Колпачный переулок. Домик Петра I – самое старое жилое строение Нижнего Новгорода

Палаты Аверкия Кириллова на Берсеневской набережной одно из старых и самых московских по духу и архитектуре зданий. Да и истории, происходившие в доме — типично московские.
Любые повороты истории непосредственно отражались на палатах и по прошествии столетий в них можно найти черты любой исторической эпохи.

Предлагаем сегодня осмотреть дом снаружи изнутри, а также почитать о нем —>

До XVI века земли, на которых сейчас располагаются палаты принадлежали боярам Беклемишевым, последним владельцем участка в конце XV в был Н.В.Берсень-Беклемишев (отсюда и название набережной), после чего владение сначало перешло в казну, а потом было подарено некому «государеву садовнику» Кириллу. В тех местах где сейчас располагается остров и водоотводной канал в те времена простирался так называемый Царёв сад.

Внук царского садовника Аверкий Кириллов в 1656-1657 гг. на основе деревянного здания с белокаменным подклетом возводит ныне существующие палаты, впоследствии, правда, неоднократно перестроенные.
Два каменных этажа на старом подклете повторили ассиметричность планировки прошлого здания.


План первого этажа палат


А вот так палаты выглядят с крыши Дома на набережной.
(За фото спасибо Александру Иванову. Крайне рекомендуем его блог, а также спешим сообщить, что Александр подготовил отличную экскурсию по Замоскворечью, премьера которой состоится в августе)

Голландец Николаас Витсен в 1664-1665 годах в составе нидерландского посольства побывал в Московии.
20 апреля 1665 года Витсен сделал следующую запись у себя в дневнике:
«Я посетил Аверкия Степановича Кириллова, первого гостя, которого считают одним из самых богатых купцов. Он живет в прекраснейшем здании; это большая и красивая каменная палата, верх из дерева. Во дворе у него собственная церковь и колокольня, богато убранные, красивый двор и сад. Обстановка внутри дома не хуже, в окнах немецкие разрисованные стекла [витражи - прим. moscowwalks]. Короче — у него все, что нужно для богато обставленного дома: прекрасные стулья и столы, картины, ковры, шкафы, серебряные изделия и т.д. Он угостил нас различными напитками, а также огурцами, дынями, тыквой, орехами и прозрачными яблоками, и все это подали на красивом резном серебре, очень чистом. Не было недостатка в резных кубках и чарках. Все его слуги были одеты в одинаковое платье, что не было принято даже у самого царя. Он угощал нас очень любезно»

Аверкий Кириллов и действительно был, по выражению Витсена, «первым гостем». Гостями называли крупных купцов, ведущих исключительно оптовую торговлю (склады продукции таких оптовиков поэтому и назывались Гостиными дворами). В XVII веке в таких гостей во всей России насчитывалось всего около 30 человек, они имели многие привелегии и были при этом подсудны только непосредственно царю, он же лично и жаловал это звание особо отличившимся купцам.

Аверкий Кириллов среди гостей был не самым бедным человеком, имел множество лавок в Москве и других русских городах, собственные земли с селами и деревнями, а также соляные варницы в Соли Камской. Соль тогда была незаменимым продуктом, и не только для того, чтобы делать вкусно, а гораздо больше как сырье для производства и как консервант. Соответственно, подорожание соли приводило к подорожанию всего сразу, отсюда и возникали Солевые бунты.

Царь Алексей Михайлович пожаловал Аверкию Кириллову чин думного дьяка, говоря по-современному, олигарх стал еще и министром. Аверкий Кириллов стал руководить Приказами Большой казны, Большого прихода, Казенным приказом и Приказом Большого дворца, т.е. фактически в своих руках держал все финансовые потоки, всю промышленность и торговлю страны. Но закончилось все это для него прескверно.

В 1682 г. во время Стрелецкого бунта Аверкий Кириллова зверски убили: сначала скинули с Красного крыльца кремлевского Теремного дворца, а затем порубили бердышами. Окровавленный и искромсанный труп потащили на Красную площадь под крики: «Расступитесь, думный дьяк идет!», где на позорном столбе перечислили русские народные прегрешения Кириллова: «Великие взятки имал и налогу и всякую неправду чинил».

Новые хозяева перестраивали дом и в петровское и в послепетровское время.

… отсюда и ассиметричность и дикое разнообразие архитектурных форм

С 1703 г. палатами владел А.Ф. Курбатов, который в 1705-1709 гг. провел кардинальную реконструкцию здания и придал ему вид, уже совсем близкий к современному.

С 1746 г. палаты находились в казне и использовались различными государственными учреждениями.
К концу 1860-х здание находилось в аварийном состоянии, и государство не спешило выделять средства на ремонт памятника древности, общественность испугалась возможного сноса и забила тревогу, в результате в 1870 г. по решению Александра II здание было передано Императорскому археологическому обществу, в ведение которого и находилось до 1923 г., после чего здесь разместились сначала Центральные государственные реставрационные мастерские Игоря Эммануиловича Грабаря, а в 1930-х — общежитие горничных и водителей Кремля.

В 1964 г. в палаты въехал Научно-исследовательский институт краеведческой и музейной работы, ныне, немного-немало, НИИ Культуры, занимающий здание и по сей день.


В 1930-х к палатам была сделана пристройка с лестницей. Не по древнерусским же лестница карабкаться.

На этих фотографиях можно наглядно видеть, насколько с XVII века поднялся культурный слой.

Правое крыло, более поздняя пристройка Аверкия Кириллова выглядит гораздо проще левого


Но давайте уже войдем и посмотрим как оно там внутри

Поднявшись на высокое крыльцо с учетом того, что культурный слой поднялся мы попадаем сразу на бывший второй этаж, откуда лестница срезу же от входа ведет на третий, но туда мы пока не пойдем.

А рядом с центральной лестницей спустимся по старому пути в ныне подвал, бывший некогда первым этажом.

Попадаем в сводчатый зал, выложенный старым кирпичом и белым камнем.

На некоторых кирпичиках видны клейма с двухглавым орлом еще старого вида: крылья смотрят вниз.


Есть и более новые кирпичи.


Возобновлено по древнимъ образцамъ Археологическимъ общ. 1881 г.


Ниши-шкафчики когда-то закрывались дверцами


Сохранились и дверные крепления в белокаменных обрамлениях


Близость реки не самым лучшим способом сказывается на сохранности, то подмывает, то просто влажность высокая. Чтобы избежать последствий в подвале стоит система дренажа и постоянно работают осушители воздуха. Очень хорошо следят.


Низ — белокаменный, своды из кирпича


Еще одно полуподвальное помещение. Читателю самостоятельно предлагается догадаться, кто ныне живет в этом приятном и прохладном помещении палат XVII века. Через 200-300 лет здесь будут копаться историки, археологи и прочие любители древности и с диким восторгом будут обнаруживать мусор, следы других культур, на основе найденного здесь будут писаться диссертации и выстраиваться гипотезы.
Еще одна грань Москвы, которую можно видеть в этом уникальном здании.


Более новая пристройка Кириллова. Понадобилось — просто и быстро пристроили без всяких долгих планировочных решений и согласований. Отсюда и весь такой хаотический характер планировки дома. То же самое, что происходит сейчас, только в XVII веке. Традиция сложилась уже тогда.


Из этой пристройки можно подняться и не используя старую лестницу — по лестнице 1930-х

Узкими коридорами проходим в зал заседаний


Зал заседаний Московского археологического общества, 1870-е


Здесь в потолке и находится плита с закладной надписью, по которой была сделана датировка постройки.


Энергосберегающие лампочки — наше современное всё и везде.


На дверке в зале заседаний также имеются кирпичи с клеймами.


Поднимаеся на третий этаж. Здесь есть световое окно


И еще один зал заседаний с высоким сводчатым потолком, под которым висит массивная сталинская люстра, тоже уже раритет.

Вот и все основные помещения палат — остальное узкие коридоры и стандартные кабинеты.
Удивительно, но как-то спонтанно и сумбурно, но в этом доме сошлись все эпохи: от времен Ивана Грозного и до нынешних дней.

ВСЕ ФОТОГРАФИИ СДЕЛАНЫ В ХОДЕ ЭКСКУРСИИ, ЧАСТНЫМ ЛИЦОМ .

ФОТОСЪЕМКА ВЕЛАСЬ В ПРИСУТСТВИИ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ДИРЕКЦИИ, КАКИХ-ЛИБО ЗАПРЕТОВ ИЛИ ОГРАНИЧЕНИЙ ОЗВУЧЕНО НЕ БЫЛО .

На Варварке стоит небольшое и с виду не особо приметное здание. Белые стены, крохотные окошки, один скромный шатерчик наверху. Мало кто бы это здание замечал,если бы не важная надпись на доске – «Палаты бояр Романовых». Да, именно тех самых, которые потом из бояр превратились в царей-государей-императоров.

Внутри эти палаты, как та сказочная шкатулка (или что еще) – больше и куда интереснее, чем снаружи. И даже не только изнутри. Если просто спуститься по тоже неприметной лесенке вниз с тротуара Варварки, то попадаешь в обширный (хотя сейчас, конечно, уже сильно сократившийся) двор, куда выходят массивные железные ворота.

В воротах сейчас не сидит привратник – там сидят музейные сотрудники, которые и встретили нас, собравшихся на экскурсию от «Мосблога» ( mosblog ) и по приглашению многоуважаемого Государственного исторического музея .
Пока мы дожидались остальных участников похода в палаты, успели рассмотреть их с подножия.

Это мы правильно сделали, потому что когда начался рассказ, мы уже были немножко подготовлены и не так яростно щелкали затворами фотоаппаратов, а все же внимательно слушали, что нам говорит научный сотрудник музея, Елена Алексеевна.

Городская усадьба Романовых занимала не такую скромную площадь, как сейчас. Конечно, спасибо, что хоть столько оставили, но в XVII веке тут на широком огороженном дворе жило до 200 человек (сами господа плюс разнообразная челядь и домочадцы): обширная боярская семья, не переводившиеся гости, слуги всех сортов – от поваров до ткачих…
Так вышло, что еще при Александре II, человеке просвещенном и правильно воспитанном Жуковским, проснулся интерес к истории и предкам. И в первую очередь, конечно, к собственной семье. По некоторым источникам (достаточно убедительным, хотя и косвенным) было известно, что основатель царской династии, сам Михаил Федорович Романов, родился именно здесь, а не в Костроме, потому что во время его появления на свет семья жила тут, так что где же ему еще было рождаться. А что записей нет – ну нет. Времени-то сколько прошло.
По этому поводу домик (который был, судя по местоположению и размерам, не основным усадебным домом, а все же гостевым) царская казна выкупила у монастыря, и в домике после серьезнейшей научной реставрации – первой или одной из первых научных реставраций в России! – был устроен музей.
Конечно, за столько лет домик был здорово перестроен, деревянный верх – терем – вообще отсутствовал, сгорел, так что работы было очень и очень много. Но благодаря ей (и усилиям советских и постсоветских музейщиков, разумеется, тоже) мы, собственно, и видим все то, что видим.
Начали мы знакомство с самой нижней части даже не дома, а двора – с подземного музея. Он образовался тут уже в советское время, когда при раскопках во дворе Романовых была найдена круглая кирпичная печь. Дело в том, что в теплое время тогда старались в доме не готовить во избежание пожаров, и печи складывали во дворе. Вокруг печки – что символично – и выросла вся эта экспозиция.

Вот такой ее, собственно, нашли (и с места не трогали, стоит где стояла)...

А вот такая она была (это реконструкция).

Из одного подвала мы перекочевали в другой – уже в самих палатах. В кирпичной части подземелья выставлены вполне традиционные как для любого краеведческого музея, так и для любого хозяйства XVII века предметы кухонной утвари, разные корзины, ковши, ухваты и коромысла. Беда в том, что фотографировать в музее можно только без вспышки, а освещение в подвале, сами понимаете… Так что вам остается просто представить, как оно бывает обычно.
Соседний подвал – белокаменный. Вот он поинтереснее будет. В нем хранилась «казна». Казна – это не только деньги (тем более, что деньги-то бояре наверняка хранили в основном доме, а не в маленьком, который к тому же стоит на краю двора), это еще и «рухлядь» - вещи, - и оружие, и дорогая посуда, и драгоценности. В общем, все, что может представлять собой ценность и что могут спереть лихие людишки.

Наша провожатая рассказала грустную историю о том, что сейчас из-за сноса «России» нарушился температурно-влажностный режим в подвале – подземные воды сместились и стали пронимать в подземелье дома… Пока сотрудники успешно борются, а вот в подземном ТЦ на Манежной после всех тамошних раскопок и перестроек все куда печальнее из-за Неглинки, так что историки и археологи туда на всякий случай не ходят (по крайней мере без гидрокостюмов).
В подклете (он прямо над подвалом, но под «клетью» - основным жилым помещением) находились хозяйственные службы. Сейчас же там небольшая экспозиция с волшебными вращающимися стендами и чудной печью, которая отапливала весь дом по воздуховодам.

Сейчас печь не топят, а воздуховодами пользуются – топят уже современными способами, но по старым ходам. Под печкой же стоит мисочка с едой для музейного домового Кузи. Кузя над нами слегка пошутил – погасил на пару минут свет на стендах. Ну, сами виноваты – угощения-то не принесли!

По парадной лестнице, восстановленной уже Александром II, мы поднялись в покои мужской части семьи – на первый жилой этаж палат. Как положено гостям, сразу прошли в большой зал трапезной палаты, где под полукруглыми сводами царствовал широкий стол, покрытый красной скатертью, уставленный богатой посудой и даже солонками и соусницами (соль была в то время очень ценной – не зря дорогих гостей встречали «хлебом-солью»).

Окна палат, несмотря на лето, теперь навечно закрыты зимними «окницами» - тканевыми щитами с небольшими слюдяными оконцами, чтобы тепло не уходило, сквозняки не гуляли, бояр не студили… Ну, а что не проветривалось зимой… увы, что поделать.
С краю важно пыжился буфет, тоже со слюдяными окошками, чтобы было видно, что там поставлена за посуда. Буфет уже потемнел, а когда-то, наверное, поражал гостей своим великолепием.
Так же великолепны тканевые обои и росписи стен и потолка. И те, и другие свое убранство вернули при Александре, поэтому явно отличаются от оригинала… В советское время их тоже успели ободрать, ибо с царскими вензелями, восстановили уже потом.

Рядом с большой «столовой» или даже «гостиной» - две маленькие комнатушки, тоже со сводчатыми потолками. Они условно называются «библиотекой» и «кабинетом».
Библиотека в частном доме – это примерно от 20 до 70 книг. Книги, тогда еще рукописные, стоили дорого и даже очень дорого, поэтому если у тебя штук 50 книг – ты уже профессор. Книги брали почитать друзья, для этого в библиотеке лежал реестрик «должников».

Самое удивительное в «кабинете» - это потрясающие оригинальные обои. Они – кожаные! Впервые о таком слышала, но мало того, что они кожаные, они еще и настоящие, XVII века! Правда, сюда они попали уже в XIX-м, при реставрации, но ведь сохранились, и какие красочные! Не волнуйтесь, полукружия над арками – это копии, никто настоящие обои резать и кроить не рискнул. Это было уже в музейные времена, сами-то бояре, наверное, и перекроить бы велели.

Там же, на первом, «мужском» этаже дома располагается «классная комната» - там учили маленьких боярских детей. Розог и гороха я там не увидела, хотя подозреваю, что могли быть, а вот остальные атрибуты учения присутствовали, в том числе гигантский глобус (увы, реконструкция, оригинал совсем обветшал, но ведь был когда-то, не скупились бояре на обучение детей).

Встретилась нам там еще и царь-птица с бюстом. Не знаю, зачем она была младшим барчатам:)

Впрочем, в этой комнате учили уму-разуму, арифметике и еоргафии только сыновей боярина, и то подросших до 6-7 лет. А до того (а дочки – те вообще до замужества) дети обитали в тереме – на самом верху дома. Деревянный светлый терем – самое приятное, хоть и восстановленное – место в доме. Как здорово было подняться туда по потайной узенькой лестнице, похожей на колокольную, и очутиться в светлом просторном помещении, с деревянными стенами, с широкими окнами!

Тут проходила вся жизнь женщины из знатной семьи. Вообще женщине полагалось сидеть здесь и видеться из мужчин только со своей родней и с мужем (муж спал здесь же в тереме, с женой, естественно), нянчить детей и заниматься рукоделием. Выезжали изредка в гости, выходили в церковь… Просто так болтаться по улице было неприлично. Ну, думаю, все же хозяйка спускалась и во двор, и в кухню, и в подвалы, иначе какая же она хозяйка. Но дальше двора – ни-ни.
Впрочем, судя по тому, сколько труда и времени требовала та же вышивка или шитье, женщине и некогда было куда-то бегать. В 4 часа утра просыпались, а в 6-7 вечера ложились спать.

К светелке мы уже успели здорово устать (я лично, может быть, другие участники прогулки повыносливее) и были очень рады широким скамейкам… С них была хорошо видна жизнь женщин XVII века, хотя бы частичкой той материальной стороны, которая сохранилась до наших дней: все эти кокетливые зеркальца, флакончики, гребешочки, головные уборы, шитые бисером и жемчугом… Интересно было бы хоть на экране машины времени посмотреть, как все было на самом деле. Но пока посмотрелись только в зеркала и потайные экраны.

Наша прогулка по палатам закончилась. Спускаясь по широкой лестнице, куда выходят окошки «классной», я встретила тетеньку, которая тащила вверх по ступеням дочку и внушала ей: «Смотри, как шикарно жили-то!»
Если бы сотрудницы музея не возвращали меня постоянно из мечтаний о древностях суровыми замечаниями: "Нельзя фотографировать эти листы!" (это про листы с описаниями комнат, и я не понимаю, почему нельзя), "Нельзя записывать на телефон рассказ экскурсовода!" - и так далее, - я бы вовсе погрузилась в атмосферу боярского двора. Но, наверное, сотрудницы для того и приставлены, чтобы посетители свое место в палатах помнили. Ладно... Все равно было интересно, когда бы я еще сюда собралась.
На улице нас встретил удивительный дорожный знак.

А на переходе-зебре передо мной вежливо притормозила машина с мигалкой, возможно, приняв меня с моим огромным фотоаппаратом за заграничную туристку. Я еще раз помахала рукой палатам и нырнула мимо древней стены Китай-города в метро. Как в другой мир…

Все мои фото из палат - здесь.

Колпачный переулок и дворик в Хохловском

По Покровке мы дошли до Колпа(ш)ного переулка. Именно КолпаШный - так, по-московски, называли прежде Колпачный переулок. Когда то давно, в 16 веке, здесь находилась слобода ремесленников, делавших мужские головные уборы - колпаки. От слободы и название пошло. Позже в Колпашном стала селиться аристократия.

Делались колпаки из дорогих материй, преимущественно бархата «червчатого», и украшались жемчугами и другими драгоценными камнями. Носили их московские князья. Колпаком также называли воинское наголовье, состоявшее из венца или околышка и навертья или высокой остроконечной тульи. Иногда для защиты щек, затылка и плеч к этому наголовью прикреплялась кольчужная сетка, застегивавшаяся у шеи или на груди запонами. Позднее этим словом стали обозначать головные уборы простонародья.

Милый, уютный Колпашный, он извилист и очень красив. Если посмотреть на переулок с Покровки, то на левой его стороне можно увидеть три чудесных строения: Первый дом, что слева (он желтого цвета), построен в 1802 году. Изначально в нем располагалась "Покровская" аптека А.К.Миндера. В аптеке помимо порошков и микстур, отпускали и минеральную воду. На стеклянных бутылочках с минеральной водой обязательно присутствовал оттиск с клеймом и фамилией магистра фармации Миндера: Во второй половине19 века дом перешел во владение славного купеческого рода Молчановых. Молчановы оставили о себе память в русской истории как фабриканты, благотворители, меценаты, радетели о благосостоянии храмов. К концу века хозяевами дома стала не менее славная семья Оловяшниковых. Фамилия их в колокольном деле именитая. Род Оловяшниковых ведётся с допетровских времен от монастырских крестьян Ярославского Спасо-Преображенского монастыря. Из поколения в поколение фамилия владела колокольным заведением. Колокола Оловяшниковых звучали по всей России. И в Болгарии, должно быть, сохранились колокола российских заводчиков. Летом 1877 года "братушкам" были отправлены 11 колоколов, отлитых в память освобождения Болгарии от османского ига. Колокола предназначались для Тырнова, Систова и Белы и были отвезены в Болгарию за счёт заводчика. Из одиннадцати отправленных колоколов, пять были подарены Порфирием Оловяшниковым. Следующий дом (на фото он бледно-абрикосового цвета)- отреставрированные и перестроенные барочные палаты середины 18 века: Несколько лет назад дом внешне мало чем отличался от многих других домов 19 века: И только в процессе реставрации было обнаружено, что в основе его находятся древние жилые каменные палаты конца 17 века. Принадлежали они подъячему Сытного приказа Ивану Анучину. Жилье, небогатое по сравнению с некоторыми другими известными посадскими палатами того времени. В 1711 году их приобрел сподвижник Петра I, известный в те времена лекарь Дмитрий Евдокимович Тверитинов(настоящая фамилия его - Дерюшкин).

Тверитинов Дмитрий Евдокимович личность удивительная, неординарная. Был стрельцом, потом слобожанином, затем в Москве учился лекарскому делу в Немецкой слободе, работал учеником в первой частной аптеке Грегори. Интересовался различными вероисповеданиями. Выучил латынь. Известен своим религиозным вольномыслием. Отвергал любое посредничество между человеком и Богом. Проповедовал духовное усовершенствование, нравственное подвижничество. Сравнительно малообразованный человек, он владел таким стихийным талантом диалектики, что из споров даже с серьезнейшими противниками выходил победителем. Он "едва не прельстил" архимандрита Златоустинского монастыря Антония и "повредил" даже префекта славяно-греко-латинской академии и учителя философии Стефана Прибыловича, уехавшего из Москвы с "болезнью сердца", - с сомнениями, посеянными в нем Тверитиновым. Однажды пригласил его к себе для прений сенатор И. А. Мусин-Пушкин, почитавший себя и другими почитаемый за человека весьма начитанного в богословии. Тверитинов однако "переговорил его так скоро, что менее чем в четверть часа заставил его замолчать". Тверитинов участвовал вместе с Петром I в Азовских походах и пользовался его особым доверием, что собственно и спасло Тверитинову жизнь, когда была доказана его причастность к ереси. Брата Тверитинова постигла ужасная участь, его публично сожгли в деревянном срубе на Красной площади. Лекаря же пощадили благодаря заступничеству Петра I. ..

Тверитинов посчитал необходимым перестроить старые палаты, придав им модный тогда барочный стиль. Исполнителем работ, по некоторым данным, считают знаменитого московского каменщика Михаила Косого. После смерти Тверитинова в 1741 году палаты приобретает некий Григорий Тембоза, или Тембозян, армянин по национальности. Тембоз тоже решил перестроить палаты на свой вкус. В результате палаты приобрели вид позднего барокко. Дом переходил из рук в руки, перестраивался, видоизменялся, терял свои барочные черты. Сейчас, после реставрации, дом выглядит таким, каким он был во второй половине 18 века. Рядом с барочными палатами - владения братьев Кнопов (Андреаса/Андрея и Теодора/Федора). Братья Кнопы - наследники знаменитого московского купца 1-й гильдии Льва Герасимовича (Людвига Иоганна) Кнопа. Ему, его яркой личности и предпринимательскому таланту, обязаны они своим богатством. Про особняки чуть позже. А здесь и сейчас будет маленькое отступление, посвященное человеку, которым я очарована, - основателю династии Кнопов:

* * *

Восхитительный русский немец - Людвиг Кноп

Родился в немецком городе Бремене 3 августа 1821г. В России он появился в восемнадцатилетнем возрасте в качестве помощника представителя фирмы знаменитой текстильной компании «Ди Джерси и Ко». Патрон юноши не смог как следует приспособиться к русским реалиям и местной специфике ведения дел, Кноп же, наоборот, весьма в этом преуспел, сумев завязать самые тесные связи с русскими промышленниками, совершенно вписавшись в их среду как «свой человек». Сделать это было очень не просто - нужно было не только в совершенстве выучить русский язык, но и абсолютно погрузиться в «среду обитания», в которой деловые переговоры велись за пирушкой в загородных трактирах и ресторациях, а сделки на огромные суммы заключались где-нибудь «у цыган». Немецкий молодец обладал завидным здоровьем, выдерживавшим титанические загулы его русских приятелей - в искусстве «заложить за галстук» Людвигу трудно было найти равного. Поговорка: «Что русскому хорошо, то немцу смерть» была сложена совсем не про него - о Людвиге Кнопе в Москве говорили: «Немец русского перепил, а тот и помер», имея в виду безвременную кончину его приятеля, Савелия Ивановича Хлудова, действительно умершего с перепою после совместного с Кнопом загула. При этом безудержные возлияния никак не сказывались на предпринимательских инстинктах Кнопа, а ясность головы не терялась, даже когда он был «в очень большом градусе». Кнопа свели с Саввой Морозовым, хотевшим модернизировать производство на своей фабрике, и он взялся получить у англичан большой долгосрочный кредит и организовать закупки машин со всем необходимым. Добившись кредита у англичан и разместив заказы, Людвиг вернулся в Россию с командой механиков и других специалистов. Он оборудовал морозовскую фабрику по последнему слову техники, получив по контракту хорошие деньги. Вскоре после того, как Кноп сорвал свой первый серьёзный куш, фирма «Ди Джерси» объявила себя банкротом, и её бывший представитель открыл в Москве собственную контору. Его торговый дом, назывался "Людвиг Кноп". Дело было организовано так широко, что в Англии несколько машиностроительных заводов работало исключительно на русский рынок. За активность Кноп удостоился баронского титула и поговорки: "Где церковь, там и поп, а где фабрика - там Кноп". К Кнопу валом повалила клиентура - фабриканты быстро смекнули, что тот, кто промедлит с модернизацией производства, в скором времени вылетит в трубу. В итоге каждый получал то, что хотел: промышленники - новейшие фабрики, а господин Кноп, - часть их доходов. Денег со своих заказчиков Людвиг Густавович не брал - с ним рассчитывались паями в деле. Дела конторы Кнопа шли столь успешно, что её шеф принял русское подданство, перешёл в православие, став Львом Герасимовичем, и даже был причислен к прибалтийскому дворянству. За заслуги перед новым отечеством Кнопа в 1877 г. пожаловали титулом барона, возвели в чины и наградили орденами. После его смерти, последовавшей в 1894 г., дело перешло к сыновьям, но им было далеко до отцовской хватки, и через 15 лет наследников Кнопа «выдавили» из правлений всех текстильных компаний. В результате они вынуждены были продать свои паи представителям банковского капитала.

Братья Кноп унаследовали от отца баронский титул и были весьма влиятельными особами. Андреас/Андрей являлся действительным статским советником, членом советов московского Торгового банка и Учетного банка, совладельцем фирмы «Л. И. Кноп» вместе с родным братом Теодором/Федором, директором внутренней и внешней торговли. По заказу Андреаса/Андрея в Колпачном переулке был возведен особняк в готическом стиле (Дом № 5) - настоящий замок с крепостными средневековыми стенами (арх. Карл Трейман): В новом замке в Колпачном переулке Андреасу/Андрею Кнопу жилось недолго. Октябрь 1917 года перевернул жизнь Российской империи с ног на голову. Братья Кнопы не стали испытывать судьбу и эмигрировали вместе с семьями и родственниками. Роскошный особняк большевики передали под размещение представительства новой Украинской республики. В 30-х в нём обосновался Комитет по высшему техническому образованию при ЦИК СССР. Позже особняк повидал работников МГК ВЛКСМ, Менатепа, Роспрома и ЮКОСа. В августе 2005-го, когда от ЮКОСа остались только воспоминания и уголовные дела, Росимущество продало дом с аукциона. Нынче в особняке располагается офис компании «Конфаэль», которая занимается разработкой и производством уникальных шоколадных подарков. Теодору/Федору Кнопу в Колпачном переулке принадлежал особняк (дом № 7), перестроенный из усадьбы 18 века и соединенный оградой с владением брата: (Арх. Борис Фрейденберг - создатель Сандуновских бань и Петровских линий): Идем дальше. За особняками Кнопов на левой стороны переулка расположились два примечательных здания постройки 1912 года (арх.В.Д.Глазов), а на противоположной стороне - старинные палаты 16 века: Первое здание постройки Глазова - особняк Григорий Петрович Юргенсона, сына и продолжателя дела своего отца - директора Московского отделения Русского музыкального общества и владельца нотоиздательской фирмы: Следующий дом Глазов выстроил для известного в Москве врача-окулиста Константина Владимировича Снегирёва. В этом доме была амбулатория, где принимали пациентов: В подростковом возрасте в клинике доктора Снегирёва лечился Михаил Шолохов. Спустя много лет в ту же клинику Шолохов приведет на лечение героя своего романа «Тихий Дон» Григория Мелехова. После революции и клинике и доктору повезёт, - клиника останется в этом же доме, а доктор Снегирёв будет ею заведовать. Потом здание отдадут под коммуналки. Коммунальное сожительство советских граждан закончится в 1948 году волею министра государственной безопасности СССР, руководителя "СМЕРШа", большого любителя женщин и фокстрота Виктора Абакумова . Товарищ Виктор выселит из дома 16 семей и обустроит для себя трехсотметровую квартиру. В своих апартаментах Абакумов проживёт недолго. В 1951 году его арестуют, а затем расстреляют. Напротив зданий архитектора Глазова находится древнейший памятник московского гражданского зодчества - жилые белокаменные палаты XVI века: Скорее всего, в этих палатах жили богатые бояре. На втором этаже располагались жилые помещения владельцев, на первом - кладовые и подсобки, здесь же размещались слуги. В здании сохранились части старинной отопительной системы отверстия печей, дымоходы внутри стен, "душники" для подачи тёплого воздуха. Со стороны переулка палаты выглядят весьма скромно: ни крыльца парадного, ни богатых украшений. И это не случайно, так было принято у благочестивых бояр в допетровские времена - не выставлять красоту на всеобщее обозрение. Лепоту прятали во внутреннем дворе для себя и гостей дорогих. После же воцарения Петра I в моду вошли европейские манеры и показуха. Тогда и появились парадные и роскошные фасады. Питер - типичное детище той моды. У них - "парадная/парадное", а у нас скромненько, по-московски - "подъезд". По легенде, палаты эти принадлежали малороссийскому гетману Мазепе, прославившемуся в веках не только предательством Петра I, но и своими пьянками, кутежами и хождениями по девкам. Благодарные потомки по достоинству оценили деяния гетмана: объявили его национальным героем и порешили, - быть лику его на 10-гривенной купюре: Вернемся к палатам. Согласно легенде, Мазепа жил в этих палатах во время своих приездов в Москву, хотя документального подтверждения тому нет. А есть книга историка-москвоведа Пыляева “Старая Москва”, в которой сказано, что двор Мазепы находился "в Козьмодемьянском переулке на Покровке, где теперь стоит лютеранская церковь Св. Петра и Павла". А поскольку лютеранская община присоединила двор палат к своему двору, – легендарное представление постепенно перешло на них. О настоящих владельцах дома в 17 веке ничего неизвестно. Несомненным же фактом является то, что в более поздние времена эти палаты принадлежали брату царицы Евдокии Фёдоровны - Абраму Фёдоровичу Лопухину, известному ненавистнику иностранцев, оскорблявшего Ф.Я.Лефорта даже в присутствии царя. В советское время в палатах обустроился ОВИР. От дома Снегирева и белокаменных палат по Колпачному спускаемся к Хохловскому переулку:

Электростанция сталинских времен (здание на левой стороне):

Здесь в низинке со стороны Хохловского переулка хорошо видно красное кирпичное здание, которое от Колпачного переулка отгорожено глухой стеной. Построено оно в 1892 году архитектором В.А.Коссовым для женского отделения училища при лютеранской Петропавловской церкви: Спустившись к пересечению Колпачного и Хохловского переулка, можно полюбоваться домом с великолепным ажурным балконом. Изящная отделка фасада начала прошлого века - плод фантазии архитектора Семена Эйбушица. Но само здание, не что иное, как переделанные и надстроенные одноэтажные палаты, возникшие на этом месте в 17 столетии и принадлежавшие среди прочих Алексею Михайловичу Татищеву:

Ещё этот "пятачок" славится грандиозными потопами после проливных дождей: Один местный старожил поведал газетчикам, что во время дождя проезжая часть превращается в озеро на протяжении нескольких десятков лет. "Когда мы были детьми, потоп был точно такой же. Мы катались по лужам на ремонтных щитах, которыми ограждают участки, как на плотах."

Welcome to Khokhlovskiy lane!

... день был замечательный, ни одного облачка на небе, - потоп нам не грозил. Мы свернули в Хохловский переулок

Название переулка образовано по старомосковскому обычаю - по урочищу Хохловка, заселённому выходцами из Малороссии во второй половине 17 века.

Поскольку целью нашей была Ивановская горка, мы не стали возвращаться к Покровке по Хохловским переулкам (история их достойна отдельного описания), а всего лишь заглянули в дворик дома № 7 и оттуда прямиком направились к Ивановскому монастырю. Дворик дома № 7: Белое здание, что на фото слева - роскошный дворец (палаты) думного дьяка Емельяна Украинцева. На протяжении 17 и 18 столетий эти палаты были крупнейшими в округе (толщина стен – полтора метра, высота – десять с половиной, протяженность по двору – сорок, по переулку – пятьдесят метров).

Еще в детском саду дети слышат о белокаменной Москве. Это название - традиционный эпитет столицы. Но потом дети становятся старше и на уроках истории узнают, что такое название город получил из-за своей главной крепости - Кремля. И у них появляются закономерные вопросы о том, откуда взялся такой странный дальтонизм? Кремль же красный, а не белый!

На деле никакой ошибки нет. Просто красивый эпитет появился очень давно, когда Кремль был действительно светлым.

Что такое Кремль?

Этим словом в средневековой Руси называли центральную крепость города, последний и главный оплот обороны. На его территории обычно находился главный (или единственный) городской храм, проживал правитель города (князь или воевода).

В случае же нападения (а они в те времена случались очень часто) за стенами Кремля скрывалось не только население незащищенного или защищенного слабо городского посада, но и крестьяне ближайших деревень. Крепкие стены давали надежду отбить атаку или дождаться помощи, выдерживая осаду.

Не первый

Очень долго фортификационные сооружения из камня на Руси не сооружали. Строили из дерева - это было быстрее и проще. Поэтому белокаменный Кремль в Москве не был действительно первым - до него имелась деревянная крепость. Имеются летописные свидетельства о строительстве в городе деревянной крепости основателем Москвы князем Юрием Долгоруким (кстати, любителем повоевать). Датируется этот факт 9 годами позже первого упоминания Москвы в письменном источнике.

Позже деревянный Кремль неоднократно восстанавливался и перестраивался. Причина понятна - деревянные стены неплохо защищали от непосредственного нападения врагов, но были бессильны против огня. А Русь как раз вступила в неспокойные времена - началось все с княжеских усобиц, а потом пришли татары. Последний раз деревянную крепость перестраивал знаменитый Иван Калита. Он строил ее из дуба и значительно увеличил площадь. Но все равно не помогло.

Всехсвятский пожар

Не потребовалось даже татарского нападения - Кремль Ивана Калиты был уничтожен бытовым пожаром. Это был страшный бич деревянных средневековых городов - при любом возгорании они могли выгореть полностью. На этот раз первой загорелась церковь Всех Святых (отсюда и название пожара). Случилось это в 1365 году.

В это время в Москве княжил молодой Дмитрий Иванович (тогда еще не Донской). Он стремился проводить независимую политику, но понимал, что с «голой» столицей это будет безнадежное дело. Поэтому он поспешил начать строительство новой крепости и при том позаботился, чтобы она похуже горела.

Белый камень

Русь и до того знала каменное строительство. Но во многих регионах оно, строго говоря, было не каменным, а кирпичным - употреблялась глиняная плинфа. Но во Владимиро-Суздальском княжестве еще до нашествия монголов возникла традиция строительства из известняка. За светлый цвет его называли «белым камнем». С ним нужно было уметь работать, но в принципе известняк легко поддавался обработке. Из него можно было вырезать блоки нужного размера.

Месторождение известняка недалеко от Москвы имелось в селе Мячково, в 30 км от столицы. Этот сорт теперь так и называют - мячковский известняк. Историк и писатель И. Е. Забелин предполагал, что именно этот камень должны были использовать строители Кремля Дмитрия Ивановича.

Большой проблемой была доставка камня, а князь не желал начинать строительство, пока весь нужный материал не будет под рукой. Перевозки осуществлялись по Москве-реке, частично по воде, но большей частью - зимой по льду.

Невиданный Кремль

Постройка белокаменного Кремля в Москве велась два года (1367-68 гг.). Он часто упоминается в источниках, но наши современники не знают точно, как он выглядел. Нет сколько-нибудь точных изображений, и приходится полагаться на описания и данные археологических исследований.

Площадь Кремля при князе Дмитрие приближалась к нынешней - он приказал сооружать новые стены на приличном удалении от старых. Стены теоретически были толщиной до 3 м и имели многочисленные бойницы, закрывавшиеся при нападении деревянными щитами для лучшей защиты воинов. Значительная часть стен вытянулась вдоль Москвы-реки и Неглинной (они служили дополнительной защитой). Там же, где такой защиты не хватало, был выкопан ров (его следы обнаружены археологами). Через Неглинную перекинули каменный мост - первый в Москве (ныне там стоит Троицкий мост).

Историк М. И. Тихомиров полагает, что первоначально стены были хоть и толстыми, но довольно низкими. Их надстраивали постепенно. Это была обычная практика в средневековых городах и замках. Есть версия, что изначально не весь Кремль был каменным - менее опасные с точки зрения возможного штурма оставались деревянными. Со временем было ликвидировано и это упущение.

Белокаменный Кремль в Москве (год начала строительства - 1367) простоял 150 лет. Князь Иван III известный тем, что положил конец монгольскому игу, задумал соорудить новую крепость. Белые стены понемногу разбирались, вместо них строились другие. Материалом на этот раз служит красный кирпич. Так появился Кремль современного вида.

Некоторые известковые блоки были оставлены в новой стене в качестве бутовки. Их позже обнаружили ученые и убедились таким образом, что первый каменный Кремль в Москве действительно был белым.

Чудеса Белокаменной

Стремясь к объединению и усилению Руси, Дмитрий Иванович стремился сделать Кремль не только крепостью, но и своеобразным центром притяжения, что символизировал бы русское величие. Поэтому князь построил не только стены, но и каменные церкви в кремлевских монастырях. В результате Москва стала одним из самых «каменных» русских городов, а сам Кремль - самой мощной европейской крепостью.

Наследники Дмитрия стремились продолжить его начинание и увеличить число кремлевских чудес. Так, на рубеже XIV-XV веков в Кремле появились первые на Руси башенные часы. Белый камень стали применять не только для строительства, но и для украшения. В середине XV века русский скульптор выполнил из известняка два барельефа. Один из них изображал герб Москвы (с Георгием Победоносцем), второй - святого Дмитрия Солунского (небесного покровителя Дмитрия Ивановича). Их закрепили на Фроловской (сегодня - Спасская) башне: первый в 1446 году снаружи над воротами, второй - в 1466 году так же, но с внутренней стороны.

Приключения крепости

Несмотря на свою относительно недолгую жизнь, первый белокаменный Кремль в Москве успел неплохо послужить Родине. Едва было закончено его строительство, как в 1368 году под стенами Москвы появилось войско великого князя литовского Ольгерда. Литовцы убрались несолоно хлебавши - крепость устояла. В 1370 году Ольгерд повторил попытку - с тем же результатом.

Но белому Кремлю неожиданно «вылезло боком» именно то событие, что прославило его строителя в веках. В 1380 году Дмитрий Иванович повел войско объединенных русских княжеств против Золотой Орды, и на Куликовом поле возле Дона впервые нанес врагу сокрушительное поражение. За эту победу князь удостоился почетного прозвища Донской. Но вот разозленные монголы еще вовсе не были разгромлены. В 1382 году хан Тохтамыш, сменивший побежденного Дмитрием темника Мамая, воспользовавшись отсутствием Дмитрия, напал на Москву. Город пал и был сожжен начисто.

Тут-то и проявилась предусмотрительность Дмитрия - белокаменный Кремль в Москве (дата завершения постройки - 1368 г.) устоял! Его пришлось лишь ремонтировать, но не строить заново.

Сила традиции

Хотя князь Иван применил для строительства другой материал, он явно испытывал уважение к крепости, выстроенной его знаменитым дедом. Кремль оставался белым до конца XIX века! Хотя его неоднократно достраивали и восстанавливали. В том числе после «смутного времени» и Отечественной войны 1812 года стены упорно продолжали белить!

Вот почему эпитет «белокаменная» так прочно привязался к Москве - он формировался далеко не 150 лет, а гораздо дольше! В белый цвет стены красили прежде всего для проявления почтения к Дмитрию Донскому, а потом и в силу привычки.

Можно заметить, что собор Василия Блаженного, что в непосредственной близости от Кремля - в основном красный. Можно догадаться, что это составляло броский контраст. Кроме того, в архитектуре Руси была традиция - храмы строить именно из плинфы, а она по цвету напоминает современный красный кирпич. Белить русские церкви стали много позже. И далеко не везде (посетив Софийский собор в Киеве, можно убедиться, что и его стены изначально не были белыми - на стенах строений специально оставлены незакрашенными фрагменты кладки). Благодаря этому, церкви разительно отличались от светских построек (дома тогда были деревянными или напоминали украинские мазанки). Во Владимиро-Суздальском княжестве строили белые церкви (например, Покрова на Нерли), но это не было непреложным правилом.

Творения мастеров

Хотя первого Кремля никто из деятелей нового времени не видел, он вызывал у них интерес. Некоторые пытались «придумать» Кремль Дмитрия Донского и изобразить на полотне результаты своих размышлений. Наиболее интересный вариант принадлежит художнику А. Васнецову. Часто рисовали и описывали и беленый Кремль более поздних эпох. Можно подозревать, что не все свидетели при этом знали, что раньше крепость была другой - действительно белой.

Назад к белому

Ныне красные стены Кремля подкрашивают для эффектности красной краской так же, как раньше белили. Но в последние годы все чаще звучат предложения перекрасить Кремль снова в белый цвет. Дескать, так больше будет соответствовать историческому духу Москвы.

Кроме того, что не мешает подумать, сколько для этого потребуется краски и во что обойдутся работы, нужно помнить еще о двух вещах. Во-первых, нынешний Кремль не рожден белокаменным. Перекраска не восстановит настоящую крепость Дмитрия Донского. А во-вторых, Кремль и Красная площадь - памятник мирового значения и находится под охраной ЮНЕСКО.