Джа-лама - земное воплощение ужасного махакалы. Убит, когда благославлял

Глава 14. Английская кожа В один из погожих дней, когда Иван Александрович был пресыще-красотами природы островов, хотя отсутствие таковой в чистом виде было бесспорно, отъехали из Портсмута «по делам общественным». Вопреки утверждению писателя отдельные леса и перелески

Михаил Окунь

ГОЛОВА ТАИНСТВЕННОГО МОНГОЛА
(Джа-лама)

Какие думы и мечтания тревожили седую голову Джа-ламы, которую долго возили на копье по базарам Монголии?..

Николай Рерих

Великий Чёрный

В Петербурге, в знаменитой Кунсткамере, основанной еще Петром Первым, в аквариуме, наполненном формалином, хранится экспонат №3394, который никогда не выставлялся и вряд ли когда-нибудь будет выставлен. В реестре он скромно значится как «Голова монгола».
Это - голова человека, происхождение и обстоятельства жизни которого темны, а таинственное влияние, оказанное им на соотечественников, огромно. Почти полвека будоражил он монгольскую Степь, вселяя веру и ужас в кочевников. Даже имя его неизвестно в точности. Называли его Джа-лама или Дамбижанцан.
Он объявил себя потомком легендарного ойратского князя XVIII века. Амурсаны, прославившегося в борьбе против маньчжурско-китайского засилья. Но главное - Джа-лама словом и делом убеждал всех, что является земным воплощением ужасного Махакалы, «Великого Черного», одного из буддийских божеств. Этого грозного защитника «желтой веры» ламы-иконописцы всегда изображали с ножом или мечом на фоне очищающего огня, готовым впиться в сердце врага веры и выпить его еще не остывшую кровь. Махакала не просто побеждает зло, но испытывает блаженство при виде смертных мук носителя зла.
Страшная участь ждала и того, кто смел усомниться в святости Джа-ламы...

Изувер или воин?

Во время жертвоприношений он вспарывал грудь врагам, вырывая сердца и освящая свежей кровью боевые знамена. Он своими руками выдавливал глаза, отрезал уши...
Голову же его, убитого в самом конце 1922 или в начале 1923 года в результате тщательно готовившейся операции государственной внутренней охраны (нечто вроде ВЧК) Монголии, долго возили насаженной на пику по городам, чтобы далеко по кочевьям разнеслась весть о его гибели и простые монголы убедились: Джа-лама тоже смертен, его больше нет!
Завидев эту процессию, пастухи поспешно сворачивали в сторону, ибо верили, что встреча с «цаган-толгой» («белой головой») сулит беду. Белой же голову прозвали потому, что мумифицирована она была по старинному степному обычаю - подсолена и прокопчена, отчего соль кристалликами выступала на коже. Но и после гибели Джа-ламы кочевники не верили в его смерть, и разносилась молва, будто видели его то в одном месте Степи, то в другом...

Штурм Кобдо

Наибольшую известность как бесстрашный воин Джа-лама приобрел в 1912 году после знаменитого штурма города-крепости Кобдо с засевшими в нем китайцами. Он был одним из руководителей этого сражения, и по его приказу на неприступные стены погнали собранных по Степи старых верблюдов с привязанным сзади и подожженным хворостом.
Именно это внесло панику в ряды защищавшего Кобдо гарнизона и позволило монголам ворваться в город. Дело кончилось резней, разгромом китайских храмов и лавок, человеческими жертвоприношениями, ритуалом освещения знамен кровью (следует заметить, что лавки русских купцов не пострадали, так как вошедшие в город почти одновременно с осаждавшими казаки выставили около них посты). По легенде, Джа-лама после сражения, склонившись в седле, высыпал из-за пазухи пригоршню деформированных пуль. Они его якобы не брали...

Из героев - в арестанты

По некоторым сведениям, Джа-лама был калмыком Астраханской губернии. Во всяком случае, Россия считала его своим подданным, что и послужило поводом для ареста в феврале 1914 года и препровождения его в тюрьму и ссылку.
Арест этот в урочище Мунчжик, где в это время находилась ставка Джа-ламы, произвел по секретному предписанию капитан 41-го Сибирского стрелкового полка Булатов с З-й сотней 1-го Верхнеудинского полка Забайкальского казачьего войска и полусотней 3-го Сибирского казачьего полка. Несмотря на то, что в распоряжении Джа-ламы было 850 цириков (монгольских солдат), дело обошлось почти без стрельбы, а с стороны казаков и без потерь. Законность подобной акции на территории другого государства можно поставить под сомнение, однако монгольское правительство в Урге не возражало против обуздания слишком строптивого и популярного в народе ламы.
Одним из доказательств зверств Джа-ламы Булатов в своем отчете называет тулум - снятую аккуратно, «мешком», кожу человека, хранившуюся в юрте ламы для ритуальных целей.
Год провел Джа-лама в тюрьме в Томске, ожидая решения своей участи. Затем был перевелен в качестве ссыльного в Якутск, а позже под надзор в Астрахань и Царев.
Но настал 1917 год, принесший Российской империи столь бурные события, что некому стало "надзирать" за Джа-ламой, и он снова пробрался в Западную Монголию, в Степь.
Неизвестно в точности, в каких буддийских монастырях обучался Джа-лама, и учился ли вообще (и мог ли с полным основанием именоваться ламой), совершал ли он, как утверждают некоторые источники, паломничество в таинственную запретную для посещения иностранцев столицу Тибета Лхасу, где стал другом Далай-ламы. Все сведения об этом человеке, повторяю, запутанны и противоречивы.

Гипнотическая сила

А вот о гипнотической силе Джа-ламы ходили легенды. Одну из них приводит в своей книге, опубликованной в Лондоне в 1936 году, бывший военнопленный венгр Йозеф Гелета, техник, работавший в 1920 - 1929 годах в Монголии. Вот как бежавший из России Джа-лама «справился» с отрядом казаков, преследовавших его. Оглянулся беглец: позади - погоня, впереди - озеро. Жители небольшого кочевья, наблюдавшие эту сцену, ожидали, что его вот-вот схватят. Но Джа-лама спокойно встал лицом к погоне, пристально глядя на казаков. И произошло удивительное: казаки на полном скаку стали разворачиваться и с криками: «Он там!» - понеслись объезжать озеро, а затем стали натыкаться друг на друга и колоть пиками, думая, что поражают беглеца...
Другим иностранцем, описавшим гипнотическую силу Джа-ламы, был поляк Фердинанд Оссендовский (1878-1945), бывший сам по себе личностью весьма примечательной. После публикации его знаменитой книги "И звери, и люди, и боги", изданной на нескольких языках, в 20-е годы о нем писали как о человеке исключительнго мужества, приключения которого "почище Джека Лондона".
Оссендовский вырос в России, учился в Петербургском университете, преподавал физику и химию в Сибири, потом был советником адмирала Колчака и незадолго до падения его правительства выполнял поручение адмирала исследовать Урянхай и Западную Монголию. В борьбе белых и красных, переместившейся из Сибири в Монголию, Оссендовский встал на сторону белых, под знамена барона Унгерна.
В своей книге автор рассказал, как в 1921 году присутствовал на операции, когда Джа-лама вскрыл грудь пастуха ножом, и он увидел «медленно дышащее легкое и биение сердца пастуха. Лама коснулся раны пальцем, кровотечение остановилось, и лицо пастуха было совершенно спокойно... Когда лама приготовился вскрывать и живот пастуха, - повествует далее Оссендовский, - я закрыл глаза от ужаса и отвращения. Открывши их через некоторое время, я был поражен, увидев, что пастух спал с расстегнутым на груди тулупом».
Именно поляку сказал однажды Джа-лама, не принявший, в общем-то, ни сторону красных, ни сторону белых:
- Я не монах, я воин и мститель!
«Любой, кто осмеливался противоречить ему, безжалостно устранялся, - писал Й. Гелета. - Люди были слепым орудием в руках таинственного калмыка. Они верили, что он принадлежит к той таинственной секте лам, которые обитали в монастыре вечной жизни в Гималаях, открытом для тех избранников, что приобретали, вернувшись к людям, сверхчеловеческую магическую силу, становились обладателями великих тайн. Эти избранники узнавали друг друга в миру по особому способу разделывания сухожилий животных за едой. И знак тот простые смертные не видели... Оказать сопротивление Джа-ламе было практически невозможно, поскольку его всепоглощающая гипнотическая сила способна была поражать даже оружие в руках его жертв. Убить его самого было невозможно».

Смерть ламы

И тем не менее он был убит. Последние годы своей бурной жизни Джа-лама провел в городе-крепости, возведенном среди пустыни Гоби, - в своем городе, который он, видимо, намеревался сделать в будущем столицей независимого теократического государства в Западной Монголии. В планы его входило и строительство новых буддлийских храмов. А пока он промышлял грабежом торговых караванов, пересекающих пустыню. Все это, конечно, не могло устроить красное правительство в Урге.
Поскольку выманить Джа-ламу из его города никак не удавалось (несмотря на лживые приглашения, не ехал он, и всё тут; а быть может, дошли до него слухи о заочном приговоре к смертной казни), а взять крепость штурмом новая власть не решалась, ему было послано подложное письмо о том, что правительство в Урге нуждается в его содействии и приглашает занять пост «уполномоченного сайда» (министра, сановника) в Западной Монголии. Джа-лама согласился принять в своей ставке "представителей" спредоставляемой ему утвержденной печатью.
Он встретил "представителей" настороженно, в присутствии телохранителей. И в первый день, как докладывал один из участников операции X. Кануков, убить Джа-ламу не удалось.
Несколько изменилось настроение Джа-лмы, когда другой "представитель", Дугэр-бейсе, притворно поведал, как плохо теперь народу, настроенному против нынешнего правительства, что он сам, "бывший белый", не надеялс вырваться из красной Урги и только Будда помог еу лицезреть великого ламу, надежду всех несчастных...
И на это Джа-лама якобы ответил, что давно мечтал о перевороте и сержении правительства, которое вместе с проходимцами, понаехавшими из России, захватило власть и обманывает народ, а заняв место сайда, сделать это будет легче.
В конце концов Дугэр-бейсе удалось зазвать Джа-ламу в отведенную гостям юрту, чтобы научить его ориентироваться по карте, и тот без охраны последовал за ним.
Увидев вошедшего Джа-ламу, цирик Даши притворно упал перед ним на колени, благоговейно сложив руки и прося святого благословить. Дугэр сел рядом с гостем, а еще один участник операции, Нанзад-Батор, который, кстати, сражался под знаменами Джа-ламы под Кобдо в 1912 году, когда того пчитала вся Степь, стал подкладывать дрова в огонь.
Закончив молитву, Джа-лама поднял руку над головой Даши, чтобы коснуться ее, благословляя. И тут молящийся схватил его за эту руку, за другую - схватил Дугэр-бейсе, а Нанзад выстрелом в упор уложил Джа-ламу наповал.
Как следует из доклада Канукова, никто из приближенных не бросился на спасение. "Представители" быстро захватили арсенал, а затем устроили митинг, на котором подданные Джа-ламы "не то что изъявили покорность, но были очень рады овобождению от деспота-изверга". Пятеро наиболее доверенных пособников убитого, "самых отъявленных злодеев", были принародно расстреляны.
Так закончилась земная жизнь таинственного ламы. Символично, что погиб он не в бою, а был убит с максимальным коварством - во время молитвы и благословения.

Проклятье Головы

Как известно из мемуаров, Джа-лама обладал мстительной памятью - человек, вызвавший его гнев, мог считать себя погибшим. Некое проклятье будто преследовало и некоторых людей, кто так или иначе был связан с судьбой Джа-ламы или имел дело непосредственно с Головой.
В тот день, когда Голова, как бесценный трофей, прибыла на пике к зданию правительства в Урге, скончался «главком монгольской революции» товарищ Сухэ-Батор (более того, молва утверждает: как только всадник привез голову, Сухэ-Батор умер).
К уже упоминавшемуся выше Ф. Оссендовскому, проживавшему в конце войны в Жулвине, предместье Варшавы, приезжал лейтенант вермахта барон фон Унгерн-Штернберг. Наутро литератора, автора почти ста книг, отвезли в госпиталь, где он скончался от болей в желудке.
В польской и монгольской (в 1989 г.) прессе появились сообщения, что сын или племянник барона приезжал к Оссендовскому неспроста, ибо легенды, связанные с кладом барона Унгерна, так или иначе соотносятся с именем писателя. По одной версии, он будто бы сам видел, как Унгерн в одном из буддийских храмов передавал все свое золото (а награбленное бароном было навьючено на 250 верблюдах!) на нужды «желтой веры» при условии, если в течение 50 лет за ним никто не придет от его имени.
По другой версии, двадцать четыре ящика весом по четыре пуда золота каждый Унгерн отослал с верными ему монголами через границу, но те, напоровшись на красных, спешно закопали клад. Говорят, будто в одной из своих книг поляк опубликовал не относящуюся к тексту карту, на которой якобы помечено место клада...
Известно, что в 1921 году в Урге лама предсказал барону Унгерну смерть от рук красных, а Оссендовскому - когда барон напомнит, что время его пришло. Не вторая ли часть предсказания сбылась в Жулвине в 1945 году?..
В 1937 году как «агент японской разведки» был расстрелян в Ленинграде монголовед В.А. Казакевич, разыскавший Голову в Урге и полулегально привезший ее в Россию. Другой ученый, В.Д. Якимов, чудом избежал расстрела, но погиб в первые дни войны. Он в течение ряда лет собирал материал о Джа-ламе для повести о нем под названием «Святой бандит». Погиб и писатель Б. Лапин, опубликовавший в журнале «Знамя» в 1938 году рассказ о Джа-ламе «Буддийский монах».
В 1943 году в лагерях умер человек, хорошо знавший Джа-ламу, переписывавшийся с ним, когда тот был в ссылке, - русский купец и ученый-практик А.В. Бурдуков, попавший в Монголию в довольно раннем возрасте и отдавший ей многие годы жизни. Бурдукову принадлежат и несколько фотоснимков Джа-ламы, один из которых был опубликован в журнале «Огонек» в 1912 году.

"Восстание в Степи"

Особо следует сказать о человеке, всю жизнь мечтавшем снять фильм о Джа-ламе, грандиозную эпопею "Восстание в Степи". Это Петер Садецки, журналист, писатель и кинорежиссер, эмигрировавший из Чехословакии после событий 1968 года и обосновавшийся в Гёттингене (Западная Германия).
Много лет он вел безуспешные переговоры с властями МНР о съемке (в перелицованной истории Монголии Джа-лама был не более, чем авантюрист и проходимец, посягнувший на советскую власть и ею уничтоженный), а также добивался разрешения сфотографировать в Ленинграде Голову, ибо детальная съемка была необходима для гримировки актера - исполнителя главной роли. Разрешения он добился уже после перестройки, однако снимки Садецки не удовлетворили.
Кстати, Садецки всячески поддерживал версию о том, что в крепости был убит не Джа-лама, а специально оставленный им перед тем как скрыться двойник, и собирал тому свидтельства. Одно из них принадлежало, в частности, стоматологу барона Унгерна Бианке Тристас, которая будто бы видела Джа-ламу уже после 1922 года, скромно живущего в Степи под видом шамана. Садецки также утверждал, что на одном из аукционов в США приобрел серебряное седло, принадлежавшее Джа-ламе.
Замыслам Садецки, которые начали было осуществляться в связи с переменами в Монголии, помешала смерть - в 1991 году он скончался от лейкмии в возрасте 48 лет.
Репрессии, войны и просто годы выкосили всех, кто знал Джа-ламу, когда-либо встречался с ним. Во время ленинградской блокады рушились дома, пострадали многие музеи. От холода, голода и бомбежек гибли люди. Но словно обладая неким инстинктом самосохранения, все эти бурные события Голова мирно пережила в своем аквариуме, как бы взирая с недоброй усмешкой на дела рук человеческих. И кто знает, в каком обличье вновь явится на землю гневный бог-мститель Махакала?..

На фото: голова Джа-ламы в Кунсткамере (Петербург).

Джа-лама - не самый подходящий пример для выводов о буддизме и его иерархах. К монгольской буддийской иерархии он принадлежал всего полтора года - с осени 1912 г. по февраль 1914. В 1912 г. за героические действия при штурме Кобдо Джебцзун-Дамба-хутухта (Богдо-хан) даровал Джа-ламе титул "докшинноеон-хутухта" (один из высших титулов буддийской иерархии). После ареста Джа-ламы в феврале 1914 г. Богдо-хан лишил Джа-ламу титула хутухты. После возвращения Джа-ламы из России в 1918 г. Богдо-хан вновь предал его анафеме и велел арестовать. Рассказы об обучении и высших буддийских степенях, якобы полученных в Тибете, также ничем не подтверждаются. В монголоведческой литературе господствует представление о Джа-ламе как об авантюристе-разбойнике, но не как о буддийском иерархе и тантристе. Он лишь умело играл на тех религиозных чувствах, которые вызывал у монголов, выдавая себя за перерождение Амурсаны.
Также следует обратить внимание и на то, что постоянно цитируя Н.К.Рериха и упоминая о книге Ю.Н.Рериха "По тропам срединной Азии", диакон Кураев заметно лукавит. С одной стороны автор описывает чудовищные преступления Джа-ламы, с другой, приводит якобы хвалебные отзывы Н.К.Рериха и Ю.Н.Рериха и резюмирует: "Коpоче, Реpихи связались с самым пpимитивным и самым темным буддизмом - тантpизмом". Но при этом А.Кураев тщательно избегает цитат, содержащих объективную оценку личности Джа-ламы, высказанную Рерихом.
В главе о Джа-ламе из книги Ю.Н.Рериха "По тропам срединной Азии" мы встречаем следующие характеристики:
"Хотя деятельность Джа-ламы была необыкновенной, но все же она напоминала больше жизнь великого предводителя разбойников. Нужно сказать, что человек имел некоторое воображение и пытался работать по национальным направлениям.
(...)
В молодости он проявил честолюбивый, импульсивный и жестокий характер. Вообще упоминают, что он убил своего товарища по комнате в монастыре из-за спора и был должен бежать из Лхасы, чтобы избежать строгого монастырского закона. Этот факт общеизвестен в Тибете и Монголии. Кажется, что убийство было критическим моментом в его жизни, с которого у него тогда начинается жизнь странствующего воина-монаха, полная замечательных приключений, мессианских пророчеств и жестоких поступков."
Неверно также, что Ю.Н.Рерих считал Джа-ламу "очень образованным человеком". Ю.Н.Рерих, в данном случае, не мог ничего считать по одной простой причине: сам он не был знаком с Джа-ламой и писал о нем, в большей части, со слов монголов. Поэтому, излагая историю Джа-ламы, Ю.Н.Рерих использует формулировки типа: "ему приписывают...", "вероятно, что...", "люди, которые его знали хорошо, подтверждают...", "большое количество историй рассказывают..." и т.п. (см. Рерих Ю.Н. По тропам Срединной Азии. - Самара., 1994. - С. 211-212).
С другой стороны, как справедливо замечает А.В.Бурдуков о Джа-ламе: "Кто он и откуда остается такой же загадкой..."
В таких условиях одним из главных источников сведений о Джа-ламе был он сам. Джа-лама рассказывал о себе всевозможные истории ("близкий друг Далай-ламы" и т.д.), которые никто не мог подтвердить. По словам А.В.Бурдукова: "Биография Джа-ламы была похожа на правду. Тем не менее никаких подтверждающих ее данных я ни от кого никогда не слышал" . Но эти истории разносились по степи, и на протяжении века все исследователи, писавшие о Джа-ламе, упоминали их в своих работах.
Действительно ли человеческие жертвоприношения Джа-ламы характерны для буддизма? И.И.Ломакина считает, что это был мистический обряд освящения знамени победы, "совершавшийся на протяжении веков". Но это утверждение вызывает сомнения у других монголистов [См. Даревская Е.М. Рецензия на: И.И.Ломакина. Голова Джа-ламы. - Улан-Удэ - СПб.: ЭКОАРТ, 1993, 222 с., ил.// Восток. - 1998. - ч.3. - С. 193]. Сам же А.В.Бурдуков (на статью которого опирается Кураев) видел в жертвоприношениях Джа-ламы только отголоски древнего шаманского обряда, но не считал, что он осуществлялся на протяжении веков, вплоть до его времени.
"Основоположником и инициатором современных человеческих жертвоприношений нужно считать Джа-ламу", - писал он. А Чойджина и Максаржава, также практиковавших человеческие жертвоприношения, Бурдуков считал только его подражателями (Бурдуков А.В. Человеческие жертвоприношения у современных монголов // Сибирские огни. - 1927).
Читая 12 главу "Сатанизма для интеллигенции", мы встречаем описание использования содранной кожи ("тулум"), в качестве молитвенной принадлежности. Диакон Кураев, очевидно, не обратил внимание, где именно, по словам А.В.Бурдукова, хранил Джа-лама эту "необходимую молитвенную принадлежность". Она находилась в юрте-складе, попросту говоря, в кладовой. Это ясно показывает её значение для "ритуалов" Джа-ламы. Если учесть крайне уважительное отношение монголов ко всем предметам культа - факт помещения уникальной "молитвенной принадлежности" на склад говорит сам за себя.
Отношение Джа-ламы к "коже Мангуса" можно узнать из диалога с А.В.Бурдуковым. Показателен уже сам вопрос Бурдукова, который спрашивает Джа-ламу, зачем ему эта кожа. Джа-лама спокойно ответил: кожа нужна для выполнения обряда, но согласился, что "в кладовой с продуктами ей пожалуй не место, и тут же распорядился куда-нибудь ее убрать" (Бурдуков А.В. Указ. Соч. - С. 113). Здраво рассудив, легко понять, что кожа киргиза имела для Джа-ламы какое-то другое значение, но отнюдь не как элемент ритуала, а, скорее всего, как символ его личного торжества над мужественным противником.
Не соответствует правде и утверждение А.Кураева о том, что никто из лам не осуждал "ритуалы" Джа-ламы. Ламы активно выступали против его действий, осуждая Джа-ламу именно за разрушение "желтой веры". К примеру, известный отшельник "Даянчи-лама написал всемогущему Дамби Джамцану письмо, обличая его в позорящих и подрывающих основы желтой веры поступках..." Против Джа-ламы выступили и 300 лам Улангома, одного из крупнейших монастырей Монголии. Они восприняли его меры по объединению всех монастырей Кобдосского округа и по "очищению религии", как губительные для "желтой веры". Об этом выступлении лам и об агрессивных действиях подчиненных Джа-ламе монахов (которые имели место после его ареста в 1914 г.) сообщает, в частности, и И.Ломакина (Ломакина И. "Голова Джа-ламы" // Наука и религия. - 1992. - N 1. - с. 57-58). Как видно, об этом пишут те самые авторы, на которых диакон Кураев столь активно ссылается. Если он действительно читал указанные работы, то просто не мог этого не знать. И он же потом упрекает оккультистов в том, что они "столь беззастенчиво обращаются с источниками, столь верят в убедительность своего пафоса..."
Смысл таких подтасовок очевиден: показав злодеяния разбойника, называющего себя ламой, А.Кураев пытается подвести читателя в выводу: "Что же касается взаимоотношения Рерихов с миром буддизма - на мой взгляд, в качестве предмета своего воспевания они избрали самую мрачную из всех многочисленных буддийских школ. Рерихи видели страшные реальности ламской мистики". Или: "Так что pечь идет не об эксцессе. Речь идет о тpадиции. Естественно, эзотеpической..." (там же).

Часть 1

В Монголии еще живо немало сказаний, в которых говорится о Джа-Ламе, почти полвека будоражившем Степь, вселяющем ужас в кочевников и признанном при жизни святым… Он был убит в начале 1923 года – года черной собаки по лунному календарю – и это удалось лишь после тщательно и долго готовящейся операции государственной внутренней охраны Монголии. Голову его, посаженную на пику, коммунисты возили по городам, чтобы монголы знали: Джа-Ламы больше нет.
Своим врагам он вспарывал грудь, вырывал сердце, выдавливал глаза и отрезал уши, и сам принял страшную смерть. Его голова, волею случая ставшая экспонатом ленинградского музея антропологии и этнографии, вот уже 65 лет лежит в запаснике как экспонат №3394, в аквариуме, наполненном раствором формалина.
Это голова того, кто остался жив после знаменитого штурма города Кобдо, крепости, где укрылись китайцы в августе 1912 года, когда, если верить рассказам, Джа-лама, склонившись в седле после боя, высыпал из ворота пригоршни деформированных пуль и на его халате насчитали двадцать восемь дыр. Мистическую силу того, кому принадлежала эта голова, живописал европейцам поляк Ф. Оссендовский – естествоиспытатель, бежавший от большевиков через центральную Азию. Он присутствовал в 1921 году при врачевании. Джа-лама вскрыл грудь арата-скотовода ножом, и стало видно медленно дышащее легкое и пульсирующее сердце пастуха. Лама коснулся раны пальцем и кровотечение остановилось; лицо пастуха было совершенно спокойно.
«Когда лама приготовился вскрывать и живот пастуха, я закрыл глаза от ужаса и отвращения, – пишет далее Оссендовский. – Открывши их через некоторое время, я был поражен, увидев, что пастух спал с расстегнутым на груди тулупом».
Целый ряд других известных ученых-исследователей, монголоведов и летописцев тех лет, лично знакомых с Джа-ламой, оставили записи, рассказывающие о жизни Джа-ламы и позволяющие нам достаточно достоверно определить характер его жизни, цели, к которым он стремился, способы их достижения и, самое главное, работу его сознания. А также изучить и сопоставить отдельные штрихи его биографии, позволяющие яснее представить себе особенности человека, почитаемого монголами как воплощение Маха-Калы – гневного божества, одного из восьми главных защитников буддизма.

Часть 2

Учение буддизма основано на теории реинкарнации. После смерти в соответствии с нашей кармой мы воплощаемся как то или иное живое существо. Многие известные деятели буддийского мира почитались воплощениями Будды, его различных аспектов, или некогда живших Святых, достигших Освобождения. Так, Далай-ламы почитаются как воплощение Авалокитешвары. Главы монгольской церкви, Богдо-гэгены, – как воплощение первого главы буддийской церкви Монголии Ундер-гэгена Занабазара, и так далее.
Джа-лама считается воплощением Маха-Калы и прямым потомком Амурсаны (легендарный монгольский герой 18 века, поднявший восстание против маньчжуро-китайского засилья и ставший символом борьбы за национальную независимость; считалось, что он защищал буддийскую веру, что мог напускать на врагов снег и дождь и совершал различные чудеса. После предательства одного из соратников бежал в Россию, где вскоре заболел оспой и умер). После его смерти, согласно пророчеству, он должен был вернуться в родные степи и освободить народ от китайского ига.
Этот слух рос, и постепенно не только соплеменники Амурсаны, ойраты, но и вся степь ждала его возвращения – настанет срок и он снова поведет народ на борьбу с китайскими завоевателями!
В 1892 году писарь из известного буддийского монастыря Халхи Амарбаясгалант расспрашивал путешествующего по Монголии ученого А.М. Позднеева, не встречал ли тот «проехавшего здесь в прошлом году Джамбижанцана (Джа-ламу), знаменитого ламу с этим именем, имевшего отроду 30-40 лет». Джа-лама путешествовал, рассказывая повсюду, что освободит монголов из-под власти Китая и что скоро с этой целью придет с севера со своими войсками (о которых никто в ту пору еще не слышал, и вообще вряд ли в этот период он имел реальные военные формирования под своим контролем).
«Из дальнейшей беседы стало ясно, что как он сам, так и все монголы до настоящей поры непременно верят в личность воплощения Амурсаны. Примерно с час я слушал рассказы о том, как в проезд Джа-ламы по почтовым станциям народ с затаенным страхом и надеждой повсюду встречал его, делал перед ним самые усердные поклонения и приносил ему богатые пожертвования. Вообще легендарных повествований было без конца».
Ученый-материалист, исследователь Позднеев, счел на основании этих рассказов, что легендарный Джа-Лама, которого народ боготворил, есть обыкновенный проходимец. Что ж, в дальнейшем мы еще не раз увидим, как рознятся оценки Джа-ламы – от обожествления со стороны верующих-монголов до причисления к разбойникам со стороны коммунистических и светских властей дореволюционной и послереволюционной России. Последнее нисколько неудивительно: в тибетском буддизме коммунистические власти и некоторые ученые всегда видели одну из самых тяжких форм «средневекового мракобесия». Поэтому я думаю, что для нас важна оценка Джа-ламы именно со стороны его современников – верующих буддистов того времени и народа, во имя которого пришел Джа-лама.
Так или иначе, лама Джамбижанцан, ехавший по линии монгольских караулов, называл себя потомком Амурсаны и так ругал китайцев и звал бороться с ними, что на посту у реки Тессин-гол был задержан и под усиленным контролем отправлен к китайскому наместнику. А тот находился в это время со своей свитой на открывшемся сейме монгольских князей. Джа-лама уговорил китайских конвойных ввести его в зал заседания сейма и там, гремя кандалами, в которые был закован как опасный преступник, призвал князей и весь монгольский народ не подчиняться китайцам, хозяйничающим на их земле… От сурового наказания его спас русский консул Я.П. Шишмарев. Он потребовал выдать ему возмутителя порядка как российского подданного, астраханского калмыка Джамбижанцана, и тот был выслан в Россию.
Все рассказы об арестах Джа-ламы красочны и драматичны. По воспоминанию П.И. Кряжева, торговавшего тогда в Монголии, его пригласили, когда арестованный лама полностью отказался отвечать на допросе и потребовал позвать кого-то из русских. По просьбе закованного в кандалы ламы торговец вынул у него из-за пазухи ключ, открыл дорожный сундук и обнаружил там прокламации с призывом к монголам свергнуть китайское иго.
Многое о Джа-ламе удалось узнать археологу Д.А. Клеменцу в 1894 году в г. Улясутае от русского торгового старшины Минина. Это очень важные для нашего рассказа вещи.
Клеменц остановился в доме купца и наслушался много рассказов хозяина об этом удивительном и загадочном человеке. Минин поселил Джа-ламу в своем доме и взял под свою защиту в ожидании ответа на посланный в консульство запрос. Как разнеслась по городу весть о том, что его гость – сам Амурсана, и как повалил народ!
Местные ламы пробовали «экзаменовать его из буддийского закона, но Джа-лама своими ответами ставил вопрошающих в тупик». Из его ответов стало ясно, что он хорошо знает Лхасу, Гумбун, Лавран, и он даже выложил узкие шарфы из шелка с орнаментом, подносимые в знак приветствия и свидетельства почтения, полученные им от тибетских лам.
Узнав, что «в религиозных спорах он побеждает самых опытных лам», китайский генерал-губернатор Улясутая приказал привести незнакомца к себе.
«Кланяйся в землю, кланяйся в землю», – закричали чиновники, окружавшие главнокомандующего, вспоминал российский торговец, но Джа-лама сделал поясной поклон и спокойно уселся на полу, объяснив после окончания аудиенции, что он не станет кланяться в ноги какому-то китайскому губернатору.
На вопрос губернатора, зачем он приехал, ответил так: «Я, исповедующий желтую веру, из усердия отправился на поклонение к Далай-ламе, получил от него благословение, теперь хочу поклониться тем святыням веры, что находятся в Монголии».
«Про тебя сказывают, что собираешь народ, возмущаешь людей и говоришь о каких-то переменах в ближайшем будущем?» – спросил наместник.
«Перемены часто бывают в нашей жизни, и никто не знает, что может случиться завтра!» – такой ответ дал задержанный лама.
Эти сведения о Джа-ламе, полученные Клеменцом, очень важны для понимания дальнейшего, поскольку подтверждают слухи о большой религиозной учености Джа-ламы, получившего благословение самого Далай-ламы тринадцатого…
В течение 35 лет держал Джа-лама под гипнозом всю Монголию, хотя, по словам Ю.Н. Рериха, «его жизнь покрыта тайной и никто не знает точно, откуда он родом…».
Есть различные мнения на этот счет, но для нас, опять же, важно мнение верующих-монголов.
Весной 1912 года Джа-лама рассказывал, что много ездил, что в Пекине служил одним из да-лам в управлении, который составлял календари для монголов, занимался астрологическими и религиозно-философскими вопросами…
Под впечатлением бесед с Джа-ламой российский коммерсант Бурдуков пишет, что Джа-лама – один из редких деятельных людей среди монголов. «Это незаурядный человек, много путешествовавший, подолгу живший в Индии, Тибете, Китае, даже России, он имеет высшую ученую степень богослова, человек умный, храбрый, с железной волей».
Весной 1912 года, когда во внешней Монголии пошло новое летоисчисление, объявленное по случаю пришествия на престол богдо-хана и признания страны автономной (после 200-летнего пекинского господства), в крепости Кобдо китайцы отказывались признать ее независимость, и по всей западной Монголии собирались силы, чтобы выбить их из последнего оплота, – именно туда в ставку Тумен-гуна с юга прибыли два вооруженных маузерами ламы на белых верблюдах…
Прослышав о том, что один из них в русской военной форме, А.В. Бурдуков, чьи торговые заведения были километрах в двадцати от ставки Тумен-гуна, поспешил туда. Вот что он вспоминал позднее о встрече с Джа-ламой:
«В небольшой юрте сидел человек плотного, атлетического сложения, лет 40-45, с круглым энергичным скуластым лицом, развитым лбом, сверкающими глазами, с чуть заметно поврежденным носом, говорил он немного в нос. Одет он был в халат из русского драпа бардового цвета, покрой воротника – светский, рукава широкие, без обшлагов, какие носили тибетские ламы, на ногах хорошие русские дорожные сапоги, из-под воротника халата виднелся ворот поношенного военного мундира темно-зеленого цвета с красной нашивкой… На решетке юрты висел маузер, в сторонке стояли два кожаных дорожных чемодана… В беседе сразу обнаружилось, что перед нами человек бывалый, знающий не только Монголию, но также и Китай, осведомленный о России. Его речь и движения были необычайно быстрыми и уверенными. В юрте все время толпились любопытные, некоторые подходили к нему под благословение, он уверенно шлепал их по голове маленькой книжечкой, извлеченной из-за пазухи».
Во всех его действиях чувствовался опытный проповедник и монголы очень тянулись к нему.
К этому описанию можно относиться с полным доверием, поскольку у Бурдукова было достаточно времени и возможности разглядеть Джа-ламу. Приезжий лама стал бывать в доме Бурдуковых. Выяснилось, что он не только любит русский хлеб, русскую кухню, но и русскую баню, и во многом проявляет «русофильство». Он листал иллюстрированные журналы из России, охотно позировал перед фотоаппаратом.
Православный купец Бурдуков и буддист Джа-лама вели долгие споры о том, есть ли оправдание насилию, войнам. Бурдуков сообщает, что «Джа-лама настойчиво убеждал в том, что достигшие духовного совершенства убийствами очищают грешников для лучших перерождений, принимая их грехи на себя, и тем самым служат во благо людям». Позднее Бурдуков сам сможет увидеть, скольких людей лишит жизни для лучших перерождений его новый знакомый и сколько грехов примет на себя…

Часть 3

Если первым деянием Джа-ламы для монголов была его антикитайская речь на сейме (возможно ли народу забыть заступника в кандалах?), то вторым, главным – его бесстрашное лидерство в национально-освободительной борьбе западных монголов в 1912 году.
Известно, что во Внешней Монголии к этому времени жило 100 тысяч китайцев. Одна лишь монгольская фирма Да-Шен-Ху ежегодно перегоняла в Китай до 500 тысяч овец и 70 тысяч лошадей, полученных от аратов в уплату процентов долгов. Возмущение хозяйничаньем иноземных чиновников и торговцев достигло высшей точки. Заручившись поддержкой России, монголы разоружили в Урге китайские войска и провозгласили автономию. Восьмой богдо, ставший ханом, составил государственную программу, в которой фигурировал и важный пункт о том, что чиновниками отныне могут назначаться только лица, исповедующие ламаизм. Китайская форма запрещалась и вводилась русская у высших чиновников и монгольская у низших. В армию были приглашены русские офицеры-инструкторы. Популярный журнал «Огонек» от 1912 года сообщал, что «подъем национального чувства, разгоряченного агитацией таких деятелей, как Джа-лама и его сподвижники, вылился в вооруженные выступления против ненавистного Китая». Здесь же были две фотографии главнокомандующего монгольскими войсками – Джа-ламы.

Когда китайский наместник в крепости Кобдо отказался вывести войска, съезд дербентских князей принял решение выбить его силой. На съезде впервые официально был представлен Джа-лама, рассылавший письма о необходимости ускорить мобилизацию и успевший познакомится со всеми влиятельными деятелями западной Монголии. Под знамена освободительной борьбы было собрано пять тысяч конников. Но взять приступом Кобдо было нереально, и Джа-лама это хорошо понимал. Вооружены они были чем придется – берданками и кремневыми ружьями – и то не все…
Когда разведка донесла, что из Шар-сумэ отряд китайцев быстро идет на помощь Кобдо и он уже в пяти верстах от города, Джа-лама, как пишет Бурдуков, «проявил поразительную расторопность и силу воли. Оставив заслон на случай вылазки китайцев из крепости, он двинул свой отряд в атаку, издали открыв беспорядочную стрельбу, сам же скакал позади с маузером, угрожая каждому повернувшему обратно. Стремительная атака монголов испугала китайцев: они уложили верблюдов в каре, спешились и начали отстреливаться, прячась за верблюдами». Далее Бурдуков приводит рассказ самого Джа-ламы об атаке: «Мои монголы неслись карьером, остановить их не было возможности. Китайцы усиленно палили, но из наших никто не падал, по той причине, что те стреляли куда попало… Подскакав к китайцам вплотную, мы стали их расстреливать почти в упор. Так уничтожили весь отряд и верблюдов».
Подбирая скорострельные кавалерийские винтовки с патронами, стали подсчитывать убитых китайцев. Оказалось 140. У монголов составляли трое убитых и пять раненых. И в этом виделся солдатам особый знак – пуля не берет не только Джа-ламу, но и тех, кто сражается рядом с ним.
Крепость Кобдо была в итоге взята в ночь на 7 августа.
Богдо-хан воздал щедрые почести героям штурма. А самому Джа-ламе преподнесли грамоту, где говорилось, что он награжден званием доршин-нойон-хутухта (Грозный Святой Князь), и что ему даруется земля…
Вскоре после этого Бурдуков побывал в ставке Джа-ламы. Она была скромной: сам он жил в старой юрте, его приближенные – в двух палатках. Но над юртой развивалось новое знамя.
«Указывая на блестящее парчевое полотнище, красиво переливавшееся на солнце, – пишет Бурдуков, – приближенные Джа-ламы рассказывали о только что прошедшем празднике освящения знамени, о том, как в жертву был принесен пленный китаец, которому, однако, неопытный палач не сумел отрубить головы, так что пришлось обратиться к более опытному».
Попав туда лишь через месяц, мемуарист засвидетельствовал, как изменилась ставка Джа-ламы после того, как богдо-хан назначил его военным губернатором края:
«…роскошная юрта была отведена под канцелярию с целым штатом чиновников. Вокруг было много пастушьих юрт, стояла отдельная кухня-приемная. Однако сам Джа-лама жил все в той же маленькой юрте». Верующие очень много жертвовали Джа-ламе и вокруг его ставки паслись целые стада верблюдов, которые монголы с величайшим почтением называли «ламын сурэг» (стадо ламы).
С этого времени в своих письмах Джа-лама так выражает значение своей деятельности:
«Продолжаю усердствовать для укрепления государства и работаю на благо желтой веры (буддизма)»…

Часть 4

Кобдо пал. Это была большая победа национально-освободительного движения монголов. Страшная волна гнева смела все китайские торговые фирмы. Немногие успели бежать. Тридцать пять захваченных торговцев Джа-лама принес в жертву богам. В литературе о Джа-ламе описан этот обряд, о котором первым рассказал путешественник Констен. Сначала собравшиеся практиковали и медитировали в храме. Под звуки труб вышел в парадном желтом одеянии Джа-лама, и по его знаку к нему подвели китайцев, молящих о пощаде… Потом в долине, поодаль от храма, их раздели донага, связали, запрокинув им головы, и Джа-лама все в той же желтой мантии приступил к выполнению обряда. Круглым жертвенным ножом вспарывал грудь и вырывал пульсирующее сердце. Кровью казненного писали на знамени священную мантру, остывшие сердца врагов бросали в гавал – покрытую золотом чашу из верхней части человеческого черепа.
Очень вероятно, что все так и было – ведь Джа-лама был признанным докшин хутухта – свирепым святым, почитаемым в северном буддизме.
Когда он скакал на коне, рядом с мешком со съестными припасами у него висел тулум – целиком содранная с пленного киргиза кожа. Этот киргиз был из шайки, угонявшей у монголов табуны лошадей, отары овец и т.д. Однажды Джа-лама настиг грабителей, велел у двоих отрезать уши и отпустить, наказав передать всем киргизам, что пока не наполнит этот тулум их ушами, не успокоится…
Из кочевья в кочевье передавались рассказы о знаменитом «верблюжьем походе» Джа-ламы. Киргизы понадеялись, что в зимнюю пору, когда их не догнать на лошадях, грабеж пройдет безнаказанным. Но Джа-лама воспользовался верблюдами и расправился не только с ворами, но и со всеми без разбора киргизами и их семьями, изымая имущество и скот. После верблюжьего похода он пригнал к себе в ставку тысячу лошадей, триста верблюдов и несколько тысяч баранов…
Слава Джа-ламы росла. О глубоком почтении, которое ему выказывал не только народ, но и правители, можно понять из эпизода, запечатленного Бурдуковым. Один из князей в сопровождении свиты и солдат привез Джа-ламе в Кобдо реликвии – старое ружье и треногу, которые сам Амурсана оставил монголам в 1750-х годах – и пообещал вернуться и спасти Монголию от китайского ига. И вот он вернулся – воплощение Амурсаны – и монголы с почтением возвращают его старые вещи.
Простой народ чрезвычайно почитал его. Казакевич приводит в своих заметках такой небезынтересный для нас эпизод. Джа-лама часто наносил визиты в один из буддийских монастырей, Тзюйлин. Однажды он попросил истопить баню, имевшуюся у русских торговцев неподалеку. Это, конечно, было беспрекословно сделано, так как перед ним трепетали даже иностранцы. Пока он мылся, у дверей собралась огромная толпа народа, чаявшая получить мыльной воды после мытья в качестве инициации. Такое исключительное отношение и почтение оказывалось только великим святым со времен Будды Сакьямуни…
Кроме того, верующие приносили ему щедрые пожертвования. У Джа-ламы не было наследника и Далай-хан подарил ему своего младшего сына Цевен-гуна. Ему жертвовали не только отдельных стрелков и борцов, но и целые семьи… Дзорикту-хан пожертвовал часть своих кочевий с ламами и монастырем Шар-Цеке и 200 семей своих поданных плюс 17000 рублей и 2500 лан серебра. В очень короткий срок у Джа-ламы было уже около 2000 семей и масса бродяг, ставших его подданными. Джа-лама приказал всем кочевать за ним в Мунджик, в свою новую ставку.
Планы у Джа-ламы были огромные. В Мунджике он приступил к постройке нового города-монастыря – оплота веры. Тихая долина, окруженная горами, в 60 верстах от Кобдо ожила. Множество китайских плотников работало на строительных работах. Кроме того, Джа-лама собирался выписать русских плотников для постройки хороших зданий под школы, учреждения и пр. Доставить сельскохозяйственные орудия, пригласить инструкторов для организации культурного земледелия. Естественно, большое внимание уделялось вопросам веры и поддержанию нравственности.
«Из разных районов были вызваны искусные мастера по серебру, которым лама поручил делать трубы для богослужений и чаши для жертвенников. Некоторые трубы весили больше пуда, и каждая из чистого серебра. Борясь с пьянством, Джа-лама навесил именитому чиновнику, непотребно напивавшемуся, для позора спереди и сзади по пустой посудине и велел мести улицы (что само по себе было новшеством) и т. д.».
Джа-лама выступал как жесткий и свирепый ревнитель чистоты буддизма. Так, известен эпизод, когда Джа-лама велел ослепить собственного художника (принесенного в подарок одним из князей), должного выполнять традиционные для буддизма изобразительные работы, за то, что тот стремился в своем «творчестве» уйти от религиозных канонов и выполнял мирские заказы «на сторону».
Тут невозможно не вспомнить слова Джа-ламы о том, что «достигшие духовного совершенства убийствами очищают грешников для лучших перерождений, принимая их грехи на себя, и тем самым служат во благо людям». Этому принципу Джа-лама следовал неукоснительно. Есть много свидетельств того, что он решительно убивал тех, кто растрачивает заслуги и накапливает плохую карму. Как сообщают письменные свидетельства, прежде всего, это были власть предержащие монголы и знать. Естественно, его свирепое поведение пугало местных князей, привыкших жить в угоду своим неуемным мирским потребам. Начались бесконечные жалобы монгольскому и даже российскому правительству. Они выдавались за «гнев народа против тирана Джа-ламы». Именно они и стали причиной негативного отношения к Джа-ламе и со стороны властей, и со стороны некоторых ученых. Однако если исследовать характер этих «челобитных», описываемые в них события и их авторов, то картина получается не совсем такая... Конечно, Джа-лама был свиреп, но вопрос заключается в том, против кого и во имя чего он направлял свой гнев.
Ответ на этот вопрос можно найти в «Жалобе монголов на имя консула Кобдо».
«Джа-лама может по первому наговору казнить… или задрать плетями…, в течение года он так убил свыше ста почетных монголов, разорив до основания близких сородичей убитых».
Или же:
«Князья жалуются, что Джа-лама держит себя как независимый государь, распоряжается имуществом всех и каждого, как своей собственностью, избивая, истязая и казня виноватых и правых, без различия звания и положения. Он настаивает, чтобы все дербетские, баитские, элетские монастыри и другие, расположенные в западной части Улясутайского округа, откочевали и образовали один общий грандиозный монастырь при его резиденции».
Из этих посланий очевидно, что Джа-лама хотел достичь мощи и единства, а удельные князья и знать западной Монголии этому противились, не желая терять свое личное добро и власть. Из-за чего? Из-за личных страстей, которые они не хотели отбросить ради укрепления мощи монголов и буддизма в целом. Из-за того, что сами хотели властвовать в угоду желаниям. Вот поэтому-то Джа-лама и отмывал им карму, не давая накапливать еще большую. Что касается «разорения» и всего прочего, на что жаловались князья, то вопрос в том, являлся ли Джа-лама святым или нет. Если являлся, то он был в праве требовать предельных пожертвований, потому что так же поступали святые глубокой древности…
Так или иначе, жалобы обиженных князей были услышаны. Российской монархической власти некогда было вникать в тонкости буддийского мировоззрения и они решили эту проблему так же, как решали ее облеченные властью особы, начиная с Понтия Пилата – арестовать и наказать возмутителя спокойствия. Были приняты меры для ареста Джа-ламы и его высылки в Россию. Сделать это иначе как обманом возможности не было – власть и сила Джа-ламы были уже очень велики. Джа-ламе сообщили, что из Кобдо к нему приедут казаки оказать содействие в переселении киргизов. Он поставил для них палатки, приготовил угощение. Но капитан Булатов с тремястами казаков окружили ставку и разоружили охрану.
В юрту к Джа-ламе вошел капитан с казаками и переводчиком. Застигнутый врасплох, он отдал стоявшее за ним ружье с полной обоймой, маузеры, сказал, что больше оружия нет, но казак, ставший за его спиной, заметил, как скользнула его левая рука по дэли, где оказался еще заряженный маленький маузер…
Даже сам капитан, производивший арест, проникся печальным величием этого момента и писал позже в своем отчете:
«Вид арестованного Джа-ламы – этого бога, окруженного конвоем, – произвел сильное впечатление на всех».
Вместе с тем, были и ламы, недовольные радикальной политикой Джа-ламы, которые и раньше поднимали бунт, который был, правда, жестоко подавлен, и которые после ареста хотели убить всех сторонников Джа-ламы. Но капитан убедил их «прекратить беспорядки». Тем временем, огромное имущество на сумму 250 тысяч рублей, пожертвованное Джа-ламе верующими, было конфисковано «в пользу государства». Самого Джа-ламу препроводили в томскую тюрьму…
Пробыв год в тюрьме, он был переведен в место отбытия ссылки – г. Астрахань, где была возможность жить довольно свободно.
Дальнейшая судьба Джа-ламы волновала и интересовала всех, кто его знал, начиная с простого народа и некоторых известных буддийских деятелей, кончая русскими учеными – все справлялись и заботились о нем. В частности, Агван Доржиев – известный бурятский лама, доверенное лицо 13-го Далай-ламы в России, имевший высокое звание цханит-лхарамбы, наводил справки об отбывающем ссылку Джа-ламе и хлопотал о его освобождении и переводе в более подходящее место жительства.
Из Астрахани Джа-лама был переведен в Астраханскую губернию, к калмыкам. Там, как пишут очевидцы, он внешне «живет тихо», хотя «агитирует среди калмыков, говоря, что принял страдания за дербетов, что он святой, пустой внутри и т.д.». Эти скупые свидетельства говорят нам, прежде всего, о том, что Джа-лама не мыслил как обычные люди, а имел мировоззрение бодисатвы, т.е. желание вобрать в себя страдания людей и пережить их, «отстрадать» самому.
С началом гражданской войны в России Джа-лама получил возможность вернуться в Монголию, где многие хорошо помнили кто он такой, ждали его, приняли с почетом и помогли. Князья и хулбилганы принялись оказывать ему содействие. Имя Джа-ламы оставалось признаком успешной борьбы с китайцами. Положение в Монголии напоминало 1911 год: автономия страны была упразднена, правительство распущено, снова это была провинция Китая.
Джа-лама отправился на юг, где князь, которому он в свое время вернул захваченные грабителями личный скот и имущество, предоставил ему юрту и небольшое хозяйство… Снова начав с малого, Джа-лама организовал людей и принялся по новой строить буддийский город-крепость, расположенный на этот раз в пустынной Гоби, у горной цепи Ма-Цзун-Шань. В непреступном городе, ставшем почти миражем, жившим своей жизнью, далекой от проблем Монголии, постепенно подчиняемой коммунистами, было около пятисот юрт и отряд в триста сабель. Солдаты Джа-ламы, следуя его воле, грабили караваны купцов, что позволяло жить вольно и посвящать время суровым религиозным и военным тренировкам.
Принципиальность Джа-ламы в вопросах веры можно проследить еще и на том, что он с радостью хотел служить правительству при монгольском буддийском дворе, но ни за что не соглашался примкнуть к красным или белым.
С победой монгольской революции и с разрушением буддийских монастырей Джа-лама превратился в «единственного открытого врага монгольской революции», «воинствующего буддийского монаха».
Мог ли он, приняв на себя множество кармы, уцелеть, даже построенном духовном оазисе?
Скорее всего, нет. Судьба бодисатвы всегда не только величественна, но и трагична. Его убийство готовилось долго и тщательно. 7 октября 1922 года вышло распоряжение ликвидировать Джа-ламу. Оно начиналось словами «Совершенно секретно, весьма срочно…». Через три дня было обнародовано обращение к народу, дабы специально очернить его образ. Оно называлось «О так называемом ноене-ламе Джамбинджанцане, иностранном подданном, пользовавшемся дурной славой». В тексте после разъяснения об ужасном Джа-ламе сообщалось, что «правительство сочло необходимым принять меры к тому, чтобы немедленно схватить коварного и подлого врага народа. Военный суд приговорил его к смертной казни». Коммунисты знали, какой огромной верой обладали монголы в Джа-ламу, поэтому закончили обращение угрозой: «Может статься, что и после обнародования настоящего обращения отдельные несознательные элементы выступят в защиту Джа-ламы. Но если они только попытаются вызвать беспорядки и станут оказывать сопротивление представителям власти, то немедленно будут преданы военному суду и расстреляны. Каждый гражданин должен обдумать сложившуюся обстановку, соблюдать порядок, не оказывать сопротивления властям».

Часть 5

Операцию по ликвидации Джа-ламы было поручено возглавить известному монгольскому революционеру Канукову. Он с гордостью вспоминал, что ликвидировал «крепость живого бога Джамбиджанцана». Его воспоминания были изданы в 1928 году в написанной им коммунистической брошюре «Будда. Ламаизм и его последствия». Он хотел, чтобы «брошюра раскрыла завесу религиозного дурмана, и помогла вступить на путь борьбы с невежеством лам в Калмыцкой области», «вскрыла все язвы верующих», предрекая решительную расправу с желтой религией. Вот такой был человек, кстати, сам буддист с 18 лет, но позже предавший свою веру и превратившийся в монгольского Девадатту или Иуду, что, конечно, очень символично и до боли знакомо.
Кануков сообщал, что Монголия больше не хочет иметь перерожденцев и посылает своих людей с СССР для изучения передовых наук. Конечно, он с радостью и рвением взялся за порученную ему операцию…
Кануков прибег к обману. Джа-ламе направили письмо от имени местного хубилгана о том, что местное правительство предлагает ему пост полномочного представителя министра Западной Монголии и что решено отдать в его владение самостоятельный округ. Стали ждать ответа. Джа-лама написал, что может выехать только зимой, а пока просит прислать личную печать хошунского князя и представителей для переговоров. В крепость послали Дугар-бейсей и Наназар-батора с письмом, подтверждающим приглашение. Джа-лама тепло их принял, показал свою гордость – оружейный склад, ценности, преподнес им девять белых подарков, что было очень хорошим признаком расположения. Отпустил охрану.
В юрте один из солдат Дугар-бейсе попросил у Джа-ламы святого благословения: встал перед ним на колени, сложив ладони перед грудью. Джа-лама простер над его головой руки, и тут же был схвачен за запястья. Назар-батор из револьвера выстрелил в упор, в шею. Все было кончено в считанные секунды…
Потом, перекрыв подход к складу оружия, солдаты собрали жителей крепости и расстреляли пятерых приближенных Джа-ламы, включая хамбо-ламу, духовного настоятеля. На площади крепости сожгли останки святого. Но, опасаясь за будущее, было решено окончательно убедить народ в том, что их герой, грозный святой, мертв. Голову Джа-ламы повезли на пике в Улясутай. Народ повалил толпами – увидеть в последний раз своими глазами голову Джа-ламы. Видеть грозного святого, который, как верили многие монголы, в качестве воздаяния за свою первую ссылку вызвал революцию в царской России, свержение белого царя и беспорядки в стране, а за убийство – оккупацию Монголии императорской Японией…
Так закончился земной путь этого легендарного практикующего, чья жизнь, как часто бывает в таких случаях, скоро обросла легендами, как положительными, так и отрицательными. Но тем не менее, все еще возможно различить ее подлинные характерные черты, показывающие нам феномен жизни человека – защитника Истины, воплощающего и поддерживающего на земле законы Вселенной. История почти не сохранила свидетельств того, какой именно медитативной практикой занимался Джа-лама, но очевидно, что она имеет тесное отношение к «желтой вере» – Гелугпа. И можно уверенно предположить, что она носила самый суровый характер, иначе требовательные религиозные монголы не тянулись бы к Джа-ламе как к Святому, и он не обладал бы различными мистическими силами…

Часть 6

В завершении хотел сказать несколько слов о критике в адрес Джа-ламы. Его обвиняют в зверствах – грабежах, убийствах, принуждении женщин к сожительству и пр. Чтобы разобраться, как же на фоне этого он пользовался невообразимой популярностью (и по сей день в Монголии живы песни и сказания о его подвигах) и как, несмотря на все обвинения, он был признан святым при жизни и стал объектом веры тысяч и тысяч практикующих, нужно, опять же, посмотреть на жизнь святых прошлого и понять философию, лежащую в основе их аналогичного поведения.
Сам Джа-лама ее сформулировал очень ясно: «Достигшие духовного совершенства убийствами очищают грешников для лучших перерождений, принимая их грехи на себя, и тем самым служат во благо людям», – и вся его жизнь, включая ссылку и трагическую смерть, как неизбежное «искупление принятых грехов» – подтверждение его слов. Сам он квалифицировал свое состояние как «пустое внутри», и если это верно, то он, несомненно, был достигшим высокого уровня. Если же это не верно, то тысячи верующих монголов, включая высоких лам, таких, как известный в России Агван Доржиев, просто позволили себя одурачить, во что верится, конечно, с трудом – буддийская традиция в те времена еще была живой и позволяла высоким ламам понимать «кто есть кто». Конечно, были и ламы, кто ненавидели Джа-ламу, как были и те, кто не любили и презирали Тилопу, Миларепу, Гампопу и т. д.
Некоторые современные буддисты, например, все тот же переводчик Терентьев, говорят, что «Джа-лама – такой же лама, как Сталин – православный священник: оба они учились когда-то в духовных учебных заведениях и не более того. А зверства свои каждый из них оправдывал той идеологией, какой было удобнее – в одном случае это был примитивно понятый марксизм, в другом – шаманизм и буддизм, понимавшийся Джа-ламой примерно на уровне А. Кураева». Но с такой оценкой согласиться никак невозможно. Как свидетельствуют современники, даже лучшие и опытнейшие в медитации и дебатах ламы не могли и близко сравнится с Джа-ламой в понимании Закона, и он неизбежно побеждал их в диспутах о Дхарме. Если бы он примитивно понимал буддизм, да еще на уровне православного священника Кураева, то такие вещи ни в коем случае не происходили бы. Кроме того, те чудеса, мистические силы, которые демонстрировал Джа-лама, также не позволяют ставить в один его в один ряд с обычными людьми.

Вот и подошло к концу все, что я считал необходимым рассказать об этом незаурядном человеке, оставившем яркий след в истории религии, и каждый читатель теперь сам может увидеть, как живет и действует Гневное Божество, принимая человеческую фирму. Хотя, конечно, это мое личное мнение, и, возможно, кто-то с ним не согласится. Каждый волен сам либо признать видную роль свирепого Грозного Святого Князя в истории буддизма, поставив его в один ряд с уважаемыми нами тибетскими практикующими и рассматривать Джа-ламу как проявление Маха-Калы, может быть, даже и кое-чему поучиться у него, либо напротив, согласиться с мнением монгольских коммунистов и подвергнуть сомнению духовные и земные достижения «внука легендарного монгольского героя Амурсаны»…

Оригинал данного текста на:

Информационный сайт Республики Калмыкия "Бумбин орн"

http:// www. bumbinorn. ru/ index. php? page=96

Он говорил о себе: " Толь­ко один че­ло­век из всех жи­ву­щих зна­ет его свя­щен­ное имя, толь­ко один из всех по­се­щал Агар­ти. Этот че­ло­век - я. По­это­му да­лай-ла­ма по­чи­та­ет ме­ня, а Жи­вой Буд­да из Ур­ги бо­ит­ся. Впро­чем, нап­рас­но -мне ни­ког­да не си­деть ни на свя­щен­ном прес­то­ле в Лха­се, ни на том, что Чин­гис­хан за­ве­щал Гла­ве на­шей Жел­той ве­ры. Я не мо­нах, а воин и мститель..."

Легендарный монгольский "лама с маузером", сражавшийся против китайской оккупации, был достойным сыном своей дикой родины. Дамби-Джамцан-лама, чаще называемый просто Джа-ламой, родился в Астрахани, в семье калмыка Санаева в 1860 году. Мальчика нарекли Амуром. Имя хорошее, старинное. Никто и предположить не мог, что в судьбе будущего ламы оно сыграет ключевую роль. Через несколько лет семья Санаевых переехала в Монголию, что по тем временам было совершенно обычным делом. Мальчика отдали в дацан Долон-Нор, для обучения грамоте. Проявив себя чрезвычайно способным учеником, он был направлен в Тибет, где много лет учился в столичном монастыре Дрепунг. Для завершения высшего богословского образования Амур, получивший духовное имя Дамби-Джамцан, посетил Индию, родину Будды Гаутамы, и вернулся в Лхассу. Там, якобы в пылу спора, Санаев убил товарища по монашеской келье. Отнять жизнь - страшное преступление для буддиста. Амур Санаев бежал в Пекин и несколько лет служил при ямыне, составлявшем календари. В 1890 году Джа-лама объявился в Монголии, выдавая себя за инкарнацию Амурсаны - джунгарского князя, полтора века назад восставшего против китайцев.
Буддистское учение о переселении душ не было для монголов умозрительной теорией. Инкарнации-хубилганы встречались в каждом монастыре. Верховный правитель Далай-лама после смерти переселялся из тела в тело. Были разработаны сложные ритуалы, позволяющие с высокой точностью распознавать младенца, получившего душу владыки буддистского царства. С Амурсаной же была связана весьма трагическая история, затронувшая потомков Цинской династии. В 1755 году князь одного из сильных монгольских племён поднял мятеж против китайского владычества. Императорские войска быстро провели антитеррористическую операцию. Амурсана бежал в Россию и скончался в Тобольске от оспы. Требование Пекина выдать тело Петербург отверг. Ближайший соратник Амурсаны, "полевой командир" Шидр-ван был казнён посредством удушения шёлковой тесьмой. Вскоре у китайского императора родился сын с красной полосой вокруг шеи. Духовенство признало, что Шидр-ван возродился. Младенца умертвили жестоким магическим способом, выщипав всю плоть маленькими кусочками через дырку в китайской монете-чохе. Спустя год императрица родила второго сына, чья кожа была пёстрой, покрытой оставшимися от прежней казни шрамами. Душа Шидр-вана упрямо вселялась в царских отпрысков и требовала отмщения. Только усилиями придворных лам-чародеев, применивших нечеловеческий метод укрощения духа повстанца, младенец был убит, и больше Шидр-ван не возрождался.
Однако у могилы на тобольском кладбище необходимые ритуалы не были совершены. Посему, неизбежное случилось, и в семье Санаевых родился сын, которого назвали Амур. Воплотившийся Амурсана, спустя полтора века, вернулся в Монголию для завершения начатого. Власть и влияние Дабми-Джамцана зижделись на природных экстрасенсорных способностях и знании приёмов тибетской магии, которые способный ученик постиг в столичном монастыре. В 1890 году инкарнацию Амурсаны арестовали китайцы, однако из-под стражи удалось бежать. Странствуя по Монголии, Джа-лама вёл активную политическую жизнь и даже съездил в Лхассу по поручению русского путешественника Козлова, чей статус в диких степях Монголии был весьма высок. В 1912 году Джа-лама принял участие в осаде занятой китайцами Кобдоской крепости. После того, как город был взят, Джа-лама приобрёл огромное влияние на местных князей, как инкарнация-хубилган, обладающий волшебными свойствами. Постепенно вокруг Джа-ламы сформировалось поистине княжеское окружение - две тысячи семей из незнатных родов, выбравших его святое покровительство. Джа-лама утвердил свою ставку возле монастыря Мунджик-хурэ. Над десятками юрт возвышался поражавший воображение кочевника невиданный по размерам белый шатёр-аил, в разобранном виде перевозившийся на двадцати пяти верблюдах. Рядом с шатром было выкопано искусственное озеро, на всей территории ставки поддерживалась идеальная чистота, что многими воспринималось как шокирующее нововведение. Джа-лама не пил, не курил и строго наказывал подданных за пристрастие к алкоголю. Однако главный запрет буддизма, убийство, постоянно нарушался самим вождём. "Лама с маузером" лично пытал пленных и даже приказал освятить кровью китайского солдата новое знамя, сделанное после взятия Кобдо. Солдата зарубили у подножия знаменного древка и окропили его кровью парчу.
Войско Джа-ламы кормилось, угоняя скот у алтайских казахов. В нападениях на кочевья принимал участие и сам вождь. Русскому исследователю Бурдукову рассказывали об одной из таких операций: "После боя казахи разбежались, оставив несколько человек раненых. Один, очевидно тяжело раненый, статный и красивый молодой казах сидел гордо, оперевшись спиной о камень, и спокойно смотрел на скачущих к нему монголов, раскрыв грудь от одежды. Первый из подъехавших всадников пронзил его копьём. Киргиз наклонился вперёд, но не застонал. Джа-лама приказал другому сойти с коня и пронзить его саблей. И это не вызвало стона. Джа-лама велел распластать казаху грудь, вырвать сердце и поднести к его же глазам. Казах не потерял угасающей воли, глаза отвёл в сторону и, не взглянув на своё сердце, тихо свалился." Затем Джа-лама приказал целиком снять с мёртвого кожу и засолить её для сохранения. Беспримерная сила духа её обладателя делала кожу ценным ингредиентом для ламаистских богослужений.
В 1921 году Монголию заняли красные. Джа-лама ушёл в Южную Гоби, в горы Шацзюньшаня. Там он создал крошечное теократическое государство. Осев на торговой тропе, свирепый князь-священник стал грабить караваны, а пленников обращать в рабов. Их руками на вершине каменистого холма он воздвиг неприступную крепость Тенпей-бейшин, где рассчитывал отбиться от войск великого северного соседа. Однако, комиссары и не думали штурмовать замок. В 1923 году переодетый странствующим монахом офицер монгольской революционной армии проник в Тенпей-бейшин и застрелил тирана. Лишившись харизматического лидера, подданные сдали крепость без сопротивления красным цэрикам. Отрубленную голову Джа-ламы привезли в Улясутай, насадили на пику и выставили на базарной площади, дабы все граждане Советской Монголии убедились, что разбойник мёртв. Затем её поместили в бидон с водкой и отправили в столицу - Ургу (ныне Улан-Батор). В 1925 году монголовед Казакевич украл полуразложившуюся голову Джа-ламы, погрузил в стеклянный сосуд с формалином и переправил диппочтой в Ленинград. Питерские коллеги удалили с головы мягкие ткани и поставили экспонат "Череп монгола" на полку. Так она и хранится теперь в Музее антропологии и этнографии как экспонат Љ 3394, принося служащим запасника болезни и неприятности.
А где-то, вероятно, уже родился младенец, взирающий на мир тусклыми глазами умудрённого жизнью старика...

Гаврюченков Юрий Фёдорович

А вот что пишет о нём Оссендовский:
Ту­ше­гун-ла­ма. По про­ис­хож­де­нию он рос­сий­с­кий кал­мык; еще при ца­ре вел ак­тив­ную аги­та­цию за не­за­ви­си­мость кал­мыц­ко­го на­ро­да и по этой при­чи­не по­бы­вал во мно­гих тюрь­мах. Боль­ше­ви­ки его не жа­ло­ва­ли из-за то­го же, и при них он вновь уго­дил в тюрь­му. Ему уда­лось бе­жать в Мон­го­лию, где он поль­зо­вал­ся боль­шой по­пу­ляр­нос­тью у на­се­ле­ния. Не­уди­ви­тель­но, ведь он был близ­ким дру­гом да­лай-ла­мы в По­та­ле (Лха­са), слыл са­мым прос­ве­щен­ным из лам, а, кро­ме то­го, яв­лял­ся ис­кус­ным вра­чом. Он до­бил­ся поч­ти пол­ной не­за­ви­си­мос­ти при Жи­вом Буд­де и стал вож­дем всех древ­них ко­че­вых пле­мен За­пад­ной Мон­го­лии и Джун­га­рии, рас­п­рос­т­ра­няя свою по­ли­ти­чес­кую власть и на мон­голь­с­кие пле­ме­на Тур­кес­та­на. Труд­но бы­ло соп­ро­тив­лять­ся его вли­янию, сам он объ­яс­нял это сво­ей при­час­т­нос­тью к тай­но­му зна­нию, но мне го­во­ри­ли дру­гое. Он вы­зы­вал у мон­го­лов па­ни­чес­кий ужас, ибо каж­дый, кто ос­ме­ли­вал­ся про­ти­вить­ся его при­ка­зу, по­ги­бал. Ник­то не знал день и час, ког­да в его юр­те или на рав­ни­не, ря­дом со ска­чу­щим ко­нем, по­явит­ся та­ин­с­т­вен­ный и мо­гу­щес­т­вен­ный друг да­лай-ла­мы. И тог­да - удар кин­жа­ла, пу­ля или сталь­ные паль­цы, сда­вив­шие шею слов­но тис­ки, кон­ча­ли де­ло
http://willsbor.narod.ru/ossendovski.html( со стр 158 й глава "Таинственный Лама-мститель")

И вот ещё об обычае "освящения знамён" :)))

В августе 1912 году после боя в китайской крепости Кобдо монголы захватили 35 китайских торговцев (не солдат, заметьте, - купцов). Над ними было решено исполнить древний тантристский ритуал "освящения знамен".
"Созывая народ в гудящие раковины, ламы вынесли обтянутые человеческой кожей дамары - барабаны, музыкальные инструменты из полых человеческих костей, горшочки с кровью для демонов. Ламы высокого и низкого рангов одинаково с трудом пробирались сквозь толпу... Проворно донага раздели жертвы. Руки и ноги им заломили за спину, голову откинули назад, привязывая косицу к связанным рукам и ногам так, чтобы торчала вперед грудь жертвы. Громче забормотали молитвы и заклинания ламы, поспешнее становилось жуткое пение.
Вперед вышел Джа-лама, как все ламы, с непокрытой головой, в красной мантии. Пробормотав слова молитвы, он встал на колени перед первым из связанных китайцев, взял в левую руку короткий серпообразный жертвенный нож. Мгновенно левой рукой вонзив нож в грудь, Джа-лама вырвал правой все трепещущее сердце. Хлынувшей кровью хайлар-монголы написали на полотнище "формулы заклинаний", которые гарантировали бы монголам помощь докшитов, оценивших их победу.
Потом Джа-лама положил окровавленное сердце в приготовленную габалу - чашу, которая на самом деле была оправленной в серебро верхней частью человеческого черепа. И снова крик новой жертвы, пока, наконец, все пять знамен не были расписаны кровью сердец. Коротким ударом ножа в череп вскрывали его ламы, опуская тут же теплые мозги в габалу к мертвым сердцам... В ужасе отшатываясь в начале, зрители вскрикивали что-то в знак одобрения, словно зажигая в душе свой маленький огонь...
Настал черед следующих пяти жертв, в том числе пленного сарта. К нему первому подошел Джа-лама. Пронзительное "аллах-иль-аллах" разнеслось по долине, когда он шилообразной человеческой костью вскрыл сарту артерии и стал выпускать хлынувшую кровь в габалу. Сарт умирал, как истинный мусульманин: он бормотал предсмертную молитву, обратив взор в сторону родных мест, пока не упал на траву. Его четверым товарищам было не лучше: медленно истекали они кровью. Джа-лама обрызгал ею, кровью умиравших врагов, стоявших поблизости и дрожавших от страха цириков (солдат). Бездыханных жертв бросали в костер.Когда чиновник князя подоспел к месту жертвоприношения и попытался остановить его, утверждая, что по "желтой вере" таких ритуалов не положено, ему возразили: "Джа-богдо-лама исполняет тантра-приношение по стародавнему обычаю, как передают негласные, тайные предания. Его приказ для нас - главный! Так велит поступать с врагами религии Махакала". И в самом деле, что значит слово князя перед авторитетом святого! "Ведь Джа-лама был докшин-хутухта - свирепый святой, почитаемый в ламаизме".
Как и положено святому и ламаистскому монаху, джа-лама не пил и не курил. И он даже больше, чем святой: "Махакала первоначально был одним из образов Шивы как разрушителя мира".
Махакалу "ламы-иконописцы обязаны были изображать всегда с мечом или ножом, на фоне очищающего огня, с широко раскрытым ртом, готовым впиться в сердце врага желтой веры, выпить его неостывшую кровь. Этот докшит (по-тибетски и дхармапал на санскрите) не просто побеждает Зло, но испытывает блаженство при виде мук носителя этого Зла". Это отнюдь не образ демонических сил, не облик зла. Нет, это облик покровителя "желтой веры", облик тех сил, что защищают тибетский буддизм.
Жертвоприношение, совершенное Джа-ламой, "доступно лишь тем немногим, согласно тантризму, кто овладел обетами алмазной колесницы Ваджры...
А. Бурдуков рассказывает, что Джа-ламу не любили многие ламы. Но никто из них не осуждал его ритуалы: "и вот, при такой личной неприязни баитский лама мне все же объяснил, что в ламайском культе во время некоторых богослужений стелется белое полотно, вырезанное наподобие распластанной кожи Мангыса. Мангыс в монгольском эпосе - одухотворенное злое начало... Лама говорил, что в главных храмах Лхассы в Тибете у Далай-ламы и Банчен-Богдо, для совершения великих хуралов в честь грозных богов есть настоящие кожи мангысов, но больше их нет нигде. В других местах применяется имитация. - Вот и Джа-лама снял кожу, вероятно, для обрядностей, а не по жестокости, - закончил лама".
И в самом деле, обряды Джа-ламы были не настолько "эзотеричны", чтобы никто другой их не практиковал. Когда один из сподвижников Джа-ламы Максаржав в 1921 году совершил переворот, он не просто уничтожил белый гарнизон (отряд атамана Казанцева - часть Унгерновской дивизии). Сердце есаула Ванданова (бурята-буддиста) было съедено. "При появлении в лагере Ванданова чеджин-лама сразу же впал в транс, воплотившееся в него божество требовало себе в жертву трепещущее сердце Ванданова. Ванданова расстреляли, а вынутое сердце было поднесено беснующемуся чеджину, который в экстазе его съел. Позднее он говорил, что во время транса действует божество, а не он, оно и съело сердце Ванданова". Исполнители этого действа рассказывали Бурдукову, что "его сало и мясо разобрали на лекарства. В тибетской медицине мясо, сало, череп человека и многое другое употребляются в качестве лекарств. Человеческое мясо и сало преимущественно берутся от казненных".
Ванданов был принесен в жертву при совершении все того же ритуала освящения знамени. Но на этот раз это было уже - красное большевистское знамя. И командир красных монголов Максаржав вскоре был награжден советским орденом Красного Знамени...
Вскоре в плен к "красномонголам" (термин А. Бурдукова) попал фельдфебель Филимонов из Бийска. И на этот раз сердце пленного было принесено в жертву красному знамени и съедено. Совершал обряд все тот же бывший при Максаржаве чеджин (чойджин) лама. "Интересно, что в современных случаях человеческих жертвоприношений инициаторами являются представители высшего ламства - Джа-лама и чеджин".

Главная » Артикли » Джа-лама - земное воплощение ужасного махакалы. Убит, когда благославлял