Уильям шекспир сонеты краткое содержание. Небольшое сочинение "темы сонетов шекспира"

Подлинными шедеврами мировой лирики являются сонеты Шекспира, заново открытые советскому читателю С. Маршаком и Б. Пастернаком. Знакомство с сонетами всегда привлекает внимание школьников-старшеклассников, ибо в этом возрасте начинаются их поиски ответов на вопросы о дружбе и любви, чему посвящено большинство сонетов Шекспира. Если учителю представится возможным провести вечер поэзии, посвященный сонетам Шекспира, то начать подготовку к нему следует заблаговременно: ученики должны остаться с Шекспиром «наедине», почувствовать лиризм его сонетов, ощутить обаяние высокой поэзии, выбрать то, что захочется: выучить наизусть.

Сонет - один из самых сложных поэтических форм, овладеть в совершенстве которой не каждому дано. Свое классическое совершенство сонет обрел в Италии под пером Данте и Петрарки, а в Англии - Уильяма Шекспира. Сонет имеет строгую структуру, включая в себя четырнадцать строк с определенной системой рифм. Мысль сонета укладывается в схему: тезис, развитие тезиса, антитезис, синтез. Иногда антитезис становился на второе место. Композиционный рисунок итальянского сонета представлял собой два четверостишья (катрены) и два трехстишья (терцины). В катренах рифмы перекрестные: а-б-а-б, с-д-с-д, в терцинах - свободные: е-е-ж, г-г-ж. Содержание сонета заключало одну тему, которая формулировалась зачастую уже в начальной строке. Первый катрен - экспозиция (тезис), второй - изложение (развитие тезиса), иногда по принципу противопоставления. В терцинах - решение темы и итог, вывод из рассуждения автора.

В английской поэзии Возрождения сонет приобрел более простую форму: три четверостишья с перекрестной рифмой и заключительное двустншье (куплет) - с парной: а-б-а-б, с-д-с-д, в-г-в-г, ж-ок. Такая форма получила название шекспировского сонета.

В основе сонета всегда лежит сравнение (уподобление). Концовка, как правило афористична. Содержанием соне- -тов Шекспира является не только дружба и любовь, но и социальные конфликты эпохи, вопросы творчества. Так, в сонете 21 Шекспир говорит:

Не соревнуюсь я с творцами од,
Которые раскрашенным богиням
В подарок преподносят небосвод
Со всей землей и океаном синим.
Пускай они для украшенья строф
Твердят в стихах, между собою споря,
О звездах неба, о венках цветов,
О драгоценностях земли и моря.
В любви и слове - правда мой закон.
И я пишу, что милая прекрасна,
Как все, кто смертной матерью рожден,
А не как солнце пли месяц ясный.
Я не хочу хвалить любовь мою,-
Я никому ее не продаю.

Во втором катрене объясняется, почему Шекспир в поэтической простоте и чистоте состязается с теми, кто прибегает к пышным сравнениям не столько в силу своих безумных чувств, сколько для «украшения строф». Третье четверостишье, построенное на противопоставлении двух отношений к изображению предмета любви, выражает художественное кредо поэта: «В любви и слове - правда мой закон». И согласно закону правды, у пего свое отношение к изображению милой: «И я пишу, что милая прекрасна, как все, кто смертной матерью рожден, а не как солнце или месяц ясный». . Куплет - «Я не хочу хвалить любовь мою,- я никому ее не продаю»,- содержит не только вывод о том, что правда и верность стоят рядом, но и намек, что бутафор-пость и выспренность в словах бросают тень на искренность в любви.

154 сонета Шекспира поныне таят в себе много загадок. Написанные, как полагают исследователи, между 1592-1598 годами, они посвящены двум лицам: «На радость и печаль, по воле Рока, дза друга, две любви владеют мной: мужчина светлокудрый, светлоокий и женщина, в чьих взорах мрак ночной»,- пишет поэт в 144 сонете. Но кто тот друг, кому посвящено большинство лирических излияний поэта, и кто та красавица, что подарила ему радость и печаль,- остается неизвестным. В литературоведении ее принято называть «Смуглой леди».

Существует мнение, что сонеты Шекспира - это его лирическая исповедь и все, что происходило между ним, Другом и Смуглой леди, можно воспринимать как отражение реальных фактов его биографии. Другие склонны видеть в этих образах всего лишь художественное воплощение чувств, присущих любящим людям вообще.

Сонеты Шекспира драматичны, лишены традиционного словесного украшательства, они поражают психологической правдой и поэтическим совершенством.

Соответствует ли порядок, в котором печатались и печатаются сонеты Шекспира, хронологии их написания? Исследователи склонны отвечать отрицательно. Вернее всего, первый издатель разместил их произвольно, сам же поэт пи дат, ни порядковых номеров сонетов в рукописи не оставил.

Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа
И черной проволокой вьется прядь.
С дамасской розой, алой или белой
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
И тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.
Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.
И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.
(Сонет 130)

Нетрудно заметить сходство этого и уже знакомого 21 сонета. Все описание дорогого ему существа поэт строит; на противопоставлении общепринятым шаблонам в представлении о прекрасном. Все в нем по-земному естественно и просто, а поэтому и истинно прекрасно. Отношение поэта к любимой сложное, противоречивое: это и восторженное любование, и рабская преданность, и здравая оценка ее недостатков, и всепрощение, иногда осуждение и поклонение одновременно. В 131 сонете он скажет: «Клянусь до слез, что темный цвет лица и черный цвет волос твоих прекрасен. Беда не в том, что ты лицом смугла,- не ты черна, черны твои дела!» Самым черным делом Смуглой леди было то, что она встала между поэтом и его Другом. Вначале поэт хочет объяснить и оправдать случившееся, пытается облагородить измену: «Я сам для вас придумал оправданье: любя меня, ее ты полюбил. А милая тебе дарит свиданья за то, что я ей бесконечно мил.,. Но если друг и я - одно и то же, то я, как прежде, ей всего дороже» (сонет 42).

Почти четыре столетия отделяют нас от того времени, когда были написаны сонеты Шекспира, а мы читаем их с тем же сердечным трепетом, который вызывали они у современников. И перед нами ясно встает образ лирического героя: человек большого сердца, которому доступна верность, самопожертвование, страстность, бескорыстие, человек с философским складом ума, материалистическим мировоззрением, щедро наделенный многими дарами, главный из которых - дар быть другом, доступный натурам благородным и чутким.

Уже более четырех столетий творчество Уильяма Шекспира остается актуальным для читающей публики всего мира. В своих произведениях Шекспир воплотил идеи эпохи позднего Возрождения - идеи гуманизма, человеколюбия. Ранние пьесы Шекспира проникнуты жизнеутверждающим началом, а поздние наполнены глубоким философским смыслом. Но самой отличительной чертой произведений великого драматурга, пожалуй, является изображение живой жизни. Все ситуации вполне реальны и узнаваемы, в трагедиях поднимаются вопросы жизненно важные и по сей день, которые так и не сумел разрешить XX век.

Темы, поднятые в драмах, Шекспир продолжает развивать и в сонетах, сборник которых впервые был опубликован в 1609 году и состоял из 154 сонетов. Недраматические произведения Шекспира составляют наименьшую часть его творческого наследия, но оно не менее важно и содержательно. Несмотря на то что сборник сонетов все еще обнаруживает сильное итальянское влияние (в частности, петраркизма), в традиционную форму сонета Шекспир вложил живое содержание переживаний и раздумий. Темы сонетов разнообразны, но тем не менее можно перечислить основные из них: прежде всего, это, несомненно, тема любви. Причем любовь эта разная, противоречивая, страстная, бурная и спокойная, безответная. Любовь у Шекспира подобна жадному зверю:

Так и любовь.

Ее голодный взгляд

Сегодня утолил до утомленья,

А завтра снова ты огнем объят,

Рожденным для горенья, не для тленья.

Героиня любовного сонета Шекспира не холодная, гордая красавица аристократка, а обыкновенная женщина - «смуглая леди сонета». В ее описании поэт отказывается от общих поэтических штампов, это его творческое кредо, «и все ж»:

Она уступит тем едва ли,

Кого в сравненьях пылких оболгали.

Но тем не менее черноокая красавица не менее коварна и вероломна; любовная линия поэта развивается бурно и противоречиво. Сонеты в определенной последовательности составляют целый роман с завязкой, кульминацией и развязкой. «Смуглая леди» может и посмеяться над поэтом, и оттолкнуть его, а потом снова поманить. Тяжело переживает поэт эти разрывы и расставания, и в середине любовного «сонетного» романа появляются строки, в которых чувствуется безнадежность и грусть:

Клянусь до слез, что темный цвет лица

И черный цвет волос твоих прекрасен…

Беда не в том, что ты лицом смугла,

Не ты черна, черны твои дела.

Любовная линия часто переплетается с мотивами дружбы - эти два чувства тесно связаны друг с другом. Вероломная темноволосая красавица занимает сердце не одного поэта, в ее сети попал и друг поэта:

Терзать меня тебе казалось мало,

мой лучший друг захвачен в тот же плен.

Но в этой борьбе двух чувств - любви и дружбы - побеждают всегда дружеские чувства:

Но друга ты избавь от рабской доли

И прикажи, чтоб я его стерег.

Я буду стражем, находясь в неволе,

И сердце за него отдам в залог.

И любовь здесь уже не «источник счастья», а «уродливый недуг», которым больны и сам поэт, и его несчастный друг. Недуг этот еще и компонент зловещей атмосферы, которой окружено в обществе ремесло поэта и его друзей-актеров. Кругом, в обществе:

Достоинство, что просит подаянья,

Над простотой глумящуюся ложь,

Ничтожество в роскошном одеяньи

И совершенству ложный приговор.

Пессимистические настроения в сонетах вскоре опять сменяются на веру в жизнь, радость и надежду. Мы умираем, но в то же время продолжаем жить в своих детях:

… Вы посмотрите на моих детей,

Моя былая свежесть в них жива,

В них оправданье старости моей.

Несостоявшимся считает Шекспир человека, который не оставил после себя ничего, а тем более самого главного - детей, которые повторяли бы его. Красота, молодость, живость ума не нужны и бесполезны, если они навсегда исчезают, умирают вместе с их обладателем. Такой человек подобен скряге, который припрятывает для себя одного то, что дано ему природой. Но природа потребует от него расчета:

Прелестный скряга, ты присвоить рад,

То, что дано тебе для передачи.

И в грозный час, назначенный судьбой,

Какой отчет отдашь в своих растратах.

Пускай с годами стынущая кровь В наследнике пылает вновь.

И тогда человеку будет не страшна смерть, ему не стыдно будет за прожитые годы. Долг каждого человека - воздать за то, что дала человеку природа, это его долг перед человечеством, перед женщиной, которая родила его на свет:

И, если повторить не поспешишь

Свои черты, природу ты обидишь,

Благословенья женщину лишишь.

Итак, мы видим, как сложны, разнообразны темы сонетов. Они рождают многочисленные образы. Наиболее емок, многогранен образ лирического героя этих стихотворений. Герой проходит через все испытания - любовь, ревность, дружбу - и каждый раз открывается нам с новых сторон. Образ лирического героя подобен героям писателей-романтиков. Но круг проблем постоянно расширяется, расширяется и система образов: наряду со смуглолицей красавицей, героиней любовных сонетов и друга поэта, появляются образы толпы вокруг, лирический герой решает уже не только романтические, но и проблемы жизни и смерти, «продолжение» человека в этой жизни и его существование в другом мире. Эти идеи, которые целиком отвечают эпохе Возрождения, наполняют сонеты глубоким философским смыслом. Особая форма сонета позволяет уложить в одном стихотворении целую историю с глубоким смыслом и почти афоризмом в конце. Конечные две строки в сонете представляют большой интерес: в них содержится вывод, призыв, совет, как бы итог всему написанному. Читая только последние строки сонетов, можно уже наполовину представить их содержание и темы. Например, о жизни:

Ты вырезан искусно, как печать,

Чтобы векам свой оттиск передать.

Кто предает себя же самого

Не любит в этом мире никого.

Главная же часть сонета состоит из трех четверостиший, которые включают в себя подчас целый роман, увлекательную историю жизни, рисуют одного человека с разных сторож, в сонете ставится и решается, по сути, любая проблема.

Мне кажется, что шекспировский сонет положил начало онегинской строфе (хотя она и не делится на четверостишия, но имеет совпадение в самой рифмовке, и там, и здесь последние две строки заключают главный смысл). Даже в содержании шекспировских сонетов и лирических отступлений в «Евгении Онегине» прослеживается некоторое тематическое сходство. Белинский назвал «Евгения Онегина» «энциклопедией русской жизни», а сонеты Шекспира до сих пор остаются своеобразной энциклопедией чувств, философских загадок и ответов на них. Идеи гуманизма, круг Проблем, поднятых в сонетах Шекспира, - это поистине вечные ценности. Шекспировские образы всегда будут привлекать своей силой чувств, страстей, живостью характеров и правдоподобием, будь то Гамлет, Отелло или «смуглая леди сонета».

Сонеты Уильяма Шекспира принадлежат к замечательным образцам лирической поэзии эпохи Возрождения. Всего Шекспиром создано 154 сонета. Большинство произведений раскрывают тему любви, но многие из них посвящены дружбе, философским размышлениям, а иногда в них отражаются вопросы художественного творчества. В богатом наследии Шекспира сонеты занимают особое место. Они не создавались автором для публикации, а были предназначены лишь для определенных лиц из ближайшего окружения поэта. Сонеты Шекспир начал писать в 1590-х годах, когда этот жанр поэзии стал модным.

Отличительная черта сонетов Шекспира – передача тончайших переживаний человека в красочных, порой неожиданных образах. От многих других сонетных циклов эпохи Возрождения стихи Шекспира отличаются тем, что в них дружбе отдано предпочтение перед любовью. Дружба считалась идеальной формой отношений, потому что она свободна от чувственности. Это ясно выражено во многих сонетах Шекспира. В некоторых из них Шекспир протестует против традиции идеализированного изображения женщин, как было принято в лирике со времен куртуазной литературы. Например, в известном 130-м сонете автор смело противопоставляет облик своей возлюбленной шаблонному поэтическому портрету красавицы:

Ее глаза на звезды не похожи,

Нельзя уста кораллами назвать…

И все ж она уступит тем едва ли,

Кого в сравненьях пышных оболгали.

В 66-м сонете Шекспира дана мрачная оценка нравов общества, в котором господствуют ложь и несправедливость. Эти мысли Шекспир повторяет устами Гамлета в его знаменитом монологе «Быть или не быть».

По настроениям сонеты Шекспира ближе ко второму этапу его творчества, когда перед поэтом раскрылось несовершенство мирового устройства и жизни людей. Его сонеты носят исповедальный характер. Примеры поэтической исповеди можно найти у многих великих поэтов. Можно вспомнить стихотворение Пушкина, посвященное Анне Керн, «Я помню чудное мгновенье…». Поэзия поднимает художника над уровнем повседневности. В стихах явления жизни обретают идеальную красоту.

В сонетах Шекспира угадываются сложные личные взаимоотношения, преклонение перед человеческим совершенством и благородной дружбой. В одном из них описывается любовь к некой смуглянке с неуловимой душой. Шекспир мыслит масштабами вечности и в то же время передает ощущения маленького, хрупкого, легкоранимого человеческого существа.

Искусство сложения сонетов до Шекспира насчитывало уже четыре столетия. По правилам сонетной лирики надо было выразить мысли и чувства в 14 строках с заранее определенной схемой рифм. Среди первых десятков сонетов Шекспира много таких, которые напоминают стихи на заданную тему. Таковы, например, первые 17 сонетов, где поэт уговаривает друга жениться и иметь детей. Можно только удивляться фантазии поэта, находящего столько вариантов для выражения одной и той же мысли.

Темой множества сонетов Шекспира является быстротечность времени, обреченность всего прекрасного на увядание и гибель. Эта тема была очень распространена в лирике эпохи Возрождения, но Шекспир нашел новые художественные средства для ее выражения.

Постепенно Шекспир стал нарушать каноны сонетной лирики. В условную форму сонета он вносил живые страсти, освещал непоэтические по понятиям того времени темы.

Если Шекспир смотрел на свои сонеты как на произведения интимной лирики, то для нас они имеют более глубокое значение. В личных чувствах отражается время, в которое жил поэт. В сонетах показана трагедия лучших людей эпохи Возрождения. Лирический герой сначала живет в идеальном мире, но позже он переживает такой же крах иллюзий, как Гамлет, как сам Шекспир, – трагедию крушения гуманизма. Правда жизни оказывается суровой, переживания ее мучительны для тех, кто верил в близкое торжество красоты и разума.

Язык сонетов Шекспира приближается к живой речи, в нем много образных сравнений, взятых из повседневности. В своей лирике Шекспир применял такие художественные приемы, которые подходили для раскрытия темы. Он не принадлежал ни к одной школе, ни к одному течению.

Лучшими переводами сонетов Шекспира являются переводы С. Я. Маршака, которые он сделал в 1940-е годы и за которые получил Государственную премию. Маршак сумел достичь цельности впечатления, производимого каждым сонетом. Поэт воспроизвел упругость и энергию шекспировских стихов, показал их отточенность и афористичность. По сути, Маршак дал этим произведениям новую жизнь. Значение сонетов Шекспира до сих пор огромно и в мировой, и в русской литературе.

© Юрий Лифшиц, 2017

ISBN 978-5-4483-2597-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Как переводить сонеты Шекспира
Краткое практическое руководство

Научить рисовать можно даже лошадь. Рембрандтом она не станет, но стог сена нарисует.

Из юмора художников.

Сокращения, принятые в настоящем тексте

Ш – Шекспир.

СШ – сонет (сонеты) Шекспира.

ПСШ – переводчик (переводчики) сонетов Шекспира либо перевод (переводы) сонетов Шекспира.

С – сонетистика, термин, каковым мы решили обозначить более чем двух с половиной вековой процесс перевода СШ на русский язык. По нашему убеждению, это явление для мировой литературы уникальное, в силу чего и заслуживает особого термина.

Предуведомление

Поскольку отдельные издательства предупреждают, что цитация изданных ими книг опасна для здоровья цитирующего, сразу уведомляем заинтересованные организации в следующем: практически все необходимые нам тексты мы обнаружили в «мировой паутине». Список интернет-адресов, равно как и список использованной нами литературы см. в конце книги.

Введение

Все началось с графа Ивана по фамилии Мамуна, дерзнувшего в середине позапрошлого века опубликовать первый в России перевод 29 сонета Шекспира (далее Ш). Не обладая ни могучим талантом, ни соответствующей стихотворной техникой, его сиятельство все-таки оставило (или оставил?) свой нерукотворный след в истории и русской литературы, и русской шекспировской сонетистики (далее С) и положил (или положило?) начало советско-российской сонетомании, каковую лица посвященные могут наблюдать уже не одно десятилетие. Разумеется, у графа-первопроходца были предшественники, но они имеют только опосредованное касательство к интересующей нас теме, поэтому ни о В. Боткине, давшем в 1842 г. прозаической перевод 71 сонета, ни о В. Межевиче, в своем подражании Ш раздвинувшем рамки СШ до 20 строк, мы упоминать не будем. Именно работы их сиятельства, опубликовавшего за сорок с лишним лет всего шесть ПСШ, считаются отправной точкой российского изучения СШ методом художественного перевода. Нельзя не отметить, насколько основательно трудился переводчик-аристократ, выпускавший в свет в среднем один сонет в семь лет – тщательность и скрупулезность, навеки утраченные последующими поколениями переводчиков-дворян, разночинцев, служащих, рабочих, разнорабочих, а также советских и постсоветских интеллигентов в первом поколении. И если в прежние времена художественный перевод СШ считался специальностью исключительно поэтов, переводчиков и ученых, то теперь в С влились представители самых разных слоев российского населения. То же самое относится и к населению русскоязычному, ибо с распадом Советского Союза ПСШ можно обнаружить не только в ближнем, но и в дальнем зарубежье, где, строго говоря, русские версии СШ вообще ни на что не годны. Припомнив слова С. Маршака, некогда не без гордости утверждавшего, что «Книгу сонетов (в его переводе – Ю.Л.) можно увидеть в руках у рабочего или шофера такси» , мы не особенно ошибемся, предположив, что в настоящее время отдельные представители этих достойных профессий уже не читают СШ, ибо сами заняты их переводами. Словом, все происходит в категорическом противоречии со словами поэта, драматурга и критика П. Катенина, некогда сказавшего: «Совершенно передать стихотворение можно только в стихах, с о в е р ш е н н о (разрядка автора – Ю.Л.) сходных с подлинником; оно трудно: тем лучше, не всякий возьмется не за свое дело».

Как видим, – берутся.

Народная филологическая мудрость гласит: не столь важен сам Ш, сколько комментарии к нему. Нынче же из этой переставшей быть парадоксом аксиомы проистекло довольно неожиданное следствие: не столь важны сами СШ, сколько их переводы, а еще точнее – их переводчики. Место мастеров «высокого искусства» заняли энтузиасты, а это как раз и привело к вышеупомянутому буму, в условиях которого гигантское количество переводов хронически неспособно перейти в их сколько-нибудь осязаемое качество, а марш энтузиастов, собранных под знаменами СШ, превратился в подобие массового забега на бесконечно долгую дистанцию, сулящего, как известно, всего-навсего здоровье, но никак не чемпионский титул марафонца.

Впрочем, в случае с ПСШ порой даже об их здоровье (по крайней мере, психическом) речи не идет.

Согласно обнаруженному в электронном пространстве свидетельству одного весьма известного русского переводчика, в издательствах обеих российских столиц приблизительно раз в два-три месяца появляется новый полный (!) перевод СШ. Причем каждый ПСШ категорически уверен, что именно его «труды и дни» станут (или уже стали) необходимыми и достаточными и что именно он в одночасье сделается (или уже сделался) вторым Маршаком и, переяв славу последнего, окажется первым средь равных в легионе легионов ПСШ и тем самым обессмертит свое имя. Сотни, тысячи, десятки тысяч «бессмертных» возделывают одно и то же паханное-перепаханное поле, не отдавая себе отчета в том, что вырастить на нем сколько-нибудь сносный урожай невероятно трудно, практически невозможно. Причина заведомого неуспеха может быть сокрыта не столько в состоянии почвы, глубине вспашки, доброкачественности семян или тщательности поливки и прополки грядущих всходов, – на что без всяких на то оснований уповают современные российские пейзане от литературы, – сколько в творческих качествах самого фермера. А с этим, судя по результатам коллективного хлебопашества на ниве С, дело обстоит весьма неважно, поскольку, как мы уже отмечали, ПСШ сплошь и рядом занимаются за отсутствием одухотворенных профессионалов незрелые любители. (О неудачах, постигающих отнюдь не бездарных авторов, едва они переходят от своей каждодневной литературной деятельности к СШ, мы поговорим в своем месте.)

На стыке прошлого и нынешнего веков произошла парадоксальная вещь: в России переводы Ш и, главным образом, переводы СШ превратились в своего рода корпоративно-версификационный междусобойчик. Более того, заниматься С становится попросту неприлично – настолько это занятие нынче погрязло в творческом инфантилизме, стихотворном невежестве и литературном бессилии. Если раньше русские переводчики Ш были осенены ореолом славы, представляли собой творческую элиту и считались кем-то вроде небожителей, то теперь они (российские ПСШ) в своем определяющем большинстве превратились в некое пародийное подобие искателей жемчуга в пустых раковинах или рыболовов, тщетно удящих осетрину в такой перебаламученной заводи, в которой не водятся даже литературные черти, ибо трудов на такую деятельность уходит с рефрижератор, а результата порой даже на дрезину не набирается.

Отдельным СШ – дожили! – посвящаются целые сайты, на одном из них мы обнаружили так называемые «шестоны». Их изобретатель некто С. Шестаков соединил в этом названии свою фамилию и литературоведческий термин «центон», тем самым положив начало чему-то вроде шекспировской кэрроллианы. Всего же было составлено три штуки, причем на их постройку , по словам автора, пошло целых сорок два (!) ПСШ-66, по четырнадцать на каждый. Любопытства ради приведем один из этих шестонов:

Мне плохо жить, я смерти был бы рад; (А. Кузнецов)
Устал я видеть гордость в нищете, (И. Бевко)
Как лаврами ничтожество дарят, (С. Ильин)
Что веру распинают на кресте, (В. Зеленков)

Как низко пала родовая честь, (В. Розов)
И грубо помыкают красотой, (И. Ивановский)
И мажут грязью лучшее, что есть, (П. Карп)
И искренность, что кличут простотой, (С. Степанов)

И вдохновения зажатый рот, (С. Маршак)
И ум, что глупость цепью оплела, (А. Васильчиков)
И силу, что калекою бредет, (М. Дудин)
И робкое Добро в оковах Зла… (А. Финкель)

Короче – не зажился бы и дня, (О. Бедный-Горький)
Да другу трудно будет без меня. (Б. Пастернак)

В примечании к публикации, помещенной под многозначительным слоганом «Переводчики все стран, соединяйтесь!», Шестаков констатирует: «Получился, конечно, не шедевр, но вполне стройный и читабельный вариант (какие переводы – такой и шестон!). По крайней мере, не хуже многих других переводов ». Самое забавное, что это действительно так: подавляющее большинство сконструированных в наше время ПСШ-66 ничем не лучше вышеприведенного – сборного – варианта.

Следовало бы задаться вопросом, почему именно праху Ш не дает покоя русскоязычная стихотворящая публика, почему ей неинтересен ни П (Петрарка), ни Р (Ронсар), ни К (Камоэнс), чьи сонетные достижения вполне сопоставимы с гениальными произведениями великобританца. Что ж, зададимся. И попытаемся дать хотя бы приблизительный ответ. На наш небеспристрастный взгляд, пристальное внимание пишущих масс к СШ, привлек пиар (выразимся по-современному) государственного масштаба, постигший в прошлом веке главнейшего в СССР переводчика шекспировской лирики Маршака. В самом деле, кто из советских поэтов, переводчиков и поэтов-переводчиков может похвастаться таким обилием правительственных наград, какие выпали на долю Самуила Яковлевича? Рискнем предположить, что таковых исчезающе мало, ибо Государственные премии СССР 1942, 1946 (за ПСШ), 1949, 1951 гг., Ленинская премия 1963 г., 2 ордена Ленина, 2 других ордена, а также медали, полученные Маршаком в течение всей его плодотворной жизни, громогласно говорят сами за себя. За 20 с лишним лет со дня появления в печати переведенных Маршаком СШ они разошлись по СССР едва ли не целым миллионом экземпляров – успех, редко сопровождающий сборники стихов, тем более – стихов переводных. Нисколько не умаляя заслуг Маршака-переводчика, заметим все же: его ПСШ сделались «фактом русской литературы» не только в силу их неоспоримых плюсов, но и благодаря широкомасштабному тиражированию, предпринятому государственными издательствами при жизни этого почетного доктора Оксфордского университета. Более того. Даже в наши исключительно меркантильные времена публикация СШ в переводе Маршака до сих пор является для издателей вполне окупаемым проектом – настолько в читательское сознание внедрилась мысль, что ПСШ должны быть исключительно маршаковскими.

Так или иначе, но благодаря Маршаку на «лирический дневник» Шекспира обратила внимание зараженная вирусом сочинительства российская масса. А обратив, не смогла не ощутить, что работы мастера, мягко говоря, далеки от совершенства. Особенно это стало очевидно, когда появились двуязычные публикации СШ – и первая из них в издательстве «Радуга» (1984 г.). Образно говоря, это была даже не книга, а заключенный в твердый переплет «ящик Пандоры», разлетевшийся по советским городам и весям стотысячной стаей, в результате чего некоторое время спустя на местах проросла целая армия переводчиков-автодидактов. Английские тексты СШ, каковые не водились в провинциальной тмуторокани отродясь, вкупе с толикой критических замечаний, имевших место быть в той судьбоносной книге, насытили собой творчески взлохмаченные головы, и те, вооружившись Словарем Мюллера и пишущей машинкой, принялись окучивать СШ посредством вполне четырнадцатистрочных, исключительно пятистопных, абсолютно рифмованных, но при этом маловысокохудожественных текстов. Отсюда и та перманентная осада, которой подвергаются и от которой с переменным успехом отбиваются столичные и нестоличные книжные издательства и редакции более-менее «толстых» журналов.

Похоже, в 2004 г. издательством «Азбука-классика» на орбиту творческого сознания масс был выведен «ящик Пандоры-2». Мы имеем в виду сборник «Сонеты Шекспира. Антология современных переводов», куда наряду с английскими текстами впервые в истории русской литературы вошли и подстрочники СШ. Надо ли говорить, что с этого момента количество ПСШ может неизмеримо возрасти? Тем более что издательство, пользуясь безусловным успехом Антологии, рискнуло дважды повторить тираж и не прогадало. (Более обстоятельный разговор об этом весьма заметном и знаменательном, не побоимся этого слова, явлении в истории русской Сонетианы, см. ниже.)

И поскольку – отныне и навсегда – российскому сонетопреставлению несть конца и края, постольку мы, вполне осознавая важность возложенной на себя миссии, взялись за составление настоящего пособия. Наше практическое руководство призвано помочь занимающимся С лицам привести свое творчество в более-менее литературное русло, обратить их внимание на некоторые (отнюдь не все!) тонкости и сложности переводческой деятельности, предоставить им более точные инструменты, необходимые при работе над переводами, показать на разнообразных примерах отмели и пороги, на которых ежедневно и еженощно разбиваются в щепы челноки, утлые суденышки и ботики вторых маршаков и третьих пастернаков. И если хотя бы один из десяти тысяч ПСШ по прочтении нашего пособия начнет выдавать на гора более удобочитаемые тексты или вообще откажется – что предпочтительнее! – от своих горно-обогатительных работ во славу СШ, мы посчитаем свою скромную задачу выполненной.

Мог ли сапожник, как поэт, творить?
Или пирожник – с переводом сладить?
Маршак их научил пером водить…
Как их теперь от этого отвадить?..

Знание языка

Под знанием языка мы подразумеваем как знание языка, с которого переводят (в нашем случае – с английского), так и знание языка, на который переводят (в нашем случае – на русский). С тех пор как в России исчезло классическое образование, а в силу этого и классически образованные люди, в переводческой среде завелись споры-разговоры о том, надо ли знать язык оригинала или не надо. Одни (меньшинство) утверждают, что надо, причем идеально, другие (абсолютное большинство незнающих) уверяют, что это вовсе не обязательно, достаточно хорошо знать русский. На деле же переводчики, как правило, не знают ни английского языка, ни русского, о чем красноречиво свидетельствует подавляющее количество изготавливаемых ими опусов.

История русского перевода не дает однозначного ответа на этот сакраментальный вопрос. Например, Н. Гнедич отлично знал древнегреческий язык, благодаря чему переводил «Илиаду» в течение 20 лет. В. Жуковский, напротив, гомеровского языка не знал, но, вдохновленный трудами Гнедича, решил во что бы то ни стало дополнить его «Илиаду» своей «Одиссеей». Ради осуществления замысла старший друг А. Пушкина привлек к работе своего немецкого друга, ученого-филолога, не только давшего подстрочник каждого одиссеевского стиха, но и надписавшего над каждым древнегреческим словом немецкое, что и позволило Жуковскому справиться с поставленной задачей, причем значительно раньше Гнедича. По сути дела наставник императора Александра II переводил знаменитую поэму с современного ему немецкого языка, а кто посмеет утверждать, что Жуковского «труд многолетний» не передает духа и буквы подлинника, тот явно погрешит против истины.

В советское время бурно развился институт подстрочничества, в связи с чем отпала необходимость даже в мимолетном знакомстве переводчика с языком оригинала. В те баснословные года переводили много, охотно и со всех языков мира; язык суахили, к примеру, в СССР знали единицы, но это вовсе не помешало созданию на русском языке нехилых переводов с суахили. Большой русский поэт А. Ахматова переводила как с итальянского, который знала, так и с корейского, которого не знала, однако и те и другие ее работы вошли в Золотой фонд русского перевода.

Больше примеров множить не будем, ибо истина, как всегда, находится где-то посередине. По нашему мнению, русский язык знать все-таки необходимо, английский – желательно. Остальное приложится. Все без исключения СШ обстоятельно прокомментированы, все переведены на русский язык не один раз, а наиболее знаменитые из них – не один десяток раз, и при желании постичь, о чем идет речь в том или ином шекспировском четырнадцатистрочнике, не составляет особого труда: с помощью словарей и (или) путем сличения уже переведенных вариантов.

Мы также рекомендуем периодически сверяться со справочными материалами даже тем, кто абсолютно уверен в своем совершенном знании английского, ибо порой память может сыграть с ними недобрую шутку. Переводческие казусы случаются по большей части именно со знатоками, поленившимися или не посчитавшими нужным лишний раз посовещаться со Словарем Мюллера.

О такой нематериальной субстанции, как талант, мы говорить не станем, ибо наша цель – обратить внимание желающих на некоторые аспекты ремесла, а располагает ли талантом тот или иной ремесленник – это уж как Бог даст.

Буквализм или вольный перевод?

Пламенные дискуссии на тему, «тварь ли дрожащая» переводчик и посему обязанный «пресмыкаться» перед переводимым автором во имя буквы или «право имеет» как угодно кроить и перекраивать оригинал ради передачи пресловутого духа подлинника, велись с давних пор и ведутся по сей день. Сторонники обеих – крайних и непримиримых – точек зрения переломали немало дротиков, пытаясь отстоять свои теоретические рубежи, но к единому мнению так и не пришли. Мы полагаем, неправы и те и другие. Во-первых, всякая крайность ущербна, и мы постараемся это показать на целом ряде нижеследующих примеров. Во-вторых, чистый буквализм точно так же увечит оригинал, как и беспримесная вольность: первый выхолащивает его, вторая порой видоизменяет до неузнаваемости. В-третьих, и буквалисты вольничают, ибо без определенного количества отсебятины невозможен никакой перевод, тем более стихотворный; и «вольники» буквальничают , ибо если в исходном тексте сказано «шиллинг», его невозможно конвертировать в «рубль». Можно добавить и в-четвертых, и в-пятых, но истина так или иначе располагается опять же неподалеку от середины: перевод, с нашей точки зрения, должен быть по возможности приближен к подлиннику (буквализм), но при этом отличаться свежестью трактовки (вольность). Если пренебречь первым принципом, переводной текст СШ может уйти в сферу оригинального творчества автора; если отказаться от второго – станет во многом повторением уже найденного другими переводчиками. (Об этом и о так называемых улучшателях давнишних текстов мы поговорим особо.)

Впрочем, подробное изложение этого вопроса не входит в нашу задачу, и дабы покончить с ним в рамках текущего текста, ограничимся следующим суждением: всякий перевод есть интерпретация, а буквализм, на наш взгляд, является ее наихудшей разновидностью. Ничего сверх меры, говорили древние, а передозировка в ту или иную сторону грозит, если можно так выразиться, необратимой интоксикацией переводимого текста, а это вредно и для СШ, и для их читателей.

Перейдем к примерам из практики современных и не очень современных ПСШ.

Игн. Ивановский написал:

Когда твой лоб осадят сорок зим,
Всю красоту траншеями изрыв… (Сонет 2)

Истолкованное в лоб английское слово brow привело к тому, что в варианте переводчика вся красота друга, о коей сожалеет автор оригинала, сосредоточилась у того на… лбу. Если переложение СШ будет развиваться в указанном Ивановским направлении, то следующий интерпретатор возьмет за основу первичное значение данного слова, то есть «бровь», и можно себе представить, во что тогда превратится соответствующий перевод. Впрочем, Бог с ним, со «лбом» из первого стиха; для постижения смысла этого двустишия куда важнее «красота» из второго, каковой (смысл) в подстрочном изложении выглядит так: «И выроют (сорок зим – Ю.Л.) глубокие траншеи на поле твоей красоты». Если бы в этом варианте СШ-2 второй стих был переведен более строго (или более буквально ), то и первый стих не оказался бы инфицирован вирусом буквализма.

У того же переводчика в ПСШ-114 читаем:

Но все пять чувств, и даже пять умов
Не могут сердце одолеть одно…

Что означает «пять умов», вопрошаем мы? Пять обыкновенных людей? Пять мудрецов? Или это человек, в пять раз более умный, нежели средний обыватель шекспировских времен? Ни то, ни другое, ни третье. «Пять умов» – это всего-навсего «пять способностей ума», как об этом понимали образованные англичане шекспировских времен, а именно – здравый смысл, воображение, изобретательность, рассуждение, память. Таким образом, установка на буквализм загнала принцепса русского художественного перевода Ивановского, рукоположенного в поэты и литераторы самой Ахматовой, в жуткий просак. Следовало несколько удалиться от оригинала, дабы приблизиться к нему, а погоня за буквальной точностью придала приведенному тексту оттенок пародии.

«Пять умов» Ивановского, очевидно, восходят к «пяти разумам» М. Лозинского, обнаруженных нами в его версии шекспировской «Двенадцатой ночи». Там Шут обращается к Мальвольо (написание Лозинского – Ю.Л.) следующим образом: «Ах, сударь, как это вы решились ваших пяти разумов?». К этой совершенно непонятной русскому читателю фразе в издании «Academia» 1937 г. имеется соответствующее примечание, хотя без него можно было легко обойтись, откажись переводчик от буквального истолкования оригинала.

Пресловутые «умы», но в количестве всего двух штук оказались камнем преткновения для Д. Щедровицкого (СШ-116):

Нет, я не стану камнем преткновенья
Для брачного союза двух умов, -

ибо «брачным союзом двух умов» может стать не столько любовь, сколько кандидатская диссертация . А «камнем преткновенья» для диссертации обычно оказывается «черный оппонент», коим автор сонета отнюдь не был.

Другой пример – обратный. В сонете 23 Маршак сочинил блестящий второй катрен:

Так я молчу, не зная, что сказать,
Не оттого, что сердце охладело.
Нет, на мои уста кладет печать
Моя любовь, которой нет предела.

Великолепные русские стихи, не правда ли? Будь они вполне оригинальны, им бы не было цены. Но это, увы, перевод СШ, во что весьма сложно поверить, если сличить их с подлинником, с каковым они не связаны ни единым словом. Буквально. Чтобы не опускаться до голого подстрочника, приведем более обстоятельный вариант В. Николаева:

Так я, боясь сфальшивить, позабыл
Любовной церемонии обряд,
И страсть в моей груди лишилась сил,
Поскольку страстью слишком я богат.

Данный вариант 23 сонета, хотя и лишенный маршаковского блеска, следует считать более похожим на оригинал СШ, нежели предыдущий.

Положительный пример из практики Николаева снабдим для равновесия отрицательным. Первые две строчки седьмого сонета Ш этот склонный к буквализму переводчик, следуя за М. Чайковским («Когда поутру благодатный свет…»), передает так:

Вот на востоке милостивый свет,
Горя, подъемлет голову свою…

У Ш действительно сказано light – «свет», но в сочетании с «головой» из второй строки «свет» из первой выглядит, по меньшей мере, странно: откуда у света взялась голова? Между тем в оригинале все светлым-светло: light по-английски означает еще и «солнце» или «светило», а это как раз и есть вполне адекватный перевод данного слова: первая строчка двустишия лишается сущей головоломки, а «светило», будучи синонимом «солнца», несет в себе еще и «светлую» составляющую, имеющую место быть в оригинале. Кроме того, в версии переводчика имеется элемент тавтологии, а именно – «горящий свет», ведь если нечто является «светом» и предстает во всей своей красе перед аудиторией , то оно, естественно, «горит», в противном случае свет был бы не светом, но тьмой, мраком и пр.

К образчику сверхбуквального прочтения присовокупим вариант чрезмерной вольности:

А клавиши, как парни, невзначай
Срывают поцелуи с пальцев милых, -

на голубом глазу выдал И. Фрадкин в 128 сонете, однако нет большего несоответствия между поэзией барокко, каковая и каковой виртуозно воплотились в СШ, и русским просторечным словцом «парни», тем более что никаких парней в первой строке второго катрена в данном СШ нет и в заводе. В скобках отмечаем, что «парней», равно как «пацанов», «корешей», «дружбанов», «земляков» и пр. нет не только в лирике Ш, но даже в его пьесах. Посему употреблять эти колоритные русские слова при передаче лирических и драматических произведений великобританского барда всячески не рекомендуется. (Если, конечно, не весь перевод выполнен средствами, скажем, блатной фени. Некий Фима Жиганец переводит на феню образцы русской и зарубежной классики, и в его работах как раз «кореша» более чем уместны.) Предвидя возможные возражения, заметим, что словечко jacks (клавиши) из СШ-128 действительно имеет еще и значение «парни», но в данном случае мы говорим о неуместности размещения этого слова в СШ. Мы бы не возражали, если бы переводчик приискал соответствующее русское выражение для передачи обоих значений этого английского слова (еще лучше передать таким же образом все 20 его значений), но до тех пор пока это не сделано, пусть клавиши остаются клавишами.

Подводя краткий итог, заметим: едва ли не у каждого ПСШ можно обнаружить вышеупомянутые и противоположно ориентированные огрехи, но более рассуждать об этом предмете мы не станем, ибо сказанного вполне достаточно. Добавим только, что никакие теоретические разработки, в изобилии пылящиеся на полках личных и публичных библиотек, еще никому не помогли стать переводчиком и помочь не в состоянии, а если им следовать, то ничего, кроме неразберихи, в работу ПСШ это не внесет. У каждого автора со стажем имеется своя, собственная, особенная, персональная, индивидуальная, отшлифованная временем и практикой теория перевода СШ, и не было случая, чтобы она сгодилась кому-то еще, помимо хозяина.

Не бывает никаких теорий!

Над Случаем и Временем человек не властен. Но он властен над собой. Если для Тарквиния не существует никаких нравственных понятий и он не заботится ни о совести, ни о чести, то для Лукреции понятие о человеческом достоинстве воплощается именно в чести.

Во имя чести Лукреция и решает уйти из жизни. Здесь нетрудно увидеть несомненное влияние морали стоицизма, что впоследствии еще раз очень явно обнаружится у Шекспира в трагедии "Юлий Цезарь". Нельзя не заметить, что рассуждение Лукреции о самоубийстве вступает в решительное противоречие с христианским вероучением, которое запрещает его. Противоречие это Шекспиром подчеркивается:

"Убить себя, - волнуется она, -

Не значит ли сгубить и душу с телом?"

Гибель Лукреции вызывает скорбь всех близких, рождает возмущение в сердцах римлян, которые восстают, чтобы изгнать Тарквиния.

Свержение тирана завершает историю Лукреции, символизируя торжество справедливости. Финал поэмы оптимистичен. Однако, победа добра достигается через жертвенное самоубийство Лукреции. Поэма является, таким образом, трагедией.

Концепция трагического характерна для всего раннего творчества Шекспира. Во всех трагических произведениях молодого Шекспира изображается могущество зла, попирающего добродетель и справедливость. Крайности, до которых доходят носители зла, возбуждают против них всеобщее негодование. Возмездие приходит не с небес, а из мира людей.

В «Лукреции» Шекспир ограничивается изображением лишь одного случая тиранического произвола. О том, что он является не единичным, мы узнаем не из непосредственно возникающей перед нами картины реальной жизни, а лишь из лирических жалоб героини. Поэма не содержит наглядного и реалистически-конкретного изображения всех проявлений зла, создавших такую обстановку, при которой гибель Лукреции явилась последней каплей, переполнившей чашу терпения римлян.

Шекспир отвергает морализаторский принцип средневекового искусства, согласно которому нравственно злое должно было в художественном изображении выглядеть безобразным, а доброе - внешне прекрасным. Соответственно этому в поэме дурная натура Тарквиния не заметна в его внешнем обличье. Этот принцип применялся Шекспиром не только в "Лукреции", но и во всем его остальном творчестве.

В поэмах обнаруживается огромное богатство мысли Шекспира. Он создает образы большой поэтической красоты, и, хотя непосредственного изображения действительности мы здесь не находим, все в поэмах проникнуто чувством жизни, пониманием ее сложности и стремлением постичь законы, управляющие миром.

И все же считается, что большая поэтическая форма Шекспиру не удалась. Вероятно, он и сам это почувствовал, ибо больше не возвращался к этой форме, а нашел жанр, более органичный для своего лирического дарования - сонет.

Сонеты

Форма сонета была изобретена давным-давно. Ее создали, вероятно, провансальские поэты, но свое классическое развитие сонет получил в Италии эпохи Возрождения.

Форма сонета была придумана тогда, когда считалось, что искусство поэта требует владения самыми сложными и трудными приемами стихосложения. Как мы знаем –

"Суровый Дант не презирал сонета,

В нем жар любви Петрарка изливал...".

И именно Петрарка поднял искусство написания сонетов на величайшую высоту.

В сонете всегда 14 строк. Классическая итальянская форма сонета строится следующим образом: два четверостишия и два трехстишия с определенной системой рифм: авва aвав ccd ede или авав авав ccd eed . Сонет не допускает повторения слов (кроме союзов и предложных слов или артиклей). Первое четверостишие должно содержать экспозицию, то есть изложение темы, причем уже самая первая строка должна сразу вводить читателя в тему стихотворения. Во втором четверостишии дается дальнейшее развитие темы, иногда по принципу противопоставления. В трехстишиях дается решение темы, итог, вывод из размышлений автора.

Трудность формы, строгость композиционных принципов увлекли поэтов эпохи Возрождения. В Англии сонет ввел Уайет . Однако он долго оставался второстепенной по значению формой, пока пример Филиппа Сидни не увлек других поэтов, и тогда, в конце XVI века, сонет на короткое время занял первенствующее место в лирике.

Сначала английские поэты следовали итальянской схеме построения сонета, затем выработалась своя система его композиции. Английская форма сонета состоит из трех четверостиший и заключительного двустишия (куплета). Принятый порядок рифм: авав cdcd efef gg . Эта система является более простой по сравнению с итальянской схемой Петрарки. Так как ею пользовался Шекспир, то она получила название шекспировской.

Как и в классическом итальянском сонете, каждое стихотворение посвящено одной теме. Как правило, Шекспир следует обычной схеме: первое четверостишие содержит изложение темы, второе - ее развитие, третье - подводит к развязке, и заключительное двустишие в афористической лаконичной форме выражает итог. Иногда это вывод из сказанного выше, иногда, наоборот, неожиданное противопоставление всему, о чем говорилось раньше, и, наконец, в некоторых случаях просто заключение, уступающее в выразительности предшествующим четверостишиям - мысль как бы затихает, успокаивается.

В ряде случаев Шекспир нарушает этот принцип композиции. Некоторые сонеты представляют собой последовательное от начала до конца развитие одной темы посредством множества образов и сравнений, иллюстрирующих главную мысль.

Рассматривая "Сонеты" Шекспира, необходимо прежде всего точно представлять себе требования композиции, которым должен был подчинять свое воображение поэт. И, чтобы оценить это искусство, надо научиться видеть, как он умел подчинять эту жесткую схему своему замыслу, идее. Вчитываясь в "Сонеты", можно видеть, как Шекспир все более овладевал этой сложной формой. В некоторых, особенно начальных сонетах еще чувствуется скованность поэта - форма как бы тянет его за собой. Постепенно Шекспир достигает той свободы владения формой, когда ни сам он, ни мы уже не ощущаем ее стеснительных рамок, и тогда оказывается, что в 14 строк можно вместить целый мир, огромное драматическое содержание, бездну чувств, мыслей и страстей.

До сих пор рассматривалась внешняя сторона сонета. Обратимся теперь к тому, что составляет его внутреннюю форму.

Как уже сказано, в каждом сонете развивается лишь одна тема. Оригинальность поэта отнюдь не в том, чтобы придумать ее. Ко времени Шекспира сонетная поэзия, да и лирика вообще были так богаты, что все возможные темы получили выражение в стихах поэтов. Уже Петрарка, родоначальник поэзии эпохи Возрождения и отец всей новой европейской лирики, в своих сонетах исчерпал весь запас тем, посвященных душевной жизни человека, особенно чувству любви.

Каждый поэт той эпохи, писавший лирические стихотворения, и в частности сонеты, знал, что поразить новизной сюжета он не может. Выход был один: найти новые выразительные средства, новые образы и сравнения, для того чтобы всем известное зазвучало по-новому. К этому и стремились поэты эпохи Возрождения, в том числе и Шекспир.

Еще Петрарка определил основу внутренней формы сонета, его образной системы. В основе ее лежало сравнение . Для каждой темы поэт находил свой образ или целую цепь образов. Чем неожиданнее было уподобление, тем выше оно ценилось. Сравнение доводилось нередко до крайней степени гиперболизма . Но поэты не боялись преувеличений.

Множество образов, возникающих в каждом сонете Шекспира, спаяны внутренним единством. Чем же оно достигается? Слитностью идеи и образа. Итальянцы называли это словом "concetti ", англичане "conceit ", и буквальное русское соответствие этому термину - "концепция". Концепция эта является художественной. Сущность ее в том, что мысль, чувство, настроение, все неуловимые и трудно выразимые душевные движения выражаются через конкретное и наглядное, и тогда оказывается, что между духовным и материальным миром существует бесконечное количество аналогий. Так, мысль о необходимости продлить свою жизнь в потомстве поэт выражает в сонете 1, говоря:

"Мы урожая ждем от лучших лоз,

Чтоб красота жила, не увядая.

Пусть вянут лепестки созревших роз,

Хранит их память роза молодая".

Содержание сонета составляет чувство или настроение, вызванное каким-нибудь фактом. Сам факт лишь глухо упоминается, дается намеком, а иногда у сонета и вовсе отсутствует непосредственный повод- стихотворение служит выражением настроения, владеющего поэтом. Главное - в выражении эмоций, в нахождении слов и образов, которые не только передадут душевное состояние лирического героя, но и заразят этим настроением читателя.

В сонетах, как и в поэмах, частные случаи служат поводом для широких обобщений , касающихся всей жизни. Иногда кажется, что речь идет о каком-то чисто личном, мимолетном настроении, но поэт непременно связывает его с чем-то большим, находящимся вне его. В драмах Шекспира и особенно в его трагедиях мы сталкиваемся с таким же сочетанием частного и общего.

Поэты Возрождения, и особенно Шекспир, очень остро ощущали противоречия жизни. Они видели их и во внешнем мире и в душе человека. "Сонеты" раскрывают перед нами диалектику душевных переживаний, связанных с чувством любви, которое оказывается не только источником высочайших радостей, но и причиной тягчайших мук.

Когда были созданы "Сонеты"? Большинство исследователей считает, что "Сонеты" были написаны Шекспиром между 1592 и 1598 годами. Именно эти годы являются периодом наивысшего расцвета сонетной поэзии в английской литературе эпохи Возрождения. Толчок этому дало опубликование в 1591 году цикла сонетов Филиппа Сидни "Астрофил и Стелла " (написаны они были раньше, около 1580 года). С этого времени сонет стал самой модной формой лирики. Поэты состязались друг с другом в обработке этой трудной стихотворной формы и создали большое количество сонетных циклов. В 1592 году Сэмюэл Деньел опубликовал цикл сонетов "Делия "; в 1593 году появились: "Слезы воображения" Томаса Уотсона, "Парфенофил и Парфенона" Барнеби Барнса , "Филлида " Томаса Лоджа , "Лисия " Джайлза Флетчера ; в 1594 году - "Диана" Генри Констебла, "Сонеты к Селии " Уильяма Перси, "Зерцало Идеи" Майкла Драйтена и анонимный цикл "Зефирия "; в 1595 году - знаменитые "Аморетти " величайшего поэта английского Возрождения Эдмунда Спенсера, "Цинтия " Ричарда Барнфилда , "Сто духовных сонетов" Барнеби Барнса , "Альцилия " неизвестного автора; в 1596 году - "Фидесса " Бартоломью Гриффина и "Хлорида" Уильяма Смита; в 1597 году - "Сто христианских страстей" Генри Пока, "Лаура " Роберта Тофта , "Древо любовных ухищрений" Николаса Бретона ; в 1598 году - "Альба" Роберта Тофта . После 1598 года поток сонетной поэзии сразу обрывается, и в последующие несколько лет не выходит ни одной книги сонетов, пока в 1609 году издатель Т.Торп не выпустил в свет "Сонеты" Шекспира.

Шекспир всегда был чуток к запросам и интересам своего времени. Его драматургия свидетельствует об этом с достаточной ясностью. Когда написание сонетов стало модой, Шекспир также обратился к этой поэтической форме.

За то, что "Сонеты" были созданы между 1592-1598 годами, говорит также их стилевая близость к другим произведениям, написанным Шекспиром в эти годы. Ряд тем и мотивов "Сонетов" перекликается с некоторыми строфами его поэм "Венера и Адонис" (1593) и "Лукреция" (1594). Обнаружено сходство между поэтическими выражениями, образами и сравнениями, встречающимися в "Сонетах" и в драматических произведениях, написанных Шекспиром в эти годы. Особенно наглядны параллели между "Сонетами" и отдельными местами таких пьес, как "Два веронца ", "Бесплодные усилия любви", "Ромео и Джульетта ", которые были созданы Шекспиром в 1594-1595 годах.

Но хотя основная масса сонетов была написана между 1592 и 1598 годами, не исключена возможность, что отдельные стихотворения, вошедшие в сборник, были созданы раньше, а другие - позже этих лет.

В обычае поэтов эпохи Возрождения было писать сонеты так, чтобы они складывались в циклы, внутренне связанные с определенной темой и лирическим сюжетом. "Сонеты" Шекспира близки к этому.

В основном "Сонеты" складываются в лирическую повесть о страстной дружбе поэта с прекрасным юношей и не менее страстной любви к некрасивой, но пленительной женщине.

"На радость и печаль, по воле Рока,

Два друга, две любви владеют мной:

Мужчина светлокудрый, светлоокий

И женщина, в чьих взорах мрак ночной".

Единство цикла Сонетов не столько сюжетное, сколько идейно-эмоциональное. Оно определяется личностью их лирического героя - того, от чьего имени написаны все эти стихи.

В драме, развертывающейся перед нами в "Сонетах", три персонажа: Друг, Смуглая дама и Поэт. Первых двух мы видим глазами поэта. Его отношение к ним претерпевает изменения, и из описаний чувств поэта по отношению к этим двум лицам перед нами возникает большой и сложный образ главного лирического героя "Сонетов".

Нельзя напрямую отождествлять лирического героя "Сонетов" с самим Шекспиром. Конечно, в образ лирического героя вошло немало личного. Но это не автопортрет, а художественный образ человека, такой же жизненно правдивый и реальный, как образы героев шекспировских драм.

Поскольку порядок, в котором дошли до нас "Сонеты", несколько перепутан, содержание их яснее всего раскрывается, если сгруппировать стихотворения по тематическим признакам. В целом они распадаются на две большие группы: первые 126 сонетов посвящены другу, сонеты 127-154 - возлюбленной.

Сонетов, посвященных другу, гораздо больше, чем стихов о возлюбленной. Уже это отличает цикл Шекспира от всех других сонетных циклов не только в английской, но и во всей европейской поэзии эпохи Возрождения.

Сонеты к другу и сонеты к возлюбленной - это как бы два отдельных цикла, между которыми есть связь. Но в целом "Сонеты" не выглядят как заранее задуманный и планомерно осуществленный цикл лирических стихотворений.

Именно поэтому и сложилось мнение о нарушении последовательности сонетов еще в первом издании 1609 года? Даже поверхностное ознакомление приводит к выводу, что логика лирического сюжета не везде выдержана. Так, например, о том, что друг изменил поэту с его возлюбленной, мы узнаем из сонетов 40, 41, 42, причем задолго до того, как узнаем о том, что у поэта была возлюбленная, - о ней нам рассказываютсонеты,начиная со 127-го.

Это не единственный случай нарушения последовательности в расположении сонетов. Возможно, что сам Шекспир написал некоторые сонеты вне цикла, не заботясь о том, какое место они займут в книге его "Сонетов".

В связи с этим возникли попытки исправить неточности первопечатного текста, определив более логически последовательный порядок сонетов. Было предложено несколько систем их расположения. Некоторые из них заслуживают внимания. Иногда при перестановке мест сонетов обнаруживается ранее не замечаемая логика связи между отдельными стихотворениями. Иногда сближение разных сонетов оказывается произвольным, навязывая автору больше, чем он предполагал.

"Сонеты" Шекспира принадлежат к выдающимся образцам лирической поэзии. В лирике, как правило, привыкли видеть выражение личных чувств и переживаний поэта. В первой половине XIX века, в пору господства романтизма, когда в поэтическом творчестве видели главным образом средство самовыражения автора, утвердился взгляд на "Сонеты" как на лирическую исповедь Шекспира. Поэт-романтик Вордсворт , возрождая форму сонета, исчезнувшую в поэзии XVIII века, писал: "Этим ключом Шекспир открыл свое сердце".

Такой взгляд получил широкое распространение. Многие исследователи Шекспира решили, что "Сонеты" в самом точном смысле автобиографичны . В них стали видеть поэтический документ, в котором Шекспир рассказал факты своей личной жизни и личные переживания. Стали доискиваться, кто же те лица, о которых рассказано в сонетах, - друг и возлюбленная Шекспира? Что касается друга, то, по мнению многих исследователей, имя его зашифровано инициалами в посвящении, которым открывается первое издание "Сонетов". Посвящение гласит: "Тому единственному, кому обязаны своим появлением нижеследующие сонеты, господину W.Н. всякого счастья и вечной жизни, обещанных ему нашим бессмертным поэтом, желает доброжелатель, рискнувший издать их. Т.Т.".

Второе лицо, упоминаемое в "Сонетах", - возлюбленная поэта. По имени она не названа. В те времена авторы сонетов давали дамам, которых они воспевали, возвышенные поэтические имена. У Сидни - это Стелла , у Деньела - Делия , у Драйтона - Идея и т. д. Шекспир не позаботился даже дать своей возлюбленной условное поэтическое имя. Из "Сонетов" мы узнаем только, что она смугла, черноволоса и не отличается верностью в любви. За ней утвердилось имя "Смуглой дамы Сонетов" (the Dark Lady of the Sonnets ).

Не трудно представить, сколько труда было потрачено любопытствующими исследователями на то, чтобы установить личность Смуглой дамы. В конце концов наибольшее количество сторонников снискали Элизабет Верной и особенно Мери Фиттон , а также бойкая трактирщица миссис Давенант из Оксфорда.

Художник всегда обогащает натуру, внося многое, чего в ней нет. Художник вкладывает в изображаемое им свой жизненный опыт, свои чувства, взгляды, настроения, которые не обязательно и не непосредственно относятся именно к данной модели. Поэтому можно поручиться, что и друг и возлюбленная, воспетые Шекспиром, были иными, чем они предстают в "Сонетах". Мы видим их глазами Шекспира, а поэт видит, чувствует иначе, больше, глубже, тоньше, чем обыкновенные люди. В лирике особенно важен взгляд именно самого поэта, его видение и чувство. Поэтому больше всего "Сонеты" говорят нам не столько о тех лицах, которые возбудили эмоции автора, сколько о нем самом, и, следовательно, ошибочно понимать буквально все сказанное поэтом, связав это непосредственно с его биографией. Творчество поднимает поэта над ним самим, каким он является в повседневной жизни.

Отдельные сонеты, не связанные ни с темой дружбы, ни с темой любви. Это просто лирические размышления поэта о разных жизненных вопросах. Эти сонеты кажутся более глубокими и более зрелыми, чем те, которые посвящены воспеванию юного друга. Есть в них мысли, перекликающиеся с трагедиями, написанными Шекспиром в первые годы XVII века. Особенно интересен в этом отношении 66-й сонет, близкий по мыслям к знаменитому монологу Гамлета "Быть или не быть...".

В сонетах Шекспира есть внутренняя двойственность. Идеальное и реальное сосуществуют в сонетах Шекспира в сложном сочетании, как и в его драматургии. Шекспир предстает здесь то как поэт, отдающий долг возвышенной и иллюзорной романтике аристократической поэзии, то как поэт-реалист, вкладывающий в традиционную форму сонета глубоко жизненное содержание, которое подчас требует образов, далеких от галантности. Хотя в "Сонетах" Шекспира много реального, нельзя сказать, что здесь он предстает исключительно как поэт-реалист. Борьба реального с идеальным здесь не увенчалась полным торжеством реального.

Итальянские гуманисты, разрабатывая новую философию, взяли себе в учители древнегреческого философа Платона. Из его учения они извлекли понятие о любви как высшем чувстве, доступном человеку. Преклонение перед красотой и величием человека составляет важнейшую черту гуманистического мировоззрения эпохи Возрождения в отличие от средневековой философии, учившей, что человек - сосуд всяких мерзостей, от которых он освобождается только тогда, когда его душа покидает бренную телесную оболочку.

Гуманисты видели в любви не столько форму взаимоотношений между лицами разного пола, сколько истинно человеческую форму отношений людей друг к другу вообще. Дружбу между мужчинами они считали столь же высоким проявлением человечности. Такое проявление любви считалось более высоким, ибо в дружбе проявляется чистота чувств. Дружба основана на чисто духовном чувстве.

"Сонеты" Шекспира - вдохновенный гимн дружбе . Если уж говорить о том, как проявился гуманизм в этих стихотворениях, то он состоит именно в безгранично высоком понимании дружбы. Однако и красота друга всегда волнует поэта, который изощряется в поисках образов для ее описания.

Шекспир отнюдь не был одинок в таком понимании дружбы. Сохранилось письмо великого гуманиста эпохи Возрождения Эразма Роттердамского , который описывал Ульриху фон Гуттену внешность и характер Томаса Мора. Уж на что сухим человеком был Эразм, но и он писал о Томасе Море с искренним восхищением. Не только нравственные качества автора "Утопии", но и внешность его вызывала восхищение Эразма. Французский гуманист Мишель Монтень питал полную восхищения дружбу к Этьену де ла Боэси и писал о нем с энтузиазмом влюбленного.

Прославление друга, таким образом, представляет собой перенесение Шекспиром в поэзию мотивов, которые уже встречались в гуманистической литературе.

Стихи, посвященные другу, имеют несколько тем. Первые 19 сонетов на все лады толкуют об одном и том же: друг должен жениться для того, чтобы его красота ожила в потомках. Через всю группу сонетов проходит противопоставление бренности Красоты и неумолимости Времени. Время воплощает тот закон природы, согласно которому все рождающееся расцветает, а затем обречено на увядание и смерть. Здесь перед нами обнаруживается оптимистический взгляд на жизненный процесс. Время может уничтожить одно существо, но жизнь будет продолжаться. Поэт взывает к другу победить Время, оставив после себя сына, который унаследует его красоту.

Есть еще одно средство борьбы с Временем. Его дает искусство. Оно также обеспечивает человеку бессмертие. Свою задачу поэт и видит в том, чтобы в стихах оставить потомству облик того человеческого совершенства, какое являл его прекрасный друг.

Платонический характер дружбы вырисовывается особенно в той группе сонетов, которые посвящены разлуке (24, 44-47, 50, 51). В этой группе сонетов чувство проявляет себя с такой силой, что даже при отсутствии друга онпостоянно остается живой реальностью для поэта.

"Усердным взором сердца и ума

Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.

И кажется великолепной тьма,

Когда в нее ты входишь светлой тенью" (27).

Если вначале друг изображался как воплощение всех совершенств, то, начиная с 33-го по 96-й сонет, его светлый облик омрачается. Пыл дружбы сменяется горечью разочарования, наступает временное охлаждение. Но чувство любви в конце концов все же побеждает. Поэт прощает другу даже то, что он отнял у него возлюбленную. Для него тяжелее лишиться его дружбы, чем ее любви:

"Тебе, мой друг, не ставлю я в вину,

Что ты владеешь тем, чем я владею.

Нет, я в одном тебя лишь упрекну,

Что пренебрег любовью ты моею" (40).

Этот мотив заставляет вспомнить эпизод финала "Двух Веронцев ", где Валентин проявил готовность уступить Протею свою возлюбленную. В пьесе это кажется странным и неоправданным, но, читая "Сонеты", в которых изображается аналогичная ситуация, можно понять этот загадочный эпизод "Двух веронцев ".

Заключительная группа сонетов, начиная со 127-го по 152-й, посвящена «женщине, в чьих взорах мрак ночной». Если друг изображен как существо идеальное, то подруга поэта показана как вполне земная:

"Ее глаза на звезды не похожи,

Нельзя уста кораллами назвать,

Не белоснежна плеч открытых кожа,

И черной проволокой вьется прядь..." (130).

Этот сонет полон выпадов против идеализации женщины в лирике эпохи Возрождения. Штампованным признакам красоты Шекспир противопоставляет реальный женский образ.

Из других сонетов мы узнаем, что возлюбленная "прихоти полна" (131), что она терзает его и друга "прихотью измен" (133). Поэт спрашивает себя:

"Как сердцу моему проезжий двор

Казаться мог усадьбою счастливой?" (137).

Чувство поэта становится крайне сложным. Даже убедившись в неверности, он сохраняет к Даме привязанность. В их отношениях воцаряется ложь:

"Я лгу тебе, ты лжешь невольно мне,

И, кажется, довольны мы вполне!" (138).

Очевиден контраст между чувствами к другу и к возлюбленной. В чувствах к другу даже боль и горечь светлы, чувства к возлюбленной становятся непереносимыми и любовь превращается в сплошную муку:

"Любовь - недуг. Моя душа больна

Томительной, неутолимой жаждой.

Того же яда требует она,

Который отравил ее однажды" (147).

Любовь отуманивает разум и лишает способности видеть людей и мир в их истинном свете:

"Любовь слепа и нас лишает глаз.

Не вижу я того, что вижу ясно.

Я видел красоту, но каждый раз

Понять не мог - что дурно, что прекрасно" (137).

Заметим, что в отличие от других произведений в Сонетахлирический герой не ищет для себя выхода в смерти. Лирический герой "Сонетов", хоть и зовет смерть, все же находит нечто, примиряющее его с жизнью: это его друг и радость, которую дает любовь к нему. Он не хочет покинуть своего друга в суровом мире:

"Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж

Достоинство, что просит подаянья,

Над простотой глумящуюся ложь,

Ничтожество в роскошном одеянье,

И совершенству ложный приговор,

И девственность, поруганную грубо,

И неуместной почести позор,

И мощь в плену у немощи беззубой,

И прямоту, что глупостью слывет,

И глупость в маске мудреца, пророка,

И вдохновения зажатый рот,

И праведность на службе у порока.

Все мерзостно, что вижу я вокруг.

Но как тебя покинуть, милый друг!"

Если бы можно было быть уверенным в том, что расположение сонетов отвечает хронологии событий, то итог всей этой лирической истории был бы трагическим, потому что завершается весь цикл проклятиями той любви, которая принижает человека, заставляет мириться с ложью и самого быть лживым. Прибежищем от перенесенных страданий является возобновление дружбы, которую испытания сделали еще прочнее. Платоническая идея любви как чувства духовного одерживает в "Советах" Шекспира полную победу .

"Сонеты" Шекспира – подлинный шедевр английской лирики эпохи Возрождения. Сквозь условность и искусственные рамки формы в них пробились подлинные человеческие чувства, большие страсти и гуманные мысли.


Литература

1. Аникст А.А. Поэмы, сонеты и стихотворения Шекспира - М.: Книга, 1974

2. Аникст А.А. Шекспир: ремесло драматурга. - М.: Сов.писатель , 1974

3. Штейн А.Л. Вильям Шекспир: Жизнь и творчество. - М.: Ин-т иностр.яз . (Гаудеамус ), 1996

4. Гарин И.И. Шекспир Вильям, о нем. Художественная литература. Харьков: Гариниздат , 1998

5. Шестаков В. Мой Шекспир. Гуманистические темы в творчестве Шекспира. - М.: Славян.диалог , 1998

Главная » Методики обучения » Уильям шекспир сонеты краткое содержание. Небольшое сочинение "темы сонетов шекспира"