Гомилетика. Теория церковной проповеди

Отправной точкой для разговора стал документ столетней давности – Определение «О церковном проповедничестве» Поместного собора Российской Православной Церкви 1917-1918 годов, основные положения которого представила в кратком сообщении старший преподаватель СФИ .

Катастрофическая созерцательность

Собор и предсоборная дискуссия в один голос диагностировали «катастрофичность состояния церковного народа», который не слышит слова проповеди за богослужением вследствие нерадения и невежества пастырей. Обрядоверие и лицемерие церковного народа связывались с упадком проповедничества, и эта мысль продолжала звучать на протяжении всего XX века.

Одним из главных тезисов Поместного собора стала мысль о том, что проповедь – главная (в Определении формулировка была смягчена до «одной из главных») обязанность пастырского служения и она должна звучать за каждой литургией. В этом отношении преемственна Собору нынешняя позиция патриарха Кирилла, озвученная им на последнем епархиальном собрании города Москвы, где он призывал священников ответственно относиться к своему проповедническому служению.

В то же время на Соборе раздавались и голоса против того, чтобы обязывать священников проповедовать за каждой литургией. Эти возражения аргументировали недостатком одаренных проповедников, нежелательным увеличением длительности богослужения, представлением о богослужении как по преимуществу молитвенном и таинственном действии и вообще тем, что проповедь – скорее западная традиция, тогда как Восток предполагает большую созерцательность.

Кто может проповедовать?

Своего рода ответом на аргумент о недостатке одаренных проповедников среди духовенства стала широкая дискуссия на Соборе о привлечении мирян (и даже женщин!) к активному участию в жизни церкви. О желательности участия в деле проповеди благочестивых мирян, посвятивших себя на всецелое служение церкви, говорил, в частности, архиепископ Антоний (Храповицкий). Собор не был до конца последовательным в решении вопроса о женском проповедничестве, однако некоторые практические ответы дала сама история XX века. Так, в Париже по благословению митрополита Евлогия (Георгиевского) проповедовала с церковного амвона мать Мария (Скобцова).

Говоря об исторических прецедентах воплощения и развития решений Собора, напомнила и пример епископа-катехизатора Макария (Опоцкого), который предпочел катехизаторское и проповедническое служение административному, получив на это благословение патриарха Тихона (Беллавина). Такое непривычное для предыдущей эпохи представление об акцентах в служении старших в церкви, озвученное на Соборе 1917-1918 годов, оказалось совершенно органичным и даже пророческим в условиях XX века. Ведь именно служением пастырей, положивших жизнь на проповедь и созидание братских связей между людьми, церковь как собрание верных в XX веке вообще сохранилась.

…и кто хочет их слушать?

Говоря о реалиях сегодняшней приходской жизни, председатель Просветительского отдела Узбекистанской епархии протоиерей Сергий Стаценко отметил, что прихожанам часто не нужна проповедь. Их интересы, запросы ограничиваются тем, где находится нужная икона и куда ставить свечку, то есть даже у постоянных прихожан нет представления о церкви как о пространстве общения со Словом Божьим. Более того, желания произносить слово проповеди в собрании нет у многих священников.

«Забыто, что проповедь – часть богослужения, и притом центральная», – сказал ректор СФИ священник Георгий Кочетков . Однако при этом важно различать, кому адресована проповедь: церковным людям, оглашаемым, которые только готовятся к христианской жизни, или людям неверующим, для которых пространство современного прихода также открыто.

Именно смешанный характер приходского собрания, в котором есть верующие и неверующие люди, делает актуальной задачу поиска миссионерских возможностей внутри богослужения – пространства по своему происхождению не миссионерского. В то же время сегодня не раскрыт и потенциал внебогослужебной, собственно миссионерской проповеди, уверен отец Георгий.

«Мы привыкли смотреть на проповедь как на отдельную часть службы, но ведь по существу проповедь – это то, что должно открыть смысл евангельского слова, то есть открыть Христа и привлечь к Нему. Вся христианская жизнь должна быть проповедью, открывать Христа», – напомнил протоиерей Александр Лаврин.

…и где их взять?

В Определении «О церковном проповедничестве» 1917 года содержится призыв к образованию благовестнических братств, призванных «объединить учащие силы церкви». «Это стремление вполне логично, поскольку отражает саму природу проповеди, которая не может быть индивидуальным делом проповедника, но является делом всей церкви, – сказал , научный сотрудник Методического центра по миссии и катехизации при СФИ. – Проповедь не истекает из проповедника рефлекторно, как слюна или желчь, даже если кого-то рукоположить». Он напомнил слова протопресвитера Александра Шмемана о том, что проповедь – не просто богословское рассуждение, а таинство, в котором участвует и проповедник, и все церковное собрание и в котором исполняются евангельские слова Христа: «Слушающий вас Меня слушает».

«Через Слово Божье собрание, к которому обращена проповедь, должно перетворяться в Тело Церкви», – напомнила декан богословского факультета СФИ . В этом выражается христианская вера в Церковь – «место, где процветает Святой Дух», как о ней говорится в «Апостольском предании».

Эту мысль развил протоиерей Сергий Стаценко: «Сама храмовая проповедь должна содержать в себе и призыв к проповеди. Проповедь – это долг каждого, кто стоит в храме, а не привилегия “касты” священнослужителей».

…и как облегчить этим людям жизнь?

Много говорилось и о том, как повысить уровень восприятия проповеди в храме. Самый тривиальный (и потому неожиданный) ход предложил профессор СФИ : нужно разрешить людям сидеть в храме.

Епископ Софроний в этой связи вспомнил эпизод из своей жизни, когда он проповедовал церковной общине в Индонезии, сидя на полу, следуя их местной традиции.

Как ни странно, ставился на Соборе 1917-1918 годов и вопрос о языке проповеди: еще сто лет назад малороссийские диалекты не считались подходящими для изъяснения слова Божьего. Развивая эту тему, проректор Кузбасской духовной семинарии священник Андрей Мояренко озвучил вопрос своих студентов: «Если центральная часть богослужения – проповедь – должна произноситься на понятном языке, то почему не распространить этот принцип на остальные части богослужения?»

Проповедь и Библия

Продолжая тему о месте проповеди в богослужении, говорили и о невозможности отрывать ее от чтения Писания. «Священное писание не существует в отрыве от его толкования», – напомнил протоиерей Дмитрий Карпенко. Он рассказал об опыте проповеди на Апостол и Евангелие (сразу после их чтения) в своем приходе. О необходимости проповеди на своем месте высказались и настоятель Архиерейского подворья Свято-Николаевского собора в городе Валуйки игумен Агафангел (Белых), и священник Георгий Кочетков .

Отец Георгий подчеркнул также необходимость большей ориентации самой проповеди на Священное писание, а не только на святых отцов и жития святых. В то же время такая переориентация потребует и серьезной перестройки системы духовного образования, ее внутренних акцентов, отметил .

Гомилетика Гомилетика - учение о христианском церковном проповедничестве.Главный вопрос, которым прежде всего занимается Г., - это вопрос осуществе, или природе проповеди. Одно ли и то же, по своей природе,проповедь церковная и ораторское искусство вообще, составляет лицерковная проповедь лишь вид ораторства вообще? В каком взаимоотношениинаходятся естественные способности к ораторству и благодать - припроповеди? Когда древняя христианская церковь отказывалась принимать всвою среду риторов и даже к крещению допускала их не иначе, как послеформального торжественного отречения их от ораторства, - значит ли это,что Церковь безусловно отрицала ораторское искусство вообще, или толькоосуждала софистов и так называемых сикофантов? Когда Церковь, начиная споловины III в., дозволяет проповедь только священникам и не допускаетдо проповеднической кафедры мирян, сколько бы они ни были благочестивы иучены в богословии, - значит ли это, что Церковь считала проповедь дляне священников невозможною? Такие и подобные вопросы ставятся в первойчасти Г. фундаментальной или принципиальной Г. Вопрос о нормальномсодержании проповеди, рассматривается во 2-й части Г. - Г. материальной.Еще апостолы предупреждали основанные ими Церкви против лжеименногоразума против чуждых Церкви учений и приемов учения. Подобные жепредостережения делали отцы Церкви II в. Особенное значение этот вопросполучил в конце средних веков, когда увлечение философами и поэтами,греческими и латинскими в Западной Церкви было так велико, что темы изАристотеля или Овидия в проповедях стали предпочитаться текстамЕвангелия. Дошло до того, что, как говорит Лютер, стали стыдиться впроповеди произносить самое имя Христа. В эпоху Петрарки и Боккаччо темыдля проповедей охотнее всего брали из народных и уличных песен, ипроповеди принимали характер прямо скабрезный. Из биографии Виклефаизвестен факт, что архиепископ кентерберийский говорил проповедь наслова из уличной песни о прекрасной Алисе. В XVIII ст. в Гермаминаходились гомилеты (Шпальдинг, Штейнбарт, Рейнгардт), требовавшиеудаления из церковной проповеди христианского учения и замены егофилософскими доктринами. Во Франции в эпоху Лиги с церковных кафедрслышались политические памфлеты, оправдание от имени религии цареубийстви т. п. Против всех подобных увлечений и направлена материальная Г.Третью часть составляет формальная или конструктивная Г., трактующая опостроении проповеди и ее изложении, о произношении, о мимикепроповедника. Гомилетика евангельская, т. е. учение о проповеди,содержащееся в Евангелии, главным образом трактует о природе проповеди(Иоан. I, 17; VIII, 32; XIV, 6; XVII, 3, 17), ее продуктивной силе(Иоан. XIV, 26, Матф. X, 19 - 20), но, в общих чертах, определяет такжеглавный предмет проповеди, существенные черты ее содержания (Матф. X, 17и др.) и метода (Матф. XIII, 62; V, 17). Г. апостольская, кроме болееподробного, чем в Евангелии, разъяснения силы, действующей впроповеднике; определяет место пастырского учительства в общем составеучреждения Церкви. Еще апостолы учили, что проповедь должна бытьпреимущественно словом премудрости и словом разума, тем не менее дополовины III века в Церкви существовало убеждение, что проповедьцерковного учителя - исключительно дело вдохновения от Св. Духа. Оригенпервый восстал против такой односторонности; не отрицая участияблагодати Св. Духа, он, на основании 1 Кор. ХII, 31, доказывал, чтодолжны иметь место и самодеятельность проповедника, для чего емунеобходимо образование. Своею собственною проповедническою практикою втеорией Ориген закрепил, так сказать, проповедь за св. Писанием, котороес его времени стало исходным пунктом проповеди и главным источником еесодержания. Вместе с тем, однако, он в своих гомилиях развивает нестолько веру Церкви, сколько свое спекулятивно философское,мистико-аллегорическое миросозерцание. Сочинение блаж. Августина: "Dedoctrina Christiana" считается первою по времени Г. Главные положенияАвгустина: общая риторика - предмет общего образования, и в этом смыслене бесполезна для проповедника, хотя отнюдь не необходима; проповедникудостаточно изучить св. Писание и произведения литературы церковной. Какдля оратора вообще, так и для проповедника нужна мудрость (sapientia); кпроповедническому служению более способен тот, кто может рассуждать"мудро", хотя бы и не мог говорить красноречиво. Тем не менее, Августиннаходит возможным преподать проповеднику свое учение о слоге и изложениив проповедях (но не о расположении и построении); на основании образцов,взятых из творений ап. Павла и пророка Амоса, из св. Киприана иАмвросия, он предлагает учение о слоге низком, среднем и высоком. Вообщесочинение Августина - главным образом Г. формальная, иначе говоря -христианская риторика. Содержание проповеди, по Августину, должно бытьзаимствуемо из св. Писания; проповедь должна заключать в себе учетедогматическое или нравственное, а лучше - и то и другое. Содействиеблагодати пастырям-учителям Августин отличает от проповеди, всецелопроникнутой вдохновением Св. Духа (в век апостольский). В сочин. Григория Двоеслова "Пастырское правило" (regulae pastoralisliber), которое представляет завершение Г. отцов Церкви, новым элементомявляется проповедническая казуистика - учение о видоизменении содержанияпроповеди по так называемым status, т. е. применительно к полу,возрасту, характерам, способностям, общественному положению и т. д.(всех status насчитывается 30). К внутренним условиям успеха проповедиГригорий относит святость жизни проповедника (то же что у Квинтилиана:nemo orator, nisi vir bonus) и специально проповедническое образование.Ни в "Ars praedicatoria" Алэна Лильского, ни в "Tractatus de officiisclericorum" Бертольда Констанцского, ни даже в позднейшем "Arsconcionandi" знаменитого Бонавентуры (умер в 1274) не было сказаноничего существенно нового. С течением времени проповедь на Западе всебольше подвергалась порче. Вошло в правило у проповедников ridendodicere verum; утратив характер священной важности, проповедь ничем неотличалась от непристойно юмористических и грубо сатирическихпроизведений светской литературы. Благородное проповедничество такихлюдей, как Бернард Клервоссий и Таулер, представляет редкое исключение.Энергический протест против искажения нормального вида проповедираздался впервые из уст так называемых реформаторов до Реформации иособенно Виклефа. Еще больше имели значения гуманисты, которые, с однойстороны, познакомили современный им западный мир с высокими образцамипроповеди святоотеческой, с другой - занялись составлением руководств кпроповедничеству. Так, Рейхлин издал "Liber congestorum de artepraedicandi" (1504), Эразм Роттердамский - "Ecclesiastes, siveconcionator evangelicus" (1635). Из двух направлений Г., дотолепараллельных: профетического, настаивавшего на вдохновенномпроисхождении проповеди, и риторического, трактовавшего проповедь каквид ораторства искусственного, - гуманисты явились горячими сторонникамивторого; Г. у них приурочивается к риторике, понимается как церковнаяриторика, подчиненная, наравне со всякой риторикой, законам Цицерона иКвинтилиана. Настоящая и истинная реформа Г. на Западе произведена была Лютером.Единственно законное, нормальное содержание проповеди, по его учению, -объяснение св. Писания, буквальное; назначенное для простых людей и т.п. Цельного курса Г. Лютер не составил; но в своих сочинениях, особеннопроповедях (главным образом в Tischreden), он так часто высказывался онормальных качествах проповеди, что уже в 1586 г. некто Порта составил,на основании его проповедей, книгу: "Pastorale Lutheri". В виду тогозначения, какое имеет храмовое проповедничество в протестантстве,понятно, что сочинений по Г. в Германии явилось чрезвычайно много: одинперечень их составил бы целую книгу. Совершенно правильный взгляд Лютерана проповедь не имел решающей силы для непосредственных егопоследователей. В то самое время , как он боролся против риторики исхоластики в проповеди, Меланхтон издал ряд сочин. ("De officioconcionatoris"; "De rhethorica"; "Unterricht der Visitatoren an diePfarrern"), в которых, следуя Рейхлину и Эразму, ставил христианскую Г.в рабское подчинение античным риторикам и сводил все учение о проповедик Г. формальной. Как противовес этой односторонности, явились сочиненияА. Гиперия: "De formandis concioni bus sacris, sive de interpretationescripturarum populari" (1553) в "Topica theologica" (1564).Святоотеческие идеи о проповеди скомбинированы здесь со взглядами Лютерана св. Писание, как единственный нормальный источник проповеди. Всочинении Веллера: "De modo et ratione concionandi" (1562) компилируютсяв одно целое идеи о проповеди Лютера и Меланхтона. Панкрацус ("Modusconcionandi, monstrans verum et necessarium artis rhetoricae in ecclesiausum", 1571), Л. Озиандер ("Tractatus de ratione concionandi", 1595), Э.Гунний ("Methodus concionandi, praeceptis et exemplis evangeliorumcomprehensa", 1608) являются горячими поборниками риторического илиораторско-художественного типа проповедничества. В продолжение всегоXVII ст. Г. развивалась в Германии в том же исключительно формальномнаправлении, еще более, чем прежде, утрированном, с полнымпренебрежением гомилетики фундаментальной и категориальной. Все вниманиетеоретиков гомилетов сосредоточено на разнообразных "методах" проповеди:Балдуин насчитывает их семь, Ребган - двадцать пять, Карпцов - до ста;Хемниц ("Methodus concionandi sive rhethorica ecclesiastica", 1658)рассуждает о трояком анализе текста - грамматическом, риторическом илогическом. Среди этого необузданного отыскивания "методов" светлымиявлениями в области Г. были: известный проповедник Арндт (умер в 1621),автор книги "Об истинном христианстве", Иоанн Андреэ (умер в 1654),Люткеман (умер в 1666), Скриве (умер в 1693), Г. Мюллер (умер в 1675) иГергардт (умер в 1637), который в замен разнообразных бесчисленныхметодов проповедывания предлагал таковых всего лишь два: cathecheticus -объяснение катихизиса в ряде проповедей, и mysticus. Совершенный переворот в западной Г. произведен Шпенером (умер в 1705)и пиэтизмом. Шпенер отрицает Г. риторическую и схоластическую. Кто живетв св. Писании, как у себя дома, тому не нужна никакая ars oratoria.Молитва - душа всей теологии, и благоговейное настроение плодотворнеедля дела проповеди, чем научное образование. Хотя проповеднику приличнознать основания всех гуманитарных наук, но для того, чтобы иметьспособность к проповеди, ему нужно быть личностью облагодатствованною ивозрожденною. Каждая проповедь, соответственно своему специальномусодержанию, должна иметь и свою индивидуальную форму; не материяпроповеди должна быть располагаема по такому или иному методу, а метод -избираем такой или иной сообразно характеру материи. Междупоследователями взглядов Шпенера, составившими свои системы гомилетики,некоторые не утратили значения даже в настоящее время ; таковы: Ланге("Oratoria sacra ab artis homileticae vanitate purgata" и "De concionumforma"); Рамбах, ("Erlaueterung ueber die praecepta homiletica"),Рейнбек, который в своей Г. сделал существенную поправку к теорииШпенера, утверждая, что все истинное может быть доказываемо (принципЛейбница), почему и проповедь не должна ограничиваться выражением ивозбуждением чувствований (как думал пиэтизм), но должна иметь в ceбе илогическую доказательность. Проповедь должна действовать и на разум,почему должна разъяснять понятия и давать полные и точные определенияпредметов. Новую эру в истории Г. отмечает сочинение Лоренца Мозгейма:"Anweisung еrbaulich zu predigen", изд. 1763 и 1771 г. В нем, по примерупервобытной Церкви, учение проповедническое строго отграничивается отучения научно теологического. Цель проповеди, по Мозгейму - назидание,состоящее в просвещении ума истиной и в воздействии на волю. Длявоздействия на ум она должна содержать в себе рассуждение, длявоздействия на волю приложение или увещание. Все правила относительносоставления проповеди сводятся к двум: нужно основательно и правильнодоказывать, и быть правильным и ясным в слововыражении. Философия можетиметь место в проповеди, но не как самостоятельный, а каквспомогательный предмет. После Мозгейма в немецкой Г. появляетсярационализм, который опять, как было в эпоху Возрождения, стремитсяизменить самую природу церковной проповеди. Шпальдинг (в соч. "Von derNutzbarkeit der Predigeramts", 1772) прямо требует исключения изпроповеди специально христианского содержания и замены его учением оспособах достигать в жизни счастья. Штейнварт (1777) настаивает наизложении в проповеди учения евдемонизма; Вегшейдер (1787) стараетсясделать предметом проповеди с церковное кафедры принципы философииКанта; Теллер (1799) рекомендует исключительно теоретическое содержаниепроповеди, с устранением морализации. Из гомилетов этого рода особеннознаменит Рейнгардт, который в сочинении: "Theorie der Beredsamkeit"(1812) является отчасти сторонником Мозгейма, но главным образом -умеренным рационалистом. По его учению философия может быть сама по себесамостоятельным предметом проповеди; главный же предмет последней -житейская мудрость. Рационалистические крайности этой группы вызвали вгерманской Г. реакцию и крутой поворот от философского рационализма кконфессиональному (в протестантском смысле) христианству. Таков характергомилетики Сикеля, "Halieutica oder Anweisung durch Predigten dieMenschen fuer das Reich Gottes zu gewinnen" (1829); Штира, "Keriktikoder Homiletik" (1830); Гауппа, "Praktische Theologie; II, Homiletik"(1848). Заслуживает внимания ряд Г., посвященных решению вопроса оботношении проповеди к ораторству вообще и Г. к риторике. Таковы Г. :Аммона ("Anleitung zur Kanzelberedsamkeit", 1799), Шотта (1807), Хюсселя(1822) и особенно Ницша ("Ad theologiam practicam felicius excolendamobservationes", 1841). Самое сильное влияние на протестантскую Г. в XIXстолетии принадлежит Шлейермахеру. Взгляд его на существо проповеди, еесодержание и метод органически связан с его понятием о существе религии.Религия, по Шлейермахеру, не есть ни образ мышления и теоретическогомиросозерцания, ни сумма внешних правил для деятельности. Она внутринас, в чувстве и ощущении бытия бесконечного. Лучший способ выражениярелигиозного чувства - живая речь; проповедь, поэтому, есть необходимаячасть культа. Проповедь - не поучение; поучать можно лишь понятиям, арелигиозность относится всецело к области чувствовательной, чувствованиевозникает в душе самобытно и свободно; проповедовать - значит выражатьрелигиозное чувство перед слушателями, которые сами обладают этимчувством, чтобы привести им в ясность их собственное духовное состояниеназидать и укреплять их в христианском убеждении. Шлейермахер требуетискусства, художественности от внешней формы проповеди, - но искусстване риторического, а состоящего в органическом развитии целой речи или ееидеи и в изяществе языка, что зависит, с одной стороны, от силырелигиозного убеждения, с другой - от литературно-научного образования.На началах Шлейермахеровой теории проповеди построен ряд Г.,пользующихся большою известностью: Маргейнеке (1811, 1837); Теремипа,"Die Beredsamkeit - eine Tugend" (1814); Клейна, "Die Beredsamkeit desGeistlichen als eine Nachfolge Christi" (1818); Пальмера (1841); ГуставаБаура (1848); Швейцера (1848); Ф. Гарнака, "Geschichte und Theorie derPredigt und der Seelesorge" (1878), и наконец Бассермана, "Handbuch dergeistlichen Beredsamkeit" (1886). Исчисленные гомилеты во многом, однибольше, другие меньше, отступают от учения Шлейермахера, но, вообщеговоря, строят свои гомилетические теории на его началах. Католическая литература по Г. очень скудна и большею частью имеетхарактер практических элементарных руководств для обученияпроповедничеству. Кроме устаревших трактатов "о красноречии" Блера иФенелона, известно сочинение кардинала Мори: "Essai sur l"eloquence dela chaire" (несколько изданий, начиная с 1809 г.); Брандта, "Handbuchder geistlichen Beredsamkeit" (1836); Царбля, "Handbuch der KatholischenHomiletik" (1836); Финка, "Die Katholische Pastoral", (1850); Лютца,"Handbuch der Kathol. Kanzel beredsamkeit" (1851); Эрнести, "Anleitungzur geistlichen Beredsamkeit" (1882). Единственная научная Г. укатоликов - это сочинение Юнгмана: "Theorie der geistlichenBeredsamkeit" (1883). У нас в России Г., как теоретическое учение, долго не была известна:в древней Руси пастыри Церкви проповедовали вполне безыскусственно,руководясь единственно наставлениями и примерами, содержащимися в св.Писании и у отцов Церкви. Не ранее, как в XVII веке, явился в Киевепервый опыт Г. архимандрита Иоанникия Голятовского (умер в 1688): "Наукаалбо способ сложенья казанья", составленная по образцу Г. западных,схоластического периода. Гораздо больше имела значения в истории русскойГ. "Риторика" Феофана Прокоповича, читанная им в бытность профессоромкиевской академии , а особенно его же "Наставление проповеднику",содержащиеся в "Духовном Регламенте". В русских духовно-учебныхзаведениях в ХVIII в. Г. преподавалась по-латыни по схоластическимучебникам, причем она трактовалась, как церковная риторика и содержала всебе почти исключительно учение о видах проповеди по форме; о построениии изложении в ней. Таково пользовавшееся большою известностью сочинениеархиеп. Анастасия Братановского: "Tractatus de concionum dispositionibusformandis" (1806). На русском языке первое сочинение, относящееся к Г. -"Правила высшего красноречия" М. М. Сперанского, читанные им валександро-невской главной семинарии в 1793 г. и изданные в 1844 году. В1804 г. было издано "Руководство к церковному красноречию", перевод слатинского иepoмонаха I., которое и было учебником в духовных академияхи семинариях до 1820-х годов. Затем славился в 1820 - 1830 годах, какгомилет профессор церковного красноречия в киевской духовной академии А.И. Пушнов, курс Г. которого остается доселе в рукписи. Он отчасти послужил пособием для сочинения Я. К. Амфитеатрова: "Чтения по церковнойсловесности" (Киев, 1841 г.) - главного на русском яз. труда по Г. Поистории христианской проповеди: обширный ряд монографий о проповедникахдревней вселенской Церкви, профессора В. Ф. Певницкого, напечатанных вжурнале: "Труды Невской духовной академии", и Н.И. Барсова, "Историяпервобытн. христ. проповеди". Н. Барсов.

Энциклопедия Брокгауза и Ефрона. - С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон . 1890-1907 .

Смотреть что такое "Гомилетика" в других словарях:

- (греч., от homilia речь). Руководство к духовному красноречию. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н., 1910. ГОМИЛЕТИКА [Словарь иностранных слов русского языка

ГОМИЛЕТИКА, вспомогательная наука богословия, объясняющая теорию церковного собеседования и историю проповеднической литературы (Наумов). Толковый словарь Даля. В.И. Даль. 1863 1866 … Толковый словарь Даля

- (от греческого homileo разговариваю, беседую), раздел христианского богословия, рассматривающий вопросы теории и практики проповеднической деятельности … Современная энциклопедия

ГОМИЛЕТИКА, гомилетики, жен. (от греч. homilia проповедь) (спец.). Практическая дисциплина о составлении церковных проповедей. « Что, всё еще скучно? Как в семинарии на уроке гомилетики.» Максим Горький. Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков.… … Толковый словарь Ушакова

Сущ., кол во синонимов: 1 богословие (11) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин. 2013 … Словарь синонимов

Гомилетика - (от греческого homileo разговариваю, беседую), раздел христианского богословия, рассматривающий вопросы теории и практики проповеднической деятельности. … Иллюстрированный энциклопедический словарь

«…Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие

всякой твари » (Мк. 16,15)

«…Ибо всякое слово Божие живо и действенно и острее

всякого меча обоюдоострого…»(Евр. 4,12)

Религиозное чувство в нас постоянно ослабевает, пересыхает «источник воды, текущей в жизнь вечную » (Ин. 4,14), ревность к исполнению церковного долга охладевает и превращается в грубое безразличие. Оно касается не только религиозной стороны жизни, безразличие от которого мы страдаем, стал характерной чертой нашего времени, оно стало всеобщим. Безразличие царит над всем, и над духовными добродетелями, над всем возвышенным, над нравственными требованиями разумной человеческой природы. Но это не просто безразличие. Это слишком мягкое определение, сегодняшняя религиозность почти граничит с антирелигиозностью, а нынешняя нравственность мало, чем отличается от безнравственности. Необычайное напряжение и лихорадочная спешка в стяжании земных благ, ненасытная страсть и неустанная погоня за телесными наслаждениями, при полном забвении о том возвышенном божественном составляющем человеческой природы, забвении о том, что дух «животворит плоть же не пользует нима ло»(Ин. 6,63), отношении к вере и нравственности как к чему-то лишнему, подмена благородного чувства любви и самопожертвования грубой и ненасытной страстью к наживе и власти, преобладание эгоизма, высокомерия и честолюбия, всё это серьезные симптомы нравственного разложения и слабости, цепи, сковавшие свободный народ и ведущие его в бездну погибели.

Говорить о нашей живой религиозности и нравственности, значит говорить на тему, важность которой никто не может отрицать, это правда, но которая в силу бесконечного повторения стала почти скучной. Поэтому и мы, если бы задержались исключительно на констатации фактического состояния благочестия, рисковали бы наскучить читателю. Не желая этого, и одновременно считая напрасной тратой времени, обсуждение предмета давно всем известного, из личного ли опыта или из дискуссий о нем, мы считаем своим долгом, затронуть тему, которая всюду преднамеренно замалчивается, хотя замалчивание вопроса о состоянии веры и нравственности недопустимо, вопроса, который в силу того, что ему никогда не посвящалось необходимого внимания, стал сейчас особенно острым.

Хотя вопрос о религиозном безразличии многократно обсуждался и уже наскучил, как мы уже отметили, все-таки не будет преувеличением сказать, что решение вопроса едва ли сдвинулось с мертвой точки, и еще меньше на него пролито света и правды. Причиной является одностороннее понимание этого крайне важного вопроса, рассматривание его только с одной точки зрения, соревнование в усердии отрицания собственной вины и ответственности за существующее зло. Сегодняшнее обсуждение этого вопроса напоминает обсуждение войны, причем учитывается атаки только одной нападающей стороны без учета оборонной силы другой.

Проповедничество - это искусство. Не каждый может быть художником, следовательно, не каждому дано быть проповедником. Настоящие художники - редкость, редкость и настоящие проповедники. Но это не может быть аргументом защиты для плохих проповедников, ибо также как одаренные люди в неблагоприятных обстоятельствах, особенно те из них, кто недостаточно силен, становится простым смертным, а простые смертные, не имеющие особых дарований, но более сильные духом, могут возвыситься, отшлифоваться, закалиться и стяжать дары. Впрочем, они не могут оправдывать себя этим и потому, что и священником не может быть тот, кому не дано, ибо никто сам себе не воздает чести, но только тому воздается честь, кто избран Богом, как Аарон, ибо «не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод и чтобы плод ваш пребывал..» (Ин. 15, 16). Поэтому смертный грех совершает и тот, кто, не будучи избранным принимает священство и тот, кто поставляет неизбранного в священный сан.

Слово сильно, как гром. Оно поражает грешника, оно бальзам для больного и скорбящего, оно исправляет развратника и предостерегает богача. Хорошая проповедь это рельефная картина душевного состояния праведника или грешника, наказания или награды Божией или Его великих благодеяний роду человеческому. В таких наглядных картинах христианин часто видит образ, реальный образ своей души; духовную добродетель или греховность природы, которые рисует проповедник, он сравнивает с самим собой; слушая проповедь, он в одновременно анализирует свою душу; радуется, если находит в ней добродетель и страшится грехов, за которые проповедник грозит Божиим наказанием; христианина смущает проницательность проповедника, он думает, что его слова относятся исключительно к нему, он вздрагивает и боится точного попадания и описания его тайных грехов; он чувствует себя обвиняемым перед судом, перед которым невозможно скрыть вину; судья проникает во все тайники его духа и он не может ему помешать; он предается воле Божией, сокрушается; проповедник перестает обличать, он зовет к покаянию, грешник готов сделать все, чтобы очистить все, что отягощает совесть; совесть мучает его, и он кается. Проповедничество воздействует на душу сильнее поэзии.

Проповедник же зная, что проповедует слово Божие, которой ничего не может противиться, должен говорить авторитетно как власть имеющий, без страха и стеснения. Как пастырь ответственный за свое стадо, он должен грозить и повелевать; как учитель должен наставлять, советовать и просить; как служитель Отца небесного утешать, успокаивать и вселять надежду.

Наши проповедники слишком миролюбивы, чтобы могли совершить такую революцию в душе слушателя; слишком преданны традиции гостеприимства, чтобы могли укорять и нарушать равнодушие верующих с которыми они входят в храм и выходят из него. Напрасно апостол Павел говорит, что «всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после наученным через него доставляет мирный плод праведности » (Евр. 12.11).

Проповедь является главной частью католической литургии и сущностью протестантской литургии. У последних литургия служится на разговорном, народном языке, у католиков тоже за исключением ектений и некоторых молитв. Мы служим на почти иностранном языке, из-за чего многие верующие оказываются в положении просто наблюдателей, не имея возможности участвовать в общей молитве они всю службу шепчут свои молитвы. Не поэтому ли нам необходима проповедь, которая истолкует верующим хотя бы Евангелие? Какая польза от самой торжественной службы, если верующие не посещают ее? и если мы служим Господу на малопонятном языке, тогда проповедь нам нужнее чем католикам и протестантам. А что у нас? У других она необходимость, а у нас роскошь. И слишком дорогая роскошь, если мы так редко и мало предлагаем ее верующим. Как чахоточному больному иногда дают лекарство, не столько для того, чтобы облегчить болезнь, столько для того, чтобы больной утешился мыслью, что о нем заботятся, также и служитель Божий время от времени появляется на церковной кафедре с горькой пилюлей, которую он называет проповедью», чтобы исполнить долг перед стадом не столько ради того, чтобы его научить, сколь, чтобы показать, что эту часть своего долга он еще не полностью вычеркнул из своей домовой книги.

Сколько раз в год у нас читается проповедь?

Проповедь у нас не является составной частью службы, будет она или нет, это зависит от настроения священника. Кроме того, что они редкость, объем наших проповедей настолько ограничен, что утверждение, что они превратились в роскошь вполне обосновано. Большинство проповедей едва может составить одну из трех частей, которые требует гомилетика; они настолько коротки, что и наилучший проповедник мог таким ограниченным количеством слов наставить, предостеречь, утешить и духовно окормить христианина. Но также как любая аномалия находит оправдание у своих инициаторов, находит оправдание и это. Краткость проповедей оправдывается тем, что сербы, как они говорят, бурного темперамента и нетерпеливы (тогда, по-видимому именно из-за продолжительности проповедей верующие уходят из храма раньше, чем нужно!?). однако же именно о французах известно, что они бесконечно темпераменты, горячие и нетерпеливые, но все-таки они способны с интересом слушать Босси, Бурдала и других своих известных проповедников, чьи проповеди составляют 3-4 печатных листа (а наши, как правило, менее одного!). святой Златоуст темпераментным грекам читал по две-три проповеди, и все таки «нетерпеливые» греки Софии с раннего утра терпеливо ждали перед вратами Святой Софии когда начнется служба и заговорит Златоуст. Наши проповедники появляются на церковной кафедре и самые «урожайные» годы в среднем дважды в месяц и говорят не более четверти часа, что составляет шесть часов в год евангельской проповеди..

Имеют ли наши проповеди литературную ценность?

Никто из тех, кто понимает, что церковное проповедничество - искусство, не может отрицать уместность этого вопроса. Французские проповедники 17 века украсили своими проповедями художественную литературу, прославили гибкость, богатство и силу французского языка, вострубили славу Божию громче иерихонских труб. Мы не бедны проповеднической литературой, напротив, печатные проповеди можно измерять на вес и если бы они по счастью имели какую-либо ценность, они составили бы самую богатую часть художественной литературы. Проповеди есть в отдельных сборниках, есть в многочисленных церковных журналах, есть, наконец, в форме брошюр, по одной или две, иногда изданных с намерением автора удовлетворить собственные амбиции, чтобы сделать свое имя долговечнее самих себя, пусть даже этот век издание будет пылиться в каком-нибудь темном углу, или с целью перечислить свои титулы и почетные гражданства. (В православной России проповеди тоже издаются в виде брошюр, которые по большим праздникам раздаются в церкви верующим людям бесплатно. Обычай достойный всякой похвалы, который у нас, к сожалению, не существует - прим авт.)

Количество огромное, качество плохое. Наше проповедничество не только не служит никаким вкладом в литературу, но строго говоря, его нельзя даже рассматривать как литературу. Оно не только не возвысило и не обогатило сербский язык, но наоборот, своей шаблонностью показало миру, что сербский язык не благозвучен, скуден, ограничен в формах и беден вообще; если все это не верно, верно одно, что наши проповеди наиболее слабые письменные сочинения они выполнены наспех, без усердия и подготовки, но с большой претензией.

Хотите ли, что бы мы дали определение, что такое проповедь у нас? Неловко говорить, когда знаешь, что правда горька и для того, кто ее говорит и для того, кому ее говорят, да не упрекнут нас в том, что мы делаем это ради удовольствия кого-то унизить, а не из чувства необходимости поступить именно так. Итак, наша проповедь это масса вымученных, выжатых, сухих фраз, без конца повторяемых, без гомилетической формы, беспорядочно нагроможденных, нелогичных; множество холодных слов, которым вероятно нельзя отказать в догматической правильности, но которые прилипают к душе, как чешуя и быстро опадают с нее, вот, что называется у нас проповедью. Такой проповедью наши проповедники не в состоянии вызвать в слушателях минимум напряжения и трепета, больше сказать, они не в состоянии даже удержать обычного внимания, вызвать простую заинтересованность, о чем свидетельствует массовое исхождение христиан из храма во время проповеди.

Верующие, устав от напряженных, но напрасных попыток понять хоть что-нибудь из того, что поется, читается или говориться, уходят в себя. В свои мысли и молитвы своими словами. Чувство радости от размышлений о Боге, вечности и блаженной жизни в ином мире; страх от осознания своих грехов и наказания Божия, благодарность Промыслу за все и поиск новой милости, все это чередуется, переплетается и смешивается в душах верующих, им все непонятно, они не знают на чем остановиться и как все это себе объяснить. Пастырь неохотно выходит на проповедь, чтобы наставить и вывести свое стадо из недоумения, выходит с предубеждение, что он не сможет выполнить задачи, потому что его проповедь не содержит ничего нового, ничего убедительного и сильного, что бы могло тронуть, умилить или укрепить, выходит, чтобы сражаться оружием, которое пришло в негодность. Отсюда и неохота, грусть, напряженное и утомленное выражение лица, искусственность речи, и боязнь и неуверенность в произношении. Сильный служитель Божий, который может вязать и решить в самый ответственный момент своего служения являет себя немощным и связанным. Он не знает душевного состояния верующих, ему чужды их чувства, потому он и не касается их, не анализирует их душ, но вдруг начинает говорить о совершенно новом для слушателей предмете, далеком в этот момент от их религиозного чувства, которое никогда нельзя терять из вида. Апатичная и сухая речь оскорбляет слушателей, они расстраиваются и - уходят из церкви с пустотой в душах и может быть, с решением больше туда не ходить.

В чем причина нашего плохого церковного проповедничества? Проповедь отражает общий уровень образования проповедника. Только знания правил гомилетики недостаточно. Это только внешнее, формальное требование, без которых проповедь была бы нескладной, но которые не составляют ее сущность, также как рама и стекло не являются содержанием картины. Проповеднику слова Божия необходимо глубокое знание богословских дисциплин и церковной литературы, без этого невозможно представить себе хорошего проповедника; необходимо, следовательно, фундаментальное знание истории мира, философии, литературы и мировой риторики.

Наше церковное проповедничество со всей ясностью показало, что уровень образования наших проповедников не достаточно высок. У нас уже стало обычаем, что люди очень легкомысленно принимают на себя тяжелые, очень тяжелые обязанности, несущие на себе огромную ответственность, с подготовкой совсем не соответствующей высоте такого служения, с несоразмерными высоте священнического служения способностями. Но разве можно ожидать от нашей Богословии, при существующем в ней теперь уровне преподавания, чтобы она обеспечила более глубокую и фундаментальную подготовку кандидатам в священство? На это нет никакой надежды, зная, до какого состояния она доведена, каких слабосильных воинов Христовых она призывает, каких немощных поборников Евангелия и народа готовит, какое уродливое в воспитательном смысле поколение священства выпускает; наконец, когда известно каким насмешкам подвергается этот священный институт, который должен подобно небесному лучу освящать все уголки сербской земли, но который при всем этом является едва ли не худшим органом просвещения такого рода в Сербии. И будет ли удивительно, будут ли иметь наши проповедник право обижаться, если кто-то обратится к ним, вместе с апостолом Павлом со словами - «вам надлежало быть учителями, но вас снова нужно учить первым началам слова Божия» (Евр. 5,12).

Следовательно, поверхностность образования, как богословского, так и светского (на светское образование в Богословии обращается совсем мало внимания - прим авт), принятия священнического сана, слабость воли или подверженность внешним влияниям наших проповедников, вот что, а в особенности первое, является причиной плохого церковного проповедничества, а косвенно и главной причиной антирелигиозности народа.

Так, где же лежат искомые причины религиозного безразличия?

Ответ на этот вопрос дополнит и подтвердит сказанное в предыдущей части, и кроме того он очень характерен для нашей церковной ситуации. Есть два ответа. Один из них гласит - причина этого зла в распространении западной цивилизации! И об этом всерьез говорилось не раз, всегда, когда заходила речь о состоянии нашей религиозности. Сразу же удивляет, почему эта цивилизация не уничтожила веру на западе, там, где зародилась. Однако, без сомнения, папа может похвалиться большей ревности членов своей церкви, нежели мы. Да, никто не отрицает, что на западе ведется отчаянная борьба между атеистическими идеями и христианским учением, но все-таки эта борьба не является предметом беспокойства борцов за христианство. Почему? Потому что эту борьбу ведут священники иезуиты, глубокие знатоки светских учений, исполины богословия, тонко знающие идеи, против которых борются, люди неиссякаемой энергии, неустрашимые воины, крайне осторожные во всем, что может ущемить авторитет веры. Они не ропщут на атеизм, они отдают все силы на борьбу с ним.

У нас все наоборот. Именно такая борьба у нас отсутствует, ибо систематическое проникновение просвещенного атеизма, его преобладание, является очевидной победой, которую он без борьбы одерживает над религиозным чувством, и это следует назвать не борьбой, а превосходством сил носителей западных, атеистических идей и отступлением со всех боевых позиций защитников религии. Проповедники Евангелия отступают без борьбы. Они вопиют и причитают о том, что все пошло кувырком. Это обезоруживает верующих и ведет прямо в стан тех, против кого раздается ропот. Или публикуется какая-нибудь статья в церковных журналах, с целью дать небольшой отпор неверию, статья, конечно, такая же убогая как и та «О бытии Бога» в «Вестнике Сербской Церкви» за январь-февраль этого года. Даже те, кто верил в эту святую истину, прочитав эту жалкую статью и увидев, как сербские клирики доказывают этот самый возвышенный христианский догмат, рискуют изменить убеждения.

Не просвещение виновно в нашем неверии, а его недостаток и близорукость тех, кто восстает на него, не видя, что она - мощное оружие, которым нужно бороться против неверия. Нам любопытно узнать, что эти «враги западного просвещения» могли бы предложить в качестве средства для устранения этого «зла»? Уж не «официальный» ли запрет на европейскую цивилизацию в нашей стране или предотвращение человеческого прогресса?!

Помимо истории мира по учебной программе, правда, изучается психология и логика, русский язык и педагогика и методика, но поверхностно и сжато. Недостаточность образования в этой, также как и в других областях, особенно очевидна в нынешнем поколении богословов, и, несмотря на что, что они имели счастье изучить истории философии, пусть хотя бы месяц, немецкий и французский языки и того меньше, и теорию литературы целый год, последний предмет изучали у одного добрейшего монаха, который понимает в литературе столько же, сколько в вязании.

В чем спасение?

Общество нравственно опустилось; состояние религиозности - первый симптом, который говорит об этом. Воцарилось безразличие и летаргия, которая наносит ущерб и государству и церкви и каждому в отдельности. Пастырь растерял своих овец и не может найти их, потому что не знает как их искать. Необходимо влить свежие силы и восстановить изношенный и нравственно ослабший организм нашего народа, необходимо совершить нравственное перерождение нашего общества . О том, кто это перерождение осуществит, нет дискуссий, ибо к этому как никто другой призваны священство Божие, суть служения, которых и состоит в этом духовном, нравственном перерождении личности и общества, и подготовка их, таким образом для Царства небесного. «Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» (Ин.3,5)

Не может также и споров относительно средств, с помощью которых совершается перерождение. Единственная вечная сила, которая однажды оживила падший мир, которая всегда оживляет его, как только он падает вновь, которая вечно будет оживлять и перерождать его сила, которая всегда одна, вчера, сегодня и завтра, это - Слово Божие. Одни только идеи, древность и неизменность которых, естественность и ясность, и самое главное, божественная возвышенность свидетельствует об их вечности. Сборник, страницы которого никогда не обветшают, слова над которыми не властны века, века только делают их более ясными и легкими для понимания. Этот сборник - Евангелие. Древнее почти двухтысячелетние Евангелие, что говорю - древнее? Нет, и когда пройдет еще девятнадцать раз по девятнадцать веков, оно не станет древним. Оно такое же юное и сильное, как будто только что отзывалось эхом с Елеонской горы и разлеталось по благородным долинам Палестины. Чистое, как хрусталь, ясное, как утренний свет, сильное, как гром. Таково евангельское слово от Назарета до Гренландии, от края до края света, от начала до вечности. До тех пор пока воздух и пища будут важны как средство поддержания и укрепления физической человеческой природы, до тех пор евангельское слово будет божественным животворным напитком, которым будет питаться человеческая душа. И когда не будет воздуха и пищи и человека, останется евангельская истина, которая вернется туда, откуда пришла, туда, куда стекаются все истины - вернется к Богу.

Это мощное оружие, которым наши проповедники пользоваться не умеют. В неверном использовании этого оружия причина упадка веры и нравственности, в правильном же средство поднять и первое и второе на высоту, которая им подобает. Вне этого все причины ничтожны, все средства бесполезны. Проповедники должны трудиться и не надеяться ни на кого, только на Бога, Которого проповедуют и Которому служат, ибо, если когда-нибудь как говорил Гоголь, миру будет суждено подняться «из праха земной суеты и полностью предаться любви и смирению Христову», э то произойдет при помощи священника. «Дело нашего исправления , - продолжает великий русский писатель, - в руках священства».

Закончим на том, что только сильная, крепкая, божественная проповедь Евангелия в состоянии растопить ледяное безразличие и грубое безверие человеческих сердец, укрепить, освежить и поднять наше общество, а с этим и авторитет веры и церкви и ее священства.

В глубокой древности один ученик с восторгом рассказывал своему учителю о том, как он видел ученого. «Что же он делает?» - спросил учитель у своего ученика. «Он все время читает - утром и вечером, днем и даже ночью», - отвечал тот. Помолчал немного мудрый учитель, будто задумавшись, а потом и спросил своего ученика: «Ты говоришь, что ученый все время читает… но… когда же он думает?» Смутился ученик и не знал, что ему ответить.

Священномученик Иларион (Троицкий)

Эйнштейн спросил католического священника: «Как вы отреагируете, если наука неопровержимо опровергнет какой-либо из догматов христианского учения?» Прелат ответил: «Подожду, пока ученые найдут ошибку в своем доказательстве».

Протоиерей Георгий Нейфах

В наши дни зачастую можно встретиться со стереотипным отношением к Православной Церкви, как к институту, призывающему к аскетической жизни и минимизации занятий мирскими науками и искусствами, отрицающим пользу технического прогресса и всякую деятельность, напрямую не направленную на духовное и нравственное становление. Минимизация жизненных ориентиров, критерий «достаточности», занятие только самым необходимым и, по возможности, предпочтение духовной литературы, церковной жизни и дел милосердия обычным светским занятиям и представлениям - так воспринимаются в светском обществе предлагаемые Церковью идеалы .

Действительно, как иначе истолковать неискушенному читателю оторванные от контекста следующие слова святителя Илариона, епископа Верейского: «Спросите вы талантливого юношу-семинариста, почему он какой-нибудь политехнический институт предпочел духовной академии? Он скажет, что в академии все скучно, схоластично, безжизненно, потому что здесь нет настоящей науки. Но разве на самом деле это так? Неужели высчитывать коэффициент трения при смазке усиленной и обыкновенной, изучать головоломный курс о сопротивлении материалов, вести практические занятия по выгнутии балок, - неужели все это более жизненно, более интересно и более научно, чем изучать слово Божие, где на каждой странице затрагиваются и решаются самые больные вопросы души человеческой?»

Восприятие Церкви в качестве не приверженца светской науки, в особенности науки фундаментальной, где в явном виде присутствует «игра ума», как будто бы почти всегда взаимосвязанная с тщеславием и гордостью, стало более частым в послеперестроечное время и нередко используется для некоторого оправдания безучастного отношения общества к плачевному положению в этой сфере. Из-за резкого снижения финансирования в этой отрасли деятельности наблюдается, с одной стороны, кадровый дисбаланс с преобладанием ученых старших возрастов, а с другой стороны - общее сокращение численности занятых. В наибольшей степени пострадал фундаментальный сектор, в то время как научные разработки, ориентированные на потребителя и приближенные к его нуждам, иногда наоборот - получили некоторое развитие. Осуществляемая в последние несколько лет реформа Академии наук также во многом предполагает сближение ученых и потребителей их труда, занятия не абстрактными научными изысканиями, а исследованиями, которые могут и должны найти применение в ближайшее время.

Возможно, в какой-то степени сокращение числа научных работников по сравнению с советским временем может быть интерпретировано положительно. Однако сейчас число исследователей на душу населения в России не является, как когда-то, одним из самых высоких в мире. Кроме того, качество научных знаний стало значительно хуже из-за того, что из науки ушли лучшие ученые, были в значительной степени утрачены или даже потеряны традиции многих школ и институтов и стала возрастать коммерциализация в сфере среднего и высшего образования.

Реформа Академии наук побудила социологов заняться изучением представлений различных групп населения о важности, полезности и востребованности труда ученых, а чиновников разного уровня - размышлять о том, насколько усиление роли Православной Церкви в жизни российского общества повлияет на систему ценностей каждого конкретного человека и, в частности, на отношение к «работникам умственного труда».

К сожалению, не церковному человеку трудно понять всю многогранность данного вопроса. Прежде всего, нужно помнить о своего рода несимметричности между взглядом на Церковь светского общества, желающего услышать объяснения по поводу научных исследований, и взглядом на науку самой Церкви.

Православная Церковь вовсе не воспринимает науку только лишь в апологетическом смысле как предмет диспута о существовании Бога. Известная работа святителя Луки (Войно-Ясенецкого) «Наука и религия» посвящена не столько поиску противоречий или соответствий между догматами христианства и научными достижениями, сколько обоснованиям следующего тезиса: «Наука, облеченная светом религии, - это вдохновенная мысль, пронизывающая ярким светом тьму этого мира» . Можно вспомнить, что еще Галилей и Ломоносов разделяли веру в Бога и занятия наукой, в том числе связанной с законами Вселенной. «Писание не учит нас, как устроено небо, оно учит нас тому, как туда попасть», - писал Галилей . «Создатель дал роду человеческому две книги. В одной показал Свое величие, в другой - Свою волю. Первая - видимый сей мир, Им созданный, чтобы человек, смотря на огромность, красоту и стройность его, признавал Божественное всемогущество. Вторая книга - Священное Писание. В ней показано Создателево благоволение к нашему спасению… Обе… удостоверяют нас не только о бытии Божием, но и о несказанных Его к нам благодеяниях. Грех всевать между ними плевелы и раздоры!»

Наш современник Макс Планк вторил своим предшественникам-физикам: «В естествознании Бог стоит в конце всякого рассуждения, а в религии - в начале» . Мнение ученых созвучно со словами Феофана Затворника: «И занятия ваши по химии совсем не задувающего свойства, а только дующего… И химия есть часть книги Божией - в природе. И тут нельзя не видеть Бога - Премудрейшего… и Непостижимейшего» .

С другой стороны, общество относится к Церкви как институту, который предлагает не только и не столько естественно-научное обоснование общественных и физических законов, сколько мистическое толкование, связанное с Богооткровенными истинами и сверхъестественными принципами, вне доступной человеческому разуму логике. Однако это не так, Церковь учит о жизни вечной, о Царстве, которое «не от мира сего». Однако это не тождественно пассивности, отрицанию пытливости и желания размышлять - не случайно первая заповедь, данная пророку в пустыне, учит возлюбить Бога всей душой, всем сердцем и всем разумом .

Поэтому и в прошлом, и в настоящем можно найти огромное число верующих ученых, не только связавших свою жизнь с Церковью и ставших священнослужителями, миссионерами или духовными писателями , но и верующих людей, живущих в миру и занимающихся научным трудом.

«Велия дела Господня, изыскана во всех воля его» - было выбито на фронтоне физической лаборатории в английском Кембридже, а на могиле кембриджского ученого Ньютона можно прочитать следующую эпитафию: «Здесь покоится сэр Исаак Ньютон, который с почти божественной силой разума первый объяснил с помощью математического метода движение и форму планет, пути комет и приливы океанов. Он исследовал различия световых лучей и проистекающие из них различные свойства цветов, о которых прежде никто не подозревал. Прилежный, хитроумный и верный истолкователь природы, древности и Священного Писания, он утверждал своей философией величие Всемогущего Творца, а нравом насаждал требуемую Евангелием простоту» .

Если коснуться более узкого вопроса об отношении Церкви к занятиям наукой как профессии, то здесь, помимо «Социальной концепции РПЦ», можно вспомнить письма святителя Феофана Затворника своим духовным чадам. «Знание никогда не бывает лишним грузом… Учение за плечами не тянет. Потому оно жизни не помеха. Дотяните его до конца. Помоги вам Господи!» - наставлял святитель молодого человека. «Но вопрос все еще остается нерешенным: так как же - можно читать иное что, кроме духовного? Сквозь зубы говорю вам, чуть слышно, пожалуй, можно, - только немного и не без разбора… И книги с человеческими мудростями могут питать дух», - пишет святитель Феофан.

Не занятия наукой сами по себе, а научная мысль, оторванная от Бога, возведенная в абсолют, несомненно, опасна и разрушительна. Именно поэтому не следует думать, что Церковь призывает отказаться от достижений прогресса и прекратить развитие во всех областях знаний. Нужно лишь помнить о напутственном предостережении святителя Феофана: «В образе исследования старайся начала каждой изучаемой тобою науки освятить светом небесной мудрости» .

Об интерпретации 4-й главы книги Бытие, описывающей возникновение ремесел (первых основ науки) в роде Ламеха, потомка Каина, а не среди детей Сифа, см.: Георгий Нейфах, протоиерей. Гармония Божественного творения: Взаимоотношения науки и религии. М., 2005. С. 15-23.

Иларион (Троицкий), священномученик. Наука и жизнь // Без Церкви нет спасения. М., 2001. С. 289.

Феофан Затворник, святитель. Православие и наука. С. 648.

Главная » Глаголы » Гомилетика. Теория церковной проповеди