Внешние раздражители примеры. Восприятие человеком состояния внешней среды и характеристика анализаторов

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

Дятлов Александр Викторович. Социальные ресурсы развития российского общества: Дис. ... д-ра социол. наук: 22.00.04: Ростов н/Д, 2005 268 c. РГБ ОД, 71:05-22/43

Введение

Глава 1. Теоретико-методологические основы анализа социальных ресурсов 20

1.2. Социальные ресурсы в контексте «динамического поля» 39

Глава 2. Ресурсная стратификация и динамика российского общества 60

2.1. Инновационные группы населения: в поисках социетальности. 61

2.2. Солидаристский потенциал традиционных групп как условие вхождения в трансформационный процесс 83

Глава 3. Воспроизводство социальных ресурсов в условиях социальной трансформации российского общества 107

3.1. Эффект глобализации и ресурсный потенциал российского общества ".. 109

3.2. Ресурсозатратность догоняющей модернизации 126

3.3. Социальная адаптация: логика дисперсии групповых и личностных ресурсов 145

Глава 4. Социальные ресурсы в сценариях социального развития 166

4.1. Мобилизационный тип развития: ресурсные потери и обретения.. 167

4.2. Инерционный сценарий: проблемы ресурсозависимого общества. 189

4.3. Социальные ресурсы: условия самодостаточного развития 216

Заключение 242

Библиография 249

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Наступивший XXI век демонстрирует неэффективность «зависимой» модели развития. Российский исследователь, академик Г.В. Осипов подчеркивает разделение регионов и стран по количеству потребляемого сырья. Очевиден экологическо-сырьевой кризис: конечность запасов энергетических ресурсов, деградация природной среды, углубляющиеся противоречия поставщиков и потребителей сырья, вытеснение стран с «сырьевой экономикой» на периферию мировой системы (И. Валлер-стайн).

Россия оказалась не готовой дать адекватный ответ на глобальные вызовы современности, о чем свидетельствует масштабность социальных потерь последнего десятилетия, неэффективность реализуемого сценария вхождения в глобальный мир и глобальную экономику, резкое ухудшение позиций по социально-экономическим, социально-демографическим и социально-культурным показателям, социальная дезинтеграция общества и деградация социального качества российского населения.

Неопределенность «высокой современности» (Э. Гидденс), устарелость прежних социальных конструкций, возникновение сетевых структур управления накладывают отпечаток на социальные трансформации в российском обществе. Социальная трансформация российского общества, согласно определению В.А. Ядова - высокоактивные социальные изменения в условиях социальной нестабильности, характеризуется неравномерностью структурных изменений на макро, -мезо, -микросоциальных уровнях. Преобладающими является внешнее влияние, логика глобализации, которая стремительно разрушает «ядро» институциональной системы, приводит к упрощенным адаптивным модификациям в социальной деятельности. Институциональные преобразования «сверху» соответствуют модели догоняющей модернизации, включающей институциональный перенос рыночных и демократических институтов, поощрение по-

1 Осипов Г.В. Российская социология в XXI веке. М., 2003. С. 6.

требительских и достиженческих стандартов поведения, ломка традиционных устоев жизни, изменение социокультурного типа личности.

Новыми социальными акторами выступают элиты постиндустриального общества, ориентированные на принцип эффективности, выработку моделей взаимодействия с «неизвестными» социальными объектами, «управляемый» хаос развития, проективность «сбоев» с целью недопущения социально неприемлемых рисков. Отличие новой стратегии социального развития в формировании эзотерического, экспертного знания (У. Бек), в использовании знаний и технологии в целях оптимального управления человеческими ресурсами (П. Дракер).

Однако российская модель развития экстенсивна, функционирует в контексте парадигмы взаимодействия с техникой, а не людьми, сосредоточена на социоадаптивных целях и носит преимущественно ретроактивный характер.

Не решена основная задача социального развития - воспроизводство самодостаточной социальной системы. Наоборот возросла зависимость от рисков глобализации (экономических, финансовых, демографических, информационных). Мобилизационные возможности российского общества для «прорыва» в глобальный мир и глобальную экономику на основе традиционных индустриальных методов исчерпаны, а предложения по поиску уникальных товаров для мирового рынка отдают социальной утопией 2 . Инерционный сценарий с перспективой истощения запасов нефти в ближайшие 25 лет, природного газа - 50 лет грозит стране экономическим коллапсом и исчезновением с политической карты мира как самостоятельного актора международных отношений.

Российский ученый В.Л. Иноземцев указывает на тупиковость депен-дизма, зависимость общества от заимствованных новых технологий и альтернативность собственно научного и технического прорыва. Ни сырьевая модель, ни модель заимствования технологий, как показывает опыт модернизации, приспособления традиционных институтов к новым функциям, не могут гарантировать самодостаточности развития, повторяя ошибки технократической уста-

Иноземцев В.Л. Пределы догоняющего развития. М., 2000. СИ.

новки «контроля над окружающей средой». Российское общество стало крупнейшим производителем технологических и социальных рисков (2600 техногенных катастроф малой и большой интенсивности), так же и по тенденциям депопуляции населения, распространению болезней, преступности, суицидов, недоверия к государственным и социальным институтам. Социальные трансформации связаны с режимом открытости, блокированием источников внутреннего развития, использованием эффектных, но не эффективных зарубежных паттернов. Очевидны демонстрационные издержки, анклавизация модернизации, непредсказуемость результатов развития. Антимодернизация (регресс производительных сил, восстановление примитивных форм хозяйствования и модель выживания большинства населения) препятствует росту социальных инвестиций и рациональному использованию человеческого потенциала. Некоторые исследователи (М. Калашников, П. Крупнов, Д. Калюжный) на основании идеализации советского опыта «отдельной планеты с самодостаточной экономикой и ее противодействия глобализации заявляют, что Россия конкурентоспособна как традиционное общество». Приходится констатировать, что предлагаемые рецепты соединения церкви и высокотехнологичной индустрии, превращение страны в профессиональную корпорацию направлены на изменение конфигурации социальной системы и отрицают влияние социальных ресурсов развития.

Согласно синергетической модели нет предопределенности развития в одном заданном направлении, многовариантность, альтернативность означают точки выбора в открытых системах. Социальные ресурсы, способности общества и отдельных социальных групп и индивидов обладают характеристиками самовоспроизводства, флуктуационности, эмерджентности. Современный социологический дискурс по поводу перемен в России сконцентрирован на обсуждении модернизации, что важно для сравнения эмпирических исследований с нормативной моделью. Теория модернизации только в 70-е гг. подверглась серьезной критической рефлексии (Ш. Эйзенштадт, А. Турен, П. Штомпка). Особенность социальных изменений в российском обществе выражается в раз-

6 рыве структуры и деятельности: структуры подчинены логике воспроизводства, вектор деятельности направлен на преодоление структурных ограничений, ре-сурсозатратен. В практическом отношении это связано с исключительной ролью политических и хозяйственных элит трансформационного процесса. Российские исследователи - Т.И. Заславская, М.А. Шабанова, М.К. Горшков, подчеркивают, что подавляющее большинство (90 - 92 %) населения занимают социально-адаптивные позиции и не могут квалифицироваться как участники реализуемого сценария развития. Хотя в современных социологических теориях в центр внимания ставится мобилизация масс, их активность ограничена периодом перегруппировки и поддержки перемен.

Модель саморазвития основывается на актуализации субъекта деятельности, создании структур аттракторов (знание, профессиональная компетентность, коллективная солидарность), предоставляющих возможность выхода из тупиковости догоняющей модернизации. Не испытав прелестей потребительского общества, большинство россиян стали потребителями социальных рисков (О.Н. Яницкий). Альтернативой инерционному сценарию, перспективе ухода России в «четвертый мир», сообщество стран с мультиплицированными эффектами распада, является ресурсосберегающая стратегия социального развития, теоретическое осмысление которой несистемно и часто редуцируется к целям удовлетворения основных социальных потребностей и достижения стандартов западного среднего класса (М.К. Горшков).

На наш взгляд, российское общество достигло предельно-критических порогов развития в социально-экономической, социально-демографической, социально-экологических сферах (В.В. Локосов). Но у страны есть шанс выбраться из бездны социальной демодернизации: фактически не востребованным остается мобилизационный потенциал большинства россиян, стремящихся к социальному самоопределению, что находит выражение в деструктивных последствиях теневой экономики и утечке мозгов (только за 1995 - 2000 гг. страну покинуло более 600 тыс. социально-инициативных квалифицированных специалистов). За годы реформ преданы забвению или подвергнуты диффама-

ции, традиции коллективизма, служения интересам общества, на периферию социальной жизни оттеснены социально-компетентные слои общества (ИТР, врачи, учителя, квалифицированные рабочие, военнослужащие), участие которых в трансформационных процессах предало бы российским преобразованиям социетальность, мобильность и создало ситуацию равного жизненного старта для молодого поколения.

Чтобы избежать разочарований от недостижимости в обозримом будущем «социал-демократического капитализма европейского типа» (Т.И. Заславская) и катастрофической по своим социальным последствием самоизоляции, актуализируется российский вариант модернизации в обход модернити, направленный на рациональное использование социальных ресурсов, рост горизонтальных социальных коммуникаций, формирование сетевых структур.

Российские исследователи отмечают парадоксальность социальных трансформаций: управляемость сверху и анархический порядок снизу (М.Г Федотова), рациональность институциональных изменений и стихийность, нерациональность социальной адаптации (М.А. Шабанова). Преодоление дискретности, инверсируемости, рискогенности социальных преобразований предполагает социологический анализ социальных ресурсов как теоретической основы альтернативного сценария, связанного с критериями социальной эффективности и социальной оптимальности.

Степень научной разработанности проблемы. Социальные ресурсы общества становятся предметом теоретических изысканий с формированием теории социоморфогенеза, выявившей способность социальных систем подвергаться радикальному обновлению (П. Штомпка). Конечно, это не означает, что до введения М. Арчер в 1982 г. идеи трансформации структуры действия отсутствовал социологический дискурс социальных ресурсов.

Концепция модернизации, которая активно разрабатывалась М. Вебером, Т. Парсонсом, Н. Смелзером, Д. Беллом, зафиксировала изменение социокультурной матрицы общества, рассматривала значимость потенциала саморазвития в структурировании новых социальных отношений. Э. Хаген ввел поня-

тие «инновационной личности» как обязательного условия экономического роста. Д. Мак-Клелланду принадлежит исследование мотивации достижения. В структурном конструктивизме П. Бурдье обнаруживается тенденция реабилитации практической логики, понимание групп совместного действия как акторов трансформационного процесса. Тезис «конструирование социальных структур» пробудил интерес к социальным группам, так как принцип построения социального пространства состоит в распределении различных капиталов (экономического, социального, символического). П. Бурдье опроверг логику спроса и предложения как самомотивацию социального развития, выявил взаимозависимость жизненных стратегий и групповой социальной мобильности, влияние символического капитала в навязывании моделей ресурсозатратного развития.

Концепцию П. Бурдье упрекают за объективацию личностного ресурса (Ф. Коркюф), но в отличие от макросоциальных моделей развития, презенти-рующих чистый структурализм, в теории структуралистского конструктивизма легитимируется позиция акторов социального действия, независимо от того, выступают ли они в роли компетентных профессионалов или пользователей не-рефлексированных социальных схем. В работах М. Добри декларируется идея многомерной мобилизации как имманентного состояния социальных систем. М. Добри интересуют последствия социальной неустойчивости, деформации социального пространства, что связано с осмыслением процесса коллективного действия, а не только изменения на микросоциальном уровне в результате макросоциальных институциональных сдвигов. Социальные ресурсы осмысливаются в контексте интернализации деятельности, вариативности социальных коммуникаций.

В теории структурации Э. Гидденса предлагается участие социально-компетентных акторов, то есть направленность развития зависит от дискурса осмысления действия и рефлексивной способности, способности критически анализировать не только результаты социальных изменений, но и способы достижения целей и характер собственного участия в преобразованиях. Рефлек-

сивное общество Э. Гидденса включает ресурс доверия как основное условие интеграции общества. Позже Э. Гидденс ввел понятие «неопределенные последствия действий», которое развивается в концепции общества риска У. Бека. В отличие от линейной схематизации структурация вносит акцент в анализ ресурсов, то есть способностей акторов влиять на изменение ситуаций и появление новых структурных свойств. Несмотря на критические возражения (Д. Грегори, П. Саундерс, М. Крэйб), теория структурации обозначила проблему взаимодействия социальных структур и социальных ресурсов, признала зависимость социальных изменений от компетенции социальных акторов (групп и индивидов).

Работы У. Бека, Ю. Хабермаса, Д. Александера, А. Турена объединяет исследовательский интерес к социологии нестабильного общества. Идея рефлексирующей модернизации У. Бека связана с авторитетом группы «давления», самореализации озабоченных слоев общества, которые являются не узкокорпоративными, а коллективными экспертами социальных и технологических инноваций. Ю. Хабермас разрабатывает проблему коммуникативного ресурса общества, достижения понимания как условия коллективной жизни. Немецкий исследователь различает инструментальность, рассчитанную на успех доминирующих моделей различия и транспарентность, способность к коммуникативному общению. В этом моменте Ю. Хабермас решительно расходится с М. Вебером, так как полагает, что рациональная бюрократия иррациональна в восприятии коммуникативного ресурса. В работах Д. Александера прослеживается попытка преодолеть ограниченность функционализма, зависимость социального актора от насилия социальных структур. Интеграция, упорядоченность социальных структур понимается как вторичность, а не цель социального развития, реализуемая или нереализуемая способность достичь динамического равновесия и исключить не прогнозируемые изменения.

А. Турен предлагает концепцию «возвращения» субъекта, замещения схем рационализации, модернизации структуры идеалами изменения свободы, субъектности, трансформации, общественных практик. Конфликт между струк-

турой, организацией и социальными группами разрешается в движениях новой идентичности, которые предлагают трансформацию социальных практик, а не социальных институтов. Отрицание структурности сближает А. Турена с позицией Э. Гидденса: расхождение обнаруживается в акцентировании ресурсности малых групп, неизбежности дистанцирования акторов социального действия от центров принудительной интеграции.

Российские социологи внесли весомый вклад в разработку теории социальных ресурсов (В.А. Ядов, Т.И. Заславская, Н.И. Лапин, З.Т. Голенкова). Что характерно для современного социологического дискурса, так это стремление освободиться от рецессивных схем. Это прослеживается в работах С.Г. Кирди-ной (теория институциональных матриц), О.Н. Яницкого (модель общества риска), Н.Н. Наумовой (рецедивирующая модернизация), Н.И. Зарубиной (самобытная модернизация).

Ю.Г. Волков, В.А. Шматко, В.В. Щербина, В.Н. Иванов, М.А. Шабанова, Э.М. Андреев операционализируют деятельностную парадигму в анализе трансформационного процесса. Полученные исследовательские результаты свидетельствуют об осмыслении инноваций в контексте социального самоопределения и отхода от схемы социальной дистрибуции к модели социальной

11 коммуникации. Вектор социальных изменений определяется в движении российского общества к бифуркационному циклу, выбору самодостаточного развития или скольжения по траектории ресурсозатратности. Социальные ресурсы понимаются как совокупный потенциал активных групп населения, связанный со становлением социально-инновационного поведения.

Морфогенезис социальных процессов в современном российском обществе отражен в исследованиях М.К. Горшкова, Ж.Т. Тощенко, А.Л. Маршака, В.И. Курбатова, В.В. Локосова. Парадоксальность социального поведения и социального настроения россиян трактуется как результат институционального переноса, демонстрационного преобразовательного эффекта и социальных компенсаций, определяемых логикой ресурсопотребления.

Таким образом, анализ социальных ресурсов представлен в социологическом знании двумя подходами. Неоструктуралисты (Д. Александер, Э. Гид-денс, П. Бурдье) исходят из возможностей существующей социальной структуры в воспроизводстве и распределении социальных ресурсов. Деятельностная теория основывается на преформированности, предсуществовании социальных ресурсов в стремлениях и ориентациях акторов трансформационного процесса, объективирующих возможности социального самоопределения в новых социальных отношениях.

М. Арчер, А. Турен, Ю. Хабермас, У. Бек призывают рассматривать новые движения как центры изменения, конкурирующие с традиционными социальными структурами (культура идентичности А. Турена, группы минимизации социального риска У. Бека, ресурсная альтернатива Ю. Хабермаса). Компромиссный вариант предлагает концепция «динамического поля» П. Штомпки, интегрирующая структурный (нормативные изменения) и деятельностный (интерактивные возможности) подходы. П. Штомпка видит достоинства данной исследовательской модели в альтернативности бинарностям схема - структура действия «объяснение - непрерывность изменений», что особенно эвристично для анализа российского трансформационного процесса, явно выпадающего из жесткой привязанности к статичным образцам модернизации. Российские ис-

следователи претендуют на самостоятельный анализ глобальных, региональных, локальных сценариев развития, соглашаются с вердиктом доминирования эндогенных условий развития в контексте структурных изменений. Данное исследование направлено на обоснование ресурсного аспекта социальных изменений, влияющего как на саморазвитие социальных структур, так и на социально-инновационный потенциал общества.

Цели и задачи исследования. Основная цель диссертационной работы

состоит в анализе социальных ресурсов российского общества в условиях
трансформации социальной структуры и изменения социальной ресурсообеспе-
ченности основных социальных групп, а также выявление предпосылок форми
рования и реализации ресурсосберегающей стратегии социального развития.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

    Провести социологический анализ основных подходов к социальным ресурсам и обозначить их роль в моделировании процессов российского общества.

    Охарактеризовать инновационные группы российского общества, которые влияют на содержание трансформационного процесса, планируемые и стихийные векторы развития.

    Выявить солидаристский потенциал традиционных групп населения, определяемый постепенным вхождением в трансформируемое российское общество через механизмы сетевой взаимопомощи и закрепление традиционно-ролевых структур.

    Определить влияние глобализации на ресурсный потенциал российского общества, который выражается в возрастании эффекта зависимости и разбалансированности социальных ресурсов.

    Охарактеризовать социальные ресурсы в условиях догоняющей модернизации, реализации институционального переноса на социальном макроуровне и распада традиционных социальных локальностей на социальном мик-

# роуровне.

    Проанализировать параметры социальной адаптации основных слоев российского общества на уровне групповых и личностных ресурсов, избыточность социально-репродуктивного типа адаптации и дефицит конструктивной инновационности.

    Выделить основные направления использования и воспроизводства социальных ресурсов в обществе мобилизационного типа, ограниченную эффективность централизации и риски тотального социального контроля.

    Определить факторы и последствия ресурсозатратности при осуществлении квазистабилизации по логике социальной инерционности, нарастания предкризисных и кризисных состояний общества.

    Раскрыть социально-ресурсный потенциал российского общества в контексте модели самодостаточного развития, выявить взаимозависимость микросоциальных эффектов мобилизации и инновационности и роста деиерар-хизированных социальных структур.

Объектом данного исследования является социальное развитие российского общества как последовательности изменений внутри социальной системы, преобразований в организации общества, образцах деятельности, ценност-но-мотивационных ориентациях.

Предмет исследования выражается в анализе социальных ресурсов развития российского общества, интеракционных и возможностных измерений со-циетального уровня, источников саморазвития, связанных с сегментированными социальными сетями.

Эмпирическую базу исследования составили результаты социологических исследований, которые проводились научным коллективом ИСПИ РАН, данные социологических исследований ИС РАН, ВЦИОМ, ФОМ, РНИС и НП в 1992 - 2003 гг., использованы статистические данные Госкомстата РФ, Минтруда РФ, Минздрава РФ, Госкомитета по молодежной политике и других ведомств Российской Федерации.

Теоретико-методологическая основа исследования включает теорию динамического социального поля П. Штомпки и основные положения концеп-

ции структурации и рефлексивного общества Э. Гидденса. Актуализированы идеи переопределения социального пространства, групповой мобилизации, выбора и навязывания социальных стратегий П. Бурдье.

В диссертационном исследовании операционализируются понятия «социальных ресурсов» Э. Гидденса, сегментированных сетей Дж. Нейсбита, управления человеческими ресурсами П. Дракера.

Адекватное воплощение нашли социологические интерпретации А. Турена, У. Бека, Ю. Хабермаса. Определенную эвристически-познавательную роль выполняют положения стратификации рисков О.Н. Яницкого, гуманистического потенциала Ю.Г. Волкова, социальной мобилизации И.А. Климова. Диссертант согласен с положением о посттрансформационном ресурсосберегающем развитии Ж.Т. Тощенко и Г.В. Осипова. Ему близки идеи «личностных ресурсов» В.А. Ядова, воспроизводства социальных позиций Н.А. Шматко, социальной адаптации М.А. Шабановой. Диссертант позиционирует интегратив-ный подход к социальным ресурсам, что позволяет исследовать изменения на макро- и микросоциальных уровнях российского общества и предложить альтернативную ресурсосберегающую стратегию развития, необходимость которой аргументирована в работах Ю.Г. Волкова, Ж.Т. Тощенко, Г.В. Осипова, В.В. Локосова, О.Н. Яницкого.

Стратегия исследовательской парадигмы состоит в актуализации предметной области, связанной с влиянием социальных ресурсов на векторность, содержание и промежуточные результаты социальных трансформаций российского общества. В рамках использования теоретико-методологического инструментария рассматриваются инновационные и солидаристские устремления социальных групп в соответствии с объективированными социальными диспозициями и характером социальной мобилизации. Социальные ресурсы трактуются в традиционной «структурной» и неклассической «возможностной» версиях.

Научная новизна исследования определена совокупностью поставленных задач, направленных на теоретико-методологическое и конкретно-

социологическое изучение социальных ресурсов российского общества в сопоставлении с моделями социального развития и особенностями трансформационного процесса

    На основе структурного и деятельностного подхода к анализу социальных ресурсов выявлена комплементарность структуры и деятельности, представляющие социальные ресурсы как фактор саморазвития, присущий изменениям структур и деятельности социальных акторов.

    Рассмотрена модель «динамического поля», асинхронность, аритмичность социальных изменений в зависимости от расширения, сжатия или исчезновения социальных ресурсов.

    Проанализирован инновационный потенциал основных групп российского общества в соответствии с социальной ресурсообеспеченностью и ресур-созависимостью.

    Охарактеризованы солидаристские практики россиян как ориентации на негативную мобилизацию, пролонгирование социального статуса и поиск траектории самостоятельной социальной деятельности.

    Показано влияние глобализации на состояние ресурсного потенциала российского общества как неэквивалентного ресурсообмена, усиливающего ресурсную зависимость.

    Охарактеризованы концепция догоняющей модернизации в социально-ресурсном измерении, эффекты замещения социальных инвестиций вещественными ресурсами.

    Определена социально-адаптивная деятельность базисных слоев российского общества как ориентированность на приспособление, пластичность и актуализм, что сужает сферу реализации личностных ресурсов и инновационных социальных практик.

    Раскрыта управляемость социальными ресурсами в обществе мобилизационного типа на основе ресурсного изъятия и ресурсного перераспределения.

9. Проанализированы последствия установки на квазистабилизацию, свя
занную с использованием социальной инерции и повышением социальной ре-
сурсозатратности.

10. Исследованы условия самодостаточного развития в контексте воспро
изводства социальных возобновляемых ресурсов и перехода к ресурсосбере
гающим технологиям.

На защиту выносятся следующие положения:

    Социальные ресурсы представляют в структурном подходе диапазон возможностей и способностей социальных акторов в соответствии с объективированными социальными позициями, институциональными предписаниями, определяемыми механизмами социальной интеграции. Социальные структуры регулируют социальный потенциал различных социальных групп через социальную стратификацию и социальный контроль. Деятельностный подход подчеркивает структурные ограничения как социальные маркеры в ресурсораспре-делении, обосновывает автономность воспроизводства социальных ресурсов по отношению к структурам, ресурсообеспеченность социальных акторов зависит от способности к социальной мобилизации и социальной проективности.

    Теория социального поля содержит попытку преодоления иммобильно-сти структурного подхода и доминирования социальных микроэффектов в дея-тельностной теории. Социальные ресурсы определяются в системе кристаллизации социальных возможностей, что сопровождается переопределением социально-статусных, социокоммуникативных и культурно-ценностных уровней социального взаимодействия. Социальные ресурсы включаются в процесс социального развития через актуализацию группового и личностного социального выбора и замещения анахроничных социальных структур сетевыми инновационными структурами.

серых схем ресурсного присвоения и размыванием структуры ресурсного обмена. Перспективность конструктивных инноваций связана с реализацией креативного потенциала социально-компетентных групп открытым отбором инноваций, поощрением стратегий легитимного изменения в социальных позициях самодеятельных групп населения.

    Традиционные группы населения испытывают эффект социальной де-привации в условиях принудительной интеграции в трансформирующееся общество. Солидаристские практики смягчают, компенсируют последствия социальной маргинализации, но не предотвращают социального исключения. К тому же пассивные формы адаптации придают солидаризму социально-реактивную направленность, удовлетворяют только цели пролонгирования социального статуса, нейтрализуют социально-мобилизационные устремления. Оптимальное решение представляется не в возвращении к системе социальной помощи, что чревато усилением социальной зависимости и дефицита ресурсов, а в устойчивом социальном развитии. Наибольшую социальную эффективность производят модели постепенной интеграции, максимизации профессиональных и коммуникативных качеств, а также предоставления коридора возможностей в традиционных социально-ролевых структурах, что способствует воспроизводству ресурсов социальной кооперации.

    Интеграция российского общества в мировую систему подчинена логике глобализации, размыванию управляемого социального пространства, росту неструктурированности ресурсообмена, ограничению возможностей социаль-но-респонсивной экономики и влияния так называемых глобальных социальных институтов. Моноресурсность российского общества усиливает риски нестабильности и неопределенности, что проецируется на рост ресурсозависимых слоев населения.

    Догоняющая модернизация, которая использовалась в качестве модели развития, имеет своими социальными последствиями социальную демодерни-зацию, упрощение социальной структуры, насильственную традиционализацию неадаптированных слоев населения, что связано с ресурсной экономией и ог-

раничением доступа к социальным ресурсам с целью усиления принудительной интеграции в глобальный мир.

    Доминирующие в российском обществе социально-реактивные формы адаптации, модели выживания ведут к дисперсии социальных ресурсов, повышенной ресурсозатратности, так как определяются логикой социальной зависимости и переключением социальной активности в режим ресурсного присвоения или ресурсного отстранения. Ослабление социального взаимодействия и революция падающих ожиданий способствуют перерастанию ресурсного дефицита в избыточные социальные риски.

    Дефицит ресурсов, возросшие трансакционные издержки и социальная зависимость способствуют реабилитации идеи мобилизационного развития. Жесткий контроль и централизованное иерархическое распределение представляются пострадавшему в результате реформ большинству альтернативой монополии ресурсообеспеченных слоев. Мобилизационное развитие направлено на воспроизводство дефицита ресурсов с целью привязки основных социальных слоев и избежания неопределенности развития. Мобилизация общества ведет к иерархии в распределении ресурсов и создает иллюзию полной ресурсной управляемости дефицитом социальных ресурсов, компенсируется хабитуализа-цией социального риска и растратностью человеческого потенциала. Мобилизационное развитие эффективно в период социальной бифуркации и страдает нарастанием неуправляемости в условиях планируемых инноваций.

    Инерционный сценарий развития основан на квазистабилизации, так как предлагает имитационные и демонстративные изменения без допущения структурных и институциональных сдвигов. Возросшая ресурсозатратность связана с ресурсной парадоксальностью. Ресурсное неравенство возникает не в результате конкуренции и легитимации ресурсообеспечения, а вследствие присвоения ресурсов посредством сделок, исключения из ресурсного распределения большинства населения. Поэтому логика инерционности обращена к воспроизводству ресурсного монополизма, пренебрегает поиском новых возобновляемых ресурсов и имеет пределы в исчерпании сырьевых ресурсов.

10. Перспективы социального развития российского общества связаны с моделью самодостаточного развития, коллективным присвоением социальных ресурсов и повышением социальной референтности групп - субъектов интеллектуальных ресурсов. Уход от глобальной зависимости и роста социально-зависимых групп определяется меритократической моделью ресурсного распределения, престижностью социальной компетентности в системе социального управления. Переориентация социальных ресурсов на вариативность, конвертируемость и транспарентность создает необходимые условия самодостаточного развития.

Практическая значимость исследования определяется тем, что полученные результаты обосновывают необходимость формирования стратегии социального ресурсосбережения в контексте самодостаточного развития российского общества, баланса традиций и новаций в стратегии основных групп населения. Анализ социальных ресурсов российского общества дает не только перспективу исследования важного аспекта социального развития, но и предложить критерии социальной эффективности при характеристике и оценке социальных трансформаций. Материалы диссертационного исследования могут найти применение в разработке на муниципальном, региональном, федеральном уровнях, реализации целевых программ повышения социальной самодеятельности населения и социальных инноваций, механизмов резонансного влияния социальных микроэффектов. В исследовании содержится теоретическое обоснование социальной компетентности, наиболее значимого социального ресурса, что актуально для определения приоритетов социального развития. Положения, оценки, выводы диссертации имеют эвристическую и когнитивную ценность в чтении курсов по общей социологии, социологии управления, а также спецкурсов по проблемам социального развития и социального проектирования.

Структура работы: диссертация состоит из введения, четырех глав, десяти параграфов, заключения и библиографии.

Социальные ресурсы в сетях комплементарности

Как было отмечено, социальные ресурсы играют ключевую роль в выявлении позиций структурной и деятельностной концепций. Общим при этом является признание самодостаточности общества, что, по Т. Парсонсу, связано с отношениями взаимообмена и способностью контролировать взаимообмен в интересах собственного ресурсопотребления. Проблема социальных ресурсов обозначается в распределении доступа к фундаментальным ресурсам, как способность к стабильности, развитию.

Хотя Т. Парсонс различает политические и экономические ресурсы, а взаимодействие с внешней средой, остается впечатление незавершенности, налицо подмена ресурсов функциональности. Это проявляется в анализе самодостаточности, вознаграждении между личностными и социальными системами. Смеем предположить, что структурные взаимопроникновения относятся к социальным ресурсам: критерием взаимопроникновения является адекватный вклад в социальное функционирование. Если вообразить существование огромного количества людей с одинаковыми установками, подчеркивает Т. Парсонс, общество можно считать самодостаточным.

В подходе Т. Парсонса обнаруживаются три положения, описывающие значение социальных ресурсов:

социальные ресурсы включаются в отношения взаимообмена внутри общества, материальные - к обмену общества и окружающей среды;

доступ к материальным ресурсам связан с позицией в иерархии распределения, зависящей от социально-ролевых систем;

социальные ресурсы определяются включенностью в систему социальной адаптации.

Социальные ресурсы определяют «ось» трансформации общества. Ш. Эй-зенштадт ссылается на опыт институционализации изменений, чтобы подчеркнуть влияние ресурсоизбыточности или ресурсонедостаточности4. Модернизация исходит из ресурсообеспеченности по отношению к периферии, зависящей от воспроизводства ресурсов.

Ш. Эйзенштадт говорит о наличии трех компонентов преобразований:

Элитные группы, способствующие созданию или утверждению новых образцов;

Ресурсы;

Образцы новых отношений или институтов, которые стимулируют преобразования.

Для Т. Парсонса очевиден стабилизирующий эффект ресурсов, Эйзенштадт не сомневается в динамике, континууме изменений социетального характера. Ресурсы трактуются как влияние на цели социальных изменений. Преобразование относится к сфере социального управления деятельности и не трудно догадаться, что модернизация относится к изменениям, ориентированным на образец. Парсонс больше доверяет «самонастройке», принудительности социальных ресурсов через социально-статусные позиции. Эйзенштадт предпочитает некую дистанцию, чтобы показать различную предрасположенность к изменениям в отдельных сферах5. Ресурсообеспеченность становится важным показателем участия в преобразованиях общества в центре или на периферии.

Критический анализ эволюционизма, структурной дифференциации Т. Парсонса связан с культурным разнообразием, наследством, отклонением или легитимацией изменений. Т. Парсонс рассматривает структурную дифференциацию в контексте:

организационных норм;

автономности по отношению к окружающей среде;

свободно перемещающихся ресурсов.

Моноресурсные общества трансформируются в освобожденные от родственных, территориальных или иных аскриптивных позиций, что поддерживает и Ш. Эйзенштадт. Можно сказать, что закрепленность или перемещение ресурсов служит критерием различения традиционного и современного общества. Ш. Эйзенштадт не удовлетворяется правилами структурной дифференциации, поскольку изменения не ограничиваются одним из компонентов: становление политической демократии не влечет неизбежного справедливого распределения ресурсов, правила которого могут быть неизменными.

Структурный подход связывает социальные ресурсы с современным обществом, возможностями для самореализации творчества, для технологических инноваций, и воспроизводство основывается на автономности институциональных сфер.

Так как внутренние и внешние противоречия разрешаются институциональными способами, которые развиваются вместе с проблемами, ресурсы перемещаются по траектории социальной потребности. Такой преформационизм вызывает возражения П. Штомпки, так как в современном обществе ресурсо-обеспеченные группы могут быть ориентированы на потребности стабильности, стагнации и отклонения изменений, пусть даже и ценой накопления проблем. Так что свободное перемещение ресурсов является скорее желаемым, чем реальным состоянием, если отсутствуют группы, ориентированные на модернизацию, имеющие большую ресурсообеспеченность, чем адепты стагнации, стабильности.

Мы знаем общества, которые направляют ресурсы на поддержку постепенных изменений, связанных с социальным воспроизводством, а не трансформацией. Колоссальные усилия советской элиты на экспансию социалистической системы были только на первый взгляд иррациональны: внутренние противоречия конвертировались на периферию, в условиях противостояния двух систем изменения вносились с целью «ускорения», наращивания экономической, военной и политической мощи и не могли быть ассоциированы со слабо 6 Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1996. С. 148. стью, отступлением или сближением. А. Пшиворски, видный эксперт по постсоциалистической трансформации, прав, когда пишет: «Авторитарным режимам угрожает не подрыв их легитимности, а кризисные явления: влиятельные проекты альтернативного будущего». Какие бы следствия не несла структурная дифференциация, социальные ресурсы классифицируются по целям изменения или консервации. Альтернативные проекты могут обрести ресурсы, если существует раскол в элите и есть давление снизу с целью изменить политическую и социальную ориентацию.

Т. Парсонс в работе «Система современных обществ» утверждает легитимность изменений, хотя и отмечает проблемы реинтеграции в общество: ресурсы устраивают или блокируют позиции групп, в зависимости от адекватности их социально-ролевых установок соответствующим институциональным практикам.

Социальная ресурсная составляющая общества рассматривается преимущественно в структуре, существующей независимо от акторов социального действия. По Парсонсу, ресурсы возникают в процессе социальной дифференциации, появление новых социально-профессиональных структур приводит к свободе ресурсов. В качестве эмпирического данного используется модернизация, преобразование общества по индустриальному образцу. Перемены в промышленности, в политике продуцируют ресурсное богатство: традиционное общество аресурсно, обладает ресурсами власти и традиций, вернее, традиция и власть и являются ресурсами. Социальная стратификация связана с достижен-ческими дескриптивными структурами, и модернизация предпринимается для расширения ресурсного потребления и воспроизводства.

Если традиционное общество не разделяет общество и государство, недифференцированное управление индифферентно социальным ролям и определяется социальной профильностью (П. Бергер). Социальный партикуляризм со-циетального общества переносит отношения общества и государства, социальных групп в сферу ресурсного обмена. Эту особенность отмечает Ш. Эйзен-штадт: Результаты модернизации определяются ресурсоспособностью групп трансформации. Не всякая социальная ценность, норма, роль ресурсна, способность вносить желаемые изменения отличает ресурсы от уклада жизни и форм деятельности.

Со свободным перемещением ресурсов Т. Парсонс связывает проблему воспроизводства социальных ролей и отношений. В социальной трансформации изменения переходят грань модификаций, производят эффект неадаптивности социальных ролей. При ослабленности социального контроля, внедрение институционализированных образцов дает встречным группам стимул инновации. В такой ситуации социетальное общество упрощается: конкуренция замещается анархическим порядком (В.Г. Федотова).

Очевидно, допущения Э. Гидденса, что макроструктурные свойства социальных систем воплощены в случайных мимолетных локальных интеракциях7, показывают полноту модели социальных микроэффектов, сосредоточенную на некоторых качествах. Правда, изящная формулировка Э. Гидденса усиливает впечатление недоговоренности: если данная структура не обладает способностью унификации, деятелям приходится довольствоваться случайностью, произволом, то есть воспроизводить дилемму «устойчивости хаоса». Как известно, Т. Парсонс изложил теорию развития ангажированно8, что, на наш взгляд, связано с понятием дифференциации, свободного перемещения ресурсов и адаптивности личностных ресурсов. Какие бы трансформации не претерпело общество, способность к интеграции, достижения равновесия с окружающей средой дефилируют собственно социальное развитие. Теория Ш. Эйзенштадта вносит уточнения в модель модернизации явно с целью повышения ее валидности. Если модернизация отклоняется, приходится отвергать и современное общество как результат эволюции.

Не трудно предпочесть критику негативных последствий модернизации, покаяться в структурных прегрешениях и при этом не отказаться от структурного наследства. Э. Гидденс, вероятно, по формуле «закономерность - от

Социальные ресурсы соответственно могут описываться структурными свойствами или деятельностными способностями. Настораживающей является презумпция зависимости, вторичности по отношению к социальным позициям, социальному поведению или социально-групповому взаимодействию. Ресурсо-обеспеченность, как признает Ш. Эйзенштадт, проявляется только условиях социальной трансформации и нет основательных причин в уходе от социотранс-формации, ресурсной базы социальных преобразований. Когда российские реформаторы начала 90-х гг. (Е. Гайдар, П. Авен, Вл. May) с брутальностью реализовали план реструктурации экономики, подразумевалась ее ресурсонедоста-точность: схема трансформации не допускала возможность самотрансформации, ресурсообеспеченностью обладают только новообразованные элиты. Поэтому экономическая реформа задумывалась с целью образования класса собственников, а не модернизации индустриального потенциала, перевода на новые технологии, подготовку новых управленцев и работников, выпуска конкурентоспособной продукции.

Инновационные группы населения: в поисках социетальности

В 1992 г. Т.И. Заславская провозгласила плодотворным изучение структуры российского общества, как целостной системы групп и слоев, деятельность и взаимодействие которых лежит в основе социального механизма трансформации российского общества. Предлагаемая схема факторов, акторов и механизмов социальных изменений фиксирует сложное состояние тех или иных групп, скрывая самомотивацию, деятельный коэффициент, ресурсообес-печенность. К примеру, социальное дно состоит из низкоквалифицированных рабочих, как явствует из классических описаний постсоциалистического ре Заславская Т.И. Социетальная трансформация российского общества. М., 2002. С. 377. формирования (А. Пшеворский). В составе социальных аутсайдеров 25 % бывших высококвалифицированных рабочих, 10 - 15 % представителей интеллигенции, попадающих под влияние «социальной эксклюзии». Можно исследовать социально-психологическую «несовместимость», личностные предрасположенности, подвергшие спуску вниз некоторые обстоятельства жизни и крушение планов жизненного устройства.

А. Инкельс, исследуя рост социальной и этнической сопряженности в американском обществе 50 - 60-х гг. XX в., отмечал, что «те, у кого имеются возможности для стабильности, могут не использовать их из-за отсутствия соответствующей мотивации. Среди тех, кто пытается использовать такие возможности, одни будут достаточно способны для этого, другие - нет»39. Почему выходцы из одного социального слоя становятся субъектами социального действия, когда остальные как бы целенаправленно попадают в ситуацию жертвы? Уровень стабильности является не психологической, а социальной характеристикой. Так же и в исследовании субъективного измерения социальной трансформации, если отойти от концепта «решающей роли верхов», открывается изумительный мир разнородных устремлений и мотиваций, успешно реализованных стратегий и глухого социального отчаяния. Не следует забывать, что российское общество вышло из «советского» прошлого, как бы ни отрицалась историческая, культурная и социальная преемственность.

Ученые Института экономики РАН определили следующие признаки российского уклада жизни:

1. Вторичность материально-экономических факторов по отношению к политике, государству, духовной жизни человека; высокая роль внеэкономических факторов успеха, моральных, духовных стимулов к труду.

2. Традиция отношения к богатству, собственности в духе коллективизма, общинности, равенства и социальной справедливости.

Американская социология. Перспективы. Проблемы. Методы. М., 1972. С. 53. 3. Соборность, понимаемая как общенациональный, всеобщий, межкорпоративный, конфессиональный способ выработки и утверждения общенациональных ценностей, достижения национального согласия.

4. Особое, сакральное отношение к государству и его интересам, как высшей ценности, наличие государственности «особого рода», наднациональной, универсальной в культурном плане, которая никогда не была государственностью только русских.

5., Уникальность государственности, состоящей в совпадении в ней понятий цивилизации, общества, экономики.

Деструктивными качествами прошлого называются:

1. негативные проявления в отношениях людей к собственности, закону, дисциплине:

2. патриархальные пережитки в семейно-родственных, этнических, земляческих отношениях, препятствующих становлению гражданского общест-ва40.

Исчезновение в процессе социальной трансформации интеллигенции, интеграция ее небольшой части во властные структуры и предпринимательский слой, маргинализация «массового» ядра и слабость, периферийность новых интеллектуальных слоев, на наш взгляд, существенно понижает объяснительную мощь предлагаемой схемы. В ценностных предпочтениях 60 % россиян «делание денег» отождествляется с успехом, творчество занимает скромную 10-12 позицию. Классы-«осколки» и предпринимательские слои характеризуются отношениями социального индифферентизма, культурный коллапс связан с отсутствием групп-референтов, которые могли бы представляться и восприниматься обществом носителями базисных социальных ценностей. Инновацион-ность предпринимателей локализована в теневых практиках, которые влияют на социальное самочувствие и функционирование социальных институтов, способствует превращению государства в «агента сделок».

Стратегия реформирования экономики России. Аналитический доклад ИЭ РАН // Вопросы экономики. 1996. №3. С. 18. Отношение россиян к государству как высшей сакральной ценности не препятствует отчуждению от государства в социальной повседневности, недоверию как к гаранту социального и правового порядка. Устойчивость нового порядка возможна, если социальная система содержит механизмы управления внутренними конфликтами, которые угрожают общественной интеграции. В ходе действия этих изменений возникает адаптивная новизна, которая, в свою очередь, способна вызвать внутри системы изменения при сохранении нормативных основ общества41. Если же ценности неоднородны и различные социальные группы придерживаются противоположных векторов развития, социальный порядок основывается либо на насилии, навязывании, либо отступлении от механизмов формального контроля, реализации практик, дающих совокупный эффект стагнации. В России не сложилось ни сильного государства, ни авторитетного гражданского общества: акторы трансформационного процесса (элита, бизнес) реализуют ресурсный монополизм в собственных интересах, пытаясь представиться, презентироваться целями государства или экономики. Зависимость этих важных сфер социальной жизни от консолидированности или раздела внутри элиты выражается в «переделах собственности», информационно-психологических войнах, неправовом применении права. Очевидно, большинству населения отводится роль «статистов», адаптантов или жертв социальных изменений, что делает социальное творчество, социальную инициативу бесполезной, даже вредной на пути самоадаптации.

Поэтому вероятны исход за пределы российского социума или перемена профессии, стратегии, «социальное исключение». Управление изменениями сосредоточено на поддержании квазистабильности, инсценировке традиций государственности (а ля Никита Михалков) и не вызывает значительного стремления к разнообразию инновационного потенциала, потому что приходится сомневаться в готовности чиновничества и хозяйственной элиты к реальным структурным изменениям в экономике, политике и социуме. «Рост без развития» базируется на применении потенциала «прошлого» и имеет целью созда Становление нового социального порядка в России. Краснодар, 2000. С. 10. ниє дополнительных стабилизационных основ (контроль над СМИ, обеспечение деятельности «силовых» структур, легитимация социальной политики). Ясно, что эксплуатируется остаточный ресурс доверия населения к государству, стремление заменить доверие строго социальной зависимостью42.

Эффект глобализации и ресурсный потенциал российского общества

Считается, что глобализация имеет три аспекта: информационный, экономический и технологический. Большинство российских исследователей (Г.В. Осипов, Н.Е. Покровский, В.В. Локосов) актуализируют последствия глобализации экономики для России. Существующие различия государств по уровню развития и характеру развития экономики усиливают тенденции диспаритета и эксплуатации сырьевых и человеческих ресурсов развивающихся стран87. Включение России в глобальную экономику - процесс, который содержит краткосрочные и стратегические последствия. Так как глобализация характеризуется доминированием финансового рынка над реальным, российская экономика оказывается реципиентом финансовых ресурсов, и это проецируется в зависимости от производительного сектора, от финансовых проектов. Сырьевая ориентация (нефть, газ, цветные металлы) порождает двойную зависимость от глобальных потребителей сырья и отечественных собственников сырьевых ресурсов, заинтересованных в экспортной ориентированности российской экономики.

Хотя признается, что сырьевая экономика является локомотивом для российской индустрии, обеспечение заказами 25 - 30 % производственных мощностей машиностроения, увеличение затрат в сырьевом секторе (расходы на разведку, удорожание добычи) приводят к технологическому застою или выбору иностранных поставщиков.

С глобализацией связаны изменения возможностей влияния на нацио нальную экономику. Ресурсораспределение выходит из-под контроля нацио нальных государств, что особенно затрагивает сырьевые экономики: слишком много производителей однородной продукции, чтобы усилия одного из них имели последствия для глобальной экономики. На сырьевом рынке тесно от желающих продать ресурсы, так что цены диктуются потребителями, собствен никами финансовых и технологических ресурсов. Россия, Венесуэла или Ниге / 87 Осипов Г.В. Российская социология в XXI веке. С.7. по рия могут увеличить объем нефтяного экспорта или, наоборот, увеличить экспорт, вакуум будет заполнен производителями сырья, предлагающими товар на более льготных, хотя и разорительных для производителя условиях. Характер ресурсообмена в глобальной экономике таков, что позволяет выигрывать только ограниченному количеству лиц - основным потребителям сырья, финансовым структурам и сырьевой элите стран-экпортеров.

За 10 лет реформ вывоз нефти из России увеличился на 10 - 12 % ежегодно, пропорционально увеличивая разрыв в доходах между наиболее и наименее обеспеченными слоями населения и снижением социальных затрат государства.

Известный американский ученый Н. Хомский считает, что глобализация менее всего похожа на свободную экспансию свободных рынков через государственную границу, а на самом деле носит противоположный характер88. В 1971 г. 90 % международных финансовых сделок относились к реальной экономике, к 1995 г. около 95 % сделок носили спекулятивный характер, т.е. были связаны с игрой на снижение или повышение финансовых ставок и курсов валют. Краткосрочность финансовых инвестиций, превосходство финансового сектора закрепляет стагнацию реальной экономики. Рост доходов сырьевых монополистов и снижение жизненного уровня большинства населения показывают элитность глобализации, ее перспективность только для «избранных» обществ.

Россия вступила в глобальную экономику на заведомо невыгодных условиях: реформаторы сделали экономику открытой в период, когда она нуждалась в государственном протекционизме, в поддержке государством модернизации базисных индустриальных отраслей.

В.Л. Иноземцев подчеркивает, что важной причиной распада российской экономики стал переход к среднемировым ценовым отношениям. Экономия на внутреннем потреблении сырья привела к тому, что стоимость промышленной продукции составляет в России 27 %. Известно, что в то время как индуст Хомский Н. Прибыль на людях. М., 2002. С. 19.

Иноземцев В.Л. Пределы догоняющего развития. М. 2000. С. 243.

Ill риальные общества предпочитают вывозить информационные технологии, не обладающие редкостью, Россия поставила на экспорт 90 % производства стали, 80 % меди, 78 % минеральных удобрений, 43 % нефти и 30 % газа, что связано с потреблением невосполнимых ресурсов. Сокращение сырьевых ресурсов не стимулирует поиск альтернативы. Ресурсообеспеченные группы ориентированы на миграцию в ситуации сырьевого коллапса (истощение ресурсов), не заинтересованы в расширении социально-ресурсного слоя, так как уменьшается количество прибыли и социальная зависимость населения. Ввоз информационных технологий не оказывает решающего влияния на развитие экономики. 80 - 90 % информационного импорта является устаревшим и на 70 - 80 % используется в сферах потребления и обслуживания (сфера услуг, банковский сектор, развлечения). Интернет в России является сетью избранных, изредка или регулярно им пользуется только 4 % населения. Так что говорить о влиянии технологических инноваций, ломающих сырьевую ресурсоограниченность, не приходится. Сырьевые ресурсы основываются на специализированных технологиях, т.е. они связаны с инновациями в узком секторе экономики и не обладают сквозным эффектом. И хотя есть государства с большими доходами от продажи сырья, ни один из богачей не продемонстрировал ускоренного развития на сырьевой базе. Во-первых, сырьевая специализация в глобальной экономике определяет траекторию инвестирования проектов «мгновенной прибыли». Во-вторых, сырьевых ресурсов достаточно, чтобы обеспечить высокий жизненный уровень сырьевых рантье (5-6 % населения) за счет отстранения большинства. В-третьих, сырьевые монополисты позиционируют зависимость от глобальной экономики и воздерживаются от инвестиционных программ в реальной экономике.

Свободное перемещение ресурсов воспроизводит отношения доминирования и зависимости, гегемонии и подчинения во внутреннем социальном пространстве. Ресурсозависимые группы ограничены при определении возможностей. Усиление разрыва между развитыми и развивающимися гражданами обозначает безальтернативную ситуацию, либо воспроизводства в качестве зависимого класса, либо включения в сетевые структуры, допуск к преимуществам глобализации. Эксперты полагают, что Россию за последнее десятилетие покинули 1,5 млн высококлассных специалистов, не имеющих возможности самоопределения в демодернизированной российской экономике. Потеря инновационного ресурса не может компенсироваться динамикой сырьевого потребления. Появление в море отсталости островков высокотехнологичных современных предприятий не меняет принципиальной конфигурации ресурсов. Асимметричность ресурсопроизводства и ресурсопотребления усиливается: внедряемые образцы потребления формируют стремление жить по-новому, жить вне страны и ее интересов. Глобализация процветает благодаря привязыванию ресурсов зависимых сообществ: местная элита переходит на службу международному капиталу, потому что именно в таком статусе она интегрируется в мировое сообщество. Из России ежегодно вывозится 30-50 млрд долларов, что согласуется с ориентированностью сырьевых кланов на сетевой обмен. Происходят инвестиции не в национальную, а в глобальную экономику и забвение сообщества становится фактором глобализации. У. Бек говорит о симметричности глобальной экономики транснациональному социальному пространству, сетевому ресурсу. На наш взгляд, транснациональное социальное пространство отвечает интересам групп (П. Бурдье), которые привязаны по социальным диспозициям к ролям в сетях глобальной экономики. Агенты глобализации получают несомненные преимущества через поддержку со стороны глобальных сетевых структур и возможность перемещения социальных ресурсов в безопасное пространство. Российские олигархические собственники активно размещают свое состояние за рубежом в соответствии с логикой глобализации: сферой притяжения является финансовый сектор, не связанный с рисками реальной экономики, а также государственными ограничениями. Глобализация поэтому является процессом размывания суверенного социального пространства, изменения механизмов ресурсораспределения. Исследователи (Ивалерс, Тайн, Дж. Прес-бит) указывают на концентрацию информационных, интеллектуальных ресурсов в сетях глобализации. Глобализация упрощает социальное пространство в его классическом варианте, когда экономический ресурс переформировывает из культурные и властные диспозиции. Вместо возможностей ресурсообмена, выстраивается иерархия ресурсного доминирования. М. Кастельс обращает внимание на преодоление этатизма, децентрализацию власти, что реально означает перетекание власти от государств в глобальные сетевые структуры, усиление зависимости не только государств, но и целых групп населения от решений, принимаемых сетевыми собственниками ресурсов.

Российское общество движется по принудительной траектории вхождения в глобализацию. В отличие от традиционных социумов, которые наращивают индустриальный потенциал в целях конкуренции и кооперации, деиндустриализация, разрушение индустриально-технической базы, депрофессионализация населения, натурализация образа жизни характеризуют Россию как общество насильственной традиционализации.

Глобализация связана с асимметричностью социальных ресурсов, неравенством, анклавностью и периферийностью. Российское общество становится все более ресурсозависимым. Развитие сырьевой экономики за счет деградации остальных, в том числе и конкурентоспособных секторов, требует упрощения социальной структуры, политического авторитаризма и ограничения национального суверенитета. Транснациональное социальное пространство возникает в результате бесконтрольного проникновения транснациональных структур, происходит переструктурация пространства таким образом, что сетевые структуры обладают влиянием над каждым ее значительным сегментом. В объемном исследовании М. Кастельса «Информационная эпоха» традиционное социальное пространство понижается в статусе, так как глобализация экономики вызывает локализацию политики. Так называемое новое государство якобы открывает больше возможности, чем закрытые ресурсораспределяющие отношения национального пространства. То есть неравные в экономике участники глобализируемых сообществ выравниваются в политике локализацией своего представительства. Ресурсоидентичности, к которым взывает А. Турен, и в какой-то степени эти мысли близки М. Кастельсу, всегда надстраиваются над базисными социальными обществами. В периферийном обществе весьма слабая социальная организация и в упрощенном развитие как неадекватном ответе на глобализацию содержится усиление позиции ресурсообеспеченных слоев, поощряется социальная некомпетентность остального населения. Большинство россиян не имеют элементарных представлений о структуре, целях, способах деятельности международных финансово-экономических и политических институтов, сетевых структур, распоряжающихся сырьевыми ресурсами России. Глобализация как процесс самонастраивания глобальных сетей подталкивает на разрыв с институциональной логикой. Ресурсопотребление внутри системы в действительности является формой ресурсозависимости: отказ от своей доли в национальном богатстве, режим экономии, снятие требований социально-ориентированной экономики соответствуют логике глобализации. М. Кастельс признает, что так называемые локальные общества трансформированы в бессистемное население, которое зависит от управления извне. Опыт глобализации в России раскрывает ее автономность по отношению к целям саморазвития. Например, Москва аккумулирует 85 % финансовых потоков, Санкт-Петербург 40 % экспорта, остальная часть страны принуждается к насильственной тради-ционализации, натуральному хозяйству и финансовой зависимости от центра. Однако не будем спешить с выводом о возвращении к модели централизации ресурсов и ресурсной монополии государственной бюрократии. К российской действительности более подходяще замечание У. Бека о глобальном понимании государства как глобализации, как критерия национальной политики.

Россия живет в глобальном мире только отчасти: ее экономический, военно-политический, научно-технический потенциал уже отстает от Индии и Китая (1:1,2:2,1). Ресурсы советского периода как возможность пролонгирования статуса с неопределенным будущим заканчиваются: 2010-2015 г. могут стать поворотными в окончательном уходе страны в четвертый мир в связи с устарением сил ядерного сдерживания, изношенности индустриально-технической базы, невосполнимым уроном депопуляции и маргинализации населения. Можно принимать или отклонять глобализацию, но равно как вступление в этот процесс не гарантирует лучшего результата, так и устранение из него не означает подлинного суверенитета. Оба выхода из ситуации ресурсоза-висимости просто воспроизводят логику сетевых структур. В любой ситуации Россия не избавляется от главной своей беды - отсутствие современной социальной инфраструктуры. Глобализация вызывает противоречие разрыва внутри государства, так как социально обездоленные слои населения ввергаются в тра-диционализацию, не владея опытом ведения натурального хозяйства, не имея позитивного выбора в пользу общественных мобилизационных целей. Возрастающая отчужденность общества от государства выгодна сетевым структурам. Являясь производителями рисков глобализации, сетевые структуры намеренно дистанцируются от голода, войн, потребительских бунтов и безработицы. Ответственность возлагается на государство, которое не в состоянии конкурировать с сетевыми структурами по ресурсообеспеченности, но обязано удовлетворять основные общественные потребности.

УДК 316.33

СПЕЦИФИКА СОЦИАЛЬНЫХ РЕСУРСОВ: ОТ ПОНИМАНИЯ К ПРИМЕНЕНИЮ

А. А. Чернега

SPECIFICS OF SOCIAL RESOURCES: FROM UNDERSTANDING TO USING

Целью статьи является выявление специфических особенностей социальных ресурсов. Проводится обзор теоретических подходов к интерпретации данного феномена. В продолжение автор более подробно останавливается на сущности территориального пространства, рассматривая его одновременно в качестве социального ресурса и среды для взаимопересечения других социальных ресурсов. В контексте анализа конструирования социально-территориального пространства на примере туристической достопримечательности рассматривается специфика социальных ресурсов. Анализ подкрепляется результатами эмпирического исследования, проведенного автором статьи в рамках стратегии кейс-стади одного из малых городов Вологодской области. В заключительной части систематизируются признаки социальных ресурсов, такие как дискурсивность и дефицитность, а также их функции: инструментально-деятельностная, коммуникативная, инклюзивная и структурообразующая. Опираясь на полученные теоретические и эмпирические результаты, автор считает необходимым применение ресурсного подхода к интерпретации общества и процессов, протекающих в нем, в целях эффективного управления социальными дивидендами, что и является стержневой идеей статьи.

The paper is devoted to the analysis of social resources as scientific problem. First of all, the author discusses various theoretical approaches to the phenomenon of social resource. Further, the author analyses the phenomenon of territorial space both as a social resource and an area for interconnectivity of different resources. The main aim is to interpret the features of social resources functioning in the context of socio-territorial space on the example of tourist sights, which is reflected in the results of case-study of a small Russian town. Finally, the paper systematizes the attributes and functions of social resources. The author argues that analysis of social space as a space of social resources is a topical way for development of the sphere of social dividends management.

Ключевые слова: социальные ресурсы, социальное пространство, территориальное пространство, социальное конструирование, туристические достопримечательности.

Keywords: social resources, social space, territorial space, social constructing, tourist sights.

Феномен ресурса является предметом научных дискуссий в контексте многих отраслей знания. В науках о Земле ресурсы трактуются как объективно данные предметы, явления и условия. Примерами таковых могут служить полезные ископаемые, климат, рельеф.

Понятие социальных ресурсов гораздо шире. Как отмечает социолог В. И. Ильин, «социальные ресурсы -это все то, что люди используют как факторы обеспечения своей деятельности... ресурсы имеют дискурсивный характер» , следовательно, их сущность состоит во включенности в социальную деятельность в границах определенного пространства и времени. В одних случаях (в рамках одних полей как ситуаций социального взаимодействия) конкретные объекты и явления выступают в роли ресурсов, в других - те же самые объекты и явления могут рассматриваться как помехи. Ценность ресурса проявляется в процессе его «полезного» использования - «то, что объективно существует, но никто не знает, что с этим делать, ресурсом не является» . Ресурсы выступают в качестве одной из разновидностей элементов любого социокультурного поля, наряду с его границами, культурной программой и языком как средством коммуникации.

Стоит заострить внимание на взаимопересечении терминов «ресурс» и «капитал». В широком значении эти понятия могут употребляться в качестве синонимов , однако более тщательный анализ влечет за собой их разделение.

В концепции П. Бурдье ресурсы анализируются как составные частицы капиталов, т. е. переведенных в ранг абстракций «структур господства». К примеру, социаль-

ные связи и включенность в сети выступают ресурсами, вовлекаемыми в формирование социального капитала, деньги - в образование экономического капитала и т. п. . Совокупный капитал, по Бурдье, выстраивается в соответствии с системой «разновидности капитала *объем капитала» и в своей основе содержит совокупность всех ресурсов, доступных для его носителя. Так или иначе, все виды ресурсов в широком смысле рассматриваются как социальные.

Фундамент природы социального неравенства заложен в борьбе индивидов и социальных общностей за ресурсы, которые всегда ограничены. Конфликтологические теории общества (К. Маркс, Р. Дарендорф) строятся на признании данного условия в отношении ресурсов, а также на конкуренции за их перераспределение и обладание ими. Общественное развитие в соответствии с идеями К. Маркса происходит посредством социальной борьбы между антагонистическими классами за средства производства, являющимися ключевыми социальными ресурсами. Идея Маркса о трансформации ресурсов через их «самовозрастающую стоимость» в капитал служит непосредственным подкреплением ценности ресурса как потенциального капитала . Углубленная трактовка идей ученого позволяет использовать механизм превращения различных социальных ресурсов в капитал, т. е. в то, что приносит социальную прибыль, выражаемую не только в экономическом эквиваленте.

Для Э. Гидденса ресурсы, которые он делит на аллокативные, обеспечивающие власть индивидов над материальными объектами, и авторитарные, позволяющие людям управлять другими людьми, выступают

© А. А. Чернега,2014 157

фундаментальными элементами, способствующими структурации социального пространства. Ресурсы, как подчеркивает Гидденс, не являются объективными, они возникают в ходе деятельности людей, иначе говоря, под ними можно понимать «средства, с помощью которых исполняется власть, рутинная составляющая осуществления поведения в социальном воспроизводстве» . Структура социального пространства выступает в виде распределения в нем ресурсов в соответствии с определенными правилами, поддерживаемыми и рути-низируемыми социальными акторами.

Немецкий социолог У. Бек, основоположник теории общества риска, отмечает значимость социальных ресурсов как средств минимизации индивидуального и любых других видов рисков и рассматривает в числе ресурсов все то, что этому способствует, в т. ч. пол, возраст, «умение держаться», этническую принадлежность и др. .

Российский социолог Н. Е. Тихонова обосновывает тезис о необходимости интерпретации социального неравенства и социальной стратификации через призму ресурсного анализа. В последние два-три десятилетия сформировалось «научное направление, прямо увязывающее на наступление нового этапа в развитии общества и изменение основания социальной стратификации... - в качестве основания стратификации выделяются объем и структура (социальных) ресурсов» , к числу которых стоит относить не только экономические, но и политические, культурные, социальные (в узком значении), престижные, гражданские, личностные и многие другие их разновидности.

Действительно, существует множество классификаций и разновидностей социальных ресурсов. В социологии сложилось два наиболее крупных подхода к их дифференциации. В первом подходе под социальными ресурсами понимаются социальные акторы и контексты их взаимосвязей. Американский социолог Дж. Коулман в связи с этим говорит о том, что социальные ресурсы наращиваются и обмениваются посредством социальных связей, последние также являются основополагающим ресурсом; ценность связей определяется тем, насколько они способствуют достижению целей, добиться которых при их отсутствии невозможно . Во втором, более широком подходе, под социальными ресурсами понимаются любые разновидности ресурсов, воспринимаемые в качестве таковых в процессах взаимодействий, включающиеся в обеспечение непосредственно социальных процессов и вызывающие развитие структуры общества. В рамках данной статьи, опираясь на идеи социальных ученых, обозначенные нами в первой части текста, мы придерживаемся именно такого подхода.

Рассмотрим специфику социальных ресурсов в широком значении в контексте проблемы включенности территориального пространства в логику ресурсного анализа. С одной стороны, полезное физическое пространство может выступать социальным ресурсом, в противном случае было бы трудно объяснить некоторые задачи, решаемые посредством колонизации и освоения территорий, многие войны в исторической ретроспективе и исследование красной планеты в целях ее последующего использования в качестве жизненной среды. С другой стороны, в границах самого

физического пространства реализуются разнообразные социальные практики, развертывающиеся вокруг порождения и присвоения социальных ресурсов, в ходе чего превращающие это пространство в социальное. Например, физическое пространство трансформируется в социальное в процессе конструирования территории для производства в ее границах определенных отраслей товаров и услуг. Отрасль - это термин прежде всего экономического порядка, однако, обладающий и определенной социологической ценностью. С позиции деятельностно-структурного подхода в социологии отраслью можно считать комплекс социальных практик, структурирующихся в определенных участках социального пространства, вокруг производства и потребления конкретных социальных ресурсов, и влияющих в результате этого на комплексное развитие территории.

Туризм является одной из таких отраслей пространственного развития и разворачивается вокруг туристических достопримечательностей. Последние

включают в свое содержание интеллектуальную и институциональную стороны. Ядром интеллектуального содержания является символ, который заложен в туристической достопримечательности и благодаря которому она обладает силовым полем притяжения туристических потоков. Символическая сущность может укореняться в полях истории, литературы, географии и т. д. Американский социолог Д. Маккенел утверждает, что в ходе туристификации пространства происходит его сакрализация. Соответственно, туристические достопримечательности получают статус священных объектов, процесс посещения и осмотра которых можно сравнить с ритуалом, притом как в переносном, так и в прямом значениях . Символическая сущность достопримечательности позволяет ей превращаться в бренд места, который является переходным звеном от ее чисто интеллектуального потенциала к институциональному.

Туристическая достопримечательность становится фактором сколяризации коллективных действий отдельных людей, общностей и организаций в границах определенного участка социального пространства. В результате складываются сетевые отношения, ведущие к устойчивым социальным связям, например, к связям по приему туристических групп между гостиницей и располагающимся поблизости кафе; по организации событийных мероприятий между местным учреждением культуры и туристической фирмой, отвечающей за «доставку» туристов к «месту»; по договоренностям между представителями местной власти, заинтересованными в развитии туризма, и частными инвесторами, готовыми вложить свои финансовые средства в реновацию туристической инфраструктуры. Совокупность подобного рода отношений и связей между акторами определяется как социальный институт туризма, в котором достопримечательности отводится место центрального элемента.

Конструирование пространства в качестве туристического «места назначения», как его определяет Ф. Котлер , вызывает:

Во-первых, появление социальных интересов людей к месту, в котором номинирована достопримечательность (заинтересованность, соотнесение

географического мифа с его постановкой на «месте», практики предварительного изучения «места»);

Во-вторых, физическое движение («паломничество к священному», к псевдобытию - «к тому, чего нет дома») различных туристических потоков к этому «месту»;

В-третьих, туристическое потребление этого «места» (восприятие информации, покупка товаров и услуг, использование инфраструктуры и т. п.).

Туристическая достопримечательность, образуя вокруг себя символическое и институциональное силовые поля, выступает в роли своеобразного магнита, позволяющего притягивать различные социальные потоки к месту номинации достопримечательности в физическом пространстве. К числу таких потоков последних можно отнести информационные, политические, финансовые, экономические, трудовые, научные, образовательные, транспортные, символические и некоторые другие.

Сущность туристической достопримечательности как социального ресурса кристаллизуется также благодаря применению концепции пространственных прибылей локализации П. Бурдье. Эта концепция позволяет объяснить особенности разметки социального пространства, поскольку выгодность его различных участков-полей неодинакова и связана с фактом нахождения рядом с дефицитными вещами и желательными агентами. Неудивительна ситуация, при которой наибольшие цены на сопутствующие для туристов товары и услуги, например, на продукты питания, в пространстве туристического города встречаются в непосредственной близости к достопримечательностям. Для стран, специализирующихся на туристическом производстве морских зон отдыха, характерна тенденция уменьшения цен на услуги проживания по мере удаления от морского побережья, если последнее воспринимается как туристическая достопримечательность, т. е. «то ради чего» осуществляется приезд.

Автором данной статьи в 2013 г. было проведено социологическое исследование по изучению г. Тотьма (Вологодская обл.) как туристического центра. Применялась стратегия кейс-стади, в контексте которой объект подвергался анализу с различных сторон. Методика исследования соответствовала принципу триангуляции:

Во-первых, при помощи метода традиционного качественного анализа были проанализированы 9 текстов о Тотьме, представленных как в уникальных туристических путеводителях о городе, так и включенных в путеводители по Вологодской области и России;

Во-вторых, социологом применялся метод включенного наблюдения во время участия в различных вариантах городских экскурсий и в знаковых туристических мероприятиях, а также использовались визуальные исследовательские практики (анализ ключевых точек города для создания туристических фотографий);

В-третьих, было проведено 10 слабоструктурированных глубинных интервью с различными стейкхолдерами. Применялся целенаправленный отбор интервьюируемых, поскольку исследовательский интерес был направлен на получение разносторонней информации относительно процесса конструирования достопримечательностей города в поле туризма.

Цель исследования заключалась в выявлении политических, управленческих, информационных и экономических механизмов конструирования; в связи с этим, соответственно, было собрано 5 интервью с местными муниципальными чиновниками, сотрудниками музеев и туристических организаций города, 2 - с журналистами районной газеты, 1 - с «городским активистом», 2 - с местными предпринимателями, получающими различного рода дивиденды в ходе конструирования туристических достопримечательностей. Для проведения интервью с каждой группой использовался отдельный гайд, имеющий, однако, общее «динамическое» начало (вопросы: «Как Вы считаете, можно ли превратить Тотьму в туристический центр»?; «Отличается ли Тотьма от близлежащих - чем-то таким, ради чего в него стоит приехать туристам»?). Для анализа интервью применялся метод обоснованной теории, разработанный американскими социологами Б. Глейзером и А. Строссом.

В результате исследования удалось выявить, что система достопримечательностей Тотьмы включает группу храмов в уникальном архитектурном стиле -тотемском, или русско-американском барокко; музеи -6 в городе и 2 в районе, часть из которых - брендовые, к примеру, музей мореходов, дом-музей морехода Ивана Кускова; арт-объекты и памятники, в т. ч. «60 параллель», черная лиса, памятники Ивану Кускову и поэту Николаю Рубцову; сохранившуюся застройку конца XIX - начала XX веков, представленную ансамблями в отдельных кварталах и фрагментарно - на ряде улиц; символические достопримечательности, такие как «духовная родина поэта Николая Рубцова», «Соль Земли Русской»; событийные достопримечательности, например ярмарка «Настоящий тотемский продукт» и др.

На примере Тотьмы было обнаружено, что социальное конструирование туристических достопримечательностей в той или иной мере служит причиной для:

Привлечения дополнительных средств в бюджеты города и района;

Социального подъема местных сообществ (активистов, предпринимателей, жителей микрорайонов) и их вовлечения в относительно долгосрочные сетевые взаимодействия;

Стимулирования экономических процессов (рост конкуренции между точками питания, производство линейки новых продуктов питания, появление новых рабочих мест, формирование условий для учреждений сферы культуры и образования для привлечения дополнительных финансовых средств);

Стимулирования информационных процессов (увеличение числа публикаций о городе в средствах массовой информации, привлечение внимания к Тотьме крупных игроков информационного рынка);

- «оживления» городского пространства в целом (фестивали, ярмарки и т. д.).

Процессы социального конструирования туристических достопримечательностей оказывают комплексный результат на развитие города. С одной стороны, из них извлекаются дивиденды ввиду привлечения туристов, финансовых потоков, внимания политиков и СМИ. С другой стороны, эти процессы становятся почвой для интенсификации социальных изменений в локализованном пространстве - в качестве примера можно обозначить развитие геопатриотических настроений внутри

городских сообществ, в т. ч. в предпринимательских кругах и коллективах предприятий. Наиболее знаковым подтверждением этого стал подъем тотьмичей на осенний субботник, ознаменованный как мероприятие по консервации одного из полузаброшенных храмов в стиле тотемского барокко.

На основе анализа теоретических источников и в результате выявления особенностей конструирования туристических достопримечательностей на материалах исследования в г. Тотьма, обозначим специфические признаки и функции социальных ресурсов в их широкой трактовке.

Говоря о признаках, в первую очередь, необходимо обозначить дискурсивность социальных ресурсов, что означает интерпретацию тех или иных объектов и явлений в качестве социальных ресурсов в границах определенных социокультурных полей и в строгом соответствии с их жизненными программами. Дискурсивность туристических достопримечательностей отображается посредством распространенности туристических мифов

Если место «не на слуху», то туда мало кто поедет. Дискурсивность определяет конструктивистскую природу социальных ресурсов, что, в нашем случае, позволяет говорить о том, что туристические достопримечательности не даны от природы, напротив, для того, чтобы стать таковыми, те или иные объекты и явления проходят стадии конструирования и включаются в действие определенных механизмов, например, политических, экономических, информационных и т. д.

Дефицитность также выступает признаком социальных ресурсов. Борьба за ресурсы, их накопление и экономия является естественным делом. Наличие у туристической достопримечательности символической сущности, выражаемой через бренд места, служит значимым тому подтверждением.

Обозначим спектр ключевых функций социальных ресурсов. Во-первых, это инструментально-деятельностная функция. Конструирование туристических достопримечательностей естественным образом влечет за собой реализацию социально-трудовой, социальноэкономической, научной и других видов деятельности.

Во-вторых, стоит выделить коммуникативную функцию социальных ресурсов. Туристическая достопримечательность способна генерировать социальную жизнь в определенных участках пространства, стимулируя различных социальных акторов к конструированию системы социальных взаимодействий и связей. Присвоение туристической достопримечательностью статуса социального ресурса определяется ее «срединным» положением в системе социальных взаимодействий -она выступает точкой пересечения интересов различных социальных общностей в локализованном пространстве.

В-третьих, не стоит забывать об инклюзивной функции социальных ресурсов. Последние выступают в роли факторов включения различных социальных акторов и территорий в определенные социальные структуры и процессы. Например, обладание подходящими этническими признаками по У. Беку позволяет индивиду включаться в группу «своих» и минимизировать риски нахождения в полиэтничном пространстве. Туристическая достопримечательность как социальный ресурс обеспечивает подключение территории к магистральным ресурсно-распределительным сетям и потокам, поскольку вызывает притяжение туристов, финансов, журналистов и т. д. Власть как ресурс в пространстве российского общества - это своего рода магнит, привлекающий другие ресурсы в участки своей локализации, прежде всего, в политическую столицу государства .

Наконец, социальные ресурсы выполняют структурообразующую функцию. Распределение власти, финансов, статусов, материальных объектов, туристических достопримечательностей и множества других ресурсов в социальном пространстве влечет упорядочивание социальных практик, разворачивающихся по поводу этих ресурсов и вокруг них, а, значит, и конструирование структур, составляющих общество. Э. Гидденс, в целом, определяет ресурсы как сырьевой материал для выстраивания подобных структур. В частности, конструирование туристических достопримечательностей в макросоциальном отношении ведет к трансформации социально-территориальной структуры и к порождению новой формы территориального неравенства (туда, где сформирована достопримечательность, поедут туристы, журналисты, разнообразные исследователи, инвесторы и проч., напротив, всего этого лишаются участки пространства, в которых нет достопримечательности).

Стоит отметить, что автором работы обозначены лишь некоторые признаки и функции социальных ресурсов, однако обзор теоретических источников и полученные эмпирические данные позволяют утверждать о применимости ресурсного подхода к интерпретации общества и процессов, вызывающих его конструирование. Социальное пространство (не только его территориальная проекция) представляет собой не что иное, как пространство социальных ресурсов, поэтому выявление их особенностей столь важно для эффективного управления социальными дивидендами, получаемыми в результате использования конкретных ресурсов. На примере туристических достопримечательностей, занимающих свое место в системе социальных ресурсов, этот вывод обосновывается возможностью их целенаправленного конструирования как факторов внешнего и внутреннего развития территории.

Литература

1. Бек, У. Общество риска. На пути к другому модерну I У. Бек. - М.: Прогресс-Традиция, 2000. - 3S3 с.

2. Бурдье, П. Социология политики I П. Бурдье; перевод. с фр.; сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко. - М.: Socio-Logos, 1993. - ЗЗб с.

3. Гидденс, Э. Устроение общества: очерк теории структурации I Э. Гидденс. - М.: Академический проект, 2005. - 52S с.

4. Ильин, В. И. Государство и социальная стратификация советского и постсоветского обществ. 1917 -199б гг.: опыт конструктивистко-структуралистского анализа I В. И. Ильин. - Сыктывкар: Сыктывкарский ун-т, Институт социологии РАН, 199б. - 349 с.

5. Ильин, В. И. Потребление как дискурс I В. И. Ильин. - СПб.: Интерсоцис, 200S. - 44б с.

6. Ильин, В. И. Социальная структурация в транзитивном пространстве российского мегаполиса / В. И. Ильин // Мир России. - 2010. - № 1.

7. Котлер, Ф. Маркетинг. Гостеприимство. Туризм / Ф. Котлер, Дж. Боуэн, Дж.Мейкенз. - М.: Юнити-Дана, 2007. - 787 с.

8. Коулман, Дж. Капитал социальный и человеческий / Дж. Коулман // Общественные науки и современность.

2001. - № 3. - С. 121 - 139.

9. Маркс, К. Превращение денег в капитал / К. Маркс, Ф. Энгельс // Капитал / К. Маркс, Ф. Энгельс. - М. -Т. 1. - Гл. 4. - 1987.

10. Тихонова, Н. Е. Ресурсный подход как новая теоретическая парадигма в стратификационных исследованиях / Н. Е. Тихонова // Социологические исследования. - 2006. - № 9. - С. 28 - 40.

11. MacCannel, D. The Tourist: A New Theory of the Leisure Class / D. MacCannel. - New York, 1976. - 214 p.

Чернега Артём Андреевич - аспирант факультета социологии Санкт-Петербургского государственного университета, 8-962-343-72-87, chernega [email protected].

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СОЦИАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

Кафедра менеджмента и маркетинга

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА по теме:Модели социально-экономического развития общества на примере Японии по курсу: «Мировая экономика» СУРГУТ 2010

ВВЕДЕНИЕ

1. Теоретические аспекты понятия «экономическая модель»

2. Социально-экономическая модель Японии

Заключение

Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ

Современная Япония - высокоразвитое в промышленном и научно-техническом отношении государство, один из трех мировых центров империалистического соперничества. Особенности экономического развития этой страны, ее достижения в передовых отраслях научно-технического прогресса, способность быстро реагировать на изменяющиеся условия мирового рынка привлекают внимание к “Стране восходящего солнца” во всем мире.

Интерес к Японии во всем мире огромен. Впечатляющие достижения "Страны восходящего солнца", особенно в экономике, общеизвестны и привлекают к себе пристальное внимание, вызывают смешанные чувства: от удивления и восхищения до зависти и опасения. Действительно, как это удалось Японии, потерпевшей жестокое поражение в войне, понесшей огромный материальный и моральный ущерб, практически в течение жизни одного поколения не только подняться из руин и разрухи, но и превратиться в первоклассную экономическую державу, лидирующую во многих областях промышленности и торговли, науки и техники?

Сегодня достижениями Японии никого не удивишь. Гораздо важнее понять и объяснить причины "японского экономического чуда", или, вернее, феноменального послевоенного рывка Японии, выведшего ее в разряд "экономической сверх державы".

Казалось бы, исходные позиции, с которых начинала свой послевоенный разбег Япония, были весьма неблагоприятными. Экономика была подорвана и истощена агрессивной длительной войной, крупные города и многие промышленные предприятия лежали в развалинах (в начале 1946 г. уровень промышленного производства составлял 14% от среднего предвоенного уровня).

Население обнищало, не хватало элементарных условий для жизни - продовольствия, жилья, работы. Обделенная многими важными природными ресурсами и оторванная от колониальных источников их поступления, Япония, казалось, была обречена, влачить жалкое существование третьеразрядной страны. Но этого, как мы знаем, не случилось. Как это ни парадоксально, но именно сокрушительное поражение Японии во второй мировой войне дало мощный импульс социально-экономическому развитию страны, привело к устранению многочисленных экономических и политических препон, мешавших более свободному и естественному развитию капиталистического способа производства, рыночного механизма, интеграции Японии в мирохозяйственные связи.

1. Теоретические аспекты понятия «экономическая модель»

Картину мира, по признаку взаимодействия государства и экономики, невозможно понять без некоторой типологизации национальных примеров взаимодействия. В экономической литературе такая типология связана с использованием устоявшегося термина «модель экономики»Термин «страновая или национальная модель», был введен в научный оборот относительно недавно в последней четверти XX века.

Само понятие «модель» имеет несколько трактовок. Среди них к реалиям мировой экономики применимы лишь 2. В первой модели - это схематичное описание какого-либо явления или процесса в обществе. Вторая модель - это образец, служащий эталоном для воспроизведения.

Всплеск научного и практического интереса к имеющимся в мировой экономике национальным моделям возникает тогда, когда в той или иной стране происходит глубокое реформирование стратегии и механизма экономического развития и, естественно, возникает проблема выбора наиболее достижимого и привлекательного образца подражания.

Это было характерно, например, для латиноамериканских стран в первой половине 80-х годов, когда под влиянием долгосрочных

Понятие страновой модели используется в случае, если социально-экономическое и политическое развитие того или иного национального государства в течении достаточно длительного периода демонстрирует стабильность ключевых параметров, заложенных в основу модели. Если воспроизводство этих параметров нарушается, можно ожидать либо частичную модификацию модели роста либо ее полную трансформацию.

Не менее важным компонентом понятия страновой модели является характеристика ее особенностей, иными словами, ее специфика. Это дает возможность проводить сравнительный анализ национальных моделей, существующих в мировом хозяйстве с учетом его эволюционного развития. Сравнительные исследования проводятся по одному или нескольким критериям. Результатом таких разработок могут быть предложения по типологизации национальных моделей.

Страновая (региональная, субрегиональная) модель экономического развития - это совокупность элементов, формирующих целостность национального хозяйства, и механизм, обеспечивающий тесную связь и взаимодействие этих элементов. По своему характеру они являются природно-естественными, технологическими, экономическими, социальными, политическими, психологическими, социокультурными, историческими, конфессиональными.

Модели экономического развития.

Первая модель, используемая в США, построена на рыночных механизмах саморегулирования экономики, с низкой долей государственной собственности и незначительным прямым вмешательством государства в процесс производства товаров и услуг. Главные достоинства этой модели:

большая гибкость экономического механизма, быстро ориентирующегося на меняющуюся конъюнктуру рынка;

высокая степень предпринимательской активности и ориентации на нововведения, обусловленная более широкими возможностями выгодного применения капитала.

Особенно результативна эта модель при высоком уровне развития производительных сил, в условиях большой емкости внутреннего и внешнего рынков и при высоком жизненном уровне населения

Вторая модель рыночной (капиталистической) экономики - японская. Ей свойственны:

четкое и эффективное взаимодействие труда, капитала и государства (профсоюзов, промышленников, финансистов и правительства) в интересах достижения национальных целей;

дух коллективизма и патернализма на производстве;

внушительный упор на человеческий фактор.

Эта модель распространена в значительной части стран Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока, особенно в практике экономического роста так называемых азиатских молодых тигров - Гонконга, Сингапура, Тайваня, Южной Кореи.

Третья модель - латиноамериканская. Ее характеризуют:

сильное и не всегда грамотное вмешательство государство в экономику;

коррупция, даже криминализация общества, включая хозяйственные связи;

ориентация производства на удовлетворение спроса ведущих капиталистических стран, использующих две предыдущие модели экономики, на природные ресурсы и дешевую рабочую силу.

Четвертая модель капиталистической экономики - африканская - базируется на многообразии форм собственности и рыночных отношениях. В странах Африки, использующих эту модель, наблюдается, прежде всего, малограмотность и даже беспомощность в регулировании и управлении хозяйственными процессами на уровне как предприятий и фирм, так и государства в целом. Без помощи развитых капиталистических стран африканцы вряд ли вообще могут создать современную экономику.

Африканской экономике присущи:

нещадная эксплуатация неквалифицированного труда;

широкое применение силовых методов прямого вмешательства в производство «сверху»;

неразвитость трудовых отношений и демократии вообще;

крайне низкая эффективность.

Пятая модель, созданная после Второй мировой войны в Германии и Франции, получила название социально-ориентированной рыночной экономики. Она отличается от остальных следующими параметрами:

«смешанная экономика», в которой достаточно весома доля государственной собственности;

макроэкономическое регулирование осуществляется не только средствами кредитно-денежной и налогово-бюджетной политики, но и охватывает другие сферы экономики (структурная, инвестиционная политика) и трудовых отношений (регулирование занятости);

особое значение для государственных органов имеет поддержание конкурентных отношений в экономике, которое обеспечивается средствами структурной политики и содействием развитию малого и среднего бизнеса;

высокая доля госбюджета в ВВП («государство благосостояния»);

развитая система социальной поддержки населения при ведущей роли в ней государства, расходы которого по этой линии составляют значительную часть государственного бюджета;

функционирование института производственной демократии.

2. Социально- экономическая модель Японии

Экономика - совокупность отношений между людьми, складывающихся в процессе производства, распределения, обмена и потребления, материальных благ и услуг. Экономику создают люди, чтобы обеспечить себе необходимые социально-экономические условия цивилизованного существования. Поэтому через экономику можно узнать отношения между людьми, их поведение, национальные или иные особенности. Более того, люди сами выбирают через своих властных представителей оптимальную экономическую модель, устанавливают для нее "правила игры". Существует прямая зависимость между эффективностью выбранной модели национальной экономики и уровнем цивилизации данного общества: чем выше уровень цивилизации, тем эффективнее действует выбранная модель национальной экономики.

Японцы выбрали модель экономики, адекватную уровню развития своего общества. Выбор оказался для них удачным, так как позволил создавать такое национальное хозяйство, которое дало людям высокий уровень жизни, устойчивый и стабильный страны.

Создается впечатление, будто Япония - небольшое, перенаселенное государство, и бесчисленные фирмы действуют там стихийно и беспорядочно. Но на самом же деле эта страна не такая уж маленькая, как многие думают: по площади она больше Англии и Германии, в ней немало еще недостаточно освоенных территорий. (Приложение №1) Фирмы же действуют так, как свойственно японцам, - организованно, строго соблюдая установленные "правила игры". Многочисленными предприятиями управляет "невидимая рука" А. Смита с помощью созданной на рыночных началах четкой структуры национальной экономики. 8, с.366

Четкость, организованность, строгое соблюдение дисциплины, уважение законов - все это характерно для японцев. И благодаря этой национальной черте сложнейший экономический механизм легко поддается управлению и работает как часы.

Для выработки стратегии развития и эффективного управления национальной экономикой необходимо построить ее структуру, чтобы знать, к какой группе относится та или иная отрасль. Для выработки стратегии развития и эффективного управления национальной экономикой необходимо построить ее структуру, чтобы знать, к какой группе относится та или иная отрасль. Среди ученых-экономистов бытуют различные подходы к проблемам классификации отраслей народного хозяйства. Наиболее распространенными из них являются следующие два: исходный и конечный.

В Японии применяется конечный подход. Его сторонники полагают, что "производство ради производства" - нонсенс, так как продукт производится для потребления, ради удовлетворения запросов людей. По этой методологии все отрасли разделены на три сектора:

1. Первый сектор: сельское хозяйство, рыболовство, лесное хозяйство

2. Второй сектор: горная промышленность, обрабатывающая промышленность, строительство.

3. Третий сектор: электроэнергетика, газовое и тепловое хозяйство, водоснабжение, транспорт, связь, торговля, финансы, страхование, услуги, управление и другое.

На основе этой классификации правительство Японии осуществляет прогнозирование и управлением национальной экономики. При этом Япония твердо и последовательно стремится к увеличению доли третьего сектора в национальной экономике, так как она полагает, что целью любого цивилизованного общества является прежде всего создание наиболее благоприятных условий для удовлетворения конечных потребителей. В этом состоит существенное отличие формирования структуры национальной экономики Японии и других промышленно развитых стран от стран с моделью социалистической экономики.

При этом увеличение доли третьего сектора в структуре национальной экономики не является самоцелью. И тем более недопустим в этом важнейшим стратегическом вопросе механический подход, при котором обращается внимание только на количественный рост. Важно определить источники увеличения доли работников третьего сектора. Чтобы усилить роль сферы обслуживания, в Японии прежде всего было обеспечено повышение эффективности промышленности за счет роста производительности труда и на этой основе производилось сокращение численности работников. Таким образом, освободившиеся рабочие были направлены в сферу обслуживания. Поэтому в этой стране параллельно развиваются реальный сектор экономики и сфера обслуживания. Вот почему в Японии много магазинов, кафе, ресторанов, гостиниц, различных фирм индустрии досуга, обеспечивающих высокий уровень обслуживания населения. 4, с.3

По масштабу экономики Япония занимает лидирующее положение. По ряду макроэкономических показателей эта страна обошла другие государства. Это, в частности, относится к таким достижениям, как величина положительного сальдо баланса текущих платежей (103,9 млрд. долл. в 2005 г., в том числе торговых - 123,4 млрд. долл.); размер золотовалютных резервов (210,2 млрд. долл. на конец июня 2004 г); лидерство в производстве ряда видов промышленной продукции (черные металлы, автомобили, суда, станки, бытовая электроника и электронные компоненты, и некоторые другие).

Чаще всего среди факторов объясняющих экономические достижения Японии, фигурируют: высокие темпы роста производительности труда, усердие японских трудящихся, высокая норма накопления капитала, низкий уровень военных расходов и ряд других. Примерно десяток лет назад появился журналистский термин "Джапан Инк". Он отразил суть сложившейся в Японии социально-экономической системы, фундаментально отличающейся от существующих в США и других, промышленно развитых государствах.

Сейчас можно констатировать тот факт, что Япония стоит перед выбором путей развития - двигаться ли ей в направление формирования свободного рынка западного образца с либерализацией экономики и ослаблением ограничений или идти по пути утверждения "особого японского выбора", "японской самобытности", ставя тем самым под сомнение динамичность хозяйственного развития.

Япония располагает развитой индустриальной базой, представленной практически всеми видами современного промышленного комплекса - от отраслей по производству базисных материалов (металлы, химикаты, продукция нефтехимии, бумага и целлюлоза и др.) до подразделений, выпускающих всю гамму машинотехнической продукции.

Общая тенденция промышленного развития стран - растущая доля высокотехнологических подразделений, а с другой стороны - расширение зарубежного производства.

Тенденция последних лет - это крупные вложения в промышленной области, включая организацию производства ведущих подразделений японской индустрии - автомобилестроения, электронной и электротехнической промышленности и др.

Нарастание зарубежного производства наиболее характерно для ряда отраслей, ранее определявших "лицо" японской индустрии. Это в первую очередь автомобилестроение. Например, ведущий производитель отрасли компания "Тойота" в 2007 г.58% всего объема зарубежного сбыта обеспечила за счет своих предприятий в других странах (в 2006 г. - 48%). Всего компания изготовила на своих 36 предприятиях в 26 странах 1,25 млн. автомобилей (прирост за год на 19,2%), в том числе в Северной Америке - 824 тыс., при снижении внутреннего производства на 9,6% (до 3,17 млн. шт). Внутреннее производство автомобилей всех видов в Японии составило 10,2 млн. шт., что оказалось ниже на 3,4% уровня год назад и на 25% ниже максимального показателя в 2004 г. Аналогичная картина прослеживается по ряду других видов продукции среднего технологического уровня. 11

Относительно благоприятное положение сохраняется в производстве ряда видов химической продукции с высокой добавленной стоимостью как результат крупных инвестиции корпораций отрасли в научно-исследовательские разработки. По мнению экспертов, такие виды продукции, как медикаменты, косметика фоточувствительные материалы, кваски и красители (без применения ртути), продукция тонкой керамики и ряд других. 5, с.5

В Японии государственная экономическая политика тесно связана с инновационной политикой, что представляется чрезвычайно важным применительно к НИОКР. Общие подходы к роли государства в регулировании экономики распространяется также и национальную инновационную политику. Принципы, на которых строится политика Японии по созданию благоприятных условий для стимулирования инновационной деятельности, следующие:

1. Финансовая поддержка приоритетных отраслей промышленности посредством субсидий и дешевых кредитов (2-4%), выдаваемых государственными финансовыми организациями через Японский банк развития и Японский экспортно-импортный банк.

2. Преференциальное распределение иностранной валюты в пользу приоритетных отраслей - с тем, чтобы они могли импортировать необходимые им оборудование и технологию.

3. Стимулирование импорта новейших иностранных технологий и технической кооперации японских фирм с иностранными компаниями.

4. Защита возникающих отраслей посредством установления высоких импортных пошлин и нетарифных барьеров.

5. Специальная система административного государственного управления конкуренцией, свойственная только Японии, суть которой заключается в праве государства регулировать уровень риска, связанного с конкуренцией, путем организации слияния, регулирования объемов производства и капиталовложений.

6. Уникальная система административного государственного управления конкуренцией, свойственная только Японии, суть которой заключается в праве государства регулировать уровень риска, связанного с конкуренцией, путем организации слияний, регулирования объемов производства и капиталовложений.

Процесс централизации и регулирования сферы научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ (НИОКР) в Японии состоит из:

финансирование науки через государственные министерства и создание гигантских постоянно действующих национальных лабораторий;

развитие централизованных научных комплексов крупных корпораций, получающих крупные государственные заказы;

формирование международных институтов, программ, проектов.

Стремясь продвинуть новую технику и технологию дальше, чем ее конкуренты, Япония планирует достичь технологического превосходства с помощью шестицелевой программы, основанной на использование промышленного опыта и промышленной мощи. План, отражающий задачу успешно вывести страну вперед, включает в себя следующие стратегические направления:

Стратегическое направление №1 - параллельная реализация научно-технической программы;

Стратегическое направление №2 - стратегические международные союзы;

Стратегическое направление №3 - проект "Технополис";

Стратегическое направление №4 - создание телекоммуникационных сетей;

Стратегическое направление №5 - рисковый капитал и венчурные фирмы;

Стратегическое направление №6 - селективное поощрение импорта.

Стратегическое направление №5: рисковый капитал и венчурные фирмы - одно из важнейших направлений научно-технического развития Японии.

Обеспечение лидерства, по мнению японского правительства, может быть достигнуто заимствованным из США стимулированием бурно развивающего рынка рискового капитала и вновь возникающих компаний, или "рискового бизнеса". Кроме чисто экономической цели здесь присутствует, избавившись от духа подражательства, стремление создать принципиально новые базовые технологии, реанимировать новые базовые технологии, реанимировать новые базовые технологии, реанимировать в стране дух предпринимательства. 8, с.11

Что касается структурой политики в Японии, то политика выглядит таким образом.

Государственным строем в Японии является конституционная монархия. В состав страны входит 47 префектур. Столицей с 1867 года - Токио. Глава государства - император (император Акихито правит страной с 7 января 1989 г). Реальная исполнительная власть находится в руках премьер-министра, возглавляющего Кабинет Министров. Законодательную власть осуществляет двухпалатный парламент, состоящий из Палаты советников (верхняя палата) и Палаты представителей (нижняя палата). Наиболее влиятельные политические порти: Либерально-демократическая партия (ЛДП), Социал-демократическая партия Японии (СДПЯ), Партия обновления, Новая партия Японии, Коммунистическая партия Японии, Партия демократического социализма (ПДС).

Парламент - согласно основному закону Японии это “высший орган государственной власти и единственный законодательный орган государства", но его власть строго уравновешена. Причем не только двумя другими ветвями, традиционными для демократического общества, - исполнительной, которая может распустить парламент, и судебной, надзирающей за тем, чтобы принимаемые им законы соответствовали конституции. Но даже императором, который официально является лишь символом единства нации и лишен права участвовать в управлении государством, но именно по его эдиктам, изданным на основе решения правительства, созываются сессии высшего законодательного органа. Парламент состоит из двух палат - представителей и советников. В Японии палату представителей принято называть нижней палатой, а палату советников - верхней палатой в соответствии с порядком прохождения законопроектов в парламенте. Итак, чтобы выставить свою кандидатуру на выборах депутатов, формально нужно быть, во-первых, полноправным гражданином Японии, во - вторых фигурировать в государственном реестре избирателей, куда попадают по достижении 20 лет. Совершенно не обязательно при всём этом быть членом партии или организации, хотя им дается больше льгот в предвыборной компании. 10, с.2

Японская модель развития инновационной сферы, высокий интеллектуальный уровень нации, ее умение адаптироваться к вызовам усиливающейся глобализации, находить оригинальные пути выхода из кризисных ситуаций дают все основания ожидать, что Япония преодолеет все трудности. В этом японцам может пригодиться учение Кейнса, которое предоставляет широкие перспективы для развития смешанной экономики стран, с использованием чисто национальных методов управления. Как показывает опыт стран, успешно преодолевших кризисную ситуацию и вышедших в лидеры, активное государственное регулирование и стимулирование деятельности микроструктур не тормозили, а наоборот, ускоряли темпы развития национального хозяйства.

Высокий научно-технический уровень Японии позволяет и в нынешней ситуации достигать существенных прорывов в робототехнике, в компьютерной и электронной областях, в создании скоростного транспорта на магнитных подушках. В конце 2007 г. был запущен космический спутник (ракета-носитель Н-24) с трехтонным исследовательским зондом и двумя мини-спутниками, которые в течение года вращались вокруг Луны, передавая информацию на Землю . Это еще раз свидетельствует о больших возможностях японской нации, которая находится на передовых позициях своего интеллектуального потенциала.

Заключение В заключение можно сделать следующие выводы. Япония доказала главную суть постиндустриального общества - не обязательно страна должна обладать богатой сырьевой базой для того, чтобы процветать.Япония - высокоразвитая страна и входит в "тройку" важнейших экономических центров. Экономика Японии сочетает в себе традиционные и современные элементы.На развитие экономики огромное влияние оказали следующие факторы: эффективное использование иностранной экономической помощи; массовое обновление основного капитала; расширение внутреннего рынка; широкое использование иностранных научно-технических достижений, закупкой патентов, ноу-хау и т.д.Надо отметить, что особенностями современной экономики Японии являются: редчайшая инициативность японских предпринимателей всех уровней и сложившаяся система принятия решений; традиционно сложившаяся система наемного труда, проявляющаяся в гармоничных отношениях между администрацией фирмы и наемным работником; стремительное развитие собственной научно-исследовательской базы, особенно в отраслях, определяющих научно-технический прогресс, и в первую очередь в области электроники.Эти факторы в последнее время дополняются следующими:Гомогенностью японской нации, что выражается в осмыслении необходимой концентрации всех материальных и моральных сил нации на экономическом развитии страны и объединение всех на традиционных японских ценностях;Отсутствием сырьевых ресурсов; Япония импортирует 99% необходимых ей природных ресурсов, в том числе 100% бокситов, хлопка, натурального каучука, 99,7% сырой нефти, 99,5% железной руды, что заставляет вести постоянную модернизацию структуры производства, внедрять материало- и энергосберегающие технологии, проводить поиск альтернативных источников сырья и топлива;Действующей антивоенной Конституции Японии, которая декларировала три неядерных принципа - не иметь, не производить, не ввозить ядерное оружие; не содержать армии, ограничившись силами самообороны, а также выделять средства на оборону в рамках 1% от ВНП;Выгодным географическим положением, которое объясняется тем, что со второй половины 20 века Азиатско-Тихоокеанский регион стал стратегическим центром развития мировой экономики.Необходимо отметить, в японской модели широко используются психологические традиции населения, сформировавш иеся в сложных природных и исторических условиях, на базе философских, религиозных и моральных ценностей, таких как:жесткая дисциплина;исключительное трудолюбие;удивительная аккуратность;настойчивость, терпение;минимальные потребности;ярко выраженное чувство коллективизма (противовес западному индивидуализму);преданность работодателю;подчинение и уважение старших;понимание своего места;желание учиться.В современных условиях Япония успешно использует свои экономические и технологические достижения, меняет приоритеты в научно-техническом развитии, принимает радикальные меры с целью стабилизации и укрепления национальной валюты, уменьшения импорта и усиления экспорта национальных товаров, что дает ей реальные шансы стать одним из главных лидеров XXI в. среди высокоразвитых стран мира.СПИСОК ИСОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Баскакова М. Япония на рубеже XXI века. "Мировая экономика и международные отношения" № 6, 2006, с. 61-67.2. Баскакова М. Японская экономическая модель. "Мировая экономика и международные отношения" № 1, 2004, с. 102-103.3. Белокрылова О.С. Теория переходной экономики: Учебное пособие. - Ростов-на-Дону: Феникс, 2002. - 352 с.4. Волгин Н.А. Японский опыт решения экономических и социально-трудовых проблем. - М. Экономика, 2006. - 255 с.5. Кочетов Э.Г. Геоэкономика (освоение мирового экономического пространства): Учебник - М.: Издательство БЕК, 2002. - 480 с.

6. Кудров В.М. Мировая экономика: Учебник. - М.: Издательство БЕК, 2000 г., с. 2-4.

7. Ломакин В.К. Мировая экономика. Учебник для вузов.2-е изд. перераб. и доп. М.: Юнити, 2006 - 735 с.

8. Масанори М. Современная технология и экономическое развитие Японии. - М.: Экономика, 2006. - 344 с.

9. Мировая экономика. Экономика зарубежных стран: Учебник / Под ред. Доктора экон. наук, профессора М.Н. Осьмовой. - М.: Флинта: Московский психолого-социальный институт, 2000 г., с. 185-191.

10. Халевинская Е.Д., Крозе И. Мировая экономика. Учебник / Под ред. Халевинской. - М. Юристъ, 2006. - 304 с.

11. Шонбергер Р. Японские методы управления персоналом. 9 простых уроков. М., "Экономика", 1998, с. 78-81.