Крестьянские восстания в россии. Восстания помещичьих крестьян

Одним из наиболее ярких проявлений классовой борьбы являлись восстания крестьян: помещичьих и монастырских, дворцовых и государственных. Эта форма классовой борьбы в деревне как бы непосредственно предшествует крестьянской войне и поддерживает ее. Высшая форма классовой борьбы крестьянства - крестьянская война сама в значительной мере является результатом роста и слияния в единый всероссийский пожар отдельных очагов крестьянских восстаний.

Остановимся прежде всего на выступлении дворцовых и государственных крестьян. Положение их, особенно государственных, было несколько лучше, нежели крестьян монастырских и тем более помещичьих. Но тем не менее государственные крестьяне находились под гнетом феодального государства, а дворцовые - в зависимости от царя, выступавшего в данном случае не только государем, а и господином - феодалом.

Защищая свои интересы от произвола местных властей и царских управителей, от соседей-помещиков, государственные и дворцовые крестьяне в 40–50-х годах XVIII в. широко прибегали к подаче челобитных в различные учреждения и даже самой императрице Елизавете Петровне. Но так как подача челобитных рассматривалась властями как неповиновение, то вполне естественно, что крестьянских выборных - ходоков, челобитчиков «бьют плетьми и батожьем тирански и мучают в тяжких оковах под крепким караулом купно, что злодеи. И за тем разорением и мучением никто о том и бить челом не смеет».

Подача челобитных была делом трудным. Нужны были средства на содержание челобитчиков, на ведение дела и пр. Нужны были энергия, настойчивость, упорство, для того чтобы пытаться сыскать управу на чинивших произвол служителей. И тем не менее государственные крестьяне упорно продолжали борьбу. Особенно ожесточенно они сопротивлялись переводу их в разряды помещичьих и монастырских крестьян, поскольку это неизбежно влекло за собой значительное ухудшение их положения, рост всяких повинностей, усиление эксплуатации во всех видах и окончательное превращение их в «крещеную собственность». Государственным и дворцовым крестьянам приходилось вести упорную борьбу с соседями-помещиками, стремившимися захватить их земли и угодья.

Особенность этой формы сопротивления государственных и дворцовых крестьян заключалась в том, что им приходилось выступать против своих же братьев - помещичьих крестьян, захватывавших угодья и земли государственных крестьян не только с ведома и разрешения своих бар, но чаще всего и по их инициативе. Так, например, в 1753 г. крепостные графа Шереметева из деревни Роговой и села Лесунова, подстрекаемые своим барином, напали на соседей - дворцовых крестьян и захватили их имущество и земли.

Нельзя не отметить, что дворцовые крестьяне чрезвычайно редко обращались за помощью к своим управителям, естественно считая, что те найдут скорее общий язык с помещиком, нежели с ними. Но государственные и дворцовые крестьяне не оставляли без ответа поползновений помещиков захватить их землю и угодья. Всем миром, стихийно, вооруженные топорами, дрекольем, они защищали свои земли, хозяйство, нередко сами переходя в наступление и захватывая угодья помещиков. Приказчик князей Нарышкиных жаловался на крестьян из разных сел Козловского и Тамбовского уездов, рубивших помещичий лес, косивших траву, убиравших хлеб, увозивших сено, в общем «пустошивших всякое угодье его барина». Нередко крестьяне выступали и против своих управителей.

В 1732 г. развернулось мощное движение дворцовых крестьян в Тамбовском крае. Они подали управителям челобитную, жалуясь на взяточничество. Челобитчиков схватили. В ответ 3 тыс. крестьян разогнали воинскую команду, освободили челобитчиков и оказали упорное сопротивление присланным войскам.

Почти восемь лет, с 1733 по 1741 г., продолжалось движение дворцовых крестьян Хатунской волости, «чинивших мятеж». В 1743 г., собравшись «многолюдством», дворцовые крестьяне Смоленской губернии расправились с управителем. Не повиновались властям и отказались выполнить повинности дворцовые крестьяне Клушинской волости Можайского уезда в 1751 г.

В конце 40-х - начале 50-х годов значительно участились мирские сходы дворцовых крестьян, собиравшихся без ведома управителей. Крестьяне изгоняли неугодных им управителей, отказывались высылать лошадей и подводы, перевозить хлеб, выполнять различные работы.

Усилившееся сопротивление дворцовых крестьян побудило правительство в 1758 г. издать указ, по которому управители дворцовых вотчин могли сдавать в рекруты «всяких гуляков и противников», но искоренить «всяких гуляков и противников» было трудно. Правда, поскольку степень эксплуатации, форма зависимости государственных и даже дворцовых крестьян была иной, нежели помещичьих и монастырских, им жилось и дышалось легче, и не было тех пут в хозяйственной деятельности, какими характеризуется положение помещичьих и монастырских крестьян, постольку и классовая борьба государственных и дворцовых крестьян, несмотря на то, что она выливалась в открытое неповиновение, и даже восстания, все же не была столь обостренной и не принимала такого размаха, как это имело место на землях помещиков и монастырей.

К движению государственных крестьян непосредственно примыкало волнение однодворцев. Однодворцы, потомки «старых служб служилых людей» в XVIII в., оказались в чрезвычайно тяжелом положении. Когда-то они действительно отличались от крестьян, ибо несли на окраинах Русского государства в непосредственной близости от «Дикого поля» военную службу. В XVIII в. они оказались в далеком тылу, и значение их как пограничной стражи Русского государства ушло в область преданий. Они по-прежнему не считались крепостными и, более того, сами могли иметь крепостных, несли военную службу в ландмилиции, но распространение на них подушной подати, дополнительных сборов и бесчисленных повинностей в пользу государства превращало их фактически в государственных крестьян, эксплуатируемых феодальным государством. К этому следует прибавить характерное для подавляющего большинства однодворцев, не знавших общинного передела земель, хроническое и непрерывно растущее малоземелье, решительное и энергичное наступление помещиков на однодворческие земли. Среди однодворцев, особенно курских и воронежских, лишь единицы имели крепостных крестьян и сдавали землю в аренду. Гораздо многочисленнее были группы однодворцев, не имевших «пашенных земель и никаких пристанищ». Эти однодворцы вынуждены были идти внаем к соседним помещикам или своим же односельчанам - однодворцам, а семьи их жили «христовым именем» и скитались «между дворами».

Самым опасным врагом однодворцев был помещик. Несмотря на запрещение, помещики скупали землю у обедневших однодворцев, а чаще всего дворяне просто силой захватывали их земли и угодья. Попытки взывать к правосудию оставались безуспешными, заставляя однодворцев каждый раз с горечью убеждаться в справедливости русской пословицы: «С сильным не борись, с богатым не судись». Поэтому многие однодворцы, «не стерпя бывших на них нападков от находящихся при делах начальников и помещиков», спасались бегством. Но далеко не всегда спор с богатыми помещиками и всесильными властями однодворцы решали путем бегства. Многие брались за оружие. В течение четырех лет (с 1761 по 1764 г.) однодворцы села Вишневое Козловского уезда Воронежской губернии совершали нападение на деревню Редькину титулярного советника Андрея Редькина, обосновавшегося на фактически принадлежавших вишневским однодворцам землях и угодьях.

В 1760 г. произошло волнение однодворцев и украинских крестьян-переселенцев в Павловском уезде Воронежской губернии. Восставшие отказались «быть в подданстве у помещиков» и упорно сопротивлялись высланным против них воинским командам.

Через два года в Козловском уезде вспыхнуло восстание однодворцев во главе с Трофимом Клишиным. Козловская воеводская канцелярия сообщала, что «разных сел однодворцы, самовольно собравшись в многолюдственном числе», дворянские усадьбы и хутора разорили, строения разломали, вытоптали хлеба на полях и вырубили заповедные рощи.

Вступая в острый классовый конфликт с феодалами, светскими и духовными, бывшие государственные и дворцовые крестьяне, приписанные к заводу или отданные помещику, основным требованием, как правило, выдвигали возвращение их в исходное положение казенных, государственных, черносошных или дворцовых крестьян. Можно подумать, что такое возвращение к состоянию status quo отвечало их социальным стремлениям. Но было бы неправильно полагать, что возвращение в состояние государственных крестьян, не знавших «господина», «барина», кем бы он ни был, как бы он ни назывался, носил ли на голове напудренный парик или монашескую скуфью, действительно было пределом стремлений мятежного крестьянства, достигнув которого крестьяне, вновь став собственностью «царя-батюшки» и обязанные повинностями только в пользу государства, успокоились бы и прекратили «озорство», «противности», «разбои» и «бунты». Речь шла не только о возвращении к минувшим временам, которые всегда казались лучше, чем сегодняшний день. Минувшие времена были только наименьшим злом.

Если бы положение черносошных крестьян и близких к ним категорий сельского населения, таких, как однодворцы, действительно было бы столь заманчивым, то не было бы той ожесточенной борьбы и против феодального государства, и против наступающих на них светских и духовных феодалов, примеры которой мы привели выше.

Особо пристального внимания исследователей, интересующихся классовой борьбой крестьянства, заслуживают восстания помещичьих и монастырских крестьян.

Классовая борьба помещичьих крестьян, выливавшаяся в форму открытого неповиновения и восстания, не прекращалась в стране никогда. Она то усиливалась, то ослабевала, то вновь принимала все более грозный для помещиков и властей характер. С течением времени, а особенно в 60-е годы, волнения крестьян принимали все более хронический, затяжной характер, заставивший, в частности, Екатерину II, вступив на престол, заняться подсчетом числа крестьян, находившихся в «мятеже» и «неповиновении».

За 30–50-е годы XVIII столетия в Московской, Нижегородской, Белгородской, Воронежской, Казанской, Новгородской и Архангельской губерниях имели место 37 восстаний помещичьих крестьян, а в 60-е годы только за восемь лет (с 1762 по 1769 г.) вспыхнуло 73 восстания. Примерно половина всех крестьянских выступлений в 30–50-е годы была обусловлена тяжелым хозяйственным положением крестьян и полной невозможностью выполнять непосильные повинности в пользу помещика и государства. Крестьяне отказывались подчиняться помещикам и приказчикам, расправлялись с ними, захватывали урожай и имущество помещиков, делили скот и оказывали, как правило, сопротивление воинским командам, присланным на усмирение. Другая половина крестьянских восстаний 30–50-х годов обусловлена была теми же самыми причинами, но участники этих волнений решительно требовали перевода их в разряд либо дворцовых, либо, что гораздо чаще, в разряд государственных крестьян. В большинстве случаев они в прошлом и были таковыми.

Восстание, как правило, вспыхивало в тот период, когда происходила передача поместья от одного владельца к другому. В этом сказывалось представление крестьян о том, что они «крепки» только данному помещику, данной помещичьей семье. Нередко восстания происходили в селах и деревнях с резким имущественным расслоением крестьянства, с высокоразвитыми товарно-денежными отношениями. Эти восстания являлись более упорными, длительными, продолжительными и сопровождались порой неплохо организованным вооруженным сопротивлением крестьян.

Те же самые явления характерны и для восстаний помещичьих крестьян 60-х - начала 70-х годов, но при этом следует отметить общую тенденцию волнений: они становились все более упорными, ожесточенными и длительными.

Начиная с 1729 г. волновались оброчные крестьяне вотчины Нарышкина в Шацком уезде. В челобитной на имя императора Петра II крестьяне жаловались на увеличение оброка, на рост барщины, на издевательства и грабеж со стороны приказчика Клима, в результате чего большая часть крестьян «пришла в великую совершенную скудость». Попытки крестьян обратиться с жалобой к самому Нарышкину не увенчались успехом, и теперь, обращаясь к императору, крестьяне просили числить их отныне дворцовыми, «дабы не помереть голодной смертью». Подвергнутые жестокой экзекуции, крестьяне не прекратили сопротивления. Наиболее активная часть ушла в леса, создав «разбойную партию», которая весной 1735 г. сожгла дом Нарышкина и убила приказчика в селе Конобееве, разгромила дом помещика Чаадаева и дом бурмистра в Елатьме, а в Муромском уезде разбила кабак и купеческие лавки.

Борьба помещичьих крестьян за «отбытие от помещиков» продолжалась и в 30-е годы, но особенно обострилась она начиная с 40-х годов. Четыре года отказывались подчиняться новому хозяину помещику Дохторову крестьяне деревни Семеновской Дмитровского уезда, заявляя, что «они-де Дохторова и впредь слушать его не будут». Вооруженные дубинами, топорами, кольями и рогатинами, крестьяне несколько раз изгоняли из деревни команды Сыскного приказа, и только многочисленному воинскому отряду удалось подавить восстание.

Не менее упорной была борьба крестьян вотчины графа Бестужева в Псковском уезде, конфискованных в 1743 г. и отписанных на императрицу. Считая себя с этого момента государственными, крестьяне отказались уплатить свою задолженность графу. Вспыхнуло восстание. Двухтысячная толпа вооруженных крестьян, возглавляемая избранным крестьянами управляющим Трофимовым, оказала упорное сопротивление воинской команде. Разразился настоящий бой. Только убитыми крестьяне потеряли 55 человек. Арестованный Трофимов дважды уходил из тюрьмы и ухитрялся подавать челобитную Елизавете Петровне. Только заключение в далеком Рогервике вынудило его отказаться от борьбы. 112 крестьян были биты кнутом как «заводчики», и 311 человек подверглись наказанию плетьми. Следует отметить, что «прожиточные крестьяне» не только не принимали участия в этом восстании, но и оказывали помощь воинской команде.

Упорно сопротивлялись и отказывались подчиниться помещику Нармоницкому крестьяне деревень Улемы и Астрахани в Казанском уезде. Движение это продолжалось два года (1754–1755). Крестьяне не хотели признать его господином, так как считали себя «выморочными», ибо их помещики, за которыми они были записаны по ревизии, умерли. Нармоницкого они считали просто узурпатором. Вооружившись, крестьяне разделили все припасы и пожитки, взятые из амбаров, погребов и дома помещика, и приготовились к обороне своих деревень. Десять ходоков они направили в Москву с челобитными, излагавшими их просьбу «за помещиком не быть». С большим трудом власти подавили это волнение.

В 60-х годах XVIII в. численность волнений помещичьих крестьян значительно возрастает. Государственные и дворцовые крестьяне, ставшие помещичьими, частновладельческими, сразу же испытали на себе все тяготы, связанные с переменой владельцев, и быстро и решительно реагировали на эти перемены.

В 1765 г. вспыхнуло восстание крестьян села Васильевского в Тамбовском уезде. Васильевское было когда-то дворцовым селом, и крестьяне неоднократно «били челом» императрицам Елизавете и Екатерине II, прося вернуть их в ведение дворцового ведомства и избавить от помещика. Их просьбы заканчивались лишь репрессиями. Доведенные до отчаяния крестьяне села Васильевского «с деревнями» в 1765 г. «учинили бунт» против помещика Фролова-Багреева и «при помощи дворцовых, волостных крестьян дом его разграбили». В Васильевском развернулись военные действия. Когда воинская команда все же «одолела» плохо вооруженных крестьян, часть из них ушла в лес, а другая долгое время скрывалась у своих соседей - дворцовых крестьян.

В 1766 г. в Воронежской губернии «от послушания владельцам своим отказались и чинили противности» крестьяне слобод Петровской, Воронцовки, Александровки, Михайловки, Фасановки и Ковальской, принадлежавшие разным владельцам. «Непослушные крестьяне» были украинцы («черкасы»), потомки переселившихся сюда активных участников освободительной войны на Украине 1648–1654 гг. Волнение «малороссиян» продолжалось длительное время, перебросившись из Воронежской в Белгородскую губернию. Восставшие «черкасы» заявляли, что они не будут слушаться и повиноваться помещикам, с земель своих никуда не уйдут, считают себя обязанными только государю и государству, а «за нынешньгми владельцами, так и за другими, за кем в подданстве быть не желают».

К чему стремились и чего требовали восставшие крестьяне - «малороссияне»? Из рапортов командующих воинскими частями следует, что они «желают быть государственными, волостными или в службу их определять». Потомки украинских казаков, поселившихся в России в «слободах», где они не знали ни «послушенства», ни барина, «черкасы» Воронежской и Белгородской губерний стремились стать вновь, как и их предки, государевыми людьми, подданными государства. Либо государственный крестьянин, либо служилый военный человек - таково то требование, с которым «черкасы» обращались к властям, считая свое крепостное состояние и свои повинности по отношению к господам великой несправедливостью. «Малороссиянам» предлагали или дать подписку - слушаться своих господ, или уходить куда угодно. Но крестьяне не хотели ни давать такой подписки, ни уходить с насиженных земель. Движение «черкас» приняло грозный для помещиков и властей характер. Толпы восставших численностью до 2–3 тыс. человек были вооружены ружьями, копьями, бердышами, топорами. Воинским командам с трудом удалось подавить их выступление.

В 1762 г. отказались «от послушания» помещику Шереметеву крестьяне сел Никольского и Архангельского с деревнями в Волоколамском уезде. На сходах, собравшись «многолюдством», «сот до пяти», вооруженные дубьем, рогатинами, топорами, крестьяне приняли решение о неповиновении барину. Они кричали: «Мы-де не Шереметева, а государевы». Восставшие захватили в житницах помещика хлеб, разделили его, начали рубить заповедную рощу. Вооруженному отряду дворовых, присланных барином, они заявляли: «Скажите господину своему, что когда-де на нас волоса не оставят, тогда мы и послушными будем».

Нет ни возможности, ни надобности перечислять все восстания помещичьих крестьян, но следует отметить некоторые характерные черты крестьянских восстаний 60-х годов.

Крестьяне не только делят имущество помещиков, но забирают и уничтожают их «письма», т. е. документы о своем крепостном состоянии, как это имело место, например, во время восстания крестьян Старицкой вотчины помещика Новосильцева.

Восставшие крестьяне стремятся заручиться поддержкой своих соседей. В 1762 г. крестьяне Пошехонской вотчины помещиков Полякова и Чертовицына, «пригласив к себе в помощь разных вотчин крестьян», угрожали расширением восстания. Стремление восставших крестьян выйти за пределы вотчинной изоляции, найти в соседнем, а то и дальнем селе помощь и поддержку и, в свою очередь, помочь ему сочетаются с живым и активным откликом на события, происходившие в других вотчинах. Крестьяне слышали и знали, что везде неспокойно, что «противности» и «неповиновение» чинят их братья по классу по всей необъятной России, и, стремясь не отстать от них, побуждаемые примером других, поднявшихся на борьбу за землю и волю, сами начинают восстание. Так, например, в июне 1762 г. крестьяне и дворовые Старицкой вотчины помещика Змеева из села Балкова с деревнями ворвались к нему во двор и в дом с криком, что «они от сего времени… подвластными быть не хотят». При этом крестьяне ссылались на то, что они далеко не первыми отказываются от повиновения помещикам. «Многие наши братья уже от господ своих отказались вовсе, и в Петербург, чтоб и впредь не быть за помещиками, а жить при своей воле, бить челом пошли». И вот крестьяне Змеева стремились не отстать от других, наверстать упущенное и добиться такого порядка, при котором они смогут зажить «при своей воле».

Некоторые восстания помещичьих крестьян отличались исключительной силой. Крестьяне имений Татищева и Хлопова в Тверском и Клинском уездах, числом до 1500 человек, предводительствуемые отставным подьячим Иваном Собакиным, в ожесточенном сражении взяли в плен 64 солдата, хотя и сами потеряли трех человек убитыми и несколько человек было ранено. На подавление восстания пришлось бросить целый кирасирский полк.

Выступление крестьян Татищева и Хлопова нашло отклик среди крестьян соседних помещиков, в частности крестьян Волоколамской и Тверской вотчин князя Мещерского. Они отказались повиноваться барину и направили в Петербург челобитчиков с жалобой. Особенную активность проявили «челобитчик» Михаил Пахомов и составитель челобитной грамотный дворовый человек Моисей Родионов.

Весной 1765 г. вспыхнуло восстание крестьян села Ивановского в Пензенском уезде. Поводом к восстанию послужила продажа села князем Одоевским коллежскому секретарю Шевыреву. У восставших крестьян было «всякое огненное и студеное оружие»: ружья, косы, дубины, луки со стрелами, кистени, колы, топоры, рогатины и багры, предназначенные для стаскивания всадников с седла. Воинская команда из солдат и казаков, прибывшая на усмирение восставших и располагавшая даже двумя пушками, оказалась в затруднительном положении. Командир команды поручик Дмитриев столкнулся с пассивным сопротивлением крестьян всех окрестных сел и деревень - Карабулака, Голицыно, Новаковки, Матюшкино, Алексеевки и др.: соседи укрывали имущество и семьи восставших, не продавали воинской команде «не только съестных припасов, но и хлеба», стремясь «за одно село Ивановское регулярную и нерегулярную команду с голоду поморить», не давали понятых. Крестьяне этих сел, составляя «конные партии», разъезжали в районе Ивановского. Опасался поручик Дмитриев и «разбойной партии», действовавшей у села Голицыно. Боясь открытого сражения, Дмитриев уговаривал крестьян послушаться нового барина. Но те и слышать об этом не хотели, послали ходокой в Москву к старому барину Одоевскому, а сами деятельно готовились к обороне: изготовляли, собирали и покупали оружие, запасались порохом, укрепляли село, «улицы все загородили и немалые крепости в ночное время утвердили». Восставшие крестьяне разделились на три отряда. Наиболее многочисленный и хорошо вооруженный отряд готовился принять лобовой удар и сражаться в самом селе. Второй отряд укрылся в лесу и должен был напасть на воинскую команду с тыла, а третий стоял у плотины. Возглавили восстание выборные Андрей Терников, Петр Громов и др. Петру Громову помогал отставной солдат Сидор Суслов. Восставшие «все согласились, чтоб всем вместе помереть, а не здаваться». Только после получения подкрепления воинская команда перешла в наступление на Ивановское. 7 и 8 мая разыгралось ожесточенное сражение. Когда в ход против восставших была пущена артиллерия, крестьяне зажгли село и ушли с семьями в лес, куда еще до этого они угнали скот и унесли имущество. Только к осени властям удалось расправиться с «ослушными» крестьянами.

Восстание в селе Ивановском отличается стойкостью, смелостью, известными элементами организованности (попытка придать стройность войску мятежного села, установление связи с соседями, предварительная эвакуация имущества, укрепление села, сбор и изготовление оружия).

Иным по характеру было восстание крестьян села Аргамаково с деревнями в Верхнеломовском уезде Воронежской губернии, происшедшее в 1768 г. Крестьяне отказались повиноваться своему барину Шепелеву. 16 августа в село Аргамаково вступили два эскадрона гусар. Около тысячи крестьян, вооруженных рогатинами, дубинами, жердями, цепами и топорами, встретили команду «неистово». Они кричали, что готовы «хоть все умереть, но под Шепелева не пойдут». Когда гусары начали окружать крестьян, те сами бросились в атаку. Не обращая внимания на потери, крестьяне неслись на солдат. Гусары открыли огонь и начали поджигать дома. Крестьяне отошли в лес, но туда же немедленно устремились гусары. «Зачинщиков» схватили.

Восстание в Аргамаково - сильная, но мимолетная вспышка гнева помещичьих крестьян.

Вообще, как правило, все крестьянские восстания на помещичьих землях не отличались продолжительностью, и только отдельные восстания длились довольно долго. Так, например, более трех лет (1756–1759) крестьяне села Никольского Ливенского уезда чинили «всякие противности» и оказывали упорное сопротивление своему барину Смирнову. Крестьяне села Павловского Московского уезда и «тянувших» к нему 19 деревень четыре года находились в «неповиновении». «Отписанные на государя» крестьяне отказались платить оброк. Они посылали ходоков в Петербург, подавали челобитные, уходили целыми толпами в Москву просить о «милостивом суде». Их «ставили на правеж», пороли, сажали в тюрьму, заключали в колодки, посылали в деревни воинские команды, сурово взыскивали недоимки, но упорство, мужество, настойчивость и стойкость крестьян завершились прекращением взыскания недоимок и выводом воинской команды из села Павловского и деревень.

Характерно, что в восстаниях часто участвуют не только «среднестатейные» и «скудные» крестьяне, но также и «прожиточные», «лутчие», «первостатейные», «капиталистые» крестьяне. Так было, например, в 1765–1766 гг. в селе Знаменском, Симбирской вотчине Шереметевых, когда в волнении крестьян приняли активное участие, с одной стороны, «прожиточные» крестьяне Аника и Кузьма Зайцевы, Матвей Ильин, Вакуров, Колодезнев, арендовавшие земли у своих односельчан, нанимавшие батраков, торговавшие и пр., а с другой - бывший бурлак Ф. Булыгин, батрак Ф. Козел, «скудный» крестьянин Ларион Вехов, одно время числившийся «в бегах», и др.

Во время волнений крестьян сел Борисоглебского и Архангельского Пензенской вотчины Куракиных в 1771–1772 гг. среди восставших были и «прожиточные», и «скудные» крестьяне. Из этого следует вывод, что чаще всего крестьяне независимо от «достатку» и «прожиточности» боролись против своих бояр, против крепостничества.

«Калачевский бунт» крестьян 1774 - 1775 гг.

/Из прошлого Владимирского края. Сборник первый. Издание Владимирского Окружного Научного Краеведческого Общества. Владимир – 1930./

Дело о так называемом «Калачевском бунте» занимает два делопроизводства Юрьевской провинциальной канцелярии и одно Владимирской пров. канц., всего около 400 листов витиеватой скорописи. Один интерес к делу со стороны властей говорит, что здесь мы имеем не только барские раздоры, куда власти не любили вмешиваться, но нечто большее. Бунт продолжался два года - 1774 и 1775, ход его таков. В 1774 г. помещице Куприяновой досталось после продолжительной тяжбы сельцо Вески, ранее принадлежавшее . 3 января новая помещица приезжает в Вески и останавливается в крестьянской избе. Но ко двору собрались крестьяне человек 30 «с дубьем и рогатины» и «нача ее дворовых людей бить смертно», помещичий возок угнали и «похвалялись избу сжечь вместе с барыней». Приехавший в это время Калачов распоряжается посадить Куприянову в возок и отвезти в свое сельцо Алексино; его дворовые, «весьма пьяные», не довольствуясь дебошем в Весках, «начали в возке и стекла бить, и буйствовать» и ограбили возок.
Отправленный 17 января по ее челобитной в Вески капрал Клепиков рапортовал, что «все дворы пусты и скарбу никакого нет». Из допроса пойманного на торгу крестьянина из числа бунтовщиков выясняется, что перед приездом Куприяновой приезжал Калачов, собрал сход и приказал не подчиняться в случае приезда посланцев канцелярии. К приезду Куприяновой крестьяне были значительно взволнованы и учинили нападение на нее. В конце показаний интересная мысль: «а в том де сельце Весках, показанной помещицы нашей, мужа ее капитана Михайла Григорьева называли разбойником и бранили: того-ж сельца крестьянин П. Иванов, да бранила-ж пригожая жонка Матрена Кузьмина дочь». Во вторичной челобитной Куприянов указывает, что главным возмутителем и укрывателем его крестьян является Калачов и «оный Калачов всех бунтовщиков принял на спой барский двор в Алексине».
Отправленный для взятия к допросу людей капрал. Шамаев никого не смог взять, т. к. помещик отправился в Москву, и капрал доставил только старосту и, выборного с. Яворова, лежавшего по соседству с Весками. Эти показали, что сейчас «сельцо Веску всю снегом замело и никого в ней нет», и «что в житницах - неизвестно». Опись Весок, составленная канцеляристом Черновым, сообщает нам следующие данные о движимом и недвижимом Весок: «двадцать три двора, житниц двадцать пять, семь сенниц, хлеба ржаного два оденья, два сруба, четыре бани, четырнадцать овинов, а по близости той деревни по обоим сторонам по два стога сена». Третий и четвертый раз возвращается командированный в Вески канцелярией солдат с безнадежным рапортом, что «никого означенный Калачов взять, не дал».
После описанного нападения на помещицу Куприянову, Калачов присылал приказ, чтобы все Весчане «со всеми пожитки» на господский двор перебрались. Часть крестьян разместилась в надворных людских избах, часть из-за тесноты пошла побираться по соседним селениям. Калачов в это время подает безуспешные апелляции в Вотчинную коллегию о пересмотре дела; Куприянов просит о скорейшей ликвидации неповиновения, скрепляя свои челобитные ссылкой на соответствующие пункты «указов истязания». По высочайшему указу отправленный в Вески Клепиков сообщил о прежнем упорстве Калачовых и возмутившихся крестьян, и, кроме того, добавил, что часть Весчан работает на фабрике Тендрякова в с. Подольце. В ответ на челобитные Куприянова, в Вески послана охрана из двух инвалидов для присмотра за оставленным крестьянским скарбом. А немного времени спустя, 15 мая, вооруженная партия бежавших крестьян увозит свои пожитки. После этого Юрьевская канцелярия отказывается от борьбы и доносит об этом Московскому губернатору. Приказ последнего об аресте Калачова или его людей также не действует, т. к. приказчик Тендрякова не допустил взять дворовых за отсутствием Калачовых. Другой посланец с тем же указом также не мог ничего добиться.
Таково содержание первого делопроизводства, другие два дают нам такие сведения.
Неповиновение крестьян с. Весок продолжается, принимая все более и более широкие размеры и интенсивный характер. Воинская команда, посланная по распоряжению Остермана, терпит ряд неудач. Люди с. Весок уже в отсутствие Калачовых в количестве «не меньше 400 человек с рогатины и ружьями», покосив в угодьях Куприяновой хлеб, выгнали команду из сельца, солдаты «от такого многолюдства и страха едва могли уйти». Мы видим здесь, как поднятые Калачовым вначале из личных интересов крестьяне уже без него продолжают, как бы по инерции, свое непослушание. Движение не только не ослабевает, но и ширится. 22 июля крестьяне ночью напали на помещичий дом в Весках и увезли все имущество Куприяновой. Не случайно указание в предыдущем деле, что Куприянова Весчане бранили разбойником. Недовольство крестьян своим жестоким новым господином, вызванное Калачовым к действию, катилось, ширясь, как снежный ком. Неоднократно посылаются к Калачовым указы - выдать бунтующих крестьян и явиться к суду за разорение, нанесенное Куприянову, но они окопались в своей вотчине, никого к суду не дали и сами не явились. Дело, попав в 1775 г. во Владимирскую канцелярию, не пошло дальше публикации в газетах о сыске Калачова и скрывшихся Весчан.
В этом довольно однообразном полубытовом, полуреволюционном материале мы отметим интересный момент - появление в именье Калачовой приказчика фабр. Тендрякова и указание, что он, главным образом, и чинил отпор правительственным посланцам, и что крестьяне Весок работали на этой фабрике в с. Подольце. Вмешательство фабриканта, более неуязвимого, чем помещик, оградило крестьян от правительственных репрессий, которые, понятно, были не на руку Тендрякову. Затем, здесь перед нами в нескольких строках описи канцеляриста Чернова - картина уже в достаточной степени пролетаризированных Весок, зимой занесенных до конька снегом, имущество обитателей которой состоит в «25 житницах, 7 сенницах»... и т. д. И, наконец, мы имеем случай, когда крестьяне играют в руку фабриканта, чтобы отделаться от нежеланного разбойника-помещика Куприянова.

Крестьянское неповиновение такого же типа мы имеем в деле Юрьевской канцелярии 1758 г. Крестьяне помещицы Стромиловой, сельца Чурилова, подговоренные соседней помещицей Красненской, отложились от Стромиловой и отказались выполнять господские работы. Из допроса пойманных «ослушников» видно, что при появлении воинской команды крестьяне Чурилова укрылись со своими пожитками в надворных строениях поместья Красненской, а часть укрылась в д. Белаихе помещика Обухова.
Несколько иной мотив движения помещичьих крестьян дает непослушание крестьян пом. Маковой. Посланные помещицей в с. Никольское для присмотра за работами дворовые, по исполнении своего дела, потребовали у старосты лошадей. Он в ответ заявил, что «мы, де, крестьяне государевы и помещице своей подчиняться не будем». Посланный канцелярией для взятия к суду крестьян служитель внял только нескольких людей, «остальных староста не дал и грозился руки и ноги переломать». Поводом к отложению был слух, что с. Никольское «отписано за государя». Справку наводить отправились в Петербург два крестьянина. Посланный вторично для взятия «бунтовщиков» солдат возвратился, взяв троих, «остальных крестьяне не дали» и «многолюдством собрався в набат били и грозились дубьем и рогатинами». Видя, что посланцы из Питера не возвращаются, крестьяне разбежались по соседним деревням, о чем Макова доносила в канцелярию 3 сентября. Только в ноябре, выгнанные морозами из своих тайников, вернулись беглецы к помещице и были обязаны распиской в повиновении. Надежда на указ, желание стать «государевыми», т. е. перейти в казну, выйдя из-под помещичьей плети, выбор из двух зол меньшей - характерные черты, сквозящие здесь.

Пугачевщина

Материалы архивов Владимирской провинции молчат о движениях в связи с подготовкой и развитием пугачевщины. Центром бунта был юго-восток Европейской России, где родились причины и корни этой, по выражению историка, «великой трагедии русского народа», общий же ход ее прошел мимо нашего района.
Пугачевщина началась как чисто казацкое движение, но затем очень быстро в нее повлеклись горнозаводские крестьяне, мастеровые, помещичьи крепостные и «инородцы». Все эти элементы, вошедшие в сложную массу пугачевского войска, были в достаточной степени подготовлены правительственной политикой к восстанию. Яицкие казаки были недовольны стремлением правительства ликвидировать казацкое самоуправление. Башкиры и другие «инородцы» были разорены захватничеством вельможных колонизаторов, а экзекуция за восстание в 1735 и 1754 годах, когда было выбито более половины их, была очень еще свежа в памяти. Горнозаводские крестьяне отвечали на увеличение барщины, помещичьи крестьяне искали выход из своего невыносимого положения.
Чтобы увлечь за собой крестьянство. Пугачев волей- неволей должен был одеть личину царя, т. к. царь являлся идеалом политических воззрений крестьянства этой поры. Пугачев принимает имя Петра III, которое уже стало легендарным, по причине появления ряда самозванцев того же имени еще до Пугачева. Пугачев не был вождем, его мало интересовала принципиальная сторона его действий, он и сам считал себя только «удачливым атаманом». Тем не менее, знамя восстания им было поднято лишь после того, как он ознакомился с настроениями крестьянства и казацких кругов. Его манифесты, с одной стороны, обещали крестьянам волю и такие социальные мероприятия, которые обращали Россию в казацкий круг, что и было мечтой крепостных масс; с другой стороны, Пугачев объявлял беспощадное истребление дворянам, что опять-таки соответствовало ожесточенному состоянию крестьянства. Боевую часть пугачевской армии составляли казаки и горнозаводские крестьяне, ее же питательную среду составляло помещичье крестьянство. Пугачевым была даже введена планомерная воинская повинность. Особо сильный размах приняла пугачевщина в Казанской губ., где крепостное право свило себе наиболее прочное гнездо. За время мятежа, по подсчету усмирителя - Панина, было казнено восставшими 753 помещика, а с женами и детьми - 1752 ч. Восстание, охватив Поволжье, отозвалось волнениями и в Центральной России. Но Пугачев, де будучи идейным вождем восставших масс, - человеком «великого духа», устрашенный грандиозным размером движения, бежал в Южные степи сначала за Дон, а потом за Волгу. Крестьянство, восставшее по пути его бегства, оставалось позади вождя. После бегства Пугачева, движение распалось на ряд бунтовских шаек, предводительствуемых мелкими «пугачами», что не дало замереть движению сразу же после казни Емельяна. Жесточайшие экзекуции, предпринятые Паниным в отношении бунтовавших районов, надолго оставили след в памяти крестьян. Крайним пунктом, до которого докатилась полна восстания, был Нижний и Арзамас, оттуда уже началось отступление.
Этот последний акт Пугачевщины имел отголоски и во Владимирском крае. Материалом архива Юрьевской провинции, закреплена история дворянской обороны, той паники, которая охватила при приближении Пугачевской орды наше провинциальное дворянство.
25 июля 1774 г. в Юрьевскую канцелярию Владимирская канцелярия сообщает, что Гороховец находится под угрозой «вражеского нашествия», что неприятель стоит в 120 в. от Н. - Новгорода в городе Курмыше, что Нижний спешно укрепляется; а Гороховец, отстоя менее чем в 100 в. от Нижнего, не имея воинских припасов, укреплений и гарнизона, может быстро сломиться под напором бунтовщиков. В Гороховецком уезде проживает только 6 ч. дворян, но на них расчет слаб, т. к., по выражению промемории, «с них вряд только вспоможение в срок получить». О помощи в вооружении Гороховец просил Остермана. Юрьевская канцелярия, получив настоящую промеморию, приказала: 1) донести Остерману, что Юрьев в смысле военной обороны еще слабее Гороховца: ни припасов воинских, ни укреплений нет и весь гарнизон состоит из штабной роты, и просить подкрепления; 2) дать знать промемориями соседним городам: Ростову, Суздалю, Переславлю о надвигающейся опасности; 3) приказать помещикам или их приказчикам и вотчино-правителям, чтобы на случай нечаянного вторжения неприятеля все крестьяне имели «огненное и другое оружие, яко то ружья, копья или рогатины, а в случае неимения оного навостренные шесты и колья»; учредить тотчас же конные разъезды и караулы; 4) людей, явившихся без паспортов, «почитать за шпионов посланных от неприятеля», - ловить и под крепким караулом доставлять в канцелярию, «а буде явятся такие злодеи, которые через письма или словесно простых людей от верности, коей они ее императорскому величеству обязаны, отважиться отклонить, об оных разведывать, и, ежели объявятся, ловить и под крепким караулом в канцелярию препровождать»; 5) собраться всем дворянам и именитым купцам к воеводе Макарову и предложить им организовать «из усердия ее величеству сами собой вспоможение»; 6) «а по польцам больших проезжих дорог сделать рогатки крепкие и хорошие, иметь их денно и нощно затворенными, быть при них крепкому караулу; всем проезжим чинить допрос, а переулки малые завалить наглухо или ямами перекопать. Юрьевским купцам объявить, чтобы приготовили немалое число людей и съестных припасов».
26 июля брат известного нам по Калачевскому бунту Куприянова, С. Куприянов, подает в канцелярию письмо такого содержания: «повергаю себя к стопам ее имп. величества и со всеусерднейшим моим восторгом представляю себя со всем своим имуществом к защищению ее имп. величества высочайшего здравия, к соблюдению престола российского и всего общества тишины и спокойствия»... Всеподданнейший раб - такой то.
До сих пор все инструкции и промемории, рассмотренные нами, базировались на слухах из г. Гороховца. Имя Пугачева не упоминалось, делался только намек. Феодальные поместья укреплялись и готовились к чему то, большие дороги щетинились рогатками и заставами на встречу какому то неведомому и страшному неприятелю, разрозненное барство сплачивалось, инстинктивно чуя опасность.
27 июля в промемории Владим. пров. канцелярии впервые произнесено имя самозванца Пугачева. Муромский воевода доносил, что «злодейская толпа уже в город Арзамас взошла». В Муроме удерживались все воинские люди, т. к. он (Муром) отстоял в 120 верстах от Арзамаса. Прочим городам велено «иметь осторожность к сыску воров» (см. ).
Юрьев, получив настоящую промеморию, немедля организует кустарным путем ополчение: посылается нарочный по всем помещичьим, дворцовым, экономическим и отписным селам и деревням с инструкцией о сборе пороха и приказом о даче молодых людей по 8 ч. с сотни. Собранному таким образом ополчению, в коем, по приблизительному расчету Юрьевской канцелярии, должно было быть 2000 с небольшим человек, приказано расположиться под городом и на луговых местах, понаделать шалашей вместо палаток. Для выучки корпус должен был быть разбит на несколько отрядов, во главе их поставлены помещики - быв. военные, а в роли нижнего комсостава были солдаты, или, в случае их недостатка, люди из обывателей. Над всем же ополчением команда предназначалась выборному от дворян. На случай осадных окопных работ импровизированное войско было снабжено лопатами, кирками и проч. инструментами. Пропитание солдат получал, из того, места, откуда прибыл. Указом из V департамента приказано было: 1) о всех сведениях и слухах о Пугачеве сообщать; 2) озаботиться, в случае чего, вывозом казны и 3) «на случай есть ли б то от бегущего и укрывающегося, то отчаянно бросающегося злодея» оказалась опасность - советоваться сообща с дворянскими предводителями, и чтоб дворяне сами организовались в добровольные отряды, «чем оказали б отечеству знаменитую услугу».
По слушании настоящего указа о Пугачеве, который казался перепуганному дворянству каким-то апокалипсическим зверем, отчаянно бросающимся, Юрьевская канцелярия между прочим постановила: 1) имеющиеся у дворян в поместьях домашние пушки, «годные к действию», собрать и прислать при «умелых к обращению людях»; 2) Юрьевскому купечеству предложить составить конный корпус, и, вооружив имеющимся оружием, отдать под команду г-ну Куприянову, который, как мы видели, в минуту опасности, сломя голову, бросился «к стопам императрицы».
Все эти быстрые и храбрые шаги Юрьевского воеводы Макарова, по части писания просмотренных нами указов, которыми, казалось, поднята грандиозная оборона, в значительной степени разбились о реальные данные, которые выявились на совещании 30 июля с дворянскими представителями. Эти последние, присутствовавшие в количестве только 13 человек, объявили, что они мелкопоместные и из их дворовых людей не наберешь большого войска. Помещики же крупные жительство имеют по военной или штатской службе в иных больших городах, и «пусть де Юрьевская канцелярия не полагает, что без разрешения помещиков приказчики выдадут требуемых ополченцев». По справке канцелярии, по последней ревизии состав населения по государственным повинностям распределялся так:
Кроме разночинцев и купечества, живущих в городе:1. В вотчинах коллегии экономии - 7002 души.
2. Дворцовых - 41 душа.
3. Ведомства канц. конфискации и отписных за долги по банковым конторам и выморочным - 120 душ.
4. Ведомства Моск. городового магистрата за долги по партикулярным векселям – 502 д.
5. За разными помещиками - 19419 д.
Всего – 27084 души.
При сборе с 100 ч. по 1 ч. составится отряд в 270 ч.
Живущее в столице Юрьевское дворянство через Остермана было предупреждено о постановленном рекрутировании ополчения. Сбор этого, уже маленького, войска был произведен, и те рекруты, которые явились «в полном снаряде», были поставлены на казенный кошт, не вооруженные были оставлены на своем довольствии. На запрос дворян об огнестрельном оружии и порохе канцелярия ответила, что имеется сделанных 500 рогатин, и, в случае максимальной опасности, при сборе отряда в 2000 человек, «в скорости 1500 рогатин сделаны будут» местными кузнецами. Временно купечеством был организован конный разъезд из 10 человек для разведок в окрестностях.
28 июля получается указ из Сената, коим объявляется прощение раскаявшимся пугачевцам, но чтобы они являлись к ген. Бибикову или Потемкину в пределах Казанской, Оренбургской и Симбирской губерний, «а ежели отставшие люди явятся в иных местах, то на таковых всемилостивейшее прощение простираться уже не может».
Положение вещей становится весьма неспокойным, отовсюду летят вести, что нет нигде Пугачева, а Юрьевская область в боевой готовности ждет только повода, чтобы показать свою верность воле императрицы.
Еще до дворянского совещания и указа Сената, сержант Тимофей Чупров объявил 26 июля, что 24 числа видел проезжавших по городу Юрьеву и останавливавшихся для закупки провианта неизвестных людей 10 ч., были они одеты в серые шубы и кафтаны, у некоторых были сабли; спрашивали, кто теперь в Юрьеве воеводой, а напоследок объявили, что едут от государя Петра Федоровича и что он жив и уехали по Московскому тракту. Видимо, имя скрытого и опять появившегося Петра производило магическое действие. Чупров, несмотря на строжайшее военное положение и «всякую предосторожность к сыску воров», не смел два дня сказать об этом. Он так и заявляет, что он «того же времени сказать не смел». Тотчас же погнали нарочные по всем дорогам, ведущим с Юрьева на Москву, по Стромынке, по Александровскому тракту и по глухим проселкам в погоню за пугачевскими эмиссарами. Караулы были удвоены. Чупров, закованный «в железа», сел в холодную. Допрос харчевников, у которых останавливались проезжие пугачевцы, дал почти те же сведение, что и Чупров, здесь только отрицалось упоминание имени государя Петра Федоровича.
В тот же день был получен указ, которым предписывается в виду опасности, угрожающей Мурому, слать туда по первому требованию войска и воинские припасы. Вокруг Мурома уничтожались все перевозы на Оке и все лодки были затоплены в глубоких местах. Из Москвы туда была отправлена достаточная воинская команда под началом ген. майора Торба. К Нижнему же был отправлен из конторы артиллерии и фортификации поручик Бунин, коему велено чинить всяческое содействие. Владимиру велено крепить изгороди и находиться в готовности.
Затем следует неожиданно быстрый спад опасности. 17 августа из Лухова сообщают, что «толпа» отходит. А указ Сената закрепляет последний отголосок Пугачевщины: там говорится, что Пугачев угнан в степи, но власти должны быть осторожны, т. к. есть возможность появления другого самозванца Пугачева.
Мы видим, что Пугачевское движение в нашем крае не имело иных последствий, кроме того, что перепуганное заревами далеких пожаров барство готовилось к обороне; что, в сущности, до нас докатилась уже ослабевавшая волна революционного прибоя.
Полоса реакции, наступившая после Панинского террора, захватывает период приблизительно в 20 лет.
Н. Воронин.

Нелегко жилось крестьянам во время, описанное А. С. Пушкиным в повести «Дубровский», — время крепостного права. Очень часто помещики обращались с ними жестоко и несправедливо.

Особенно тяжело было крепостным у таких помещи-ков, как Троекуров. Богатство и знатный род Троекурова давали ему огромную власть над людьми и возможность удовлетворения любых желаний. Люди для этого избало-ванного и необразованного человека были игрушками, не имеющими ни души, ни собственной воли (причем не только крепостные). Он держал под замком горничных, кото-рые должны были заниматься рукоделием, насильно выда-вал их замуж по своему усмотрению. В то же время соба-кам помещика жилось лучше, чем людям. С крестьянами и дворовыми Кирила Петрович обходился «строго и свое-нравно», те боялись барина, однако надеялись на его по-кровительство в отношениях с соседями.

Совсем другие взаимоотношения сложились с крепост-ными у соседа Троекурова — Андрея Гавриловича Дубров-ского. Крестьяне любили и уважали своего барина, они искренне переживали его болезнь и с надеждой ждали при-езда сына Андрея Гавриловича — молодого Владимира Дубровского.

Случилось так, что ссора между бывшими друзьями — Дубровским и Троекуровым — привела к передаче иму-щества первого (вместе с домом и крепостными) Троекуро-ву. В конечном счете, Андрей Гаврилович, тяжело пере-живший оскорбление соседа и несправедливое решение суда, умирает.

Крестьяне Дубровского очень привязаны к своим хозя-евам и полны решимости не позволить передать себя вод власть жестокого Троекурова. Крепостные готовы защи-щать своих хозяев и, узнав о решении суда и смерти старо-го барина, поднимают бунт. Дубровский вовремя засту-пился за приказных, которые приехали разъяснить поло-жение дел после передачи имущества. Крестьяне уже со-брались вязать исправника и заместителя земского суда Шабашкина с криками: «Ребята! долой их!», когда моло-дой барин остановил их, объяснив, что своими поступками крестьяне могут повредить и себе, и ему.

Приказные совершили ошибку, оставшись ночевать в доме Дубровского, ведь народ хоть и затих, но несправед-ливости не простил. Когда молодой барин обходил ночью дом, он встретил Архипа с топором, который сперва объяс-нил, что он «пришел... было проведать, все ли дома», но после честно признался в своем глубинном желании: «всех бы разом, так и концы в воду».

Дубровский понимает, что дело зашло слишком далеко, он сам поставлен в безвыходное положение, лишен помес-тья и потерял отца из-за самодурства соседа, однако уве-рен и в том, что «не приказные виноваты».

Дубровский решил сжечь свой дом, чтобы он не достал-ся чужим людям, и велит вывести свою няню и других оставшихся в доме людей, кроме приказных, во двор.

Когда дворовые по приказу барина подожгли дом. Владимир забеспокоился о приказных: ему показалось, что он запер дверь в их комнату, и тем не удастся выбраться из пожара. Он просит Архипа сходить прове-рить, открыта ли дверь, с наказом отпереть ее, если закрыта. Однако у Архипа свое мнение на этот счет. Он винит в происходящем людей, принесших злую весть, и накрепко запирает дверь. Приказные обречены на смерть. Этот поступок может охарактеризовать кузнеца Архипа как жестокого и безжалостного человека, однако это именно он лезет через некоторое время на крышу, не побоявшись огня, чтобы спасти обезумевшую от страха кошку. Это он укоряет мальчишек, радующихся неожи-данной забаве: «Бога вы не боитесь: божья тварь поги-бает, а вы сдуру радуетесь».

Кузнец Архип — сильный человек, но ему не хватает образованности, чтобы понять всю глубину и серьезность сложившейся ситуации. Материал с сайта

Не у всех крепостных хватило решимости и смелости довести начатое дело до конца. Лишь несколько человек исчезли из Кистеневки после пожара: кузнец Архип, няня Егоровна, кузнец Антон и дворовый человек Гри-горий. Ну и, конечно, Владимир Дубровский, который хотел восстановить справедливость и не видел для себя другого выхода.

В окрестностях, наводя страх на помещиков, появились разбойники, которые грабили помещичьи дома и сжигали их. Дубровский стал предводителем разбойников, он «сла-вился умом, отважностью и каким-то великодушием». Про-винившиеся крестьяне и крепостные, замученные жестоко-стью своих хозяев, бежали в лес и также вступали в отряд «народных мстителей».

Таким образом, ссора Троекурова со старым Дубров-ским послужила лишь спичкой, сумевшей зажечь пламя народного недовольства несправедливостью и самодурством помещиков, заставившей крестьян вступить в непримири-мую борьбу со своими угнетателями.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

  • ответственность дубровского за крепостных людей
  • Взаимоотношения крепостных и их хозяев-дубровский
  • характеристика архипа кузнеца
  • пушкин бунт крестьян в произведение дубровский
  • сочинение дубровский и крепостные

Нелегко жилось крестьянам во время, описанное А. С. Пушкиным в повести «Дубровский», - время крепостного права. Очень часто помещики обращались с ними жестоко и несправедливо.

Особенно тяжело было крепостным у таких помещи­ков, как Троекуров. Богатство и знатный род Троекурова давали ему огромную власть над людьми и возможность удовлетворения любых желаний. Люди для этого избало­ванного и необразованного человека были игрушками, не имеющими ни души, ни собственной воли (причем не только крепостные). Он держал под замком горничных, кото­рые должны были заниматься рукоделием, насильно выда­вал их замуж по своему усмотрению. В то же время соба­кам помещика жилось лучше, чем людям. С крестьянами и дворовыми Кирила Петрович обходился «строго и свое­нравно», те боялись барина, однако надеялись на его по­кровительство в отношениях с соседями.

Совсем другие взаимоотношения сложились с крепост­ными у соседа Троекурова - Андрея Гавриловича Дубров­ского. Крестьяне любили и уважали своего барина, они искренне переживали его болезнь и с надеждой ждали при­езда сына Андрея Гавриловича - молодого Владимира Дубровского.

Случилось так, что ссора между бывшими друзьями - Дубровским и Троекуровым - привела к передаче иму­щества первого (вместе с домом и крепостными) Троекуро­ву. В конечном счете, Андрей Гаврилович, тяжело пере­живший оскорбление соседа и несправедливое решение суда, умирает.

Крестьяне Дубровского очень привязаны к своим хозя­евам и полны решимости не позволить передать себя вод власть жестокого Троекурова. Крепостные готовы защи­щать своих хозяев и, узнав о решении суда и смерти старо­го барина, поднимают бунт. Дубровский вовремя засту­пился за приказных, которые приехали разъяснить поло­жение дел после передачи имущества. Крестьяне уже со­брались вязать исправника и заместителя земского суда Шабашкина с криками: «Ребята! долой их!», когда моло­дой барин остановил их, объяснив, что своими поступками крестьяне могут повредить и себе, и ему.

Приказные совершили ошибку, оставшись ночевать в доме Дубровского, ведь народ хоть и затих, но несправед­ливости не простил. Когда молодой барин обходил ночью дом, он встретил Архипа с топором, который сперва объяс­нил, что он «пришел... было проведать, все ли дома», но после честно признался в своем глубинном желании: «всех бы разом, так и концы в воду».Дубровский понимает, что дело зашло слишком далеко, он сам поставлен в безвыходное положение, лишен помес­тья и потерял отца из-за самодурства соседа, однако уве­рен и в том, что «не приказные виноваты».

Дубровский решил сжечь свой дом, чтобы он не достал­ся чужим людям, и велит вывести свою няню и других оставшихся в доме людей, кроме приказных, во двор.

Когда дворовые по приказу барина подожгли дом. Владимир забеспокоился о приказных: ему показалось, что он запер дверь в их комнату, и тем не удастся выбраться из пожара. Он просит Архипа сходить прове­рить, открыта ли дверь, с наказом отпереть ее, если закрыта. Однако у Архипа свое мнение на этот счет. Он винит в происходящем людей, принесших злую весть, и накрепко запирает дверь. Приказные обречены на смерть. Этот поступок может охарактеризовать кузнеца Архипа как жестокого и безжалостного человека, однако это именно он лезет через некоторое время на крышу, не побоявшись огня, чтобы спасти обезумевшую от страха кошку. Это он укоряет мальчишек, радующихся неожи­данной забаве: «Бога вы не боитесь: божья тварь поги­бает, а вы сдуру радуетесь».

Кузнец Архип - сильный человек, но ему не хватает образованности, чтобы понять всю глубину и серьезность сложившейся ситуации.

Не у всех крепостных хватило решимости и смелости довести начатое дело до конца. Лишь несколько человек исчезли из Кистеневки после пожара: кузнец Архип, няня Егоровна, кузнец Антон и дворовый человек Гри­горий. Ну и, конечно, Владимир Дубровский, который хотел восстановить справедливость и не видел для себя другого выхода.

В окрестностях, наводя страх на помещиков, появились разбойники, которые грабили помещичьи дома и сжигали их. Дубровский стал предводителем разбойников, он «сла­вился умом, отважностью и каким-то великодушием». Про­винившиеся крестьяне и крепостные, замученные жестоко­стью своих хозяев, бежали в лес и также вступали в отряд «народных мстителей».

Таким образом, ссора Троекурова со старым Дубров­ским послужила лишь спичкой, сумевшей зажечь пламя народного недовольства несправедливостью и самодурством помещиков, заставившей крестьян вступить в непримири­мую борьбу со своими угнетателями

"Вы, правительственные люди, называете дела революционеров злодействами и великими преступлениями, но они ничего не делали и не делают такого, чего бы вы не делали в несравненно большей степени".

Л. Н. Толстой. 1908 г.

Крестьянская революция в России, 1902 - 1922 гг.

В настоящем докладе излагается исходная концепция научно-исследовательского проекта, предложенная автором этих строк в 1992 г., разумеется, с теми дополнениями и уточнениями, которые стали возможны с изучением первых документальных массивов и изданием представляемого сегодня сборника документов "Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919 - 1921 гг. "Антоновщина".

Казалось, что ""черная туча", давно собравшаяся над Россией, так и не разразится очистительной грозой. Именно это породило в общественном сознании второй половины XIX в. устойчивые стереотипы о "долготерпении" русского человека, как особом национальном качестве, его ментальности, чуть ли не богоданности"... Или, напротив, о его рабской покорности судьбе, условиям, властям, о его неспособности к активному протесту.

Гроза разразилась в 1902 г., причем началась именно в деревне и оказалась неожиданной и для "правых", и для "левых" - для самодержавия и для революционеров.

Крестьянские восстания, как мы знаем, были постоянным явлением российской действительности. Новое проявилось в 1902 г. Оно состояло в том, что выступление крестьян одного селения по самому заурядному поводу (непомерно высокие цены за аренду земли и непомерно низкие цены за рабочие руки, скверные условия труда, произвол и т. п.) служило детонатором дня выступления крестьян в соседних селениях, а эти в свою очередь детонировали выступления в других.

Неожиданным явился также радикализм крестьянских настроений к требований. Многие выступления сопровождались захватами помещичьих земель, взломом хлебных амбаров и вывозом зерна, поджогами усадеб, часто принимали характер восстаний с открытым сопротивлением даже войскам.

Вот характерное описание крестьянских действий в телеграмме одного из пострадавших помещиков на имя министра внутренних дел (1 апреля 1902 г., Полтавская губ.): "Несколько дней совершается систематический грабеж крестьянами помещичьих хлебных запасов, грабят же неимущие. Обыкновенно являются в усадьбу поголовно целые соседние деревни с подводами, с мешками, в сопровождении жен, детей, врываются в усадьбу, требуют ключи от амбаров, при отказе отбивают замки, нагружают в присутствии хозяина подводы, везут к себе...".


В ряде случаев крестьяне захватывали земли и торопились их запахать и засеять в надежде, что отобрать ее не успеют.

Высокопоставленный сенатский чиновник писал в Министерство юстиции: "Присматриваясь к длинному ряду лиц, проходящих перед моими глазами на суде, - прислушиваясь к их показаниям и говору, я выношу убеждение, что крестьяне устрашены, но вовсе не убеждены. Крестьяне меня поражают еще и не замечаемой в годы моей бывшей службы на местах не то своей одичалостью, не то особой сосредоточенностью. Во всяком случае, недоверчивость к начальству, полная от него отчужденность проглядывается во всем".

Полтавская и Харьковская губернии, выделявшееся помещичьим засильем и крестьянским малоземельем, сыграли решающую роль в событиях 1902 г. За март - начало апреля крестьянское движение охватило здесь 165 селений, оказались разрушенными 105 помещичьих экономий. Движением было подавлено с использованием войск.

Волна крестьянских выступлений в 1902 г. прокатилась и по другим губерниям Украины и России, отмечавшимся высокой концентрацией помещичьего землевладения - Киевской, Черниговской, Орловской, Курской, Саратовской, Пензенской, Рязанской...

Осенью 1905 г. крестьянское движение охватывало свыше половины Европейской России, практически все регионы помещичьего землевладения. Всего за 1905 г. было зарегистрировано 3228 крестьянских выступлений, за 1906 г. - 2600, за 1907 г. - 1337. Современники говорили о начавшейся в России крестьянской войне против помещиков, за передачу всей земли тем, кто ее обрабатывает своим трудом. "Лозунгом восставших... служила идея о принадлежности всей земли крестьянам", - писал Николаю II министр земледелия С. Ермолов, оценивал деревенские события весны 1905 г. Помещик, который понял к чему идет дело и попытался вырубить принадлежавший ему лес, крестьяне это запретили: "Не смей! Все наше! И земля наша, и лес наш!..." Появление карательных сил встречало всеобщее сопротивление: "Берите всех...", "Бейте нас, стреляйте, не уйдем..."", "Все равно земля наша!"


Захваты помещичьих земель стали сопровождаться разгромами усадеб, чаще всего сожжением строений и уничтожением хозяйственного имущества. Вот характерные для осени 1905 г. сообщения: "Свыше ста усадеб... разгромлено и сожжено; уничтожен весь инвентарь и скот" (Курская губерния), "Горизонт в многочисленных заревах..." (Тамбовская губерния), "Каждую ночь видны зарева пылающих экономий..." (Киевская губерния)...

По разным подсчетам за 1905 - 1907 гг. в Европейской Россия было уничтожено от 3 до 4 тыс. дворянских усадеб - от 7 до 10 % их общего количества. По числу разгромленных помещичьих усадеб выделились Саратовская, Самарская, Тамбовская, Курская, Киевская и Черниговская губернии.

Разгром помещичьих усадеб не был всего-навсего вандализмом. Крестьяне, по их собственным словам, сжигали жилые и хозяйственные строения для того, чтобы выдворить помещика из деревни хотя бы на два-три года, чтобы не допустить размещения там отрядов карателей...

Вот типичный приказ министра внутренних дел П. Дурного киевскому генерал-губернатору. "...немедленно истреблять, силою оружия бунтовщиков, а в случае сопротивления - сжигать их жилища... Аресты теперь не достигают цели: судить сотни и тысячи людей невозможно". Этим указаниям вполне соответствовало распоряжение тамбовского вице-губернатора полицейскому командованию: "меньше арестовывайте, больше стреляйте…" Генерал-губернаторы в Екатеринославской и Курской губерниях действовали еще решительнее, прибегая к артиллерийским обстрелам взбунтовавшегося населения. Первый из них разослал по волостям предупреждение: "Те села и деревни, жители которых позволят себе какие-либо насилия над частными экономиями и угодьями, будут обстреливаемы артиллерийским огнем, что вызовет разрушения домов и пожары". В Курской губернии также было разослано предупреждение, что в подобных случаях "все жилища такого общества и все его имущество будут... уничтожено".

В Тамбовской губернии, например, каратели по прибытии в село собирали взрослое мужское население на сход и предлагали выдать подстрекателей, руководителей и участников беспорядков, возвратить имущество помещичьих экономий. Невыполнение этих требований часто влекло за собой залп по толпе. Убитые и раненые служили доказательством серьезности выдвинутых требований. После этого, в зависимости от выполнения или невыполнения требований, или сжигались дворы (жилые и хозяйственные постройки) выданных "виновных", или деревня в целом.

Первая мировая война (1914 - 1918 гг.), в которой Россия не могла не участвовать, обрекли широкие слои населения, особенно в деревне, на крайние бедствия, отчаяние и озлобление… 1917 г. становился неотвратимым.

К общим тяготам войны, падавшим в крестьянской стране на плечи именно крестьянского населения, добавился продовольственный кризис и вместе с ним принудительные заготовки сельскохозяйственной продукции. Уже в августе 1915 г. были введены твердые цены на хлеб для правительственных закупок (на военные нужды). В декабре 1916 г. кризис правительственных заготовок заставил встать на путь хлебной разверстки. Тамбовская губернская земская управа, потребовавшая снижения поставок: "Не считая себе вправе сознательно вести население к бунту и голоду, губернская управа не находит возможным производить разверстку в указанных министром земледелия размерах".

Уже 20 августа Министерство продовольствия разослало на места директиву: "В случае нежелания сдавать хлеб должны быть применены меры принудительные, в том числе вооруженная сила". И сила эта применялась, когда сдавать хлеб отказывались крестьяне.

К осени 1917 г. продовольственный кризис охватил практически всю территорию Европейской России, включая фронт. Голод стал реальным и наиболее сильным фактором развития событий по стране в целом.

Революционный напор сдерживался лишь сельскохозяйственными работами. Даже небольшая пауза между сенокосом и уборкой хлебов в июле сразу дала почти 2 тыс. официально зарегистрированных выступлений, связанных с нарушением земельных порядков. Настоящая крестьянская война развернулась с окончанием работ - в конце августе-сентябре. С 1 сентября по 20 октября было зарегистрировано свыше 5 тыс. выступлений.

Ленинский декрет "О земле" и принятый на его основе в феврале 1918 г. закон "О социализации Земли" снимали накал стихийной борьбы и вносили определенный порядок в практику конфискации и распределения помещичьих, а вслед затем и перераспределения всех сельскохозяйственных земель, включая крестьянские. Однако узаконение конфискации и перераспределения помещичьих земель не смогло остановить разгромы усадеб.

Александр Блок в своей знаменитой статье "Интеллигенция и революция" (9 января 1918 г.) он даст нравственное истолкование крестьянских разгромов помещичьих усадеб.

"- Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? - Потому, там насиловали и пороли девок; не у того барина, так у соседа.

Почему валят столетние парки? - Потому, что сто лет под их развесистыми липами и кленами господа показывали свою власть.

(Отметим же, что такие памятники культуры, как толстовская Ясная Поляна, тютчевское Мураново и многие другие самими крестьянами охранялись от погромов.)

Массовая посылка рабочих продотрядов в деревню для изъятия хлебных излишков и форсирования социального раскола крестьянства извне и сверху означали глубочайший перелом в развитии русской революции. С этого момента революция в городе и деревне - пролетарская и крестьянская, - слившиеся в единый поток осенью 1917 г., стали расходиться по своем целям и средствам. Прямая угроза со стороны общего врага - белой контрреволюции заставляла соединять свои силы, но нарастающий продовольственный кризис, борьба за хлеб вновь и вновь ставили естественных союзников лицом к лицу.

Подавление крестьянских восстаний с самого начала проводилось со всей решительностью, не останавливаясь перед применением военной силы и казней. Соответственно этому большевистская идеология определяла смысл борьбы за хлеб как борьбу за социализм, трактовала крестьянские протесты против насильственного изъятия хлеба как "кулацкие", а попытки вооруженного сопротивления как "бандитизм". Вся эта терминология прочно вошла в официальный язык и всю советскую документацию 1918 - 1922 гг.

Крестьянские восстания против продовольственной разверстки, против разных мобилизаций и повинностей, против попыток коллективизации в 1918 - 1920 гг. были постоянным явлением, общим фоном. В деревне возникло "зеленое" движение - партизанские образования, боровшиеся и против "белых", и против "красных", "желто-голубых" и т. п. Однако, как ни сложно складывались отношения большевиков и крестьян, они выдержали удары контрреволюции. Миронов на Дону, Махно на Украине, Мамонтов в Сибири и многие другие герои гражданской войны на самом деле были вождями крестьянской революции, которая явилась одним из главнейших факторов победы.

Однако основным театром боевых действий стали хлебопроизводящие районы, очередность которых определялась близостью к центру и движением фронтов гражданской войны: Чапанная война в Среднем Поволжье и Вешенское восстание на Дону весной 1919 г., Вилочное восстание в Среднем Поволжье весной 1920 г., а вслед за ней Махновщина в Черноземном центре с осени 1920 г., а вслед за ней Махновщина на Украине и Западно-Сибирское восстание, продолжавшееся до конца 1921 г., а местами и в 1922 г.


Исторически не случайно, что именно крестьянство тамбовского черноземья, с такой яростью громившее помещичьи имения в 1905 г. и первыми начавшее аграрную революцию в 1917 г., оказалось наиболее активным и решительным в борьбе против "военного коммунизма".

С отказа сдавать хлеб и разоружения продотрядов, появившихся в деревне в августе 1920 г. и началась антоновщина как массовое движение. Огонь восстания распространился по губернии, как по сухой соломе, с непостижимой для местных властей быстротой. Партизанский способ ведения боевых действий повстанцев, успевавших под натиском красноармейских частей скрыться и просто раствориться в крестьянской среде, пульсирующий характер движения обеспечивали успех на первых порах. Не вызывает сомнений хорошая организация повстанцев, образовавших своеобразную "крестьянскую республику" на территории Кирсановского, Борисоглебского, Тамбовского уездов с центром в с. Каменка, Вооруженные силы А. С. Антонова сочетали принципы построения иррегулярной армии (2 армии в составе 21 полка, отдельная бригада) с регулярными вооруженными отрядами. Эта структура не отличалась прочностью, между "атаманами" зачастую шла обычная для подобных формирований борьба амбиций.

Ужасен был приказ № 171 от 11 июня 1921 г., вводивший расстрелы заложников в "бандитских" селах до полного подчинения и выдачи "бандитов" и активного участия против "бандитизма". Без расстрелов ничего не получится. Расстрелы в одном селении на других не действуют, пока в них не будет проведена такая же мера, - утверждали участники борьбы с антоновщивой.

Методы подавления крестьянского восстания, особенно приказ № 171 вызвали протест и в высших слоях большевистского руководства. 18 июля приказ был отменен. Однако, как свидетельству впервые открывающиеся документы, и в дальнейшем - вплоть до глубокой осени 1921 г. - применялись и расстрелы за неповиновение, и артиллерийские обстрелы, и даже газовые атаки мест скопления вооруженных сил антоновцев.

Новые документы обнаруживают необычные обстоятельства, подчеркивающие подлинный трагизм ситуации: в противоборстве оказались армии, одинаковые по составу: крестьянские, боровшиеся "За победу настоящей революции!"… И между этими армиями вооруженная борьба в обществе достигла наибольшего накала, стала борьбой на взаимное уничтожение. Сбывалось некрасовское предчувствие: "Кровавым лить дождям..."