что Филипп начал предпочитать их отдыху. Знатные и могущественные придворные – отец де Ла Шез, духовник его величества, и Фенелон, воспитатель герцога Бургундского, – прекрасно относились к юному аббату и восхищались его умом.
Сен-Лоран, очарованный своим помощником, все больше и больше расширял круг его обязанностей. Сам он в 1687 году умирает, к отчаянию герцога Шартрского. Долгое время обсуждается вопрос о преемнике, а пока было решено разрешить Гийому Дюбуа продолжать занятия. Интригану понадобилось совсем немного времени, чтобы закрепить за собой это место.
По своим знаниям, уму и работоспособности Дюбуа был вполне достоин его – но не по характеру и не по нравственным качествам. Он не был ни чудовищем, ни гением, да и не считал себя таковым. Это был просто честолюбивый, ловкий человек, умный, но лишенный какого-либо представления о морали.
Будучи низкого происхождения, что он считал неодолимым препятствием для карьеры, достойной его способностей, человек этот отказался смириться и отправился на завоевание мира – без излишней щепетильности. Путь его был усеян препятствиями, но он старался не упустить ни одного шанса. Все современники говорили, что у него вид загнанного зверя. Нервный, с пронзительным взглядом и саркастической усмешкой, Дюбуа постоянно был начеку, ловя и используя все – как доброе движение чьей-то души, так и дурной поступок.
Немногие оставляют после себя такой странный след. Если Сен-Симон 6 и вертится в гробу, то из-за того, что питал доверие к этому хамелеону, которому было поручено воспитание герцога Шартрского.
Два поколения бездумно повторяли, что Филипп был развращен своим воспитателем. Однако с близкого расстояния доводы обвинения кажутся не намного серьезнее доводов защиты.
Неверие будущего регента? Но Дюбуа даже не поручали воспитывать его религиозным. Скептичный, но терпимый в вопросах веры, Филипп доказал, сколь велико его уважение к янсенистам 7 , а незадолго до смерти начал склоняться к переходу в другую веру.
Его распущенность? Но он не переходит определенных границ, как это без всяких угрызений совести делал Людовик XV, столь превозносимый всеми. Он никогда не уводил жен от их мужей и никогда не разрешал своим любовницам вмешиваться в государственные дела.
Что еще? Дюбуа нисколько не повлиял на врожденную доброту Филиппа, на его великодушие, терпимость, уважение к отцу, чувствительность. И он сумел сделать принца самым храбрым, самым образованным, самым блестящим представителем своего поколения.
С того времени, как Сен-Симон стал приятелем Филиппа, аббату доставались лишь упреки. Однако все признают, что Дюбуа дал принцу гораздо больше, чем изысканные манеры и некоторые познания в области военного искусства. Естественные науки, математика, химия, право, география, дипломатическое искусство – это было, пожалуй, слишком для принца из младшей ветви королевского дома. Мадам горячо защищала наставника своего сына от всех нападок; ее поддерживал и духовник короля.
В свои пятнадцать лет Филипп был изысканным принцем – таких Франция не знала с того времени, когда занималась блистательная заря юности Генриха III. Филипп затмевал собой и наследника престола, неповоротливого тугодума, и герцога Бургундского, и болезненно робкого герцога Анжуйского, и герцога де Бёрри, красивого, но недалекого ребенка. Людовик XIV хмурился, видя эту непочтительность природы. Он утешался, лаская своего любимца, герцога Менского, старшего из незаконнорожденных сыновей мадам де Монтеспан. Но увы! Этот ученик мадам де Ментенон был очень одаренным, но зато не отличался храбростью и твердостью.
Все молодые люди королевского семейства отличались меланхоличностью – наследство Австрийского дома, а точнее их бабушки, Марии Терезии. И только юный герцог Шартрский напоминал Генриха IV.
Он очень быстро пошел по стопам Генриха IV. Уроки любовного искусства в четырнадцать лет ему преподала одна пятидесятилетняя графиня, и, вооруженный этими знаниями, он с головой ушел в развлечения. Дюбуа делал вид, что ничего не замечает.
Однажды привратник Пале-Рояль пришел жаловаться к их величеству: его дочь была беременна, и виновник этого – его светлость. Известие произвело некоторое замешательство. Мадам де Ментенон, втыкая иголку в свое огромное кресло, бросает замечание о распущенности современных нравов. Филиппа сурово отчитали, но это нисколько не улучшило его поведения.
После смерти Ла Вьёвиля долгое время не могут найти никого на должность гувернера для Филиппа. Наконец остановились на маркизе де Сийери, но тот отказался.
В отделанных золотом апартаментах шевалье Лотарингского вызревал заговор. Если фавориты приберут к рукам наследника, не поможет ли им это сохранить свои привилегии и свои деньги? И под их влиянием Месье предлагает королю в качестве гувернера для Филиппа своего фаворита, маркиза д’Эффиа.
Это была скандальная личность, его считали причастным к смерти Генриетты Английской. Воспоминания о Фронде и о Гастоне Орлеанском неотступно преследовали Людовика XIV, и в какое-то мгновение он уступил, поддавшись соблазну загубить таким образом все лучшее в племяннике, обещавшем слишком много. Милейшая Ментенон, заботясь о будущем герцога Менского, не видела в этом ничего дурного. Но Мадам подняла страшный крик.
И напрасно супруг обещал, что не пожалеет сил, дабы превратить ее существование в ад. Она настояла на встрече с королем с глазу на глаз; Мадам рыдала, умоляла короля самого выбрать гувернера для Филиппа. И Людовик, мучимый угрызениями совести, отступил, назначив безупречного дворянина, маркиза д’Арси.
Этот прекрасный наставник, к которому Филипп глубоко привязался, дополнил труды аббата. Он допустил только одну ошибку, хотя и весьма серьезную: герцог Шартрский был совершенно безразличен к светской жизни, и хотя не бежал ее, но проявлял склонность к робости, совсем как его кузены. Этот красивый юноша, которому суждено стать любимцем всех придворных дам, открыто посмеивался над ними. Слишком близорукий, он не узнавал людей, находящихся в одном шаге от него, не отвечал на реверансы принцесс. Ум его, такой проницательный и острый, когда Филипп находился в кругу друзей, томился среди париков, величественных жабо и расшитых платьев. И в довершение всего, он плохо танцевал.
И с каким удовольствием он увиливал от парадов в Версале, от балов в Зеркальной галерее дворца, от игорных столиков с золотыми луидорами, от агрессивной набожности окружения мадам де Ментенон, от глупости высокомерных аристократов, так заботившихся о своих накидках и плюмажах!
Часто по утрам он собирал писателей, художников, людей науки, выслушивал их предложения, участвовал в их спорах. По вечерам наступал черед других развлечений. Можно было наплевать на всех маркиз с их двусмысленными улыбками, к тому же опыт показывал, сколь опасны любовные связи с ними. В одном крыле Пале-Рояль располагалась опера. И Филиппу достаточно было пройти по коридору, чтобы оказаться в раю, населенном воздушными танцовщицами.
Они тут же кидались к нему, весело смеясь и окутывая его облаком духов. Из этого роскошного букета Филипп выбирал одну розу, и счастье его длилось до зари.

Брак поневоле
(1691–1692)

После 1688 года Франции, прочно укрепившейся в новых границах, пришлось еще раз сразиться с объединившейся против нее Европой. Вильгельм Оранский, смертельный враг Людовика XIV, надел корону Англии и нарушил существовавшее в мире равновесие, заставив фортуну склониться на свою сторону. Все столкнулись друг с другом: Стюарт и Нассау, Габсбурги и Бурбоны, католики и протестанты; право, данное монарху свыше, и право народа выбирать себе монарха, давнишние честолюбивые устремления Австрийского дома и недавно установившееся господство Франции. От Савойи до Ирландии, от Пиренеев до Шельды – всюду велись военные приготовления, что заставляло дрожать от нетерпения сердце Филиппа.
Весной 1691 года мечты его сбылись. Король, под впечатлением осады Мона, решает, что герцоги Шартрский и Менский отправятся служить во Фландрию под начало маршала Люксембургского.
Возбужденный, Филипп отправляется в путь с пышностью, которая могла соперничать с пышностью королевского кортежа; по правую руку ехал маркиз д’Арси, по левую – аббат Дюбуа, сзади следовал роскошный многочисленный двор. Ему сразу же понравился походный военный быт и маршал Люксембургский. Филипп восхищался не только характером этого необыкновенного горбуна с лицом Полишинеля, но и его острым умом и скептицизмом, склонностью к эпикурейству, в чем он предвосхитил XVIII век и что, несмотря на социальные различия, так сблизило маршала с аббатом Дюбуа.
Инструкции, данные маршалу Люксембургскому относительно каждого из двух принцев, вверенных его попечительству, были совершенно различны. «Мне кажется, – писал ему король о герцоге Менском, – что он стремится всегда быть первым. Предоставьте ему возможность действовать… Я нисколько не сомневаюсь ни в его устремлениях, ни в его отваге».
Иные указания содержались в той части послания, что касалась герцога Шартрского: «Воля его величества состоит в том, чтобы герцог ничего не знал о получаемых Вами распоряжениях, равно как и о приказах, отдаваемых войскам». К нему следовало относиться как к «простому волонтеру», а главное – не давать ему возможности действовать самостоятельно.
Но казалось, сама судьба была против намерений Людовика XIV: если начало жизненного пути Филиппа было тусклым, то его успехи на военном поприще оказались ошеломляющими. Каждый гонец привозил ко двору известия о «врожденном военном призвании» Филиппа, о его мужестве и неутомимости. Мадам плакала от радости. «Он бесподобен!» – писал не ведавший зависти герцог Менский, которого никто никогда так не хвалил.
В тот день, когда девятнадцать французских эскадронов, преследовавших врага, неожиданно столкнулись под Лезе с семьюдесятью двумя эскадронами голландцев, встревоженный маршал Люксембургский намеревался оставить принца в арьергарде. Но встретил резкие возражения маркиза д’Арси, настаивавшего на том, чтобы его воспитанник принял участие в грандиозном сражении, из которого, как говорил Расин, «каждый дворянин возвращается со шпагой, окровавленной по самую рукоять». Всегда помня о своем кумире Генрихе IV, Филипп проявляет храбрость, которая была не свойственна Беарнцу в его возрасте. За Филиппом всюду следует Дюбуа.

Мадам де Мотвиль

В 1694 году во время своего очередного визита в Сен-Сир - любимое детище мадам де Ментенон - Людовик XIV, общаясь с его воспитанницами, назвал себя «невеждой» и посетовал на то, что в годы своего детства «не получил хорошего воспитания». Что это? Кокетство пожилого человека или откровения властелина, чей авторитет на тот момент мог позволить даже такую самокритику?
До сентября 1645 года королём-мальчиком, согласно обычаю, занимались женщины. Как только ему исполнилось семь лет - возраст, который Церковь, каноническое право и государство называют «сознательным» - воспитание было доверено мужчинам.
Перед воспитателями, возглавляемыми Мазарини, стояла серьёзная задача формирования своего будущего властелина. Именно они должны были внушить венценосному ребёнку чувство королевского достоинства, но при этом не избаловать его. Когда однажды девятилетний король в присутствии своей матери от каприза перешёл к дерзости, «Анна Австрийская, - как писал камердинер Дюбуа, - покраснела от гнева и сказала Людовику XIV: "Я вам покажу, что у Вас, нисколько нет власти, а у меня она есть! Уже давно Вас не секли! И я покажу Вам, что порки устраивают в Амьене так же, как и в Париже". Через несколько минут Людовик бросился перед матерью на колени со словами: "Мама, я прошу у Вас прощения; я обещаю никогда не идти против Вашей воли". Королева тогда простила сына и нежно поцеловала его».
Помимо нравственного аспекта, внимание уделяли и физическому воспитанию, что позволило королю вырасти здоровым и подвижным. Физическая форма Людовика XIV восхищала современников даже в годы его старости. «Он очень любил свежий воздух и всякие телесные упражнения, пока был в состоянии заниматься ими, - писал Сен-Симон. - Превосходно танцевал, играл в шары, в мяч. Даже в пожилом возрасте оставался великолепным наездником. Очень любил, когда все эти вещи проделывались с ловкостью и изяществом… Он любил стрелять, и не было никого, кто стрелял бы так метко и с таким изяществом».

Людовик XIV и его брат Филипп, герцог Анжуйский.

У короля были специальные учителя, которые посвящали его в секреты военного ремесла. Один обучал его стрельбе из мушкета и владению пикой, другой - тому, как обращаться с короткой и длинной шпагами. Кардинал Мазарини велел построить в саду Пале-Рояля для своего девятилетнего воспитанника небольшой форт. Так юный король, играя со сверстниками, учился непростому умению разбивать военный лагерь.
Вольтер писал, что «Людовика XIV не учили ничему, кроме танцев и игры на гитаре». Не стоит верить этим словам: образование короля было продуманно до мелочей. В это время система французского образования, впрочем и европейского в целом, несколько отставала от запросов жизни. Практически игнорировались естественные науки (ситуация изменится к концу правления Людовика XIV и особенно с приходом к власти Людовика XV), единственными источниками знаний, как и век - два назад, считались книги, а зубрёжка под угрозой розги - главным методом обучения. Дети Королевского дома Франции не были исключением. Мария Медичи, будучи в ответе за воспитание малолетнего Людовика XIII, считала, что делать это надо в строгости и дисциплине - за любое нарушение полагалась плеть. Правда, к середине XVII века определённую популярность начали приобретать новаторские идеи чешского педагога Яна Амоса Каменского (1592—1670), книги которого - «Открытая дверь языков» и «Преддверие» - появились в Париже и заняли достойное место на столах некоторых парижских учителей и профессоров.
В образовании Людовика XIV его мать и Мазарини отошли от традиции и придерживались тех веяний в педагогике, которые противостояли нормам средневековой схоластики, науки колледжей. Рационалистическая культура XVII столетия с ориентацией на опыт и разумное ограничение бесцельной любознательности - вот что лежало в основе образовательного процесса малолетнего короля. Анна Австрийская сама не любила читать и полагалась исключительно на здравый смысл, порождённый собственным жизненным опытом. Для королевы куда важнее было воспитать сына нравственным и верующим человеком, нежели начинить его всяческой эрудицией, зачастую лишающей молодёжь должного смирения. Мазарини также предпочитал абстрактному книжному знанию опыт постепенного ознакомления своего воспитанника с практикой государственного управления. Как писала мадам де Моттвиль, «политика - вот истинная грамматика, которую должны изучать короли».
Важно было не ошибиться с правильным выбором учителей. Наставником Людовика XIV стал Ардуэн де Перефикс (1605—1671, с 1664 года был парижским архиепископом), он обучал короля истории и литературе. Перефикс составил для своего венценосного ученика очерк истории Франции. Кстати, в этом «учебнике» безоговорочно осуждалась резня гугенотов в Варфоломеевскую ночь (1572) как «дело столь ужасное, что подобного ему никогда не было». Ежегодно казна Франции платила Перефиксу за воспитание короля по 6 000 франков. В награду за свою службу он получил место епископа в Родезе. Также Перефикс контролировал небольшую группу учителей Людовика: Жана Лебе (правописание), Лекамю (счёт), Антуана Удена (итальянский и испанский языки), Давира (рисование), Бернара (чтение).
Кроме того, король и его брат Филипп обучались по руководствам, составленным специально для них литератором и эрудитом Франсуа де Ламот-Левейе (1588—1672). «Несмотря на его пирролизм, ему всё же доверяли столь драгоценное воспитание», - писал о нём Вольтер. Сам Ламот-Левейе был наставником принца Филиппа, им были написаны и опубликованы пособия по географии, риторики, морали, экономике, политике, логике, физике. В образовании юных принцев много внимания уделялось предметам, прививавшим им культуру общения, вводящую их в круг «благовоспитанных людей» - важнейший педагогический ориентир XVII века.

Никола де Нёвиль, де Вильруа, маршал Франции и воспитатель Людовика XIV.

Помимо танцев, верховой езды и фехтования Людовику преподавали музыку - он научился играть на лютне, гитаре и клавесине, а также рисованию и каллиграфии. Однако программа обучения короля избегала слишком специальных знаний: в ней отсутствовали правоведение, философия, теологии. Король научился прекрасно говорить по-итальянски и по-испански (например, он сам выступил в роли переводчика в общении своего внука, герцога Анжуйского, с послом Испании в 1700 году), но преподавание латыни - предмет гордости старой гуманистической педагогики - было поставлено неважно: Людовик XIV так и не научился читать тексты на латыни без словаря. Лапорт писал, что Перефикс неоднократно жаловался Мазарини на то, что король ленится на уроках. Но кардинал успокаивал его:
- Когда он присутствует в Государственном совете, он задаёт мне сотню вопросов.
Людовик так и не получил навыков самостоятельной работы с книгами, он не стал человеком книжной культуры, поискам истины у противоречащих друг другу авторов он всегда предпочитал расспросы.
Вот что писал Мазарини в сентябре 1651 года о своём 13-летнем воспитаннике королевскому камергеру маркизу де Вильруа: «Мне пишут чудеса о короле, я этим восхищён. Сколько раз говорил я Вам, что этот принц будет одним из самых совершенных, какие только видели прежние века. Мы вполне можем этого ждать, я в этом убеждён более, чем когда-либо». Но наряду с этими восторженными отзывами были и совершенно противоположные суждения. В «Мемуарах» аббата Шуази приводятся слова, сказанные Мазарини в разговоре с одним из придворных:
- Король развивается медленнее своих сверстников, но зато он пойдёт дальше их.
Герцог де Сен-Симон писал, что его ум короля «менее чем посредственный», и тут же назвал короля «способным развиваться, шлифоваться, утончаться». Где истина?

Младший брат короля Филипп Анжуйский.

Другой современник Людовика XIV, немецкий учёный Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646—1717), отмечал большой ум монарха, считая его «одним из самых великих королей, которые когда-либо были на свете» и называл его «избранным мужем, который во всех мирских делах пользовался властью, исходящей с небес». Лейбниц, будучи обладателем точного математического мышления, не стал бы преклоняться перед плохо образованным и дурно воспитанным человеком и монархом. К тому же Лейбниц не был подданным короля Франции, что избавляло его от обязательства льстить Людовику XIV.
Мадам де Лафайет видела в Людовике XIV «одного из самых великих королей, которые когда-либо были на земле, одного из самых порядочных людей королевства и почти самого совершенного человека». Она упрекала его лишь в одном: что он «слишком скупо использует тот великий ум, которым наделил его Господь».
Вольтер писал, что Мазарини продлил детство Людовика XIV настолько, насколько мог. До своей смерти в 1661 году кардинал оставался единоличным правителем королевства, отодвинув на задний план Анну Австрийскую и молодого короля. Однако министр понимал, что Людовик, ожидающий своей очереди, обязательно ухватится за власть, как только представится возможность. Поэтому кардинал на протяжении долгих лет следовал поставленной цели - правильно образовать человека и монарха, которому будет суждено править Францией после его смерти.
Умение управлять, быть хозяином страны - это тоже входило в перечень «обязательных предметов». Мазарини знал, что даже самые обширные образовательные программы грешат неполноценностью и главный предмет обучения главы государства, по его мнению, приобщение к государственным делам. И Людовик XIV это понимал. Он писал о Мазарини: «Это был министр, который меня любил и которого я любил, он оказал мне важные услуги».
Кардинал даже ускорял процесс политического образования своего воспитанника, не обращая внимания на его незрелый возраст. Мазарини считал, что малолетнего короля надо обязательно приглашать либо на недолгое заседание Совета, посвященное разбору одного-единственного дела, или просить присутствовать только на одной части очень длительного заседания.

Конный портрет Людовика XIV, 1653 год. Работа Жана Нокре.

В этом смысле кардинал был удовлетворён успехами своего ученика. Ежедневно по утрам король на час - полтора приходил в кабинет крёстного и терпеливо выслушивал доклады государственных секретарей, а если что-то ему было непонятно, спрашивал. По вечерам Людовик присутствовал на заседаниях Государственного совета и в последние годы жизни Мазарини председательствовал на них, особенно когда рассматривались важные вопросы.
Благодаря этой продолжившейся на протяжении шести - семи лет практике 23-летний король смог сразу после смерти Мазарини стать «своим же первым министром» и без видимых усилий сменить кардинала у руля государства.
Впоследствии Людовик, будучи человеком большого ума, видел недочёты своего образования и самостоятельно восполнял их, изучая историю, военное дело, литературу. «Я решил отдать этому труду часть времени, предназначавшегося для моих развлечений», - писал молодой король. Желая избежать повторения подобных образовательных пробелов в отношении своего первенца, Людовик сам озаботился его воспитанием и образованием - он стал писать «Мемуары», в которых учил сына искусству управления. Вольтер одобрял это решение Людовика XIV, когда тот на собственном жизненном опыте взялся учить дофина.
«Никогда ещё принц, - писал Вольтер о Великом дофине, - не имел подобных учителей». Ведь одним из них был его отец - король, который стал писать "Мемуары" - краткое изложение своего политического мировоззрения». Они были записаны для того, чтобы дать Монсеньору ориентацию. Вольтер, порой критиковавший Людовика XIV и язвящий по его поводу, признаёт, что он не только «великий человек», но и человек хорошо образованный и воспитанный для своего века.

21 сентября 1640 года в замке Сен-Жермен королева Анна Австрийская произвела на свет второго сына, которого назвали Филиппом, в честь ее отца, короля Испании Филиппа III. Маленький принц получил титул герцога Анжуйского, а после смерти отца, Людовика XIII, наступившей в 1643 году, стал зваться Месье/Монсеньором, как и полагается младшему брату короля.

Филипп I, герцог Орлеанский

Филипп I, герцог Орлеанский

Вместе с братом и матерью, а также первым министром (и, вероятно, отчимом), кардиналом Мазарини, юный Филипп пережил Фронду (1648-1653), восстание буржуазии и принцев против королевской власти. Дядя маленького короля, Гастон Орлеанский, его дочь герцогиня Монпансье, принцы Конде, Конти, герцог Бофор и другие открыто поносили министра-итальянца, требуя его отставки, чего им удалось добиться, правда, всего лишь на время. В конце концов, юный король и регентша Анна Австрийская вышли победителями из этой схватки, грозившей перерасти в гражданскую войну, наподобие той, что примерно в то же самое время сотрясала соседнюю Англию.

Анна Австрийская с сыновьями, дофином Луи и Филиппом Анжуйским

Людовик XIV с братом

Филипп I, герцог Орлеанский

Людовик XIV и его брат Филипп Орлеанский.

Судя по свидетельствам современников, короля и его младшего брата можно было назвать хорошими друзьями: в детстве они много играли вместе, случалось, дрались, но отношения между ними до конца жизни оставались весьма теплыми и доверительными, чего не наблюдалось в королевской семье, начиная с XVI века. Когда в 1658 году Людовик XIV тяжело заболел, то он попросил брата ухаживать за ним. К сущему облегчению Филиппа, король выздоровел, а герцог Анжуйский, страшившийся мысли о троне, с облегчением вернулся к своим повседневным делам.

В 1660 году, не оставив наследников мужского пола, умирает дядя Гастон, и его титул переходит к Филиппу.

Филипп Орлеанский, кстати, с раннего детства (видимо опасаясь соперничества между братьями, один из которых - будущий король, а второй - прямой наследник), одевался как девочка, и его в этом поощряли. Впоследствии он также любил появляться на балах в женском платье. С юного возраста он проявил себя пассивным гомосексуалом, и таким пребыл до своей смерти, меняя партнеров в духе того времени - как можно чаще. Его фаворитами были: сын маршала де Грамона - граф де Гиш, шевалье де Лоррен, другие вельможи

Герцог Орлеанский в полной мере наслаждался придворной жизнью: много играл, нередко доставляя венценосному брату неудовольствие оплачивать свои весьма немалые долги, собирал произведения искусства и меценатствовал (он покровительствовал Мольеру, художникам и живописцам, открыл в Пале-Рояле Академию музыки и Академию танца), а также охотился за смазливыми молодыми людьми.
Герцог отнюдь не скрывал своих нетрадиционных пристрастий, любил ярко наряжаться, пудрил и румянил лицо, украшал себя драгоценностями. Как писал Сен-Симон, в бою он больше страшился загореть под солнцем, нежели получить ранение. Сплетники утверждали, что к "итальянской заразе", как во Франции называли гомосексуализм, принца пристрастил Филипп Манчини, племянник Мазарини. Среди самых известных фаворитов принца числились сын маршала де Граммона, граф Антуан де Гиш, граф Шатийон, маркиз Антуан д"Эффиа, а также наиболее известный, красавец шевалье Филипп де Лоррен, в нежной связи с которым герцог состоял до конца своей жизни.

Несмотря на гомосексуальные склонности, Филипп Орлеанский был дважды женат. 31 марта 1661 года он сочетался браком с Генриеттой-Анной Английской, сестрой недавно вернувшего себе престол Карла II, остроумной кокетливой красавицей, которой приписывали многочисленные увлечения.

Генриетта-Анна Стюарт

Генриетта-Анна Стюарт

Среди ее поклонников значились граф де Гиш и даже сам Людовик XIV, чья жена, инфанта Мария-Терезия, значительно уступала его очаровательной невестке. Возможно, все ограничивалось лишь ухаживаниями, которые сплетники раздули до уровня скандальных связей: перед своей смертью Генриетта сказала мужу, что ни в чем перед ним не провинилась. От этого брака родилось четверо детей:

С портретом дочери Марии-Луизы

* Мария-Луиза (27.03.1662-12.02.1689), будущая королева Испании
* Филипп-Шарль (16.06.1664-08.12.1666), граф Валуа
* дочь (родилась и умерла 9 июля 1665)
* Анна-Мария (27.08.1669-26.08.1728), герцогиня Савойская, ставшая бабушкой Людовика XV, а также чьи далекие потомки сели на трон объединенной Италии. Сторонники рода Стюартов, не признавшие Славной Революции 1689 года, считают ее потомков законными претендентами на английскую корону.

В честь женитьбы брата король подарил молодоженам Пале-Рояль, выстроенный некогда кардиналом Ришелье и завещанный им их отцу, Людовику XIII. Именно там, а не в Лувре, провели свои детские годы Людовик и Филипп. Впоследствии Пале-Рояль стал семейным гнездом герцогов Орлеанских.
Дурное поведение шевалье де Лоррена вынудило Генриетту пожаловаться на него Людовику, после чего тот сослал фаворита брата в Италию. Говорили, что из-за границы мстительный молодой человек инспирировал отравление принцессы, и этот слух широко распространился в мемуарной и художественной литературе. По приказу Короля-Солнца, потерявшего в лице Генриетты не только хорошего друга, но и ценного политика, т.к. именно она проводила секретные переговоры между ним и своим братом, королем Англии, приведшие к подписанию тайного Дуврского соглашения, было произведено вскрытие, однако следов яда не обнаружили. Генриетта не отличалась крепким здоровьем, а частые беременности и тяжелые роды только ослабили ее, так что скончалась принцесса вовсе не от отравления, а от тяжелого перитонита.

Елизавета-Шарлотта Пфальцская

В ноябре 1671 года герцог Орлеанский вступил во второй брак с Елизаветой-Шарлоттой Пфальцской, более известной как Лизелотта. Первой супруге принца она приходилась двоюродной племянницей. В отличие от Генриетты-Анны, Лизелотта не отличалась ни красотой, ни кокетством, а ее прямолинейный немецкий характер и острый язык завоевали ей немало недоброжелателей при дворе. Говорили, что Филипп нередко консультировал жену по поводу ее внешнего вида и самолично занимался составлением ее гардероба. Лизелотта родила принцу троих детей:

* Александра-Луи (02.06.1673-16.03.1676), герцога Валуа (после того как умер этот ребенок, королевская фамилия посчитала, что имя Валуа приносит им несчастья, и более никто из Бурбонов не носил этого титула)
* Филиппа (02.08.1674-02.12.1723), герцога Шартрского, унаследовавшего титул отца и ставшего Регентом в эпоху малолетства Людовика XV
* Елизавету-Шарлотту (13.09.1676-23.12.1744), герцогиню Лотарингскую. Ее сыном был Франц-Штефан, женившийся на императрице Марии-Терезии и ставший отцом Марии-Антуанетты.

Таким образом, потомство Филиппа I Орлеанского можно обнаружить почти во всех основных королевских домах Европы.

После рождения детей супруги приняли обоюдное решение ночевать отдельно друг от друга. Как писала Лизелотта, наконец-то она смогла свободно раскинуться на кровати, т.к. герцог не любил, когда к нему прикасались во сне, а самому Филиппу ничто не мешало отныне получать полное удовольствие от компании фаворитов. В своей обширной переписке принцесса Пфальцская не раз жаловалась, что шевалье де Лоррен, "вторая жена Месье", заставляет ее мужа пересказывать все, что она ему говорит, а также что принц больше хлопочет о благоденствии своих любимцев, чем родных детей. Тем не менее между супругами сохранилось некоторое подобие дружбы.

Филипп Орлеанский дважды принимал участие в военных походах, проявив себя хорошим полководцем. Впервые он участвовал в войне с Фландрией, разразившейся в 1667 году. В 1672 году король доверил брату командование в войне с Соединенными Провинциями, а в 1677 году принц выиграл битву при Касселе и взял крепость Сент-Омер. Злые языки говорили, что Людовик XIV позавидовал полководческой славе герцога и более не допускал возможности повторения его ратных подвигов.

Мадемуазель де Блуа — жена Филиппа Орлеанского

Несмотря на протесты четы Орлеанских, в 1692 году король женил Филиппа Шартрского на мадемуазель де Блуа, своей внебрачной дочери от мадам де Монтеспан.

Филипп II Орлеанский

Филипп II Орлеанский

Филипп II Орлеанский

Молодой человек, в отличие от отца, бывший большим любителем женского пола, к собственной супруге относился весьма сдержанно, на что та через несколько лет брака пожаловалась своему отцу. Людовик вызвал к себе герцога Орлеанского и потребовал, чтобы тот повлиял на сына, однако Филипп принялся яростно защищать своего отпрыска, став единственным в истории человеком, посмевшим поднять голос на взрослого Короля-Солнце. Высокородные братья ругались очень долго и очень громко, так что лакею пришлось зайти в кабинет, где происходила семейная сцена, сказав, что весь двор в курсе их разногласий. В тот же вечер по возвращении из Версаля в Сен-Клу с герцогом Орлеанским случился апоплексический удар, и некоторое время спустя он скончался (09.06.1701), искренне оплакиваемый женой, детьми и братом, а также своей подругой, маркизой де Монтеспан.

Помимо герцогства Орлеанского, Филипп владел также титулами герцога Немурского и Монпансье (после смерти кузины, дочери Гастона), а также принца Жуанвиля.

Филипп I, герцог Орлеанский

Филипп I, герцог Орлеанский

Филипп I, герцог Орлеанский

Филипп I, герцог Орлеанский

Филипп I, герцог Орлеанский

El bastardo brillante.

Эта весьма любопытная статья была опубликована на сайте Encyclopedia of GLBT culture . Автор статьи - Майкл Д. Сибалис - профессор истории Университета Уилфрида Лорира в Ватерлоо, Онтарио, Канаде. Специализируется в области истории Франции Нового Времени. Им были изданы статьи и эссе о Наполеоновском полицейском государстве (1799-1815), о рабочем движении во Франции девятнадцатого столетия и об истории французского гомосексуализма. Является со-редактором научного труда Джеффри Меррика "Гомосексуализм во французской Истории и Культуре" (2002), в настоящее время пишет книгу по истории мужского гомосексуального сообщества Парижа 1700-х годов.

Филипп I, Герцог Орлеанский (1640-1701). Известный так же как Месье, был вторым сыном Людовика XIII и младшим братом Людовика XIV. Родился 21 сентября 1640 года, до 1660 года носил титул Герцога Анжуйского и стал Герцогом Орлеанским в последствие. Находившийся в тени своего брата, Короля Солнца, Филипп не играл никакой политической роли в жизни страны и главным образом известен в современности из-за гомосексуальности.

По словам исследовательницы Нэнси Баркер: "не только сексуальные предпочтения следует считать важнейшим аспектом его характера, однако... в значительной степени они определили его репутацию в глазах будущего поколения".

Несмотря на это Филипп обладал множеством благородных качеств. Герцог Сен-Симон приписывал ему "природное величие", которое вкупе с "приветливостью и целостностью характера" притягивало к нему людей. Это был человек высокой культуры, который покровительствовал развитию оперы и собрал неповторимую коллекцию произведений искусства.

Филипп так же продемонстрировал прекрасные способности полководца во время военной кампании с Соединенными Провинциями (1672-1679), но его победа над Уильямом Оранским при Касселе 11 апреля 1679 года вызвала крайнюю зависть у венценосного брата, после этого Филипп более никогда не участвовал в военных действиях. Людовик XIV никогда не забывал о том, что предыдущий Герцог Орлеанский, младший брат Людовика XIII был лидером оппозиции, поэтому все было сделано для того, чтобы Месье ни коим образом не участвовал в политической жизни.

Приписываемая Месье женоподбность в контрасте с преувеличенной мужественностью короля позволила еще больше дискредитировать Филиппа.

Герцог Сен-Симон так описывает пятидесятилетнего принца: "маленького роста, с животом, раздутым как бочка, на длинных, худых ногах, как на ходулях, в туфлях невероятного размера, прихорашивающийся как женщина, с кольцами, браслетами и прочими драгоценностями, где только можно; он носил парики с длинными завитыми локонами, украшал себя лентами и использовал всевозможные ароматы".

Согласно воспоминаниям Аббата де Шуази, имевшего склонность к трансвестизму и которому благоволил Герцог Орлеанский: "он испытывал желание носить женскую одежду, однако не делал этого, потому что такое поведение противоречило его статусу и могло сильно дискредитировать".

Благодаря богатству французской короны, Филипп имел возможность создать свой двор в Сен-Клу, при котором процветали весьма распутные нравы и коий являл собой некое отражение версальского двора. Как свидетельствуют историки у Месье было множество любовников, однако никто из них не оказал на принца такого влияния как знаменитый шевалье де Лоррен, связь с которым была самой продолжительной.

Несмотря на гомосексуальные наклонности, окружение многочисленных фаворитов и любовников, Филипп не забывал о главной династической обязанности и был дважды женат – в первый раз на Генриетте-Анне Стюарт (1644-1670) с 1661 по 1670 годы и второй – на Елизавете-Шарлотте, известной как Принцесса Пфальцкая с 1671 года.

Его первая супруга была, что называется, непрерывно беременна, тогда как второй брак принес Месье троих детей. Так или иначе, большинство католических династий современной Европы берут свое начало от Филиппа Орлеанского.

Несмотря на то, что Филипп был очень любящим отцом, Принцесса Пфальцкая жаловалась в письмах, что: "Месье - распутник, и его единственное занятие... выпрашивание всевозможных благ для фаворитов у Его Величества. Что касается его детей, он даже не думает о них."

Филипп умер 9 июня 1701 года в Сен-Клу, и Людовик XIV, как свидетельствуют хронисты, был у его постели.

В связи с примером жизни Герцога Орлеанского исследователь Роберто Ореско предлагает использовать переписку, мемуары и нотариальные акты для того, чтобы воссоздать систему дружеских и сексуальных отношений, включая феномен гомосексуального патронажа в аристократических кругах, являвшегося обычным явлением в придворной жизни Европы Нового Времени.

Следует заметить, что трагедия Единственного Брата Его Величества заключалась вовсе не в излишней изнеженности и гомосексуальных пристрастиях, как свидетельствуют большинство историков, пропагандирующих гомофобию, но в том, что, обладая многими неоспоримыми достоинствами, этот человек, в связи с намеренным отстранением от дел, находился вне политической системы государства и был вынужден вести жизнь сугубо светскую, полную тщеты.
Авторство: © Michael D. Sibalis
Перевод c английского: © Gabriel Vega

Главная » Значение слов » Людовик грэма биография. «Странные переговоры» герцогини Орлеанской