Отведя остатки своей армии к Орше, Наполеон срочно занялся ее реорганизацией. Прежде всего, произведена была перекличка. Ее результаты были ужасны: потери в боях под Красным, раненые и отставшие составляли до 70% в каждом батальоне. От I корпуса Даву (три дивизии, 10 тыс. человек) осталось в строю три батальона, от III корпуса Нея - три батальона, от IV корпуса Богарне и VI корпуса Жюно - по два батальона. От 1,5 тыс. пушек, которые были на вооружении "великой армии" в июне, к ноябрю 1812 г. осталось чуть более 60 орудий. Всего годными под ружье Наполеон насчитал в Орше не более 20 тыс. солдат и офицеров, вырвавшихся из мясорубки под Красным, хотя за этой маленькой, но еще боеспособной армией тянулась вдвое большая толпа безоружных людей. Когда корпус маршала Виктора, отступая от Череи к Борисову, сблизился с этой ордой, сохранившие дисциплину французские солдаты Виктора, по описанию участника и историка войны 1812 г. А. И. Михайловского-Данилевского, "не могли верить своим глазам, чтобы безоружные толпы пехоты и безлошадной конницы, с ничтожным остатком артиллерии, истомленные, обросшие бородой, покрытые рубищем и тряпьем, вместо обуви окутавшие ноги соломой и мешками, были та великая армия, которая завоевала Москву..."

В Главной квартире русской армии между тем после сражения при Красном под руководством М. И. Кутузова разрабатывался уже детальный план окружения и окончательного уничтожения остатков "великой армии".

Суть плана сводилась к следующему: армии Чичагова (с 16 ноября - в Минске) и корпусу Витгенштейна (с 14 ноября - у деревни Смоляны) предписывалось одновременным ударом с юга и с севера перерезать Смоленскую дорогу у города Борисова на Березине, занять все возможные переправы через реку и тем самым закрыть Наполеону путь отступления на запад. Тем временем авангарды казаков Платова и пехоты Милорадовича продолжали теснить остатки "великой армии" с востока, по дороге от Орши к Борисову. Сам же Кутузов во главе основных сил продолжал идти параллельно Смоленской дороге во избежание попыток Наполеона прорваться на юг, к Украине.

Самым сложным в осуществлении этого плана была задача добиться одновременного взаимодействия всех сил - Чичагова, Витгенштейна и Платова - Милорадовича . Необходимо было преодолеть две главные трудности - объективную (сложность управления войсками - приказы М. И. Кутузова передавались с курьерами, которые могли опоздать или, хуже того, попасть в плен к противнику, и взаимодействие нарушалось) и субъективную (способность командира понять замысел главнокомандующего, умение быстро его выполнить).

Поначалу все шло как будто бы хорошо. Первым выступил из Минска к Березине 19 ноября Чичагов со своей 30-тысячной армией. Накануне для связи с Витгенштейном он отправил на север уже хорошо нам известного А. И. Чернышева во главе одного казачьего полка. На этот раз удачливый дипломатический лазутчик должен был выполнить задачу военной разведки. Пройдя по тылам противника от Минска до деревни Чашники почти 200 км, Чернышев блестяще выполнил свою задачу. Он, в частности, установил, что тылы наполеоновской армии охраняются из рук вон плохо, что гарнизонную службу несут преимущественно насильственно мобилизованные поляки или белорусы-католики и что никакой серьезной охраны коммуникаций у противника нет - не охраняются даже мосты.

Это подтвердил и марш-бросок армии Чичагова от Минска к Борисову, который охранялся польскими отрядами волонтеров Брониковского и дивизией Домбровского, отошедшей к Борисову после неудачной трехмесячной осады Бобруйска. Поляки не выставили охранений, и эта беспечность дорого им стоила: в 6 ч утра 21 ноября русские войска стремительным штурмом овладели Борисовом. Потеряв 2 тыс. убитыми и 2,5 тыс. пленными, поляки откатились на другой берег Березины и начали отступать в обратном направлении, на восток, навстречу остаткам армии Наполеона, которые были уже в двух дневных переходах от Борисова.

Казалось, задача окружения и окончательного разгрома остатков наполеоновской армии близка к осуществлению. Оставалось лишь дождаться армии Витгенштейна , которая через Чернышева уже знала место соединения двух русских армий - Борисов,- и наполеоновской авантюре пришел бы конец. Чичагов настолько был уверен в успехе, что разослал из Борисова по всем окрестным местечкам и селам прокламации с приметами Наполеона: "Он роста малого, плотен, бледен, шея короткая и толстая, голова большая, волосы черные, для вящей надежности ловить и привозить ко мне всех малорослых".

Но случилось обратное. Наполеон, узнав в селе Бобр о занятии Борисова армией Чичагова, понял, что ловушка захлопнулась. Через день-два к Чичагову подошел бы Витгенштейн, с юга - Кутузов с главными силами - и тогда действительно конец: не потребуется и прокламаций с его портретами, все равно придется сдаваться в плен.

Как часто бывало с ним в минуты опасности, Наполеон вновь обрел способность быстро и решительно действовать. Главное - выбить Чичагова из Борисова, пока к нему не подошло подкрепление. Сделать это своими силами Наполеон был уже не в состоянии - его 20 тыс. боеспособных солдат вряд ли могли овладеть Борисовом с ходу. Оставался последний резерв - войска Удино и Виктора, всего 25 тыс. человек, стоявшие с 14 ноября у села Череи в 20 км к северу от Смоленской дороги, преграждая путь корпусу Витгенштейна. Последний (вот он - субъективный фактор) не выполнил приказ Кутузова и топтался на месте целую неделю, хотя мог обойти французские войска с запада и даже ранее Чичагова или одновременно с ним выйти к Борисову.

Зато Наполеон хорошо знал своих маршалов и генералов - за 15 лет непрерывных войн они научились выполнять его приказы беспрекословно. Он приказывает Виктору оставаться у Череи, ложными действиями демонстрируя прорыв французской армии севернее Борисова, чтобы удержать Витгенштейна от намерения идти на помощь к Чичагову. Эта демонстрация полностью удалась - Витгенштейн продолжал стоять на месте. Между тем корпус Удино (10 тыс. солдат) был скрытно отведен к югу и 22 ноября занял село Бобр на полдороге от Орши к Борисову. Именно Удино Наполеон поручил во что бы то ни стало выбить Чичагова из Борисова, найти брод через Березину и навести мосты. Шарль Удино, как и многие наполеоновские генералы, вышедшие из унтер-офицеров в период революции, не отличался глубиной военно-стратегического мышления (никакого военного образования он не получил), но был мастером в выполнении конкретных тактических задач. Кроме того, как другие маршалы Наполеона (Ней , Даву, Мюрат ), происходящие из "низов", он отличался большой личной храбростью. Достаточно сказать, что за 20 лет службы в армии он получил 22 ранения (последнее - при переправе через Березину!), поскольку в решительные минуты шел впереди атакующих войск.

Удино блестяще справился с тактическим заданием Наполеона. Ночью 22 ноября он скрытно во главе своего 10-тысячного корпуса выступил из села Бобр по направлению к Березине и у деревни Лошницы в семи верстах от Борисова устроил засаду.

Чичагов между тем проявил удивительную беспечность: заняв Борисов, он не обеспечил необходимых мер предосторожности - не выставил сильного охранения, не послал во все концы разведку для установления мест истинного расположения противника. Так Чичагов, например, был уверен, что корпус Удино все еще стоит против армии Витгенштейна у Череи. Впрочем, это и неудивительно: никогда не командовавший войсками, впрочем, как и флотом, этот "сухопутный адмирал", как его прозвали в русской армии, большую часть жизни провел в министерских кабинетах и коридорах Зимнего дворца, упражняясь в дворцовых интригах. Своему назначению командующим 3-й армией он был обязан не полководческому таланту, а письмам к Александру I, в которых постоянно хулил Кутузова. А поскольку царь и без того скрипел зубами при упоминании имени "старика", то Чичагов до его позорного провала у Березины был у Александра в фаворе.

А дальше случилось то, что и должно случиться со всяким самонадеянным и некомпетентным военачальником. Уверенный, что Наполеон у него уже в кармане, Чичагов утром 23 ноября высылает навстречу отступающим к Борисову остаткам "великой армии" 3-тысячный авангард графа Палена, намереваясь затем двинуться следом со всей своей армией. При этом Чичагов почему-то был уверен, что Витгенштейн идет к нему на помощь с севера, хотя одного казачьего разъезда было бы достаточно, чтобы установить, что Витгенштейн и не двинулся с места.

Однако у деревни Лошницы вместо русских войск растянувшаяся по узкой дороге, обрамленной густым лесом, колонна Палена напоролась на искусно оборудованную засаду Удино. Передовые ряды русского авангарда были рассеяны залпами французских пушек. Русские орудия Пален разместил в конце колонны. Пока часть артиллеристов снимала пушки с лафетов и пыталась развернуть их жерлами к противнику, из леса налетела кавалерия Удино. Началась паника. Хвост колонны (артиллерия и кавалерия), бросив пехоту, развернули коней и поскакали назад, к Борисову.

Хотя Чичагов получил от Палена пакет с извещением о засаде, войск на помощь он не выслал. Совершенно растерявшись, Чичагов принял корпус Удино за всю наполеоновскую армию и приказал очистить Борисов. Появление кавалерии Удино в пригороде Борисова лишь усилило панику. Бросив в городе почти все свои обозы, больных и раненых русских солдат, Чичагов приказал отступить на правый, западный берег Березины, а мост сжечь. Один из современников отмечал: бегство было столь поспешным, что адъютанты Чичагова забыли захватить "столовый сервиз главнокомандующего", и он достался французам в качестве трофея. Адмирал очень убивался этим обстоятельством, гораздо больше, чем брошенными на произвол судьбы ранеными.

Но это была только часть военной ошибки Чичагова. Он мог поправить положение, угадай заранее (т. е. имей хорошую разведку), где же будет переправляться через Березину Наполеон. Но и здесь адмирала обошел бывший унтер-офицер французской республиканской армии. Выполняя приказ Наполеона, Удино нашел брод севернее Борисова у деревни Студенки и сразу скрытно приступил к наведению переправы. Но для обмана Чичагова другую команду саперов-понтонеров он отправил южнее Борисова, к деревне У холод, приказав там строить ложную переправу, производя как можно больше шума. Саперы старались вовсю. Они валили деревья, разбирали избы, тащили бревна к реке, жгли костры, орали во все горло - "Скорей, скорей, сейчас подойдут главные силы". В довершение всего Удино предпринял и другую военную хитрость. Он собрал в Борисове мелких торговцев и стал расспрашивать их о кратчайшей дороге к Минску. Часть этих торговцев он оставил у себя якобы в качестве заложников, а остальных отпустил, уверенный, что они немедленно сообщат через Березину Чичагову - Наполеон намерен отступать к Минску, а для этого строит переправу южнее Борисова. Обе хитрости удались. Чичагов поверил и ложной переправе, и движению к Минску и срочно двинул в деревню Ухолод свои главные силы. Перед действительной переправой у деревни Студенки остался лишь небольшой заградительный отряд генерала Корнилова с четырьмя пушками, который, разумеется, не смог помешать переправе войск противника.

25 ноября в Борисов прибывает сам Наполеон. Он лично руководит 26-27 ноября постройкой двух мостов у Студенки- одного для пехоты, другого для кавалерии. Постройка этих мостов - одна из героических страниц саперов французской армии: стоя по горло в ледяной воде, по которой уже шли первые льдины, они сумели в кратчайший срок, ценой больших потерь (многие замерзли, стоя в воде, и их уносила река), навести два моста, по которым остатки наполеоновской армии, около 20 тыс., включая корпус Удино и корпус Виктора, перешли на западный берег Березины. На восточном осталось еще около 30-35 тыс. полузамерзших солдат, офицеров и отступавших с армией гражданских лиц, но они уже не интересовали Наполеона. Когда эта дикая орда кинулась 28 ноября на мосты, он приказал их поджечь. Тысячи несчастных людей погибли в давке, были сброшены в холодную реку, их тела устилали оба берега Березины.

Однако боеспособные части Наполеону удалось переправить через Березину. Реально в этот момент ему мог помешать только Витгенштейн, но и он как военачальник оказался не лучше Чичагова. Находясь всего в нескольких верстах от Студенки, он не удосужился выслать глубокую разведку, а медленно двигался параллельно корпусу Виктора, который играл роль арьергарда остатков "великой армии". Более того, Витгенштейн умудрился 27 ноября пройти мимо Студенки к Борисову, не обнаружив переправы французских войск.

Лишь 28 ноября Чичагов и Витгенштейн поняли, что Удино вместе с Наполеоном их провели. К тому времени к Борисову подошли казаки Платова и авангард Милорадовича. Здесь они встретились с армией Витгенштейна. Но было уже поздно - обнаружения и пленения всех остатков "великой армии" не получилось.

Была еще одна возможность добить и перешедшую через Березину малочисленную армию Наполеона - это взорвать заранее мосты и дамбы на дороге от Студенки к местечку Зембин, как предписывал Чичагову приказ Кутузова. Позднее Наполеон признавался своему биографу генералу Жомини, что, даже переправившись через Березину, он не был уверен в спасении: достаточно было взорвать эти мосты и дамбы, и "мы погибли бы безвозвратно". Дорога на Зембин шла через еще не замерзшие болота, а сил и средств на восстановление десятков мостов у Наполеона после переправы у Березины уже не было. Но дорога на Зембин оказалась в целости и сохранности. По ней и начал Наполеон свое поспешное бегство с остатками некогда "великой армии" к Вильно.

Однако в военно-стратегическом отношении Березина означала катастрофу. Наполеон спас самого себя, но не армию. Сообщая царю о результатах сражения у Березины с 23 ноября по 2 декабря 1812 г., Кутузов привел такие цифры: противник потерял около 50 тыс. человек, из них 25 тыс.- пленными.
Хотя в 29-м бюллетене "великой армии" Наполеон изобразил переправу через Березину как свою огромную победу, сам для себя он уже сделал вывод: "Удача, одержанная нами, только отсрочила нашу гибель, нисколько не улучшив нашего положения". (Из признания Жомини.).

Но и после переправы войска захватчиков подстерегали новые беды. Во-первых, на остатки армии Наполеона продолжали наседать преследовавшие их русские войска. Только за пять дней отступления от Березины было выведено из строя более 12 тыс. человек. Во-вторых, с 28 ноября резко усилились морозы. Если до Березины мороз не превышал - 10-12°, то с начала декабря началась настоящая русская зима - ртутный столбик опустился ниже - 25-28°. И хотя от морозов страдали и русские, но французам и другим жителям Южной Европы доставалось сильнее - они сотнями замерзали прямо на дороге: "...все гонимся за неприятелем,- писал Кутузов жене 8 декабря,- и мертвыми они теряют еще более прежнего: так, что на одной версте от столба до столба сочли неубитых (но замерзших.- В. С.) мертвых 117 тел".

В начале января 1813 г. Кутузов в приложении к своему донесению об окончании войны на территории России "за полным истреблением неприятеля" переслал царю захваченные трофейные бумаги штаба бывшей "великой армии". Среди них оказался отчет о потерях трех пехотных полков за период с 17 ноября (сражение при Красном) по 27 декабря (переход их остатков через западную русскую границу). После Красного в сильно поредевших полках осталось 87 офицеров и 1022 унтер-офицера и солдата. До границы же добралось только 43 офицера и 44 солдата, а остальные 44 офицера и 978 унтер-офицера и солдата просто замерзли по дороге и на бивуаках. Последнее (гибель по ночам на бивуаках) отмечали все русские очевидцы отступления остатков "великой армии": "...Места, где французы ночевали, обозначались грудами замерзших людей и лошадей".

На полпути от Зембина к Вильно, в Сморгони, Наполеон принимает решение - бросить орду замерзающих солдат и уехать в Париж. На военном совете маршалов он объявляет свое решение, оставляя вместо себя Мюрата. Чтобы подсластить пилюлю, Наполеон нарисовал грандиозную картину зимних квартир в Вильно (Вильнюсе) и Ковно (Каунасе), где должна перезимовать его "непобедимая армия", пока он во Франции соберет новую 300-тысячную армию, чтобы весной 1813 г. снова прийти в Россию и начать все сначала. Маршалы угрюмо молчали - до "зимних" квартир еще надо дойти по такому морозу, да и русские вряд ли оставят их до весны в покое. Но вышколенные долгой службой, они не говорили ни слова, хотя каждый и понимал - это конец. Отъезд императора мог вызвать окончательное падение дисциплины у солдат, а это уже не армия, а сброд. Так оно и произошло. Едва Наполеон тайно, взяв с собой лишь Коленкура да двух наиболее доверенных генералов - адъютантов своей свиты - Ж. Дюрока и Ж. Мутона, в сопровождении небольшого эскорта кавалерии ускакал из Сморгони, как в оставшихся войсках началось брожение. Солдаты, даже гвардия, проклинали своего недавнего кумира, обзывая его "египетским дезертиром" (намек на то, что в 1799 г. Наполеон точно так же бросил армию на погибель).

Дальше все произошло так, как и должно было произойти. Никто больше не слушался никаких командиров. Полномочия Мюрата не признавали даже маршалы. Принцип "Спасайся, кто может!" стал главным. 8 декабря эта "непобедимая" орда ворвалась в Вильно. Ища тепла и пищи, наполеоновские солдаты разбрелись по всему городу. Впрочем, гражданская администрация предпочла вскоре бежать.

Начались грабежи продовольственных лавок и винных погребов. Ни о какой обороне города, а тем более о "зимних квартирах" думать не приходилось. Едва к Вильно подошли русские казаки, как наполеоновская орда бросилась из города к Ковно. Но и из Ковно 14 декабря их выбили казаки Платова. Первым скрылся за границу "главнокомандующий" Мюрат, за ним - остальные маршалы. Они бежали по льду Немана, как раз в том самом месте, где шесть месяцев назад, в июне 1812 г., победно переходили реку в надежде на быстрый разгром России. Дольше всех бился Ней - он пытался отбить Ковно у русских, но безуспешно - весь отряд его был уничтожен. Границу Ней перешел один.

Подобной катастрофы наполеоновская Франция не знала со времени учреждения Первой империи.
Кутузов, сообщая своим родным об окончании войны в России, писал 28 декабря 1812 г.: "Неприятель очистил все наши границы. Надобно заметить, что Карл XII (шведский король, разбитый Петром I под Полтавой.- В. С.) пошел в Россию с 40 000 войск, а вышел с 8000. Наполеон же прибыл сюда с 480 000, а убежал с 20 тыс. и оставил нам, по крайней мере, 150 тыс. пленных и 850 пушек". Что стало с солдатами и офицерами "великой армии"? Больше половины погибли в боях или замерзли на обратном пути, особенно в ноябре - декабре 1812 г. на пути от Березины до русской западной границы. Но значительная часть оказалась в плену. Еще во время наступления на Москву число пленных, прежде всего за счет обозных фуражиров и мелких команд, отходивших в окрестные деревни за продовольствием от дорог, по которым двигалась "великая армия", постоянно росло. Уже в июле было захвачено в плен 2 тыс. человек. К сентябрю эта цифра возросла в пять раз (до 10 тыс.). В период пребывания в Москве Наполеон также потерял, сотни своих фуражных команд, но особенно возросло число пленных при контрнаступлении русской армии.

Всего, по данным штаба М. И. Кутузова, за всю Отечественную войну было взято в плен более 150 тыс. чело век -- почти 1/3 часть "великой армии". Однако в это число входили только "зарегистрированные" пленные, т. е. те, которых конвойные команды приводили в тыл на сборные пункты, регистрировали, а затем по этапу отправляли в глубинные российские губернии, главным образом в Ярославскую, Вологодскую, Костромскую и Вятскую.

После сражения при Красном в ноябре, и особенно, после катастрофы у Березины и за ней, пленных стало столько, что их уже никто не конвоировал и не считал. Русский очевидец контрнаступления вспоминал: ""Однажды встретили мы двух русских баб, которые гнали дубинами, одна впереди, другая позади, десятка три оборванных, полузамерзших французов. Смотря на торжество баб, с каким они вели своих пленных неприятелей, мы не могли не смеяться, а с другой стороны, нельзя было не пожалеть об униженном состоянии, до какого доведены эти некогда гордые завоеватели Европы".

Казаки, чаще всего конвоировавшие пленных в тыл, нередко продавали их окрестным богатым крестьянам как работников. Участник войны декабрист Н. Н. Муравьев сам слышал жалобу одного такого богатея: "Пленные вздорожали, к ним приступа нет, господа казачество прежде продавали их по полтине, а теперь по рублю просят". Он же вспоминал: "Многие французы почти требовали, чтобы мы их в плен брали...".

Другой русский очевидец-артиллерист вспоминал, что особенно ужасная картина открылась при преследовании противника от Березины до Вильно: "Нередко попадались нам отсталые, едва движущиеся французы... Один бедняк из числа их привел нас в особенную жалость и удивление... Ноги у него до колен были вовсе отморожены, однако несчастный двигался на них, как на колодках, и еще мог сказать: "Дайте хлеба!" Солдаты остановились смотреть на него и с содроганием подавали ему сухарей".

Надо сказать, что русская армия в ноябре - декабре 1812 г. мало чем могла помочь пленным в смысле продовольствия и теплой одежды: преследование противника было столь стремительным, .что армейские передвижные магазины-склады безнадежно отстали. "И мы в исходе ноября,- вспоминал участник контрнаступления, артиллерист,- стали чувствовать жестокость зимы... Солдаты наши, так же как и французы, были почернелы и укутаны в тряпки... Офицеры не лучше были одеты. Я сам едва мог уцелеть от мороза под нагольным тулупом и в двойных валенках, укутавши голову большим платком".

В этих условиях сдача в плен уже не гарантировала наполеоновским солдатам жизнь, спасение от голода и холода. "Пленных,- писал декабрист Н. Н. Муравьев,- сгоняли в одно место и потом отсылали во внутренние губернии колоннами, состоявшими из двух или трех тысяч человек, но продовольствия им, за неимением оного, не могли давать. На каждом ночлеге оставались от сих партий на снегу сотни умерших. Некоторые на походе отставали".

Вот эти отставшие, а также сотни других бывших наполеоновских солдат "великой армии", не попавшие в "официальный" плен, разбрелись по русским деревням и помещичьим усадьбам на всем протяжении бегства Наполеона от Смоленска до Вильнюса. И в окрестных деревнях крестьянские кузнецы еще долго перековывали блестящие кирасы кавалерии маршала Мюрата на большие медные сковороды и тазы, в которых русским крестьянкам было так удобно жарить яичницу и варить варенье из спелых ягод. Именно тогда в русских и белорусских деревнях появились два новых слова - "выморозки" и "шерамыжники" (от франц.- cher ami - дорогой друг): так сердобольные крестьянки называли обессиленных от голода и холода солдат армии Наполеона. Получив временный приют и еду, эти бродячие офицеры бывшей "великой армии" стремились попасть в помещичьи усадьбы, чтобы наняться в гувернеры. Многие из них застряли здесь до конца заграничного похода русской армии, а некоторые остались в России на всю жизнь.

Известно, что со второй половины XVIII в. французский язык был общепринятой нормой общения в дворянском обществе Российской империи. Для продвижения по гражданской и военной службе, особенно в придворных кругах, вовсе не обязательно было знать хорошо русский язык, но на французском требовалось говорить и писать безукоризненно. Этим, кстати, отчасти и объясняется такое количество иностранцев (немцев, шведов, поляков, финнов и др.) на русской гражданской и военной службе - им вовсе не обязательно было знать русский язык и русскую культуру. Знание французского языка давалось в аристократических и дворянских семьях с детства, с помощью выписанных из Франции гувернеров и гувернанток.

Дворянство средней руки, не имевшее таких средств (гувернерам из Франции надо было платить по тем временам огромные деньги - до 1 тыс. руб. в год), стремились отдать своих чад во французские пансионы, что тоже стоило немалых денег. А мелкопоместной мелкоте с одной-двумя деревеньками крепостных и это было не по карману. И вдруг осенью и зимой 1812 г. к ним на двор десятками полезли даровые "гувернеры", готовые за теплый кров и пищу учить их недорослей французскому языку и хорошим манерам. Сын 238 одного из таких мелкопоместных дворян Могилевской губернии Ю. К. Арнольд, известный затем экономист, вспоминал о той поре: "Редкий был тогда (дворянский.-- В. С.) дом, в котором не встречалось бы пленного француза: иметь у себя "своего" француза - это установилось тогда само собой для каждого "порядочного дома". И у нас, следовательно, оказался "свой" француз..."

Этим "своим французом" оказался бывший барабанщик гвардии "великой армии" Грожан, типичный наполеоновский солдат. Начал рядовым еще в войнах революции в 1792 г., участвовал в египетском походе Бонапарта, чудом уцелел (попал тогда в плен к англичанам), затем снова воевал - в русско-французской войне 1806-1807 гг., в войне с Австрией 1809 г. За долгую безупречную службу накануне похода в Россию был зачислен в гвардию барабанщиком.

С хорошими манерами, к ужасу мамаши Арнольд, Грожан был знаком весьма поверхностно, да и литературным французским языком отнюдь не блистал - как и все наполеоновские солдаты, он говорил на "арго" (жаргоне), обильно уснащенном солеными словечками, немецкими, итальянскими, испанскими, польскими словами. Но для 8-летнего дворянского сыночка такой "гувернер" был настоящей находкой. Он с утра и до вечера вместо уроков французского языка рассказывал мальчику бесчисленные военные истории, учил плавать, разжигать костер, ставить палатку, а также обучил его выбивать на игрушечном барабане все воинские команды: "дробь", "раскаты", "Слушайте все!", "В атаку!", "Отбой!" и т. д. Грожан был далеко не исключением. Оказался "свой" француз и в семье М. Ю. Лермонтова, правда более образованный, чем гвардейский барабанщик,- раненый офицер наполеоновской гвардии Капе. Он оказал большое влияние на Лермонтова-мальчика, что позднее сказалось и на его поэтическом творчестве (восхищение Бонапартом как "гением эпохи").

Но такие, как Капе, были скорее исключением. Типичным являлся Грожан. Другой современник той поры писал: "Просветителями этой эпохи сделались бессмысленные остатки от разбитой наполеоновской армии, когда пленных французов разбирали нарасхват и вверяли им своих детей". Первое время царскому правительству было не до этих разбежавшихся по окрестным от Смоленской дороги селам и деревням "гувернеров" или работников у богатых мужи* ков (чаще всего в их число попадали немцы, португальцы, голландцы, испанцы и другие иностранные элементы "великой армии", вообще не владевшие французским языком), дай бог управиться с этой огромной армией в 150 тыс. только "зарегистрированных" пленных.

Прежде всего, русские власти начали сортировать пленных по национальной принадлежности, выделяя из них тех, кто попал в наполеоновскую армию по принуждению. Поскольку с изгнанием Наполеона из России война с ним не кончилась и предстоял еще поход в Европу, из этих пленных началось формирование воинских частей для участия в заграничной кампании на стороне России и ее будущих союзников.

Первым еще в конце 1812-"ачале 1813 г. был сформирован испано-португальский полк в составе 2 тыс. человек. В Испании продолжалась партизанская война, а в Португалии французские войска никак не могли справиться с английским экспедиционным корпусом. На его поддержку и был отправлен на английских судах в июне 1813 г. на Пиренейский полуостров этот первый легион из бывших военнопленных "великой армии", получивший название "Александровский полк" (в честь Александра I). В сентябре 1813 г. и летом 1814 г. туда же было отправлено из России еще два испано-португальских отряда из тех 4 тыс. пленных испанцев и португальцев, что входили в 15-тысячный испано-португальский корпус "великой армии" в момент вторжения в Россию.

По аналогичному образцу в начале 1813 г. был создан российско-германский легион (4 тыс. человек), состоявший из пленных или перешедших на русскую сторону немцев, подвластных Наполеону княжеств Германии. Сформированный в Риге и Ревеле, этот легион на русских военно-транспортных судах под командованием адмирала Д. Н. Сенявина перевозился в Швецию и там вооружался. В марте 1813 г. легион был снова переброшен в Россию И принял участие в боях на стороне противников Наполеона в Пруссии. Надо сказать, что немецкие части "великой армии" оказались для Наполеона самыми ненадежными, особенно баварцы. При переправе через Березину, например, два баварских полка отказались выполнять приказы французских генералов и в полном составе сдались в плен.

Была сделана также попытка сформировать антинаполеоновский франко-итальянский легион в Орле, куда по приказу Кутузова после сражения у Красного в ноябре 1812 г. было направлено до 6 тыс. пленных. Однако массовой записи в этот легион не последовало, и идею эту пришлось русским властям оставить. Но формирование антинаполеоновских иностранных легионов не решало всей проблемы пленных - они поглотили всего 10-12 тыс. человек, а остальные 138-140 тыс. (не считая разбежавшихся По помещичьим усадьбам "выморозков") - что делать с ними?

Держать такую громадную армию еще вполне здоровых мужчин в лагерях и кормить их задаром? Это было слишком накладно для казны, особенно когда с началом заграничного похода в Европу военные расходы не только не уменьшились, но даже возросли. Поскольку в понятиях того времени солдат, да еще грамотный, относился к разряду "мастеровых" (еще бы, умел владеть ружьем или даже пушкой!), министр полиции С. К. Вязьмитинов, в ведении которого находились пленные в тылу, распорядился приписывать их к мануфактурам или заводам на Урале, преимущественно казенным, но и частным тоже. И хотя Вязьмитинов специально приписывал губернатором, что бы они наставляли управляющих и владельцев мануфактур и заводов, что пленные из "великой армии" - это "вольные люди", практика их использования свидетельствовала об обратном: не имея опыта работы с людьми по вольному найму, администрация обращалась с ними как с обычными русскими крепостными - морила голодом, била, загружала непосильной работой и т. д. В результате в лагерях военнопленных (особенно на Урале) начались бунты. Они грозили нарушить тот временный социальный "мир", который так нужен был самодержавию на период напряженной войны за окончательный разгром империи Наполеона. Самым тревожным в этих бунтах был тот факт, что пленные французы устанавливали контакты с русскими крепостными (например, на уральских Горноблагодатских железоделательных заводах весной 1813 г.).

Не лучше было и положение "выморозков" в западных губерниях России - те из них, кто не попал в "гувернеры", нередко записывались помещиками в свои крепостные. Поскольку пленные, хотя и не в таких количествах, как осенью и зимой 1812 г., продолжали поступать и в начале заграничного похода, властям пришлось искать какое-то кардинальное решение всей проблемы. И здесь был использован опыт приглашения иностранных колонистов на постоянное жительство в Россию. Известно, что после присоединения к России в последней трети XVIII в. Украины, Крыма, Кубани Екатерина II активно поощряла заселение этих плодородных, но безлюдных районов как русскими и украинцами, так и выходцами с Балкан (греки, болгары, сербы), из Австрийской империи (чехи, словаки), германских княжеств (немцы). Иностранные колонисты получали от царского правительства немало льгот (статут свободных хлебопашцев, свободу вероисповедания, отмену уплаты налогов на ряд лет, право обучения детей на родном языке, освобождение от рекрутчины и т. д.).

Александр I продолжил практику своей бабки (указ 1804 г.). В 1813 г. те же принципы были распространены и на военнопленных бывшей "великой армии" Наполеона. 16 июля 1813 г. Вязьмитинов рассылает генерал-губернаторам циркуляр "О желающих присягнуть на подданство России". Циркуляр разрешил принимать наполеоновских военнопленных в русское подданство на основе указа 1804 г. Однако указ 1804 г. касался главным образом условий приема для сельскохозяйственных колонистов, а большинство пленных предпочитало жить не в деревне, а в городе. Тогда в ноябре 1813 г. Комитет министров принимает специальные "Правила, коими руководствоваться принимая военнопленных в подданство России". Эти "Правила …" выражали попытки властей приспособиться к развивающимся в России капиталистическим отношениям, включить огромную массу выходцев из буржуазных и мелкобуржуазных (свободное крестьянство) слоев, каковыми являлись бывшие солдаты и офицеры Наполеона, в орбиту промышленных и торгово-капиталистических связей страны.

"Правила …" разрешали два вида подданства - "временное" (на определенный срок) и "вечное". Оба вида мог принять любой пленный солдат и офицер. При этом он должен был выбрать род занятий и приписаться к одному из "сословий" (крестьяне, мещане, дворяне - последнее касалось, разумеется, только офицеров). После этого новообращенным "временным" или "вечным" подданным разрешалось избрать любое место жительства в Российской империи, кроме западных приграничных губерний (Польша, Прибалтика, Финляндия, Бессарабия и др.) и обеих столиц - Петербурга и Москвы. На всех принявших русское подданство военнопленных распространялись условия указа 1804 г. (статут свободных людей, свобода вероисповедания, освобождение от рекрутских повинности и т. д.), но вводили и ряд дополнительных льгот. В частности, те, кто заводил свое "дело" (торговлю, сельхозферму, ремесленную мастерскую и др.). освобождались на 10 лет от любых налогов "для обзаведения домом и хозяйством". Те же из военнопленных, что шли в мастеровые, получили неведомое до сих пор не только в России, но и в странах Западной Европы право на заключение письменного контракта (договора) . об условиях найма на работу на завод или мануфактуру.

"Правила..." были переведены на французский и немецкий языки и опубликованы в русских газетах. С конца 1813 г. начался массовый прием пленных в русское подданство. Большинство, правда, предпочли избрать его "временное состояние" (на 2-3 года), и в 1814-1815 гг., когда Александр I решил вернуть военнопленных домой, возвратились во Францию и другие страны бывшей наполеоновской империи.

Однако немалое число, особенно те солдаты и офицеры, которые давно порвали с родиной, не имели семьи или родителей, предпочли навсегда остаться в России, тем более что указ царя от 29 августа 1814 года о репатриации пленных носил необязательный характер ("буде пожелают"). По сути, репатриация охватила тех солдат и офицеров, которые или приняли "временное подданство", или еще не приняли никакого. Но даже среди возвращавшихся на родину было немало колеблющихся. Новгородский генерал-губернатор сообщал в Петербург в августе 1814 г., что "из проходящих через Новгородскую губернию партий военнопленных, возвращающихся в свое отечество, некоторые объявляют желание, а иные отстают от партий для того токмо, чтобы присягнуть на верность подданства России".

Судя по материалам переписи ("Дело о французах, проживающих в России"), которую по распоряжению Николая 1 в 1826-1829 и 1830-1837 гг. негласно провело III жандармское отделение, число оставшихся солдат и офицеров "великой армии" было весьма значительным, причем и после репатриации 1814-1815 гг. прием в подданство России не был закрыт. Например, даже в 1816 г. Комитет министров слушал прошение трех бывших солдат Наполеона, которые с 1812 г. проживали в Ярославле. Солдаты просили принять их в "вечное" подданство, приписать к сословию крестьян и дать земельные участки на Алтае (входил тогда в Томскую губернию). Комитет удовлетворил их просьбу, выдал каждому ссуду по 350 руб. с рассрочкой выплаты на три года и освободил от податей на пять лет "по обыкновенному положению для колонистов-переселенцев". В мае 1817 г. томский губернатор сообщил в Комитет министров, что "три помянутых военнопленных француза водворились уже в Бийском уезде, приняли греко-российскую веру и занимаются хлебопашеством".

В том же "Деле о французах, проживающих в России" содержатся любопытные сведения и о других оставшихся навсегда солдатах и офицерах разгромленной "великой армии". Так, в 1836 г. в Воронеже проживал Карл (Шарль) Иванович (сын Жака) Журданов (Журдан), родившийся во Франции в 1793 г., взят в плен в августе 1812 г., принял присягу на "вечное подданство России" в Курске в 1816 г., имеет жену Наталью, "природную россиянку", и четверых детей, служит чиновником 8-го класса в губернском управлении Воронежа.

Для многих наполеоновских солдат, по приказу Наполеона с огнем и мечом пришедших в 1812 г. в Россию, она навсегда стала второй родиной. Даже спустя четверть века после окончания Отечественной войны, в 1837 г., в Москве и Московской губернии на 350 тыс. русского населения приходилось 3229 иностранцев, из которых 2/3 составляли бывшие наполеоновские солдаты или их дети. Причем большая часть этих солдат была занята на фабриках, где многие дослужились до мастеров, управляющих или даже стали собственниками-фабрикантами.

Работу сделал Корякин Даниил 5а класс МБОУ СОШ№43 г.Хабаровск

Скачать:

Предварительный просмотр:

Чтобы пользоваться предварительным просмотром презентаций создайте себе аккаунт (учетную запись) Google и войдите в него: https://accounts.google.com

Подписи к слайдам:

Сражение на Березине 26-29 ноября 1812 года во время Отечественной войны Работа выполнена учеником 4а класса МБОУ СОШ №43 Корякиным Даниилом г. Хабаровск

Витгенштейн Пётр Христианович 1769-1843 Генерал-фельдмаршал Кутузов Михаил Илларионович 1745-1813 Генерал-фельдмаршал Чичагов Павел Васильевич 1767-1849 Адмирал, генерал-адъютант

Корбино Жан-Батист Жюневаль 1776-1848 Дивизионный генерал Перрен Клод Виктор 1766-1841 Маршал Франции Наполеон Бонапарт 1769-1821 Первый французский император

В ноябре 1812 г. на территории Беларуси разыгралась одна из величайших трагедий европейской истории начала XIX в. Победоносно прошедшая от границ Российской империи до ее древней столицы наполеоновская армия вынуждена была оставить без боя Москву и стремительно отходить под ударами русских войск. Кульминацией отступления стало окружение уцелевших частей великой армии на реке Березине. Наполеон вёл остатки своей «Великой Армии» к русской границе с единственной целью - спасти как можно больше солдат. Русский главнокомандующий фельдмаршал Кутузов не имел желания вступать в генеральное сражение с Наполеоном, действия основной русской армии ограничивались преследованием французской армии. Кутузов позволял своим войскам длительные остановки в населённых пунктах, поэтому Наполеон сумел оторваться от основной армии Кутузова. Задача разгрома Наполеона легла на плечи других русских армий.

С юга подходила свежая 24-тысячная армия адмирала Чичагова, которая по замыслу царя Александра I должна была отрезать Наполеону пути отступления, желательно при переправе через Березину. Одновременно предполагалось ударить по Наполеону с севера 35-тысячной армией Витгенштейна, а с востока армией Кутузова. 25 ноября рядом искусных манёвров Наполеону удалось отвлечь внимание Чичагова. Император разместил артиллерийские батареи на месте предполагаемой переправы, провёл ряд демонстрационных манёвров силами нескольких тысяч солдат. 26 ноября к деревне Студёнке подошёл Наполеон с гвардией и приказал немедленно начать переправу на западный берег, сам император руководил с восточного берега обороной.

27 ноября Наполеон со старой гвардией перешёл на западный берег. Затем начали переправляться дивизии корпуса Виктора, часть его сил прикрывали переправу на восточном берегу. К ночи 27 ноября стали прибывать отставшие отряды, толпы небоеспособных солдат, гражданские с обозами. Наполеон приказал пропускать воинские команды, повозки не пропускались. В страхе перед казаками у переправы скопились тысячи женщин, детей, раненых и обмороженных, ожидавших разрешения проехать со своими повозками.

28 ноября войска Чичагова, который осознал, что Наполеон переправился у Студёнки, попытались атаковать переправившиеся силы французов, но безуспешно. Бои шли на обоих берегах Березины в районе болотисто-лесистой местности, затруднявшей манёвры кавалерии. Русские оттеснили французов, но не захватили переправу. Всего через Березину успело переправиться до 60 тысяч человек, большая часть из них гражданские и небоеспособные остатки «Великой Армии». Ближе к вечеру 28 ноября на собравшуюся толпу стали сыпаться ядра артиллерии Витгенштейна. Толпы людей кинулись к мостам. Один из мостов рухнул. В создавшемся беспорядке переправа застопорилась, люди по свидетельству очевидца погибали в давке от удушья. Отступавшие ночью, при продолжающемся обстреле, части Виктора смели с моста в реку повозки и людей. Во время боёв в трёх французских корпусах убито и ранено 13 генералов

29 ноября в 9 часов утра французский офицер Серюрье сжёг мосты. Военные обозы французов остались на восточном берегу. На оставшуюся на восточном берегу многотысячную толпу практически безоружных людей налетели казаки. К месту переправы запоздало подошли части Витгенштейна, уничтожая отставшие части французов. Победителям открылась жуткая картина. По воспоминаниям офицера армии Чичагова А. И. Мартоса: « Ввечеру того дня равнина Веселовская, довольно пространная, представляла ужаснейшую, невыразимую картину: она была покрыта каретами, телегами, большею частью переломанными, наваленными одна на другую, устлана телами умерших женщин и детей, которые следовали за армией из Москвы, спасаясь от бедствий сего города или желая сопутствовать своим соотечественникам, которых смерть поражала различным образом. Участь сих несчастных, находящихся между двумя сражающимися армиями, была гибельная смерть; многие были растоптаны лошадьми, другие раздавлены тяжёлыми повозками, иные поражены градом пуль и ядер, иные утоплены в реке при переправе с войсками или, ободранные солдатами, брошены нагие в снег, где холод скоро прекратил их мучения… По самому умеренному исчислению, потеря простирается до десяти тысяч человек…»

Итог Березинской операции Невозможно дать точную цифру потерь французов при переправе, потому что неизвестна численность армии к началу переправы. Достаточно сказать, что в результате этой операции в боевом смысле от «Великой армии» ничего не осталось; переправившиеся 9 тыс. спаслись бегством. Однако, как ни ничтожна горсть французов, ушедших из России, но она имела огромное значение в последующей борьбе Наполеона с коалицией, дав кадр для сформирования новой армии. Поэтому план императора Александра удался лишь отчасти. В этом повинны недостатки самого плана, указанные в начале исследования, а также и исполнители. Но стоит отметить, что после Березины основные силы наполеоновской армии в России перестали существовать. Памятник в Студенке на месте форсирования Березины

Сражение на Березине оказало огромное влияние на дальнейшую судьбу Европы. Воздавая должное, российский военный историк Левенштерн утверждал: «Переход через Березину останется навсегда славным подвигом и памятником военной истории, беспристрастный суд всегда отдаст справедливость этому событию». Полностью разделяя мнение российского историка XIX века, мы считаем, что в XXI веке пришло время дать оценку событиям на Березине в 1812 г. с точки зрения приоритета общечеловеческих ценностей. Спустя 200 лет после сражения его главным итогом представляются не военные результаты, а трагедия солдат и гражданского населения, своими жизнями заплатившими за ошибки и просчеты политиков.

Березина. Название этой реки известно многим европейцам и почти каждому французу. Оно давно стало нарицательным. События на р. Березине были последним громким аккордом войны 1812 г. Переправа армии Наполеона через реку проходила в условиях ожесточенных боев. Память об этом событии долгие годы сохраняется у французов.

Петер фон Хесс "Переправа через Березину"

Напомним, что 28 ноября 1812 г. (все даты даны по новому стилю) одновременно произошли два сражения на берегах р. Березины между русской армией и отступающей Великой армией Наполеона. Французскому императору для обеспечения переправы своих войск через Березину пришлось вступить с русской армией в сражение. Утром 28 ноября войска 3-й западной армии адмирала П. В. Чичагова атаковали на правом берегу Березины 2-й армейский корпус Великой армии под командованием маршала Н. Ш. Удино. Одновременно генерал П. Х. Витгенштейн, командующий 1-м пехотным корпусом, начал наступление на 9-й армейский корпус маршала К. П. Виктора на левом берегу Березины.

В течение целого дня солдаты Наполеона ожесточенно сражались, пытаясь не допустить выхода русских к переправе. В начале битвы на правом берегу Удино был ранен и Наполеон передал командование маршалу М. Нею. Кульминационный момент в сражении наступил, когда Чичагов отправил в атаку полки под командованием генерал-лейтенанта И. В. Сабанеева. Французская кавалерия генерала Ж. П. Думерка отразила атаку. После этого сражение распалось на отдельные стычки. В 11 часов вечера Витгенштейн прекратил наступательные действия. Благодаря этому возникла возможность для французской армии переправиться на правый берег Березины. Окружить и разбить французскую армию не удалось. Но она понесла большие потери. Около 50 тыс. из 75 – 80 тыс. человек, дошедших до Березины, не смогли переправиться через реку. Это было для Великой армии катастрофой.

Память французов о событиях на Березине в 1812 г. складывалась на основе разнородных версий, которые, в свою очередь, исходили из сложнейшей гаммы чувств и представлений участников русской кампании, из противоречивой интерпретации источников, из вольной трактовки событий беллетристами. Решающим периодом в формировании образа во французском сознании стал XIX в. Бурные события истории Франции после падения Первой империи способствовали обостренному восприятию прошлого и формированию мифов о драматических событиях русской кампании 1812 г.

Французская версия о событиях на Березине начала зарождаться еще в ноябре 1812 г. Уже первые строки документов за этот период должны были навести на мысль о сложности и даже почти «невыполнимости» Березинской операции. Оказавшись в сложнейших условиях отступления, Наполеон судорожно искал возможности выхода армии из России. 11 ноября из Смоленска он обозначил своей основной целью спасение армии: «Порекомендуйте администрациям Минска и Вильно не использовать против врага [находящиеся там] полки; это уничтожит резервы без определенного результата; необходимо, чтобы эти полки оказались вне сражения. Это позволит остановиться в Минске или в Вильно на несколько дней».

Отметив необходимость сохранить армию, Наполеон в то же время приказал Виктору атаковать войска Витгенштейна, чтобы освободить путь на Петербург: «Император может остановиться на зимние квартиры в Витебске. Мы будем готовиться к следующей кампании для движения на Петербург. Если вы сможете успешно атаковать врага, то мы займем зимние квартиры». Французский император, убеждая Виктора в необходимости атаковать врага, пытался войсками 9 корпуса прикрыть центральные силы. Отдав из Смоленска указания о дальнейшем пути движения Великой армии, Наполеон способствовал формированию разнообразных вариантов отступления Великой армии, в частности, при переходе через Березину.

Перед тем как начать движение к Березине, войска основной группировки Наполеона остановились в Смоленске. Солдаты бросились писать письма домой. В большинстве писем чувствовалось убеждение солдат в том, что император готовится к походу на Петербург. Однако мысли большинства адресантов были далеко от войны, они ожидали ее скорейшего окончания.

Письма, отправленные из Смоленска, хорошо отразили то эмоциональное состояние чинов французской армии в последние дни войны, которое в дальнейшем повлияет на формирование исторической памяти французов об отступлении из России и событиях на Березине. Впечатления отдельных солдат дают возможность представить моральное состояние Великой армии перед «кровавой» Березиной.

Полковник П. Ф. Буден связывал с ужасной дорогой от Дорогобужа до Смоленска окончание войны: «На дороге, по которой мы отступали, закончилась наша война. Мы ожидаем здесь корпуса армии (3 корпус Нея). Нас объединяет единая участь, и мы не оставим друг друга. Зимние квартиры будут размещены где-то недалеко». Для него военное счастье – уже не в победе, а в том, чтобы солдатам удалось сохранить верность дружбе.

Для аудитора Государственного совета А. Бергони ситуация была не такой уж обнадеживающей: «Армия постоянно находится в движении. Я не могу укрыться под крышей. Многие люди в армии более счастливы, чем я. Я не встретил дружеского участия. Мне хотелось бы получить поддержку, уважение, но я начинаю отчаиваться». Генерал Ж. Р. Брюйер разочаровался в призвании военного: «Военное мастерство сделалось утомительным. Я больше не могу думать о чести и о том, чтобы проявлять самопожертвование в делах службы. Я очень надеюсь, что мы остановимся на зимние квартиры».

9 ноября генерал Ж. А. Жюно, командир 8 армейского корпуса, написал жене о том, что смягчило для него тяжелейшие проблемы кампании: «По дороге мы терпели ужасные испытания. Не думай, что я нахожусь в хорошей гостинице. Счастье для меня думать, что мы скоро будем вместе. Ваша любовь подкрепляет и дает мне силы».

Фабер дю Фор Христиан Вильгельм "Переправа через Березину"

Мысль о продолжении войны на тот момент уже была скорбной для основной части Великой армии, но они продолжали идти за своим императором. Граф М. А. Ламберт растерянно написал: «Мы не знаем, где мы остановимся, и куда нас направят, чтобы снова увидеть все то, что мне дорого, Париж или Петербург».

Лейтенант А. Боно начал свое письмо с решительного заявления: «Мы переждем зиму в Вильно, а затем мы собираемся вернуться в нашу страну. Мы надеемся найти Европу в старых границах». После этих слов вдруг немыслимая грусть охватила его: «Это отчаяние мы будем помнить всегда. Более старые солдаты никогда не участвовали в кампании, подобной этой».

Солдаты повсеместно проникаются чувством неуверенности в исходе кампании. Этот тон разочарования – голос людей, потрясенных ужасами войны. Каждый солдат искал разные способы борьбы с этим чувством. Так, шеф батальона О. де Ларибуасьер утешал себя надеждой на награды: «Император должен оценить действия, которыми мы служили примером для других. Не просто проявлять мастерство в таких обстоятельствах».

Генерал Ж. Д. Компан, обратившись к состоянию Великой армии в Смоленске, написал жене: «Я получил подлинные доказательства самоотверженности всех людей». П. Дарю, главный интендант французской армии, вполне солидарен с Компаном: «В ужасных обстоятельствах все люди проявляют честь и усердие». Маршал Ф. Ж. Лефевр написал 12 ноября: «Мы будем защищаться до последнего вздоха».

Ясное понимание своего долга выразил генерал Ж. Г. Сент-Шарль в письме к жене: «Препятствия меня огорчают. Я разочарован в своей жизни. Но невозможно отклониться от службы». Кастеллан, примирившись с условиями отступления, отметил в дневнике: «Все мои возможности – служить в этих обстоятельствах, другого выбора нет».

В это время Наполеон испытывал те же самые чувства тоски по дому, которые выразил в письмах жене. После пережитых испытаний и разочарований он уже не будет писать ей о военных проектах, он желал одного: «Я хочу увидеть сына».

Обессиленные французские солдаты уже не стремились к достижению громких побед. В период отступления нечто более ценное открылось для них в войне – солдатская дружба, верность Родине и императору. Возможно, победа для них заключалась уже не в разгроме врага, а в сохранении традиций воинского братства. Из Смоленска Великая армия направилась к одной из ужаснейших катастроф в истории под названием «Березина».

На тот момент в проектах Наполеона переход через Березину фигурировал как спасительный путь, который позволил бы обеспечить армии отдых в районе Минска. После захвата русской армией Минска и моста в Борисове Наполеону окончательно пришлось расстаться с идеей возобновления новой кампании путем движения на Петербург.

19 ноября армия Наполеона прибыла в Оршу, где ей удалось подкрепиться кое-какими припасами. Несомненно, император чувствовал всю опасность создавшегося положения для Великой армии. 20 ноября он предупредил жену: «Тебе придется несколько дней побыть без писем от меня».

Наполеон, узнав о расположении армии адмирала Чичагова в районе Березины, осознал тот факт, что эта река может стать знаковым местом в истории русской кампании. С этого момента французский император начал посылать своим войскам довольно противоречивые сообщения по поводу отступления Великой армии в направлении Минска либо Вильно. Замешательство императора, а может быть, обдуманный, но тщательно скрываемый план действий, приведет в дальнейшем к нескончаемым спорам французских историков о роли событий на Березине в проектах Наполеона.

В любом случае Березина должна была стать местом вероятного сражения с русской армией. Задачу атаковать врага на правом берегу реки Наполеон возложил на второй корпус Удино. По-видимому, маршал в своих действиях преследовал именно эту цель. 26 ноября из Борисова Удино предупредил, что собирается атаковать врага под Стаховым для освобождения дороги на Минск. «Я атакую завтра врага, мы выйдем на дорогу к Минску», – с полной уверенностью сообщил Удино в тот же день начальнику Главного штаба Великой армии маршалу Л. А. Бертье. В последний раз император напомнил маршалу о необходимости атаковать врага 27 ноября. Таким образом, можно предположить, что Наполеон допускал мысль о сражении с войсками Чичагова.

F. De Myrbach "Переправа французких войск через реку Березину 26-29 ноября 1812 года"

О победе французов на Березине сообщили французскому обществу газеты. В «Журналь де Л’Ампир» за январь 1813 г. были опубликованы следующие строки: «Несмотря на то, что силы солдат иссякли, нашлись еще герои в Великой армии. Довольно быстро Чичагова удалось одолеть». Приведенная ремарка о событиях на Березине стала основой для формирования массового представления о последних неделях Великой армии в России.

Несомненно, в памяти участников тех трагических и знаменательных событий «Березина» запечатлелась в более многоликом образе. Русская кампания 1812 г. стала частью их жизни. Многие солдаты Великой армии Наполеона не только приобрели военный опыт, но и получили тяжелейший удар, надломивший, а иногда и сломавший их жизни и судьбы. В памяти каждого участника особо запечатлелись события на Березине как своего рода символ окончания войны, торжество надежд на то, чтобы снова увидеть Францию. После завершения русской кампании личные переживания французских солдат не вызвали интереса у общественности, эти переживания долгое время жили лишь в памяти отдельных ее участников. Первые труды о событиях на Березине, раскрывавшие участие в них простого солдата, были представлены в завуалированной форме.

Первым создал подобное произведение, пытаясь описать восприятие событий на Березине французским солдатом, был Ш. П. Бургоэн, адъютант 5 вольтижерского полка Молодой гвардии. Он в художественной форме воспроизвел переписку своего брата А. Ж. Бургоэна, адъютанта маршала М. Нея, из России. Опубликованные письма были написаны от имени вымышленного Альфреда, в образе которого угадывается А. Ж. Бургоэн.

После нескольких недель пребывания в плену Альфред вспомнил о сражении на Березине: «Вот грустная история моих последних дней. Это сражение любви и чести было пропитано болью! Оно было горьким! Мой храбрый полк был там, и мои товарищи сохранили верность императору». Образ сражения «любви и чести» напоминает представления о войне в тех самых письмах солдат из Смоленска, для которых на тот момент основной смысл русской кампании заключался в выполнении их воинского долга.

Французское общество в первой половине XIX в. не проявило интереса к этим переживаниям и впечатлениям рядовых участников сражения. Бывшие солдаты Великой армии были погружены тогда в анализ хода военных действий и политики бывшего императора. Образ Наполеона становится объектом манипулирования в политической борьбе между бонапартистами и анти-бонапартистами. Поэтому и рассмотрению подверглась лишь моральная сторона действий французского императора, но отнюдь не вопросы военной стратегии.

Капитан инженерных войск Э. Лабом, преследовавший целью умалить роль Наполеона в событиях войны 1812 г., обвинил императора в том, что в Березинской операции тот обрек свои войска на уничтожение. По словам Лабома, французские солдаты блестяще справились со своей задачей. В представлении автора, преодоление армией препятствий, вступление в сражение в столь неблагоприятной ситуации можно считать победой: «В этой плачевной ситуации наши солдаты с жаром отстаивали честь армии». Труд Лабома вызвал волну возмущения в среде бонапартистов, от лица которых выступил генерал Ф. Ф. Гийом де Водонкур. Он подчеркнул выдающуюся роль Наполеона в сражениях на Березине и заявил о том, что император выполнил свой долг и спас армию.

Полемика вокруг имени Наполеона привела к отказу французов от глубокого изучения хода военных действий на Березине. Первые труды о войне 1812 г. преследовали единственную цель – возвысить, восстановить честь Великой армии, тем самым сформировав представление у нации о нравственной победе французов на Березине.

И все же уже в 20-е годы XIX в. стали появляться первые научные исследования, посвященные Березинской операции. Полковник Ж. Шамбре, исследовав документы войны 1812 г., пришел к выводу о том, что Наполеон планировал пройти к Минску через Зембин, и в этом проекте сражение на правом берегу реки мыслилось им как отвлекающий маневр. Описание битвы автор закончил картиной атаки французской кавалерии, полностью проигнорировав действия швейцарских и польских полков.

В 1827 г. секретарь Наполеона барон А. Фэн опубликовал труд «Рукопись 1812 г.». Историк и участник событий, Фэн рассматривал операцию на Березине как результат реализации осознанного и целенаправленного плана действий со стороны французов. По словам автора, император приказал маршалу П. К. Виктору сдерживать силы генерала П. Х. Витгенштейна, а основной части армии идти против Чичагова. Подводя итоги сражений, Фэн ограничился фразой: «Враг не достиг желаемого».

"Переправа наполеоновской армии через Березину 26–29 ноября 1812 г." Литография по оригиналу П. Гесса

По мнению Наполеона, достойным противником французов были только «великие холода», которые им так и не удалось победить. Император поверхностно описал сражения на р. Березине, упомянув лишь о столкновении Удино с Чичаговым. Он счел излишним подводить какие-либо итоги сражений, так как основной целью армии было достижение Вильно, и сражение на Березине никакой роли в стратегических проектах французской армии не сыграло. Император так подытожил итоги войны 1812 г.: «Русская кампания была победна, чудесна, трудна».

Последующие историки не смогли освободиться от давления столь авторитетного мнения. Поэтому фактически именно Наполеон заложил основу будущих концепций истории войны 1812 г., в том числе, в отношении переправы через р. Березину.

Реакцией на возрождение культа императора стала книга «Поход в Россию» бригадного генерала графа Ф. П. де Сегюра. «Вновь всходит звезда павшего человека. Я нахожу его деятельность исключительно гибельной», – писал он. Сегюр прошел русскую кампанию рядом с Наполеоном. Не удивительно, что он обратился к описанию психологического состояния императора. В частности, обратившись к событиям на Березине, он поставил в упрек императору отчаяние, которое тогда овладело им: «23 ноября Наполеон как акт отчаяния сжег всех орлов».

С помощью особого художественного стиля автор усилил трагизм событий на р. Березине, позволив нам почувствовать состояние тех людей, которые прошли через ужас переправы и сражений, заставив проникнуться уважением к стойкости французов. Он писал: «Но даже безоружные, даже умирающие, даже не знающие, как им перебраться через реку и пробиться сквозь неприятеля, они не сомневались в победе». Обратившись к самой переправе, Сегюр искренне признавал, что имели место бесчестные, жуткие по своей аморальности действия, но вместе с тем подчеркнул, что нельзя забывать и о совершенных в те дни и часы благородных поступках. По его мнению, французы не смогли победить только природу. В целом работа Сегюра должна была утвердить идею величия и героизма французского солдата. Одна французская газета того времени писала: «Это была ужасная кровавая баталия. Переход через Березину вызвал живой интерес в обществе. Все люди обратились к описанию Сегюра».

Однако, как ни странно, некоторых современников Сегюра возмутило принижение им роли Наполеона. Ординарец бывшего императора Г. Гурго даже выпустил книгу «Наполеон и Великая армия», в которой подверг резкой критике работу Сегюра. Гурго двигало чувство глубокой преданности к Наполеону. И это было не удивительно. Во время похода в 1812 г. он постоянно находился при Наполеоне, три года провел с императором в изгнании на острове Св. Елены, а после до конца своих дней боролся за возрождение памяти о французском императоре.

В своей работе Гурго высказал в адрес Сегюра вполне разумный упрек в том, что тот не дал глубокого анализа военных действий: «Сожалею, что Сегюр не описал в деталях прекрасное сражение, которое поддержал маршал Ней со своим 3 корпусом. Почему он не упомянул эту атаку, которая отодвинула линию русских до лесов, несмотря на ужасный огонь?». В этом отрывке Гурго вел речь о сражении на правом берегу Березины 28 ноября. Но и он, увлеченный критикой книги Сегюра, также отказался от военного анализа Березинской операции. Задача Гурго заключалась не в том, чтобы описать ход военных действий Великой армии, а в том, чтобы возвеличить Наполеона, по его мнению, униженного Сегюром. Ординарец противопоставил свой образ решительного императора жалкому и отчаявшемуся образу Наполеона, нарисованному Сегюром: «Ничего не говорило о том, что император впал в отчаяние. Он добился того, чтобы переход через Березину совершился в порядке». Подводя итоги сражений, автор заключал: «Все шансы на успех были на нашей стороне, потому что наша армия смогла проявить мужество даже в этих обстоятельствах».

В период Реставрации в общественном сознании Франции Березина преподносилась как последняя победа Великой армии в России. Участники тех событий использовали описание сражения для оправдания или осуждения личности Наполеона. Благодаря этому возникли противоречивые картины одного и того же эпизода недавнего прошлого, но общих для этих картин была идея, что французский солдат проявил на Березине высокие моральные качества.

Падение династии Бурбонов, которая дискредитировала себя в глазах не только либералов, но и роялистов, разбудило в сознании французов память о Наполеоне как воплощении идеалов свободы, процветания и величия Франции. Апологетическим тоном наполнились и сюжеты, связанные с событиями на Березине в 1812 г. В период Июльской монархии страсти и эмоции вокруг русской кампании 1812 г. стали остывать. События той эпохи становятся для французов далекой историей, а солдаты Великой армии героями художественного романа.

Юлиан Фалат "Мост через Березину"

Авторы этого времени пытались вызвать сочувствие у читателей к состоянию армии и к императору, которому пришлось пережить гибель своего создания. На страницах этих произведений уже не чувствуется победный восторг, а господствует мнение, что сражения на Березине не имели особого значения в русской кампании 1812 г. С выходом в 1842 г. мемуаров инспектора смотров в кабинете начальника штаба Великой армии барона П. П. Деннье в науке появился иной вариант сокрытия трагических последствий переправы через Березину. Деннье высказал мысль о том, что солдаты Великой армии просто не придали особого значения сражениям на Березине.

Обострение социальной обстановки в конце Июльской монархии возродило память о «Березине» как о крушении великих идей Франции, бессмысленности всех жертв, принесенных на алтарь войны. Катастрофическая переправа стала символом разочарований для В. Гюго. Для него самого история Наполеона стала частью жизни и творчества. Он часто сравнивал современную ему Францию с эпохой великого императора. В период революции 1848 г. он так вспоминал о гибельной переправе Великой армии через Березину: «О несчастные люди! Когда они обещают мир, они развязывают войну. Когда они создают империю, наступает 1812 г. Когда они переходят реку, это мост через Березину».

После бурных событий 1848 г. в литературе и историописании появляется проблема роли обычного человека в истории, и это приводит к героизации действий французских солдат на Березине. Были опубликованы мемуары участников русской кампании 1812 г., в которых упоминалось лишь сражение на правом берегу Березины и высказывалось восхищение храбростью французов. Образ Наполеона на страницах этих произведений теперь появляется не часто.

Таким образом, в период Июльской монархии в изображении Великой армии на Березине наблюдался отход от торжественного, героического стиля к более тонкой психологической картине. Образ Березины стал героической трагедией, легендой французской истории. После падения Июльской монархии «Березина» воскрешалась на страницах французских мемуаров как близкое, родственное событие, связанное с героизмом французских солдат.

В период Второй империи ситуация значительно изменилась. С возрождением культа Наполеона «Березина» стала символом гениальной военной операции императора. Именно в эту эпоху возникшие в прошлые годы противоречивые образы французской памяти о «Березине» стали постепенно объединяться в единый образ.

Поражение Франции в войне с Германией в 1870 – 1871 гг. способствовало процессу героизации прошлого страны. С этого момента сражение на Березине утвердилось в сознании французов как бесспорная победа Великой армии. Источники, в которых содержалась хотя бы доля сомнений в истинности этого утверждения, были «забыты».

Все описания сражений на Березине стали преследовать лишь одну цель – подчеркнуть победу Великой армии. Усилению этого представления способствовала массовая публикация мемуаров участников русской кампании 1812 г. Казалось бы, основная часть французских солдат признавала, что на Березине их войска представляли лишь осколок былой Великой армии. Однако сделанный французскими мемуаристами акцент на ослаблении армии способствовал возвышению ее героизма, самоотверженности и верности Наполеону. Картины катастрофы, холода, голода исчезли. Возродился и окончательно утвердился созданный еще в эпоху Реставрации образ «Березины» как моральной победы Великой армии.

Важной вехой в научном изучении операции на Березине в период Второй империи стал выход монографии крупнейшего историка и политического деятеля А. Тьера. Он представил более обстоятельную картину действий французов и русских на р. Березине. Главной целью Наполеона в операции на Березине Тьер назвал объединение французских армий, которые действовали в центре и на флангах; однако этого так и не было достигнуто. Свои упреки автор адресовал Наполеону. В свою очередь, действия русских, в представлении историка, выглядели более организованными и хорошо спланированными. Он пришел к достаточно смелому для французского историка выводу: «Чичагов и Витгенштейн уничтожили французскую армию».

Все аргументы, приведенные автором, казалось бы наводили на мысль о поражении Великой армии. Однако трагичность ситуации, в которой французы нашли силы для продолжения борьбы, не позволила Тьеру «разделаться» с памятью о героической переправе через Березину. Так, подвергнув критике действия Наполеона, он подвел следующий итог: «Мы испытали чувство действительного триумфа, триумфа кровавого и болезненного».

В конце XIX в. французские газеты продолжали часто обращаться теме победы Великой армии на Березине. Но буквально через несколько лет ситуация изменится. В 90-е годы XIX в. Россия и Франция начнут быстрое военно-политическое сближение.

Это заставит французов значительно пересмотреть свое представление о войне 1812 г. Накануне Первой мировой войны газета «Ле Тан» писала: «Великая армия перешла реку без сражения с русскими. Во Франции и в России помнят драму войны 1812 г. Это была наша общая победа».

"Переправа через Березину" Худ. В. Адам. Середина XIX в. Бумага, литография, раскрашенная акварелью

Наиболее значительное исследование этого периода принадлежит историку Ж. Тири. Описывая отступление Великой армии, он акцентировал внимание на проявлениях чести и мужества среди французских солдат. На основе внушительного объема документов историк попытался проанализировать ход Березинской операции и сделал вывод о победе Великой армии. А историк К. Грюнвальд, имевший русские корни, обратился к мемуарам участников русской кампании 1812 г. Он писал: «Гениальность Наполеона расстроила честолюбивый план русских по окружению Великой армии на Березине».

Последующие историки начали старательно обходить тему отступления французов из России, приняв тезис о победе на Березине как истину, не требующую доказательств. Подобное мнение встречается в трудах Р. Дюфресса и Ж. Тюлара. В исследованиях историков Ж. Будона и А. Пижара подчеркивается, что Великая армия не была побеждена русской, она выиграла все сражения, в том числе и при Березине.

Французский историк Ф. Бокур посвятил много лет изучению событий на Березине. Именно ему принадлежит инициатива и создание памятника Великой армии на Березине, на котором высечены слова: «Солдатам Великой армии, проявившим смелость во время переправы через Березину». Подобной торжественностью наполнены научные работы историка, в которых он постарался отметить участие и заслуги, помимо французских солдат, еще и русских, немецких, швейцарских, голландских, польских войск. Однако его вердикт остался прежним, характерным для французских историков: «Несмотря на превосходство русских сил, Великой армии удалось сохранить свои позиции в сражениях на Березине». Деятельность Бокура, которая на долгие годы оказалась связанной с Белорусским государственным университетом и научными центрами России, придала исследованиям событий на Березине новый импульс.

В отличие от французской исторической традиции в отечественной науке не сложилось какого-либо целостного взгляда на это событие. Главный вопрос, который волновал отечественных историков на протяжении двух веков – почему, а точнее – по чьей вине не удалось реализовать план окончательного уничтожения Великой армии на р. Березине. Начало этим спорам было положено еще в 1812 г. Главным виновником незавершенного разгрома Великой армии традиционно стали называть адмирала П. В. Чичагова. И тем не менее в серьезных исторических исследованиях (А. И. Михайловский-Данилевский, М. И. Богданович и др.) авторы предпочитали более обтекаемые формулировки. «Но армия его должна была понести конечное поражение, если бы с нашей стороны действия были искуснее и решительнее», – писал, например, Михайловский-Данилевский.

Нередко русские исследователи умаляли значение событий на Березине в общих военно-стратегических планах русских. Одним из первых подобную идею выразил Л. Н. Толстой, чей великий роман предопределил многие черты в развитии отечественного историописания войны 1812 г. «В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели», – написал он.

В 60-х годах XIX в. оригинально подошел к оценке последствий событий на Березине историк А. Н. Попов. По его мнению, в условиях переправы через р. Березину и речи быть не могло о чьей-либо победе: «Победы не достигла ни одна из боровшихся сторон, но цели сражений одинаково были достигнуты противниками. Наполеон совершил переправу, русские довершили разгром Великой армии».

В 1894 г. В. И. Харкевич опубликовал книгу о Березинской операции. Обращаясь к итогам сражения, историк акцентировал внимание на том, что «французская армия оказалась спасенной. Нужды нет, что она давно утратила свою боевую силу. Уцелело ее ядро, из которого после выросла новая армия». Неудачный исход кампании Харкевич всецело объяснил тактическими ошибками русского командования.

Знаменательно для отечественной науки то, что в неудачах русских В. И. Харкевич обвинял не Чичагова, как было принято, а Витгенштейна: «Весьма веские соображения должны были побуждать Витгенштейна начать движение на Студянку, не теряя ни одной минуты. Только в этих условиях мог он рассчитывать на достижение существенных результатов. Тем не менее, Витгенштейн отказался от движения к пункту переправы французской армии и остановился на решении идти на мызу Старый Борисов».

Традиция возлагать ответственность за ограниченный результат русской армии при Березине на одного Чичагова, либо на Чичагова и Витгенштейна была продолжена в советское время. Так писали об этих событиях Е. В. Тарле, Л. Г. Бескровный и др.

Перемены в отечественной историографии наступили только к концу XX в. Историк И. Н. Васильев в своем исследовании поставил цель – «вернуть доброе имя адмиралу Чичагову в памяти потомков». Проанализировав стратегические итоги сражения для Великой армии, он пришел к выводу: «Несмотря на все усилия русских войск французской армии в этот день удалось сохранить за собой переправу, отбросив войска Чичагова, нанеся при этом им значительный урон и продолжая контролировать дорогу на Зембин».

Особую роль исследование березинских событий стало играть в деятельности историков Белоруссии. В 90-е годы XX в. на Березине были установлены памятники, посвященные русским, французским, швейцарским солдатам. Белорусская земля хранит множество тайн о событиях на Березине в 1812 г. До сих пор поисковики, археологи мечтают найти сокровища Наполеона. Из поколения в поколение в Белоруссии передаются легенды, связанные с кладом французского императора. Белорусский историк А. И. Груцо многие годы ведет археологические работы на месте сражений, результаты которых публикует в своих исследованиях.

Таким образом, отечественная историческая память о сражениях на Березине складывалась из противоречивых мнений – от убежденности в победе русского оружия до критики действий русского командования, которое не смогло обеспечить полного поражения армии Наполеона. Французская память, наоборот, несмотря на резкие политические изменения во Франции в течение двухсот лет, оставалась достаточно статичной.

События, связанные с переправой Великой армии на Березине в 1812 г., прочно вошли в историческое сознание Франции. Но оценки этих событий всякий раз приобретали новое звучание, когда французы оказывались на изломе своей национальной судьбы. Березина стала достоянием исторической памяти французской нации как воплощение героизма и военного успеха. Это запечатлено на страницах газет, научных трудов, в произведениях писателей. Французы верят в созданную ими легенду. Только два памятника на местах сражений, посвященные русским и французским солдатам, как символ примирения бывших противников в войне 1812 г. дают надежду на достижение согласия в представлениях русских и французов, на понимание, что в событиях на Березине не было победивших и проигравших, виноватых и оправданных.

Постникова А. А.
Аспирант кафедры всеобщей истории Уральского государственного педагогического университета.

«C’est la Bérézina!» – «Это Березина!». В современный французский язык это выражение прочно вошло, как обозначение полной катастрофы и краха. Книга французского военного историка Франсуа-Ги Уртулля «1812 Березина. Победа в разгар катастрофы» посвящена трагическим и ужасным в своих подробностях событиям конца компании 1812 года. Дотащившаяся от Москвы армия представляла собой лишь тень грозной Великой армии, перешедшей Неман в июне того же года. Эта толпа добрела до, казалось бы, непреодолимой преграды – частично замерзшей реки Березина, несущей свои ледяные воды. На обоих берегах реки были сосредоточены крупные массы русских войск. Казалось бы, выхода нет и остается только умереть или сдаться. Какая же может быть в данном случае «Победа в разгар катастрофы»? Однако, несмотря на безвыходность ситуации, переправа через Березину входит в историю не только как символ ужасного краха и смерти, но и как блестящая военная операция, одна из вершин военного искусства Наполеона. Среди этих неуправляемых толп, в которые превратилась армия, было немало частей, сохранивших строй и дисциплину, они вступили в бой и пробили себе дорогу сквозь ряды неприятеля. Тем не менее Березина стала и могилой остатков Великой армии потому что огромная масса отбившихся от своих частей солдат не перешла через мосты, а, оставшись у своих костров, была на следующий день истреблена или взята в плен. Как и почему удалось совершить переправу одним частям и почему это не удалось сделать другим войскам армии Наполеона, во всех деталях рассказывает эта прекрасно проиллюстрированная книга. Автор дополняет повествование подробнейшим боевым расписанием войск обеих сторон и картами всех этапов этой операции. Особый интерес представляют собой эксклюзивные цветные таблицы современного французского художника, всемирно известного специалиста в области истории военной формы Андре Жуино. На таблицах изображена униформа, знамена и штандарты всех частей обеих армий, принимавших участие в переправе и сражении при Березине.

Из серии: Военная история человечества

* * *

компанией ЛитРес .

БИТВА ЗА МОСТЫ

Для обеспечения организованного отступления Наполеону не хватало резервов. По его приказу Ожеро, командовавший 11-м армейским (резервным) корпусом, выслал из Варшавы дивизию Дюрюта на усиление Ренье, действовавшего вместе со Шварценбергом; дивизию Эделе вместе с Неаполитанской гвардией – по направлению к Вильно для обеспечения отхода французских войск; Луазона – для обеспечения отступления 10-го корпуса Макдональда и баварской дивизии Вреде 6-го армейского корпуса.

Русские войска также усиливались. В октябре, после окончания Русско-турецкой войны 1806–1812 гг., на главный театр военных действий с Дуная на Волынь прибыла Дунайская армия под руководством Чичагова, которая должна была перерезать путь отступления главных сил Наполеона и освободить Минск. Чичагов разделил ее на две части: одну он возглавил лично, вторую поручил Остен-Сакену, для сдерживания Шварценберга и Ренье, усиленного Дюрютом. Благодаря пассивности Шварценберга, внимание которого было приковано к Остен-Сакену, Чичагов смог выполнить серьезнейшие задачи: взял Минск с богатыми складами и вышел к Борисову, где находился важный мост на пути отступления Наполеона. Австро-французские войска Шварценберга и Ренье с Дюрютом 15–16 ноября одержали победу под Волковыском над Остен-Сакеном, но не смогли продолжить наступление на Минск и Борисов. Пассивность австрийцев была и драматична, и коварна одновременно. Ввиду сложившейся обстановки Чичагов отправил Остен-Сакену подкрепления, в частности, корпус Эссена. 9 ноября Чичагов отправил Чернышёва для координации действий с Витгенштейном. Чернышёв достаточно легко выполнил задание, заодно освободив из плена генералов Винцингероде и Свечина, следовавших в сопровождении четырех жандармов, о чем потом охотно рассказывал всем, – ну и подвиг!

Ввиду приближения многочисленного неприятеля, 15 ноября минский губернатор Брониковский покинул Минск. В отряде Брониковского насчитывались: 51 офицер и 246 солдат, 7-й пехотный (Вюртембергский) полк в составе 10 офицеров и 450 солдат, и 6-й батальон 93-го линейного (12 офицеров и 320 солдат), без артиллерии. В боях под Минском против авангарда Чичагова под руководством Ламберта Брониковский понес потери: два литовских батальона вместе с кавалерией (1 или 8 офицеров и 150 солдат) сложили оружие. 18 ноября Брониковский вошел в Борисов, в который поздним вечером 20-го прибыл Домбровский, располагавший 2,5 тыс. штыков и 500 сабель при десятке пушек.

Тем временем с северо-восточной стороны к Борисову приближались два корпуса – Виктора и Удино, вновь возглавившего, после лечения очередного ранения, свой 2-й армейский корпус вместо генерала Гувьона Сен-Сира, получившего за победу в первом сражении при Полоцке маршальский жезл. Оба корпуса отступали перед перешедшим в наступление Первым корпусом Витгенштейна. Взаимное недоверие между Удино и Виктором, в подчинение у которого временно находился 2-й корпус, стало причиной непонимания между маршалами, закончившегося ссорой и сражением 31 октября при Чашниках, где Виктор не получил поддержки от Удино и потерпел поражение от Витгенштейна, равно как и 13–14 ноября при Смольне. Однако Витгенштейн, усиленный Финляндским корпусом Штейнгеля и оттеснивший двигавшихся к Борисову Удино и Виктора, не стал развивать успех, полагая, что решительное наступление против французов может лишить уже приобретенных им, Витгенштейном, выгод.

Наполеон проводит смотр частей Императорской гвардии за несколько дней перед вступлением в Москву.

Бои за Борисов

Заняв Минск 16 ноября силами Ламберта, Чичагов через несколько дней направился к Борисову, приказав 19 ноября Ламберту занять город, обороняемый Брониковским и Домбровским. 21 ноября Ламберт атаковал поляков. Поскольку поляки посчитали, что сохранить войска важнее, чем мост и переправу, Брониковский оставил доминировавшие над городом и блокировавшие идеальный путь отступления редуты предмостного укрепления, оборонявшиеся 6-м батальоном 93-го линейного и остатками 7-го вюртембергского. Во второй половине дня Ламберт ценой серьезного ранения выбил из города Брониковского и Домбровского, уменьшившихся до 600 человек, которые отступили и соединились с Удино.

Вечером 21 ноября с запада к Борисову подошел корпус Ланжерона. 22 ноября Борисов заняли главные силы Чичагова, отправившего на следующий день авангард, возглавлявшегося вместо Ламберта Паленом 2-м, для открытия сообщение с Витгенштейном. Тогда же Чичагов отправил к Зембину отряд Чаплица, расположившийся у Брилей, который не стал двигаться по направлению к Зембину и оставил в неприкосновенности мосты и гати через болота, проложенные по узкому дефиле, располагая прекрасными возможностями для их уничтожения. То ли Чаплиц забыл уничтожить гати через болота, то ли рассчитывал удержать их, но благодаря его просчету французской армии удалось спастись после переправы через Березину именно по нетронутым гатям.

Одновременно на взятие Борисова из Череи двигался корпус Удино, оставившего по приказу Наполеона против Витгенштейна Виктора. 23 ноября Пален наткнулся на кирасиров Кастекса, был разбит и, пытаясь собрать свои части, вернулся в город в полном беспорядке. Французы ворвались в Борисов на плечах отступавших егерских полков Палена: 7-го, 14-го и 38-го. Кавалерия Кастекса, пытаясь развить успех, заняла часть города, но не смогла с ходу форсировать мост и остановилась, поджидая пехоту. Подошедшие солдаты отбросили русских от моста длиной 300 туазов (500 м). Однако в ходе боя Чичагов, отошедший на правый берег, отошел в предмостное укрепление, открыл по французам сильный артиллерийский огонь картечью и заставил Удино отступить. Более того, русской артиллерии удалось поджечь мост и частично его разрушить. Путь к отступлению Наполеона был отрезан!..

Хотя Удино достался обоз Чичагова с продовольствием, обувью и теплой одеждой, пригодившийся как нельзя кстати, теперь срочно требовалось найти новую переправу, выше или ниже Борисова. Ее случайно нашел генерал Корбино из корпуса Удино, перейдя Березину вброд у селения Студянки, расположенной в 15 км выше по течению от Борисова. Поставленный маршалом в известность о наличии брода, Наполеон решил воспользоваться им, задумав отвлекающие маневры для введения в заблуждение русских.

Вечером 25 ноября Наполеон со своим штабом прибыл в Борисов, откуда он отправился на мызу Старый Борисов и долго размышлял над картой в заброшенном доме, т.е. во «дворце», как назывался любой дом, где ему доводилось останавливаться для отдыха или для разработки дальнейших планов действий. Немного вздремнув, ранним утром 26 ноября Наполеон отправился в Студянку… Одновременно к Березине, вместе с воинскими частями, сохранявшими дисциплину, стали стекаться огромные толпы отбившихся от своих частей безоружных солдат, начавшие создавать существенную помеху действиям французских дивизий.

Тем временем Витгенштейн продвигался вслед за Виктором, получившим приказ Наполеона двигаться к селению Веселово для переправы через Березину, в то время как войска Платова, Ермолова и Милорадовича, далеко впереди от не спешившего Кутузова, продолжали оказывать давление на полностью дезорганизованную французскую армию. Получив сведения о боях за Борисов, Кутузов предупредил адмирала, что Наполеон обязательно постарается перехитрить его и будет сооружать один или несколько мостов.

Вечером 25 ноября Удино двинулся вверх по реке, к Студянке, оставив в городе в качестве арьергарда 12-ю пехотную дивизию Партуно.

«Дело» Партуно

Партуно, который должен был прикрывать мост в Борисове до вечера 27 ноября, затрудняя соединение русских частей, оставил город в конце дня. Поскольку в 29-м бюллетене Великой армии Наполеон высказал упреки в адрес генерала, Партуно решил восстановить свое доброе имя, опубликовав в 1815 г. собственную версию событий, основанную на свидетельских показаниях. Вот она.

«Я оставил свою артиллерию, бригады Бийяра и Бланмона на Смоленской дороге; бригаду Камю я оставил в Борисове под командой Де-летра для наблюдения и противодействия Чичагову. Я планировал идти вместе с Бийяром и Бланмоном, оставив Камю в арьергарде». По сведениям генерала Шамбре, 12-я дивизия, оставленная сдерживать противника, была принесена в жертву во имя спасения остальной армии.

Вечером 27 ноября Партуно, располагая бригадами Бийяра, Бланмона и поставленной в арьергард бригадой Камю, выступил из Борисова к мостам у Студянки. В этот момент прибыл полковник д’Амбрюжак с приказом от Бертье к Партуно удержаться в Борисове до утра, поскольку Наполеон пытался привлечь внимание неприятеля к этому городу и помешать налаживанию коммуникаций между Витгенштейном, Чичаговым и Платовым. После отъезда д’Амбрюжака Партуно сделал соответствующие распоряжения, но услышал артиллерийскую канонаду впереди и вскоре понял, что отрезан от главных сил и от Борисова. Генерал решил вырваться из окружения; бригада Камю стала авангардом и ввязалась в бои.

Один из адъютантов Камю, Роше, прибыл к Партуно с ошибочным известием, что мост в Студянке охвачен огнем, – в действительности горела обычная сельская постройка. Партуно сообщил бригадным генералам, что намерен взять правее. Он пытался найти любой брод через Березину, и во главе бригады Бийяра, в темноте, у мызы Старый Борисов наткнулся на неприятеля, приняв его за войска Бланмона. По пути он соединился с тремя ротами 29-го полка легкой пехоты полковника Сент-Сюзан, отправленного Камю на правый фланг. Вместе они сражались, пробирались по болотам, обходили озера, продирались сквозь заросли, уходили от преследования казаков и едва не утонули в трясине, покрытой тонкой коркой льда, испытывая муки голода, падая от усталости, дрожа от холода, но в итоге, как признал Партуно, «мы сложили оружие». Камю повезло не больше: он соединился с бригадами Делетра и Бланмона, вступил в бой с неприятелем, провел ночь в боях и переговорах и в конце концов также сдался. Таким образом, речь шла о том, что Партуно всего-навсего сбился с пути.

Действительно, двигаясь по дороге от Борисова к Веселову, Партуно достиг развилки. Если бы генерал выбрал левую дорогу, он вышел бы к Студянке, но он двинулся по правой, которая вывела его прямо на русские позиции.

Тем временем Витгенштейн, к которому подходил Штейнгель, находился в мызе Старый Борисов; Платов – на дороге в Веселово. Таким образом, три бригады Партуно и кавалерия Делетра были окружены. В ходе боев командующий артиллерией дивизии Сибиль получил ранение и вместе со всеми попал в плен; ранения получили и Бланмон с Делетром. Дивизия сократилась до 3000 человек, кавалерия – до 400 человек, потери составили свыше 1600 человек. До маршала Виктора добрался только батальон 55-го линейного Жуайе, две сотни человек, поскольку он наткнулся на патруль гессенцев (по другим данным, Жуайе спас баденский патруль), а затем добрался до Студянок и переправился на правый берег.

Бутурлин дает подробное описание обстоятельств пленения дивизии. Партуно атаковал русские позиции, оказавшиеся на его пути, отбросил полк Гродненских гусар и занял мызу Старый Борисов. Но отряд Властова, Азовский пехотный и 25-й егерский полки, не дал французам вырваться из мызы, в то время как Навагинский пехотный полк и две дружины Новгородского ополчения атаковали Партуно в штыки. Они выбили французов из Старого Борисова и отбросили к Борисову, который уже контролировался Платовым вместе с Сеславиным. Партуно попытался выскользнуть из ловушки, но тщетно: вместе с 4 тысячами солдат он был захвачен в плен казаками Чернозубова; на следующий день сдались остатки его дивизии. Затем Ермолов вошел в Борисов, где адмирал навел понтонный мост через реку, открыв сообщение между Витгенштейном и авангардом Главной армии.

В 1826 г. Партуно переиздал отчет, присовокупив к нему многочисленные свидетельства очевидцев, включая и русские.

Среди вышеупомянутых свидетельств с французской стороны можно привести следующие…

Свидетельство генерала Камю , написанное в Витебске 15 декабря 1812 г. Генерал утверждал, что вместе с Бланмоном и Делетром они отправили батальонного командира Ландевуазена к Витгенштейну установить позиции трех русских корпусов, окружавших дивизию, и попробовать выяснить их численность. По возвращении Ландевуазен рапортовал о наличии значительных сил русских, перекрывших все возможные пути к отступлению. Патрули, отправленные в сторону Березины, обратно не вернулись. После боев из 1130 чел у Камю оставались лишь 293 чел; у Бланмона – 300 человек.

Свидетельство генерала Делетра , написанное там же, 15 декабря 1821 г. Он утверждал о пассивности бергской кавалерии и саксонцев из принца Иоганна полка, и о том, что во всей дивизии оставалось лишь 1500 человек. Он не имел никакой возможности поддержать пехоту и поэтому разделил ее участь. Вместе с ним в плен попали около 4 тысяч безоружных солдат.

Свидетельство Сибиля , без даты. После боев из 42 артиллеристов у генерала осталось 18 солдат. Девять солдат и пятеро ездовых погибли, как и 11 лошадей. Сибиль также говорил о присутствии множества безоружных солдат, из которых никто не хотел сражаться.

Свидетельство Бланмона , без даты: сводный полк его бригады из 598 человек потерял 273 человека, 125-й линейный полк – 240 человек. 4-й батальон 55-го линейного в составе 213 человек пошел по другому маршруту и пропал без вести. Бланмон говорил, что, получив приказ от Партуно отправить батальон на правый фланг для разведки, отрядил Жуайе. Бланмон удивлялся, что командир батальона не присоединился к главным силам на шум боя.

Отчет начальника батальона 44-го линейного полка Манневиля , датированный 28 ноября 1812 г. и написанный в Борисове: из 749 солдат полка, участвовавшего в боях в Борисове, у него осталось 310 чел. Общие потери составили 439 солдат, не считая трех офицеров убитыми и пятеро – серьезно раненными.

Панорама «Березина» («Переход армии Наполеона через Березину в 1812 г.») (1895). Фрагмент «Знаменосцы». Худ. В. Коссак (1856–1942) и Ю. Фалат (1853–1929). Этот холст дает яркое представление о плачевном состоянии гренадер, смешавшихся с легкой кавалерией и артиллеристами.

«Не замай – дай подойти!» (1887-1895). Худ. В.В. Верещагин (1842-1904). Русские крестьяне-партизаны, скрытые в снежном лесу, наблюдают за французской колонной, которая вот-вот угодит в засаду

Свидетельство начальника батальона Жуайе . В действительности речь идет о двух документах: первый, представляющий намного больший интерес, датирован 1814 г., написанным в Вердене, второй – 1822 г., из Бар-лё-Дюка.

Поскольку Жуайе оставался со своим батальоном в Борисове до последнего, он был вынужден силой прокладывать себе дорогу, двигаясь по распоряжению адъютанта Бланмона, за бригадой. Затем, когда Жуайе достиг перекрестка, он сначала позволил пройти вперед эскадрону саксонцев, после чего столкнулся с артиллерийским расчетом, возглавляемым офицером, располагавшего пушкой и зарядным ящиком, который, как и Жуайе, не знал, куда ему идти, и присоединился к Жуайе. Услышав стук колес, доносившийся с левой дороги, Жуайе последовал туда и обнаружил обоз своей дивизии на марше, возглавляемый адъютантом Партуно. Жуайе решил последовать за ним, вверх по реке, после чего повстречал одного из ординарцев Наполеона с приказом к Партуно держаться в Борисове до утра. Узнав от Жуайе об оставлении дивизией города, ординарец остался с ним. Когда Жуайе прибыл к Виктору, начальник штаба его корпуса Югэ-Шато не обрадовался новостям и приказал Жуайе следовать к Главной штаб-квартире. На следующий день ординарец Наполеона отправился к Партуно, а сам Жуайе, вместе с артиллерийским расчетом, отправился, по распоряжению Югэ-Шато, к главным силам. По пути Жуайе столкнулся с тем же ординарцем, промчавшимся мимо него с криками «Казаки! Казаки!». Жуайе построил своих людей в боевой порядок за ручьем и отразил нападение, после чего прибыл в расположение принца Баденского полка и отправился к роще, росшей вдоль Березины, для проведения атаки.

Письмо от Бийяра , без даты. По словам Бийяра, в Витебске Бланмон обвинял начальника штаба Буайе, что тот не давал ему приказа разведать правый фланг дивизии. Буайе ограничился замечанием, по словам того же Бийяра, в упреках по поводу его, Бланмона, памяти.

Письмо генерала д’Амбрюжака к Партуно , датированное 21 декабрем 1 825 г. Призывая в свидетели генералов Монтион, Кутюр, Дюверже с братом, полковником штаба и адъютантом Виктора, и полковника артиллерии де Лаплас, генерал рассказал следующее.

Д’Амбрюжак принес Виктору распоряжение отправить Партуно отряд, чтобы донести приказ генералу Бертье удержаться в Борисове до утра, и заночевал у Виктора. Как только д’Амбрюжак узнал о появлении в маршальской штаб-квартире батальона Жуайе, он настаивал на необходимости возвращения в Борисов. ДАмбрюжак добавил, что требовалось опередить противника, и не мог понять, почему никого не отправили сразу на помощь Партуно, если он находился всего в трех лье, а отход на соединение со своими в вечернее время при таком подавляющем превосходстве противника представлялось почти невозможным. ДАмбрюжак также сообщил, что толпы безоружных могли спокойно переправиться через Березину, поскольку сам он лично проделал это трижды, не встречая никаких трудностей. По мнению д"Амбрюжака, безоружных намеренно оставили в Борисове для того, чтобы при неизбежной атаке русских они не создавали бы панику у мостов.

Кроме того, Партуно привел в свою пользу доказательства с русской стороны. Среди них имелось свидетельство генерала Витгенштейна , утверждавшего, что ему было известно о переправе Наполеона, и о том, что в арьергарде главных сил императора находился корпус Виктора. Витгенштейн свидетельствовал, что разрезал корпус Виктора и взял в плен арьергард маршала, составлявший, по словам Витгенштейна, половину личного состава корпуса Виктора. Первоначально в середине ночи были пленены силы Партуно: сам генерал, генералы Бийяр и Делетр, 2 полковника, 40 офицеров и 800 солдат. Около 7 часов утра 28 ноября в плен попали генералы Камю и Бланмон с 202 штаб-офицерами, всего 7000 солдат и офицеров. В плен также попали два полка саксонской и бергской кавалерии, лошади которых были в исключительно хорошем состоянии. В качестве трофеев русским достались три пушки и два штандарта, не считая огромного количества повозок.

Остатки 3-го гренадерского (голландского) полка Императорской гвардии, укрывшись за артиллерийским передком, ведут огонь, в то время как основная часть колонны пытается покинуть поле боя (худ. Ян Хойнк ван Папендрехт. Музей Армии, г. Делфт, Нидерланды)

Когда русские критиковали 29-й бюллетень, они в действительности восстанавливали справедливость в отношении Партуно.

Возведение мостов

В повествовании о строительстве мостов я основываюсь на воспоминаниях: полковника Шапеля и начальника батальона артиллерии Шапюи, генерала Шасслу-Лоба, и исследованиях: капитана гренадер 85-го линейного полка Шапюи и современного историка Фернана Бокура.

20 ноября в Орше Наполеон, желая ускорить ход отступления, решил уничтожить часть обозных повозок. Поскольку ему требовались лошади для гвардейской артиллерии и одновременно рассчитывая воспользоваться борисовским мостом, он приказал сжечь и понтонный парк, включая 60 лодок, предназначенных для строительства понтонных мостов, которые могли сильно облегчить переправу через Березину. К счастью, прозорливый Эбле сохранил шесть повозок инструментов, две походные кузницы, две фуры угля, а также приказал каждому понтонеру спрятать гвозди и крепежи.

Первым, около 4 часов 24 ноября, на рекогносцировку к броду выше Борисова по течению прибыл генерал Обри в сопровождении генерала Корбино, затем Шасслу-Лоба, лошадь которого была специально подкована для передвижения по льду, и, наконец, Эбле с полковником Мишелем. Численность инженерных войск резко упала. По штату в саперной роте предполагалось иметь 4 офицеров и 146 солдат, в роте понтонеров – 4 офицеров и 62 солдата. Эбле располагал 7 ротами понтонеров в 400 чел; в подчинении Шасслу-Лоба находились 10 рот саперов, 450 чел. с остатками Дунайского военно-морского рабочего батальона. Капитан Шапюи утверждал, что Эбле располагал 500 понтонерами и саперами для строительства мостов.

По прибытии на место, Шасслу-Лоба приказал Мишелю «на случай непредвиденных обстоятельств иметь под рукой две роты» из числа саперов и Дунайского батальона. Эти две роты и были отправлены по приказу императора вместе с одной-двумя ротами понтонеров для создания ложной переправы ниже по течению реки.

Чичагов был встревожен сообщениями о стычках ниже Борисова по течению и о появлении в селении Ухолоды саперов с понтонерами. Полагая, что Наполеон двинется по Минской дороге, в сторону австрийцев, и опасаясь хитрости императора, Чичагов попался в ловушку: после полудня 25 ноября с главными силами он двинулся в противоположном направлении, т.е. вниз по течению, к Ухолодам, оставив в районе Студянки лишь немногочисленных казаков. Уловка Наполеона сработала и спасла армию! В довершение ко всем несчастьям Чичагов не уничтожил мосты в зембинском дефиле на Виленской дороге, что поставило бы Наполеона на грань еще худшей катастрофы.

Река в месте переправы была скорее узкая, шириной около 50 туазов (около 100 м) и глубиной примерно шесть футов (около 1,8 м), чем широкая. Голландский военный историк ван Влэймен утверждал, что ширина Березины в месте переправы, по которой плыли льдины, составляла всего лишь 24–25 м, но за счет болотистых берегов она возрастала почти до ста метров. К сожалению, накануне началось потепление, лед не сковал Березину, берега реки оказались заболоченными, а дно – илистым, поэтому пришлось вбивать сваи для укрепления козел. Если бы холода настали раньше, Березина бы замерзла, и Наполеону не пришлось строить мосты.

Изначально планировалось построить три моста: два силами саперов и один – силами понтонеров. В конце концов Шасслу-Лоба отказался от строительства двух мостов и предложил Эбле помощь в постройке, передав ему кòзлы, сколоченные саперами, что помогло ускорить работу, и заявив, что лучше сделать два хороших крепких моста вовремя, чем три, которые не будут вовремя готовы. Время было важнее всего!.. Кроме того, войска нуждались в топливе для костров, и это была еще одна причина для отказа от строительства третьего моста.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги 1812. Березина. Победа в разгар катастрофы (Франсуа-Ги Уртулль, 2012) предоставлен нашим книжным партнёром -

Отвлекающие маневры французов у Ухолдах имели полный успех. Адмирал Чичагов именно туда начал стягивать основные силы 3-й Западной армии, намереваясь преградить путь французам. Однако Наполеон начал переправу у Студянки, а не у Борисова. За одну ночь героическими усилиями французских саперов переправа была налажена, и на рассвете 14 (26) ноября французы начали переправу.

Переправа через Березину. Худ. Fournier-Sarlovèze, Joseph Raymond, (1836-1916)

14(26) ноября: Русские оттеснены от переправы)
Чтобы не выдать маневра раньше времени, Наполен отправил на противоположную сторону отряд кавалерии под командованием Корбино, который вступил в бой с отрядом генерала П.Я. Корнилова. Русские войска были оттеснены от места переправы. Одновременно с этим переправу начал корпус Удино, который в образцовом порядке перебрался на правый берег. Наполеон переправил также и артиллерию, чтобы окончательно оттеснить русских.

К концу дня к месту переправы прибыл отряд генерала Чаплица, которому удалось остановить продвижение неприятеля между деревнями Брыли и Стаховом. Однако часть французов уже успела перейти реку. В течение дня опоры мостов несколько раз падали под тяжестью орудий, однако саперы постоянно чинили их.

15 (27) ноября: На левом берегу остался только корпус Виктора и дивизия Партуно
На следующий день на правый берег перешла Императорская гвардия, за которой следовал штаб Наполеона и сам французский император, а также остатки корпусов Даву, Нея и Богарне. Порядок на переправе поддерживался жесткой дисциплиной: гвардейские жандармы не пускали на мосты раненых, отставших и безоружных. К вечеру переправа боеспособных частей была практически завершена, однако на восточном берегу оставалось огромное количество нонкомбатантов - солдат, которые по той или иной причине не могли держать оружие. Все они были обузой армии, однако на переправу их не пускали.

На левом берегу реки оставался только корпус Виктора и дивизия генерала Л. Партуно, которые должны были прикрывать переправу. Корпус Витгенштейна тем временем пробивался к месту переправы, стремясь разгромить еще оставшиеся на левом берегу силы французов. У Старого Борисова его войска атаковали дивизию Партуно. Бой был очень кровопролитный, Партуно потерял примерно половину дивизии убитыми, был окружен и взят в плен. Русские войска угрожали остаткам Великой армии, поэтому на рассвете 28 ноября Наполеон сосредоточил все боеспособные войска на обоих берегах реки, немного южнее Студенки.

16 (28) ноября: Решающее сражение
На западном берегу против Наполеона действовал Чичагов, на восточном - Витгенштейн. Назревало решающее сражение. Чичагов и Витгенштейн имели численное преимущество перед французами - у каждого было по 30 тыс. человек. Корпус Виктора, оставшийся не левом берегу, насчитывал всего 6 тыс. человек, войска на правом берегу - около 20 тыс. Однако из-за неграмотных маневров и несогласованности в действиях с русской стороны в бою принимало участие лишь 25 тыс. на западном берегу, и 15 - на восточном.

На правом берегу сражение началось на рассвете 28 ноября, атакой русских войск. Однако лесная местность не позволила русским войскам двигаться сомкнутыми колоннами. Они были вынуждены построиться в стрелковые цепи и вступить в перестрелку с противником. Некоторое время Удино удавалось сдерживать натиск русских, однако численное превосходство было очевидным. Корпус Удино нес тяжелые потери и отходил, сам маршал был ранен пулей в бок. Раненого Удино сменил Ней, который перешел в контратаку и отбросил русскую пехоту, а польские войска генерала Зайончека едва не завладели русской батареей. Во время этой атаки Зайончек был тяжело ранен ядром в ногу. Чичагов, перебросив подкрепления, сумел отбить наступление поляков. Русские полки вновь теснили неприятеля, несмотря на все усилия маршала Нея. Но в решающий момент Ней приказал кирасирам генерала Ж.П. Думерка прямо через лес атаковать русские войска. Французские кирасиры бросились на цепи русских стрелков и обратили их в паническое бегство. Следом за кирасирами в атаку перешли польские уланы генерала Дзевановского, которые довершили разгром русских егерей. В результате этой атаки русская пехота была полностью опрокинута, потеряв убитыми и ранеными около 2 тыс. человек. После этого сражения на правом берегу перешло в перестрелку, русским войскам не удалось достичь успеха, не смотря на явное численное превосходство.

На левом берегу тем временем кипел не менее жаркий бой. Витгенштейн несколько раз теснил Виктора, но французы всегда отбивали свои позиции. К середине дня русская кавалерия подошла к переправе и начала уничтожать нонкомбатантов, которые практически не оказывали сопротивления. Витгенштейн подтянул и артиллерию, которая открыла губительный огонь по неприятелю.

В критический момент Виктор приказал своей кавалерии любой ценой остановить наступление Витгенштейна. Эта задача легла на плечи гессенских шеволежер и баденских гусар. В мемуарах участники называли эту атаку «атакой смерти» . Немецкие кавалеристы прорвали каре русских егерей. Большая часть егерей погибла в рукопашной, а уцелевшие были захвачены в плен. Действие немецкой легкой кавалерии поддерживала польская пехота. В результате на левом берегу, как и на правом, русские войска больше не предпринимали активных действий. С наступлением темноты французы продолжили переправу, однако оставшиеся на левом берегу нонкомбатанты по неизвестной причине не сдвинулись с места. Генерал Эбле специально посылал к ним офицеров, но потытки вразумить несчастных не имели успеха. На следующий день большая их часть была захвачеена русскими войсками. Французы также оставили на левом берегу остатки обозов и артилерии.

На следующий день авангард Великой армии под командованием маршала Нея через замерзшие болота начал отходить к Зембину. Чичагов пытался преследовать отступающих французов, авангарды А.П. Ермолова и С.Н. Ланского даже вступили в бой с неприятелем, но это были уже последние попытки адмирала исправить ситуацию.

Переправа через реку Березину. Худ. Петер фон Гесс

Итоги сражения

Наполеон ушел. Последнее сражение войны 1812 года завершилось бесславно для России - имея численное преимущество, Чичагов и Витгенштейн не смогли окончательно разгромить остаки армии Наполеона. При Беризине Великая армия понесла примерно такие же потери, как и в Бородинском сражении - от 30 до 40 тыс. человек. Однако в эти трагические дни авторитет Наполеона возрос как никогда. Корпус Виктора на 3\4 состоял из немцев, собственно французов было всего 5 тыс., и именно иностранные контенгенты отличились мужеством и стойкостью.

Остатки Великой армии покидали Россию, покидали ее в крайне тяжелых условиях, лишенные обмундирования и продовольствия. В этой ситуации все в Великой армии понимали, что спасти армию от окончательного уничтожения может только военный гений Наполеона. И в боях на Березине Наполеон Бонапарт в очередной раз подтвердил свою репутацию человека, искусного в военном деле.

Главная » Артикли » 14 16 ноября 1812 года сражение. Сражение на Березине (1812 г.)