Польша в первой половине 19 века. Польские восстания XVIII, XIX вв
Тема разделов Польши Пруссией, Австрией и Россией - сквозная тема польского патриотического дискурса о восстаниях 1794, 1830, 1863 годов. Поляки не очень-то обращают внимание на то, что Россия в разделах Польши не участвовала и собственно польские этнические территории не захватывала. Это успешно делали Пруссия и Австрия. Часть этнических польских земель отошла к России только в 1815 году по решению Венского конгресса (его иногда называют Четвёртым разделом Польши), когда ведущие мировые державы - Великобритания, Пруссия, Австрия - восстанавливали порядок в посленаполеоновской Европе. С их согласия часть Польши как бывшей союзницы «корсиканского чудовища», поработившего пол-Европы, отошла под юрисдикцию Российской империи.
Но в 1772 году, во время Первого раздела, и в 1793 и 1795 годах (Второй и Третий раздел Речи Посполитой) к Российской империи отошли земли Малой и Белой Руси, польской короне по праву никогда не принадлежавшие. Тем не менее 150-летний юбилей Январского восстания сегодня превращается в очередную антироссийскую идеологему, которую Варшава пытается импортировать дальше на восток (Белоруссия, Литва, Украина).
Исторически сложилось так, что подавляющее большинство украинских поляков проживают на Правобережной Украине (Волынь, Галиция, Подолье). И, в отличие от Литвы и Беларуси, на Украине нет ни одного региона, где бы они составляли большинство населения. В силу этих причин «польское» прочтение истории Польши, Украины и России характерно только для западно-украинских регионов.
Как известно, восстание 1863 года распространилось от Западной Украины до Киевской губернии, но такой внушительный территориальный охват не должен создавать обманчивое впечатление о масштабах этого явления. Например, на Подолье восстания как такового не было, а на остальной Украине властям не составило труда подавить его спорадические вспышки. Мятежники загодя старались заручиться поддержкой малороссийского крестьянства, но их попытки потерпели неудачу. Малороссы, за редким исключением, выступили на стороне русских войск, поставляя информацию о польских отрядах, а то и нападая на них. Поляки издавали множество прокламаций с призывами национально-политического единения поляков, малороссов и даже евреев как соотечественников, ибо их духовно-политическим ориентиром должна была бы выступать Речь Посполитая, а не Российская империя. Характерно, что в польских воззваниях речь шла о «народах Литвы и Руси», без указания конкретных этнонимов (малороссы, белорусы, литовцы). Этим поляки стремились сплотить все национальные группы, слить их в единый антироссийский фронт борьбы. Например, евреи были названы «такими же поляками, но другой веры». «Поляками» называли малороссов, белорусов и литовцев (1).
Польские документы тех времён содержат заявление, что топонимы «Украина», «Литва» и т.д. не подразумевают образование от них этнонимов («украинцы», «литовцы»), а являются лишь территориальными наименованиями регионов, в которых проживает такое же польское (с политической точки зрения) население, как и в Польше.
Сегодня наблюдается схожесть идеологических убеждений украинских националистов и официальных историков при трактовке польских национальных восстаний, их причин и места украинского населения в тех событиях. Даже в школьных учебниках истории говорится о том, что в 1863 году перед населением Украины стоял выбор «Польша или Россия». Однако из-за жестокого панского гнёта украинцы выбрали-де Россию, хотя это и не отвечало в полной мере их национальным интересам, а лояльность украинцев царскому режиму не спасла украинское национальное движение 1860-х годов от преследований (2).
Как раз в 1800-х годах наблюдался всплеск интереса к украинской культуре и истории в среде интеллигенции. Это движение получило наименование хлопоманства, и среди его поклонников было немало украинских поляков - Владимир Антонович, Тадей Рыльский и другие. Сами хлопоманы отвергали обвинения в сепаратизме, подчёркивая, что заботятся больше о народном образовании в духе, свойственном украинскому крестьянству. Здесь уместно привести характеристику, которую дал хлопоманству археолог и историк Ксенофонт Говорский: «У нас в Киеве только теперь не более пяти упрямых хохломанов из природных малороссов, а то (прочие) все поляки, более всех хлопотавшие о распространении малорусских книжонок. Они сами, переодевшись в свитки, шлялись по деревням и раскидывали эти книжонки».
В современной украинской историографии движение хлопоманства оценивается положительно как первые, предельно чёткие и относительно массовые проявления украинского национального движения XIX века. Любая критика в адрес этого движения, в том числе из уст историков и общественных деятелей малороссийского происхождения, заранее воспринимается негативно.
Восстание поляков 1863 года и период расцвета украинофильства совпали по времени, а следовательно, по мнению некоторых украинских историков, у поляков был реальный шанс завоевать симпатии украинского крестьянства не только поддержкой хлопоманства (что поляки и делали с большой охотой), но и удовлетворением автономистских устремлений части украинофильской интеллигенции (чего поляки делать не собирались).
Иначе трактуются причины и ход восстания 1863 года польскими диаспоральными организациями на Украине. России однозначно отводится роль поработителя, а украинцам - роль помощников и сочувствующих польскому национальному движению. Однако в публикациях польских диаспоральных организаций, посвящённых событиям 1863 года, немало места отводится героям антироссийских польских восстаний, но практически отсутствует информация о деятельном участии украинского крестьянства в его подавлении. Напротив, подчёркивается присущая будто бы польскому патриотическому подполью религиозно-этническая терпимость, понимание чаяний украинского народа и желание их удовлетворения.
Упор делается на то, что именно П. Свенцицкий впервые опубликовал гимн «Ще не вмерла Україна» - точную копию с польского гимна «Jeszcze Polska nie zginela»). Говорится о том, что Ф. Духинский желал видеть поляка и украинца братом, а не врагом. Сообщается, что в польской литературе сложилась особая «украинская школа» (Юзеф Залесский, Томаш Падурра, Северин Гощинский и др.), воспевавшая украинские пейзажи и казачество; что один из самых знаменитых участников восстания 1863 года Зигмунт Сераковский называл себя «украинцем с правого берега Днепра». Курирующие подобные мероприятия польские гуманитарные фонды и организации ненавязчиво придерживаются концепции двойной этнической идентичности украинского населения (Gente Ruthenus, natione Polonus - «по происхождению русин, по национальности - поляк»).
Ведутся и столь необходимые в таких случаях поиски символов общей польско-украинской жертвенности. Вот и ныне взоры таких искателей обратились в сторону выходца из старинного запорожского рода российского офицера Андрея Потебни (близкого друга «украинца с правого берега Днепра» Зигмунта Сераковского), присоединившегося к полякам и погибшего при нападении на отряд царских войск под Краковом. Его прах покоится в братской могиле польских повстанцев неподалёку от места боя. В кругах украинской националистической интеллигенции фигура Андрея Потебни пользуется почётом и уважением, как живой пример трагической борьбы поляков и украинцев за общее европейское будущее. При этом и украинские националисты, и киевский официоз умалчивают о том, что родной брат Андрея, Александр Потебня, знаменитый лингвист и философ, чьё имя носит Институт языкознания НАН Украины, придерживался панрусистских взглядов и выступал как учёный против выделения малороссийского наречия в отдельный язык. Так что поступок Андрея Потебни - исключение из правил, а не модное в XIX веке патриотическое течение.
«Все польские восстания XIX в. проходили под лозунгом «restitutio in integrum» всего, чего мы лишились в веке XVIII» - так охарактеризовал уже в ХХ веке природу выступлений поляков против России известный польский политический публицист Станислав Цат-Мацкевич. Таковым было и восстание 1863 года, носившее больше шляхетский, чем народный характер, конечной целью которого был возврат Малой и Белой Руси под власть католической Польши.
February 12th, 2018
Толчком к очередной активизации польского национального движения стала начавшаяся в 1859 году война Франции с Австрией. Наполеон III освобождал Италию, а польские революционеры рассчитывали, что он поможет и католической Польше восстановить свою независимость. Главным генератором и проводником националистических настроений в Царстве Польском, входившем в состав Российской империи, было польское дворянство. Шляхтичи были ущемлены отсутствием привилегий и возможности участвовать в реальном государственном управлении, рассматривали подчинение России как унижение и мечтали о возрождении Речи Посполитой. В 1830-1831 гг. в Царстве Польском уже вспыхивало мощное восстание, подавленное русскими войсками.
Спустя тридцать три года «красные», как называли однозначных сторонников независимости Польши, стали готовить новое выступление.
В октябре 1861 г. был основан Центральный национальный комитет, сыгравший впоследствии роль штаба повстанцев. Кроме того, действовал Комитет русских офицеров в Польше, основанный в 1861 году и поддерживавший тесные связи как с польскими националистами, так и с русскими революционными демократами. После ареста основателя кружка Василия Каплинского, служившего в русской армии в звании поручика, Комитет возглавил другой офицер — поручик Шлиссельбургского пехотного полка Андрей Потебня. Членом Комитета был и Ярослав Домбровский, тоже служивший в русской армии младшим офицером и даже принимавший прежде участие в Крымской войне.
Ярослав Домбровский
К концу 1862 года подпольные группы, собиравшиеся принимать участие в готовящемся восстании, насчитывали не менее 20 тысяч человек. Социальной базой повстанцев были мелкие польские шляхтичи, младшие офицеры - поляки и литвины, служившие в русской армии, студенты и учащиеся польских учебных заведений, представители разночинной интеллигенции. Особую роль сыграли ксендзы католической церкви. Ватикан безоговорочно поддерживал все планы по началу восстания, рассчитывая на освобождение католической Польши из-под власти православной России.
В 1860-1862 гг. ситуация становилась все более обостренной. Например, был устроен погром на православном кладбище, русские обитатели Варшавы стали получать письма с угрозами, 15 (27) февраля 1861 года солдаты расстреляли демонстрацию, в результате чего погибли пять ее участников. В свою очередь, польские радикалы неоднократно предпринимали покушения на жизнь российских генерал-губернаторов. Не избежал покушения и великий князь Константин Николаевич, отделавшийся легкими ранениями. Формальным поводом к восстанию стало решение Александра II о начале рекрутского набора в Польше. Так император хотел изолировать большую часть протестной молодежи.
В ночь с 10 на 11 января 1863 года во многих городах Польши начали звенеть колокола. Это был условный сигнал, говоривший революционерам о начале выступления. Именно уклонившаяся от рекрутского набора в русскую армию молодежь стала костяком первых повстанческих отрядов. Радикалы сформировали «Временное национальное правительство» (Жонд народовы), которое возглавил 22-летний бывший студент философского факультета Стефан Бобровский. В первый день восстания на всей территории Царства Польского произошло 25 нападений на русские гарнизоны. Однако, поскольку повстанцы были плохо организованы и слабо вооружены, эти нападения русские солдаты отбивали достаточно легко.
В начале февраля 1863 года в Польшу из Франции прибыл 49-летний Людвик Мерославский - крестник наполеоновского генерала Даву, участник восстания 1830-1831 гг. и профессиональный польский революционер. Его провозгласили диктатором восстания. Но «диктатура» Мерославского просуществовала очень недолго. 7 (19) февраля 1863 года на опушке Крживосондзского леса отряд, которым командовал сам «диктатор», вступил в бой с отрядом полковника Юрия Шильдер - Шундлера, в который входили 3,5 роты Олонецкого пехотного полка, 60 казаков и 50 пограничных стражников. Даже такие скромные силы нанесли повстанцам сокрушительное поражение, после чего 9 (21) февраля 1863 года Людвик Мерославский бросил руководство восстанием и бежал обратно во Францию.
Mierosławski Ludwik
После бегства Мерославского повстанцев возглавил произведенный в генералы полковник Мариан Лангевич (1827-1887), прежде командовавший Сандомирским воеводством. Как и Мерославский, Лангевич, в прошлом офицер прусской армии, был профессиональным польским революционером и проживал во Франции и Италии, где занимался военной подготовкой польской молодежи. Тем не менее, формально диктатором еще некоторое время считался Мерославский и лишь 26 февраля (10 марта) новым диктатором восстания был провозглашен Лангевич. Но и ему удача не улыбалась. Уже 19 марта 1863 года, будучи наголову разгромленным в двух сражениях с русскими войсками, Лангевич бежал на территорию соседней Австрийской Галиции.
Помимо централизованных сил повстанцев, в Польше действовали и многочисленные партизанские отряды, возглавляемые местными «полевыми командирами». Это были отряды Леона Франковского, Аполинария Куровского, Зыгмунта Подалевского, Кароля Фруче, Игнатия Мыстковского и многих других. Большинство отрядов действовали в течение месяца - двух, от силы трех месяцев. Затем они терпели сокрушительные поражения от русских войск. Одним из немногих исключений был отряд генерал-полковника Михаила Гейденрейха, сумевший продержаться с июля до декабя 1863 года. В этом не было ничего удивительного, если учитывать, что сам Михаил Ян Гейденрейх в прошлом был кадровым офицером русской армии и окончил Академию Генерального штаба.
Мариан Лангевич
Помимо Польши, восстание охватило и целый ряд губерний, некогда бывших частью Великого княжества Литовского. Гродненские, виленские, витебские, минские, могилевские земли - везде появились свои повстанческие формирования, создававшиеся польскими и литовскими шляхтичами. Стоит отметить, что восстание с самого начала поддерживалось польской эмиграцией и революционными кругами Европы. Сочувствовали польским повстанцам и многие русские революционеры. Целый ряд русских и европейских радикалов отправился в польские земли в качестве добровольцев. Было сформировано несколько добровольческих соединений, укомплектованных французскими, итальянскими, венгерскими революционерами. Например, был создан "батальон зуавов смерти", которым командовал француз Франсуа де Рошенбрюн. Отличительной особенностью этого формирования была "клятва смерти" — покончить с собой в случае поражения. Такие польские "смертники".
В европейской печати польское восстание романтизировалось, подавалось исключительно как национально-освободительное движение гордого европейского народа против российского самодержавия и национального гнета. Подобное отношение унаследовала от революционного движения того времени и официальная советская историческая наука. Между тем, повстанцы не были «мягкими и пушистыми» романтиками-идеалистами, сражавшимися исключительно за свободу. Повстанцы, среди которых преобладала польская шляхта, отстаивали свои классовые интересы, а именно выступали за возвращение той формы социального и политического устройства, при которой шляхта себя чувствовала наиболее вольготно. Свою роль в мотивации повстанцев играли религиозные различия. Известно о расправах над православными священнослужителями, осквернениях православных церквей и кладбищ.
Александром II в марте 1863 года был принят ряд радикальных мер в рамках проводившейся аграрной реформы. Так, в Виленской, Ковенской, Гродненской, Минской, а затем и Витебской, Киевской, Могилевской, Подольской и Волынской губерниях были прекращены обязательства крестьян по отношению к помещикам. Поскольку основную часть помещиков составляли польские шляхтичи, такая мера не могла прийтись им по нраву. Но дальновидная российская политика лишила польских панов поддержки основной массы крестьянства. Большинство крестьян и в Царстве Польском, и в западных губерниях оставалось равнодушным к повстанцам. Известно немало случаев и выступления крестьян против повстанцев, которые досаждали сельскому населению своими поборами, а то и откровенными грабежами.
Польские паны отличались особой жестокостью по отношению к крестьянскому населению, особенно к украинским и белорусским крестьянам, исповедовавшим православие. Поэтому не было ничего удивительного в том, что крестьянское население ненавидело своих эксплуататоров и при любом удобном случае предпринимало против них какие-либо действия. Например, неоднократно крестьяне собирали отряды и захватывали своих панов, сочувствовавших повстанцам, чтобы сдать их властям. Более того, командование русской армии даже пыталось несколько охладить пыл крестьянства, которое во время подавления восстания пыталось отыграться за столетия бесчинств шляхты. В свою очередь, повстанцы развернули настоящий террор против мирного крестьянского населения, пытаясь запугать крестьян и вынудить их поддерживать восставших или, хотя бы, не сотрудничать с царскими войсками. Отсутствие поддержки со стороны крестьянства стало одной из главных причин быстрого поражения Польского восстания 1863-1864 гг.
В период с 1863 по 1865 годы в боевых действиях на территории Царства Польского и западных губерний русская армия потеряла 1221 солдата и офицера погибшими и умершими от ран, 2810 - умершими от болезней и бытовых травм, 3416 - ранеными, 438 - пропавшими без вести и дезертировавшими, еще 254 человека попали в плен к повстанцам. Имели место случаи перехода отдельных солдат и младших офицеров на сторону повстанцев, причем обычно переходили к повстанцам офицеры польского и литовского происхождения. В процессе подавления восстания власти достаточно жестко карали лидеров и наиболее активных повстанцев. 22 марта 1864 года в Вильно повесили Константина Калиновского. Общее количество смертных приговоров, приведенных в исполнение, составило за период 1863-1865 гг. около 400. Не менее 12 тысяч человек были высланы в Сибирь и другие районы Российской империи. Еще около 7 тысяч участников восстания и сочувствующих покинули пределы Царства Польского и западных губерний и эмигрировали в страны Центральной и Западной Европы. Однако, действия царского правительства в отношении повстанцев вряд ли можно назвать чрезмерно жесткими. Уже 31 декабря 1866 года Александр II заменил бессрочную каторгу для приговоренных к ней повстанцев десятилетней. Всего наказание за участие в восстании понесло лишь около 15% повстанцев, а большинство участников боевых действий со стороны восставших остались на свободе.
После подавления восстания царское правительство озаботилось вопросами профилактики национализма среди польской шляхты. В 1864 г. был запрещен латинский алфавит, Михаил Муравьев распорядился прекратить издание любых книг на литовском языке. В 1866 году генерал-губернатор Виленской губернии Константин Кауфман запретил употребление польского языка в общественных местах и в официальных документах, а также ввел запрет на использование любой польской национальной символики. По позициям польской шляхты был нанесен серьезнейший удар. Зато в результате восстания выиграло крестьянство. Власть, стремясь создать противовес польской шляхте, снизила сумму выкупных платежей для крестьян на 20% (в литовских и белорусских землях - на 30%). Кроме того, началось централизованное открытие начальных школ для детей белорусских и литовских крестьян, которое имело вполне объяснимый смысл - воспитывать подрастающие поколения крестьян в лояльности к российской власти, в православной культурной традиции.
Хотя европейское общественное мнение идеализировало повстанцев, рассматривая их исключительно как героев-идеалистов, в действительности Польскому восстанию серьезно не помогла ни одна европейская держава. Именно надежда на помощь со стороны Франции и Великобритании «грела душу» польским шляхтичам, рассчитывавшим на начало войны западных держав с Россией. Даже британские газеты признавали, что если бы лидеры повстанцев не рассчитывали на западную военную помощь, восстание прекратилось бы само собой, а то и вообще бы не начиналось.
источники
Автор: Илья Полонский
Глава «Искусство Польши». Всеобщая история искусств. Том V. Искусство 19 века. Автор: Л.И. Тананаева; под общей редакцией Ю.Д. Колпинского и Н.В. Яворской (Москва, Государственное издательство «Искусство», 1964)
Польское искусство 19 в. - яркая страница в истории польской культуры. Особенности его развития определяются тем, что в 19 в. Польша находилась в глубоко драматической ситуации: она перестала существовать как политически независимое государство и как единое целое. Последний раздел Польши (1795) отдал различные ее части трем соседним монархиям: России, Австрии, Пруссии. Однако, несмотря на это положение, сулившее, казалось бы, неотвратимую гибель польской нации, не только развивалось героическое национально-освободительное движение, но на протяжении всего 19 в. шло утверждение принципов национальной польской культуры, польской музыки, литературы, изобразительного искусства. Искусство неоднократно оказывалось в условиях Польши той единственной областью, в которой могли открыто развиваться патриотические, общенародные идеи. Поэты, писатели, музыканты, художники, воплощавшие эти идеи в своем творчестве, приобретали для нации совершенно особое значение - роль идейных вождей, национальных героев. Таково было творчество А. Мицкевича, Ф. Шопена, Ю. Словацкого. Особая патриотическая направленность, пафос национального самоутверждения были неотделимой чертой польского искусства, создавая тот особый внутренний «климат» романтической героики, нервной одушевленности, стремления к борьбе и неприятия насилия, которые столь типичны и для национального характера и для всего лучшего, что было создано Польшей в искусстве на протяжении 19 в. Подобное положение могло сложиться лишь благодаря тому, что идея независимости, идея единства нации жила в народе постоянно, пронизывала все слои населения и находила свое яркое выражение в национально-освободительном движении.
Однако различные классы преследовали в этой борьбе разные цели, хотя иногда, особенно на ранних этапах движения, выступали под общим лозунгом, создавая видимость единства всех классов нации, что, однако, неоднократно опровергалось самим ходом борьбы. Первые полтора-два десятилетия 19 в. были эпохой бурной, сложной, полной политических перемен, Сложным было и развитие художественной жизни. Доживали свой век прежние традиции, значительно менялся контингент художников, и намечались новые формы в развитии искусства. Это был период, когда уехали Я. Норблин и А. Орловский; умерли М. Плоньский и К. Войняковский. Пытался приспособиться к новым условиям, но уже не мог дать ничего нового и значительного М. Бачиарелли. Догорало творчество польско-литовского художника Ф. Смуглевича (Смуглявичуса).
Пожалуй, наиболее свежим и живым очагом искусства в эти трудные годы была Вильна (Вильнюс) с ее университетом, являвшаяся в это время не только одним из культурных центров Литвы (см. раздел «Искусство Литвы), но одновременно и очагом польской культуры.
В Кракове продолжало развиваться творчество Михаила Стаховича (1768-1825). Он писал сценки из жизни обитателей Кракова, подкраковских крестьян, сцены из восстания Костюшки. В творчестве Стаховича, в его портретах и жанровых работах было много от просветительских тенденций искусства прошлого века, в известной мере он является живой связью между двумя этими очень разными эпохами. Ту же роль играет творчество 3. Фогеля, принесшего в 19 в. навыки реалистического пейзажа, и целого ряда других художников. Однако это скорее продолжатели традиции, чем зачинатели нового искусства.
Новый период польской истории - и вместе с тем искусства - начинается в последующем десятилетии, после 1815 г. (года окончания Венского конгресса). Этот период принес с собой определенную стабилизацию. Было основано в рамках Российской империи Королевство Польское, получившее от Александра I конституцию. В Варшаве, вернувшей себе полностью роль крупнейшего культурного центра, уже в 1816 г. было организовано отделение изящных искусств при Варшавском университете. В Кракове подобное отделение было открыто в 1818 г.
Судьбы искусства все более прямо и непосредственно связывались с судьбой общества в целом. Это явственно видно на примере архитектуры, вступившей в полосу нового подъема. 20-е гг. - начало новой волны строительства. Именно гражданское, государственное строительство, уже не связанное с отдельным меценатом, приобретает главное значение. Опираясь на традиции польского классицизма 18 в., архитекторы новой эпохи развивают их дальше, по пути большей монументальности, большего размаха, более сложных и синтетических архитектурных решений. 20-30-е гг. - период усиленного градостроительства. В это время происходит окончательное формирование центральной части Варшавы - сложение ее как крупного административного центра. В 1824-1825 гг. проводится застройка Банковской площади (архитектор А. Корацци, 1792-1877) с величественным зданием Государственной комиссии приходов и казны. Огромное здание трактовано как единый, целостный архитектурный объем. Однако оно лишено всякой монотонности. Спокойный и четкий ритм колонн облегчает его фасад, включает богатые светотеневые эффекты в зрительный образ здания. К Банковской площади близок по общему решению ансамбля комплекс Театральной площади с монументальным Большим театром, строившимся в 1825-1833 гг. тоже по проекту Корацци. Широта архитектурного замысла, точная и богатая отделка деталей типичны для дворцов, воздвигнутых Корацци для частных лиц, - таков блестящий дворец Сташица (1820-1823) (в нем помещалось Общество друзей науки) или дворец Мостовских (1823). Работы Корацци - наиболее яркое проявление развитого польского классицизма.
Ближе к традициям 18 в. остается творчество Якоба Кубицкого (1758-1833), который создал в 1818-1822 гг. одно из своих лучших произведений - Бельведерский дворец в Варшаве, простой и ясный по своим формам. Классицизм в Королевстве Польском держится дольше, чем в других странах. Еще в середине 19 в. в чисто классическом стиле Генрих Маркони (1792-1863) строит в Саксонском саду водонапорную башню (1854), напоминающую по форме римский храм в Тиволи. Расцвет архитектуры в Королевстве Польском подчеркивает его значение среди других областей Польши в развитии польской культуры этих десятилетий. В Галиции и в познанских землях в эти годы сколь-нибудь значительное новое строительство не ведется.
В области культуры ведущая роль переходит к крупной и средней буржуазии и обуржуазившейся шляхте. Это определило, в частности, расцвет буржуазного портрета, широко развившегося в Польше. Здесь особенно значительным представляется творчество Антони Бродовского (1784-1832) - художника, родом из Варшавы, учившегося в Париже у Жерара. Во Франции он воспринял типичные особенности французского портрета начала 19 в. Бродовский воплощает их с большой долей личного, взволнованного ощущения бытия человеческой души, мира человеческих чувств и страстей. К лучшим работам Бродовского относится портрет брата художника (1815; Варшава, Национальный музей). Брат А. Бродовского - Ю. Бродовский также был живописцем, развивавшим в своих произведениях традиции бытовой реалистической живописи. Пылкий, одушевленный мечтой и благородным порывом юношеский образ передан художником темпераментно, в свободной, широкой манере письма, явившейся новостью для большинства польских художников. В более поздний период А. Бродовский уже не демонстрирует такой взлет чувств, невольно приводящий на память всю бурную, романтическую, охваченную патриотическими настроениями среду польской молодежи времен раннего Мицкевича. Условен и сух А. Бродовский в своих мифологических композициях, таких, как «Эдип и Антигона» (1828; Варшава, Национальный музей). Эти работы знаменуют развитие академической, официальной живописи.
Страшным ударом для всей польской культуры были последствия неудачного восстания 1830-1831 гг., когда царское правительство закрыло Варшавский и Виленский университеты и художественное образование - в немалой степени и художественная жизнь - в Королевстве Польском практически на время прекратилось. 30-40-е гг. в истории польской культуры ознаменовались перемещением идейно-политического и культурного центра, во-первых, в Галицию, в Краков, во-вторых, - в Париж, где исключительную роль стала играть многочисленная польская эмиграция. В Париже писал в эти годы Мицкевич свою национальную эпопею - «Пан Тадеуш», здесь же в эти годы возникли наиболее совершенные и народные произведения Шопена, в которых он стал выразителем души своего народа. Здесь работали живописцы Г. Родаковский, П. Михаловский, Л. Каплиньский. В эти годы после разгрома революции 1846 г. в Кракове и подготовки восстания 1848 г. поляку легче было говорить от лица своего народа в Париже, чем в самой Польше. И все же именно на родине зародилось течение, давшее начало развитию реалистического, обращенного к польской действительности искусства. Постоянно и органично связанное с родной землей и ее народом, оно отличалось особой убедительностью своих образов. В этом отношении очень важную роль играла группа художников - по преимуществу жанристов, группировавшихся вокруг Феликса Пиварского (1795-1859). Сюжеты своих картин и гравюр Пиварский черпал из народной жизни, продолжая в какой-то мере на новом этапе традиции школы Норблина. Пиварский много сделал для развития в Польше литографии. Это было еще скромное по своим художественным результатам, но тесно связанное с родной землей и народом искусство. Целый ряд молодых художников-жанристов, расцвет творчества которых падает на 60-70-е гг., обязан Пиварскому, бывшему прекрасным педагогом, своим интересом к народной жизни и реалистическими основами творчества.
Если 30-е гг. были в известной мере периодом затишья, когда даже в самом польском обществе возник спор о «смысле существования национального искусства», то 40-50-е гг. дали ответ на этот спор, выдвинув несколько больших мастеров. Генрик Родаковский (1823-1894) проявил себя одаренным портретистом, создав «Портрет отца» (1850; Варшава, Национальный музей). Живя в Париже, он написал портрет генерала Г. Дембиньского (1852; Краков, Национальный музей), который только что вернулся из Венгрии, где предводительствовал революционными войсками поляков, присоединившихся к повстанцам-венграм. Эта работа - памятник не только славному современнику художника, но и целой эпохе в истории Польши. Фигура генерала, сидящего в грустной задумчивости под сенью полевого шатра, вырастаете образ «солдата-скитальца» - одного из самых типичных и драматических образов польской истории и польской поэзии. Написан портрет в спокойной и сдержанной оливково-серой темной гамме. В широкой, но точной манере письма сказываются типичные для Родаковского черты.
Но, безусловно, самой яркой фигурой середины века был Петр Михаловский (1800-1855), один из лучших мастеров польского искусства. Михаловский стоит несколько особняком среди других художников; аристократ но происхождению, связанный с правящей верхушкой Галиции, дилетант, не получивший систематического художественного образования, общественный деятель, входивший в Галицийский сейм до его роспуска Австрией (после 1848 г.), - он занимался живописью лишь урывками, в отдельные периоды своей жизни. И тем не менее он оставил позади себя почти всех польских художников-профессионалов, создавая произведения, стоящие на общеевропейском уровне художественного мастерства и в то же время глубоко национальные. Здесь сыграло немалую роль то, что не учившийся ни в одной Академии Михаловский не был связан канонами устаревшей уже академической школы. Кроме того, художник, часто уезжавший во Францию, постоянно вступал в непосредственный контакт с передовыми художественными течениями, во многом совпадавшими с его собственными исканиями. Наконец, пристальное изучение творчества таких мастеров, как Гойя и Веласкес, сообщали произведениям Михаловского особую художественную культуру, снимая налет «доморощенности», делая его художественный язык гибким и свободным. Но главными, конечно, оставались одаренность Михаловского, его талант, свободный и романтически одушевленный. Его увлекали в живописи динамика, размах, напряженность художественной формы. Кони, всадники, битвы долгое время были его излюбленными темами. Позже Михаловский обратился к портрету и создал много прекрасных полотен, в которых точность, конкретность реалистической характеристики, какая-то бескомпромиссная правдивость сочетались с передачей напряженной концентрированной душевной жизни человека. В своих колористических исканиях Михаловский стремился к единству цветового строя картины, к единому тону. Излюбленной гаммой были серые или оливково-коричневые тона, в которые вплеталось пятно синего, красного, бело-пепельного цвета. В зрелый период своего творчества Михаловский писал очень широко, свободно. Мазок его очень точен, он одним движением кисти «ставит» фигуру, ощутимо, на глазах, лепит, строит форму.
Обратившись к теме крестьянства, Михаловский создал полотна, до сих пор остающиеся одной из вершин польской живописи 19 в. Эти портреты воплощают характерные черты польского национального народного характера, как его себе представляет Михаловский. В портрете «Сенько» (ок. 1846; Краков, Национальный музей) в образе крестьянина художник воплотил целый мир внутренней борьбы и переживаний. Личность представляется художнику цельной, замкнутой в себе, противостоящей в какой-то степени окружающему миру. Реалистическая сила Михаловского сказалась здесь в полном отсутствии внешнего пафоса, от которого редко избавлялись польские романтики, в отсутствии внешней идеализации. Манера письма Михаловского в этом портрете стала гораздо тверже и крепче, чем в его романтических всадниках раннего периода. Но широта и свобода мазка остались, только теперь они связаны с реалистической лепкой, очень энергичной и выразительной. Характеры крестьян для него имеют такую же значительность и сложность, как портреты шляхтича, - они для него интересные, значительные люди, а не «униженные и оскорбленные», которым требуется сочувствие. Определяется эта черта творчества Михаловского в первую очередь тем, что он жил и складывался как художник в обстановке 1846-1848 гг. - годов революции, крестьянских восстаний и бунтов городской бедноты.
Со второй половины 19 в. в польском искусстве получает широкое развитие жанровая реалистическая картина. Появившиеся на варшавских, а позже и на краковских выставках в 50-60-х гг. скромные жанровые композиции несли в себе нечто принципиально новое по сравнению с блестящими портретами Михаловского, хотя художественно им во многом уступали. Новое заключалось в том, что художники не только начали изображать реальные условия быта народа, но и высказывать свое отношение к его социальному положению. Правда, обращение к народу было ограничено сентиментальностью, желанием тронуть зрителя печальной участью бедняков, привлечь сострадание к ним. Зато эти художники считали себя ответственными за участь народа, хотели активно бороться за его права, помогать ему. Это стремление включить искусство непосредственно в общественную борьбу является, может быть, самым ценным, что внесли в него жанристы 60-х гг.
Подъем реалистического бытового жанра был связан в основном с российской областью Польши и объяснялся целым рядом причин. Годы, предшествующие восстанию 1863 г., отмечены особо острым интересом к социальной, в основном крестьянской тематике. В Польше были распространены настроения, близкие русскому народничеству, поэтому не случайно творчество многих жанристов этих лет напоминает искусство русских передвижников. В этом направлении работали многие варшавские художники: Ф. Костшевский (1826-1911) - «Дробильщики камня» (1862, Познань, Национальный музей); В. Герсон (1831-1901) - «Прощание крестьянина с конем» (1856) - и ряд других.
Особенно типичны работы Юзефа Шерментовского (1833-1876), крупного художника среди варшавских жанристов 60-х гг. В творчестве Шерментовского укрепилась своеобразная «жанрово-пейзажная» композиция, в которой главным является не действие, не сюжет, а общее настроение. Пожалуй, самым характерным из его произведений являются «Крестьянские похороны» (1862; Варшава, Национальный музей), тема, которая еще не раз прозвучит в польском искусстве. Герои ее - двое крестьян, потерявших близкого человека. Они понуро стоят у потрескавшейся стены деревенского кладбища, сливаясь с ней своей серой, тусклой одеждой. Светло-желтый некрашеный гроб на запряженной волами телеге, кажется, также терпеливо и уныло ждет, когда его опустят в землю, где только и обретают покой бедняки. Небо нахмурилось, за оградой, около старого костела, темнеют деревья. Луч света, неровно осветивший первый план, вот-вот скроется за надвигающимися тучами. Неровное, скользящее освещение, тени обогащают живописную сторону картины, несколько суховатую и скупую по цвету. Художник сводит все цвета к холодной, светлой гамме, где преобладает серый цвет различных оттенков, в который вплетаются голубые и желтоватые пятна. Очень хорошо написан задний план, где раскрывается вид на низкую равнину, окутанную дымкой, расплываются очертания хаты, дерева возле нее, журавля у колодца. Этот маленький кусочек польской равнины, по существу, один из первых национальных польских пейзажей. К крестьянской теме Шерментовский обращался и позднее («Крепостные», 1873).
В австрийской Польше, где бытовой жанр был менее широко развит, сложилось, однако, своеобразное, полное большой искренности творчество Александра Котсиса (1836-1877). Этот художник, внимательно и любовно изображавший жизнь подкраковских крестьян, среди которых он провел всю свою жизнь, был по преимуществу лириком. Лучшее его полотно - «Мать умерла» (1867; Львов, Картинная галерея). Картина изображает внутренность бедной избы, освещенной через небольшое окошко серебристым рассеянным светом. В углу - постель, на которой виднеется застывшая, с запрокинутой головой фигура умершей крестьянки. Трое детишек неподвижно стоят у кровати, еще не умея осознать свою беду. У ног их бегают кролики. Эти робкие зверьки как бы подчеркивают беззащитность своих маленьких хозяев - таких же слабых и одиноких. К удаче художника относится и «Последнее добро» (1870; Варшава, Национальный музей). Многочисленны портреты, наброски с крестьянских детей, приводящих на память Янко-музыканта Сенкевича.
Особое место занимает творчество другого художника, тоже выходца из Галиции, Артура Гроттгера (1837-1867), отразившего в своих графических сериях «Варшава» (1862), «Польша» (1863) и др. борьбу польского народа за национальное освобождение. Героем его стал рядовой повстанец, польский патриот. Творчество Гроттгера, противоречивое, не лишенное салонности и театральных эффектов, ценно своим активным характером, утверждением в искусстве актуальной, общественно значимой темы, а также гуманизмом и демократической, гражданской страстью. Оно знаменовало собой сильный подъем темы национально-освободительного движения в польском искусстве. Тема эта еще со времен Норблина и Орловского, отражавших в своих рисунках восстание Костюшки, прочно вошла в польское искусство. В ряде случаев мы встречаемся с прямым, непосредственным изображением событий, связанных с борьбой польского народа, - и здесь особенно велико значение Гроттгера, по стопам которого впоследствии шли такие мастера, как Мальчевский.
Годы кануна восстания 1863 года и время после его разгрома были переломными в развитии польского искусства. Этот период уже характеризуется в целом развитием демократического реализма. Романтический этап искусства казался завершенным, и все же романтическое понимание народности сказалось в творчестве такого крупного мастера исторической живописи, как Матейко. Творчество Яна Матейки (1838-1893) - целая эпоха в польской художественной и культурной жизни. Расцвет исторической живописи в стране, лишенной национальной независимости, - явление не случайное. Она становится активной формой борьбы - борьбы за прошлое, напоминая о котором, прославляя его, художник стремится воспитать в своем поколении патриотизм и веру в свои силы. Не случайно историческая картина расцвела в 19 в. в Венгрии, Чехии, позже - в Сербии, Болгарии. Это касается не только живописи - тема прошлого возникает в литературе, поэзии, музыке. И тот особый вес, который она получает, та значительность, которая за ней признается в системе других жанров искусства, является одной из наиболее характерных черт польской художественной культуры 19 в. В специфических условиях Польши прошлое всегда выступало идеализированным, в ореоле романтических мечтаний, представлялось потерянным раем, и это легко понять.
Первый период творчества Матейки (60-70-е гг.) был полон патриотического одушевления. Таковы его произведения «Станьчик на балу у королевы Боны в Вавеле» (1862) и «Проповедь Скарги» (1864; обе - Варшава, Национальный музей). В последней картине изображен проповедник 16 в., укоряющий правителей польского общества в своекорыстии и забвении общенациональных интересов. Критические, переломные моменты истории - время правления Зигмунда Старого (16 в.) и события недавнего сравнительно прошлого (конец 18 в.) - сближались, становились звеньями одной цепи, одного повествования о своекорыстии шляхты, приводящей страну на грань катастрофы, и вызывали у зрителя глубокие раздумья. Правящие круги очень отрицательно отнеслись к первым произведениям художника именно из-за концепции, заложенной в них. Матейко на эти нападки ответил своим «Приговором Матейке» (1867; Варшава, Национальный музей), где он под видом воссоздания эпизода из жизни 16 в. изобразил самого себя осужденным на казнь.
Уже в ранних полотнах сложились те художественные принципы, которые и в дальнейшем были свойственны искусству Матейки. Большое, многофигурное полотно, развернутый сюжет, сложно соотнесенные между собой многочисленные исторические персонажи, драматизм ситуации, психологическое напряжение будут типичны для всего творчества Матейки. В центре повествования всегда стоит герой, будь то Скарга или Костюшко. Все действие группируется вокруг него. В поздних работах перегруженность композиции, обилие зрительных центров и масса фигур, в равной мере привлекающих внимание зрителя, становится утомительными для глаза и ослабляют эмоциональное воздействие картины. Романтическое, взволнованное начало полотен Матейки порой превращается в чрезмерный пафос, патетику, что видно в работах позднего периода, когда и концепция картин Матейки существенно меняется. Возвеличивание прошлого, а в нем - шляхты и королей как вождей народа, что прямо связано с влиянием реакционной историографии (очень развитой в то время в Кракове), привело к тому, что творчество Матейки в 80-90-х гг. становится все более традиционно-официальным. Такие картины, как «Люблинская уния» (1869; Варшава, Национальный музей), «Баторий под Псковом» (1871; там же), знаменовали поворот к темам некритического прославления, возвеличивания феодально-магнатской Польши. Он обращается теперь к темам, которые связаны с победами, с триумфами польского оружия и польской государственности. Таковы «Прусская дань» (1882; Краков, Национальный музей), «Собеский под Веной» (1883) и многие другие. Не случайно именно в это время колоссальный художественный и моральный авторитет художника становится своего рода преградой, которую правящие классы выдвигают на пути развития реалистического искусства. Однако следует отметить, что Матейко начал огромную работу над росписями Мариацкого костела в Кракове (где помещен алтарь Вита Ствоша). Поиски монументально-декоративного стиля, захватившие на склоне лет художника, явились новым словом в польском искусстве. Они положили начало широкому и очень интересному течению, принесшему в 900-х гг. ряд достижений, особенно в творчестве Ст. Выспяньского.
В 70-х и 80-х гг. наиболее передовые тенденции проявились в искусстве на территории Королевства Польского, они знаменовали собой высшую точку развития демократического реализма. После реформы 60-х гг. наступило быстрое развитие капитализма. Гегемония польской шляхты кончилась. Это означало одновременно конец романтических иллюзий, художественных концепций, связанных с ними, и распространение буржуазной идеологии позитивизма, влияния которой не избежали такие большие писатели, как Б. Прус, Э. Ожешко и, собственно, вся школа варшавских художников-реалистов. При всем том их творчество является развитием художественных принципов, заложенных в произведениях реалистов 60-х гг. Однако надо отметить и возросший профессионализм художников, их стремление добиться настоящего мастерства. Картины Ю. Хелмоньского и особенно братьев М. и А. Герымских являются вкладом польского искусства в реалистическую европейскую живопись.
Творчество Юзефа Хелмоньского (1849-1914) посвящено почти исключительно жизни польского крестьянина. Поэтическое, спокойное «Бабье лето» (1875; Варшава, Национальный музей), где молодая крестьянка прилегла на межу, ловя рукой раннюю осеннюю паутинку; ребята-пастушки, убегающие от грозы («Перед бурей»; 1896, Краков, Национальный музей), или бешеные летящие на зрителя «Тройки» - подкупают то своим живым лиризмом, то ярким темпераментом.
Таланту Максимильяна Герымского (1846-1874) свойственны иные черты - тонкий и точный рисунок, изящество и музыкальность, слитые с исключительным ощущением жизни природы. М. Герымский счастливо соединял в себе пристального реалиста и истинного поэта. Это отчетливо видно на одной из лучших картин Герымского - «Повстанческий патруль» (ок. 1871; Варшава, Национальный музей). Картина эта изображает сцену из недавнего восстания 1863 г. Патруль из четырех всадников остановился на сельской дороге, предупрежденный нищим-разведчиком о приближении неприятеля. Простая и обыденная, отнюдь не героическая сцена приобретает внутренний смысл и глубокий эмоциональный подтекст благодаря пейзажу, которому Герымский всегда отводит огромную роль, продолжая в этом отношении традиции польских жанристов, в первую очередь - Шерментовского. Плоская песчаная равнина, обрамленная рыжеватым кустарником, с тонкой березкой у дороги, прозрачная тишина ранней осени, разлитая в этом мирном, клонящемся к вечеру дне, небо, струящее неяркий, рассеянный свет,- вся эта панорама средней Польши сливается с всадниками, вставшими на ее защиту, в одно целое, в образ, полный лиризма и внутренней драматичности. Интерес к пленэрной реалистической живописи впервые в Польше проявился в работах М. Герымского.
Еще более высоким мастерством в овладении системой реалистической живописи отличалось творчество его брата, Александра Герымского (1850-1901). Тема большого капиталистического города впервые в Польше нашла своего художника. Его варшавский цикл (в который входят картины «Тромбки», 1884, Краков, Национальный музей; «На песочном карьере на Висле», 1887; «Еврейка с апельсинами», 1881, обе - в Национальном музее, Варшава) показал умение художника глубоко воспринимать самую незаметную, повседневную жизнь, находить в ней скрытую для поверхностного взгляда красоту и значительность. В более поздние годы, живя в Париже, А. Герымский создает много полотен, среди них «Парижская Опера ночью» (1891; Познань, Национальный музей) и лучшую, пожалуй, свою работу - «Вечер над Сеной» (1893).
Своеобразным завершением столь типичной для польского искусства темы освободительного движения явилось творчество Яцека Мальчевского (1854-1929). Он выделился еще в 70-80-х гг. своими картинами из быта ссыльных: «Смерть на этапе» (1891), «Воскресенье в шахте» (1882), «Политические ссыльные» (1883) (все - Варшава, Национальный музей), в которых показал себя мастером психологической характеристики. Обычно у Мальчевского одна тема психологического состояния как бы разыгрывается во множестве вариантов, выявляя тем самым различные характеры, различные темпераменты и бросая свет на судьбы людей. В 90-х и особенно в 900-х гг. Мальчевский все сильнее уходит в символику, создавая полотна, где реальное, взятое из повседневности, причудливо перемешивается с фантастикой. Работы этого периода однообразны, отмечены печатью декаданса. В какой-то мере реалистическое видение мира у Мальчевского сохраняется в его портретах, которым свойственны верность и проникновенность психологической характеристики.
Импрессионизм как целостная система художественного мировоззрения впервые проявляется в польском искусстве в творчестве Владислава Подковиньского (1866-1895) и Юзефа Панкевича (1866-1940), учившихся в Париже. Однако их работы оставались некоторое время одиноким явлением в польском искусстве. Лишь 90-е гг. принесли освоение метода импрессионистического искусства рядом крупных художников, которые интерпретировали его в формах национально своеобразных. Это в первую очередь Леон Вычулковский (1852-1936), Ян Станиславский (1860-1907). Для этих художников типичны неиссякающий интерес к родной земле и народу и способность вновь и вновь черпать вдохновение в верности жизненной правде. Станиславский любовно и проникновенно писал картины польской и украинской природы, наслаждаясь буйством красок, щедростью теплой земли, умея из невзрачного куста репейника, выросшего на речном берегу, сделать полную света, воздуха и тонкого поэтического настроения картину, настоящий символ родной природы. Лучшие картины Вычулковского связаны с крестьянской темой: «Пахота» (1903; Краков, Национальный музей); «Уборка свеклы» (1892; Варшава, Национальный музей) и другие.
Крестьянская тема оставалась ведущей в творчестве целого ряда других художников 90-900-х гг. Их творчество было завершением реалистической линии в польской живописи и одновременно той плодотворной традицией, из которой вырастало, пусть преобразуя ее, пусть порой даже отрицая, творчество художников следующего поколения.
Политика русификации после восстания 1863-1864 годов в Польше в краткосрочном плане принесла определённые успехи: радикальная оппозиция была разгромлена, большинство польского общества пришло к осознанию невозможности в ближайшем времени обретения независимости и необходимости сотрудничества с российскими властями. На первый план вышли текущие проблемы просвещения и модернизации экономики. В результате в конце XIX века доминирующее влияние в польском национальном движении приобрели идеи позитивизма, политического реализма и «органической работы» на благо страны. Но уже со второй половины 1880-х гг. национальное движение вновь начало приобретать политическую окраску: новое поколение польской молодёжи не удовлетворялось идеями «органической работы» и снова подняло требования восстановления самостоятельности царства Польского. Этот перелом во многом был связан с углублением русификации польской системы образования и проводимой в западных польских землях, входивших в состав Пруссии, политикой «культуркампфа». По времени возвращение к политической борьбе совпало с публикацией исторической трилогии Генрика Сенкевича (1884-1888), давшей новый импульс польскому патриотизму. Основные принципы и цели польских радикалов были сформулированы в 1887 г. в памфлете Зигмунта Милковского, который в том же году основал в эмиграции «Польскую лигу», призванную координировать борьбу патриотов всех частей Польши с целью убедить правительства России и Германии пойти на восстановление автономии польских земель.
На изображении: Административное деление Польши в конце XIX века
В то же время в Царстве Польском сохранялось фактически военное положение, военные власти имели особые полномочия, позволявшие им вмешиваться в гражданскую жизнь польских губерний. При Александре III усилились гонения на польскую культуру, была ужесточена цензура, продолжалось вытеснение польского языка из сфер администрации, суда и школьного образования, в гимназиях было запрещено разговаривать на польском языке. С конца 1880-х годов наиболее применяемыми наименованиями российской Польши становятся названия «Привислинский край», «Привислинские губернии» и «губернии Привислинского края». Школьные программы по истории составлялись в прорусском духе, особое возмущение патриотов вызывали учебники Д. И. Иловайского. В 1885 г. языком преподавания в народных школах был объявлен русский язык. Одновременно сокращалось количество учебных заведений, в результате чего к концу XIX века по уровню грамотности Польша оказалась на одном из самых последних мест в Российской империи.
Для борьбы против русификации в конце 1880-х - 1890-х гг. стали создаваться тайные учебные заведения, в которых велось преподавание польского языка, истории и культуры. Сеть тайных школ быстро покрыла всю Польшу, был даже создан тайный «Летучий университет» в Варшаве, постоянно меняющий место проведения занятий, в котором ведущие польские учёные преподавали историю, естественные науки, философию, филологию и другие дисциплины. К 1901 г. система тайного образования охватила почти 1/3 населения страны. Одновременно усиливалось влияние тайных групп и организаций, прежде всего молодёжного движения «Зет», которые помимо просветительской работы и печати подпольной литературы занимались подготовкой вооружённого восстания. В 1894 г. после массовой демонстрации польских патриотов в Варшаве была проведена крупная полицейская акция, в результате которой многие члены тайных обществ были арестованы, однако уже в 1898 г. «Зет» был восстановлен под руководством «Лиги народовой» во главе с Романом Дмовским.
На изображении: Роман Дмовский
Вступление на российский престол Николая II оживило надежды на либерализацию политики России в отношении Польши. В 1897 году император посетил Варшаву, где дал согласие на учреждение Политехнического университета и установку памятника Мицкевичу. Хотя правительство отказалось от дальнейшего углубления политики русификации, реальных сдвигов в сторону либерализации положения в стране также не произошло.
В то же время польское национальное движение продолжало радикализироваться. В 1897 г. на основе «Лиги народовой» была создана Национально-демократическая партия Польши, которая хотя и имела своей стратегической целью восстановление независимости Польши, боролась прежде всего против русификационных законов и за восстановление автономии Польши. Национал-демократическая партия вскоре стала ведущей политической силой царства Польского и приняла участие в деятельности Российской государственной думы (фракция Польское коло). С другой стороны, всё большее влияние приобретала Польская социалистическая партия Юзефа Пилсудского, которая организовала целый ряд забастовок и стачек на промышленных предприятиях царства Польского. Во время русско-японской войны 1904-1905 гг. Пилсудский посетил Японию, где пытался добиться финансирования восстания в Польше и организации польских легионов для участия в войне против России. Против этого выступали национал-демократы Романа Дмовского. Тем не менее, Пилсудскому удалось заручиться поддержкой Японии в закупке вооружения, а в 1904 г. он создал Боевую организацию Польской социалистической партии, которая на протяжении следующих лет осуществила несколько десятков террористических актов и нападений на российские учреждения и организации, из которых наиболее известно Безданское ограбление 1908 года. Только в 1906 г. боевиками Пилсудского было убито 336 российских чиновников и военнослужащих.
На изображении: Юзеф Пилсудский
Русификация Польши в целом проходила успешнее русификации Финляндии, что отчасти объяснялось близким родством русского и польского народов, а также близостью и понятностью русской культуры. Более того, русский язык в Финляндии даже во времена наиболее интенсивной русификации так и не смог потеснить шведский, распространившийся в Финляндии ещё в XII-XIII веках.
Царскому правительству удалось добиться деполонизации ряда ранее полонизированных регионов (Литва, Беларусь, Украина), но в губерниях (воеводствах), составлявших собственно Привислинский край (за исключением района Хелма и Белостока, где проживало значительное количество белорусов, и который был выведен из его состава в 1912 г.) демографическое большинство поляков оставалось незыблемым и количество русских там никогда не было сколько-нибудь значительным. Так что даже местные евреи лучше говорили по-польски, несмотря на наличие у всех российского гражданства.
Для сравнения, положение поляков в подчинённом Пруссии Великом герцогстве Познаньском было гораздо более шатким и ухудшалось с каждым годом. Пруссия проигнорировала все условия автономии герцогства и развернула политику беспощадной германизации уже с начала 1820-х гг. При этом доля поляков в герцогстве сократилась с 73 % в 1815 г. до 64 % в 1910, а доля немцев возросла с 25 % до 31 %, евреев с 2 до 5 %. Немецкий язык вытеснил польский в герцогстве из всех сфер жизни, за исключением бытового общения. Ассимиляционное давление было очень высоким.
Наиболее удачно судьба разделённых поляков складывается в Галиции, входившей в состав Австро-Венгрии. Из-за своей относительной малочисленности, австрийские немцы оказались не в состоянии германизировать Галицию и Краков (Малая Польша), поэтому поляки как класс получили здесь значительные привилегии после 1880 г. Польский язык стал фактически основным языком образования даже в регионах компактного проживания русинов и украинцев.
В результате разделов Речи Посполитой в 1772, 1793 и 1795 гг., а также присоединения к Российской империи Царства Польского по итогам Венского конгресса 1815 г. все белорусские земли оказались под властью Романовых. Территориально-административное деление и властные институты Великого княжества Литовского были упразднены. По распоряжению Павла I была образована Белорусская губерния, впоследствии в 1802 г. преобразованная в Могилевское и Витебское генерал-губернаторство. Однако зачастую в официальных документах и среди широких слоев употреблялось наименование «Белорусское генерал-губернаторство» или, позднее, просто Белоруссия. Таким образом, впервые термин «белорусский» был использован в качестве названия территориальной единицы.
Также белорусское население проживало в Виленской, Ковенской, Гродненской и Минской губерниях. Всего в «белорусских» и «литовских» губерниях проживало на 1811 г. ок. 3,8 млн. человек. На протяжении всего XIX в. численность населения увеличивалась, в отличие от предыдущего периода. К 1840 г. население белорусских земель составило ок. 4,2 млн. человек, а к концу XIX в. - 6,8 млн. (вместе с Гродненской губернией, в которую входил Белосток, и Витебской с Динабургом (ныне - Даугавпилс) - 8,5 млн.) Большая часть населения было занято в аграрном производстве, из-за чего доля городского населения увеличивалась медленно - с 3,5% в конце XVIII до 10% в конце XIX в. Большинство населения (70%) составляло крепостное крестьянство. Основной повинностью оставалась барщина (панщина), которая достигала 5−6 дней в неделю. Начиная с 30-х гг. XIX в. в связи с промышленным переворотом и возникновением в Российской империи сахарной промышленности особое значение в помещичьих хозяйствах стала играть культура сахарной свеклы. Также картофель окончательно стал полевой культурой в связи с широким распространением панских винокурен. До 19% населения было государственными крестьянами, основной проблемой которых было малоземелье.
Большое влияние на социальное развитие оказывала конфессиональная ситуация. Вплоть до поражения польского восстания 1830−31 гг. господствующее положение в «литовских» и «белорусских» губерниях занимало дворянство (шляхта), католическое духовенство и представители нарождающейся польской интеллигенции. Общая их доля в населении Белоруссии составляла не более 6%. Парадокс ситуации заключался в том, что российская власть, несмотря на официальную поддержку православной церкви в Белоруссии, фактически лишила ее социальной опоры в верхних слоях общества: большая часть мелкой шляхты, православные белорусы, были переведены в податные сословия. В течение всей первой половины XIX в. в белорусских землях сохранялось разделение на «панскую веру» (католицизм) и «хлопскую» (православие). Большой удельный вес в структуре населения занимали евреи, их процент по губерниям варьировался от 12 до 17%. Вместе с поляками, евреи составляли абсолютное большинство в городах (к концу столетия конкуренцию им составили великороссы).
В первой половине XIX в. в среде православного населения белорусских земель наблюдается определенная синкретичность в формировании собственной идентичности. Выходец из этих земель мог одновременно называть себя и белорусом, и «литвином». Многочисленные источники говорят о том, что православные крестьяне и горожане часто называли свой язык (белорусский в современном значении) «литовским» и свою родину - Литвой. Для представителей местных властей, в основном польского происхождения, различие между «литвинами» и «белорусами» проходила в конфессиональном поле - «литвинами» назывались преимущественно католики. Однако вплоть до конца XIX в. в официальной документации и в обиходе не было четкой формулы идентичности по отношению к православному населению белорусских земель. Надо также отметить, что сама «литовская» идентичность, которую использовали православные крестьяне, не имела, по сути, этнического содержания и оставалась «областнической», аналогичной локальным идентичностям, существовавшим тогда в империи.
Ключевыми событиями в военно-политической истории белорусских земель XIX в. стали польские восстания 1830−31 гг. и 1863−64 гг. В ноябре 1830 в Варшаве произошел вооруженный мятеж, направленный на восстановление польской государственности, поддержанный большей частью польской шляхты. Польское восстание затронуло западную часть белорусских территорий. Так как большинство населения Белоруссии составляло крестьянство, то оно в основном осталось равнодушным к призывам польской шляхты, основанных на лозунгах Великой Французской революции. В марте 1831 года отряд, состоявший из шляхты и крестьян, в основном, католиков, обезоружил небольшую российскую военную команду в Витебской губернии. Небольшие отряды действовали в Гродненской и Минской губерниях. Большая часть из них быстро распадались. Количество белорусов, участвовавших в восстании, практически не поддается подсчетам, по самым смелым из которых мы можем оперировать цифрами до 10 тыс. человек, часть из которых была призвана в польские войска посредством рекрутских наборов. Так, из 733 восставших в минской губернии больше половины составляла шляхта и только около 16% - крестьяне-белорусы (большинство из которых были униатами). Подавляющее большинство белорусского населения находилось на занятой русскими войсками территории и никак не поддержало движение католической шляхты, призывы которой были не только не понятны ему, но и зачастую - прямо противоположны его социальным чаяниям.
По итогам восстания в казну было конфисковано 115 поместий шляхтичей, 38 тысяч белорусских крестьян были переведены в государственные. В 1839 г. был проведен Полоцкий церковный собор, согласно решениям которого была ликвидирована униатская церковь и около 1600 приходов перешли под юрисдикцию Русской Православной Церкви.
Во время второго восстания 1863−64 гг. Белоруссия в большей степени была охвачена волнениями, однако в гораздо меньшей степени, чем в Царство Польское. Тем не менее, количество участников восстания достигало 72 тыс. Польские дворяне пытались привлечь белорусских крестьян призывами раздачи дополнительной (около 2-х десятин) земли. Восстание носило партизанский характер, а большинство участников, до 95% - были католиками. Успеху российских войск в Белоруссии способствовало ускорение решения крестьянского вопроса. Так, для белорусских крестьян выкупные платежи были снижены на 30%. Также власти принимали меры по усилению, а Северо-Западном крае просвещения в общерусском и православном духе, подчеркивая принадлежность православного населения белорусских земель к единой русской нации. События польского восстания на территории Белоруссии обратили русское общественное мнение в сторону православного населения, впервые «открыв» для кругов, близким к прошлым славянофилам. «Мы виноваты перед вами; простите нас! - писала издаваемая И.С. Аксаковым московская газета „День“ - Мы, русское общество, как будто забыли о существовании Белоруссии; мы долгое время не знали о той глухой, неизвестной борьбе, которую вели белорусы за свою народность и веру со своими могущественными, сильными, хитрыми и богатыми, со всех сторон окружающими их врагами - польщизной и латинством». Благодаря расчетливой крестьянской политике властям Российской империи удалось привлечь на свою сторону белорусских крестьян, которые, самостоятельно организовываясь, сдавали русским войскам польских повстанцев, что хорошо прослеживается по источникам. Так, полковник А.Д. Соколов в рапорте докладывал: крестьяне же, напротив, где только можно, выказывают свою преданность Государю-Императору и, сколько от них зависит, способствуют подавлению мятежа: «…в одно могилёвское уездное управление ими доставлено до 80 чел. разного звания людей, пойманных в лесах и на дорогах, из числа которых хотя и не все, но многие находились в шайках мятежников и впоследствии отстали или отделились, крестьянами также представлено более 30 чел. помещиков, которые, как они утверждают, доставляли продовольствие шайкам или внушали крестьянам не повиноваться русскому правительству».
В целом, белорусские земли в течение всего XIX в. отчасти стали ареной попыток поляков восстановить собственный суверенитет. Сами белорусские крестьяне сохраняли лояльное отношение к российской власти, чем и вызвали у русского общества выраженный интерес.
Дмитрий Степанов
