Типы народных праведников в лирике некрасова. тема поэта и позии
Н. Некрасов впервые в русской поэзии открыл перед читателем народную жизнь во всей ее полноте - с ее красотой и мудростью, с ее бездонным горем и мучениями. До него чуть ли не господствовавшим в литературе было мнение, которое, к примеру, без обиняков высказал писатель и журналист А. Дружинин. Он убеждал Некрасова, тогда еще молодого издателя журнала «Современник»: «Подписчики у журнала люди образованные.
Ну интересно ли образованному читателю знать, что Ерема ест мякину, а Матреша воет над павшей коровой. Право, все, что пишут о русском мужике, преувеличено. Какие это у него потребности могут быть к другой жизни? Он совершенно доволен и счастлив, если ему удастся в праздник опиться до опухоли брагой или до скотского состояния водкой».
Некрасов не только опроверг ложь о русском мужике; он увидел народную душу, как душу великую: чистую и возвышенную, отзывчивую и милосердную, страдающую и терпеливую, сильную и мятежную. Ни для одного автора раньше «низменная», обыкновенная жизнь простого, задавленного нуждой и рабством человека еще не была главным, постоянным предметом поэзии.
Благодаря правде, беспощадной и обжигающей, на которую был способен Некрасов, благодаря его дару мастерски рисовать эту «низменную» жизнь красками точными и резкими, стихи поэта оказались неведомой ранее литературой, художественным открытием. И. Тургенев, прочитав в журнале одно из первых «истинно некрасовских» стихотворений «Еду ли ночью по улице темной…», писал из-за границы В. Белинскому: «Скажите от меня Некрасову, что его стихотворение в 9-ой книжке “Современника” меня совершенно с ума свело; денно и нощно твержу я это удивительное произведение - и уже наизусть выучил». В самом деле, разве можно было с большей выразительностью нарисовать такое:
Помнишь ли день, как, больной и голодный,
Я унывал, выбивался из сил?
В комнате нашей, пустой и холодной,
Пар от дыханья волнами ходил.
Помнишь ли труб заунывные звуки,
Брызги дождя, полусвет, полутьму?
Плакал твой сын, и холодные руки
Ты согревала дыханьем ему.
Он не смолкал - и пронзительно звонок
Был его крик… Становилось темней;
Вдоволь поплакал и умер ребенок…
Бедная! Слез безрассудных не лей!
………………………………………………..
В разных углах мы сидели угрюмо.
Помню, была ты бледна и слаба,
Зрела в тебе сокровенная дума,
В сердце твоем совершалась борьба.
Я задремал. Ты ушла молчаливо,
Принарядившись, как будто к венцу,
И через час принесла торопливо
Гробик ребенку и ужин отцу.
Голод мучительный мы утолили,
В комнате темной зажгли огонек,
Сына одели и в гроб положили…
Случай нас выручил? Бог ли помог?
Ты не спешила печальным признаньем,
Я ничего не спросил,
Только мы оба глядели с рыданьем,
Только угрюм и озлоблен я был…
Сколько чисто русских картин находим мы в стихах и поэмах Некрасова - и всегда они окрашены в цвет печали, всегда они созвучны крестьянской нужде, рекрутским слезам, унылой ямщицкой песне, грустной колыбельной… «Опять, - будто извиняясь, говорит поэт, - опять я о печальнице-родине», и это «опять» трагически повторяется сейчас, словно и не прошло полтора столетия и не изменился мир, человек, русская земля.
Каким же долговечным оказалось чувство поэта, какую же непроходяще больную струну задел он, если эхо от его стихов все еще летит над нашими просторами и не может заглохнуть оно ни в дремучих русских лесах, ни во всесветных русских далях, ни в переживших многое русских душах:
Опять пустынно-тих и мирен
Ты, русский путь, знакомый путь!
Прибитая к земле слезами
Рекрутских жен и матерей,
Пыль не стоит уже столбами
Над бедной родиной моей.
Опять ты сердцу посылаешь
Успокоительные сны
И вряд ли сам припоминаешь,
Каков ты был во дни войны, -
Когда над Русью безмятежной
Восстал немолчный скрип тележный,
Печальный, как народный стон!
Русь поднялась со всех сторон,
Все, что имела, отдавала
И на защиту высылала
Со всех проселочных путей
Своих покорных сыновей.
Некрасова можно назвать летописцем народного горя. Перечитайте его поэмы «Кому на Руси жить хорошо» и «Коробейники», «Мороз, Красный нос» и «Крестьянские дети», «Саша» и «Орина, мать солдатская», «Железная дорога» и «Несчастные», «Русские женщины» и «Дедушка», «Современники» и «Белинский», да и множество стихотворений, запавших в память, - «Размышления у парадного подъезда», «Вчерашний день, часу в шестом…», «Элегия» («Пускай нам говорит изменчивая мода…»), «Молебен», «Несжатая полоса» - в совокупности они представляют живую и подробную картину крестьянской России, ее нужды, вытягивающего жилы труда, варварства и рабства. А ведь сколько было вокруг прозаиков, поэтов, драматургов, бойких журналистов - и никто из них не сорвал завесу, за которой скрывалось ужасающее неустройство русской жизни. Некрасов это сделал со всей страстью народного печальника и заступника:
Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал.
Стонет он по полям, по дорогам,
Стонет он по тюрьмам, по острогам,
В рудниках, на железной цепи;
Стонет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи;
Стонет в собственном бедном домишке,
Свету божьего солнца не рад;
Стонет в каждом глухом городишке,
У подъезда судов и палат…
«Муза мести и печали» - сказал о своей песне Некрасов. Почему «печали» - понятно. А почему - «мести»? Русские поэты никогда не воспевали месть, разве что - месть врагу. Любое из христианских чувств могли вызвать в читательском сердце стихи отечественных поэтов: боль, жалость, участие, сострадание, но месть…
Мне кажется, объяснить это чувство поэта позволит сходное состояние Льва Толстого, выраженное им спустя четверть века после смерти Некрасова. Ежедневно получая гневные письма обездоленных соотечественников, автор «Войны и мира» полностью соглашался с предупреждением, которое обращали к властителям его корреспонденты накануне первой русской революции: «На то, что власть делает с народом, может быть только один ответ: мстить, мстить и мстить!»
Некрасов не только в детстве и юности был ранен ужасающим насилием над подневольными людьми. И позже он, журналист, человек общественного склада, жадно следил за событиями в России и остро переживал любую жестокость. А вести о насилиях и об ответном народном гневе были не так уж редки.
В донесении третьего отделения полиции Николаю I за 1841 год, например, говорилось: «Следствием об убийстве могилевского помещика Свадковского дворовыми людьми его открыто, что поводом к сему злодеянию было необыкновенно жестокое обращение его с крестьянами в продолжение 35 лет…». «…неповиновений оказано в 27 имениях и большею частью представлялась необходимость в употреблении воинской помощи для усмирения; в имениях графа Борха и Демидовой начальство принуждено было действовать вооруженной рукой, и в первом убито было 21 и ранено 31, а в последнем убито 33 и ранено до 114 человек».
В отчете за 1843 год ведомство Бенкендорфа сообщало: «Получен безымянный донос о засечении помещиком Тверской губернии Постельниковым десятилетней дворовой девочки Фирсовой. Обнаружено, что Фирсова действительно умерла от голода и побоев. В трех губерниях казенные крестьяне… с оружием в руках встретили посланные туда воинские команды, и лишь усиленными отрядами приведены в повиновение, причем ранено и убито 43 человека…».
Мог ли Некрасов, зная это, писать по-иному, без гнева и возмущения:
Вот он, наш пахарь угрюмый,
С темным, убитым лицом, -
Лапти, лохмотья, шапчонка,
Рваная сбруя; едва
Тянет косулю клячонка,
С голоду еле жива!
Голоден труженик вечный,
Голоден тоже, божусь!
………………………………………
Зрелище бедствий народных
Невыносимо, мой друг.
Небезызвестный «доносчик от литературы» Фаддей Булгарин сообщал третьему отделению полиции в 1848 году: «Некрасов - самый отчаянный коммунист; стоит прочесть стихи его и прозу в “С.-Петербургском альманахе”, чтобы удостовериться в этом. Он страшно вопиет в пользу революции».
Но кто же готовит революции? Совсем не те, кто «вопиет» против рабства и насилия, а как раз те, кто издевается над собственной страной. Возбудители восстаний - это люди, стоящие у власти. Это они подталкивают народ к революциям, подталкивают своей жестокостью, продажностью, неспособностью обеспечить согражданам сносную жизнь. Сегодня над стихами Некрасова с недоумением вспоминаешь словоблудие фарисеев: «Лимит на революции вышел». Господа, вышел лимит на издевательство над замордованным народом. Долго вам не придется безнаказанно делать это. Прислушайтесь к поэту:
Каждой стране наступает
Рано иль поздно черед,
Где не покорность тупая -
Дружная сила нужна;
Грянет беда роковая -
Скажется мигом страна.
Страстное желание народной свободы было живым зерном в поэзии и Пушкина, и Лермонтова, и Кольцова. Но только в лирике Некрасова это зерно проросло и стало колосом, и если окинуть взглядом всю русскую поэзию, то именно этот колос положил начало созревшему полю надежды. Россия запомнила Некрасова как провозвестника свободы, и после него отечественная литература уже не могла восприниматься иначе, как светоч в любом ненастье, в обступившем сумраке, во временной тьме. Было неслыханным доселе делом, чтобы в поэзии звучал бесстрашный и оправданный призыв мести:
Необузданную, дикую,
К угнетателям вражду
И доверенность великую
К бескорыстному труду.
С этой ненавистью правою,
С этой верою святой
Над неправдою лукавою
Грянешь божьею грозой…
Одна из петербургских газет писала тогда: «Не по звучности стиха, не по поэтической обработке формы, а по самому содержанию, близкому каждому сердцу, невольно задевающему его за живое, по животрепещущему интересу мысли, по ее гуманности, по состраданию к страждущему, по юмору, иногда желчному и даже несколько болезненному, по страстному драматизму, - произведения Некрасова пользуются общей любовью, горячим сочувствием, и уже тогда, когда порознь помещались в журналах, многими выучивались наизусть или выписывались в особые тетрадки».
Некрасов много думал о собственном жребии певца; определив его для себя, он оставил такой завет следующим поколениям лириков:
А ты, поэт! избранник неба,
Глашатай истин вековых,
Не верь, что не имущий хлеба
Не стоит вещих струн твоих!..
Будь гражданин! служа искусству,
Для блага ближнего живи,
Свой гений подчиняя чувству
Всеобнимающей Любви…
Стихи Некрасова словно бы вторят житейскому крестьянскому разговору, задушевной народной песне. Кажется, что его поэзии изначально присущ национальный склад. Он открыл мир нашей бытовой жизни, как мир духовный и нравственный, найдя в этом сочетании русского быта и духовности истинную, бесценную красоту.
В отечественной, да и в мировой, лирике немного найдется поэтов, которые бы, как Некрасов, рассказали столько житейских историй, составивших в совокупности то, что мы называем народным бытием; открыли столько людских судеб, составивших в совокупности народную судьбу. И все эти истории и судьбы освещены светом земной красоты и целительного сочувствия. Мы со школьной скамьи запомнили наизусть печальные строки из поэмы «Мороз, Красный нос»:
…Саврасушка, трогай,
Натягивай крепче гужи!
Служил ты хозяину много,
В последний разок послужи!
Чу! два похоронных удара!
Попы ожидают - иди!..
Убитая, скорбная пара,
Шли мать и отец впереди.
Ребята с покойником оба
Сидели, не смея рыдать,
И, правя савраской, у гроба
С вожжами их бедная мать
Шагала… Глаза ее впали,
И был не белей ее щек
Надетый на ней в знак печали
Из белой холстины платок…
Но едва ли отдавали мы отчет в том, что история бедного Прокла, его несчастной жены Дарьи и неприкаянных детей на всю жизнь западет в нашу память, обретет житейскую правду, как трагедия, словно бы случившаяся на наших глазах и потрясшая нас, - едва ли сознавали мы, что она запечатлеется как живая картина в нашей судьбе во многом из-за сопровождающих ее чудесных, незабываемых строк о крестьянском труде, о русской природе. Например, этих:
Не ветер бушует над бором,
Не с гор побежали ручьи,
Мороз-воевода дозором
Обходит владенья свои.
Глядит - хорошо ли метели
Лесные тропы занесли,
И нет ли где трещины, щели,
И нет ли где голой земли?
Пушисты ли сосен вершины,
Красив ли узор на дубах?
И крепко ли скованы льдины
В великих и малых водах?
Идет - по деревьям шагает,
Трещит по замерзлой воде,
И яркое солнце играет
В косматой его бороде…
Наверно, в своем родовом Грешневе и позже в местах, где Некрасов охотился, он не только увидел людское горе, но и наслушался сочных разговоров, шутливых перепалок, затейливых словечек, насмотрелся старинных обрядов, искусных розыгрышей. Все это перешло в книги поэта:
Ой! легка, легка коробушка,
Плеч не режет ремешок!
А всего взяла зазнобушка
Бирюзовый перстенек.
Дал ей ситцу штуку целую,
Ленту алую для кос,
Поясок - рубаху белую
Подпоясать в сенокос -
Все поклала ненаглядная
В короб, кроме перстенька:
«Не хочу ходить нарядная
Без сердечного дружка!»
Много таких простонародных обычаев приоткрыл Некрасов, много обрядов - сватовства ли, похорон ли, начала ли жатвы, конца ли страды - обрядов, сложившихся в русской жизни за века, вывел он на свет, словно говоря: «Полюбуйтесь-ка на родное богатство, русские люди, подивитесь таланту и мудрости предков!» В поэме «Кому на Руси жить хорошо» чуть не каждый герой бает о своем житье-бытье или тяготах сельского мира не стертыми словами, а с особым словесным выходом, со своим приговором и присказкой. К примеру, крестьянка Матрена Тимофеевна решила поведать странникам о своей жизни обстоятельно, с подробностями, и начала свою повесть с юности, с дозамужней поры. Приехал к ней парень со сватами - всю ночь не спала невеста, мысленно увещевала жениха:
Ах! что ты, парень, в девице,
Нашел во мне хорошего?
Где высмотрел меня?
О святках ли, как с горок я
С ребятами, с подругами
Каталась, смеючись?
Ошибся ты, отецкий сын!
С игры, с катанья, с беганья,
С морозу разгорелося
У девушки лицо!
На тихой ли беседушке?
Я там была нарядная,
Дородства и пригожества
Понакопила за зиму,
Цвела, как маков цвет!
А ты бы поглядел меня,
Как лен треплю, как снопики
На риге молочу…
В дому ли во родительском?..
Ах! кабы знать! Послала бы
Я в город братца-сокола:
«Мил братец! шелку, гарусу
Купи - семи цветов,
Да гарнитуру синего!»
Я по углам бы вышила
Москву, царя с царицею,
Да Киев, да Царьград,
А посередке - солнышко,
И эту занавесочку
В окошке бы повесила,
Авось ты загляделся бы, -
Меня бы промигал!..
От внимания к разговорному крестьянскому языку идет и смелость Некрасова в художественном употреблении любого слова. Известно, что народ может поставить ходячее словечко в такое соседство, что никакому краснобаю не приснится:
Под косой трава валилася,
Под серпом горела рожь…
…………………………………….
Уж овечка опушается ,
Чуя близость холодов…
……………………………………
Над болотом засинелася ,
Понависнула роса…
……………………………………
Дождик, что ли, собирается,
Ходят по небу бычки …
……………………………………
Тит домой. Поля не ораны ,
Дом растаскан на клочки…
И сколько поэзии разлито по страницам этого «социального» сочинения!
Ночь тихая спускается,
Уж вышла в небо темное
Луна, уж пишет грамоту
Господь червонным золотом
По синему по бархату,
Ту грамоту мудреную,
Которой ни разумникам,
Ни глупым не прочесть.
Весной, что внуки малые,
С румяным солнцем-дедушкой
Играют облака:
Вот правая сторонушка
Одной сплошною тучею
Покрылась - затуманилась,
Стемнела и заплакала:
Рядами нити серые
Повисли до земли.
А ближе, над крестьянами,
Из небольших, разорванных,
Веселых облачков
Смеется солнце красное,
Как девка из снопов.
Можно приводить красочные строки из поэм и стихотворений Некрасова еще и еще - они опровергают расхожее мнение о том, что наш классик - будто бы поэт идеи, что художественное, эстетическое было чуждо ему. Это неправда. Некрасов всегда носил в душе то идеальное, что отличает подлинного художника. Как-то он убеждал Тургенева: «…уйди в себя, в свою молодость, в любовь, в неопределенные и прекрасные по своему безумию порывы юности, в эту тоску без тоски - и напиши что-нибудь этим тоном. Ты сам не знаешь, какие звуки польются, когда раз удастся прикоснуться к этим струнам сердца, столько жившего, как твое, - любовью, страданием и всякой идеальностью».
Сам он во многих и многих произведениях - от первых стихотворений о любви: «Пускай мечтатели осмеяны давно…» и «Когда из мрака заблужденья…» до последней предсмертной, как бы прерываемой рыданиями, поэмы о матери - излил столько нежности, благодарности жизни и людям, что стал любимейшим поэтом соотечественников.
У этого революционного демократа, каким в двадцатом веке представляло его наше литературоведение, была истинно христианская душа. В поэме «Тишина» он восклицал при виде православной церкви на нищей русской земле:
Храм воздыханья, храм печали -
Убогий храм земли твоей:
Тяжеле стонов не слыхали
Ни римский Петр, ни Колизей!
Сюда народ, тобой любимый,
Своей тоски неодолимой
Святое бремя приносил -
И облегченный уходил!
Войди! Христос наложит руки
И снимет волею святой
С души оковы, с сердца муки
И язвы с совести больной…
Мы говорили о том, какой болью отзывалось в душе Некрасова бесконечное терпение народа. Но вглядываясь в русского человека, поэт никогда не путал в нем покорность с добротою, отзывчивостью, стойкостью в беде. Припомните героев его поэм, припомните, как относятся они к Божьим заповедям, по каким нравственным законам они живут. Например, Орина, мать солдатская, так отвечает на вопрос, почему умер ее сын-богатырь, вернувшись домой после солдатчины:
Не любил, сударь, рассказывать
Он про жизнь свою военную,
Грех мирянам-то показывать
Душу - богу обреченную!
Говорить - гневить всевышнего,
Окаянных бесов радовать…
Чтоб не молвить слова лишнего,
На врагов не подосадовать,
Немота перед кончиною
Подобает христианину.
Знает бог, какие тягости
Сокрушили силу Ванину!
По убеждению Некрасова, простолюдина не считает за человека как раз тот, у кого нет Бога в душе. И мучитель, и стяжатель, и мздоимец, для которых нет суда земного и которые не боятся суда небесного, вызывают у поэта саркастические строки:
Счастлив, кому мила дорога
Стяжанья, кто ей верен был
И в жизни ни однажды бога
В пустой груди не ощутил.
Сам поэт всегда «ощущал в груди» Бога. Его душа умягчалась, когда он говорил о Божьем соборе, о церковном звоне, о праведных людях. Тут он часто доходил до слившейся воедино земной и небесной песни:
Чу! тянут в небе журавли,
И крик их, словно перекличка
Хранящих сон родной земли
Господних часовых, несется
Над темным лесом, над селом,
Над полем, где табун пасется,
И песня грустная поется
Перед дымящимся костром…
Так что ныне нам приходится открывать «нового» Некрасова, хорошо чувствовавшего редкую красоту чистой души, ее близость к Божьему образу. Да и не мог быть иным поэт, который писал:
Храм божий на горе мелькнул
И детски чистым чувством веры
Внезапно на душу пахнул.
Особая сердечность и какая-то виноватость перед другой душой, незащищенной и страдающей, воплотились в стихах Некрасова, обращенных к женщинам. Не знаю, имел ли право какой-то другой русский поэт сказать в конце своего пути, как Некрасов:
Но я всю жизнь за женщину страдаю.
К свободе ей заказаны пути;
Позорный плен, весь ужас женской доли,
Ей для борьбы оставил мало сил…
Казалось, поэт торопился запечатлеть в стихах светоносные характеры своих современниц, какого бы сословия - «низкого» или «благородного» - они ни были. Крестьянка Дарья из поэмы «Мороз, Красный нос», Саша из одноименного повествования, Орина, мать солдатская, жены декабристов - княгини Волконская и Трубецкая из поэтической дилогии «Русские женщины», наконец, героини лирических признаний Некрасова - все эти образы отложились в нашем сердце, как родственные, дорогие. Почему? Может быть, потому, что нас в стихах поэта трогает необыкновенное понимание женской души, сопереживание с нею и благодарность за свет и доброту. С особой силой эта нота звучит в поэме «Мать»:
И если я легко стряхнул с годами
С души моей тлетворные следы
Поправшей все разумное ногами,
Гордившейся невежеством среды,
И если я наполнил жизнь борьбою
За идеал добра и красоты
И носит песнь, слагаемая мною,
Живой любви глубокие черты, -
О мать моя, подвигнут я тобою!
Во мне спасла живую душу ты!
В любовных стихах Некрасова нет того традиционного романтизма, которым обычно лирический герой окутывает свое чувство. У Некрасова в интимной лирике, как и в других сочинениях, много бытовых подробностей. Предмет его поклонения - не эфемерный, возвышенный образ, а земная женщина, живущая в той же будничной среде, что и поэт. Но это не значит, что его любовь оказывается нарочито приземленной, лишенной высокого поклонения и чистой поэзии. Счастье и страдание любящих людей, ежедневно соприкасающихся с прозой жизни, с житейскими невзгодами, передаются Некрасовым строками столь же трагическими и безмятежными, отчужденно холодными и огненно страстными, как и бессмертные строки других прославленных певцов:
Ты всегда хороша несравненно,
Но когда я уныл и угрюм,
Оживляется так вдохновенно
Твой веселый, насмешливый ум;
Ты хохочешь так бойко и мило,
Так врагов моих глупых бранишь,
То, понурив головку уныло,
Так лукаво меня ты смешишь;
Так добра ты, скупая на ласки,
Поцелуй твой так полон огня,
И твои ненаглядные глазки
Так голубят и гладят меня, -
Что с тобой настоящее горе
Я разумно и кротко сношу
И вперед - в это темное море -
Без обычного страха гляжу…
Все адресаты некрасовских стихов о любви - это женщины, которые поддерживали его в жизненных невзгодах, самоотверженно делили с ним испытания судьбы. В 1848 году гражданской женой поэта становится Авдотья Яковлевна Панаева, настоящая русская красавица, женщина с литературным талантом.
Вместе с Николаем Алексеевичем она написала роман «Три стороны света»; ее воспоминания стали интереснейшим рассказом о литературной жизни России середины девятнадцатого века. А. Панаевой посвящены многие стихи поэта, ставшие украшением русской лирики. Читая их, отмечаешь особенность лирических откровений Некрасова: в его признаниях нет поэтических домыслов, натяжек; здесь факт биографии, семейная, бытовая история подняты до высокого искусства. Вот стихотворение 1855 года, когда поэта поразил недуг, казавшийся ему смертельным:
Тяжелый крест достался ей на долю:
Страдай, молчи, притворствуй и не плачь;
Кому и страсть, и молодость, и волю -
Все отдала, - тот стал ее палач!
Давно ни с кем она не знает встречи;
Угнетена, пуглива и грустна,
Безумные, язвительные речи
Безропотно выслушивать должна:
«Не говори, что молодость сгубила
Ты, ревностью истерзана моей;
Не говори!.. близка моя могила,
А ты цветка весеннего свежей!..»
Н. Чернышевский справедливо называл стихи Некрасова о любви «поэзией сердца». Из глубин сердца, восторженного и трезвого, благодарного и измученного, всплывали строки таких изумительных стихотворений, как «Я не люблю иронии твоей…», «Прощанье», «Ты меня отослала далеко…», «О письма женщины, нам милой…», «Мы с тобой бестолковые люди…». Не могу не привести первое из них.
Здесь все: и напряжение лирического чувства, и благородная интонация, и стилистическая отточенность строк, и философское осмысление сказанного - все подчинено тому, чтобы песнь во славу любви была поэтически высокой и в то же время житейски близкой любому читателю:
Я не люблю иронии твоей.
Оставь ее отжившим и нежившим,
А нам с тобой, так горячо любившим,
Еще остаток чувства сохранившим, -
Нам рано предаваться ей!
Пока еще застенчиво и нежно
Свидание продлить желаешь ты,
Пока еще кипят во мне мятежно
Ревнивые тревоги и мечты -
Не торопи развязки неизбежной!
И без того она недалека:
Кипим сильней, последней жаждой полны,
Но в сердце тайный холод и тоска…
Так осенью бурливее река,
Но холодней бушующие волны…
Последние годы жизни и особенно предсмертные месяцы поэту скрасила другая женщина - Фекла Анисимовна Викторова. Дочь солдата, сирота, она была моложе Николая Алексеевича на тридцать лет. «От нее веяло душевной добротой и глубокой привязанностью к Некрасову», - писал литератор А. Кони. Поэт называл ее по-своему - Зиной, Зинаидой Николаевной. Незадолго до смерти Некрасов обвенчался с ней, чтобы обеспечить ей право на наследование.
И в стихах, обращенных к Зине, все тот же лирический герой: страдая от жестокой болезни, он понимает, что невольно терзает и близкую женщину, и потому стремится поддержать ее своей благодарностью, своим утешением:
Да не плачь украдкой! - Верь надежде,
Смейся, пой, как пела ты весной,
Повторяй друзьям моим, как прежде,
Каждый стих, записанный тобой.
Говори, что ты довольна другом:
В торжестве одержанных побед
Над своим мучителем-недугом
Позабыл о смерти твой поэт!
Когда-то В. Белинский справедливо заметил: «Для истинного художника - где жизнь, там и поэзия». Некрасов умел находить поэзию в обыкновенной жизни да еще в такие времена, когда для миллионов русских людей она была подневольна и мрачна. Но уныние и безнадежность казались ему страшнее смерти. Поэт оставил нам множество свидетельств своей непреклонной веры: «Сбирается с силами русский народ…», «Вынесет все - и широкую, ясную грудью дорогу проложит себе…», «Не погиб еще тот край, что выводит из народа столько славных то и знай…»
Заслуга Некрасова в том и состоит, что, обратившись к теме народного горя, он не пожертвовал сложностью и своеобразием характера своего лирического «я».
Стихотворение «В дороге» (1845) открывает народную тему в творчестве Некрасова. Именно с него начинается подборка текстов в книге «Стихотворения» 1856 года. В сюжете стихотворения завязывается узел настроений и мотивов, которые будут свойственны всей «народной» лирике поэта.
Рассказ ямщика о своей судьбе - типичная ситуация многих народных песен и романсов. Бег удалой тройки, звон бубенцов - вот характерное образное сопровождение «ямщицкой были». А ее непременными персонажами соответственно являются «удалой ямщик», «добрый молодец» и «красная девица». Под пером Некрасова этот традиционный любовный «треугольник» наполняется не условно-поэтическим, как в фольклоре, а глубоко жизненным содержанием. Вместо «доброго молодца» - скучающий автор: «Скучно, скучно!../Ямщик удалой,/Разгони чем-нибудь мою скуку!» Однако вместо «удалого ямщика» автор видит перед собой внутренне растерянного человека, всецело погруженного мыслями в дрязги своей неудавшейся семейной жизни: «Самому мне невесело, барин:/Сокрушила злодейка-жена...» Коряво-грубоватый выговор ямщика, насыщенный просторечиями и диалектизмами, отражает как в капле воды приземленное и сбитое с толку свалившейся бедой сознание «человека из народа». И наконец, вместо «красной девицы» в рассказе ямщика возникает образ барышни-крестьянки Груши, воспитанной по-господски, а затем отданной «на село», в крестьянскую семью с ее суровыми патриархальными нравами. Таким образом, «ямщицкая история» объединяет три изломанные, неудавшиеся человеческие жизни, три одинокие судьбы, случайно сошедшиеся на одном пространстве бесконечной, как русская тоска, дороги. Три судьбы, ищущие поддержки и сочувствия друг у друга. Получается та самая «круговая порука», о которой впоследствии напишет Некрасов в письме к Л. Н. Толстому. И пусть в конечном итоге тоска лирического героя разрешается ничем, а рассказ ямщика им прерван, все же у читателя остается ощущение тесной слитности судеб «верхов» и «низов»: драма человеческих отношений, увы, не знает сословных границ.
В известном стихотворении «Тройка» (1846) перед нами зарисовка обычной деревенской картины, которую внимательный взгляд лирического автора как бы случайно выхватил из потока будничных мелочей: деревенская девушка загляделась на промчавшегося мимо на лихой тройке красавца корнета. Но именно силой авторского видения эта сцена на наших глазах словно замедляется, растягивается во времени. В результате читатель имеет возможность вместе с автором осмыслить этот единичный случай в контексте некоей общей, «типической» судьбы русской крестьянки, возвести частное к общему, увидеть связь единичного факта с трагической долей любой девушки, уготованной ей всем безжалостным строем крепостной деревенской жизни. Автор мысленно как бы заглядывает в будущее своей героини, реконструирует, в духе «физиологического очерка», ее социальную биографию, которая потечет по раз и навсегда установленному руслу: несчастливое замужество, суровый гнет патриархальной крестьянской семьи, тяжелый физический труд и ранняя смерть. Автору остается только сожалеть о «бесполезно угасшей силе» и загубленной, не успевшей расцвести и «согреть грудь» любимого красоте героини. Взгляд в ее трагическое будущее возвращает лирического автора к исходной картине, послужившей толчком для его раздумий, и теперь, с высоты достигнутого социального обобщения, он в новом свете представляет себе существо происходящего: идиллич-ность увиденной картины обманчива, а надежды «чернобровой дикарки» на счастье несбыточны. А потому финальное обращение автора к героине-крестьянке исполнено неизбывной горечи и трезвого скепсиса:
Не гляди же с тоской на дорогу
И за тройкой вослед не спеши,
И тоскливую в сердце тревогу
Поскорей навсегда заглуши!
Трезвый взгляд на возможность крестьянского «счастья» в условиях крепостного уклада жизни современной России, умение видеть связь между единичным явлением и некоей общей, глубинной причиной, его породившей, подчас рождает в душе лирического автора не только сочувствие к судьбе обездоленных низов, но и беспощадную иронию по адресу глубоко въевшейся в крестьянское сознание веры в «доброго» барина, в счастье, дарованное «сверху», усилиями власть имущих. Развенчанию подобных патриархальных иллюзий посвящено известное стихотворение -«Забытая деревня»" (1855), жанр которого можно определить как патриархальную антиутопию. Проходящая рефреном через все стихотворение фраза: «Вот приедет барин - барин нас рассудит» - стала крылатой в современном лексиконе. Она вскрывает несостоятельность идеала «соборной» жизни, представлений русского народа о поместной жизни как некоем общечеловеческом «братстве» господ и слуг, где социальная рознь отступает на задний план перед общностью веры и национальных традиций.
Однако Некрасов не был бы Некрасовым, если бы остановился только на критике «ограниченности» народного сознания, его неспособности считаться с реалиями суровой социальной действительности. Дело в том, что патриархальные нравственные идеалы, коренящиеся в духовном строе народного православного сознания, несмотря на всю их утопичность, в то же время имели для Некрасова значение некоей абсолютной нравственной нормы, не зависящей от преходящих исторических условий. Это были те самые «вечные» ценности, которым народ не изменял даже вопреки требованиям сиюминутной исторической правды. И Некрасов прекрасно понимал всю духовную высоту подобной позиции. И в этом случае он мог отбросить в сторону свой интеллигентский скепсис и уже с высоты народного религиозного идеала оценить действия власть предержащих. Подчас эти две позиции - критика и идеализация религиозного мироощущения народа - сложно совмещаются в рамках авторского сознания и образуют прихотливую полифонию (многоголосие) точек зрения на происходящее. Так происходит в известном стихотворении «Размышления у парадного подъезда» (1858).
Композиция «Размышлений у парадного подъезда», как известно, трехчастна. Первая часть представляет живую зарисовку будничной уличной сценки: швейцар прогоняет крестьянских просителей от дверей «важного» казенного учреждения. Этот «случайный» факт, словно выхваченный из городской сутолоки, в сюжете стихотворения получает обобщенный, глубоко символический смысл. И все благодаря образу автора-рас-сказчика. С одной стороны, мы видим собирательный образ чиновничьего Петербурга, одержимого «холопским недугом». С другой - по контрасту возникает собирательный образ другого «недуга», воплощенного в смиренных фигурах народных ходоков: «Допусти»,- говорят с выраженьем надежды и муки». Их портрет, включая и речь, рассказчик дает как бы один на всех. Уже в этой картине просители-«холопы» и просители-«пилигримы» (странники) и сближены, и вместе с тем противопоставлены друг другу. Сближены самим фактом человеческой нужды, приведшей их к одному и тому же «парадному подъезду», и разделены сословной спесью и чванством, мешающими увидеть друг в друге «братьев по несчастью».
И лишь взгляд автора, возвышающийся над этой «суетой сует», позволяет обнаружить в ней некий примиряющий смысл. В единый авторский монолог как бы вплетаются голоса всех действующих лиц уличного происшествия. Сначала отчетливо различим гневно-саркастический тон самого автора. Потом в авторское повествование вклиниваются казенные интонации чиновничьего жаргона: «записав свое имя и званье», «убогие лица», «прожектер», «вдовица» и т. п. Потом, с появлением мужиков, слышится спокойно-уважительный голос рассказчика, назвавшего крестьян «деревенские русские люди». Однако этот голос тут же соскальзывает в несколько иной, народно-песенный стилевой регистр: «свесив русые головы», «развязали ко-шли пилигримы», «скудной лепты». Так в исторических песнях и духовных стихах величает сам народ своих «заступников», «калик перехожих», странников. Не успел рассказчик взять свойственную ему «страдальческую» ноту (например, о крестьянах: «говорят с выраженьем надежды и муки»), как она перебивается мещанским выговором швейцара: «гостей оглядел: некрасивы на взгляд!», «армячишка худой», «знать, брели-то долгонько». Такое многоголосие будет свойственно авторской речи до конца стихотворения. Авторское сознание оказывается способно вместить в себя сознание людей разных сословий, что говорит об отзывчивости его души. Он равно скорбит и за «холопский недуг» высокопоставленных просителей, и за оскорбительную угодливость швейцара, и за выражение «надежды и муки» на лицах ходоков. Автор не делит Россию на «крестьянскую» и «остальную». За все болит его сердце. В заветные двери «парадного подъезда» стучится вся Россия, со всем хорошим и плохим, что в ней есть.
Вторая часть - портрет «счастливого» вельможи - контрастно сопоставлена с картиной жизни «несчастных» в первой части. Портрет «владельца роскошных палат» максимально обобщен, что придает контрасту «несчастных» и «счастливых» общечеловеческий, несводимый только к «злобе дня» смысл.
Дело в том, что если несчастье народа - это суровая истина, то «безмятежная аркадская идиллия» жизни вельможи - это иллюзия, старательно внушаемая ему льстецами, а также «дорогой и любимой» семьей, «ждущей смерти» его «с нетерпеньем». А вывод опять-таки напрашивается один: «низы» и «верхи», несчастные и так называемые счастливые, в сущности, глубоко одиноки. Черствость и равнодушие окружающих равно угрожают и тем и другим. «Владелец роскошных палат» испытывает ту же драму непонимания, какую пережили только что прогнанные им странники. Один несчастный грубо отталкивает от себя других таких же несчастных, не понимая, что прогоняет он своих же сочувственников:
Пробудись! Есть еще наслаждение:
Вороти их! в тебе их спасение!
Но счастливые глухи к добру...
Отношение русского народа к страннику - почтительное, граничащее с преклонением перед его подвижничеством. Он и воспринимается не как обыкновенный, а как «божий человек», обидеть которого - грех. Поэтому «владелец роскошных палат» виноват не только перед этими конкретными мужиками, но и перед всей «Русью крещеной» («И сойдешь ты в могилу... герой,/Втихомолку проклятый отчизною...»). И совершает он не какое-то должностное преступление, а преступление против совести, против Бога («Не страшат тебя громы небесные...»).
И вот только теперь, замкнув всю горечь безысходной скорби на «глухих к добру», автор начинает свой знаменитый эпический «плач», венчающий стихотворение. Здесь авторский голос полностью сливается с ритмом народного речитатива. Сотканный из бесконечной цепи анафор, начинающихся с одного и того же «Стонет», этот «плач» эпичен прежде всего потому, что обращен он не только к собственно «народу». Он обращен к Родине: «Родная земля! Назови мне такую обитель...» А значит, и ко всем «пилигримам», и ко всем «владельцам», и... к себе самому.
Верность теме «страданий народа» Некрасов подтвердил в программном стихотворении «Элегия» (1874). Необычен уже сам выбор жанра для воплощения этой темы. В отечественной поэтической традиции элегия, как правило, ассоциировалась со стихотворением личной тематики, в печальном строе чувств которого отражались разлад между мечтой и действительностью, настроения разочарования и одиночества лирического героя. Эти же настроения, в сущности, доминируют и в некрасовской «Элегии», только их первопричиной служат не личные, а народные бедствия, а адресатом - не сам герой или его возлюбленная, а русское крестьянство. Поэта волнуют его судьбы в пореформенную эпоху:
В последние года
Сносней ли стала ты, крестьянская страда?
И рабству долгому пришедшая на смену Свобода наконец внесла ли перемену В народные судьбы? В напевы сельских дев?
Иль так же горестен нестройный их напев?..
По мере развития лирического сюжета стихотворения можно наблюдать, как личная эмоция без остатка сливается с чувством гражданской тревоги за народные судьбы и в конце концов растворяется в последней. Поэта волнует главный вопрос: «Народ освобожден, но счастлив ли народ?» Иными словами, привела ли относительная экономическая и социальная свобода к внутреннему раскрепощению русского крестьянина, его духовному росту? Существует ли между этими процессами прямая причинно-следственная связь? Или же эта связь в действительности предстает не в столь однозначном, прямолинейном выражении? По ходу своих раздумий поэт склоняется именно к последнему выводу, ибо тот, «кому посвящены мечтания поэта,-/Увы! Не внемлет он - и не дает ответа...». Таким образом, уже в «Элегии» проблема народного счастья понимается весьма широко: это не только вопрос о довольстве и материальном благополучии крестьянства, но и вопрос о сохранении нравственных, в том числе и религиозных, идеалов народа, как они отразились в его труде, быте, верованиях, обрядах, разнообразных видах творчества, наконец. И такая широта постановки проблемы понятна и объяснима: в 1874 году Некрасов уже работал над своей самой значительной поэмой, заглавие которой лишь слегка перефразирует вопрос, сформулированный в «Элегии»: «Кому на Руси жить хорошо?»
Итак, всем ходом развития поэтического творчества Некрасов закономерно продвигался к созданию эпоса, к написанию крупных поэм. Лиризм поэта становится поистине масштабным, всеохватным.
Многоголосие, включающее голос автора в хор голосов героев, принадлежащих к разным социальным и культурным слоям, предвещает виртуозную стилевую полифонию некрасовских поэм - «Коробейники», «Мороз, Красный нос» и, конечно, «Кому на Руси жить хорошо». В некрасовской лирике также определялись и основные тины героев будущих поэм - народных подвижников и праведников, народных заступников, а вместе с ними и нравственная философия, покоящаяся на принципах народно-христианской этики.
Творчество великого русского поэта Н.А. Некрасова представляет собой яркий пример слияния мастерства большого художника и позиции гражданина - сына своей Родины. Следуя традициям поэтов-декабристов, традициям Пушкина и Лермонтова, Некрасов уделяет большое внимание предназначению поэта и поэзии, их роли в жизни общества.
Поэт Некрасова - это пророк, которого к людям послал «бог гнева и печали». Позиция Некрасова наиболее полно представлена в стихотворении «Поэт и гражданин»:
Не может сын смотреть спокойно
На горе матери родной,
Не будет гражданин достойный
К Отчизне холоден душой.
Стихотворение «Поэт и гражданин» написано в форме диалога и представляет собой полемику (спор) с широко распространенными тогда взглядами на поэта как на нечто возвышенное, чуждое земным страданиям. Идеал некрасовского поэта - «Отечества достойный сын».
Поэзия Некрасова пользовалась громадной популярностью. В 60-е годы19 века появился новый читатель - разночинец, который в стихах и поэмах находил отзвук своим мыслям и думам. Некрасов стал поэтическим вождем нового поколения. Свой гений поэт отдал русскому народу, жил его жизнью и боролся за его счастье. «Некрасов опустил поэзию с небес на землю. Под его пером поэзией стало простое, житейское, обыденное человеческое горе… »
Главный герой творчества Некрасова - крестьянство. Картинами народного горя полны его произведения:
Поздняя осень. Грачи улетели.
Лес обнажился. Поля опустели.
Только не сжата полоска одна,
Грустную думу наводит она.
Особое место в произведениях Некрасова занимает образ русской женщины. «Тип величавой славянки» предстает перед нами во многих стихотворениях: «Тройка», «В полном разгаре страда деревенская», в поэмах «Мороз, Красный нос», «Кому на Руси жить хорошо».
В полном разгаре страда деревенская,
Доля ты, русская долюшка женская,
Вряд ли труднее сыскать!
Говоря о горькой женской участи, Некрасов не перестает восхищаться удивительными духовными качествами своих героинь, их огромной силой воли, чувством собственного достоинства. «Грязь обстановки убогой к ней словно не липнет», она и «коня на скаку остановит», и «в горящую избу войдет».
Характеры русских женщин в произведениях Некрасова говорят о силе, чистоте, неподкупности простого народа, о необходимости перемен в жизни.
Сам Некрасов называл свою музу «родной сестрой» «крестьянки молодой», высеченной на Сенной площади. (ст.«Вчерашний день часу в шестом…»)
А в стихотворении «Элегия» он говорит о своем предназначении:
Я лиру посвятил народу своему.
Быть может, я умру, неведомый ему,
Но я ему служил - и сердцем я спокоен…
Поэма «Кому на Руси жить хорошо» - подлинно народная поэма
Поэма «Кому на Руси жить хорошо» (1863-1877) - вершина творчества Некрасова. Поэме поэт отдал долгие годы неустанного труда, вложив в нее все сведения о русском народе, накопленные, как говорил он сам, «по словечку», в течение 20 лет.
Поэт мечтал, чтобы книга дошла до народа и была ему понятна. Поэма не была закончена, но и в незаконченном виде она представляет собой великое произведение.
«Кому на Руси жить хорошо» - самая демократическая, самая революционная поэма в русской литературе 19 века. По широте охвата и всестороннему освещению русской жизни накануне и после реформы, по многообразию типов, по глубокому чувству патриотизма, по силе ненависти к крепостничеству, по литературному мастерству - это подлинно художественная энциклопедия русской жизни 19 века.
Необычайно широко охватывает она события народной жизни, поднимает самые главные вопросы своего времени и заключает в себе несметные сокровища народной речи.
В центре поэмы - собирательный образ русского крестьянства, образ кормильца и хранителя русской земли.
Главная тема поэмы - изображение эксплуатации, угнетения и борьбы народных масс. С точки зрения трудящегося крестьянства оценивается вся жизнь народа: мужицкое горе и радости, беспросветная нищета и невеселое мужицкое счастье - «дырявое с заплатами, горбатое с мозолями», чаяния и ожидания народные, друзья его и враги - Оболт-Оболдуевы, «Последыши», купцы, чиновники и попы, сидящие на шее народа.
7 мужиков-правдоискателей идут искать и не находят Непоротую губернию, Непотрошеную волость, Избытково село. И хотя одна из глав поэмы изображает деревенских счастливцев и даже носит название «Счастливые», но на самом деле эти «счастливцы» глубоко несчастны. Это замученные нуждой, больные, голодные люди.
А сколько человеческого страдания в той части поэмы, где говорится о доле русской женщины - крестьянки Матрены Тимофеевны Корчагиной:
Нет косточки неломаной,
Нет жилочки нетянутой.
Некрасов рисует крестьян реалистически, без идеализации, показывая и отрицательные стороны: невежество, забитость, низкий уровень сознания, пассивность, долготерпение. Но и их терпение не вечно.
В поэме прослеживаются этапы нарастания народного гнева, классовой борьбы. Зреющий протест крестьянства отражен во многих образах: это и Яким Нагой, и Ермил Гирин, и Матрена Тимофеевна, и Савелий-богатырь святорусский, и атаман Кудеяр.
В последней главе «Пир на весь мир» Некрасов ясно выразил свои патриотические, революционные идеалы, создав образ народного посланца и заступника Григория Добросклонова.
Героя поэмы отличают горячая любовь к народу, готовность к подвигу и тяжким испытаниям:
Ему судьба готовила
Путь славный, имя громкое
Народного заступника,
Чахотку и Сибирь.
Рать подымается
Неисчислимая.
Сила в ней скажется -
Несокрушимая.
Некрасов в своей поэме поставил великий вопрос: «Кому на Руси жить хорошо» - и дал на него великий ответ в заключительной песне «Русь»: только такой народ, который за века рабства сохранил свое золотое, щедрое сердце, достоин счастья.
Называя Некрасова народным поэтом, исследователи раскрывают глубокий смысл этого определения. «Некрасов - народный поэт, - справедливо утверждает Н.Н. Скатов, - не только потому, что он говорил о народе, но потому, что им говорил народ. Отсюда все его особенности: герои, темы, образы, ритмы» .
Одно из открытий Некрасова, оказавшееся столь значимым и для поэтов-современников, и для последующих поэтических поколений, - это многогеройность его поэзии. Наряду с лирическим героем, лирическим «я» Некрасова в его поэзии предстали перед читателями люди с разными характерами и судьбами. Поэт открыл для читателей новый мир - сложный, противоречивый мир русской жизни, позволил заглянуть в душу народа, в сокровенные уголки сердца крестьян, мелких чиновников, городских бедняков: они заговорили в его стихотворениях о своей любви и своей беде, своих надеждах и своих страданиях.
Исследователи объясняют острый интерес писателя к другому человеку, стремление открыть читателю душу и сердце множества людей «чувством социальности». «Для внутреннего облика автора в лирике Некрасова чувство социальности - одно из самых определяющих, - пишет Б.О. Корман. - Лирический мир автора необыкновенно раздвинулся. Человек из народа, отличный от автора, вошел в его сознание и врос в его душу. В этой живой, страстной заинтересованности в чужой судьбе, в этой устремленности лирического чувства не только на себя, но и на другого - на человека из народа - заключается новое качество лиризма поэзии Некрасова <...>».
Одно из первых таких стихотворений-исповедей - «В дороге» (1845). Обратившись к сюжету, достаточно популярному в русской литературе, - исповеди ямщика, рассказывающего о несчастной любви, Некрасов нашел свои - новые, особенные аспекты в этой драматической теме. Трагическая история любви ямщика, как зеркало, отразила трагедию русской жизни. Очень точно сказал один из современников Некрасова - поэт и критик Аполлон Григорьев, что стихотворение Некрасова «совместило, сжало в одну поэтическую форму целую эпоху прошедшего» и, «как всякое могучее произведение, забрасывает сети и в будущее».
При всей особенности судеб героев - ямщика и его жены Груши, они не исключительны: само время, с характерными для России социально-нравственными отношениями, встает за их судьбами. Взятая в господский дом «холопка» - девочка Груша - была «выучена» вместе с барышней «всем дворянским манерам и штукам». Воспитанная вместе с дочерью помещика, крестьянская девочка не только научилась играть на органе, читать, не только одевалась иначе, чем крестьянские девочки - «сарафанницы», но и обрела иные желания и стремления, иные мысли и чувства. Выгнанная после смерти барина его наследником в деревню и насильно выданная за крепостного, Груша не может привыкнуть к этой жизни. Не лень, но отсутствие трудовых навыков, которые крестьянские дети обретают постепенно, с раннего возраста, делают для нее непосильной любую работу:
Ни косить, ни ходить за коровой!..
Грех сказать, чтоб ленива была,
Да, вишь, дело в руках не спорилось!
Как дрова или воду несла,
Как на барщину шла - становилось
Инда жалко подчас... да куды! -
Не утешишь ее и обновкой:
То натерли ей ноги коты,
То, слышь, ей в сарафане неловко <...>
Годы горя и мучений вместил в себя этот короткий рассказ. Но трагедию молодой женщины усиливает ее одиночество, непонимание ее близкими. «На патрет все какой-то глядит / Да читает какую-то книжку» - эти слова ямщика о своей жене открывают сложные человеческие отношения: неспособность, невозможность понимания между людьми, воспитанными в разных условиях, жившими, по сути, в разных мирах. То, что мужу кажется ненужной причудой: чтение книги или забота о маленьком сынишке, для его жены - потребность, без которой нельзя жить, с которой невозможно расстаться. «Белоличкой» и «белоручкой» Грушу сделало воспитание. И читатель вместе с рассказчиком, сочувствуя горестной судьбе его жены, мог бы сказать: «Погубили ее господа, / А была бы бабенка лихая!» Но, вслушиваясь в горестно-простодушный рассказ ямщика о «злодейке-жене», в рассказ, в котором сочувствие соединяется с жалобами на собственную долю и с равнодушием, непониманием, читатель суть истории понимает иначе, чем рассказчик. Не только прихоть помещиков погубила молодую женщину, но и близкие ее - без вины, но виноваты. А главное, погубила Грушу и ее семейное счастье сама непосильная крестьянская жизнь, которая человека превращает только в работника, убивая в нем все иные желания:
Слышь, как щепка худа и бледна,
Ходит, тоись, совсем через силу,
В день двух ложек не съест толокна -
Чай, свалим через месяц в могилу…
А с чего?.. Видит Бог, не томил
Я ее безустанной работой...
Одевал и кормил, без пути не бранил,
Уважал, тоись, вот как, с охотой…
А, слышь, бить - так почти не бивал,
Разве только под пьяную руку...
Но, в сущности, не менее трагичной предстает и судьба мужа, которого насильно женили на «белоручке» Груше:
Как на грех, девятнадцатый год
Мне в ту пору случись... посадили
На тягло - да на ней и женили...
В этом произведении впервые зазвучала самая трагическая некрасовская тема: тема женской судьбы. Было бы неверно говорить, что в лирике поэта трагедия связана только с судьбой крестьянки. В стихотворениях Некрасова свою трагедию переживают и дочери чиновников и помещиков («Дешевая покупка»), и богатые и знатные хозяйки салонов («Княгиня»). Одна из самых трагичных - судьба матери лирического героя («Затворница», «Из поэмы: «Мать» (Отрывки)»). Можно предположить, что именно ее судьба и определила во многом трагическое восприятие женской доли в творчестве Некрасова.
Множество женских характеров, женских судеб предстает в лирике Некрасова. Но есть в этих драмах какое-то сходство. Воспитанная ли в богатой семье, или родившаяся в семье крепостного, женщина обречена на несчастливую судьбу. Недолгая любовь быстро сменяется охлаждением и равнодушием, отчетливым сознанием разности характеров, горьким разочарованием в избраннике. Героини Некрасова - нежные и любящие, крестьянки и дворянки, становятся рабынями и жертвами мужа-деспота или мужа-привередника. В одном из последних произведений поэт скажет:
Но я всю жизнь за женщину страдаю.
К свободе ей заказаны пути;
Позорный плен, весь ужас женской доли,
Ей для борьбы оставил мало сил <...>
Эти слова относятся ко всем некрасовским современницам. Но социальное бесправие крестьянки делало «ужас женской доли» еще более печальным и тягостным. Рассказывая о судьбе женщины-крестьянки, поэт не оставляет никакой иллюзии читателю на счастливое изменение в ее жизни. Голос рассказчика всегда звучит сурово и непреклонно. Так, размышляя о возможной судьбе красивой крестьянской девушки в стихотворении «Тройка» (1846), Некрасов рисует разные картины ее будущей жизни, но все они по-своему трагичны. Описывая красоту «чернобровой дикарки» в начале стихотворения, автор знает: красота не может принести ей счастья. Крестьянскую красавицу ждут два пути: стать недолгой прихотью «старика» или «юноши» или законной женой «неряхи мужика»:
Взгляд один чернобровой дикарки,
Полный чар, зажигающих кровь,
Старика разорит на подарки,
В сердце юноши кинет любовь.
Поживешь и попразднуешь вволю,
Будет жизнь и полна и легка...
Да не то тебе пало на долю:
За неряху пойдешь мужика.
В этом размышлении нет антитезы: счастливая - несчастливая доля. Несомненно, горькая ирония звучит в авторских словах о «легкой» доле содержанки. Но судьба замужней женщины представляется не менее трагичной. Крестьянская доля, тяжелый труд, злоба ближних - изуродуют женщину и физически и нравственно. Символом безрадостной доли - жизни, исполненной тяжелой работы и лишенной счастья, становится в стихотворении образ «сна непробудного». Отчетливый контраст между юной героиней, чье лицо «полно жизни», «полно движенья», и ее будущей жизнью-сном, жизнью без жизни возникает в авторском размышлении:
Завязавши под мышки передник,
Перетянешь уродливо грудь,
Будет бить тебя муж-привередник,
И свекровь в три погибели гнуть.
От работы и черной и трудной
Отцветешь, не успевши расцвесть,
Погрузишься ты в сон непробудный,
Будешь няньчить, работать и есть.
И в лице твоем, полном движенья,
Полном жизни, - появится вдруг
Выраженье тупого терпенья
И бессмысленный, вечный испуг.
Включение в авторское размышление образов и мотивов из народных песен о доле замужней женщины (злая свекровь, муж-привередник) делают его зримее, убедительнее: не об одной загубленной жизни скорбит поэт, - это плач по русской крестьянке. Характерно, что, начиная стихотворение вопросом, обращенным к крестьянской девушке: «Что ты жадно глядишь на дорогу?», Некрасов заканчивает его тоже обращением, в котором звучит не вопрос, а утверждение, недоброе пророчество: «Не гляди же с тоской на дорогу / И за тройкой вослед не спеши <...> / Не нагнать тебе бешеной тройки <...>». Тройка, бешено мчащаяся по дороге, в этом стихотворении выступает символом жизни, полной, насыщенной, яркой, но недоступной крестьянской красавице. Она с рождения обречена на «тяжелый путь» или на «сон непробудный» - жизнь без жизни.
Одна из самых драматических тем в лирике Некрасова - тема матери . Наверное, никто из русских поэтов не сказал столько проникновенных, задушевных слов о материнской доле, как Некрасов. Но воспел он не радость материнства, а «великую печаль» - трагедию матерей, потерявших сыновей на войне, на военной службе, на охоте, показал весь ужас одинокой старости. Каждая такая история, поведанная Некрасовым, а чаще всего рассказанная самой матерью, - предстает не как трагедия одной семьи, а становится воплощением всеобщей беды, общей женской судьбы.
Не случайно первоначальное название стихотворения «Горе старой Орины» поэт заменяет иным - «Орина, мать солдатская», тем самым придавая рассказу о погубленном в солдатчине богатыре Иванушке и горю его матери необычайную широту обобщения: все матери солдатские плачут вместе со старой Ориной.
Известно, как Некрасов работал над этим стихотворением: по воспоминаниям сестры поэта, Некрасов «несколько раз делал крюк, чтобы поговорить» с несчастной матерью, «а то боялся сфальшивить». Но «фальшь» была бы страшна не только в «плаче» Орины. Характерно, что стихотворение - двухголосно, это диалог: в плач старой Орины вплетается еще один голос - рассказчика, вопрошающего, сочувствующего и плачущего вместе с ней. Эти голоса разных людей, с разными судьбами, разного социального происхождения, звучат поразительно одинаково, в унисон:
Что насупилась ты, кумушка!
Не о смерти ли задумалась?
Брось! Пустая это думушка!
Посетила ли кручинушка?
Молви - может, и размыкаю.» -
И поведала Оринушка
Мне печаль свою великую.
Мало слов, а горя реченька,
Горя реченька бездонная!..
Но столь же очевидна их близость и народному плачу. Они кажутся продолжением тех слов из народной песни, которую Некрасов взял эпиграфом: «День-деньской моя печальница, / В ночь - ночная богомолица, / Векова моя сухотница».
Орина рассказывает о последних днях жизни сына Иванушки, но отдельные детали, отрывочные воспоминания о юности Иванушки позволяют вместить в этот рассказ всю недолгую жизнь молодого крестьянина. Призванный в солдаты, красавец и богатырь возвращается через восемь лет умирать в родной дом. Красота Иванушки и его богатырская сила, поразившая даже генерала, еще более подчеркивают весь трагизм разрушенной жизни семьи: не на радость Иванушке и Орине его красота, не на счастье - его богатырская сила. С достоинством и мужеством принимает герой мысль о неизбежной смерти: величие страдания предстает в описании его последних дней:
Не любил, сударь, рассказывать
Он про жизнь свою военную,
Грех мирянам-то показывать
Душу - Богу обреченную! <...>
Немота перед кончиною
Подобает христианину.
Знает Бог, какие тягости
Сокрушили силу Ванину!
Я узнать не добивалася.
Никого не осуждаючи,
Он одни слова утешные
Говорил мне умираючи.
Тихо по двору похаживал
Да постукивал топориком,
Избу ветхую облаживал,
Огород обнес забориком <...>
Печальной песней-плачем звучит рассказ матери о прощании Иванушки с солнцем красным, домом, «скотинкою», «полянушкой». Солдатская служба, те восемь лет, что и сломали богатырскую силу Иванушки, предстают только в описании беспамятства героя, в переданных матерью отрывистых словах бредящего перед смертью героя. Но за этим кратким рассказом - годы суровой муштры и бесчеловечного обращения с солдатом:
Все ему перед кончиною
Служба эта представлялася.
Ходит, чистит амуницию,
Набелил ремни солдатские,
Языком играл сигналики,
Песни пел - такие хватские!
Артикул ружьем выкидывал
Так, что весь домишка вздрагивал;
Как журавль стоял на ноженьке
На одной - носок вытягивал.
Вдруг метнулся... смотрит жалобно...
Повалился - плачет, кается,
Крикнул: «Ваше благородие!
Ваше!..» Вижу, задыхается.
Ни рассказ-воспоминание самого Иванушки, ни авторские описания солдатских будней не обрели бы такой поразительной достоверности, как отрывистые слова умирающего. Но, правдиво повествуя о страшной судьбе сына, Орина и сама, как ее сын-богатырь, не скажет слова осуждения. Народное терпение - особая тема для Некрасова. Это и предмет восхищения («В том богатырство русское», - скажет потом о терпении Савелий, богатырь святорусский), и источник горьких писательских мыслей, но и основа для надежды на лучшее будущее народа.
Тема будущего народа - одна из важнейших для Некрасова. Правда, поэт менее всего был склонен утешать своих читателей противопоставлением печального настоящего и утопических картин счастливого будущего народа. Подобно Ф.М. Достоевскому, он видел органическую связь между судьбой народа и его характером. Счастливое будущее не может прийти только само по себе, только благодаря внешним усилиям отдельных людей, источник его - и народная душа, народный характер, совестливость, трудолюбие и удивительное терпение русского народа. Во многих произведениях Некрасова появляется образ народной души-почвы, «почвы доброй» и жаждущей лишь сеятеля, что бросит семена «разумного, доброго, вечного». Характер народа и его судьба - этой теме посвящены два известных некрасовских произведения - стихотворения «Размышление у парадного подъезда» и поэма «Железная дорога».
Поэзия Н. А. Некрасова – поэзия жизни, в которой нет ничего надуманного, вымышленного, нереального, а есть только совершенно новый взгляд поэта на трудный характер судьбы простого человека, на его проблемы и заботы, на человеческие страдания и людскую боль. Главный герой Некрасова – народ, самые обычные, простые русские люди. А суть поэзии Некрасова наиболее точно отражена в одной его строке: «Я лиру посвятил народу своему» . И главная задача для поэта была не в том, чтобы скорбеть о порабощённом народе и сокрушаться о его печальной судьбе, а в том, чтобы самому приобщиться к народу, сделать свою поэзию его подлинным голосом, его криком и стоном, воплощением его мыслей и чувств. Основным источником этой поэзии было сочувствие угнетаемым людям:
Иди к униженным,
Иди к обиженным –
Там нужен ты.
Эту свою заповедь Некрасов не нарушал никогда. И в этом основное его отличие от всех других русских поэтов той эпохи. Жалеющих народ было много, но говорить от лица народа умел в ту пору один лишь Некрасов.
Ему, выросшему в дворянской среде, необходимо было пережить страшную ломку, чтобы сделать «мужицкие очи» своими, и научиться глядеть на мир и на самого себя этими очами. Его сердце было ранено ещё в самом начале жизни, в нём с детства укрепилась боль за страдания своего народа. Ведь уже в те ранние годы поэт до мельчайших подробностей знал жизнь крепостного крестьянства. Он часто тайком убегал к деревенским ребятам, удил с ними рыбу, купался в реке, ходил в лес за грибами. Их усадьба стояла у самой дороги, которая в ту пору была многолюдной и бойкой. Здесь мальчик встречался со всяким рабочим народом: с печниками, кузнецами, землекопами, плотниками, переходившими из деревни в деревню. Будущий поэт с увлечением слушал их рассказы. Водился мальчик и с рыбаками на Волге. «Благословенная река, кормилица народа! » - говорил позднее поэт. Но именно здесь, на этой реке, ему довелось испытать первое глубокое горе, когда он увидел бурлаков, стонавших от непосильной работы. Потрясённый, испуганный мальчик долго бежал вслед за ними и услышал, как один из них без всякой жалобы, очень спокойно сказал, что ему хотелось бы скорей умереть. Эти слова ужаснули Некрасова:
О, горько, горько я рыдал,
Когда в то утро я стоял
На берегу родной реки,
И в первый раз её назвал
Рекою рабства и тоски!. .
Этому дворянскому подростку открылось «зрелище бедствий народных» , к которому были так нечувствительны многие другие дворянские дети. Но не жалость, а протест вызывали в нём эти бедствия. И уже став взрослым, поэт по-новому прочувствовал впечатления детства, вспомнил горькую жизнь крестьян и решил посвятить своё творчество борьбе за народное счастье.
Разве смог бы он написать «Коробейников» , «Крестьянских детей» , «Мороз, Красный нос» , «Кому на Руси жить хорошо» , если бы не провёл своё детство в непосредственной близости к родному народу. По этим произведениям можно изучать жизнь и быт крестьян, их верования, обычаи, народный язык. В них вершина некрасовского мастерства. Так поэма «Крестьянские дети» полна самобытности, лиричности, которая придаёт повествованию характер восторженной песни о русском народе, у которого «привычка к труду благородная» начинается уже с шестилетнего возраста. Основой этого произведения можно считать диалог маленького мальчика с незнакомым прохожим. Уже с первых его слов автор показывает нам, как чувствует себя этот «мужичок с ноготок» , как великолепно умеет он постоять за себя и дать отпор всякому, кто вздумает обидеть его. Вековое рабство не растлило народ, чувство свободы и чести сохранилось даже в малолетних его представителях:
В рабстве спасённое
Сердце свободное –
Золото, золото
Сердце народное!
