Значение энгельгардт анна николаевна в краткой биографической энциклопедии. Константин Девиер, Анна Энгельгардт (Хераскова) и ее дочери
Когда Николай Гумилёв приехал из Лондона в Петербург , имение его в Слепнёво было конфисковано, дом в Царском Селе заселён.
усадьба в Слепнёво Бежецкого района Тверской губернии
Здесь жили Гумилёв и Ахматова с 1911 по 1917 годы.
их дом в Царском Селе. ул. Малая, дом 63
Игорь Северянин
, побывав у них в гостях перед войной, писал:
Я Гумилеву отдавал визит,
Когда он жил с Ахматовою в Царском,
В большом прохладном тихом доме барском,
Хранившем свой патриархальный быт.
Не знал поэт, что смерть уже грозит
Не где-нибудь в лесу Мадагаскарском,
Не в удушающем песке Сахарском,
А в Петербурге, где он был убит.
И долго он, душою конкистадор,
Мне говорил, о чем сказать отрада.
Ахматова стояла у стола,
Томима постоянною печалью,
Окутана невидимой вуалью
Ветшающего Царского Села...
Теперь там жили другие люди. Но Гумилёв не растерялся, как не терялся никогда. «Теперь меня должны кормить мои стихи
», - заявил он. До сих пор поэту не приходилось зарабатывать, он жил на ренту. Но он добился своего — до самой смерти Гумилёв жил литературным трудом. Изданием новых книг, переводами для издательства «Всемирная литература
», где был членом редколлегии. Читал лекции в Пролеткульте, в Балтфлоте, в Институте Истории Искусств, вёл студию «Звучащая раковина
», где обучал молодых технике стихосложения. В феврале 1921 года был избран вместо Блока руководителем Петербургского отделения Всероссийского Союза поэтов.
Голод, холод, нищета и насущный вопрос «как выжить?» Гумилев решил его для себя однозначно: работать. Искусству нет дела до того, какой флаг развевается над Петропавловской крепостью. Поэт считал уныние тяжким грехом и не позволял ни себе, ни другим опускаться до отчаяния. Он свято верил, что литература - это целый мир, управляемый законами, равноценными законам жизни, и чувствовал себя не только гражданином этого мира, но и его законодателем.
В. Ходасевич вспоминал, как на святках 1920-го года в Институте истории искусств устроили бал. (Российский институт истории искусств (РИИИ РАН) был основан графом В. П. Зубовым в Санкт-Петербурге в 1912 году и стал первым в России искусствоведческим научным учреждением).
В огромных промёрзших залах Зубовского особняка на Исаакиевской площади — скудное освещение и морозный пар. В каминах чадят и тлеют сырые дрова. Весь литературный и художнический Петербург — налицо. Гремит музыка. Люди движутся в полумраке, теснясь к каминам. Боже, как одета эта толпа! Валенки, свитеры, потёртые шубы, с которыми невозможно расстаться в танцевальном зале.
Белый зал в Институте искусств
И вот с подобающим опозданием появляется Гумилёв под руку с дамой, дрожащей от холода, в чёрном платье с глубоким вырезом.
Прямой и надменный, во фраке, Гумилёв проходит по залам. Он дрогнет от холода, но величественно и любезно раскланивается направо и налево. Беседует со знакомыми в светском тоне. Он играет в бал. Весь вид его говорит: «Ничего не произошло. Революция? Не слыхал
». Стойкий оловянный солдатик...
Гумилёв был наивен в делах политики. Сохранилось письмо Брюсова,
в котором тот благодарит поэта за свои стихи, напечатанные им в газете «Раннее утро». Гумилёв смущённо признаётся, что он так и не понял, какого направления эта газета. В анкете на вопрос о своих политических убеждениях он пишет: «Аполитичен». Да, он не любил большевиков за то, что «они неблагородны». Но врагом советской власти никогда не был. Иначе бы сражался в армии Деникина, а не сотрудничал бы с советскими учреждениями. Или вообще остался бы за границей. Во всём его творчестве не найти ни одной контрреволюционной строки. И тем не менее...
Ирина Одоевцева
свидетельствует в своих мемуарах, что Гумилёв показывал ей револьвер и пачки денег. Но как же это по-мальчишески для опытного конспиратора! Он честно намекал ей на свою контрреволюционную деятельность, а ей всегда казалось, что он только играет в заговорщика.
Он был бы рад в огонь и дым,
за вас погибнуть дважды,
но потешались вы над ним:
ведь был солдат бумажный.
Из воспоминаний И. Одоевцевой :
«Однажды в 1919 году Гумилёв появился в Доме литераторов в нелепом виде — в какой-то старой вязаной шапке, стоптанных валенках, с огромным мешком за плечами.
Коля, ты что, на маскарад собрался? Не время, кажется, - спросили его коллеги.
Гумилёв торжественно объявил, что идёт на Васильевский остров агитировать, а оделся так, чтобы внушить пролетариям доверие.
- Побойся Бога! - говорили ему, смеясь. - Какое уж тут пролетарское доверие! Ты похож на воронье пугало.
Гумилёв холодно и веско произносит:
- И так провожают женщины героя, идущего на смерть!
Все продолжают смеяться. Кузмин говорит ему:
- Ох, доиграетесь, Коленька, до беды!
Но Гумилёв самонадеянно отвечал:
- Это совсем не опасно, я слишком известен, они не посмеют меня тронуть.
Посмели. Николай Гумилёв стал первым, с кого начался счёт поэтов, убитых советской властью. За ним следуют тени Осипа Мандельштама, Павла Васильева, Тициана Табидзе, Даниила Андреева, Бориса Корнилова ... И кто знает, может быть, страна наша до сих пор расплачивается за этот грех, за уничтожение интеллигенции, духовного генофонда нации, и все наши несчастья, может быть, - это возмездие за убиенных.
Несчастливое счастье Анны Энгельгардт
Когда Гумилёв
на свой вопрос Ахматовой
, кто же его преемник, получил ответ, что это Шилейко
, он был поражён. Но быстро овладел собой, заставил себя улыбнуться и сказал, что очень рад, что Анна первая сообщает ему об этом, ибо он тоже хочет жениться и только не решался сказать ей об этом. Он сделал паузу, соображая, на ком же он хочет жениться, чьё имя назвать, и назвал первое, что пришло в голову: на Анне Энгельгардт
. И, гордый тем, что ему так ловко удалось отпарировать удар, отправился делать предложение Анне Второй, как её в шутку потом называли друзья. В её согласии Гумилёв был заранее уверен.
Анна Энгельгардт была дочерью известного историка и литературоведа Н. А. Энгельгардта
, по слухам — незаконной дочерью Бальмонта
, чем Гумилёв втайне гордился.
Это была юная, хорошенькая, но простоватая девушка. Когда Гумилёв сделал ей предложение, она упала на колени и заплакала: «Нет, я не достойна такого счастья!» Но счастья и не случилось.
5 августа 1919 года состоялся официальный развод Гумилёва с Ахматовой, после чего он уехал с новой юной женой в Бежецк
знакомить с родителями, которые жили теперь в уездном городе, неподалёку от их бывшего имения Слепнёво.
дом Гумилёвых в Бежецке.
Рожденственская ул., д. 68/14 (ныне улица Чудова)
14 апреля 1920 года
у них родилась дочь Елена
. Гумилёв утверждал, что его дочь будет поэтом — ибо с момента рождения она кричала ритмически. (Забегая вперёд, скажу, что его предсказания не оправдались — Елена звёзд с неба не хватала, работала где-то счетоводом.) Стихов не писала, к тому же унаследовала не ослепительную внешность матери, а наружность отца, в том числе косоглазие. Но Гумилёв и этим очень гордился: «Я разноглазый и дети мои разноглазые. Никакого сомнения, кто их отец
», - с удовлетворением говорил он.
Н. Гумилёв. Рис. Н. Войтинской
Однако семейная жизнь с заурядной простенькой девушкой ему быстро наскучила: он оставил жену в Бежецке, где она жила в глуши в безрадостном обществе его матери и престарелой тётки и воспитывала детей — Леночку и Лёву Гумилёва, который с рождения рос с бабушкой, и уехал в Питер. Девическая мечта о небесном счастье брака со знаменитым поэтом рассыпалась в прах. Аня Энгельгардт в каждом письме умоляла мужа взять её к себе в Петроград, но тщетно. Он навещал её раз в два-три месяца, но больше трёх дней не выдерживал и вновь уезжал.
«Николай Степанович всегда холост. Я не представляю его себе женатым », - ядовито замечала Ахматов а.
Гумилёв с головой уходит в литературную жизнь, от которой отвык за годы войны, путешествий и службы за границей. Он много печатается, работает в издательстве «Всемирная литература», руководит созданным им «Цехом поэтов
». Заработка однако не хватало, и он продавал свои вещи и книги, отправляя деньги семье.
Судьба Анны Энгельгардт была печальной. Через два года она лишится мужа, так и не успев насладиться семейным счастьем.
Надо было как-то поднимать детей. Она переехала в Петроград
, танцевала в нэповских кафе, имела репутацию доступной женщины, от соседа по коммуналке родила ещё одну дочь. Потом работала актрисой в кукольном театре. А во время блокады Ленинграда в июле1942-го они лишились продуктовых карточек и вся семья Энгельгардтов умерла от голода.
Соседи рассказывали, что Анна умирала последней и стала добычей крыс. От слабости она уже не могла шевелиться, и они ели её несколько дней. Трудно представить себе более страшную смерть.
Дочь Гумилёва Лена
умерла в блокаду в 23 года. Фотографии её не сохранилось, возможно, потому, что её прятали как дочь «врага народа». А вторая дочь Анны Энгельгардт уцелела, так как была эвакуирована в глубинку с детдомовскими детьми, позже её удочерили родственники.
Галина Серафимовна Недробова, вторая дочь Анны Энгельгардт
Матери она почти не помнит, а бабушка (мать Гумилёва) её не любила, так как, видимо, не могла простить измены невестки своему погибшему сыну. Галина закончила институт культуры, работала в Челябинске в городской публичной библиотеке, вышла замуж, родила мальчика Юру и дочь Лену.
Елена и Лев Гумилёвы
не оставили детей и единственные потомки поэта - две дочери и один сын Ореста Высотского
. Сейчас живы старшая дочь Высотского Ия
, у неё есть дочь и внучка, а также три дочери Ларисы Высотской
, её младшей сестры, трагически погибшей в 1999 году.
памятник в Бежецке Н. Гумилеву, А. Ахматовой
и их сыну, известному ученому, историку-евразийцу Л. Гумилеву.
Шестое чувство
Когда 35-летний бывший прапорщик и Георгиевский кавалер был расстрелян, оказалось, что написал он не так уж и много. И в умах тогдашних и более поздних читателей остался именно певцом конквистадоров, этаким флибустьером со шпагой. Не все обратили внимание на его последние стихи. А они поразительны.
Он открещивается в них от близорукой «жизни современной» («всё, что смешит её, надменную, Моя единая отрада
»). Ещё один угол отстранённого зрения - из неувядающего в памяти детства, глазами прирождённого пантеиста:
Только дикий ветер осенний,
Прошумев, прекращал игру,—
Сердце билось еще блаженней,
И я верил, что я умру
Не один — с моими друзьями,
С мать-и-мачехой, с лопухом,
И за дальними небесами
Догадаюсь вдруг обо всём.
Взглянув с этих заповедных высот на «военные забавы
», поэт признаётся себе, «что людская кровь не святее изумрудного сока трав
». То же особое зрение позволяет ему провидеть свою смерть от руки рабочего «в блузе светло-серой
» и заглянуть ещё дальше - в «прапамять», где «наконец, восставши От сна, я буду снова я…
».
Мало у кого можно найти такой мощный по концентрации мысли и стихотворной плоти шедевр, принадлежащий не только русской теперь, но и мировой поэзии, как стихотворение Гумилёва «Шестое чувство
». В нём поэт сумел передать, с какой мукою выбирается из растительной плотской оболочки земного существования духовное начало, заложенное в человеке, как потенция, как искра, которая, разгораясь, жжёт и мучит тёмную внутренность человеческого естества.
Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?
Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.
Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Все ж мучится таинственным желаньем;
Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья;
Так век за веком - скоро ли, Господь? -
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.
Гумилёв сравнительно поздно раскрывается как большой поэт. Его последний прижизненный сборник «Огненный столп », вышедший в августе 1921 года, был единодушно признан лучшей книгой его стихов. Это настоящее сокровище русской поэзии, каждое произведение здесь — жемчужина.
Он посвящён его второй жене Анне Энгельгардт . Это книга глубоких и в поэтическом отношении совершенных стихов, по преимуществу философской лирики. Что самое поразительное — это полнейшая лирическая открытость Гумилёва. Ничего от прежней маски! Исчезли декорации, позёрство, экзотические красивости, чем грешили его ранние книги. Просветлённое мудростью и страданием поэтическое слово в «Огненном столпе » предстаёт совершенным — без броских одежд и украшений. У Гумилёва появляется свой взгляд на мир, попытки создать свой особый эпос, где представлена своеобразная биография Земли и Вселенной.
Образы Гумилева уводят наши мысли к дальним горизонтам. Это и «билет в Индию Духа », и «сад ослепительных планет », и «скальпель природы и искусства ». Тайн поэтического колдовства в «Огненном столпе» не счесть. Все они возникают на пути, трудном в своей главной цели — проникнуть в несовершенство человеческой природы, предсказать возможность ее перерождения.
Поразителен триптих «Душа и тело
». Это философский разговор о побуждениях человека, о страстях души и желаньях тела, о том, что все человеческие устремления, телесные и духовные, оказываются отражением высшего, божественного начала.
Посмотрите видеоклип по этим стихам:
ДУША И ТЕЛО
Над городом плывет ночная тишь
И каждый шорох делается глуше,
А ты, душа, ты всё-таки молчишь.
Помилуй, Боже, мраморные души.
И отвечала мне душа моя,
Как будто арфы дальние пропели:
— Зачем открыла я для бытия
Глаза в презренном человечьем теле.
— Безумная, я бросила мой дом,
К иному устремясь великолепью.
И шар земной мне сделался ядром,
К какому каторжник прикован цепью.
— Ах, я возненавидела любовь,
Болезнь, которой все у вас подвластны,
Которая туманит вновь и вновь
Мир мне чужой, но стройный и прекрасный.
— И если что еще меня роднит
С былым, мерцающим в планетном хоре,
То это горе, мой надежный щит,
Холодное презрительное горе.
Закат из золотого стал, как медь,
Покрылись облака зеленой ржою.
И телу я сказал тогда: — Ответь
На всё, провозглашенное душою.
И тело мне ответило моё,
Простое тело, но с горячей кровью:
— Не знаю я, что значит бытиё,
Хотя и знаю, что зовут любовью.
— Люблю в солёной плескаться волне,
Прислушиваться к крикам ястребиным,
Люблю на необъезженном коне
Нестись по лугу, пахнущему тмином.
И женщину люблю… когда глаза
Её потупленные я целую,
Я пьяно, будто близится гроза,
Иль будто пью я воду ключевую.
— Но я за всё, что взяло и хочу,
За все печали, радости и бредни,
Как подобает мужу, заплачу
Непоправимой гибелью последней.
Когда же слово Бога с высоты
Большой медведицею заблестело,
С вопросом — кто же, вопрошатель, ты? —
Душа предстала предо мной и тело.
На них я взоры медленно вознес
И милостиво дерзостным ответил:
— Скажите мне, ужель разумен пёс,
Который воет, если месяц светел?
— Ужели вам допрашивать меня,
Меня, кому единое мгновенье
Весь срок от первого земного дня
До огненного светопреставленья?
— Меня, кто, словно древо Игдрасиль,
Пророс главою семью семь вселенных,
И для очей которого, как пыль,
Поля земные и поля блаженных?
— Я тот, кто спит, и кроет глубина
Его невыразимое прозванье:
А вы, вы только слабый отсвет сна,
Бегущего на дне его сознанья!
А «Заблудившийся трамвай
»! Перед нами — странствия бессмертной души в бесконечном времени и пространстве. Трамвай жизни поэта сошёл с рельсов, «заблудился в бездне времён
». Он несётся куда-то — через Неву, Сену и Нил — в некую Индию Духа, о которой грезит поэт как об обетованной земле, прародине, где можно обрести твёрдую почву, что стремительно уходит из-под ног. Сошла с рельсов жизнь, в мире и в душе происходит что-то непонятное и странное...
Читает Евгений Евтушенко:
Шёл я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дальние громы,
Передо мною летел трамвай.
Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.
Мчался он бурей тёмной, крылатой,
Он заблудился в бездне времён...
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!
Поздно. Уж мы обогнули стену,
Мы проскочили сквозь рощу пальм,
Через Неву, через Нил и Сену
Мы прогремели по трём мостам.
И, промелькнув у оконной рамы,
Бросил нам вслед пытливый взгляд
Нищий старик,- конечно, тот самый,
Что умер в Бейруте год назад.
Где я? Так томно и так тревожно
Сердце моё стучит в ответ:
"Видишь вокзал, на котором можно
В Индию Духа купить билет?"
Вывеска... кровью налитые буквы
Гласят: "Зеленная",- знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мёртвые головы продают.
В красной рубашке с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь в ящике скользком, на самом дне.
А в переулке забор дощатый,
Дом в три окна и серый газон...
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!
Машенька, ты здесь жила и пела,
Мне, жениху, ковёр ткала,
Я же с напудренною косой
Шёл представляться Императрице
Понял теперь я: наша свобода -
Только оттуда бьющий свет,
Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.
И сразу ветер знакомый и сладкий
И за мостом летит на меня,
Всадника длань в железной перчатке
И два копыта его коня.
Верной твердынею православья
Врезан Исакий в вышине.
Там отслужу молебен о здравьи
Машеньки и панихиду по мне.
И всё ж навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить...
Что можно так любить и грустить!
Эти стихи — не просто великолепная картина и великое предсказание, они — один из путей русской поэзии, только намечавшийся и оборванный, как струна, в 1921 году. Гумилёв был, по словам Ахматовой, «визионер и пророк. Он предсказал свою смерть в подробностях, вплоть до осенней травы ». Но прежде чем мы перейдём к этой, последней странице его жизни, ещё одна история...
«Машенька, здесь ты жила и пела...»
У израильского поэта Моше Дора есть стихотворение «Думая о Гумилёве », где он пишет:
Покуда рука твоя ночью чертила заново
Карту моего метеоритами битого тела, -
Я думал о поэте и о разведчике, о Гумилёве.
Душа моя вспять из-под век глядела:
Вот он в далекую Африку отплывает в начале столетия,
Которое от избытка сил столь праздно-пышно бурлило, -
Чтоб написать о жирафах, о капитанах ли и вернуться
в страну огромную, где мрачно, нечисто, стыло, -
Чтоб жениться вскоре на грядущей Ахматовой,
Став королем сероглазым, и чтобы потом - порывая
С Анной, - до безумья влюбиться в простую Машеньку
И бродить на путях заблудившегося трамвая...
А в изданных на Западе воспоминаниях Глеба Струве
есть фраза, которая всегда приводила в ярость Ахматову
, о том, что единственной настоящей любовью Николая Гумилёва была Маша Кузьмина-Караваева
. (Ахматова, как правило, с легкостью говорившая о любовных «шалостях» Гумилева, эту старательно обходит стороной; то же относится и к воспоминаниям друзей и биографов ее круга (например, Павла Лукницкого
, чьи записи она лично редактировала).
Это трогательная романтическая история, которая заслуживает отдельного рассказа.
Родственница Гумилёвых Кузьмина-Караваева
часто приезжала в их имение Слепнёво
с двумя дочерьми Ольгой
и Машей
, прелестными молодыми девушками, приходившимися Николаю двоюродными племянницами. В 1911 году, после возвращения из Африки
, куда поэт отправился сразу после женитьбы, он посещает имение матери, где обнаруживает двух хорошеньких кузин, одна из которых, Машенька Кузьмина-Караваева,
совершенно очаровала своего молодого дядю.
Вот на этой фотографии она стоит рядом с Ахматовой, крайняя справа.
Убедившись в том, что душевного единства, без которого настоящая семья невозможна, с Ахматовой ему достичь не суждено, Гумилев находит родственную душу в Машеньке. В ее лице он обрел свой детский рай и свой юношеский идеал. Новое чувство вспыхивает быстро и сильно, захватывая поэта целиком.
Это о ней думала Анна, когда в те годы писала:
Жгу до зари на окошке свечу
и ни о ком не тоскую.
Но не хочу, не хочу, не хочу
знать, как целуют другую, -
впервые почувствовав настоящую женскую ревность к мужу, свою власть над которым считала безграничной.
Но она была несправедлива к сопернице: Маша осталась чиста перед ней.
Хрупкое голубоглазое создание занозой вошло в сердце поэта. Это её он имел в виду в стихотворении «Дорога
», вошедшем позднее в его сборник «Фарфоровый павильон
», хотя речь в нём (для конспирации?) шла не о русской, а о китайской девушке.
Когда она родилась, сердце
в железо заковали ей,
и та, которую люблю я,
не будет никогда моей.
Гумилёв почувствовал, что в этой девушке он мог бы найти чуткую и столь нужную ему, ещё не тронутую жизнью душу. В этом убеждаешься, когда читаешь его стихи, написанные в альбом Маше. В них, нередко даже сквозь шутливые строки, проступает удивительно чистое, почти благоговейное чувство.
Вот я один в вечерний тихий час,
Я буду думать лишь о Вас, о Вас.
Возьмусь за книгу, но прочту: «она»,
И вновь душа пьяна и смятена.
Я брошусь на скрипучую кровать,
Подушка жжет... Нет, мне не спать, а ждать.
И, крадучись, я подойду к окну,
На дымный луг взгляну и на луну.
Вон там, у клумб, вы мне сказали «да»,
О, это «да» со мною навсегда.
И вдруг сознанье бросит мне в ответ,
Что вас покорней не было и нет.
Что ваше «да», ваш трепет, у сосны
Ваш поцелуй — лишь бред весны и сны.
(«Сомнение»)
В стихотворениии «Затворнице », позднее опубликованном под нейтральным названием «Девушке », поэт тщетно обращался всё к той же Маше, с упрёком называя её «героиней романов Тургенева »:
Мне не нравится томность
Ваших скрещённых рук,
И спокойная скромность,
И стыдливый испуг.
Героиня романов Тургенева,
Вы надменны, нежны и чисты,
В вас так много безбурно-осеннего
От аллеи, где кружат листы.
Никогда ничему не поверите,
Прежде чем не сочтёте, не смерите,
Никогда, никуда не пойдёте,
Коль на карте путей не найдёте.
И вам чужд тот безумный охотник,
Что, взойдя на нагую скалу,
В пьяном счастье, в тоске безотчётной
Прямо в солнце пускает стрелу.
Он и любил, и вместе с тем негодовал, чувствуя её сдержанность и, как ему казалось, чрезмерно рассудочный подход к жизни. Гумилёв пытался убедить её в ошибочности её взглядов, в том, что в ней слишком «много безбурно-осеннего, от аллеи, где кружат листы ». И неожиданно с сожалением предрекал:
Ведь для Вашей торжественной осени
есть один только выход — зима.
Однажды поэт осмелился взволнованно и страстно заговорить с Машей о своей любви к ней.
Она ответила ему, что не вправе кого-либо любить и связать, так как давно больна и чувствует, что ей недолго осталось жить. Это тяжело подействовало на поэта.
У Маши был туберкулёз лёгких. Вскоре здоровье её ухудшилось и её отправили на лечение сначала в Финляндию
, а затем в Италию
. Однако там ей становилось всё хуже.
Шли месяцы. Наступило Рождество. Гумилёв, полный надежд на лучшее, записывает в Машин альбом, оставшийся в России:
Хиромант, большой бездельник,
Поздно вечером, в Сочельник
Мне предсказывал: «Заметь:
Будут долгие недели
Виться белые метели,
Льды прозрачные синеть.
Но ты снегу улыбнёшься,
Ты на льду не поскользнёшься,
Принесут тебе письмо
С надушённою подкладкой,
И на нем сияет сладкий,
Милый штемпель — Сан-Ремо!»
Но предсказания хироманта оказались ложными. Вместо ожидаемого надушенного письма из Сан-Ремо
поступило сообщение о том, что Маша близка к смерти.
Мария Кузьмина-Караваева
скончалась в самом начале 1912 года 22-х лет от роду. Её тело было перевезено на родину и похоронено на монастырском кладбище Бежецка
.
Гумилёв нашёл в себе силы присутствовать на печальном обряде похорон, ни тогда, ни позднее не обмолвившись о своём состоянии ни словом. Лишь много времени спустя имя Маши, как символ самого дорогого в жизни, оказался воскрешённым в одном из его лучших стихотворений — в «Заблудившимся трамвае
». Зашифрованное, исповедальное и пророческое одновременно, постмодернистски наполненное реминисценциями, оно вызвало множество толкований, однако обращенность его именно к М. Караваевой очевидна:
Машенька, ты здесь жила и пела,
Мне, жениху, ковер ткала,
Где же теперь твой голос и тело,
Может ли быть, что ты умерла?
Как ты стонала в своей светлице,
Я же с напудренною косой
Шел представляться к императрице
И не увиделся вновь с тобой.
Верной твердынею православья
Врезан Исакий в вышине,
Там отслужу молебен о здравье
Машеньки и панихиду по мне.
И все же навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить…
Машенька, я никогда не думал,
Что можно так любить и грустить.
Если верить воспоминаниям невестки Гумилёва, именно эти слова он произнёс при последнем расставании с ней. Но даже если не говорил — сказал всё равно.
Потом он посвятит Марии Караваевой стихотворение «Родос », где назовёт своей «небесной невестой».
На полях опаленных Родоса
Камни стен и в цвету тополя
Видит зоркое сердце матроса
В тихий вечер с кормы корабля.
Там был рыцарский орден: соборы,
Цитадель, бастионы, мосты,
И на людях простые уборы,
Но на них золотые кресты.
Не стремиться ни к славе, ни к счастью,
Все равны перед взором Отца,
И не дать покорить самовластью
Посвященные небу сердца!
Но в долинах старинных поместий,
Посреди кипарисов и роз,
Говорить о Небесной Невесте,
Охраняющей нежный Родос!..
Великий поэт Анна Ахматова в вышеописанной ситуации повела себя, как обычная женщина: чувствуя, что теряет мужа и ощутив значимость этой потери, она пытается привязать его к себе ребенком, она рожает ему сына. А что еще может сделать женщина, когда убеждается в бессилии своих женских чар?
Ахматова забеременела 18 декабря 1911 года
— за неделю до отъезда Машеньки, к которой в эти дни неудержимо рвется душа Гумилева. Излишне говорить, что все его мысли тогда были заняты Машей — её писем он ждет, ей посвящает стихи, за нее молится.
Рождение сына не принесло ожидаемого мира, а лишь открыло новый этап войны, в которой роли сторон не то чтобы поменялись, но все же несколько изменились, и место Машеньки Кузьминой-Караваевой в качестве Небесной Невесты Гумилева навсегда осталось за ней.
Последняя любовь Гумилёва
Петербург, Невский проспект, д. 15/наб. р. Мойки, д. 59.
Это «Дом искусств » ("Диск"). У Николая Гумилева здесь была комната, он жил в ней в 1920-1921 годах. 3 августа 1921 года чекистами тут была устроена засада на Гумилева, в этот день он был арестован.
Из воспоминаний Нины Берберовой :
«И он пошел провожать меня через весь город... Я никогда, кажется, не была в таком трудном положении: до сих пор всегда между мной и другим человеком было понимание, что нужно и что не нужно, что можно и что нельзя. Здесь была глухая стена: самоуверенности, менторства, ложного величия и абсолютного отсутствия чуткости... Зачем я здесь с ним? - в эту минуту подумала я.
- Пойду теперь писать стихи про Вас, - сказал он мне на прощанье.
Я вошла в ворота дома, зная, что он стоит и смотрит мне вслед... Ночью в постели я приняла решение больше с ним не встречаться. И я больше никогда не встретилась с ним, потому что на рассвете 3-го, в среду, его арестовали
».
Когда Ирине Одоевцевой в 1989 году прочли вслух эти, уже опубликованные у нас мемуары, в частности, эту сцену, она возмутилась. Привожу дословно фрагмент из книги о ней Анны Колоницкой «Всё чисто для чистого взора ...» (М., «Воскресенье», 2001):
"Что же эта Бербериха всё врёт?! Зачем она врёт?! Ведь у неё был роман с Гумилёвым, он мне сам сказал об этом (что, наконец, «счастливый роман со взаимностью»). Они гуляли по Петербургу ночами, и он даже попросил Жоржа (Г. Иванова) пойти на его холостяцкую квартиру на Преображенской 5 и немного там прибрать (сам он в то время жил в «Доме искусств» со своей женой Аней Энгельгарт). В пятницу у него на Преображенской намечалось свидание с Берберовой, и он собирался «причаститься любви», так он говорил" .
Петербург, ул. Радищева, д. 5.
Здесь в доходном доме снимал квартиру Николай Гумилев в 1920-1921 годах (тогда улица называлась Преображенской ).
"Но в среду его забрали... Зачем же она пишет неправду?!"
Колоницкая возразила ей:
Ну, Ирина Владимировна, женщина имеет право умолчать о чём-то личном.
Она парировала с несвойственной ей резкостью:
- У молчать — да! Имела право! Но зачем она пишет, что отвергла его. Его, расстрелянного... Ведь она была его последней любовью и, может быть, умирать он пошёл с её именем на устах... как же она могла?..
Из воспоминаний Нины Берберовой :
«Когда все ушли, он задержал меня, усадил опять и показал черную тетрадку. "Сегодня ночью, я знаю, я напишу опять, - сказал он, - потому что мне со вчерашнего дня невыносимо грустно, так грустно, как давно не было". И он прочел стихи, написанные мне на первой странице этой тетради :
Я сам над собой насмеялся,
И сам я себя обманул,
Когда мог подумать, что в мире
Есть кто-нибудь, кроме тебя.
Лишь белая, в белой одежде,
Как в пеплуме древних богинь,
Ты держишь хрустальную сферу
В прозрачных и тонких перстах.
А все океаны, все горы,
Архангелы, люди, цветы,
Они в глубине отразились
Прозрачных девических глаз.
Как странно подумать, что в мире
Есть что-нибудь, кроме тебя,
Что сам я не только ночная
Бессонная песнь о тебе.
Но свет у тебя за плечами,
Такой ослепительный свет.
Там длинные пламени реки,
Как два золотые крыла.
Я чувствовала себя неуютно в этом предбаннике, рядом с этим человеком, которому я не смела сказать ни ласкового, ни просто дружеского слова. Я поблагодарила его. Он сказал: «и только?» Он, видимо, совершенно не догадывался о том, что мне было и неловко, и неуютно с ним ». («Курсив мой» )
В воспоминаниях П. Лукницкого утверждается, что эти стихи адресованы Ахматовой . Но мы знаем, что та редактировала их... Думаю, что даже если в чём-то «Бербериха» и «врёт», то здесь она пишет правду.
Так или иначе, это были последние стихи Гумилёва о любви...
Эпилог
Мать его дочери Елены
Анна Вторая… так её называли за глаза… была потомственной дворянкой и происходила из известного рода.
К тому же Анна Николаевна Энгельгардт происходила из потомственной писательской семьи.
Дальний родич ее был директором Царскосельского лицея при Пушкине, родной дед - видным публицистом по сельскохозяйственным вопросам, бабка - известной переводчицей, редактором “Вестника иностранной литературы”.
Отец Анны Николаевны, Николай Александрович, смолоду писал стихи - не бог весть какие, но на безрыбье той эпохи (1890-е) далеко не худшие.
У Анны еще был родной брат Александр и сводный брат Никс, от первого брака отца (Николай Константинович Бальмонт).
Анна Энгельгард со своими братьям, ок. 1915
Жизнь в семье была невеселой: отец, ставший невероятно плодовитым (38 томов!) критиком, беллетристом и историком литературы, сотрудником "Нового времени" (и, как отмечает Чуковский, прославившийся "своими плагиатами”), при этом страдал тяжелыми депрессиями. Мать была психопатически ревнива. Дочь выросла самовлюбленной, нервной, обидчивой. Но ее тяжелый характер не был заметен сразу: она была хрупка, золотоволоса и производила впечатление кроткой и беспомощной девушки. Едва познакомился Гумилев с Ларисой Рейснер - маятник сразу же качнулся в противоположном направлении.
Фамилия знаменитая. Да и девушка она была славная. Многие пишут, что не подходила она по уму блистательному Гумилёву. Но дал ли покой брак с равной ему Ахматовой?
Анна окончила частную гимназию. Во время Первой мировой войны она окончила курсы медсестер. Работала в военном госпитале.
Встреча с Анной произошла 14 мая 1918 года на лекции Брюсова об армянской поэзии. Познакомил Гумилева с Анной Жирмунский. Ухаживание было довольно бурным, и, по всей вероятности, “нечего больше добиваться" стало уже к июню. Особенной ответной страсти Анна не испытывала, но была “не в силах сопротивляться напору” своего поклонника.
Свадьба Гумилева и Анны Энгельгард состоялась после окончательного возвращения Гумилева в Россию весной 1918 года. По свидетельству , со слов самой Анны Николаевны, свадьба была устроена 25 июля по старому стилю - в день Анны, или 7 августа по новому стилю, буквально через два дня после официального развода с Ахматовой, 5 августа 1918 года.
Гумилёв со своей Асенькой, как он её называл, и сыном Лёвой от брака с Ахматовой, стал жить на Преображенской улице № 5.
"Про Анну Энгельгардт-Гумилеву ни один мемуарист не сказал доброго слова» 1 .
«Он думал, что женится на простенькой девушке, что она – воск, что из нее можно будет человека вылепить. А она железобетонная. Из нее не только нельзя лепить – на ней зарубки, царапины нельзя провести» 2
«Она очень недобрая, сварливая женщина, а он-то рассчитывал на послушание и покорность» 3
Конечно, от Ахматовой в этом случае трудно ждать объективности. Но вот что пишет про Анну Энгельгардт родной брат, Александр Энгельгардт:
«Она была страшно нервна, она во всем переоценивала себя, не способна была к настоящему труду...»
Все единогласно подчеркивают глупость Анны Николаевны. По словам , Гумилева ставили в тупик ее суждения, и он просил жену молчать – «так ты гораздо красивее» ; по свидетельству Одоевцевой, она «не только по внешности, но и по развитию казалась четырнадцатилетней девочкой».
Таких суждений можно привести множество.
Анна Николаевна была, вероятно, в самом деле глуповата и сварлива. Но не зря ее хрупкая фигурка внушала жалость, не зря подписал ей книгу – «Крошке Доррит в туманном Лондоне». Она принадлежала к людям органически несчастным, к людям, которым нельзя помочь. Гумилев без сомнения испытывал вину перед ней – было за что. Но когда его не стало, судьба «Анны Второй», как ее прозвали, сложилась еще более безотрадно и нелепо.
Уже в период «помолвки» Арбенина встретила Гумилева на литературном вечере в обществе «какой-то темноволосой невысокой девушки».
«Довольно миленькая – его очередной "забег", он у таких "легких " девиц потом даже имени не помнил, но тогда – говорил он мне в 1920 – ему надобно торопиться».
Мы имя девушки попытаемся вспомнить – кажется, это была Ирина Кунина, впоследствии эмигрантский прозаик, автор мемуаров. Гумилев встречался с ней в июне-июле 1918 года.
И все же, получив развод, он немедленно женился на Анне Энгельгардт. Не только потому, что хотел во что бы то ни стало противопоставить свой брак второму браку Ахматовой. Была и другая причина. Елена Николаевна Гумилева, дочь поэта, появилась на свет 14 апреля 1919 года. А это значит, что к августу 1918 года, когда Гумилев и Анна оформили свой брак, она уже была несколько недель беременна."
"Судьба Анны Николаевны Гумилевой и ее дочери – совсем иная, глухая, жалкая. Однажды Анна Гумилева с горечью сказала Ольге Арбениной: «Как жаль, что вы разошлись… Он бы не влез в этот дурацкий "заговор "… Вы бы уехали за границу, как Ходасевич с Берберовой, и ты могла бы в Париже стать т-те Рекамье, как хотела».
Анна, должно быть, думала и о себе: лучше был бы для нее статус брошенной жены, а не вдовы расстрелянного поэта. «Крошка Доррит» работала танцовщицей в нэповских кафе (больше никуда не брали, да и умела она, вероятно, мало что, кроме танцев), пользовалась репутацией доступной женщины. Потом, постарев, стала посредственной актрисой театра кукол. Родила еще одну дочь – от случайной связи с соседом по коммунальной квартире.
Елена Николаевна Гумилева в детстве была нехороша собой (в отца). Потом неожиданно расцвела – стала, как мечтал Николай Степанович, красавицей. Увы, судя по всему, она была девушкой ограниченной и пустой. Работала где-то счетоводом… Закончилась ее жизнь и жизнь ее матери страшно: во время блокады Ленинграда в июле 1942-го они лишились продуктовых карточек и вся семья Энгельгардтов умерла от голода. Соседи рассказывали, что Анна умирала последней и стала добычей крыс. От слабости она уже не могла шевелиться, и они ели её несколько дней. Трудно представить себе более страшную смерть.
Подготовлено специалистами Музея Николаевской гимназии
Источники:
- Шубинский В."Николай Гумилев. Жизнь Николая Гумилёва, 2014
- Чуковская Л. «Записки об Анне Ахматовой»
- Acumiana
Пять официальных браков, двое признанных детей на двоих и одиночество − длиной во всю жизнь. «Вдова Николая Гумилева» − и никого другого, несмотря на все браки. «Муж Анны Ахматовой» − и никак иначе, несмотря на многочисленные романы и второй брак. Муж - и вдова. Вечный поклонник - и отвергающая его дама. Разъяренный мужчина и оскорбленная женщина. Обманутый муж и брошенная жена. Поэт и Поэт. Гумилев и Ахматова.
Двум русским семьям суждено было переехать из Тифлиса и Киева в Царское Село, чтобы там состоялась эта встреча - «гимназиста с гимназисткой», конквистадора с сиреной, Гумилева с Горенко.
Аня Горенко - угловатая смуглая девочка, ставшая поэтом и музой завоевателя Африки. Коля Гумилев - самовлюбленный некрасивый гимназист, выросший в одного из лучших поэтов Серебряного века, дважды Георгиевского кавалера и глубоко несчастного покорителя женских сердец. Самая утонченная, самая завораживающая пара петербургских зим начала XX века. И скомканная, банальная, страшная развязка.
Развязок, по сути, было несколько: измены «от скуки», унизительный развод, многолетние скитания одной и скорая гибель другого. Но сначала было по-другому…
Ему было 17, а ей всего 14, когда они впервые увидели друг друга в Рождественский сочельник. С их встречи Гумилев не находил себе покоя, пытаясь забыться то в путешествиях, то в мечтах, то в стихах. Иногда казалось, что сердечная боль отпускает и образ тоненькой большеглазой девочки уже не преследует его денно и нощно, но стоило пройти по знакомой улице, зайти в гости к ее брату - как все начиналось сначала. А потом девочка выросла, и каждый разговор с ней становился истинной мукой, «почти каждая наша встреча заканчивалась моим отказом выйти за него замуж», как писала Ахматова спустя много лет.
Этим мучениям не видно было конца, но вдруг крепость пала - Аня Горенко согласилась отдать свою руку настойчивому поклоннику. Лишь спустя время он узнает, что принять это решение его невесте помогла ее собственная личная драма. Но пока начинающий поэт и путешественник Николай Гумилев счастлив: 25 апреля 1910 года в Николаевской церкви села Никольская Слободка состоится его венчание с женщиной, которую он ждал семь долгих лет. Медовый месяц молодожены проводят в Париже. Казалось, что наконец-то обретенному счастью не будет конца.
Однако уже через несколько месяцев Гумилев уезжает от молодой жены в путешествие, в его жизни была еще одна страсть, которой он был верен многие годы, − Африка. Она манила его как воина, как романтика и как поэта. Принимала как страстная и коварная любовница, которую все время надо было завоевывать и подчинять, но от которой не было сил отказаться. Она давала ему острые ощущения, восполняла силы и питала поэтический талант - то есть была для него всем, чего он искал. С дороги Николай Степанович посылает жене стихотворение, в котором лежит ключ к их уже начавшимся семейным неурядицам:
Из логова змиева,
Из города Киева,
Я взял не жену, а колдунью.
А думал − забавницу,
Гадал − своенравницу,
Веселую птицу-певунью.
Уже было ясно, что она не создана для семейного очага и домашнего уюта. Она искала себя - и тем сложнее ей было, что и Гумилев одновременно хотел иметь рядом и молчаливую жену − хранительницу дома, и роковую женщину. Насмешливо относясь к тому, что и жена его «пописывает стишки» («Анечка, займитесь лучше балетом, у Вас такая талия!»), он тем не менее сам представил ее на «поэтической среде» в башне Вячеслава Иванова, где и произошло первое признание Ахматовой. Николай Степанович отнесся к этому событию довольно скептически, но, вернувшись из Африки, вынужден был признать, что его жена Анна Андреевна - состоявшийся, самостоятельный поэт. (Позднее, уже после развода, из-под пера Гумилева вышла рецензия на сборник «Арион», где есть такие строки: «Ахматова захватила чуть ли не всю сферу женских переживаний, и каждой современной поэтессе, чтобы найти себя, надо пройти через ее творчество».) Официально закрепив созданное им новое поэтическое движение акмеизм, Гумилев не мог не признать, что самым подлинным, самым настоящим акмеистом был вовсе не он сам, не Сергей Городецкий, не Осип Мандельштам, а она - Анна Ахматова.
Двум поэтам тяжело ужиться под одной крышей, особенно если каждый из них не готов идти на уступки, терпеть тяжелый характер другого и признавать собственную неправоту. Конечно, можно заниматься тренировкой ума и перешучиваться цитатами, выдержками из пьес и статей (Ахматова вспоминала о том, что у них в ходу была игра «разговаривать цитатами», например: уставший Гумилев, придя домой, приветствует отдыхающую на диване жену фразой из стихотворения Некрасова, об усталом муже-труженике. По правилам игры отвечать можно исключительно некрасовской же строчкой, что Анна Андреевна и проделывает с нескрываемым удовольствием: «На красной подушке первой степени Анна лежит»). Можно «поджимать губы и разливать чай», пока муж флиртует с симпатичной гостьей. Можно не замечать ухажеров жены. Многое можно пытаться выдать за семейное счастье - но от этих попыток оно не появится.
Через два года после свадьбы у супругов рождается сын Лев, единственный ребенок Анны Ахматовой, воспитание которого легло сначала на плечи свекрови, затем, позже - второй жены Гумилева, Анны Энгельгардт. Вскоре после рождения ребенка супруги дают друг другу свободу: формально оставаясь в браке, Гумилев и Ахматова более не станут упрекать друг друга в изменах. Много лет спустя Ахматова признает, что ее измена была хронологически первой. Был ли это начинающий гений живописи Модильяни в 1911 году или кто-то другой, успевший появиться еще раньше, − неважно.
Только ли фактическая хронология имеет значение, или разочарование Гумилева в той, которой он добивался столько лет, должно было выражаться не столь обидно и унизительно? Так или иначе, внешне существование пары Гумилев − Ахматова остается семейным. При этом в 1913 году у актрисы мейерхольдовского театра Ольги Высотской рождается сын Орест, которому его дядя дает свои отчество и фамилию, но доподлинно известно, что он является вторым сыном поэта Николая Гумилева. Николай Степанович никогда не увидел своего сына, потому что вскоре после его рождения мать увезла ребенка в провинцию. Лишь много лет спустя Орест познакомился со своим братом Львом - познакомился благодаря настоянию Ахматовой, сказавшей, что дети «должны дружить и держаться друг за друга». Как показало время, братья действительно стали друзьями.
«Мы недолго были близки, − свидетельствует сама Ахматова со слов Веры Лукницкой, − примерно до 1913 года. До Татианы Адамович». Роман с Адамович захватил Гумилева, ей посвящен сборник «Колчан», она надеялась выйти за него замуж - поэт даже просил у Ахматовой развода, на что та моментально согласилась («Когда речь шла о расхождениях - я соглашалась моментально»). В дело вмешалась мать Гумилева, и развод не состоялся. Роман с Адамович постепенно сошел на нет, но появилась Лариса Рейснер. Они встретились в 1916 году в «Привале комедиантов» на Марсовом поле, куда постепенно переселилась петербургская богема из подвала «Бродячей собаки» на площади Искусств. Нежная и хрупкая на вид Лариса обладала поистине мужским характером. Она ответила отказом на его предложение о замужестве. Сам Гумилев относился к Рейснер двойственно: с одной стороны, признавал ее красоту, ум, сильный характер, с другой - известен его отзыв: «Сразу же пошла со мной в «меблирашки», как какая-то профурсетка». «Я так его любила, − вспоминает Рейснер, − что пошла бы с ним сразу куда угодно». Связь закончилась так же стремительно, как и началась: Лариса дала поэту отставку, узнав о его романе с Анной Энгельгардт.
Развод с Ахматовой был неминуем, и он состоялся 5 августа 1918 года. Инициатором была Анна Андреевна, заявившая о своем уходе к ассириологу Владимиру Казимировичу Шилейко. Брак продлился всего три года, именно об этом замужестве Ахматова писала строки «Мне муж - палач, а дом его - тюрьма», да и уходила она к Шилейко «как в монастырь. Чувствовала себя такой черной, думала, очищение будет». Черной перед кем? Перед первым мужем, в первую очередь. «Когда я с Шилейко расставалась - так легко и радостно было, как бывает, когда сходишься с человеком, а не расходишься. А когда с Николаем Степановичем расставалась - очень тяжело было. Вероятно, потому, что перед Шилейко я была совершенно права, а перед Николаем Степановичем чувствовала вину».
Каждый был своенравен и прав по-своему. Нужно ли было так глупо разводиться, пытаясь доказать друг другу, что все хорошо? Что оба - свободны и полны сил, дышат новой любовью - а потом до конца жизни скрупулезно подсчитывать все написанные друг другу стихотворения, вести своеобразный «учет и контроль» в особой тетради, до конца жизни быть именно его вдовой - и именно ему посвящать все новые и новые стихи?
На пороге белом рая,
Оглянувшись, крикнул: «Жду!»
Завещал мне, умирая,
Благостность и нищету.
Гумилев тоже не был счастлив в новом браке. Он и решение-то принял скоропалительно, буквально назло жене:
−Хорошо, конечно. Я тоже хотел Вам сказать, Анна, я женюсь.
− Кто она?
− Анна Николаевна Энгельгардт.
«Я назвал первое имя, которое пришло мне в голову - имя хорошенькой Анечки Энгельгардт. Когда я пришел к ней сделать предложение, она чуть не упала в обморок от радости и неожиданности» − очень редко из таких мотивов вырастает счастливый брак. Так было и на этот раз. Да, в семье Гумилевых родился еще один ребенок, девочка, воспитывавшаяся вместе со старшим сыном. Да, по сути, именно Анна Энгельгардт должна бы считаться вдовой Гумилева - их брак не был расторгнут до гибели поэта, да они и не собирались разводиться, Гумилев просто отправил жену из Петербурга, где бешено работал и так же бешено крутил романы. Ученицы его поэтической мастерской были без ума от своего мэтра, более всех повезло Ирине Одоевцевой. Ей посчастливилось провести рядом с поэтом, гуляя, работая, учась и веселясь, последние дни его жизни. Нельзя сказать, что они были вместе - но она действительно была рядом, ближе всех. Она была одной из последних, кто видел его в холостяцкой квартире на Преображенской, 5, она оставила одни из самых подробных (хоть и не всегда близких к истине) воспоминаний. Ирину Одоевцеву часто называли «невенчанной женой». Ларису Рейснер - губительной силой. Марию Кузьмину-Караваеву - «тихой ласковой музой». Елену Дюбуше, за которой поэт ухаживал в Париже в 1917 году, - «синей звездой». Многих называли по-разному. И только Анна Ахматова была его вдовой.
Пророк Апокалипсиса; к его уху прильнул Ангел, шепчущий слова Откровения. Бываю тут каждой осенью: без видимых причин отмечается повышение настроения, и ты открываешь для себя что-то радостное. Год назад это был , снимков которого еще не было в сети. Уничтоженная большевиками обитель понемногу преодолевает свой малый Апокалипсис.
В сентябре 2015 г. заприметил я одно из изувеченных надгробий монастырского кладбища. Текст его плохо читаем из-за сильных повреждений:
Г...рдiи
..тставной Ротмистръ
Графъ
Константинъ Михайловичъ Де..еръ
Родился 5 Апреля 1824 года
Скончался 27 Iюля 1859 года
Кто он, этот Де..еръ?
Первая мысль - Девиер, представитель известного графского рода, потомок первого генерал-полицмейстера СПб, портрет которого висит в Смольном.
Зашел на портал Центра генеалогических исследований . Так и есть: это Девиер Константин Михайлович (1824.04.06--1859.07.27,†Череменецкий монастырь Луж.уезд СПб губернии), гвардии отставной ротмистр [Шереметевский В. Русск.провинц.некрополь. Т.1. М.,1914]. Он является пра-правнуком «еврея Петра Великого».
О нем известно немного. Ротмистр в отставке, был попечителем Лужской городской больницы. Владелец многочисленных поместий: в Старорусском уезде Новгородской губернии – сел. Голодуши, Оберетки и др., в Звенигородском уезде Московской губернии – усадьбы и дер. Веледниково, в Пронском уезде Рязанской губернии – с. Телятники, а также в Пензенской губернии.
Набросал я небольшой очерк о первом Девиере – Антоне Мануиловиче. Что сопровождалось неким дежавю касательно имени его потомка: где-то еще я встречал упоминание о Константине Михайловиче Девиере.
Роюсь в источниках далее. Ну, как же, вот оно : его жена Екатерина была дочерью Анны Романовны Энгельгардт (Херасковой), последней представительницы славного рода Херасковых. Это же леденящая душу история о живом мертвеце Федоре Энгельгардте, который был тесть Константина Девиера, описанная В. Пикулем в исторической миниатюре «В трауре по живому мужу» !
Но об этом чуть позже.
Константин Михайлович Девиер прожил всего 35 лет. Во втором замужестве его супруга Екатерина Федоровна была за Александром Артамоновичем Муравьёвым (1821-1881), сыном декабриста, статским советником, председателем Новгородской казенной палаты. Вот тут же рядом в Череменецком монастыре находится и его могила.
Отдельного рассказа заслуживают тёща Константина Девиера, Анна Романовна, урожденная Хераскова (1809-1881) и ее предки. Она была внучатой племянницей Михаила Матвеевича Хераскова (1733 – 1807) – поэта и писателя, автора эпической поэмы «Россиада», действительного тайного советника.
Портрет Михаила Хераскова. Художник К. Гекке. 1800 - е гг.
Основательно забытый в наше время Херасков был почти 50 лет ректором и куратором Московского университета. Он также первый владелец особняка на ул. Тверской в Москве, известного, как «Английский клуб», усадьбы «Очаково». Ему принадлежит авторство текста официального гимна Российской империи «КОЛЬ СЛАВЕН НАШ ГОСПОДЬ В СИОНЕ» на музыку Д.С. Бортнянского.
В 1833 г. статус государственного гимна закрепился за «Молитвой Русского народа» («Боже, Царя храни!») В.А. Жуковского на музыку А.Ф. Львова, но «Коль славен» продолжал сохранять свое значение в качестве церемониального гимна.
Анна Романовна Хераскова после кончины в 1832 г. своего брата получила в наследство имение Солнцев Берег на противоположном от монастыря берегу Череменецкого озера. В 1831 г. она вышла замуж за смоленского дворянина Федора Валентиновича Энгельгардта (1802-1876). Супруги жили в имении безвыездно круглый год, здесь же родились их дети: старшая дочь Екатерина (?), Вера (1833), Пелагея (1835), Александра (1836), Анна (?) и сын Валентин (1846). Но этот брак не был счастливым.
Архивные документы донесли до нас подробности тяжелых отношений супругов, при коих муж «бил жену, угрожал оружием, душил». Упоминается некий гувернер Дубов, который «пил и всех оскорблял», при этом Анна Романовна хвалила достоинства Дубова и дала ему доверенность на управление имением. В конце концов вмешались родственники Анны Романовны. Было возбуждено дело, началось следствие, допросы крепостных и детей. По решению суда Дубова выслали в Олонецкую губернию, а Энгельгардт оставил семью и уехал на родину, в Смоленскую губернию.
Анна Романовна прожила долгую жизнь, скончалась в 1881 г. и была похоронена вместе со своим сыном Валентином на кладбище с. Романщина в 15-ти км. от Череменецкого монастыря. Пару лет назад автор этих строк разыскал и их могилу ().
БЛЕСК И НИЩЕТА ИСТОРИЧЕСКИХ МИНИАТЮР
Содержание опуса «В трауре по живому мужу» сводится к следующему. Дворянин Федор Энгельгардт развратил свою 14-летнюю дочь Анну. Его супруга Анна Романовна, безумно любившая мужа, была сражена «как громом». Она явилась прямиком в III Отделение и ошарашила самого шефа жандармов Леонтия Дубельта откровенным рассказом.
Тот доложил обо всем Императору. – Разорвать бы этого титулярного собаками,
– сказал Николай I, – но… придется судить мерзавца
. Вскоре императора навестила любимая дочь Вел. княжна Мария Николаевна дабы сообщить, что ее подруга, светлейшая княгиня Салтыкова, слезно умоляет не предавать дело ее кузена Энгельгардта всеобщей огласке.
Посему было принято решение объявить Федора Энгельгардта... мертвым. У него изъяли паспорт, лишили всяческих прав. Анне Романовне доставили свидетельство о погребении мужа. Поначалу живой мертвец скрывался у своей кузины Салтыковой, по прошествии некого времени явился вновь и стал шантажировать свою бывшую семью. 
Портрет Леонтия Васильевича Дубельта (1792-1862), генерала от кавалерии,
начальника тайной полиции. Худ. П.Соколов, 1834
Наверное, под воздействием позитивной энергетики Череменецкого монастыря показалась мне вся история с соблазнением Энгельгардтом собственной дочери более, чем сомнительной. Что еще за холмогоровщина среди русского дворянства в николаевские времена?
Решил обратиться к первоисточнику, перелопатил дневники самого Леонтия Дубельта. И, вот, представьте, нашел:
1851 г. ДЕКАБРЬ 15. Приказано произвести следствие о семейных раздорах графа Салтыкова. Жена его написала безыменные письма, что он влюбился и хочет соблазнить свою старшую дочь, а он показывает, что помещик Федор Энгельгард уже соблазнил и жену, и дочь его. Страм!
().
Больше нигде о Федоре Энгельгардте в дневниках ни слова. Дубельту верить можно, если не шефу жандармов верить в России, то кому ж еще?
«Дубельт - лицо оригинальное, он наверное умнее всего Третьего и всех трех отделений Собственной канцелярии. Исхудалое лицо его, оттененное длинными светлыми усами, усталый взгляд, особенно рытвины на щеках и на лбу ясно свидетельствовали, что много страстей боролось в этой груди прежде, чем голубой мундир победил или лучше - накрыл все, что там было» («Былое и думы»).
На самом деле упомянутый скандал наделал в свое время много шуму в столице и выглядел так. Тайный советник гр. Лев Григорьевич Салтыков (1800-1857) был женат на фрейлине Екатерине Михайловне Голициной (1808-1882) и имел 3-х сыновей и 2-х дочерей Наталью (о ней речь) и Софию. Его жена, клевеща на мужа, пыталась выгородить любовника своего и своей дочери, троюродного брата Федора Энгельгардта. Проведенное расследование быстро установило истину ().
Получается, что всю историю с трауром по живому Энгельгардту бойкий литератор Пикуль просто выдумал? В том числе и такие подробности:
«Полковник Станкевич, ставший за эти дни «другом дома», навестил Анну Романовну, чтобы сообщить ей о приговоре, который был согласован с самим императором. - Можете быть спокойны, - утешил он женщину, - и траурных одежд снимать не надо, ибо вы действительно ОВДОВЕЛИ. - Надеюсь, его казнили? - спросила Анна Романовна. - Нет. С ним поступили ХУЖЕ. Вашего бывшего просто вычеркнули из числа жителей, населяющих нашу могучую империю, паспорт у него навечно изъят, он лишен всяческих прав, а вскоре будет объявлено о его смерти официально. - Мне, вдове, нужен официальный документ о моем вдовстве. - Не волнуйтесь. Третье Отделение на все способно…
Станкевич не шутил. Из канцелярии Дворянского собрания Анне Романовне доставили документы, узаконивающие ее вдовье положение, при этом она получила на руки и свидетельство о погребении титулярного советника Федора Энгельгардта в какой-то захудалой деревеньке под Вологдой».
Похоже, всё это полет закусившей удила фантазии беллетриста. Впрочем, Пикуль ссылается на творения некой А.И. Соколовой, писавшей под псевдонимом «Синее Домино». Но и без этого в «исторической миниатюре» предостаточно ляпов: «при жизни похороненный» Федор Энгельгард на самом деле скончался в 1876 г., женой гр. Константина Девиера была Екатерина, а не Вера Энгельгардт, у кузины Салтыковой Энгельгардт всяко прятаться не мог при живом-то муже и т.д.
Выводы делайте сами.
В качестве позитивной ноты предлагаю послушать гимн Российской империи «КОЛЬ СЛАВЕН НАШ ГОСПОДЬ В СИОНЕ» (стихи М.М. Хераскова на музыку Д.С. Бортнянского).
Тем паче сегодня праздник.
У нас с драгоценнейшей френдессой Анастасией недавно случилась легкая полемика по нюансам понятий Россия и совдеп. Пусть этот аудио-визуальный ряд поможет избежать всяких досадных смешений.
Гимн «Коль славен» исполнялся на торжественных церемониях, входил в военный ритуал производства юнкеров в офицеры, звучал после артиллерийского залпа и сигнала горнистов «На молитву, шапки долой!».
С 1856 по октябрь 1917 гг. колокола на Спасской башне Московского Кремля ежедневно в 15 и 21 час. звонили мелодию «Коль славен наш Господь в Сионе», а в 12 и 18 час. мелодию «Преображенского марша».
На вопрос Что Вы знаете о судьбе Елены Гумилёвой? заданный автором разбросаться
лучший ответ это Спасибо всем за ответы, за комменты. Известно мало. Архив Гумилевых растерзан, разбросан, наполовину уничтожен. И во время обысков, и позже. Не исключено, что Пуниными.. . Я знала немногое о Елене, то что в 20 году она была отдана отцом в приют. Так пишет И. Одоевцева. Но можно ли ей доверять? Анна Андреевна о Леночке Гумилевой не упоминает, но она не упоминает о многих и о многом. Так, между строк.. . Не потому ли так остра ее боль о городе, в который она вернулась и где уже не было столь многих близких и дорогих? . А мировая слава. . Что она перед этой болью? Прах...
femme de lettres
Мудрец
(10760)
Вам спасибо, Гликерия.. И напишите нам всем, что же Вам удалось узнать?
Ответ от Ольга Дмитриева
[гуру]
К сожалению, сказать ничего не могу. Спасибо за вопрос, потому что сама им задавалась.
Ответ от Европеоидный
[гуру]
Озадачили, честно признаюсь. Все что я нашла: "Анна Энгельгардт родила поэту 14 апреля 1919 года в Петербурге дочь Елену Гумилёву. К сожалению, её судьба сложилась трагически. Детей у неё не было. Умерла она вместе с матерью Анной Николаевной, бабушкой и дедушкой в блокадном Ленинграде в 1942 году, 25 июля. "
Есть сайт любопытный о Гумелеве, много разных воспоминаний о нем, может и о дочери есть.. ."ссылка
"
Ответ от сложносокращенный
[гуру]
У нее такая интересная жизнь...
Ответ от Гринпис
[гуру]
К сожалению нет
Ответ от AnastasyaVadimovna
[новичек]
ничего (просто нужны баллы)
Ответ от ~ ? ? ? ~
[гуру]
Вряд ли кто-то знает больше того, что Вы нашли. Знать что-то о ней могли те, например, кто с ней вместе учился или жил по соседству. А они, если и живы, на "Ответах" не сидят. А так... Я даже фотографии её найти не смогла. Умерли все: Анна Николаевна, её родители, сама Елена. Естественно, все фотографии, письма, документы исчезли, были выброшены теми, кто потом занял их жилплощадь.
Может быть, Лев Гумилёв поддерживал с ней отношения? Он ведь жил в Бежецке (туда могла приезжать и Елена) и в Петербурге. Не могли же они не общаться. Я вот не знаю только, оставил ли он воспоминания и что сейчас с его архивом. Может быть, сохранились какие-то письма? Хотя маловероятно, он столько лет провёл в лагерях, негде ему было хранить переписку.
Ответ от Наталья Верескунова
[гуру]
Спасибо за вопрос. Попробую выяснить у друзей-литературоведов.
Ответ от Людмила
[гуру]
Судьба близких Гумилёва сложилась по разному: Ахматову и Льва Гумилёва ждала долгая жизнь, всероссийская и мировая слава. Анна Энгельгард и Елена Гумилёва погибли от голода в блокадном Ленинграде. Анна Ивановна умерла на год позже Гумилёва, так и не поверив в смерть сына. Елена И Лев Гумилёвы не оставили детей и единственные потомки поэта - две дочери и один сын Ореста Высотского. Сейчас живы старшая дочь Высотского Ия, у неё есть дочь и внучка, а также три дочери Ларисы Высотской, её младшей сестры, трагически погибшей в 1999 году.
Ответ от Angelochek
[гуру]
Анна Энгельгардт родила поэту 14 апреля 1919 года в Петербурге дочь Елену Гумилёву. К сожалению, её судьба сложилась трагически. Детей у неё не было. Своей семьи не создала. Умерла она вместе с матерью Анной Николаевной, бабушкой и дедушкой в блокадном Ленинграде в 1942 году, 25 июля. Нет, не потому так мало известно, что "была дочерью". Ничем не отметилась. Вот Лев-то отметился и уж очень интересен стал, хоть и сын.. .
Ответ от Imoto FF
[гуру]
О ней действительно мало что известно, по крайней мере, что касается доступных книг. Но ее не "прятали, как дочь врага народа" - не прятали же Льва Гумилева или Ореста Высотского.
Вот кусочек из книги "Николай Гумилев. Жизнь поэта" Валерия Шубинского" (может, вы и читали ее) :
"Судьба Анны Николаевны Гумилевой и ее дочери – совсем иная, глухая, жалкая. Однажды Анна Гумилева с горечью сказала Ольге Арбениной: «Как жаль, что вы разошлись... Он бы не влез в этот дурацкий "заговор "... Вы бы уехали за границу, как Ходасевич с Берберовой, и ты могла бы в Париже стать т-те Рекамье, как хотела». Анна, должно быть, думала и о себе: лучше был бы для нее статус брошенной жены, а не вдовы расстрелянного поэта. «Крошка Доррит» работала танцовщицей в нэповских кафе (больше никуда не брали, да и умела она, вероятно, мало что, кроме танцев) , пользовалась репутацией доступной женщины. Потом, постарев, стала посредственной актрисой театра кукол. Родила еще одну дочь – от случайной связи с соседом по коммунальной квартире.
Елена Гумилева в детстве была нехороша собой (в отца). Потом неожиданно расцвела – стала, как мечтал Николай Степанович, красавицей. Увы, судя по всему, она была девушкой ограниченной и пустой. Работала где-то счетоводом… Закончилась ее жизнь и жизнь ее матери страшно: обе они, как и старики Энгельгардты, умерли от голода в блокаду, в 1942 году. "
