Авиагруппа на халхин голе штаб. Хмурый полдень XXI век

Жаркое лето (Халхин-Гол, 1939 г.) Быстро летит время, вот уже исполнилось 66 лет с тех пор, когда в мае 1939 года японские милитаристы напали на дружественную нам Монгольскую Народную Республику в районе реки Халхин-Гол. Враг планировал захватить Монголию и на ее обширной и

К началу боев советская авиагруппировка в Монголии состояла из поликарповских истребителей И-15бис и И-16, многоцелевых бипланов Р-5 в вариантах штурмовика и разведчика, а также скоростных бомбардировщиков Туполева СБ.

И-16 70-го иап относились к ранним сериям (тип 5 и 6) и оснащались 700-сильными моторами М-25 или 730-сильными М-25А. Вооружение состояло из двух несинхронных скорострельных пулеметов ШКАС в центроплане с боезапасом по 900 патронов на ствол. Самолеты эти были сильно изношены и не сыграли на войне почти никакой роли. Летом все они были списаны.

С прибытием 22-го полка на Халхин-Голе появились более новые И-16 10-го типа с форсированными 750-сильными моторами М-25В и повышенной прочностью планера. Их вооружение было усилено двумя синхронными ШКАСами с боекомплектом по 650 патронов на ствол, стоявшими над двигателем. На самолеты также установили тормозные щитки с пневмоприводом и 8-миллиметровые бронеспинки сидений. Все это вызвало увеличение взлетного веса, а потому, несмотря на повышение мощности двигателя, летные характеристики даже слегка понизились.

Истребитель-биплан И-15бис (И-152) к весне 1939 года являлся морально устаревшей машиной. При том же двигателе, что и у И-16 тип 10, он намного уступал ему в скорости на всех высотах, имел примерно равную скороподъемность и несколько лучшую горизонтальную маневренность. Вооружение состояло из четырех пулеметов ПВ-1 (облегченный вариант знаменитого «Максима»).

«Бисы» проигрывали японским истребителям по всем параметрам, кроме огневой мощи, а низкая скорость не позволяла им даже догонять бомбардировщики.

Истребитель И-15бис.

Тем не менее, примерно до конца июля И-15бис и И-16 тип 10 составляли основу советской истребительной авиации на Халхин-Голе. В дальнейшем «бисы» были постепенно вытеснены из частей первой линии более новыми «Чайками», а на место «ишаков» с моторами М-25В начали поступать машины с двигателями М-62. Но об этом мы поговорим чуть позже.

Главным и до конца лета единственным оппонентом «сталинских соколов» был японский истребитель «Накадзима» Ки-27 (или «Тип 97», союзническое кодовое имя «Нэйт»). При его создании японские конструкторы поставили перед собой цель добиться гармоничного сочетания скорости и маневренности. Для этого они максимально облегчили машину, придали ей хорошо обтекаемую форму, оснастили крылом большого размаха и площади с аэродинамической круткой на концах.

Японский истребитель Ки-27оцу с полностью застекленным фонарем.

Более ранняя модификация Ки-27ко. Обратите внимание, что у самолета демонтирована сдвижная часть фонаря.

В отличие от советских истребителей, самолет имел цельнодюралевую конструкцию и закрытый фонарь кабины. Аэродинамически чистые формы истребителя несколько портили неубирающиеся стойки шасси, однако это в значительной мере компенсировалось снижением веса, простотой и удобством в эксплуатации. А неизбежное увеличение лобового сопротивления японцы постарались минимизировать тщательным капотированием колес и стоек.

На самолете стоял 9-цилиндровый звездообразный редукторный мотор «Накадзима» Ха-1-Оцу взлетной мощностью 710 л. с. Наличие понижающего редуктора позволило установить двухлопастный винт большого диаметра. В результате за счет некоторого снижения максимальной скорости увеличилась тяга на небольших скоростях, а соответственно – скороподъемность и разгонные характеристики.

Горизонтальная маневренность машины была великолепна. По мнению многих западных специалистов, Ки-27 вообще являлся самым маневренным истребителем-монопланом в мире. На испытаниях он выполнял виражи радиусом 86 м за 8,1 секунды! И при этом самолет отличался высокой устойчивостью и легкостью пилотирования ‹36›.

Несмотря на стремление к всемерному снижению веса, выразившееся даже в отказе от бронеспинки сиденья, японские конструкторы посчитали необходимым оснастить истребитель радиостанцией. На всех самолетах стояли приемники, а на каждом третьем – еще и передатчики. Передатчиками в обязательном порядке оснащались командирские машины начиная с командиров сётаев (звеньев).

Советским пилотам о подобном приходилось лишь мечтать. Рации стояли только на бомбардировщиках. А в истребительной авиации по-прежнему широко практиковались архаичные способы отдачи команд визуальными сигналами (покачиванием крыльями и жестикуляцией). Естественно, что в воздушном бою управление группой сразу терялось, а ведущий превращался в рядового летчика. Наведение истребителей с земли осуществлялось путем выкладывания белых полотнищ ткани в форме стрел, острием направленных в ту сторону, где был замечен воздушный противник.

Но, вернемся к Ки-27. К его отрицательным сторонам надо отнести недостаточную жесткость и прочность крыла (как следствие борьбы за экономию веса) и слишком слабое для конца 30-х годов вооружение, состоявшее всего из двух синхронных пулеметов «Виккерс-Арисака тип 89» винтовочного калибра с боезапасом по 500 патронов на ствол.

Воздушные бои на Халхин-Голе показали, что И-16 с мотором М-25 и тем более И-15бис уступают японскому истребителю по совокупности летных и боевых характеристик. Ки-27 продемонстрировал высокую скорость, лучшую высотность и скороподъемность, а его феноменальную маневренность отмечали не только пилоты «ишаков», но и те, кто летал на «бисах».

Вот строки из отчетов советских летчиков:

Лейтенант Астафьев – «Самолет И-97 очень маневренный и быстро заходит в хвост».

Старший лейтенант Сутуев – «Воздушный бой с И-97 вести можно, правда этот самолет очень вертляв и при всех обстоятельствах находится выше…»

Старший лейтенант Бобров – «Бросалось в глаза то, что И-97 всегда (имеется в виду – перед началом боя, – прим. авт.) находились выше нас на 500-1000 м».

Лейтенант Астафьев – «И-97 очень живучий, плохо горит. Был случай, когда мы всей группой преследовали одного японца, который уходил на бреющем. Атаковали очень долго, и он упал, только когда убили летчика».

Лейтенант Лухтионов – «Самолет И-97 от И-16 уходит не по горизонту и не на пикировании, но уходит по набору высоты, так как он очень легкий и у него высотный мотор» ‹5›.

И-16 с М-25 превосходил своего оппонента по массе секундного залпа, прочности конструкции, позволявшей реализовать значительные перегрузки, а также – по скорости разгона на пикировании (последнее – за счет большего веса). Впрочем, лучшая огневая мощь советских истребителей компенсировалась худшей устойчивостью, мешавшей вести прицельный огонь и вызывавшей большое рассеивание пуль.

Хотя Ки-27 не мог оторваться от «ишака» на пикировании, японские летчики, особенно в первое время, нередко использовали этот прием. Расчет заключался в том, что их машины на выходе из пике давали меньшую просадку или, как писал лейтенант Филиппов, – «легко переламывали траекторию». Более тяжелый и инертный «ишак» в такой ситуации порой не успевал повторить маневр противника и врезался в землю. Борис Смирнов вспоминал, что в одном из июньских боев он оказался свидетелем подобного случая. Правда, этот маневр был смертельно опасен и для самих японцев. Некоторые советские летчики видели, как при резком выводе из пике у Ки-27 отлетали крылья…

ТБ-3 М-17 из 4-го тбап Забайкальского военного округа над рекой Амур, снимок 1937 года. Два года спустя эти машины приняли участие в боях на монгольско-манчжурской границе.

Транспортные «Дугласы» DC-3 в период боев на Халхин-голе использовались для перевозки в Союз на лечение раненых бойцов (СКМ).

Экипаж СБ-103 105-го сбп. Слева направо: командир экипажа лейтенант А.П.Чурилин, стрелок-радист А.С.Анисимов и штурман старший лейтенант А.В.Егоров.

Июньские бои показали необходимость принятия мер для повышения летных данных И-16. Наиболее простым и доступным в полевых условиях способом было облегчение машины за счет демонтажа «второстепенного» оборудования. С самолетов сняли 32-килограммовые аккумуляторы для запуска двигателей. Электропроводку переделали таким образом, чтобы задействовать внешний аккумулятор. Сняли кислородные баллоны, которыми летчики все равно не пользовались, так как, по их словам, кислородная маска со шлангом сковывала движения и мешала оглядываться по сторонам. Кроме того, пилоты опасались взрыва баллона, закрепленного на борту кабины рядом с сиденьем, от попадания пули.

Тормозные щитки (закрылки), одним из предназначений которых было повышение маневренности в воздушном бою, также, по мнению летчиков, себя не оправдали. Во-первых, отмечалось такое вредное явление, как отсос щитков в полете, заметно снижавший максимальную скорость. А во-вторых, в условиях скоротечного боя пользоваться закрылками пилоты просто не успевали. В результате щитки на всех самолетах законтрили, а пневмооборудование для их привода сняли ‹4›.

Все эти меры позволили облегчить «ишака» примерно на 80 кг, что весьма незначительно повысило его летные характеристики.

Относительно И-15бис мнение было однозначным: воевать на равных с И-97 он не способен, никакие облегчения тут не помогут, необходима срочная замена.

Неизвестный советский летчик на фоне истребителя И-15бис, оснащенного подкрыльевыми бомбовыми подвесками.

Комиссар штурмовой эскадрильи И-15бис старший политрук П,Селютин.

И такая замена поступила в июле в виде нового представителя серии поликарповских бипланов – И-153.

«Чайка» так же, как и Ки-27, являлась воплощением поиска гармонии между скоростью истребителя и его маневренностью. Только если японцы сделали ставку на более прогрессивную монопланную схему, советский конструктор продолжал совершенствовать «старую добрую» бипланную компоновку. Японцы упростили и облегчили машину за счет отказа от уборки шасси, Поликарпов же, наоборот, решил повысить скорость, применив уборку в фюзеляж основных стоек.

Действительно, в сравнении с И-15бис максимальная скорость увеличилась примерно на 40 км/ч на всем диапазоне высот, возросла скороподъемность и потолок. Впрочем, все это объяснялось не только внедрением убирающегося шасси, но также более мощным и высотным мотором М-62, снабженным двухскоростным нагнетателем. Зато маневренность заметно ухудшилась и по этому показателю «Чайка» уступала Ки-27. Не могла она сравниться с японской машиной также по скорости и скороподъемности. А присущая всем коротким и толстым поликарповским истребителям путевая неустойчивость («рысканье») сводила на нет более чем двойное превосходство в огневой мощи.

Летчики негативно восприняли ухудшение переднего обзора на «Чайке» по сравнению с И-15бис, обусловленное характерной формой верхнего крыла. Приведем строки из отчета старшего лейтенанта Волина: «Японцы, пользуясь тем, что у «Чайки» плохой обзор вперед, где самолет совершенно слепой, не боялись атаковать их спереди». При этом на «ишаки» и И-15бис японские истребители обычно не решались идти в лобовую ‹5›.

Ранним «Чайкам» были присущи и другие серьезные дефекты. Летчики отмечали очень большие нагрузки на органах управления, особенно – на элеронах, что ограничивало выполнение резких горизонтальных маневров и приводило к быстрому утомлению. Чрезмерные усилия требовались при стрельбе из пулеметов. «Гашетки (на И-153, – прим. авт.) очень тугие. Имели место случаи, когда летчики выходили из строя вследствие заболевания пальцев от нажимания на гашетку» – пишет в своем отчете полковник Куцевалов.

Отмечалось также отсутствие противопожарной перегородки и сильное задувание кабины через ниши шасси. В случае возгорания это представляло смертельную угрозу для летчика ‹18›.

Но самым опасным дефектом был обрыв в полете несущих лент расчалок. С начала июля по середину августа имели место семь таких случаев, причем два из них закончились катастрофами. 29 июля в тренировочном полете разбился летчик Орлов, а 11 августа во время учебного боя погиб комиссар эскадрильи «Чаек» Владимиров. 14 августа военинженер 1 ранга Прачик писал в докладной записке Смушкевичу: «У летного состава вполне законно появилась боязнь и недоверие летать на самолетах «Чайка» ‹3›.

Возможно, именно этим объясняется тот факт, что в первой декаде августа около половины всех «Чаек», присланных на Халхин-Гол, были на время выведены из боевого состава.

Обрыв расчалок, тугие гашетки, задувание кабины и отсутствие противопожарной переборки являлись следствием производственных дефектов и недоведенности конструкции нового самолета. В дальнейшем эти недостатки были устранены. Однако нельзя не отметить, что сама концепция истребителя-биплана являлась анахронизмом уже в момент появления «Чайки» на свет. В целом «Чайка» уступала как «ишаку» с аналогичным мотором, так и Ки-27 с двигателем меньшей мощности. Но, несмотря на все недостатки машины, замена безнадежно устаревших И-15бис на И-153 все же являлась для советских ВВС безусловно положительным фактором.

С «Чайками» на Халхин-Голе связана одна расхожая легенда, больше напоминающая анекдот. Приведу ее в том виде, как она изложена в популярной книжке английского автора Роберта Джексона The Red Falcons («Красные соколы»).

«Появление этих самолетов (И-153, – прим. авт.) над Халхин-Голом застало японских летчиков врасплох – особенно после того, как русские летчики стали применять специально разработанную тактику введения противника в заблуждение. Советские самолеты приближались к району боя с выпущенными шасси, создавая впечатление, что это более медленные И-15 и И-15бис, и как бы приглашая японцев атаковать. Как только японцы бросались в бой, летчики И-153 убирали шасси, давали полный газ и врезались в середину боевого порядка противника, приводя его в полное замешательство. Части японских ВВС несли тяжелые потери в боях с И-153, пока японские летчики не стали понимать, что происходит».

Стоит ли говорить, что ничего подобного никогда не было, а если бы кому-то и пришла в голову бредовая мысль попытаться таким способом «ввести противника в заблуждение», то это закончилось бы очень быстро и печально для него самого. И вообще, похоже, что мистер Джексон представляет себе завязку воздушного боя чем-то вроде лихой атаки кавалеристов, которые, пришпорив коней, «врезаются в боевой порядок противника, приводя его в полное замешательство»…

Экипаж СБ – участники боев в МНР. Слева направо: летчик старший политрук К.С.Шинцов, штурман старший лейтенант С.Б.Исаев, моторист А.Н.Ковалев, стрелок-радист Н.Я.Мыльников, техник К.Н.Балакин.

Вернемся, однако, к советской авиатехнике, воевавшей на Халхин-Голе. Вместе с «Чайками» в Монголию поступили запасные 800-сильные двигатели М-62. Их габариты и крепежные узлы в точности соответствовали моторам М-25. Это натолкнуло на мысль установить новые моторы повышенной мощности на И-16.

Замена двигателей производилась прямо на полевых аэродромах силами техперсонала частей с помощью ремонтных летучек. При установке М-62 вместо М-25В приходилось демонтировать регулятор наддува, поскольку он упирался в маслобак. Из-за этого мотор постоянно работал на форсаже, что, конечно, снижало ресурс. Кроме того, отсутствие винтов изменяемого шага не позволяло «снимать» с двигателей максимальную мощность. Тем не менее, замена М-25В на М-62 обеспечила «ишакам» заметный прирост летных характеристик.

На некоторые истребители, помимо новых моторов, установили еще и бомбодержатели для двух 10-килограммовых осколочных бомб АО-10, укрепленные под фюзеляжем.

В начале августа в Монголию стали поступать И-16, у которых замена двигателей производилась на авиазаводе №21 параллельно с доработкой маслосистемы и установкой протектированных бензобаков. Новая модификация получила индекс И-16 тип 18.

Чуть раньше на Халхин-Голе появились И-16 17-го типа (И-16П). Это были все те же И-16 тип 10, но вместо крыльевых ШКАСов на них стояли 20-миллиметровые автоматические пушки ШВАК. Взлетная масса машины возросла примерно на 90 кг. Летные данные, наоборот, снизились, поэтому самолеты использовались в качестве штурмовиков и действовали под прикрытием «обычных» пулеметных И-16.

Другим способом повышения огневой мощи стала подвеска под крылья неуправляемых реактивных снарядов (ракет). В начале августа в Монголию прибыла экспериментальная пятерка специально доработанных И-16. По фамилии командира – капитана Звонарева группа получила кодовое наименование «звонари». Кроме самого Звонарева, в нее входили летчики Михайленко, Ткаченко, Пименов и Федосов. Группу включили в состав 22-го иап.

Под каждой консолью крыла у этих машин были установлены по четыре рельсовых направляющих для пороховых ракет РС-82 калибра 82 миллиметра. Для снижения пожароопасности полотняную обшивку нижних поверхностей в этих местах заменили на дюралевую. На ручках управления укрепили кнопки электрозапалов.

16 августа «звонари» перелетели на прифронтовой аэродром в районе Тамсаг-Булака. Первый боевой вылет группа под прикрытием «Чаек» совершила 18 августа, но противника не обнаружила. Только в третьем вылете 20 августа были произведены первые ракетные залпы по вражеским истребителям. «Ракетоносцам» засчитали две победы, хотя японцы утверждают, что в тот день они не потеряли в боях ни одного самолета.

Всего же до конца конфликта группа Звонарева совершила без потерь 85 боевых вылетов и провела 14 воздушных боев. Коллективный счет группы согласно справке, составленной начальником оперативного отдела 22-го иап майором Цибадзе, составил 13 побед (10 Ки-27, два Ки-21 и один Ки-4), последняя из которых одержана 1 сентября. Реальное число японских самолетов, сбитых группой, теперь, по прошествии стольких лет, установить невозможно.

Любопытно, что японцы так и не поняли, что против них применено ракетное оружие. Они полагали, что русским каким-то образом удалось установить на истребители артиллерийские орудия крупного калибра, которые стреляют трассирующими снарядами.

Опыт применения РС-82 против воздушных целей показал, что достоинством этого оружия является широкий радиус поражения, а основными недостатками – большое рассеивание и отсутствие на ракете дистанционного взрывателя. От летчика требовалось очень точно определить расстояние до цели, иначе реактивные снаряды рвались с недолетом или с перелетом. Но и в случае правильного расчета дистанции, поражение не гарантировалось, так как таймер взрывателя давал большой разброс моментов срабатывания.

«Имеющийся на самолете комплект реактивных снарядов в количестве восьми штук недостаточен для ведения современного напряженного воздушного боя. Существенным недостатком наших ракет является то, что у них нельзя в воздухе менять дистанцию разрыва» – писал Звонарев в своем отчете ‹20›.

Но разработка надежных и эффективных дистанционных взрывателей оказалась тогда слишком сложным делом.

Пассажирский Ки-34 (у нас его ошибочно принимали за «Дуглас») во время боев на Халхин-Голе применялся японцами в качестве военно-транспортной, санитарной и штабной машины.

Японцы также вели работы по усовершенствованию своего основного армейского истребителя Ки-27. Уже в ходе боев на Халхин-Гол поступила его вторая модификация Ки-27-Оцу. Правда, двигатель и вооружение машины не изменились, летные данные тоже остались прежними. Доработки сводились к замене маслорадиатора и установке полностью застекленного фонаря кабины с улучшенным обзором. Надо заметить, что на Ки-27 такой фонарь появился впервые в мировой практике.

При сравнении И-16 с Ки-27 обычно отмечают более высокую защищенность советских машин благодаря наличию у них бронеспинок сидений и протекторов на бензобаках. Действительно, начиная с 10-го типа на всех «ишаках» стояли бронеспинки, а на 18-м типе появились и протектированные баки. Однако реальная эффективность и того, и другого оказалась ниже ожидаемой. В июле с халхингольского фронта была отправлена шифрограмма: «Москва, ВВС РККА, Алексееву. Бронеспинки пробиваются в воздушных боях». Это краткое и выразительное послание говорит само за себя. А майор Куцевалов в заключительном разделе «Описания боевых действий…», посвященном техническим вопросам, заявляет: «протекторы неудовлетворительны, при пробоинах баков бензин вытекает» ‹4›.

Ки-27 оказался для советских пилотов очень трудным и опасным противником, чего нельзя сказать про другой японский истребитель, с которым им пришлось «иметь дело» на Халхин-Голе – «Кавасаки» Ки-10. Этот истребитель-биплан, разработанный в 1935 году, оснащался довольно мощным 800-сильным мотором жидкостного охлаждения «Кавасаки» Ха 9-Н-Ко (лицензионная копия немецкого BMW-9). Однако его летные данные были хуже, чем у «Чайки», не говоря уж про И-16. Ки-10 мог бы с успехом сражаться против И-15бис, но «бисы» к тому моменту в боях уже не участвовали.

Достоинствами Ки-10 являлась неплохая маневренность и хорошая устойчивость, отчасти компенсирующая, как и у Ки-27, слабость двухпулеметного вооружения.

По оценкам советских пилотов, Ки-10 не произвел на них впечатления. Самолет считался явно устаревшим и неинтересным. Подробного описания тактики японских пилотов, летавших на этих истребителях, и особенностей боев с ними никто не составил.

Истребители «Кавасаки» Ки-10 на одном из манчжурских аэродромов. Снимок сделан осенью 1938 года. Из за больших потерь среди Ки-27 и невозможности их быстрого восполнения японцам пришлось на заключительном этапе халхингольского конфликта бросить в бой эти морально устаревшие бипланы.

В целом ряде советско-российских публикаций встречаются рассказы о том, что в августе или уже в сентябре на Халхин-Гол была отправлена эскадрилья новых двухместных истребителей ДИ-6 для проведения испытаний в боевых условиях. Некоторые авторы описывали их участие в боях. Приводились даже подробности, вроде того, что японцы сперва пытались атаковать эти самолеты сзади, но попадали под огонь хвостового стрелка ‹22›.

Самое удивительное заключается в том, что ни в одном из документов Российского Государственного Военного архива нет никаких упоминаний о присутствии ДИ-6 на Халхин-Голе! Все остальные машины, попавшие в Монголию, включая экспериментальные и строго секретные И-16 с ракетным вооружением, так или иначе упоминаются в документах этого архива. Откуда же в статьях и книгах взялась информация о «хапхингольских» ДИ-6, сказать трудно. Могу лишь констатировать факт: какие-либо документальные подтверждения данной информации на сегодняшний день отсутствуют. Поэтому я вынужден относиться к рассказам о боях ДИ-6 с «воздушными самураями» как к очередной исторической легенде.

Основной ударной силой советских ВВС на Халхин-Голе был туполевский скоростной бомбардировщик СБ. Эти машины хорошо проявили себя в Испании, однако халхингольские бои показали, что их век неизбежно подходит к концу. СБ уже не могли за счет скорости отрываться от истребителей, а довольно слабое оборонительное вооружение являлось неважной защитой в бою. В нескольких схватках, где Ки-27 смогли перехватить группы СБ, идущие без прикрытия, наши летчики понесли серьезные потери. В дальнейшем пришлось повышать рабочий потолок бомбардировщиков или сопровождать их сильным истребительным эскортом.

В то же время СБ отличался высокой надежностью и боевой живучестью, хотя последнее, возможно, связано с тем, что на японских истребителях отсутствовали пушки и крупнокалиберные пулеметы. Как-то раз в одном СБ, вернувшемся из боя, насчитали 160 пулевых пробоин. Список повреждений этого самолета занимает полторы страницы машинописного текста, включая прострелы всех бензобаков, маслобаков, радиатора одного из двигателей, лонжеронов крыла и стабилизатора, элементов гидросистемы, кабин пилота и штурмана, стойки шасси и так далее. Тем не менее, экипаж благополучно совершил посадку на своем аэродроме, а после ремонта этот СБ снова вернулся в строй ‹4›.

Другой бомбардировщик Туполева – тяжелый четырехмоторный ТБ-3 также зарекомендовал себя как очень надежная и безотказная машина. Несмотря на то, что самолеты, применявшиеся на Халхин-Голе, были старые, из первых серий, 1932-33 годов выпуска, все они, кроме одного, исправно отлетали кампанию.

Японцы задействовали в конфликте более широкую «гамму» ударных машин – целых три типа одномоторных и два – двухмоторных бомбардировщиков, а также специализированные разведчики. Наиболее широко был представлен «легкий армейский бомбардировщик тип 97», он же «Мицубиси» Ки-30. У нас его называли ЛБ-97.

Этот относительно новый трехместный цельнометаллический моноплан был принят на вооружение в 1937 году (97-й год «эпохи Мэйдзи» по традиционному японскому летоисчислению, отсюда и цифра «97» в названии). Он оснащался радиальным мотором «Мицубиси» Ха 5-Ко, развивал неплохую по тем временам скорость 430 км/ч и был способен пикировать под углом до 60°. Высокие скоростные данные делали его практически неуязвимым для И-15бис, а при полете без бомб – также и для «Чаек». Тем не менее, на эти машины приходится наибольшее число потерь среди японских бомбардировщиков, что, скорее всего, обусловлено их интенсивным использованием.

«Самолет непосредственного взаимодействия с наземными войсками тип 98» он же «Тачикава» Ки-36 состоял на вооружении с 1938 года и также использовался в качестве легкого фронтового бомбардировщика. Некоторые даже называют его штурмовиком, хотя для самолета такого класса наступательное вооружение, состоящее из одного пулемета винтовочного калибра, выглядит, мягко говоря, слабовато.

Будучи внешне очень похожим на Ки-30 (наши летчики их нередко путали), Ки-36 проигрывал ему во всех отношениях, за исключением, разве что, цены и взлетно-посадочных характеристик. Численность этих машин на Халхин-Голе была невелика и никогда не превышала 10-15 экземпляров. Большинство из них уничтожили или вывели из строя советские летчики при штурмовке аэродрома 15-го сентая близ Джинджин-Сумэ 2 августа 1939 года. На заключительном этапе конфликта Ки-36 в частях первой линии уже не числились.

«Легкий армейский бомбардировщик тип 98» или «Кавасаки» Ки-32 появился одновременно с Ки-30, однако затянувшиеся проблемы с доводкой двухрядного двигателя жидкостного охлаждения «Кавасаки» Ха 9-И, привели к тому, что в войска он стал поступать на год позже. На Халхин-Гол Ки-32 также поступил намного позже своих «коллег» и фактически успел «отметиться» только в одной операции – последнем налете на советские аэродромы 15 сентября. Согласно японским данным, ни одного из них при этом не было сбито, да похоже, наши летчики и не обратили внимания, что против них применен какой-то новый бомбардировщик. Во всяком случае, ни в одном из их отчетов об этом не сказано.

Самолет «Мицубиси» Ки-15-Ко или «армейский разведчик тип 97 модель 1» оказался самым быстрым самолетом из всех, воевавших на Халхин-Голе. Несмотря на неубирающееся шасси и несколько «архаичный» капот в виде кольца Тауненда, он показал на испытаниях в 1937 году максимальную скорость 481 км/ч – выше, чем у большинства тогдашних истребителей. Несомненно, у серийных машин скорость все-таки была поменьше, иначе трудно объяснить, как нашим истребителям удалось сбить, по крайней мере, семь самолетов этого типа. Тем не менее, скоростные и высотные Ки-15 считались нелегкой добычей. Перехватить их могли только И-16 с моторами М-62, но и им приходилось действовать буквально на пределе возможностей. Как правило, Ки-15 удавалось, сделав разведывательные фотоснимки, уходить от преследования.

Основным типом двухмоторного бомбардировщика у японцев считался «армейский тяжелый бомбардировщик тип 97 модель 1» он же «Мицубиси» Ки-21. Несмотря на то, что в обозначении самолета присутствовало слово «тяжелый», а не «скоростной», он развивал более высокую скорость, чем даже СБ, обладая при этом гораздо большей дальностью, однако – худшей скороподъемностью и потолком. Самолет оснащался двухрядными зездообразными 14-цилиндровыми моторами «Мицубиси» Ха 6 «Кинсэй». Экипаж – 4 человека – двое пилотов, штурман-бомбардир и стрелок.

Ки-21 активно применялись на протяжении всего конфликта. При этом потери были на удивление низкими – всего шесть самолетов. Возможно, это связано с хорошим истребительным прикрытием, которое умели обеспечить японцы, а может быть с тем, что Ки-21 обычно летали на таких высотах, где их не доставали зенитки, а советские истребители не могли эффективно «работать» из-за падения мощности двигателей и отсутствия кислородного оборудования.

Подготовка двухмоторного («тяжелого», по японской классификации) бомбандировщика Ки-21 из 61-го бомбандировочного сентая к боевому вылету против советско-монгольских войск. Манчжурия, август 1939 г.

«Фиаты» BR-20 из 12-го бомбандировочного сентая японских ВВС – участники «номоханского инцидента». Манчжурия, лето 1937 г.

В завершение главы приведем еще несколько цифр.

За время боев советская авиация израсходовала 990266 патронов к пулеметам ШКАС, 75054 патронов к пулеметам ПВ-1 и 57979 снарядов к пушкам ШВАК. Пулеметы ПВ-1 оказались самыми надежными: при стрельбе они дали только 1% отказов. У пушек ШВАК было 3% отказов, у ШКАСов – 9%.

Советские бомбардировщики сбросили на противника 78360 бомб общим весом 1298 тонн. Из них: ФАБ-250-405, ФАБ-100-5335, ФАБ-50-5701 и экспериментальных бомбовых кассет РРАБ-3 (ротативно-рассеивающие) – 5 штук. Остальные боеприпасы – более мелкого калибра.

Японская авиация расстреляла на Халхин-Голе около 1,6 миллиона пулеметных патронов, а бомбардировщики сбросили примерно 970 тонн бомб.

С самого начала 30-ых годов прошлого века японские власти вынашивали враждебные планы касательно Монгольской Народной Республики (МНР). В 1933-году генерал Араки, являющийся военным министром Японии, во всеуслышание требовал захвата этой страны. В 1935 году на всех японских картах государственная граница МНР в районе реки Халхин-Гол была перенесена вглубь на двадцать километров. В конце января этого же года японские войска атаковали ряд погранзастав, оставленных монголами без боя. Для предотвращения возникшего конфликта летом начались переговоры. Однако они вскоре были прерваны, так как представители Японии потребовали пустить своих уполномоченных для постоянного проживания в различные пункты МНР. Монголия справедливо расценила это как прямое покушение на свою независимость. В отместку японские дипломаты пообещали решить все насущные вопросы по своему усмотрению.

Командарм 2-го ранга Г.М. Штерн, маршал Монгольской Народной Республики Х. Чойбалсан и командир корпуса Г.К. Жуков на командном пункте Хамар-Даба. Халхин-Гол, 1939 год

Весна 1936-го года прошла в мелких стычках на монголо-маньчжурской границе. Пытаясь обезопасить себя, 12 марта МНР подписала с СССР протокол о взаимопомощи. На сессии Верховного Совета 31 мая Молотов подтвердил, что границы МНР Советский Союз будет защищать так же, как и свои собственные. В сентябре 1937-го в Монголию прибыли тридцать тысяч советских солдат, более двухсот танков и бронемашин, около сотни самолетов. Штаб пятьдесят седьмого особого корпуса, под командованием Н. В. Фекленко, разместился в Улан-Баторе.

Однако это не остановило японцев, продолжавших готовиться к нападению. Для вторжения ими была выбрана местность возле Халхин-Гол, так как расстояние от этой реки до ближайшей советской железнодорожной станции составляло больше 750 километров. Со стороны Маньчжурии здесь проходили две железные дороги.

К сожалению, монгольское руководство и командный состав советского корпуса проявили непростительную халатность, не подготовив и не изучив данный район. Граница за рекой не охранялась, на западном берегу не было постов наблюдения. Наши бойцы занимались дровозаготовками. Японцы в это время проводили рекогносцировки будущего места боевых действий, выпустили отличные карты, провели полевые выезды офицерского состава войск, назначенных для операции.

Затишье прекратилось в январе 1939-го года. В районе реки происходят нападения на сторожевые посты, обстрел пограничников. Полномасштабное вторжение началось в мае. 11, 14 и 15 числа вооруженные отряды японо-маньчжур численностью от двухсот до семисот человек в сопровождении нескольких бронемашин нарушили границу и ввязались в бои с пограничниками. Японские самолеты бомбили монгольские погранзаставы, однако руководство 57-го корпуса по-прежнему ничего не предпринимало. Известно, что 15 мая все наше командование отправилось на лесоразработки. Лишь 16-го числа пришел приказ Ворошилова, требующий привести войска в боевую готовность.

Отправленной к реке шестой кавалерийской дивизии МНР и оперативной группе одиннадцатой танковой бригады под руководством старшего лейтенанта Быкова 21 мая удалось оттеснить неприятеля за Халкин-Гол на землю Маньчжурии. В это же время в Москве японский посол получил от имени советского правительства официальное заявление: «Японо-маньчжурские войска нарушили границу Монгольской Народной Республики, без предупреждения напав на монгольские части. Среди солдат МНР есть раненые и убитые. Также во вторжении участвовала японо-маньчжурская авиация. Поскольку всякому терпению приходит конец, просим, чтобы этого больше не было». Текст заявления был отправлен в Токио. Ответа на него так и не пришло.

Рано утром 28 мая японские войска нанесли новый удар, смяв монгольскую кавалерию и глубоко охватив левый фланг отряда Быкова, создав угрозу переправе. Едва избежав плена, монголо-советские части отступили на холмы в паре километров от переправы, где смогли задержать противника. На помощь подошел на автомобилях 149-й стрелковый полк, с ходу вступивший в бой. Перестрелка шла всю ночь, а утром правый фланг роты Быкова был выбит со своих высот, по ошибке обстрелянный дружественной артиллерией. Зато огнеметные танки на левом фланге уничтожили японский разведотряд подполковника Азума.

Бой затих лишь к вечеру. Понеся значительные потери, японцы отвели войска на свою территорию, а советские части оставили восточный берег Халхин-Гола. Позже Фекленко сообщал в Москву, что это пришлось сделать «под давлением многократно превосходящих сил врага». Хотя само отсутствие японцев советская разведка обнаружила только спустя четыре дня. По итогам боев Фекленко сняли с должности, а ему на смену прибыл Г. К. Жуков.

Поскольку майские бои показали значительное превосходство вражеской авиации, первым делом советское командование решило увеличить воздушные силы. В последние дни мая к уже размещенной на территории Монголии 100-ой смешанной авиационной бригаде прибыли 38-ой бомбардировочный и 22-ой истребительный авиаполки. Началась борьба за господство в воздухе.

Из воспоминаний летчика-истребителя Героя Советского Союза Антона Якименко: «Нас разместили на аэродроме в юрте. Кроме холода и отсутствия элементарных удобств, донимали комары. Из-за них я не мог заснуть, покусанное лицо опухло и горело. Однажды ночью поднялся ураган и повалил юрту. Утром мы едва вылезли из занесенной песком норы. Самолет У-2 бурей сломало пополам. В фюзеляжи наших И-16 набилось столько песка, что, когда мы взлетели, песок вылетал подобно дыму, оставляя хвост за самолетом».

27 мая восемь самолетов эскадрильи И-16 находящиеся на аэродроме возле горы Хамар-Даба получили приказ взлетать по тревоге. Это был уже четвертый вылет за этот день. Встреч с японцами до этого момента не было, зато два пилота сожгли моторы своих самолетов и остались на базе. Шесть истребителей И-16 летели к границе по одному, постепенно набирая высоту. На высоте две тысячи метров они столкнулись с двумя звеньями японских истребителей, летевших в строю. Оказавшись в проигрышной позиции, после первой атаки летчики развернулись и стали возвращаться, а находившийся выше неприятель расстреливал их до аэродрома и даже после посадки. Итог «боя» был плачевен – двое наших летчиков (включая командира эскадрильи) погибли, одного ранило, двое из оставшихся сожгли моторы. Вечером нарком обороны Ворошилов предельно ясно разъяснил командованию 57-го корпуса позицию Москвы о недопустимости подобных потерь в дальнейшем.

Однако поистине «черным» днем для отечественной авиации стало 28 мая. Приказ вылететь в заданный район из двадцати самолетов успело выполнить лишь три истребителя И-15 бис. Остальные были застигнуты врасплох новым распоряжением «вылет прекратить». Радиосвязи с взлетевшим звеном не было, летчики даже не поняли, что остались одни. В ходе выполнения задания над рекой Халхин-Гол они были уничтожены превосходящими силами японцев. Три часа спустя другая эскадрилья И-15 из десяти истребителей была внезапно атакована в облаках. Очень быстро погибло семь летательных аппаратов, противник потерял лишь один. После этого дня советских самолетов над Халхин-Голом не было видно в течение двух недель, а японцы безнаказанно сбрасывали бомбы на наши войска.

Из рассказа летчика-истребителя Антона Якименко: «Война началась неудачно для нас. Японцы сумели захватить господство в воздухе. Почему так произошло? Мы встретили над Халхин-Голом японских ветеранов, которые до этого два года воевали в Китае. Мы боевого опыта не имели и убивать еще не были готовы».

Тем не менее, реакция Москвы на случившееся последовала немедленно. Уже 29 мая в Монголию летели лучшие советские асы во главе с замначальника ВВС РККА Смушкевичем. За несколько недель было проведена огромная работы: налажена учеба летного состава, улучшено снабжение, создана сеть взлетно-посадочных площадок. Число машин доведено до 300 единиц, против 239 у неприятеля.

В следующем воздушном бою 22 июня японцам противостоял уже совсем другой противник. Итогом грандиозного ожесточенного боя, длившегося более двух часов, стало отступление пилотов Страны восходящего солнца, потерявших 30 летательных аппаратов. Наши потери также были огромны – 17 машин не вернулось на базы. Однако это была первая победа в воздухе с начала войны.

Следующие три дня показали, что справиться с русскими летчиками в воздухе японцам не удастся, и тогда они решили изменить тактику. Утром 27 июня около тридцати японских бомбардировщиков совместно с 74 истребителями напали на наши аэродромы. В районах Тамцак-Булак и Баин-Тумен приближение японцев успели обнаружить и поднять истребители на перехват, сорвав атаки. Но в Баин-Бурду-Нур все вышло иначе. Посты наблюдения увидели самолеты противника, однако, предположительно из-за действия диверсантов, не успели вовремя сообщить на летное поле. В итоге на земле было уничтожено шестнадцать наших самолетов. Несмотря на это японцы больше не хозяйничали в воздухе, постоянные бомбардировки наземных войск прекратились, воздушные бои до начала августа проходили с переменным успехом.

По замыслу японских военачальников второй этап данного инцидента должен был начаться стремительной атакой ударной группы на западном берегу Халхин-Гола в тылу советско-монгольских войск. Ее целью было отрезать нашим войнам пути отступления с восточного берега и одновременно не допустить подхода резервов. Сковывающая группа, имеющая в составе, кроме пехоты и кавалерии, два танковых полка, должна была завязать бой с русскими на восточном берегу реки и помешать их прорыву.

Наступление началось ночью 2 июля. Трижды легкие японские танки атаковали батарею лейтенанта Алешкина, но не смогли нанести значительного урона. На следующий день состоялось первое сражение между нашими и японскими танкистами. Имея численное превосходство, японцам не удалось продвинуться вперед ни на шаг. Подбив три танка, они потеряли семь и отступили. Еще более значительные потери неприятелю нанес разведбат девятой мотоброневой бригады. Укрывшись, броневики БА-10 безнаказанно расстреляли девять танков наступающего отряда противника. За 3 июля японцами были потеряны 44 танка из 73 на восточном берегу.

Гораздо успешнее продвигалась ударная группа. Быстро перейдя реку утром 3 числа, она разгромила 15-ый монгольский кавалерийский полк и направилась на юг прямо в тыл основным силам советских войск, обороняющих восточный берег. Навстречу неприятелю были выдвинуты: отряд монгольской конницы, 24-ый мотострелковый полк и 11-ая танковая бригада. Однако кавалерию на марше рассеяла авиация противника, а мотострелки заплутали и вышли на назначенные позиции с полуторачасовым опозданием. В результате в полдень, не проведя разведки и не имея поддержки пехоты, японцев с ходу контратаковала одна только 11-ая танковая бригада. Взломав оборону японцев, она понесла страшные потери. Более половины танков были выведены из строя или уничтожены. В 15 часов дня прямо с марша в бой отправился бронебатальон седьмой мотоброневой бригады. Потеряв из 50 бронемашин 33, он отступил. Взаимодействие между советскими резервами было налажено лишь к вечеру. К этому времени все части уже понесли тяжелые потери в ходе одиночных несогласованных атак. Перед наступлением темноты была проведена еще одна атака, общими силами, но прижатые к реке японцы успели за день окопаться на горе Баин-Цаган. Их эшелонированная оборона отразила все приступы.

Из воспоминаний снайпера Михаила Попова: «Готовясь к войне в степи, японцы окрасили всю боевую технику, транспорт, все средства обеспечения до последнего телефонного кабеля в песчано-желтый цвет. На каски надели хлопчатобумажные чехлы, защищающие от солнечного блеска. Подобным мелочам японцы уделяли самое пристальное внимание, чего нельзя было сказать о нас. Советские командиры выделялись надетыми полевыми сумками или планшетами, биноклями, противогазами. На них были фуражки с блестящими звездами, тогда как бойцы носили пилотки. Это стало одной из главных причин больших потерь нашего командного состава».

На следующий день серьезно просчиталось уже японское руководство. Оно приняло решение отвести свои войска обратно за реку, но поблизости был только один-единственный понтонный мост, созданный для наступления. Целые толпы японских солдат и офицеров гибли на нем от огня нашей авиации и артиллерии. На горе Баин-Цаган осталось брошено огромное количество техники и . Когда, не дождавшись окончательного вывода своих войск, японские саперы взорвали мост, тысячи японцев в панике стали прыгать в воду, пытаясь добраться вплавь. Многие из них утонули.

После этого японцам ничего не оставалось, как попытаться взять реванш на восточном берегу Халхин-Гола. Начиная с 7 июля, неприятель непрестанно атаковал наши части. Сражения проходили с переменным успехом, пока, наконец, ночью 12 числа, воспользовавшись нашей ошибкой, японцы не сумели прорваться к переправе, взяв ее под пулеметный обстрел. Однако уже утром советские войска окружили подразделения противника и после короткого яростного боя уничтожили. После этого на восточном берегу воцарилось временное затишье, которое обе воюющих стороны употребили для наращивания сил, перемещая в район свежие подкрепления.

В это время в воздухе наши летчики ощущали себя все более уверенно. В конце июля советская авиация отомстила за нападение в Баин-Бурду-Нур, безнаказанно атаковав аэродромы противника в районе Ухтын-Обо, Узур-Нур и Джинджин-Сумэ. Огромное количество японских самолетов было уничтожено на земле, при попытке взлететь или во время посадки. А в начале августа в ряде воздушных боев погибло несколько выдающихся японских асов. Учитывая это, а также двукратный численный перевес советских самолетов в районе боевых действий, можно было говорить о господстве в воздухе отечественной авиации.

К середине августа наше командование разработало план операции по разгрому японцев. Согласно ему были созданы три группы – Центральная, Южная и Северная. Центральной группе следовало завязать бой с противником по всему фронту, сковав его на всю глубину. Южная и Северная группы должны были прорвать оборону на флангах и окружить все силы противника, расположенные между границей и рекой Халхин-Гол. Также были подготовлены крупные резервы на случай помощи Южной или Северной группе. Была проведена тщательная рекогносцировка переднего края обороны японцев с воздушной разведкой, захватом «языков» и фотографированием местности. Много внимания уделялось дезинформации противника. Войскам рассылались листовки, как вести себя в обороне. Шли ложные сводки о возведенных оборонительных сооружениях. Мощная звуковещательная станция создавала впечатление оборонительных работ, имитируя забивку кольев. Передвижения войск проходили ночью, а вдоль фронта ездили машины со снятыми глушителями. Все это оказалось весьма эффективным, позволив застать противника врасплох.

20 августа на рассвете советская авиация в составе 150 бомбардировщиков, имея прикрытие из 144 истребителей, прицельно бомбила оборону противника до артиллерийской подготовки, которая длилась 2 часа 50 минут. За пятнадцать минут до конца авианалет повторился. Наступление советских войск по всему фронту началось в 9 утра. За день непрекращающихся боев со своими задачами справились Центральная и Южная группы. Северная группа налетела на высоту под названием «Палец», на которой японцы создали мощный оборонительный пункт, недооцененный нашим командованием. Отчаянно сопротивляясь, японцы сумели продержаться на высоте четверо суток.

Наши истребители благополучно прикрывали бомбардировщики, одновременно штурмуя японские аэродромы, чтобы заставить неприятеля убрать свою авиацию подальше от фронта. Не сумев подавить авиацию русских, японские пилоты попытались произвести бомбометание на наступающие наземные войска, но ударные группы были перехвачены советскими истребителями. Тогда 21 августа японцы попытались атаковать наши аэродромы, но и тут их ждала неудача, все самолеты были замечены еще на подлете. Потери авиации Страны восходящего солнца были огромны, в бой вводили все имеющиеся резервы, включая устаревшие бипланы.

21 августа Южная группа выполнила свое задачу, отрезав японо-манчжурским частям, расположенным южнее небольшой реки Хайластын-Гол отступление на восток. На северном направлении наши войска, обойдя высоту «Палец», угрожали замкнуть кольцо. 22 августа силы Южной группы разгромили появившиеся японские резервы, а к вечеру 23 окружение группировки противника было завершено. 24 и 25 августа японцы извне пытались прорвать кольцо, но были отброшены. Окруженные подразделения также вырывались из «котла», попадая под ураганный огонь советской артиллерии. Ликвидация мелких групп и одиночек затянулась до 31 августа. Засевшие в блиндажах и «лисьих норах» японцы сражались до последнего человека. 1 сентября 1939-го года территория Монголии было очищена от захватчиков.

Из рассказа Василия Руднева, командира танка БТ-5: «Японских танков мы не опасались. Легкие «Ха-го» были настоящими гробами. Наша «сорокапятка» насквозь прошибала их. 37-мм противотанковые орудия самураев отличались низкой эффективностью бронебойного снаряда. Часто наши Т-26 и БТ приходили из боя с пробоинами, но без потерь в экипаже и своим ходом. Также японцы рыли щели и ждали в них танки, бросая бутылки с зажигательной смесью. Мы пускали вперед Т-26 с самодельным огнеметом, который выжигал самураев. Были и смертники с минами на бамбуковых шестах. От них мы несли особенно тяжелый урон. Только шахматный боевой порядок во время атаки и взаимодействие с пехотой позволили снизить потери от «бутылочников» и минеров».

На границе столкновения с японцами длились еще полмесяца. Кроме каждодневных перестрелок, 4, 8 и 13 сентября японцы безуспешно атаковали наши позиции. Советские летчики, патрулировавшие границу, постоянно вступали в бои с противником. Лишь 15 сентября был подписан договор о прекращении огня, 23 числа советские войска позволили японским похоронным командам прибыть на поле боя. Вывоз трупов занял целую неделю. Японские позиции были затянуты черным дымом – «самураи» предавали огню останки павших воинов, а пепел посылали родным в Японию.

Советские и японские офицеры на переговорах о прекращении огня на Халхин-Голе

Советская сторона объявила, что японцы потеряли в результате военного конфликта около 22 тысяч человек убитыми, 35 тысяч ранеными. Противник называет гораздо более скромные цифры – 8,5 тысяч убитыми и 9 тысяч ранеными. Однако эти значения вызывают серьезные подозрения в истинности. Советские войска потеряли в ходе военного конфликта около восьми тысяч человек убитыми и шестнадцать тысяч ранеными. Также потери советских войск оказались очень высокими в бронетехнике (133 бронеавтомобиля и 253 танка), поскольку именно танковым частям пришлось вынести главную тяжесть боев. Это подтверждает и большое число танкистов, удостоенных звания Героя Советского Союза в ходе боев на Халхин-Голе.

Японская сторона дает совсем другие данные о потерях наших войск. Причем врут они совсем беззастенчиво, цифры даже фантастическими нельзя назвать. Например, по их утверждению на Халхин-Голе было уничтожено 1370 советских самолетов, что в два раза превышает количество летательных аппаратов, имевшихся у нас там.

Командир взвода разведки Николай Богданов писал в мемуарах: «Это был отличный урок для самураев. И они его усвоили. Когда фрицы стояли под Москвой, Япония так и не рискнула выдвинуться на помощь союзнику. Очевидно, свежи были воспоминания о разгроме».

Японские солдаты позируют с трофеями, захваченными в боях на Халхин-Голе. У одного из японцев в руках советский 7,62-мм танковый пулемет системы Дегтярева образца 1929 года ДТ-29 (Дегтярев танковый). Трофеи могли быть захвачены как у советских войск, так и у войск Монгольской народной республики

Японские истребители Накадзима Ki-27 (армейский истребитель тип 97) на аэродроме в районе селения Номонхан во время боев на реке Халхин-Гол. Истребители на фотографии принадлежат к 24-му сентаю (полку) 1-му или 3-му чутаю (эскадрилья). Существует два варианта места, где сделана фотография. Это, либо аэродром Ганчжур в 40 км от реки Халхин-Гол, либо аэродром Алаи в 8 км к северу от озера Узур-Нур

Японские летчики 24-го сентая у аэродромного стартера во время боев на Халхин-Голе

Штабная палатка передового командного пункта ВВС 1-й армейской группы РККА на горе Хамар-Даба. На фото группа советских авиаторов в юрте у ярко освещенного стола с полевыми телефонными аппаратами. Некоторые из военнослужащих в летном обмундировании. На столе видны бытовые принадлежности, над столом электролампа без абажура

Группа советских летчиков в летном обмундировании (кожаные регланы, шлемы и очки) на фоне самолета-истребителя И-16, стоящего в степи. Слева направо: лейтенанты И.В. Шпаковский, М.В. Кадников, А.П. Павленко, капитан И.Ф. Подгорный, лейтенанты Л.Ф. Лычев, П.И. Спирин. Аэродром в районе реки Халхин-Гол

Советский офицер и солдаты осматривают остатки японского самолета во время боев на Халхин-Голе

Советские солдаты обследуют брошенную японскую технику после боев на реке Халхин-Гол. На переднем плане легкий танк Тип 95 «Ха-Го», вооруженный 37-мм орудием Тип 94, видна выхлопная система 120-сильного дизельного двигателя Mitsubishi NVD 6120. Слева боец осматривает 75-мм орудие, «улучшенный тип 38», основное полевое орудие Квантунской армии в боях на Халхин-Голе. Несмотря на архаичную конструкцию, это орудие благодаря своему небольшому весу, продержалось в войсках до конца войны

Монгольские кавалеристы в ходе боев на Халхин-Голе. В боях на реке Халхин-Гол с 11 мая по 16 сентября 1939 года помимо противоборствующих советских и японских сторон участвовали монгольские войска из просоветской Монгольской народной республики и прояпонского государства Маньчжоу-Го

Японцы, попавшие в советский плен в ходе боев на Халхин-Голе. Советский командир на переднем плане имеет воинское звание майор. На советских военнослужащих одеты хлопчатобумажные панамы для жарких районов, дошедшие до наших дней с минимальными изменениями. Спереди на колпаки панам нашиты красные звезды диаметром 7,5 см, в центре прикреплены эмалевые звездочки

Советские минометчики у 82-мм батальонного миномета во время обстрела японских позиций 6-й (Квантунской) армии

Халхин-Гол (май - сентябрь 1939 г.)

ХАСАНСКИЙ ПРОЛОГ

ПРЕДЫСТОРИЯ КОНФЛИКТА

В марте 1936 г. на монголо-маньчжурской границе произошло несколько мелких стычек. В ответ на это 12 марта между СССР и МНР был подписан протокол о взаимной помощи, а Сталин в интервью американскому журналисту предупредил: «В случае если Япония решится напасть на Монгольскую Народную Республику, покушаясь на ее независимость, нам придется помочь Монгольской Народной Республике». 31 мая, выступая на сессии Верховного Совета, председатель Совнаркома СССР и нарком иностранных дел Молотов подтвердил, «что границу МНР мы будем защищать так же решительно, как и свою собственную границу».
В соответствии с договором о взаимопомощи в сентябре 1937 г. в Монголию был введен «ограниченный контингент» советских войск в составе 30 тысяч человек, 265 танков, 280 бронемашин, 5000 автомобилей и 107 самолетов. Штаб корпуса советских войск, получивший наименование 57-го особого, обосновался в Улан-Баторе. Командовал корпусом Н. В. Фекленко. Тем не менее, японцы продолжали готовиться к нападению на МНР. Японское командование не случайно выбрало для вторжения район у реки Халхин-Гол - со стороны Маньчжурии сюда вели две железные дороги, ближайшая станция находилась всего в 60 км от намеченного района боевых действий. А вот от советской железнодорожной станции Борза до Халхин-Гола было более 750 км, и растянутость коммуникаций сильно затрудняла сосредоточение советско-монгольских войск, их снабжение боеприпасами и продо­вольствием.

Приходится признать, что на­кануне конфликта и командование монгольского погранкорпуса, и комкор Фекленко прояви­ли непростительную беспечность. Государственная граница за рекой Халхин-Гол фактически не охранялась, да и на западном берегу не было стационарных постов наблюдения - лишь иногда здесь проезжали монгольские конные дозоры. Комсостав 57-го особого корпуса угрожаемого района не изучал. Рекогносцировок на местности не было. Бойцы отвлекались на дровозаготовки на длительные сроки.

Иначе действовали японцы. Задолго до нападения они про­извели рекогносцировку будущего района боевых действий, издали отличные карты, совершили много разведывательных полетов не только в приграничной полосе, но и над монгольской территорией. С комсоставом предназначенных для операции частей и соединений были проведены полевые выезды. Войска обучались с учетом условий данной местности.
С января 1939 г. японцы возобновляют провокации в районе Халхин-Гола - совершают набеги на монгольскую территорию, обстреливают пограничников, нападают на сторожевые посты. А в середине мая приступают к развертыванию полно­масштабных боевых действий.

НАЧАЛО БОЕВ

11 мая около двухсот японо-маньчжур в сопровождении грузового автомобиля и «Пикапа», вооруженные ручными пулеметами и 50-мм минометами, нарушив границу, совершили на­падение на монгольскую заставу численностью в двадцать человек и преследовали их до реки Халхин-Гол. Здесь к пограничникам подошло подкрепление; завязался бой, длившийся около 12 часов. Нарушители были отброшены.
14 мая триста японо-маньчжурских всадников вновь вторглись на территорию МНР, заняли Дунгур-Обо и вышли к реке Халхин-Гол.
15 мая пограничники наблюдали в районе Дунгур-Обо до семисот вражеских всадников, семь бронемашин, один танк и автомашины с пехотой.
Японская авиация неоднократно нарушает границу, обстреливает и бомбит монгольские погранзаставы. Так, 15 мая пять японских бомбардировщиков совершили налет на расположение 7-й заставы (западнее Дунгур-Обо) и сбросили 52 бомбы. В результате было убито 2 и ранено 19 цириков.
Все эти события ясно указывали, что японцы развертывают серьезную операцию, но командование 57-го особого корпуса продолжало расценивать их как «мелкие пограничные пустяки». Хотя на Халхин-Голе уже пятый день шли бои с регулярны­ми японо-маньчжурскими войсками, поддержанными авиацией, 15 мая командование особого корпуса выехало на лесоразработки за 130 км от Улан-Батора. И толь­ко приказ наркома обороны Ворошилова от 16-го числа заставил Фекленко наконец принять меры по приведению войск в боевую готовность.

К реке Халхин-Гол была направлена 6-я кавалерийская дивизия МНР, а также оперативная группа 11-й танковой бригады - в составе стрелково-пулеметного батальона, роты бронемашин и 76-мм батареи - под командованием старшего лейтенанта Быкова. 20 мая он выслал на восточный берегХал- хин-Гола разведку, которая была встречена сильным ружейно- пулеметным огнем и после 4-часового боя отошла обратно. Однако на следующий день авангарду отряда Быкова совместно с монгольской кавалерией удалось вытеснить неприятеля на территорию Маньчжурии, выйти к границе и занять оборону.
Тем временем японский посол в Москве был вызван на Кузнецкий Мост в Народный комиссариат иностранных дел, где Молотов от имени советского правительства сделал ему официальное заявление: «Мы получили сведения о нарушении границы Монгольской Народной Республики японо-маньч­журскими войсками, которые напали на монгольские части в районе Номон-Кан-Бурд-Обо, а также в районе Донгур-Обо. В воинских частях МНР имеются раненые и убитые. В этом вторжении в МНР участвовали также японо-маньчжурские самолеты. Я должен предупредить, что всякому терпению есть предел, и прошу посла передать японскому правительству, чтобы больше этого не было. Так будет лучше в интересах самого же японского правительства». Японский посол немедленно передал в Токио текст этого заявления. Однако ответа не последовало.

С 25 мая японцы приступили к сосредоточению в районе Номонхан-Бурд-Обо больших сил из состава 23-й пехотной дивизии и маньчжурской конницы. На рассвете 28 мая японо-маньчжуры начали внезапное наступление и, оттеснив монгольский кавалерийский полк и левофланговую роту отряда Быкова, глубоко охватили наш левый фланг, угрожая переправе. Сам Быков, пытавшийся организовать контратаку, попал под плотный пулеметный огонь и едва избежал плена, бросив застрявший в грязи броневик. Монголо-советские части в беспорядке отошли на Песчаные бугры в 2-3 км от переправы, где и задер­жали противника.
В это время 149-й стрелковый полк майора Ремизова, по­дошедший на автомобилях из Тамцак-Булака, не дождавшись сосредоточения всех сил, с хода вступил в бой. Подразделения полка действовали несогласованно, без взаимодействия с артиллерией. Управление боем было организовано плохо, а с наступлением темноты и вовсе утеряно.

Перестрелка продолжалась всю ночь. На следующее утро бой возобновился и шел с переменным успехом. На правом фланге роты Быкова не смогли удержаться на занятых высотах и отошли, по ошибке обстрелянные собственной артиллерией. Зато на левом фланге наши огнеметные танки при поддержке пехоты разгромили японский разведывательный отряд подполковника Азума, который был убит.
К вечеру бой наконец затих. Складывается впечатление, что обе стороны сочли себя проигравшими - истощенные непрерывными двухдневными боями, понеся ощутимые потери, японцы поспешно отвели войска за линию границы, но и советские части отступили на западный берег Халхин-Гола (командир 57-го особого корпуса Фекленко сообщил в Москву, что отойти пришлось «под натиском противника», и объяснял поражение полным господством в воздухе вражеской авиации). Мало того - сам факт отступления японцев наша разведка обнаружила лишь 4 дня спустя. По итогам майских боев, которые трудно назвать успешны­ми, Фекленко был снят с должности; на смену ему назначен Г. К. Жуков.

БОРЬБА ЗА ГОСПОДСТВО В ВОЗДУХЕ

Располагая сведениями об усилении вражеской авиации в зоне конфликта и повышении ее активности, советское командование также наращивало свои воздушные силы: в конце мая на помощь 100-й смешанной авиабригаде, дислоцировавшейся на территории МНР, из Забайкалья прибыли 22-й истреби­тельный авиаполк и 38-й бомбардировочный, - однако сразу переломить ситуацию не удалось.

27 мая эскадрилья И-16 в составе восьми самолетов находилась в засаде на передовом аэродроме в районе горы Хамар-Даба с задачей при появлении воздушного противника взлететь и уничтожить его. Всего за этот день эскадрилья про­извела четыре вылета по тревоге. В первых трех встреч с противником не было, но зато два летчика сожгли моторы своих машин. Во время четвертого вылета у командира эскадрильи не запустился мотор. Он приказал летчикам, которые запусти­ли моторы, взлететь раньше него. Летчики взлетели и взяли курс к линии фронта. Командир эскадрильи, запустив мотор, взлетел последним. Шесть истребителей И-16 следовали к границе по одному, на маршруте набирая высоту. Над Халхин-Голом эти самолеты-одиночки, находясь на высоте 2000-2200 м, встретились с двумя звеньями истребителей противника, которые шли в строю. Силы были слишком неравны, наши летчики оказались в заведомо проигрышной позиции, поэтому после первой же атаки, развернувшись, стали уходить на свою территорию, а противник, находясь выше, преследовал их до аэродрома и даже расстреливал после посадки. В итоге два летчика из шести погибли (в том числе и командир эскадрильи), один был ранен, еще двое сожгли моторы.
В тот же вечер у командования 57-го особого корпуса состоялся неприятный разговор по прямому проводу с наркомом обороны Ворошиловым, который высказал недовольство Москвы потерями советской авиации.

Но поистине «черным» для наших летчиков стал следующий день, 28 мая. С утра был получен приказ на вылет «в район действия наземных войск» двадцати истребителей И-15бис, однако в воздух успело подняться лишь первое звено, когда последовало распоряжение «вылет прекратить». Поскольку радиосвязи с уже взлетевшей тройкой не было, летчики не получили предупреждения, что остались одни, продолжили выполнять задание и над Халхин-Голом были атакованы превосходящими силами противника - никто из них из этого неравного боя не вернулся.

Три часа спустя еще одна эскадрилья И-15 была застигнута врасплох атакой из-за облаков и потеряла в скоротечном бою семь истребителей из десяти, сбив лишь один самолет противника.
Таким образом, счет майских боев был 17:1 в пользу японской авиации. После такого разгрома советские истребители не появлялись над Халхин-Го­лом больше двух недель, а «японские бомбардировщики безнаказанно бом­били наши войска».

Москва отреагировала незамедлительно, приняв чрезвычайные меры по усилению нашей авиации в зоне конфликта. Уже 29 мая в Монголию вылетела группа лучших советских асов во главе с заместителем начальника ВВС РККА Смушкевичем. Всего за три недели они успели сделать невероятно много - была налажена боевая учеба летного состава, радикально улучшено снабжение, создана целая сеть новых взлетно-посадочных площадок, численность авиагруппировки доведена до 300 машин (против 239 японских). И когда начался следующий раунд воздушных боев над Халхин-Голом, японцы встретили уже совсем другого противника.
Наши летчики взяли реванш за майские поражения уже 22 июня: после ожесточенного двухчасового боя японцы вынуждены были спасаться бегством, недосчитавшись 30 самолетов (сами они, впрочем, признали потерю лишь семи машин, однако специалисты, работавшие с документами, утверждают, что, как правило, японская сторона в официальных сводках занижала цифры собственных потерь где-то наполовину). И хотя наши потери в тот день также были велики - 17 самолетов, - это была несомненная победа, первая с начала войны в воздухе.

24 июня произошло еще три столкновения с противником, причем дважды японцы не принимали боя, рассеиваясь и уходя на свою территорию после первой же атаки. Их попытка перехватить группу советских бомбардировщиков, возвращавшихся с задания, также закончилась безрезультатно - бортовые стрелки смогли отбиться от истребителей. В тот же день впервые был взят в плен японский пилот, выпрыгнувший с парашютом из подбитого самолета над нашей территорией. Другой «самурай» в схожей ситуации предпочел выстрелить себе в висок.
А вот майору Забалуеву, командиру 70-го истреби­тельного авиаполка, повезло больше. 26 июня, во время очередного воздушного боя, ему пришлось совершить вынужденную посадку в японском тылу. К подбитому самолету уже спешили баргутские всадники, когда капитан Сергей Грицевец посадил свой И -16 рядом с маши­ной командира, буквально втащил его к себе в кабину, втиснув в узкое пространство между бронеспинкой и бортом, и взлетел на глазах у растерянных врагов 1 .

Убедившись, что справиться с русской авиацией в воздушных боях не удастся, японцы решили уничтожить ее на земле, нанеся внезапный удар по нашим аэродромам. Рано утром 27 июня 30 японских бомбардировщиков под прикрытием 74 истребителей атаковали аэродромы в Тамцак-Булаке и Баин-Бурду-Нур. В первом случае приближение вражеских бомбардировщиков было вовремя обнаружено, и на перехват успели подняться истребители 22-го авиаполка - после боя японцы недосчитались пяти самолетов, сбив лишь три наших. А вот при налете на аэродром 70-го истребительного полка им удалось достичь тактической внезапности, так как телефонная линия, связывавшая летное поле с постами воздушного наблюдения, была перерезана японскими диверсантами. В результате на земле и на взлете было уничтожено 16 советских самолетов, а японцы потерь не имели. В тот же день они совершили налет еще и на тыловой аэродром в Баин-Тумене, сбив на взлете один истребитель.

Японское командование попыталось раздуть свой тактический успех и выдать его за полный разгром советской авиации, объявив об уничтожении полутора сот самолетов, - но, похоже, даже сами японцы не очень верили этим победным реляциям. Несмотря на отдельные успехи, прежнее господство в воздухе было ими утрачено - прекратились «безнаказанные бомбардировки» наземных войск, воздушные бои отныне и до конца июля шли с переменным успехом, причем чаша весов по­степенно склонялась на нашу сторону.

БАИН-ЦАГАНСКОЕ СРАЖЕНИЕ

По замыслу японского командования, во «второй период номонханского инцидента» предполагалось нанести удар по запад­ному берегу Халхин-Гола, в тыл советско-монгольским войскам.
Ударная группа под командованием генерал-майора Кобаяси в составе 71 -го и 72-го пехотных полков, усиленных артиллерией, имела задачу переправиться через реку в районе горы Баин - Даган и продвигаться на юг, отрезая нашим частям пути отхода с восточного берега. 26-й пехотный полк, посаженный на автомобили, должен был действовать на заходящем фланге ударной группы и не допускать подхода советских резервов, а в случае отступления наших частей преследовать их. Переправу и продвижение ударной группы обеспечивал 23-й инженерный полк.
Сковывающая группа под командованием генерал-лейтенанта Ясуока, в которую, кроме пехоты и кавалерии, были включены оба танковых полка, должна была действовать против советских частей на восточном берегу Халхин-Гола, дабы воспрепятствовать их прорыву из «котла», а затем и полностью уничтожить.

Боевые действия 2-3 июля 1939 г. (до 10.00 утра)

Японцы начали наступление в ночь со 2 на 3 июля. В 9 часов вечера советские части, находившиеся в боевом охранении, были атакованы танками и пехотой. В упорном бою батарея лейтенанта Алешкина подбила до десяти японских танков, но остальные прорвались на огневую позицию и принялись давить орудия и утюжить щели с укрывшимися в них бойцами. Однако легкие японские танки не смогли нанести существенного вреда. Поломав у орудий правила и перепахав окопы, они стали уходить. Тогда артиллеристы выскочили из укрытий и открыли огонь по отходящим танкам, подбив еще несколько машин. Развернувшись, танки снова атаковали батарею. Так повторялось трижды. Наконец, атака была отбита.
На следующий день состоялся первый поединок между советскими и японскими танкистами. Несмотря на численное превосходство, японцы так и не смогли продвинуться ни нашаг, потеряв семь танков против трех советских. Еще более тяжелые потери неприятель понес при столкновении с разведбатом 9-й мотоброневой бригады - наши пушечные броневики БА-10 действовали образцово, расстреляв из укрытия наступающие порядки противника, уничтожив 9 танков и не потеряв ни одной бронемашины. Иначе как разгромом эти события не назовешь - только 3 июля в ходе не­удачных атак японцы по­теряли на восточном берегу Халхин-Гола больше половины бронетехники (44 танка из 73). Вскоре оба их танковых полка были выведены в тыл.

Гораздо успешнее поначалу развивалось наступление удар­ной группы Кобаяси. Переправившись через реку на рассвете 3 июля и сломив слабое сопротивление 15-го монгольского кавалерийского полка, японцы быстро двинулись на юг, заходя в тыл основным советско-монгольским силам, которые вели оборонительные бои на восточном берегу Халхин-Гола. Положение становилось угрожающим. Разрозненные контратаки броневиков и танкистов, ценой больших потерь, позволили при­остановить продвижение противника к переправам и выиграть время до подхода основных резервов.

Около 11.30 перешла в контрнаступление 11-я танковая бригада - с ходу, без предварительной разведки, не имея сведений о противнике, без пехотной поддержки. Понеся страшные потери - больше половины танков и личного состава, - бригада взломала оборону японцев, лишь немного не дойдя до их переправы. Вместе с танкистами должны были наступат 24-й мотострелковый полк и отряд монгольской конницы, но мотострелки во время марша сбились с пути и атаковали с полуторачасовым опозданием, а кавалерия была рас­сеяна артиллерией и авиацией противника. В 15.00 подошел бронебатальон 7-й мотоброневой бригады и был с марша брошен в бой, однако, встреченный сосредоточенным огнем противотанковых орудий, расстреливавших броневики в упор, вынужден был отступить, потеряв 33 бронемашины из 50. Вечером была организована еще одна, теперь уже общая, атака, но японцы, охваченные с трех сторон, прижатые к реке, смогли укрепиться на горе Баин-Цаган, создали эшелонированную оборону и оказали упорной сопротивление, отразив все приступы. Приходится признать, что управление боем в тот день оставляло желать лучшего - прибывающие советские резервы бросались в наступление поодиночке, взаимодействие между ними было организовано лишь под вечер, когда все части уже понесли тяжелые потери и были обескровлены в результате несогласованных атак.

Боевые действия днем 3 июля 1939 г.

Перестрелка продолжалась до утра. На следующий день японцы начали отводить свои войска обратно на правый берег Халхин-Гола. Возле единственного моста, забитого пехотой и техникой, скопились огромные толпы, по которым работали наши авиация и артиллерия. Как утверждают советские источники.«единственный понтонный мост, наведенный японца­ми для переправы, оказался ими же преждевременно взорванным. Охваченные паникой, японские солдаты и офицеры бросались в воду и тонули на глазах наших танкистов. В районе горы Баин-Цаган противник потерял тысячи солдат и офицеров, а также огромное количество вооружений и боевой техники, брошенной здесь». Однако сами японцы признают потерю лишь 800 человек (10% ударной группировки), утверждая, что якобы успели эвакуировать всю тяжелую технику и взорвали мост лишь полностью завершив переправу.
После поражения при Баин-Цагане японское командование попыталось взять реванш на восточном берегу Халхин-Гола. В ночь с 7 на 8 июля неприятелю удалось потеснить наши право­фланговые батальоны, которые смогли вновь закрепиться лишь в 3-4 км от реки.11 июля японцы захватили высоту Ремизова, но дальнейшее их продвижение было остановлено огнем артиллерии и контратаками танков. В ночь на 12 июля, воспользовавшись ошибкой командования, японский отряд сумел глубоко вклиниться в нашу оборону, взяв под пулеметный обстрел переправу, но к утру был окружен в одном из котлованов и после ожесточенного боя уничтожен. Этот котлован потом прозвали «самурайской могилой».
Во второй половине июля - начале августа затишье еще трижды прерывалось кратковременными боями, в которых противники понесли ощутимые потери, но не добились сколько нибудь значимых результатов. Тем временем обе стороны про­должали наращивать силы, перебрасывая в район боевых действий свежие подкрепления.

Продолжалась борьба за господство в воздухе, в ходе ко­торой инициатива окончательно перешла к советской авиации. В июле наши летчики несколько раз атаковала аэродромы противника на территории Маньчжоу-Го. Так, 27 июля две эскадрильи И-16 произвели штурмовку аэродрома Ухтын-Обо, застав неприятеля врасплох и безнаказанно расстреляв на земле 4 японских истребителя и 2 бензозаправщика. 29 июля состоялось боевой крещение пушечных И-16, которые участвовали в налете на вражеский аэродром в районе озера Узур-Нур. И вновь неприятеля удалось застать врасплох. Штурмовики уничтожили на стоянках 2 вражеских самолета и повредили еще девять. В тот же день был нанесен повторный удар - с еще более впечатляющими результатами: на этот раз повезло «под­ловить» японцев при заходе на посадку, когда они были совершенно беспомощны, и сбить сразу три истребителя, еще один был сожжен на земле. И опять наши летчики вернулись из боевого вылета без потерь. 2 августа, во время очередной атаки на японский аэродром в районе Джинджин-Сумэ, на взлете был расстрелян самолет полковника Кацуми Абэ, а на земле уничтожены сразу шесть машин, не считая поврежденных.
В воздушных боях начала августа наши летчики также действовали все более уверенно, нанося противнику невосполнимые потери - в эти дни погибли еще несколько японских асов. А учитывая двукратное численное превосходство над против­ником, достигнутое к этому времени, вполне можно говорить о завоевании советской авиацией господства в воздухе, что будет подтверждено ее действиями во время генерального наступления.

ГЕНЕРАЛЬНОЕ НАСТУПЛЕНИЕ

Особое внимание уделялось дезинформации противника с целью создать у него впечатление о переходе наших частей к обороне. Для этого войскам рассылалась «Памятка бойцу в обороне». Передавались ложные сводки о построенных оборонительных сооружениях и запросы на инженерное имущество. Прибывшая на фронт мощная звуковещательная станция производила имитацию забивки кольев, создавая полное впечатление больших оборонительных работ. Все передвижения войск совершались только ночью. Чтобы приучить японцев к шуму танков, за 10-12 дней до наступления вдоль фронта постоянно курсировало несколько машин со снятыми глушителями. Все эти мероприятия оказались весьма эффективными, позволив ввести противника в заблуждение и застать врасплох.

Накануне наступления были проведены тщательные рекогносцировки переднего края японской обороны, во время которых командный состав в целях маскировки одевался в красно­армейскую форму, а танкисты - в общевойсковую. Данные о боевых порядках и оборонительных сооружениях противника уточнялись воздушной разведкой с фотографированием местности и ночными поисками, сопровождавшимися захватом «языков».
Хотя советская пропаганда настолько раздувала значение партийно-политической работы на фронте, что со временем это словосочетание стало вызывать лишь усмешку, - тем не менее идеологический фактор не следует недооценивать: партийно- политическая работа, несомненно, укрепила наступательный порыв советских войск. В идеологической кампании участвовали многие известные писатели, побывавшие на Халхин-Голе, в том числе и Константин Симонов, не стеснявшийся в выражениях:
«Мы всякую жалость забудем в бою, Мы змей этих в норах отыщем, Заплатят они за могилу твою Бескрайним японским кладбищем!» «Нате, вам, получайте! Раз война, так война: Ни одного японца Не оставим на семена!»

На рассвете 20 августа 150 бомбардировщиков СБ под прикрытием 144 истребителей нанесли сокрушительный удар по переднему краю, скоплениям войск и артиллерийским позициям японцев. Бомбометание производилось с вы­соты 2000 м на максимальных скоростях с уходом от цели левым разворотом. Успешные действия советских бомбардировщиков вынудили противника открыть зенитный огонь, что позволило обнаружить расположение его огневых точек и нанести по ним массированный штурмовой удар. В результате японская зенитная артиллерия была временно подав­лена, и второй эшелон бомбардировщиков без помех атаковал вражеские позиции со средних высот, не встретив серьезного противодействия: японские истребители над полем боя не появлялись.

В 6.15 открыла огонь советская артиллерия. Артподготовка продолжалась 2 часа 45 минут. За 15 мин до ее окончания был проведен повторный авианалет. На этот раз японские перехватчики подоспели вовремя и, прорвавшись сквозь истребительное прикрытие, атаковали наши бомбардировщики над целью, повредили три машины (все они благополучно вернулись на аэродром), но воспрепятствовать прицельному бомбометанию так и не смогли.

Боевые действия 20 августа 1939 г.

В 9 часов утра советские войска перешли в наступление по всему фронту. Наибольших успехов в этот день добилась Южная группа, овладевшая Большими песками несмотря на то, что действовала без поддержки танков: 6-я танковая бригада, задержавшись на переправе из-за плохо подготовленных съездов и въездов, опоздала на 4 часа и в наступлении не участвовала. Центральная группа также в основном выполнила задачу дня, не только связав неприятеля боем, но и продвинувшись вперед на 0,5-1 км. С самыми серьезными трудностями столкнулась Северная группа, которая так и не смогла прорвать японскую оборону, недооценив силы противника. Командование предполагало, что на высоте «Палец» обороняется не больше двух японских рот и рассчитывало взять ее с ходу - но неожиданно наткнулось на отчаянное сопротивление: лишь в ходе боев выяснилось, что японцы создали здесь мощный опорный пункт, который продержался четверо суток.
Весь день 20 августа советская бомбардировочная авиация работала по переднему краю и артиллерийским позициям противника, обеспечивая продвижение наземных войск. А наши истребители не только успешно прикрывали бомбардировщики над полем боя, но и неоднократно штурмовали японские аэродромы, что заставило неприятеля эвакуировать свою авиацию дальше от линии фронта. Можно сказать, что в этот день наши летчики впервые полностью господствовали в воздухе.

На следующее утро японцы попытались переломить ситуацию, нанеся массированные удары по советским аэродромам, но повторить июньский успех им не удалось - вражеские бомбардировщики были своевременно обнаружены постами ВНОС и встречены советскими истребителями. Лишь первая из трех волн смогла прорваться к цели, однако отбомбилась поспешно и неэффективно; две остальные были рассеяны истребителями еще на подходе.
Не преуспев в подавлении нашей авиации, японское командование попыталось перенацелить свои бомбардировщики для ударов по наступающим наземным войскам, но обе ударные группы были перехвачены истребителями над линией фронта и, сбросив бомбы куда попало, поспешно вышли из боя.

Боевые действия 21-22 августа 1939 г.

Эти дни стали переломными не только в воздухе, но и на земле. Еще 21 августа войска Южной группы, усиленные 6-й танковой бригадой, наконец-то вступившей в бой, полностью овладели Большими и Малыми песками и отрезали японо-манчжурским частям, действовавшим южнее реки Хайластын-Гол, выход на восток. На северном направлении 9-я мотоброневая бригада, обойдя блокированную нашими войсками высоту «Палец», вышла к отрогам горы Номонхан-Бурд-Обо, угрожая замкнуть кольцо окружения.
22 августа части Южной группы разгромили в районе Малых песков японские резервы и приступили к ликвидации от­дельных узлов сопротивления. Приходилось штурмовать каждую траншею, каждую огневую точку: орудия били в упор, огнеметные танки выжигали блиндажи и окопы, а затем вперед шла пехота.

К вечеру 23 августа наконец пала высота «Палец». Этот опорный пункт представлял собой хорошо укрепленный район диаметром до полутора километров с круговой обороной, усилен­ной противотанковой артиллерией, проволочными заграждениями и блиндажами с бетонированными перекрытиями. «Самураев» пришлось выбивать штыками и гранатами, в плен ник­то не сдавался. По окончании боев из окопов и блиндажей из­влекли более шестисот вражеских трупов. Окружение японской группировки было завершено.

На следующий день японцы попытались прорвать кольцо извне, крупными силами атакован позиции 80-го стрелкового полка в районе Больших песков, но были отброшены. Атака повторилась 25 августа - с тем же результатом. Окруженные части также предпринимали попытки вырваться из «котла». На рассвете 27 августа большой японский отряд (до батальона) попробовал отойти на восток по долине реки Хайластын-Гол, но был встречен огнем артиллерии, частью уничтожен, а частью отступил обратно. В тот же день еще одна группа пыталась выйти из окружения тем же путем, но история повторилась: попав под ураганный огонь, японцы бежали на северный берег Хайластын-Гола, где были добиты 9-й мотоброневой бригадой.
Японские летчики безуспешно пыталась помочь своим обреченным войскам. Августовские потери авиации были столь велики, что неприятелю пришлось вводить в бой все имеющиеся резервы - на Халхин-Гол перебросили даже подразделения, летавшие на безнадежно устаревших бипланах. Но войнав воздухе была уже безнадежно проиграна - как, впрочем, и на земле.

К утру 28 августа все очаги сопротивления к югу от Хайлас- тын-Гэла были ликвидированы. На северном берегу у японцев оставался последний, наиболее укрепленный узел обороны - сопка Ремизова. Блокированная со всех сторон, после мощной артиллерийской подготовки высота была взята советски­ми войсками. Однако бои здесь затянулись еще на день - за­сев в «лисьих норах» и блиндажах, японцы дрались до последнего человека. 30 августа продолжалась ликвидация одиночек и мелких групп, пытавшихся вырваться из окружения или просочиться через порядки советских войск. И лишь к утру 31 августа операция была завершена и территория Монголии полностью очищена от японо-маньчжурских захватчиков.

СЕНТЯБРЬ - ПОСЛЕДНИЕ СТЫЧКИ

Согласно официальной советской версии, бои на реке Халхин-Гол завершились к 1 сентября 1939 г. Но в действительности столкновения на границе продолжались еще полмесяца. Помимо ежедневных перестрелок, японцы трижды атаковали наши позиции - 4, 8 и 13 сентября. Самым напряженным был бой 8-го числа, когда в районе высоты Эрис-Улин-Обо двум японским батальонам удалось окружить нашу роту. Однако по­мощь подоспела вовремя, и не­приятель был сначала отброшен советскими танками и пехотой, а затем окружен и уничтожен (только убитыми японцы потеря­ли в тот день 450 человек).
Еще более интенсивные бои шли в воздухе. Советские истребители, патрулировавшие границу, неоднократно вступали в схватки с противником.

Только в первых числах сентября состоялось пять воздушных сражений, в которых японцы вновь понесли серьезные потери. Потом на неделю зарядили дожди, однако 14 сентября, едва погода улучшилась, неприятель попытался нанести бомбовый удар по передовым советским аэродромам, но успеха не имел. На следующий день японцы повторили налет более крупными силами. Несмотря на то что им удалось застать наших летчиков врасплох - посты ВНОС предупредили о приближении врага с опозданием, так что истребителям при­шлось взлетать под огнем, сразу же потеряв четверых, - операция вновь закончилась для японцев провалом: их бомбардировщики отбомбились неточно, не поразив на земле ни одного самолета, а тем временем с соседних аэродромов уже спешили подкрепления, атакуя замешкавшегося противника со всех сторон и не позволив безнаказанно выйти из боя. В итоге, даже по собственным данным (обычно заниженным), японцы потеряли десять самолетов, а наши летчики - только шесть.
Этот воздушный бой стал последним. В тот же день - 15 августа - было подписано соглашение о прекращении огня.
Согласно достигнутой договоренности, 23 сентября советские войска открыли доступ японским похоронным командам на поле боя. По условиям соглашения японские офицеры были при саблях, а солдаты - при штыках, но без огнестрельного оружия. Эксгумация и вывоз трупов продолжались целую не­делю. Над японскими позициями по ту сторону границы с утра до поздней ночи стлался черный дым - «самураи» сжигали ос­танки своих воинов.

ПОТЕРИ СТОРОН

Из поступивших в госпитали военнослужащих, по неполным данным, возвращено в строй 3964 человека, уволено из РККА 355 человек и 720 умерло.
Пленных с обеих сторон было сравнительно немного. По окончании боевых действий СССР вернул Японии 88 человек, а японцы освободили 116 советских граждан.

Очень высоки оказались наши потери в бронетехнике - 253 танка и 133 бронеавтомобиля, не считая восстановленных в ходе боев. Что неудивительно - ведь именно танковые части вынесли главную тяжесть боев (не случайно среди Героев Советского Союза, удостоенных этого звания по результатам боев наХалхин-Голе, больше всего было танкистов). В данной категории сравнение с японскими потерями представляется некорректным, поскольку, в отличие от РККА, противник применял свои танки очень ограниченно, а после катастрофических потерь, понесенных в начале июля, и вовсе вывел оба танковых полка в тыл.

Что касается авиации, советские источники приводили та­кие цифры.

Потери противника:

Советские потери (с 22.05 по 16.09)

Советские цифры потерь вражеской авиации явно завышены, что, впрочем, совершенно естественно - во все времена и во всех войнах вражеские потери считаются по принципу: «чего его, супостата, жалеть». В этом смысле советские летчики еще удивляют своей скромностью - немцы или те же американцы врут куда более беззастенчиво, а уж японские приписки даже фантастическими не назовешь - они просто анекдотичны. Так, «самураи» утверждают, что, потеряв на Халхин-Голе 162 само­лета, сами сбили 1340 советских и еще 30 уничтожили на земле (то есть раза в два больше, чем у нас там вообще было). Словом, все как в том старом анекдоте: «Из сорока прорвавшихся на наш берег танков уничтожено восемьдесят».

1 Справедливости ради, надо сказать, что и японские пилоты не­сколько раз с риском для жизни садились в глубине монгольской терри­тории, чтобы подобрать своих сбитых летчиков.

Главная » Части речи » Авиагруппа на халхин голе штаб. Хмурый полдень XXI век