Поэт ксения некрасова сколько рождений дано человеку. Ксения Некрасова: « …Опечатала печатью слез я божий дар из вышних слов

Я опять в своем репертуаре. Вот понимаете, небольшая книжка Валерии Пришвиной «Наш дом». Рассказы о Дунине, много всего о творчестве Пришвина. И много, очень много упоминаний о разных людях. Я себе целый список составила - кого посмотреть, о ком почитать. Сегодня расскажу вам о Ксении Некрасовой, поэте. Да, именно поэте, ибо, как говорила Анна Ахматова, среди женщин она знает только двух поэтов: Марину Цветаеву и Ксению Некрасову.

Начну цитатой из книги, описывающими первую встречу Валерии Пришвиной с Ксенией Александровной.
Я упомянула о некоторых писателях с «именами», бывавших в Дунине. Но не могу обойти рядом с ними и одного почти забытого человека, не нашедшего при жизни своей судьбы, но подлинного поэта. Это была Ксения Некрасова. Она скиталась по Москве, жила попеременно у разных людей. Ее, вероятно, считали не совсем нормальной и почти не печатали.
Встретилась она с нами так: однажды летом в Дунине, войдя в свою комнату, я увидела на постели крепко спящую женщину. Она была молода, со странным, непривлекательным, перекошенным лицом (потом выяснилось - она попала в какую-то катастрофу). Я присела в недоумении на стул и стала ждать. Ксения чутко отозвалась на человеческое присутствие, тут же проснулась, улыбнулась и сказала: «Вот я и добралась к Пришвину. Вы его жена? Ну, значит, вы тоже должны понимать…» Спустила ноги и, не вставая с постели, стала читать мне свои стихи, движением руки подчеркивая ритм.
То, что она читала, было необыкновенно, и это была поэзия. Сама она во время чтения, казалось мне, преображалась.
Ксения у нас не загостилась, но появлялась время от времени, похожая на летящую куда-то большую растрепанную птицу. Немедленно, с ходу поднималась ее маленькая рука, и звучали строки белого стиха, близкого, на мой взгляд, многим записям Пришвина, его ритмической прозе. Голос у Ксении был нежный, гибкий, в ритм строк, не вязавшийся с ее наружностью. Михаил Михайлович о ней записал: «Была поэтесса Ксения Некрасова, невзрачная, нелепая, необразованная, неумеющая, но умная и почти что мудрая. У Ксении Некрасовой, у самого Розанова, и у Хлебникова, и у многих таких души не на месте сидят, как у всех людей, а сорваны с места и парят в красоте».

И стоит под кленами скамейка,
на скамье небес не замечая,
юноша, как тонкий дождик,
пальцы милой женщины руками,
словно струны, тихо задевает.
А в ладонях у нее сирени,
у плеча кружевная пена,
и средь тишайших ресниц
обетованная земля, -
на прозрачных лугах
ни забот, ни тревог,-
одно сердце поет
в берестяной рожок
о свершенной любви.

Я не буду подробно рассказывать о жизни Некрасовой. Она была трудной и довольно короткой. Если хотите, почитайте потом, я в конце ссылки дам. Мне хочется остановиться на том, что мне близко и понятно, а именно, на портрете Некрасовой, написанном Робертом Фальком, который находится в собрании Русского музея в Санкт-Петербурге.

Вот строки из воспоминаний Ангелины Щекин Кротовой, вдовы Роберта Фалька:
…когда Фальк увидел ее в этом платье … она была похожа на матрешку... и Фальк в своем портрете, вот этом вот, он посадил ее на стул, но - заметили? - там нет спинки стула, так что кажется - она сидит как бы в воздухе, таким вот комочком, как будто бы матрешка: несколько укороченная эта юбка так вот спадает, так что видно только кончики ее черненьких башмачков - таких сапожков, тоже таких простецких русских, - сложив на коленях свои вот эти прелестные ручки. И Фальк говорил, что ему бы хотелось, чтобы в этом портрете Ксана была очень-очень русская, и не только просто русская, но какая-то от русского искусства народного, как будто бы вятская игрушка, сделанная из одного комка глины. И когда этот портрет у нас смотрели, то всегда задавали такой вопрос: "А кто это, кто это?" Фальк не говорил. "Как интересно... Вот как будто бы деревенская какая-то девочка. Да нет, смотрите, глаза у нее какие-то другие..." Ну, потом я обычно читала стихи ее, и тогда ее образ становился понятным. А мне как-то Ксана огорченная сказала: "Геля, ну почему Фальк сделал такой портрет?! Словно я домработница какая или деревенская баба... А я же такая изысканная". А я сказала: "Знаешь, Ксаночка, Фальк исходил из стихов твоих. Ты народная. Вот твои стихи тоже очень народные. И вот как твои стихи - такой же и твой портрет". - "Это мысль, - сказала Ксана, так подняла пальчик в воздух - она любила так, такой пальчик, так им всегда дирижировала и утверждала что-нибудь таким мановением пальца. - Это мысль!" - и успокоилась.

Мои стихи
иль я сама -
одно и то же, -
только форма разная…

Во время сеансов она всегда читала свои стихи, а иногда сочиняла их тут же, в мастерской, лежа на тахте. "Сначала она что-то бормотала, как во сне, - пишет Щекин-Кротова, - а потом громко, дирижируя пальчиком, повторяла две-три строчки и кричала мне: "Запиши, запиши, а то забуду!".
Сам Роберт Фальк с восторгом отзывался о "зрительных находках" Некрасовой, которые будто просились на холст:

Это не небо,
а ткань,
привязанная к стволам,
голубая парча
с золотыми пчелами
и россыпью звезд
на древесных сучках.

Помимо портрета живописного известно около двух десятков графических портретов Некрасовой - набросков, рисунков, этюдов, выполненных Фальком в 40-е-50-е годы. Они разные, но все очень живые. Это лицо увлекало художника своей изменчивостью, подвижностью проявляемых эмоций, будто поэзия, проступавшая сквозь человеческие черты, высвечивала их каждый раз иначе, по-другому…



Не правда ли, интересно? Один и тот же человек, а какие разные лица… Я тут экспериментирую потихоньку - автопортреты рисую. Ну, как рисую, так наброски. И вот такое, бывает, получается… То старуха, то красотка. А модель-то одна. Ну, это так, лирическое отступление от лирического.

Но вернемся к Ксении Александровне. Без жилья, без средств к существованию, Некрасова годами мыкалась по углам (спала то в ванной у кого-нибудь, то на полу под роялем). Ходила в заношенном цветастом платье, прикрепив к груди что-то наподобие цветка. Если становилось совсем неловко, поверх надевала пальто, подпоясавшись ремешком. С готовностью принимала предложения покормить её.


На этом наброске, кстати, как и на портрете, бусы на Ксении из фасоли. Сама сделала. Она часто сама делал украшения - из ягод, шишек. Другого-то у нее не было...

Ксению называли блаженной, а некоторые просто ненормальной. Но мастер переставил ударения. И вместо "чуднОй" явилась "чУдная". "Блаженная" попала на "иконы".

И что-то мне хотелось людям дать:
Добро ли совершить,
Иль написать стихи
о человечьем лике.

Представляете себе изысканного Роберта Фалька и странную, некрасивую женщину, преображавшуюся во время чтения свих стихов. Удивительный контраст. Но, по-видимому, они дружили. И в семье Фалька ее любили.

…Люблю в пристанище я это
заходить,
под крышей этой
забываю я
и горести, и странности мои.
Сходились юноши сюда
с неуспокоенной душою,
седые женщины
с девичьими глазами
и убеленные снегами
художники,
постигшие и страны, и моря.
Но жизнь, как в молодости
тайной,
вся нераскрытием полна…

Как мне писать мои стихи?
Бумаги лист так мал.
А судьбы разрослись
в надширие небес.
Как уместить на четвертушке небо?
***
Берестяные поля -
белые березы.
Мглисто в серых небесах.
На березовых сучках
птички красные сидят.

Почти танка, трудно поверить, что писал русскоязычный поэт первой половины 20-го века. Или такое:

О мысль моя
Взглянувшая
В затылок человека
В соборе черепа
Молилась ты
Когда средь опаленной мглы
Задымленная живопись добра
Зазолотилась вновь
Небесными чертами
Ты мысль моя
У белого листа
Свидетельницей стань.
***


Когда стоишь ты рядом,
я богатею сердцем,
я делаюсь добрей
для всех людей на свете,
я вижу днем -
на небе синем - звезды,
мне жаль ногой
коснуться листьев желтых,
я становлюсь, как воздух,
светлее и нарядней.
А ты стоишь и смотришь,
и я совсем не знаю:
ты любишь или нет.
***
И стоит под кленами скамейка,
на скамье небес не замечая,
юноша, как тонкий дождик,
пальцы милой женщины руками,
словно струны, тихо задевает.
А в ладонях у нее сирени,
у плеча кружевная пена,
и средь тишайших ресниц
обетованная земля, -
на прозрачных лугах
ни забот, ни тревог,-
одно сердце поет
в берестяной рожок
о свершенной любви.
***
Есть третий глаз -
всевидящее око, -
им скульптор награжден,
художник и поэт:
он ловит то,
что прячется за свет
и в тайниках живет
не названное словом...

Чистейшие, прозрачные, как акварель, стихи, где немногими словами о многом. Кажется, цитируй да рассказывай, но пост о Ксении Некрасовой у меня долго не складывался, не собирался воедино. Когда читаешь о ней, возникает слишком много вопросов, а ответы очень условны. Сведения о ее жизни противоречивы и не всегда достоверны, опубликованные стихи подвергались основательной редакторской правке, в рукописях тоже встречались варианты - какой из них считать окончательным, если ее почти не издавали?

Первый пласт - то, что бродит по многим публикациям. Существо незащищенное и открытое, наделенное поэтическим даром от Бога, с детски непосредственным взглядом на мир. Ее стихи не принимают чиновники от литературы, и не понимают равнодушные обыватели, окружающие относятся брезгливо-насмешливо, трагические потери, нищета и неприкаянность преследуют ее до конца жизни.

Вот Ярослав Смеляков и самое-рассамое известное стихотворение о ней:

Ксеня Некрасова

Что мне, красавицы, ваши роскошные тряпки,
ваша изысканность, ваши духи и белье?—
Ксеня Некрасова в жалкой соломенной шляпке
в стихотворение медленно входит мое.

Как она бедно и как неискусно одета!
Пахнет от кройки подвалом или чердаком.
Вы не забыли стремление Ксенино это —
платье украсить матерчатым мятым цветком?

Жизнь ее, в общем, сложилась не очень удачно:
пренебреженье, насмешечки, даже хула.
Знаю я только, что где-то на станции дачной,
вечно без денег, она всухомятку жила.

На электричке в столицу она приезжала
с пачечкой новых, наивных до прелести строк.
Редко когда в озабоченных наших журналах
вдруг появлялся какой-нибудь Ксенин стишок.

Ставила буквы большие она неумело
на четвертушках бумаги, в блаженной тоске.
Так третьеклассница, между уроками, мелом
в детском наитии пишет на школьной доске.

Малой толпою, приличной по сути и с виду,
сопровождался по улицам зимним твой прах.
Не позабуду гражданскую ту панихиду,
что в крематории мы провели второпях.

И разошлись, поразъехались сразу, до срока,
кто — на собранье, кто — к детям, кто — попросту пить,
лишь бы скорее избавиться нам от упрека,
лишь бы быстрее свою виноватость забыть.

Добавим сюда, что родители ее неизвестны, она воспитывалась в приюте и была удочерена семьей учителя. Училась в техникуме, потом поступила в Литературный институт. 1937 год - первые публикации, вышла замуж за горного инженера, родился сын. Потом война, эвакуация, бомбежка эшелона. Грудного ребенка убило у нее на руках осколком, муж сошел с ума, а у нее случилось что-то вроде воспаления мозга, пострадали психические функции и моторика, и она стала вот такой - не от мира сего. http://2002.novayagazeta.ru/nomer/2002/16n/n16n-s30.shtml - довольно распространенная версия биографии.

Читая такое, испытываешь острое сострадание, вину, как Смеляков, но... начинаем копать.

Действительно, родилась в 1912 году, взята из приюта, приемный отец то ли учитель, то ли подъячий в селе Ирбитские Вершины (сейчас поселок Алтынай в Свердловской области). Во время гражданской войны семья рассеялась. Жила в городе Ирбите у тетки (родная? приемная?), поступила в техникум, но не закончила из-за болезни, предположительно, энцефалита - видимо психические и физические отклонения возникли как раз тогда, а не во время войны. Сокурсник по Литературному институту, Николай Глазков, вспоминал, как после занятий друзья застегивали ей пальто, завязывали шарф - руки плохо слушались ее - и отправлялись к памятнику Пушкина читать стихи.

1937 год - первая публикация в журнале "Октябрь" и похвалы Николая Асеева. 1939 год - вышла замуж за инженера Сергея Высотского, незадолго до войны родился сын Тарас. Полную неприспособленность Ксении к быту вспоминают все знавшие ее, но видимо держали домработницу, тогда это было распространено.

Затем война, эвакуация, ребенок умирает от малярии. Это не менее ужасно, чем, под бомбежкой, но менее драматично, и есть свидетельства современников. Та, первая версия, существовала лишь в одном из писем Ксении, а ей было свойственно мешать правду и фантазию.

Из ее рассказов о себе - думаю, здесь стоит верить.

«…Я не могла сидеть на месте и ходила из дома в дом, из квартиры в квартиру… Я ходила по шахтам в черном длиннейшем пальто, старом, подпоясанная веревкой, в шахтерских огромных чунях, привязанных шнурками, с палкой в руке, забывая и день и ночь, в полном равнодушии к собственному жилью. И люди давали мне кусочки хлеба или тарелку супа или каши…»

«Проезжающие киргизы и узбеки называли меня дервишем, так как я бормотала себе под нос свои стихи или произносила их вслух, а в руках у меня всегда был карандаш и бумага. Иногда киргизы останавливались и делились со мной лепешками или вяленой бараниной. Хлопали меня по плечу и направлялись дальше, а я шла своей дорогой…»

Из воспоминаний О. Е. Наполовой - интересно, она относилась к красавицам с роскошными тряпками? Я не нашла портрета. (Ольга Ефимовна Наполова, сестра Еликониды (Лили) Ефимовны Поповой-Яхонтовой, жены актера и чтеца Владимира Николаевича Яхонтова. После самоубийства Владимира Николаевича Яхонтова в 1945 году Ксения поселилась в доме его вдовы и долгое время жила у Лилии Поповой-Яхонтовой, ночуя на полу под роялем, на котором стояла урна с прахом В.Н. Яхонтова.Сестры много сделали для формирования архива Ксении Некрасовой, предоставив собранные и систематизированные рукописи Ксении.)

Замужем она была за инженером. Интересно, что за ее неполноценность в смысле бытовом, он все-таки окружил ее заботой вплоть до приобретения дамских вещей. Перед войной она родила мальчика Тарасика. Видимо, помогала ей во всем няня, которая и обслуживала ее. Но наступил 1941 год.

Шахты эвакуировали. У Ксении есть стихотворение, которое называется “41 год”. В нем описана картина отступления. На эвакуацию пришелся самый тяжелый момент в ее жизни. Беспомощность в быту, болезнь ребенка и смерть разрушили их семью. Муж потерял рассудок и не смог работать. Получал паек хлеба. Украдкой съедал свою норму хлеба, прикрываясь газетой. Впоследствии его состояние ухудшилось, он искал по помойкам съедобные отбросы. Ксения голодала. Окружающие по доброте сердца стали ей советовать идти в Ташкент. Она собрала свои стихи в мешок и пошла пешком. По дороге жила подаянием от кишлака до кишлака. В Ташкент пришла опухшая, оборванная, грязная.

Шла к русскому храму, чтобы умереть. Но кто-то встретил из знакомых.

Приняла участие в ее судьбе Ахматова. Послушала стихи, накормила и определила жить.

Ксения недолго прожила в Ташкенте. Вскользь были разговоры, будто она окружающим в тягость. На том основании, что опять-таки не справлялась с бытом. Ахматова отправила ее в Москву с писательским пайком! И в скором времени за паек ее приняла старушка в своем доме в Болышево.

Беда в том, что жизнь в нормальных условиях для человека такого склада возможна либо в большой семье, где его принимают как есть, со всеми девиациями, либо если кто-нибудь полностью берет на себя все бытовые проблемы. Но Ксения Некрасова - не Эмили Дикинсон, жившая в относительно состоятельной семье и в благополучные времена, а второй вариант практически нереален для женщины не молодой, не красивой и не слишком здоровой психически.

Анне Ахматовой

А я встала нынче
на рассвете...
Глянула -
а дом попался в сети
из зеленых черенков и почек
и из тонких,
словно тина, веток.
Обошла я все дома в квартале -
город весь в тенетах трепетал.
Спрашивала я прохожих -
где же пряхи,
что сплетали сети?
На меня глядели с удивленьем
и в ответ таращили глаза.
Вы скворцов
доверчивей все, люди!-
думаете, это листья?
Просто яблони
и просто груши?...

Вот проходит мимо
женщина
под рябью...
Голова седая,
а лицо как стебель,
а глаза как серый
тучегонный ветер...
- Здравствуйте, поэт, -
сказала я учтиво.

Жаловалась Анна:
- А я встала рано
и в окно увидела цветы...
А в моем стакане
розы с прошлых весен -
все не сохли розы.
Из друзей никто мне нынче
не принес весны.
Я сейчас с мальчишкой
здесь, на тротуаре,
из-за ветки вишни
чуть не подралась.
Все равно всю ветку
оборвет мальчишка...

Ташкент, послевоенная Москва - тут информации побольше. С ней было нелегко. Ее называли юродивой, но юродивые не добры, не благостны. Ахматова ее ценила. Ахматова в эвакуации безоглядно щедро помогала многим, но и сама существовала благодаря помощи других, тоже была над бытом.

Г.Л. Козловская:
Бедную, голодную, затурканную, некрасивую и эгоцентрично-агрессивную Некрасову легко было пихать, высмеивать и отталкивать. Но Анна Андреевна была самой прозорливой и самой доброй. Она прощала ей все ее выходки, грубости, непонимание, словно это было дитя, вышедшее из леса, мало знавшее о людях и еще меньше о самой себе.

С. Сомова:
Появилась Ксения Некрасова в своем лохмотьевом пальто и с котомкой, полной интереснейших стихов, пришла к Ахматовой, сказала: "Я буду у вас ночевать". Вы, мол, на кровати, а я на полу, только дайте мне свой матрасик. Потом она попросила одеяло, потом - подушку, и Ахматова ей все отдавала. "Ну что ж, - говорила Анна Андреевна, - Ксения считает, что если она поэт - ей все можно. А она - поэт". Потом Ксения покусилась на кровать Анны Андреевны, и не знаю, чем бы все это кончилось, если бы она не нашла себе более удобного жилища.

Валентин Берестов. Ему тогда было пятнадцать лет:
Еще записи в дневнике 1943 года. 31 апреля. "Поэтесса Некрасова. Муж сошел с ума, сын умер, сама полусумасшедшая. Открыла грудь перед Ахматовой: "У меня нет насекомых". Это рассказала мне Надежда Яковлевна (Мандельштам) Сумасшедшего мужа она домыслила для полноты образа. Мне было понятно, почему Ксения Некрасова, приехав в Ташкент из своего горного кишлака, куда ее, москвичку, загнала военная судьба, поселилась прямо у Ахматовой в ее узенькой комнатушке. У Ксении не было семьи. Своею семьей она считала хороших поэтов: чем лучше поэт, тем он для нее роднее. Вот и пришла к Ахматовой, как к родственнице.

Глядите, люди, -
девка пред солдатом
средь бела дня, насмешек не стыдясь,
стоит в тени розовых акаций
и стриженную голову его
все гладит, гладит
легкою рукою...
***
Когда приходит горькая печаль
Кому мне исповедь держать
— Богу
— В бога я не верю
— Друзьям
— Но нету друга у меня
— А людям?
— Что ж люди
Изверилась я в них
Мучительно описывать себя
И в думах проходить
Уж пройденную землю
Мой материк
Что исчислен годами
И за спиной остался
В тридцать лет.
Там юность робкая живет
Побитая житейскими камнями
Она еще доверчиво глядит
На пальцы грязные
что камни подымали.
***
Когда ты голоден
И хлеба
Второй год недоедаешь
Все мраморы идей
И хрустали искусств
Луга любви
И бойницы и башни души
Все суховей
Сметает с тела
И остаются очерки костей
Да зеркала обширные зрачков
Приложены меж острых комков
На высохшем лице.

Было и другое. Не знаю, чем ей не угодили те женщины.

Полячки

Я их встречала на вокзалах
В событьях грозные войны
И не было в них красоты
Иль азиаты мы
И вкусы наши несличимы
Но женщины у нас ценимы

Обширностью сердец
Величьем форм
И благородством внутренних порывов
Я в польках
Не встречала этих черт
Какие-то
Кусочки крепдешина
На локонах сомнительных чистот
Остроконечный колпачок
По моде выщипаны брови
И на губах
и на щеках
И за ногтями розовая грязь
И океанами забот
Зрачки лежат без берегов
Разглажена ли
складка на заплате
Что грудь немытую
От взора бережет.

Некрасова вернулась в Москву и оказалась в роли городской сумасшедшей, весьма специфической - среди московской интеллигенции. Где-то ее принимали, где-то с трудом терпели, но в военном и послевоенном городе с карточками, полуразваленным бытом, почти поголовной бедностью с ней худо-плохо делились едой, ночлегом и одеждой.

, городской округ Сухой Лог , Свердловская область)

Ксе́ния Алекса́ндровна Некра́сова (18 января - 17 февраля ) - русский, советский поэт .

Биография

Ксения Некрасова родилась в селе Ирбитские Вершины Пермской губернии (ныне - посёлок городского типа Алтынай Сухоложского района Свердловской области). В автобиографии писала: «Родителей своих не помню. Взята была из приюта семьёй учителя на воспитание».

Окончив семилетку, поступает в Ирбитский педагогический техникум. Но проучилась в нём Ксения только 2 месяца, так как техникум закрыли. В августе 1930 года поступила на отделение политпросветработы агропедтехникума Шадринска . Потом была культработником на Уральском заводе тяжёлого машиностроения. В 1935 году Свердловский обком комсомола направил Ксению Некрасову в Москву на учёбу.

В 1943 году в Ташкенте Ксения знакомится с Анной Ахматовой . Строгая на похвалу Ахматова высоко оценила её талант «За всю жизнь я встречала только двух женщин-поэтов. Марину Цветаеву и Ксению Некрасову». Благодаря ей Ксения получала писательский паек. В 1944 году Ахматова дала К. А. Некрасовой рекомендацию для вступления в Союз советских писателей. Но в Союз писателей Некрасову не приняли. .

В 1955 году в Москве в издательстве «Советский писатель» вышел сборник стихов Некрасовой «Ночь на баштане».

Умерла 17 февраля 1958 года в Москве от инфаркта. Урна с прахом захоронена в колумбарии Донского кладбища . Через месяц после смерти поэтессы вышел её сборник «А земля наша прекрасна!». Через два года «Советский писатель» выпустил сборник вторично, значительно расширив его содержание.

Издания

  • Ночь на баштане: Стихи. - М .: Советский писатель, 1955. - 35 с. - 5000 экз.
  • А земля наша прекрасна!: Стихи. - М.: Сов. писатель, 1958. - 50 с. - 10 000 экз.
    • Изд. 2-е, дополненное. - М.: Сов. писатель, 1960. - 98 с. - 5000 экз.
  • Стихи / Сост. Л. Е. Рубинштейн. - М.: Сов. писатель, 1973. - 160 с. - 17 000 экз.
  • Мои стихи / Сост. Л. Е. Рубинштейн. - М.: Сов. Россия, 1976. - 176 с. - 25 000 экз.
  • Судьба: Кн. стихов / [Авт. предисл. Л. Рубинштейн; Худож. М. Дорохов]. - М.: Современник, 1981. - 143 с.
  • Я часть Руси: Стихи / [Послесл. В. П. Тимофеева]. - Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 1986. - 63, с. - 5000 экз.
  • Ксения Некрасова: Сб. - М.: Слово, 1995. - 103 с. - (Самые мои стихи).
  • В деревянной сказке: Стихотворения / [Сост., подгот. текста и послесл. И. И. Ростовцевой; Ил. Н. А. Петровой]. - М.: Худ. лит., 1999. - 317, с.
  • На нашем белом свете: Стихи, наброски, воспоминания современников. - Екатеринбург: Банк культур. информ., 2002. - 334, с. - (Библиотека поэзии Каменного пояса).

О ней

  • Ксения Александровна Некрасова (1912-1958): библиографический указатель / [Сост. О. В. Малахова; Вступ. ст. В. М. Платоненко]. - Шадринск: Исеть, 2004. - 45 с. - (Центр. б-ка им. А. Н. Зырянова, методико-аналит. отд.).
  • Бухарова И. Г. Странница: о судьбе и поэзии Ксении Некрасовой. - Иркутск: Иркутский государственный университет, 2006. - 148 с.

Антологии

  • Некрасова К. // Антология русской советской поэзии. 1917-1957. - Т. 2. - М ., 1957. - С.
  • Некрасова К. // Русская советская поэзия Урала: Антология. - Свердловск, 1983. - С. 123-126.
  • Некрасова К. // Русская поэзия. ХХ век: Антология / Под ред. В. А. Кострова. - М .: Олма-Пресс, 2001. - С. 414-416.

См. также

Напишите отзыв о статье "Некрасова, Ксения Александровна"

Литература

  • Мартынов Л. Царская дочь / Дар будущему: Стихи и воспоминания. - М .: Вече, 2008. - С. 534-541. Доступно в
  • Мацуев Н. Русские советские писатели 1917-1967: Материалы для биографического словаря. - М ., 1981. - С. 156.
  • Рубинштейн Л. Е. Ксения Некрасова и её стихи // Некрасова К. Стихи. - М .: Советский писатель, 1973. - С. 3-6.
  • Рубинштейн Л. Е. Об авторе // Некрасова К. Мои стихи. - М .: Советская Россия, 1976. - С. 5-7.

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Некрасова, Ксения Александровна

Будем читать лучше Апостолов и Евангелие. Не будем пытаться проникнуть то, что в этих книгах есть таинственного, ибо как можем мы, жалкие грешники, познать страшные и священные тайны Провидения до тех пор, пока носим на себе ту плотскую оболочку, которая воздвигает между нами и Вечным непроницаемую завесу? Ограничимся лучше изучением великих правил, которые наш Божественный Спаситель оставил нам для нашего руководства здесь, на земле; будем стараться следовать им и постараемся убедиться в том, что чем меньше мы будем давать разгула нашему уму, тем мы будем приятнее Богу, Который отвергает всякое знание, исходящее не от Него, и что чем меньше мы углубляемся в то, что Ему угодно было скрыть от нас, тем скорее даст Он нам это открытие Своим божественным разумом.
Отец мне ничего не говорил о женихе, но сказал только, что получил письмо и ждет посещения князя Василия; что касается до плана супружества относительно меня, я вам скажу, милый и бесценный друг, что брак, по моему, есть божественное установление, которому нужно подчиняться. Как бы то ни было тяжело для меня, но если Всемогущему угодно будет наложить на меня обязанности супруги и матери, я буду стараться исполнять их так верно, как могу, не заботясь об изучении своих чувств в отношении того, кого Он мне даст супругом.
Я получила письмо от брата, который мне объявляет о своем приезде с женой в Лысые Горы. Радость эта будет непродолжительна, так как он оставляет нас для того, чтобы принять участие в этой войне, в которую мы втянуты Бог знает как и зачем. Не только у вас, в центре дел и света, но и здесь, среди этих полевых работ и этой тишины, какую горожане обыкновенно представляют себе в деревне, отголоски войны слышны и дают себя тяжело чувствовать. Отец мой только и говорит, что о походах и переходах, в чем я ничего не понимаю, и третьего дня, делая мою обычную прогулку по улице деревни, я видела раздирающую душу сцену.
Это была партия рекрут, набранных у нас и посылаемых в армию. Надо было видеть состояние, в котором находились матери, жены и дети тех, которые уходили, и слышать рыдания тех и других. Подумаешь, что человечество забыло законы своего Божественного Спасителя, учившего нас любви и прощению обид, и что оно полагает главное достоинство свое в искусстве убивать друг друга.
Прощайте, милый и добрый друг. Да сохранит вас наш Божественный Спаситель и его Пресвятая Матерь под Своим святым и могущественным покровом. Мария.]
– Ah, vous expediez le courier, princesse, moi j"ai deja expedie le mien. J"ai ecris а ma pauvre mere, [А, вы отправляете письмо, я уж отправила свое. Я писала моей бедной матери,] – заговорила быстро приятным, сочным голоском улыбающаяся m lle Bourienne, картавя на р и внося с собой в сосредоточенную, грустную и пасмурную атмосферу княжны Марьи совсем другой, легкомысленно веселый и самодовольный мир.
– Princesse, il faut que je vous previenne, – прибавила она, понижая голос, – le prince a eu une altercation, – altercation, – сказала она, особенно грассируя и с удовольствием слушая себя, – une altercation avec Michel Ivanoff. Il est de tres mauvaise humeur, tres morose. Soyez prevenue, vous savez… [Надо предупредить вас, княжна, что князь разбранился с Михайлом Иванычем. Он очень не в духе, такой угрюмый. Предупреждаю вас, знаете…]
– Ah l chere amie, – отвечала княжна Марья, – je vous ai prie de ne jamais me prevenir de l"humeur dans laquelle se trouve mon pere. Je ne me permets pas de le juger, et je ne voudrais pas que les autres le fassent. [Ах, милый друг мой! Я просила вас никогда не говорить мне, в каком расположении духа батюшка. Я не позволю себе судить его и не желала бы, чтоб и другие судили.]
Княжна взглянула на часы и, заметив, что она уже пять минут пропустила то время, которое должна была употреблять для игры на клавикордах, с испуганным видом пошла в диванную. Между 12 и 2 часами, сообразно с заведенным порядком дня, князь отдыхал, а княжна играла на клавикордах.

Седой камердинер сидел, дремля и прислушиваясь к храпению князя в огромном кабинете. Из дальней стороны дома, из за затворенных дверей, слышались по двадцати раз повторяемые трудные пассажи Дюссековой сонаты.
В это время подъехала к крыльцу карета и бричка, и из кареты вышел князь Андрей, высадил свою маленькую жену и пропустил ее вперед. Седой Тихон, в парике, высунувшись из двери официантской, шопотом доложил, что князь почивают, и торопливо затворил дверь. Тихон знал, что ни приезд сына и никакие необыкновенные события не должны были нарушать порядка дня. Князь Андрей, видимо, знал это так же хорошо, как и Тихон; он посмотрел на часы, как будто для того, чтобы поверить, не изменились ли привычки отца за то время, в которое он не видал его, и, убедившись, что они не изменились, обратился к жене:
– Через двадцать минут он встанет. Пройдем к княжне Марье, – сказал он.
Маленькая княгиня потолстела за это время, но глаза и короткая губка с усиками и улыбкой поднимались так же весело и мило, когда она заговорила.
– Mais c"est un palais, – сказала она мужу, оглядываясь кругом, с тем выражением, с каким говорят похвалы хозяину бала. – Allons, vite, vite!… [Да это дворец! – Пойдем скорее, скорее!…] – Она, оглядываясь, улыбалась и Тихону, и мужу, и официанту, провожавшему их.
– C"est Marieie qui s"exerce? Allons doucement, il faut la surprendre. [Это Мари упражняется? Тише, застанем ее врасплох.]

Равиль Валеев

Цикл «Забытые имена»

Некрасова Ксения Александровна (1912-1958)

Ксения Некрасова - поэтесса, имя которой овеяно многочисленными мифами и легендами. Литератор, который так и не стал членом Союза писателей СССР, но получивший квартиру по линии этого Союза за неделю до сердечного приступа, который оборвал её жизнь на лестничной площадке возле этой квартиры. Кстати, один из мифов говорит, что сердечный приступ был вызван очередным отказом на просьбу о вступлении в Союз писателей СССР, поэтому якобы Ксения повторила судьбу гоголевского Акакия Акиевича.

Ксения Некрасова родилась 18.01.1912 года в деревне Ирбитские Вершины Пермской губернии. О родителях ничего не известно. О детстве известно лишь, что из приюта забиралась на воспитание в семью местного учителя. Мифы утверждают, что она - дочь Григория Распутина.

По окончании семилетки училась в Ирбитском педагогическом техникуме. Была культработником на Уральском заводе тяжёлого машиностроения.

В 1935 году по путёвке Свердловского обкома комсомола уехала на учёбу в Москву.

В 1937 году журнал «Октябрь» напечатал подборку её стихов с предисловием Николая Асеева.

1937 - 1941 год учёба в Литинституте им Горького, в этот период выходит замуж и рожает первого сына.

Во время эвакуации попадает под бомбёжку, в которой у неё на руках осколком убивает сына. Это привело к развитию травматического энцефалита. Во время эвакуации она разошлась с мужем и в 1944 году вернулась одна в Москву. Началась жизнь без профессии и без определённого места жительства. Ксения пишет стихи и постоянно пытается их напечатать. В 1950 году художник Фальк написал её портрет. В 1951 году Ксения рожает второго сына. Союз писателей определяет её в дом матери и ребёнка, где она проводит год. Сдав сына в детский дом, Ксения продолжает штурмовать литературные вершины, и в 1955 году выходит её первый сборник «Ночь на баштане».

Умерла Ксения Некрасова 17 февраля 1958 года за месяц до выхода второго сборника «А земля наша прекрасна», похоронена на Донском кладбище.

Творчество Ксении Некрасовой не имеет аналогов в советской литературе. Споры об её творчестве продолжаются до сих пор. Кто-то называет её первой советской верлибристкой, кто-то называет её стихи примитивно- лубочными, но то, что они оригинальны - факт.


Зачатие

Возникающий

Внутри моей головы

Под теменем у меня

Затылком погружённый

С тончайшим очертанием

Отлогого лба

И носа с раздуванием

Мягких ноздрей

На фоне моего мозга

Суть человечья

С нечеловеческим профилем

Но все равно людским

Как у всех у нас

Так зарождается

Выпивая мысли мои

И тело моё

Съедающее меня СЛОВО.

Буханка хлеба -

Это выше поэмы

Трилогия замыслов

Желаний и чувств

Не у каждого человека

В трагедию века

Имеется на день

Буханочный вкус.

О себе

Я долго жить должна -

я часть Руси.

Ручьи сосновых смол -

в моей крови.

Пчелиной брагой из рожка

поили прадеды меня.

Подружки милых лет,

как оленята из тайги,
водили по лугам меня

неизъяснимой красоты.

И шелест буйных трав

Мой возвышал язык.

Из детства

Я полоскала небо в речке

И на новой лыковой верёвке

Развесила небо сушиться.

А потом мы овечьи шубы

С отцовской спины надели,

В телегу,

И с плугом

Поехали в поле сеять.

Один ноги свесил с телеги

И взбалтывал воздух, как сливки,

А глаза другого глядели

В тележьи щели.

А колёса на оси,

Как петушьи очи, вертелись.

Ну, а я посреди телеги,

Как в деревянной сказке, сидела.

КОЛЬЦО

Я очень хотела

иметь кольцо,

но мало на перстень металла,

тогда я бураны,

снега и метель

решила расплавить

в весенний ручей

и выковать обруч кольца из ручья,-

кусок бирюзовой

московской весны

я вставила камнем в кольцо.

В нём синее небо

и дно голубое,

от мраморных зданий

туманы скользят.

Огни светофора

цветными лучами

прорезали площадь

в глубинные грани,

и ветви деревьев

от множества галок,

как пальмы резные,

средь сквера стоят.

Спаяла кольцо я,

надела я перстень,

надела, а снять не хочу.

Рублёв. Х V век

Поэт ходил ногами по земле,

а головой прикасался к небу.

Была душа поэта словно полдень,

2.Журнал «Знамя» №1 2012г статья Евгении Коробковой «Ксения Некрасова: «...Опечатала печалью слёз я божий дар из вышных слов»

3.Русская советская поэзия (антология) из серии Библиотека учителя «Художественная литература» Москва 1990г.

Но это не та Ксения, святая, Петербургская, это другая – Московская, с Урала, юродивая от поэзии.

Что мне, красавицы, ваши роскошные тряпки,
ваша изысканность, ваши духи и белье? –
Ксеня Некрасова в жалкой соломенной шляпке
В стихотворение медленно входит мое.

Как она бедно и как неискусно одета!
Пахнет от кройки подвалом или чердаком.
Вы не забыли стремление Ксюшино это –
платье украсить матерчатым мятым цветком?

Жизнь ее, в общем, сложилась не очень удачно:
пренебреженье, насмешечки, даже хула.
Знаю я только, что где-то на станции дачной,
вечно без денег, она всухомятку жила.

На электричке в столицу она приезжала
с пачечкой новых, наивных до прелести строк.
Редко когда в озабоченных наших журналах,
Вдруг появлялся какой-нибудь Ксенин стишок.

Ставила буквы большие она неумело
на четвертушках бумаги, в блаженной тоске.
Так третьеклассница, между уроками, мелом
в детском наитии пишет на школьной доске.

Малой толпою, приличной по сути и с виду,
сопровождался по улицам зимний твой прах.
Не позабуду гражданскую ту панихиду,
что в крематории мы провели второпях.

И разошлись, поразъехались сразу, до срока,
кто – на собранье, кто – к детям, кто – попросту пить,
лишь бы скорее избавиться нам от упрека,
лишь бы скорее свою виноватость забыть.

Ярослав Смеляков, 1964

В январе этого года Ксении Александровне Некрасовой исполнилось бы 105 лет. О ней и ее поэзии мы беседуем с Леонидом Петровичем Быковым, профессором кафедры русской литературы ХХ века Уральского федерального университета.

Я открываю сборник стихов Ксении Некрасовой, изданный в Челябинске в 1986 году: кажется, будто стихотворение написано сейчас, какой-то современной модной поэтессой:

Весна

Босоногая роща
всплеснула руками
и разогнала грачей из гнёзд.
И природа,
по последнему слову техники,
тонколиственные приборы
расставила у берёз,
а прохожий сказал о них,
низко склоняясь:
“Тише, пожалуйста, –
это подснежники…”

– Разве это советское? Как эти стихи вообще выходили в то время?

– Очень скупо выходили – при жизни у нее вышел только один сборничек, маленький, 14 стихотворений всего. Было несколько публикаций в конце тридцатых годов, а потом, увы – у нее репутация юродивой от поэзии, человека больного стихами. Литературная среда ее не понимала, отвергала.

Для русской литературы фамилия Некрасов знаковая – и Николай Некрасов, и Виктор Некрасов, но Ксению Некрасову знают меньше, даже на ее родине это имя известно не всем. Правда, на столетие ее рождения, в 2012 году, на ее родине, в поселке Алтынай Сухоложского района Свердловской области, прошел вечер памяти, и местной библиотеке было присвоено ее имя, а на доме, где она жила, появилось некое подобие мемориальной доски.

Обычно поэта узнаешь по стихам, а я сначала узнал ее имя и изображение – художники любили ее рисовать.

Известен портрет Некрасовой кисти Роберта Фалька – ее долгое время привечала семья этого художника. Интересен портрет работы Глазунова, у Бориса Слуцкого была одна строчка в стихотворении, посвященном Ксении Некрасовой: «Какие лица у поэтов». И меня заинтересовала ее личность, а потом я постарался отыскать ее стихи, но сделать это было очень трудно, потому что была только одна прижизненная публикация, которая вышла тоже при помощи нашего земляка, Степана Щипачева, а до шестидесятых годов она никак не издавалась.

Почему так было? В ХХ веке сложилось условное представление, каким должен быть поэт, – с одной стороны, книжное, с другой – бюрократическое: Союз писателей – это не что иное, как министерство литературы. Как в любом министерстве, там работали люди талантливые и бездарные, те, кто родились поэтами, и те, кто сами себя поэтами назначили.

Некрасова пришла в литературу с ощущением, что она нигде не училась, хотя она несколько лет училась в Литературном институте, и ее тамошний мастер, Николай Асеев, как раз и позволил ей впервые напечататься, причем в «Комсомольской правде» и журнале «Октябрь». Казалось бы, для провинциальной девочки, которая родилась в 1912 году в уральской глубинке, которая дважды училась в техникумах и не окончила их, потому что она с детства была болезненным существом, и вдруг – столичные публикации. А потом все пошло очень трудно.

Во время войны она оказалась в эвакуации в Ташкенте, а до этого, если верить ее биографам, эшелон, на котором она вместе с мужем и маленьким ребенком добиралась, оказался под бомбежкой. Муж был контужен, и сошел с ума потом, а сын погиб. И она несколько дней шла пешком до Ташкента…

В Ташкенте нашлись хорошие люди, из Академии наук, заботились о ней, а потом опеку над ней взяла Анна Ахматова. В воспоминаниях об Ахматовой мне встретилось свидетельство, что якобы Анна Ахматова сказала, что она «знала двух женщин поэтов – Цветаеву и Некрасову». И когда Ахматова заботилась о Некрасовой, это многих из окружения Ахматовой удивляло и даже возмущало.

“Законченный образец графомании”

– Она казалась сумасшедшей…

– Да, могу зачитать некоторые свидетельства, как рецензировали ее стихи: «Это декадентское ломание, манерная детскость для умиляющихся маститых дядь из узкого литературного кружка. Никакой творческой дисциплины, раздробленные кусочки таланта не собрались в поэтическое явление, факт поэзии, а ведь читателю мы имеем право давать только то, что кристаллизовалось, улеглось. Я против издания книги Некрасовой».

Или еще одно: «Надо призвать к ответственности товарищей, которые вводят в заблуждение нашу общественность относительно Ксении Некрасовой. Они издеваются над ней самой, ведь творчество ее в целом, не будет в обиду сказано, законченный образец графомании».

На сосновом табурете
блюдце чайное, как море,
с голубой водой стоит.
Ходит по морю синица
с черным глазом на боку.
За окошком снег идет –
птица в комнате живет.

А когда Ксения Некрасова пыталась вступить в Союз писателей, Михаил Светлов дает ей рекомендацию, отталкиваясь от первой книжечки ее стихов: «В книжке Некрасовой всего тринадцать небольших стихотворений и маленькая поэма, и нет ни одного стихотворения, в котором читателю не явилось бы что-то светлое и чистое, а пейзажи иногда просто поражают. В них природа не только переливается своими необыкновенными красками, в них еще видны непосредственные, подкупающие нас отношения к этим краскам. Если выразиться театральным языком, то сверхзадача всего творчества Некрасовой – единство природы и человека. У нее цветы, как люди и люди, как цветы».

И после этой характеристики поэзии Некрасовой Михаил Светлов делает естественный для него, поэта, вывод: «Принимая Ксению в Союз, мы приобретаем талантливого товарища, у которого есть такие душевные достоинства, которых мы бываем лишены. А членский билетик поможет ей продолжить работу и облегчит ее весьма трудное бытовое положение». Но в Союз писателей ее так и не приняли.

Она получила свою собственную комнату за несколько недель до смерти, но пожить там не успела – ее жизнь закончилась 17 февраля 1958 года. Через несколько дней после ее похорон вышла вторая книга стихов. Первая книжка называлась «Ночь на баштане», вторая – «А земля наша прекрасна!». Отважиться на такое простодушное и искреннее признание, наверное, сегодня не каждый сможет…

– Мне попадалась сравнение Ксении Некрасовой с Акакием Башмачкиным: что она так хотела попасть в Союз писателей, а когда не приняли – умерла от горя…

– Это стало для нее потрясением, и могло ускорить кончину – она больше ничего не умела, кроме как писать стихи, она жила во имя этого. Такому человеку живется, с одной стороны, трудно, но с другой – легко.

На столе открытый лист бумаги,
чистый, как нетронутая совесть.
Что-то запишу я
в памяти моей?
Почему-то первыми на ум
идут печали.
Но проходят и уходят беды,
а в конечном счёте остаётся
солнце, утверждающее жизнь.

Мне кажется, это очень точное мироощущение поэта: правильно соотносить дары судьбы и удары судьбы. Как бы ни были сильны удары, но понимание дара видеть мир поэтично и уметь это мировосприятие выразить в слове – несравнимо со всей бездомностью, непризнанностью.

Самое главное – она сама была уверена, что она поэт.

К счастью, находились люди, которые ее поддерживали: тот же Николай Асеев, представляя ее самые первые стихи, понимал грядущие упреки в том, что стихи сыроваты – у нее нет в стихах привычной для поэзии рифмы, особенно для советской. У человека, литературно не слишком изощренного, первый признак стихотворения – наличие рифмы.

А она могла рифмовать, а могла и отказаться от рифмы в одном и том же стихотворении, или писать вообще свободным стихом. Но в поэзии главное – образное, самостоятельное освежающее мировосприятие. Сегодняшняя западноевропейская поэзия уже во многом от рифмы отказалась, но поэтов во Франции, Чехии, Польше меньше не стало.

Но Некрасова имеет наши родные русские корни, ведь «Слово о полку Игореве» – это тоже поэзия. Для меня в Некрасовой главное свойство – это ощущения человека, который первым на земле себя почувствовал поэтом. И это чувство диктует строчки многих стихов Некрасовой.

Без подражания, сама по себе

– Никакого влияния не ощущается?

– Нет-нет! Любой поэт с чего начинает? У Давида Самойлова есть строчка: «Начнем с подражания». Практически все поэты начинают кому-то подражать. Совсем недавно вся русская поэзия переболела подражанием Бродскому. Были периоды, когда многие начинающие «пастерначили», «мандельштамили». Женщины-поэты подражали Ахматовой и Цветаевой. А у Некрасовой невозможно назвать литературных предшественников, она сама по себе.

Ночное

На земле,
как на старенькой крыше,
сложив темные крылья,
стояла лунная ночь.

Где-то скрипка тонко,
как биение крови,
без слов улетала с земли.
И падали в траву
со стуком яблоки.
И резко вскрикивали
птицы вполусне.

Лирические зарисовки… Кажется, что их можно бы и продолжить, зарифмовать, но здесь главное – свежесть и новизна.

Из детства

Я полоскала небо в речке
и на новой лыковой веревке
развесила небо сушиться.
А потом мы овечьи шубы
с отцовской спины надели
и сели
в телегу
и с плугом
поехали в поле сеять.
Один ноги свесил с телеги
и взбалтывал воздух, как сливки,
а глаза другого глазели
в тележьи щели.
А колеса на оси,
как петушьи очи, вертелись.
Ну, а я посреди телеги,
как в деревянной сказке, сидела.

Это стихотворение из сборника, который я составлял к девяностолетию Ксении Некрасовой. В Екатеринбурге, в издательстве «Банк культурной информации» удалось издать эту книгу – «На нашем белом свете». На сегодня это – самое полное представление ее стихов, набросков, прозаических записей, стихов и воспоминаний о ней.

В Москве есть архив Ксении Некрасовой, возникший благодаря людям, которые о ней заботились, у которых она порой месяцами жила: семья художника Фалька, семья артиста Владимира Яхонтова – они сохранили многие ее рукописи.

Мне доводилось работать в архивах разных поэтов – у некоторых все разложено по папочкам, систематизировано, а здесь – хаотичный набор бумажек, листочков – не традиционных, формата А4, а обрывков, оборотов квитанций, железнодорожных билетов, вырезок из школьных тетрадок. И почерк у нее как будто первоклассника. Она пережила тяжелую болезнь, возможно, энцефалит, и руки ее плохо слушались.

Ксения Некрасова. Ирбит, 1929 год

– У нее совершенно не было депрессивных стихотворений – она их или уничтожала или не писала в таком состоянии…

– Да, она считала такое состояние противопоказанным поэзии. Она нередко испытывала это состояние, но в стихи не допускала.

«О мой талант…»

О мой талант,
дай силу мне
мой тяжкий труд
окончить до предела.
Не отнимай всепокоряющую кисть,
дай искренность в словах,
дай правду жесткую в чертах
людей и подвигов,
что выну из души.

Ксения Некрасова дала одну из самых точных характеристик того времени, в которое ей выпало жить – я впервые опубликовал их в этой книге, мне кажется ни у кого из современников, поэтов, не было таких признаний:

ХХ век
конца сороковых годов
стоял – налитый до краев
свинцовой влагою трагедий,
хотя и кончилась война.

Ведь многие жили радостной мыслью: одержали победу, жизнь будет прекрасной, а здесь другое ощущение.

Если взять конец ХХ столетья/ и разломить его посередине, /не клеток нервное сплетенье/ мы обнаружим в сердцевине, /а металлических кристаллов остроугольные сцепленья.

Быть может, непосредственность души/ обильем воли заглушили.

Очень точный диагноз недуга всей человеческой цивилизации середины-конца ХХ столетия.

Непосредственность или неряха?

Некрасова сегодня дорога тем, что ее стихи являют нам «непосредственность души». Русское слово «непосредственность», с одной стороны, говорит об искренности, сердечности, а с другой – она «не посредственна», содержательна, уникальна, наполнена смыслом.

– Не все ведь смогли увидеть в ней эту непосредственность: например, Лидии Чуковской она показалась хитрой, неприятной, другим Некрасова казалась сумасшедшей, идиоткой, неряхой. Сейчас сказали бы «бомжиха» – ходит по людям, живет, неизвестно как. Это маска была на ней?

– Это не маска: за бытовым человеком поэта бывает очень трудно увидеть. И сегодня есть примеры похожие, как складываются судьбы поэтов.

Я никогда не забуду про Ксюшу,
Ксюшу,
похожую на простушку,
с глазами косившими, рябоватую,
в чем виноватую?

Виноватую
в том, что была рябовата, косила
и некрасивые платья носила…

Что ей от нас было, собственно, надо?
Доброй улыбки,
стакан лимонада,
да чтоб стихи хоть немножко печатали,
и чтобы приняли Ксюшу в писатели…

Мы лимонада ей, в общем, давали,
ну а вот доброй улыбки –
едва ли,
даже давали ей малые прибыли,
только в писатели Ксюшу не приняли,
ибо блюстители наши моральные
определили –
она ненормальная…

Люди,
нормальные до отвращения,
вы –
ненормальные от рождения.
Вам ли понять, что, исполнена мужества,
Ксюша была беременна музыкой?

Так и в гробу наша Ксюша лежала.
На животе она руки держала,
будто она охраняла негромко
в нем находящегося ребенка…

Ну а вот вы-то, чем вы беременны?
Музыкой, что ли,
или бореньями?
Что вы кичитесь вашей бесплотностью,
люди,
беременные бесплодностью?

Вам не простится
за бедную Ксюшу.
Вам отомстится
за Ксюшину душу.

Евгений Евтушенко, 1965

“А ты что в президиуме сидишь? Стихи-то у тебя плохие!”

– В биографии много белых пятен? О рождении, родителях…

– Ее биография часто основывается на ее собственных признаниях, но она эти признания сама вольно или невольно мифологизировала. Мы пробовали отыскать документы, в том же Ирбитском техникуме, где она училась, найти людей, которые ее бы знали, но не нашли. В ее автобиографии есть строчки, что в 1930 году она работала культработницей на Уралмаше, и оттуда Свердловский обком ВЛКСМ направил ее «на учебу и на лечение в Москву», но следов этого нет никаких.

Поэт Иван Бауков, у которого было два смежных чуланчика в переделкинском доме барачного типа, вспоминал: «Ксюша приехала ко мне, я ей на топчан старую шинель постелил. Только стал засыпать, стук в дверку: Вань, а Вань, дай мне ваты.

Пошел по соседям, разбудил, извинился: женщина, поди разберись…

Снова заснул, но ненадолго; она опять в дверь колотит: Вань, а Вань, достань бинтика!

Соседи обложили меня - глухая ночь уже была,- но кусок бинта дали. Держи, говорю, горе ты мое.

Через четверть часика Ксюша опять стучит: нет ли иголки с ниткой?! Слава богу, хоть это у меня нашлось.

Сон пропал, голова трещит, кручусь под одеялом… И тут, безо всякого стука, дверь открывается, и на пороге - она! Вся в белом, как святая. И сияет, честное слово. Только нимба над головой не хватает.

- Ваня, погляди, каких я куколок наделала!..»

Ребенок… Ей хотелось сделать что-то красивое, а то, что ничего у нее нет или что вечер – она с этим не считается, бытовые, этикетные формулировки для нее не существуют.

А вот воспоминания поэта Леонида Мартынова, связанные с ее происхождением:

«- О, если б ты знал! Но, впрочем, я и сама только догадываюсь о тайне своего происхождения. Слушай! Но только никому, никому не рассказывай!.. Ты знаешь, что я с Урала. Но кто я? Я только догадываюсь, кто я.
Глаза ее загорелись, затем сузились и, наконец, широко раскрылись, как бы от удивления всем тем, о чем она сама о себе догадалась.
И путано, шепотом она поведала мне об этой загадке. Из ее рассказа выходило, что она - сирота, а воспитавший ее уральский священник скрывал от нее, но не мог скрыть, она догадалась, что ее родители были не ее родители, и вообще она царского происхождения… Словом: Урал, Тюмень, Тобольск, вот в чем дело!
- Понимаешь? - прошептала она. - Я вроде как принцесса!
- Ты? Принцесса? - засмеялся я. - Ты самозванка, вот кто ты, Ксюша!
- Нет! Я не из тех известных царских дочерей, великих княжон, – возразила она, - а тут что-то другое. И по времени так выходит.
Я, помнится, начал доказывать, что это бред. Что Николай Второй едва ли мог и хотел в Тобольске заниматься амурами, и вообще это вздор, и она даже вовсе не похожа лицом на Романовых.
- Но почему в таком случае, - воскликнула она горячо, - почему ко мне относятся, как к какой-то принцессе? Почему меня не признают? Почему меня гонят, не дают ни говорить, ни печататься, как будто бы я чуждый элемент? Как будто я действительно великая княжна! Будто бы мой дед не кто иной, как Александр Третий, знаешь, вот этот самый, который с лесенки антресольной тут, говорят, свалился, когда этот дом еще не был писательским клубом!..
И она зарыдала.
Пораженная логичностью собственных рассуждений, она повторяла:
- Нет, нет, видно, я в самом деле царская дочь!
- Дура! - воскликнул я. - Ты понимаешь, что ты болтаешь? Ты хочешь нажить себе неприятностей? Да и поделом тебе будет! А уж если ты хочешь знать, из твоих разговоров выходит, что скорее ты не царская дочь, а распутинская. Вот тебе и Тюмень, ты и лицом на него похожа!
Так хотел я отвести ее мысли о царском происхождении. Но тут же спохватился: хрен, подумал я, не слаще редьки. Внуши ей, что она распутинская дочка, - начнет толковать и об этом.
Так оно и вышло.
Через несколько дней общие наши знакомые, смеясь, рассказали мне, что Ксюша поговаривает, что она, вероятно, дочка Распутина. А еще через несколько дней Ксюша с таинственным видом сказала об этом и мне».

– Всё-таки это форма сумасшествия была или юродство?

– Юродство органично, это не игра сумасшедшего. Для Некрасовой это состояние было органичным, врожденным, возможно, оно было усилено болезнью.

Но возникает вопрос: а что такое нормальность? С точки зрения тех, кто писал отрицательные отзывы на ее стихи, она была ненормальной, и стихи – ненормальными.

Почему ее многие боялись – она приходила на писательские, поэтические собрания и могла прямо сказать: «А ты что в президиуме сидишь? Стихи-то у тебя плохие! Почему ты нами, поэтами, командуешь?»

Это нормальность или ненормальность? С точки зрения человека, привыкшего к определенному этикету, это ненормальность. Но с тем, что она говорила, многие соглашались, потому что это была правда, но из-за разных обстоятельств таких вещей сами не говорили.

Сегодня ей было бы еще труднее

– Почему она, как и многие поэты, «поторопилась родиться»? Жила тогда, когда ее не признавали? Сейчас было бы все иначе?

– Нет, я думаю, любому поэту надо совпасть с тем временем, которое он в состоянии выразить, состояние мира той эпохи. Время влияет на нас, но человек неподвластен времени целиком, он так или иначе его хозяин.

Думаю, что Некрасовой сегодня было бы еще труднее – тогда было больше внимания к литературе, к слову, училась же она в Литературном институте. Поэты не всегда ее поддерживали, но ведь не выгоняли с тех поэтических собраний, а сегодня бы ее и на порог не пустили, приняли бы ее рукописи, но никто и смотреть бы не стал.

Но Некрасова как поэт состоялась, сегодня она занимает в русской поэзии прочное место, гораздо более прочное, чем те, кто ее осуждал – кто сегодня, например, вспомнит поэта Александра Жарова?

– Сохранились дневниковые записи Некрасовой?

– Это не дневник в традиционном виде, это то, что не вмещалось в стихи, но ей казалось это ценным, интересным. На обрывках, как и стихи:

«Взрослые только притворяются взрослыми -

Думаете, украшения елочные они для ребят покупают? Сами себя, не хуже младенцев, забавляют, а внешне посмотришь - очки, шляпа, портфель в руках.

А у самого в кабинете - медвежата на столе. Да и эти туалетные безделушки - тоже игрушки. Человек до конца своих дней остается ребенком, только мозговые линии умножаются и углубляются к созреванию, поэтому взрослый и становится по-настоящему умным и серьезным. А к старости извилины усыхают, и в старике опять начинает царствовать ребенок».

«На русской земле живут люди талантливы или удачливы. И надрывные люди изредка попадаются. Уходит простой человек или в босятничество, или в странничество. Ходит по земле, все посматривает и запоминает. Из Сибири в Киев, из Киева на Соловки, города похваливает, законы поругивает. Женщины одежду постирают и на печке место ночевать дадут».

«На рисунках Нестерова в лицах его святых сказывается нервность ХХ века. С такими нервно-острыми лицами не изображали святых художники прошлых эпох».

«Слепую старушку спрашивают: «Что ты, бабушка, боишься смерти-то?» А старушка, сияя слепыми глазами, отвечает: «Да я ее, матушку мою, как придет ко мне, схвачу в охапочку и скажу: «Смертушка моя милая, что ты долго не шла ко мне?»

Когда стоишь ты рядом,
я богатею сердцем,
я делаюсь добрей
для всех людей на свете,
я вижу днем –
на небе синем – звезды,
мне жаль ногой
коснуться листьев желтых,
я становлюсь, как воздух,
светлее и нарядней.
А ты стоишь и смотришь,
и я совсем не знаю:
ты любишь или нет.

Слепой
По тротуару идет слепой,
а кругом деревья в цвету.
Рукой ощущает он
форму резных ветвей.
Вот акации мелкий лист,
у каштана литая зыбь.
И цветы, как иголки звезд,
касаются рук его.
Тише, строчки мои,
не шумите в стихах:
человек постигает лицо вещей.
Если очи взяла война –
ладони глядят его,
десять зрачков на пальцах его,
и огромный мир впереди.

Урал
Лежало озеро с отбитыми краями…
Вокруг него березы трепетали,
и ели, как железные, стояли,
и хмель сучки переплетал.
Шел человек по берегу – из леса,
в больших болотных сапогах,
в дубленом буром кожухе,
и за плечами, на спине,
как лоскут осени – лиса
висит на кожаном ремне…

Я друга из окошка увидала,
простоволосая,
с крыльца к нему сбежала,
он целовал мне шею,
плечи,
руки,
и мне казалося, что клен могучий
касается меня листами.
Мы долго на крыльце стояли.
Колебля хвойными крылами,
лежал Урал на лапах золотых.
Электростанции,
как гнезда хрусталей,
сияли гранями в долинах.
И птицами избы
на склонах сидят
и желтыми окнами
в воду глядят.