История создания русского флота петром 1. Роль Петра I в создании российского флота

Неудача первого азовского похода наглядно показала царю Петру, что без сколько-нибудь сильного флота приморскую крепость взять нельзя, Петра I не испугала задача построить флот на сухопутье, в Воронеже, за 1.200 верст от моря; в одну зиму достаточно сильная флотилия была готова, снаряжена и по Дону, среди бесчисленных трудностей в борьбе с мелководьем, мелями и перекатами, проведена к морю. Это гигантское предприятие одно могло бы составить славу человеку, и только позднейшие, еще более славные дела как-то заслонили в наших воспоминаниях это знаменитое возникновение морского флота на суше.

Когда Петру I указывали на почти невыполнимые трудности держать флот на чуждом совершенно море, где не было ни одной своей гавани, он отвечал, что «сильный флот сам найдет себе гавань». Можно думать, что Петр, овладев Азовом и решив строить большие корабли в Таганроге, рассчитывал разговаривать с турками о мир не на Пруте, стесненный их полчищами, а на Босфоре, где его корабли грозили бы своими пушками султанскому дворцу.

Правда, иностранные посланники доносили своим правительствам, что большая часть кораблей азовского флота годна лишь на дрова; корабли первой постройки, срубленные среди зимы, из мерзлого леса, в большинства случаев неопытными и плохими кораблестроителями, действительно, были не важны, но Петр I делал все, чтобы азовский флот явился настоящей морской силой, и, надо признать, этого он достиг. Царь сам работал не покладая рук. «Его величество, – писал Крюйс, – присутствовал в сей работе неусыпно, так с топором, теслом, конопаткою, молотом и мазаньем кораблей гораздо прилежнее и больше работая, нежели старый и весьма обученный плотник». На смену малознающих голландских корабельных мастеров для строительства флота Петром I были выписаны сведущие англичане, к ним пристали подучившиеся свои, из тех, что вместе с царем изучали кораблестроение в Голландии и Англии, как Гаврила Меншиков и Федосей Скляев, которого Петр очень ценил, как корабельного инженера.

Возникали арсеналы и портовые мастерские в Воронеже, Азове и Таганроге. Такие настоящие моряки, поступившие на русскую службу, как голландский адмирал Корнилий Иванович Крюйс и англичане Бекгам и Пембург, взяли в свои опытные руки всю организацию морского дела. Было устроено и общее управление флотом; после смерти в 1699 г. первого адмирала русского флота Ф. Я. Лефорта, носившего свое морское звание больше для почета, чем для дела, его место занял с тем же званием адмирала гр. Ф. А. Головин, много и дельно потрудившийся для создания морской силы России. Ф. А. Головин скончался в 1706 г., и тогда главным начальником флота был назначен Федор Матвеевич Апраксин, остававшийся в этой должности все время царствования Петра. Вице-адмирал Крюйс составил правила морской службы; словом, азовский флот Петра I становился большой, серьезной силой. Черное море уже пересекали русские корабли. В 1699 г. русский корабль «Крепость» прибыл в Константинополь и бросил якорь против самого султанского дворца. На турок это произвело огромное впечатление. Множество народу, иностранные послы, великий визирь, сам султан, наконец, перебывали на корабле, точно желая убедиться – подлинно ли это корабль русского флота. По донесению нашего посла Украинцева, по городу пошли слухи, что «от Керчи выходил от великого государя воинский караван в Черное море, что было в том караване 10 больших кораблей да 40 мелких, что были московы на анатолийской стороне под городами Синопом и Трапезунтом»... «Когда же капитан Пембург на корабле подпил гораздо» и стал ночью стрелять из всех пушек, провозглашая тосты, то «по всему Царь-Граду учинилась великая молва и ропот, что будто он, капитан, тою ночною пушечною пальбой давал знать другим московским кораблям, чтобы шли они на султанскую столицу». Турки очень обеспокоились и приложили все усилия, чтоб не дать ходу «морской затее» царя. Но ничего не могли сделать, пока случайная прутская катастрофа Петра I не погубила нашего азовского флота.

1-го августа 1711 г. генерал-адмирал Апраксин, находившийся при флоте, стоявшем в Таганрогской бухте, под командой адмирала Крюйса, получил царский указ, которым повелевалось: «В силу трактата, через сиятельнейшего Магмет-пашу с его султанским величеством заключенного, город Азов с землями его области, взятыми в прошлой войне, отдать обратно туркам, а новопостроенные укрепления разорить». В начале 1712 г. это и было исполнено. Мелкие суда азовского флота отвели вверх по Дону до Черкасска, корабль «Шпага», по ветхости его, сожгли, а четыре новых хотели было провести вокруг Европы на Балтийское море, но турки отказали в пропуске; тогда Петр продал эти суда со всем их вооружением и такелажем за хорошую цену туркам. Так кончил свое существование азовский флот Петра Великого, стоивший России громадных жертв людьми и деньгами. Но если пропал он, то не пропали тот опыт, те знания, которые приобретались при постройке его, а экипаж азовских судов дал хорошие, уже готовые к своему делу кадры моряков, которым пришлось действовать и создавать новый флот России на волнах менее приветливого, но обладавшего более широкими воротами в океан Балтийского моря.

Балтийский флот Петра I

Еще до объявления войны Швеции Петр I приказал заготовить до 600 стругов по рекам Волхову и Луге «для свейской службы». Тогда же стали собирать у бывалых людей сведения о водяном и береговых путях от устья Волхова до Орешка и далее по Неве до моря.

В Архангельске, на Ладожском и на Чудском озерах произошли уже столкновения со шведами, счастливо закончившиеся для русских, которые на простых лодках нападали на военные суда шведов и отбирали их у неприятеля. Сознавая, что без флота не овладеть Невой и ее устьями, Петр порешил постройку флота. В устьях реки Сяси, впадающей в Ладожское озеро, возникает верфь и назначается постройка шести фрегатов, «для свейских войск на Ладожском озере». В сентябре 1702 г. два фрегата флота были уже спущены на воду. В 1703 г. Меншиков, по поручению царя, смотрел реку Свирь и на берегах ее выбрал для кораблестроения местность, называвшуюся Лодейное поле; по донесению Меншикова, здесь были «леса зело изрядные». Петр сам поехал на Лодейное поле и около шести недель работал здесь без устали, заложив и начав постройку 7 фрегатов, 5 шняв, 7 галер, 13 полугалер, 1 галиота и 13 бригантин. Кроме Лодейного поля, суда строились еще на Луге, в Селицком рядке.

Русские суда петровского флота строились по лучшим английским и голландским чертежам. Сам прекрасный знаток кораблестроительного дела, Петр умело приспособлял избранные модели при постройке своих судов к особенностям тех вод, где им предстояло плавать; в общем суда флота Петра I были построены красиво и смело, но они не отличались крепостью; происходило это от дурного качества материала, неопытности рабочих, от дурной системы крепления, а главное – от той быстроты постройки, которая вызывалась не столько лихорадочной нетерпеливостью Петра, жаждавшего видеть свой флот на воде, сколько от необходимости иметь его для отпора шведам. Петровские суда этого времени не могли глубоко сидеть в воде, потому что на пути из верфей в море им предстояло проходить столько мелких мест, что при глубокой осадке они могли и не попасть в море. Большие фрегаты флота с вооружением сидели в воде более 9 футов, а глубина в устье Свири, например, всего 8 футов, у Шлиссельбурга же – 7 футов. На таких местах приходилось не только разоружать фрегаты, но и разгружать так, что иное большое судно проходило через мелкие места даже со снятыми мачтами. Суда этого времени невелики – длина 50-пушечных кораблей достигала 110 футов, а ширина – 23 фут. Галеры имели до 89 футов длины и до 15 ширины. Галеры эпохи Петра I были суда больше весельные, чем парусные, и задачей их было нести охранную и разведочную службу при эскадре и буксировать парусный флот в безветренное время. На больших галерах было до 38 весел с каждого борта и обыкновенно две съемные мачты с косым латинским парусом. На носу, под помостом, на котором во время боя собирались солдаты, стояли три медные пятифунтовые пушки и на куршее одна 24-х-фунтовая, составлявшая главную артиллерийскую силу галеры. Флотская прислуга при орудиях прикрывалась оградой из тюфяков и старых снастей. Посередине галеры шел досчатый помост, шириной около 2 футов, называвшийся «куршея». На этом помосте стояли матросы, управлявшие парусами; он же служил сообщением между кормой и носом судна. По обоим бортам тянулась сплошная скамья – банка, на которой гребцы спали и сидели в свободное время. От куршеи, несколько вкось к борту, шли банки для гребцов. Под банками были ступени, к которым приковывали левую ногу гребца, если он был преступник, осужденный на галеры. В корме устраивалось помещение для командира и офицеров. Гребцы были рабочей силой флота; они гребли во время хода на веслах, а при плавании под парусами, не сходя со своих мест, тянули канаты и снасти, подаваемые им матросами. Галеры строились очень легкими и ходкими: в тихую погоду и при хорошо обученных гребцах они могли дать ходу до 6 узлов в час (узел = одна и три четверти версты).

Характерной особенностью тогдашней флотской архитектуры было изобилие разных наружных украшений. Резьба щедро украшала не только корму и нос, но и борта судна флота Петра I. Обыкновенно корма украшалась государственным гербом и аллегорическими фигурами, имевшими отношение к имени корабля; названию соответствовала и носовая фигура. Так, на корме корабля «Полтава» были вырезаны аллегорические фигуры, прославлявшие славную Полтавскую викторию.

Овладев течением Невы, Петр I решил укрепить его за собой. Истоки Невы оберегал Шлиссельбург; на острове при впадении Невы в залив Петр заложил Петропавловскую крепость. На острове Котлине, расположенном при выходе из Невской дельты в залив, Петр решил построить крепость, которая загораживала бы вход в Неву с моря чужим флотам. К исходу 1704 г. на отмели подле Котлина уже возвышалась трехъярусная башня с земляными насыпями; фундаментом для нее служили опущенные в воду деревянные срубы, наполненные камнями. В амбразуры башни и насыпей грозно смотрели 14 крупных орудий, а на самом острове стояла батарея из 64 пушек. Новое укрепление, главная база нового балтийского флота, названо было Кроншлот. «Содержать сию цитадель, с Божией помощью, аще случится, хотя до последнего человека», гласит начало инструкции, данной Петром коменданту.

Отдаленность от моря верфей по Свири и Сяси, трудность провода оттуда судов по бурному Ладожскому озеру и через мели и пороги Невы заставили Петра позаботиться об устройстве кораблестроения в Петербурге. Уже 5-го ноября 1704 г. приступили к постройке обширного адмиралтейства русского флота, заложенного на том месте, где теперь возвышается красивая башня и шпиль с корабликом Главного Адмиралтейства. К зиме 1705 г. адмиралтейство было уже обнесено валом со рвом и палисадом, с бастионами, обращенными к Неве и вооруженными корабельными пушками. Внутри адмиралтейства были воздвигнуты 53 амбара для хранения разных флотских припасов.

Вся эта громада зданий, кораблей, пушек, якорей, оружия, запасов выросла по воле Петра I в какие-нибудь десять-пятнадцать лет в безлюдном и болотистом краю, во время непрерывной войны. Для нужд армии и особенно флота были устроены железные и оружейные заводы в Олонецком краю и еще раньше в Тамбовском и Воронежском; леса в государстве описывались, и под страхом смертной казни было запрещено сводить корабельный лес. В лесных Казанской и Нижегородской губерниях была организована планомерная ежегодная рубка леса, который по Волге и ее притокам, а также каналами сплавлялся к Петербургу. В окрестностях Петербурга были посажены дубовые леса, и было строго запрещено рубить необходимый флоту корабельный лес. В острастку ослушникам-порубщикам по берегу Невы были расставлены виселицы с письменным пояснением, для чего они поставлены. Возникли большие заводы канатные и парусного полотна. Десятки тысяч народу собирались по наряду со всего государства для работ по постройке и укреплению гаваней и на стройку судов в адмиралтействе. Эта работная повинность была одна из самых тягостных для русского народа при Петре. За работу платили, но с задержками, а самая организация работы отличалась большими недочетами. Хлеб доставлялся неисправно, условия жизни среди болот и у моря в холодное и ненастное осеннее время порождали эпидемические заболевания, люди гибли тысячами в этой тяжелой страде. Народ в царствование Петра I принес действительно тяжкие жертвы на создание русского флота – морской силы родины. Эти жертвы не всегда можно оправдать насущной нуждой. Но основной причиной «тяготы народной» и «мора людского на работах» были не столько злоупотребления и необдуманная торопливость, сколько тяжкие условия военного времени, когда часто некогда было подумать о более легком для народа устройстве его труда. Петр хотел, чтобы «народу легче было», но не успевал в этом, гонимый военной нуждой. И ему самому эта нужда была не легка и очень сократила годы его собственной жизни.

Обучение и набор флотских экипажей при Петре I

Заботы Петра о создании и обучении личного состава флота начались еще в 1697 г., когда были отправлены три партии стольников в Венецию и четвертая в Англию и Голландию. В 1699 г. эти стольники вернулись, и царь сделал им экзамен в Воронеже. На корабле, стоявшем на якоре, делали стольники «экзерцицию» «к великому удовольствию его величества и всех бояр»; но экзамен из морских наук, сделанный самим Петром, выдержали сколько-нибудь удовлетворительно всего четверо; вообще из этой первой посылки вышло для флота мало хороших моряков; более удачна была «посылка» в 30 человек, отправившихся вместе с царем в Голландию и Англию.

Первые матросы русского флота были те же «потешные», которые маршировали с Петром из Преображенского на Воробьевы горы, строили Прешпурх, брали и защищали его, ломали Кожуховский поход, а потом незаметно оказались заправскими солдатами под Азовом и Нарвой. На Плещеевом озере, на Белом море, при походе на судах к Азову эти «потешные» несли и матросскую службу. Некоторые из преображенцев, сохранив свое звание по гвардии, совсем зачислились во флот; это были известные капитаны Ипат Муханов, Иван и Наум Сенявины, практически изучавшие флотское дело на голландских и английских военных судах.

Настоящие матросы, т. е. приставленные исключительно к морскому делу, появляются впервые в большом количестве на судах азовского флота, лишь с 1700 г., когда записаны были в матросы 1.104 человека из солдат.

Первый набор «в матросы» был произведен только в 1702 г.; интересно, что, кроме призванных 1.300 человек, записалось в матросы 394 человека разных званий охотниками в возрасте от 12 до 20 лет. Когда азовский флот прекратил свое существование, экипажи его судов были переведены на Белое море и в возникавший балтийский флот. В конце 1703 г. Петр велел перевести из Азова в Олонец всех иноземцев, русских и пленных татар и турок, «которые в морском хождении на галерах были свычны». В матросы флота старались набирать людей молодых, сколько-нибудь привычных к воде, преимущественно жителей Поволжья, Поморья и Озерной области. Осенью 1705 г. возвратились на родину молодые люди, учившиеся два года в Голландии. С основания флота и во все время шведской войны на русскую морскую службу нанималось много иностранцев разных чинов, начиная от адмиралов и кончая матросами.

Так, в 1704 г. в Голландии в русский флот нанято было 69 офицеров, 13 лекарей, 103 унтер-офицера и 3 матроса; в 1707 г. в Амстердаме нанято было 1.500 матросов; в 1708 г. Петр приказывал нанять в Венеции, «ежели найдутся, из славян известных маринеров». При настоятельной нужде в знающих морское дело людях, Петр приказывал брать, против их воли, матросов с торговых иностранных кораблей, как это, напр., случилось раз в Архангельске в 1705 г.; брали этих матросов, разумеется, за хорошую плату, но такие меры, конечно, вызывали недовольство иностранных правительств и могли невыгодно отразиться на торговле, и потому были оставлены Петром.

Постепенно, по мере того, как в офицеры выходили свои, обучавшиеся на иностранных судах, и образовались обученные команды русских матросов, прием на службу иностранцев сокращался все более и более; после войны все матросы-иностранцы были уволены, и в 1720 г. в числе 7.205 матросов русского флота не значится уже ни одного иностранца. Среди офицеров было, однако, много иностранцев, служивших по найму. В 1705 году на эскадре, зимовавшей у Котлина, русские офицеры составляли только четверть всего количества офицеров, но уже в 1723 г. вице-адмирал Крюйс, сам голландец, писал генерал-адмиралу Апраксину так: «По моему мнению, ни одного иноземца в офицеры не надлежит принимать, который не был бы добрым штурманом, понеже здесь и своих русских офицеров довольно есть». Петр, вообще очень ценя и уважая таких честных и знающих служак, как Крюйс, любил, чтобы во главе российского флота хоть номинально стояли русские. Так, даже Крюйс всегда зависел по службе от генерал-адмирала Апраксина. Петр был очень доволен, когда русские суда пошли первый раз в Испанию и Францию с русскими командирами.

На 32-пушечном фрегате полагалось тогда до 80 человек экипажа, на 50-пушечном – до 300, а на 84-пушечном – 650 человек.

Жизнь матросов петровского флота

Матросам флота петровских времен жилось очень неважно. Помещались они обыкновенно в трюме, среди бочек с водой. Эти бочки от качки часто давали течь; вода, вытекая из них, образовала, смешиваясь с песчаным балластом, грязь, превращая трюм в какое-то болото. Рогожные кули, в которых на флоте хранился провиант, загнивали и распространяли ужасный запах; огромные корабельные крысы, случалось, кидались на людей и часто кусали сонных; провизию составляли дурно пропеченные сухари и солонина, часто уже испорченной доставленная на судно; в случаях долгого плавания эта участь постигала и свежую солонину, сухари покрывались противной зеленой плесенью, становились горькими и затхлыми, портилась и вода в бочках, принимая вид и цвет жидкого кваса, а вкус и запах тухлых яиц; каменный или песчаный балласт, занимая много места, не позволял погрузить достаточно воды и провианта, и при долговременных плаваниях, когда запасы взятой провизии иссякали, матросам приходилось довольствоваться уменьшенными порциями.

Больных и умерших было поэтому во флоте всегда очень много. Случалось, что всю эскадру охватывала какая-нибудь острая желудочная эпидемия, и экипажи приходилось, для освежения кораблей, свозить на берег. Англичанин Паддон, один из лучших адмиралов Петра, относившийся к матросам очень хорошо и человеколюбиво, утверждал, что русский флот, вследствие дурного продовольствия, терял людей вдвое более любого иностранного флота. В 1716 г. Девиер писал из Копенгагена: «Здесь мы нажили такую славу, что в тысячу лет не угаснет. Сенявинской команды умерло здесь близко 150 человек, и из них много бросали в воду в канал, а ныне уже человек 12, которых принесло к дворам... и я, увидев то, хотя и не из моей команды, однакож велел вытаскивать из воды и хоронить, а народ здешний о том жалуется, и министры некоторые мне говорили и хотели послать к королю». В 1717 г. у Паддона рекрутам было доставлено такое продовольствие, что многие заболевали, шли в госпиталь, но и там от худого смотрения и содержания умирали; другой раз, тоже благодаря гнилому продовольствию, у него из 500 рекрут осталось в течение одного месяца всего 278, да и те «почитай, померли с голоду, – писал Паддон, – и обретаются в таком бедном состоянии от лишения одежды, что, опасаюся, вскоре помрут. Морские служители и по се число, 11 октября, содержатся на кораблях и ночуют, которым зело студено ныне». «Ваше сиятельство, – писал Паддон Апраксину в 1718 г., – неведомы есть о половине бедностей людских здесь. Боже, помоги им!» Паддон ходатайствовал об улучшении жизни матросов перед самим царем, писал ему, что «от доброго провианту будут и люди лучше, а в его величества службе надобно лучших людей»; что от дурного содержания на флоте теряются старые, опытные матросы, а на выучку таких же опытных из молодых нужно долгое время. Царь вполне сочувствовал тому, что говорил Паддон, содействовал исполнению различных улучшений матросского быта, но вникнуть во все, все устроить и все сделать безукоризненно было не во власти даже самого Петра, а его сотрудники не всегда стояли на высоте задачи и не всегда были бескорыстны.

Флотским офицерам тоже приходилось трудно. Их, прежде всего, было очень мало; хороших штурманов, т. е. знающих море и берег и морские пути людей, было совершенно недостаточно; верных морских карт и измерений не существовало, о течениях имелись самые смутные представления, не все ладно обстояло в уменьи обращаться с компасом, вычисление пути могли делать только очень приблизительное; кроме всего, этого, большинство офицеров были люди разных национальностей и с трудом объяснялись как друг с другом, так и с командой.

Заботы Петра I о флоте

Но все эти недостатки, злоупотребления, вольные и невольные прорехи, покрывала могучая воля одного человека, которому море было родной стихией, а морская служба – любимое дело. Корабли петровских времен не стояли праздно в портах и выходили в море вместе со льдом, часто прорубаясь в нем, и только окончательное замерзание моря глухой осенью загоняло петровский флот в гавани. Царь строго требовал, чтобы корабли не застаивались в гаванях, и когда раз, в 1716 г., флот, по допущенному вице-адмиралом К. И. Крюйсом недосмотру, не мог выйти для осеннего рейса в море, заслуженный старик вице-адмирал получил такое внушение: «Я с великим неудовольствием слышу, что ревельская эсквадра так у вас неуправна, и осеннее время пропущено; ежели впредь так поступать станете, можете живот свой потерять». Встревоженному и опечаленному этой неудачей адмиралу Ф. М. Апраксину царь писал тогда же: «Зело вас прошу для Бога не печалью исправлять дело, ибо из письма вашего вижу, что зело печалишься о сем; пожалуй, побереги себя – воистину надобен». Благодаря такой школе, вырабатывались хорошие моряки, и число крушений, например, было сравнительно очень невелико, несмотря на долгие и поздние плавания; победы над шведскими судами при столкновениях свидетельствуют также, что, несмотря на внутренние недостатки и тяготу существования на кораблях, офицеры и матросы были одушевлены тем делом, которое делали, и делали его так, что адмирал Петр Михайлов был ими доволен. Взыскивать приходилось только за «шумство», т. е. пьяную драку, что случалось очень нередко. К концу царствования Петра русский флот состоял из 48 линейных кораблей, а галер и других мелких судов считалось в нем 787; всего экипажа было без малого 28.000 человек. Достигнут такой результат менее чем в 25 лет, если считать за начало постройку азовского флота.

Добыть море для России было заветной мечтой Петра, в исполнении ее он видел задачу своей жизни, залог благоденствия отечества.

«Господь Бог посредством оружия возвратил большую часть дедовского наследства, неправильно похищенного, – говорил Петр.– Умножение флота имеет единственно целью обеспечение торговли и пристаней; пристани эти останутся за Россией, потому что они сначала ей принадлежали; во-вторых, потому, что пристани необходимы для государства, ибо чрез сих артерий может здравее и прибыльнее сердце государственное быть». В декабре 1716 г. буря разрушила мол строившейся ревельской гавани и сильно потрепала зимовавшую за его прикрытием эскадру. На донесение Меншикова об этом несчастье царь писал между прочим: «Крайнее б бедство было, ежели б флот пропал, и дай Боже, чтоб более не было... Храни Боже! все наши дела испровергнутся, ежели флот истратится». Утешая царя, Меншиков в своем донесении напоминал царю известный рассказ о том величии духа, с каким король испанский Филипп принял известие о гибели своего флота. «А что пишете славной пример короля гишпанского, – отвечал царь, – то правда, только вы забыли написать конец его речи, что имею еще другой флот в сундуках»... А петровские сундуки были сильно поистощены именно на постройку и содержание флота. В 1712 г. на содержание флота было отпущено 400.000 руб.; в 1715 г.– уже 700.000, в 1721 г.– 1.109.000 руб.; с 1722 г. по 1725 г.– свыше полутора миллиона ежегодно. Это значит, что расходы на флот составляли более трети всех расходов на военные нужды, составлявших, в свою очередь, от двух третей до четырёх пятых всего государственного бюджета. Море, морское дело, флот, корабли – все это сделалось родной стихией душе Петра, и он был прекрасным знатоком морского и корабельного дела; современники считали его лучшим корабельным мастером в России, он мог быть не только опытным руководителем и надзирателем при постройке корабля, но и сам умел построить корабль от киля до тонкой кормовой резьбы. Корабль азовского флота «Готе Предестинация», т. е. «Божие Предведение», построенный по чертежам и при участии царя, был снабжен килем особого устройства, придуманным Петром: в случае повреждения этого киля кораблю не угрожала течь; такие кили были потом применяемы на английских кораблях. Корабль балтийского флота «Полтава», тоже построенный Петром по его чертежам и под его личным руководством и наблюдением, отличался очень хорошими морскими качествами и был хороший ходок. Корабль «Ингерманланд», построенный в России, превосходил своими морскими качествами корабли, купленные за границей. «Корабль „Ингерманланд“, – писал царь, – на парусах зело изрядный, так что лучше его нет, и только не отстают от него братья его, а приемыши все позади».

Проживая в Петербурге, Петр дня не пропускал без того, чтобы не заглянуть в адмиралтейство и не постучать там топором, прикинуть чертеж, сделать строителям несколько практических указаний, поспорить о той или иной детали строящегося для флота корабля со своими любимыми мастерами Петром Казанцем, Федосом Скляевым и Гаврилой Меншиковым, с которыми плечо о плечо он изучал корабельное дело и строил азовский флот. Эти невидные приятели Петра пользовались большим его расположением, и для них царь Петр был чтимым, любимым не за страх, а за совесть капитаном и отцом. «Mein Her captein un Fader, – писали Скляев и Гаврила Меншиков, поздравляя Петра андреевским кавалером, – здравствуй о Господе, дослужившись кавалерии св. апостола Андрея. Благодарим милости вашей о известии взятия дву фрегатов...» Her captein не забывал своих мастеров, уведомлял их о победах, о веселье, о самом себе, а мастера, в свою очередь, поздравляли царя с победами, сообщали о ходе кораблестроения, писали о своих пированиях: «Были в дому Федора Матвеевича зело шумны: с Иваном („Хмельницким“) был бой, и он нас пошиб». Еще в азовское время, поджидая в Воронеже Скляева, Петр разнес, на чем свет стоит, страшного «монстру» князя-кесаря Ромодановского, который осмелился задержать Скляева в Преображенском за драку с солдатами. На свадебном пиру царя в 1712 г. Федос Скляев сидел «на братнем месте», занимая третье место после государева, тогда как первое и второе занимали вице-адмирал Крюйс и шаутбенахт Боцис, шаферами же государя, кроме Меншикова, были все морские офицеры – Гослер, Папагай, Муханов, Вильбоа, Наум Сенявин, Мишуков – тот самый, которому Петр первому из русских доверил команду над фрегатом.

Царь сам заботливо следил за подготовкой офицерского состава своего флота; десятки и сотни молодых людей отправлялись им за границу для практического и теоретического изучения морского дела в Голландии, Англии, Франции, Испании Венеции. В Петербурге была основана морская академия. И свои и иностранные выученики подвергались строгому и тщательному экзамену, обыкновенно в присутствии царя, и на этом экзамене требовалось не показное, а деловое, честное знание. Утайки, как и вообще лжи, Петр не терпел и строго карал за попытки обмануть его; только правдивое, откровенное сознание в том или ином прегрешении могло избавить вольного или невольного виновника от строгой вспышки гнева царя-работника.

Во время одного экзамена обучавшихся за границей для службы на флоте молодых людей царь ходил, по своему обыкновению, взад и вперед по комнате, слушая ответы экзаменующихся. От внимания его не укрылось, что в те мгновения, когда он становился спиной к экзаменующимся, один из них подсказывает другому. Царь остановил сердобольного подсказчика, и тут выяснилось что подсказчик – не ученик, а слуга-калмык, бывший со своим барином за границей, служивший ему там и попутно учившийся всему тому, что должен был изучать его господин. Слуге наука пошла более впрок, и вот на царском экзамене он и пытался выручать своего господина из трудных положений. Царь сам стал экзаменовать калмыка, а потом его барина, и нашел, что слуга знает науку много лучше барина. Калмыку тут же была пожалована вольность и чин мичмана, а барина велено было записать в матросы и отдать в команду бывшему слуге, «дабы он постарался научить его тому, что сам разумеет». Потом этот калмык дослужился до контр-адмиральского чина.

Величайшим морским торжеством для Петра был всегда спуск на воду нового корабля. Эта церемония должна была происходить в его присутствии и под его руководством.

Торжественно справлялось появление среди судов русской эскадры «Дедушки русского флота», того самого ботика, который Петр разыскал в амбарах села Измайлова и на котором учился основам морского дела. В 1723 году ботик был торжественно приведен в С.-Петербург. От пристани Александро-Невского монастыря до Троицкого собора царь, сам управляя рулем, вел ботик мимо выстроившихся по реке военных и частных судов, которые отдавали честь своему дедушке. По берегу стояли толпы народа и выстроилась гвардия, приветствовавшая ботик ружейными залпами и преклонением знамен. 30-го мая, в день рождения государя, ботик снова показался на Неве; при его появлении раздались приветственные залпы с кораблей, с крепости, с берега от гвардейских полков. После литургии в Троицком соборе, «кушали все знатные персоны в сенатских палатах и веселились довольно». За обедом были предложены только четыре тоста: первый «во славу Божию», второй в честь новорожденного, третий за «Дедушку русского флота», четвертый «за здравие семейства Ивана Михайловича Головина», т. е. за весь флот, так как Головин – «обер-серваер флота» – был главным начальником всего кораблестроительного дела.

Ботик велено было хранить в адмиралтействе заботливо и бережно. Царь дал распоряжение, «чтобы во время грому и молнии все люди, ночующие в адмиралтействе на обеих вахтах – морской и сухопутной – были в осторожности и с пожарными инструментами в готовности, а когда какое несчастье от грому или от огня, от чего Бог да сохранит, случится, тогда бот... оставляя другие нужды, спускать на воду, чтобы оному никакого повреждения не было». В августе того же года «Дедушка» посетил своих внуков в гавани Котлина острова. Здесь «Дедушку» флота спустили на воду адмиралы, почетное место занял на ботике генерал-адмирал гр. Ф. М. Апраксин, царь, по своему адмиральскому чину, правил рулем, вице-адмирал кн. А. Д. Меншиков нес обязанности лоцмана, а обер-цейхмейстер генерал Отто стрелял, как канонир, из маленьких пушечек ботика, отвечая на гром салютов с кораблей эскадры и с крепости. После этого торжества ботик был отправлен снова в Петербург и мимо пленных шведских судов отведен в Петропавловскую крепость, где с большими почестями и был водворен на пребывание.

Высоко ценя и уважая своих деятельных сотрудников в морском деле, Петр воспитал в них ту большую доблесть, которая так ярко выступает в делах со шведами, и чувство собственного достоинства, любви и уважения к флагу, как представителю царя и России на чужбине. Раз вышел такой случай: на пути в Англию один из лучших петровских капитанов, Наум Сенявин, зашел со своим фрегатом в голландскую гавань. Голландцы почему-то захотели подвергнуть осмотру русский военный корабль, чего по морским правилам делать не полагается. Сенявин наотрез отказался, и тогда наш торговый агент Соловьев стал ему указывать на неудобство отказа голландцам в их желании осмотреть корабль и сказал, что судно могли бы за это арестовать. Сенявин вспыхнул и горячо ответил:

– Корабля своего осматривать не дал, то есть правда, того ради, что я хочу еще честь и живот мой продолжать, а буде я дал бы мой корабль осматривать, то весьма честь и живот вскоре бы минулся; и хотел бы я того шельмеца видеть, который грозил арестованием моего корабля! Разве и весь голландский флот на мя подвигнется, и тот добровольно осматривать не может, разве силою. Правда, мы здесь сильны только одним флагом и вымпелом, но потому-то и не боимся всего их флота, а за оные его такие непотребные слова (об аресте фрегата) вашей милости бы надлежало донести кому надлежит: понеже хотя бы на барке был поставлен флаг и вымпел его величества, то уже судно стало военным, а не торговым, и всякий голландский корабль мусит (должен) салютовать и вымпел свой спустить, что мы столько раз видели, и впредь так будет!

Морские операции флота Петра I

Морские операции петровского флота до сих пор еще мало изучены, но специалисты всегда указывают на такие действия, как под Выборгом в 1710 г., на Гангутский бой в 1714 г., крейсерство капитана Бредаля в Балтийском море в 1715 г. и набег Апраксина на берега Швеции в 1719 г., как на образцовый по тщательной маневрировке и обдуманным, сознательным и смелым действиям, свидетельствующим о том, что во главе кораблей и эскадр Петра стояли опытные люди и распоряжались они умелым экипажем.

Через два года после славной Гангутской победы 1714 эскадры Петра – свои гости на копенгагенском рейде и совместно с датской, голландской и английской эскадрами предпринимают ряд мавевров с целью очистить Балтийское море от шведских каперов, мешавших торговле Англии и Голландии с русским побережьем.

Не только своему высокому положению обязан был Петр и одной из счастливейших минут своей жизни. Это было знаменитое его командование флотами четырех держав в 1716 г., когда в датских водах находились союзные эскадры датская и русская и пришли английская и голландская для охраны от шведских каперов своих купцов.

Петр думал тогда из Дании сделать высадку на шведский берег и сосредоточил в Копенгаген целый корпус своих войск, а на копенгагенском рейде держал почти весь свой флот. Англичане и голландцы хотели пройти в Балтийское море, чтобы проводить свои торговые суда. Петр убедил датчан присоединиться и хотел идти сам со своими судами.

Адмиралы соединенных флотов просили царя, как опытного командира, взять на себя общую команду. Можно себе представить радость и удовольствие Петра при этом лестном предложении со стороны таких моряков, как англичане и голландцы, свидетельствовавшем об их уважении и доверии к царю и его юному флоту. 5-го августа Петр поднял свой штандарт при грохоте салюта со всех судов четырех эскадр. Начался маневр. По сигналу царя-адмирала авангардию составили 16 английских кораблей, кордебаталию (среднюю часть) – датчане в числе 17 кораблей, аррьергардию составили 13 русских фрегатов. Вне линии, против середины кордебаталии шел под царским штандартом корабль «Ингерманландия», а за ним отдельная линия из 4 русских фрегатов и 3 шняв – легких посыльных судов. 25 голландских кораблей, 3 английских, 2 датских и несколько русских составили отдельный отряд. В полдень по сигналу царя корабли снялись с якорей и пошли в Балтийское море – сначала англичане, потом голландцы, потом датчане и, наконец, новые вежливые хозяева Балтийского моря, русские. К ночи 8-го августа английские, голландские и русские суда подошли к северному берегу острова Борнгольма; на следующий день подошли и датчане, отставшие, как писал царь, «за тупостью кораблей». Отсюда Петр должен был возвратиться в Копенгаген, потому что датчане не хотели запереть вместе с другими союзниками шведскую военную гавань Карлскрону, что стремились сделать царь и английский адмирал Норрис.

Это командование четырьмя флотами осталось навсегда радостным событием для Петра, и он всегда с особым удовольствием вспоминал о нем. В честь события была, по его повелению, выбита особая медаль, на одной стороне которой красовался бюст Петра, а на другой – Нептун на колеснице с русским штандартом и тремя союзными флагами; здесь была и надпись: «Владычествует четырьмя. При Борнгольме».

Никакая волна, никакая буря не могли остановить Петра от поездки по морю на яхте, легкой парусной шлюпке или на весельном боте. Не раз в бурную погоду у матросов и гребцов, возивших Петра, опускались руки и замирало сердце, а он, смело и крепко держа в руках штурвал, ободрял оробевших:

– Чего боитесь? Царя везете! Не было еще того, чтобы утонул русский царь!– и всегда счастливо избегал опасности.

Зимой, когда лед сковывал водную стихию своей крепкой броней и Петру приходилось отказаться от пребывания возле моря и на кораблях, он приказывал обыкновенно прорубить во льду Невы перед дворцом канал в несколько десятков сажен длины и почти каждый день катался здесь на весельном катере, сам работая веслами. Очень он любил также зимой катанье на буэрах, поставленных на полозья и управлявшихся парусами. Каждый праздник целая вереница таких суденышек-саней скользила по невскому льду и мчалась в Петергоф.

Летом Петр всегда старался прожить хоть несколько дней в Петергофе, этом очаровательном приморском дворце. Подолгу просиживал он на террасе своего маленького дворца, любуясь морем и видневшимся вдали Кронштадтом с его укреплениями и эскадрой кораблей.

Море, доставлявшее так много радости и труда Петру, было и ближайшей причиной его смерти. В один темный и бурный ноябрьский вечер 1724 г. с версту от Лахты стал на мель шедший из Кронштадта бот с солдатами и матросами. Царь находился в это время как раз в Лахте, проездом на оружейный завод в Сестрорецке. Он увидел бедствие и послал шлюпку стащить бот с мели, но шлюпка не могла это сделать. Меж тем волны уже совсем захлестывали бот, и судну с окоченевшими людьми грозила неминуемая гибель. Петр, уже давно прихварывавший, бросился в шлюпку и, доехав до места гибели, выскочил на отмель, где, стоя по пояс в ледяной воде, стал распоряжаться спасением людей. Все были спасены, но это стоило Петру сильной простуды, от которой его болезнь усилилась и в два месяца свела его в могилу. 28 января 1725 г., в первой четверти шестого часа утра, «уснул от трудов Самсон Российский».

При Петре I в России впервые появился собственный морской флот, пусть даже и укомплектованный офицерами-иностранцами (в этом не было ничего зазорного – к примеру, почти половина офицеров датского флота в XVII веке были голландцами). Однако его реальная история была печальной: дорогостоящая царская игрушка, ради которой выбивались налоги из замордованного податного населения, роли заметной в войнах не сыграла и благополучно сгнила…

Если отбросить ритуальное бахвальство и патриотическую трескотню о подвигах чудо-богатырей и величии Родины, то непосредственные итоги боевой деятельности российских моряков в Северной войне 1700-1721 годов при ближайшем рассмотрении оказываются более чем скромными. Флот вообще стал, наверное, самым противоречивым деянием первого российского императора.

Практически в течение всей сознательной жизни корабли оставались для Петра наиболее сильной страстью. Зачастую заглушавшей все доводы разума и здравого расчета. К парусам и веслам он испытывал чувство сродни физиологическому («корабли – дети мои»).

Но по большому счету морские эскадры в его руках являлись все же не инструментом внешней политики (или способом приобретения денежной прибыли), а очень напоминали огромную чрезвычайно дорогую игрушку (стоимостью от четверти до трети госбюджета), изготовленную только ради прихоти венценосного романтика.

Судите сами – Азовский флот сгнил, так ни разу и не вступив в бой с неприятелем. Прорыв в Средиземное – или хотя бы в Черное – моря остался пустой мечтой. А эскадры Балтийского флота нанесли противнику столь непропорционально малый ущерб в сравнении с усилиями, потребовавшимися для обзаведения ими, что отечественная историография по сию пору стесняется этой статистики.

За весь период боевых действий петровские моряки сумели вырвать из рядов врага всего один (!) линкор, да и то в самом конце войны. В то время как, например союзный русскому датский флот только лишь в одном 1715 году захватил четыре таких судна у шведов.

Впрочем, иного результата ожидать и не приходилось. В отличие от армии, идеи и цели которой были понятны и близки большинству россиян, флот не мог найти в традиционно сухопутной стране никакой опоры ни в умах, ни на практике. Морское мышление нации выковывается многими поколениями широких групп населения, чьи деловые и финансово-экономические интересы напрямую зависят от мореплавания.

Создать такой слой искусственно в традиционно сухопутном государстве не удавалось еще никому. И потому выглядит вполне закономерным то, что со смертью Петра мало кому понятная «игрушка» сразу же захирела.

Художник Сергей Пен. Царь Петр идет к Адмиралтейству

После 1724 года (Петр умер в феврале 1725-го) из всех огромных 70-90-пушечных линкоров, во множестве построенных «царем-шхипером» на выколачиваемые из нищих мужиков последние копейки, в море из базы всего несколько раз выходил только один.

Остальные сгнили, простояв у причалов без всякой пользы. И превратившись, таким образом, видимо, в самый дорогой в мире (и самый недолговечный) памятник ограниченности власти даже великих самодержцев. Грезы о «царстве» над океанами так и остались грезами. Правда, за последующие 300 лет идею морского величия петербургские и московские правители не единожды пытались реанимировать.

Потуги эти каждый раз неизменно заканчивались очередным крахом. Однако желающих побаловаться широкомасштабными экспериментами с предрешенным банкротством в финале меньше не становится. Во всяком случае, споры на тему «нужен ли большой флот России» продолжаются в нашей стране и сегодня.

У разбитых корыт

Начатое Петром I в период подготовки к Азовским походам 1695-1696 годов военное кораблестроение на юге России продолжалось самым интенсивным образом вплоть до того момента, когда владелец «шапки Мономаха» ввязался в новое рискованное предприятие – в войну против Швеции.

Всего до 1700 года в качестве основных сил (то есть без учета небольших парусных кораблей и всевозможных гребных конструкций) Азовского флота было заложено 51 судно различных типов – галеасы, баркалоны, барбарские и классические линейные корабли, которые по рангу были не меньше фрегата. То есть могли нести на борту от 28 до 70 орудий, включая пушки средних и крупных калибров.

70-пушечных – 2
66-пушечных – 1
64-пушечных – 1
62-пушечных – 3
58-пушечных – 3
54-пушечных – 1
52-пушечных – 5
46-пушечных – 1
44-пушечных – 9
40-пушечных – 2
38-пушечных – 2
36-пушечных – 12
(36-40)-пушечных – 6
34-пушечных – 1
30-пушечных – 1
28-пушечных – 1

Из этого количества построили и спустили на воду к началу Северной войны 37 судов. Но поскольку все они проектировались далеко не лучшими специалистами, без разбора приглашенными из европейских стран, то оказались весьма неудачными.

К тому же и качество работ, осуществлявшихся руками неопытных русских рабочих, было ниже всякой критики. Не говоря уж о том, что использовался совершенно непригодный материал – непросушенная древесина, да еще неоптимальных сортов.

Поэтому в море из числа «новорожденных» сравнительно быстро («быстро», разумеется, по русским меркам – к лету 1699 года) сумели вывести только 11 далеко не самых крупных вымпелов:

52-пушечных – 2 («Крепость», «Скорпион»)
38-пушечных – 1 («Безбоязнь»)
36-пушечных – 5 («Благое начало», «Сила», «Отворенные врата», «Цвет войны», «Апостол Петр»)
34-пушечных – 1 («Апостол Павел»)
30-пушечных – 1 («Соединение»)
28-пушечных – 1 («Меркурий»)

Кроме того, 52-пушечные корабли «Флаг» и «Звезда» удалось привести в Азов, где их очень долго пытались «довести до ума». Но все усилия результата не принесли. На «большую воду» они так и не вышли.

Помимо отвратительного качества изготовления «плавсредств», одна из главнейших ошибок судостроителей и моряков петровского флота заключалась в том, что все верфи располагались чрезвычайно неудобно – за сотни километров от Азова – у Воронежа, по берегам верхнего течения Дона и его тамошних притоков.

А уровень воды в реках нередко падал так, что совершенно не позволял сколько-нибудь крупным кораблям плавать по ним. Отчего они после спада весеннего половодья, стояли все лето (а зачастую и зимовали) в совершенно необорудованных местах – нередко посреди русла – на какой-либо мели. Что в скором времени окончательно лишало царских корабельщиков надежды привести свои изделия пусть даже в состояние ограниченной боеспособности.

Торопливые попытки строительства «на скорую руку» примитивных плотин не принесли желаемого результата. Проблема требовала более вдумчивого подхода и профессиональной организации.

Тем не менее, дорогостоящие работы по созданию огромного флота, привязанного к только что отвоеванному небольшому кусочку побережья маленького и мелкого моря (с узким и прекрасно контролируемым потенциальным противником выходом на перспективу более крупной акватории) продолжались и в течение всего первого – наиболее трудного периода борьбы против Карла XII.

Однако результаты титанического напряжения получились, мягко говоря, неадекватными. Из 38 упомянутых выше кораблей оставшихся к началу 1700 года в Донском бассейне, за последующее 5-летие удалось достроить и вывести на «соленые просторы» всего только 3 вымпела:

36-пушечных – 1 («Разженное железо») в 1702 году
66-пушечных – 1 («Святой Георгий») в 1703 году
40-пушечных – 1 («Еж») в 1704 году

Таким образом, лето 1704 года превратилось в наивысшую точку развития (по крайней мере, количественного) Азовского флота. Построенные из сырого леса суда быстро сгнили и одно за другим начали выходить из строя. А последней, увидевшей морские волны боевой единицей довоенной закладки, стал 58-пушечный линкор «Гото Предестинация».

Он добрался до Таганрога – недавно возведенной неподалеку от устья Дона главной базы Азовского флота – летом 1711 года, когда большинство его ровесников «по зачатию» уже «почили в бозе». Между тем именно в то лето наступил момент, для которого, собственно говоря, с таким надрывом жил всего государственного организма кораблями и обзаводились – началась война с Турцией.

Немногим ранее (с середины 1710 года до весны 1711-го) притащили к Азову и четырех последних «страдальцев-путешественников»:

62-пушечных – 2 («Дельфин», «Вингельгак»)
52-пушечных – 1 («Геркулес»)
44-пушечных – 1 («Слон»)

Но эти суда оказались в настолько «сыром» состоянии (в прямом и в переносном смысле этого слова), что при всем старании в строй их поставить не получилось. Так же как и 30 (!) остальных красавцев (из 51 заложенного), окончательно сгнивших в водоразделе Дона и его притоков. К 1711 году все их благополучно разобрали на дрова. Что и говорить итоги попытки первого петровского «большого морского скачка» вышли не просто неудачными, а на редкость удручающими.

Царь, конечно же, знал о плачевном положении своего южного флота. И, несмотря на все трудности борьбы со шведами пытался выправить ситуацию у Азовского моря. Он регулярно приезжал в этот регион, лично руководил судостроением, пытался наладить возведение более основательных гидротехнических сооружений, облегчавших продвижение кораблей от верховьев Дона к его устью. И продолжал нанимать в Европе специалистов для осуществления данных работ.

Одновременно российский монарх предпринял вторую попытку «прыгнуть выше головы» – на прилегающих к Воронежу верфях заложили еще 20 больших кораблей (подробный список кораблей с их «биографиями «):

82-пушечных – 1
80-пушечных – 4
70-пушечных – 2
60-пушечных – 4
50-пушечный – 1
48-пушечных – 7
24-пушечный – 1

Из них до Прутского похода (1711 год) успели спустить на воду лишь 8 судов. А преодолеть длинный путь до устья Дона сумели вообще только два – 50-пушечная «Ластка» и 60-пушечная «Шпага». Впрочем, «Шпагу» у Азова вновь пришлось поставить на ремонт – на сей раз «вечный». Поэтому реальное пополнение ограничилось всего одним далеко не самым крупным кораблем.

К тому времени из всех судов, доставленных в Азовское море в 1696-1704 годах, не сгнили до конца и были способны сколько-нибудь далеко отойти от берега всего два самых маленьких – «Соединение» и «Меркурий». Вместе с «Ласткой» и «Гото Предестинацией» они и составили отряд, который обозначил попытку боевых действий на море против турецкого флота в 1711 году (оказать им содействие пытались и более мелкие – в основном парусно-гребные суда, но их в боеспособном состоянии к тому времени тоже находилось очень мало). Таким оказался печальный итог всех запредельных усилий «азовского» кораблестроения.

Итак, повторим, за полтора десятка лет – с 1696-го по 1710 годы Петр I заложил на верфях Азовского флота 71 крупный корабль (по водоизмещению и вооружению как минимум не меньше фрегата). Но в море по истечении этого срока могли выйти только 4 из них.

То есть, не смотря на умопомрачительные расходы, создать хотя бы частично работоспособный инструмент не удалось. Корабли вроде бы строились во множестве, но когда в них появилась нужда, то оказалось, что их нет.

По общеевропейским меркам парусник конца XVII – начала XVIII веков должен был «жить» не менее 25-30 лет (на практике зачастую по 50-60). В противном случае содержание флота открытого моря теряло всякий смысл, поскольку задача возобновления его «поголовья» в более короткие сроки просто «расплющивала» бюджет любого – самого богатого государства.

В завершение обзора азовского кораблестроения нельзя не указать также и на некоторые сюжетные линии данной темы, которые хотя и имеют к ней лишь косвенное отношение, но прямо-таки режут глаз. В отечественной историографии их уже традиционно принято обходить молчанием, поэтому они практически не разработаны.

Однако даже беглый взгляд, брошенный на в общем-то небольшой объем информации, изложенной выше, не оставляет сомнений в том, что Петр I, вопреки всему своему авторитету самого убежденного и последовательного российского западника, предпочитавшего работать в рационально-деловом европейском стиле, все же, в основополагающих стратегических поступках зачастую оставался глубоко русским человеком. То есть таким, который чужд потребности в разумной достаточности и с трудом учится даже на собственных ошибках.

Иначе как объяснить тот факт, что, будучи уже весьма зрелой личностью и имея немалый реальный опыт судостроения (Плещеево озеро, Архангельск, Азовские походы), вкупе со знанием истории развития иностранных флотов, он вдруг на совершенно пустом месте захотел получить все и сразу? В результате, в соответствии с самой устойчивой национальной традицией – в прямом и переносном смысле слова – остался у «разбитых корыт».

Расквасив нос об азовские берега, царь, как истинно русский человек, всегда ищущий «свой особый не похожий на других путь» в виде халявной обходной тропинки, через несколько лет в Прибалтике вновь «наступил на старые грабли» – повторил практически весь набор недавно пройденных ошибок.

От «в лес идти – собак кормить» (то есть начал войну совершенно к ней неготовым), до организации верфей для постройки крупных кораблей за сотни километров от моря. Не говоря уж про сборку судов из сырого леса. Да еще вдобавок из совершенно неподходящих для этого дела сортов древесины. В итоге вскоре опять в наличии остались только гнилые «корыта» и заброшенные предприятия, на постройку которых ушло столько сил, средств и человеческих жизней, что количество это даже приблизительно трудно подсчитать.

Поэтому можно смело сказать, что главной пружиной все же обеспечившей материализацию наиболее сокровенной петровской мечты о собственном военном флоте, стало обыкновенное упрямство. Не опуская рук, с энтузиазмом неофита, русский монарх раз за разом начинал все сначала.

Если взглянуть под таким углом на создание им морской силы на Балтике (обычно рассматриваемого отечественными историками в отрыве от фиаско азовского «большого скачка» и с затушевыванием неприятных фактов первого десятилетия судостроения на северо-западе), то из великого деяния гениального реформатора это событие превращается просто в последнее звено длинной цепи из не слишком удачных дел.

А если называть все своими именами, то в непомерно дорогое удовольствие капризного большого ребенка, поздно получившего в руки вожделенную заграничную игрушку. Которая, кстати, после его смерти опять-таки сгнила без всякого применения, выдав в чистом остатке привычный финал – все то же «разбитое корыто».

Откуда дровишки? С верфи, вестимо!

Давно известно, что Россия в любую войну (включая и те, которые она развязывает сама) почему-то вступает неготовой. Но кровавый спор с Карлом XII, начатый Петром I в расчете на быструю победу, выделяется даже на таком специфическом фоне. Не понятно, что помешало русскому царю организовать тщательное предварительное обследование будущего театра боевых действий.

Время позволяло наметить удобные места предполагаемых верфей, а также заготовить в глубине страны для них оборудование и наладить производство узлов небольших кораблей. После нападения на шведов все это легко можно было перебросить на северо-запад, а там быстро собрать. И таким образом хотя бы к 1701 году обзавестись необходимыми флотилиями.

Однако «легкой дороги» традиционно искать не стали – пошли наоборот самой ухабистой. Площадки для верфей и всю древесину, как для возведения самих заводов, так и для судов, планировавшихся там к постройке, выбирали уже после начала боев – в страшной спешке. Поэтому предприятия оказались поставленными в очень неудобных местах. А корабли начали делать из первого попавшегося материала.

В общем если бы шведскому королю в конце XVII века удалось внедрить в русское правительство на самый высокий пост шпиона-диверсанта, то и сей злодей, вряд ли бы сумел сделать больше. В результате все вымпелы первого формирования Балтийского флота сгнили спустя всего несколько лет после ввода в строй. А верфи пришлось переносить в другие точки побережья и основывать там заново.

В конкретных фактах ситуация выглядит следующим образом. Поставленные в 1701 году на скорую руку Лужскую, Новгородскую и Псковскую верфи жизнь заставила закрыть уже в 1703-1704 годах. Сясьская верфь и Селицкий рядок на Волхове (открытые в 1702-1703-м) разделили их судьбу в 1706-1707-м. Все остальные заводы, хотя и продолжали существовать, но выдавать корабли оптимального качества не могли. К тому же была совершена принципиальная ошибка с определением типов необходимых на то время судов.

Перспектив продвинуться дальше невской дельты в первые годы войны не существовало. Напротив довлела угроза потерять тот крохотный пятачок, что удалось захватить. Для его обороны требовались дешевые конструкции армейского флота – прамы, бомбардирские суда, плавбатареи. Подошли бы даже большие плоты с усиленным креплением и пушечным вооружением.

Однако строить зачем-то начали гораздо более дорогостоящую крейсерскую флотилию на основе фрегатов, морских шняв и больших галер. Что обернулось дополнительными финансовыми затратами для государства и непомерными нагрузками для людей. Всего за 1702-1707 годы на северо-западе «сладили» 46 крупных единиц:

32-пушечные фрегаты – 2
28-пушечные фрегаты – 10
26-пушечные фрегаты – 1
18-пушечные фрегаты -2
18-пушечные прамы – 2
16-пушечные шнявы – 3
14-пушечные шнявы – 13
14-пушечные тартаны – 1
12-пушечные фрегаты – 2
большие галеры – 8
бомбардирские галиоты – 2

Из их числа в морских сражениях не участвовало ни одного. Тем не менее, состав флота, начиная с 1708 года, стал катастрофически убывать. И к 1711 году практически все суда пошли на дрова. То есть, менее чем через 10 лет после закладки первого корабля для Балтийского моря, флот там опять исчез.

Петр естественно знал о «гнилостной тенденции» его новой эскадры и пытался исправить положение. Основывал новые верфи и закладывал очередные корабли – уже не только для войны на озере и невском «предбаннике», а с прицелом выхода на просторы центральной Балтики. Удивительно, но он опять повторил большинство старых – еще азовских ошибок.

Суда вновь начали изготавливать из негодных материалов на предприятиях расположенных на огромном удалении от предназначенной им арены действий. Те, что заложили в глубине континента – на реках – имели к тому же врожденные пороки – дефекты конструкции, обусловленные уже давно знакомой причиной – необходимостью тащить их к устьям через мели.

В довершение всех перечисленных неурядиц строительство «бойцов» для открытого моря, как и на юге, шло чрезвычайно медленно. В 1708-1713 годах ввели в строй 20 крупных единиц:

60-пушечных – 1
54-пушечных – 2
52-пушечных – 3
50-пушечных – 3
32-пушечных – 2
18-пушечных – 8
16-пушечный – 1

Из них за оставшийся период войны от всех причин погибло три штуки. Однако в списках боевого состава петровских эскадр после подписания Ништадского мира можно найти всего один из этих 20, поскольку прочие опять-таки сгнили, не отслужив и половины минимально положенного им срока.

Тем не менее, Петр продолжал прикладывать сверхусилия, пытаясь «наполнить бездонную бочку». Все оставшееся до конца Северной войны время он с удивительным энтузиазмом закладывал новые линкоры и фрегаты, с каждым разом увеличивая их размеры и артиллерийскую мощь.

Петербургское Адмиралтейство также не обеспечивало удобной технологии постройки «изделий» серьезных размеров. После спуска на воду корпуса на специальных понтонах – камелях, волокли несколько десятков километров по Неве и через отмели Маркизовой лужи до острова Котлин. И только там устанавливали необходимую оснастку, а также занимались полной доделкой «новобранца».

В статистических данных этот сизифов труд выглядит следующим образом. Всего с 1714 года к моменту заключения мира в 1721 году парусную эскадру на Балтике пополнили еще 30 крупных боевых кораблей отечественной «выпечки» :

90-пушечных – 3
80-пушечных – 4
70-пушечных – 3
68-пушечных – 1
66-пушечных – 3
64-пушечных – 2
60-пушечных – 2
52-пушечных – 4
40-пушечных – 1
32-пушечных – 1
20-пушечных – 1
24-пушечных – 1
14-пушечных – 2
6-пушечных – 2
66-пушечных – 3 (остались недостроенными)

Однако если снова открыть справочник и взглянуть на реестр боеготовых вымпелов в 1722 году, то легко увидеть, что 4 новых корабля из последней очереди в заключительные военные кампании опять-таки уже успели сгнить. И что после 1725 года (то есть после смерти императора) сонную тесноту своих портов-спален покидали несколько раз лишь три линкора из всех построенных до победной осени 1721-го государем-шхипером.

А если любопытный читатель полистает книжечку немного дальше, то наверняка обнаружит, что в войне за польское наследство, начавшейся в 1734 году, по причине плачевного состояния на арену боевых действий были способны выйти всего 4 судна из всех вышеуказанных 96 единиц.

До следующей же войны со шведами в 1741-1743 годах сумел «дожить» только один корабль. Именно он стал единственным судном Петра I (на всех морских театрах) про которое с большой натяжкой можно сказать, что оно прослужило минимально необходимый срок по общепринятым на то время меркам. Вот такие продуктивность и рационализм получаются.

Совершенно иная картина вырисовывается при анализе состава и биографий импортных кораблей. В общей сложности для балтийской парусной эскадры царь купил на Западе в 1711-1720 годах 30 кораблей всех типов :

70-пушечных – 1
60-пушечных – 1
56-пушечных – 1
54-пушечных – 2
52-пушечных – 1
50-пушечных – 12
44-пушечных – 2
42-пушечных – 1
32-пушечных – 6
12-пушечных – 2
6-пушечный – 1

Причем новых – только что построенных «заказов» среди этих «приемышей» насчитывалось всего несколько штук. В основном по причине жадности и некомпетентности русских агентов-покупателей приобретались старые – видавшие виды и расшатанные штормами в дальних походах «ковчеги». Поэтому московским эмиссарам всучили по дешевке много уже гнилых и никуда не годных корыт.

Но те, которые оказались поновее, служили под русскими флагами по 20 и более лет (даже не смотря на варварское неумелое обслуживание). Около десятка вообще дотянули до войны за польское наследство, приняв в ней активное участие.

Кроме того, цена, например, небольшого готового корабля из дуба с железным креплением на европейском рынке составляла всего около 20 000 рублей – две трети от стоимости аналогичного по величине судна русской постройки. Которое к тому же собиралось из соснового леса с деревянным креплением. Заготовка и подвоз дубовых бревен в России только для одного корабля требовали дополнительно еще свыше 10 000 рублей. А качество и быстрота выполнения работ вообще оказывались несравнимыми.

В завершение обзора расставим еще некоторые акценты. Необходимо заметить, что Петр к концу своей жизни превратился в весьма хорошо подготовленного профессионального моряка и судостроителя. Он прекрасно разбирался в тонкостях этих ремесел. Но…

Здесь ситуацию удобнее всего пояснить аналогией со знаменитым мастером Левшой. Создавший его образ писатель Лесков был ярым славянофилом и стремился доказать этой историей превосходство русского человека над англичанами. Но Лесков ко всему прочему оказался талантлив, а потому против воли вдруг сказал правду, выдав шедевр.

Вдумайтесь: подковав блоху, «нашенский» умелец действительно успешно проделал сложнейшую работу, но в тоже время умудрился и все испортить. Не рассчитанная на вес подковок, блоха перестала прыгать. И игрушка потеряла свою главную прелесть, став мертвой железякой.

Такова уж видимо российская доля – существовать по черномырдинской формуле – хотеть, как лучше, но в итоге всех неимоверных по тяжести трудов получать как всегда… Впрочем, Петру почти удалось сломать эту традицию. Но в случае с флотом он также потерпел фиаско.

Списки кораблей Азовского и Балтийского флотов составлены по справочникам:

Данилов А. М. Линейные корабли и фрегаты русского парусного флота. Минск: Алмафея 1996

Чернышев А. А. Российский парусный флот. Т. I. М.: Воениздат, 1997

27/07/2012

Всем известно: при Петре I в России появился собственный морской флот. Однако его реальная история оказалось печальной - Азовский флот сгнил, так ни разу и не вступив в бой с неприятелем. А эскадры Балтийского флота нанесли противнику непропорционально малый ущерб в сравнении с усилиями, потребовавшимися для обзаведения ими.

З а весь период боевых действий в ходе Северной войны петровские моряки сумели захватить всего один линкор. В то время как союзный русскому датский флот лишь в одном 1715 году захватил четыре таких судна.

После смерти Петра в феврале 1725-го из всех огромных 70 - 90-пушечных линкоров, во множестве построенных «царем-шхипером», в море из базы несколько раз выходил только один. Остальные сгнили, простояв у причалов без всякой пользы.

У разбитых корыт

Начатое Петром I в период подготовки к Азовским походам 1695 - 1696 годов военное кораблестроение на юге России продолжалось самым интенсивным образом вплоть до того момента, когда Петр ввязался в новое рискованное предприятие - войну против Швеции. Всего до 1700 года в качестве основных сил (то есть без учета небольших парусных кораблей и всевозможных гребных конструкций) Азовского флота было заложено 51 судно различных типов - галеасы, баркалоны, барбарские и классические линейные корабли, которые по рангу были не меньше фрегата. То есть могли нести на борту от 28 до 70 орудий, включая пушки средних и крупных калибров.

70-пушечных - 2
66-пушечных - 1
64-пушечных - 1
62-пушечных - 3
58-пушечных - 3
54-пушечных - 1
52-пушечных - 5
46-пушечных - 1
44-пушечных - 9
40-пушечных - 2
38-пушечных - 2
36-пушечных - 12
(36 - 40)-пушечных - 6
34-пушечных - 1
30-пушечных - 1
28-пушечных - 1

Из этого количества построили и спустили на воду к началу Северной войны 37 судов (подробный список с биографиями судов см. в справке).

Но поскольку все они проектировались далеко не лучшими специалистами, без разбора приглашенными из европейских стран, то оказались весьма неудачными. К тому же и качество работ, осуществлявшихся руками неопытных русских рабочих, было ниже всякой критики. Не говоря уж о том, что использовался совершенно непригодный материал - непросушенная древесина, да еще неоптимальных сортов. Поэтому в море из числа «новорожденных» сравнительно быстро («быстро», разумеется, по русским меркам - к лету 1699 года) сумели вывести только 11 далеко не самых крупных вымпелов.

52-пушечных - 2 («Крепость», «Скорпион»)
38-пушечных - 1 («Безбоязнь»)
36-пушечных - 5 («Благое начало», «Сила», «Отворенные врата», «Цвет войны», «Апостол Петр»)
34-пушечных - 1 («Апостол Павел»)
30-пушечных - 1 («Соединение»)
28-пушечных - 1 («Меркурий»)

Кроме того, 52-пушечные корабли «Флаг» и «Звезда» удалось привести в Азов, где их очень долго пытались «довести до ума». Но все усилия результата не принесли. На «большую воду» они так и не вышли.

Помимо отвратительно качества изготовления «плавсредств», одна из главнейших ошибок судостроителей и моряков петровского флота заключалась в том, что все верфи располагались чрезвычайно неудобно - за сотни километров от Азова - у Воронежа, по берегам верхнего течения Дона и его тамошних притоков. А уровень воды в реках нередко падал так, что не позволял сколько-нибудь крупным кораблям ходить по ним. Отчего они после спада весеннего половодья, стояли все лето (а зачастую и зимовали) в совершенно необорудованных местах на какой-либо мели. Что в скором времени окончательно лишало царских корабельщиков надежды привести свои изделия пусть даже в состояние ограниченной боеспособности. Попытки строительства плотин не принесли желаемого результата.

Тем не менее, дорогостоящие работы по созданию огромного флота, привязанного к только что отвоеванному небольшому кусочку побережья мелкого Азовского моря продолжались и в течение всего первого периода борьбы против Карла XII. Однако результаты титанического напряжения получились неадекватными. Из 38 упомянутых выше кораблей оставшихся к началу 1700 года в Донском бассейне, за последующее 5-летие удалось достроить и вывести в море только 3 (!) вымпела.

36-пушечных - 1 («Разженное железо») в 1702 году
66-пушечных - 1 («Святой Георгий») в 1703 году
40-пушечных - 1 («Еж») в 1704 году

Таким образом, лето 1704 года превратилось в наивысшую точку развития (по крайней мере, количественного) Азовского флота. Построенные из сырого леса суда быстро сгнили и одно за другим начали выходить из строя.

А последней, увидевшей морские волны боевой единицей довоенной закладки стал 58-пушечный линкор «Гото Предестинация». Он добрался до Таганрога летом 1711 года. Именно в то лето наступил момент, для которого, собственно говоря, кораблями и обзаводились - началась война с Турцией. Немногим ранее (с середины 1710 года до весны 1711-го) притащили к Азову и четырех последних «страдальцев-путешественников».

62-пушечных - 2 («Дельфин», «Вингельгак»)
52-пушечных - 1 («Геркулес»)
44-пушечных - 1 («Слон»)

Но эти суда оказались в настолько «сыром» состоянии, что при всем старании в строй их поставить не получилось. Так же как и 30 остальных красавцев (из 51 заложенного), окончательно сгнивших в водоразделе Дона и его притоков. К 1711 году всех их разобрали на дрова. Таким образом итоги первого петровского «большого морского скачка» вышли на редкость удручающими.

Царь, конечно, знал о плачевном положении своего южного флота. И, несмотря на трудности борьбы со шведами, пытался выправить ситуацию у Азовского моря. Он регулярно приезжал на Дон, лично руководил судостроением, пытался наладить возведение более основательных гидротехнических сооружений, облегчавших продвижение кораблей от верховьев Дона к устью. И продолжал нанимать в Европе специалистов для осуществления работ. Одновременно Петр предпринял вторую попытку «прыгнуть выше головы» - на прилегающих к Воронежу верфях заложили еще 20 больших кораблей.

82-пушечных - 1
80-пушечных - 4
70-пушечных - 2
60-пушечных - 4
50-пушечный - 1
48-пушечных - 7
24-пушечный - 1

Из них до Прутского похода (1711 год) успели спустить на воду лишь 8 судов. А преодолеть путь до устья Дона сумели вообще только два - 50-пушечная «Ластка» и 60-пушечная «Шпага». Впрочем, «Шпагу» у Азова вновь пришлось поставить на ремонт - на этот раз «вечный». Поэтому реальное пополнение ограничилось всего одним не самым крупным кораблем.

К тому времени из всех судов, доставленных в Азовское море в 1696 - 1704 годах, были способны сколько-нибудь далеко отойти от берега всего два самых маленьких - «Соединение» и «Меркурий». Вместе с «Ласткой» и «Гото Предестинацией» они и составили отряд, который обозначил попытку боевых действий на море против турецкого флота в 1711 году (оказать им содействие пытались и более мелкие - в основном парусно-гребные суда). Таким оказался итог всех запредельных усилий «азовского» кораблестроения.

Итак, за полтора десятка лет - с 1696 по 1710 год Петр I заложил на верфях Азовского флота 71 крупный корабль (не меньше фрегата). Но в море по истечении этого срока могли выйти только 4 из них.

По общеевропейским меркам парусник конца XVII - начала XVIII веков должен был «жить» не менее 25 - 30 лет (на практике зачастую по 50 - 60). В противном случае содержание флота открытого моря теряло смысл, поскольку задача возобновления его поголовья «расплющивала» бюджет самого богатого государства. Так что создание Петром Азовского флота без преувеличения тянет на лидерство среди самых затратных суперпроектов.

Расквасив нос об азовские берега, Петр затем, уже на Балтийском море наступил на те же грабли - повторил практически весь набор недавно пройденных ошибок.

Откуда дровишки? С верфи, вестимо!

Давно известно, что Россия в любую войну почему-то вступает неготовой. Но спор с Карлом XII, начатый Петром I в расчете на быструю победу, выделяется даже на этом специфическом фоне. Непонятно, что помешало Петру организовать тщательное предварительное обследование будущего театра боевых действий. Время позволяло наметить удобные места предполагаемых верфей, заготовить в глубине страны оборудование для них и наладить производство узлов небольших кораблей. Все это затем нетрудно было перебросить на северо-запад. И таким образом к 1701 году обзавестись необходимыми флотилиями.

Однако «легкой дороги» искать не стали - площадки для верфей и всю древесину, как для возведения самих заводов, так и для судов, выбирали уже после начала боев со шведами - в страшной спешке. Поэтому предприятия оказались поставленными в очень неудобных местах. А корабли начали делать из первого попавшегося материала. В общем если бы шведскому королю в конце XVII века удалось внедрить в русское правительство диверсанта, то и он вряд ли бы сумел сделать больше. Все вымпелы первого формирования Балтийского флота сгнили спустя всего несколько лет после ввода в строй. А верфи пришлось переносить в другие точки побережья и основывать заново.

В конкретике ситуация выглядит следующим образом. Поставленные в 1701 году на скорую руку Лужскую, Новгородскую и Псковскую верфи были закрыты уже в 1703 - 1704 годах. Сясьская верфь и Селицкий рядок на Волхове (открытые в 1702 - 1703 годах) разделили их судьбу в 1706 - 1707 гг. Все остальные заводы, хотя и продолжали существовать, но выдавать корабли оптимального качества не могли. К тому же была совершена принципиальная ошибка с определением типов необходимых на то время судов. Перспектив продвинуться дальше невской дельты в первые годы войны не существовало. Напротив имелась угроза потерять и тот пятачок, что удалось захватить. Для его обороны требовались дешевые конструкции армейского флота - прамы, бомбардирские суда, плавбатареи. Подошли бы также большие плоты с усиленным креплением и пушечным вооружением. Однако строить начали не их, а гораздо более дорогостоящую крейсерскую флотилию на основе фрегатов, морских шняв и больших галер. Что обернулось дополнительными финансовыми затратами. Всего за 1702-1707 годы на северо-западе построили 46 крупных единиц:

32-пушечные фрегаты - 2
28-пушечные фрегаты - 10
26-пушечные фрегаты - 1
18-пушечные фрегаты -2
18-пушечные прамы - 2
16-пушечные шнявы - 3
14-пушечные шнявы - 13
14-пушечные тартаны - 1
12-пушечные фрегаты - 2
большие галеры - 8
бомбардирские галиоты - 2

Из их числа в морских сражениях не участвовало ни одного. Тем не менее, состав флота, начиная с 1708 года, стал катастрофически убывать. И к 1711 году практически все суда пошли на дрова. То есть менее чем через 10 лет после закладки первого корабля для Балтийского моря, флот опять исчез. Петр пытался исправить положение. Основывал новые верфи и закладывал очередные корабли - уже с прицелом выхода на просторы центральной Балтики. И опять повторил большинство старых - еще азовских ошибок.

Суда вновь начали изготавливать из негодных материалов на предприятиях расположенных на огромном удалении от арены боевых действий. Те, что заложили в глубине континента - на реках, имели к тому же врожденные пороки - дефекты конструкции, обусловленные необходимостью тащить их к устьям через мели. Строительство судов шло чрезвычайно медленно. В 1708 - 1713 годах ввели в строй 20 крупных единиц:

60-пушечных - 1
54-пушечных - 2
52-пушечных - 3
50-пушечных - 3
32-пушечных - 2
18-пушечных - 8
16-пушечный - 1

Во время боевых действий из них погибло три штуки. Однако в списках боевого состава петровских эскадр после подписания Ништадского мира фигурировал всего один из этих 20, прочие сгнили, не отслужив и половины минимально положенного им срока.

Петр продолжал прикладывать сверхусилия, пытаясь наполнить бездонную бочку. Все оставшееся до конца Северной войны время он с энтузиазмом закладывал новые линкоры и фрегаты, с каждым разом увеличивая их размеры и артиллерийскую мощь.

Петербургское Адмиралтейство также не обеспечивало удобной технологии постройки «изделий» серьезных размеров. После спуска на воду корпуса на специальных понтонах - камелях волокли несколько десятков километров по Неве и через отмели Маркизовой лужи до острова Котлин. И только там устанавливали оснастку и занимались полной доделкой «новобранца». Всего с 1714 года к моменту заключения мира парусную эскадру на Балтике пополнили еще 30 крупных боевых кораблей отечественной «выпечки»:

90-пушечных - 3
80-пушечных - 4
70-пушечных - 3
68-пушечных - 1
66-пушечных - 3
64-пушечных - 2
60-пушечных - 2
52-пушечных - 4
40-пушечных - 1
32-пушечных - 1
20-пушечных - 1
24-пушечных - 1
14-пушечных - 2
6-пушечных - 2
66-пушечных - 3 (остались недостроенными)

Однако если снова открыть справочник и взглянуть на реестр боеготовых вымпелов в 1722 году, то обнаружится, что 4 новых корабля из последней очереди в заключительные военные кампании тоже успели сгнить. И после 1725 года (то есть после смерти императора) порты покидали несколько раз лишь три линкора из всех построенных Петром до победной осени 1721-го. А в войне за польское наследство, начавшейся в 1734 году, по причине плачевного состояния на арену боевых действий были способны выйти всего 4 судна из всех 96 единиц. До следующей войны со шведами в 1741 - 1743 годах сумел дожить только один корабль. Именно он стал единственным судном Петра I (на всех морских театрах) про которое с некоторой натяжкой можно сказать, что оно прослужило минимально необходимый срок по общепринятым на то время меркам.

Совершенно иная картина вырисовывается при анализе состава и биографий импортных кораблей. В общей сложности для балтийской парусной эскадры царь купил на Западе в 1711 - 1720 годах 30 кораблей всех типов:

70-пушечных - 1
60-пушечных - 1
56-пушечных - 1
54-пушечных - 2
52-пушечных - 1
50-пушечных - 12
44-пушечных - 2
42-пушечных - 1
32-пушечных - 6
12-пушечных - 2
6-пушечный - 1

Причем новых - только что построенных «заказов» среди купленных судов насчитывалось всего несколько штук. То ли из жадности, то ли некомпетентности русских агентов-покупателей приобретались старые, видавшие виды и расшатанные штормами корабли. Московским эмиссарам всучили по дешевке много уже гнилых корыт. Но те, которые оказались поновее, служили под русскими флагами по 20 и более лет (даже несмотря на не самое умелое обслуживание). Около десятка вообще дотянули до войны за польское наследство, приняв в ней активное участие.

Цена небольшого готового корабля из дуба с железным креплением на европейском рынке составляла всего около 20 тысяч рублей - две трети от стоимости аналогичного по величине судна русской постройки из соснового леса. Заготовка и подвоз дубовых бревен в Россию только для одного корабля требовали дополнительно еще свыше 10 тысяч рублей.

В завершение несколько замечаний. Надо отметить, что Петр к концу жизни превратился в весьма хорошо подготовленного профессионального моряка и судостроителя. Но напрашивается аналогия со знаменитым мастером Левшой. Создавший его образ писатель Николай Лесков был ярым славянофилом и стремился доказать этой историей превосходство русского человека над англичанами. Но Лесков был и талантлив, потому история получилась практически правдивая. Вдумайтесь - подковав блоху, российский умелец действительно успешно проделал сложнейшую работу, но результат оказался плачевным - не рассчитанная на вес подковок, блоха перестала прыгать. И игрушка потеряла свою главную прелесть. Получилась черномырдинская формула - хотеть, как лучше, но в итоге неимоверных трудов получать как всегда… Впрочем, Петру почти удалось сломать эту традицию. Но не в случае с флотом.

Справка

Корабли Азовского флота, построенные и официально зачисленные в его состав до начала Северной войны.

1. «Геркулес» (52 пушки) - спущен на воду на Воронежской верфи в мае 1699 г. К Азову притащен в 1710 г. При осмотре «оказался худ». Поставлен на ремонт в эллинг. В море не выведен. Брошен при возвращении Азова Турции.

2. «Крепость» (52) - спущен на воду на Паншинской верфи весной 1699 г. и выведен в Азовское море. В 1704-м поставлен на ремонт. К 1711 г. сгнил.

3. «Скорпион» (52) - спущен на воду на Паншинской верфи весной 1699 г. и выведен в Азовское море. К 1711 г. сгнил.

4. «Флаг» (52) - спущен на воду на Паншинской верфи весной 1699 г. и вытащен к Азову. Там поставлен на ремонт. В море не выведен. В 1709 г. сгорел.

5. «Звезда» (52) - спущен на воду на Паншинской верфи весной 1699 г. и вытащен к Азову. Там поставлен на ремонт. В море не выведен. К 1709 г. сгнил и разобран.

6. «Колокол» (46) - спущен на воду на Воронежской верфи в декабре 1697 г. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

7. «Лев с саблею» (44) - спущен на воду на Воронежской верфи весной 1699 г. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

8. «Единорог» (44) - спущен на воду на Воронежской верфи весной 1699 г. В 1700-м еще доделывался. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

9. «Думкрахт» (44) - спущен на воду на Ступинской верфи весной 1699 г. В 1700-м еще доделывался. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

10. «Камень» (44) - спущен на воду на Ступинской верфи весной 1699 г. В 1700-м еще доделывался. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

11. «Слон» (44) - спущен на воду на Ступинской верфи весной 1699 г. В 1700-м еще доделывался. К Азову вытащен в 1710 г. При осмотре «оказался худ». Поставлен на ремонт. В море не выведен. Брошен при возвращении Азова Турции.

12. «Рысь» (44) - спущен на воду на Ступинской верфи весной 1699 г. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1709 г.

13. «Журавль стерегущий» (44) - спущен на воду на Ступинской верфи весной 1699 г. В море не выведен. Сгнил в реке, разобран в 1709 г.

14. «Сокол» (44) - спущен на воду на Ступинской верфи весной 1699 г. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1709 г.

15. «Собака» (44) - спущен на воду на Ступинской верфи весной 1699 г. В 1700-м еще доделывался. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1709 г.

16. Безымянный корабль (38) - строился «кумпанством Черкасского». Спущен на воду на Воронежской верфи весной 1699 г. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

17. «Безбоязнь» (38) - спущен на воду весной 1699 г. на Хоперской верфи и выведен в Азовское море. К 1710 г. сгнил, разобран.

18. «Апостол Петр» (36) - спущен на воду на Воронежской верфи весной 1696 г. Участвовал в осаде Азова. В конце лета 1696 г. выведен в Азовское море. К 1711 г. сгнил. Брошен при возвращении Азова Турции.

19. «Лилия» (36) - спущен на воду на Воронежской верфи весной 1699 г. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

20. «Барабан» (36) - спущен на воду на Воронежской верфи весной 1699 г. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

21. «Три рюмки» (36) - спущен на воду на Воронежской верфи весной 1699 г. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

22. «Стул» (36) - спущен на воду на Воронежской верфи весной 1699 г. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

23. «Благое начало» (36) - спущен на воду весной 1699 г. на Хоперской верфи и выведен в Азовское море. В 1704-м поставлен в Таганроге на ремонт. Сгнил. Разобран в 1710 г.

24. «Сила» (36) - спущен на воду весной 1699 г. на Воронежской верфи и выведен в Азовское море. К 1710 г. сгнил, разобран.

25. «Отворенные врата» (36) - спущен на воду весной 1699 г. на Воронежской верфи и выведен в Азовское море. К 1710 г. сгнил, разобран.

26. «Цвет войны» (36) - спущен на воду весной 1699 г. на Воронежской верфи и выведен в Азовское море. В 1704-м поставлен на ремонт. К 1710 г. сгнил, разобран.

27. «Арфа» (36) - в 1700 г. еще доделывался на Ступинской верфи. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

28. «Гранат-Аполь» (36) - в 1700 г. еще доделывался на Ступинской верфи. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

29. «Апостол Павел» (34) - спущен на воду весной 1696 г. на Воронежской верфи. К лету 1699 г. выведен в Азовское море. К 1711 г. сгнил. Брошен при возвращении Азова Турции.

30. «Соединение» (30) - спущен на воду весной 1699 г. на Хоперской верфи и выведен в Азовское море. В 1711 г. участвовал в войне против Турции. Сожжен при сдаче Таганрога туркам.

31. «Меркурий» (28) - спущен на воду весной 1699 г. на Воронежской верфи и выведен в Азовское море. В 1711 г. участвовал в войне против Турции. После сдачи Таганрога туркам уведен вверх по Дону в Черкасск. Сгнил в реке, разобран в 1716 г.

32. «Весы» (?) - спущен на воду на Воронежской верфи весной 1699 г. В море не выведен. Сгнил в реке, разобран в 1710 г.

33. Безымянный (?) - строился «кумпанством Долгорукого». Спущен на воду на Воронежской верфи весной 1699 г. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

34. Безымянный (?) - строился «кумпанством Змеева». Спущен на воду на Воронежской верфи весной 1699 г. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

35. Безымянный (?) - строился «кумпанством Толочанова». Спущен на воду на Воронежской верфи весной 1699 г. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

36. Безымянный (?) - строился «кумпанством Зыкова». Спущен на воду на Воронежской верфи весной 1699 г. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

37. Безымянный (?) - строился «кумпанством Новодевичьего монастыря». Спущен на воду на Воронежской верфи весной 1699 г. В море не выведен. Сгнил в реке. Разобран в 1710 г.

* Иллюстрация - картина шведского художника Людвига Рихарда «Линкор «Вактмейстер»» в одиночку сражается с русской эскадрой» (в российской историографии бой при Гренгаме).

Вячеслав КРАСИКОВ

Российский императорский флот (РИФ) - официальное название военно-морского флота России с 1721 по 1917 годы.

История

Понимая важность флота для России, последний император из династии Романовых также уделял ему должное внимание. Однако именно во время его царствования флот этот перестал существовать...

Крейсер I ранга "Олег" после Цусимского сражения

Николай II разделял доктрину американского военно-морского теоретика адмирала Альфреда Мэхэна . Новые корабли строились не только на российских верфях, но и во Франции, Дании, Германии и Соединенных Штатах. Форсированное преодоление технического отставания от Европы оказалось весьма своевременным. В ночь на 8 февраля 1904 года началась русско-японская война . И отечественный флот, казалось, имел все шансы на победу. Но в этой войне страдала всегда отличная выучка российских офицеров и матросов, хотя все они и сражались героически. После печально известного Цусимского сражения Вторая Тихоокеанская эскадра была разгромлена, а авторитет Российской империи и царя упал. И если к концу XVIII века Российский Императорский флот был на третьем месте по величине в мире, теперь он оказался на шестой позиции.

Потрясенный Николай II под некоторым давлением общественности приступил к реформированию и восстановлению флота. 19 марта 1906 года был создан подводный флот в составе РИФ (теперь этот день считается Днем подводника , в июне того же года был организован Морской Генеральный Штаб . Российская империя потратила 519 миллионов долларов на военно-морские нужды с 1906 по 1913 год - это пятый по размеру бюджет после Великобритании, Германии, США, и Франции.

Однако плохо в таком восстановлении было то, что очень многое для нужд флота (и сами боевые единицы, и детали, и база обеспечения) поставлялось из-за рубежа, в результате чего страдала отечественная школа. Еще одним результатом данной политики стало то, что вплоть до середины XX века на службе в России состояли лодки первой генерации, когда за рубежом сменилось далеко не одно поколение.

Так Россия и ее флот встретила начало Первой мировой войны , разразившейся в 1914 году. Основными театрами военных действий стали Балтийское и Черное моря, а действия велись против Германии и Турции соответственно.

На Балтийском театре РИФ вел в основном оборонительную тактику, активно применяя морские мины. Однако в ходе операции "Альбион" германские войска смогли добиться перелома, захватив Моонзундские острова. К марту 1918 года, во многом благодаря внутренним потрясениям в России, которая уже стала республикой, германский флот полностью господствовал над Балтийским морем.

Подводная лодка РИФ "Краб"

Что до Черноморского театра, то наибольшую опасность там представляла эскадра из двух германских крейсеров "Гебен" и "Бреслау" , командование которыми осуществлял адмирал Вильгельм Сушон . Однако они не сильно повлияли на исход боевых действий с Турцией, и к 1915 году Российский Императорский флот полностью контролировал Черное море.

Однако к моменту окончания Первой мировой войны Российского императорского флота уже не было, да и Российской империи тоже. 16 апреля 1917 года он был упразднен , хотя сам флот фактически продолжал существовать. Однако положение дел на флоте было более чем плачевным. Часть кораблей была захвачена немцами, часть затоплена по приказанию Ленина. В ходе Гражданской войны русским морякам приходилось сражаться на стороне красных, белых и Украинской державы, которая получила часть захваченных немцами кораблей Черноморского флота. После победы большевиков оставшиеся корабли вошли в состав будущего ВМФ СССР .

Классификация кораблей

Первая корабельная классификация Российского Императорского флота была составлена спустя 171 год после его создания. К моменту написания первой такой классификации в состав флота входили парусные, парусно-броненосные и броненосные корабли, которые распределялись в парусный и броненосный флота.

Классификация 1892 года

Первая классификация паровых и броненосных судов российского флота была разработана в конце 1891 года и объявлена приказом по Морскому ведомству 1 февраля (юлианский календарь) 1892 года. Она устанавливала следующие классы боевых кораблей:

• Броненосцы
  • Эскадренные броненосцы
  • Броненосцы береговой обороны
• Крейсера
  • Крейсера I ранга
  • Крейсера II ранга
• Канонерские лодки
  • Мореходные канонерские лодки
  • Канонерские лодки береговой обороны

Эта классификация, неофициально дополненная перед русско-японской войной классами «минный транспорт », «госпитальное судно », «эскадренный миноносец », а в марте 1906 года ещё и классами «подводная лодка » (до этого подводные лодки числились в классе миноносцев) и «посыльное судно », просуществовала до октября 1907 года. Она соблюдалась нестрого даже официальными органами Морского ведомства. Крейсера I ранга получили деление на бронепалубные крейсера и броненосные , большие миноносцы некоторое время составляли класс минных крейсеров , контрминоносцев , а затем эскадренных миноносцев , продолжая в то же время называться в официальной переписке просто миноносцами.

Классификация 1907 года

Приказом от 10 октября (григорианский календарь) 1907 года была введена новая классификация кораблей российского флота:

• Портовые суда , блокшивы

Классификация 1915 года

Новая классификация, разработанная Морским генеральным штабом, была утверждена в июне 1915 года. Она включала следующие корабли:

В июле 1916 года классификацию дополнили морскими и портовыми ледоколами, а в декабре этого же года - сетевыми заградителями. В начале октября 1917 года классификацию снова дополнили сторожевыми кораблями , сторожевыми катерами и катерами-тральщиками . Некоторые корабли, вошедшие в состав флота в 1914-1918 годах, официального «класса» не получили: например, подводные минные заградители и авиатранспорты.

Современная историография связывает создание русского флота с именем Петра Великого. В то же время, если внимательно изучить летописные хроники, окажется, что военный флот появился на Руси значительно раньше начала XVIII века.

Допетровский флот

По мнению современных историков, русский флот начался с фразы: «Российскому флоту быть!», произнесенной Петром I в Боярской думе 30 октября 1696 года. Тем не менее, данное утверждение не более чем миф.

Отечественная военная история сохранила до нас описание множества славных подвигов, совершенных русскими моряками в допетровские времена. Самое удивительное, что даже англичане, которых никак нельзя заподозрить в любви к российскому флоту, утверждали, что он древнее их собственного. Историк военно-морских сил Великобритании, адмирал Фред Томас Джейн в своих работах неоднократно отмечал: «Русский флот, который считают сравнительно поздним учреждением, основанным Петром Великим, имеет в действительности больше права на древность, чем флот британский».

Как ни странно, адмирал был абсолютно прав. Первые письменные свидетельства существования британского флота датируются 870-901 годами. К этому времени русские мореплаватели на протяжении уже многих лет отстаивали свои интересы на Черном и Балтийском морях.

Иван Грозный

Можно долго перечислять успехи российских моряков в допетровскую эпоху, среди которых встречались, по-настоящему, впечатляющие победы. Одна из них относится к 1559 году. В это время Иван Грозный взял Казань и разгромил Астраханское ханство. Наступила очередь Крыма, находившегося под покровительством турецкого султана Сулеймана Великолепного.

В середине XVI века его армия и флот считались бесспорными хозяевами Черного моря. Однако русский царь придерживался на этот счет иного мнения. По его приказу стольник Данила Адашев построил в устье Днепра корабельные верфи. На них опытными плотниками в короткий срок была изготовлена флотилия боевых кораблей, внешне напоминавших европейские фрегаты.

Каждое судно могло передвигаться, как под парусом, так и на веслах, вмещая на своем борту до пятидесяти человек команды. Выйдя в море, русские корабли дали бой турецкой эскадре и выиграли его. Около десяти турецких кораблей было потоплено, а два захвачено в плен.

Три недели русский десант, хозяйничал в Крыму, освобождая русских заложников, взятых татарами в рабство. Казалось еще не много и с Крымским ханством будет покончено раз и навсегда, но Иван Грозный отозвал восьмитысячный корпус Адашева, перебросив его на Балтийское море.

Алексей «Тишайший»

История не сохранила до наших дней описание морских побед стольника Ивана Грозного на Балтийском море. Тем не менее, спустя сто лет, после появления русских кораблей в водах северного моря они оставались его бесспорными хозяевами.

Весной 1656 года Алексей Михайлович Романов отдал распоряжение освободить от шведов часть Балтийского побережья от устья Невы до Риги. Выполнить этот приказ русские моряки могли, лишь имея военные корабли ничем не уступающие шведскому флоту, считающемуся лучшим в мире. Примечательно, что напутствуя русских моряков, Патриарх Никон нисколько не сомневался в их абсолютной победе. В разговоре с морским воеводой Петром Потемкиным он отметил: «Итти за Свейский (шведский) рубеж, на Варяжское море, на Стекольну (Стокгольм) и дале».

Этими словами, Никон, фактически предложил Потемкину взять штурмом столицу одного из самых могущественных в военном отношении государств тех лет. Очевидно, у него были все основания верить, что русский флот сможет справиться с поставленной задачей. Практически так оно и вышло. 22 июля 1656 года тысячный корпус Петра Потемкина вышел в Финский залив.

Удача сопутствовала русским морякам. После непродолжительного сражения, потопив шведскую галеру, русские войска овладели островом Котлин. Отчитываясь о выполнение боевого задания, Потемкин писал царю: «Полукорабель (галеру) взяли и свейских людей побили, и капитана Ирека Далсфира, и наряд (пушки), и знамёна взяли, а на Котлине-острове латышанские деревни высекли и выжгли».

К сожалению, развития данная военная операция не получила: из Москвы пришел приказ отступить. Тем не менее, в свете приведенных фактов, становится совершенно очевидно, что русский флот, действительно существовал в допетровские времена. Кроме того он был достаточно современным и имел возможность одерживать яркие победы над флотилиями крупнейших морских держав тех лет.

Главная » Транскрипции » История создания русского флота петром 1. Роль Петра I в создании российского флота