Русско византийские договоры 907 911 944. Русско-византийский договор

Под 944 г. «Повесть временных лет» рассказывает о втором походе Игоря на Царьград. Сообщается о широких военных приготовлениях: «Игорь совокупи вои многи: варяги, русь и поляне, и словены, и кривичи, вятичи и тиверцы»; говорится также о найме печенегов и взятии у них заложников — в обеспечение их верности. Характерно, что в перечне Игоревых «воев» отсутствуют чудь, меря, северяне, радимичи, хорваты и дулебы, которых летописец ранее отправил на Царьград вместе с вещим Олегом. Эти данные объективно верны в том смысле, что Игорь действительно не располагал военными ресурсами Однако пестрый этнический состав Игорева войска, в том виде, в каком он представлен в летописи, не соответствует истине. Восточнославянские племена зачислены летописцем в Игоревы «вои» произвольно. Так, вятичи не могли быть участниками похода по той простой причине, что они не были данниками Киева — их предстояло «примучить», согласно самой же летописи, только Святославу; этническими «призраками» оказываются также словене (ильменские), кривичи и тиверцы, поскольку ни Новгород, ни Полоцк, ни какой-либо другой восточнославянский племенной центр не попал в текст договора 944 г.
И напротив, наличие в нем единственного этноса — «руси», вкупе с тремя городами Среднего Поднепровья — Киевом, Черниговом, Переяславлем, — на которые распространились торговые льготы, убедительно свидетельствует, что в 944 г. «поиде на грекы в лодиях» одно лишь «русское» ополчение Киевской земли. Ср. приготовления Ольги к походу на «древлян»: «Ольга с сыном своим Святославом собра вои многи и храбры». Силы русов и здесь не ограничиваются одной княжеской дружиной, а между тем в «русском» войске супруги Игоря нет ни «словен», ни прочих восточнославянских племен, что несомненно отражает реальное положение вещей. Характерно, что по договору 944 г. русин, попавший в плен и выставленный на продажу на каком-либо невольничьем рынке империи, подлежал немедленному выкупу и освобождению, тогда как относительно славян подобное условие не оговорено.

Архангелогородская летопись сохранила сведения, что в 941 г. русы из-под стен Царьграда вернулись «во свояси без успеха» и лишь «на третье лето приидоша в Киев» — стало быть, два года они провели где-то в другом месте. По сообщению Льва Диакона, разбитое под Константинополем русское войско зазимовало в городах и поселениях Черноморско-Азовской Руси — на «Киммерийском Боспоре». По всей видимости, там же оно оставалось и два следующих года, готовясь к новому походу.

Чем была вызвана двухлетняя стоянка русских дружин на берегах «Боспора Киммерийского»? По словам Кембриджского документа, Х-л-го (то есть в данном случае — Игорь), бежав из-под Константинополя, «устыдился возвращаться в свою землю». С психологической точки зрения звучит достаточно правдоподобно. Однако не в одних расстроенных чувствах юного князя было дело. Игорь медлил с возвращением в Киев из-за вполне обоснованного опасения встретить там плохой прием. В языческом понимании святости (в том числе святости вождя-жреца, предполагающей, помимо прочего, его «удачливость», как целый набор выдающихся психофизических свойств: сила, ум, ловкость и проч.) одной из главных составляющих было понятие целокупности, цельности, целостности, не только не терпящей какого бы то ни было умаления, но, напротив, постоянно увеличивающей свой плодоносный и властный потенциал (Петрухин В.Я. К дохристианским истокам древнерусского княжеского культа // ПОЛYТРОПОN. К 70-летию В. Н. Топорова. М., 1998. С. 888 ). Поэтому военное поражение наносило серьезный ущерб сакральному и политическому авторитету вождя, оно означало, что боги отвернулись от него, а вместе с ним и от всего общества (племени, рода и т. д.). Для воина существовал, собственно, только один выход из состояния богооставленности — смерть с оружием в руках. В идеале при неудачном исходе сражения вождь не должен был пережить своего позора, а дружина — своего предводителя. Так, Тацит писал о германцах, что у них «вожди сражаются ради победы, дружинники — за своего вождя». Об этом же языческом кодексе чести напоминал своим воинам Святослав, когда призывал их: «Да не посрамим земле Руские, но ляжемы костью ту, мертвы бо сорома не имаеть». В 941 г. «небесные молнии» греков оказались сильнее военного счастья и магических способностей русского князя. Он бежал с поля боя и не получил даже символической дани. Боги больше не покровительствовали ему. Игорю необходимо было восстановить свою репутацию удачливого предводителя, которая установилась за ним после покорения угличей и «древлян» и изгнания Олега II из Киева.

Черноморские русы на этот раз не оказали поддержки Игорю. В арабских источниках 943/944 г. отмечен очередным нападением русов на город Бердаа в Закавказье, что исключает участие этого отряда в походе на греков. Договор 944 г., в свою очередь, не отстаивает ничьих интересов, кроме княжеского рода и «гостей» из трех городов Среднего Поднепровья.

Именно малочисленность собственного войска заставила Игоря прибегнуть к найму печенегов, которые, по словам Константина Багрянородного, «будучи свободными и как бы самостоятельными… никогда и никакой услуги не совершают без платы». Русские посольства к печенегам, вероятно, имели много схожего с исполнением подобных поручений имперскими чиновниками, чей образ действий хорошо известен по описанию того же Константина. Главную роль в успешном окончании посольства играли подарки, которых печенеги домогались всеми правдами и неправдами. Прибыв в Херсон, посол императора («василик») должен был «тотчас послать [вестника] в Пачинакию и потребовать от них заложников и охранников. Когда они прибудут, то заложников оставить под стражей в крепости Херсона, а самому с охранниками отправиться в Пачинакию и исполнить поручение. Эти самые пачинакиты, будучи ненасытными и крайне жадными до редких у них вещей, бесстыдно требуют больших подарков: заложники домогаются одного для себя, а другого для своих жен, охранники — одного за свои труды, а другого за утомление их лошадей. Затем, когда василик вступит в их страну, они требуют прежде всего даров василевса и снова, когда ублажат своих людей, просят подарков для своих жен и своих родителей. Мало того, те, которые ради охраны возвращающегося к Херсону василика приходят с ним, просят у него, чтобы он вознаградил труд их самих и их лошадей».

Другой способ связаться с печенегами состоял в том, что василик в сопровождении небольшой флотилии входил в устье Днепра или Днестра и, обнаружив печенегов, посылал к ним вестника. Русы, скорее всего, так и поступали. Дальше история повторялась: «Пачинакиты сходятся к нему [послу], и, когда они сойдутся, василик дает им своих людей в качестве заложников, но и сам получает от пачинакитов их заложников и держит их в хеландиях. А затем он договаривается с пачинакитами. И когда пачинакиты принесут василику клятвы по своим “заканам” [законам]* , он вручает им царские дары и принимает “друзей” [союзников] из их числа, сколько хочет, а затем возвращается».

* Любопытное употребление Константином славянского слова применительно к печенежским обычаям — свидетельство того, что «само это понятие, а, возможно, и нормы права были заимствованы печенегами у славян» (Константин Багрянородный. Об управлении империей (текст, перевод, комментарий) / Под ред. Г.Г. Литаврина и А.П. Новосельцева. М., 1989. С. 290, примеч. 5).

Существование союзного соглашения между Игорем и печенежскими ханами вытекает между прочим из самого факта, что русам в 941 г. удалось беспрепятственно пройти днепровские пороги. Ведь, как свидетельствует тот же писатель, «у царственного сего града ромеев [Константинополя], если росы не находятся в мире с пачинакитами, они появиться не могут, ни ради войны, ни ради торговли, ибо, когда росы с ладьями приходят к речным порогам и не могут миновать их иначе, чем вытащив свои ладьи из реки и переправив, неся на плечах, нападают тогда на них люди этого народа пачинакитов и легко — не могут же росы двум трудам противостоять — побеждают и устраивают резню». По-видимому, в 944 г. Игорю удалось убедить печенежских ханов, что военная добыча будет несравненно богаче императорских подарков.

Прерванный поход

Подробности похода 944 г. известны только по летописному сказанию. Вероятно, Игорь со своей дружиной отправился из восточного Крыма к дунайскому устью, встретившись здесь с посаженным в ладьи ополчением Киевской земли и подоспевшими печенегами. «Повесть временных лет» говорит, что на этот раз херсонский стратиг не оплошал и первым дал знать в Константинополь о приближении врага: «послаша к Роману царю, глаголюще: “се идуть Русь без числа кораблев, покрыли суть море корабли”. Такоже и болгаре послаша весть, глаголюще: “идуть Русь, и наяли по себе печенеги”».

Игорево войско должно было достичь дунайского устья где-то в конце июля-начале августа. На Дунае его встретили императорские послы. Роман I Лакапин предлагал кончить дело миром и выражал готовность выплатить киевскому князю дань большую, «еже имал Олег», и заключить союзный договор. Отдельные подарки — «паволоки и злата много» — предназначались печенегам. Игорь созвал дружину на совет. Дружина, памятуя , высказалась за то, чтобы принять мирные предложения: «Коли царь говорит так, то чего же нам больше? Не бившись, возьмем золото, и паволоки, и серебро! Еще как знать, кто одолеет — мы или они? И разве с морем кто-нибудь советен? Не по земле ходим — по глубине морской, а в ней одна смерть всем»*. Игорь, должно быть, думал сходным образом, тем более что отступление на этот раз не роняло его чести, ибо греки давали ему «дань» (ср. с размышлениями Святослава и его дружины над предложением императора Иоанна Цимисхия заключить мир. Получив императорские дары, князь рассудил: «вот греки дали нам дань, и то буди доволно нам» — можно с честью возвращаться домой). Приняв подарки, он отплыл в Киев. Печенеги, не удовлетворившись подарками, отправились грабить болгар.

Кстати, страх Игоревых русов перед морем, вместе с привычкой ощущать под ногами твердую землю, весьма примечателен — как свидетельство того, что они не были природными мореходами. Между тем норманнисты упорно уверяют нас, что эти опасливые речи принадлежат викингам, для которых корабль был домом, а море — родной стихией. Для киевских же русов — скорее «речников», чем мореходов — подобная «водобоязнь» вполне естественна.

Достоверность летописного известия о походе 944 г.

Поскольку поход 944 г. упоминается только в древнерусских памятниках, его историческая реальность иногда ставилась под сомнение. Разумеется, летописный рассказ о походе 944 г., опирающийся на дружинные предания, не в полной мере соответствует подлинным событиям: в нем присутствуют откровенные измышления, как, например, «совокупление» Игорем «воев многих» из славянских земель, и литературная обработка исторических фактов — самоуничижительное поведение греков и т. д. Однако есть там и такие подробности, которые не противоречат исторической достоверности, — бдительность херсонесцев, в противоположность их оплошности в 941 г., найм печенегов и их набег на Болгарию, — что повторится во время болгарских войн Святослава, сообщение Архангелогородской летописи о трехлетнем отсутствии Игоря в Киеве и проч. Причем роль печенегов как союзников Игоря и врагов Болгарии и Византии, которая отведена им в летописи, косвенно подтверждается другими свидетельствами. В городе Калфе (на территории южной части Пруто-Днестровского междуречья, входившей в состав Первого Болгарского царства) археологи открыли следы разрушений, которые датируются примерно серединой Х в. (Николаев В.Д. К истории болгаро-русских отношений в начале 40-х годов Х века // Советское славяноведение. 1982. № 6. С. 51 ). А Константин Багрянородный в своих дипломатических наставлениях сыну советует, дабы обезопасить Константинополь от нападений русов, всегда находиться в добрых отношениях с печенегами. Данное политическое указание особенно знаменательно потому, что, согласно всем источникам, русским и зарубежным, в первом, морском походе Игоря 941 г. печенеги участия не принимали. Значит, Константин был обеспокоен каким-то другим случаем русско-печенежского военного сотрудничества, создавшим угрозу столице империи. Это место в его сочинении полностью согласуется с летописным известием о русско-византийском конфликте 944 г.

Некоторые не сразу различимые следы этого события можно обнаружить и в тексте договора 944 г. Одна его статья содержит ссылку на предварительное согласование его условий: если убежавший из Руси в Грецию раб не найдется, сказано там, то русы должны поклясться, что он действительно убежал в Грецию, и тогда они получат цену раба — две паволоки, «якоже уставлено есть прежде», то есть как постановлено раньше. Когда раньше? этой статьи нет — там русы получают за сбежавшего раба его цену «на день», то есть его рыночную стоимость на текущий момент. О каких-либо переговорах русов с греками после поражения 941 г. ничего не известно. Значит, предварительные условия договора были обсуждены во время второго Игорева хождения «на грекы», летом 944 г., когда, по сообщению летописца, в русский стан на Дунае прибыли послы от Романа с мирными предложениями.

Вообще договор 944 г. не производит впечатления документа, увенчавшего сокрушительное поражение руси в 941 г. Уважительный тон по отношению к Игорю нигде не нарушен; декларируется полное равноправие русов с греками; признаны законными все интересы киевского князя — как торговые, на константинопольском рынке, так и геополитические, в Северном Причерноморье; русы провозглашены политическими и военными союзниками императора. В отличие от договора 911 г., содержащего указание на непосредственно предшествующий его заключению военный конфликт («по первому слову да умиримся с вами, греки»), мирное соглашение 944 г. туманно упоминает лишь некие козни «враждолюбца диавола», каковая формулировка снимает персональную ответственность сторон за содеянное, возлагая ее на врага рода человеческого; таким образом, русско-византийские «нелюбы» предстают досадным недоразумением, имевшим место где-то в прошлом, что вполне соответствует ситуации заключения договора 944 г., спустя три года после набега 941 г., так как в 944 г. до открытого столкновения и нового торжества дьявола дело не дошло.

Сильнейшим аргументом против достоверности всей летописной статьи под 944 г., пожалуй, может считаться вторичное намерение Игоря пойти на греков «в лодиях» — засвидетельствованный летописцем ужас русов перед «олядним огнем», казалось бы, должен совершенно исключить саму эту мысль. Но похоже, что Игорь и не собирался предпринимать новую морскую осаду Царьграда. Концентрация в 944 г. русских войск в устье Дуная, где они соединились с печенегами, удивительно напоминает образ действий князя Святослава во время его болгарских войн. Не исключено, что, проделав путь от Крыма до Дуная на ладьях, Игорь намеревался осуществить дальнейшее продвижение к Константинополю сухопутным маршрутом через Фракию. Впоследствии Святослав воплотил в жизнь этот несостоявшийся стратегический замысел своего отца.

Заключение мира

Остается лишь догадываться, чем была вызвана уступчивость Романа I. Положение его на троне было уже непрочно: сыновья-соправители Стефан и Константин интриговали против него (16 декабря того же 944 г. они отстранили Романа от власти и отправили в ссылку).

Империя в целом также переживала не лучшие времена, теснимая со всех сторон соседями. Африканские арабы отняли у нее почти всю Калабрию, германский король Оттон I рвался в Южную Италию, хазары укрепились в Крыму и на Таманском полуострове, на сирийской границе что ни год происходили стычки с эмирами, а в Эгейском море хозяйничали арабские пираты.

Умножать число врагов было, конечно, неблагоразумно. В Северном Причерноморье Роман I проводил последовательную антихазарскую политику, выстраивая сложную систему военно-политического давления на каганат. Главную роль в этой системе играли союзники Византии — печенеги и аланы, к которым в 939 г. Роман . С тех пор вышла из игры. Но Русская земля князя Игоря продолжала оставаться влиятельной силой в регионе. Привлечь ее на свою сторону было в интересах империи — между прочим в качестве противовеса черным булгарам и тем же печенегам, которые порой, как пишет Константин Багрянородный, «не будучи дружески расположены к нам, могут выступать против Херсона, совершать на него набеги и разорять и самый Херсон, и так называемые Климаты».

Итак, устная договоренность относительно условий мирного договора была достигнута уже на Дунае. Тогда же открылись официальные переговоры. В Константинополь явились послы «от Игоря великого князя русского» и «от всего княжения, и от всех людей земли Русской», дабы «обновити ветхий мир, и ненавидящего добро и враждолюбца диавола разорити от многых лет, и утвердити любовь межу Грекы и Русью». Принятые «самеми царями* , и со всем болярством», они заключили мир вечный, «дондеже сияет солнце и весь мир стоит». Договор был скреплен торжественной клятвой. Императоры целовали крест. Крещеные русы клялись, что если кто из них помыслит «разрушить таковую любовь… да приимет месть от Бога Вседержителя и осуждение на погибель в сей век и в будущий»; язычники грозили виновным более осязаемыми бедами: «да не имуть помощи от Бога, ни от Перуна, да не ущитятся щитами своими, и да посечены будут мечами своими, и от стрел и от нага оружия своего, и да будут рабы в сей век и в будущий».

* С византийской стороны договор подписали император Роман I Лакапин и двое его соправителей — Константин и Стефан. Константин здесь — это Константин VII Багрянородный, а не сын Романа, носивший то же имя. Константин Лакапин был младше Стефана и, согласно этикету, не мог быть упомянут в официальном документе прежде своего старшего брата. Следовательно, главным соправителем Романа I в то время был Константин Багрянородный, занявший место Константина Лакапина, в то время отстраненного от власти, вероятно, за неподчинение отцу (Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 15). Дата заключения договора в «Повести временных лет» — 945 г. — неверна, поскольку уже в декабре 944 г. Роман был свергнут с трона.

Условия договора 944 г.

Статьи договора охватывали три больших раздела русско-византийских отношений:

I. Торговые отношения сохранялись в полном объеме: «великий князь русский и боляре его да посылают во Греки к великим царям греческим послы и с гостьми». Но греки были озабочены тем, чтобы вместе с купцами из Русской земли не приходили случайные люди, которые творили разбои «в селах и в стране нашей». Поэтому пропускной режим для русских купцов был изменен. Если прежде личности русских послов и гостей удостоверяли печати — золотые и серебряные, то теперь греки требовали от них предъявления верительной грамоты, выданной великим князем, с указанием точного числа отправленных из Русской земли кораблей и людей: только тогда, сказано в документе, власти Константинополя будут уверены, что русы пришли с миром. Пришедшие же без грамоты подлежали задержанию до тех пор, пока киевский князь не подтвердит их полномочий. Тот, кто сопротивлялся аресту, мог быть умерщвлен, и князь не имел права взыскать с греков за его смерть; если таковому все же удавалось убежать и вернуться на Русь, то греки должны были написать об этом князю, а он волен был поступить как хочет.

Купцы из Киевской земли продолжали пользоваться всеми льготами, предусмотренными для торговой «руси» по договору 911 г.: им отводился гостиный двор возле церкви Святого Маманта, где они могли жить до наступления холодов на полном содержании у имперской казны. Свобода торговли для них («и да творять куплю иже бе им надобе») была стеснена только ограничением на экспорт дорогих тканей: русские купцы не имели права покупать паволоки стоимостью свыше 50 золотников (о запрещении иностранцам вывозить из Константинополя дорогие ткани пишет также Лиутпранд, епископ Кремонский, у которого при отъезде из Константинополя таможенники отняли пять пурпурных плащей). Этот запрет был вызван тем, что византийские власти строго следили, чтобы пышность и роскошь, приличествовавшие богоподобному василевсу ромеев и императорскому двору, не сделались достоянием не только окрестных варваров, но и собственного населения, которому запрещалось покупать шелка больше, чем на известную сумму (30 золотников). «Царские» ткани и одеяния были предметом страстного вожделения для вождей окружавших Византию «диких» народов. Трон правителя Волжской Булгарии, с которым в 921 г. виделся Ибн Фадлан, был покрыт византийской парчой. Печенеги, как пишет Константин Багрянородный, были готовы продаться с потрохами за шелковые ткани, ленты, платки, пояса, «алые парфянские кожи». Мирные договоры, венчавшие неудачные для империи войны с варварами, обычно содержали обязательство византийских властей выдать часть дани шелком, парчой, крашеными кожами и т. д. Этого добивался в 812 г. болгарский хан Крум и в 911 г. «светлый князь русский» Олег. В 944 г. намерение «взять паволоки» высказывала Игорева дружина — и, по всей вероятности, взяла. Контроль за вывозом тканей из Константинополя осуществляли имперские чиновники, которые ставили на полотне клеймо, служившее для русских купцов пропуском на таможне.

II. Вопросы уголовного и имущественного права — смертоубийство «христианином русина или русином христианина», взаимные побои и кражи, возвращение беглых рабов — решались «по закону русскому и греческому». Несхожесть византийского и русского законодательства, обусловленная этноконфессиональными различиями, вынуждала стороны к определенному компромиссу. Так, за удар «мечом, или копием, или другим оружием» русин платил денежный штраф — «сребра литр 5, по закону русскому»; воров же наказывали «по закону греческому и по уставу и по закону русскому», — видимо, смотря по тому, кем был преступник: греком или русином. Грек, обидевший кого-либо в Русской земле, не должен был судиться судом князя, но подлежал выдаче на расправу византийскому правительству* . Русские владельцы бежавших рабов были поставлены в лучшие условия по сравнению с греческими. Даже если раб, укрывшийся от них в Византии, не находился, они получали сполна его цену — две паволоки; в то же время за возвращение раба, совершившего кражу у хозяина-грека и пойманного с краденым на Руси, русам полагалось два золотника в награду.

* Сравнение этой статьи договора 944 г. с аналогичными статьями других, близких ему по времени международных договоров Византии (XI - XII вв.), в частности с итальянскими городами, показывает, что запрещение судить языческим судом провинившегося грека касалось, по всей видимости, только должностных лиц империи. Для прочих «греков» никаких послаблений в этом отношении не делалось (Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь. (IX - начало XIII в.). СПб., 2000. С. 86).

III. В сфере международной политики стороны заявляли о самом тесном союзе. В случае войны Византии с третьим государством великий князь обязывался предоставить императору военную помощь «елико хощет: и оттоле увидят иные страны, какую любовь имеют Греки с Русью». Игорь также давал обещание самому не воевать «страну Корсунскую» и защищать ее от набегов («пакостей») черных булгар — империя стремилась не допустить повторения . Вместе с тем эта статья договора узаконивала присутствие киевских дружинников в Крыму. Военные услуги Игоря оплачивались византийским правительством: «да дамы ему елико ему будет». Как явствует из книги Константина Багрянородного «Об управлении империей», русы за свою службу просили также снабдить их «жидким огнем, выбрасываемым через сифоны». Однако им было отказано под тем предлогом, что это оружие послано ромеям самим Богом через ангела, вместе со строжайшим наказом, чтобы оно «изготовлялось только у христиан и только в том городе, в котором они царствуют, — и никоим образом ни в каком ином месте, а также чтобы никакой другой народ не получил его и не был обучен его приготовлению».

Византийские власти проявили неуступчивость еще в нескольких вопросах. В частности, русы не имели права зимовать в устье Днепра и на острове Святой Эферий (чаще всего отождествляется с островом Березань напротив, дельты Днепра), и с наступлением осени должны были идти «в домы своя, в Русь» (Археологические раскопки на о. Березань выявили временный — вероятно, сезонный — характер здешних поселений, что удостоверяет выполнение русами условий договора; см.: Горбунова К.С. О характере поселения на острове Березань // Проблемы археологии. Л., 1979. Вып. II. С. 170-174 ). Между тем херсонские рыбаки могли беспрепятственно ловить рыбу в Днепровском устье (по словам Константина Багрянородного, где-то рядом находились также «болота и бухты, в которых херсониты добывают соль»). С другой стороны, русы теперь не были обязаны, как прежде, помогать потерпевшим крушение греческим морякам: от русов требовалось всего лишь не чинить им обид. Пленные греки-христиане, попавшие на Русь, подлежали выкупу: за юношу или вдовицу давали 10 золотников; за человека средних лет — 8; за старика или младенца — 5. Пленного руса на константинопольском невольничьем рынке выкупали за 10 золотников, но если владелец его клялся на кресте, что заплатил за него больше, то платили столько, сколько он скажет.

Договор 944 г. часто сопоставляли с договором 911 г., пытаясь выяснить, какой из них больше соответствовал интересам Русской земли. Как правило, ничего путного из этого не выходило: в схожих статьях обоих договоров одни детали выглядят «лучше», другие «хуже» для русов; ряд статей в договоре Игоря содержат новшества, неизвестные ранее. Мы не будем заниматься сравнительным анализом этих документов, потому что знаем, что они вообще несравнимы. Русская земля князя Игоря не была правопреемницей Руси вещего Олега, договоры 911 и 944 гг. заключили представители , интересы которых не совпадали. Но если говорить об Игоре, то его выгоды были полностью соблюдены: он достиг всего, чего желал.

В начале осени 944 г. русские послы и гости вернулись в Киев вместе с византийскими дипломатами, посланными Романом I проследить за ратификацией договора. На вопрос Игоря, что велел им передать император, они, согласно летописи, ответили: «Царь послал нас, он радуется миру и хочет иметь с тобою, великим князем русским, мир и любовь. Твои послы водили наших царей ко кресту, и мы посланы привести к присяге тебя и мужей твоих». Церемония была назначена на завтра. Поутру Игорь в сопровождении послов Романа отправился на холм, где стоял Перунов идол. Положив вокруг истукана щиты, обнаженные мечи и «золото» (по всей видимости, то были золотые шейные обручи-«гривны», упоминаемые в древнерусских и иноземных источниках, в частности у Ибн Русте: «их [русов] мужчины носят золотые браслеты»), некрещеные русы поклялись свято соблюдать условия договора. Русы-христиане целовали крест на том же в киевской соборной церкви Святого Ильи. Затем Игорь отпустил послов, одарив их мехами, рабами и воском.

На этом Русь «светлых князей» официально прекратила свое существование. Ее место в восточнославянском мире и в системе международных отношений заняла новая держава — Русская земля, Русь князя Игоря и его потомков — Игоревичей.

К началу 40-х годов X в., когда отношения между Византией и Русью резко обострились, международное положение империи значительно стабилизировалось. Болгария была истощена длительными и разорительными войнами. Новое болгарское правительство царя Петра заключило с Византией мир. Провизантийские настроения все определеннее брали верх в болгарском руководстве. Еще недавно крепкое, стиснутое властной рукой Симеона, ныне оно шло к расколу. Начавшаяся феодальная раздробленность страны вела к распадению Болгарии на ряд самостоятельно управляющихся феодальных территорий.

Появление печенегов в причерноморских степях серьезно изменило обстановку в Северном Причерноморье. Отныне и Русь, и Хазария вынуждены были считаться с печенежской угрозой.

Вместе с тем в 30-х годах X в. растут противоречия между иудаистской Хазарией и Византией, где Роман I Лакапин начал широкое преследование иудеев, что осложнило отношения империи с каганатом. И греческие источники, и русская летопись, а также текст договора 944 г. отражают очевидную борьбу в 30-х годах X в. между Русью и Византией за влияние в Крыму и Северном Причерноморье. Обычно принимается во внимание факт сообщения херсонесскго стратига о движении русской рати на Византию как в 941, так и в 944 г.

Сocредоточие всех византийских помыслов в Северном Причерноморье, согласно Константину VII Багрянородному, – это Херсонес, крымские владения Византии. Печенеги – самая надежная традиционная защита империи на севере, а аланы – в районе Северного Кавказа. Противники же Херсонеса – в первую очередь хазары; другая забота греков в данном районе – в случае необходимости столкнуть печенегов с руссами и уграми. Хотя текст прямо не отражает давления Руси на северо-причерноморские владения империи, но потенциальный противник здесь угадывается, несмотря на то что Константин VII говорит о государстве, с которым Византию связывал со второй половины 40-х годов X в. договор о мире и союзе.

На фоне развивавшегося конфликта империи с Хазарским каганатом легко предположить, что подобные действия Руси в районах, близлежащих к границам каганата, уже не возбуждали у хазар столь резкой реакции, как это было, скажем, в 30–40-х годах IX в., когда давление Руси заставило их обратиться за помощью к Византии.

Последующие события 941–944 гг. еще более проясняют международную обстановку того времени. Под 944 г. «Повесть временных лет» сообщает о том, что Игорь, возвратившись на родину, тут же начал «совкупляти вое многи» и послал за варягами. В 943 г. угры ударили по Константинополю, а на следующий год коалиция славяно-русских племен (полян, словен, кривичей, тиверцев), варягов и печенегов двинулась к границам империи. Ведя переговоры с руссами на Дунае, греки одновременно направили посольство к печенегам, послав им, как сообщает русская летопись, «паволоки и злато много». Так началась борьба за печенегов, в которой греки, видимо, достигли определенных результатов, так как руссы поспешили заключить с ними мир. Решающую роль сыграло здесь, согласно летописному тексту, обязательство Романа по-прежнему выплачивать Руси ежегодную дань и предоставить руссам единовременную контрибуцию; но не следует упускать из вида и неустойчивую позицию печенегов, задаренных греческим золотом. Тем не менее греки не добились полного эффекта от своего посольства к печенегам, так как последние по наущению Игоря нанесли удар по дружественной Византии Болгарии.

Русь выступила в 941 г. против Византии, принимая во внимание благожелательный нейтралитет со стороны Хазарского каганата, имея потенциальных союзников в лице враждующих с империей угров. К 944 г. антивизантийская коалиция, которую возглавляла Русь, включала печенегов, а также испытанных и давних союзников Руси – варягов. Империя пользовалась поддержкой со стороны провизантийского правительства Болгарии. Такова была расстановка сил.

Необходимо учитывать при этом и тот факт, что Русь ударила по Византии в 941 г. в тот момент, когда империя, несмотря на общее укрепление своих позиций в Восточной Европе и на границах с Арабским халифатом, испытывала военное давление со стороны сицилийских арабов и угров.

В этих условиях и происходит разрыв мирных отношений между Русью и Византией. Как мы уже пытались показать, одной из причин этого разрыва являлось противоборство сторон в районе Северного Причерноморья и Крыма. Другим поводом, по-видимому, послужило прекращение Византией уплаты ежегодной дани Руси, на что также обращалось внимание в историографии. Ряд ученых отметили, что именно руссы нарушили мир с империей».

О масштабах и ярости нашествия говорят и огромные усилия греков по организации отпора руссам. Восточная византийская армия насчитывала, согласно «Житию Василия Нового» и «Повести временных лет», 40 тыс. человек. Кроме того, в район действия русской рати были подтянуты македонские и фракийские отряды. Лишь к сентябрю 941 г. руссы были выбиты окончательно. В ходе нашествия произошло два крупных морских сражения: в начале нападения, в июне, и на исходе нашествия. Лучшие полководцы империи – Варда Фока, Феофан и другие противоборствовали русской рати. Все это еще раз убеждает в том, что поход 941 г. явился крупным военным предприятием, буквально потрясшим империю. Поэтому, когда через два с половиной года греки узнали, что руссы поднялись в новый поход, они немедленно запросили мира. Обычный прагматизм греков, стремившихся во что бы то ни стало отвести от своих границ угрозу нашествия, видимо, восторжествовал и на этот раз.

Безусловно, и новый натиск угров, и дворцовые смуты в Константинополе не способствовали консолидации империи перед новым русским нашествием.

Русская летопись сообщает, что император Роман послал к Игорю «лучие боляре» с предложением остановить поход и по-прежнему получать дань с греков. Одновременно, по обычаю византийцев, посольство было направлено и к печенегам, с тем чтобы разъединить своих противников золотом и разными посулами, оторвать печенегов от коалиции и ослабить тем самым, русское войско, а вместе с тем и поколебать уверенность в успехе нового военного предприятия. Если опять же следовать летописи, то можно предполагать, что в эти дни между Византией и Русью развернулась дипломатическая борьба за печенегов. Согласившись на предложение греков, Игорь, вероятно, также вступил в переговоры с печенегами, результатом которых, очевидно, и явилось совместное русско-печенежское решение ударить силами печенегов по дружественной в то время грекам Болгарии. Факт направления печенегов на Болгарию указывает, что Византии не удалось на этот раз расколоть русско-печенежскую коалицию: русский козырь в дипломатической игре с печенегами оказался более крупным – набег на Болгарию стоил, видимо, большего, чем византийские подарки. И все же греки кое-чего добились: с уграми был заключен мир на пять лет, печенеги были поколеблены, Болгария осталась союзной Византии. Антивизантийская коалиция окончательно так и не сложилась, что также могло заставить Игоря пойти на мир с греками. Но, повторяем, решающее значение, как об этом недвусмысленно говорит летопись, имело возобновление Византией уплаты ежегодной дани Руси.

На Дунае был проведен первый и очень важный тур переговоров.

Трудно согласиться и с мнением А. Димитриу, будто «о каких-нибудь переговорах, клонившихся к заключению договора или напоминавших о заключенных уже договорах, – ни слова». Как раз на Дунае были проведены именно такие переговоры. Они положили конец войне 941–944 гг. В ходе этих переговоров стороны апеллировали к условиям о выплате дани, установленным договором 907 г. И не случайно через некоторое время в Киеве появилось греческое посольство. Договоренность о процедуре выработки нового русско-византийского соглашения – и это можно утверждать вполне определенно – также была достигнута во время этого первого тура мирных переговоров.

В русско-византийских соглашениях прошлого, стоявших в ряду иных византино-иностранных мирных договоров второй половины 1-го тысячелетия, одним из основополагающих условий являлось либо восстановление, либо утверждение заново мирных отношений между двумя государствами. Идея «мира и любви» проходит красной нитью через договоры 907 и 911 гг., причем, как мы старались показать, она выглядит там не декларативно, не абстрактно, а непосредственно связана с заключением таких пунктов соглашений, которые были жизненно важны для обеих сторон и при соблюдении которых эти отношения «мира и любви» действительно должны были реализовываться.

Подобная же картина наблюдается в 944 г. Договор Игоря с греками – типичное межгосударственное соглашение «мира и любви», которое и восстанавливало прежние мирные отношения между странами, возвращало обе стороны к «ветхому миру» 907 г., и заново регламентировало эти отношения в соответствии с интересами обеих сторон, новыми историческими условиями.

Договор 944 г. объединил в себе как основные статьи «мира» 907 г., устанавливающие общие принципы политических и экономических взаимоотношений между двумя странами, так и многие конкретные статьи «мира-ряда» 911 г., регулирующие и совершенствующие детали этих отношений.

В грамоте 944 г. подтвержден порядок посольских и торговых контактов, установленный еще в договоре 907 г.: «А великий князь руский и боляре его да посылають въ Грекы къ великимъ царемъ гречьскимъ корабли, елико хотять, со слы и с гостьми, яко же имъ уставлено есть». Почти без изменений вошел в договор 944 г. текст из соглашения 907 г. о порядке прихода русских послов и купцов в Византию, получения ими слебного и месячины, размещения и появления их для торговли непосредственно в Константинополе. Здесь же говорится, что, собираясь в обратный путь, руссы имеют право на получение продовольствия и снаряжения, «яко же уставлено есть преже», т.е. в 907 г. Договор 944 г. подтвердил обязанность византийского сановника – «царева мужа», приставленного к посольству, переписывать состав посольства и в соответствии с этим списком выявлять слебное послам и месячину купцам из Киева, Чернигова и других городов; вводить руссов в город через одни ворота; охранять их; разбирать возникавшие недоразумения между руссами и греками («да аще кто от Руси или от Грекъ створить криво, да оправляеть то»); контролировать характер и масштабы торговых операций и удостоверять своей печатью на товарах законность произведенной сделки.

Одновременно в статьи, регулирующие политические и торговые отношения двух стран, по сравнению с 907 г. внесены некоторые серьезные коррективы.

Прежде всего это относится к порядку удостоверения личности приходящих из Руси послов и купцов. Согласно договору 944 г., они должны предъявлять византийским чиновникам своеобразные «удостоверения личности» – грамоты, выданные послам или гостям великим князем, адресованные на имя византийского императора (ранее такими «удостоверениями» считались печати: золотые – для послов, серебряные – для гостей): «Ношаху ели печати злати, а гостье сребрени; ныне же уведелъ есть князь вашь посылати грамоты ко царству нашему; иже посылаеми бывають от нихъ поели и гостье, да приносять грамоту»

Существовал еще один аспект этой особой заботы: строгий великокняжеский контроль за деятельностью русских миссий и суровые наказания, грозившие тем руссам, которые появлялись в империи на свой страх и риск, сводили до минимума возможность зарождения новых конфликтов между Русью и империей из-за антигосударственных действий в Византии русских караванов. Об этом, в частности, говорит и такое, на первый взгляд незаметное, нововведение в этой части договора, как появление фразы: «Входяще же Русь в градъ, да не творять пакости» б, дополняющей запрещение руссам творить «бещинья» «в селехъ» и «в стране нашей».

В разделе об обязанностях русского купечества в Византии появляется ограничение насчет масштаба торговых операций с паволоками – дорогими шелковыми тканями: их можно было теперь купить только на 50 золотников. При этом «царев муж» был обязан проконтролировать сделку и опечатать купленные ткани в знак разрешения своей печатью.

Действительно серьезным шагом назад по сравнению с временами 907–911 гг. явилось для Руси исчезновение из общеполитического раздела договора 944 г. пункта договора 907 г. о предоставлении русским купцам права беспошлинной торговли в Византии.

Новый аспект в договоре 944 г. приобретают статьи военного характера.

Если в 911 г. имелась лишь одна статья, в которой говорилось о военной помощи со стороны Руси Византии и разрешении руссам оставаться на военной службе в императорском войске в качестве наемников, то в договоре 944 г. развернута целая программа военного союза и взаимной помощи. Д. Миллер совершенно справедливо отметил, что Русь в договоре 944 г. выступает в статусе полноправного союзника Византии.

Большое внимание грамота 944 г. уделяет уголовно-правовым и имущественным вопросам, развивая и дополняя в этом отношении соглашение 911 г.

Специальная статья посвящена вопросу о наказании подданных империи, совершивших проступки на территории, подведомственной юрисдикции Руси. В этом случае преступник должен получить наказание «повеленьемь царства нашего». Большое внимание грамота 944 г. уделяет уголовно-правовым и имущественным вопросам, развивая и дополняя в этом отношении соглашение 911 г.

Специальная статья посвящена вопросу о наказании подданных империи, совершивших проступки на территории, подведомственной юрисдикции Руси. В этом случае преступник должен получить наказание «повеленьемь царства нашего».

Анализ договора 944 г. и его сравнение с ранними русско-византийскими соглашениями показывают, что его содержание вполне соответствовало новому уровню переговоров о его заключении, составу посольства, характеру дипломатического представительства Руси: это было совершенно новое всеобъемлющее политическое соглашение. Конечно, оно подтверждало и возобновляло отношения «мира и дружбы», утвержденные между Византией и Русью в 907–911 гг., сохранило все те нормы политических, торговых, международно-правовых отношений между странами, которые оказались жизненными и через 30 лет после переговоров в начале X в. Но вместе с тем перед нами не дополнение и развитие соглашения 911 г., а совершенно самостоятельный политический межгосударственный договор о мире, дружбе и военном союзе, отразивший уровень политических и экономических отношений между Византией и Русью в середине X в.

907 год.

Олег же, немного отойдя от [Царь]града, начал переговоры о мире с греческими царями Леоном и Александром, послав к ним в город Карла, Фарлафа, Вермуда, Рулава и Стемида со словами: «Платите мне дань». И сказали греки: «Что хочешь, дадим тебе». И указал Олег, дать (своим) воинам на 2000 кораблей по 12 гривен на уключину, и потом давать содержание прибывающим из русских городов: прежде всего из Киева, а также из Чернигова, Переяславля, Полоцка, Ростова, Любеча и прочих городов, ибо по тем городам сидят подвластные Олегу князья.

Когда приходят русские, пусть взимают содержание, сколько хотят, а если придут купцы, то пусть взимают месячное в течение 6 месяцев: хлеб, вино, мясо, рыбы и плоды. И пусть устраивают им баню, как только (они) захотят. Когда же русские отправятся к себе домой, то пусть взимают у Вашего царя на дорогу еду, якоря, снасти, паруса и что им нужно.

И обязались греки. И сказали цари и все бояре.

Если явятся русские не для торговли, то пусть не взимают месячное. Пусть (русский) князь запретит своим послам и (вообще) прибывающим сюда русским творить бесчинство в наших селах и в нашей стране. Прибывающие (сюда) русские пусть обитают вблизи (монастыря) святого Мамонта; и когда наше царское величество пришлет (к ним кого-либо), кто перепишет их имена, то тогда (только) они возьмут полагающееся им месячное - сперва (пришедшие) из Киева, затем из Чернигова и Переяславля и из других городов. И пусть входят в город только через одни ворота в сопровождении царского чиновника, безоружными, человек по 50, и пусть торгуют, сколько им нужно, не уплачивая никаких торговых пошлин.

Итак, царь Леон и Александр заключили мир с Олегом, обязались уплатить дань и присягали обе стороны; сами (греки) целовали крест, а Олега и его дружинников привели к присяге по русскому обычаю; и клялись те своим оружием и своими богами Перуном и Велесом, богом скота. И так был утвержден мир.

911 год.

В год 6420. Послал Олег своих дружинников установить мирные отношения и заключить договор между Византией и Русью; и, послав (их), сказал так:

Список с другого (экземпляра) договора, находящегося у тех же царей Льва и Александра.

1. Мы, от (имени) русского народа, Карлы, Ингельд, Фарлаф, Вермуд, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Рюар, Актеву, Труан, Лидулфост, Стемид, посланные Олегом, великим князем русским, и всеми подвластными ему светлыми боярами к вам, Льву, Александру и Константину, божьей милостью великим самодержцам, царям греческим, для подтверждения и укрепления дружбы, существовавшей между греками и русскими на протяжении многих лет, согласно желанию и повелению наших князей [и] всех подвластных им русских. Наша светлость, более всех желая милостью бога подтвердить и укрепить дружбу, существовавшую между христианами и русскими, многократно действительно стремились не только на словах, но и в письменной форме и нерушимой присягою, клянясь своим оружием, подтвердить и укрепить эту дружбу, согласно нашей вере и обычаю.

2. Таковы разделы милостью бога мирного соглашения, как мы о нем условились. Прежде всего пусть заключим с вами, греками, мир, и станем дружить друг с другом всею душой и сердцем, и не допустим, согласно нашему взаимному стремлению, никакого беспорядка или обиды со стороны подручных нам светлых князей; но постараемся, сколь возможно, сохранить с вами, греками, (впредь) безупречную дружбу, письменным договором выраженную и присягою подтвержденную. Также и вы, греки, впредь всегда соблюдайте такую же нерушимую и безупречную дружбу по отношению к нашим светлым князьям русским и ко всем, кто находится под рукою нашего светлого князя.

3. Что же касается преступлений, если случится злодеяние, договоримся так: пусть обвинение, содержащееся в публично представленных (вещественных) доказательствах, будет признано доказанным; если же какому-либо (доказательству) не станут верить, то пусть присягнет та сторона, которая домогается, чтобы ему (доказательству) не доверяли; и когда присягнет, согласно своей вере, пусть наказание будет соответствовать характеру преступления.

4. О следующем. Если кто-либо убьет (кого-либо) - русский христианина или христианин русского, - пусть умрет на месте совершения убийства. Если же убийца убежит, а окажется имущим, то ту часть его имущества, которая полагается ему по закону, пусть возьмет родственник убитого, но и жена убийцы пусть сохранит то, что полагается ей по обычаю. Если убийца окажется неимущим и (при этом) он бежал, то пусть окажется под судом до тех пор, пока не будет найден (если же будет найден, то), пусть умрет.

5. Если (кто) ударит мечом или побьет (кого) каким-либо орудием, то за тот удар или избиение пусть даст 5 литров серебра по обычаю русскому. Если же совершивший это окажется неимущим, то пусть даст сколько может, вплоть до того, что даже снимет с себя те самые одежды, в которых ходит, а (что касается) недостающего, то пусть присягнет, согласно своей вере, что никто не может помочь ему, и пусть судебное преследование с целью взыскания (с него) штрафа на этом кончается.

6. О следующем. Если русский украдет что-либо у христианина или же христианин у русского и схвачен будет вор потерпевшим в то самое время, когда совершает кражу, при этом он окажет сопротивление и будет убит, то не взыщется его смерть ни христианами, ни Русью, но пусть даже потерпевший возьмет то свое (имущество), которое у него пропадало. Если же вор отдастся без сопротивления в руки того, у кого совершил кражу, и будет им связан, то пусть возвратит то, на что осмелился посягнуть, в тройном размере.

7. О следующем. Если кто-либо - русский у христианина или христианин у русского, - причиняя страдания и явно творя насилие, возьмет что-нибудь принадлежащее другому, пусть возместит убытки в тройном размере.

8. Если выброшена будет ладья сильным ветром на чужую землю и окажется там кто-нибудь из нас, русских (поблизости), то если захочет (хозяин) сохранить ее вместе со своим товаром и отправить обратно в Греческую землю, пусть проведем ее (мы) чрез любое опасное место, пока не придет она в место безопасное; если же эта ладья, спасенная после бури или после того, как она была выброшена на мель, не сможет сама возвратиться в свои места, то мы, русские, поможем гребцам той ладьи и проводим ее с их товаром невредимой. В том случае, если случится такое несчастье около Греческой земли с русской ладьею, то (мы, греки) проведем ее в Русскую землю, и пусть (свободно) продаются товары той ладьи; (так что) если можно что-либо продать из (той) ладьи, то пусть мы, русские, разгрузим их ладью. И когда приходим (мы, русские) в Грецию для торговли или с посольством к вашему царю, то пропустим (мы, греки) с честью привезенный для продажи товар (с) их ладьи. Если же случится (так, что) ктолибо из прибывших на той ладье будет убит или избит нами, русскими, или окажется что-либо взятым из ладьи, то пусть русские, сотворившие это, будут присуждены к вышеуказанному наказанию.

9. О следующем. Если пленник (из числа подданных) той или иной страны насильно удерживается русскими или греками, будучи запродан в другую страну, а объявится (соотечественник пленного), русский или грек, то (тогда разрешается его) выкупить и возвратить выкупленного на родину, а (купцы, его) купившие, возьмут цену его, или пусть будет засчитана в выкупную цену поденно (отработанная рыночная) цена челядина. Также, если и на войне (он) будет взят теми греками, все равно пусть возвратится он в свою страну, и отдана будет (за него), как сказано выше, его цена, существующая в обычных торговых расчетах.

10. Когда же требуется идти на войну. Когда же вам потребуется идти на войну, а эти (русские) захотят почтить Вашего царя, то сколько бы из пришедших (к Вам) в какое-либо время ни захотело остаться у Вашего царя по своей воле, пусть будет исполнено их желание.

11. О плененных русскими (христианах), привезенных из какой-либо страны на Русь и сразу же продаваемых в Грецию. Если же когда-нибудь пленные христиане будут привезены из какой-либо страны на Русь, то они должны продаваться по 20 золотников и возвращаться в Грецию.

12. О следующем. Если русский челядин будет украден, или убежит, или будет насильно продан и русские начнут жаловаться, то пусть подтвердится это показаниями челядина, и (тогда) русские его возьмут; также если и купцы потеряют челядина и заявят об этом, то пусть производят розыск и, найдя его, заберут… Если кто не даст произвести этого розыскания местному чиновнику, то будет считаться виновным.

13. русских, находящихся на службе в Греции у Греческого царя. Если кто (из них) умрет, не завещав своего имущества, а своих (родственников) у него (в Греции) не будет, то пусть возвратят его имущество ближайшим родственникам на Руси. Если же он составит завещание, то пусть тот, кому (он) написал (распоряжение) наследовать имущество, возьмет завещанное и наследует им.

13а. О русских, совершающих торговые операции…

О различных (людях), ходящих в Грецию и остающихся в долгу… Если злодей (? не) возвратится на Русь, то пусть русские жалуются греческому царскому величеству, и он да будет схвачен и возвращен насильно на Русь.

15. То же самое пусть сделают и русские грекам, если случится такое же (с ними).

Для подтверждения и нерушимости настоящий мирный договор между вами, христианами, и (нами) русскими, мы составили киноварью (? Ивановым написанием) на двух хартиях: вашего царя и собственноручной, и, скрепив (клятвою), предлежащим честным крестом и святою единосущною троицею единого истинного бога вашего, отдали нашим послам. Мы же клянемся вашему царю, поставленному (на царство) милостью бога, по обычаю и по установлению нашего народа, что ни мы, ни кто-либо из нашей страны не (будет) нарушать (этих) утвержденных пунктов мирного договора. И этот письменный экземпляр договора дали вашим царям на утверждение, чтобы этим договором был подтвержден и укреплен существующий между нами мир.

Месяца сентября 2, индикта 15, в год от сотворения мира 6420.

Царь же Леон почтил русских послов дарами, золотом и шелками, и драгоценными тканями, и приставил к ним своих мужей показать им церковную красоту, золотые палаты и хранящиеся в них богатства: множество золота, драгоценные ткани, драгоценные камни, а также чудеса своего бога и страсти господни: венец, гвозди, багряницу, мощи святых, уча их своей вере и показывая им истинную веру. И так отпустил их в свою землю с великою честью.

Послы же, посланные Олегом, пришли к нему и поведали все речи обоих царей, как установили мирные отношения и заключили договор между Греческою землею и Русскою, и (решили, чтобы впредь) не преступать клятвы - ни грекам, ни русским.

944 год.

В год 6453. Прислали Роман, Константин и Стефан к Игорю послов для восстановления прежних мирных отношений. Игорь же, поговорив с ними о мире, послал своих дружинников к Роману. Роман же созвал бояр и сановников. И привели русских послов и велели (им) говорить, а также записывать речи обеих сторон на хартию.

Список с другого (экземпляра) договора, находящегося у царей Романа, Константина и Стефана, христолюбивых владык.

1. Мы, от (имени) русского народа, послы и купцы, Ивор, посол Игоря, великого князя русского, и общие послы: Вуефаст - Святослава, сына Игоря; Искусев - княгини Ольги; Слуды - Игоря, племянника Игоря; Улеб - Владислава; Каницар - Предславы; Шихберн - Сфандры, жены Улеба; Прастен - Турдов; Либиар - Фостов; Грим - Сфирков; Прастен - Акуна, племянника Игоря; Кары - Студеков; Егри - Ерлисков; Воист - Войков; Истр - Аминдов; Прастен - Бернов; Ятвяг - Гунарев; Шибрид - Алдан; Кол - Клеков; Стегги - Етонов; Сфирка…; Алвад - Гудов; Фруди - Тулбов; Мутур - Утин. Купец (? купцы): Адунь, Адулб, Иггизлад, Улеб, Фрутан, Гомол, Куци, Емиг, Турбрид, Фурстен, Бруны, Руалд, Гунастр, Фрастен, Игтелд, Турберн, другой Турберн, Улеб, Турбен, Моны, Руалд, Свен, Стир, Алдан, Тилий, Апубкарь, Свен, Вузлев и Синько Борич, посланные Игорем, великим князем русским и всяким княжьем и всеми людьми Русской земли. И теми поручено возобновить на зло ненавидящем к добру враждолюбцу дьяволу старый мирный договор, уже много лет как нарушенный, и утвердить дружбу между греками и русскими.

И наш великий князь Игорь, и его бояре, и все люди русские послали нас к Роману, Константину и Стефану, великим греческим царям, укрепить дружбу с самими царями, и со всеми боярами, и со всеми греческими людьми на все годы (до тех пор), пока сияет солнце и существует самый мир. А если (кто-либо) из Русской страны замыслит нарушить эту дружбу, то пусть те из них, которые приняли крещение, получат от вседержителя бога возмездие и осуждение на погибель и в этом мире, и в загробном; а те из них, которые не крещены, пусть не получат помощи ни от бога, ни от Перуна, да не защитятся они своими щитами, и да погибнут они от своих мечей, от стрел и другого своего оружия, и да пребудут рабами в этом мире и загробном.

2. А великий князь русский и его бояре пусть посылают в Грецию к великим царям греческим (столько) кораблей со своими послами и купцами, сколько захотят. Если (раньше) было постановлено, чтобы послы приносили золотые печати, а купцы - серебряные, то теперь повелел ваш князь посылать грамоты к нашему царскому величеству; посылаемые ими (т.е. русскими) послы и гости пусть приносят грамоту, где будет написано так: «послал столько-то кораблей»; чтобы из таких (грамот) узнали и мы, что приходят они с мирными намерениями. Если же придут без грамоты и окажутся в наших руках, то нам следует задержать (их до тех пор), пока не возвестим Вашему князю; если же (они) не дадут себя задержать и будут сопротивляться, то (если будут убиты) пусть не взыщется Вашим князем смерть их; если же, убежав, придут на Русь, то напишем мы Вашему князю - и пусть делают (с ними), что хотят.

2а. Если явятся русские не для торговли, то пусть не взимают месячное. И пусть запретит (русский) князь своим послам и (вообще) прибывающим сюда русским творить бесчинство в наших селах и в нашей стране. Пусть прибывающие (сюда) обитают вблизи монастыря Святого Мамонта; и когда наше царское величество пришлет (к ним кого-либо), кто перепишет их имена, то пусть тогда (только) они возьмут полагающееся им месячное - сперва (пришедшие) из Киева, затем из Чернигова и Переяславля.

И пусть входят в город только через одни ворота в сопровождении царского чиновника, безоружными, человек по 50, и пусть торгуют, сколько им нужно, и выходят назад, а царский чиновник пусть их охраняет. Если же кто-либо из русских или из греков совершит беззаконие, пусть тот (чиновник) рассудит их. Когда же русские входят в город, то пусть не совершают бесчинств - пусть они не имеют права купить драгоценных тканей больше, чем на 50 золотников (каждый). И если кто купит что-нибудь из тех тканей, то пусть покажет (их) царскому чиновнику, а тот, наложив печать, отдаст их ему. И отправляющиеся отсюда русские пусть взимают от нас, по мере надобности, пищу на дорогу и что нужно для обеспечения людей, как было установлено раньше, и пусть возвратятся невредимыми в свою страну, а у святого Мамонта зимовать (они) не имеют права.

3. Если убежит челядин от русских, пришедших в страну нашего царского величества и (живущих) около святого Мамонта, и если найдется он, то пусть его возьмут; если же не найдется, то пусть присягнут наши русские - христиане в соответствии с их верой, а нехристиане по их обычаю, - и тогда возьмут от нас, согласно установленной прежде расценке, 2 драгоценные ткани за челядина.

4. Если убежит к Вам наш челядин от людей нашего царского величества, или из нашей столицы, или из других городов и принесет что-нибудь (с собою), то Вам следует возвратить его; а если все, что он принес, будет цело, то взять от него (т.е. хозяина) два золотника за поимку (челядина).

5. Если же кто из русских попытается (самовольно) взять что-либо у людей нашего царского величества и свою попытку осуществит, то будет сурово наказан; если же (он) уже возьмет (что-либо), то пусть заплатит вдвойне; и если то же причинит грек русскому, то (он) подвергнется такому же наказанию, какому подвергся и тот (русский при совершении кражи).

6. Если же случится украсть что-либо русскому у греков, то следует возвратить не только украденное, но и (приплатив сверх того) его цену; если же окажется, что украденное уже продано, то пусть отдаст вдвойне его цену и будет наказан по греческому обычаю и по уставу и обычаю русскому.

7. И сколько бы сюда пленных христиан нашей страны

русские ни приводили, то, если будет юноша или хорошая девица, пусть (при их выкупе) дают (наши по) 10 золотников и забирают их; если же (будет) обыкновенный (пленник), то дают 8 золотников и забирают его; если же будет стар или мал, то дадут 5 золотников.

Если же окажутся русские из числа пленников в рабстве у греков, то пусть русские выкупают их по 10 золотников; если же грек купил (русского), то следует ему присягнуть и взять свою цену, сколько он дал за него.

8. И о Корсунской стране. Русский князь не имеет права воевать в тех странах, ни в каких-либо городах той земли, а та страна не будет вам подвластна; когда же попросит у нас воинов русский князь, чтобы воевать, дадим ему (столько), сколько ему ни потребуется.

9. И о следующем. Если найдут русские греческий корабль, выкинутый где-нибудь на берег, пусть не причиняют ему ущерба; если же кто возьмет с него что-либо, или обратит какого-либо человека (с этого корабля) в рабство, или убьет, то будет наказан согласно русскому и греческому обычаю.

10. Если же русские застанут в устье Днепра корсунян за рыбной ловлей, пусть не причинят им никакого зла. И пусть русские не имеют права зимовать в устье Днепра, в Белобережии и у святого Елферья, но с наступлением осени пусть отправляются в Русь по своим домам.

11. И о следующем. Если же придут черные болгары и станут воевать в Корсунской стране, то просим русского князя, чтобы он не пускал их причинять ущерб его стране.

12. Если же будет совершено какое-либо злодеяние греками, подданными нашего царского величества, то (Вы) не имеете права их (самовольно) наказывать, но, согласно повелению нашего царского величества, пусть получат (они наказание) в меру своих проступков.

13. Если же убьет христианин русского или русский христианина и будет схвачен убийца родичами (убитого), то да будет он убит.

Если же убийца убежит, а окажется имущим, то пусть его имущество возьмут родичи убитого. Если же он окажется неимущим и (при этом) он убежал, то пусть его разыскивают, пока не будет найден; если же будет найден, то да будет он убит.

14. Если же ударит мечом или копьем или каким-либо орудием русин грека или грек русина, то пусть за такое беззаконие заплатит по обычаю русскому 5 литров серебра. Если же он окажется неимущим, то пусть настолько будет распродано у него все, что даже и одежды, в которых он ходит, и те с него пусть снимут, а (что касается) недостающего, то пусть присягнет, согласно своей вере, что ничего не имеет, и да будет отпущен.

15. Если же пожелает наше царское величество (получить) от Вас воинов для борьбы с нашими противниками, и если напишут (об этом) к Вашему великому князю, то пусть пошлет к нам (столько их), сколько пожелаем; и пусть из этого узнают иные страны, какая дружба связывает греков с русскими.

16. Мы же этот договор написали на двух хартиях: и одна хартия находится у нашего царского величества - на ней же изображен крест и написаны наши имена; а на другой (написали имена) ваши послы и ваши купцы. Отправляясь (назад) вместе с послом нашего царского величества, пусть (они) препроводят ее к великому князю русскому Игорю и к его людям; и те, получив хартию, пусть присягнут, что будут истинно соблюдать то, о чем мы договорились и что мы написали на этой хартии, на которой написаны наши имена.

Мы же (клянемся): те из нас, кто крещен, клянемся в соборной церкви церковью Святого Ильи, предлежащим честным крестом и этой хартиею соблюдать все, что на ней написано, и ничего из того (что в ней написано) не нарушать; а если это нарушит (кто-либо) из нашей страны, князь ли или кто иной, крещеный или некрещеный, да не получит он помощи от бога, да будет он рабом в этой жизни и в загробной и да будет он заколот собственным оружием.

А некрещеные русские, слагая свои щиты, обнаженные мечи, обручи (?) и остальное оружие, клянутся, что все написанное на этой хартии будет исполняться Игорем, всеми боярами и всеми людьми Русской страны всегда, во все будущие годы.

Если же кто-нибудь из князей или из русских людей, христианин или нехристианин, нарушит то, что написано на этой хартии, то следует ему умереть от своего оружия, и да будет он, как нарушивший клятву, проклят богом и Перуном. И если будет великий князь Игорь достойно сохранять этот правый договор о дружбе, да не разрушится он (т.е. этот договор, до тех пор), пока сияет солнце и стоит весь мир, в нынешние времена и в загробные.

Послы же, посланные Игорем, вернулись к нему с греческими послами и поведали (ему) все речи царя Романа. Игорь же призвал греческих послов и сказал им: «Расскажите, что наказал Вам царь?» И сказали послы царя: «Вот послал нас царь, обрадованный миру, (ибо) хочет иметь мир и дружбу с русским князем. И твои послы водили наших царей к присяге, а нас послали привести к присяге тебя и твоих дружинников». И обещал Игорь так сделать. И заутра призвал Игорь послов и пришел на холм, где стоял Перун; и сложили свое оружие, щиты и золото, и присягнул Игорь и его дружинники и сколько ни есть русских язычников, а русских христиан приводили к присяге в церкви святого Ильи, что стоит над Ручьем в конце Пасынчей беседы. Это была соборная церковь, ибо многие варяги и хазары были христианами. Игорь же, утвердив мир с греками, отпустил послов, одарив их мехами, челядью и воском. Послы же пришли к царям и поведали все речи Игоря и о дружбе его к грекам.

971 год.

И послал [Святослав] послов к цесарю в Доростол, ибо там находился цесарь, говоря так: «Хочу иметь с тобою прочный мир и дружбу». (Цесарь) же, услышав это, обрадовался и послал ему дары, больше прежних. Святослав же принял дары и начал думать со своею дружиною, говоря так: «Если не заключим с цесарем мира, а он узнает, что нас мало, то, подойдя, осадит нас в городе. Русская же земля далеко, а печенеги с нами воюют, кто нам (тогда) поможет? Если же заключим с цесарем мир, - ведь он нам обязался платить дань, - то нам того будет (вполне) достаточно. Если же не станет посылать (нам) дани, тогда снова, собрав множество воинов, пойдем из Руси на Царьград». И была по нраву дружине эта речь. И послали лучших мужей к цесарю. И прийдя в Доростол, поведали они об этом цесарю. Цесарь же на следующее утро призвал их и сказал: «Пусть говорят русские послы». Они же сказали: «Так говорит наш князь: хочу быть в прочной дружбе с цесарем греческим во все будущие времена». Цесарь же, обрадовавшись, повелел писцу записывать на хартии все речи Святослава. И начали послы говорить все речи и начал писец писать. Так говорили они:

Список с другого (экземпляра) договора, находящегося у Святослава, великого князя русского, и у цесаря греческого Иоанна, называемого Цимисхием, писан Свенельдом и синкелом Феофилом в Доростоле месяца июля, индикта 14, в год 6479.

1. Я, Святослав, князь русский, как клялся, так и подтверждаю настоящим договором свою клятву: хочу вместе с подвластными мне русскими боярами и прочими иметь мир и прочную дружбу с Иоанном, великим цесарем греческим, с Василием и Константином, богом данными цесарями, и со всеми вашими людьми до конца мира.

2. И никогда не буду посягать на вашу страну, ни собирать войска (для войны с ней) и не наведу другого народа на вашу страну и земли, подвластные грекам, на Корсунскую область со всеми ее городами и на Болгарскую землю.

3. А если кто-либо другой посягнет на вашу страну, то я буду ему противником и буду биться с ним.

4. Как уже клялся я греческим цесарям, а со мною бояре и вся Русь, да соблюдем (впредь) эти нерушимые договоры. Если же вышесказанное я и те, кто вместе со мною и кто подвластен мне, не соблюдем, пусть будем прокляты богом, в которого веруем, Перуном и Велесом, богом скота, и да пожелтеем, как золото, и да будем иссечены своим собственным оружием. И не сомневайтесь в правде того, что ныне изобразили на золотой дощечке, написали на этой хартии и скрепили своими печатями.

Святослав заключил мир с греками и в ладьях отправился к порогам.

Летопись сообщила о заключении русскими князья­ми четырех договоров с Византией в 907, 911, 944 (945) и 971 гг. Первый договор дошел до нас не в подлинном тексте, а в пересказе летописца.

Византийские источники не содержат никаких изве­стий об этих договорах, и потому вопрос об их происхож­дении и источниках, об их соотношении издавна был пред­метом оживленного спора.

Часть исследователей, в частности норманисты, считали, что русско-византийские договоры являются позднейшими подлогами. Первона­чально мнение о подложности договоров 911 и 945 (944) гг. было высказано немецким историком А.Шлецером в его исследовании «Нестор*. Шлецер основывался на том, что договор 911 г. написан от имени трех византийских императоров: Льва, Александра и Константина. Он утвер­ждал, что таких трех императоров единовременно не су­ществовало ни в 911 г., ни в другое время. Доказатель­ством подложности договоров было, по Шлецеру, и TO, что византийские источники не упоминали о таких догово­рах. Доказательством считалось также то, что рассказ о походе князя Олега на Константинополь в византийских источниках имел баснословный характер (Шлецер А. Л. Нестор. Русские летописи на древнеславянском языке. СПб, 1816. - Т. И. С. 694, 751, 758-759; Т. ПІ. С. 90, 208-209 и др.). O подложности русско-византийских договоров говорили и представители так называемой скептической школы в русской исторической науке - М. Т. Каченовский и В. Виноградов.

Однако с течением времени мнение о подложности русско-византийских договоров подверглось критике. Так, в исследованиях, посвященных византийской хронологии, было установлено, что Александр и при жизни Льва име­новался императором; Константин же, еще будучи мла­денцем, уже был коронован - следовательно, упоминание в договоре 911 г. сразу о трех византийских императорах вовсе не является анахронизмом, договор мог быть подпи­сан от их имени (Krug P. Kritischer Versuch zur

Aufklarurig der Byrantischen Chronologie mil besonderer Riichsiht auf die fiuhre GescUihte Russlands. S.P., 1810). Затем было исчерпывающим образом доказано, что текст русско-византийских договоров был переведен на русский язык с византийского (греческого) языка, причем при под­становке греческих слов многие обороты речи и смысл отдельных фраз могли быть легко поняты. Надо отметить заслуги H. А. Лавровского, посвятившего этим вопросам специальное исследование (Лавровский H. O византийском элементе в языке договоров русских с греками. СП6Д853). После работы Ламбина, доказавшего в основном историч­ность похода князя Олега на Византию в 907 г., последние сомнения в подлинности договоров должны были отпасть- (Ламбин. Действительно ли поход Олега под Царьград - сказка// Журнал Мин. народ, просв. 1873, VII).

B настоящее время можно считать совершенно опро­вергнутыми взгляды о подложности русско-византийских договоров. Рядом работ было доказано, что никаких не­сообразностей в их тексте нет. A молчание византийских источников о русско-византийских договорах находит свое объяснение в том, что византийские хроники содержат пробелы в отношении тех лет, когда договоры были зак­лючены.

Однако, отрицая подложность русско-византийских договоров, трудно настаивать на том, что их текст дошел до нас без всяких изменений. Несомненно, что за три­ста - четыреста лет их списывания переписчиками лето­писей текст их мог подвергнуться более или менее значи­тельным изменениям. Возможно, что имеются и пропуски в тексте.

Если вопрос о подлинности или подложности русско- византийских договоров считается окончательно решен­ным, то происхождение некоторых договоров до сих пор все еще не выяснено.

Наибольшие трудности представляет вопрос о происхож­дении договора 907 г. Так, H. М. Карамзин и К. H. Бесту­жев-Рюмин считали, что в 907 г. был заключен совершенно самостоятельный договор. Г. Эверс, Тобин, А. В. Лонгинов не соглашались с Карамзиным и признавали договор 907 г. только предварительным соглашением, на осно­ве которого позднее (в 911 г.) был заключен формаль­ный мирный договор. А. А. Шахматов вообще отрицал существование договора 907 г. и считал текст летопи­си об этом договоре сознательной интерполяцией лето­писца.

Более поздний исследователь М. Д. Приселков дал свое объяснение тому, что в договоре 907 г. содержатся в кратком пересказе те же постановления, которые получи­ли подробную регламентацию в договоре 911 г. Он пред­положил, что князь Святополк Изяславович предоставил Нестору для составления «Повести временных лет» воз­можность пользоваться княжеской казной, где хранились договоры русских с греками, причем эти договоры не на­ходились в должном состоянии: часть текстов была ут­рачена, тексты были разрознены. B том числе часть дого­вора 911 г. была оторвана от остального текста, что и дало Нестору повод считать оторванный кусок за остаток текста более раннего договора с Византией. При этом сре­ди документов был и другой, полный экземпляр договора 911 г., который Нестор привел в своей летописи целиком. Взгляд М. Д. Приселкова был принят и крупнейшим ис­следователем Древней Руси В. В. Мавродиным.

Ho следует отметить, что предположения М. Д. При­селкова малоубедительны. Рассказ о Несторе, пишущем «Повесть временных лет», и князе Святополке Изяслави- че, якобы предоставившем летописцу пользоваться каз­ной, где был неполный текст с оторванным куском и текст полный, ничем не подтвержден.

Более обоснованно мнение А. А. Шахматова о том, что особого договора в 907 г. не было заключено или, вернее, было заключено только соглашение о мире и о контрибуции. В. И. Сергеевич, на наш взгляд, также пра­вильно указывал, что греки должны были добиваться ско­рейшего удаления воинов князя Олега со своей террито­рии и что с этой целью они должны были поспешить дать выкуп, который Олег у них потребовал, а не возбуждать переговоров, которые могли только замедлить очищение их земли.

Анализ летописного рассказа о договоре 907 г. пока­зывает, что в этом рассказе имеются явные повторения и вставки, которые прерывали последовательное течение мысли. Составитель, несомненно, имел в своих руках раз­нообразный материал, из которого он и старался постро­ить нечто целое, но это ему не удалось. Bo всяком случае, следы пользования летописцем текстами договоров 911 и 944 гг. (ограничительные статьи) несомненны.

Договор 911 г. рассматривался исследователями как документ вполне достоверный. Он был разбит издателя­ми, в частности М. Ф. Владимирским-Будановым, на 15 статей. B начале договора указывается, что перечислен­ные поименно послы Олега, великого князя русского, к императорам Льву, Александру и Константину в целях укрепления любви, существовавшей издавна между хрис­тианами (греками) и Русью, заключили данный договор. Далее идет декларация о ненарушимости состоявшегося мирного договора.

Большая часть содержания договора 911 г. посвяще­на уголовному праву, причем статьи, относящиеся к это­му разделу, перемешаны со статьями иного содержания.

Статьи 9, 10 и 11 касались положения пленников, проданных в Русь или в Грецию. Этими статьями уста­навливалось взаимное обязательство и право выкупать и возвращать пленников на родину, а также взаимное обя­зательство отпускать на родину военнопленных. По дан­ному договору в случае, если русские полоняники прибы­вали на продажу к христианам (т. e. к грекам) из какой-нибудь иной страны, а христианские (т. e. гречес­кие) полоняники таким же образом попадали в Русь, то они продавались по 20 золотых и отпускались на родину. Te из освобожденных пленников или военнопленных, ко­торые пожелали служить византийскому императору, могли это сделать.

Одна из статей договора 911 г. говорит о взаимной помощи при кораблекрушении (ст. 8). Статья имела в виду отмену так1 называемого берегового права. Вместо захвата потерпевшего от аварии судна и его имущества договаривающиеся стороны обязывались взаимно помо­гать в спасении судна и имущества и в доставке его до границ земли (Руси или Византии). B случае каких-либо насилий и убийства виновные^цолжны были понести на­казание согласно тем статьям договора, которые предус­матривали наказание за эти преступления.

B литературе давно был поставлен вопрос о соотно­шениях договора 911 и договора 944 гг. Обстановка, при которой был составлен договор 944 г., оказала влияние на его содержание. Положение князя Игоря было иным, нежели князя Олега. Игорь потерпел поражение в пред­шествующем походе^ и, хотя греки нашли целесообраз­ным заключить мир при организации им второго похода, тем не менее он принужден был пойти на ряд ограниче­ний по сравнению с договором 911 г. и на принятие ряда обязательств.

Договор 944 г. не являлся повторением договора 911 г. Ero статьи имели характер уточнения и развития статей предыдущего договора. A главное, в нем имелся довольно значительный новый текст. Как и в договоре 911 г., боль­шая часть статей договора 944 г. посвящена уголовному праву. B нем нет статей, посвященных военной службе русских у греков, статей о наследстве, о выдаче преступни­ков. Ho зато в договоре 944 г. имелись статьи, определяв­шие права торговли русских в Византии, уточнявшие по­ложение русских купцов в Константинополе, а главное - статьи, относившиеся к внешней политике Руси и Ви­зантии.

B начале договора сообщалось, что его заключили посол великого князя Игоря Ивор, послы от великокня­жеского дома, послы других князей, послы бояр, а также купцы, посланные «обновити ветхий мир» и «утверди любовь межю Греки и Русью».

Первым пунктом этого договора устанавливалось пра­во со стороны русских, в частности со стороны великого князя и его бояр, отправлять в Грецию корабли в желае­мом ими количестве с послами и гостями. 0 посылке кораблей следовало извещать греков особой грамотой. Если русские прибывали без грамоты, то они задерживались и об их прибытии сообщалось великому князю. Если же русские, прибывшие в Грецию без грамоты, окажут сопро­тивление, то они будут убиты. Великий князь обязывался запретить своим послам и русским гостям (купцам) тво­рить бесчинства в Византии.

Пришедшие для торговли русские послы и гости, со­гласно договору, поселялись в особом предместье Констан­тинополя, близ храма Св. Мамы. Имена их записывались и после этого они получали месячину (послы - «слеб- ное», а гости - «месячное»), продовольствие («бражню») и лодьи на возвратный путь. Для производства торговых операций русские допускались в Константинополь груп­пами, не более 50 человек сразу, без оружия, в сопровожде­нии «царского мужа», который должен был их охранять и разбирать споры между ними и греками. Устанавлива­лось также, что вошедшие в город русские не имели права закупить паволок (драгоценных шелковых тка­ней) свыше дозволенной нормы, т. e. свыше чем на 50 золотников. Русские послы и купцы не имели также права зимовать в предместье Константинополя, около храма Св. Мамы.

Внешнеполитические обязательства Руси были изло­жены в следующих статьях, касавшихся Херсонской (Kop- сунской) страны. По статье 8 русские князья отказыва­лись от притязаний на эту территорию. При исполнении этого пункта («и тогда аще») князь русский имел право в случае необходимости просить у византийского императо­ра вспомогательное войско. По статье 10 Русь принимала на себя обязательство не делать никакого зла корсуня- нам (херсонесцам), ловящим рыбу в устье Днепра. Русь принимала также на себя обязательство не зимовать в устье Днепра, в «Белбережи и у Св. Елферья». По статье 11 князь русский принимал на себя также обязательство защищать Корсунскую страну от нападений на нее «чер­ных» болгар.

Статья о помощи при кораблекрушении в договоре 944 г. дана в иной редакции, чем в 911 г. B этой статье (ст. 9) говорилось лишь следующее: «Если русские най­дут корабль, потерпевший крушение, то они обязывались не причинять ему никакого зла. Если же все-таки они грабили этот корабль или порабощали или убивали лю­дей с этого корабля, то они должны были нести наказание по закону русскому и греческому*.

B договоре 944 г. имелась также статья о выкупе плен­ных, причем существовало различие в соотношении с поло­жениями по этому вопросу договора 911 г. Разница заклю­чалась в том, что цена выкупа пленных была понижена с 20 золотников до 10 золотников и ниже (в зависимости от возраста пленников) и устанавливалось различие в цене по­купаемого пленника. Если пленник был русский и, следова­тельно, покупался греками, то цена изменялась в зависимос­ти от возраста (10, 8 и 5 золотников). Если же пленник был грек и выкупался русскими, то за него уплачивалось 10 зо­лотников независимо от его возраста.

Неоднократно исследователями была высказана мысль, что договор 944 г. был только дополнительным к договору 911 г., а потому содержал только добавочные статьи, дополнявшие или изменявшие статьи договора Олега. C этой точки зрения, статьи договора 911 г., не измененные договором 944 г., продолжали действовать, хотя и не были повторены. Ho В. И. Сергеевич правиль­но, на наш взгляд, отвел эти соображения. Он указал, что в обоих договорах есть постановления, в которых нельзя усмотреть никакого различия. Если в одном случае на­шли нужным повторить старое правило, отчего же не сде­лано этого и в другом? «Кроме того, - говорил Сергеевич, договор - 944 года ссылается иногда на прежний мир, прямо подтверждая его статьи. Если такой подтверди­тельной ссылки нет, это значит, что составители нового договора не находили нужным настаивать на сохранении той или другой статьи первого мира» (Сергеевич В. И. Лекции и исследования. С. 622-623). Несомненно, речь шла не о дополнении к прежнему договору 911 г., а об обновлении его.

Что касается договора 972 г., то никаких сомнений по вопросу о его происхождении в настоящее время не высказывается.

Обратимся теперь к вопросу о том, какое право ле­жит в основе русско-византийских договоров. По этому вопросу высказывалось много разных мнений Так, В. Ни­кольский считал, что в русско-византийских договорах было отражено варяжско-византийское право, К. Г. Стефанов- ский - что это было отражение славяно-греческого права, В. И. Сергеевич видел в них чисто греческое право, Д. Я. Самоквасов - чисто славянское право. Ряд исследователей, например, П. Цитович и Г. Ф. Шершене- вич, отказывались признавать в этих договорах элементы того или иного национального права и видели в них на­личие особого договорного международного права.

Несомненно, мнение В. И. Сергеевича о том, что в договорах было положено в основу греческое право, не может быть принято, поскольку в самом тексте их гово­рится о применении норм «Закона русского* (о взыска­нии с вора троекратной стоимости вещи, ударах мечом и пр.). Кроме того, санкция за некоторые преступления не являлась специфичной для греческого права (например, смертная казнь за убийство).

Нельзя принять и мнение о том, что в договорах от­разилось чисто славянское право. Прежде всего, само по­нятие «славянское право» является голой абстракцией, так как система права отдельных славянских народов в IX-X вв. значительно различалась. Ho если соотнести с договорами положения Русской Правды, которая являет­ся памятником, в наиболее полном виде отразившим си­стему права восточного славянства, то оказывается, что между нормами Русской Правды и нормами русско-визан­тийских договоров имеется большое различие (например, за кражу взыскивалось не вознаграждение в размере тро­екратной стоимости вещи, а заранее установленные уро­ки).

Нельзя принять и взгляд, что в русско-византийс­ких договорах получило отражение «договорное», меж­дународное право, которое не было ни славянским, ни византийским. Дело в том, что трудно представить, что в X в. могла сложиться такая абстрактная система права, оторванная от национальной основы. A главное, в ca- мом тексте имеются нормы, которые надо счесть норма­ми русского права (ссылки на «Закон русский») или нор­мами, в которых проявились основные положения гре­ческого права.

Отказ видеть в русско-византийских договорах или чисто греческое или чисто славянское или так называе­мое «договорное», «международное» право, должен повлечь за собой признание наличия в них смешанного права, нормы которого были установлены в результате компромисса между договаривавшимися сторонами. Составители дого­воров сделали, на наш взгляд, довольно искусную попыт­ку приспособить греческое (византийское) право, харак­терное для развитого феодального общества, к русскому праву («Закону русскому»).

Ho что собой представляло это русское право - «За­кон русский»? Является ли оно «славянским» правом, т. e. некоей абстракцией, или правом восточного славянства? Мы уже указали, что представление о «славянском», или, вернее, «общеславянском» праве не может быть принято, поскольку славяне в X в. находились на разных ступенях общественно-экономического развития, и, следовательно, в системах их права должны были существовать большие различия. Ho и восточное славянство также не было од­нородно по своему общественно-экономическому развитию. Достаточно вспомнить существование такого племени, как вятичи, которые и к XII в. не вышли еще из стадии родо­племенных отношений. Следовательно, не могло быть ка­кой-то единой системы права племен восточного славян­ства. Вероятно, «Закон русский» означает систему права, сложившуюся в основных центрах Руси. Несомненно, круп­ных различий между отдельными центрами Руси не было, и, следовательно, могла возникнуть единая система рус­ского права, которую можно противопоставить системе греческого права.

B числе авторов первых комментариев текста русско- византийских договоров были В. И. Сергеевич, М. Ф. Вла­димирский-Буданов, А. В. Лонгинов. Изучением языка русско-византийских договоров занимался С. П. Обнорс­кий, который привел в специальной статье, посвященной этому вопросу, исчерпывающие доказательства того, что перевод русско-византийских договоров был первоначаль­но сделан с греческого на болгарский (т. e. перевод был сделан болгарином), а затем был исправлен книжниками.

Русско-византийские договоры имеют большое зна­чение в истории русского права. Они не только являются бесспорными памятниками прочных экономических, по­литических и культурных связей Киевского государства с Византией, но и дают возможность установить уровень правосознания и правовой мысли в IX-X вв. A самое глав­ное, они показывают, что уже в ранний период существо­вала относительно целостная система русского права («За­кона русского»), которая предшествовала системе права Русской Правды.

Как мы уже показывали, в русско-византийских соглашениях прошлого, стоявших в ряду иных византино-иностранных мирных договоров второй половины 1-го тысячелетия, одним из основополагающих условий являлось либо восстановление, либо утверждение заново мирных отношений между двумя государствами. Идея “мира и любви” проходит красной нитью через договоры 907 и 911 гг., причем, как мы старались показать, она выглядит там не декларативно, не абстрактно, а непосредственно связана с заключением таких пунктов соглашений, которые были жизненно важны для обеих сторон и при соблюдении которых эти отношения “мира и любви” действительно должны были реализовываться.

Подобная же картина наблюдается в 944 г. Договор Игоря с греками - типичное межгосударственное соглашение “мира и любви”, которое и восстанавливало прежние мирные отношения между странами, возвращало обе стороны к “ветхому миру” 907 г., и заново регламентировало эти отношения в соответствии с интересами обеих сторон, новыми историческими условиями.

Идея “мира” присутствует в предваряющей договор летописной записи. Автор “Повести временных лет” считал, что византийские императоры прислали в Киев послов “построити мира первого” и Игорь вел переговоры с ними “о мире”. Во вступительной части договора также говорится, что цель его - “обновити ветъхий мир”, “утвердити любовь” между Византией и Русью, “створити любовь” с греками “на вся лета...”. В одной из важнейших статей договора - о военной помощи - речь идет о том, что посылка русским великим князем по письменной просьбе греков войска “на противящаяся” Византии должна на деле подтвердить отношения “мира и любви” между двумя странами: “...и оттоле уведять ины страны, каку любовь имеють грьци съ русью”. “Миром” назван договор и в заключительной фразе документа. А затем слово вновь берет летописец и вновь характеризует только что приведенную им грамоту как межгосударственное соглашение “мира и любви”: византийские послы, появившиеся в Киеве для принятия великокняжеской присяги на договоре, заявили Игорю: “Се посла ны царь, радъ есть миру, хо-щеть миръ имети со княземъ рускимъ и любъве”. Автор “Повести временных лет” рассказывает далее, что Игорь, “утвердивъ миръ” с греками, отпустил послов и те, возвратившись в Константинополь, поведали там “вся речи Игоревы и любовь юже къ грекомъ”.

Договор 944 г. объединил в себе как основные статьи “мира” 907 г., устанавливающие общие принципы политических и экономических взаимоотношений между двумя странами, так и многие конкретные статьи “мира-ряда” 911 г., регулирующие и совершенствующие детали этих отношений.

В грамоте 944 г. подтвержден порядок посольских и торговых контактов, установленный еще в договоре 907 г.: “А великий князь руский и боляре его да посылають въ Грекы къ великимъ царемъ гречьскимъ корабли, елико хотять, со слы и с гостьми, яко же имъ уставлено есть” 2 . Почти без изменений вошел в договор 944 г. текст из соглашения 907 г. о порядке прихода русских послов и купцов в Византию, получения ими слебного и месячины, размещения и появления их для торговли непосредственно в Константинополе. Здесь же говорится, что, собираясь в обратный путь, руссы имеют право на получение продовольствия и снаряжения, “яко же уставлено есть преже”, т. е. в 907 г. Договор 944 г. подтвердил обязанность византийского сановника - “царева мужа”, приставленного к посольству, переписывать состав посольства и в соответствии с этим списком выявлять слебное послам и месячину купцам из Киева, Чернигова и других городов; вводить руссов в город через одни ворота; охранять их; разбирать возникавшие недоразумения между руссами и греками (“да аще кто от Руси или от Грекъ створить криво, да оправляеть то”); контролировать характер и масштабы торговых операций и удостоверять своей печатью на товарах законность произведенной сделки. Но если в договоре 907 г. по поводу функций “царева мужа” говорилось лишь вскользь: он переписывает состав посольства и сопровождает его при входе в город, то теперь эти функции расширены, обозначены более четко. Думается, что договор 944 г. отразил усложнение торговых контактов Руси и Византии, стремление упорядочить их.

Одновременно в статьи, регулирующие политические и торговые отношения двух стран, по сравнению с 907 г. внесены некоторые серьезные коррективы.

Прежде всего это относится к порядку удостоверения личности приходящих из Руси послов и купцов. Согласно договору 944 г., они должны предъявлять византийским чиновникам своеобразные “удостоверения личности” - грамоты, выданные послам или гостям великим князем, адресованные на имя византийского императора (ранее такими “удостоверениями” считались печати: золотые - для послов, серебряные - для гостей): “Ношаху ели печати злати, а гостье сребрени; ныне же уведелъ есть князь вашь посылати грамоты ко царству нашему; иже посылаеми бывають от нихъ поели и гостье, да приносять грамоту” 3 . Назначение данных документов, согласно договору, - убедить греческие власти в мирных намерениях той или иной русской миссии (“оже съ миромъ прихо-дять”), причем количество прибывавших русских кораблей не ограничивалось. В случае если руссы явятся без соответствующих великокняжеских “удостоверений”, они будут взяты под стражу и о них будет сообщено в Киев великому князю: “Аще ли безъ грамоты придуть, и преданы будуть намъ, да держимъ и хранимь, донде же възвестимъ князю вашему”. Если при этом руссы не отдадут себя в руки византийских властей и окажут сопротивление, то греки имеют право убить их и киевский князь не взыщет с греков за эту смерть: “Аще ли руку не дадять, и противятся, да убьени будуть, да не изи-щется смерть ихъ от князя вашего” 4 .

На первый взгляд может показаться, что содержащиеся в этой части договора новшества налагали на русских представителей определенные ограничения. Однако это не так. Напротив, они в известной мере даже отвечали интересам русской стороны. Недаром в договоре подчеркнуто, что об этих изменениях “ныне же уведель есть князь вашь”, т. е. именно русский князь повелел послам и купцам предьявлять такие грамоты в Византии. Его же греки должны были уведомлять о приходе русских кораблей без княжеских документов и о бегстве руссов, задержанных греками, из-под стражи на Русь. “Мы,- говорят греки в договоре,- напишемъ ко князю вашему, яко имъ любо, тако створять”, т. е. вопрос о наказании руссов, нарушивших установленный самим киевским князем порядок, передавался целиком на рассмотрение русских властей. Все это свидетельствует, на наш взгляд, лишь об одном: дипломатические и торговые контакты русских людей с Византией были взяты древнерусским государством под строгий контроль; киевские власти старались внимательно следить за тем, чтобы от имени Руси в Византии не появлялись и не действовали нежелательные элементы. Любые сношения с империей отныне становятся прерогативой исключительно великокняжеской власти, а это в свою очередь еще раз говорит о том, что дальнейшее развитие древнерусской государственности нашло отражение и в сфере внешней политики 5 .

Существовал еще один аспект этой особой заботы: строгий великокняжеский контроль за деятельностью русских миссий и суровые наказания, грозившие тем руссам, которые появлялись в империи на свой страх и риск, сводили до минимума возможность зарождения новых конфликтов между Русью и империей из-за антигосударственных действий в Византии русских караванов. Об этом, в частности, говорит и такое, на первый взгляд незаметное, нововведение в этой части договора, как появление фразы: “Входяще же Русь в градъ, да не творять пакости” б, дополняющей запрещение руссам творить “бещинья” “в селехъ” и “в стране нашей”. Как видим, ужесточение порядков шло именно в этом направлении. Одновременно сохраняло свою силу и положение договора 907 г. о том, что руссы, пришедшие в Византию “без купли”, т. е. не с торговыми целями, не имели права получать месячину.

Данные новшества были на руку и Византии, которая тем самым оберегала себя от разного рода случайных и нежелательных пришельцев.

В разделе об обязанностях русского купечества в Византии появляется ограничение насчет масштаба торговых операций с паволоками - дорогими шелковыми тканями: их можно было теперь купить только на 50 золотников. При этом “царев муж” был обязан проконтролировать сделку и опечатать купленные ткани в знак разрешения своей печатью.

Здесь же говорится, что “руссы” не имеют власти зимовать у “святаго Мамы”. Вспомним, что в договоре 907 г. речь шла лишь об ограничении на шесть месяцев получения русскими купцами месячины; послы же “слебное” получали “елико хотяче”. Теперь шестимесячный срок исчезает, зато появляется запрещение проводить зиму в Константинополе, т. е. руссы обязывались завершать и дипломатические переговоры, и торговые операции в течение одной навигации.

Мы не усматриваем в этом факте какого-то ограничения, накладываемого на руссов. Напротив, и здесь, на наш взгляд, речь идет об упорядочении и дипломатических, и торговых контактов, в котором были заинтересованы обе стороны. Трудно утверждать, что по мере развития русской посольской службы, дальнейшей профессионализации древнерусских дипломатов, переводчиков, писцов для Руси было необходимо и важно сохранить возможность бессрочного их пребывания в империи (“елико хотячи” в договоре 907 г.). Думается, что и в этом смысле договоренность была взаимовыгодной. Вспомним, что в греко-персидском договоре 562 г. относительно посланников и гонцов обеих стран говорится, что “они обязаны оставаться недолго в земле, куда приезжают” 7 .

Действительно серьезным шагом назад по сравнению с временами 907-911 гг. явилось для Руси исчезновение из общеполитического раздела договора 944 г. пункта договора 907 г. о предоставлении русским купцам права беспошлинной торговли в Византии. Историки как-то уж слишком непосредственно связывают устранение этого пункта с поражением русского войска во время похода на Византию в 941 г. Такой прямой связи мы не усматриваем. В период средневековья право беспошлинной торговли купцов одного государства в пределах другого - явление столь же экстраординарное, сколь и непродолжительное. Обычно оно вводилось в результате особых обстоятельств: либо в целях установления торговых отношений с ранее неизвестным на собственных рынках, но выгодным партнером; либо в виде особой льготы союзнику за обещание оказать важную военную помощь; либо под диктатом военной силы победителя. Затем, однако, вступали в действие экономические интересы купечества страны, предоставившей такое право, и либо следовало устранение мирным путем сыгравших свою роль льгот, либо разгорался военный конфликт.

В данном случае мы не знаем подлинных причин ни предоставления Руси подобной льготы в 907 г. (хотя, возможно, здесь сыграли роль и стремление Византии привязать к себе Русь союзными обязательствами - вспомним походы русских войск в Закавказье в начале X в., и военное давление Руси в ходе кампании 907 г.), ни ее устранения в 944 г. (хотя здесь могли сыграть роль и давление византийского купечества, и поражение Руси в кампании 941 г.). Не исключено, что одной из причин нового конфликта между Византией и Русью, возникшего где-то во второй половине 30-х годов X в., наряду с отказом Византии уплатить дань Руси стала и ликвидация беспошлинной торговли русского купечества по аналогии с тем, как на исходе IX в. нарушение империей торговых привилегий болгарских купцов вызвало военные действия со стороны Симеона.

Статьи, имеющие принципиальный политический и экономический характер, дополняются “рядом” по другим аспектам межгосударственных отношений.

Статья “Аще ускочить челядинъ от Руси” отражает договоренность сторон относительно права руссов приходить в Византию в поисках бежавшей челяди и возвращать ее на Русь. В случае если челядин не будет обнаружен, греки после клятвы руссов должны заплатить за каждого бежавшего и укрывшегося в империи челядина по две паволоки 8 .

А. А. Зимин считал, что речь идет лишь о челяди, бежавшей от прибывших с посольскими или купеческими караванами руссов; он полагал также, что для челядина бежать из Руси в Византию “крайне затруднительно”. В соответствии с этим А. А. Зимин дал и перевод статьи: “Если убежит челядин от русских, пришедших в страну нашего царского величества и (живущих) около святого Маманта...”

Между тем текст статьи говорит об ином: “Аще ускочить челядинъ от Руси, по нъ же придуть въ страну царствия нашего, и у святаго Мамы аще будеть да поимуть и”. Здесь речь идет не о той челяди, что бежит от руссов, пришедших в Византию, а о беглецах из Руси, которые могут появиться у монастыря св. Маманта - места обиталища всех руссов, прибывавших в Византию. Поэтому перевод этой статьи Б. А. Романовым представляется более правильным: “Если убежит челядин у русских, то пусть придут за ним в страну нашу, и если окажется у святого Мамы, то пусть возьмут его” 9 . Трактовка текста, данная А. А. Зиминым, ограничивает вопрос лишь частными случаями побегов челяди на территории самой Византии. Перевод же Б. А. Романова предполагает наличие договоренности по кардинальной межгосударственной проблеме - о выдаче бежавших рабов или феодально зависимых людей из Руси вообще. В пользу более широкого толкования этой статьи говорит и ее непосредственная связь со следующей статьей, согласно которой Русь должна возвращать в империю бежавших греческих рабов вместе с тем имуществом, которое они унесли с собой.

В этой связи мы не можем согласиться с мнением М. В. Левченко, утверждавшего, что в данной статье речь идет лишь о греках-рабах, бежавших из Руси назад в Византию. М. В. Левченко также несколько ограничивает межгосударственные масштабы договоренности по данному вопросу. Статья же говорит: “Аще ли кто от людий царства нашего, ли от города нашего, или от инехъ городъ ускочить челядинъ нашь къ вамъ...”, т. е. речь идет о рабах, бежавших от византийцев либо из Константинополя, либо из любого другого города империи на Русь 10 .

Обе эти статьи впервые в отношениях между Византией и Русью отражают в столь обнаженной форме договоренность двух феодальных государств по поводу защиты классовых интересов феодальной верхушки относительно права на личность и собственность зависимых людей.

В договоре 911 г. в этом направлении сделан первый шаг: там говорится лишь о возвращении на Русь украденного или бежавшего русского челядина. Контекст этой статьи в грамоте 911 г. действительно может подсказать вывод о том, что речь шла о краже или бегстве прибывшей со своими господами в империю русской челяди. На это, в частности, указывают слова: “...но и гостие аще погубиша челядинъ и жалують, да ищуть обретаемое да поимуть ё” ", т. е. если купцы потеряют челядина, то они обжалуют это, потребуют его возвращения по суду и возвращают его себе в случае обнаружения. В грамоте 944 г. проблеме придан обобщающий межгосударственный характер, и в этом смысле она отражает дальнейшее развитие отношений между двумя странами. Интересно, что ни в одном известном нам византино-иностранном договоре второй половины 1-го тысячелетия не отражена подобная договоренность.

Следующие две статьи договора 944 г. посвящены совместным санкциям за имущественные преступления. Если кто-либо из руссов покусится на кражу у греков какого-либо имущества, то будет за это сурово наказан, а если украдет, то заплатит за это имущество вдвойне. В свою очередь и греки за подобное преступление должны были нести такое же наказание. В случае кражи (следующая статья) и руссы, и греки должны не только вернуть украденное, но и оплатить его цену; а если украденное уже продано, то вор должен заплатить его двойную цену и понести наказание “по закону гречьскому, и по уставоу и по закону рускому” 12 . Убийство за кражу (или намерение украсть) на месте преступления, а также тройная плата за украденное, если вор добровольно отдался в руки властей, предусмотренные соглашением 911 г., в новом договоре заменяются более умеренным наказанием, причем вводится понятие “закона греческого” и “устава и закона русского”. Таким образом, и здесь грамота 944 г. не просто повторяет соответствующую статью 911 г., а дает ее современную трактовку с учетом эволюции правовых норм как в Византии, так и на Руси 13 .

По-иному выглядят в новом соглашении и статьи о пленных. В нем исчезает пункт о выкупе взятых в плен во время военных действий греков, снижается максимальная цена за выкуп пленных византийцев с 20 золотников до 10 и вводится дифференциация цен на пленных греков в соответствии с возрастом от 5 до 10 золотников. Одновременно появляется пункт о выкупе русских пленных по 10 золотников, причем статья отличает руссов, оказавшихся в рабстве у греков благодаря покупке и в результате военных действий, что возвращает нас к событиям войны 941 г. Каких-либо особых льгот для греков в этих статьях мы не усматриваем, за исключением снижения цены за одного пленного и ее дифференциации 14 .

Новый аспект в договоре 944 г. приобретают статьи военного характера.

Если в 911 г. имелась лишь одна статья, в которой говорилось о военной помощи со стороны Руси Византии и разрешении руссам оставаться на военной службе в императорском войске в качестве наемников, то в договоре 944 г. развернута целая программа военного союза и взаимной помощи 15 . Д. Миллер совершенно справедливо отметил, что Русь в договоре 944 г. выступает в статусе полноправного союзника Византии. Эту точку зрения разделяет Г. Г. Литаврин 16 . Ясным критерием здесь является определенная договоренность относительно помощи сторон друг другу против общих врагов и охраны одной из территорий региона, в котором заинтересованы оба государства.

Во второй половине 1-го тысячелетия Византийская империя неоднократно заключала договоры о союзе и взаимопомощи с другими государствами. Условия таких союзов были самыми различными и соответствовали интересам сторон в тот или иной исторический период. Несколько таких договоров о союзе и взаимопомощи были заключены империей в VI в.

В 575 г., по сообщению Менандра, военный союз был заключен империей с тюрками против Персии; в 578 г.- с аварами против склавинов, которые вступили на территорию Византии; в 622/23 г. император Ираклий, по сообщению Феофана, обратился к аварскому кагану с просьбой поддержать империю военными силами; в 625/26 г., собирая силы против персидского нашествия, Ираклий запросил у хазар 40 тыс. всадников, обещая в свою очередь дочь в жены кагану. Феофан, Михаил Сирийский и другие хронисты сообщают, что в Хазарию были посланы богатые подарки 17 .

Неоднократные попытки привлечь к борьбе против болгар и арабов империю франков предпринимала Византия в начале IX в., стремясь перевести отношения “мира и дружбы”, существовавшие между франкскими правителями и Византией и оформленные соответствующими договорами в VIII в., в русло отношений союза и взаимопомощи. Так, по сообщению западных хроник, в 814 г. император Лев V направил к Карлу Великому посольство (которое уже не застало его в живых) с просьбой о помощи в борьбе против болгар и “других варварских народов”. Михаил II продолжает настойчивые попытки вовлечь в союзные отношения Людовика Благочестивого, что ему и"удается. В 824 г. между Франкской империей и Византией заключается договор о союзе, который через три года, в 827 г., подкрепляется вновь. В 842 г. уже Феофил предлагает Лотарю союз против арабов, а для его закрепления обещает устроить брак своей дочери и наследника франкского престола. В 869 г. Василий I предпринимает безуспешную попытку заключить союз с Людовиком II против арабов и укрепить его браком своего сына и дочери франкского императора.

На исходе IX и в начале X в. Византия добивается определенных результатов, привлекая к союзным военным действиям против Болгарии угров, позднее печенегов. Во второй половине X в. империя пытается привлечь к союзу против сарацин - западных арабов - державу Оттона I 19 и т. д.

Эти свидетельства, сохранившиеся в византийских, западных и восточных хрониках и описаниях, не исчерпывают всех попыток Византии (как удавшихся, так и безуспешных) привлечь к союзу с империей другие государства и народы. Вместе с тем, как справедливо заметил Д. Миллер, “мы не имеем документального подтверждения, которое определенно показало бы, что эти народы берут на себя обязательства по военному вмешательству на стороне империи, к которому определенно призывала Византия” 20 . О такого рода союзных действиях (хазар против арабов, угров против болгар и т.д.) сохранились лишь косвенные данные. В этой связи прямое свидетельство договора 944 г. о союзных отношениях Руси с Византией с указанием конкретного региона союзных действий представляет особый интерес.

В статье “А о Корсуньстей стране” говорится, что русский князь обязуется не захватывать крымских владений Византии: “Елико же есть городовъ на той части, да не имать волости, князь руский, да воюеть на техъ странахъ, и та страна не покаряется вамъ...” 2I Последняя часть этой статьи вызвала разноречивые оценки.

Д. С. Лихачев считал, что ее смысл не ясен. Во всяком случае он отвел как необоснованное мнение А. А. Шахматова, поддержанное позднее А. А. Зиминым, о том, что речь здесь идет о действиях русских войск, которым должны помочь византийцы, против проявлявших сепаратистские тенденции херсонесцев. М. В. Левченко полагал, что речь в данном случае идет о защите русскими Херсонеса 22 .

Нам думается, что вопрос об определении “страны”, которая не покоряется руссам и для подчинения которой византийцы готовы предоставить им свою военную помощь, следует решать на основе анализа других статей договора 944 г., затрагивающих проблемы взаимоотношений сторон в Крыму и Северном Причерноморье.

Такой опыт уже был предпринят в отечественной историографии. Еще Н. П. Ламбин и Ф. И. Успенский, анализируя договор 944 г., отмечали, что он отражает попытки русских утвердиться в Крыму; что интересы Руси и Византии сталкивались на северных берегах Черного моря, и в частности в районах, близлежащих к устью Днепра.

Однако исследования этого вопроса не охватывали в совокупности всех связанных с данной проблемой статей. Некоторые из них только на первый взгляд кажутся не имеющими отношения к делу. Например, статья об обязанностях руссов в отношении греческого судна, потерпевшего кораблекрушение. В договоре 911 г. она имела двусторонний характер. Руссы и греки обязывались оказывать всяческую помощь судам другой стороны, потерпевшим кораблекрушение: русским судам - у берегов Византии (“близъ земля Грецкаа”); греческим судам - там, где их могут подобрать руссы (район не указывается). В договоре 944 г. такой дву-сторонности нет. Там говорится лишь о том, что, если руссы найдут греческое судно, выкинутое где-либо на берег, они не должны причинять ему вред. В случае если что-либо будет взято с такого судна или кто-либо из потерпевших кораблекрушение греков будет обращен в рабство, то провинившийся обязан отвечать по “закону руску и гречьску” 24 . Здесь нет ни слова о прежней обязанности руссов сопроводить потерпевшее кораблекрушение судно в безопасное место и оказать ему всяческую помощь, точно так же исчезли и подобные обязанности греков в отношении русских судов. В этом можно усмотреть как след определенной неравноправности Руси, так и отражение признания греками еще раз - вслед за договором 911 г.- Северного побережья Черного моря сферой действия Руси.

Следующая статья это последнее предположение полностью подтверждает. В ней говорится, что руссы, обнаружив ловцов рыбы из Херсонеса в устье Днепра, не должны причинять им никакого зла: “Аще обрящють въ вустье Днепрь-скомь Русь корсуняны рыбы ловяща, да не творять имъ зла никако же” 25 . Днепровское устье тем самым молчаливо признается в этой статье частично сферой влияния Руси, а права жителей Херсонеса, оказавшихся здесь, защищает лишь данная статья грамоты 944 г., причем никаких санкций за ее нарушение договором не предусмотрено и она остается лишь политической сентенцией 26 . Об этом же праве Руси на устье Днепра и примыкающие к нему районы - Белобережье и остров св. Елферия - говорит и статья, запрещающая руссам зимовать в этих местах: “И да не имеють власти Русь зимовати въ вустьи Днепра, Белъбережи, ни у святаго Ель-ферья; но егда придеть осень, да идуть въ домы своя в Русь”. Следовательно, до осени руссы имели полное и безоговорочное право пребывать в этих местах. В данном случае стороны достигли компромисса. Русь сохраняла за собой влияние в этом регионе, но лишалась стратегически важного права оставлять здесь на зиму свои базы, отряды и т. д. 2Г

И наконец, последняя статья, связанная со “страной Кор-сунской”: “А о сихъ, оже то, приходять чернии болгаре и воюють въ стране Корсуньстей, и велимъ князю рускому, да ихъ не пущаеть: пакостять стране его” 28 . Не вдаваясь в специальный вопрос о том, кто такие “чернии болгаре” 29 , заметим вслед за В. Т. Пашуто, что в данном случае речь шла о защите Русью не только владений Византии в Крыму, но и своих собственных владений в Северном Причерноморье и на Крымском полуострове (“пакостять стране его”) 30 .

Итак, круг замыкается: статьи грамоты 944 г. совершенно недвусмысленно отражают факт контроля со стороны Руси над Северным берегом Черного моря, районами, примыкающими к Днепровскому устью, а также граничащими с крымскими владениями Византии 31 . Мы хотим сослаться на приведенные выше рассуждения Константина VIII Багрянородного о том, как нужно защищать Херсонес, бороться с Хазарией, натравливать печенегов на Русь, на упоминание Львом Дьяконом Боспора Киммерийского как территории, где руссы находили убежище еще при Игоре, и на твердую уверенность Ибн-Хаукаля относительно нападений руссов на пограничные с Византией районы (а таковые имелись лишь в Северном Причерноморье) и с этих позиций подойти к расшифровке неясной фразы статьи о “Корсуньстей стране”. По нашему мнению, в ней отражен компромиссный подход сторон к борьбе за данный район. Русь обязалась не нападать здесь на владения Византии, однако любые иные ее военные действия в этой “стране” против тех, кто “не пока-ряется” Руси, признаны вполне правомочными. Более того, поскольку эти действия направлены на поддержание безопасности и византийских владений, империя обязуется предоставить русскому князю в помощь столько воинов, “елико ему будетъ требе”.

Думается, что вопрос о том, против кого направлена данная статья, кто мог угрожать византийским владениям в Крыму и усилению русского влияния в Северном Причерноморье, может быть решен только однозначно: речь шла о Хазарии. В. Т. Пашуто высказал на этот счет осторожное предположение, что “договор должен был отразиться на отношениях сторон и с Хазарией, и с Булгарией” 32 . На наш взгляд, вывод может быть более категоричным: данная статья непосредственно говорит о военном союзе Руси и Византии против Хазарского каганата и его союзников. Русь и Хазария были давнишними и исконными врагами. Шаг за шагом освобождались восточнославянские племена из-под ига хазар, каганат стоял заслоном на торговых путях в восточные страны. И чем более крепла Русь, тем ближе подходила она к необходимости устранить своего постоянного и опасного южного соседа. Но до тех пор, пока Византия поддерживала каганат, сделать это было трудно. Выше мы попытались показать, как постепенно Русь в Северном Причерноморье и в районах Северного Кавказа и Закавказья берет на себя те функции, которые выполняла по отношению к империи Хазария. Кроме того, необходимо учитывать и резкое обострение отношений Византии и каганата в 30-х годах X в. Теперь договор 944 г. открыл для Руси возможность активных действий против Хазарии при поддержке византийских войск.

Договоренность сторон относительно союза и взаимопомощи в конкретном районе и против конкретного противника (под которым подразумевались не только Хазарский каганат, но и, вероятно, Булгария, буртасы, черные болгары, некоторые народы Северного Кавказа) была подчеркнута и статьей, формулирующей общие принципы союза и взаимопомощи в отношениях двух государств: “Аще ли хотети нач-неть наше царство от васъ вой на противящаяся намъ, да пишемъ къ великому князю вашему и послетъ к намъ, елико же хочемъ: и оттоле уведять ины страны, каку любовь имеють грьци съ русью” 33 . Обязательства Руси по предоставлению военной помощи Византии в борьбе с ее противниками нельзя рассматривать изолированно от обязательств империи по оказанию помощи Руси в районе Северного Причерноморья: это - звенья одной цепи. Таким образом, союзные отношения между Византией и Русью и обязательства союзников относительно военной помощи друг другу учитывали их конкретные внешнеполитические и военные интересы, отражали компромиссный и взаимовыгодный подход к спорным территориальным вопросам, попытки найти в спорных территориях основу для совместной их защиты от третьей стороны.

А теперь вернемся к пессимистическому выводу Д. Миллера о том, что сведения в источниках о византино-иност-ранных договорах и другие документы не дают возможности проследить, как реализовывались союзные обязательства сторон. Мы не можем разделить этот пессимизм применительно к русско-византийским отношениям. Через год после заключения соглашения 944 г. русское войско ударило в обход хазарской территории по мусульманскому Закавказью. В 949 г, 629 русских воинов на девяти судах участвовали в экспедиции византийской армии против критских арабов. В 954 г. руссы вместе с союзными империи болгарами и армянами сражались на стороне Византии в битве с войсками сирийского эмира. В 960-961 гг. руссы вновь участвовали на стороне Византии в борьбе за Крит. В 964 г. русский отряд принял участие в экспедиции греческого флота против сицилийских арабов. Думается, что во всех этих случаях русские отряды выступали в качестве союзных войск, а не как наемники, так как, по верному замечанию В. Т. Пашуто, окрепшая государственная власть на Руси “взяла полностью контроль за службой русских подданных в других странах, поэтому статья договора 911 г. о службе добровольцев больше не фигурирует” 34 .

В. М. Бейлис также убедительно показал, что известное сообщение ал-Мас"уди от 954-955 гг. в “Книге предупреждения и пересмотра” о том, что “вошли многие из них (руссов.- А. С.) в настоящее время в общность Ар-Рум (Византийской державы), подобно тому как вошли ал-Арман (армяне) и ал-Бургар (болгары)”, и о размещении руссов (как и болгар, армян, печенегов) гарнизонами “во многих из своих крепостей, примыкающих к границе аш-Шамийа (сирийской)”, означает не что иное, “как простое подтверждение известного факта русской военной помощи Византии” 35 . В пользу этого мнения говорит и появление руссов в одном ряду с союзниками Византии того времени - болгарами и войсками вассальной Армении.

Договор 944 г., как видим, развязал Руси руки в борьбе с Хазарским каганатом. И едва внутренние условия Руси созрели для открытого противоборства со старым соперником, удар был нанесен. Почему пришлось ждать для этого 20 лет? Промедление могло быть связано с рядом известных нам обстоятельств: гибелью Игоря в борьбе с древлянами, охлаждением русско-византийских отношений в 957-959 гг.

Но едва трудности миновали и Святослав Игоревич сумел собрать достаточно военных сил для решительного наступления на хазар, участь каганата была решена. Заодно был нанесен удар по Волжской Булгарии и землям буртасов - союзников Хазарии. Византийская империя при этом не шевельнула пальцем в защиту своих прежних союзников.

Так в огромном регионе - от Северного Причерноморья и Поволжья до сирийской границы, от Каспийского побережья до Сицилии - в течение по меньшей мере двух десятков лет реализовывались условия русско-византийского военного союза 36 . Ежегодная выплата Византией дани Руси наряду с союзными обязательствами империи, с одной стороны, и русские военные обязательства - с другой, являлись той опорой, на которой держался и успешно действовал в течение долгих лет этот военный союз.

Большое внимание грамота 944 г. уделяет уголовно-правовым и имущественным вопросам, развивая и дополняя в этом отношении соглашение 911 г.

Специальная статья посвящена вопросу о наказании подданных империи, совершивших проступки на территории, подведомственной юрисдикции Руси. В этом случае преступник должен получить наказание “повеленьемь царства нашего”. Что касается наказания русса или грека за убийство, то здесь перестает действовать это право экстерриториальности: “...держимъ будеть створивый убийство от ближних убьенаго, да убьють и” 37 , что указывает на близость трактовки этого вопроса к Русской Правде 38 . Эти же нормы подтверждены и в следующей статье, где говорится об имущественной ответственности убийцы, в случае если ему удастся бежать; но смерть все равно грозит ему в случае поимки.

Практически в договоре 944 г. повторяется статья грамоты 911 г. о наказаниях за побои 39 .

Как заметил еще Д. Я. Самоквасов, из договора 944 г. выпали имеющиеся в соглашении 911 г. условия о недействительности оправдательной присяги при наличии явных доказательств виновности обвиняемого; о сохранении права жены убийцы на имущество, принадлежащее ей по закону; о порядке охраны и передачи наследникам на Руси имущества руссов, умерших на службе в Византии, а также о выдаче на Русь беглых должников 40 . В нашу задачу не входит анализ вопроса, сохранили или нет свое действие эти статьи. Собственно говоря, ответить на него практически невозможно. Судя по серьезным коррективам, внесенным авторами грамоты 944 г. в другие статьи, и по появлению в этом документе совершенно новых мотивов во взаимоотношениях двух стран, прежние статьи 911 г. ушли в вечность. Это можно объяснить тем, что статья о недействительности оправдательной присяги отражала уже архаическую судебную практику и в ней не было необходимости; жена убийцы теряла право на свое имущество в связи с возможным ужесточением борьбы против серьезных уголовных преступлений. Ответственность беглых должников могла регламентироваться торговыми установлениями и принятой торговой практикой.

Анализ договора 944 г. и его сравнение с ранними русско-византийскими соглашениями показывают, что его содержание вполне соответствовало новому уровню переговоров о его заключении, составу посольства, характеру дипломатического представительства Руси: это было совершенно новое всеобъемлющее политическое соглашение. Конечно, оно подтверждало и возобновляло отношения “мира и дружбы”, утвержденные между Византией и Русью в 907-911 гг., сохранило все те нормы политических, торговых, международно-правовых отношений между странами, которые оказались жизненными и через 30 лет после переговоров в начале X в. Но вместе с тем перед нами не дополнение и развитие соглашения 911 г., а совершенно самостоятельный политический межгосударственный договор о мире, дружбе и военном союзе, отразивший уровень политических и экономических отношений между Византией и Русью в середине X в. Он сочетал в себе многие аспекты соглашений империи с другими государствами и включал статьи и политического, и торгового, и военного, и юридического характера; объединил в себе “мир” 907 г. с “миром-рядом” 911 г. По существу русско-византийский договор 944 г. не только стал новым важным шагом вперед в отношениях между двумя странами, но и отразил крупный сдвиг в развитии древнерусской государственности и соответственно древнерусской дипломатии.

История взаимоотношений Византии с другими соседними государствами во второй половине 1-го тысячелетия н. э. не знает (за исключением греко-персидского договора 562 г.) столь масштабного и всеобъемлющего соглашения, как договор 944 г., и не случайно он явился прочной основой взаимоотношений между двумя государствами на долгие годы.

Мы не рискнули бы сказать, кому был выгоден этот договор, и считаем, что сама подобная постановка вопроса неправомерна. Он взаимовыгоден, точно так же как отдельные его статьи наполнены духом компромисса. Несомненно, что Русь подтвердила свой политический и торговый статус в Византии и хотя потеряла важное право беспошлинной торговли, но приобрела положение союзника империи, добилась официального признания империей своего влияния на Северных берегах Черного моря, и в частности в устье Днепра. В свою очередь Византия, пойдя на важные уступки относительно утверждения Руси в этом районе, заручилась ее поддержкой в деле охраны своих владений в Крыму и получила сильного союзника в борьбе с внешними врагами, и в первую очередь с арабами.

Некоторые историки считали, что договор отразил лишь интересы Византии, что в документе слышен лишь ее голос, зафиксированы только обязательства Руси и отсутствуют обязательства империи. Но это не так. При анализе каждой статьи договора следует обращать внимание не на внешние ее признаки - кому что запрещалось и кому что позволялось, а на внутреннее содержание, рассматривать ее с точки зрения того, какой стороне была действительно выгодна ее реализация. Так, мы попытались показать, что внешнее ужесточение порядка прихода в Византию русских послов и купцов (предъявление императорским чиновникам в качестве удостоверений великокняжеских грамот вместо прежних печатей) отвечало прежде всего интересам крепнущей государственной власти на Руси, поставившей под свой контроль систему отношений с империей. В этом же направлении ведет, как заметил В. Т. Пашуто, и исчезновение из договора 944 г. статьи 911 г. о разрешении служить в Византии русским наемникам.

Обоюдные права и обязанности связывают Русь и Византию относительно порядка пребывания русских посольских и торговых миссий в империи. Византия предоставляет слеб-ное и месячное, снаряжение на обратную дорогу, обеспечивает охрану русских людей. В свою очередь руссы обязуются соблюдать благопристойное поведение на территории империи, порядок прохода в Константинополь и торговли там, покинуть Византию с наступлением зимы.

Взаимный характер носят обязательства и по другим статьям. Так, Русь обязана выдавать бежавших греческих рабов, но и Византия несет такие же обязательства в отношении бежавшей в империю русской челяди. Следующие две статьи возлагают на Русь и Византию равные обязанности по наказанию виновных в умысле на кражу и в самой краже: “Аще ли кто покусится от Руси взяти что от людий царства нашего, иже то створить, покажненъ будеть вельми... аще створить то же грьчинъ русину, да прииметь ту же казнь... Аще ли ключится украсти русину от грекъ что, или грьчину от руси...” Одинаковые обязательства стороны несут и относительно выкупа пленных: “Елико хрестеянъ от власти нашея пленена приведуть русь... Аще ли обрящутся русь работающе у грекъ, аще суть пленьници...” Равная ответственность на обеих сторонах лежит, “аще убьеть хрестеянинъ русина, или русинъ хрестеянина...”, хотя греки выговорили себе, как уже отмечалось, право экстерриториальной юрисдикции при разборе иных проступков своих подданных 41 . В равной мере стороны отвечают за побои, нанесенные их подданными Другим людям.

Но особенно ярко равные и взаимовыгодные обязательства как Руси, так и Византии отражены в статьях о военном союзе. Русь обязуется не нападать на византийские владения в Крыму, отражать натиск на Херсонес “черных болгар”. Византия обязуется предоставить Руси военную помощь по первой просьбе русского князя для противоборства Руси с противниками в этом регионе. В свою очередь Русь дает обязательство оказать империи военную помощь против ее врагов по письменному обращению императора. Мы не усматриваем здесь проявлений ни одностороннего интереса Византии, ни “нового соотношения сил” в ее пользу (Б. Д. Греков), ни “диктата” Руси со стороны империи (М. И. Артамонов), ни политического преимущества, достигнутого исключительно одной Русью. Думается, что в данном случае правы те историки (М. С. Грушевский, А. В. Лонги-нов, А. Боак, М. В. Левченко, В. Т. Пашуто, Д. Миллер), которые считают, что соглашение носило равноправный и обоюдовыгодный межгосударственный характер. Эта равно-правность договора и его двусторонние обязательства являются весьма веским аргументом против взгляда на данное соглашение как на тип императорского хрисовула. Да и составляющие соглашение разделы вряд ли свидетельствуют в пользу императорского пожалования.

Действительно, документ как бы состоит из трех частей. В протоколе и политической преамбуле, а также в заключительной части грамоты берут слово русские послы. Статьи соглашения идут от имени Византии. В первой части руссы дают характеристику состава посольства, торжественно заявляют, от кого и ради какой цели они присланы - “створити любовь... на вся лета, донде же съяеть солнце и весь миръ стоить”. Здесь же содержится обращение к богам: крещеной Руси - к христианскому, некрещеной - к языческому богу Перуну, которые осудят “на погибель въ весь векъ в будущий”, если кто-либо “от страны руския” посмеет “разру-шити таку любовь”; к тому же нарушители договора будут “посечени... мечи своими” и окажутся “раби въ весь векъ в будущий”. В заключении приводится текст клятвы, утверждающий договор. Русские христиане клянутся церковью св. Ильи и “честнымъ крестомъ”; и “харатьею сею” клятва произносится в соборной церкви Константинополя. Смысл клятвы в том, что руссы обязуются “хранити все, еже есть написано на ней (грамоте.- А. С), не преступити от него ничто же...”. Отступникам грозит наказание от бога, обращение в рабство, гибель от собственного оружия. “Некрещеная Русь” клянется по языческим обычаям на своем оружии соблюдать все, что написано “на харатьи сей, хранити от Игоря и от всехъ боляръ и от всех людий от страны Руския въ прочая лета и воину” 42 . И здесь преступившего клятву ждет наказание от Перуна и гибель от собственного оружия.

Принципы составления грамот 911 и 944 г. во многом сходны. В 911 г. Русь также берет слово в начале грамоты, где представляется посольство, излагается его цель, дается клятва в верности договору, а затем следует изложение статей. В заключении, как и в 944 г., дается информация о методе составления грамоты, способе ее утверждения как посольством, так и византийским императором, а затем идет клятва русского посольства соблюдать “уставленых главъ мира и любви” и сообщается об утверждении грамоты императором. Эта схема лишь в более развернутом виде повторена, как видим, и в договоре 944 г.

Если мы обратимся к единственному известному нам развернутому византино-иностранному соглашению - греко-персидскому договору 562 г., то заметим, что и там, несмотря на наличие сакры, отдельной грамоты, утверждающей от имени монархов заключенный мир, в конце договора помещена особая статья, содержащая клятву сторон в верности договору, как сделано и в соглашениях 911 и 944 гг. 43

Но основной аргумент в пользу цельности документа 944 г. кроется, конечно, не в этих аналогиях, а в его содержании.

“Клятвенно-верительная грамота”, о которой писал С. М. Каштанов, замечательным образом связана с текстом статей, образует с ним единое и неразрывное целое. “Мы же свещание се написахомъ на двою харатью”,- отмечается в заключительной части грамоты, т. е. результат переговоров, статьи договора, которые якобы искусственно присоединены к “клятвенно-верительной грамоте”, составляют, как указывается здесь, органическую часть всего документа. Далее дается характеристика этих двух “харатей”. “...Едина харатья есть у царства нашего,- говорят в конце греки,- на ней же есть крестъ и имена наша написана, а на другой послы ваша и гостье ваша”. Для чего же составлялись два аутентичных экземпляра грамоты: одна - идущая от греков и, видимо, написанная на греческом языке, другая - идущая от Руси и написанная на русском языке? По-видимому, для того, чтобы каждая из сторон приняла присягу на грамоте, идущей от имени своей страны. “А отходяче послом царства нашего да допроводять къ великому князю рускому Игореви и к лю-демъ его; и ти приимающе харатью, на роту идуть...”, причем и христиане, и язычники клянутся не только своими святынями, но и “харатьею сею”. А далее еще раз сказано, что если русские христиане или язычники преступят “еже есть писано на харатьи сей”, то их ждет наказание от христианского бога и от Перуна. Наконец, в последней фразе документа подчеркивается, что если Игорь утвердит своей клятвой договор - “миръ”, то пусть “хранить си любовь правую” 44 .

Таким образом, в так называемой клятвенно-верительной грамоте русского посольства четырежды говорится о “харатье”, “мире”, т. е. о документе в целом, включающем и статьи договора, и “клятвенно-верительный текст”. Об этом же говорится и в заключительной части текста, “идущего от греков”; упоминаемый там экземпляр грамоты, где написаны имена русских послов и гостей,- это текст, идущий от имени Руси. Тем самым по своей структуре договор 944 г. сходен с договором 911 г. Однако уровень оформления соглашения 944 г. значительно выше, точно так же как на более высоком межгосударственном уровне были проведены предварительные переговоры (в Киеве и Константинополе), более многочисленным и пышным был состав русского посольства, более всеобъемлющим и масштабным стало содержание договора. Русские послы, как это следует из летописной записи, “водили суть царе... роте” на том экземпляре грамоты, что шла от греков. В летописном тексте договора нет указаний об утверждении соглашения византийским императором, что дало повод А. В. Лонгинову предположить, что окончательная выработка договора совпала по времени с присягой на документе греческого императора, поэтому факт этот и был опущен в самом тексте 45 . Мы же полагаем, что он сохранился в тексте грамоты, идущем от греков. В данном же документе - тексте, идущем от русской стороны,- он был лишним. В свою очередь византийское посольство приняло клятву Игоря на тексте грамоты, идущей от Руси. Красочно описывает автор “Повести временных лет” эту процедуру. Утром Игорь призвал к себе послов и вместе с ними отправился на холм, где стояла статуя Перуна; к его ногам руссы сложили свое оружие, щиты, золото. Здесь Игорь совершил обряд присяги. Руссов-христиан византийские послы водили к присяге в соборную церковь св. Ильи 46 .

В соответствии с принятой международной практикой Игорь устроил византийскому посольству точно такой же официальный “отпуск” с вручением подарков, какой был организован, согласно летописному тексту, русскому посольству в Константинополе в 911 г. Послов одарили традиционными русскими товарами - мехами, воском, челядью. Но на этом история заключения договора еще не закончилась: по возвращении на родину византийское посольство было принято императором и доложило ему о визите в Киев, о “речах” Игоря и, видимо, о процедуре принесения присяги русским великим князем и его людьми.

Но как быть с фактом различного исходного адреса отдельных частей грамоты 944 г. (начало и конец-от имени Руси, основная часть - от имени Византии)? Во-первых, необходимо иметь в виду уже приводившееся нами наблюдение К. Неймана о том, что нередко иностранные посольства специально требовали, чтобы текст отдельных наиболее важных договорных статей шел непременно от имени византийского императора. И в данном случае не исключена такая возможность. Во-вторых, вероятен и факт сохранения при переводе грамоты на русский язык или при составлении ее русского оригинала той редактуры текста, которая была дана греками своему экземпляру грамоты, т. е. идущему от имени Византии. В-третьих, следует обратить внимание на имеющуюся в данном случае непоследовательность изложения текста от имени Византии. В статье о возвращении из империи бежавшей русской челяди неожиданно берет слово Русь. В историографии этот факт обычно расценивается как пример путаницы с притяжательными местоимениями: вместо “ваши” ошибочно поставлено “наши”. Но так ли случайна эта “путаница”? Обратимся еще раз к данной статье. В ней говорится, что если бежавшего челядина на территории Византии, в том числе у св. Маманта, не найдут, то “на роту идуть наши хрестеяне Руси по вере ихъ, а не хрестеянии по закону своему, ти тогда взимають от насъ цену свою...”. Русская сторона, как видим, говорит о себе в первом лице - “наши хрестеяне Руси...”. Причем здесь особо подчеркивается русская принадлежность идущих “на роту” христиан и язычников и как результат этого особого акцента появляется первое лицо применительно к Руси. Так что наблюдение К. Неймана получает дополнительное подтверждение и в этом случае. Употребление первого или третьего, лица в подобном договоре зависит от политических акцентов, от того, что каждая из сторон хочет подчеркнуть в том или ином контексте.

Мимо исследовательского взгляда прошло и то обстоятельство, что помимо данной статьи, идущей от имени Руси, ряда статей, идущих от имени Византии, в договоре имеется немало статей, где и о Руси, и о Византии говорится в третьем лице, что еще раз подчеркивает неоднозначный характер представительства сторон, от имени которых идет та или иная статья.

Думается, в данном случае мы имеем не какой-то особый текст, идущий от греков, а неотъемлемую составную часть всего договора. Клятвенно-верительная грамота русской стороны, как и в случае с соглашением 911 г., входит в договор 944 г. органической составной частью. В целом же грамота 944 г. составлена и утверждена по тем же международным дипломатическим канонам, что и равноправный межгосударственный договор 562 г., а также соглашение 911 г. Экземпляр, занесенный в летопись, представляет собой не компоновку из отдельных кусков разных грамот, а единый документ, идущий от русской стороны к грекам. Там, где вопрос касается исключительно компетенции русской стороны, он и идет от имени Руси; там же, где руссам выгодно подчеркнуть обязательства, согласие, позицию Византийской империи, текст идет от имени греческой стороны, что не меняет сути дела, но как бы накладывает на греков дополнительные моральные обязательства.

В пользу мнения о том, что перед нами текст, идущий от Руси в целом, включая и статьи договора, говорит заключительная фраза документа: “Да аще будеть добре устроилъ миръ Игорь, великий князь, да хранить си любовь правую”. Она связывает утверждение “мира” и его соблюдение лишь с именем русского князя, что характерно при выработке двух аутентичных грамот: вторая из них, идущая от греков, должна была иметь точно такую же концовку, где говорилось об утверждении грамоты византийским императором.

Оригинал текста, включенного в летопись, был, видимо, доставлен византийским посольством в империю, а копия осталась в киевском великокняжеском архиве. Точно так же оригинал греческого текста должен был остаться в Киеве, а копия текста, идущего от греческой стороны, должна была храниться в императорскойканцелярии. Вряд ли можно согласиться с мнением о том, что перед нами русский перевод греческого текста, врученного византийским посольством Игорю. В этом случае вся клятвенно-верительная часть должна была бы идти от имени Византии.

Таким образом, впервые в своей истории Русь заключила развернутый межгосударственный политический равноправный договор о мире, дружбе и военном союзе, который подкреплен конкретными статьями в других сферах взаимоотношений двух стран и выработка которого с момента начальных переговоров до их завершающего этапа - утверждения договора и обмена договорными грамотами - проходила на самом высоком для того времени уровне отношений Византийской империи с иностранным государством.

Главная » Транскрипции » Русско византийские договоры 907 911 944. Русско-византийский договор