В какой гимназии учился блок. Семья и родственники. Армия и поэзия

Александр Александрович Блок. Фото с паспорта. 1910-е гг.

«Стихи о прекрасной даме»

В 1898 г. Александр Блок поступил в университет и учился там довольно долго, потому что перешел с факультета права на филологический; поэтому он получил диплом только в 1906 г., когда уже был известным поэтом. Стихи он начал писать очень рано. В 1900 г. он уже был оригинальным поэтом, как по стилю, так и по сути. Вначале его стихи не публиковались. Только в 1903 г. несколько стихотворений было напечатано в журнале Мережковского Новый путь . В 1904 г. они вышли отдельной книжкой под названием Стихи о прекрасной даме . Блок всегда настаивал, что его поэзия может быть по-настоящему понята и оценена только теми, кто сочувствует его мистицизму. Это утверждение особенно справедливо, когда речь идет о первой его книге. Если читатель не понимает мистического «фона», стихи покажутся ему просто словесной музыкой. Чтобы быть понятыми, эти стихи должны быть истолкованы. Это, однако, не слишком трудная задача, если пользоваться собственной статьей Блока О современном состоянии русского символизма (1910) – очень важное его самораскрытие – и подробным комментарием Андрея Белого в его замечательных Воспоминаниях о Блоке .

Стихи о прекрасной даме – мистическая «любовная история» с Особой, которую Блок отожествлял с героиней Трех видений Соловьева – Софией, Божественной мудростью, женской ипостасью Божества. Друзья Блока – мистики – да и он сам всегда настаивали, что эти Стихи – самая важная часть его творений, и хотя обычный читатель может предпочесть могучую поэзию его третьего тома, эти ранние Стихи , конечно же, очень интересны и биографически важны. Несмотря на влияние Владимира Соловьева (материал) и Зинаиды Гиппиус (метрическая форма), они вполне оригинальны и стилистически странно зрелы для 20-22-летнего человека. Основная черта этой поэзии – полная свобода от всего чувственного и конкретного. Это туманность слов, которая действует на неподготовленного читателя просто как словесная музыка. Как ни одна другая, эта поэзия отвечает верленовскому правилу: «de la musique avant toute chose » («музыки, музыки прежде всего!»). Нет в мире ничего «plus vague et plus soluble dans l’air » («более смутного и более растворимого в воздухе»), чем этот сборник. Позднее, в пьесе Незнакомка Блок заставляет Поэта (который, несомненно, самопародия) читать свои стихи половому в трактире и тот выносит свой вердикт: «Непонятно-с, но весьма утонченно-с!» Не считая нескольких посвященных, отношение к Блоку его тогдашних поклонников было во многом похоже на отношение полового.

Блок. Биография, лирика. Видеоурок

Дальнейшая популярность его ранней поэзии (заключенной в первом томе его сочинений) как раз и вызвана была помешательством на стихах, которые были бы так же чисты и свободны от содержания, как и музыка.

Вначале поэзию Блока ценили лишь немногие. Критики или не обращали на нее внимания, или же третировали ее с насмешкой и негодованием, что было общим уделом символистов. Читать Блока стали значительно позже. Но литературные круги сразу поняли значение нового поэта: Брюсов и Мережковский очень тепло его приняли. Младшие символисты пошли в своем энтузиазме еще дальше: два молодых москвича, Андрей Белый и Сергей Соловьев (сын М. С. Соловьева) увидели в его поэзии весть, близкую их собственному духовному настрою. Блок стал для них пророком и провидцем, чуть ли не основателем новой религии. Эти молодые мистики с горячей верой ожидали нового религиозного откровения, и эфирная блоковская поэзия показалась им Благовещеньем новой эры. В своих Воспоминаниях Белый описывает напряженную атмосферу мистического ожидания, в которой молодые Блоки (поэт и его жена, Л. Д. Менделеева), он сам и Сергей Соловьев жили в 1903–1904 гг.

«Незнакомка»

Но это продолжалось недолго. Стихи о прекрасной даме еще печатались, блокисты были в полном экстазе, когда внезапно визионерский мир Блока резко изменился. «Прекрасная дама» отказала своему поклоннику. Мир для него опустел, небеса покрылись тучами и потемнели. Отвергнутый мистической возлюбленной поэт обратился к земле. Этот поворот сделал Блока более несчастным и, вероятно, худшим человеком, чем он был, но бóльшим поэтом. Только тут его поэзия приобрела общечеловеческий интерес и стала понятной не только немногим избранным. Она стала более земной, но вначале и земля его не была материальной. Его вскормленный небом стиль при первом контакте с грубой действительностью тут же дематериализовывал ее. Его мир в 1904-1906 гг. – завеса миражей, наброшенная на более реальные, но невидимые небеса. Его стиль, бесплотный и чисто музыкальный, прекрасно подходил для изображения туманов и миражей Петербурга, иллюзорного города, тревожившего воображение Гоголя , Григорьева, Достоевского . Этот романтический Петербург, сновиденье, возникающее в нереальной мглистой атмосфере северных невских болот, стал основой блоковской поэзии, едва он коснулся земли после своих первых мистических полетов. «Прекрасная дама» исчезает из его стихов. Ее сменяет Незнакомка, тоже нематериальное, но страстное, вечно-присутствующее видение, которым он одержим на всем протяжении второго тома (1904–1908 гг.). С особой четкостью она является в знаменитейшем стихотворении поэта (пожалуй, после Двенадцати самом известном), написанном в 1906 г., характерном сочетанием реалистической иронии с романтическим лиризмом. Стихотворение начинается гротескно-ироническим изображением дачного места под Петербургом. В этом логове кипучей пошлости, где «испытанные остряки» гуляют с дамами и «пьяницы с глазами кроликов in vino veritas кричат», появляется Незнакомка (см. полный текст и анализ этого стихотворения).

…И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.

Блок. Лирика. Второй том. Видеоурок

«Пузыри земли»

К тому же периоду относится целая серия прелестных стихов, где Блок демонстрирует неожиданный дар уютного и шаловливого юмора. Она названа цитатой из Макбета – Пузыри земли . Это стихи о простеньких шаловливых духах, живущих в полях и лесах. Немногие стихи Блока завоевали больше симпатии к нему, чем Болотный попик , таинственный, проказливый, добродушный, созданный его фантазией, который, на палец возвышаясь, стоит на кочке

И тихонько молится,
Приподняв свою шляпу,
За стебель, что клонится,
За больную звериную лапу,
И за Римского папу.

Блок и революция 1905

Как и большинство символистов, Блок приветствовал революцию 1905 года . Он примкнул к мистическим анархистам. Однажды он даже нес красный флаг. Вырождение революции в анархию и развал усилило его пессимизм, и чувства безнадежности и уныния овладели его душой. Его поэзия стала навсегда выражением «роковой пустоты» (о которой он говорит в стихах 1912 года), знакомой многим людям его поколения. Эта «пустота» сродни той, что переживал Леонид Андреев . Разница в том, что Блок – гений и человек несоизмеримой культуры и что он знал состояние мистического блаженства, о котором Андреев и не подозревал.

Драмы Блока

Бессильное желание возвратиться к Сияющему Присутствию, откуда он был исключен, и горькая обида на то, как с ним обошлась «Прекрасная дама», стали сюжетом его «лирических драм», написанных в 1906–1907 гг. – Балаганчика и Незнакомки , которые можно отнести к его самым ранним и самым чарующим шедеврам. Балаганчик – арлекиниада. Он был поставлен в 1907 г. и шел довольно долго. На тех, кто его видел, он произвел незабываемое впечатление. В нем много лучшей блоковской лирики, но по сути своей это сатира, пародия, и притом мрачно-богохульная. Это пародия на собственный блоковский мистицизм и сатира на его же надежды и ожидания. Его друзья – Белый и Сергей Соловьев – восприняли это не только как оскорбление в свой адрес, но и как оскорбление их общей веры в Софию – Божественную Премудрость. Это повлекло за собой отдаление от Блока его московских друзей, и следующий период стал для него временем мрачного одиночества. Для большинства читателей страшный пессимизм Балаганчика скрыт за его лирическим очарованием и капризным символизмом. Но по сути дела это одна из самых мрачных и богохульных пьес, когда-либо и где-либо написанных поэтом.

Анализ драмы «Незнакомка» – см. в отдельной статье нашего сайта. С этих пор творчество Блока наполняется вином, женщинами и цыганскими песнями – и все это на фоне страстного отчаяния и безнадежной тоски о навеки утраченном видении «Прекрасной дамы». Страстное и безнадежное разочарование – такова отныне атмосфера поэзии Блока. Только изредка его вырывает из постоянного уныния вихрь земной страсти. Такой вихрь отразился на цикле Снежная маска ; эта экстатическая, лирическая фуга написана в первые дни 1907 года.

Третий том лирики Блока

Гений Блока достигает зрелости к 1908 году. Стихи, написанные за последующие восемь лет, вошли в третий том, который вместе с поэмой Двенадцать несомненно является самым крупным из того, что было создано русским поэтом за последние восемьдесят лет. Блок не был человеком огромного ума или огромной моральной силы. Не был он в сущности и великим мастером. Искусство его пассивно и непроизвольно. Он скорее регистратор поэтического опыта, нежели строитель поэтических зданий. Великим его делает наличие переполняющего его поэтического духа, словно явившегося из иных миров. Он сам описал свой творческий процесс в одном из замечательнейших своих стихотворений – Художник (1913) как совершенно пассивное состояние, очень близкое к мистическому экстазу, как его описывают великие западные (испанские и немецкие) мистики. Экстазу предшествует состояние тоскливой скуки и прострации; потом приходит неизъяснимое блаженство от ветра, дующего из иных сфер, которому поэт отдается безвольно и послушно. Но экстазу мешает «творческий разум», который насильно заключает в оковы формы «легкую, добрую птицу свободную» – птицу вдохновения; и когда произведение искусства готово, то для поэта оно мертво, и он снова впадает в свое прежнее состояние опустошенной скуки.

Блок. Лирика. Третий том. Видеоурок

В третьем томе блоковский стиль пульсирует полнее и сильнее, чем в ранних произведениях. Он напряженнее и полнокровнее. Но, как и в ранних вещах, он сильно зависит от тончайших, легчайших особенностей языка, звука, ассоциаций. Уныние и отчаяние, выразившиеся в относящемся к этому времени стихотворении Пляски смерти , характерны для большинства блоковских стихов после 1907 г.

Тема России у Блока

Но иногда, на какое-то время кажется, что Блок открыл для себя какой-то луч надежды, который заменит «Прекрасную даму» – и это любовь к России. То была странная любовь, прекрасно знающая о гнусных и низких чертах любимой и все-таки порой доходящая до настоящих пароксизмов страсти. Образ России отождествился в его воображении с Незнакомкой – таинственной женщиной его мечтаний – и со страстными, раздвоенными женщинами Достоевского: Настасьей Филипповной (Идиот ) и Грушенькой (Братья Карамазовы ). Другим символом и мистическим отражением России становится метель, вьюга, которая в Снежной маске была символом холодных и обжигающих бурь плотской страсти и которая становится основным фоном поэмы Двенадцать . Русский ветер страстей снова ассоциируется с цыганскими хорами Москвы и Петербурга. Еще до Блока многие великие русские писатели (в том числе Державин , Толстой и Лесков) знали прелесть и великолепие цыганских хоров. В середине девятнадцатого века жил гениальный и не проявившийся полностью поэт Аполлон Григорьев , душа которого была наполнена цыганской поэзией. Он написал несколько необычайных песен, которые были присвоены цыганами, хоть они и забыли самое имя Аполлона Григорьева. Блок практически открыл Григорьева-поэта (как критик он был хорошо известен) и «поднял его». Он издал собрание стихов Григорьева (1915), к которому написал предисловие – одну из немногих прозаических статей, достойных великого поэта. В нем он благородно отдает должное своему забытому предшественнику.

Любовь Блока к России выражалась в остром переживании ее судеб, доходившем порой до истинно-пророческого дара. В этом отношении лирическая фуга На поле Куликовом (1908) особо примечательна: она полна мрачных, зловещих предчувствий грядущих катастроф 1914 и 1917 гг. Другое замечательное стихотворение (написанное в августе 1914 г.) раскрывает полностью эту странную любовь к своей стране. Они начинаются словами:

Грешить бесстыдно, беспробудно,
Счет потерять ночам и дням,
И, с головой от хмеля трудной,
Пройти сторонкой в Божий храм.

Да, и такой, моя Россия,
Ты всех краев дороже мне.

Невозможно подробно рассказать обо всех стихах Блока, написанных между 1908 и 1916 г. Достаточно будет назвать несколько незабываемых шедевров, таких как Унижение (1911) – об унижении продажной любви; Шаги командора (1912), одно из лучших когда-либо написанных стихотворений о возмездии; страшный крик отчаяния – Голос из хора (1914); и Соловьиный сад , по стилю «классичнее» и строже большинства его лирических стихотворений, символическую поэму, неожиданно приводящую на память другую великую символическую поэму – Мою жизнь Чехова .

«Возмездие»

Кроме лирических стихотворений, третий том включает два более крупных произведения того же времени: поэму Возмездие и лирическую трагедию Роза и крест .

Возмездие было начато в 1910 г. под впечатлением смерти отца. По плану оно должно было состоять из трех частей, но только первая была полностью завершена. По стилю это реализм, попытка приближения к методу Пушкина и Лермонтова . Это история его отца и его самого, и Блок собирался создать вещь большой значимости, проиллюстрировав законы наследственности и показав последовательное разложение старого режима в России. Ему не удалось справиться с этой задачей, и в целом поэма не была удачей. Однако в ней есть сильные и прекрасные места. Начало второй главы открывает неожиданный в Блоке дар широкого исторического видения: это великолепный синтетический очерк русской жизни при Александре III, который можно было бы цитировать во всех учебниках русской истории.

В том же месяце, когда были написаны Двенадцать (январь 1918), Блок написал Скифов (см. полный текст и анализ), напряженно риторическую инвективу против западных народов, которые не хотят заключать мир, предложенный большевиками. Это весьма красноречиво, но не слишком умно, и во всяком случае гораздо ниже по уровню, чем Двенадцать .

Это было последнее стихотворение Блока. Новое правительство, ценившее своих немногих интеллигентных союзников, загрузило Блока работой, и целых три года он трудился над всякого рода культурными и переводческими начинаниями, которыми руководили Горький и Луначарский . После Двенадцати его революционный энтузиазм спал и сменился пассивным унынием, куда не проникал даже ветер вдохновения. Он пытался продолжать работу над Возмездием , но из этого ничего не вышло. Он смертельно устал – и был пуст.

В отличие от многих других писателей он не страдал от голода и холода, потому что большевики заботились о нем, но он был мертв задолго до своей смерти. Такое впечатление сложилось у всех, кто вспоминает Блока в это время. Впрочем, и отношение коммунистической власти к нему далеко не всегда было доброжелательным. В феврале 1919 года Блок был арестован Петроградской ЧК по обвинению в контрреволюционном заговоре. Через день, после двух долгих допросов Блока всё же освободили, так как за него вступился Луначарский. Однако даже эти полтора дня тюрьмы надломили его. Он умер от сердечной болезни 9 августа 1921 г. Двенадцать прославили его больше, чем все предыдущее, но левые литературные школы в последние годы жизни Блока дружно его ниспровергали. Его смерть стала сигналом для признания его одним из величайших национальных поэтов.

В том, что Блок – великий поэт, нет и не может быть сомненья. Но при всем своем величии он, безусловно, поэт нездоровый, болезненный, величайший и типичнейший представитель поколения, лучшие сыны которого были поражены отчаянием и, неспособные победить свой пессимизм, либо впадали в опасный и двусмысленный мистицизм, либо находили забвение в вихре страстей.

Александр Александрович Блок родился 28 ноября (16го ст. ст.) 1880 г. в Петербурге. Его отец - Александр Львович Блок - был юристом, профессором Варшавского университета. Мать - Александра Андреевна Кублицкая Пиоттух - дочерью ректора Петербургского университета, профессора ботаники Андрея Николаевича Бекетова. Вскоре после рождения сына его родители расстались, поэтому раннее детство Саши Блока про шло в дружной, любящей и высоко культурной семье Бекетовых. Семья жила в ректорском доме в Петербурге, а летние месяцы проводила в своей подмосковной усадьбе Шах матово. Маленькому Блоку было всего шесть месяцев, когда его привезли ту да впервые. С детства Александр Блок полюбил природу, дальние прогулки. Его тетка и первый биограф Мария Андреевна Бекетова рассказывает в своих воспоминаниях, что «с ранних лет начались бесконечные прогулки по ближайшим окрестным лесам и полям. К семи го дам мальчик знал уже все окрестности, хорошо изучил места, где водились белые грибы, где было много земляники, где цвели незабудки, ландыши и т.д. Он особенно любил ходить за грибами, тем более что по свойственной ему необыкновенной зоркости находил их там, где никто их не видел. Придя домой, он, захлебываясь от восторга, рассказывал о своих находках всем, кто не участвовал в его торжестве. Животных любил он до страсти. Дворовые псы были его большими любимцами. Глубокую нежность питал он к зайцам, ежам, любил насекомых, червей и прочих гадов, словом - все живое. (И это осталось на всю его жизнь.) В пять лет Блок сочинял стихи в таком роде: Зая серый, зая милый, Я тебя люблю. Для тебя то в огороде Я капустку и коплю. Или: Жил на свете котик милый. Постоянно был унылый, - Отчего - никто не знал, Котя это не сказал. Жизнь шахматовская была полна».* Маленький Саша любил помогать шахматовскому приказчику во время посева полей «вешить», т.е. ставить вехи из зеленых веток для обозначения засеянных борозд, а осенью 70 * Бекетова М.А. Воспоминания об Александре Блоке. - М., 1990, с. 37. Детство Александра Блока и его стихи для детей Ю.У. Каскинаво время уборочной любил кататься на мешках с рожью. Много времени проводил он в даль них и познавательных прогулках с де душкой Бекетовым, который учил его начаткам ботаники. С дедушкой можно было и пошалить - он «тормошил Сашу, щекотал, опрокидывал к себе на колени и раззадоривал до того, что мальчик визжал и хохотал, как безумный. Домой возвращались очень веселые и довольные, но Саша в совершен но растрепанном виде». Бабушка Бекетова тоже очень любила внука, «она сочиняла ему прибаутки и сказки и смешила и веселила»*. Блок долго и увлеченно играл в детские игры, часто являясь их зачинщиком и коноводом. Самыми близкими его товарищами были двоюродные братья Андрей и Феликс Кублицкие Пиоттух. Они были моложе, во всем его слушались и с удовольствием весе лились все вместе. Саша же, будучи большим мастером на «всякие клоунские выходки и уморительные штуки», никогда не обижал братьев, не дразнил их и не важничал. «Шалостей было много, - вспоминает М.А. Бекетова, - но все какие то безобидные». К пяти годам ребенок выучился читать и в это же время стал сочинять свои первые детские стихи. Воспитываясь в среде, где литература входила в быт семьи, Блок, по его словам, от де дов унаследовал «любовь к литературе и незапятнанное понятие о ее высоком значении», а также усвоил «старинные понятия о литературных ценностях и идеалах»**. Учась в старших классах гимназии, Блок начал издавать рукописный журнал «Вестник». Он сам был редак тором, а сотрудниками - члены семьи: мать, бабушка, тетка и друзья детства: двоюродные братья, Сергей Соловьев, Виктор Недзвецкий, Коля Лозинский; дедушка Бекетов порой выступал как иллюстратор. Журнал выходил в тече ние трех лет: с 1894 по 1897 г. Даже свои детские стихи и сказки начинающий поэт всегда стремился оформить в виде книги или журнала. Так, сочиняя коротенькие рассказы, стихи и ребусы с семи лет, Блок составлял из них маленькие книжечки.

Детство Александр Александрович Блок родился в Петербурге 28 ноября 1880 года в семье профессора философии и права Варшавского университета А. Л. Блока Отец, А. Л. Блок, был юристом, профессором Варшавского университета; мать, А. А. Бекетова (по второму бракуКублицкая-Пиоттух), дочь ученого-ботаника А. Н. Бекетова, ректора Петербургского университета. Родители Блока разошлись еще до рождения сына. Блок рос в семье деда, окруженный всеобщим вниманием и заботой. ""Сочинять" я стал чуть ли не с пяти лет", писал поэт в автобиографии, упоминая о том, что с раннего детства переживал постоянные приливы "лирических волн".

Отрочество Юный Блок "издавал" в детские и отроческие годы рукописные журналы (в одном экземпляре), где пробовал свои силы в самых разных жанрах от путевых заметок и фельетонов до переводов, пародий и стихов. Однако "серьезное писание" началось лишь в семнадцать лет, после окончания Петербургской Введенской гимназии. Эта первая пора творчества () была периодом накопления опыта и поэтическо-го самоопределения Блока. В то время он как бы "переживал" русскую поэзию от Жуковского до Фета: он и мыслил, и чувствовал, и творил в ее романтическом духе. В 1898 г. Блок поступил на юридический факультет Петербургского университета. Он всерьез увлекся театром и даже "готовился в актеры", некоторое время входил в состав труппы Петербургского драматического кружка.

Любовь В 1897 г. на немецком курорте Бад-Наухайм он познакомился с Ксенией Михайловной Садовской. Роман их длился несколько лет. Он отразился в страстно-сумбурных юношеских письмах к Садовской, а также во многих стихах: ранних и позднейших (цикл "Через двенадцать лет", 1909). Летом 1898 г. произошла встреча Блок с его будущей невестой и женой Л. Д. Менделеевой (дочерью Д. И. Менделеева). Любовь Дмитриевна сразу же произвела на него огромное впечатление. С этого момента для Блок начался новый отсчет времени.

Ранняя лирика Свою раннюю лирику () Блок позднее рассматривал под символическим знаком "Ante Lucem" ("Перед рассветом", "Перед Светом"). Это была пора смутных надежд, юношеских мечтаний, поисков Идеала, "неведомого Бога", духовных основ жизни, пора блужданий в "предрассветных сумерках". В сознании Блока постепенно сложилась его необычная поэтическая мифология, связанная с образом-символом Вечной Женственности, Прекрасной Дамы, с идеями преображения мира

Стихи о Прекрасной Даме В 1904 г. Блок получил от московского издательства "Гриф" предложение издать сборник стихотворений. Книга под названием "Стихи о Прекрасной Даме" вышла в октябре 1904 г. (на титульном листе 1905). К моменту выхода сборника Блок уже далеко отошел от тех идей и мотивов, которые составили его поэтическое содержание, они уже стали как бы "прошлым" в духовном развитии художника. Период "Стихов о Прекрасной Даме" () сам Блок позднее образно назвал "мгновением слишком яркого света".

Второй этап творчества Этот "свет" на время ослепил его, но он видел, что мир остается неизменным, чуждым Идеалу. Неизбежно должен был осуществиться постепенный переход от "сна мечты" к "снам житейского сознанья". Блок все пристальнее вглядывается в окружающую действительность; его привлекает "мистицизм в повседневности", который в стихах того периода нередко оборачивался "фантастическим реализмом". Реальность буквально "врывается" в его стихи гг. Это особенно ощутимо в тех из них, которые вошли позднее в цикл "Город": "Митинг" ("Он говорил умно и резко..."), "Поднимались из тьмы погребов...", "Еще прекрасно серое небо...", "Вися над городом всемирным...", "Сытые" ("Они давно меня томили...") Блок искал теперь иные, земные ценности взамен отвлеченных мечтаний юности.

Лирический герой Единый, всеобъемлющий образ Вечной Женственности распадался в сознании поэта на разнородные женственные лики. Это и загадочная "Незнакомка", и "площадная проститутка", и просто встречная женщина... Лирический герой произведений тех лет () окунувшийся в стихию жизни поэт, "посетитель ночных ресторанов", во многом разуверившийся, но всегда готовый принять от изменчивого мира миг "нечаянной радости". Именно так "Нечаянная Радость" Блок назвал свой второй сборник (1907). "Нечаянная Радость" первые жгучие и горестные восторги первые страницы книги бытия. Чаши отравленного вина, полувоплощенные сны. С неумолимой логикой падает с глаз пелена, неумолимые черты безумного уродства терзают прекрасное лицо

Лирика о России Все чаще возникают в творчестве поэта мотивы горькой иронии и скепсиса. В этой ситуации Блок погрузился в "дионисийскую" стихию забвения и восторга. Он жаждал той безграничной полноты бытия и упоения искусством, которые затмили бы несовершенство мира, притупили боль от несбывающихся надежд. Кульминацией того бурного, вихревого времени стало страстное и безответное увлечение поэта петербургской актрисой Н. Н. Волоховой. Ей посвящен цикл стихов "Снежная маска", написанный зимой 1907 г. (в том же году цикл вышел отдельным сборником), а также цикл "Фаина", вошедший во вторую книгу лирической трилогии. Исход из тупика "безвременья" все теснее связывался в сознании Блока с лирическим образом России, родины. Он воспринял крушение надежд и ожиданий не как катастрофу, а как начало долгого, тернистого пути, сужденного и ему, и его родине. В октябре 1908 г. Блок напишет: Россия, нищая Россия, Мне избы серые твои, Твои мне песни ветровые Как слезы первые любви! ("Россия").

1909 год Поездка в Италию в апреле 1909 г. стала для Блока поворотной. Впечатления, вынесенные им из этого путешествия, воплотились в цикле "Итальянские стихи". С одной стороны, он почти враждебно воспринял атмосферу европейской цивилизации, но с другой ощутил вечность, нетленность высокого духа, подлинного творчества, побеждающего смерть и время. В конце ноября 1909 г. Блок, получив известие о безнадежной болезни отца, едет в Варшаву, но не застает его в живых. Варшавские впечатления, раздумья о судьбе отца, семьи способствовали возникновению замысла обширной поэмы "Возмездие", над которой Блок работал до конца жизни и которая так и осталась незавершенной. Блок намеревался показать в ней на широком фоне русской действительности второй половины XIX в. историю одного дворянского рода, "испытавшего на себе возмездие истории, среды, эпохи..."

Армия и поэзия В июле 1916 г. он был призван в армию и до марта 1917 г. служил под Пинском табельщиком в инженерно- строительной дружине. Вернувшись в Петроград, Блок становится редактором стенографических отчетов Чрезвычайной следственной комиссии. Результатом этой необычной для Блока работы стала статья "Последние дни старого режима" (в расширенном варианте книга "Последние дни императорской власти", 1921). Стихов после 1916 г. Блок уже почти не писал. Он лишь переиздавал созданные ранее произведения, по-новому группируя их, внося изменения в состав книг и разделов, в отдельные тексты. В 1916 г. в издательстве "Мусагет" вышло в свет второе издание "лирической трилогии"; в 1918 г. Блок подготовил для издательства "Земля" третье издание (были напечатаны 1-й и 2-й тома)

«Двенадцать» Октябрьскую революцию поэт воспринял с воодушевлением. Блок пишет публицистическую статью "Интеллигенция и революция", в которой выступает с призывом принять революцию: "Всем телом, всем сердцем, всем сознанием слушайте Революцию!" Ему казалось, что сам он улавливает в грохоте событий ее грозную, но величавую "музыку". Кульминацией этих блоковских настроений стала поэма "Двенадцать" (1918). Двенадцать красногвардейцев символизировали движущую силу революции. "Россия буря, писал Блок в статье "Интеллигенция и революция". - Демократия приходит, "опоясанная бурей"". Этот образ английского историка и философа Т. Карлейля оказался очень близок поэту.

«Двенадцать» "Буря" это и то темное, безудержное, беспощадное, что несет с собой революция. Для Блока главное состояло в том, чтобы мир наконец "взорвался", чтобы люди пробудились от "спячки", чтобы в "пожаре", раздуваемом русской революцией, погибло все, что искажает, уродует жизнь. В финале поэмы возникает символический образ Спасителя, именем и ликом которого освящается разыгравшаяся "буря".

Споры вокруг поэмы Вокруг поэмы разгорелись страстные споры: одни восторженно приветствовали ее, другие с негодованием отвергали (среди противников некогда близкие Блоку люди: С. М. Соловьев, 3. И. Гиппиус, Д. С. Мережковский, В. Пяст). "Двенадцать" и стихотворение "Скифы" (1918) стали, по сути, заключительным аккордом поэтического творчества Блока. Он почувствовал, что революционный дух начинает угасать, что желанного преображения жизни и человека так и не произошло. Наступил тяжкий кризис веры, который Блок не смог преодолеть. Он, однако, работает в комиссии по изданию классиков русской литературы, становится (летом 1920 г.) председателем Петроградского отделения Всероссийского Союза поэтов.

Последние годы В гг. Блок несколько раз выступает с чтением своих стихов в Москве. Последней книгой, изданной при жизни поэта, была его пьеса "Рамзес" (1921). В 1920 г. у Блока появились первые явные признаки душевной депрессии. В апреле 1921 г. он ощутил приступы воспаления сердечных клапанов. В августе того же года он умер в Петрограде. 10 августа Блока похоронили на Смоленском кладбище, где находились могилы его родных - Бекетовых сентября 1944 года прах Блока был перезахоронен на Литераторских мостках Волкова кладбища.Литераторских

Усадьба была невелика, она занимала 2,45 десятины. Большая часть имения (всего 120 десятин) была под лесом. К дому вела въездная березовая аллея из редкого вида лирных. Усадебный дом построили в начале прошлого века из великолепного соснового леса с тесовой обшивкой серого цвета и железной зеленой крышей. Позднее дом перекрашивался, но это сочетание оставалось излюбленным. Его украшали: широкое итальянское окно, белые ставни и садовая терраска со столбиками. Нижние стекла в окнах были разноцветными: красными, синими, желтыми. И серый дом, и в мезонине Венецианское окно, Цвет стекол - красный, жёлтый, синий, Как-будто так и быть должно.

К дому подъезжали широким двором, заросшим травой и с большой куртиной шиповника посередине. Стеной шиповника душистой встречал въезжающего двор, писал А.Блок в автобиографической поэме Возмездие. При самом въезде стоял флигелек с крытой галерейкой, четыре комнаты с печкой посередине составляли его жилые комнаты. Он не имел никаких особенных архитектурных и декоративных примет, кроме слухового окна, выпиленного самим Блоком. Старость мёртвая бродит вокруг. В зеленях утонула дорожка. Я пилю наверху полукруг. Я пилю слуховое окошко. Вокруг флигеля рос маленький садик, где жарко цвели прованские розы. К дому подъезжали широким двором, заросшим травой и с большой куртиной шиповника посередине. Стеной шиповника душистой встречал въезжающего двор, писал А.Блок в автобиографической поэме Возмездие. При самом въезде стоял флигелек с крытой галерейкой, четыре комнаты с печкой посередине составляли его жилые комнаты. Он не имел никаких особенных архитектурных и декоративных примет, кроме слухового окна, выпиленного самим Блоком. Старость мёртвая бродит вокруг. В зеленях утонула дорожка. Я пилю наверху полукруг. Я пилю слуховое окошко. Вокруг флигеля рос маленький садик, где жарко цвели прованские розы.

Примечателен шахматовский сад со множеством извилистых дорожек, неожиданных уголков и поворотов. Липовая аллея, разделяя сад приблизительно пополам, составляет его стержень. Вековые ели, березы, сосны, липы и серебристые тополя располагаются аллеями и красивыми группами. Дом и флигель утопали в зелени и благоухании сирени, шиповника и жасмина. Множество цветов роскошно цвели среди лета в шахматовском саду. За садом, в лесном овраге - пруд. По тропинке, ведущей в лес, к пруду выходят через тургеневскую калитку. Ее расположение в укромном углу в части сада, удаленной от дома, действительно наводила на мысль о романтических встречах и тайных свиданиях. Примечателен шахматовский сад со множеством извилистых дорожек, неожиданных уголков и поворотов. Липовая аллея, разделяя сад приблизительно пополам, составляет его стержень. Вековые ели, березы, сосны, липы и серебристые тополя располагаются аллеями и красивыми группами. Дом и флигель утопали в зелени и благоухании сирени, шиповника и жасмина. Множество цветов роскошно цвели среди лета в шахматовском саду. За садом, в лесном овраге - пруд. По тропинке, ведущей в лес, к пруду выходят через тургеневскую калитку. Ее расположение в укромном углу в части сада, удаленной от дома, действительно наводила на мысль о романтических встречах и тайных свиданиях.

Бекетовы (дед поэта) Бекетовы - род старинный, столбовой, записанный в шестую (самую почетную) часть родословной книги. Эта семья дала за века науке, просвещению и литературе немало замечательных людей. Андрей Николаевич Бекетов - отец русских ботаников, автор прекрасно написанных научно-популярных книг, ученый и общественный деятель, инициатор создания Высших женских курсов в России и член многих ученых обществ. Имел широкие связи в литературных кругах. Был знаком с великими русскими писателями Ф.М.Достоевским, Л.Н.Толстым, М.Е.Салтыковым-Щедриным, И.С.Тургеневым. А.Н.Бекетов и в Шахматове не оставлял научных занятий. Он хорошо рисовал, писал акварели с видами Шахматова.

Бекетовы (бабушка поэта) Бабушка поэта - Елизавета Григорьевна Бекетова была дочерью географа и путешественника, исследователя Средней Азии Г.С.Карелина. Она внесла заметный вклад в русскую литературу как даровитая переводчица. Свободно владея несколькими языками, Е.Г.Бекетова переводила до двухсот печатных листов в год. Список ее трудов огромен - Брэм, Гольдсмит, Стэнли, Теккерей, Скотт, Брэт-Гарт, Жорж Занд, Бальзак, Гюго, Флобер, Мопассан. Елизавета Григорьевна встречалась с Н.В.Гоголем, знала Ф.М.Достоевского, Ап.Григорьева, Л.Н.Толстого, Я.Полонского, переписывалась с А.П.Чеховым.

Дочери Бекетовых Любовь к литературе и незапятнанное понятие о ее высоком значении унаследовали три дочери Бекетовых. Старшая, Екатерина, пользовалась известностью и как переводчица, и как автор рассказов (в том числе большой повести Не судьба, напечатанной в журнале Отечественные записки) и стихов. Одно из которых Сирень, навеянное шахматовским пейзажем, положено на музыку С.Рахманиновым. Екатерина Андреевна хорошо рисовала, сохранилось несколько акварелей с видами Шахматова. Любовь к литературе и незапятнанное понятие о ее высоком значении унаследовали три дочери Бекетовых. Старшая, Екатерина, пользовалась известностью и как переводчица, и как автор рассказов (в том числе большой повести Не судьба, напечатанной в журнале Отечественные записки) и стихов. Одно из которых Сирень, навеянное шахматовским пейзажем, положено на музыку С.Рахманиновым. Екатерина Андреевна хорошо рисовала, сохранилось несколько акварелей с видами Шахматова.акварелей с видами Шахматоваакварелей с видами Шахматова

Дочери Бекетовых Александра Бекетова (мать поэта) переводила с французского и писала стихи, но печатала только детские. Младшая, Мария, переводила, составляла научно-популярные книжки - биографические, географические и исторические, а позднее написала книги об А.Блоке и его семье. Все вместе они много работали в Шахматове. Бекетовы, как говорил А.Блок, именно любили и понимали слово. До самого конца поэт хранил благодарную память о нравственной атмосфере бекетовского дома Александра Бекетова (мать поэта) переводила с французского и писала стихи, но печатала только детские. Младшая, Мария, переводила, составляла научно-популярные книжки - биографические, географические и исторические, а позднее написала книги об А.Блоке и его семье. Все вместе они много работали в Шахматове. Бекетовы, как говорил А.Блок, именно любили и понимали слово. До самого конца поэт хранил благодарную память о нравственной атмосфере бекетовского дома

Три сестры Е.А.Бекетова (Краснова) А.А.Бекетова г. Петербург М.А.Бекетова

Отец Предки поэта со стороны отца - А.Л.Блока - были выходцами из Мекленбурга. В автобиографии А.Блока об отце сказано немного: Судьба его исполнена сложных противоречий, довольно необычна и мрачна. Александр Львович окончил юридический факультет Санкт- Петербургского университета, знал не меньше шести языков. В его духовном мире искусство занимало значительное место. Но его необузданный нрав привел сразу же после рождения сына к разрыву семейных отношений. Отец от первых лет сознанья В душе ребёнка оставлял Тяжёлые воспоминанья - Отца он никогда не знал. (А.Блок. Из поэмы Возмездие

А.Л.Блок е гг А.Л.Блок и А.А.Бекетова на скамейке в шахматовском саду. Фотография

Семья деда Александр Блок получил воспитание в семье деда. Он рос без отца, окруженный обожанием и нежной заботой матери бабушки, теток. Золотое детство, елка, дворянское баловство, няня, Пушкин... и благоуханная глушь маленькой усадьбы. Блок с собакой Дианкой

Здесь в Шахматово поэт встретил свою Прекрасную Даму, с именем которой связаны многие страницы его творчества. Любовь Дмитриевна Менделеева (фотография), дочь выдающегося ученого- химика с мировым именем, создателя Периодической таблицы, стала его женой. Обряд венчания был совершен в старинной белой церкви Михаила Архангела, расположенной в 3 км. от усадьбы. Л.Д.Менделеева и А.А.Блок. Фотография 1903 г

К началу девяностых годов прошлого века усадьба была сильно запущена. В 1910г., получив наследство после смерти отца, Блок по собственному проекту перестроил усадебный дом. В новой двухэтажной пристройке поэт оборудовал свой кабинет, а в мезонине разместил библиотеку Шахматово. Усадьба. Конец XIX в. Шахматово. Усадьба. Современный вид

Потеря имения Последний раз Блок приехал в Шахматово в 1916г. перед отъездом на фронт. Его мать считала, что этот кратковременный приезд защитит сына от бедствий. В 1917г. в усадьбе жили мать и тетка поэта,... а вскоре дом был разграблен и сожжен соседними крестьянами, - не со зла, а просто потому, что, взявшись беречь брошенную... усадьбу, они понемногу разворовали все в доме, а потом захотели скрыть следы воровства. Потеря Шахматова, этого милого сердцу приюта, где протекли лучшие дни жизни поэта, была Блоку очень тяжела.

Экспозиция располагается в здании школы, где с 1970 г. работала блоковская выставка и библиотека, носящая имя поэта. В экспозиции четыре раздела: Большое Шахматово; Шахматовское окружение; Основные моменты творческой биографии поэта; Из истории изучения и музейного освоения Шахматова. С.Яремич. Церковь Воскресения Христова на Смоленском кладбище. 18 ноября 1917 года. Бумага, акварель. Частное собрание. Публикуется впервые.В этой церкви в 1921 году отпевали А.Блока Александр Блок на смертном одре. Фото М.С.Наппельбаума. 8 августа 1921 года. Частное собрание

16 ноября 1880 года в Петербурге Александра Андреевна, навсегда расставшись с мужем, родила сына - Александра Блока .

С самого рождения его окружали бабушка, прабабушка, мать, тетки, няня. Безграничное, чрезмерное обожание, чуть ли не культ!

Стоило ему заплакать - и сам профессор Бекетов брал его на руки, прохаживался с ним по всему дому, показывал кораблики на реке. На всю жизнь у него осталась необычайная тяга к кораблям. Дедушка стал его первым другом: с ним они играли в разбойников, переворачивая вверх дном всю квартиру, ходили на прогулки, из года в год все более продолжительные. Возвращались голодные, перепачканные, зато с трофеями: какой-нибудь необыкновенной фиалкой или неизвестной разновидностью папоротника.

Раннее развитие и красота мальчика восхищали почтенных профессоров. Менделеев познакомил его со своей дочкой, годом моложе его. На набережных прохожие оборачивались, чтобы полюбоваться прелестными детьми, гулявшими под присмотром нянь.

До чего же он хорош на своей первой фотографии: тонкое личико, большие глаза, светлые кудри и широкий кружевной воротник!

В пять лет он еще был болтливым и тогда же сочинил свои первые стихи:

Зая серый, зая милый,

Я тебя люблю.

Для тебя-то в огороде

Я капустку и коплю.

Жил на свете котик милый,

Постоянно был унылый, -

Отчего - никто не знал,

Котя это не сказал:

Он дружил со всяким зверьем: дворовыми псами, ежами, ящерицами. И не ведал, что такое враг, ведь все окружающие были к нему добры. Но дороже матери он никого не знал.

Тайные узы, соединявшие их, никогда не порвутся. Их взаимная привязанность проявлялась в постоянном беспокойстве, в почти болезненной заботливости. Долгое время мать оставалась его лучшей советчицей и самым близким другом. Именно она - осознанно или нет - привила ему страсть к творчеству. Когда Блоку было девять лет, она, желая дать ему отца, вновь вышла замуж - за офицера Кублицкого.

Нервная, со слабым сердцем женщина, мечтавшая об идеальной любви, так и не обрела счастья. То, чем одарила ее природа, не могло осуществиться. В сыне видела она единственную надежду ускользнуть от небытия. Он стал для нее единственной опорой, способной придать ее жизни смысл. И он всегда возвращался к ней, к своим истокам: ведь благодаря ей он познал в детстве огромное, безоблачное счастье.

Но пока его жизнь состояла из игр, прогулок, волшебных сказок. Все, что было ему дорого, он старался держать под рукой: собачек, парусники, которые он пускал плавать по озеру, клей, картон и бумагу, чтобы переплетать книжки и мастерить кораблики.

Раз в год отец приезжал повидаться с сыном, но им не о чем было разговаривать. К тому же юный Блок становился все более молчаливым: хотели научить его французскому, но он так мало говорил с гувернанткой-француженкой, что пришлось ее уволить.

Привольней всего он себя чувствовал летом, в загородном имении Шахматово. Оно не походило на те «дворянские гнезда», в которых жили великие писатели XIX века. Скромный дом, окруженный густым садом. Профессор Бекетов купил его, потому что неподалеку жил его друг - Менделеев; впоследствии Шахматово перешло по наследству к Блоку . Расположенный на полпути из Петербурга в Москву, в чаще бескрайнего казенного леса, сам дом был еле виден за столетним липами. К озеру вела еловая аллея; повсюду - заросли старых деревьев, кустов жасмина, сирени, шиповника, которые нравились хозяевам больше, чем «английский парк». Здесь Блок учился ходить, говорить, читать, любить животных. И здесь он начал сочинять стихи.

Позже он напишет: «С раннего детства я помню постоянно набегавшие на меня лирические волны...»

На вокзал семейство доставляла старая лошадь, которой правил сам Блок . Они возвращались в Петербург, на новую квартиру супругов Кублицких, очень далеко, в казармах лейбгвардии Гренадерского полка, рядом с Ботаническим садом. Река там поуже, набережные не такие роскошные. Но и тут плавали корабли, работали подъемные краны, на приколе стояли лодки.

Гимназия была недалеко от дома. Начались занятия, вместе с ним учились товарищи, двоюродные братья.

Проходит несколько лет: ему уже четырнадцать, он - главный редактор журнала «Вестник», выходившего в одном экземпляре. Бабушка Блока сочиняет поэмы, а мать - сказки. Дед рисует к ним картинки. Дяди, тети - все принимают участие. В семье только и разговоров, что о литературе: кузены соперничают, и Блок пишет свои первые стихи: эпиграммы, пародии на темы семейной жизни, чувствительные вирши, по большей части посвященные матери, воспевавшие лунный свет, весну в Шахматове. В общем, ничего особенного.

В шестнадцать лет он открыл для себя театр, и это впечатление перевернуло всю его жизнь. На театральных утренниках он смотрит классические спектакли: Грибоедова , Мольера, Шекспира. Шекспир особенно поразил его неистовством страстей и буйством фантазии. Он хочет играть сам. Где угодно, перед любым, кто готов его слушать, он произносит монологи из «Макбета» и «Гамлета». Решено: он будет актером.

В 1897 году он едете матерью в Бад-Наугейм, водный курорт в Германии. Александра Андреевна страдает сердечным и нервным заболеванием, впоследствии усилившимся.

Блоку семнадцать: он хорош собой, задумчив, молчалив, в несколько старомодной манере декламирует Майкова и Фета и мечтает сыграть Гамлета на профессиональной сцене; как и большинство его сверстников, он еще немного ребячлив, но уже склонен к фатовству. Ему несвойственны ненасытная любознательность, жажда знаний, обычно присущие юности. Да и впоследствии он не пристрастится к чтению: чужие мысли его не увлекают. Лишь собственные чувства, помыслы, волнения отражены в его творчестве.

Здесь он встретил Ксению Садовскую, замужнюю, очень красивую женщину, десятью годами старше него. И здесь, в приятной обстановке светского курортного города, вдали от всех тревог и обязательств, пережил свою первую любовь. Любовь безмятежную, нежную и прекрасную, полную юношеской свежести: память о ней запечатлена в нескольких довольно невыразительных стихах, замечательных разве что своим эклектическим романтизмом.

Влюбленные вновь встретятся в Петербурге; затем свидания становятся все реже и постепенно прекращаются. И все же Блок никогда не сможет забыть это первое пробуждение чувств. Двенадцатью годами позже он напишет:

Эта юность, эта нежность -

Что для нас она была?

Всех стихов моих мятежность

Не она ли создала?

Жизнь давно сожжена и рассказана,

Только первая снится любовь,

Как бесценный ларец перевязана

Накрест лентою алой, как кровь.

(Из цикла «Через двенадцать лет»)

Детство Блока шло тихо и безмятежно, в атмосфере любви, обожания, обеспеченности. Почти все детство прожил он в Шахматове.
«Помещичья усадьба стояла на высоком холме, - вспоминает М. А. Бекетова. - К дому подъезжали широким двором с круглыми куртинами шиповника, упоминаемыми в поэме «Возмездие». Тенистый сад со старыми липами расположен на юго-восток, по другую сторону дома.
Открыв стеклянную дверь столовой, выходившей окнами в сад, и вступив на террасу, всякий поражался широтой и разнообразием вида, который открывался влево. Перед домом - песчаная площадка с цветниками, за площадкой - развесистые вековые липы и две высокие сосны составляли группу. Под этими липами летом ставили длинный стол. В жаркое время здесь происходили все трапезы и варилось бесконечное варенье.
Сад небольшой, но расположен с большим вкусом. Столетние ели, березы, липы, серебристые тополя вперемежку с кленами и орешником составляли группы и аллеи. В саду было множество сирени, черемухи, белые и розовые розы, густая грядка белых нарциссов и другая такая же грядка лиловых ирисов. Одна из боковых дорожек, осененная очень старыми березами, вела к калитке, которая выводила в еловую аллею, круто спускающуюся к пруду. Пруд лежал в узкой долине, по которой бежал ручей, осененный огромными елями, березами, молодым ольшаником»
Вот здесь и рос Блок - «безжалостный, святой и мудрый». Не случайно с такой любовью описал он шахматовскую усадьбу в «Возмездии»:

Огромный тополь серебристый
Склонял над домом свой шатер,
Стеной шиповника душистой
Встречал въезжающего двор.
Он был амбаром с острой крышей
От ветров северных укрыт,
И можно было ясно слышать,
Как тишина цветет и спит...
...Бросает солнце листьев тени,
Да ветер клонит за окном
Столетние кусты сирени,
В которых тонет старый дом...
...И дверь звенящая балкона.
Открылась в липы и в сирень,
И в синий купол небосклона,
И в лень далеких деревень...

В набросках ко второй главе «Возмездия» Блок бегло сказал и о своем детстве в строках, окончательно не завершенных, но очень выразительных, говорящих об отчужденности от жизни, которую он впоследствии с такой болью ощутил:

Здесь кудри внука золотые
Ласкало солнце, здесь

Он был заботой женщин нежной
От знанья жизни огражден.
Дни проходили безмятежно,
Как голубой весенний сон.
И жизни (редкие) уродства
(Которых нельзя было не заметить)
Возбуждали удивление и не нарушали благородства
И строй возвышенной души.

В одном из черновиков поэмы «Возмездие», написанной в значительной мере в сатирическом плане, Блок резко иронически говорит о своей отчужденности от жизни:

А мой герой - был юн и глуп
В те незапамятные годы
(Ему до самых «дней свободы»
Мамаша в рот вливала суп).

Уже с пяти лет Блок начал писать стихи. Девяти лет он поступил во Введенскую гимназию в Петербурге. Тогда же вторично вышла замуж его мать. Отчим Блока, поручик лейб-гвардии гренадерского полка Ф. Ф. Кублицкий-Пиотух, мало был связан с ним и не оказал сколько-нибудь заметного влияния на его жизнь.
Поступление в гимназию точно так же мало отразилось на формировании ребенка. Гимназия была плохая, выбор матери остановился на ней только потому, что сыну было близко ходить в нее.
Учился Блок средне и вяло, его аттестат содержит, главным образом, тройки и четверки. Вспоминал он о гимназии очень сухо.
Характерен его рассказ о приходе в гимназию: «Мама привела меня в гимназию; в первый раз в жизни из уютной и тихой семьи я попал в толпу гладко остриженных и громко кричащих мальчиков; мне было невыносимо страшно чего-то, я охотно убежал бы или спрятался куда-нибудь... я чувствовал себя, как петух, которому причертили клюв мелом к полу, и он так и остался в согнутом и неподвижном положении, не смея поднять голову... Главное же чувство заключалось в том, что я уже не принадлежу себе, что я кому-то и куда-то отдан и что так вперед и будет. Проявить свое отчаяние и свой ужас, выразить их в каких-нибудь словах или движениях или просто слезах - было немыслимо. Мешал ложный стыд».
Блок дал своей гимназии и общую характеристику. Она ясно говорит, что гимназия не могла повлиять на него сколько-нибудь заметно, противостоять влияниям семьи. «Учили почти исключительно грамматикам, ничем их не одухотворяя, учили свирепо и неуклонно, из года в год, тратя на это бесконечные часы. К тому же гимназия была очень захолустная, мальчики вышли, по большей части, из семей неинтеллигентных, и во многих свежих сердцах можно было, при желании и умении, написать и начертать, что угодно. Однако никому из учителей и в голову не приходило пробовать научить мальчиков чему-нибудь, кроме того, что было написано в учебниках «крупным» шрифтом («мелкий» обыкновенно позволяли пропускать).
Дети быстро развращались. Среди нас было несколько больных, тупых и слабоумных. Учились курить, говорили и рисовали много сальностей. К середине гимназического учения кое-кто уже обзавелся романом... Учителя и воспитатели были, кажется, без исключения люди несчастные: бедные, загнанные уроками, унижаемые начальством; все это были люди или совсем молодые, едва окончившие курсы учительских семинарий, или вовсе старые, отупевшие от нелюбимого труда из-за куска хлеба, озлобившиеся на все и запивающие втихомолку.
Где же было заниматься воспитанием и образованием юных сорванцов, которых с трудом можно было удерживать от шалостей и дерзостей криками и стуками по кафедре, людям, которые с раннего утра бегали по урокам, а ночью должны были поправлять ученические тетрадки? Класс наш был буйный, среди нас были изрядные развратники, старые курильщики, великовозрастные ухаживатели, циники, борцы и атлеты».
Товарищи по гимназии (Фосс, Гун, Грек) также не оставили следа в жизни Блока. Одному из них - Н. Гуну - Блок впоследствии посвятил стихотворение, в котором снова звучит ощущение отдаленности от жизни:

Ты много жил, я больше пел...
Ты испытал и жизнь и горе,
Ко мне незримый дух слетел,
Открывший полных звуков море...

Мой друг, я чувствую давно,
Что скоро жизнь меня коснется...
Но сердце в землю снесено
И никогда не встрепенется!..
(Весна, 1898)

Позднее Блок откликнулся стихотворением и на смерть Н. Гуна, застрелившегося в 1902 году. Но так или иначе, гимназия не сыграла большой роли в жизни Блока. Она не стала для него тем, чем был, например, лицей для Пушкина. Не сыграла она большой роли и в его интеллектуальном росте. Интересы Блока были направлены совершенно в другую сторону: он с увлечением занимался выпиливанием, переплетением книг, собиранием и вырезыванием картинок, которые потом наклеивал в особые альбомы.
Инертно отнесся Блок и к своему высшему образованию. Осенью 1898 года он поступил в Петербургский университет на юридический факультет.
... Блока раздражает даже либерализм лекций профессора Бороздина, «сообщающего с кафедры чересчур уж откровенно всевозможные неприличия о русской литературе, окрашивающего ее, ни в чем неповинную, красненьким колером»,- как жалуется он в письме к отцу от 2 октября 1903 года.
Еще более резко обнаруживает он свои антиобщественные настроения в письме к отцу 30 декабря 1903 года: «Я чувствовал себя одно время нещадно гонимым за правую веру. Лучшее, что предлагалось взамен религии, была грамматика. Последнее мне представляется действительно лучшим потому, что самый мертвый, схематический mosgeometricusi терзает меня менее, чем социологические и т. п. воззрения на то, что для меня священно».
Между тем в это же время Блок жил крайне напряженной духовной жизнью, замкнутой в узком кругу глубоко индивидуалистических переживаний. Достаточно сказать, что 7 ноября 1902 года он был готов кончить жизнь самоубийством.
В бумагах его сохранилась записка.
«Мой адрес: Петербургская сторона, казармы Л.-Гв. Гренадерского полка, кв. полковника Кублицкого, № 13. 7 ноября 1902 г. Город Петербург.
В моей смерти прошу никого не винить. Причины ее вполне «отвлеченные» и ничего общего с человеческими отношениями не имеют. Верую в единую святую соборную и апостольскую церковь. Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь. Поэт Александр Блок»
Эта записка была составлена Блоком накануне решительного объяснения с его будущей женой - Любовью Дмитриевной Менделеевой, отношения с которой крайне его тревожили и волновали. Объяснение состоялось.
Ночью с 7-го на 8-е ноября Блок записал в дневнике: «Сегодня, 7-го ноября 1902 года, совершилось то, чего никогда еще не было, чего я ждал четыре года... Прикладываю билет, письмо, написанное перед вечером 2, и заканчиваю сегодня ночью обе тетради».
Но было бы неверно эти настроения Блока связывать лишь с чисто любовными переживаниями, достигшими крайнего напряжения в решающий час. Намеки на самоубийство встречаются в его дневнике еще в декабре 1901 года. Двадцать второго января 1902 года он пишет многозначительное стихотворение на смерть своего товарища Н. Гуна:

НА МОГИЛЕ ДРУГА

Удалены от мира на кладбище
Мы вновь с тобой, негаданый мертвец.
Ты перешел в последнее жилище,
Я все в пыли, но вижу свой конец.

Там, в синеве, мы встретим наши зори,
Все наши сны продлятся наяву.
Я за тобой, поверь, мой милый, вскоре
За тем же сном в безбрежность уплыву.

В записи дневника, датированной 14 августа 1902 года, имеется весьма сложное рассуждение о самоубийстве, как «высшем поступке», если оно происходит «не непременно в силу отчаянья («умри в отчаяньи»), а скорее в силу большого присутствия силы, энергии потенциальной, желающей перейти в кинетический восторг».
Таким образом, к началу девятисотых годов уже ясно обнаружились плоды тех ненормальных условий, в которых проходило детство и юность Блока.
Близко знавшие его люди (А. Белый. С. Городецкий) не раз отмечали, что по природе своей Блок был человеком большого душевного здоровья и оптимизма, ценившим радость труда, напоминавшим «доброго молодца» из русских сказок. Но все эти черты характера Блока вступали в противоречие со средой, его окружавшей, не могли проявиться полно и гармонично. Наоборот, отсутствие связи с реальной жизнью, сугубая замкнутость семьи, влияние экзальтированной и мистически настроенной матери, наконец, неблагоприятная наследственность со стороны отца - зее это породило глубоко болезненный индивидуализм Блока, нашедший свое крайнее и парадоксальное выражение в идее самоубийства, как высшей формы утверждения жизни!..
Начинать свой путь к жизни, к подлинному общественно-значительному творчеству Блоку надо было действительно издалека. Переживания его в этот период сильны и искренни, глубоко незаурядны сами по себе, как проявление человеческого духа, но поводы для них и само их содержание бесконечно далеки от реальной жизни.
Естественно, что это проявлялось и в творчестве. Поражает противоречие между яркостью и выразительностью интонаций и ритмов молодого Блока и тем кругом узко личных или абстрактно-мистических переживаний, которые были навязаны ему воспитанием, средой, жизненной обстановкой.
Жизнь Блока до начала серьезной поэтической деятельности, которое относится к 1898 году, была бедна событиями, имевшими сколько-нибудь существенное значение. В заметке к «Возмездию» 24 февраля 1911 года он пишет о герое поэмы, говоря в сущности о себе: «У моего героя не было событий в жизни. Он жил с родными тихой жизнью в победоносцевском периоде. С детства он молчал, и все сильнее в нем накоплялось волнение - беспокойное и неопределенное. Между тем близилась Цусима и кровавые зори 9 января. Он ко всему относился, как поэт, был мистиком, в окружающей тревоге видел предвестие конца мира».
В годы отрочества сильнее, чем поэтические стремления, давали себя знать артистические увлечения Блока. Он много и охотно читал среди домашних и знакомых стихи Апухтина, Полонского, Фета, устраивал домашние спектакли, увлекался Шекспиром и декламировал монологи Отелло, Гамлета. Позднее - в годы студенчества - Блок записался даже в один из петербургских драматических кружков, участвовал в нескольких постановках, но вскоре потерял интерес к артистической деятельности.
В 1897 году он побывал за границей - в Бад-Наугейме, куда ездил с матерью, проходившей там курс лечения. Там Блок встретился с Ксенией Михайловной Садовской, увлечение которой сказалось в ряде стихотворений, посвященных «К. М. С».
В 1895 году Блок встретился с Л. Д. Менделеевой, дочерью знаменитого русского химика Д. И. Менделеева, жившей в имении отца - Боблово, в семи верстах от Шахматова, и в 1903 году женился на ней.
Жизнь его шла спокойно, без потрясений, без тяжелых событий. А между тем уже с пятнадцати лет начинается у Блока то волнение, о котором он говорит в заметке к «Возмездию». В автобиографии своей он это резко подчеркивает: «Жизненных опытов» не было долго. Смутно помню я большие петербургские квартиры с массой людей, с няней, игрушками и елками и благоуханную глушь нашей маленькой усадьбы. Лишь около 15-ти лет родились первые определенные мечтания о любви, и рядом - приступы отчаяния и иронии».
Естественно, что творчество Блока в первом периоде проникнуто глубоко личными мотивами и отражает его настроения, рождавшиеся в окружающем его узком и ограниченном мирке, очень культурном и духовно благородном, но совершенно оторванном от общественной жизни:

И заколдован был сей круг:
Свои словечки и привычки,
Над всем чужим - всегда кавычки,
И даже иногда - испуг;
А жизнь меж тем кругом менялась...
(«Возмездие»)

Писать Блок начал очень рано, «чуть ли не с пяти лет», как он вспоминал. Творческие попытки с годами крепли. Определились любимые поэты - Жуковский, Полонский, Фет.
С 1894 года (до 1897 г.) Блок стал издавать дома рукописный журнал «Вестник», в котором помещались произведения его сверстников, знакомых и родственников, иногда взрослых. Он был редактором и сам поместил в «Вестнике» много стихов, повестей и даже пьесу «Поездка в Италию». Интересна характеристика этой пьесы, данная таким расположенным к нему биографом, как М. А. Бекетова. Пьеса, по ее словам, «свидетельствовала о полном незнании житейских отношений... всякого, кто присмотрится к «Вестнику», кроме талантливости и остроумия редактора поразит и то обстоятельство, что в шестнадцать лет уровень его развития в житейском отношении подошел бы скорее мальчику лет двенадцати».
Уже в эти годы, при всей наивности содержания, стихи Блока обнаруживают известную стихотворную культуру. Вот одно из стихотворений Блока, помещенных им в «Вестнике»:

Серебристыми крылами
Зыбь речную задевая,
Над лазурными водами
Мчится чайка молодая.

На воде букеты лилий,
Солнца луч на них играет,
И из струй реки глубокой
Стая рыбок выплывает.

Облака плывут по небу,
Журавли летят высоко.
Гимн поют хвалебный Фебу.
Чуть колышется осока.

Но лишь с 1898 года началось, по словам Блока, «серьезное писание». Это был период большой творческой напряженности. Ко времени выхода первой книги стихов Блока в конце 1904 года у него накопилось до восьмисот стихотворений, т. е. одиннадцать - двенадцать тысяч строк!..
Это первый период творчества Блока. Биографически он совпадает со страстным увлечением Л. Д. Менделеевой, приведшим к объяснению 7 ноября 1902 года и свадьбе 17 августа 1903 года.
Для понимания раннего периода творчества Блока необходимо помнить, что все стихи этого времени автобиографичны и связаны, главным образом, с любовными переживаниями.
Эти любовные переживания сочетаются у Блока с усилением религиозно-мистических исканий. В это время знакомится он с творчеством философа и поэта Владимира Соловьева и испытывает большое его влияние.
Владимир Соловьев, философ крайне идеалистического и религиозного толка, был и поэтом резко мистической окраски. Влиянием В. Соловьева объясняется своеобразное смешение эротики и мистицизма в ранней лирике Блока, стремление в любом явлении повседневности увидеть отсвет каких-то иных миров, каждое свое чувство представить как проблеск таинственных и непонятных даже самому носители: их томлений и предчувствий.
Таким образом, резкий индивидуализм раннего Блока, находивший свое выражение в крайне узкой по своему отношению к миру интимной любовной тематике, соединялся в его творчестве со стремлением осмыслить в мистическом плане даже и эти реальные переживания. Поэзия Блока приобрела исключительно осложненную, непонятную форму, в которой - за внешней ее значительностью и затрудненностью - по существу скрывалось весьма ограниченное содержание. Автобиографичность и своеобразную зашифрованность своих стихов конца девяностых - начала девятисотых годов сам Блок чувствовал настолько сильно, что под конец своей жизни хотел даже написать комментарий к этим стихам, «воспользоваться приемом Данте, который он избрал, когда писал «Новую жизнь». Сохранившиеся наброски этого комментария позволяют с достаточной ясностью уловить процесс своеобразного перевода простых и реальных фактов и переживаний на язык туманных и расплывчатых мистических намеков.
Так 10 марта 1901 года Блок написал следующее стихотворение:

Пять изгибов сокровенных
Добрых линий на земле.
К ним причастные во мгле
Пять стенаний вдохновенных.

Вы, рожденные вдали,
Мне, смятенному, причастны
Краем дальним и прекрасным,
Переполненной земли.

Пять изгибов вдохновенных,
Семь и десять по краям,
Восемь, девять, средний храм -
Пять стенаний сокровенных.

Но ужасней - средний храм -
Меж десяткой и девяткой,
С черной выспренней загадкой,
С воскуреньями богам.

Трудно, конечно, понять смысл этого стихотворения, очевидны лишь его напряженная мистичность и стремление поэта передать читателю свое ощущение таинственности мира, окружающего человека.
В комментарии Блок пишет по поводу этого стихотворения: «Я встретил Любовь Дмитриевну на Васильевском Ост[рове] (куда я ходил покупать таксу, названную скоро Краббом). Она вышла из саней на Андреевской площади и шла на курсы по 6 Линии, Ср[еднему] проспекту - до 10 Линии, я же, не замеченный Ею, следовал позади (тут витрина фотографии близко от Среднего пр.). Отсюда появились «пять изгибов»... «Мне хотелось запечатать мою тайну, вследствие чего я написал шифрованное стихотворение, где пять изгибов линий означали те улицы, по которым она проходила, когда я следил за ней, не замеченный ею».
Возьмем другой пример - стихотворение от 1 мая 1902 года:

Там - в улице стоял какой-то дом,
И лестница крутая в тьму водила.
Там открывалась дверь, звеня стеклом,
Свет выбегал, - и снова тьма бродила.

Там в сумерках белел дверной навес
Под вывеской «Цветы», прикреплен болтом.
Там гул шагов терялся и исчез
На лестнице - при свете лампы желтом.

Там наверху окно смотрело вниз.
Завешанное неподвижной шторой,
И, словно лоб наморщенный, карниз
Гримасу придавал стене - и взоры...

Там, в сумерках, дрожал в окошках свет,
И было пенье, музыка и танцы.
А с улицы - ни слов, ни звуков нет,-
И только стекол выступали глянцы.

По лестнице над сумрачным двором
Мелькала тень, и лампа чуть светила.
Вдруг открывалась дверь, звеня стеклом,
Свет выбегал, и снова тьма бродила.

Сколько здесь приглушенной тревоги и таинственности, неясных и тревожных чувств! А между тем стихотворение говорит лишь о драматических курсах Читау на Гагаринской улице. Там училась Л. Д. Менделеева. Блок туда ее провожал, и в доме действительно «было пенье, музыка и танцы». Но все бытовые детали, как и в «пяти изгибах», не содержащие в себе, пожалуй, подлинной поэтической основы, в такой мере переключены в план таинственных иносказаний, полунамеков и полушопотов, что приобретают какую-то значительность, которая на поверку оказывается мнимой.
Однако эти примеры вовсе не должны привести к ошибочным выводам о творчестве раннего Блока. Они лишь показывают, что в этот период Блок в силу воздействия на него всего пройденного им жизненного пути оформлял подлинное поэтическое содержание своих стихов очень сложно, запутанно, затрудненно; нужно найти известный ключ к его творчеству девяностых-девятисотых годов, чтобы глубже его оценить и разобраться в Блоке вообще. Дело ведь не только в том, что Блок писал такие стихи. Важна выяснить, что стимулировало их создание, что позволяло этим стихам звучать в определенный период, какие общественные настроения были уловлены Блоком как поэтом. Так или иначе, но начиная с 1898 года Блок выступает как поэт. А поэт - это человек, отражающий жизнь и воздействующий на нее средствами искусства.
При всей узости и интимности кругозора творчества Блока в этот период, при всей его затемненности, оно было именно поэзией, т. е. обобщало в образах определенные явления действительности и оценивало их. Как известно, в лирике живую ткань образа составляют человеческие чувства - переживания, которые рисует поэт в своих стихотворениях.
Эти переживания воспроизводят жизнь того времени в субъективном ее восприятии Блоком. Его субъективные настроения, как было сказано, выражались, прежде всего, в стремлении мистически интерпретировать жизнь. Конечно, не только характер воспитания в семье толкал Блока на этот творческий путь. Была более широкая общественная среда, определявшая настроение и самой семьи, была литература, дававшая Блоку именно такую направленность поэтического внимания. Поэтому творчество Блока в этом периоде являлось не просто зашифрованным мистически дневником его отношений с Л. Д. Менделеевой. Этот дневник приобретал некое обобщенное значение, ибо он отражал какие-то общественные настроения, известное течение общественной мысли.
Индивидуалистическая и мистическая лирика Блока этих лет далека от современного читателя. Но, тем не менее, она представляет для нас существенный интерес прежде всего как документ эпохи, как яркое и конкретное отражение и воспроизведение определенных общественных настроений конца девяностых-начала девятисотых годов.
С другой стороны, этот этап поэтического развития Блока крайне любопытен потому, что чрезвычайно наглядно показывает, откуда приходилось начинать Блоку свой поэтический путь, что приходилось ему преодолевать.
Наконец Блок, как всякий искренний и большой художник, часто оказывался в своем творчестве выше и шире своих субъективных и ошибочных воззрений на мир и отражал поэтому в ряде произведений существенные стороны действительности. Эстетическая значимость таких стихов сохранилась и для нас.
Рассматривая ранний период творчества Блока, мы попытаемся выяснить прежде всего, какие же реальные общественные настроения диктовали Блоку его образы.