Служба в советском стройбате воспоминания. Советский стройбат: самая непрестижная служба в армии

На следующее утро я опять уехал в Тверь, у меня там было много работы, а в феврале меня вызвали в военкомат и вручили повестку явиться с вещами для прохождения воинской службы. Я эту повестку вручил Давиду Марковичу, он тут же поехал в НКВД, чтобы меня оставили, но из этого ничего не вышло, и меня отправили служить в части тылового ополчения, сейчас они называются стройбаты. В этих частях проходили службу все, ранеe судимые по 58 статье, раскулаченные и лишенцы, которые еще не проходили военной службы. Наш стройбат находился на станции Выползово Ленинградской железной дороги, в 30 км от Валдая, и нас называли "тылопаны". Мы строили аэродром и все службы, включая жилье для летчиков и командиров. Хорошо, что среди нас совсем не было уголовников, а весь состав был на удивление работоспособным. Наш военный городок был с такими же бараками как и в концлагере, огорожен проволокой и с пропускной будкой и воротами, и на работу также ходили строем, только без конвоя. По прибытии нас сразу разбили по взводам по специальностям: механизаторы, плотники, столяры, маляры, землекопы, каменщики, ездовые и хозвзводы - портные, сапожники. Со всеми знакомились отдельно и назначали, кому куда. Я, конечно, попал к механизаторам. У нас по

распорядку были такие дни, когда проводились политзанятия, изучение оружия и даже за 3 года службы 3 раза водили на стрельбы.

Самым главным у нас в батальоне был старшина Шкурин - настоящая шкура. Он имел право сажать на гауптвахту на 3 суток, чем он безнаказанно и пользовался, не говоря уже о нарядах вне очереди. Построит батальон утром на физзарядку, проверит и, если кто опоздал, сразу говорит примерно так: "Иванов, выйдите из строя. Объявляю вам 3 наряда вне очереди". Иванов отвечает: "Есть, 3 наряда вне очереди". Шкурин: "Встаньте в строй", потом подойдет к Иванову и пальчиком перед носом: "Служба, брат, ничего не поделаешь!".

Был у нас такой бригадир столяров по фамилии Шумейко. Он как-то сумел все организовывать, и сам очень проворно работал, даже сапожничал. В общем, куда бы его ни послали, обыкновенно туда, где прорыв, он обязательно положение выправит, а вечером уходит в самоволку. Старшина его разыщет и - на гауптвахту. Так он мне рассказывал, когда демобилизовался, что он за три года службы отсидел на губе 178 суток.

Меня определили в мастерскую, где изготавливали парапеты на крыши домов и поручни для лестниц. Дома строили пятиэтажные. Вообще, мы получали неплохую зарплату, а рабочий день был 10 часов. Кроме основной работы, у нас был хороший приработок. В выходные дни мы ходили ставить укосины - это мачта из нескольких бревен, выше дома, и на ее кронштейне укреплен ролик для подъема стройматериалов на верхние этажи. Этот подъем производился с помощью небольшого нефтяного моторчика, который обслуживал моторист. Все эти парапеты клепали вручную, так как сварки у нас не было. Во всей мастерской был небольшой токарный станок с ножным приводом. Сначала я тоже работал на парапетах, а потом меня поставили ремонтировать эти нефтяные моторчики "Коммунар", "Победа" и покрупней мотор "Красный Октябрь".

Как-то всех нас собрали, а с нами работали и вольнонаемные, и объяснили, что нужно построить парашютную вышку 75 метров высотой, что мы и сделали, и с этой вышки прыгали с парашютом на тросу. Сначала я сделал основу для парашюта - кольцо диаметром 12 метров, и полет шел очень медленно. Пришлось кольцо переделать на 8 метров, и стали прыгать. Мне тоже пришлось прыгать несколько раз, так как спускаться по лесенкам долго и неудобно.

Вспоминаю, как работали бывшие кулаки. Например, чтобы выполнять и перевыполнять норму землекопа; закапывали рельсы подошвой вверх, для того чтобы легче было отвозить выкопанную землю на переделанных тачках, где колесо помещалось под центром тачки и получалось лучшее равновесие, и человек по этой дорожке вез такую гору грунта, что трех тачек вполне хватило бы, чтобы загрузить 1,5-тонную автомашину. Или вот еще пример. Было организовано соревнование каменщиков, и за 10 часов один каменщик уложил 23 тысячи кирпичей, а другой 19 тысяч, конечно, их обслуживали две бригады подсобных рабочих, но ведь даже просчитать, указывая пальцем на кирпич, такое количество

просто невозможно. Первого каменщика наградили золотыми часами, а второго - серебряными и досрочно демобилизовали. Мне кажется, что ни один рецидивист так работать бы не стал, так как они с детства приучены не работать, а воровать.

Как-то пришел на работу, смотрю: у мастерской стоит грузовой автомобиль. Один из первых автомобилей, наш советский «АМФ-15». Оказывается, его подогнали к нам из авиачасти, ну мы, конечно, им заинтересовались, попробовали завести, и оказалось, что у него в коробке сломан валик переключения передач. Я выточил новый вал, закалил его, и автомобиль заработал. Стали на нем возить всю нашу продукцию по объектам.

В это время на электростанцию, электроэнергией которой пользовался и наш городок, и весь поселок вольнонаемных, привезли новый дизель, так как стоящий там четырехцилиндровый был слабоват и часто были перебои в снабжении электричеством всех объектов. Новый дизель приехал из Ленинграда монтировать мастер, уроженец Ленинграда, русский немец, работавший на заводе "Русский дизель", Краузе Карл Адольфович. И наш помтех батальона выделил нас 5 человек, среди них были замечательные ребята - Коля Трофимов, Косоговский, до раскулачивания имели дела с оружием и локомобилями, и еще двое, не помню их фамилии. Привели нас и передали Карлу Адольфовичу. Он нам объяснил, что он старый человек, ему было уже, наверное, за 60, и у него есть свои привычки: "Если я вам скажу: "Есть!", вы мне ответите: "На жопе шерсть", а я вам скажу: "Только реденькая", и, хотя это было издевательски смешно, но работа предстояла интересная, и мы эти и другие его причуды старались выполнять и не обращать особенно на них внимания. Он еще любил за женщинами поухаживать, особенно ему понравилась одна, очень симпатичная лет 30 уборщица Люда, но нас это как-то не волновало. Он привез с собой хороший инструмент, и мы начали устанавливать и бетонировать станину дизеля, все очень точно. Дело он, конечно, знал отлично. Дизель был судовой 2-цилиндровый мощностью 200 л.с. После установки станины стали укладывать коленчатый вал с перешабровкой подшипников по ватерпасу, а шабровка очень точная, по 25 точек на квадратный дюйм, потом начали монтаж цилиндров и топливной аппаратуры, где нужно было сгибать по месту трубопроводы и напаять на трубочки наконечники на серебро, что я и делал, и ему это очень понравилось. Когда все было готово, стали запускать. Он запускался сжатым воздухом, израсходовали два баллона, а дизель не запускается. Все страшно расстроились, ушли на обед, а Коля Трофимов не пошел. Вдруг после обеда мы услышали, как дизель заработал, а Карл Адольфович прибежал и кричит: "Как ты его запустил?", а дизель работает и принял нагрузку. Коля мне потом объяснил, что, когда ставили клапаны, он предупреждал Карла Адольфовича, что он ставит клапаны не так, но тот не согласился, сказав, что он, а не Коля, монтирует дизель. Когда все ушли на обед, Коля переставил клапаны, и дизель заработал. За эту работу нам была объявлена благодарность, и Колю оставили работать на этом дизеле.

После монтажа дизеля меня вызвал помпотех батальона, не помню его имени и фамилии, он узнал, что мы наладили «АМФ-15» и спрашивает: "Ты шофер?". Я рассказал, что при аресте у меня отобрали удостоверение шофера. Тогда он объяснил, что у нас в батальоне есть автомашина «АМО-3», там ее старается наладить один тракторист, сказал пойти посмотреть, помочь сделать, что нужно, и доложить. Действительно, около машины копался Ваня Гарехт, он из раскулаченных немцев Поволжья, очень славный парень. Он показал, что есть из запчастей, оказалось, что нужно растачивать блок, а это можно было сделать только на станции Бологое в железнодорожных мастерских. Поехали с помпотехом туда, там нам расточили, и он выпросил кое-какие ключи и инструменты. Все привезли, и мы с Ваней начали собирать. Он не особенно хорошо говорил по-русски, но мы освоились. Помпотех пообещал, что как только мы сделаем машину, он нас отправит в Ленинград сдавать экзамены на шоферов, а пока дал нам книги, мы сколотили группу из 5 человек (Коля Трофимов, Косоговский, Павлик Никитин, он со мной работал в мастерской, Ваня Гарехт и я), стали готовиться. Что касается вождения, то все уже поездили на «АМО-Ф-15», а когда сделали «АМО-3», то поездили и на ней.

В батальоне был радиоузел, и по всем ротам и домам комсостава была сделана трансляция, 175 точек. Его монтировал ленинградец Рудольф Петерсон. Мы подружились, и, когда он куда-нибудь уходил, я оставался за него, а так как электричество подавалось неравномерно, очень сильно менялось напряжение в зависимости от нагрузки, и все время нужно было следить за напряжением и вручную регулировать автотрансформатором. Рудольф помог мне также перебрать аккумулятор, в общем, мы наладили «АМО-3» и стали на ней ездить.

Нас вскоре послали с группой из аэропорта (25 человек и нас 5) в Ленинград. Мы устроились у моей двоюродной сестры Марусеньки Вологдиной, т.е. бывшей Меркурьевой. ГАИ находилось на Набережной Мойки д.43. Из группы аэродрома в 25 человек сдали только 3, а мы все пятеро. Нам выдали удостоверения практикантов и сказали, что после того, как мы пройдем практику в части, и нам отметят, что мы наездили по 100 часов, может приехать с документами один человек, и ему выдадут водительские удостоверения на всех нас. Так помпотех и сделал, примерно через месяц привез нам из Ленинграда всем пятерым водительские удостоверения. Это был 1936 год.

У нас в батальоне было 40 лошадей. Так вот, мы начали с того, что стали возить на машине прессованное сено, брали с собой грузчиков и загружали так, чтобы только при переезде через железнодорожные пути груз проходил под шлагбаумом, и там внутри помещались грузчики, а кто-нибудь из командиров ехал со мной в кабине. Еще ездили с начфином в банк за деньгами вдвоем, я помогал там ему считать деньги. Бывало, везли 2 больших мешка, а деньги мелкие - рубли, трешники и пятерки. Положим эти мешки в кузов и везем спокойно, никогда и не думалось, что нас могут ограбить. Все шло нормально, но один раз, когда ездили за сеном, старшина

попросил остановиться и пошел вместе с солдатами в магазин за культтоварами - шашками, тетрадями, чернилами и т.д., а вернулись все вместе с грузчиками поддатые. Но делать нечего, поехали. Машина была сильно перегружена, и я ехал очень медленно. Остановились посмотреть, как груз, а из сена никто не отзывается. Старшина полез посмотреть, а там никого нет, когда и куда они подевались - непонятно. Развернулись, едем обратно, а они сидят в кювете. Оказывается, они между собой не поладили и подрались, одного выкинули из машины, а другие спрыгнули за ним. Это было уже ЧП. Все стали меня просить, чтобы я не докладывал начальству, но один сильно повредил ногу. Приехали, разгрузились, и я не помню, как там потом старшина сам докладывал.

После этого нас "продали" на строительство и ремонт Ленинградского шоссе, и мы с Гарехтом стали работать по очереди, день он, день я. За нами закрепили по 4 грузчика, и мы возили за 8 км от нас гравий ипесок для дороги, иногда делали по 10 ездок в смену, платили сдельно с машины, и мы стали получать по 200-250 рублей в месяц.

В батальоне был Леня, фамилию не помню, он здорово фотографировал, и у меня много снимков. Рудольф где-то купил мотоцикл, и начали с ним везде ездить. Комиссаром батальона был неприятный тип, носил одну шпалу, фамилия его была Гриб, и был в штабе писарь по фамилии Вольф. Убираясь в штабе, он налил в графин комиссара сырой воды, тот напился, и у него расстроился желудок. Этот Гриб устроил целое следствие, якобы Вольф хотел вывести из строя командование части, а это уже контрреволюция, и его снова нужно судить по 58 ст. Но после этого Гриб уехал, а Вольф остался работать в штабе, а вместо Гриба приехал замечательный комиссар по фамилии Бибиксаров. Он очень умело и по-человечески со всеми беседовал, хорошо организовывал красные уголки, разные кружки, в том числе и спортивные. Сразу была организована футбольная команда, драмкружок, струнный оркестр. Его жена, очень славная женщина, включилась в наш драмкружок.

В это время с новым набором к нам приехал Андрей Опель, с которым мы были на БАМе, и он тоже стал заниматься в драмкружке. С ним же приехал ленинградец, актер из Кировского клуба, по фамилии Ковшик, а звали его Капа. Он стал почтальоном батальона, вообще был очень и деятельный малый и стал нашим режиссером в драмкружке. Первый спектакль "Ложь" Вяльцева, второй по пьесе Гусева "Слава", который Капа знал дословно наизусть. Я в этом спектакле играл профессора и пел под гитару. Это был очень удачный спектакль, и всем очень понравился. Мы выступали с ним и в поселке и на аэродроме, и нам очень аплодировали.

В 1937 году, когда я уже работал на машине, случилась авария на буровой, которая питала водой весь гарнизон. У дизеля полетел подшипник шатуна, и за отсутствием брони его даже отказались ремонтировать в железнодорожных мастерских. Там временно подключили трактор, но он был слабый и не обеспечивал нужной силы, и воды все время не хватало. На совещание собралось все начальство, и пригласили меня. Я предложил

попробовать отлить самим и получил разрешение. Я сделал железные формы, 2 половинки, но для этого нужно было разогреть 30-40 кг бронзы, а ее не было. Но выход нашли - решили использовать гильзы от отстрелянных винтовочных патронов. Сварили ковш, заформовали формы и стали плавить металл. Развели такой огонь, что чуть не загорелась вся кузница, но отливки получились отличные. Я их припилил, спаяли, расточили, проточили, потом залили баббитом и снова расточили, и я их пришабрил. Дизель был дореволюционный, одноцилиндровый 50 л.с. фирмы Мамонтовых, диаметр шейки 120 мм. Мне опять же помогали Коля Трофимов и Косоговский. Когда мы все сделали и запустили буровую, нам объявили благодарность, а мне дали 15 суток отпуска и поездку в Ленинград. После этого опять произошла авария, на сей раз полетела шестерня на пилораме, тоже бронзовая, но очень сложной конфигурации. Но нашелся модельщик, сделал очень хорошую модель из 8 частей, но у нас не было формовочной земли, и мы делали форму в натуральном песке. Но на этот раз надо было разогреть 50 кг металла, и мы даже не ожидали, такая получилась хорошая отливка, что ее пришлось совсем немного подгонять. Пилорама заработала, и опять благодарность и отпуск на 15 суток в Ленинград.

Тут я получил письмо от папы. Его без меня судили, якобы, за какие-то махинации. Он уже работал как снабженец, и вроде бы, как мне потом рассказывали, они продали вагон скобяных товаров, но толком никто ничего объяснить не смог, только дали ему 3 года, и вот он на Васильевских торфяных разработках. Пишет, что работает на подноске торфа к локомобилю, а вскоре пришло известие о его смерти. Ему было семьдесят с лишним лет, и, конечно, не известно место, где его похоронили. А тут еще пришло письмо от младшего брата. Он работал продавцом в магазине, и у него получилась растрата. Он, правда, растрату погасил, продав кое-что из дома, но не знал, что ему дальше делать. Я ему написал, чтобы учился на шофера, он так и поступил. После окончания курсов работал на грузовике, развозил пиво, а потом перешел работать в Институт коневодства, возил директора на М-1. Этот Институт часто посещал Буденный, и Борис иногда развозил их по домам. Потом он пошел работать в такси, их таксопарк находился в Столярном переулке на Красной Пресне.

В это время должен был демобилизоваться Рудольф Петерсон, и когда комиссар спросил его, кому он может передать радиоузел, Рудольф назвал меня. Меня сняли с машины, и я стал радистом. Радиоузел был у проходных ворот в отдельном домике, и, кто бы ни проходил, все заходили или садились на скамеечку около домика. Мне нужно было включать передачи в 6 утра на подъем до 11 часов и потом с 19 до 23 часов в казармах, а командный и вольнонаемный состав слушал до 2 часов ночи. Также был установлен на чердаке домика громкоговоритель очень мощный. Его было слышно далеко за пределами городка. И вот однажды я уснул, а после хорошей музыки из Берлина начали передавать какую-то пропаганду на русском языке. Меня разбудил замполит с криком, что я якобы специально провоцирую, транслируя фашистскую агитацию, что меня надо судить снова,

что он сообщит этот факт в политотдел армии. Но спасибо комиссару, он быстро обуздал этого зама, а комбат и помпотех только посмеялись. Ко мне в радиоузел стали заходить с ремонтом часов и разной хозяйственной мелочью, и свободного времени почти что не было.

Нам, младшим командирам, а мне уже присвоили звание, и я стал в петлицах носить 2 треугольничка, нужно было дежурить по батальону, а утром докладывать комбату. И вот, я должен был сдавать дежурство старшине Шкурину. Пришли к комбату после обхода всех служб, и он докладывает комбату, что дежурство не принимает, так как на гауптвахте грязно, в третьей роте полы не помыты. Комбат приказывает все устранить и доложить исполнение. Я дал команду привести все в порядок, доложил комбату, сдал дежурство и расписался в книге. Но когда в следующий раз я принимал дежурство от Шкурина, я также доложил, что дежурство не принимаю, т.к. на кухне грязно, в конюшне нет козла, который все время должен быть при лошадях, потому что его запах отпугивает ласку и крыс, на террритории у казарм не убрано. Комбат приказал все привести в порядок и доложить. Вышли, и Шкурин говорит: "Ну, ты даешь!". Я тогда ему объяснил, что это для того, чтобы он знал - я над собой издеваться не позволю. С тех пор он по отношению ко мне очень изменился. Шумейко сделал замечательный письменный стол для комбата. Старшина Шкурин попросил сделать такой же для него и пообещал, что, если он сделает ему стол, то он не будет сажать его на губу. Шумейко стол ему сделал, и Шкурин пригласил его к себе, чтобы поблагодарить, и они напились. У Шкурина было двое ребят, он держал 2 козы для молока, так они одну козу по пьянке отвели в соседнюю деревню и продали. Утром Шкурин пришел ко мне и спросил, не видел ли я Шумейко, и все мне рассказал, а потом зашел Шумейко и рассказал, что все это сделал специально, чтобы его проучить, дабы он не издевался над ополченцами.

Был у нас и такой случай. Все пообедали, задержались маляры и моторист Никулин. Сели за стол, стали разливать суп, Никулин зачерпнул, а в половнике - мышь. Сразу крик, звать дежурного врача. Щи, конечно, вылили. Всем, кто не ел, выдали сухой паек, полукопченую колбасу, ну, а кто уже поел, тому, конечно, ничего не выдали. Был и еще случай, когда в макаронах были обнаружены гвозди в большом количестве. Сразу заподозрили деверсию, а когда разобрались, оказалось, что этими гвоздями сколочены ящики, в которые были упакованы макароны, и попало дежурному по кухне, за то, что он плохо смотрел, когда засыпал макароны.

Где-то году в 1937 меня вызвал комиссар и сказал, что нужно демонтировать радиоузел, так как нам предстоит передислокация на новое место. Окраина в г.Сольцы. Оказалось, очень неприятное место, никакой и зелени поблизости, местность болотистая. Этот городок из нескольких бараков и небольшого домика, очевидно, был оставлен предыдущей воинской частью или концлагерем. Электроэнергии не было. Пришлось пользоваться "летучей мышью". Между всеми строениями были небольшие тротуары, но все это требовало ремонта. В этом отдельном домике я стал монтировать радиоузел, но пришлось его делать на аккумуляторах и

налаживать трансляцию. Это все было очень сложно за отсутствием инструментов, да еще огромное количество крыс. Был даже случай, когда часовой наступил на крысу, она прокусила сапог и тяпнула его за ногу, так что пришлось ему делать уколы. Но со временем все устроилось, подключили электростанцию, организовали клуб, опять заработал драмкружок, и перед моей демобилизацией давали 3 спектакля "Слава". Я должен был демобилизоваться в ноябре, но по просьбе командира задержался, так как в спектакле у меня не было замены. После 3-го спектакля я поехал домой с хорошими отзывами и характеристиками о прохождении воинской службы. В 1936 году нашу часть переименовали из частей тылового ополчения в стройбат.

За это время я написал заявления о снятии судимости сначала Ягоде, потом Ежову, Калинину, Ворошилову, Вышинскому, Берия, Сталину и на все получил ответ "Отклонено" и "Отказано".

АТЫ-БАТЫ, КУДА ИДУТ СТРОЙБАТЫ?
Заметки бывшего служащего ВСО
Последние лет пять во многих средствах массовой информации на офи-циальных уровнях обсуждаются вопросы о возможности создания в нашей стране профессиональной армии и связанных с этим реформах и проблемах. Продолжают дебатироваться возможные варианты альтернативной службы, ко-торые давно уже существуют в цивилизованных государствах. Однако на прак-тике каждую весну и осень военкоматы гоняются за призывниками, среди кото-рых всё возрастает число тех, которые не желают служить в российской армии. И это, конечно, не случайно. Увы, условия службы в армии таковы, что многие юноши призывного возраста ищут любые поводы, чтобы уклониться от выпол-нения своего «почётного долга». В нынешний осенний призыв, по словам мини-стра обороны Павла Грачёва, призвано около 23-х процентов новобранцев. Факт сам по себе удручающий и наводящий на тяжёлые раздумья…
Давно идут разговоры о том, нужны или не нужны нам военно-строительные войска, об их сокращении. Неужели военно-строительные отряды (ВСО), являющиеся, на мой взгляд, ни чем иным, как пародией на армию, уйдут в прошлое? Или от этого огромного резерва дешёвой и малоквалифицированной рабочей силы, используемой Министерством обороны где угодно и как угодно, мы ещё не в силах отказаться? Ведь сейчас уже ни для кого не секрет, что на бывших так называемых ударных комсомольских стройках использовался, в ос-новном, рабский труд зэков и военных строителей. В стройбатах практикуется не только принудительный и низкооплачиваемый труд (например, на каждый рубль зарплаты ранее «набрасывался» коэффициент 0,87, как в колониях и лаге-рях для лишённых свободы). Военкоматы часто направляли для прохождения службы в военно-строительных частях лиц, которые по состоянию здоровья не подлежали призыву в строевые войска. В них проходили службу лица, которые ранее были судимы. По своему опыту знаю, что в стройбатах царят полное пре-небрежение к личности, издевательства «старослужащих» над молодыми при-зывниками, имеется прочий букет уродливых и позорных явлений, свойствен-ных, к сожалению, и для других родов войск. Своим обмундированием, зачас-тую расхристанный видом стройбатовцы нередко вызывают страх и даже от-вращение у гражданского населения в местах, где дислоцируются военно-строительные части. Нередко они совершают различные правонарушения и пре-ступления. Да и качество возводимых ими объектов, в основном, низкое, так как строительные специальности большинство из призывников осваивает уже в хо-де так называемого прохождения службы.
Чтобы мои высказывания не показались голословными, мне, очевидно, не обойтись без некоторых личных впечатлений и воспоминаний. Чтобы их как-то систематизировать, я сосредоточусь, пожалуй, на наиболее абсурдных, на мой взгляд, проявлениях, свойственных службе в стройбате и в армии в целом. Хотя эти мои заметки носят, естественно, субъективный характер и основыва-ются, повторяю, на личных впечатлениях, я не могу себе отказать сделать неко-торые выводы обобщающего характера. Сейчас многие справедливо указыва-ют на то, что если больн; всё наше общество, то, естественно, больн; и армия. Так-то оно так, но думаю, что в армии болезненные явления проявляются как бы в квадрате, в гипертрофированном виде, в более уродливых формах.

Выборы по-армейски
Призван я был в армию в июне 1971-го года, в восемнадцатилетнем воз-расте, при достижении которого, как известно, советские граждане получали, согласно Конституции СССР, право избирать и быть избранными в высшие и местные органы власти. То, что эти так называемые выборы были вплоть до 1989-го года полной профанацией, трагикомическим фарсом, теперь ни у кого не вызывает сомнения. Но в армии этот фарс достигал своего «апофигея».
Служить я поначалу попал под закрытый в те времена город Горький, ко-торому впоследствии вернули его историческое название - Нижний Новгород. Там, в посёлке С;рмово, дислоцировалась часть, в которой находилась школа сержантов. В течение шести месяцев в ней готовился младший командный со-став для прохождения дальнейшей службы в военно-строительных батальонах страны в качестве командиров взводов. Новобранцы здесь становились курсан-тами.
Накануне выборов нас предупредили, что проголосовать надо всем до завтрака: подъём, физзарядка, умывание, утренняя перекличка. И строем мы идём к офицерскому Дому культуры - быстрее-быстрее, бегом, чтобы опере-дить другие роты, чтобы быть в числе первых - своеобразное соревнование. О том, за кого голосуем, мы толком не знали: то ли за командира части, то ли за его замполита. Прослужили мы к тому времени не больше недели. Да и в изби-рательных бюллетенях была фамилия только одного кандидата. Альтернатива-ми тогда не баловались.
Так я впервые в жизни, как и многие другие новобранцы, реализовал своё избирательное право.
Остаётся добавить, что и по сей день, в эпоху «недоразвитой демокра-тии», контингенты воинских частей, расположенные в том или ином избира-тельном округе, позволяют манипулировать голосами избирателей и «добирать» необходимое их количество как военным кандидатам в депутаты, так и другим ставленникам новой номенклатуры, которых хотят провести в местные и выс-шие органы власти заинтересованные в этом структуры.

Если грешники попадают в ад, то больные и убогие -
в стройбат
Из школы сержантов меня отчислили после первой же медицинской ко-миссии - по состоянию здоровья. Ещё во время учёбы в средней школе у меня обнаружили сердечное заболевание - ревмокардит. В московском областном клиническом институте (МОНИКИ), после электрокардиограммы, поставили более точный диагноз: миокардинический кардиосклероз, блокада правого пуч-ка Гиса. Перед армией пришлось мне в Ногинской ЦРБ провести специальный двухразовый курс лечения.
Медицинская комиссия при Ногинском горвоенкомате признала меня здоровым и определила: годен к строевой службе. В связи с тем, что к тому времени у меня уже была близорукость на оба глаза, меня обещали направить (по моей, кстати, просьбе) в наземные войска ВВС.
И, надо признаться, если бы меня не призвали в армию, то, вероятно, я себя чувствовал бы неполноценным человеком. В юном возрасте мне хотелось послужить в армии. Во мне сохранился некий налёт романтики: я мечтал о ноч-ных подъёмах по «тревоге», марш-бросках, войсковых учениях и т. д. Да и тя-нуло меня в новые места, хотелось узнать страну родную, и чувствовал я тогда себя вполне здоровым.
То, что я попал в строительные войска, меня удивило. Ведь строительной спе-циальности у меня не было, и я в то время наивно полагал, что в эти войска бе-рут тех, кто «на гражданке» имел хоть какое-то отношение к строительству. Только потом я убедился, что в ВСО призывают не только далёких от строи-тельства людей, но и больных, убогих не только физически, но и с сомнитель-ными умственными способностями. Последних, как правило, отправляли в хоз-взводы, назначали ухаживать за свиньями в подсобных хозяйствах, которые су-ществовали при воинских частях. Да и бояться их особенно было нечего: ору-жия ведь стройбатовцам, кроме взвода охраны при гауптвахтах, никому не вы-давалось. Многие из нас только при принятии присяги могли увидеть или по-держать в руках карабин или автомат. Ни о какой огневой подготовке или учеб-ных стрельбах за два года службы не было и речи.
Чуть позднее я стал задумываться: для чего больных людей призывали на службу? Ведь не слепцы же на медкомиссиях сидят, а специалисты. И пришёл к выводу: военкоматы, по-видимому, прежде всего, были озабочены тем, чтобы у них не падал или хорошо выглядел тот или иной процент призыва граждан на срочную службу. Опять соревнование - теперь между военкоматами? Опять эта проклятая процентомания - тяжёлое наследие планового социализма… Конкретная судьба того или иного больного призывника вряд ли тогда или сей-час могла кого-либо заинтересовать - одним человеком больше, одним мень-ше…

Широка страна моя родная…
Из Горького по железной дороге через Киров, Пермь, Свердловск, Кур-ган, Омск мы прибыли в Новосибирск. Там предстояла пересадка. Познако-миться с городом нам не удалось, но побродить по привокзальной площади и ближайшим улицам оказалось можно. Многие новобранцы, у кого были деньги, сумели в Новосибирске отовариться спиртным и изрядно напились. Запомнился один из них - двадцатисемилетний и уже лысоватый москвич, похожий на ур-ку, который, дурачась, встал перед тепловозом на колени, положил голову на рельсы под колесо и кричал:
- Мама, роди меня обратно! Не хочу служить в армии Красной!..
Мы его еле оттащили от колеса и впихнули в дверь вагона, в котором вскоре завязалась драка…
Теперь наш путь лежал на юг. Проплыли за окном поезда российские го-рода, нищенские полустанки, и мы оказались в Казахстане. Поражали простран-ства неиспользуемой, пустующей земли. Через Барнаул, Павлодар, Целиноград мы прибыли в Семипалатинск. Познакомиться с этим печально знаменитым го-родом мы толком не смогли, хотя здесь нас ждала ещё одна пересадка. Учиты-вая новосибирский «пьяный разгул», сопровождающие офицеры и сержанты нас уже не распускали, а для того, чтобы как-то скоротать время до прибытия поезда, сводили в кинотеатр на венгерский фильм «Сокровища турецкого аги».
Семипалатинские полигоны находились, конечно, далеко за чертой горо-да. В одну из таких «точек», в закрытый гарнизон под почтовым названием Се-мипалатинск-22 нас привезли ночью. Поезд в этот пункт, если мне не изменяет память, прибывал только один раз в сутки. Никто из нас не знал окончательного пункта нашего следования: сопровождающие это хранили в секрете.
Ночь мы переспали на полу в солдатском деревянном клубе, где по вы-ходным «крутили» кино. Летом, когда при солнечной погоде в нём шёл киносе-анс, мы изнывали от духоты и жары. Стягивали с себя гимнастёрки, майки, но всё равно обливались п;том и многие предпочитали вырваться из клуба на све-жий воздух, хотя кино было для нас практически единственным «культурным развлечением».
Наутро следующего дня задул жёсткий ветер. Он поднимал в воздух мелкие камешки и песок, которые больно хлестали в лицо, в спину. На душе было муторно и грустно - куда нас закинула судьба? К нам подходили «старо-жилы» здешних мест из военнослужащих, подливали «масла в огонь» - пугали нас, салажат, рассказами о скорпионах и фалангах, которые здесь, в песках, «кишмя кишат». Кто-то пускал «пулю» о том, что недавно, мол, тут целую роту комиссовали, - облучились ребята на объекте при очередном подземном ядер-ном испытательном взрыве… Нас стращали тяготами будущей «дедовщины». Советовали «по-хорошему» отдать наручные часы, «по мирному» обменяться сапогами, ремнями, обмундированием, а строптивым - тем, кто будет упря-миться, «дедушек» не слушать, предрекали, что служба покажется адом. Систе-ма, мол, во всей армии такая: год повинуешься во всём, сносишь издевательст-ва, а через год сам можешь издеваться над молодым пополнением - такая вот эстафета.
Но на первой поре нам повезло. После прохождения так называемого ка-рантина и принятия воинской присяги основная группа «горьковчан» была на-правлена в учебную часть гарнизона. Там ускоренным двухмесячным курсом нас стали обучать специальности слесаря-сантехника. Заказ на специалистов этой профессии пришёл из какого-то другого гарнизона. Мы были рады тому, что через два месяца уедем отсюда в любое другое место Союза.
Не таким уж оно было и страшным - это место. Всюду живут люди - даже там, где и жить, кажется, нельзя. Недалеко от механических мастерских, где мы обучались навыкам сантехнического ремесла, протекал Иртыш, в кото-ром, несмотря на лето, мы так и не искупались… В маленьком военном городке жили и гражданские лица. Однако городок действительно был строго засекре-чен. В увольнение не пускали даже старослужащих. Находился там какой-то важный институт, занимавшийся, по-видимому, ядерной тематикой. По ночам за глухим забором института был слышен многоголосый собачий лай, словно в это время собак выпускали погулять. Создавалось впечатление, что эти собаки подопытные. «Быть может, здесь исследуют влияние радиации на животных?» - думалось мне. Но, так или иначе, от такого соседства нам было как-то не по себе и мы предпочитали поскорее слинять отсюда.
Говорили, что через двадцать лет этот городок рассекретят и он получит имя Курчатова. Но, насколько мне известно, недавно такое название получил один из закрытых городов Челябинской области. Сколько их, подобных номер-ных городков, было разбросано по нашей необъятной и насквозь милитаризо-ванной державе?

Зеленая-зеленая трава
Что мне особенно заполнилось из семипалатинского периода службы? Пожалуй, два эпизода. Первый, скорее из разряда абсурдно-комических. Он, кстати, характерен не только для армейской жизни. В условиях командно-административной системы у нас пышным цветом расцвела болезненная лю-бовь к чинопочитанию. Чего только не выделывали партийные функционеры и ретивые чиновники, когда им становилось известно о визите в их вотчину како-го-либо высокопоставленного лица. Сколько тут у них появляется энергии при подготовке к его встрече, сколько резвости, прыти и суеты! Срочно ремонтиру-ются дороги по пути следования этого лица. В местные магазины завозятся про-дукты. Везде наводится временная чистота. Милиция – на стреме. Цветы, хлеб-соль, ковровые дорожки, угодливые улыбки, подготовленные ораторы, трудя-щиеся, студенты, дети и т.д. Все это у нас и сегодня, кстати, остается…
В наш гарнизон должен был прибыть первый секретарь ЦК КПСС Казах-ской ССР Д. Кунаев. Нам, конечно, его визит был «до фени». Мы его не знали и знать не желали. Но для командования гарнизона, безусловно, его визит был важным событием. И, видимо, поступила команда для всех командиров частей Семипалатинского гарнизона: чтобы везде был лоск, блеск и полный ажур.
В казармах драили полы и стены. На территориях частей наводилась иде-альная чистота. Красились скамейки и беседки, белились деревья и бордюры, подрезался кустарник. Нас заставляли выдергивать траву, налезавшую на бор-дюры, стричь ее ножницами и, хотите верьте, хотите – нет, даже красить зеле-ной краской траву в тех местах, где она пожелтела! И мы красили!..
Кунаев, кажется, тогда так и не приехал. Быть может, у него появились какие-то неотложные партийные дела, и он не доехал до нашего гарнизона. По крайней мере, нам его лицезреть так и не удалось.

Как умирают в стройбате
Второй эпизод трагический – смерть сослуживца, человека мне незнако-мого, из соседней учебной роты. Случился этот эпизод в солдатской столовой.
Кормили, кстати, нас плохо, и в начале службы большинство новобран-цев не покидало чувство голода. Хотя на втором году службы это чувство со-вершенно пропадало. Организм, видимо, адаптировался и привыкал к малока-лорийной солдатской пище. С нас высчитывали за питание 38-40 рублей в ме-сяц. Соответственно и калькуляция на потребляемые продукты питания состав-лялась из этой расчетной суммы. И разве могло ее хватить на полноценное пи-тание молодых 18-27-летних ребят?
В столовой накрывались столы на 10 человек. Первое и второе блюда мы ели из алюминиевых мисок ложками. Ни вилок, ни, тем более, ножей не полага-лось. Меню было очень однообразным. Щи, суп, борщ – на первое. Различные каши, картофель, горох – на второе. На завтрак давали маленький кусочек сли-вочного масла. На третье утром и вечером – жидкий чай, а в обед – кисель. Компот или какао появлялись на столах только в праздничные дни. Правда, в летнюю пору на столы попадала и продукция из подсобного хозяйства части – огурцы, арбузы. Запомнилось, что салат из огурцов, поданный к праздничному столу в честь Дня строителя в 1972 году, привел к вспышке дизентерии. Я в то время уже служил в строительной части Эмбинского гарнизона Среднеазиат-ского военного округа. Тогда заболело более 1/3 состава всей нашей части. Гос-питаль не мог вместить всех пострадавших. Вокруг него были разбиты для со-держания больных шатры-палатки. В части был объявлен карантин, который, кажется, сняли только в середине октября.
Я не заметил точно, что все-таки произошло в столовой в сентябре 1971 года, когда я служил в Семипалатинском гарнизоне. Один чем-то недовольный военнослужащий ударил молодого призывника, и тот упал, стукнувшись голо-вой о бетонный пол. То ли удар оказался слишком сильным, то ли упал ново-бранец очень неудачно, но встать он уже не мог. Он захрипел, розовая пена по-шла у него из открытого рта. Пока кто-то бегал за санинструктором, один из сержантов делал пострадавшему искусственное дыхание. Прибежал запыхав-шийся инструктор и побледнел. Он сделал новобранцу какой-то укол, но ничего не помогло – солдат умер.
А умерший парень был не из хилых ребят. Он участвовал в спортивных соревнованиях, посвященных Дню строителя. Однажды ночью именно его вме-сте с другими спортсменами поднял дежурный по части на поиски сбежавшего солдата. Они бегали на железнодорожную станцию искать дезертира. То есть, умерший парень производил впечатление достаточно крепкого и здорового че-ловека. И каково же было наше удивление, когда нам официально объявили, что умер он от острой сердечной недостаточности и что он был якобы наркоманом – курил анашу…
Из нашей куцей солдатской зарплаты (нам выдавали на руки по 3 рубля 80 коп. в месяц) мы скинулись по рублю на его похороны…
Здесь я впервые столкнулся с чудовищным лицемерием официальной машины армейского делопроизводства. ЧП – убийство солдата от рукоприклад-ства – было, конечно, невыгодно для начальства части. Следствие, обвинение, допрос свидетелей, возможные выговоры офицерам за плохое состояние дисци-плины во вверенном подразделении и т.д. И неудивительно, что такого рода случаи старались «замять», не давали им хода. Куда проще: поскользнулся на мокром полу, упал и не очнулся, умер… Это уже не ЧП, а всего лишь несчаст-ный случай.
Впоследствии, уже во время прохождения службы в Эмбинском гарнизо-не Мугоджарского района Актюбинской области я сталкивался и с другими смертями военных строителей. Конечно, среди них были и несчастные случаи, которые могли произойти и в гражданской жизни. Но, пожалуй, о двух смертях стоит сказать особо.
30 декабря 1972 года отмечалось 50-летие со дня образования СССР. К подобным «знаменательным» датам во всей стране различные коллективы гото-вили свои трудовые подарки. И наша строительная часть не осталась, как гово-рится, в стороне. Кому-то пришла мысль именно к этой дате рапортовать о дос-рочном завершении строительства одного из ДОСов (дома офицерского соста-ва), возводимых в военном городке Эмба-5.
Работы на этом строительном объекте велись форсированными темпами. В декабре стала использоваться и третья смена – после ужина строители, в ос-новном, штукатуры, маляры, электрики и сантехники снова шли на ДОС. И тут, видимо, сказалась обыкновенная физическая усталость и, быть может, недосы-пание. Один из строителей соседней роты, рыжий грузин – балагур и весельчак – сорвался с пятого этажа и насмерть разбился.
ДОС, кажется, сдали досрочно, отрапортовали, хотя отделочные работы там велись и в январе, и в феврале. Еще в то время я задумался: кому выгодно подобная штурмовщина, которая до сих пор практикуется в нашей стране? Ко-му нужны подобные «трудовые подарки»? И только на гражданке понял, что такая система выгодна самим строителям (только не стройбатовцам). Оказыва-ется за досрочное (и даже плановое) введение строительных объектов в экс-плуатацию строители и, соответственно, их начальство получали солидные де-нежные премии. Прорабам, начальникам строительных управлений, трестов это иногда обеспечивало дальнейшее продвижение по служебной лестнице. А сча-стливые обладатели ордеров на квартиры в таких новостройках, переехав, не-редко начинали тут же делать ремонт, устраняя недоделки строителей.
Поразила меня и еще одна очень тихая смерть. Но от этой «тихой проза-ичности» для меня она не стала менее страшной. На этот раз она настигла кра-сивого юного армянина с черными блестящими глазами.
Каждое воскресенье в нашей части был банный день, смена нижнего бе-лья и портянок. Баня, в общем-то, нормальная – с парилкой, душевыми кабина-ми, тазиками из нержавеющей жести. Видимо в бане я подцепил «грибок» – кожное заболевание, которым легко заразиться от другого человека. Характери-зуется оно тем, что между пальцами ног кожа преет и лопается с появлением узких кровяных ранок. Чтобы избавиться от этого «грибка», я обратился в сан-часть. Мне предложили какую-то мазь, и я стал ходить через день в санчасть, где смазывал этой мазью преющую кожу между пальцами. Кстати, эта мазь ма-ло помогала, и мне понадобился после демобилизации почти год, чтобы изба-виться от этого неприятного заболевания.
Однажды во время моего очередного визита в санчасть в нее вошел поч-ти иконописной внешности курчавый армянский мальчик.
- Чего тебе? – грубо спросил его санинструктор, то ли фельдшер, то ли
медбрат по образованию.
- У меня все болит, - слабым голосом ответил армянин.
- Что именно болит?
- Все: голова, грудь, живот, руки, ноги…
- Не звезди, так не бывает. Косишь, небось. От службы увильнуть
хочешь? – санинструктор, по-видимому, заподозрил парнишку в симуляции, хо-тя и невооруженным взглядом было видно, что тот действительно болен.
Лейтенанта-двухгодичника медицинской службы, который мог бы осмотреть больного, в этот день в санчасти не было. Он, кажется, находился в команди-ровке и должен был вернуться дня через три. Возможно, он сумел бы опреде-лить степень опасности состояния больного и отправил бы его в госпиталь, ко-торых располагался в полутора километрах от нашей части. Госпиталь все-таки был оснащен современным диагностическим и другим оборудованием, квали-фицированными специалистами. Санинструктор же решил дождаться приезда лейтенанта и оставил черноглазого мальчонку в санчасти. Тем более, что тот прибыл с «точки» – рота, где он служил, была занята на строительных работах в степи километров за 80-100 от военного городка. На этих «точках» производили учебные стрельбы ракетчики из различных воинских частей и даже из групп со-ветских войск в Германии и в Венгрии.
В санчасти существовал еще зубоврачебный кабинет и палата на четыре или пять коек для стационарных больных. В это время в санчасти лежал один из мо-их товарищей-сослуживцев Женя Савриков, с которым впоследствии нас связа-ла крепкая дружба. Я приносил ему из столовой его солдатскую порцию, а по-том забирал посуду и относил ее обратно в столовую. Рядом с Женей положили в палату и юного армянина. Кажется, кроме них двоих, тогда в палате больше никого не было.
Когда дня через два я принес Жене завтрак, то увидел, что армянина на койке нет: матрас на ней был свернут, белье снято.
- А где этот кавказский ангел? – спросил я у товарища, кивнув на
пустую койку. – В госпиталь уже отправили?
- В морг, - ответил Женя Савриков. – Ночью умер… И тихо умер, без
стонов… Я чутко сплю, услышал бы…
Я остолбенел.
Неужели нельзя было вовремя спасти этого парнишку? Ему ведь было не более 18 лет. От чего можно умереть в этом возрасте? Как же дешево ценится жизнь в этом мире и, тем более, в армии. Я не представляю, как квалифицировалась в официальных документах причина этой странной смерти. Но уверен, что ника-кого расследования причин смерти этого стройбатовца не было, кроме конста-тации самого факта. И наказан за нее никто не был. И некого в ней винить. Не-кого?..

Что ответит Президент?
Эти воспоминания, быть может, кому-то покажутся устаревшими, несовремен-ными. Ведь служил я строительных войсках Среднеазиатского военного округа в 1971-1973 годах, а с тех пор двадцать лет минуло. Но думаю, что не так уж резко и разительно изменилась к лучшему обстановка в армии за последние го-ды. О состоянии дисциплины, о морально-психологическом климате в стройба-товской казарме, на мой взгляд, достаточно правдиво рассказывается в романе Сергея Каледина «Стройбат», опубликованного в №4 журнала «Новый мир» за 1989 год. Похоже, что автор был очевидцем описываемых событий. О том, к чему приводит «дедовщина», И.Лощилин написал сценарий художественного фильма «Караул», который опубликован в №1 альманаха «Киносценарии» в 1989 году. И хочется думать, что он на пути к экрану.
Кстати, автор взял за основу сценария реальные события, которые известны нам по газетным публикациям, когда новобранец расстрелял ночью издевавшихся над ним «дедушек». Произошло это в купе поезда, этапировавшего зэков. Ост-рые публикации Вероники Марченко в журнале «Юность» тоже свидетельству-ют о том, что творится в нашей армии. Наконец, 15 тысяч военнослужащих, по-гибших за четыре года перестройки! И это в мирное-то время? Даже страшно представить – 15 тысяч оборванных в самом расцвете жизней… Даже девять лет афганской авантюры унесли, по официальным данным, на две тысячи жизней меньше. Но ведь в Афганистане была война. Оказывается, на территории СССР гибнет в мирное время людей больше, чем на войне? Непостижимо…
В феврале 1990 года в стране создано «Общество родителей, чьи сыновья по-гибли в армии в мирное время на территории СССР». Матери погибших и жи-вых солдат обратились к Президенту Горбачеву с требованием проведения кар-динальных реформ в армии. В этом Обращении в частности, говорится: «Еже-годно в армии, не на учениях, не в боевых операциях, а в результате уголовных преступлений, несчастных случаев, антисанитарных условий жизни, а в целом по халатности и недобросовестности военного начальства – гибнут солдаты. Следствие по факту смерти ведут дознавательные части и военная прокуратура. Такие следственные органы заинтересованы в сокрытии истинных причин про-исшедшего в целях сохранения реноме конкретной воинской части, армии в це-лом».
Матери погибших требуют от Президента Горбачёва создать независимую ко-миссию при Верховном Совете СССР для расследования всех фактов гибели солдат в мирное время за последние 10 лет. Матери допризывников требуют узаконить положение о том, чтобы в период службы в армия целиком и полно-стью отвечала за жизнь и здоровье солдат, чтобы для военнослужащих срочной службы было введено социальное страхование, чтобы родственники погибших солдат или покалеченные во время службы были обеспечены пенсиями – неза-висимо от того, произошло ли это в боевой операции или нет. Они требуют не призывать в строительные войска людей, которые по состоянию здоровья не могут быть призваны для прохождения строевой службы. Они требуют ликви-дации всех строительных частей, введения альтернативной службы, отсрочки от службы студенческой молодежи. Их требования справедливы. Что ответит Пре-зидент?
(Данное Обращение было принято в августе 1990 года. И только 1 ноября, после неоднократных требований Всесоюзного комитета родителей военнослужащих, Президент СССР принял их представителей в Кремле. После беседы с ними, Горбачев обещал создать специальную комиссию по расследованию фактов ги-бели военнослужащих в мирное время. Он обещал также в ближайшее время издать Указ, в котором будут предусмотрены срочные меры по всем затронутым на встрече вопросам. Насколько действенными окажутся Указ Президента СССР и его поручения Совету Министров СССР, Министерству обороны, Ми-нистерству юстиции и Прокуратуре СССР?)
А пока продолжают гибнуть молодые ребята в солдатской форме, посылаемые в различные «горячие точки» страны для устранения национальных и иных кон-фликтов. И не только в «горячих точках». В октябре 1990 года, например, погиб (по официальным данным в автомобильной катастрофе) военнослужащий Вла-димир Крупнов, 1970 года рождения, проходивший срочную службу в одной из строительных частей Волгограда. За неделю до этого трагического случая его родители, проживающие в подмосковном Ногинске, получили телеграмму о том, что их сын находится в самовольной отлучке.
Как правило, в самовольную отлучку уходят те, кто доведен до отчаяния невы-носимыми условиями службы и «дедовщиной». Отчаявшиеся идут на само-убийство, членовредительство, дезертирство и, реже, на сопротивление, что то-же нередко приводит к трагическому исходу.
Если подразделение покидает военнослужащий срочно службы, захватив с со-бой оружие и боекомплект к нему, то группа по его захвату инструктируется приблизительно так: в случае вооруженного сопротивления при задержание на-ходящегося в самовольной отлучке, при угрозе жизни членов группы захвата или гражданских лиц, допускается его уничтожение на месте сопротивления.
Пока же принято решение о расформировании ведомственных строительных частей. Но они остаются при Министерстве обороны СССР и по-прежнему мо-гут быть заняты везде и всюду – не только на строительстве гражданских объек-тов и сельхозработах, но и на возведении дач генеральским и другим военным чинам. Об этом до сих пор свидетельствуют публикации в отечественной прес-се. Да и зачем терять столь дешевую рабочую силу? Быть может, военных строителей скоро будут использовать в качестве дармовой рабочей силы на промышленных и сельскохозяйственных предприятиях? Ведь людей, произво-дящих материальные блага, создающих валовой внутренний продукт, в стране становится все меньше и меньше.

Какие призраки бродят по Союзу?
Раньше, в школьные годы, я наивно считал, что армия нам нужна для защиты необъятных границ первого в мире рабоче-крестьянского государства от воз-можного нападения империалистических агрессоров. Ведь в школе-то нас учили тому, что империалисты якобы жаждут нашего уничтожения и всячески меша-ют нам строить светлое коммунистическое будущее. А трудящиеся этих стран подвергаются жестокой эксплуатации, задыхаются в тисках капиталистической системы: там, мол, и безработица, и кризисы всякие, и депрессия, и преступ-ность чудовищная, и обнищание масс – в общем, загнивание экономическое и духовное.
Теперь вроде бы всем ясно, что никто на нас нападать не собирается. Наоборот, нас боялись во всем цивилизованном мире – с нашей бредовой теорией классо-вой борьбы, которую уже давно пора сдать в архив, с нашим насаждением про-коммунистических тоталитарных режимов в различных регионах планеты и т.д. Чего, например, стоит кровавый коммунизм Пол Пота в Кампучии? От кого мы теперь собираемся защищаться, если коммунистические и империалистические угрозы уходят в разряд мифов? Зачем нам теперь содержать такую громадную армию? Зачем нам нужны такие непомерные для страны и налогоплательщиков военные расходы? Ведь это абсурд – производить столько ракет и танков, дру-гое вооружение, когда граждан страны скоро одеть, обуть и накормить будет нечем. Призрак голода блуждает по СССР. Уже во многих городах страны вве-дена талонно-карточная система распределения продуктов питания. Куда же дальше?
И не только призрак голода блуждает по стране. Национальные вооруженные конфликты в Союзе «нерушимом республик свободных» стали уже явью. На горизонте все явственнее маячат призраки гражданской войны. В Армении и Азербайджане они уже налились кровью и плотью.
В прессе все чаще муссируются слухи и домыслы о возможном военном пере-вороте, установлении той или иной диктатуре в стране. Нас, правда, пытаются уверить, что военный переворот – не в традициях советской армии. Так или иначе, но тоска «по твердой руке» уже присутствует у многих. Быть может, я преувеличиваю и сгущаю краски? Хотелось бы, ей Богу, ошибиться.
Настораживает то, что в предвыборной борьбе за мандаты народных депутатов СССР и РСФСР активно участвуют армейские чины. Многие из них стали депу-татами в Верховном Совете страны, республик, в Советах областных и город-ских. А такие из них, как, например, генерал-полковник Альберт Макашов, не упускают возможности побряцать устрашающей лексикой и погрозить мощным кулаком разыгравшимся в демократию депутатам. Чего стоит, например, маниа-кальное выступление Макашова с трибуны Учредительного съезда РКП? А ведь в руках у Макашова находится командование войсками Приволжско- Уральского военного округа. И нетрудно, наверное, догадаться, как он поступит при получении соответствующего приказа…
Одному из кандидатов в народные депутаты РСФСР по Ногинскому избира-тельному округу, подполковнику ВМФ, в ходе его встреч в 1990 году с избира-телями я задал вопрос: что он думает о возможности гражданской войны и во-енного переворота в стране? И он четко, как и положено военному, лаконично и серьезно ответил: гражданской войны никто из здравомыслящих людей, конеч-но, не желает. Однако если страна и дальше будет скатываться к анархии и хао-су, то военные, если им поступит надлежащий приказ, сделают свое дело.
А уж какое дело могут сделать военные, наверное, не трудно догадаться…
Неужели от едва народившейся демократии, судорожных попыток создать дей-ствительно правовое государство с цивилизованными формами рынка мы дви-жемся к анархии, к новой братоубийственной войне, к введению чрезвычайного положения, к военной или иной диктатуре? Неужели и это еще предстоит пере-жить нашему многострадальному народу? Неужели нам еще предстоит пройти сквозь диктатуру неосталинского типа? Тогда, конечно, есть смысл содержать почти двухмиллионную армию и в довесок к ней дешевую рабочую силу воен-но-строительных отрядов.
«Грани», №160, 1991 г.

«Королевские войска» или «стройбат» были настоящей легендой в СССР. Правда, скорее в плохом смысле слова – этого рода войск сторонились многие призывники, а военное руководство вообще выступало против его существования…
«Королевские войска»
Военно-строительные отряды (ВСО), или в просторечье – «стройбат», ведут свой отсчет с 13 февраля 1942 года, когда постановлением Совета народных комиссаров СССР было сформировано Военно-восстановительное управление, которое занималось ремонтом и строительством объектов на территориях, освобожденных от немецких оккупантов.
Термин «стройбат» был официально выведен из обращения в 1970-х годах, однако полностью из лексикона не ушел, сохраняясь как часть военного и гражданского жаргона. Также словосочетание «строительный батальон» продолжало использоваться в отношении некоторых групп зарубежных войск.


«Стройбатовцы» иронично называли себя «королевскими войсками».
По одной версии из-за многочисленности личного состава: в 1980-х годах он насчитывал приблизительно от 300 до 400 тыс. человек, что превышало количество военнослужащих в ВДВ (60 000), Морской пехоте (15 000) и Пограничных войсках (220 000) вместе взятых. По другой версии самоназвание было связано с именем конструктора Сергея Королёва (все космодромы СССР возводились строительными отрядами).
Условия службы
У советской молодежи стройбат считался не самым престижным местом для несения воинской службы. Его непопулярность во многом была вызвана тем, что непосредственно к военному делу он имел лишь формальное отношение.
Тем не менее, новобранцы, пополнявшие состав строительных отрядов имели определенные преимущества перед призванными в другие рода войск. Согласно приказу №175 министра обороны СССР от 30 мая 1977 года военному строителю за работу начислялась заработная плата, из которой, правда, вычиталась стоимость питания, обмундирования, банно-прачечных услуг, культурных мероприятий и других видов обеспечения – тех, что объединялись понятием «вещевая задолженность».


Как вспоминал один из служащих строительного батальона, ежемесячно у него удерживали около 30 рублей за бытовые услуги – «стирку, помывку, форму».
Зарплата в строительных войсках (на период 1980-х годов) колебалась в диапазоне от 110 до 180 рублей, но в некоторых случаях доходила и до 250 рублей. Все зависело от специальности. Больше других получали как правило работавшие на башенных кранах и экскаваторах. Деньги клались служащему на счет и выдавались при увольнении в запас. Правда, при острой необходимости разрешали пересылать деньги родным.
По окончании службы «стройбатовцы» иногда вывозили до 5 тыс. рублей.

Были у «стройбатовцев» и дополнительные источники заработка, в частности, на так называемых «халтурах», где платили в районе 10-15 рублей за один трудовой день. Полагались им и льготы. Их получали прапорщики и офицеры, которые имели возможность быстро решать свои жилищные проблемы.
Личный состав
ВСО комплектовались в основном из призывников, окончивших строительные учебные заведения. Часто стройотряды пополнялись за счет выходцев из сельских районов, «умеющих держать инструмент в руках». Туда же отправляли неблагополучную молодежь, иногда уже с судимостью.
Хоть говорить об этом было не принято, национальный признак был еще одним критерием отбора в стройбат. Так, доля кавказских и среднеазиатских народов в некоторых строительных батальонах, доходила до 90% личного состава.


Распространено мнение, что причиной, по которой выходцы из Средней Азии и Кавказа допускались в основном к строительным работам было плохое знание русского языка. Национальный состав стройотрядов отпугивал многих призывников.
Еще одна категория призывников, которым дорога в стройбат «была заказана» – юноши с ограничениями по состоянию здоровья. Их родители всеми правдами и неправдами искали всевозможные обходные пути, чтобы оградить детей от трудовой повинности.
Критика стройбата
Сам факт существования военно-строительных отрядов не раз подвергался критике высшим военным руководством, которое считало подобные формирования неэффективными и даже «нелегальными».
В 1956 году министр обороны Георгий Жуков и начальник Генштаба Василий Соколовский докладывали, что «использование в промышленности труда военнослужащих является нарушением Конституции СССР, так как согласно статье 132 Конституции воинская служба … должна проходить в рядах Вооруженных Сил СССР, а не в строительных организациях гражданских министерств СССР».

Специалисты обращали внимание на то, что производственная деятельность военно-строительных частей была плохо организована, а их материально-бытовое обеспечение находилось на крайне низком уровне.
Один из негативных примеров связан с военно-строительным отрядом №1052, который в ноябре 1955 года был размещен в недостроенном помещении. Комиссия выявила недопустимые бытовые и санитарные условия содержания служащих. Рабочим приходилось спать одетыми, так как температура в комнатах не превышала +3 градуса. В течение месяца они были лишены возможности мыться в бане, менять белье, в результате чего у многих завелись вши.
Опасные регионы
Вопреки сложившемуся мнению служба в строительных отрядах была отнюдь не безопасна. В 1986 году «стройбатовцы» были брошены на ликвидацию последствий Чернобыльской катастрофы – по некоторым данным они составляли не менее 70% контингента работавшего в зараженной зоне. Через два года стройотряды отправились в Армению разбирать завалы и отстраивать города после разрушительного землетрясения.
Служили они и в Афганистане. В 1979 году сразу после ввода советских войск в эту страну встал вопрос о расквартировании личного состава. В кратчайшие сроки от строителей требовалось создать и благоустроить военные городки со всей инфраструктурой, жилыми и военно-административными зданиями, построить склады для боеприпасов и техники, фортификационные сооружения по периметру воинских частей, аэродромы.


В 1982 году советский строительный батальон был направлен на Фолклендские острова в порт Стэнли удлинять бетонную взлетно-посадочную полосу. Именно в это время на острова вторглись британские войска, оспаривавшие с Аргентиной контроль над данными территориями.
По сведениям участника тех событий, советские солдаты заминировали все подходы к аэродрому, вооружились трофейным оружием и в течение трех дней выдерживали осаду со стороны британских военных. Только благодаря вмешательству Москвы локальный военный конфликт был остановлен – советским солдатам приказали сложить оружие.
Тарас Репин

Слово «стройбат» у многих вызывает улыбку или легкую иронию, поскольку, официально, такого рода войск уже не существует. Последние части были расформированы в 90-х годах . Но до сих пор существует множество народных высказываний или просто анекдотов по поводу стройбата.

История создания

Стройбат – строительный батальон, хотя в официальных документах всё было иначе. Своё начало ВСО (военно-строительные отряды) берут с 1942 года , когда постановлением Совета народных комиссаров СССР было принято решение создать Военно-восстановительное управление. Под его началом строились все объекты инфраструктуры, разрушенные немцами-оккупантами во время Великой Отечественной войны. Сам термин «стройбат» был придуман народом и вышел из обращения в 1970 году. Стоит обратить внимание, что сами солдаты называли себя весьма иронично – королевские войска.

Факты – в 1980 году количество личного состава ВСО составляло около 300–400 тысяч человек , что перекрывает общее количество таких подразделений, как: ВДВ, морская пехота и пограничные войска.

Солдат спит – служба идет. Условия службы

Говоря честно, далеко не все солдаты срочной службы хотели попасть в стройбат. И этому есть ряд причин:

1. Солдаты имели к военной службе формальное отношение. Они могли больше времени провести не в окопе или стрельбах, а на стройке или рытье котлована.
2. Национальная составляющая. Отряды формировались из многонациональных групп. Часто в стройбат брали детей из неблагополучных семей или подростков, состоящих на учете в милиции. Такое сочетание разных типов национальностей и людей, склонных к криминалу, пугало молодого бойца. Часто происходили случаи дезертирства из частей.
3. ВСО могли направлять в потенциально опасные места, даже в мирное время. Их бросали на устранения техногенных катастроф или на ликвидацию последствий стихийных бедствий. Такая работа была связана с риском получения опасного заболевания или различных по сложности травм.
4. Само отношение общества к такому виду войск было снисходительное. В народе ходило много анекдотов про стройбат, поэтому служить в таком виде войск было несолидно.

Несмотря на все недостатки, были и отличительные плюсы среди остальных видов войск. Например, солдат получал зарплату за свою службу, причем её размер составлял порядка 120–180 рублей . Из этой суммы нужно вычесть 30 рублей за обслуживание бойца и его пропитание. Но даже в таком случае остается приличная сумма. Эти деньги откладывались на личный счет бойца, и лишь в случае острой необходимости солдат мог ими воспользоваться. Оклад мог доходить и до 250 рублей в месяц . Все зависело от специальности, которой обладал молодой боец. Ценились специалисты узкого профиля, связанного с машинами и техникой, такие как бульдозеристы, крановщики, экскаваторщики и прочие. Иногда демобилизованный солдат привозил со службы домой сумму до 5 000 рублей .

Официальная критика

Часто стройбат подвергался критике со стороны официальных лиц государства. Так, в 1956 году начальник генштаба и министр обороны раскритиковали в своем докладе места прохождения службы бойцов. Содержание документа ссылалось на конституцию, согласно которой рядовой должен проходит службу в рядах вооруженных сил СССР, а не в строительных организациях страны.

Бывали и другие случаи. В 1955 году одну из строительных бригад направили в ещё недостроенное помещение для строительно-монтажных работ. Как позже выяснила комиссия, санитарно-гигиенические условия здесь не соответствовали нормам и местами были грубо нарушены. Многие солдаты были направлены в госпиталь с такими серьезными заболеваниями, как туберкулез. У некоторых рядовых находили вшей.

Несмотря на все нелестные высказывания относительно ВСО, нельзя отрицать их огромную роль в становлении и строительстве страны. Заводы и крупные предприятия, объекты инфраструктуры и пути сообщения – везде можно было видеть бойцов, работающих на благо родины. Силами строительных батальонов возводились школы, больницы, а иногда и целые поселения. Благодаря военной дисциплине и отлаженной логистике объекты сдавались в сроки, иногда перевыполняя планы строительства.

Публикуем продолжение рассказа Филиппа о его службе в стройбате в Туркестанском военном округе в 1987-89 гг. Предыдущие истории смотрите

Работа – наша боевая задача!

Это мы слышим каждый день — утром на разводе. Кто-то едет строить казарму десантуре, кто-то ангары для самолетов, кто-то учебные корпуса «Арабского корпуса». Теперь я точно знаю, смотря новости, кто учил этих всех террористов пользоваться советским оружием. Но тогда, стоя в нестройных колоннах перед отправкой на работу, на это было абсолютно плевать. Тогда была другая задача — прожить еще один день. Прожить без ущерба для себя. Ну, и поработать как можно меньше, и че-нибудь еще и пожрать по-хитрому!

Вчера на казарме для летчиков прикорнул поспать доблестный военный строитель, рядовой Махмудов. Это заметил другой военный строитель, опять же рядовой — Муртазаев. Он просто подкрался к товарищу и-и-и-и… просто поджег на нем штаны! Пошутил! Лучшая шутка сезона. Махмудова увозят в госпиталь — ожог 3 и степени. Не повезло — волосатый был солдатик!

На другом объекте, пытаясь сработаться, повздорили еще трое рядовых (как всегда какие-то махмуды). Прыгнули на маленького осетина. Итог плачевен — одному осетинчик сломал руку, второму срезал ухо! Вы спросите «как?» А очень просто — лопатой.

A нам везет!!! У нас самый лафовый объект- здоровый бункер, многоэтажный, глубоко под землей. Пока бетонщики пытаются там его забетонировать, мы с Бойко валяемся на каком-то матрасе в какой-то комнатке и смолим траву! Лампочку я в комнатке вывернул на всякий пожарный. А то прораб увидит — не отмажешься. Ему плевать на траву, но вот, что не работаем, — это, да! Стукнет ротному, а это — залет!

Одно плохо — змеи. Дряни этой много, и я их панически боюсь, но вида, конечно, не подаю!

Ну, вот и все! Солнышко закатилось за бахчи, гудит внизу грузовик. Пора в часть. Еще один день, еще один крестик в календарике!

А сегодня я попал — наряд. Стукнул все-таки прапор. И, как оказалось, верно говорят — нет худа без добра. Бойко в тот день сцепился на бункере с поляком и Сварным. Не знаю до сих пор, че они от него хотели. Поляк всегда был идиотом — две ходки на зону до армии окончательно выбили из него остатки мозгов. Весь был в наколках. А Сварной просто был жлоб здоровый. В бункере они могли Бойко и завалить со злости — бывало!

Короче, привезли с объекта всех, кроме участников вечеринки. Бойко сразу на губу, Сварнова в госпиталь, а Поляка в реанимацию. Еле откачали. Не знаю, где друган Бойко взял нож, но порезал он их обоих здорово. Поляк так до конца службы толком и не отошел. Ходил белый, как привидение.

Ночь в наряде прошла на удивление спокойно, но, как оказалось, только у нас в роте. В первой схлестнулись азеры с немцем и еще с кем-то. А потом, конечно, и наши подтянулись. Утром на разводе всех красавцев на полусогнутых выгнали на плац под светлые очи отцов-командиров, ну и нас, чтоб не скучали. Всех расписали под хохлому — дрались арматурами, которые в избытке были свалены за казармой. Арматура сдирает кожу лохмотьями – прикольно, если бы не так больно! Вообщем, как говорится, красиво жить не запретишь.

Комбат бегал по плацу, маша огромными кулаками, и рубил раскаленный воздух фразочками на тему всеобщей сознательности товарищей военных строителей, и грозился лично стать нашим всеобщим папой посредством близкого знакомства с нашими матерями и бабушками.

Ничего нового, стоим, ждем конца развода. Все думаю об одном — чем кончится. Бабаи явно будут обратку давать. Два месяца назад пятеро азеров поймали на полигоне Бека и отметелили сурово — сломали ребра, челюсть, ключицу, ну и еще чего-то там по мелочи.

И так всегда! Так КАЖДЫИ день в нашей доблестной части. И это напрягает больше всего! Никто никогда не знает, что будет через минуту, и никто не знает, как закончится еще один день. Еще один день до дембеля!

Продолжение следует

Главная » Обучение за рубежом » Служба в советском стройбате воспоминания. Советский стройбат: самая непрестижная служба в армии